— Я предостерегал тебя, кок, — сказал Вольф Ларсен. — Теперь пора проучить тебя.
Лицо Мэгриджа побледнело под слоем сажи, и когда Вольф Ларсен вызвал двух матросов с веревкой, несчастный кок обратился в бегство и, как безумный, заметался по палубе, преследуемый хохочущим экипажем. Выкупать его за бортом было для них большим удовольствием, так как он по-прежнему посылал на бак самую отвратительную стряпню. Обстоятельства благоприятствовали этой затее. «Призрак» скользил по спокойной поверхности моря со скоростью не более трех миль в час. Но Мэгриджу купанье не улыбалось. Вероятно, он видел раньше, как это делается. Кроме того, вода была очень холодна, а он не отличался крепким здоровьем.
Как всегда в таких случаях, подвахтенные и охотники высыпали на палубу, предвкушая забаву. Мэгридж, по-видимому, боялся воды, как кошка, и проявлял необычайное проворство, которого мы от него совсем не ожидали. Загнанный в угол, он ловко вскочил на крышу каюты и побежал к корме. Когда преследователи опередили его, он повернул и, промчавшись над камбузом, снова спустился на палубу. Гнавшийся за ним гребец Гаррисон начал настигать его. Но Мэгридж, внезапно подскочив, ухватился за снасти и повис на руках. Это произошло неожиданно. Качнувшись и выставив вперед ноги, он угодил ими Гаррисону прямо в живот. Матрос глухо вскрикнул и упал на палубу.
Аплодисменты и хохот приветствовали этот подвиг, а Мэгридж, увернувшись от одной половины своих преследователей у фок-мачты, уже мчался к корме, проскальзывая между остальными, словно форвард на футбольном поле. Он улепетывал с такой быстротой, что в конце концов поскользнулся и упал. Нильсон стоял в это время на руле, и кок, падая, своим телом сшиб его с ног. Оба покатились по палубе, но встал один лишь Мэгридж. Как это ни странно, но его тщедушное тело переломило ногу сильного матроса, как соломинку.
На руль стал Парсонс, и преследование продолжалось. Обезумев от страха, Мэгридж носился по палубе. Матросы улюлюкали, кричали, охотники хохотали и подбадривали беглеца. У переднего люка Мэгриджа настигли сразу трое, но он ускользнул от них, как угорь, с окровавленной губой и разодранной в клочья рубашкой, и прыгнул на ванты. Он карабкался по ним все выше и выше, на самую верхушку мачты.
Несколько матросов вслед за ним взобрались на реи, а двое — Уфти-Уфти и Блэк, гребец Лэтимера, продолжали подниматься, цепляясь руками за тонкие стальные штаги.
Это было опасное предприятие, так как им приходилось висеть на руках, в ста футах над палубой, и трудно было защищать головы от ног Мэгриджа. Кок дико лягался, пока, наконец, канак, повиснув на одной руке, другой не схватил его за ногу. Блэк проделал то же со второй ногой. Тогда все трое сплелись в один качающийся клубок и, продолжая бороться, соскользнули на марс, в объятия поджидавших их там товарищей.
Воздушная битва окончилась. Мэгридж визжал и невнятно бормотал что-то. На губах у него выступила кровавая пена. Когда его доставили на палубу, Вольф Ларсен сделал из веревки петлю и продел ему под мышки. После этого кока подхватили и швырнули в море. Сорок, пятьдесят, шестьдесят футов размоталось, когда, наконец, Вольф Ларсен крикнул: «Закрепить!» Уфти-Уфти закрепил трос. «Призрак» рванулся вперед, трос натянулся и вытащил кока на поверхность.
Это было жалкое зрелище. Он не мог утонуть, но переживал все муки утопающего. «Призрак» подвигался очень медленно, и только когда волна приподнимала его корму, он вытаскивал несчастного на поверхность и давал ему короткую передышку. Потом веревка ослабевала и кок вновь погружался в воду.
Я совсем забыл о существовании Мод Брюстер и вспомнил о ней лишь тогда, когда она вышла наверх и приблизилась ко мне. Это было ее первое появление на палубе. Команда встретила ее гробовым молчанием.
— Что тут происходит? — спросила она.
— Спросите капитана Ларсена, — сдержанно и холодно ответил я, хотя во мне кровь кипела при мысли, что она может стать свидетельницей такой жестокости.
Она собиралась последовать моему совету, как вдруг ее глаза упали на Уфти-Уфти, который в двух шагах от нее, грациозно изогнувшись, держал конец веревки.
— Вы удите рыбу? — спросила она.
Он не ответил. Его глаза, пристально устремленные на море, внезапно блеснули.
— Акула, сэр! — крикнул он.
— Тащи! Живо! Все навались! — скомандовал Вольф Ларсен, и сам первый подскочил к веревке.
Мэгридж услыхал предостерегающий крик канака и дико завопил. Я увидел разрезавший воду черный плавник, догонявший кока с большей быстротой, чем мы успевали подтаскивать его к шхуне.
У нас и у акулы были приблизительно одинаковые шансы, и вопрос был в секундах. Когда Мэгридж был уже под самой кормой, последняя опустилась под набежавшей волной, и это дало акуле преимущество. Плавник скрылся, в воде мелькнуло белое брюхо. Акула бросилась вперед. Почти так же проворен оказался и Вольф Ларсен. Всей своей могучей силой он рванул веревку. Из воды показалось тело кока, а за ним голова акулы. Мэгридж поджал ноги. Чудовище как будто лишь коснулось одной из них и шлепнулось обратно в воду. Но в этот миг Томас Мэгридж громко закричал. Еще миг, и он, как пойманная на удочку рыба, перелетел через борт и бесформенной массой упал на палубу.
На палубу брызнул фонтан крови: правой ступни кока как не бывало — она была откушена по щиколотку. Я быстро взглянул на Мод Брюстер. Ее лицо было бледно, в расширенных глазах стоял ужас. Она смотрела не на Томаса Мэгриджа, а на Вольфа Ларсена. Он заметил это и со своим обычным коротким смешком сказал:
— Просто забава, мисс Брюстер! Более грубая, чем те, к которым вы, вероятно, привыкли, но все-таки забава! На акулу мы не рассчитывали. Она…
Но в этот миг Мэгридж, подняв голову и оценив размеры своей потери, перекатился по палубе и впился зубами в ногу Вольфу Ларсену. Капитан спокойно нагнулся и двумя пальцами сдавил коку челюстные суставы. Челюсти медленно разжались, и Вольф Ларсен высвободил свою ногу.
— Как я уже сказал, — продолжал он, как будто ничего не случилось, — на акулу мы не рассчитывали. Это было… гм!.. может быть, Провидение?
Мисс Брюстер не подала виду, что слышала эти слова, но в глазах ее мелькнуло крайнее негодование, и она поспешно отвернулась. Однако, едва двинувшись, она зашаталась, и я едва успел подхватить ее. Я поспешил усадить ее на стул, думая, что она упадет в обморок, но она овладела собой.
— Достаньте хирургические инструменты, мистер ван Вейден, — приказал мне Вольф Ларсен.
Я колебался. Но губы мисс Брюстер беззвучно зашевелились, и она глазами послала меня на помощь пострадавшему.
— Пожалуйста! — чуть слышно пробормотала она, и я не мог ослушаться ее.
К этому времени я успел уже приобрести такой навык в хирургии, что Вольф Ларсен, дав краткие указания, предоставил мне самому, с помощью двух матросов, справляться с задачей. Сам же он решил отомстить акуле. За борт был опущен на крючке жирный кусок свинины, и к тому времени, как я зажал все вены и артерии, матросы с веселыми криками втаскивали на борт провинившееся чудовище. Сам я не видел его, но мои помощники, то один, то другой, по очереди бегали посмотреть, что делается на шканцах. Шестнадцатифутовая акула была подвешена к снастям. Рычагами ей широко раздвинули челюсти и вставили в пасть заостренную с обоих концов крепкую палку. Когда рычаги были удалены, челюсти уже не могли сомкнуться. После этого акулу бросили назад в море, и она, все еще полная сил и тем не менее беспомощная, была обречена на голодную смерть, — смерть, которой она заслуживала меньше, чем человек, придумавший это наказание.
Глава 22
Когда мисс Брюстер подошла ко мне, я уже знал, о чем будет разговор. Перед этим она минут десять серьезно беседовала с машинистом. Ее лицо было бледно, большие глаза пристально смотрели в мои. Я почувствовал некоторую робость, так как они заглядывали в душу Гэмфри ван Вейдена, а Гэмфри ван Вейден мало чем мог гордиться с тех пор, как находился на «Призраке».
Мы прошли по палубе до кормы. Я тревожно оглянулся кругом, чтобы убедиться, что никто не видит нас.
— В чем дело? — мягко спросил я, но решительное выражение ее лица не смягчилось.
— Я допускаю, — начала она, — что утреннее происшествие было просто несчастным случаем. Но я только что говорила с мистером Хэскинсом. Он рассказал мне, что в день нашего спасения, в то время как я спала в каюте, двоих утопили, намеренно утопили, убили!
В голосе ее был вопрос и укор, как будто я был виновен в этом преступлении или, по крайней мере, способствовал ему.
— Вам сказали правду, — ответил я. — Эти двое людей, действительно, были убиты.
— И вы допустили это! — воскликнула она.
— Вернее было бы сказать, что я не мог этого предотвратить, — все еще мягко ответил я.
— Но вы пытались?
В тоне, которым она задала свой вопрос, ясно слышалась надежда получить утвердительный ответ.
— О, вы не пытались! — заранее угадала она мой ответ. — Но почему?
Я пожал плечами.
— Вы должны помнить, мисс Брюстер, что вы — новая обитательница в этом маленьком мирке и еще не знаете действующих здесь законов. Вы принесли с собой высокие понятия гуманности, чести, благородства. Но здесь они неуместны. Я уже убедился в этом.
При этих словах я невольно вздохнул.
Она недоверчиво покачала головой.
— Что же вы посоветуете? — спросил я. — Взять нож, ружье или топор и убить этого человека?
Она испуганно отступила.
— Нет, только не это!
— Так что же мне сделать? Убить себя?
— Вы говорите как настоящий материалист, — возразила она. — Ведь существует же мужество правоты, и оно никогда не остается безрезультатным.
— О, — улыбнулся я, — вы советуете мне не убивать ни его, ни себя и предоставить ему убить меня. — Она хотела было возразить, но я жестом остановил ее. — Мужество правоты не имеет смысла в этом маленьком плавучем мирке. Лич, один из убитых, обладал им в высокой степени. То же можно сказать и о другом, Джонсоне. Но это не только не принесло им пользы, но, наоборот, погубило их. Такая же судьба ожидает и меня, если я вздумаю проявлять свое мужество. Вы должны понять, мисс Брюстер, что этот человек — настоящее чудовище. Он лишен совести. Для него нет ничего святого, и он ни перед чем не останавливается. Только по его капризу я был задержан здесь на борту, и только по его капризу я все еще остаюсь в живых. Я ничего не предпринимаю и не могу предпринять, потому что я раб этого чудовища, так же, как и вы теперь его рабыня. Я так же, как и вы, хочу жить, но я не могу победить его, так же, как этого не можете сделать и вы.