— Вон оно что! — воскликнул Торрес со злорадным восторгом.
— Теперь твоя заплатит мне шесть сто золотой доллар, — сказал И-Пун.
— Ты круглый дурак, — заявил Торрес с непередаваемой насмешкой в голосе. — Это научит тебя, надеюсь, в следующий раз умнее продавать секреты. Это, брат, тебе не башмаки или там красное дерево. Рассказанный секрет все равно что пролетевший ветерок. Вот он дует на тебя, смотришь — и нет его. Это призрак. Кто его видел? Башмаки или красное дерево ты можешь потребовать обратно, но секрета, который ты разболтал, не вернуть. Нет, брат, ты прогадал!
— Твоя говорит призрак, моя говорит призрак, — спокойно возразил И-Пун. — И призрак ушел. Моя не говорил никакой секрет. Твоя спал и видел сон. Когда твоя скажет людям, люди спросят — кто сказал? Твоя скажет — И-Пун. Но И-Пун скажет — нет. И люди скажут — призрак. И люди будут смеяться на тебя.
Тут И-Пун, чувствуя, что собеседник склоняется перед неотразимостью его доводов, многозначительно умолк.
— Моя говорил ветерок, твоя говорил ветерок, — начал он снова, немного погодя. — Твоя верно говорил: ветерок, призрак… Когда моя продавал секрет, моя не продавал призрак. Моя продавал башмаки. Моя продавал красное дерево. Моя продавал доказательства. Верный доказательства. Тяжелый доказательства — много весит на весы. Твоя может порвать зубами бумага, крепкий бумага, казенный бумага. Но моя имеет другой доказательства, твоя не может порвать зубами. Потому ветерок, он — фью, ушел, как туман на утро. Моя имеет доказательства. Твоя платит мне шесть сто золотой доллар за доказательства, а нет — люди будут смеяться на тебя, что твоя слушать призрак.
— Ладно, — сказал Торрес, побежденный мудростью китайца. — Покажи мне доказательства, которых нельзя разорвать.
— Твоя платит раньше шесть сто золотой доллар.
— После того, как ты представишь доказательства.
— Крепкий доказательства твоя получит после. Сначала твоя положит шесть сто золотой доллар в моя рука. Твоя обещала. Обещание — ветерок-призрак. Моя не надо призрак-деньги. Моя хочет настоящий деньги.
И Торресу пришлось уступить и заплатить вперед за доказательства — старые письма, детский медальон и другие мелочи, которые вполне удовлетворили его, когда он ознакомился с ними поближе. Торрес не только уверил И-Пуна, что он вполне удовлетворен, но и заплатил ему вперед еще лишнюю сотню за то, чтобы китаец выполнил поручение, которое он тут же на него возложил.
Тем временем в ванной комнате, соединявшей спальни Фрэнсиса и Генри, оба Моргана переодевались в свежее белье, брились безопасными бритвами и распевали:
Там, спина к спине, у грота
Отражаем мы врага!
А в очаровательном уголке на своей половине Леонсия с помощью двух портних-индианок великодушно посвящала царицу во все обольстительные тонкости туалета цивилизованной женщины. Ей было и весело и грустно в одно и то же время, но царица — истинная женщина во всем — целиком отдавалась этому занятию и приходила в неописуемый восторг от бесчисленных образцов тканей и украшений, которыми были полны шкафы Леонсии. Обе с наслаждением перебирали прелестные вещи, а искусные портнихи, сделав тут стежок, там — складку, без труда подогнали несколько платьев Леонсии на тонкую фигуру царицы.
— Нет, — сказала Леонсия, — вам не нужно надевать корсет. Вы из тех женщин, — они встречаются одна на сотню, — которые могут свободно обходиться без корсета. Я никогда еще не видела таких округлых линий у худощавой женщины. Вы… — Леонсия сделала паузу и отвернулась якобы для того, чтобы взять с туалета булавку, но в то же время она с усилием старалась подавить душившее ее волнение и, только справившись с ним, закончила: — Вы прелестная невеста, и Фрэнсис должен гордиться вами.
Между тем в ванной комнате Фрэнсис первым кончил бриться и оборвал песню, чтобы ответить на стук в дверь. Взяв из рук Фернандо, младшего из братьев Солано, телеграмму, он прочел:
«Выезжайте немедленно. Ваше присутствие необходимо. Требуются большие полномочия. Настроение на бирже вялое, сильно падают только ваши бумаги, кроме Темпико-Нефти, которая крепка как прежде. Телеграфируйте, когда вас ждать.
Положение серьезное. Думаю, что смогу продержаться, если вы выедете немедленно. Срочно жду ответа.
В гостиной оба Моргана застали Энрико и его сыновей за откупориванием пивных бутылок.
— Не успела моя дочь ко мне вернуться, — сказал Энрико, — как я снова должен с ней расстаться. Но на этот раз я легче перенесу разлуку. Свадьба должна состояться завтра. Не следует откладывать ее в долгий ящик. Негодяй Торрес несомненно распустит по всему Сан-Антонио слух о последнем приключении Леонсии в вашем обществе.
Прежде чем Генри успел выразить свое удовольствие, в комнату вошли Леонсия и царица. Он поднял свой стакан и произнес:
— За невесту!
Леонсия, не понимая, к кому относится тост, тоже взяла со стола стакан и взглянула на царицу.
— Нет, нет, — сказал Генри, отнимая у нее стакан, чтобы передать его царице.
— О нет, — сказал в свою очередь Энрико, — и так и этак тост будет неполный. Дайте-ка я провозглашу его как следует. За невест!
— Вы с Генри повенчаетесь завтра, — объявил Леонсии Алессандро.
Как ни неожиданна и неприятна была эта весть для Леонсии, она все же овладела собой и даже отважилась с напускной веселостью посмотреть в глаза Фрэнсису.
— Я предлагаю другой тост, — воскликнула она. — За женихов!
Фрэнсису и без того уже стоило немалого труда согласиться на брак с царицей и сохранить при этом внешнее спокойствие, но теперь, услышав о предстоящем венчании Леонсии, он почувствовал, что не в силах больше сдерживаться. Леонсия заметила, как он борется с собой, стараясь не выдать своих чувств. Его страдания доставили ей тайную радость, и она почти с торжеством увидела, что молодой человек воспользовался первым предлогом, чтобы выйти из комнаты. Фрэнсис показал им полученную телеграмму и пояснил, что все его состояние поставлено на карту, он сказал также, что должен немедленно ответить Бэскому, и стал тут же просить Фернандо, чтобы тот отправил верхового в Сан-Антонио на правительственный телеграф.
Леонсия вскоре тоже покинула общество и пошла вслед за ним. Она нашла Фрэнсиса в библиотеке; он сидел за письменным столом перед белым листом бумаги и даже не думал приниматься за телеграмму. Его глаза были устремлены на ее портрет, снятый им с одной из книжных полок. Это зрелище потрясло Леонсию. Невольное рыдание, вырвавшееся у нее, заставило Фрэнсиса вскочить как раз вовремя, чтобы подхватить ее и заключить в свои объятия.
И прежде чем оба смогли дать себе в этом отчет, их губы встретились в страстном поцелуе.
Опомнившись, Леонсия вырвалась, с ужасом глядя на Фрэнсиса.
— Этому нужно положить конец, Фрэнсис! — воскликнула она. — Более того, вы не должны присутствовать на моей свадьбе. Если вы останетесь здесь, я ни за что не отвечаю. Сегодня из Сан-Антонио уходит пароход в Колон. Вам следует уехать на нем вместе с женой. Вы легко доберетесь до Нового Орлеана на каком-нибудь экспортном пароходе, а оттуда — по железной дороге в Нью-Йорк. Я люблю вас, и вы это знаете.
— Мы еще не повенчались с царицей, — умолял ее Фрэнсис, окончательно утративший самообладание. — Ведь этот языческий обряд перед алтарем Солнца не может считаться венчанием. Мы с царицей пока что чужие люди. Клянусь вам в этом, Леонсия. Еще не слишком поздно…
— Этого языческого обряда вам до сих пор хватало, — перебила она его со спокойной твердостью. — Он сохранит свою силу и до Нью-Йорка или, по крайней мере, до Колона.
— Но царица не хочет вторично венчаться по нашему обряду, — возразил Фрэнсис. — Она уверяет, что все женщины ее рода венчались таким образом и что церемония перед алтарем Солнца связывает вступающих в брак священными узами.
Леонсия пожала плечами, но лицо ее выразило все ту же суровую решимость.
— Брак это или нет — все равно сегодня вечером вы оба должны уехать, иначе я сойду с ума. Предупреждаю вас — я не выдержу вашего присутствия. Я не смогу, я знаю, что не смогу видеть вас, когда меня будут венчать с Генри, и после того как я буду обвенчана. О, пожалуйста, не поймите меня неправильно. Я люблю Генри, но не… не так… не так, как люблю вас. Я не стыжусь того, что открыто говорю это, — я люблю Генри, наверное, так же, как вы любите царицу, но я люблю вас, как должна была бы любить Генри, как вы должны были бы любить царицу, и как вы, я знаю, любите меня.
Она схватила его руку и прижала ее к сердцу.
— Вот, в последний раз! Теперь идите.
Но его руки снова обвились вокруг ее талии, и она не смогла удержаться от прощального поцелуя. Затем Леонсия вырвалась из его объятий и бросилась к двери. Фрэнсис склонил голову в знак того, что подчиняется ее решению.
— Я возьму на память ваш портрет, — с мольбой в голосе произнес он.
— Вы не должны этого делать, — ответила Леонсия, ласково ему улыбаясь. — Хорошо, берите, — тут же сказала она и исчезла.
И-Пуну предстояло еще выполнить поручение, за которое Торрес заплатил ему авансом сто долларов золотом. На следующее утро, через несколько часов после отъезда Фрэнсиса и царицы, И-Пун явился на гасиенду Солано. Энрико курил на веранде сигару, очень довольный собой, целым светом и тем, как налаживаются дела. Узнав в И-Пуне вчерашнего посетителя, он радушно его приветствовал. Прежде чем начать разговор, отец Леонсии отправил Алессандро за пятьюстами пезо, на которых они сошлись накануне. И-Пун, избравший своей профессией торговлю секретами, не без удовольствия продал свой товар вторично. Однако он остался верен полученным от Торреса инструкциям и заявил, что откроет тайну не иначе как в присутствии Леонсии и Генри.
— Этот секрет — важный секрет, — оправдывался китаец, когда молодые люди явились. Затем он принялся развязывать пакет с доказательствами. — Сеньорита Леонсия и сеньор жених должен первый смотреть на бумага. Это большой бумага. Потом пусть все смотрят, кто хочет.