Кроме самого Моргана, в этом предприятии были заинтересованы только несколько его друзей, в том числе миссис Каррутерз. Она без конца надоедала Фрэнсису и отравляла ему жизнь телефонными звонками. Были и другие — такие, как Джонни Патмор, которые никогда его не беспокоили по этому поводу и при встрече лишь вскользь, да и то оптимистически, говорили о состоянии биржи и о финансах вообще. Но Фрэнсиса эта деликатность удручала еще больше, чем постоянная нервозность миссис Каррутерз.
Из-за махинаций Ригана акции Северо-Западной Электрической упали на 30 пунктов и замерли на этом, и люди, считавшие себя компетентными, но незнакомые с закулисной стороной биржи, полагали, что это предприятие далеко не надежно. Затем шла небольшая старая, крепкая, как скала Гибралтара, Железнодорожная Компания Фриско. О ней ходили самые неблагоприятные слухи, поговаривали даже об ее банкротстве. Монтанская Руда все еще не могла оправиться после сурового и далеко не лестного отзыва Малэни, а Вестон, авторитетный эксперт, посланный английскими акционерами, тоже не сумел найти ничего успокоительного. В течение шести месяцев Имперский Вольфрам приносил огромные убытки вследствие массовой забастовки, которой не предвиделось конца. Однако никто, кроме нескольких провокаторов, не подозревал, что в основе всех этих неудач лежит золото Ригана.
В происходящих событиях Бэскома больше всего тревожили таинственность и смертельная опасность нападения. Казалось, медленно сползающий ледник увлекает за собой в пропасть все состояние Фрэнсиса. С внешней стороны нельзя было ничего заметить, кроме упорного и настойчивого падения акций, в результате которого огромное состояние Моргана непрерывно уменьшалось. Падали акции и те, на которых он играл на разницу.
А тут еще пошли слухи о войне. Послам вручали паспорта, и половина мира занялась мобилизацией. Вот этот-то момент — когда охваченная паникой биржа колебалась, а державы еще медлили с объявлением мораториев,[37] — Риган и выбрал для решительного штурма. Настало, наконец, время, когда он вместе с десятком других крупных дельцов, проводивших его финансовую политику, мог во всю ширь развернуть свои планы. Впрочем, даже участники кампании не знали полностью, в чем состоят эти планы и какую они имеют цель. Они участвовали в нападении, просто чтобы на этом заработать, полагая, что Риган преследует ту же цель. Им и в голову не приходило, что он стремится не к наживе, а к тому, чтобы отомстить Фрэнсису Моргану, а через него — призраку его отца.
Фабрика слухов, распространяемых людьми Ригана, заработала вовсю, и в первую очередь упали акции предприятий Фрэнсиса, которые и без того уже — еще до начала паники — стояли очень низко. Однако Риган остерегался оказывать чересчур сильное давление на Тэмпико-Нефть. И компания все еще гордо стояла посреди общего смятения, в то время как Риган с нетерпением ждал решительного момента, когда доведенный до полного отчаяния Фрэнсис будет вынужден бросить ее на рынок, чтобы заткнуть брешь в других местах.
— Господи! Господи!
Бэском схватился рукой за щеку и скривился, словно от зубной боли.
— Господи! Господи! — повторял он. — Биржа так и ходит ходуном, и Тэмпико вместе с ней. Как Тэмпико провалилась! Кто бы мог этого ожидать!
Фрэнсис сидел в кабинете Бэскома и усиленно затягивался папиросой, не замечая, что забыл ее зажечь.
— Просто столпотворение какое-то! — вставил он.
— Это продлится самое большее до завтрашнего утра, а затем вас пустят с молотка, и меня вместе с вами, — уточнил его маклер, бросив быстрый взгляд на часы.
Они показывали двенадцать, в чем Фрэнсис не замедлил убедиться, в свою очередь машинально взглянув вверх.
— Пустите в оборот остатки Тэмпико, — сказал он устало. — Это даст нам возможность продержаться до завтра.
— А что будет завтра? — спросил маклер. — Что принесет нам завтрашний день, если мы и так уже окончательно потеряли почву под ногами, и абсолютно все, включая посыльных, начинают играть на понижение?
Фрэнсис пожал плечами.
— Ведь вы знаете, — сказал он, — что я ликвидировал и дом, и Дримуольд, и Адейрондак.
— Есть у вас какие-нибудь друзья?
— В такое-то время? — горько усмехнулся Фрэнсис.
— Время-то, положим, самое подходящее, — возразил Бэском. — Послушайте, Морган, я знаю всю вашу университетскую компанию. Во-первых, Джонни Патмор…
— Ну, этот уже залез по уши. Он лопнет вместе со мной. А Дэву Дональдсону придется жить на свои сто шестьдесят в месяц. Что касается Криса Вестхауза, то ему останется только пойти на киностудию. Он всегда любил театр, и его лицо, по-моему, просто создано для экрана.
— Есть еще Чарли Типпери, — напомнил Бэском, относясь с полной безнадежностью к собственному предложению.
— Да, — согласился Фрэнсис с такой же безнадежностью. — Одна беда — отец его еще жив.
— Старый пес ни разу в жизни не рискнул долларом, — добавил Бэском. — У него в любую минуту найдется уйма миллионов, но, к несчастью, он все еще жив.
— Чарли мог бы уговорить его и сделал бы это для меня, если бы не одно маленькое «но».
— Вам нечего дать в залог? — спросил маклер.
Фрэнсис кивнул головой.
— Без золота старика не заставишь расстаться ни с одним долларом.
Тем не менее несколько минут спустя, надеясь застать Чарли Типпери днем в его офисе, Фрэнсис послал ему свою визитную карточку. Торговый дом Типпери был самым крупным ювелирным предприятием Нью-Йорка. Больше того, он считался первым в мире. У старика Типпери было в бриллиантах гораздо больше денег, чем об этом догадывались даже те, кто считал себя всеведущими в подобных вопросах. Но Фрэнсис убедился, что его предположения были вполне справедливы. Старик все еще крепко держал в своих руках бразды правления, и сын почти не надеялся добиться от него согласия.
— Я знаю старика, — сказал он Фрэнсису. — И хотя попробую его уломать, ни минуты не надейся, что из этого что-нибудь выйдет. Мы с ним поругаемся, и на этом все закончится. Самое досадное то, что у него сколько угодно наличных денег, не говоря уже о надежных государственных бумагах. Но, видишь ли, мой дед как-то в молодости одолжил одному из своих друзей тысячу долларов. Он так и не получил ее обратно, причем до самой смерти не мог с этим смириться. Точно так же не смирился и мой отец. Этот опыт оказал на них решающее влияние. Мой отец не даст ни пенни под весь Северный полюс, если ему не принесут этого полюса в залог и не подвергнут его оценке экспертов. А у тебя нет никакого обеспечения. Но вот что я могу тебе пообещать. Я заведу со стариком разговор вечером после обеда, когда он бывает в более или менее благодушном настроении. Затем пересмотрю свои дела и увижу, чем лично располагаю и что смогу для тебя сделать. О, я понимаю, что несколько сотен тысяч не могут тебя устроить, но я сделаю все возможное, чтобы раздобыть как можно больше. Во всяком случае, завтра в девять утра я буду у тебя.
— Завтра мне предстоит хлопотный денек, — слабо улыбнулся Фрэнсис, пожимая ему руку. — Я выйду из дома в восемь.
— В таком случае я буду у тебя в восемь, — ответил Чарли Типпери, снова сердечно пожимая ему руку. — А пока займусь делом. У меня уже мелькают в голове кое-какие соображения.
В тот же день, после обеда, у Фрэнсиса состоялось еще одно деловое свидание. Вернувшись в контору своего маклера, он узнал от Бэскома, что Риган звонил по телефону и изъявил желание видеть Фрэнсиса, чтобы сообщить ему какие-то интересные сведения.
— Я сейчас же побегу туда, — сказал Фрэнсис, хватаясь за шляпу, в то время как лицо его осветилось надеждой. — Риган был старым другом моего отца, и если кто-нибудь может еще вытащить меня из беды, то это именно он.
— Не надейтесь чересчур, — покачал головой Бэском. Он сделал на минуту паузу, словно не решаясь высказать то, что вертелось у него на языке. — Я позвонил ему перед вашим возвращением из Панамы и говорил с ним вполне откровенно. Сказал, что вы отсутствуете, а положение достаточно опасно, и прямо, совершенно открыто, спросил его, не смогу ли я в случае крайней необходимости рассчитывать на его помощь. И тут он начал хитрить. Вы знаете, каждый начинает хитрить, когда у него просят об одолжении. В этом не было ничего удивительного, но мне показалось, что тут скрывается нечто большее… Нет, я не решился бы сказать враждебность… Но у меня осталось впечатление… Как бы это сказать?.. Ну, словом, мне показалось, что он с каким-то особенно подчеркнутым хладнокровием и безразличием относится к тому, что вы можете разориться.
— Пустяки! — рассмеялся Фрэнсис. — Он был слишком хорошим другом моего отца.
— Слышали вы когда-нибудь об истории с Интернациональной Железнодорожной Компанией Мерджера? — многозначительно осведомился Бэском.
Фрэнсис быстро кивнул и сказал:
— Но это было очень давно. Я только слышал об этом. Выкладывайте! Расскажите мне, в чем было дело. Почему вы упомянули об этой компании?
— Это слишком длинная история, но послушайтесь моего совета — когда увидите Ригана, не открывайте ему своих карт. Пусть он сперва выложит свои и, если намерен сделать вам предложение, пусть его сделает по собственному почину, без просьбы с вашей стороны. Конечно, я могу ошибаться, но вам во всяком случае не повредит, если вы будете настороже.
Через полчаса Фрэнсис и Риган сидели в офисе старого биржевика.
Положение Фрэнсиса было настолько тяжелым, что он с большим трудом сдерживался, чтобы не высказаться откровенно; однако, помня инструкции Бэскома, старался как можно небрежнее говорить о состоянии своих дел и даже попытался схитрить.
— Что, глубоко нырнул, а? — начал было Риган.
— О нет, во всяком случае, голова моя еще на поверхности, — небрежным тоном ответил Фрэнсис. — Я дышу вполне свободно, а скоро начну, пожалуй, и глотать.
Риган ответил не сразу. Вместо того он пробежал глазами ленту биржевого телеграфа.