Человечек вломился в заросли колючек, пропахал в них борозду, едва не столкнулся с людьми, не обратив, впрочем, на них никакого внимания, и нырнул в рощу, в которой скрылся желтоглазый крокодило-тираннозавр.
— Быстрый парень, — сказал Никита, проводив его взглядом. — Может быть, это местный маленький Мук в сапогах-скороходах?
— Скорее местный псих, сбежавший из лечебницы, — предложил свою гипотезу Толя. — Он очень напоминает Ба — демона засухи из древнекитайской мифологии. Там, где появляется Ба, начинаются жара, засуха, мор. То, что мы и наблюдаем.
Никита остановился, приставил ладонь козырьком ко лбу, вглядываясь в небо. Потом глянул на приблизившуюся цепь пирамид.
— Это город, Оямович, но и он мертв, хотя и не так разрушен, как тот, что мы прошли.
— Я думал, ты точно знаешь, куда мы направляемся.
Сухов закрыл глаза, сосредоточился. Волосы его вдруг встали дыбом, заискрились, с пальцев опущенной руки сорвалась в песок длинная белая искра. Длилось это недолго, через минуту танцор перестал испускать электрическое сияние и стал прежним Суховым.
— Он где-то близко… и здесь еще есть люди, я чую.
Такэда, на которого метаморфозы друга произвели впечатление, лишь легонько сжал его локоть, давая понять, что полностью ему доверяет.
Спустя час они вышли к поясу скал, в окружении которых лежал город, некоторое время любовались пирамидами и многоколонными зданиями необычной архитектуры — готической, но со своеобразными нарушениями, возводящими асимметрию в ранг совершенства, и молчали.
— Гоппурам, — сказал наконец Такэда, показывая на шпиль одной из башен, — и в то же время готическая базилика, чрезмерно вытянутая по вертикали.
— Я не специалист, — отозвался Никита рассеянно. — Посмотри лучше сюда. Здание за храмом видишь?
Такэда послушно глянул в указанном направлении и увидел пирамиду, словно разрубленную надвое каким-то огромным лезвием, застрявшим в ее основании. Впрочем, она и в самом деле была разрублена — мечом, наподобие того, что держал в руке великан, убивший жругра.
— Если битва гигантов происходила и здесь, — помолчав, сказал Толя, — то почему так мало разрушений?
Никита молча повернул в обход скалы и вдруг остановился, сделав предостерегающий жест. В небольшой впадине за грудой скальных обломков скопилось небольшое озеро прозрачной воды — из-под скалы бил родник, и над этим озерцом девушка поразительной красоты с волосами, густой черной волной ниспадающими со всех сторон ее стройной фигурки, держала ладони перед лицом, шепча что-то про себя. Смуглая, гораздо смуглее, чем бронзовокожие индейцы, она тем не менее не была черной, как негры. Гордая посадка головы, великолепное, почти обнаженное тело, каждый жест ее подчеркивали красоту дикую, грозную и одновременно трогательно-наивную. Ее миндалевидные, светящиеся глаза поднимались к вискам, брови над высоким лбом, в хищном изгибе нос, прямой и тонкий, идеального разреза губы дополняли портрет, и смотреть на это лицо хотелось не отрываясь.
На девушке была короткая юбка из чего-то напоминающего перья павлина, а на ногах золотые сандалии с ремешками, охватывающими лодыжки. Рядом, на плоском камне, стоял кувшин с узким горлышком и лежала свернутая кольцом плеть из кожи с колючим узлом на конце. Плеть не очень вязалась с мирным видом незнакомки, но уже через минуту наблюдатели поняли, для чего она смуглянке с лицом Нефертити.
Оказалось, не только они прятались в камнях, подсматривая за девицей. В тот момент, когда Никита собрался выйти к роднику и представиться, из-за груды валунов на противоположной стороне выскочило с десяток существ, которых можно было назвать людьми лишь с большой натяжкой.
Голые смуглые тела, состоящие, казалось, из одних жил, лоснились, будто смазанные жиром, и набедренные повязки удерживались на них чудом. Руки и ноги у существ были как у человека, а головы — почти лошадиными, но чем-то напоминали лицо человеческое.
— Кинноры! — прошептал сзади Такэда. — Кентавры наоборот!
Девушка вскочила, метнулась к камню, и плеть свистнула в ее руке, встретив первого «антикентавра». С визгом тот рухнул на камни, схватившись за морду: колючий шар плети выбил ему глаз. Еще и еще раз свистнула плеть, останавливая кинноров, высоких — не менее двух метров — и гибких, бросающихся на девушку молча, без кличей и криков. Но их было слишком много.
Плеть незнакомки казалась живой и вездесущей, опоясывая ее со всех сторон и раздавая удары независимо от положения руки. Смуглянка успела уложить пятерых полулюдей-полуконей, но один из них все же ухитрился схватить ее сзади. И именно в этот момент подоспел Сухов.
«Кентавры наоборот» были вооружены пращами и короткими палками с утолщениями на концах, похожими на берцовые кости какого-то животного, их можно было легко уложить с помощью, например, нервайлера, но у Сухова были свои резоны.
Три киннора улетели за камни и не поднялись, четвертый успел нанести танцору удар палкой по спине и получил ответный — ногой в лошадиный нос, а пятый, держащий девушку, оказался самым догадливым: бросив добычу, он мгновенно скрылся за скалами, куда уползли и побитые соплеменники.
Девушка живо схватила свою плеть, прочертившую смертоносную кривую вокруг руки, отступила на шаг, исподлобья разглядывая освободителя. Так же внимательно оглядела Такэду, выступившего из-за камня с улыбкой на лице.
— Хет ка?
Голос у нее был низкий, бархатного тембра, такой же красивый и глубокий, как у Ксении, и у Никиты перехватило дыхание. Она и смотрела, как художница, исподлобья, без тени смущения или страха, внимательно и серьезно. Сухов глубоко вздохнул, мотнул головой, избавляясь от наваждения.
— Хет ка? — повторила вопрос девушка.
— Кто вы? — с запинкой перевел лингвер. — Это такемтский диалект языка мыср. Планета называется Айгюптос, страна — Риангомбе.
— Ка раддхи? — продолжала незнакомка, в голосе которой прозвучали удивление и нетерпение. — Ка птах маинсс?
— Вы маги или духи умерших? — добавил лингвер.
— Мы люди, — ответил Никита, показывая ладони дружеским жестом, — и не причиним вам зла. Меня зовут… м-м… Сухов, а его — Такэда. А вас?
— Селкит, — назвала свое имя девушка, гордо вздергивая подбородок, и волосы волной-цунами взметнулись над ее головой. — Чего вы хотите?
— Мы ищем пристанища, а также человека, который мог бы нам помочь.
— Тогда идите за мной. — Девушка ничуть на удивилась, прислушиваясь одновременно к тому, что говорит Никита, и к переводу лингвера. Она взяла кувшин с водой, непонимающе глянула на Толю, предложившего помощь, но кувшин не отдала. — Поспешите, хемуу могут вернуться.
Грациозно изгибаясь с сосудом на плече, она, не оглядываясь, заскользила по тропинке между камней, а друзья смотрели ей вслед.
— Ты был великолепен, — пробормотал Такэда, — но на нее, похоже, это не произвело впечатления. Она даже не поблагодарила. Как настоящая богиня! Селкит… Красивое имя и, по-моему, встречается в земном фольклоре. Ну, что стал, идем?
Никита безмолвно двинулся следом за Селкит.
Глава 4
Город, странный, сказочно-громадный, со следами седой древности, потрясал красотой и необычайной гармонией, строящейся на асимметрии, геометрических контрастах, на отличных от земных законах зодчества. Архитектуру его сооружений можно было бы отнести к готическому стилю Земли, если бы не «египетский» силуэт, «исламский» колорит башен, асимметричная завивка и сложнейшая скульптурная обработка порталов и фасадов зданий. Город стоял пустым более тысячи лет, никто в нем не селился, кроме кинноров-хемуу и всякой нечисти, никто не поддерживал в нем чистоту и порядок, не ухаживал за постройками, и все же он был почти цел: рука разрушения коснулась лишь кое-каких жилищ на окраине да акведука, некогда подводящего к нему воду из высокогорного озера.
Полдня пришельцы провели на улицах и площади Соут-Хорра — так назывался город — и не заметили этого. Сопровождала их Селкит, одетая в тонкую красную тунику с узором паутины, перехваченную в талии золотым пояском. На руках и ногах девушки позванивали золотые браслеты необычайно тонкой работы, на шее блестел обруч, а в ушах покачивались и сверкали рубинами огромные красивые серьги в форме свернутой в спираль змеи.
Такэда некоторое время шел рядом, вслушиваясь в гортанно-низкий голос Селкит, рассказывающей о достопримечательностях города, потом отстал, с каким-то внутренним сожалением оценив, насколько Никита и Селкит внешне идеальная пара. Оба были высокими, гибкими, сильными и красивыми, разве что тип красоты у них был разный да уровень знаний тоже. Зато примат чувств над разумом одинаков, подумал Толя неодобрительно. Характер? Или влияние среды? Толя имел в виду Никиту.
Очередная площадь распростерлась перед ними шахматной доской с «толпой» фигур-скульптур и колонн. Затем слева потянулось гигантское здание — Лабиринт, по словам Селкит, пантеон бесчисленного множества богов страны, среди которых были не только человекоподобные существа, но и кинноры, «кентавры наоборот», и другие монстры, полулюди-полузвери-полуптицы, выраженные галереей скульптурных шедевров, созданных неведомыми скульпторами.
Справа открылась аллея своеобразных сфинксов — динозавров с человеческими головами, размеры которых по мере продвижения увеличивались, росли, пока не превзошли размеры здания за ними. Последний сфинкс высотой с небоскреб казался живым, а формой больше всего походил на… жругра! Он смотрел вниз, на людей-букашек, с насмешливым презрением и улыбался, и от этой улыбки по коже ползли мурашки.
— Это мавзолей Ахтоя, последнего кемтарха Риангомбе, — сказала притихшая Селкит. — Он пришел с юга с армией хемуу, победил Хаттусилиса и возвел эту часть города.
— Видимо, строителями у него были недобрые люди, — тихо проговорил Никита, поднимая голову: показалось, что сверху на них упала чья-то холодная зловещая тень. Оглянулся.
Оставленная позади часть города была творением умелых зодчих и художников, выражен