Посреди второго тура гонки ракетопланов — Анджела поставила четверть миллиона долларов на изумрудный самолет, которым управлял Дюк Дуглас, потому что ей понравилось имя, — Хьюсден легко кивнул Шасте.
— Я вдруг увидела того, с кем хочу поздороваться, — объявила она и ушла.
— Это было утонченно, — упрекнула его Анджела.
— Знаю, малыш, прости.
Элка Анджелы сообщила, что рыночная тревога по производству биойля поменяла статус на «первый оранжевый уровень»; Сент-Либра продолжала наращивать поставки через портал в Ньюкасле. Анджела не обратила внимания на предупреждение, её сердце вдруг забилось сильней, потому что она догадалась, что сейчас произойдет. И да, она была настоящей жительницей Нового Монако, и познала жизнь почти во всех её изумительных аспектах, и стала профессионалкой в том, что касается пресыщенности, но, похоже, остались кое-какие вещи, волнующие по самой своей природе…
Хьюсден кашлянул.
— Анджела, я думаю, между нами все идёт хорошо, и я бы хотел, чтобы так было всегда.
Она улыбнулась, увидев на его широком лице ожидание. Оно было искренним — Анджела достаточно хорошо его знала, чтобы это понять.
— Да, конечно, я хочу быть с тобой всегда.
Хьюсден наклонился и нежно её поцеловал.
— Спасибо.
Анджела вдруг поняла, что смотрит на коробочку, которую он ей протягивает. Она широко улыбнулась и открыла подарок. Там лежало кольцо с чистейшим камнем. Чистейшим и сверкающим. От неподдельного удивления и удовольствия Анджела прижала руки к щекам.
— Ох, Хьюсден, это же…
— Ага. Я добыл для тебя бриллиантовое обручальное кольцо. Зови меня Мистер Классика.
Хихикнув, она взяла кольцо и принялась восхищённо разглядывать. И — тадам! — оно безупречно подошло.
— Да как же, клянусь всеми транскосмическими мирами, они такое делают? Потрясающе. Я его люблю.
Маленькая коварная часть её разума изнывала от желания похвастать кольцом перед Шастой, которая помрет от зависти.
— В одной из наших семейных шахт на Моссельбаае нашли огромный алмаз. Я передал его одной компании в Амстердаме, которая разрабатывает новую технику шлифовки. Она как-то связана с точными нейтронными лучами. Ну и, короче говоря, они сделали из него кольцо. Первое в своем роде — и единственное, насколько я знаю.
— Спасибо. — Новый поцелуй, на этот раз более страстный. — Спасибо тебе большое.
Она угостила его креветкой в чесночном соусе, он предложил фужер шампанского с толикой малиновой водки «Джи-Кей». Они снова поцеловались.
— За предложение тоже спасибо, — сказала Анджела. — Ты весьма завидный улов, знаешь ли.
— Могу сказать то же самое о тебе.
— Ну что, детей заведём?
— Я бы хотел. Уверен, адвокаты придумают какой-нибудь способ.
— За это мы им и платим, — согласилась Анджела.
Разумеется, не будет никаких объявлений, пока обе команды адвокатов не соорудят базовое соглашение, — так все происходило на Новом Монако. Несомненно, на переговоры и доработку контракта уйдет пара месяцев, ведь он в деталях будет регулировать все, включая количество детей, которое они могут себе позволить, и процент состояния, которое эти дети получат с обеих сторон. В конце концов, кому нужны отпрыски, которые не дотягивают до обязательного для гражданства Нового Монако объема активов в пятьдесят миллиардов? Не ей, это уж точно.
— Знаешь, если у нас будет ребенок, я бы хотела, чтобы он общался с людьми из разных кругов, а не только с денежными мешками вроде меня и тебя с твоими сырьевыми заводами.
— Разнообразие? — задумчиво проговорил он. — Это мило, но базовая стратегия все равно нужна.
— Знаю. Это просто мысли вслух.
Работа с деньгами, которые существовали сами по себе, все больше беспокоила Анджелу, по мере того как она медленно включалась в рыночные дела вместе с отцом. Для Девойалов это были уже не деньги, не на самом деле, не как для миллиардов обычных межзвёздных граждан, которые знали толк в банковских счетах и вторичках… не монеты и не кредитные счета. Повинуясь руководящей стратегии отца, их ИИ манипулировал чистыми бинарными цифрами, скрещивая их с цифрами, принадлежавшими другим людям. Рынки, с которыми они имели дело, были воистину прекрасны в своей сложности, но, когда заканчивался рабочий день, оставались всего лишь новые цифры. Понимать, где причина, а где — следствие, становилось все трудней, а вместе с пониманием пропадала и важность.
— Это очень мило, — сказал Хьюсден. — Из тебя получится замечательная заботливая мать.
— Ха! Я просто практична — до той стадии ещё далеко. Кстати, скажу тебе прямо сейчас, что вынашивать ребенка будет суррогатная мать. Раниета, быть может, считает романтичным и по-старомодному шикарным таскать ребенка внутри себя целых девять месяцев. Но я трачу слишком много денег, времени и усилий, чтобы поддерживать это тело на пике формы, и не желаю от этого отказываться.
— Уверяю, я высоко ценю твой пик формы. Когда ты рядом, продажи бодрящего токса резко падают.
Анджела придвинулась ближе и дала ему ещё раз глотнуть из хрустального фужера.
— Хьюсден, можешь не отвечать, но… ты один-в-десять?
Он покачал головой:
— Нет, малыш, я не такой. Я родился раньше, чем это стало возможным. Промахнулся на пять лет, как сказал мой отец. А что, тебя это беспокоит?
— Да нет, что ты. Кроме того, скоро ты сможешь омолодиться. Говорят, Бартрам почти закончил разрабатывать процедуру.
Он поднял фужер.
— За надежду.
Они доели остатки жаркого, пока ракетопланы продолжали шнырять туда-сюда в небесах. К последнему, финальному вылету в карман Анджелы вернулись три четверти миллиона.
— Будь я проклят!
Хьюсден потерял полтора.
— Не ворчи, — сказала она, поддразнивая его. — Вместе мы все равно впереди.
— Да, но мы ещё не женаты.
Фонтаны начали опускать танцующую завесу брызг, и гости впервые смогли увидеть противоположный берег озера. Когда они узрели завершающий аккорд празднества, разразились долгие и восторженные аплодисменты.
— Он, наверное, шутит, — сказала Анджела.
На большой бетонной площадке на берегу в перекрестье дюжины мощных прожекторов стояла невероятно старомодная серебристая ракета. Вдоль её покрытых инеем боков чувственно сочился белый туман. На верхушке приютилась до невозможности маленькая сине-серая капсула, алая ступень ракетного двигателя на самом кончике казалась примитивной штукой, добавленной в результате запоздалых раздумий. Из расположенной рядом пусковой башни, наполовину состоявшей из кабелей и труб, к капсуле тянулась толстая «рука».
— Отнюдь, — ответил Хьюсден. — Я слышал про эту штуку. Она называется «Меркурий-Атлас».
— Чего?
— Космическая ракета с одноместной капсулой на вершине. Это полномасштабная реплика первой ракеты, в которой Америка послала человека на орбиту. Вместо старой электроники там надлежащая сеть, и в капсуле современные системы безопасности, но в целом это орбитальная миссия из тысяча девятьсот шестидесятых[106].
— И она полетит?
— О да, все настоящее. Честь выпала кузену Матиффа, Нанджиту.
— Нанджит полетит на орбиту? — возмутилась она. — Этот токсовый торчок?
— Ему ничего не надо делать, и это всего пара витков. Шлепнется в Танюкское море в ста двадцати пяти километрах отсюда. Матифф специально для этого импортировал несколько катеров и спасательных вертолётов.
— Сукин сын! Сколько это ему стоило?
— Шестьдесят-семьдесят миллионов, как говорят. Ему пришлось обратиться к «Боинг-Зиан», чтобы они все построили. Было трудно: изначальные чертежи не сохранились. Их дизайнерам пришлось восстанавливать капсулу и ракету по музейным экспонатам путем реверс-инжиниринга[107]. Похоже, ему пришлось пообещать спонсировать две выставки в Смитсоновском институте, просто чтобы им дали нужный доступ.
Анджела неудержимо рассмеялась.
— Это положит начало гонке вооружений на вечеринках.
Она развернулась, чтобы посмотреть на ликующего принца, который стоял перед величественным шатром в бедуинском стиле на вершине холма и кланялся раз за разом. Она заметила рядом с ним двух Нортов-2, которые выглядели расслабленными и довольными. Что-то показалось ей неправильным в этой сцене — «Нортумберленд Интерстеллар» и биойлевый конгломерат семьи принца не были настоящими противниками, но и не питали друг к другу особой любви.
В основании склона включились гигантские проекторы, демонстрируя Нанджита, который выбирался из грузовика у подножия причальной башни. Он был в громоздком серебристом космическом скафандре с тускло-оранжевым шлемом-пузырем. Все выглядело настоящим, включая рифленые шланги, которые одним концом были воткнуты в разъемы на его груди, а другим — в металлический блок системы жизнеобеспечения, который нес позади человек из команды помощников.
Опять раздались аплодисменты.
Анджела велела элке снова позвонить отцу, на этот раз воспользовавшись полным приоритетом. Он по-прежнему не отвечал. Ну нет, это совсем неправильно. Она соединилась с ИИ особняка и закрыла глаза, отстраняясь от возобновившихся безумных космических гонок, чтобы изображение на сетевых линзах сделалось четким.
— Мой отец в особняке? — спросила она.
— Да, мэм, — ответил ИИ.
— Где?
— В своем кабинете.
— Используй внутренние сенсоры и дай мне картинку.
— Не могу подчиниться.
— Почему?
— Сенсоры в комнате отключены.
Тепло, в котором Анджела с таким наслаждением купалась, — тепло от шампанского, вечернего воздуха, вечеринки, предложения руки и сердца — покинуло её тело.
— Кто их отключил?
— Это мог сделать только ваш отец. Он последний человек, который, согласно моим записям, вошёл в ту комнату.
— Вот дерьмо! — Она резко встала и сказала элке: — Прикажи экипажу готовить мой самолет к взлёту. Я уезжаю прямо сейчас.
— Что слу