— Полученные инструкции предписывают завоевать всю вселенную, культивируя на завоеванных планетах ровно такую численность подчиненных народов, которая необходима в каждый
конкретный момент для завершения поставленной цели.
— Но почему?
— Все решает комитет, — холодно ответил собеседник.
В воображении Модьюна стала смутно вырисовываться иерархическая структура управления враждебной расы.
— Вы упоминали комитет, — сказал он. — Вы поддерживаете связь с его членами?
— Нет, это они поддерживают с нами связь. Мы только получаем от них инструкции.
— Значит, они не живут среди вас?
— Нет, что вы! — нунулийца явно передернуло. Они живут за барьером, туда никто не имеет доступа. Ни одна живая душа.
— А они похожи на вас — я имею в виду внешне?
— Ну, разумеется, нет. Это было бы просто нелепо. — Нунулиец неожиданно возмутился. — Члены комитета — совершенно особая раса.
— И сколько же их?
— Около тысячи, — последовал ответ.
— Теперь мне все понятно, — проговорил Модьюн. И ответа нунулийца стало ясно, что он не понял этого замечания. Пришелец сказал:
— Комитет и не должен иметь больше членов. Иначе он станет слишком громоздким.
— Да, конечно, — поспешил согласиться Модьюн. И после короткой паузы добавил:
— Мне стало известно, что человекозверей отправляют в космический полет к другим звездным мирам. По-видимому, вы используете их в качестве разведчиков?
— Пожалуй, это как вспомогательные войска, входящие в состав нашей системы захвата.
— Значит, заседание, на котором должен решиться вопрос о маршруте корабля, уже готового к старту — чистая фикция?
— Здесь, на Земле — ответил нунулиец, — мы сохраняем внешние атрибуты демократии, некогда установленной человеком. Отсюда все эти заседания, призванные создавать впечатление свободы выбора, осуществляемого большинством. На самом деле, планеты, намеченные для завоевания уже давно определены.
— Значит, пока вы еще окончательно не решили, как поступить с народом, населяющими Землю?
— Дело за комитетом, — сказал нунулиец. — Он вынесет решение, как быть с Землей. Что же касается того, чем пока будут заниматься ее обитатели — это несущественно. Ведь планета уже наша.
Подводя итог беседы, он заметил:
— На мой взгляд, сейчас в связи с приближением старта, ваше присутствие здесь может оказаться нежелательным. Поэтому я
рекомендовал бы вам вернуться за барьер.
— Но мне кажется, пока я нахожусь под видом обезьяны, мое присутствие не может вам помешать, возразил Модьюн.
— Раньше или позже кто-то узнает вас, и тогда осложнения неминуемы. Поэтому мой вам совет — покиньте город.
Но Модьюн не сдавался.
— Вам хорошо известно, что мы, люди, никогда не используем свой дар в агрессивных целях. Но у меня такое впечатление, что при желании я мог бы уничтожить всех нунулийцев на планете. Разве не так?
— По-видимому, придется-таки доказать вам, что из-за своей малочисленности вы стали практически бессильны, — нунулиец явно разозлился. — Полагаю, что на этом наша беседа закончена. Вы можете покинуть здание тем же путем, что и пришли.
И вот наступило утро.
Проснувшись, Модьюн задумался: чувствует ли он себя по иному, зная, что живет на завоеванной планете? Пожалуй, нет. Как будто и не было на Земле четырех миллиардов мужчин и женщин, постепенно ушедших в небытие по той простой причине, что жизнь слишком утомительна. Ведь никто их не убивал. Все могло быть гораздо хуже: предположим, сейчас им предстояло бы уничтожение…
Итак, дело сделано: с человечеством расправились тихо и незаметно. Неужели это итог продуманного плана завоевания Земли?
Вопрос был чисто риторическим.
Глава 7
Проблема исчерпана. Больше нет смысла думать о ней. Модьюн встал с постели.
Заканчивая свой туалет, он услышал на крыльце шаги и открыл дверь.
Перед ним стояло четверо друзей. Все они были одеты иначе, чем вчера. Теперь на каждом, кроме брюк, красовался пиджак. Из под него виднелась белая рубашка с высоким воротничком. Вокруг шеи повязаны яркие галстуки. Даже обувь другая. Вчера они ходили в стоптанных сандалиях, а сегодня утром на ногах у них начищенные черные ботинки.
Модьюн с легким удивлением обвел взглядом всю четверку. Он еще не успел ничего сказать, как медведь добродушно произнес:
— Мы тут решили, что ты, может быть, захочешь позавтракать с нами.
От него исходило такое душевное тепло, что Модьюн не стал раздумывать. По правде говоря, он не знал, чем себя занять, пока из-за барьера не приедет Соодлил. Ему пришло в голову, что было бы неплохо попутешествовать по планете. Когда он вырвется к людям, эти педанты-ученые потребуют от него подробный отчет. Но путешествие может и подождать. «Во всяком случае, — подумал он, усмехнувшись, — пока мы не позавтракаем.»
Он вышел на крыльцо. Повернулся. Запер дверь. Снова повернулся. Потом поздоровался за руку с каждым из человекозверей. Последним был Наррл. Лис сказал:
— У нас полно времени. Заседание комитета возобновится не раньше одиннадцати.
День, как и вчера был солнечный. Шагая рядом с друзьями, Модьюн всей грудью вдыхал утренний воздух, по-прежнему чистый и свежий. Значит, и в правду ничего не случилось. Он повеселел и спросил:
— Как прошло вчерашнее заседание?
В ответ — одни междометия, выражающие единодушное возмущение.
— Ох, уж эти надутые гиены, — буркнул Доолдн.
Остальные были настроены столь же резко. Постепенно выяснилось, что им не дали выступить, потому что они были одеты не по форме. Им только и оставалось, что сидеть среди прочих слушателей да наблюдать в бессильном негодовании, как члены комитета одурачивают их незадачливых сторонников.
— Но сегодня мы положим этому конец, — проворчал Доолдн, и в голосе его послышалось рычание. Немигающий взгляд и загоревшиеся на щеках багровые пятна — знаки пробуждающейся звериной ярости — придавали его словам зловещий оттенок.
Помня слова нунулийца о том, что курс корабля уже предопределен, Модьюн не мог не сочувствовать своим приятелям. И тут его тело ощутило внутренний толчок.
— А почему бы мне не пойти с вами? — предложил он. Мне хочется самому взглянуть на гиен. Я не буду выступать — только посмотрю.
Это была правда. Ему действительно захотелось как следует рассмотреть их.
Четверка зверей пришла в восторг.
— Может быть, ты расскажешь им про нунулийцев? сказал Икхдохс.
— Только придется ему одеться по приличнее, ворчливо заметил Роозб. — Ты оденься, как мы.
— Но я же не собираюсь выступать, — повторил Модьюн.
Пока они позавтракали, пока достали для него костюм, — незаметно подошло время заседания. Вместе с остальными, Модьюн поспешил на улицу; почти сразу же подъехала машина и подобрала их.
Они вышли у высокого здания в центре города. Поднялись на лифте на верхний этаж. Еще когда они шли по коридору, в повадке людей-зверей появилась какая-то затаенная почтительность. Подойдя к двустворчатым дверям, которые, по всей вероятности, вели в зал заседания, они почти шепотом сообщили о цели своего прихода высоченному человеку-гиене, загораживающему проход. Зверь кивнул, предупредил их о необходимости соблюдать тишину и осторожно приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы они смогли протиснуться друг за другом.
Модьюн сел в заднем ряду и стал разглядывать море разнообразных голов, простиравшееся перед ним. Среди присутствующих было даже несколько видов мелких насекомых — разумеется, они не принадлежали к разряду ездовых. Впоследствии оказалось, что им тоже предстоит выступать, отстаивая свою точку зрения. Модьюн не прислушивался к речам и поэтому так и не узнал, чего они хотят.
Его интересовали члены комитета. Все как один были гиены, и это удивило Модьюна. Ему очень захотелось подойти к ним поближе. Он заметил, что ближе всех к комитету находятся выступающие, и его внезапно осенило, что он сумеет разузнать максимум о гиенах, если попытается оспорить право комитета на рассмотрение вопроса. Почему бы не попробовать?
Поэтому, когда Наррл, исчерпав все свои страстные доводы, закончил выступление, Модьюн сделал ему знак подойти.
— Я передумал, — сказал он шепотом. — Пусть мое имя внесут в список выступающих.
Лис, который, нагнувшись, слушал его, выпрямился во весь свой небольшой рост и, от удивления произнес в полный голос:
— Ну, конечно! Мы сейчас же запишем тебя. Ты должен рассказать им о нунулийцах!
Его слова прозвучали слишком громко, и председательствующий тут же нетерпеливо застучал молотком, призывая к тишине и порядку. Но вот настал черед Модьюна занять место на возвышении. Один из членов комитета вежливо обратился к нему со словами:
— Здесь сказано, что вы — обезьяна. Я встречал разных обезьян, но вы не похожи ни на одну из них.
— Есть много разных пород обезьян, — повторил Модьюн довод, который привел кто-то из приятелей, во время их первой встречи.
— К какой же породе принадлежите вы? — не отставал чиновник.
Модьюн не удостоил его ответом. Ему было интересно как следует рассмотреть зверей-правителей Земли. Те гиены, которых он видел раньше — у столовой и ночью у себя в спальне — пребывали не в лучшей форме и не годились для изучения.
Он подозревал, что если бы человек страдал от жестокого приступа колик или артрита, распознать его умственные способности было бы несколько затруднительно.
Поэтому теперь он и разглядывал гиен так пристально.
И сразу же ясно заметил разницу!
Внешне они ничем не отличались от обычных видоизмененных зверей. По форме головы они лишь отдаленно напоминали обычных гиен, — в той же степени, как и другие звери, сохранившие едва заметное сходство со своими прародителями. Как и остальные, они почти не отличались от людей — настолько полным было биологическое превращение, придавшее им человекообразный облик.
Разница едва заметна — и все же она на лицо! Модьюн обнаружил у них чувство превосходства, уверенности в том, что они — высшая раса. Мы — правители планеты, значит, мы выше всех — вот их логика. Его занимал вопрос: известно ли самим гиенам, что они — всего лишь агенты инопланетян? Сознательно ли они сотрудничают с нунулийцами? По гиенам, входящим в состав комитета, он не мог это определить.