Избранные произведения. Том I — страница 14 из 224

Часть I. ФЕНОМЕН

Глава 1

Джей Хилтон крепко спала, когда электролюминесцентные ленты терапевтической палаты, моргнув, дошли до полного накала. Простенький сон с улыбавшейся мамой, подобно статуэтке из цветного стекла, разлетелся на тысячи ярких осколков.

Свет больно ударил по глазам. Джей заморгала и в недоумении подняла голову. В знакомой обстановке почудилось что-то недружелюбное. Девочка испытывала страшную усталость. По всему видать, до утра еще далеко. Рот разодрала зевота. Рядом зашевелились и другие дети, раскрывая мутные от сна глаза. Среагировали на свет голографические наклейки с забавными изображениями. Анимационные куклы сочувственно заворковали, когда детишки в испуге прижали их к себе. Двери распахнулись. В палату торопливо вошли медбратья.

Один лишь взгляд на притворно улыбающиеся лица, и Джей стало ясно: случилось что-то страшное. Забилось сердце. Уж не одержимые ли? Неужели и сюда добрались?

Медбратья вынимали детей из постелей и вели их по центральному проходу к дверям. Жалобы и недоуменные вопросы игнорировали полностью.

— Учебная тревога, — объявил старший медбрат. — Живо собирайтесь. Выходите из палаты и ступайте к лифтам. Быстро. Быстро, — и громко хлопнул в ладоши.

Джей сбросила тонкое стеганое одеяло и поспешно спрыгнула с кровати. Быстро оправила запутавшуюся в ногах длинную ночную рубашку. Она уже готова была присоединиться к выстроившимся в проходе детям, когда заметила за окном блуждающие огоньки. Каждое утро, с тех пор как она очутилась здесь, Джей просиживала возле окна, глядя на Мирчуско, на беспокойные зеленоватые облака, окружавшие газовый гигант.

— Опасность.

Беззвучное слово произнесено было так быстро, что Джей едва его уловила, хотя тут же ощутила присутствие Хейл. Девочка невольно оглянулась по сторонам, предполагая увидеть ковыляющего к ней детеныша киинта. Но нет… кроме медбратьев, подталкивавших детей к выходу, в комнате никого не было.

Прекрасно понимая, что поступает непозволительно, Джей подошла к большому окну и прижалась носом к стеклу. Лента крошечных бело-голубых звезд обвилась вокруг Транквиллити. Звездочки эти двигались, тесно охватывая обиталище. Теперь она разглядела, что это вовсе и не звезды: они удлинялись. Огни. Блестящие маленькие языки пламени. И их сотни.

— Подруга. Моя подруга. Угроза жизни.

Никакого сомнения. Это Хейл. В словах ее слышалась огромная печаль. Джей на шаг отступила от окна. За стеклом, против места, к которому она только что прижималась лицом, извивались странные серые вихри.

— В чем дело? — спросила она, обращаясь к пустому пространству.

За окном вспыхнул каскад новых огоньков. Прихотливо разбросанные в пространстве шары распускались, словно цветочные бутоны. У Джей даже дыхание захватило. Счет шел уже на тысячи. Огни скрещивались и расширялись. Потрясающе красиво.

— Подруга. Подруга.

— Началась эвакуация.

Джей нахмурилась. Второй беззвучный голос подобен был слабому эху. Джей показалось, что принадлежит он взрослому киинту, вероятно, Лиерии. Джей встречалась с родителями Хейл всего несколько раз. Выглядели они устрашающе, хотя и были с ней любезны.

— Предназначение. Два.

— Нет, — твердо откликнулся взрослый голос. — Запрещено.

— Предназначение.

— Нельзя, детка. Сочувствую человеческим страданиям. Но требуется послушание.

— Нет. Подруга. Моя подруга. Цель. Два. Утверждаю.

Джей никогда не думала, что Хейл может быть такой непреклонной. Это даже пугало.

— Пожалуйста, — нервно спросила она. — Что происходит?

В окно ворвался поток света. Казалось, над Мирчуско взошло солнце. Пространство ожило и расцвело. Взрослый киинт сказал:

— Началась эвакуация.

— Утверждено.

На Джей накатила торжествующая и слегка виноватая волна. То были чувства, овладевшие детенышем-киинт. Джей знала, что, судя по реакции взрослых, Хейл угрожает Большая Неприятность. Девочке захотелось дотянуться до нее и успокоить. Не имея возможности сделать это и желая подбодрить подругу, она мысленно послала ей сияющую улыбку. И тут же ощутила движение воздуха, словно на нее пахнуло сквозняком.

— Джей! — окликнул ее один из медбратьев. — Поторопись, детка, ты…

Свет быстро потускнел, а вместе с ним пропали и звуки, наполнявшие палату. Последнее, что услышала Джей, был изумленный возглас медбрата. Сквозняк, обратившись в небольшой смерч, вздул пузырем ночную рубашку и взметнул жесткие волосы девочки. Серый туман свил кокон вокруг тела. Сырости, правда, она не ощутила. Комната в окружившей ее темноте обрела неясные очертания. Границы расширились с такой ужасающей скоростью, что Джей завизжала. Потом границы и вовсе пропали, а вместе с ними скрылась из виду и палата. Джей в беззвездном пространстве камнем падала куда-то вниз.

Схватившись за голову обеими руками, девочка опять закричала изо всей мочи. Легче от этого не стало. Сделав паузу, глубоко вдохнула. Откуда ни возьмись явились какие-то очертания. Твердая поверхность стремительно приближалась, и она поняла, что ее неминуемо расплющит. Джей крепко зажмурилась.

— МАМОЧКА!

Подошвы ног защекотало, словно твердым пером… мгновение, и она уже стоит на чем-то твердом. Джей замахала руками, как ветряная мельница, чтобы удержать равновесие: по инерции ее тянуло вперед. Под ногами вроде бы холодный пол, но глаза она пока открыть не осмеливалась. Воздух теплее, чем в палате, зато и влажности избыток. Какой-то странный запах. Розовый свет играет на веках.

Все еще стоя на четвереньках, Джей, готовясь в случае чего завизжать, рискнула чуть приоткрыть глаза. То, что она увидела, было так невероятно, что у нее перехватило дыхание.

— О Господи, — вот и все, что она пропищала.

К пространственному прыжку Джошуа отнесся без энтузиазма. Экипаж «Леди Макбет» и пассажиры (не считая тех, что были в ячейке ноль-тау) разделяли кислое настроение капитана. После всего, что они совершили, у них отняли радость победы.

Хотя… шок, вызванный исчезновением Транквиллити с орбиты, постепенно прошел. Страха больше не было. Транквиллити не уничтожен, и то хорошо. Логика же подсказывала: обиталище захвачено одержимыми и вырвано из Вселенной.

Правда, в это он не верил.

Интуиция его, однако, вряд ли была непогрешимой. Скорее, он попросту не хотел этому верить. Транквиллити был для него домом. Он вложил в обиталище часть своей души, а это дорого стоит. Да скажи любому, что все, чем он когда-то дорожил, пропало, реакция будет одна. Душевные колебания делали его жалким, как, впрочем, и других членов экипажа, хотя и по другой причине.

— Прыжок совершен, — доложил он.

«Леди Макбет» впрыгнула в одну из аварийных зон Трафальгара, в ста тысячах километров над Авоном. Приемоответчик немедленно стал передавать опознавательные коды. И все же Джошуа казалось, что этого недостаточно. Ведь в разгар кризиса он прибыл незваным гостем на главную военную базу Конфедерации.

— Чувствую, на нас нацелились искажающие поля, — шутливо заметил Дахиби. — Пять, как мне кажется.

Бортовой компьютер предупредил Джошуа о том, что заработали радары. Затем с помощью сенсорных устройств он обнаружил три космоястреба и два фрегата, идущие на перехват. Трафальгарский штаб стратегической обороны обрушил на него град вопросов. Джошуа взглянул на эдениста, прежде чем передать ответ. Самуэль лежал ничком на акселерационном кресле. Закрыв глаза, общался с другими эденистами астероида.

Флегматично улыбнувшись, Сара обвела глазами присутствующих.

— Как думаешь, сколько медалей дадут каждому?

— Ох, — заворчал Лайол. — Сколько бы ни дали, получим мы их посмертно. Кажется, на одном из фрегатов догадались, что наш двигатель, работающий на антивеществе, чуть более радиоактивен, чем им бы того хотелось.

— Замечательно, — пробормотала она.

Монике Фолькс такие разговоры были не по душе. Если Конфедерация не ошибалась, антивещество использовали исключительно корабли Организации. Брать Мзу на Транквиллити она не хотела, да и прения на Трафальгаре заканчивать не собиралась. В дискуссии, последовавшей за исчезновением Транквиллити, на решающий голос не рассчитывала. Спор с Самуэлем закончился, как только они повстречались с «Бизлингом».

Тогда по настоянию Калверта Первый адмирал стал главным арбитром, решавшим, что следует делать с Мзу, Адулом и им самим. Самуэль согласился, а ей не удалось выдвинуть разумный контраргумент. Молча признала, что, возможно, единственной защитой против создания новых алхимиков является подписание главными сторонами соглашения по эмбарго. Такой документ, в конце концов, можно было распространить и на антивещество.

Как бы она ни тревожилась, в девяноста процентах случаев решение было не за ней. Единственное, что ей удавалось, — это контролировать Мзу, не позволяя нарушить технологию.

Взглянув на молчаливого Самуэля, Моника помрачнела. Лоб эдениста прорезала глубокая вертикальная складка, лицевые мышцы напряглись. Моника мысленно произнесла маленькую молитву собственного сочинения, присовокупив ее к неслышному бормотанию — родственному обмену мыслями, вихрившемуся возле «Леди Макбет». В молитве она просила даровать космофлоту терпимость и просветление.

Комитет стратегической обороны Трафальгара предложил Джошуа оставаться на месте, отказавшись, однако, предоставить ему посадочные данные, пока его статус не будет подтвержден. Патрульные корабли аварийной зоны осторожно приблизились к «Леди Макбет» на расстояние в сто километров и заняли наблюдательную позицию. Радары продолжали работать.

Адмирал Лалвани лично поговорила с Самуэлем. И не удержалась от недоверчивого возгласа, когда он рассказал о том, что случилось. Приняв во внимание то, что на «Леди Макбет» находилась не только Мзу с другими специалистами, разбиравшимися в действии Алхимика, но также и некоторое количество антивещества, решение о том, разрешать ли кораблю причалить к доку, принадлежало самому Первому адмиралу. Прошли еще двадцать минут, и Джошуа получил наконец-то добро от комитета. Им предоставили причал в северном космопорту астероида.

— И, Джошуа, — серьезно попросил Самуэль, — не отклоняйся, пожалуйста, в сторону.

На полет до Трафальгара ушло восемьдесят минут. На причале их ожидали специалисты в области технологии получения антивещества. Похоже, их было не меньше, чем морпехов. В толпе выделялись одетые в форму офицеры разведки флота.

Сказать, что их взяли приступом, было бы неверно. Личное оружие по-прежнему оттягивало кобуру, но коды запечатанных ноль-тау пришлось сообщить. Ячейки открыли, и полные недоумения арестанты сошли с корабля. Последовал чрезвычайно тщательный личный досмотр, и разведчики с непроницаемыми лицами провели всех вновь прибывших в бараки, расположенные в глубине астероида. Джошуа, Эшли и Лайола разместили в комнатах, которые сделали бы честь любому четырехзвездочному отелю.

— Ну что ж, — сказал Лайол, как только двери за ними закрылись. — Вот мы и в тюрьме по обвинению в провозе антивещества, и все благодаря секретной полиции, ни разу в жизни не слыхавшей о гражданских правах. А после смерти нас уже пригласит Аль Капоне для спокойной беседы, — он открыл бар из вишневого дерева и улыбнулся: стоявшие там бутылки потрясали воображение. — Ну а после этого хуже не будет.

— Ты забыл о захваченном Транквиллити, — проворчал Эшли. Лайол в ответ виновато качнул бутылкой.

Джошуа, проигнорировав роскошь обстановки, шлепнулся в мягкое кожаное кресло.

— Хуже, возможно, тебе вообще не будет. Запомни, я знаю, что делает Алхимик и как он это делает. Меня они не выпустят.

— Может, ты и знаешь, что он делает, — вступил в разговор Эшли. — Но при всем моем к тебе уважении, капитан, не думаю, что ты можешь подсказать кому-нибудь технические детали, необходимые для создания еще одного Алхимика.

— Одного намека будет достаточно, — пробормотал Джошуа. — Одно небрежно брошенное слово, и ученые пойдут в верном направлении.

— Да брось переживать, Джош. Для Конфедерации это пройденный этап. К тому же флот нам сильно задолжал, и эденисты, и королевство Кулу. Мы вытащили их задницы из огня. Ты снова полетишь на «Леди Макбет».

— Знаешь, что бы я сделал, окажись я на месте Первого адмирала? Посадил бы себя в ноль-тау до конца жизни.

— Я не позволю им так поступить со своим маленьким братом.

Джошуа заложил руки за голову и улыбнулся Лайолу.

— А вслед за этим посадил бы рядом с собой тебя.

В сумеречном небе сверкали планеты. Джей видела, по меньшей мере, пятнадцать, вытянувшихся перед глазами яркой дугой. Ближайшая казалась чуть меньше земной Луны. Должно быть, оттого, — решила девочка, — что она очень далеко отсюда. Она была похожа на любую другую планету Конфедерации: тут тебе и голубые океаны, и зеленые континенты, и толстые слои белых облаков, окутавшие сферу. Единственная разница — огни. Города, более крупные, чем города Земли прошлых столетий, так и переливались. Ночные облака чуть приглушали городскую радугу и отливавшие перламутровым блеском океаны.

Джей, подогнув ноги, уселась на пятки и восторженно уставилась в волшебное небо. Пространство, в котором она находилась, огибала высокая стена. Должно быть, там, дальше, были еще планеты, но стена заслоняла обзор и не давала увидеть линию горизонта. Звезда в ожерелье обитаемых планет! Да чтобы создать такое ожерелье, нужны тысячи планет. Покопавшись в дидактической памяти, Джей не обнаружила упоминания о солнечной системе, в которой было бы столько планет, даже если бы причислила к ним луны газовых гигантов.

— Подруга Джей. В безопасности. Счастье.

Джей моргнула и оторвалась от неба. К ней спешила Хейл. Как всегда, в моменты возбуждения у детеныша киинт нарушалась координация. С каждым шагом ноги ее заплетались все сильнее. Джей невольно улыбнулась, глядя на ковыляющую подружку. Улыбка сошла с лица, стоило ей приглядеться к окружавшей ее обстановке.

Она находилась на площадке, похожей на арену, на гладком, как мрамор, эбеновом полу. Диаметр арены составлял метров двести, а окружавшая ее стена поднималась метров на тридцать. Все сооружение накрывал прозрачный купол. В стене через равные промежутки шли горизонтальные проемы — окна, а за ними — ярко освещенные комнаты. Мебелью там, кажется, служили большие кубы основных цветов. По комнатам ходили взрослые киинты, хотя большинство их, забросив свои занятия, остановились и уставились на Джей.

Хейл набросилась на нее. Полусформированные щупальца взволнованно шевелились. Джей схватила два из них и ощутила, как бешено бьется пульс детеныша.

— Хейл! Уж не ты ли это сделала?

Двое взрослых киинтов шли к ним по эбеновому полу. Джей узнала их — Нанг и Лиерия. За ними откуда ни возьмись выскочила черная звезда, превратившаяся за долю секунды в шар диаметром метров в пятнадцать. Нижней своей частью шар коснулся пола, и оттуда вышел еще один взрослый киинт. Джей застыла от удивления. Это же прыжок ЗТТ, осуществленный без космического корабля. Она опять заглянула в дидактическую память, стараясь почерпнуть в ней сведения о киинтах.

— Да, это я, — созналась Хейл. Руки-щупальца лихорадочно задергались, и Джей крепче прижала их к себе, стараясь успокоить детеныша. — Только нам назначено спасать, когда смертельная опасность. Я тебя взять в предназначение. Против родителей. Очень стыдно. Непонятно, — Хейл повернула голову к родителям. — Почему одобрять смерть? Много хороших друзей везде.

— Мы не одобряем.

Джей тревожно глянула на взрослых киинтов и притиснула к себе Хейл. Придав щупальцу плоскую форму, Нанг нежно прижал его к спине дочери. Маленькая киинт тут же успокоилась, ощутив родительскую ласку. Джей показалось, что, кроме физического контакта, они обменялись и мысленным диалогом, сочувственным и спокойным.

— Почему мы не помогли? — спросила Хейл.

— Нам нельзя вмешиваться в раннюю историю других видов. Они пока находятся в процессе эволюции. Ты должна знать и соблюдать этот закон превыше всего. Закон, однако, не запрещает нам горевать об этой трагедии.

Джей почувствовала, что последние слова обращены к ней.

— Не сердитесь на Хейл, — торжественно сказала она. — Я для нее сделала бы то же самое. К тому же я не хотела умирать.

Лиерия потянулась к ней щупальцем и кончиком его дотронулась до плеча девочки.

— Благодарю тебя за дружеские чувства к Хейл. В душе мы рады, что ты с нами. Здесь ты будешь в полной безопасности. Сожалею, что мы не смогли ничего сделать для твоих друзей. Дело в том, что мы не можем нарушать закон.

Джей показалось, что она захлебывается в ужасном черном потоке.

— Что же, Транквиллити взорвали? — спросила она.

— Мы не знаем. Обиталище подверглось объединенной атаке, когда мы покинули его. Очень может быть, что Иона Салдана сдалась. С другой стороны, весьма вероятно, что обиталище и его население уцелели.

— А мы его покинули, — удивленно пробормотала себе под нос Джей. Сейчас на полу арены стояли восемь взрослых киинтов и все исследователи из Леймилского проекта. — Где мы? — она снова посмотрела вверх, в туманное небо и на внушающее ей страх созвездие.

— Это наша звездная система. Ты первый человек, который ее посетил.

— Но… — проблески дидактической памяти пронизали мозг. Она опять глянула на яркие планеты. — Это не Йобис.

Нанг и Лиерия, переглянувшись, неловко замолчали.

— Нет, Йобис входит в предмет нашего изучения, но он в другой галактике.

У Джей брызнули слезы.

Не успел разразиться кризис одержания, как джовианское Согласие объявило главной своей целью его преодоление. Для производства вооружения задействовали колоссальные промышленные мощности. Резервные склады адамистов забили под завязку. Йосемитское Согласие продемонстрировало Организации Капоне, чего способны добиться эденисты силами всего-то тридцати обиталищ.

Трафальгар издал первое предупреждение об угрозе, вставшей перед Конфедерацией, и тут же посыпались просьбы о материальной помощи. Послы то умоляли эденистов, то требовали, чтобы те в первоочередном порядке включили их в списки на получение оружия. Плата за вооружение включала долговые обязательства и фьюзеодолларовые трансферты. Размах сделок позволял скупить на корню четыре звездные системы.

Эденисты разработали для Армии освобождения Мортонриджа роботов, сержантов-пехотинцев. Конфедерация поверила, что одержимых можно победить.

С практической точки зрения, штурм хотя бы одного обиталища представлял (к радости населения) чрезвычайно трудную задачу. Юпитер разработал к тому времени превосходную обороноспособную сеть. Что до одержимых, то флот, способный предпринять широкое наступление, имелся только у Организации. К тому же расстояние между Землей и Новой Калифорнией такому демаршу почти наверняка препятствовало. Существовала, однако, опасность того, что найдется одиночный корабль-самоубийца с антивеществом на борту. Не исключалась и возможность того, что Аль Капоне добудет и использует против них Алхимика. Хотя Согласие понятия не имело, как эта адская машина работает, корабль-камикадзе вполне мог впрыгнуть в их систему, — правда, теоретически эденисты уничтожили бы смертоносное оружие до того, как его пустила в ход противоборствующая сторона.

Подготовка обороны началась незамедлительно. Не менее трети вооружения, выходившего с военных заводов, интегрировали в платформы стратегической обороны. Обиталища, вращавшиеся по орбите длиною в пятьсот пятьдесят тысяч километров, защищались в высшей степени надежно: вдвое выросло количество платформ, усиленных к тому же семьюстами тысячами боевых ос, действовавшими после запуска как автономное оружие. Миллион боевых ос направили к Юпитеру, на орбиту Каллисто. Там же летали и спутники-сенсоры в поисках любой аномалии, какой бы незначительной она ни казалась.

Стационарное оборонное вооружение дополнили свыше пятнадцати тысяч тяжело вооруженных патрульных космоястребов. Кружа по эллипсоидным орбитам, они в любой момент готовы были поразить любую хоть сколько-нибудь подозрительную цель. То обстоятельство, что из торговых перевозок было изъято так много космоястребов, вызвало небольшое удорожание гелия-3, что за последние двести шестьдесят лет произошло впервые.

Согласие посчитало, что экономический спад — достойная цена за безопасность. Ни один корабль, робот или кинетический снаряд не мог очутиться в радиусе трех миллионов километров от Юпитера, если на то не было специального разрешения.

Даже сумасшедший признал бы, что попытка атаки в этих обстоятельствах обречена на полный провал.

Колебания в гравитационном поле, на расстоянии пятисот шестидесяти тысяч километров над экватором Юпитера, обнаружили мгновенно. Три сотни космоястребов зарегистрировали их как ненормальный сбой временного пространства. Интенсивность сбоя была так велика, что пришлось срочно провести новую калибровку гравитационных детекторов в локальных сенсорных цепях. В пространстве появилась рубиновая звезда, всасывавшая окружавшую ее космическую пыль и частички солнечного ветра.

Согласие пришло в состояние боевой готовности. Столь сильные отклонения от нормы исключали появление в пространстве обычного космического корабля. Незнакомый объект опасно приблизился к обиталищам, а расстояние до ближайшей аварийной зоны составляло каких-нибудь сто тысяч километров. Согласие подало соответствующие команды на боевые осы, дрейфовавшие между обиталищами. Патрульные космоястребы сформировали собственное малое Согласие, определили координаты и маневры для захвата противника.

Зона с обнаруженными в ней отклонениями от нормы расширилась до нескольких сотен метров, что встревожило некоторых эденистов, Согласие же восприняло этот факт спокойно. Незнакомый объект, увеличившись в размерах, стал уже много крупнее стандартного космопорта. Затем изменил форму и стал похож на шайбу, после чего стал стремительно расти. Через пять секунд диаметр его превышал одиннадцать километров. Согласие оперативно отреагировало. Космоястребы совершали над объектом безумные параболы, то приближаясь, то пропадая из вида. Восемь тысяч боевых ос, очнувшись, устремились навстречу исполинской опасности.

Еще три секунды, и объект, растянувшись на двадцать километров, перестал расти. Одна сторона его втянулась… выглянула горловина космодрома. Три маленьких пятнышка выскочили наружу и торопливо по родственной связи назвали себя. Это были «Энон» и два других космоястреба.

— НЕ СТРЕЛЯЙТЕ! — умоляюще прокричали они. Впервые за пятьсот двадцать один год своей истории джовианское Согласие испытало шок, однако и в этот момент реакции не утратил. Быстрая проверка подтвердила: все три космоястреба одержанию не подверглись. Боевым осам просигнализировали отбой.

— Что происходит? — потребовало ответа Согласие. Сиринкс не могла удержаться от улыбки.

— Встречайте гостя, — радостно доложила она. Экипаж, окружив ее на капитанском мостике, покатывался со смеху.

Первым из гигантского терминала вышел вращающийся космопорт — серебристый диск диаметром в четыре с половиной километра. Причальные огни на металлических взлетных полосах подмигивали красным и зеленым светом.

Затем из терминала один за другим полетели космоястребы, черноястребы и другие корабли флота Конфедерации. Сенсоры Юпитера поспешно предоставляли каждому космическому судну свой коридор. К этой работе подключилось Согласие: только столкновения здесь и не хватало.

Из терминала начал выходить главный цилиндр обиталища диаметром семнадцать километров. Выдвинулся на тридцать два километра и обнаружил венок из звездоскребов. Сотни тысяч окон загорелись под ленивым послеполуденным солнцем. Цилиндр вышел полностью, и космическое пространство приняло обычный вид. Огромное искажающее поле, сложившись, спряталось в широкий воротник коралла у южного основания обиталища, что засвидетельствовала флотилия столпившихся вокруг него космоястребов.

Согласие постаралось не показать изумления и отреагировало на пришельца весьма сдержанно.

— Приветствуем вас, — хором сказали Транквиллити и Иона Салдана. В голосах их сквозило явное самодовольство.

Вот уже десять часов кабина лифта скользила по направляющим шахты, соединявшей Супра-Бразильский астероид с одноименным штатом Центрального правительства. Плавное, бесшумное скольжение. Казалось, он стоит на месте. О скорости передвижения (три тысячи километров в час) можно было догадаться, лишь когда мимо проносилась другая кабина. Так как окна шахты были с другой стороны, пассажиры этого не видели. «И слава Богу, — думали операторы. — Видеть, как на тебя с невообразимой скоростью несется другая кабина, — зрелище не для слабонервных».

Перед тем как войти в верхние слои атмосферы, кабина лифта сбавила скорость. Стратосферы она достигла в тот момент, когда над Южной Америкой занялся рассвет. Зрелище не внушало пассажирам оптимизма: большую часть континента и треть южной Атлантики заволакивали непроницаемые грязно-серые облака. Когда кабина приблизилась к вспененному слою облаков на десятикилометровое расстояние, Квинн разглядел целую армию воздушных потоков, из которых состоял гигантский циклон. Потоки эти на опасных скоростях наскакивали один на другой.

Лифт вошел в нижний слой облаков, и окна кабины задрожали под обрушившимися на стекла дождевыми каплями, каждая в добрый кулак. Больше уже ничего не было видно, лишь бесформенные серые потоки. За минуту до прибытия на вокзал за окнами стало черно: кабина вошла в корпус, охранявший нижнюю часть шахты от погодных катаклизмов.

Прибытие ознаменовалось слабенькой дрожью, магнитный рельс отсоединился, и транспортер выкатил из шахты кабину, освободив место другой, отправлявшейся в обратный путь. Щелкнув, раскрылись переходные люки. Длинные коридоры вели на вокзал с иммиграционными и таможенными службами. Офицеры контрразведки готовились досматривать прибывших пассажиров. Квинн смиренно вздохнул. Путешествием он остался весьма доволен, насладившись комфортом, полагавшимся ему как пассажиру королевского класса. За размышлениями и Норфолкскими слезами время пролетело незаметно.

На Землю он прибыл с единственной целью: завоевание. Теперь он, по крайней мере, представлял, что делать, как подчинить планету Брату Божьему. Грубая сила, которой пользовались до сих пор одержимые, на Земле не годится. Слишком уж изолированы для этого аркологи. Любопытно, но чем больше Квинн размышлял на эту тему, тем яснее сознавал: Земля — это Конфедерация в миниатюре. Ее многолюдные центры держались особняком. Смертельный страх разделял их, словно космос. Чтобы взрастить здесь зерна революции, надо проявить крайнюю осторожность. Да появись у органов разведки хотя бы намек на возможность одержания, подозрительный арколог тут же закроют на карантин. И Квинн знал, что даже с его энергистическими силами он не сможет удрать, если отправление поездов отменят.

Большая часть пассажиров покинула кабину, и старшая стюардесса выразительно посматривала на Квинна. Он встал из глубокого кожаного кресла, потянувшись, расправил занемевшие ноги. Обойти иммиграционную службу, не говоря уже о разведке, не было никакой возможности.

Он направился к переходному люку и напряг энергистические силы, мысленно выстраивая свои действия по известному уже ему образцу. По телу, каждой его клеточке побежали острые иголки. Короткий стон был единственным свидетельством той чудовищной боли, которую он испытал, пройдя в царство призраков. Сердце его остановилось, дыхание прекратилось, и мир, окружавший его, потерял материальность. И двери, и стены остались на месте, но все это приобрело эфемерность.

Старшая стюардесса, увидев, что последний пассажир ступил в переходной люк, подошла к бару. Под прилавком стояло несколько бутылок знаменитых Норфолкских слез и другие алкогольные напитки и ликеры, откупоренные экипажем. Они никогда не оставляли много, самое большее треть, прежде чем открыть новую бутылку. Но и треть содержимого бутылок стоила очень дорого.

Она начала инвентаризацию всех бутылок, внося о них сведения в контрольный блок как о пустых. Команда потом разделит их между собой, разольет по фляжкам и отнесет домой. Самое главное не жадничать: тогда инспектор закроет на это глаза. Контрольный блок вдруг понес чепуху. Она раздраженно посмотрела на него и в раздражении стукнула им о бар, но тут все огни начали мигать. В удивлении она подняла глаза к потолку. Электрические системы стали выходить из строя одна за другой. Аудиовизуальная система позади бара треснула и разлетелась на радужные осколки. Активаторы переходного люка громко завыли.

— Что такое? — пробормотала стюардесса. Падение напряжения в кабинах лифта было попросту невозможно. Каждый элемент в электрических сетях имел многократную защиту. Она готова была уже вызвать специалиста, отвечавшего за работу лифта, как лампы перестали мигать, а ее контрольный блок снова заработал.

— Ну наконец-то, — с облегчением вздохнула она. И все же на душе было неспокойно. Если уж на земле такое произошло, то ведь и в шахте может повториться.

Она бросила бутылкам прощальный взгляд, зная, что ей будет теперь не до них: ведь ей придется написать официальный рапорт о происшествии, и тогда инспектора обыщут всю кабину. Тщательно стерла начатый инвентарный список и установила связь с офицером, отвечавшим за работу лифта.

Офицер не откликнулся, а вместо этого ей пришло срочное сообщение из зала прибытия поездов. Офицер разведки приказал ей оставаться на месте. Снаружи завыла сирена, подавая сигнал тревоги. Она даже подскочила: за одиннадцать лет службы ей приходилось слышать этот вой только во время учебной тревоги.

До Квинна этот звук доходил приглушенно. Он заметил, как задрожали огни переходного люка, и ощутил возмущение в электронных сетях ближайших процессоров, когда он прошел мимо. С этим он уже ничего поделать не мог. Он и так сконцентрировал все свои энергистические силы, направляя их в нужное русло. В начале путешествия, когда он выскользнул из царства призраков в кабине лифта, электроника не реагировала. Тогда он, разумеется, не напрягался, напротив, смирял свою силу.

Ну да ладно. Будет что вспомнить.

Тяжелые двери громыхали в конце коридора, ударяя отставших пассажиров. Квинн прошел к дверям. Когда он толкнул их, они оказали ему лишь видимость сопротивления. Словно сквозь воду прошел.

Огромные многоуровневые залы прибытия соединялись друг с другом эскалаторами и открытыми лифтами. Кабина лифта могла принять одновременно семьдесят пассажиров. Теперь же, с момента кризиса, лифты загружены были лишь на двадцать пять процентов. Когда Квинн покинул кабину, ему показалось, что решетки кондиционеров подают адреналин.

Внизу, в главном вестибюле, огромная толпа людей торопилась в укрытие. Они и сами не знали, куда бегут. Все выходы были закрыты, зато они точно знали, где они не хотят находиться, и это было рядом с кабиной лифта. Зато к ней устремились плохо снаряженные офицеры разведки в громоздких кинетических костюмах. Офицеры выкрикивали команды. Пассажиров, вышедших из кабины, окружили, поставили на уровне выстрела и приказали не двигаться. Протестующим доставался удар нейроглушителем. Трое пострадавших, беспомощно дергаясь, лежали на полу. Такое зрелище заставило остальных пассажиров сплотиться.

Квинн обошел восемнадцать офицеров, вставших полукругом. Подойдя поближе к одному из них, с любопытством присмотрелся к короткоствольному ружью. Женщина-офицер слегка вздрогнула: казалось, холодный ветер пробрался под ее защитный костюм. Квинн понимал толк в оружии и понял, что в нем используются химические пули. С ее пояса свешивалось несколько гранат.

Хотя Божий Брат и даровал ему большие, чем у рядового одержимого, энергистические силы, нелегко ему было бы защитить себя от этих восемнадцати, вздумай они разом в него стрелять. По всему видно, Земля восприняла угрозу одержания очень серьезно.

Появилась еще одна группа людей, методично осматривающая хныкающих пассажиров. Эти были не в форме. Обычные синие деловые костюмы, но офицеры были у них в подчинении. Квинн ощущал их мысли, очень спокойные и сосредоточенные, по сравнению с другими людьми. Скорее всего, офицеры разведки.

Квинн решил не ждать. И отошел от них в тот момент, когда офицер дал приказ открыть дверь. Эскалаторы к главному вестибюлю были отключены, и он понесся вниз по замершим силиконовым ступенькам, перескакивая сразу через две.

Столпившиеся возле выходов люди ощутили его торопливый проход как мгновенное дуновение холодного ветра. На площади представителей службы охраны собралось еще больше. Две группы устанавливали на треножники крупнокалиберное оружие. Квинн лишь головой покрутил в насмешливом восхищении и осторожно обошел солдат. Длинный ряд лифтов, опускавших пассажиров к поездам, все еще работал, хотя людей, желавших воспользоваться их услугами, было немного. Квинн вскочил в один из них вместе с группой испуганных чиновников, прибывших, по всей видимости, из путешествия в Клавиус-сити, что на Луне.

Лифт спустился на полтора километра и прибыл в круглое помещение, диаметром в триста метров. Пол станции расчертили концентрические круги турникетов, через которые пассажиры проходили к эскалаторам, находившимся в центре. По информационным колонкам на черном стекле скользили разноцветные криптограммы, словно яркие электронные рыбки. Над головой, в воздухе, изгибались, переплетаясь друг с другом, голографические символы. Они руководили пассажирами, отправляя их к эскалаторам, опускавшим к той или иной платформе.

Квинн вальяжно обошел станцию, разглядывая информационные колонки и корчившиеся голограммы. Он приветствовал все это, снова вошедшее в его жизнь: и суетящихся людей (отводивших друг от друга глаза), и хрипящие кондиционеры, и путавшихся в ногах, старавшихся убрать мусор маленьких механоидов. Хотя он и явился сюда, чтобы мир этот уничтожить, а людей ограбить, на какое-то, пусть короткое время, это был его старый дом. Квинн уже почти расслабился, как вдруг его словно холодной водой окатило: он увидел красные дрожащие буквы, сложившие слово ЭДМОНТОН; за названием этим шли прозрачные голубые стрелки, указывавшие на один из эскалаторов. Поезд отправлялся в Эдмонтон через одиннадцать минут.

Соблазн был велик. Беннет, наконец-то… увидеть это лицо, искаженное страхом, а потом и страданием, долгим, долгим страданием, а затем, под конец, и безумием. Можно было измыслить для нее столько пыток, столько изощренных способов причинения боли, как физической, так и душевной, ведь сейчас у него были и власть, и сила. Но нет, желания Божьего Брата должны быть на первом месте. Квинн с отвращением отвернулся от свергающего приглашения и стал отыскивать поезд до Нью-Йорка.

Люди собирались возле размещенных по периметру вокзала баров и прилавков с фаст-фудом. Дети завороженно смотрели на телевизионные экраны, а непроницаемые лица взрослых свидетельствовали, что они в это время ведут мысленный диалог. Проходя мимо прилавка со спагетти, Квинн краем глаза заметил над потеющим поваром голографическое изображение. На фоне Юпитера произошло какое-то возмущение, там крутились десятки космических кораблей. Видимо, случилось что-то особенное.

К нему это отношения не имело, и он прошел мимо.

По прибытии Транквиллити к Юпитеру Иона тут же явилась во дворец Де Бовуар. Отдавать распоряжения командам, обслуживавшим обиталище, ободрять людей, разъяснять им их обязанности ей было удобнее из своего кабинета, а не из личных апартаментов. Кризис миновал, и она уютно устроилась в большом рабочем кресле. Пользуясь нейросетью Транквиллити, она наблюдала, как усаживается на пьедестал последний космоястреб, отвечающий за связь. К нему направилась целая процессия грузового транспорта: трейлеры и подъемные краны должны были выгрузить из багажного отделения космоястреба большой генератор.

Генератор поступил с индустриальной станции ближайшего обиталища эденистов — Ликориса. Согласие спешно погрузило его и переправило сюда, как только Транквиллити подтвердил свой статус. Пятнадцать инженерных команд трудились в это время над такими же генераторами, заряжали их и подключали к энергетической сети обиталища.

Погрузившись в нейросеть, Иона ощутила, что электрический ток вернулся и потек по органическим проводникам, последовательно подключая механические системы. До этого момента энергетическая сеть обиталища работала в аварийном режиме. Меры предосторожности дедушки Майкла были, оказывается, не так уж и совершенны (Иона улыбнулась), но все же они выручили. Даже без помощи джовианского Согласия они обошлись бы менее мощными генераторами в неподвижных космопортах.

— Мы бы справились.

— Ну разумеется, — откликнулся Транквиллити. В ответе прозвучал легкий упрек и удивление по поводу возникших у нее сомнений.

Очевидно, никто не просчитал последствия, к которым привел пространственный прыжок. Когда Транквиллити вынырнул на новую орбиту, сотни кабелей срезало, как ножом, почти уничтожив естественную для обиталища способность к генерированию энергии. Несколько месяцев уйдет, прежде чем вырастут новые органические проводники.

А к тому времени, быть может, понадобится снова пуститься в путь.

— Не следует об этом сейчас беспокоиться, — сказал Транквиллити. — Мы находимся на самой безопасной орбите Конфедерации. Сам удивляюсь, сколько энергии скопило Согласие для самозащиты. Так что будь довольна.

— Я и не жалуюсь.

— Наши жители тоже не жалуются.

Иона переключила внимание на жизнь обиталища.

Там происходило что-то вроде вечеринки. Все население (воспользовавшись аварийной сетью) спустилось из звездоскребов в парковую зону, ожидая восстановления электроснабжения. Пожилые плутократы сидели на траве рядом со студентами, официантки и президенты корпораций стояли в туалет в одной очереди, высоколобые ученые, работавшие над Леймилским проектом, попали в компанию светских оболтусов. Все прихватили с собой из квартиры по бутылке, и начался величайший галактический массовый пикник. Люди пили и, смеясь, рассказывали уже в который раз своим соседям о том, как я-видел-как-целый-рой-боевых-ос-несся-прямо-на-меня. Благодарили Бога, но в особенности Иону Салдану за спасение, клялись ей в вечной любви. Какая же это, черт побери, красивая, блестящая, ловкая, великолепная девушка, как же им повезло, что они живут с ней в одном обиталище. А ты, Капоне, слабак, как теперь ты себя чувствуешь? Твой хваленый флот бросил вызов Конфедерации, а посрамило тебя одно-единственное немилитаристское обиталище. И ведь у тебя все было для победы, а мы тебе нос утерли. Ну и как ты теперь, доволен, что попал в наше столетие?

Жители двух ближайших ко дворцу Де Бовуар звездоскребов пришли засвидетельствовать свои благодарность и уважение лично. За воротами собралась большая толпа, пела и умоляла свою героиню выйти к ней.

Иона улыбнулась, увидев в толпе Доминику, Клемента и жутко пьяного Кемпстера Гетчеля. Были там и другие знакомые — директора и менеджеры многочисленных компаний и финансовых институтов. Всех их подхватила эмоциональная волна. Раскрасневшиеся, восторженные, они выкрикивали ее имя охрипшими голосами. В фокус ее зрения опять попал Клемент.

— Пригласи его, — мягко предложил Транквиллити.

— Может, и приглашу.

— Выживание в критической ситуации является для людей сексуальным стимулом. Тебе следует удовлетворять свои инстинкты. Он может сделать тебя счастливой, и кто, как не ты, этого заслуживаешь.

— Как романтично ты выражаешься.

— Романтичность тут ни при чем. Он может дать тебе облегчение. Пользуйся моментом.

— А как ты себя чувствуешь? Ведь ты совершил прыжок.

— Когда ты счастлива, счастлив и я.

Она громко рассмеялась.

— Да какого черта, почему бы и нет?

— Вот и хорошо. Но сначала, мне кажется, тебе надо выйти к народу. Толпа добродушна и очень хочет увидеть тебя.

— Да, — она стала серьезной. — Но у меня есть еще одна официальная обязанность.

— Верно, — Транквиллити был так же серьезен.

Иона почувствовала, что их мысленный разговор расширился. К ним присоединились джовианское Согласие и Армира, посол киинтов на Юпитере. Их официально пригласили к участию в разговоре.

— Наш прыжок вызвал неожиданное событие, — сказала Иона. — Мы надеемся, что вы поможете прояснить это обстоятельство.

Армира внесла в разговор веселую нотку.

— Я бы выразилась по-другому: неожиданным событием стал ваш прыжок.

— Да, киинты, которых мы пригласили в гости, очень удивились, — сказала она. — Они, кстати, все удалились, что явилось для нас полной неожиданностью.

— Понимаю, — Армира уже не смеялась, не дав им возможности проникнуть в ее мысли.

Транквиллити вынул из своей памяти прошедшие события и проиграл их, начиная с момента атаки. Они увидели киинтов, исчезнувших в горизонте событий.

— То, что вы продемонстрировали, давно известно, — бесстрастно заметила Армира. — Мы давно усовершенствовали способность к исходу, еще в эпоху межзвездных путешествий. Это всего-навсего усовершенствованное применение ваших систем искажения поля. Мои коллеги, помогавшие вам в вашем Леймилском проекте, использовали его инстинктивно, когда поняли, что им угрожает опасность.

— Мы так и поняли, — сказало Согласие. — И кто может винить их в этом? Не в этом дело. Тот факт, что у вас есть эта способность, чрезвычайно нас вдохновляет. Нам всегда казалось непонятным ваше заявление, что звездные путешествия вас больше не интересуют. Впрочем, то, что у вас нет космических кораблей, придает вес вашему высказыванию. Сейчас, когда мы увидели вашу способность к телепортации воочию, ваше заявление представляется нам софизмом.

— Такого интереса к путешествиям в другие миры, как у вас, у нас нет, — сказала Армира.

— Конечно нет. Наши корабли летают с коммерческими и колонизаторскими целями. Есть, к сожалению, и военные корабли. Вам, с вашим технологическим уровнем, коммерческая деятельность ни к чему. Мы верим, что вы мирная нация, хотя, скорее всего, у вас разработано самое современное оружие. Следовательно, вы должны быть заинтересованы в исследованиях и колонизации.

— Справедливо.

— Значит, вы все еще занимаетесь такого рода деятельностью?

— В какой-то степени.

— Отчего же вы не сообщили нам об этом, почему скрыли ваши способности под маской мистицизма и безразличия?

— Вы сами знаете, почему, — сказала Армира. — Триста лет назад люди обнаружили расу джисиро, и все же вы до сих пор не наладили с ними контакт и не открылись им. Их технология и культура находятся на примитивном уровне, и вы понимаете, что произойдет, если их допустят в Конфедерацию. Все то, что у них есть, будет заменено тем, что они воспримут как футуристические предметы, созданные для удобства. Они перестанут делать что-либо сами. Кто знает, какие достижения будут потеряны для мира?

— Этот аргумент неуместен, — сказало Согласие. — Джисиро не имеют понятия о звездах, не знают, чтоматерия состоит из атомов. А мы знаем. Мы признаем, что наши технологии стоят на более низком уровне, чем ваши. Но в то же время мы уверены, что однажды мы достигнем вашего теперешнего уровня. Вы считаете, мы не знаем, каких высот достигла наука. Мы открылись вам, честно и дружелюбно, свои недостатки от вас не прятали, вы же не ответили нам взаимностью. Мы сделали вывод, что вы просто изучаете нас. Нам хотелось бы знать, зачем. Как чувствующие особи мы имеем на это право.

— Изучение — уничижительный термин. Мы стараемся побольше узнать о вас, как и вы о нас. Признаю, что процесс этот несбалансирован, но, принимая во внимание все обстоятельства, это неизбежно. А что до раскрытия нашей технологии, то это — грубое вмешательство в наши дела. Если хотите чего-то, добивайтесь сами.

— Тот же довод вы привели нам и относительно загробной жизни, — раздраженно заметила Иона.

— Ну разумеется, — согласилась Армира. — Скажи мне, Иона Салдана, какова была бы твоя реакция, если бы ксеноки заявили, что ты обладаешь бессмертной душой, и доказали бы это, а затем сознались, что жизнь после смерти ожидает лишь избранных? Понравилось ли бы тебе такое признание?

— Нет, не понравилось бы.

— Мы знаем, что наше столкновение с загробной жизнью произошло по случайности, — вступило в разговор Согласие. — Что-то произошло на Лалонде, отчего души вышли из преисподней и захватили тела живых людей. С нами случилась беда. Разве такое несчастье не призывает вас вмешаться?

Повисла долгая пауза.

— Вмешиваться мы не станем, — заявила Армира. — По двум причинам. То, что произошло на Лалонде, случилось оттого, что вы явились туда. Одно дело — межпланетные путешествия и научные исследования, а другое — физическое действие.

— Мы не отрицаем нашей ответственности за содеянное.

— Да, больше вам ничего не остается.

— Ну хорошо, с некоторыми оговорками мы согласны с вашим заявлением, хотя оно нам и не нравится. Какова же вторая причина?

— Видите ли, среди моего народа нашлись люди, которые были на вашей стороне и голосовали за оказание вам помощи. Возможность вмешательства была отвергнута. То, что мы узнали о вас, свидетельствует: ваша раса справится с кризисом. Эденисты — люди зрелые и могут справиться с ситуацией.

— Я не эденист, — сказала Иона. — Что же будет со мной и другими адамистами, большинством расы? Вы что же, устранитесь и позволите нам погибнуть? Разве выживание элиты, философов и интеллектуалов, оправдывает гибель остальных людей? Если это цена за улучшение расы, мы такую цену платить не собираемся.

— Если я могу быть судьей, то и ты тоже спасешься, Иона Салдана.

— Приятно сознавать. Но что будет с остальными?

— Это уж как судьба распорядится. Больше я ничего не могу сказать. Наш официальный ответ: все зависит от вас самих.

— Такой ответ не может служить утешением, — прокомментировало Согласие.

— Я понимаю ваше огорчение. Единственный мой совет: не делитесь с адамистами тем, что вы узнали о моей расе. Если они прознают, что нам известно, как разрешить кризис, это ослабит их собственную инициативу.

— Мы обдумаем ваше предложение, — промолвило Согласие. — Но эденисты не согласятся войти в вечность без своих родственников. Ведь мы одна раса, хотя и расколотая.

— Я признаю ваше единство.

— У меня последний вопрос, — сказала Иона. — Где Джей Хилтон? Ее забрали из Транквиллити в то же время, что и ваших ученых. Зачем?

Мысли Армиры смягчились, она почти смутилась, что для киинта неслыханно.

— Произошла ошибка, — созналась посланница. — И я прошу у вас за это прощения. Ошибка, правда, вызванабыла добрыми намерениями. Маленькая киинт включила Джей Хилтон в число, подлежащих эвакуации, причем против родительской воли. Она попросту пыталась спасти подругу.

— Хейл! — Иона в восторге рассмеялась. — Ах ты, проказница.

— Полагаю, ее сурово наказали за своеволие.

— Надеюсь, что нет, — возмутилась Иона. — Ведь она всего лишь ребенок.

— Верно.

— Ну, теперь вы можете вернуть Джей назад. Транквиллити не так уж беззащитен, как вы думали.

— Снова прошу прощения, но Джей Хилтон не может быть возвращена.

— Почему?

— Она слишком много видела. Уверяю вас, она находится в полной безопасности, и мы, конечно же, вернем ее вам, как только ваш кризис окончательно завершится.

Луиза притронулась к стенам тюремной камеры — сделаны они были из какого-то тускло-серого композита, не такого холодного, как металл, но такого же твердого — и забралась с ногами на койку. Согнув колени, уткнулась в них подбородком. Гравитация на Земле вполовину меньше, чем у них на Норфолке, и все же это лучше, чем на Фобосе, зато воздух прохладнее, чем на «Джамране». Мысли ее какое-то время были заняты Эндроном, системщиком с «Далекого королевства». Она полагала, что, возможно, это он выдал их властям Верхнего Йорка. Затем решила, что это уже не имеет значения. Сейчас ее беспокоила лишь разлука с Джен. Как-то там сестренка? Наверняка напугана тем, что случилось.

«Это я впутала ее в эту историю. Да мама меня просто убьет».

Хотя мама сейчас вообще ничего не могла сделать. Луиза плотнее обхватила колени и постаралась не расплакаться.

Дверь открылась. В камеру вошли две женщины. Луиза предположила, что они из полиции: на них была бледно-голубая форма с бронзовой эмблемой Центрального правительства на плечах — руки-континенты в дружеском рукопожатии.

— Ну что ж, Кавана, — сказала женщина с сержантскими лычками, — пошли.

Луиза спустила ноги на пол и осторожно перевела взгляд с одной на другую:

— Куда?

— На собеседование.

— На их месте я засунула бы тебя в ноль-тау, — сказала другая женщина. — Пыталась провезти сюда одного из этих ублюдков. Сволочь.

— Перестань, — приказала женщина-сержант.

— Я не… — начала было Луиза и беспомощно сжала губы. Все было так запутано. Одному Небу известно, сколько законов она нарушила по пути в Верхний Йорк.

По короткому коридору ее провели в другую комнату. У нее родились невольные ассоциации с больницей. Белые стены, стерильная чистота. Дешевые стулья, стол посередине комнаты мог бы стоять в лаборатории. Множество процессоров в углу на высоком стеллаже, на столе тоже стояли блоки. Брент Рои сидел за столом. С формой таможенника, в которой встречал «Джамрану», он расстался. Теперь на нем был такой же голубой костюм, как и на женщинах-полицейских. Жестом пригласил ее сесть против него.

Луиза села, ссутулив плечи. За эту привычку сама она ругала Джен. Посидела с опущенным взором, выжидая. Потом подняла глаза. Брент Рои спокойно ее разглядывал.

— Ты не одержимая, — сказал он. — Тесты это подтверждают.

Луиза нервно одернула черный халат, который ей здесь выдали: тесты слишком ярко запечатлелись в ее памяти. Семеро вооруженных людей из службы безопасности держали ее под прицелом, а медики заставили раздеться догола. Они ввели в нее сенсорные контуры, приложили сканеры, взяли пробы, и было это в миллион раз хуже медицинского обследования. После разрешили иметь при себе лишь закрепленный на запястье нанотехнический пакет.

— Хорошо, — сказала она еле слышно.

— Как он шантажировал тебя?

— Кто?

— Одержимый, называющий себя Флетчером Кристианом.

— Он меня не шантажировал, он о нас заботился.

— Так ты в благодарность за защиту от других одержимых позволила ему себя поиметь?

— Нет.

Брент Рои пожал плечами.

— Так он предпочел твою сестренку?

— Нет! Флетчер порядочный человек. Как вы можете говорить такое!

— Тогда какого черта ты здесь делаешь, Луиза? Почему пыталась незаконно провезти сюда одержимого?

— Я не пыталась. Все было не так. Мы приехали сюда предупредить вас.

— Предупредить кого?

— Землю. Центральное правительство. Сюда кое-кто едет. Некто ужасный.

— Да? — Брент Рои скептически вскинул бровь. — Кто же это такой?

— Его зовут Квинн Декстер. Я его видела, он хуже любого одержимого. Много хуже.

— В каком отношении?

— Более властный. И он полон ненависти. Флетчер говорит, что с ним что-то не так. Он чем-то от всех отличается.

— Ага, эксперт по одержанию. Ну кому же и знать, как не ему.

Луиза нахмурилась, не понимая, отчего представитель власти так недоверчив.

— Мы приехали предупредить вас, — настаивала она. — Декстер говорил, что он отправляется на Землю. Он хочет отомстить кому-то по имени Беннет. Вам нужно выставить службы безопасности во всех космопортах, не дать ему выйти на поверхность. Если это произойдет, будет беда. Он станет одерживать всех на Земле.

— А тебе-то что за дело?

— Я же сказала. Я видела его. И знаю, что он из себя представляет.

— Говоришь, он хуже любого одержимого… так как же тебе удалось спастись?

— Нам помогли.

— Флетчер?

— Нет… я не знаю, кто это был.

— Ну ладно, ты избежала судьбы, что хуже смерти, и пришла, стало быть, предупредить нас.

— Да.

— Как ты выбралась из Норфолка, Луиза?

— Купила билеты на космический корабль.

— Понятно. И прихватила с собой Флетчера Кристиана. А ты не боялась, что в экипаже корабля могли оказаться одержимые?

— Нет. Это единственное место, за которое я уверена: там не может быть одержимых.

— Итак, хотя ты знала, что на борту корабля нет одержимых, ты все же взяла Кристиана в качестве своего защитника. Это твоя была идея или его?

— Я… это… он просто был с нами. Он был с нами с тех пор, как мы убежали из дома.

— Где твой дом, Луиза?

— Криклейд. Но Декстер пришел и одержал всех. Вот тогда мы и бежали в Норвич.

— А, да. Столица Норфолка. Итак, ты привезла Кристиана с собой в Норвич. А потом, когда его стали захватывать одержимые, ты подумала, лучше будет бежать с планеты, так?

— Да.

— Ты знала, что Кристиан одержимый, когда покупала билеты?

— Да, конечно.

— А когда ты их купила, ты знала, что Декстер хочет явиться на Землю?

— Нет, я узнала потом.

— Уж не милый ли старенький самаритянин Флетчер Кристиан предложить ехать сюда, чтобы предупредить нас?

— Да.

— А поначалу ты куда собиралась, прежде чем Флетчер Кристиан заставил тебя изменить свое намерение и явиться сюда?

— На Транквиллити.

Брент Рон, удивившись, кивнул.

— Довольно странное место для молодой леди, дочери норфолкского землевладельца. Отчего ты выбрала это обиталище?

— Там живет мой жених. Если кто и сможет защитить нас, так это он.

— А кто твой жених, Луиза?

Она смущенно улыбнулась:

— Джошуа Калверт.

— Джошуа Кал… Ты имеешь в виду «Лагранжа» Калверта?

— Нет, Джошуа.

— Капитана «Леди Макбет»?

— Да. Вы его знаете?

— Его имя каждый знает.

Он сел и, сложив руки, недоуменно смотрел на Луизу.

— Могу я теперь видеть Женевьеву? — робко спросила она. Никто ей пока не сказал, что она тоже под арестом. Сейчас она была чуть увереннее: ведь полицейский выслушал ее внимательно.

— Немного погодя. Сначала разберемся в том, что ты нам только что рассказала.

— Так вы верите мне, ну… о Квинне Декстере? Вам необходимо не допустить его на Землю.

— Уверяю тебя, мы сделаем все, что можем, чтобы он не прошел службу безопасности.

— Благодарю вас, — она неуверенно глянула на двух женщин-полицейских, стоявших по обе стороны ее стула. — А что будет с Флетчером?

— Не знаю, Луиза. Это не в моей компетенции. Думаю, они выбросят его из тела, которое он украл.

— О! — она опустила глаза.

— Ты считаешь, Луиза, что с их стороны это будет нехорошо?

— Да, нехорошо, — ей трудно было произнести эти слова. Это была правда, но говорить ее не следовало. Все, что происходило, было не то и не так.

— Ну, что ж, — Брент Рои подал знак ее эскорту. — Поговорим об этом после, — когда дверь за ними затворилась, он не мог не скорчить недоверчивую гримасу.

— И что же ты думаешь? — обратился к нему с мысленным вопросом советник.

— За один допрос никогда еще не слышал столько чуши, — возмутился Брент Рои. — То ли она умственно отсталая, то ли нам и в самом деле угрожает инфильтрация одержимых.

— Она не умственно отсталая.

— Так кто же она, черт побери? Разве можно быть такой тупицей?

— Она вовсе не тупица. Просто мы так привыкли к вранью и уверткам, что когда нам говорят правду, уже не узнаем ее.

— Да брось, неужто ты поверил в эту историю?

— Она, по твоим словам, принадлежит к классу норфолкских землевладельцев, так что для роли галактического преступника вряд ли подходит. К тому же она путешествует с сестрой.

— Сестра для прикрытия.

— Брент, ты настоящий циник.

— Да, сэр, — он уже не скрывал своего раздражения. На советника, правда, его недовольство не производило ни малейшего впечатления. У анонимного существа, направлявшего его поступки последние двадцать лет, отсутствовали человеческие реакции. Бывали моменты, когда Брент Рои раздумывал, уж не имеет ли он дело с ксеноком. Теперь он уже, кстати, ничего с этим поделать не мог: к какому бы агентству советник ни принадлежал, он явно имел большой вес у центрального правительства. Его собственная быстрая и успешная карьера была тому доказательством.

— Есть моменты в рассказе мисс Кавана, которые мои коллеги и я находим небезынтересными.

— Какие это? — спросил Брент.

— Да ты и сам знаешь.

— Ну да ладно. Как ты предлагаешь с ней поступить?

— Эндрон подтвердил марсианской полиции события, происшедшие на Фобосе, но нам необходимо выяснить в подробностях, что случилось с семьей Кавана в Норфолке. Начни процедуру возвращения памяти.

За последние пять столетий понятие о центре (нижнем городе или «даунтауне») приобрело в Нью-Йорке новое и буквальное значение, впрочем, как и о прежней окраине (верхнем городе или «аптауне»). Не изменилось одно: арколог ревностно отстаивал первенство в обладании самым высоким зданием на планете. Случалось, правда, что лет этак на десяток-другой за столетие пальму первенства перехватывало европейское или азиатское государство, но затем арколог снова вырывался вперед.

Сейчас он раскинулся на четырех тысячах квадратных километров, и, по официальным данным, проживало в нем триста миллионов человек. Пятнадцать прозрачных куполов, диаметром в двадцать километров с Нью-Манхэттеном в центре, сгруппировались полукругом вдоль восточного побережья, укрывая от жары и ветров районы с обычными небоскребами (теми, что были не выше одного километра). В местах соединения куполов гигантские мегабашни упирались в контуженное небо. Гиганты эти являлись как бы воплощением старой концепции арколога как единого здания-города. Там были квартиры и торговые центры, заводы и офисы, проектные организации и рестораны, университеты, парки, полицейские участки, муниципальные помещения, больницы, бары и другие места, необходимые людям в двадцать шестом веке. Тысячи жителей рождались, жили и умирали, ни разу его не покидая.

В настоящее время мировым чемпионом был «Риган», вознесшийся в высоту на пять с половиной километров. Его основание, шириною в километр, располагалось на земле, принадлежавшей в стародавние времена городку Риджвуд, что погиб от нашествия армады. Квартиры на любом из верхних пятидесяти этажей стоили пятнадцать миллионов фьюзеодолларов, причем последнюю квартиру купили за двенадцать лет до окончания строительства. Жильцы, новое поколение аптаунцев, наслаждались видом, подобного которому на Земле больше негде было увидеть. Следует, правда, заметить, что зрелище это не менее двух дней из семи закрывали непроницаемо темные тучи, зато, когда облачность рассеивалась, воздух был и в самом деле чрезвычайно прозрачен. Далеко внизу, под стеклянными шестиугольными щитами, составлявшими крышу купола, небожители с интересом наблюдали человеческую жизнь, которая, словно морской прибой, то приливала, то отступала вдаль. Днем экзотические транспортные реки текли вдоль паутины автомобильных и железнодорожных эстакад, а по ночам разворачивался сверкающий ковер из неоновых огней.

«Риган» окружили улицы с небоскребами, раскинувшимися веером в глубоких углебетонных каньонах. Словно могучие корни, поддерживали они главную башню. Основания небоскребов в два раза превышали ширину их вершин. Эстакады возвысились над землей на сто пятьдесят метров. На каждом перекрестке от сверхскоростных автобанов отходили вспомогательные дороги, соединяя их с местными трассами. По трассам этим круглосуточно громыхали восьмидесятитонные автотраки, заползая, словно змеи, в тоннели, уводившие в подземные складские помещения. Поезда метро скользили по рельсовому лабиринту, разобраться в котором мог лишь AI[13]. Чем ниже к земле, тем ниже и арендные цены: ведь там мало света, много шума, и нечем дышать. Все здесь износилось, устарело, вышло из моды, стало экономически невыгодно. Все дошло до уровня, ниже которого не спуститься, и это одинаково относилось как к людям, так и к предметам.

На перекрестках дорог разрослись похожие на моллюсков строения, заполнили промежутки между небоскребами. Жалкие хижины, сляпанные из пластмассового утиля. Под ними, словно пиявки, прилепились к улицам рыночные прилавки и лотки с фастфудом. Контрабандисты и хулиганы управляли здесь каждый своей территорией. Преступления относились к разряду мелких, распространено было и кровосмешение. Полиция ежедневно совершала сюда свои рейды, а уходила, когда невидимое солнце опускалось за кромку куполов.

Это и был даунтаун. Он был повсюду, но всегда под ногами обыкновенных горожан, невидимый ими. Квинн обожал его. Люди, жившие здесь, были почти что в мире теней. Все, что бы они ни делали, к реальному миру никакого отношения не имело.

Он вышел из подземки на мрачную улицу, запруженную прилавками под тентами и вагончиками без колес, выставившими свой товар под присмотром бдительных владельцев. На стенах небоскребов трудно было найти место, не тронутое граффити. Окон внизу мало, да и те забраны стальными решетками, за ними едва удавалось разглядеть грязные помещения магазинов и баров. Лязганье металла, доносившееся сверху, с эстакад, не умолкало ни на минуту.

Взгляды, украдкой брошенные на Квинна, тут же, метнувшись, уходили в сторону. Усмехаясь, он шел в черной рясе священника мимо прилавков.

Декстер хотел найти секту, однако в Нью-Йорке он оказался впервые. В даунтауне секту знали все: здешних жителей рекрутировали туда в первую очередь. По соседству должно быть место, где они собираются. Нужно найти того, кто это место укажет.

Не успел он отойти от подземки и семидесяти метров, как его заметили. Два подростка-хулигана, весело смеясь, мочились на женщину, которую только что избили до бесчувствия. Двухлетний малыш, лежа рядом, на тротуаре, в луже крови и мочи, ревел благим матом. Тут же валялась и вспоротая сумка с высыпавшимся из нее и разбросанным по земле жалким содержимым. Накачанными телами подростки напомнили Квинну Джексона Гейла. Добились они этого, скорее всего, гормонами, а не физическими упражнениями. На одном из них была рубашка с треугольным вырезом с надписью: ХИМИЧЕСКАЯ ВОЕННАЯ МАШИНА. Другой парень щеголял обнаженным торсом.

Он первый и заметил Квинна, фыркнул и подтолкнул локтем товарища, привлекая его внимание. Сжав кулаки, они вразвалку двинулись вперед.

Квинн медленно опустил капюшон. Сверхчувствительная к назревающему скандалу улица быстро опустела. Прохожие, давно напуганные хулиганами, забежали за лес опор. Продавцы с грохотом закрывали лотки.

Хулиганы остановились против Квинна. Он широко им улыбнулся.

— Давненько у меня не было секса, — сказал он. И посмотрел на того, что был в рубашке. — С тебя, пожалуй, и начну.

Подросток оскалился и вложил в удар всю силу накачанных мышц. Квинн остался совершенно спокоен. Кулак угодил слева, в нижнюю челюсть. Раздался звон, который даже уличный шум не смог перекрыть. Подросток взвыл, сначала от шока, потом — от боли. Отвел руку в сторону, тело сотрясалось. Все пальцы были сломаны, словно он ударил по камню. Испуганно хныча, он осторожно баюкал изувеченную руку.

— Я бы хотел, чтобы меня отвели к вашему лидеру, — сказал Квинн, будто и не заметил удара. — Но организаторская работа требует мозгов. Так что, боюсь, мне не повезло.

Второй подросток побелел, покачал головой и попятился назад на два шага.

— Не беги, — в голосе Квинна послышалась угроза.

Подросток чуть помедлил, а потом развернулся и бросился бежать. Ярким пламенем вспыхнули джинсы. Заорав, остановился, бешено заколотил по горевшей ткани. Тут же загорелись и руки. Шок заставил его замолчать. В недоумении он поднес к глазам ладони. И завопил опять. Дико крича и пьяно шатаясь, врезался в хлипкий прилавок. Прилавок сложился и зажал его, словно в тисках. Огонь пожирал тело, бежал вдоль рук и дошел до торса. Стоны становились все слабее. Подросток брыкался в заваливших его обломках.

Тот, что в рубашке, бросился к товарищу. Увы, тому нечем было помочь, и он лишь в ужасе смотрел на языки пламени, становившиеся все жарче.

— Ради Христа! — заорал он, обращаясь к Квинну. — Остановите это. Остановите!

Квинн засмеялся.

— Это тебе первый урок. Божьего Брата остановить нельзя.

Движение и крики прекратились. Среди пламени лежало что-то черное и блестящее. Квинн положил руку на плечо рыдающего подростка.

— Что, больно тебе смотреть на это?

— Больно! Больно? Ты, сукин сын, — лицо его перекосило от боли и гнева, но он не пытался сбросить с плеча руку Квинна.

— У меня вопрос, — сказал Квинн. — И я выбрал тебя, чтобы ты на него ответил.

Рука его сползла с плеча и погладила грудь подростка, а потом спустилась к паху. Там рука задержалась. Страх, который он вызывал у парня, возбудил его.

— Да. Господи, да. Все, что угодно, — захныкал подросток. Зажмурил глаза: не хотел видеть кошмар наяву.

— Укажи место, в котором собираются члены секты Светоносца.

Изнемогая от боли и страха, сковывавших его мысли, хулиган, заикаясь, сказал:

— Этот купол, район семнадцатый, Восемьдесят третья улица. Центр где-то там.

— Хорошо. Видишь, ты уже научился послушанию. Молодец. Я даже и не ожидал. Ну, остался еще один урок.

Хулиган испуганно спросил:

— Какой?

— Любить меня.

Штаб-квартира секты, будто личинка, затаилась в углу небоскреба на Восемьдесят третьей улице. То, что некогда представляло ряд квадратных комнат, задуманных скорее математиком, нежели художником, напоминало теперь темные кроличьи клетки. В некоторых стенах адепты проделали дыры, забаррикадировали коридоры, запечатали проходы к лестничным маршам. В общем, сделали все, что приказал им волхв. Снаружи нижние этажи здания ничем не отличались от других лавчонок даунтауна. Товары продавали здесь дешевле, так как сектанты же их и украли.

Окна над магазинами были затемнены: процессоры здания свидетельствовали, что комнаты не заняты, следовательно, и арендная плата за них не поступала.

В помещениях за темными окнами круглосуточно кипела жизнь. С корпоративной точки зрения, а именно так рассматривал свою секту волхв Гарт, это было весьма выгодное предприятие. Рядовых сектантов — отбросы общества — отправляли на верхние этажи, и они постоянно тащили оттуда потребительские товары. Члены секты либо употребляли их сами, либо продавали упомянутым магазинам с принадлежавшими тем уличными лавками. Старших сектантов употребляли как надсмотрщиков, отслеживавших распределение товаров и услуг. И, наконец, высшую касту секты, с неплохими мозгами, обучали на курсах дидактической памяти и доверяли им обслуживание фабричного оборудования, производящего левую продукцию, пиратские музыкальные альбомы, программное обеспечение, наркотики и гормоны.

Кроме прочего, секта не брезговала и традиционной криминальной деятельностью. Хотя благодаря развитию сенсорной технологии проституцию из даунтауна почти вытеснили, рэкет и вымогательство, шантаж, похищения и мошенничество, кражи, угон транспортных средств и растраты продолжали цвести пышным цветом.

Секта занималась всем этим с удовольствием, даже не без изящества. Работой их Гарт был вполне доволен. В течение трех с лишним лет секта не забывала о ежемесячной дани Высшему волхву Нью-Йорка, резиденция которого располагалась под Вторым куполом. Единственное, из-за чего Гарт волновался, это из-за того, что Высший волхв пронюхает, насколько прибыльной является секта, и потребует увеличения налога. Случись это, личные доходы Гарта будут урезаны, а ведь последние пять лет он всегда имел свои восемь процентов.

Бывали моменты, Гарт изумлялся, что до сих пор никто ничего не заметил. Правда, иногда, бросив взгляд на старшего сектанта Венера, он уже удивлялся не так сильно. Венеру было за тридцать. Крупный мужчина, плотнее остальных сектантов. Темная борода, росшая невероятно густо, делала его похожим на обезьяну. Тело его было в полной гармонии с головой. Гарт подозревал, что и кости у него покрепче, чем у обычного человека. Нависший лоб и выступающий подбородок придавали ему угрюмое, обиженное выражение. Пятнадцатилетнее пребывание в секте вознесло Венера на высокое место в сектантской иерархии.

— Они схватили Года и Джея-Ди, — сказал Венер, улыбнувшись мелькнувшему воспоминанию. — Тод двинул как следует парочке копов, пока те не пустили в ход нейроглушитель. И давай пинать его ногами. Я тут и ушел.

— Как случилось, что вас выследили? — спросил Гарт. Он послал Венера с пятью сектантами спустить пары. Чего проще? Двое ребят нападают на прохожего, срезают сумку, вспарывают брючный карман. Если тот протестует, его тут же окружают. Люди молодые, агрессивные, малейший повод, и прохожего отделают в сосиску. Три секунды, и готово. Двадцать жертв в одном месте, зато пары спущены.

Венер пожал могучим плечом:

— Не знаю. Копы, должно быть, заранее видели, что произойдет.

— Да ладно, к черту, — Гарт понял, что они промешкали и полиция их заметила. — У Тода с Джеем-Ди было что-нибудь в карманах?

— Кредитные диски.

— Черт! Вот это плохо. — Копы отправят их прямо в суд, а потом, как пить дать, — в места не столь отдаленные. И двое более-менее лояльных сектантов попадут в колонию. Гарт, правда, слышал, что карантин распространялся даже на полеты к колониальным планетам. Помещения для арестованных на всех орбитальных станциях переполнились. Ходили слухи о бунтах.

Венер, сунув руки в карманы, стал вытаскивать кредитные диски и другое барахло, отнятое у граждан: дискеты, ювелирные изделия, карманные блоки…

— Вот. Поход все-таки кое-что принес, — выгрузил все на стол Гарта и с надеждой посмотрел на волхва.

— Хорошо, Венер. Но впоследствии проявляй больше осторожности. Божьему Брату не по нраву провалы.

— Слушаюсь, волхв.

— Хорошо, ну а теперь убирайся с глаз к чертям собачьим, пока я не рассердился.

Тяжело ступая, Венер вышел из комнаты и затворил дверь. Гарт подал на комнатный процессор команду «Включить свет». (В присутствии сектантов кабинет едва освещали несколько красных свечей в железных канделябрах, стены же тонули в темноте.)

С потолка хлынули мощные потоки света, обнаружив богато убранную комнату: бар с великолепным ассортиментом бутылок, дорогую аудиовизуальную систему, библиотеку с сенсорными дискетами, персональный компьютер последнего поколения корпорации Кулу (настоящий, не пиратский), предметы искусства, явно краденые, продать которые было бы невозможно. Свидетельство жадности и страсти. Видишь то, что хочешь, бери без раздумий.

— Керри! — заорал он.

Она вышла из смежной комнаты полностью обнаженная. С первого же дня, когда брат привел ее сюда, Гарт не разрешал ей носить одежду. Самая красивая девка за время существования секты. Несколько заключительных штрихов с помощью косметических пакетов внесли изменения соответственно его вкусам, и она стала совершенством.

— Подай одежду номер пять, — приказал он. — Поспеши. Через десять минут буду проводить посвящение.

Понятливо кивнув головой, девушка вернулась в смежную комнату. Гарт перебирал трофеи Венера. Читая названия дисков, загружал их в память процессора. Внезапно он ощутил легкое дуновение. Мигнули свечи. Это отвлекло его на мгновение. Наверное, опять кондиционер накрылся.

В улове Венера он ничего интересного не обнаружил. Шантажа на этом не сделаешь. Некоторые дискеты содержали файлы компаний, но быстрая проверка показала, что в коммерческом плане ухватиться там не за что. Раз в неделю он должен был поставлять великому волхву информацию. Выгоды с этого он никакой не имел, разве что обзаводился невидимым зонтиком политической защиты, предоставляемой старшим членам секты. Сообщал не просто о том, что происходило внутри секты, — Великий волхв требовал, чтобы ему докладывали о событиях на улицах, на каждой улице. Какие банды действовали успешнее и почему, что именно они совершали; кто появился в их районе, кто исчез, у кого возникли неприятности и так далее.

Годы, проведенные на улице, научили Гарта ценить осведомленность, но у Великого волхва это было возведено в своего рода культ.

Керри принесла одежду. Платье номер пять было, как и положено, ярким — черное с красным, расшитое ничего не означавшими на деле пентаграммами и рунами. Просто это был символ власти, а к дисциплине в секте относились весьма серьезно. Керри помогла ему облачиться и повесила на шею золотую цепь с перевернутым крестом. Посмотрев на себя в зеркало, Гарт остался доволен. В последнее время тело немного обвисло, и все же он предпочитал воинские импланты, а не физические. Косметические пакеты помогли придать выбритому черепу и глубоко сидящим глазам соответствующий его положению зловещий вид.

Церковь, пещера высотою в три этажа, находилась в центре занимаемых сектой помещений. На бывшие здесь некогда пол и потолки указывали торчавшие из стен культи срезанных стальных опор. На торцевой стене в широком шестиугольнике — перевернутый крест, подсвеченный снизу тройным рядом толстых восковых свечей, торчащих из перевернутых черепов. Под крестом — демоны, звезды и руны, покрытые толстым слоем сажи. В качестве алтаря — углебетонная плита, вырубленная из боковой стены и поднятая на опоры. Чаша на алтаре с вырывавшимися из нее голубыми языками пламени распространяла сладкую вонь. Слева и справа от него — два высоких подсвечника в форме змеи. Сквозь утопленные в углебетон десять металлических ободов пропущены цепи с наручниками на концах.

Прихода Гарта терпеливо ожидало чуть более половины членов секты. Они выстроились рядами, в серых робах, с поясами разных цветов, означавшими принадлежность к определенному рангу. Гарт предпочел бы, чтобы народу было больше. К сожалению, с каждым разом их становилось все меньше. Разборка с бандой, действовавшей на Девяностой улице, привела к потерям. Главарь банды предполагал заключить выгодное для него территориальное соглашение. Гарт собирался его от этой иллюзии излечить: Божий Брат не торгуется. Сектанты держали банду под наблюдением и разработали план операции. У банды не было ни дисциплины, ни драйва. Лишь бы отхватить побольше деньжат на покупку наркотиков.

Этим они и отличались от секты, служившей Божьему Брату.

Через неделю Гарт намеревался открыть оружейный склад и устроить налет. С разрешения великого волхва он получил доступ к запрещенной нанотехнике, так что банде придет конец. Их превратят в биологические механоиды. Сектанты разберут всех красивых юнцов и устроят победную оргию. Без жертвоприношений, разумеется, не обойдется.

Сектанты поклонились Гарту. Он подошел к алтарю. К нему были прикованы кандалами пятеро готовившихся вступить в секту кандидатов. Трое подростков и две молодые девушки. Их заманили сюда предательством и посулами. Один парень стоял, гордо выпрямившись, показывая всем своим видом, что готов пройти ритуал, как бы он ни был тяжел, только бы вступить в секту. Двое других были мрачны и подавлены. С одной из девушек Гарт разговаривал ранее, и ей, по его распоряжению, дали транквилизатор. Она была увезена насильно членом секты, укравшим ее у соперника. Девушка была с амбициями и хотела вырваться из даунтауна.

Гарт поднял руки и начертал в воздухе перевернутый крест.

— Да соединимся мы ночью с плотью, — нараспев сказал он.

Сектанты мрачно подвывали, раскачиваясь в унисон.

— Мы любим боль, — обратился к ним Гарт. — Боль освобождает нашего дракона. Боль доказывает, что мы существуем. Мы твои слуги, Хозяин.

Он почти вошел в транс, стоило ему произнести эти слова. Ведь он столько раз их говорил. Столько посвящений отслужил. Чего только не испытала секта: аресты, драки, сжигание наркотиков. Однако образ жизни они не поменяли.

Помогали внушение и дисциплина, но главным оружием оставалась вера. Вера в собственные бесстыдство и подлость. Желание разрушать и причинять боль. Идти напролом… выпускать своего дракона на волю. Начиналось это все здесь, с этой церемонии.

Здесь они сознательно отдавались сексу и насилию, предавались самым низменным инстинктам. Так легко начать, так естественно окунуться в царящее вокруг безумие. Стать своим. Вступить в семью. Вот они рядом с тобой, твои братья.

Что до новичков, то сейчас они пролезали сквозь игольное ушко. Страх удерживал их на месте. Сознавая уродство секты, молодые люди догадывались, с чем столкнутся, посмей они ослушаться, тем более покинуть ее. А затем новый цикл и новое посвящение. Тогда уже им придется доказывать преданность Божьему Брату, выпуская на волю собственного дракона. И они будут это делать, постепенно приходя в восторг.

Кто бы ни сочинил ритуал, думал Гарт, парень этот в психологии кое-что кумекал. Элементарное варварство — единственный способ контроля над даунтаунскими дикарями. А других людей здесь попросту нет.

— Мы видим Тебя, Господь, в темноте, — завывал Гарт. — В темноте живем. В темноте ждем, когда принесешь Ты нам Ночь. И мы пойдем за Тобой в эту Ночь, — Гарт опустил руки.

— Мы пойдем за Тобой, — подхватили сектанты. Голоса раскалились от нетерпения.

— Перед концом света освети нам дорогу к спасению, и мы пойдем за Тобой.

— Мы пойдем за Тобой.

— Когда легионы Твои сразят ангелов фальшивого Бога, мы пойдем за Тобой.

— Мы пойдем за Тобой.

— Когда время…

— Время настало, — прервал его громкий и чистый голос.

Сектанты крякнули от удивления, а Гарт остановился. Он скорее удивился, нежели возмутился тем, что его прервали. Всем было известно, какое огромное значение придавал он церемониям, как нетерпим к святотатству. Ведь пробуждать веру в других людях могли только настоящие верующие.

— Кто это сказал? — воскликнул он.

Из глубины вышла фигура, одетая в черную как ночь сутану. Щель в капюшоне, казалось, поглощала свет. Невозможно было угадать очертания головы.

— Я ваш новый мессия, и я здесь, среди вас, чтобы привести Ночь нашего Господа на эту планету.

Желая проникнуть сквозь капюшон, Гарт пытался воспользоваться имплантами сетчатки, но поймать свет не удалось, даже инфракрасным лучам оказалось это не под силу. Наносенсоры зарегистрировали сбои в многочисленных программах.

— Черт! — воскликнул он и резко вскинул левую руку, целясь указательным пальцем в черную фигуру. Портативная метательная установка не сработала.

— Идите ко мне, — приказал Квинн. — Или я найду для ваших тел более достойных владельцев.

Женщина-сектантка бросилась на Квинна, нога в высоком ботинке метила в коленную чашечку. Два других сектанта, вскинув грозные кулаки, шли ей на помощь.

Квинн поднял руку. Широкий рукав сутаны, упав, обнажил бледную кисть и пальцы, похожие на когти. Из-под этих самых когтей вырвались три тонких белых луча, и атакующие упали, словно всех их поразил оружейный залп.

Гарт схватил подсвечник в форме змеи и замахал им, целя в черный капюшон. С размозженным черепом и одержимый не выживет, а захваченная душа выскочит наружу. Вокруг подсвечника сгустился воздух и, замедлив амплитуду, остановил его движение в десяти сантиметрах от головы Квинна. Змеиная голова, удерживавшая свечу, зашипела и, сжав челюсти, перекусила восковой цилиндр пополам.

— Валите его! — завопил Гарт. — Со всеми ему не справиться. Пожертвуйте собой во имя Божьего Брата.

Несколько сектантов приблизились к Квинну, большинство же не тронулись с места. Свеча загорелась по всей длине. Дикая боль поразила руки Гарта. Он услышал, как зашипела его кожа. Поднялись грязные струйки дыма. Свечу бросить он не мог: пальцы не двигались. Он увидел, как они покрываются пузырями и чернеют; по ладоням потекли струйки.

— Убейте его, — кричал он. — Убейте! Убейте, — он выл от боли.

Квинн подошел к нему поближе.

— Почему? — спросил он. — Пришло время Божьего Брата. Он послал меня к вам. Слушайте меня.

Гарт свалился на пол. Руки его дрожали, обугленные кисти по-прежнему сжимали горящую свечу.

— Ты одержимый.

— Был одержимым. Теперь вернулся. Меня освободила вера в Него.

— Ты одержишь всех нас, — шипел волхв.

— Некоторых из вас. Но ведь об этом и молится секта. Армия проклятых, адептов нашего темного Бога, — он повернулся к сектантам и поднял руки. Впервые в капюшоне показалось его лицо, бледное и полное страшной решимости. — Ожидание закончено. Я пришел, и я приведу вас к вечности. Хватит ссориться из-за черных наркотиков, не к чему тратить жизнь на престарелых шлюх. Он ждет от вас настоящей работы. Я знаю, как привести на Землю Ночь. Преклоните передо мной колени, станьте воинами тьмы. Вместе мы обрушим каменный град на эту планету, пока она не скончается от потери крови.

Гарт завопил снова. Черные кости, совсем недавно бывшие пальцами, намертво приклеились к подсвечнику.

— Убейте его, идиоты! — орал он. — Размажьте по стенке, черт вас всех подери.

Но даже сквозь слезы, застлавшие глаза, он видел, как сектанты медленно, друг за другом, падают на колени перед Квинном. По церкви словно волны побежали. Венер оказался ближе всех к пришельцу. Простоватое лицо сияло от восхищения.

— Я с тобой, — орал сектант. — Только позволь, и я буду убивать ради тебя. Я убью всех, всех. Дико ненавижу людей.

Гарт стонал от унижения. Они поверили ему! Поверили, что это дерьмо и в самом деле посланник Божьего Брата.

Квинн, закрыв глаза, наслаждался победой. Наконец-то он снова среди своих.

— Докажем Светоносцу, что мы достойны Его. Через океан крови я приведу вас в Его Империю. И там мы услышим, как лже-Бог рыдает из-за гибели Вселенной.

Сектанты восторженно смеялись. Разве не об этом они мечтали? Долой сдержанность волхва, наконец-то они дадут волю насилию и ужасу, начнут войну против света. Добьются царства тьмы.

Квинн обратил взор на лежащего волхва.

— Эй ты, я заставлю тебя слизывать с моих ног дерьмо. Станешь отныне солдатской шлюхой.

Подсвечник с остатками рук Гарта, громыхая, упал на пол. Оскалив зубы, волхв посмотрел на стоявшего над ним одержимого.

— Буду служить лишь Господу моему. Ты же проваливай в преисподнюю.

— Я там уже был, — спокойно признался Квинн. — И покончил с этим. Вернулся, — рука его опустилась на голову Гарта, словно благословляя. — Ты мне еще пригодишься. Во всяком случае, твое тело, — острые, словно бритва, ногти вспороли кожу.

Волхв обнаружил, что боль в руках была лишь прелюдией к долгой и мучительной симфонии.

Глава 2

Название «Бюро семь» с неизбежностью, свойственной государственному учреждению, сократилось до Би-7. На первый взгляд бюро как бюро, входящее, как и сотни других, в подчиненную Центральному правительству структуру министерства внутренней безопасности. Официально функция его заключалась в координации процесса политической интеграции и размещения ресурсов. Би-7 должно было в соответствии с задачами, поставленными перед ним министерством, позаботиться о том, чтобы достижение новых целей не столкнулось с проектами, находящимися на данный момент в разработке, и увязать их с имеющимися фондами. Если и можно было заметить какую-то аномалию в деятельности Би-7, так это то, что его, выполняющего столь ответственные и щепетильные обязанности, не контролировал выборный политический деятель. В бюро с номерами от 1 до 6 включительно менялось начальство при каждой новой смене администрации, что отражало политические приоритеты, не говоря уже о сотнях других бюро, стоявших на более низкой иерархической лестнице. В Би-7 таких изменений не было.

Би-7 оставалось изолированным и замкнутым. Если бы кто-то посторонний вздумал поинтересоваться составом его членов, то он испытал бы шок; впрочем, состояние шока длилось бы недолго, ибо любопытного тут же бы и не стало.

Будучи антитезой демократии, оно в то же время исполняло работу по охране Земли и относилось к этому чрезвычайно серьезно. Одержание было угрозой, которая не только перевернула, но и уничтожила бы Центральное правительство. Такая перспектива возникла впервые за четыре с половиной столетия.

Кризис одержания и стал причиной, из-за которой впервые за двенадцать лет созвали всех шестнадцать членов бюро. Конференция проходила в стандартном формате: за овальным столом в комнате с белыми, уходящими в бесконечность стенами сидели их виртуальные представители. Старших у них не было, у каждого или каждой имелась своя область, за которую они отвечали. Делили их по большей части по географическому признаку, хотя имелся и наблюдатель, отвечавший за военную область.

Над столом висел экран, смотреть на который можно было с любого места. В данный момент он показывал жарко горящий норфолкский склад. Туда неслись несколько пожарных машин, более похожих на старинные музейные экспонаты, а в них люди в форме цвета хаки.

— Похоже, эта девчонка Кавана говорит правду, — сказал представитель Центральной Америки.

— А я в этом никогда и не сомневался, — заметил представитель Западной Европы.

— Нет сомнения, что она не одержимая, — вступил в разговор военный обозреватель. — Пока, во всяком случае.

— Если бы она была одержимой, то призналась бы в этом, — лениво заметила Западная Европа. — Слишком уж вы все осложняете.

— Может, вы хотите сделать полный персональный анализ, чтобы подтвердить ее слова? — поинтересовалась Южная Африка.

— Думаю, это лишнее, — сказал европеец. Он обратил внимание на слегка удивленные взгляды, направленные на него другими представителями.

— Может, поясните? — поинтересовалась представительница государств Южной акватории Тихого океана.

Европеец взглянул на военного представителя:

— Полагаю, у нас есть сведения о «Дельте горы»?

Военпред небрежно кивнул:

— Да. Мы установили, что, когда он причалил в Супра-Бразилии, на корабле было два человека. Один из них убил другого чрезвычайно жестоким образом сразу по прибытии корабля. Тело жертвы буквально взорвалось. Все, что мы можем сказать о покойном, это то, что он был мужчиной. О нем нам до сих пор ничего не известно. В ячейках памяти не нашлось клеток с соответствующим телу ДНК. Я запросил все правительства, с которыми у нас контакт, чтобы они осуществили проверку имеющихся у них сведений. Однако, честно скажу, надежд у меня мало.

— Отчего? — спросила Южная акватория.

— «Дельта горы» прибыла из Нювана. Вероятно, убитый — один из его жителей. Там все без исключения подверглись одержанию.

— Да ладно, это не имеет отношения к делу, — заявил представитель Западной Европы.

— Согласен, — сказал военпред. — Мы осмотрели «Дельту горы» и провели судебно-медицинский анализ в капсуле жизнеобеспечения и других системах. Анализ фекальных остатков позволил нам идентифицировать ДНК убийцы. С этого момента история приобретает интерес.

Военпред обратился к процессору, и на экране сменилось изображение. Теперь он демонстрировал картинку, снятую с мозга Луизы Кавана за несколько минут до того, как на Норфолке загорелся склад. Они увидели одетого в черную робу молодого человека с бледным суровым лицом. Казалось, он с насмешливой ухмылкой смотрел на членов Би-7.

— Квинн Декстер. В прошлом году был доставлен на Лалонд, приговорен за сопротивление властям. Полиция считает, что он занимался контрабандой в Эдмонтоне. Так оно и было. Запрещенная нанотехника.

— Господи Иисусе! — пробормотала Центральная Америка.

— Кавана подтверждает, что он был на Норфолке. Она и Флетчер Кристиан подозревают его в том, что именно он захватил фрегат «Танту». «Танту» осуществил неудачную попытку проникнуть сквозь защитные сооружения Земли и немедленно удалился, получив при этом значительные повреждения.

Теперь к процессору обратился представитель Западной Европы, и над столом снова сменилась картинка.

— Декстер прибыл на Нюван. Один из сохранившихся астероидов подтвердил, что «Танту» причалил на астероид Джесуп. Тогда у них и начались серьезные неприятности. Корабли с Джесупа сбросили термоядерное оружие на заброшенные астероиды, — он указал на экран. Картинку с Декстером сменило изображение Нювана. Это был мир, подобного которому в галактике еще не видели. Словно шар лавы застыл в космосе. Сморщенная черная поверхность, покрытая ярко-красными трещинами. Ни малейшего сходства с планетой, некогда напоминавшей Землю.

— В первом инциденте Декстер был на Лалонде, что подтверждают Латон и наши друзья-эденисты, — безжалостно заявил европеец. — Он был на Норфолке, который мы теперь рассматриваем как главный источник инфекции. Побывал на Нюване, в результате чего кризис обрел новые черты: враждебность проявилась не только у одержимых, но и у обычных граждан. Сейчас мы уверены: он прибыл сюда, в Супра-Бразилию, — он посмотрел на представителя Южной Америки.

— Спустя пятнадцать часов с момента прибытия «Дельта горы» на вокзале в Бразилии была объявлена тревога, — невыразительным голосом объявил южноамериканец. — Как только одна из кабин лифта спустилась на землю, произошли сбои в электрической проводке. Они, как известно, случаются при контакте с одержимым. В течение девяноста секунд мы закрыли все входы и выходы и окружили вокзал. Ничего. Никакого намека на присутствие одержимого.

— Но вы думаете, он здесь? — не отступал представитель Восточной Европы.

Южноамериканец грустно улыбнулся:

— Мы знаем, что он здесь. После объявленной тревоги мы задержали всех, кто спускался в этом лифте и пассажиров, и экипаж. Вот что удалось добыть из памяти нейросети.

Изображение на экране померкло, и вместо него возникла другая, не слишком отчетливая картинка. В глубоком кресле салона королевского класса удобно устроился человек в голубом шелковом костюме. Сомнений не оставалось — Декстер.

— Милостивый Аллах! — воскликнул представитель Северной акватории Тихого океана. — Придется отменить отправление поездов. Единственное наше преимущество. Как ни искусно мерзавец уходит от наших сенсоров, но тысячу километров по туннелю, заполненному вакуумом, ему не пройти. Изолировать подонка и нанести по нему удар с платформ стратегической обороны.

— Полагаю, даже нам будет весьма непросто закрыть вакуумные тоннели, — многозначительно заметил представитель Южной акватории Тихого океана. — Пришлось бы ответить на многочисленные вопросы.

— Я вовсе не предлагаю издать приказ, — отрезала Северная акватория. — Спустите информацию в Би3, и пусть администрация президента утвердит ее.

— Если народ узнает, что на Земле появился одержимый, начнется настоящее столпотворение, — объявила Северная Африка. — Даже мы в наших аркологах не сможем удержать ситуацию под контролем.

— И все же это лучше, чем стать одержимыми, — сказала Северная Америка. — Потому что, если мы его не остановим, именно это он и сделает с населением. Даже мы окажемся в опасности.

— Думаю, на этом он не остановится, — вмешалась Западная Европа. — Мы видели, что он сделал с Нюваном. Думаю, здесь он постарается не меньше.

— Такой возможности у него здесь не будет, — заявила Военная разведка. — Даже если ему удастся проникнуть в Ореол О'Нейла, в чем я сомневаюсь, ему ни за что не приобрести столько термоядерного оружия. Невозможно взять его из складов так, чтобы никто ничего не заметил.

— Может, и так. И все же, здесь кроется что-то еще. И Кавана, и Флетчер Кристиан утверждают, что Декстер собирается найти здесь Беннет и отомстить ей. Я смотрел файл с досье на Декстера. Он был раньше членом секты в Эдмонтоне, а волхвом там у них Беннет.

— И что из этого? — спросила Северная акватория. — Вы знаете, что эти сумасшедшие сектанты делают друг с другом, как только наступает темнота. Не удивлюсь, если он вздумает забить ее до смерти.

— Вы не учитываете одного обстоятельства, — терпеливо продолжила свою линию Западная Европа. — Зачем душе, овладевшей телом Квинна Декстера, беспокоиться о бывшем у него когда-то волхве? — европеец вопросительно обвел взглядом присутствующих. — Мы имеем здесь дело с чем-то новым, необычным. Обыкновенный человек обрел такие же способности, как и одержимый, а может, и гораздо большие. Его цель другая, не такая, как у прочих.

Северная Америка догадалась первой:

— Черт. Ведь он был раньше сектантом.

— И, вероятно, остается им до сих пор, — согласилась Западная Европа. — И на Лалонде он участвовал в церемонии, а это инцидент номер один. Декстер — преданный адепт учения о Светоносце.

— Вы думаете, он вернулся, чтобы найти своего Бога?

— Верит он не в Бога, а в дьявола. Но сюда явился вовсе не для этого. Мои люди провели психологические тесты и сделали вывод: он вернулся, чтобы подготовить дорогу хозяину… Светоносцу, цель которого — война и хаос. Он постарается навлечь на нас и на одержимых мор и разрушения. Нюван был лишь репетицией. Настоящая игра будет здесь.

— Что ж, решено, — заявила Северная акватория, — мы отменяем движение поездов. Это означает, что мы сдадим ему целый арколог, зато спасем остальные.

— Только без мелодрамы, — попеняла Западная Европа. — Декстер и в самом деле проблема, и новая для нас проблема. Он — другой и обладает большей силой, с которой нам, сотрудникам Би-7, за несколько столетий не приходилось сталкиваться. Но ведь мы и существуем для того, чтобы решать проблемы, угрожающие правительству. Нам просто нужно выявить его слабое место и воспользоваться этим.

— Мегаманьяк-невидимка, могущественный, как божество… и вдруг слабое место? — удивилась Северная акватория. — Да спасет нас Аллах, хотелось бы мне услышать, что это за слабость.

— Девчонке Кавана удалось бежать от него дважды. И оба раза благодаря вмешательству неизвестного одержимого. Следовательно, у нас есть союзник.

— На Норфолке! Которого уже не существует.

— Тем не менее у Декстера нет полной поддержки одержимых. Он не всесилен. А у нас перед ним есть решительное преимущество.

— В чем оно заключается?

— Мы о нем знаем. Он же не знает о нас ничего. Это обстоятельство можно использовать, чтобы загнать его в ловушку.

— А, да, — обрадованно заметил наблюдатель из Ореола. — Теперь я понимаю нежелание учинить персональный допрос Кавана.

— А я не понимаю, — проворчала Южная Америка.

— Такой допрос требует более глубокой операции, — сказала Западная Европа. — В настоящий момент Кавана не знает, что с ней приключилось. А это означает, что мы сможем, пользуясь ее незнанием, подобраться как можно ближе к Декстеру.

— Ближе к… — Южная акватория не договорила. — Боже мой, неужто вы хотите использовать ее в качестве проводника?

— Совершенно верно. В настоящее время у нас есть единственный шанс приблизиться к нему, и это Беннет. У нас, к сожалению, ограничена возможность ее подготовки. Одержимые, а следовательно, и Декстер, почувствуют эмоциональное состояние своего окружения. Нам нужно действовать исключительно осторожно, если мы хотим заманить его в ловушку. Если он узнает, что за ним идет охота, мы потеряем несколько аркологов, а может, и больше. Если мы введем в игру Кавана, наши шансы на встречу с ним удвоятся.

— Это чрезвычайно рискованное предприятие, — сказала Северная Америка.

— А мне нравится, — воодушевился представитель Ореола. — Куда тоньше отмены поездов и ведения огня с платформ стратегической обороны, испепеляющего целые районы.

— Тут не до жиру, когда весь мир катится в тартарары, — проворчала Южная акватория.

— У кого есть существенное возражение? — спросила Западная Европа.

— Ваша операция, — вспылила Северная акватория, — значит, и ответственность ваша.

— Ответственность? — вклинилась в разговор Австралия.

Несколько представителей не удержались от улыбки, глядя на распалившегося представителя Северной акватории.

— Разумеется, последствия я беру на себя, — промурлыкала Западная Европа.

— В вашем возрасте все излишне самоуверенны, — сказала Северная акватория.

Западная Европа только рассмеялась.

Все три морпеха, приписанные к флоту Конфедерации, были вежливы, но абсолютно некоммуникабельны. Они сопровождали Джошуа по всему Трафальгару, и он счел это добрым знаком. С территории разведки флота его вывезли. Предыдущие полтора дня прошли в односторонних беседах с мрачными офицерами разведки, не ответившими ни на один его вопрос. Адвоката, разумеется, не было. Офицер выразительно взглянул на него, когда Джошуа полушутя попросил юридической защиты. Сетевые процессоры тоже не отвечали. Он не знал, ни где остальные члены экипажа, ни что случилось с «Леди Макбет». И мог лишь догадываться, какого рода сообщения делают сейчас Моника и Самуэль.

С подземной станции лифт поднял их на офицерский этаж. Широкий коридор, хороший ковер, мягкое освещение, голограммы со знаменитыми морскими сражениями (некоторые он узнал), целеустремленные мужчины и женщины, переходящие из одного кабинета в другой. Ни одного офицера со званием ниже старшего лейтенанта он не встретил. Джошуа провели в приемную. За столами сидели два капитана. Один из них поднялся и отсалютовал морпехам.

— Теперь его возьмем мы.

— Что это? — спросил Джошуа. Перед ним была красивая двустворчатая дверь.

— С вами сейчас будет говорить Первый адмирал, — сказал капитан.

— Э, — начал заикаться Джошуа. — Ладно.

В просторной круглой комнате имелось окно с видом на биосферу погруженного в ночь астероида, на стенах — большие голографические экраны с сенсорными изображениями Авона и космопортов. Джошуа пригляделся, желая отыскать «Леди Макбет» среди причалов, однако ему это не удалось.

Капитан представил его:

— Капитан Калверт, сэр.

Джошуа встретился взглядом с человеком, сидевшим за большим тиковым столом.

— Итак, — сказал Первый адмирал, — «Лагранж» Калверт. Вы совершаете весьма рискованные маневры, капитан.

Джошуа прищурился, не будучи уверен, что это была шутка.

— Я всегда поступаю естественным образом.

— Совершенно справедливо, и это вполне согласуется с вашим досье, — Первый адмирал улыбнулся своим мыслям и махнул рукой. — Присаживайтесь, капитан.

Из пола выскочило кресло цвета стали. Алкад Мзу сидела рядом, в таком же кресле. Держалась она очень прямо, не касаясь спинки. Зато Моника и Самуэль по другую от нее сторону устроились в креслах весьма уютно. Первый адмирал представил ему скромную женщину-эдениста. Оказалось, это адмирал Лалвани, глава разведки флота. Джошуа нервно поклонился.

— Прежде всего, — начал Первый адмирал, — выражаю вам от имени флота Конфедерации благодарность за участие в Нюванской операции и решение проблемы Алхимика. Даже не хочу и представить, какие возникли бы последствия, попади это оружие в руки Капоне.

— Так я не арестован?

— Нет.

У Джошуа невольно вырвался вздох облегчения.

— Господи! — он широко улыбнулся Монике, ответившей ему сдержанной улыбкой.

— Э… я могу идти? — спросил он, впрочем, не слишком надеясь.

— Пока нет, — ответила Лалвани. — Вы один из немногих людей, которые знают, как работает Алхимик.

Джошуа еле сдержался, чтобы не посмотреть на Мзу.

— Лишь в общих чертах.

— Принцип работы, — пояснила Мзу.

— Мне стало известно, что вы сказали как-то Самуэлю и агенту Фолькс, что готовы обречь себя на ссылку в Транквиллити с тем, чтобы никто больше не узнал об оружии.

— Я это говорил? Нет.

Моника изобразила глубокое раздумье.

— Твои точные слова были: «Я останусь в Транквиллити, если нам удастся выжить, но я должен знать».

— А вы сказали, что останетесь вместе со мной, — парировал Джошуа. Он насмешливо посмотрел на нее: — Слышала когда-нибудь о Хиросиме?

— Это место на Земле, где впервые сбросили атомную бомбу, — откликнулась Лалвани.

— Да. До этого момента единственным секретом атомной бомбы был факт, что ее в принципе можно создать и она будет действовать. Как только бомбу сбросили, секрет вышел наружу.

— Какое отношение это имеет к нашему вопросу?

— Любой человек, посетивший место, где мы применили Алхимика, и увидевший последствия этого применения, способен сформулировать твои драгоценные принципы. Останется лишь осуществить их на практике. Между прочим, одержимые такого оружия не создадут. Им это не дано.

— Зато Организация Капоне может это сделать, — сказала Моника. — Во всяком случае, они считали, что им это под силу, помнишь? И хотели заполучить Мзу в любом качестве: либо инкарнировать, либо просто душу ее захватить. Кстати, кто узнает, где испытали Алхимика, если только ты и твоя команда им об этом не расскажете?

— О Боже! Чего вы от меня хотите?

— Очень немногого, — вступил в разговор Первый адмирал. — Думаю, все уже уверились в том, что вам можно доверять.

И, улыбнувшись кислому выражению лица Джошуа:

— Хочу просить вашего согласия на соблюдение нескольких основных правил. Вы ни с кем не должны говорить об Алхимике. Подчеркиваю: ни с кем.

— Предельно ясно.

— На время кризиса обязаны обезопасить себя от встречи с одержимыми.

— Я уже дважды встречался с ними и не горю желанием повстречаться снова.

— Из этого следует вывод: за пределы Солнечной системы вы летать не должны. Оставайтесь дома.

— Так, — Джошуа нахмурился. — Вы хотите, чтобы я летел к Солнцу?

— Да. Возьмете с собой доктора Мзу и уцелевших с «Бизлинга». Как вы сами только что заметили, приведя в пример аналогию с Хиросимой, мы не можем информационного джинна загнать обратно в лампу. Зато сможем свести вред к минимуму. Причастные к этому правительства постановили, что доктор Мзу может вернуться в нейтральную страну, дабы у нее не было возможности обсуждать Алхимика с кем бы то ни было. Доктор уже дала на это свое согласие.

— Его все равно создадут, — тихо сказал Джошуа. — Неважно, какие документы будут подписаны, правительства сделают все, чтобы построить нового Алхимика.

— Без сомнения, — согласился Самуэль Александрович. — Но это — проблема будущего. А тогда все будет выглядеть по-другому. Вы согласны, капитан?

— Если мы решим эту проблему сегодня, то да, согласен. Мир будет другим. Уже сегодняшний день уже не такой, как вчерашний.

— Это что же, «Лагранж» Калверт сделался философом?

— Сознавая то, что делаем сейчас, кто из нас теперь не философ?

Первый адмирал нехотя кивнул:

— Возможно, это и неплохо. Кто-то должен отыскать решение. Чем больше нас, ищущих, тем быстрее найдем ответ.

— Да вы оптимист, адмирал.

— Разумеется. Если бы я не верил в человеческую расу, то не имел бы права на это кресло.

Джошуа пристально посмотрел на него. Первый адмирал, оказывается, не из породы солдафонов. Выходит, в будущем на него можно рассчитывать.

— Хорошо, в какое место Солнечной системы вы предполагаете отправить доктора?

Самуэль Александрович широко улыбнулся:

— А вот этой информацией я с удовольствием с вами поделюсь.

— Подруга Джей, пожалуйста, не плачь.

Голос Хейл звучал как сонное воспоминание. Джей закрыла свой мозг так же плотно, как веки. Она лежала на полу, свернувшись в клубок, и рыдала. Все началось с того ужасного дня на Лалонде, когда иветы сошли с ума, а ее разлучили с мамой. Тесный дом в саванне… потом Транквиллити, где она, несмотря на то, что коллектив педиатрической палаты старательно уберегал детей от новостей, подслушала, что одержимые убрали Лалонд из Вселенной. А теперь она, словно ангел, переселилась в другую галактику, откуда ей уже не выбраться. Значит, она никогда больше не увидит маму. Все, кого она знала, были либо мертвы, либо одержимы. Она заревела громче, так что горлу стало больно.

В затылок толкался теплый шепот, просился войти.

— Джей, пожалуйста, крепись.

— У нее травматический психоз.

— Необходимо провести таламическую процедуру.[14]

— Гуманоиды лучше реагируют на химическое подавление.

Щупальца тихонько оглаживали ее со всех сторон. Она лишь содрогалась под их прикосновениями.

Потом послышался равномерный звук — тук-тук-тук, — словно каблуки по холодному твердому полу.

— Что вы, Господи прости, здесь делаете? — послышался возмущенный женский голос. — Дайте бедняжке отдохнуть. Отойдите от нее. Уйдите, не мешайте, — по бокам киинта зашлепала, несомненно, человеческая рука.

Джей перестала плакать.

— Уходите! К тебе это тоже относится, маленькая хулиганка.

— Мне больно, — запротестовала Хейл.

— Тогда двигайся побыстрей.

Джей утерла слезы и выглянула, успев увидеть, как чей-то указательный и большой пальцы ухватили часть кожи возле уха Хейл и оттащили детеныша. Ноги малышки, путаясь, поспешили в сторону.

Владелица руки улыбнулась Джей:

— Ну, деточка, и скандал же ты тут учинила. К чему столько слез? Ну да, понимаю, ты пережила стресс, когда они тебя сюда притащили. И я тебя не виню. Этот дурацкий прыжок в темноте всегда вызывал у меня неприятные ощущения. Как-нибудь воспользуюсь Моделью-Т. Был же ведь нормальный способ передвижения. Возьми платок, утри слезы.

Джей никогда еще не видела такой старой женщины. Загорелая кожа испещрена глубокими морщинами, спина слегка сгорблена. А платье словно вышло из учебника по истории костюма: лимонно-желтый хлопок с крошечными белыми цветочками; широкий пояс, воротник и манжеты из кружева. Снежно-белые завитые волосы выглядывали из-под аккуратного берета; на шее — двойная нитка больших жемчужин. Казалось, она гордилась своим возрастом. Но зеленые глаза ее были на удивление живыми.

Вынув из рукава кружевной носовой платок, она предложила его Джей.

— Спасибо, — выдохнула Джей. И звучно высморкалась в платок. Огромные неуклюжие киинты стояли позади сплоченной группой, в нескольких шагах от старушки. Лиерия, прижав к себе Хейл, успокаивая, гладила дочку своими щупальцами.

— Ну а теперь, детка, отчего ты не назовешь мне свое имя?

— Джей Хилтон.

— Джей, — челюсти старушки зашевелились, словно она сосала очень жесткую карамельку. — Очень хорошо. А меня зовут Трэйси Дин.

— Здравствуйте. А вы настоящая?

Трэйси засмеялась:

— Да, конечно, детка. Настоящая плоть и кровь. Все нормально. И прежде чем ты спросишь, почему я здесь, отвечу: теперь мой дом здесь. Но все объяснения мы отложим до завтрашнего утра. Потому что это длинная история, а ты устала и расстроена. Тебе нужно выспаться.

— Но я не хочу спать, — заикаясь выговорила Джей. — В Транквиллити все умерли, а я здесь. Я хочу маму. А ее нет.

— Да нет, Джей, нет, детка, — Трэйси присела рядом с девочкой и прижала ее крепко к себе. Джей зашмыгала носом, готовясь снова зареветь. — Никто не умер. Транквиллити совершил прыжок, и боевые осы не успели до нее долететь. Это все эти ослы. Ничего не поняли и ударились в панику. Ну разве они не глупы?

— Транквиллити жив?

— Да.

— А Иона, и отец Хорст, и остальные?

— Да, все живы и здоровы. Транквиллити сейчас летает вокруг Юпитера. Все были крайне удивлены.

— Но… как им это удалось?

— Мы еще не совсем поняли, должно быть, они истратили ужасно много энергии, — она лукаво улыбнулась Джей и подмигнула. — Ловкие люди эти Салдана. И вдобавок очень умные.

Джей несмело улыбнулась.

— Уже лучше. Ну а теперь подыщем тебе кровать, — Трэйси поднялась, не выпуская руки Джей.

Джей свободной рукой утерла лицо и встала с пола.

— Ну ладно, — она подумала, что предстоящий разговор, должно быть, будет очень интересен. Ей хотелось расспросить об этом месте подробнее.

— Тебе сейчас лучше? — озабоченно спросила Хейл. Джей с энтузиазмом кивнула:

— Гораздо лучше.

— Это хорошо.

— Отныне я возлагаю на себя обязанности опекуна при Джей Хилтон.

Джей, склонив голову, искоса глянула на Трэйси Дин. Неужели она может общаться с киинтами на их мысленном языке?

— Хорошо, — сказал Нанг. Первое слово прозвучало в мозгу Джей отчетливо. Потом речь Нанга убыстрилась и стала похожа на эмоционально окрашенный птичий щебет.

— Мы будем ходить вместе, — сказала Хейл. — Смотреть новые предметы. Здесь много смотреть.

— Завтра, — сказала Трэйси. — Сначала нам нужно устроить Джей.

Джей, взглянув на подругу, пожала плечом.

— Ну, Джей, нам с тобой надо совершить прыжок. Он будет таким же, как предыдущий, но в этот раз ты уже будешь знать, что происходит. И я буду с тобой все это время. Хорошо?

— А разве мы не можем просто пойти пешком или поехать на автомобиле?

Трэйси сочувственно улыбнулась.

— Нет, детка, — она показала на планеты, изогнувшиеся в темном небе. — Мой дом на одной из этих планет.

— О! Но я буду видеться с Хейл, пока я здесь? — Джей помахала рукой подружке. Хейл пошевелила кончиком своего щупальца и, сформировав человеческую руку, пошевелила пальцами.

— Мы снова будем строить песочные замки.

— Закрой глаза, — сказала Трэйси. — Так легче, — она обняла Джей за плечо. — Ты готова?

В этот раз было не так плохо. Снова ветерок зашевелил ее ночную рубашку, и, несмотря на то, что глаза ее были плотно закрыты, желудок тут же подсказал ей, что она валится в пропасть. Несмотря на героические усилия, Джей невольно запищала.

— Все в порядке, деточка. Мы уже на месте. Можешь открыть глаза.

Ветер замер, послышались незнакомые звуки. Жаркий солнечный свет защекотал ее кожу. Она вдохнула соленый воздух.

Джей открыла глаза. По обе стороны, уходя в бесконечность, расстилался морской берег с мелким, словно пудра, снежно-белым песком. Их бухточка на Транквиллити померкла в сравнении. В ста метрах от нее бились о риф изумительные зеленовато-голубые волны. Между рифом и берегом стояла на якоре прекрасная трехмачтовая яхта из золотистого дерева. Сомнений не было: изготовили ее человеческие руки.

Джей улыбнулась и, заслонив глаза от солнца, оглянулась по сторонам. Она стояла на круглой площадке, изготовленной из того же эбонитового материала, что и раньше, но в этот раз не было ни стены, ни киинтов. На площадку задувало песчинки.

За спиной девочки, окаймляя берег, шла густая полоса деревьев и кустов. Длинные ветви, свешиваясь вниз, скользили по плотному песку и сплелись в кружевной узор, усеянный голубыми и алыми цветами величиною в блюдце. Тишину нарушал лишь шепот волн, да в отдалении — крик птиц, напоминавший гогот гусиной стаи. Задрав голову в небо, она увидела в его безоблачном просторе несколько птиц, то хлопавших крыльями, то неподвижно зависавших в воздухе. Изогнувшиеся дугой планеты теперь были похожи на нить из серебряных дисков, уходивших за горизонт.

— Где мы теперь? — спросила Джей.

— Дома, — Трэйси презрительно фыркнула, отчего лицо ее сморщилось еще больше. — Хотя после двух тысяч лет вращения сначала вместе с Землей, а потом с планетами Конфедерации что могу я назвать теперь домом?

Джей изумленно на нее уставилась.

— Вам что же, две тысячи лет?

— Ну конечно, детка. А что, выгляжу моложе?

Джей покраснела.

— Ну…

Трэйси рассмеялась и взяла ее за руку.

— Пошли, тебе пора в кровать. Пожалуй, помещу тебя в комнатах для гостей. Это будет лучше всего. И в мыслях не было, что когда-нибудь ими воспользуюсь.

Они сошли с эбонитовой площадки. Джей увидела несколько человек, лежавших на пляже, другие плавали в море. Движения пловцов были медленными и осторожными. Девочка догадалась, что все они не моложе Трэйси. Приглядевшись, Джей заметила домики, прятавшиеся в богатой растительности за береговой линией. Посередине возвышалось белое каменное здание с красной черепичной крышей, похожее на фешенебельный клуб. При нем был большой ухоженный сад. На лужайках у металлических столиков сидели старики. Кое-кто читал, другие играли в настольные игры или просто смотрели на море. Розовато-лиловые шары, величиной с голову, летали по воздуху, плавно передвигаясь от стола к столу. Как только на пути их встречался пустой стакан или тарелка, тут же убирали их и подавали новые стаканы, подкладывали на тарелки сэндвичи и печенье.

Джей послушно держалась за руку Трэйси, голова же ее крутилась во все стороны, так изумлялась она всему, что видела. Когда они подошли к большому зданию, старики, как по команде, уставились на них, заулыбались, закивали, приветливо замахали руками.

— Что это они? — спросила Джей. Волнение и страх испарились, и, поняв, что она в безопасности, она почувствовала, что очень устала.

Трэйси хихикнула.

— Твое прибытие — самое большое событие, что случилось здесь за многие годы. А может, и за все время.

Трэйси подвела ее к одному из домиков. Это было простое деревянное строение с верандой по всему фасаду. В больших глиняных горшках пышным цветом цвели яркие растения. Джей невольно вспомнила о хорошеньких деревенских домиках в тот день, когда они с мамой поплыли вверх по реке в Абердейл. И вздохнула. Мир с тех пор сделался очень странным.

Трэйси ласково похлопала ее по плечу.

— Почти пришли, детка.

Они поднялись по ступенькам на веранду.

— Привет, — раздался веселый мужской голос. Трэйси нетерпеливо простонала:

— Ричард, оставь ее в покое. Бедняжка еле держится на ногах.

Молодой человек в красных шортах и белой футболке с треугольным вырезом направлялся к ним, быстро переступая по песку босыми ногами. Он был высок, атлетически сложен. Длинные белокурые волосы забраны в хвост и перевязаны щегольской кожаной ленточкой. Он обиженно надул губы, а потом весело подмигнул Джей.

— Да ладно, Трэйси. Я просто хочу поприветствовать беженку, подружку по несчастью. Привет, Джей. Меня зовут Ричард Китон. — Он поклонился и протянул руку.

Джей нерешительно улыбнулась и тоже вытянула вперед руку. Он торжественно пожал ее. Манеры его невольно напомнили девочке Джошуа Калверта, и от этого ей стало почему-то спокойнее.

— Так вы тоже спрыгнули с Транквиллити? — спросила она.

— Боже упаси, ничего подобного. Я был на Нюване, когда кто-то пытался сбросить на меня здоровенную, грязную металлическую болванку. Решил, что лучше мне смыться оттуда, пока никто не смотрит.

— О!

— Я понимаю, что тебе сейчас все кажется странным и непонятным, поэтому хочу, чтобы ты взяла это. — Он вынул куклу, похожую на какое-то животное, плоское, человекоподобное, сделанное из сильно потрепанного золотисто-коричневого плюша. Нос игрушки и рот были отмечены черными линиями-стежками, а глаза — желтые стекляшки. Одно ухо было наполовину оторвано, и из прорехи торчала пожелтевшая набивка.

Джен подозрительно посмотрела на потрепанную игрушку. Она ничуть не походила на анимационных кукол педиатрической палаты на Транквиллити. И казалась более примитивной, чем любая игрушка на Лалонде, во что уже трудно было поверить.

— Спасибо, — сказала она смущенно и взяла ее. — Что это?

— Это Принц Делл, мой старый медвежонок. Он выдает мой возраст. Но такие игрушки, когда я был ребенком, были в большой моде на Земле. Он предок всех этих анимационных игрушек, в которые вы сейчас играете. Если ты возьмешь его с собой в постель, он отгонит от тебя кошмарные сны. Но для этого ты должна крепко прижать его к себе. Это похоже на земную магию, как ни странно. Я с ним долго не расставался. Думаю, он сегодня поможет и тебе.

Говорил он очень серьезно в надежде, что Джей как следует рассмотрит медвежонка. Она представила себе его в объятиях спящего светловолосого мальчика. И этот мальчик улыбался.

— Хорошо, — сказала она. — Я буду держать его сегодня ночью. Большое спасибо.

Казалось глупым, что он так добр и так к ней внимателен.

Ричард Китон радостно улыбнулся:

— Это хорошо. А то Принцу долгое время нечего было делать. Он будет счастлив, что у него появился наконец-то новый друг. Только обращайся с ним осторожнее. Он уже не в лучшей форме, бедняжка.

— Хорошо, — пообещала Джей. — А вы что, тоже старый?

— Старше, чем большинство людей, с которыми ты встречалась, но не такой древний, как наша милая старая Трэйси.

Трэйси недовольно фыркнула.

— Надеюсь, ты все сказал.

Ричард, глянув на Джей, закатил глаза.

— Спокойной ночи, Джей, приятных тебе снов. Завтра увидимся, у нас с тобой будет о чем поговорить.

— Ричард, — осторожно спросила Трэйси. — Калверт сделал это?

Ричард широко улыбнулся.

— О да! Он сделал это. Алхимик нейтрализован. И слава Богу, это было дьявольское оружие.

— Вы говорите о Джошуа? — спросила Джей. — А что он сделал?

— Что-то очень хорошее, — сказал Ричард.

— Изумительно! — сухо пробормотала Трэйси.

— Но…

— Завтра, детка, — твердо сказала Трэйси. — Все будет завтра, обещаю. А сейчас ты идешь в постель. Не тяни время, хватит хитрить.

Ричард махнул рукой и пошел прочь. Джей прижала к животу Принца Делла. Трэйси, легонько подталкивая Джей рукой, направила девочку вверх по ступенькам. Джей взглянула на медвежонка: стеклянные глаза смотрели на нее с чрезвычайно грустным выражением.

Первый черноястреб, совершив прыжок, оказался на расстоянии двенадцать тысяч километров от астероида Монтерей. Новокалифорнийские гравитационные датчики немедленно подали сигнал тревоги в Центр тактических операций. Эммет Мордден, дежурный офицер, вздрогнул, заслышав визг сирены. В это время он, закинув ноги на командную консоль, спокойно читал четырехсотстраничный учебник по программированию, готовясь сдать экзамен для повышения по службе. Большая часть кораблей Организации была на Транквиллити, на планете все шло относительно спокойно. Дежурство не предвещало никаких осложнений. Почему бы в таком случае не заняться повышением квалификации?

Ноги Эммета мгновенно оказались на полу. Процессор, ответственный за анализ аварийных ситуаций, выдал на огромные голографические экраны множество символов и векторов. Операторы, находившиеся в одной комнате с Эмметом, были удивлены не меньше. Они повскакали с мест, пытаясь расшифровать, что происходит. Специалистов было немного, по сравнению с полным их составом во время эденистской кампании. Дело в том, что частота космических полетов в настоящее время была сведена к минимуму, а черноястребы Валиска, отвечавшие за оборону, проделали отличную работу, очистив околопланетное пространство от эденистских спутников-шпионов.

— Что это? — непроизвольно вырвалось у Эммета. К этой минуте на экране возникли еще три черноястреба. Ненадежно уложенная стопка дискет хлынула на него с консоли лавиной, когда порывистым движением он придвинул к себе клавиатуру, готовясь немедленно действовать.

Первый узел AI произвел лазерное наведение на первые четыре цели и запросил разрешение на выстрел. Еще десять черноястребов выпрыгнули на экран. Джулл фон Холгер, координатор связи черноястребов Валиска и Центра тактических операций, вскочил и заорал:

— Не стреляйте! — он бешено махал руками. — Это наши! Наши черноястребы.

Эммет помедлил, руки зависли над клавишами. Судя по мониторам, в их пространство выпрыгнуло свыше восьмидесяти биотехнических кораблей.

— Что они там все, взбеленились? Почему они не с остальным флотом?

Подозрение не ослабевало, и плевать ему было, что фон Холгер его почувствует. Черноястребы чрезвычайно опасны, а сейчас, когда флот вдалеке, они такого могут здесь натворить! Тем более что Кире Салтер он никогда особенно не доверял.

На лице Джулла фон Холгера одна эмоция сменяла другую с дикой быстротой: он вел сейчас мысленный разговор с нежданными гостями.

— Они не из флота. Они сюда прямиком с Валиска, — он замолчал, явно шокированный. — Он ушел. Валиск ушел. Мы продули его мерзавцу Дариату.

— Черт побери! — задохнулся Хадсон Проктор.

Кира высунула голову из дверей ванной в тот момент, когда косметолог пыталась завернуть ее мокрые волосы в огромное пышное алое полотенце. Апартаменты в «Монтерей Хилтон» поражали изобилием и роскошью. Так как Рубра не разрешал никому войти в небоскребы Валиска, а следовательно, и в их апартаменты с ванными комнатами, Кире приходилось ухаживать за собой, пользуясь энергистическими силами. Она успела позабыть, каково это — полежать в джакузи, в воде, напоенной дюжиной экзотических солей. А что до прически… нет, лучше об этом и не думать…

— Что? — раздраженно спросила она, хотя тревога, горевшая точно маяк в мозгу собеседника, смягчила настоящую бурю, которая могла бы разразиться из-за того, что ей помешали.

— Черноястребы здесь, — сказал он. — Все до единого. Прилетели с Валиска. Это… — он задрожал от страха. Сообщать плохую весть Кире значило нанести удар карьере. Внешность юной невинной девушки-красотки, притягивавшая неодержанных молодых людей со всей Конфедерации, не гармонировала с ее поведением. Напротив, ей это доставляло извращенное удовольствие.

— Бонни охотилась за Дариатом. В одном из звездоскребов развернулась настоящая бойня. Множество наших людей вернулись в потусторонний мир. Похоже, она вынудила его вступить в союз с Руброй.

— Что случилось?

— Они, э… Валиск ушел. Эти двое вывели обиталище из Вселенной.

Кира смотрела на него. Маленькие струйки пара поднялись над волосами. Она всегда горько сожалела, что Мэри Скиббоу не обладала способностью к приему и передаче мыслей. Это ставило ее в невыгодное положение на Валиске. Зато ей принадлежали грозные космические корабли. Она представляла собой силу, с которой приходилось считаться. Даже Капоне искал ее расположения. Теперь…

Кира обратила на неодержанную девушку-косметолога стеклянный взгляд.

— Проваливай!

— Мадам, — девушка присела в реверансе и скрылась со скоростью, которой позавидовал бы спринтер.

Как только двери за ней закрылись, Кира позволила себе приглушенный яростный рык.

— Этот чертов Дариат! Я знала это! Чувствовала, что мы хлебнем с ним горя.

— В нашем распоряжении пока есть черноястребы, — сказал Хадсон Проктор. — А значит, мы можем кооперироваться с Капоне. У Организации имеется парочка звездных систем, и на очереди еще несколько. Так что не такая уж это и потеря. Было бы куда хуже, если бы мы сами находились в это время в обиталище.

— Если бы я там была, этого никогда бы не случилось, — отрезала она. Волосы ее вдруг моментально высохли, а махровый халат побледнел и заструился, словно горячий воск, пока не превратился в деловой розовато-лиловый костюм.

— Контроль, — пробормотала она себе под нос. — Вот где ключ.

Хадсон Проктор почувствовал на себе ее внимательный взгляд.

— Ты со мной? — спросила она. — Или ты собираешься попроситься в штат старого Аля, чтобы он сделал тебя своим лейтенантом?

— С какой стати?

— Да потому, что если я не удержу контроль над черноястребами, то стану пустым местом в Организации, — она тонко улыбнулась. — Нам с тобой придется начинать с нуля. Если черноястребы будут нам подчиняться, останемся игроками.

Он выглянул из большого окна, отыскивая взглядом биотехнические корабли.

— У нас больше нет над ними власти, — сказал он удрученно. — Без населявших Валиск людей, объединенных родственной связью, они не станут слушаться приказов. А заменить их нам некем. Мы проиграли.

Кира нетерпеливо тряхнула головой. Она рассчитывала, что экс-генерал, со своей способностью к тактической мысли, даст ей совет, но он явно не оправдывал ее надежд. Но, может, у него быстрее сработает инстинкт политика, умеющего находить слабое место у противника.

— Есть кое-что такое, чего они не смогут сделать сами.

— И это?..

— Еда. Единственные источники питательной жидкости, которые они способны использовать, находятся на принадлежащих Организации астероидах. Даже биотехнические организмы без еды зачахнут и погибнут. А мы знаем, что наша энергистическая сила не сможет создать настоящую еду.

— Тогда ими будет управлять Капоне.

— Нет, — Кира чувствовала, что он боится потерять свой статус, и знала, что может на него рассчитывать. Она закрыла глаза и мысленно представила себе небольшое количество людей, которых она привезла с собой на Монтерей. — Какой черноястреб можно назвать самым надежным среди тех, что осуществляют у нас оборону?

— Надежный?

— Лояльный, идиот. По отношению ко мне.

— Возможно, это «Этчеллс», черноястреб Стрила. Он настоящий маленький нацист. Постоянно жалуется, что черноястребы слишком редко вступают в бой. С другими черноястребами не ладит.

— Прекрасно. Позови его на причал Монтерея и облетай на нем все астероиды Организации с системами, производящими питательную жидкость. И взорви их к черту.

Хадсон изумленно на нее воззрился. Тревогу сменил страх.

— Астероиды?

— Да нет, тупица! Системы. Тебе не придется даже причаливать, бей по ним лазером. Тогда на Монтерее останется единственный источник питания, — она радостно улыбнулась. — У Организации и так забот полон рот. Зачем их загружать дополнительной работой по обслуживанию всех этих сложных устройств? Пожалуй, поеду туда прямо сейчас, вместе с нашими экспертами, и освобожу бедняжек.

Рассветом в прямом смысле слова назвать это было нельзя, потому что солнца над горизонтом больше не было. Тем не менее в соответствии с заведенным ритмом смены дня и ночи, утраченным на Норфолке, темное небо над низинами постепенно начало розоветь. Лука Комар ощущал этот процесс, потому что и он был его участником. Явившись сюда, он освободился от криков душ, населявших потусторонний мир, от их злобных и мучительных стонов. Взамен он обрел чувство единения.

Родился он в амстердамском аркологе, в конце двадцать первого века. Это были годы, когда люди все еще надеялись на излечение планеты, считая, что с помощью высоких технологий возможно повернуть время вспять и вернуться к никогда не существовавшей пасторальной, безмятежной жизни. В юности Лука мечтал о цветущей земле-саде с белыми и золотыми городами, раскинувшимися до горизонта. Сын последних хиппи на Земле, он сформировался с убеждением, что единение людей — это все. Когда ему исполнилось восемнадцать, действительность впервые ранила его, и ранила жестоко: надо было искать работу, квартиру и платить налоги. Приятного мало. Он возмущался этим, пока тело его не умерло.

Теперь же, украв новое тело и обретя необычайные способности, он объединился с другими обитателями этой планеты, желавшими создать собственную Утопию. Единение, словно кокон, окутывало планету, придя на смену установленному изначально порядку. Стоило новым обитателям Норфолка всем вместе пожелать рассвета, и приходил рассвет. Если же им хотелось ночи, свет послушно исчезал. Каждый раз при этом он вкладывал частичку себя в создаваемую ими совместно Утопию: свои желания, частицу своей силы и постоянную благодарность за новую фазу своего существования.

Лука сидел на краю большой кровати хозяйской спальни. За окном быстро набирался сил рассвет над Криклейдом. С неба струилось серебристое тепло. Свет был таким плотным, что почти не оставлял места тени. Вместе с ним пришло предвкушение нового дня, осознание его ценности: ведь он мог принести новые возможности.

Тусклый рассвет, слабый и скучный, как и наступившие дни. Раньше у нас было два солнца. Мы наслаждались контрастом цвета и борьбой теней. Их энергия и величие вдохновляли. Но это, это…

Женщина на кровати, рядом с Лукой, потянулась и перевернулась на живот. Опершись подбородком на руку, улыбнулась ему.

— Доброе утро, — промурлыкала она.

Он улыбнулся в ответ. Люси была хорошим товарищем: она во многом разделяла его энтузиазм и обладала к тому же своеобразным чувством юмора. Высокая, с великолепной фигурой, длинными густыми каштановыми волосами. На вид ей было лет двадцать пять. Он никогда не спрашивал, в какой степени эта внешность была ее собственной и в какой принадлежала ее хозяйке. Возраст хозяйки или хозяина тоже быстро стал табу. Лука считал себя современным человеком: он ничуть не встревожится, если выяснится, что спит с девяностолетней женщиной. Главное — это как человек выглядит. То, что он видел, вполне его устраивало.

«Внешность Марджори граничит у меня с идолопоклонничеством. Увидела ли Люси это в моем сердце?»

Лука широко зевнул:

— Пора идти. Утром нам нужно осмотреть мельницу. Я должен знать, сколько посевного зерна у нас осталось на западных фермах. Я не верю тому, что говорят мне фермеры. Это не соответствует тому, что знает Грант.

Люси состроила гримасу.

— Ну вот, после недели в раю — на грешную землю.

— Раем это никак не назовешь.

— Мне ли не знать. Подумать только — работать, когда ты уже умер. Это недостойно.

— Возмездие за грехи, миледи. В свое время мы достаточно повеселились.

Она снова легла на спину.

— Это уж точно. Знаешь, когда я была жива, меня постоянно угнетали. Сексуально.

— Аллилуйя, вот это угнетение!

Она хрипло рассмеялась, а потом стала серьезной.

— Сегодня я работаю на кухне. Буду готовить завтрак рабочим, потом понесу его в поле. Черт возьми! Как случилось, что мы возвращаемся к тендерным стереотипам?

— Что ты имеешь в виду?

— Да то, что только мы, девушки, занимаемся приготовлением пищи.

— Ну, не поголовно.

— Большинство. Ты должен придумать нам занятие поинтереснее.

— Почему я?

— Похоже, ты берешь здесь все в свои руки. Словно маленький барон.

— Хорошо, я перевожу тебя на другую работу, — он высунул язык, поддразнивая ее. — Ты будешь у меня секретарем.

Подушка ударила его по голове, чуть не свалив с кровати. Он схватил другую подушку и отложил подальше, чтобы она не дотянулась.

— Я не делал это сознательно, — уже серьезно заговорил он. — Просто люди говорят мне, что они умеют делать, и я нахожу им подходящую работу. Нужно составить перечень работ и записать, кто что умеет делать.

— Бюрократия на небесах — это даже хуже, чем сексизм, — простонала она.

— Считай, тебе еще повезло: у нас пока не введены налоги.

Он зашарил рукой, отыскивая брюки. В доме, слава Богу, имелся большой гардероб высококачественной одежды, принадлежавшей Гранту Кавана. Одежда эта не вполне отвечала стилю Луки, зато сидела прекрасно. Сельскохозяйственные механизмы тоже были в полном порядке. Значит, не надо придумывать новые. Делать это было нелегко. Много времени уходило на то, чтобы задуманные предметы воплощались в жизнь, зато когда это происходило, они становились реальнее настоящих и дольше служили. Надо было как следует и надолго сосредоточиться, и изменения становились окончательными, так что впоследствии можно было к этому уже не возвращаться.

Однако относилось это все к предметам неподвижным: одежде, камню, дереву, даже к узлам механизмов (не электронных), все это можно было задумать и сформировать. А это здесь весьма кстати: норфолкская техника находилась пока на низком технологическом уровне. И, следовательно, при случае ее можно было легко починить. Внешность тоже изменяли по желанию. Плоть постепенно принимала новую форму, становилась более упругой и молодой.

Большинство одержимых старались вернуть собственные черты, которые, казалось, проступали сквозь розоватое зеркало. В одном месте, опровергая статистику, собралось большое количество красивых людей.

Внешность отнюдь не являлась главной их проблемой. Самой большой и тяжело преодолимой трудностью в новой жизни была пища. И энергистические способности были не в силах ее создать, как бы изощрены и терпеливы они ни были. Можно было наполнить тарелку икрой, но избавься от иллюзии — и черная блестящая масса тут же превратится в горстку листьев или другого сырья, на которые они обратили свою энергию.

Лука так и не мог понять, куда приведет их освобождение из потустороннего мира. Что бы там ни было, здесь, несомненно, лучше, чем там. Он оделся и бросил на Люси слегка укоризненный взгляд.

— Ладно, ладно, — проворчала она. — Встаю. Сию минуту.

Он поцеловал ее.

— До скорого.

Дождавшись, когда дверь за ним закроется, Люси натянула на голову простыню.

К этому часу большинство обитателей поместья проснулись и засуетились. Пока Лука спускался по лестнице, он успел раз десять пожелать доброго утра приветствовавшим его людям. Он шел по длинным коридорам и примечал, что творится вокруг. В открытые настежь окна за ночь накапал дождь и замочил ковры и мебель; двери тоже были открыты, и в глаза ему бросились комнаты с разбросанной повсюду одеждой, остатки еды на тарелках, зеленая плесень, выросшая на чашках, не стиранные с момента норфолкского одержания простыни. Виной тому была не апатия, скорее подростковая беззаботность, уверенность в том, что придет мама и все за тобой уберет.

«Проклятые грязные янки. В мое время такого ни за что бы не случилось».

В криклейдской столовой завтракали более тридцати человек. Это была большая комната высотою в три этажа, деревянный потолок поддерживали резные колонны.

Свисали на крепких цепях роскошные люстры. Хотя они и бездействовали, их светлые шарообразные плафоны отражали льющийся с неба свет, освещая изысканные фрески в простенках между окнами. Пушистый китайский ковер, вытканный в кремово-голубоватых тонах, приглушал шаги, когда Лука подошел к прилавку и положил себе с горячей сковородки яичницу.

Тарелка его была щербатой, а серебряные приборы — мутными, огромный обеденный стол потерт и поцарапан. Он сел и кивнул соседям, стараясь удержаться от критических замечаний. «Сосредоточься на главном, — сказал он себе. — Дела идут, и это главное». Пища была простой, но здоровой. Рецептура не высчитывалась с точностью, но держалась в разумных пределах. Все они возвращались к более цивилизованному поведению.

С отъездом Квинна новые обитатели Криклейда радостно отказались от установленных монстром ненавистных правил и ударились в длительную оргию — разврат, пьянство и обжорство. Это была реакция на длительное пребывание в загробном мире, сознательное погружение в мир ощущений. Ничто не имело значения, кроме осязания, вкуса и обоняния. Лука пил и ел вместе со всеми, беззаботно опустошая домашние запасы; спал с бесчисленными девицами с внешностью топ-моделей; пускался в опасные азартные игры; травил собаками неодержанных. И вот настало утро, принесшее прозрение. Процесс тянулся медленно и болезненно, а вместе с ним пришел и груз ответственности, и даже своего рода достоинство.

Душевая воронка обрызгала его в то утро ржавой водой. Лука начал собирать людей с похожими мыслями, и они принялись приводить имение в порядок. Анархия, как оказалось, улучшению среды не способствовала.

Лука увидел Сюзанну. Она вышла из дверей кухни с блюдом дымящихся помидоров и выложила их на прилавок.

В то время как он взял на себя восстановление сельскохозяйственных функций, она занялась домашним хозяйством. Она готовила еду и заправляла домашним хозяйством (хотя до старых времен и было еще далеко). Что ж, это так и должно было быть, ведь Сюзанна захватила тело Марджори Кавана. Физически она себя мало изменила: сбросила десяток лет да сильно укоротила волосы, однако фигура и черты лица остались все теми же.

Сюзанна взяла пустое блюдо и опять пошла в кухню. Взгляды их встретились, и она, смущенно улыбнувшись, скрылась за дверью.

Лука чуть не подавился яичницей. Он так много хотел сказать. И в этот момент их встревоженные мысли срезонировали. Она знала, что он знал, и он знал…

«Смешно!

Вряд ли. Она одна из нас.

Смешно, потому что Сюзанна нашла себе кого-то — Остина. И они счастливы вдвоем. А у меня есть Люси. Для удобства. Для секса. Не для любви».

Лука доел яичницу и запил ее чаем. Нетерпение переполняло его. Поскорее пойти, занять этих лодырей работой.

Джохана он увидел за другим концом стола. Перед ним стоял стакан апельсинового сока и тост, вот и вся еда.

— Ты готов? — спросил он.

Круглое лицо Джохана выразило страдание, отчего морщины, бывшие у него, по всей видимости, с рождения, углубились еще сильнее. На лбу даже испарина выступила.

— Да, сэр. Я готов еще к одному дню.

Так как ответ его стал ритуальным, Лука мог бы произнести его с ним одновременно. Джохан был одержателем мистера Баттерворта. Физическая трансформация от неуклюжего круглолицего шестидесятилетнего человека к сильному двадцатилетнему юноше почти завершилась, хотя некоторые черты менеджера в области недвижимости, похоже, не поддались модификации.

— Тогда давай. Пошли.

Он вышел из столовой, бросив выразительный взгляд на нескольких мужчин, сидевших за столом. Джохан поднялся из-за стола и поспешил за Лукой. Те, кому он послал предупреждение, запихали в рот еду и торопливо встали, боясь от него отстать.

Лука пошел в конюшни, за ним следовали двенадцать человек. Там они начали седлать лошадей. Транспортные средства были пока в рабочем состоянии, но ими еще никто не пользовался. Электропроводка во время кризиса вышла из строя, и только двое одержимых из графства Стоук утверждали, что знают, как ее починить. Дело подвигалось медленно; небольшое количество энергии из геотермальных кабелей приберегалось для тракторов.

Две минуты, и Лука оседлал лошадь; пряжки и ремни встали на место сами собой, все это благодаря Гранту. Затем он вывел пегую кобылу во двор, обошел обгорелый остов другой конюшни. Большая часть лошадей, которых Луиза выпустила во время пожара, вернулись назад, так что у них до сих пор оставалось более половины прекрасного табуна. Благодаря Христу. Он знал, что у них мало продуктов. Но пойти на такое варварство не мог. Собаки… собаки не так уж плохи на вкус.

Пришлось ехать медленнее, чем хотелось, чтобы не отстали другие, хотя свободное пространство так и манило. Все, как и должно быть. Почти.

Несколько фермерских домов в неглубокой долине; дома крепкие, каменные, защищающие от холодных Норфолкских зим. Поля их были уже все вспаханы. Трактора проходили по второму разу. Лука стал осматривать склады, отбирая ячмень, пшеницу, кукурузу, десяток разновидностей бобов, овощи. На некоторых полях уже появились всходы. Плодородный чернозем покрылся изумрудной сетью. Должен быть хороший урожай. Дождь, вызываемый ими по ночам, должен этому поспособствовать.

Он был рад, что ущерб, нанесенный имению, оказался по большей части незначительным. Требовалась лишь твердая хозяйская рука, чтобы привести все в порядок.

При подъезде к Колстерворту фермы встречались все чаще, а слившиеся друг с другом поля образовали огромное стеганое одеяло. Лука, во главе маленькой кавалькады, вел своих спутников по окраине. На улицах туда и сюда сновали люди, возвращаясь к нормальной жизни. Здесь влияние Луки было не таким сильным, хотя цели его народ разделял. Город избрал себе своего рода правление, одобрившее намерение Луки наладить основную инфраструктуру. И горожане занялись ремонтом водонапорной станции и канализационной системы. Стали убирать с улиц обгорелые машины и повозки и даже пытались отремонтировать телефонную сеть. Однако главным признаком властных полномочий правления являлось распределение продуктов. Оно получило на это монополию и установило круглосуточную охрану складов.

Лука пришпорил лошадь и вступил на мост, перекинутый через канал. Деревянный мост на металлическом основании, выполненный в викторианском стиле, вошел в число объектов, которые по постановлению правления отремонтировали в первую очередь. Раздвоенные на концах новые доски вставили в старинную обшивку. Применив энергистические силы, выправили погнутые и развороченные металлические фермы. А вот достичь первоначального колера (мост был выкрашен голубой краской) им не удалось, так что новые секции заметно выделялись.

На другом берегу, поблескивая высокими, оправленными в металл окнами, стояло большое здание из темно-красного кирпича — Мулен де Харлей. Мельница снабжала мукой чуть ли не четвертую часть острова Кестивен. Кирпичная арка здания нависла над маленьким бурным ручьем, низвергавшимся в канал. За мельницей по пологому склону долины спускались уступами окаймленные деревьями пруды-водохранилища.

Возле ворот мельницы толпились люди, назначенные правлением ему в помощь. Возглавляла группу Марселла Рай, она стояла под металлической аркой, поддерживавшей вензель «К». У Луки потеплело на сердце. В конце концов, мельница его. Нет! Она принадлежит Кавана. Раньше принадлежала.

Лука приветливо поздоровался с Марселлой, надеясь, что она не почувствует волнения от допущенной им в мыслях ошибки.

— Думаю, нам будет нетрудно заставить ее крутиться, — сказал он. — Вода приводит в движение жернова, а геотермальный кабель подает питание на маленькие механизмы. Так что электричество у нас будет.

— Что ж, приятно слышать. Склады, разумеется, обворованы начисто, — она указала на большие подсобные помещения. Тяжелые деревянные покореженные двери, открытые настежь, висели под опасным углом. — Раз уж продуктов больше нет, никто сюда больше не наведывается.

— Ну что ж… — Лука замолчал, почуяв смятение в мыслях Джохана. Повернувшись к нему, он увидел, что ноги молодого человека подогнулись, и он опустился на колени. — Что это?..

Юноша задрожал и прижал кулаки ко лбу. Лицо выразило страшную сосредоточенность. Лука присел рядом:

— Что с тобой, черт побери?

— Ничего, — прошелестел голос Джохана. — Ничего страшного, просто голова закружилась, вот и все, — на лице и руках его блестел пот. — Верховая езда меня разгорячила. Сейчас приду в себя, — тяжело дыша, он с трудом поднялся на ноги.

Лука посмотрел на него непонимающим взглядом. Как можно болеть в этом дивном мире, где силой мысли ты превращался в творца? У Джохана, должно быть, сильное похмелье, и тело не слушается сигналов, исходящих от мозга. Но его заместитель обычно не слишком увлекался кутежами.

Марселла хмурилась, нерешительно поглядывая на них. Джохан с трудом кивнул, показывая, что ему лучше.

— Пойдем, — сказал он.

С тех пор как Квинн Декстер прибыл в город, на мельницу никто не заглядывал. Внутри было прохладно; электричество отключено. Сквозь высокие закопченные окна безжизненным перламутром сочился дневной свет. Лука повел людей вдоль транспортера. Большие машины застыли в молчании над ремнями конвейера.

— Сначала перемалывают зерно, вон там, — разъяснял он. — Затем эти машины перемешивают и очищают муку, а эти потом упаковывают ее в мешки. Мы здесь раньше производили двенадцать разных сортов: простую, блинную, грубого и тонкого помола, муку из пшеницы твердых сортов. Торговали ею по всему острову.

— Какая хозяйственность, — протянула Марселла.

Лука пропустил ее замечание мимо ушей.

— Я могу открыть домашние запасы. Но… — он подошел к одной из машин и вытянул из механизма подачи пятифунтовый пакет. Сделан он был из толстой бумаги и украшен товарным знаком Мулен де Харлей — красно-зеленым мельничным колесом.

— Вот вам и первая проблема: нам нужна тара для упаковки муки. Раньше нам их поставляла компания из Бостона.

— Вот как? Давайте их просто придумаем.

Лука вдруг задумался: как случилось, что ей дали такое поручение? Отказалась переспать с главой правления?

— Даже если мы будем производить только белую муку для пекарен и упаковывать ее в мешки, то их потребуется две сотни в день, — терпеливо разъяснял он. — Но ведь людям захочется муки для выпечки домашних пирогов и печенья. А для этого нужно несколько тысяч пакетов в день. И что же, выдумывать каждый пакет в отдельности?

— Ну хорошо, так что же вы предлагаете?

— По правде говоря, мы надеялись, что решение подскажете вы. Наше дело — наладить работу мельницы и обеспечить вас зерном.

— Спасибо, спасибо.

— Благодарности не требуется. Мы живем не при коммунизме. За спасибо ничего не делаем. Вам придется заплатить.

— Нам с вами принадлежит все в равной степени, — голос ее возмущенно задрожал.

— Собственность составляет девять десятых закона, — он безжалостно улыбнулся. — Спросите своего хозяина.

Лука ощутил, что пришедшие с ним люди оценили его шутку (даже у Джохана мысли просветлели). А вот горожане чувствовали себя неловко.

Марселла посмотрела на него с явным недоверием.

— Как, по вашему мнению, мы должны с вами расплачиваться?

— Чем-то вроде долгового обязательства — так мне кажется. Работой, которую вы должны будете для нас сделать. В конце концов, ведь это мы выращиваем вам еду.

— А мы обслуживаем для вас мельницу и развозим муку по всей территории.

— Хорошо. Вот с этого и начнем. Уверен, в Колстерворте найдется немало полезной работы. Нашим тракторам и другой сельскохозяйственной технике понадобятся запасные детали. Все, что нам требуется, это справедливый бартер.

— Я доложу о ваших предложениях правлению.

— Ну разумеется, — Лука подошел к стене, отделявшей транспортер от помещения с главным механизмом. Распределительные щиты с горящими на них янтарными огоньками покрывали кирпичную стену сплошной мозаикой. Лука уверенно нажимал кнопки в последовательности, известной, по-видимому, ему одному. Над головой замерцали и в полную силу загорелись широкие плафоны, осветив все пространство светом, превосходящим по мощности свет солнца за окном. Лука удовлетворенно улыбнулся, догадавшись, что мыслительными процессами управлял сейчас его хозяин.

Чувство довольства мигом растаяло. Следом за ним забеспокоились и другие люди. Все инстинктивно повернулись к наружной стене, словно пытались увидеть что-то сквозь кирпичи. К Колстерворту приближалась группа людей. Темные мысли, точно насупившиеся грозовые облака, заволокли атмосферу.

— Думаю, надо взглянуть, — сказал Лука.

Несогласных не было.

Для передвижения по острову они воспользовались железной дорогой. Приспособили для этого обычный поезд, ходивший между городами. Впереди пыхтел паровоз-броневик, тащивший за собой два вагона по типу восточного экспресса. Несколько зенитных безоткатных орудий охраняли поезд с обоих концов, а из кабины машиниста грозно торчал ствол танковой пушки.

Возле железнодорожного моста, переброшенного над каналом, бок о бок стояли на насыпи Лука и Марселла. За ними выстроилась вся их объединенная команда. Туда же, пополняя их ряды, потянулись и горожане. «Словно антитела, реагирующие на вторжение вируса», — подумал Лука. И они имели на это полное право. Люди в этих местах своих мыслей не скрывали, отчего и сплетен здесь почти не было.

Паровоз издал долгий раздраженный гудок. В небо взметнулся фонтан пара. Раздался металлический скрежет и лязг, застучали поршни, останавливая колеса. Пассажиры осознали, что горожане готовы стоять насмерть.

Лука и Марселла не тронулись с места, несмотря на оглушительный вой сирены. Улыбнувшись мысли, пришедшей им в голову одновременно, они сосредоточенно уставились на колею. Рельсы прямо перед их ногами треснули, а потом аккуратно разломились. Болты, крепившие их к шпалам, взлетели в воздух, после чего рельсы закрутились в огромные спирали. Из-под колес поезда выскочило пламя. Пассажирам пришлось приложить немало энергистической силы, чтобы остановить инерционное движение поезда. Он остановился в двух ярдах от спиралей. Из-под клапанов вырвались рассерженные струи пара, на полотно выплеснулась вода. В кабине машиниста громыхнула, открываясь, дверь. Оттуда спрыгнул Брюс Спэнтон.

Одет он был в черную кожаную куртку, глаза скрывали непроницаемо черные очки. По гравию проскрипели тяжелые ботинки. Он направлялся к толпе. Кобура с торчавшим из нее автоматом Узи хлопала его по бедру с каждым шагом.

— Привет, — пробормотал Лука. — Похоже, в молодости кто-то чересчур насмотрелся идиотских боевиков.

Марселла подавила улыбку, когда «плохой парень» остановился перед ними.

— Эй, ты, — прорычал Брюс Спэнтон. — Ты мне мешаешь, приятель. Будь счастлив, что еще жив.

— Чего вам здесь надо, ребята? — устало спросил Лука. Темные флюиды, исходившие от Спэнтона и его спутников из поезда, были неподдельны. Не все еще на Норфолке успокоились, вернувшись из потустороннего мира.

— Мы с ребятами просто проезжали мимо, — сказал Спэнтон с вызовом. — Это что, запрещено законом?

— Закона нет, зато есть много пожеланий, — ответил Лука. — Здесь вас никто не ждет. Уверен, ты уважаешь мнение большинства.

— Пошел ты… сам знаешь, куда. Что ты будешь делать? Копов позовешь?

Большой серебряный значок шерифа материализовался на груди Марселлы.

— Я из полиции Колстерворта.

— Послушайте, — заговорил Брюс Спэнтон. — Мы просто решили осмотреть город. Повеселиться немного. Пополнить съестные запасы, разжиться Норфолкскими слезами. А завтра отчалим. Мы не хотим никакого шума. А оставаться здесь мы не собираемся. Зачем нам ваша зачуханная дыра? Понимаете, что я имею в виду?

— А как вы собираетесь расплачиваться за еду? — спросила Марселла. Лука еле сдержался, чтобы не бросить в ее сторону нахмуренный взгляд.

— Расплачиваться? — изумленно завопил Спэнтон. — Ты что, обалдела, сестренка? Мы теперь ни за что не платим. Все это сгинуло вместе с законниками. Кто нынче платит?

— Так дело не пойдет, — вмешался Лука. — Это наша еда. Не ваша.

— Она вовсе не твоя, балбес. Она принадлежит всем.

— Мы ее добыли, а не вы. Она наша. Понял?

— Да пошел ты. Мы жрать хотим. Имеем на это право.

— Теперь я тебя вспомнил, — сказал Лука. — Ты из банды Декстера. Его холуй. Что, скучаешь по нему?

Брюс Спэнтон указал на него пальцем.

— Я тебя запомню, подонок. Ты еще пожалеешь.

— Прежде чем отправляться в гости, научись манерам, — сказал Лука. — И следуй им. А теперь полезай на свою жалкую карикатурную машину и отчаливай. Или оставайся у нас. Мы тебе полезную работу предоставим. Будешь, как и остальные, зарабатывать себе на проживание. Потому что на паразитов мы тут не работаем.

— Дадите рабо… — гнев и недоумение были так велики, что Брюс Спэнтон даже не договорил. — Что, клянусь преисподней, это такое?

— Специально для тебя: преисподняя. А теперь валите отсюда, пока мы вас силой не заставили, — за спиной Луки послышались одобрительные возгласы.

Брюс Спэнтон оглянулся, посмотрел на толпу и ощутил их воинственное настроение.

— Да вы, подонки, все тут поголовно спятили. Понимаете? Спятили! Не успели мы все выбраться из этого дерьма, как вам опять туда захотелось.

— Все, что мы делаем, — это строим себе нормальную жизнь, как умеем, — сказал Лука. — Присоединяйтесь к нам или отваливайте.

— Ну, мы еще вернемся, — сказал Брюс Спэнтон сквозь зубы. — Увидишь. И люди присоединятся к нам, а не к тебе. Знаешь, почему? Да потому, что это легче! — он направился к поезду.

Марселла улыбнулась Луке.

— Мы победили. Показали этим ублюдкам. Оказывается, мы с тобой не такая плохая пара. Теперь мы их больше не увидим.

— Это всего лишь островок на маленькой планете, — сказал Лука. Последний выпад Спэнтона обеспокоил его больше, чем того бы хотелось.

Глава 3

За пять часов до вылета с тела сержанта Сайнона сняли последний медицинский пакет. «Катальпа» загрузили до отказа: кроме экипажа, на борту его находились тридцать пять могучих сержантов и обслуживавшая их бригада физиологов численностью в пять человек. Стоя в коридоре чуть ли не плечом к плечу, огромные солдаты цвета ржавчины выполняли гимнастические упражнения с целью проверки физических параметров обретенных ими недавно тел.

Они не ощущали ни усталости, свойственной человеку, ни тянущей боли. В контрольную нейросеть поступали предупреждающие сигналы о понижении уровня сахара в крови и мышечном напряжении. Сайнон подумал, что они, должно быть, высвечивались на дисплее не в виде ярких картинок, излюбленных адамистами, а представляли собою серые, невыразительные значки. Зато расшифровать их было проще простого.

Приобретенным им телом он остался вполне доволен. Полученные при монтаже глубокие шрамы почти затянулись. Несколько дней, и небольшое ограничение в движениях пройдет без следа. Способность к ощущениям соответствовала эденистским стандартам. Майкл Салдана, видно, не поскупился на разработку биотехнической конструкции.

Адаптация к новым обстоятельствам придала уверенности. Он чувствовал себя, как пациент, с которого в процессе выздоровления снимают ненужные медицинские повязки. Через те же ощущения проходили и остальные сержанты, испытывавшие эмоциональный подъем. Всех их связывала родственная связь, и общее чувство удовлетворения слилось у них в синергический[15] оптимизм.

Несмотря на полное отсутствие гормональных желез, Сайнон в нетерпении ожидал начала кампании по освобождению Мортонриджа. Не успели отчалить, как он выпросил у «Катальпы» разрешение воспользоваться его сенсорными сетчатками. В мозгу тут же возникла картина внешнего мира. Омбей предстал перед ним в виде серебристо-голубого полумесяца, удаленного на расстояние в сто двадцать тысяч километров. Грязновато-коричневые пятнышки астероидов, присыпанные серебристой космической пылью, на высоких орбитах вращались вокруг планеты. Промышленные станции астероидов преломляли солнечные лучи. Космоястребы, родственники «Катальпы», соскакивали один за другим с причалов и, набирая скорость, неслись к планете.

В одном только их отделении имелось свыше трех сотен биотехнических космических кораблей, причем явились они сегодня в княжество далеко не первыми. Центр стратегической обороны Королевского флота на Гайане управлял не только военной операцией, но и контролировал прибытие гражданских космических кораблей.

Космоястребы вместе с приписанными к Королевскому флоту адамистскими кораблями, представлявшими все звездные системы, приблизились к планете и образовали вокруг экватора пятисоткилометровую спираль. Крейсеры-штурмовики Конфедерации доставили морской батальон. Даже космоястребам любопытно было взглянуть на огромные космические корабли последнего поколения.

Спустившись на низкую орбиту, «Катальпа» вынужден был ждать восемь часов, пока не дошла очередь до космоплана, находившегося в его ангаре. Затем первую партию сержантов, с Сайноном в том числе, отправили в Передовой форт. На горизонте возникли очертания западной береговой линии материка Ксингу. Сенсоры засекли чуть видное издалека красное облако. Казалось, пространство между небом и землей осветили неоновые лучи. Когда они пошли на снижение, красная туча нырнула в глубину, и больше они ее не видели.

— Они наверняка знают, что мы здесь, — сказал Чома. — Над океаном каждый день барражирует десять тысяч космических кораблей, не услышать их невозможно.

В двадцать пятом столетии Чома был менеджером на Юпитере, в компании, занимавшейся астронавигацией. Он не скрывал от других сержантов, что познания его касательно космических приборов столетней давности вряд ли могут быть в настоящее время востребованы. Интересовали его главным образом стратегические игры. Испытательные площадки, которыми охотно пользовались эденисты, для него и для чудаковатых его друзей-энтузиастов были неприемлемы. Им нужны были настоящие грязь, лес и скалы, редуты, тяжелые рюкзаки и жара, костюмы и езда на лошадях, марш-броски и боль в суставах, бочонки пива, секс в высокой траве и песни у костра. Чому поэтому чуть ли не причисляли к опытным солдатам.

Многие бывшие участники стратегических игр оживили сейчас сержантские тела. Казалось странным, что среди них так мало бывших разведчиков, их опыт был бы сейчас неоценим.

— Весьма вероятно, — согласился Сайнон. — Продемонстрировал же Дариат свои способности восприятия когистанскому Согласию; так что можно не сомневаться: объединенные усилия одержимых наградят их даром предвидения.

— Да, к тому же и космические корабли над головой.

— Но красное облако мешает их рассмотреть.

— Не слишком на это рассчитывай.

— Это тебя беспокоит? — спросил Сайнон.

— Не особенно. Неожиданность никогда не была нашим стратегическим козырем. Самое главная надежда на то, что масштабы армии Освобождения станут шоком для Эклунд и для ее войск.

— Лучше бы у нас был боевой опыт, а не теоретические знания.

— Чего-чего, а опыта ты наберешься за очень короткое время.

Космоплан «Катальпы» прокатился по одной из трех проложенных параллельно друг другу взлетных полос нового порта Передового. Следующий космоплан приземлился через сорок четыре секунды, и это вызвало беспокойство у Сайнона. Он счел временные промежутки растянутыми. Самолеты с вертикальным взлетом и приземлением по другую сторону контрольной башни справлялись с этим гораздо быстрее.

В течение некоторого времени главной заботой порта оставались погрузочно-разгрузочные работы. В ангарах кипела работа. Механоиды и люди, объединив усилия, управляли грузовым потоком. Любое промедление могло вызвать катастрофический сбой в работе. Чуть ли не все транспортные средства армии Освобождения занялись перевозкой груза. Пассажирские корабли были пока на орбите..

Морпехи Королевского флота устроили Сайнону и другим сержантам испытания, как только они спустились по трапу на взлетное поле. То, что тесты предварительные, было понятно, но Сайнон остался доволен тем, что проверили всех. Доставивший их космоплан отошел в сторону и встал в очередь таких же машин, ожидающих команды на взлет. Тут же приземлился новый космоплан и скинул на поле трап. Морпехи занялись вновь прибывшей бригадой.

Связной, офицер-эденист, сообщил, что до форта им предстоит добираться пешком. Солдаты двинулись в арьергарде длинной линии сержантов и морпехов, маршировавших по только что уложенной гравийной дороге, после чего вышли на новую шестирядную автомобильную трассу. Сайнон заметил, что армию Конфедерации составляли не только морпехи, и подошел к наемнику, более рослому, чем он сам. Коричневая кожа на лице не отличалась текстурой от кожи животного, мускулистая шея поддерживала круглый череп. Вместо носа и рта — отверстие, прикрытое решеткой, глаза огромные, широко расставленные, с зелено-голубой радужкой.

На вопрос, заданный Сайноном, последовал ответ. Наемник оказался Еленой Дункан.

— Простите меня за любопытство, — сказал Сайнон. — Но чем вы тут занимаетесь?

— Я волонтер, — ответила Елена Дункан нормальным женским голосом. — Мы входим в оккупационные войска. Вы отберете землю у этих ублюдков, а мы будем сохранять ее для вас. Таков наш план. Послушайте, я знаю, вы, эденисты, не одобряете таких, как я. Но морпехов для охраны Мортонриджа здесь явно недостаточно, поэтому вам придется пользоваться нашими услугами. К тому же у меня друзья на Лалонде.

— Я не против вас. Наоборот, я скорее рад, что у нас есть солдаты, имеющие боевой опыт. Жаль, что у меня его пока нет.

— Да? Ну, это как раз то, чего я никак не пойму. Вы пушечное мясо, и сами это знаете. Но это вас не беспокоит. Что до меня, то я иду на риск. Это мой жизненный выбор, и я сделала его очень давно.

— Меня это не волнует, потому что я не человек. Я всего лишь очень сложный биотехнический автомат. У меня нет мозга, всего лишь несколько процессоров.

— Но ведь вы представляете собой личность, так?

— Это всего лишь моя копия.

— Ха! Вы слишком откровенны. Но жизнь есть жизнь, в конце концов, — она замолчала и откинула голову. Мускулы, словно толстые веревки, натянулись на шее.

В этот момент шел на посадку космоплан СК500-090, прозванный «Буревестник». Гигантская машина была по крайней мере вдвое крупнее любого грузового космического корабля, приземлявшегося на здешней взлетной полосе. На землю спустились двенадцать шасси. Рев «Буревестника» ударил по ушам. Из-под всех девяноста шести тормозных барабанов вырвался грязный дым.

— Черт возьми! — пробормотала Елена Дункан. — Никогда бы не подумала, что сподоблюсь увидеть этакое чудо. Настоящая живая армия на марше. Знаете, Сайнон, я ведь из девятнадцатого и двадцатого столетия. С Наполеоном на Москву ходила, в Испании сражалась. Рождена для войны.

— Да ведь это глупо. У вас сейчас есть душа. Не следует так рисковать. Придумали себе какой-то крестовый поход. Лучше жили бы для себя. Неправильно вы поступаете.

— Меня душа зовет. Я почти не отличаюсь от эденистов.

Сайнон удивился:

— Как это?

— Я полностью приспособлена к такому образу жизни. Тот факт, что мои цели отличаются от ваших, не имеет никакого значения. Латон сказал, что выход есть. Я ему поверила. Киинты этот выход нашли. Я счастлива оттого, что знаю: выход есть, и, следовательно, мои поиски не бесцельны. К проигравшим я себя не отношу и сдаваться не намерена. Поэтому и вступила в Освобождение. Так я смогу подготовиться для большой битвы. Рассматриваю кампанию как хорошую тренировку.

Она поправила лямку на плече (вместо пальцев у нее было три больших когтя) и зашагала прочь.

— Это называется избытком фатализма, — заметил Чома. — Какая странная психология.

— Она довольна, — возразил Сайнон. — Желаю ей успеха.

В дом было вложено много любви. Даже аристократы Кулу использовали современные материалы при строительстве нарядных дорогих зданий. Мортонридж рос как на дрожжах. Правительство помогало субсидиями фермерам. Их можно было смело отнести к среднему классу. Дома были крепкие, но дешевые, построены из углебетона, доски — из древесной массы, при изготовлении кирпичей использовалась генная инженерия; применялись силиконовое стекло, губчатая сталь для металлических ферм. Несмотря на стандартизацию, базовые компоненты предоставляли архитекторам свободу для творчества.

Это же здание было необычно, оригинально. Грубо-прекрасно. Камень для дома доставили из местной каменоломни. Сложенные из крупных блоков стены не пропускали в дом тропическую жару, поэтому в комнатах было прохладно без кондиционера. Пол и потолок из деревянных балок, прилаженных друг к другу так, как это под силу только настоящему мастеру. Внутри балки эти не были закрыты, щели между ними заполняли тростником и штукатуркой, а сверху покрывали побелкой. Здание дышало историей, как и многие иллюзии, бывшие в чести у одержимых, однако в этом случае никакой иллюзии не было.

К зданию примыкал амбар, тоже каменный. Его тяжелые деревянные двери, открытые настежь, раскачивал ветер.

Стефани Эш дошла до изнеможения, когда «Кармический крестоносец» свернул с главной дороги и вырулил на грязный тракт, чтобы проверить и его. Идея принадлежала Мойо.

— Дорога должна куда-то вести, — настаивал он. — Эту землю заселили недавно. Ничто не успело прийти в упадок.

Спорить с ним она не стала. Они проехали долгий путь по трассе М6 после того, как пристроили детей, и хотели было вернуться назад, к армии Аннеты Эклунд, но войска, расквартированные в Чейнбридже, подчеркнуто их проигнорировали. С тех пор они ездили от берега к берегу в поисках приюта, чтобы отдохнуть и дождаться больших событий, в которых могли бы принять участие. Каждая незанятая ферма, попадавшаяся им на пути, была уже очищена: не было ни продуктов, ни скота. Найти топливо для «Кармического крестоносца» становилось все труднее.

Радостное возбуждение, охватившее их после эвакуации детей, сменилось унынием: ощутить себя в роли беженца было несладко. Не то чтобы Стефани изверилась, но узкая дорога, по которой они сейчас ехали, ничем не отличалась от десятков дорог, изъезженных ими за последние несколько дней. И все же надежды они не теряли.

Пробежав через рощицу деревьев-аборигенов, дорога нырнула в неглубокую, чуть поросшую лесом долину. Среди густой травы по дну ее журчал ручей. Проехав четыре километра, они увидели, что долина, расширившись, превратилась в круглый овраг. Правильная форма его вызвала у Стефани предположение, что это древний кратер. Паутина серебристых ручьев проложила себе путь по склонам оврага и образовала озеро в его центре. Наверху, над оврагом, стоял фермерский дом. От бурлящей воды его отделяла аккуратно подстриженная лужайка. Северные склоны оврага кто-то превратил в спускавшиеся уступами террасы, своего рода солнечную ловушку. Здесь росли десятки фруктовых деревьев и овощи, встретить которые можно было только на Земле: цитрусовые и авокадо, салат и ревень. Местная же растительность вся была убрана. Даже южные склоны покрыты были земной травой, где мирно паслись козы и овцы.

Высыпав из «Кармического крестоносца», они смеялись, словно очарованные дети.

— Здесь никого нет, — сказала Рена. — Чувствуете? Повсюду пусто.

— О Боже, — нервно воскликнула Тина. Она спустилась с нижней ступеньки автобуса, и каблуки ее красных туфель провалились в дорожный гравий. — В самом деле, никого? Да это просто райское место. И мы его заслужили за все наши добрые дела. Я просто не перенесу, если кто-нибудь заявит, что он пришел сюда первый. Это будет несправедливо.

— Транспорта здесь, во всяком случае, нет, — проворчал Макфи. — Вероятно, владельцы получили предупреждение Королевства и скрылись, пока в эти края не нагрянули люди Эклунд.

— Им повезло, — сказала Рена.

— Нам повезло больше, — возразил Мойо. — Здесь просто великолепно.

— По-моему, ирригационная система накрылась, — сказал Макфи. Прикрыв глаза от солнечного света, он прищурился на террасу. — Видите? Там должны быть каналы, чтобы каждый ручей тек на свой уровень, а вода льется водопадом. Растения погибнут.

— Нет, не погибнут, — возразил Франклин Квигли. — И система в порядке. Просто отключено электричество, и некому поправить. Вот и все. Мы за день все настроим. Если тут останемся.

Все повернулись и посмотрели на Стефани. Ей было скорее смешно, чем лестно.

— Не возражаю, — она улыбнулась им. — Лучше места нам не найти.

Вторую половину дня осматривали дом и террасы. При доме был огород с интенсивной обработкой земли. Зерновые здесь не выращивали. Видно было, что дом покинули в спешном порядке. Выдвинутые ящики, одежда, разбросанная по блестящему полу, кран с открытой водой. Два старых, наполовину упакованных чемодана в одной из спален. Однако в кладовой осталось полно продуктов: мука, джемы, засахаренные фрукты, яйца, головки сыра. Большой морозильник набит рыбой и мясом. Тот, кто в этом доме жил, явно не жаловал полуфабрикаты и консервы.

Тина заглянула в кухню, где на полках стояли блестящие медные горшки и кастрюли, и неодобрительно фыркнула.

— Они зашли слишком далеко в своем пристрастии к древности.

— Это соответствует нашему теперешнему положению, — возразила Стефани. — Общество потребления не сможет сейчас выжить.

— Не думай, что я откажусь от шелковых чулок, дорогая.

Мойо, Рена и Макфи вскарабкались к маленькому зданию, которое, как они и предполагали, оказалось водонапорной станцией для ирригационной системы. Стефани и остальные принялись приводить в порядок дом. Через два дня ирригационная система заработала. Не слишком совершенно — их присутствие отрицательно воздействовало на некоторые процессоры, но на водонапорной станции имелось и ручное управление. Даже облачность нехотя уступила их натиску. Чистый солнечный свет, какой освещал города и большие группы одержимых, им получить не удалось, зато растения благодарно впитывали фотонный дождь.

Прошла неделя. Выйдя из дома прохладным ранним утром, Стефани имела право быть всем довольной. Однако действительность лишала ее этого права. Она отворила выходившие на лужайку французские окна и босиком ступила на росистую траву.

В небе, как всегда, носились красные облака, тяжело ударяя по издававшему протестующие стоны воздуху, однако на этот раз враждебный туман вступал в более тонкий резонанс. Слух не мог ничего уловить, но на мозг давило что-то, словно кошмарный сон.

Она спустилась на берег озера и, медленно поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, осматривала небо, отыскивая в нем ключ к загадке. Чувство тревоги нарастало у нее с каждым днем, и природу ее она не могла распознать. Это «нечто» ускользало от нее за горизонт, словно затаившая злобу луна.

— Похоже, и ты чувствуешь звучание космического блюза? — печально спросил Кохрейн.

Стефани вздрогнула: она не слышала его приближения. Колокольчики на старинном наряде хиппи не звякали, а поступь его по траве была легка. Изо рта торчала огромная сигарета. Пахло она по-другому, не так сладко, как всегда.

Он заметил ее изумление, и борода, раздвинувшись, не скрыла самодовольной улыбки. Пальцы, унизанные кольцами, вынули изо рта коричневую сигарету и держали ее вертикально.

— Угадай, что я нашел на одной забытой террасе? Этот налогоплательщик, мистер Джон Эпплсид, дом которого мы заняли, оказался не таким уж добропорядочным. Знаешь, что это такое? Настоящий никотин. Совершенно нелегальный в этих местах. Классная вещь. Несколько столетий я так не затягивался.

Стефани снисходительно улыбнулась, а он опять вставил сигарету в рот. Ну как еще можно относиться к Кохрейну? Только снисходительно. В этот момент из дома вышел Мойо. Она сразу почувствовала, что и его одолевают тревожные мысли.

— Ты тоже знаешь, что они здесь? — спросила она печально. — Вот, значит, что имела в виду Эклунд, когда она говорила, что княгиня Салдана готовится.

— И лейтенант Анвер, — пробормотал Мойо.

— Земля чувствует приближение войны, знает, что будет кровопролитие. Как это все… апокалиптично. Я-то надеялась, что Эклунд заблуждается, что она просто хочет держать армию в боевой готовности и поэтому пугает ее коварным врагом.

— Она была права, — вступил в разговор Кохрейн. — Кавалерия наготове. Скоро они по нам ударят.

— Но почему по нам? — недоумевала Стефани. — Почему по этой планете? Мы же сказали, что не тронем их. Мы обещали — и держим слово.

Мойо обнял ее.

— Одно лишь наше присутствие является для них угрозой.

— Но это же глупо. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое. Я хочу, чтобы все смирились с тем, что произошло. Вот и все. У нас сейчас есть эта прекрасная ферма, и мы работаем здесь, не делая никому вреда. Здесь хорошо. Мы обеспечиваем себя, и у нас остается время на то, чтобы подумать. Никакой угрозы мы для Конфедерации не представляем. Если бы нам было позволено остаться здесь, быть может, мы смогли бы помочь всем выбраться из затруднительного положения.

— И я хочу, чтобы нас оставили в покое, — сказал грустно Мойо. — Хочу, чтобы они выслушали нас. Только они не станут нас слушать. Здравый смысл и размышления не имеют значения. У них политическая цель — выкурить нас из Мортонриджа. Как только семейство Салдана и другие лидеры Конфедерации сделали это заявление, как им не стало хода назад. Мы оказались на пути несокрушимой пресловутой силы.

— Может, мне вернуться и вступить с ними в переговоры? Они меня знают. И, быть может, выслушают.

Слова ее вызвали у Мойо тревогу, и он крепче ее обнял.

— Нет. Я не хочу, чтобы ты решилась на такой сумасшедший поступок. Да они и не станут тебя слушать. Только не они. Сначала они будут тебе вежливо улыбаться, а потом засунут в ноль-тау. Я этого не вынесу. Ведь я только-только нашел тебя.

Она положила голову ему на плечо, благодарная за преданность. Он значил для нее очень много, с самого первого дня. И был не только возлюбленным, но и постоянным источником силы.

— Ты не можешь идти, — сказал Кохрейн. — Только не ты. Эти ребята без тебя тут же разбегутся. Ты нам нужна, старушка. Ведь ты для нас что мать родная.

— Но нам здесь долго не продержаться. Княгиня пошлет солдат, и они нас найдут.

— Лучше иметь впереди немного времени, чем совсем ничего. И кто знает, может, прежде чем солдатский ботинок вышибет нашу дверь, карма заготовила нам что-то другое.

— Что-то раньше я у тебя оптимизма не замечала, — поддразнила его Стефани.

— Плохо смотрела, детка. Я ведь не совсем живой. Поэтому и со зрением у тебя проблемы, сечешь? Тебе, старушка, необходима сейчас вера.

— Вот именно, — подытожил Мойо.

— Ладно, ваша взяла, — согласилась Стефани. — С моей стороны жертвоприношения не будет. Остаюсь здесь.

— Да может, они сюда и не придут вовсе, — сказал Мойо. — Может, Эклунд их победит.

— Ни малейшего шанса, — сказала Стефани. — Она сильна и вместе с тем слаба. Правда, не настолько сильна, чтобы одолеть их. Постой и прислушайся, ощути, сколько их там собралось. Эклунд, конечно же, доставит им много неприятностей, но остановить их не сможет.

— Что тогда ты собираешься делать, когда они дойдут до фермы? Будешь сражаться?

— Да нет. Я, конечно, взбрыкну. Это же в природе человека. Но воевать? Нет. А ты? Когда-то ты сказал, что будешь сражаться.

— Это было тогда, когда я надеялся на лучшее. С тех пор я повзрослел.

— И все же это несправедливо, — пригорюнилась она. — Я обожаю вкус к жизни. И в потусторонний мир мне теперь вовсе не хочется. В следующий раз мы поймем, что ничего вечного не бывает, даже если, возможно, это не так. Было бы лучше ничего об этом не знать. Зачем Вселенная преследует нас?

— Это карма, старушка, — сказал Кохрейн. — Плохая карма.

— Я думала, что карма наказывает тебя за твои деяния. Я за свою жизнь никому особого зла не причинила.

— Первородный грех, — напомнил Мойо. — Нехорошая концепция.

— Ты не прав, — сказала она. — Вы оба не правы. Если я что-нибудь сейчас знаю, так это то, что все религии лживы. Все они гнусно, отвратительно лживы. Отныне я не верю в Бога и в судьбу. Всему должно быть дано объяснение, выявлена космологическая причина, — она не вырывалась из объятий Мойо. Слишком устала, чтобы злиться. — Но я не настолько умна, чтобы все это изложить. И вряд ли кто-нибудь из нас сможет это сделать. И остается лишь ждать, пока кто-то умный не сделает это для нас. Черт возьми, как я все это ненавижу. Почему я не способна на великие дела?

Мойо поцеловал ее в лоб.

— По обе стороны от линии фронта, в безопасности, находятся сорок детишек, которые страшно благодарны тебе за то, что ты для них сделала. Я бы не назвал это мелочью.

Кохрейн выпустил кольцо дыма по направлению угнетающей их силы.

— Во всяком случае, пока нам никто не спустил сюда ордера на выселение. Злым военачальникам Королевства хочется схватить нас в первую очередь. Я постараюсь, чтобы налогоплательщикам дорого обошлась погоня за мной.

— Мы действительно должны делать это по-настоящему, — простонал Сайнон. — Я имею в виду настоящую физическую тренировку. У нас все проходит на первобытном уровне. Странно, что Ральф Хилтч не закрепил за нами жесткого сержанта-наставника. Он бы привел нас в надлежащую форму.

В то утро сержантов отвезли на полигон, находившийся в десяти километрах к востоку от Передового форта. Это была неровная площадка с зарослями деревьев и макетами зданий. Таких полигонов было здесь двадцать пять. Морпехи Королевского флота готовили еще десять.

Чома вполуха выслушал критические замечания Сайнона, сосредоточив внимание на находившемся перед ними бунгало. Остальные сержанты рассредоточились вокруг полуразрушенного здания. Они обучались находить укрытие. «Глупо, — подумал он, — ведь одержимые почувствуют нас за сотни метров».

Вдруг один из кустов в пятидесяти метрах от него засеребрился и превратился в человекоподобное существо с зеленой кожей и круглыми глазками. Существо это вытянуло руку и выпустило белые огневые шары. Оба сержанта развернулись и нацелили автоматы на пришельца.

— Наши, — сказали они остальным сержантам отделения. Сайнон надавил триггер указательным пальцем правой руки, в то время как левая его рука подбирала на оружейном стволе нужный диапазон огня. Маленькие химические снаряды вылетали с оглушительным ревом, гася все остальные звуки.

Специально для этой кампании Королевство разработало для сержантов статическое оружие. Это был довольно простой вариант обычного автомата. Единственное принципиальное отличие — пуля. Сферической формы со статическим зарядом. Такая форма уменьшала скорость полета в сравнении с обыкновенными пулями (и точность), хотя они и могли умертвить человека. Главным же было то, что они разрушали энергистические способности одержимого. Каждая пуля обладала одинаковым зарядом, но переменный режим огня позволял сержантам приспособиться к индивидуальным особенностям одержимого. К тому же, так как механизм автомата был механическим, то (теоретически) одержимые не могли на него воздействовать.

Прошли три секунды, и зеленый монстр перестал поливать Сайнона и Чому белым огнем. Он превратился в обыкновенного мужчину.

— Вы промедлили с ответным огнем, — сказал им инструктор, — в настоящем бою его белый огонь уничтожил бы вас обоих. И, Сайнон…

— Да?

— Поработай над прицеливанием. Первый твой выстрел был неточен.

— Принято к сведению, — коротко откликнулся Сайнон. А потом, перейдя на режим частного разговора, обратился к Чоме: — Неточный выстрел, как же! Я просто совершал маневр. Приближающийся огонь — сильный психологический фактор.

— Без сомнения, — сказал Чома, стараясь соблюсти нейтралитет. В это время он внимательно оглядывал территорию, готовясь к новым опасностям. Очень может быть, что на них будет немедленно совершено еще одно нападение.

— Мне кажется, я привыкаю к оружию, — сказал Сайнон. — И обращаюсь с ним, не подключая сознания, на автоматическом уровне.

Чома взглянул на боевого товарища с легким раздражением.

— Так в этом и состоит цель обучения. Обиталище нам в этом случае вряд ли помогло бы. Когда мы покинули Сатурн, Согласие даже и не слыхивало о статическом оружии. Кроме того, я всегда утверждал, что лучшие уроки — это те, которые даются тебе с трудом.

— Да ну тебя с твоей олимпийской философией. Неудивительно, что она вышла из моды, когда я появился на свет.

— Но ты теперь имеешь о ней представление?

— Имею.

— Ну и хорошо. Пойдем теперь к тому зданию, а то получим наряд на мытье туалета.

Сайнон жалобно вздохнул.

— Хорошо.

Княгиня Кирстен подрегулировала импланты сетчатки, доведя изображение до полной четкости: она хотела как следует рассмотреть все, что происходит на тренировочной площадке. В мозгу ее постоянно крутилась слышанная когда-то фраза: я не знаю ничего о врагах, но видит Бог, они меня пугают. Она впервые увидела наяву, а не на экране, огромных биологических роботов. Их размеры и движения производили сильное впечатление. Теперь она была рада, что Ральф Хилтч осмелился предложить их для участия в кампании. В то время она была только рада, что выбор за нее сделал Алли. У семьи всегда не хватало смелости принять важное решение. Хвала Господу, что он не трус. Так было всегда, с самого детства: мы всегда ждали, когда он скажет свое слово.

Несколько сотен темных фигур ползли в высокой траве, скользили, бежали под деревья и кусты, а цветные голографические изображения устраивали им засаду. Воздух сотрясался от автоматных очередей. Постепенно она привыкала к шуму.

— Они явно прогрессируют, — заметил Ральф Хилтч. Он стоял рядом с княгиней на крыше штаба. Оттуда им был хорошо виден весь полигон. За их спинами расположились офицеры и министры. — Два занятия, и сержант обучен. На подготовку вспомогательных войск уходит больше времени. Не поймите меня превратно: морпехи — превосходные воины. И не только те, что служат в Королевском флоте. Союзники прислали нам самых лучших морпехов, да и наемники представляют грозную силу. Дело в том, что они слишком полагаются на свою нанотехнику как при ведении огня, так в тактических вопросах. Поэтому мы запрещаем ее использовать. Ведь в прямом бою с одержимыми она выйдет из строя первая.

— Сколько подготовлено сержантов? — спросила Кирстен.

— Около двухсот восьмидесяти тысяч. Мы обучаем по тридцать тысяч в день. Каждый день открываем по пять полигонов. Мне хотелось бы ускорить процесс, но даже при наличии бригад флота Конфедерации у меня недостаточное количество инженерных войск. Я должен сбалансировать их силы. Приоритетной задачей для меня является сейчас окончание работ на Передовом форте.

— Похоже, что вы держите все под контролем.

— Все на самом деле просто. Мы сообщаем на главный компьютер все, что нам нужно, и он все устраивает. Впервые в истории командующий может не волноваться из-за логистиков.

— При условии, что одержимые не подберутся к AI.

— Маловероятно, мадам, поверьте мне, маловероятно. И даже на этот случай в него заложен файл о непредвиденных обстоятельствах.

— Хорошо. И все же, нельзя быть слишком самоуверенными. Итак, когда думаете начать операцию?

— В идеале мне бы хотелось начать ее через три недели, — он улыбнулся в ответ на вскинутые брови княгини. Все два часа, проведенные на стрельбище, за ними наблюдали репортеры. Со стороны казалось, что военных ресурсов у них достаточно для захвата двух планет. — Больше всего времени уйдет на начальную атаку. Мы должны взять в кольцо весь полуостров, и удавка эта должна быть очень крепкой, иначе мы сильно рискуем. Учтите, войска у нас неопытные, да и оружие не пристрелянное. Чем дольше мы будем тренироваться, тем больше шансов на успех.

— Я понимаю, Ральф. Но минуту назад вы говорили о балансе сил, — она оглянулась на Леонарда Девилля, который нехотя пожал плечом.

— Мы возлагаем большие надежды на успех, и не только здесь, на Омбее. Мы получили большую поддержку от наших политических союзников и флота Конфедерации. Думаю, мне не надо напоминать вам то, что сказал король.

— Нет, мадам, — Алистер II сам назначил его командующим операцией на последней их встрече. Король отмел все его сомнения и возражения, касавшиеся расходов и общественного мнения.

Успех. От него ждали именно этого. И он должен был его обеспечить.

В отличие от княгини, Ральф не мог оглянуться на своих людей в поиске поддержки. Он, однако, представлял, что могла бы сказать на это Жанна Пальмер. И она была бы права.

— Предварительное развертывание возможно провести через три дня, — сказал он. — Тогда сама операция начнется через восемь дней.

— Хорошо, Ральф. Даю вам восемь дней отсрочки. И ни днем больше.

— Да, мадам. Благодарю вас.

— А вы уже опробовали ваше статическое оружие на одержимых?

— Нет, мадам. К сожалению, нет.

— Выходит, вы идете на риск. Ведь вам необходимо заранее знать о его эффективности?

— Оно либо будет работать, либо нет. Мы не хотим предупреждать Эклунд заранее, иначе они примут ответные меры. Мы узнаем, эффективно оно или нет, в первые же секунды нападения. Если нет, пехота воспользуется обычным оружием. Я лишь буду молиться, чтобы этого не произошло, иначе мы причиним невосполнимый вред телам, которые стараемся возвратить. Но теоретически все верно, и оружием этим легко пользоваться. Катал и Дин создали концепцию. Все будет ясно с самого начала, так что я оставил бы все как есть.

— Вы сотворили много чудес, Ральф. Теперь наше семейство хочет, чтобы вы одержали настоящую победу.

Ральф благодарно кивнул и снова обратил взор на площадку. В этот момент шла пересменка. Сотни раскрасневшихся грязных сержантов уходили вместе с обычными солдатами с полигона. Правда, обычными солдатами назвать наемников было бы тоже неверно.

— Одни вопрос, — обратился к нему Леонард Девилль. Он словно извинялся. — Я понимаю, вы совсем не это хотели бы сейчас услышать. Но вы, кажется, предоставили репортерам помещение, из которого они будут наблюдать атаку? А AI поставили об этом в известность?

Ральф улыбнулся. На этот раз, не скрываясь, он переглянулся с Пальмером, прежде чем обратить взор на министра внутренних дел. Княгиня дипломатично отвернулась, глядя на возвращавшихся сержантов.

— О да. Вы будете получать изображение, не уступающее по накалу тому, что Келли Тиррел показывал на Лалонде. Это будет публичная война.

Чейнбридж изменился. Аннета Эклунд превратила его в гарнизонный город и разместила там штаб-квартиру. Выбрала она его из-за местоположения. С одной стороны, он находился довольно близко к передовой, так что она успевала развернуть нерегулярные части, явись туда войска Королевства вытряхивать души из одержимых; а с другой стороны, и довольно далеко, чтобы не попасть под наблюдение сенсорных датчиков и под огонь платформ стратегической обороны. Итак, она призвала соратников и дала им иллюзию свободы. Собранному ею сброду разрешалось пировать и беситься при условии, что на следующий день они будут исполнять ее приказы. Сознание того, что они будут делать что-то волнующее и даже героическое, объединяло всех. Они превращались в единство, пусть громоздкое и не вполне надежное. Каждый вечер устраивались вечеринки с танцами, на которые потянулись и другие люди. Это был счастливый город, и порядок в нем соблюдался. Аннета восстановила даже бездействовавшую до тех пор коммуникационную сеть, и из старой городской ратуши, ставшей командным пунктом, поддерживала связь с назначенными ею руководителями захваченных городов полуострова. Для усиления своей власти она больше не могла ничего сделать, но в целом ей удалось создать маленькое работоспособное общество. Так продолжалось до тех пор, пока горожане не осознали, что королевство нарушит слово и осуществит агрессию с целью освобождения душ из узурпировавших их тел.

Чейнбриджским вечеринкам пришел конец. Несколько нарядных жилых домов изменили свою наружность и стали депрессивно мрачными, похожими на крепости. Тыловики, бонвиваны и ротозеи выехали в сельскую местность. Город готовился к войне.

Из окна офиса она смотрела вниз, на мощеную площадь. Чаши отключенных фонтанов забиты мусором. Под росшими по периметру площади деревьями аккуратными рядами выстроились машины — в основном автомобили, управляемые вручную, и фермерские вездеходы. Настоящие машины, никакой иллюзии. Над несколькими из них работали инженеры, готовили к предстоящей кампании.

Аннета вернулась к длинному столу, за которым сидели десять старших офицеров. Слева и справа от себя она усадила Девлина и Милна. На этих людей она рассчитывала более других. Девлин утверждал, что был офицером в Первую мировую войну. Милн работал помощником инженера в эпоху паровых машин, и это делало его волшебником во всем, что касалось механики, зато в электронике, по его собственному признанию, он почти не смыслил. За ним сидел Хой Сон, ветеран партизанского движения в начале двадцать первого века. Он называл себя агитатором за экологию. Анкета выяснила, что войны, в которых он участвовал, были не национальные, а скорее корпоративные. Он обладал тактическим ноу-хау, которое в сложившейся ситуации было для них бесценно. Остальные командиры подразделений были избраны на свои посты благодаря личным качествам. Их лояльность оставалась под вопросом.

— Каковы цифры на сегодняшний день? — спросила Анкета.

— Прошлой ночью дезертировало почти сорок человек, — ответил Девлин. — Паршивцы. В мое время их расстреляли бы за трусость.

— Слава Богу, сейчас не твое время, — заметил Хой Сон. — Когда я сражался против осквернителей, укравших мою землю, со мной были легионы людей, которые делали то, что должно, потому что дело наше было правое. Не были нужны ни вооруженная полиция, ни тюрьмы, чтобы заставлять людей выполнять приказы. И здесь нам этого тоже не надо. Если люди не хотят воевать, их не сделаешь хорошими солдатами.

— Бог на стороне больших батальонов, — усмехнулся Девлин. — Трескучее благородство не гарантирует победу.

— Мы и не собираемся побеждать, — мирно улыбнулся Хой Сон. — Ты разве до сих пор этого не понял?

— Во всяком случае, мы очень постараемся. К черту твои пораженческие разговоры. Удивительно, что ты не сбежал вместе с дезертирами.

— Довольно, — вмешалась Аннета. — Ты и сам знаешь, Девлин, что Хой Сон прав. Ведь ты почувствовал, какие силы собирает против нас Королевство. Король никогда не пошел бы на нас войной, если бы не был уверен в победе. И привлек эденистов, которые уж точно не будут участвовать в глупом предприятии. Это показательная война: они хотят продемонстрировать всей Конфедерации, что нас можно победить. Они не могут себе позволить поражение. И за ценой не постоят.

— Тогда какого черта ты хочешь от нас? — удивился Девлин.

— Надо эту цену сделать заоблачной, — сказал Хой Сон. — Ведь они на все готовы прилепить табличку с ценой. Нам, скорее всего, не удастся победить их на Мортонридже, зато предотвратим следующие кампании армии Освобождения.

— Они взяли с собой репортеров, — сказала Анкета. — Чтобы похвастаться победой. Эта война будет вестись на два фронта: физическом, том, что будет здесь, и эмоциональном, его масс-медиа представит всей Конфедерации. Вот на этом фронте нам необходимо выиграть. Надо показать репортерам ужасную цену, которую Конфедерация заплатит за свою победу. Думаю, Милн уже кое-что приготовил.

— Дела на этом фронте идут неплохо, девочка, — отозвался Милн. Он важно сосал большую глиняную трубку. — Я обучаю нескольких ребят, открываю им секреты мастерства. Электричество не применяем, в этом я не специалист. Так что мы вернулись к началам. Я тут кое-что придумал по части взрывчатых веществ. Мы заложим их в ловушки, как только все будет готово.

— Какого рода ловушки? — спросил Девлин.

— Противопехотные мины, минирование зданий, ямы-ловушки и тому подобное. Хой показывал нам, что в свое время он использовал во время войны. Довольно хитроумные вещи. И все с механическими триггерами. Сенсоры их не распознают. Уверен, парни Хилтча от нас наплачутся. Мы заминировали мосты и эстакады в местах пересечения с М6. В общем, сделали все, чтобы задержать мерзавцев.

— Очень хорошо, — сказал Девлин. — Однако при всем уважении к вашей работе, не думаю, что несколько завалов доставят трудности их транспорту. Припоминаю танки, что были в наше время… огромные, страшные, они могли пройти по любой поверхности. А уж сейчас, семь столетий спустя, инженеры наверняка их усовершенствовали.

— Разрушение дорожных перекрестков, может, и не принесет решающего перелома, но и это будет неплохо, — бесстрастно заметил Хой Сон. — Нам известно, как велика армия Освобождения, но это делает ее неуклюжей. Они воспользуются дорогой М6. И если даже сами войска по ней не пойдут, то они наверняка будут переправлять по ней вооружение и провиант. Если мы станем задерживать их хотя бы на час в день, то нанесем им тем самым урон. Такая задержка даст нам выигрыш во времени для нанесения ответного удара. Это хорошая тактика.

— Хорошо. Не спорю. Но ведь все эти мины, западни и взорванные мосты — пассивный ответ. А что ты придумал для атаки?

— Мои ребята обнаружили здесь, в Чейнридже, довольно много фабрик, — вступил в разговор Милн. — Станки вполне работоспособны, их можно запустить вручную. Я собираюсь изготавливать на них детали для высокоскоростных охотничьих ружей. Не знаю, каковы в бою автоматы, с которыми, по словам душ, тренировались парни Хилтча. Одно знаю, моя винтовка стреляет вдвое быстрее.

— На них будут бронежилеты, — предупредил Девлин.

— Мне это известно. Но Хой рассказал мне о кинетических пулях. Наши оружейники сейчас вовсю их изготавливают, так что дней через пять их будет достаточно. С ними мы сумеем нанести им ощутимый вред, вот увидишь.

— Спасибо, Милн, — сказала Аннета. — Ты провел большую работу, особенно если учесть наши скромные возможности и силу противника.

Милн махнул в ее сторону трубкой.

— Мы себя не посрамим, девочка. Не беспокойся.

— Я в этом уверена, — затем она оглядела командиров и почувствовала целый диапазон эмоций, начиная от страха и заканчивая глупым самодовольством. — Теперь, когда мы приблизительно представляем наши сильные стороны, нужно решить, как провести развертывание. Девлин, ты, вероятно, лучший среди нас стратег…

— Тупоголовый консерватор, — пробормотал под нос Хой Сон.

Аннета вскинула бровь, и старый партизан примирительно пожал плечами.

— Что, по твоему мнению, будет делать Хилтч? — спросила она.

— Две вещи, — сказал Девлин, игнорируя Хой Сона. — Во-первых, их начальная атака должна быть устрашающей. Он бросит на нас все силы, пойдет по всем фронтам. Мы столкнемся с массивным наступлением войск, с ковровой бомбардировкой, артиллерийским огнем. Его цель — деморализовать нас с самого начала, дать нам понять, что дело наше проиграно. Я рекомендую немного отойти от границ полуострова, чтобы не стать легкой целью. В это время западни Милна собьют им их график и отодвинут немедленный, видный всем успех, о котором раструбили бы репортеры.

— Понятно. А в чем заключается вторая его задача?

— Намеченные им цели. Если у него есть здравый смысл, то он сначала пойдет на наши центральные населенные пункты. С каждой потерей наша сила слабеет, а его операция становится намного проще.

— Центральные населенные пункты! — раздраженно воскликнула Аннета. — Какие такие пункты? Люди бегут из городов толпами. Администрации сообщают, что в городах сейчас население уменьшилось вдвое по сравнению с тем, что было у нас при взятии Мортонриджа. Они вроде наших дезертиров, бегут в горы. Мы сейчас размазаны по земле тоньше, чем голубиный помет.

— И вовсе не в горы они бегут, — мягко упрекнул Хой. — На фермы. Этого и следовало ожидать. Тебе ли не знать о ситуации с продуктами? Надо было развивать инфраструктуру, а не строить военные базы, и тогда все было бы по-другому.

— Это что, критика?

В его тихом смехе Аннете послышались издевка и превосходство, что ее возмутило.

— Призыв к индустриализации, от меня? Увольте! Я смотрю на землю и людей как на нечто нераздельное. Природа приводит нас в наше естественное состояние. А вот города, маленькие и большие, с их машинами и голодом, породили коррупцию и разложили человеческое общество. Необходимо защищать людей, которые решили жить на земле в единении с природой. В этом и состоит главная задача.

— Благодарю за партийный манифест. Он, однако, не меняет того, что я сказала. У нас нет этих центральных многонаселенных городов, в которых можно было бы устроить засаду для войск Хилтча.

— Они у нас будут. Согласен с Девлином: Хилтч устроит громкое начало. И это сыграет нам на руку. Как всегда, в случае агрессии люди объединяются. Они поймут, что по отдельности они не смогут оказать сопротивление силам Освобождения, и станут собираться в отряды. Мы снова станем единым народом. Тогда и разгорится сражение.

Улыбка Аннеты выразила ее искреннее удовлетворение.

— Вспомните Стефани Эш. Что я ей тогда сказала — выбирай, на чьей ты стороне. И что же? Эта добропорядочная корова только вежливо улыбалась. Думала, что ее взгляд на мир верен и что я в конце концов с ней соглашусь. Похоже, я буду смеяться последней, пусть даже и недолго. Черт возьми, мне это принесет не меньше удовольствия, чем те сюрпризы, которые я поднесу своему старому другу Ральфу.

— Ты и в самом деле веришь, что в твои войска снова пойдут добровольцы? — спросил Девлин Хой Сона.

— Неужели тебе не о чем больше подумать, кроме собственного положения и власти? Да ведь самые большие потери врагам нанесут не войска, а объединившийся народ. Возьми хоть нас десятерых, и деструктивный потенциал нашей энергистической силы на порядок превзойдет силу артиллерийского огня сил Освобождения.

— И составит один процент от самого слабосильного мазера платформы стратегической обороны, если мы к тому же не попадем сначала под их лазерные лучи, — устало сказала Аннета. Ей надоела их пикировка. — Дело ведь не в численности, а в нашем умении наладить связь и организованно провести оборону. И мы должны не отступать от этого до тех самых пор, пока последний из нас не попадет в ноль-тау.

— Согласен, — ответил Девлин. — Будем наносить точечные удары по мерзавцам и убегать. Но все нужно продумать.

— Верно, и вот тут я хочу, чтобы вы действовали согласованно. Твоя стратегия, Девлин, в сочетании с тактикой Хой Сона обратится в смертельный альянс, эквивалент Королевства и эденистов.

— Вдохновенное сравнение, — хихикнул Хой.

— Спасибо за комплимент. А теперь посмотрим на карту и решим, кого мы куда пошлем.

В тот день, когда над Новой Калифорнией появился флот Организации, в операционном центре снова дежурил Эммет Мордден. Сначала выскочили черноястребы, направлявшиеся в официальную аварийную зону, в ста тысячах километров над Монтереем. Следовательно, где-то неподалеку шли адамистские корабли. Эммет срочно вызвал пятерых операторов и приказал отслеживать на мониторах прибытие черноястребов. Биотехнические корабли шли, разумеется, к аварийной зоне, однако при наличии на борту одержимых офицеров всякое могло случиться. Намерения и их осуществление — разные концепции. Хотя время появления выверено четко: один черноястреб каждые двадцать секунд.

Большие голографические экраны, щелкая, несколько раз меняли перспективу, показывая в крупном масштабе то одну, то другую картинку. Черные значки залепили мониторы грязным дождем.

AI всасывал поток информации, поступавшей с сенсоров платформ стратегической обороны, и вычерчивал лихорадочные траектории космических кораблей. На дисплеях каждой консоли запрыгали многочисленные векторы. Операторы, вглядевшись, устанавливали связь с коммуникационными сетями, выясняя, находятся ли эти корабли под контролем Организации. Эммет так поглощен был этой работой, что только через несколько минут понял: здесь что-то не так. Во-первых, они оказались здесь слишком рано. До Транквиллити корабли адмирала Колхаммера не могли еще долететь. Во-вторых, их было слишком много. Даже если засада завершилась полным успехом, без потерь не обойтись. Будучи лейтенантом Капоне, он трезво оценивал эффективность его флота.

Когда два этих факта предстали перед ним во всем своем безобразии, он почувствовал, что мысли Джулла фон Холгера заметались, как встревоженные птицы. Холгер беседовал с черноястребами.

— Что происходит? — спросил Эммет. — Почему они вернулись? Они что, проиграли, струсили или еще что?

Джулл фон Холгер озадаченно покачал головой, не желая первым сообщать плохую новость.

— Нет, они не проиграли. Их цель… Транквиллитн спрыгнула с орбиты.

Эммет, нахмурившись, посмотрел на него.

— Послушай, вызови Луиджи, хорошо? Я сам ничего не понимаю.

Эммет посмотрел на него долгим, недовольным взглядом, затем повернулся к своей консоли. Он приказал предоставить канал для переговоров с флагманом «Сальваторе».

— Что происходит? — спросил он, когда в углу дисплея возникла мутная картинка с Луиджи Бальзамао.

— Она провела нас, — сердито закричал Луиджи. — Эта ведьма Салдана сбежала. Одному Богу известно, как ей это удалось, но вся эта штуковина выпрыгнула, как какой-нибудь черноястреб. Никогда не слышал, что обиталище на это способно. Ты ведь нас об этом не предупреждал. Тебя в Организации почитают за вундеркинда. Чего же ты, черт тебя подери, ничего нам не сказал?

— О чем? Что ты имеешь в виду? Кто это выпрыгнул?

— Почему ты не слушаешь, осел? Обиталище! Обиталище ушло от нас перед самым носом!

Эммет уставился на дисплей, отказываясь верить тому, что только что услышал.

— Срочно свяжусь с Аль Капоне, — сказал он.

На двустворчатые двери апартаментов Капоне он впервые смотрел со страхом. Перед входом, выставив блестящие автоматы, стояли охранники в коричневых двубортных костюмах. Это были дюжие парни с тяжелыми, поросшими темной щетиной подбородками. В комнате за дверью, по ощущениям Луиджи, его поджидали несколько людей. Мысли их были безрадостны. Луиджи вспомнил обо всех упреках и наказаниях, которые претерпел в качестве лейтенанта Организации. Душу терзали нехорошие предчувствия.

Один из солдат, глумливо улыбаясь, отворил дверь. И ничего не сказал, лишь поприветствовал его насмешливым жестом. Луиджи, подавив желание разбить негодяю лицо, вошел в комнату.

— Что там у вас, черт побери, происходит? — заревел Аль.

Луиджи взглянул на стоявших полукругом бывших друзей. Там были Патриция, Сильвано, Джеззибелла, Эммет, Микки и маленькая стерва Кира. Они-то все держались на плаву, а его, судя по всему, хотели утопить.

— Нам сообщили очень плохую весть, — он в упор посмотрел на Патрицию. — Перес продавал нам куклу. И ты ее купила.

— Вранье, — огрызнулась она. — Он одержал одного из главных помощников Первого адмирала. Колхаммер направлялся прямиком на Транквиллити.

— Мы бы его там захватили. И если бы меня предупредили… Я Иисуса Христа имею в виду, — что чертово это обиталище удерет… вы хоть имеете представление о его размерах?

— Какая разница? — сказал Аль. — Твоей главной целью было не обиталище. Ты там собирался взорвать корабли Колхаммера.

— И сделал бы это, если бы сначала захватил обиталище, — окрысился Луиджи. — Незачем вешать все на меня. Я сделал все, что вы просили.

— А кого, дьявол тебя задери, должен я винить? — спросил Аль. — Ты там был, тебе и ответ держать.

— Кто слышал, чтобы обиталище вытворяло такую штуку? — настаивал на своем Луиджи. — Никто.

Палец его обвиняюще указал на Джеззибеллу.

— Верно?

По неизвестной причине Джеззибелла приняла на этот раз облик шаловливой девочки-подростка. Убранные в два конских хвостика волосы перевязала красными лентами. Серая плиссированная юбка не скрывала ног. Она капризно надула губки, что выглядело до неприличия провокационно.

— Верно. Но я ведь не эксперт в энергосистемах.

— Боже милосердный! Эммет? — это прозвучало почти как мольба.

— Прецедента не было, — сочувственно подтвердил Эммет.

— А ты, — Луиджи, сверкнув глазами, обратился к Кире. — Ты ведь жила в обиталище. И все знала о его устройстве. Почему же ничего нам не рассказала?

Реакция оказалась не той, которую он ожидал. Мысли Киры искривило от охватившего ее гнева. Аль же лишь насмешливо улыбался.

— Валиск такой маневр осуществить не мог, — сказала она. — Насколько известно, только у Транквиллити есть такая способность. Обиталища эденистов делать это не в состоянии. Что касается остальных трех независимых обиталищ, то о них я ничего не знаю.

— Что не помешало Валиску исчезнуть, — пробормотал Аль.

Сильвано излишне громко рассмеялся, Джеззибелла притворно застенчиво смотрела на сконфузившуюся Киру. Луиджи озадаченно переводил взгляд с одной на другую.

— Так что, мы пришли к согласию? Ситуация, не спорю, дерьмовая. Но я ничего не мог поделать. Эта Салдана всех удивила.

— Ты же командующий флотом, — сказал Аль. — Я дал тебе этот пост, потому что считал умным человеком. Думал, у тебя есть задор и воображение. Парень не без способностей. Понимаешь, что я хочу сказать? Если бы я хотел взять человека, которого каждый раз надо подталкивать, чтобы он сделал то, что ему говорят, взял бы Бернарда Аллсопа. От тебя, Луиджи, я ждал большего, гораздо большего.

— Чего же, например? Давай, скажи мне, Аль. Что бы ты сделал на моем месте?

— Не дал бы ему улизнуть. Все еще не понимаешь, Луиджи? Ты был моим человеком. Я, черт побери, рассчитывал, что ты поможешь Организации. И что же? По твоей милости у меня вся рожа в дерьме. Если уж ты видел, что происходит, отчего ты их всех к черту не уничтожил?

— О Господи! Ну почему никто из вас не слушает? Неужто я не старался, Аль? Это-то Салдану и напугало. Поэтому и выскочила оттуда, как пробка из бутылки. Ведь я выпустил на них почти пять тысяч боевых ос, которые неслись к ним быстрее наскипидаренного койота. Мы ничего не могли сделать. Слава Богу, что сами унесли ноги. Когда все эти боевые ракеты взорвались, мы…

— Того не легче! — Аль поднял руку. — Что еще за взрывы? Ты ведь сам только что сказал, что боевые осы ни разу не задели Транквиллити.

— Да, но большая их часть сдетонировала, когда они ударили по камере, в которую выпрыгнуло обиталище. Сам я в этом плохо разбираюсь, но твои ребята, инженеры, говорят, что она представляет собой твердый барьер, пусть и сделанный из ничего. Не понимаю. Во всяком случае, когда взорвались первые ракеты и… — черт, ты же знаешь, какое мощное это антивещество, — ну и следующие пошли взрываться, одна за другой. В конце концов заполыхали все, словно нитка с хлопушками.

— Как? Все? Пять тысяч боевых ос с антивеществом?

— Вот именно. Как я и сказал, нам повезло остаться в живых.

— Вот это точно, — в голосе Аля послышались опасные нотки. — Ты жив, а я остался без планеты, которую припозднились захватить. И флот Конфедерации, которому ты устраивал ловушку, мне улыбнулся. И пяти тысяч боевых ос, начиненных самым дорогим веществом во Вселенной, я не досчитался. Да, я рад твоему возвращению. Как замечательно, что ты жив и невредим. Ты, кусок дерьма! Ты хоть понимаешь, как ты нас всех подвел?

— Это была не моя вина!

— О да, конечно! Ты прав. Винить тебя не за что. И знаешь что? Держу пари, я знаю, кто виноват. Да. Да, теперь, когда я думаю об этом, то понимаю. Виноват я. Да, да, винить нужно меня. Это я полный дурак. Я сделал самую большую ошибку в жизни, когда назначил тебя командующим.

— Да? Что-то я не слышал твоего воя, когда я вернулся из Арнштадта. Помнишь тот день? Я поднес тебе целую планету на тарелочке с голубой каемочкой. И тогда ты дал мне ключи от города. Вечеринки, девочки, даже подарил мне настоящую копию фильма «Унесенные ветром» с Кларком Гейблом. Ничего тогда для меня не жалел. Я был предан тебе тогда. Я и сейчас тебе предан. И не заслуживаю твоих упреков. Ну что ты, в сущности, потерял? Немного ракет с новым топливом. А я, Аль, рисковал для тебя жизнью. И все мы знаем, как она сейчас драгоценна. Знаешь что? Я не заслуживаю такого с собой обращения. Это несправедливо.

Аль, нахмурившись, обвел взглядом других лейтенантов. Все старались сохранять бесстрастное выражение лица, хотя в мозгах у них так и кипело. Преобладали раздражение и сомнения. Он догадывался, что такого рода эмоции были и у него. Он был страшно зол на Луиджи, ведь Организация потерпела первое поражение. Мальчишки-репортеры разнесут эту новость по всей Конфедерации. Его имиджу будет нанесен страшный удар, а как говорит Джез, имидж в современном мире — это все. Бытовавшему до сих пор убеждению о непобедимости Организации пришел конец. И в то же время Луиджи прав: он и в самом деле делал все от него зависящее с самого начала, когда они впервые вошли в городскую Думу, повторив на современный лад историю о троянском коне.

— По правде говоря, я должен был бы поджарить тебя, Луиджи, на медленном огне, — мрачно сказал Аль. — Из-за этого происшествия с Транквиллити мы отброшены на несколько недель назад. Теперь же, когда я подумываю о захвате новой планеты, придется ждать, пока не подготовим новый запас антивещества. А журналисты тем временем будут полоскать мое имя, как им заблагорассудится. Но я не стану жарить тебя, Луиджи. И единственная тому причина, что ты пришел сюда, как мужчина. Не побоялся признать свою ошибку.

Гнев охватил Луиджи с новой силой. Аль выжидал. Материализовав гаванскую сигару, со вкусом затянулся и продолжил:

— Итак, я делаю тебе предложение. Можешь остаться в Организации, но начать тебе придется с самой нижней ступени. Ты теперь в нулевом классе, Луиджи. Знаю, тебе достанется от других парней, но ты должен оставаться лояльным и не хныкать. Постарайся снова подняться наверх. По-моему, я поступаю справедливо.

Луиджи открыл рот: он не верил своим ушам. Горло перехватило. Мозг решительно отказывался подчиняться. Аль пригвоздил его взглядом, не предвещавшим ничего хорошего.

— Тебе не нравится такая альтернатива?

— Хорошо, Аль, — медленно произнес Луиджи. — Я согласен. Но должен заявить, через шесть месяцев я вновь буду во главе флота.

Аль загоготал и хлопнул Луиджи по плечу.

— Ну и молодец. Я знал, что ты сделаешь правильное решение, — Луиджи натянуто улыбнулся и пошел к дверям. Аль, провожая, похлопывал его по плечам до самого выхода. — Думаю, этого парня мы потеряли навсегда.

Джеззибелла сочувственно потрепала его по руке:

— Ты поступил правильно, мальчик. И достойно.

— Я бы не была такой добренькой, — сказала Кира. — Это ни к чему. Люди воспримут твою доброту как слабость.

— Ты имеешь дело с людьми, а не с роботами, — возразила Джеззибелла. — Ошибки могут быть у любого. Если ты станешь стрелять каждого официанта, что прольет кофе тебе на юбку, придется перейти на самообслуживание.

Кира подарила ей снисходительную улыбку.

— Тебе следует лишь воспитать группу высокопрофессиональных официантов, выполняющих свою работу безупречно.

— Ты, вероятно, имеешь в виду свою команду, что заправляла на Валиске?

— У всех команд должен быть настоящий лидер.

Алю хотелось послушать их еще: разве не приятно присутствовать при кошачьих разборках? Но на сегодня, пожалуй, это будет перебор. Поэтому он вмешался:

— Кстати, Кира, черноястребы будут на меня работать?

— Конечно, будут, Аль. Сейчас я занята устройством нового офиса, из которого буду координировать полеты. Надо быть в гуще событий. Они будут делать то, что я им прикажу.

— Гм.

Нежный голосок не скрыл прозвучавшего в ее словах подтекста, который ему явно не понравился. Не укрылись от его внимания и окрашенные торжеством мысли, пробегавшие в ее мозгу. Судя по подозрительной настороженности, охватившей Джеззибеллу, она тоже это заметила.

Ситуация, когда люди не в силах разойтись, мечутся одновременно то влево, то вправо, вывела Бет из себя. Она выходила из ванной камеры жизнеобеспечения «Миндори» в то время, как Джед пытался в нее войти. Он опустил голову, чтобы не смотреть на нее, и сделал шаг в сторону, а она инстинктивно шагнула в этом же направлении. Так они топтались в течение двух секунд.

В следующий момент рука ее схватила Джеда за воротник и втянула в ванную. Сквозь тонированные стекла иллюминаторов пробивались солнечные лучи, образуя большие овалы на блестящем деревянном полу. Сияла и старинная сантехника. Джед больно ударился коленом о край эмалированной ванны, и Бет, словно фигуристка, плавно его развернула. Дверь захлопнулась, замок щелкнул, и она притиснула его к стене.

— Послушай, балбес, — прошипела она. — У нас с ним ничего не было. Понял?

Он попытался насмешливо улыбнуться, молясь в душе, чтобы она не огрела его нейроглушителем.

— Да? А что же ты тогда делала в одной с ним постели?

— Спала, — она заметила насмешку в его глазах и стянула покрепче ворот его рубашки. — Спала, — повторила она внушительно. — Послушай, он был в полной отключке. Привести его в порядок стоило трудов. Вот и все. Я так устала, что тут же и уснула. Вот и все дела. Если бы ты так быстро не выскочил, то увидел бы, что я полностью одета.

— В самом деле?

— А какого черта ты ждал? Думал, мы там на практике Камасутрой занимаемся? Так-то ты обо мне думаешь? Что я готова прыгнуть в постель с первым же перестарком?

Джед знал, что его ответ на этот вопрос будет критическим, поэтому лучше не рисковать.

— Нет, — сказал он, желая сам себя в этом уверить. Правда, голос его выдавал. Он часто подозревал Бет в телепатических способностях. — Этого я о тебе совсем не думаю. Гм… ты совсем не такая. Я всегда это говорил.

Она чуть ослабила хватку.

— Ты просто злишься, что я отказывалась с тобой спать.

— Это не так, — запротестовал он.

— В самом деле?

Джед счел за благо проглотить насмешку.

— Что ты думаешь об этой отсрочке? — спросил он.

— Немного странно. Не понимаю, отчего мы не причалим к Валиску, прежде чем отправиться на другое рандеву. Ведь мы уже были в системе Шринагар.

— Да. Валиска я, правда, так и не видел. Корабль совершил прыжок. Мне казалось, что я умираю. Мы были там.

— Чой-Хо и Максим сказали мне, что новое рандеву имеет чрезвычайно большое значение. А когда я спросила, где оно произойдет, замолчали. Ты думаешь, это важно?

— Конечно, важно. Вопрос только, почему?

— Нам, вероятно, придется избегать патрулей, чтобы рандеву не сорвалось. А это большой риск.

— Так почему тогда все не рассказать?

— На борту полно детей. Они, видимо, не хотят их пугать.

— Может, и так.

— Но ты это во внимание не принимаешь?

— Не знаю. Мы ведь в лепешку разбились, чтобы отправиться в полет. Оставили семьи, друзей, все. Тогда у меня не было сомнений. А теперь… не знаю. Может, я немного боюсь. А ты?

Бет искоса взглянула на него, сомневаясь, можно ли ему доверять. Он действительно создал себе идеальный Валиск и возлагал на него огромные надежды.

— Джед, я знаю, Джеральд немного с приветом, но он мне кое-что сказал.

— Немного с приветом?

— Джед! Он сказал, что Киру на самом деле зовут Мэри и что она его дочь. И утверждает, что Валиск не отличается от других планет, захваченных одержимыми.

— Чепуха! — рассердился он. — Все это полная чепуха. Послушай, Бет. Мы знаем, что Кира одержательница. Она этого и не скрывает. Но она захватила лишь тело девушки. Она сказала, что когда Валиск покинет вселенную, все это уже не будет иметь значения. Она тогда снова примет свой прежний облик.

— Да, но, Джед… его дочь.

— Это простое совпадение. Вот почему старая потаскуха такая сумасшедшая.

Она нехотя кивнула.

— Может быть. Но тогда кому будет плохо, если мы начнем думать о немыслимом?

Он взял ее за руки, чуть повыше локтей.

— У нас все будет хорошо, — сказал он внушительно. — Ты ведь много раз проверила высказывания Киры и знаешь, что она говорит нам правду. Это просто нервы, как перед первой брачной ночью.

Она с любопытством взглянула на его руки. Обычно она тут же сбросила бы их с себя. Но полет — дело необычное.

— Да, спасибо, приятель, — она смущенно ему улыбнулась.

Джед затрепетал и медленно наклонился, придвигая к ней лицо. Губы ее приоткрылись. Он закрыл глаза и почувствовал, как она дотронулась пальцем до его подбородка.

— Не здесь, — сказала Бет.

Бет разрешила ему держать себя за руку, когда они пошли по центральному коридору модуля жизнеобеспечения. Теперь это почему-то казалось неважно. Вот на Коблате все бы обратили внимание. Зашептались бы: «Бет и Джед, Джед и Бет». Мальчишки бы смеялись и гикали, и поднимали вверх большой палец. «Молодец, парень. Сломил недотрогу. Ну и как она тебе, без платья? В постели-то ничего?» А девчонки собрались бы вокруг нее и стали расспрашивать, признался ли он ей в любви. «А много времени он с тобой проводит? Будете ли вы снимать квартиру?»

Ее закружил бы отвратительный круговорот, со всех сторон послышались бы советы. Как она ненавидела все это на Коблате. Никакой цели в жизни. Вечное подстраивание под кого-то. Она знала нескольких девочек, ставших бабушками в двадцать восемь лет.

Их слабость придавала ей силы надеяться на что-то большее, сопротивляться почти непереносимому давлению. Она была первой ученицей на своем курсе, чрезвычайно восприимчивой к дидактической памяти, которую в нее загружали. И с достоинством переносила насмешки и шепот за спиной. Но все это было трудно, трудно, трудно. Затем появилась Кира, предложившая выход из ситуации. Пообещала другую, добрую жизнь. И Бет поверила, потому что Кира была ее ровесницей, обладала большой властью. Сама распоряжалась своей судьбой. И потому, что… это было легко. Впервые в жизни.

Они остановились возле каюты, которую она занимала вместе с Джеральдом, и Джед поцеловал ее, прежде чем она успела взяться за ручку. Поцелуй не слишком получился, он чуть не промахнулся мимо губ, а о языке, о котором ей довелось прочитать в низкопробной литературе, и речи не было. Она едва не рассмеялась, заметив встревоженное выражение его лица. У них могло бы все произойти еще три недели назад, если бы он того захотел. Она распахнула дверь, и они ввалились в комнату, не позаботившись включить свет. Джед снова поцеловал ее. В этот раз получилось лучше. Когда он закончил, она спросила:

— Ты будешь о ней думать?

— О ком? — удивился он.

— Да ты знаешь. О ней, Кире. Будешь думать о ней здесь, со мной?

— Нет! — голос его дрогнул, открывая правду. Быть может, видную ей одной. Но кому же и знать его, как не ей? Ведь они десять лет росли рядом.

Изумительная красота Киры его поработила. Бет подозревала, что он, закрывая глаза в экстазе, видел сейчас не ее лицо, и, скользя пальцами по ее коже, представлял себе не ее тело. Несмотря на унижение, ей было, по сути, все равно. И на то у нее имелись свои причины. Она снова притянула к себе его голову. Вдруг зажегся свет. Бет в изумлении открыла рот и, повернувшись, посмотрела на койку, предполагая увидеть там Джеральда. Койка была пуста, одеяло смято.

Послышался мелодичный звон, и маленькое зеркало над туалетным столиком, замерцав, отразило лицо мужчины. Пожилой, загорелый мужчина, с внешностью жителя Средиземноморья. Опущенные уголки рта придавали ему несчастный вид.

— Извините, что помешал, — сказал он. — Дело в том, что я хочу сказать вам нечто важное.

Джед быстро снял руки с Бет. Она постаралась не показать своего раздражения. Ведь она сама приняла решение. Отчего он чувствует за собой вину?

— Кто вы такой? — спросила она.

— Росио Кондра. Я — душа, одержавшая этот черноястреб.

— О Господи! — пробормотала она. Джед покраснел еще гуще.

— Я слушал ваш разговор в ванной и подумал, что мы можем помочь друг другу.

Бет слабо улыбнулась.

— Если вы обладаете такими способностями, то как мы можем вам помочь? Вы и без нас справитесь.

— Согласен, энергистическая сила дает мне возможность влиять на окружающую среду. И все же кое-чего я сделать не могу. Например, для того, чтобы услышать вашу беседу, пришлось воспользоваться биотехническим процессором. В каждой секции камеры жизнеобеспечения имеется по одному такому процессору.

— Если вы слышали все, о чем мы говорили, то уже знаете о Джеральде и Мэри, — сказала Бет.

— Разумеется. Поэтому я и решил сделать вам предложение. Вы уже знаете, что все вовсе не так, как это кажется.

Джед всмотрелся в зеркало.

— Какое предложение?

— До конца я его не обдумал. Если все пойдет хорошо, я попрошу вас кое-что для меня сделать. Задание не слишком трудное. Просто пройти в несколько мест, в которые мне самому не проникнуть.

— Например?

— Пока еще не ясно. Мы должны осуществлять наши партнерские отношения постепенно. Для начала я намерен поделиться с вами некоторой информацией. Если после того, что услышите, вы пожелаете продолжить наши отношения, сможем двигаться дальше.

Бет озадаченно взглянула на Джеда. Он был удивлен не меньше ее.

— Продолжайте, — сказала она. — Мы вас слушаем.

— Я собираюсь выпрыгнуть в систему Новой Калифорнии. Возможно, мы причалим на астероид Монтерей, штаб-квартиру Организации Капоне.

— Ни в коем случае! — закричал Джед.

— Так что, рандеву не было? — спросила Бет, отчего-то не удивившись услышанному.

— Нет, — сознался Росио. — Мы не причалили на Валиске, потому что в этой галактике его уже нет. Там в схватке за власть передрались разные группы одержимых. Победители и передвинули обиталище.

Джед попятился и шлепнулся на койку. На лице был написан испуг.

— Ушло?

— Боюсь, что так. И я искренне сожалею. Знаю, вы возлагали на него много надежд. К несчастью, эти надежды не оправдались.

— Как? — сквозь зубы спросила Бет.

— Нет и не было никогда никакой Ночи. Кире Салтер попросту нужны новые тела для одержания, чтобы увеличить численность населения в обиталище. Если бы вы там высадились, то вас бы замучили, а потом и одержали.

— О Господи, — прошептала Бет. — А Монтерей? Что будет с нами на Монтерее?

— Полагаю, то же самое. Организация, правда, делает исключение для специалистов в разных областях. У вас есть какая-нибудь квалификация?

— Мм… — промычала задумчиво Бет. — Да вы, должно быть, шутите, приятель. Единственное, что мы знаем, это как устроить беспорядок, — она боялась расплакаться.

— Понимаю, — сказал Росио. — Хорошо, в обмен на вашу помощь я готов спрятать вас на борту, когда мы причалим к Монтерею.

— Какого рода помощь? — спросил Джед. Бет, повернувшись, сверкнула на него глазами.

— Какая разница? Да, мы поможем. Сделаем все, что вы хотите.

Росио улыбнулся.

— Как я уже сказал, всего я вам не скажу, пока не проанализирую обстановку. Может быть, мне и не понадобится ваша помощь. Пока я держу вас про запас.

— Зачем вы это делаете? — спросила Бет. — Ведь вы такой, как они. Вы одержатель. Чего вы от нас хотите?

— Потому что я не такой, как они. Мы разные. Меня вынудили помогать Кире. Сейчас мне необходимо выяснить, что произошло с другими черноястребами, и решить, что делать дальше. Для этого я должен принимать во внимание все возможности. Иметь союзников, которые не предадут, — отличное преимущество.

— Хорошо, — сказала Бет. — Что мы должны сделать?

— Через тридцать минут я совершу прыжок в систему Новой Калифорнии. Будут там в этот момент Кира и другие черноястребы или нет, пассажиры все равно должны высадиться. Ну а вас двоих надо спрятать. У меня есть место, где вас не учуют Чой-Хо и Максим Пейн.

— Что это значит? — спросил Джед.

— Все одержимые способны почувствовать мысли других людей на расстоянии. Диапазон у всех, разумеется, разный.

— Вы что же, хотите сказать, они знают, о чем я думаю? — завопил он.

— Нет. Но они ощущают твое присутствие и догадываются о твоих чувствах. А сквозь преграду это сделать труднее. Думаю, жидкость в моих канистрах вас защитит. Вы должны встать между ними.

— Там должно быть место для пяти человек, — сказала радостно Бет.

— Мне нужны только двое.

— Нет, нет, приятель. Придется тебе заключить с нами пакет соглашений. Джеральд и девочки пойдут с нами.

— Мне они не нужны.

Она послала зеркалу холодную улыбку.

— Ты, должно быть, давненько умер. И забыл, что это значит: иметь друзей, думать о других, чувствовать обязанности перед ними. И что же ты решил? Что мы оставим их Капоне? Двоих детей? Ну и ну!

— Организация, скорее всего, не станет одерживать девочек. Они гордятся своим альтруизмом и милосердием.

— Ладно, — сказал Джед, встав рядом с ней. — Гари моя сестра. Я ее с Капоне не оставлю.

Росио тяжело вздохнул.

— Очень хорошо. Но только этих троих. Если у вас там, на борту, еще целый выводок троюродных братьев и сестер, то им придется иметь дело с Организацией.

— Нет, троюродных родственников у нас нет. Что надо делать?

Замирая в душе от страха, с бесстрастным выражением лица Джед вальяжно прошелся по главной кают-компании «Миндори». Получилось это весьма неплохо. Должно быть, визиты в «Синий фонтан» явились хорошей репетицией и поспособствовали выработке самообладания в трудных ситуациях. Полуночники, радуясь скорому окончанию затянувшегося путешествия, собрались возле большого окна и смотрели в серебристо-черное небо.

Джед незаметно повел глазами по сторонам и убедился, что Чой-Хо и Максима поблизости не было. Росио уверил его, что оба они находятся в своей каюте, но не мог же он слепо доверять всему, что говорила ему душа черноястреба.

Значит, в этот раз Росио не солгал. Двух одержимых нигде не было видно, и Джед смело пошел к шкафу в дальнем конце кают-компании. Узкие дверцы шкафа сделаны были из палисандра, а маленькие медные ручки напоминали розочки. Он взялся рукой за холодный металл, и под его пальцами он превратился в пластмассу. Появилась узкая панель дисплея. По экрану замелькали цифры и буквы, так быстро, что прочесть было невозможно. Он подождал, пока не услышал тихий щелчок, и тихонько потянул за ручку. Дверь чуть-чуть отворилась, и он встал к ней вплотную, так, чтобы никто не заметил.

Росно проинструктировал его, что блоки биотехнического процессора находятся на третьей полке сверху. Через узкую щель он убедился, что тонкие прямоугольные панельки на месте. Вероятно, в шкафу этом находилось какое-то оборудование. Он заметил наборы инструментов и сенсорные блоки. Были там и еще какие-то устройства, явно ему незнакомые. На четвертой полке лежали пять компактных лазерных пистолетов.

Он замер.

Может быть, это Росио испытывает его последний раз. Надо отвернуться от оружия, тогда черноястреб ему поверит. С пистолетами, правда, было бы немного спокойнее. Хотя у Бет есть нейроглушитель.

Понимая, что распаленные мысли могут выдать Росио его вину быстрее, чем тайное визуальное наблюдение, Джед спокойно достал пистолет, а затем потихоньку вытащил один процессорный блок. Аккуратно положил то и другое во внутренний карман жакета и закрыл дверцу шкафа. Электронный замок молниеносно исчез под деревянной панелью.

Труднее всего было выйти из кают-компании. В мозгу билась мысль: предупредить их. И вдруг он всех их разом возненавидел… этих прелестных, доверчивых детей, со счастливыми глазами, сияющими лицами, очарованных межзвездным пространством.

Дураки! Слепые, нелепые остолопы. Ненависть сняла угрызения совести.

Бет пригласила Джеральда, и он без вопросов последовал за ней. Джед повел Гари и Навар. Обе были полны любопытства и щебетали без умолку, пока шли по длинному коридору. Любопытство сменилось скептицизмом, стоило им подойти к ванной комнате.

— Ты же сказал, что это очень важно, — обвинила его Навар.

— Так оно и есть, — заверил он. Тон его голоса отбил охоту к насмешке.

Бет отперла замок и открыла дверь. Джед, оглянувшись, убедился, что за ними никто не наблюдает. До маневра оставалось пятнадцать минут. В этот момент все полуночники столпились возле иллюминаторов. Девочки с недоумением смотрели на Джеральда, а он не обращал на них никакого внимания. Джед вынул из кармана биотехнический блок. Поверхность его замерцала муаровым блеском, и показалось лицо Росио.

— Молодец, парень, — сказал он. — Блеф — это лучший способ.

— Ну ладно. А что дальше?

— Кто это? — спросила Навар.

— Объясним позже, — сказала Бет. — Нужно принять исходную позицию, пока корабль не причалил.

Она сказала это девочкам, но все внимание ее было обращено на Джеральда. Сейчас у него была пассивная стадия: он был абсолютно безразличен к происходившему. Она молила Бога, чтобы он оставался в таком же состоянии, пока они будут находиться в тайнике.

— А разве мы не выйдем на Валиске? — разочарованно спросила Гари старшего брата.

— К сожалению, нет, детка. К Валиску мы даже не причалим.

— А почему?

— Похоже, нас обманули.

Почувствовав горечь в его голосе, она замолчала.

— Вам нужно сойти с пола, — сказал Росио.

Бет с девочками влезла в ванну. Джеральд уселся на крышку унитаза. Джед распластался у двери. Доски пола растворились, медовый цвет побледнел и стал серо-зеленым, упругая текстура дерева сменилась бескомпромиссной твердостью силикатобетона. Иллюзия досок какое-то время сохранялась, видны были щели между планками, просматривался рисунок дерева. В центре пола появился люк с утопленными металлическими ручками с обеих сторон.

— Поверните ручки по часовой стрелке на девяносто градусов, затем поднимите крышку, — сказал Росио.

Джед наклонился и выполнил указание. Крышка со свистом поднялась на десять сантиметров. Он откинул се в сторону. Открылся узкий металлический лаз с изолированными трубами и связками кабелей. Бет зажгла прихваченный с собой фонарик и подняла его над лазом. Там было двухметровое углубление в форме буквы Т.

— Сначала пойдет Бет, — сказал Росио, — освещая проход. Я буду отдавать распоряжения. Джед, ты пойдешь позади.

Нехотя, с надувшимися и ворчавшими девчонками, все спустились вниз. Джед опустил за собой крышку люка, едва не прищемив пальцы, когда она, точно гильотина, рухнула на место. Пол в ванной медленно и аккуратно запечатал это место досками.

Глава 4

Безучастный к окружавшему его миру Дариат тащился по долине. Вперед его толкали горько-сладкие воспоминания, тянули к священным местам, которые уже более тридцати лет он не осмеливался навестить, даже когда, скитаясь по Валиску, скрывался от Бонни и Киры.

А вот и обширный водоем. Бурный горный поток выдолбил его в серо-коричневой скале полипа. Естественная красота радовала глаз. Мягкая розовая трава окаймляла берега, камни обросли фиолетовым и золотистым мхом, лениво качались подхваченные течением длинные пряди водорослей. Перед мысленным взором возникла картина, когда он видел озеро последний раз. Тело Мерсина Коламба в воде, кровь, бегущая ручьем из разбитого черепа. И юноша с искаженным от гнева лицом, медленно опускающий дубину. Ранняя юность и переполненная вселенской ненавистью душа.

Звериная тропа, обойдя невидимые преграды, добралась до пологого спуска к водопою. По обе стороны от нее раскинулись луга, поросшие роскошной розовой травой. Настала пора цветения. Многие годы никто сюда не заглядывал, несмотря на, казалось бы, отличное место для пикников. И племена Звездного моста сюда не вернулись. С тех пор, как…

Здесь. Он остановился. Высокие стебли травы свободно проходили сквозь прозрачные ноги. Да, то самое место. Здесь стоял вигвам Анастасии. Крепкое, разноцветное сооружение. Настолько крепкое, что выдержало вес ее тела, когда она надела петлю на шею. Вроде бы и трава росла здесь не так густо. И темный круг, где устроили погребальный костер, заметен до сих пор. Племя отправило ее в потусторонний мир вместе с немногими принадлежавшими ей вещами (лишь камни Тоале взял он себе и бережно хранил все эти тридцать лет). Тело растворилось в огне и дыме и освободило душу от последней связи с миром физическим.

Откуда они знали? Эти простые, отсталые люди были куда лучше других подготовлены для потусторонья. Не может быть, что Анастасия страдает, как те души, с которыми ему довелось там встречаться.

Дариат уселся на траву, тога обернулась вокруг пухлых ног, хотя этого прикосновения он не почувствовал. Если дух Анастасии некогда и бродил здесь, то сейчас его точно не было. Так что теперь? Он взглянул на световую трубку. Толку от нее было меньше прежнего. И воздух сейчас явно прохладнее. Раньше на Валиске было и теплее, и приятнее. Он удивился тому, что заметил это. Неужели призрак может чувствовать температуру? Теперешнее его состояние вызывало у него много вопросов.

— Дариат?

Он покачал головой. Этого еще не хватало! Оглянулся вокруг. Никого. Ни живого, ни призрачного. Любопытно все же. Неужели я способен увидеть другое привидение?

— Дариат. Ты теперь здесь. Мы чувствуем тебя. Ответь нам.

Голос звучал, как при родственной связи, но гораздо тише. Шепот где-то в глубине мозга. Надо же, один призрак преследует другой. Спасибо тебе за это, Тоаль. Только со мной может это случиться.

— Кто это? — спросил он.

— Мы теперь Валиск. А ты — часть нас.

— Да что это? Кто вы такие?

— Мы формируем личность обиталища, а это ты сам и Рубра.

— Какая глупость. Вы не можете быть мной.

— Но ведь это так и есть. И личность, и твои воспоминания — неразрывная часть Рубры. Помнишь? Изменения, произошедшие в нейросети, стали материальными и окончательными. Будучи одержателем, ты после выхода обиталища из галактики перенесся в потусторонний мир.

— Потусторонний мир, враждебный одержимым, — сказал он злобно.

— Так и есть.

— Мне ли не знать. Я привидение. Вот что сделал твой выход из галактики. Я жалкое привидение.

— Как интересно. Мы тебя не видим.

— Я в долине.

— А!

Что ж, личность обиталища его поняла. Она знала, что за долину он имел в виду. Значит, связь и в самом деле родственная.

— Допусти нас, пожалуйста, в свое сознание. Тогда мы сможем правильно оценить сложившуюся ситуацию.

Нельзя сказать, чтобы просьба ему понравилась, но и возразить на это было нечего. После тридцати лет добровольной ментальной изоляции трудно было вступить в альянс. Даже с существом, от которого произошел.

— Ладно, — нехотя согласился Дариат. Он позволил своей родственной связи расшириться, и личность обиталища увидела мир его глазами — во всяком случае, тем, что он считал своими глазами.

По просьбе личности он взглянул на собственное тело, походил вокруг, демонстрируя, что утратил материальные очертания.

— И все же ты видишь себя человеком, с руками и ногами, — сказала личность. — Как странно.

— В силу привычки, очевидно.

— Скорее, ты подсознательно себя в этом убеждаешь. Источник подлинности, являющейся квинтэссенцией. Сохранение ее — необходимое условие для продолжения тебя как личности. Иными словами, ты консервативен. Но ведь нам это уже давно известно, не так ли?

— Я не верю в то, что склонен к саморазрушению. Так что советую воздержаться от оскорблений, хотя бы в течение последующего десятилетия.

— Как хочешь. В конце концов, мы с тобой знаем, как уколоть больнее.

Дариат мог бы посмеяться над разговором, прошедшим в стиле «дежа вю». Они с Руброй целые дни проводили в словесном фехтовании, когда он был одержателем Хоргана.

— Не по этой ли причине ты со мной заговорил? Или просто захотел поздороваться?

— Этот мир враждебен не только к душам. Он воздействовал на нашу жизнеспособность и разложил ее на атомы. Большие фрагменты нейросети перестали функционировать. К тому же они беспорядочно движутся, и за этим движением необходимо установить постоянное наблюдение. Могут произойти ситуации, угрожающие самому нашему существованию. Нам постоянно приходится делать резервные копии, для того чтобы попросту не погибнуть.

— Это неприятно. Однако пока такие аварии не происходят повсеместно, ты можешь быть спокоен.

— Вероятно. И все же общая работоспособность наших клеток очень понизилась, то же самое и с чувствительностью: деградирует до опасного уровня. У мембраны вялая мышечная реакция. Генерирование электричества почти на нуле. Основные механические и электрические системы не функционируют. Узлы связи и большая часть процессоров работают из рук вон плохо. Если такая ситуация продолжится, мы не сохраним биосферу в рабочем состоянии более двух недель.

— Мне не хотелось бы расстраивать тебя еще больше, но что же я могу сделать?

— Нужно позвать на помощь оставшееся население. Существуют процедуры, которые предотвратят ухудшение ситуации.

— Это физические процедуры? Обращайся к живым, а не ко мне.

— Мы пытаемся это сделать. Однако бывшие одержимые совершенно дезориентированы. И даже те, с кем мы имеем родственный контакт, на наш призыв не откликаются. А у людей, получивших серьезную психологическую травму, сейчас сильно ухудшилось физическое состояние.

— Вот как?

— В ячейках ноль-тау до сих пор содержатся почти триста наших родственников. А ведь это была твоя идея, помнишь? Кира держала их там наготове, для черноястребов. Надо их выпустить оттуда. У нас тогда будет хорошая команда, готовая помочь. Ведь среди них много квалифицированных инженеров.

— Хорошая идея… Подожди, как случилось, что ячейки продолжают работать, когда все разладилось?

— Ячейки ноль-тау изолированы, к тому же сделаны из высокотехнологичных, предназначенных для войны компонентов. К тому же они находятся в глубоких пещерах. Мы считаем, что все это дает им защиту от тех сил, что воздействуют на нас.

— Если надо всего лишь нажать на кнопку выключателя, отчего бы не воспользоваться помощью служебного животного?

— Их физическое состояние даже хуже, чем у людей. Все животные обиталища, похоже, страдают от сонной болезни. Наши распоряжения, посылаемые по родственной связи, до них не доходят.

— А что же ксеноки?

— С ними та же история. В биохимическом отношении они родственны земным существам. Если наши клетки пострадали, то и их тоже.

— А вы не выяснили, в чем тут все-таки дело? Может, это что-то вроде глюков, которые происходят по вине одержимых?

— Вряд ли. Возможно, это свойство присуще миру, в который мы попали. Мы обнаружили, что количественные характеристики этого пространства сильно отличаются от нашей галактики. Они и повлияли на энергистические характеристики одержимых. Следовательно, можно утверждать, что изменения в свойствах массы и энергии оказали воздействие и на строение атомов. Но пока не проведем полного анализа, не станем делать поспешных выводов.

— Приходило тебе в голову, что все дело в Дьяволе, который не допускает электричество в эту часть ада?

— Твоя мысль — это наша мысль. Мы все же предпочитаем рационализм. И это позволит нам придумать гипотезу, с помощью которой мы выйдем из этой дерьмовой ситуации.

— Ну ладно. И чего же вы, все-таки, от меня хотите?

— Было бы неплохо, чтобы ты поговорил с Толтоном. Он и отключит ноль-тау.

— Почему? Кто он такой?

— Уличный поэт. Он сам себя так называет. Один из жителей, которого нам удалось вырвать из лап Бонни.

— У него есть ген сродственной связи?

— Нет. Но говорят, что люди могут видеть призраков.

— Да вы хватаетесь за соломинку.

— А у тебя есть альтернатива?

И привидения могут устать. Такое неприятное открытие сделал Дариат, когда дотащился до небоскребов, охвативших кольцом среднюю часть обиталища. Пусть даже мышцы эти воображаемые, и тело, которое они несут на большие расстояния, тоже воображаемое, приходится им нелегко, особенно если у тела габариты Дариата.

— Это же, черт возьми, несправедливо, — заявил он личности обиталища. — Ведь когда души возвращаются из потустороннего мира, все они видят себя физически прекрасными двадцатипятилетними людьми.

— Это обычное тщеславие.

— Хотелось бы мне быть тщеславным.

Парковая зона Валиска тоже становилась менее привлекательной. Ярко-розовый цвет травы, покрывавшей южную половину цилиндра, стала мускусно-серым. Дариат приписал этот эффект городскому смогу, окутавшему ландшафт. И дело было не в сниженном освещении, ведь тонкий плазменный сердечник оставался голубым. Виной всему был общий недостаток жизнеспособности мира, в который они попали. Растения-ксеноки прошли свой пик, цветы их опали, и теперь они, похоже, погрузились в спячку.

Ранее здесь порхали и трещали различные насекомые, теперь их было не видно и не слышно. Несколько раз, правда, ему повстречались полевые мыши и их аналоги. Все они крепко спали. Свернувшись, они упали там, где их застал сон, не делая никакой попытки вернуться в свои гнезда и норки.

— Обыкновенные химические реакции должны еще работать, — предположил он. — Если бы они не работали, то давно бы уже угасли.

— Да. Хотя они, должно быть, до какой-то степени заторможены.

Дариат поплелся дальше. Стебли травы, похожие на пружины, затрудняли ходьбу. Ногам приходилось преодолевать значительное сопротивление. Словно шел по реке, вода в которой доходила ему до середины икр. Так как жалобные стоны не прекращались, личность обиталища направила его по одной из узких звериных троп.

В течение получаса ему было легче идти, так что, взвесив все обстоятельства, он произнес:

— Ты сказал, что генерирование электрической энергии опустилось почти до нуля.

— Да.

— Но не до абсолютного нуля?

— Нет.

— Значит, обиталище находится в магнитном поле, раз по кабелям проходит ток.

— Если рассуждать логически, то да.

— Но?

— Некоторые кабели ток пропускают, а большинство — нет. Правда, и те, по которым ток проходит, пропускают его спорадически. Понятия не имеем, удастся ли нам понять, что там такое происходит. Да и магнитного поля мы тоже не обнаружили. И, насколько мы видим, его ничто не может спродуцировать.

— Что находится снаружи?

— Почти ничего.

Дариат почувствовал, что обиталище стало снимать неустойчивые изображения с чувствительных клеток наружной оболочки полипа и формировать из них связную картинку, так чтобы он посмотрел. То, что ему это далось так нелегко (раньше это свершалось автоматически), удивило и обеспокоило Дариата.

На картине не было ни планет, ни лун, ни звезд, ни галактик. Одно лишь мрачное космическое пространство.

Дариат ощущал движение Валиска на подсознательном уровне. Разве тут определишь траекторию? Огромный цилиндр вроде бы шел сквозь туманность, а узнать ее из этой галактики было немыслимо. Туманность эта состояла из чрезвычайно тонких, цвета слоновой кости, слоев, передвигавшихся так медленно, что движение это невозможно было хоть как-то зафиксировать. Если бы он смотрел на все материальными глазами, то приписал бы свою неспособность перенапряженной сетчатке. Он различал полосы мутной субстанции, менее плотной, чем атмосферное облако, но более густой, чем межзвездный газ.

Вдруг за южной оконечностью Валиска блеснула седая полоса света, словно блестящая змея выскочила из глубины и, скользнув, исчезла за огромными иллюзорными волнами. Грязный туман полетел клочьями, окрасившись в изумрудные тона. Феномен длился не более секунды.

— Это что, молния? — изумился Дариат.

— Понятия не имеем. Но статического разряда на внешней оболочке полипа не обнаруживаем. Выходит, явление это не связано с электричеством.

— А раньше ты его видел?

— Сейчас это был третий случай.

— Черт возьми! И как далеко это от нас?

— Определить невозможно. Мы пытаемся установить соотношение различных данных, зафиксированных наружными сенсорными клетками. К сожалению, отсутствие четких доминант внутри скопления облаков затрудняет наше исследование.

— Ты говоришь как эденист. Попробуй догадаться.

— Предположительно в двухстах километрах отсюда.

— Черт! И это все?

— Да.

— Выходит, за этой туманностью может быть что угодно.

— Ты начинаешь осваиваться, мой мальчик.

— Можешь мне сказать, двигаемся мы или нет? У меня такое впечатление, что двигаемся. Но может быть наоборот: это облака движутся мимо нас.

— У нас то же ощущение. Повторяю, без обоснованных данных ничего определенного сказать нельзя. Попросту невозможно. С уверенностью скажем лишь одно: мы не ускоряемся и, следовательно, не проходим через гравитационное поле… если, разумеется, здесь это поле существует.

— Хорошо, а если воспользоваться радаром? Ты не пытался? Во вращающемся космопорту полно всяких устройств.

— Да, в космопорту есть радар. Там также есть несколько адамистских космических кораблей и более сотни радоуправляемых самолетов, которые можно приспособить в качестве сенсорных устройств. Однако все они теперь не работают, мой мальчик. Необходимо все-таки выпустить наших родственников из ноль-тау.

— Да, да. Отправлюсь туда как можно скорее. Знаешь, обретя со мной сродственную связь, ты выиграл немного. Разве не так?

По словам обиталища, Толтон находился сейчас в парковой зоне, возле звездоскреба Гончаров. Первая попытка попасть туда Дариату не удалась. По дороге ему встретились другие призраки.

Розовую траву в двухстах метрах от звездоскребов постепенно сменили земные трава и деревья. Ухоженные леса с гравиевыми дорожками охватывали кольцом среднюю часть обиталища. Берега ручьев соединяли каменные мосты, выполненные в нарочито примитивном стиле. Опоры их обвивали цветущие лианы. Лепестки печально падали на землю, под ноги Дариату. Чем ближе подходил он к центральному входу, тем чаще стали попадаться ему трупы служебных животных. У большинства были ожоги, вызванные белым огнем. Затем он заметил и лежавшие под кустами разлагавшиеся человеческие трупы.

Зрелище это подействовало на Дариата угнетающе. Неприятное воспоминание о безжалостной войне Рубры и Киры за власть над обиталищем.

— А кто в результате победил? — горько проговорил он.

Он перешел еще один старинный мостик. Деревья здесь росли уже не так густо, они становились выше и наряднее. Лес постепенно переходил в парковую зону. Дариату послышались движения и обрывки разговоров, и он невольно насторожился. Может, ему следует попрыгать и помахать руками, чтобы живые заметили его?

И в этот момент на него обратила внимание маленькая группа, состоявшая из трех мужчин и двух женщин. На старшем мужчине был длинный фатоватый пиджак из желтого бархата и кружевное жабо. Одна из женщин, втиснувшая крупное жирное тело в черную кожаную куртку, держала в руке хлыст. Похожая на мышку пожилая ее спутница в мешковатом шерстяном пальто, судя по всему, специально оделась так безвкусно: она хотела за одеждой скрыть свою человеческую суть. Из оставшихся двух мужчин один, в красном жилете, едва вышел из подросткового возраста. Это был чернокожий юноша с повадками пантеры. На обнаженных руках рельефно проступала мускулатура. Другому мужчине было за тридцать. На нем был комбинезон механика. Такая комбинация выглядела невероятно даже для жителей Валиска.

Дариат остановился и с некоторым удовольствием поднял в приветствии руку.

— Здравствуйте. Рад, что вы меня видите. Меня зовут Дариат.

Они воззрились на него, и их изначально несчастное выражение лиц сменилось враждебной подозрительностью.

— Это не за тобой ли охотилась Бонни? — спросил чернокожий юноша.

Дариат скромно улыбнулся.

— За мной.

— Ах ты, сволочь! Значит, это ты во всем виноват! — заорал он. — У меня было тело. У меня была жизнь. А ты все испортил. Ты меня погубил. Ты все погубил. Все! Из-за тебя мы здесь оказались, из-за тебя и из-за этой личности, что живет в стенах обиталища.

И тут до Дариата дошло. Он увидел, что ветви деревьев проходят сквозь человека.

— Так ты призрак! — воскликнул он.

— Мы все тут призраки, — сказала женщина в кожаной куртке. — Благодаря тебе.

— О, черт возьми, — прошептал он испуганно.

— Это что, другие привидения? — спросило обиталище. Оно явно заинтересовалось.

— Похоже на то!

Кожаная куртка сделала шаг к нему. Громко щелкнул хлыст. Женщина злобно усмехнулась.

— Давненько не было у меня шанса им воспользоваться, мой милый. И это позор, ведь я знаю, как его пустить в дело.

— Зато теперь у тебя прекрасная возможность, — пророкотал чернокожий юноша. Дариат пошатнулся.

— Вы не можете меня в этом обвинять. Ведь я один из вас.

— Да, — согласился механик. — И на этот раз тебе не уйти.

Он вынул из кармана брюк тяжелый гаечный ключ.

— Должно быть, они все здесь такие, — предположило обиталище. — Души одержателей.

— Просто замечательно.

— А мы можем причинить ему боль? — спросила женщина-мышка.

— Сейчас узнаем, — прорычала кожаная куртка.

— Подождите! — взмолился Дариат. — Нам нужно всем вместе вытащить отсюда обиталище. Разве вы не понимаете? Это место нас губит. Мы здесь пропадем.

Чернокожий оскалил белые зубы.

— Мы как раз тебя и поджидали, чтобы вместе загнать его на прежнее место.

Дарнат мигнул, но тут же развернулся и побежал. Они пустились вдогонку. Можно не сомневаться, они его догонят. Ведь он ужасно толстый, и к тому же только что одолел девять километров по пересеченной местности. Хлыст ударил его по левой икре. Он взвыл, и даже не от резкой боли, а оттого, что, оказывается, может испытывать боль.

Они радостно загикали: выходит, они и в самом деле способны причинить боль и нанести увечье. Дариат неуклюже перебежал через мост и сделал несколько нетвердых шагов к лесным зарослям. Хлыст опять его достал. В этот раз удар пришелся на плечо и щеку. Кожаная куртка радостно захохотала. И в этот момент чернокожий юноша поравнялся с ним и, высоко подпрыгнув, ударил ногой в поясницу.

Дариат упал на живот, широко раскинув руки и ноги. Ни один стебелек под ним не пригнулся. Жирное тело лежало поверх травы, а более длинные стебли прошли насквозь.

Экзекуция началась. Его били ногами по бокам, голени и шее. Хлыст охаживал позвоночник сверху вниз. Затем на плечи ему вскочил механик и с маху опустил на череп гаечный ключ. Звук ударов становился ритмичным, ужасающе безжалостным. Дариат кричал не умолкая. Несмотря на испытываемую им неимоверную боль, крови, ран и повреждений не было. Не было также синяков и сломанных костей. Боль рождалась от ощущения ненависти и злобы. С каждым ударом желание уничтожить его лишь усиливалось.

Крики становились слабее, а боль — непереносимее. Гаечный ключ и хлыст, тяжелые ботинки и кулаки погружались в него, продавливая неосязаемую оболочку. Он стал опускаться в траву. Живот под ударами вдавился в почву. Его охватил холод, а тело потихоньку утрачивало очертания. Даже и мысли теряли прежнюю четкость.

Ничто не могло их остановить. Ничего он не говорил. Ни о чем не просил. Ничего не мог заплатить. Не было молитв. Ничего. Ему нужно терпеть. Не зная, чем все закончится. Он понимал, что конец будет ужасный, но какой именно, знать было не дано.

В конце концов, они его отпустили. Сколько прошло времени, никто не знал. Они не остановились, пока не удовлетворили желания отомстить. Пока не притупилось наслаждение садизмом. Провели эксперимент, используя при этом новейшие доступные привидениям способы жестокости. Когда закончили, от него мало что осталось. Прозрачное, отливающее перламутровым блеском пятно посреди травы. Тога чуть приподнималась над поверхностью почвы. Руки, ноги и голова зарылись в землю.

Они отошли от него, заливаясь счастливым смехом.

Среди холода, темноты, апатии еле-еле шевелились проблески мысли. Тонкая сеть страдания и горя. Вот и все, что от него осталось. Можно сказать, почти ничего.

Толтон имел обо всем этом неясное представление. Сведения, полученные им из третьих уст, к настоящему моменту устарели. Имелись, правда, смутные воспоминания об историях, рассказанных ему жителями нижних этажей звездоскребов. Рассказы о тайных военных операциях, об отрядах, разбитых превосходящим огнем противника, превратились в заключительную главу саги о человеческих несчастьях. Эволюцию звездоскреба и прилегающей к нему парковой территории можно было проследить наглядно, совершив своего рода археологические изыскания.

Толтон не забыл, как выглядел вестибюль поначалу: симпатичная ротонда из стекла и камня. Двери отворялись в парк, поддерживаемый в безупречном состоянии. Пришли одержимые, и в результате одной из бесчисленных схваток последователей Киры и Рубры вестибюль оказался разбитым вдребезги. Вскоре вокруг него вырос городок из хижин. Домики в стиле Тюдор встали рядом с арабскими шатрами. Изощрялся кто как мог. Все это было перед выходом Валиска с орбиты.

Иллюзия прочности растаяла, словно соляной столб под ливнем. Миру предстали жалкие лачуги, собранные из пластика и металла и наклонившиеся друг к другу под опасным углом. Узкие полоски травы между ними превратились в грязные сточные канавы.

Пережившие катаклизм жители Валиска, освободившись от своих одержателей, лежали на земле. Ни на что другое у них не было ни сил, ни желания. Некоторые лежали на спине, другие свернулись калачиком, третьи привалились к деревьям. Кое-кто, спотыкаясь, бесцельно бродил поблизости. Толтон понимал их: после всего, что они пережили, оцепенение в порядке вещей. Он слышал стоны отчаяния и приглушенное рыдание. Сливаясь, они отравляли воздух мучительной тревогой. Пять тысяч людей видели одновременно кошмарный сон.

И как это часто бывает с кошмарными снами, пробудить их было невозможно. Толтон, покинув убежище, ходил от одного человека к другому. Говорил сочувственные слова, ободряюще брал за плечи. Так он провел два часа, решив под конец, что все это не имеет смысла, и людям самим нужно выйти из психологической травмы.

Трудная задача, ведь поблизости были призраки, одним своим видом ежеминутно напоминавшие о перенесенных ими мучениях. Бывшие одержатели, крадучись, бродили по опушке леса. Вытолкнутые из тел хозяев, они по неизвестной причине никак не хотели уйти. После странной трансформации Валиска они так и льнули к своим жертвам, преследуя их с извращенной преданностью, в то время как тех после неожиданного освобождения мучила рвота, и они, шатаясь, еле ходили. Некоторое время спустя люди постепенно стали приходить в себя и замечать, что творится вокруг. Гнев вырвался наружу, и, слившись в общую ненависть, обрушился на призраков, посчитавших за благо уйти, чтобы не слушать оскорбления и угрозы.

Они ушли в лес, окружавший парковую зону, озадаченные всеобщим недоброжелательством. Но недалеко. Толтон видел, как они, собираясь в толпы, ходят за стволами деревьев. Оттуда шло слабое свечение, двигались прозрачные тени.

Углубляться в лес они не пожелали, похоже, дебри обиталища их пугали. Близость призраков тревожила Толтона.

Собственные его скитания отличались не большей осмысленностью. В разрушенный городок явно не тянуло, тем более не хотелось общаться с привидениями, хотя, если верить народным преданиям, призраки никого не убивали.

Хотя в прежние времена таких привидений у них точно не было.

Так он и шел, стараясь не встречаться ни с кем глазами, в поисках… Чего? Он и сам не знал, но был уверен: увидит — узнает. Как ни странно, больше всего хотелось сейчас поговорить с Руброй. Контакт этот дал бы ему знание. Но процессорный блок, который он ранее использовал для общения с личностью, пришел в негодность. Попытал счастья с другими блоками — ни один не работал. Отчего это происходило, он не знал. Не было у него технического образования.

Не понимал и перемен, переживаемых сейчас обиталищем. Перед ним был только результат: массовое изгнание духов. Толтон предположил, что перемену вызвал некий дружелюбно настроенный союзник. Однако союзников у Валиска никогда не было. Да и Рубра ни разу не обмолвился о том, что такое может приключиться. Во всяком случае, за те недели, что прятал Толтона от одержимых, даже не намекнул на что-либо подобное. И теперь Толтону оставалось лишь ждать продолжения событий. Чем бы те ни обернулись.

— Будьте добры, — женский голос, чуть громче шепота, прозвучал так настойчиво, что Толтон вынужден был остановиться.

— Будьте добры, мне необходима помощь. Пожалуйста.

Говорившая была немолода. Она бессильно привалилась к дереву. Толтон приблизился, обойдя двоих людей, лежавших рядом чуть ли не в коматозном состоянии.

В свинцовых сумерках трудно было рассмотреть подробности. Женщина куталась в большой плед, прижимая его к груди, словно шаль. Лицо частично скрывали длинные волосы. Блестящие тициановские корни резко контрастировали с грязными каштановыми прядями. Изможденное лицо с правильными чертами, чуть вздернутый носик, выступающие скулы, неестественные, нарисованные брови.

— Что случилось? — тихо спросил Толтон, мысленно обругав себя за глупый вопрос. Присел возле. Под тусклой световой трубкой разглядел текущие по щекам слезы.

— Мне больно, — сказала она. — Она ушла, и теперь мне так больно.

— Все пройдет. Обещаю. Время все излечит.

— Она спала с сотнями мужчин, — простонала женщина. — С сотнями. И с женщинами тоже. Я чувствовала ее жар, она не могла без этого. Шлюха, природная шлюха. Чего только она не заставляла меня делать. Ужасные, постыдные вещи! Такого никогда не сделает нормальный человек.

Он хотел было взять ее за руку, но она отдернула ее и отвернулась.

— Это же были не вы, — сказал он. — Сами вы ничего подобного не делали.

— Как можете вы это говорить? Ведь все это было сделано со мной. Я чувствовала все это, каждую минуту. Это же мое тело. Мое! Она забрала его у меня. Испоганила, погубила. Я больше не чувствую себя человеком.

— Я вам искренне сочувствую. Но вы должны научиться не думать об этом. Когда вы об этом думаете, она берет над вами верх. Это осталось в прошлом. Как только поймете это, окажетесь в победителях. Ее изгнали из вас. Она сейчас лишь бледное световое пятно. И такой останется навсегда. И я считаю, что это ваша победа.

— Но мне больно, — настаивала она. Она понизила голос до заговорщического шепота. — Как я могу забыть, если мне больно?

— Послушайте, ведь есть разные лекарства, они могут заглушить страшные воспоминания. Как только восстановится энергия, вы сможете…

— Да я говорю не только о сознании! — прервала она. — Это тело. Болит мое тело.

Толтон почувствовал, что разговор их принимает дурной оборот. Женщина постоянно дрожала, на лице блестела испарина. Он покосился на ненатурально рыжие корни ее волос.

— Скажите, где именно у вас болит?

— Лицо, — пробормотала она — Болит лицо. Оно уже не мое. Когда она смотрелась в зеркало, я не узнавала себя.

— Все они это делали. Воображали себя юными и красивыми. И это всего лишь иллюзия.

— Нет. Это стало реальностью. Сейчас я уже не я. Она забрала у меня мою личность. И… — голос ее дрогнул. — Тело. Она украла мое тело, и это еще не все. Посмотрите, посмотрите, что она сделала со мной.

Движения ее были такими медленными, что Толтон едва удержался, чтобы не помочь. Когда она раздвинула одеяло, ему впервые захотелось, чтобы света было еще меньше. Казалось, кто-то неумело приложил к телу косметический пакет. Грудь была чудовищно обезображена. Приглядевшись, он разглядел большие пласты плоти, прилепившейся к поверхности груди, словно пиявки. Пласты эти делали грудь чуть ли не вдвое крупнее и оттягивали ее вниз. Естественной кожи почти не было видно.

Самое страшное было в том, что это были не импланты и не пересаженная ткань. Все это выросло из молочной железы. Живот ее при этом был плоским, как у человека, страдающего анорексией, и напоминал мозоль с нарисованными на ней тонкими линиями, изображающими мускулатуру.

— Видите? — спросила женщина, глядя на свою обнаженную грудь в горестном унижении. — Большая грудь и плоский живот. Она очень хотела иметь большую грудь. Это же выигрышно. Привлекает внимание. Тем более что она могла осуществить любое свое желание.

— Господи, спаси, — в ужасе пробормотал Толтон. В болезнях он мало что понимал, однако порылся в своих школьных дидактических знаниях. Злокачественные опухоли. Почти безнадежный случай. Генная инженерия сделала тело человека устойчивым к старинному проклятию. И когда это все же крайне редко случалось, помогали упаковки медицинской нанотехники. Они проникали внутрь и удаляли больные клетки в течение нескольких часов.

— Когда-то я была медсестрой, — сказала женщина, стыдливо прикрывшись одеялом. — На груди опухоли самые большие, но у меня, скорее всего, выросли злокачественные образования и в других местах, там, где она внесла изменения.

— Что я могу для вас сделать? — хрипло спросил он.

— Мне нужны медицинские нанопакеты. Вы знаете, как их запрограммировать?

— Нет. У меня и нанопакетов-то нет. Ведь я всего лишь поэт.

— Тогда, прошу вас, найдите их для меня. Мои нанопакеты не работают. Может, процессорный блок справится.

— Я… да, конечно.

Выходит, ему придется пойти в безжизненный темный звездоскреб и искать их там. Однако что значил его страх по сравнению с ее страданиями! Он постарался сохранить бесстрастное выражение лица. Он встал, хотя и был уверен, что в здешней атмосфере медицинский нанопакет не подействует. А может, и подействует, кто знает? И если имеется хотя бы ничтожный шанс, надо его использовать. Он непременно достанет ей нанопакет, чего бы это ему ни стоило.

Лежавшие на траве люди издавали мучительные стоны. Он обошел их. Страшное сомнение зашевелилось в душе. А вдруг их муки вызваны не психологическими причинами? Каждый одержатель в чем-то изменил их внешность. Вдруг каждое такое изменение привело к злокачественному образованию?

— О, черт тебя побери, Рубра! Где ты? Нам нужна твоя помощь.

Дверь камеры, как и всегда, открылась без предупреждения. Луиза в первый момент даже не услышала щелчка. Свернувшись, она лежала на койке в полудреме, не вполне понимая, где находится. Как долго пробыла она в таком состоянии, ей было неизвестно. Ощущение времени у нее почему-то разладилось. Она припоминала допрос, насмешки и неприкрытое презрение Брента Рои. Потом ее привели сюда. Затем… с той поры прошло несколько часов. Во всяком случае, она здесь уже давно…

Должно быть, она спала.

Правда, в это трудно поверить. Огромная тревога держала ее мозг в напряжении.

В дверях появились те же самые женщины-полицейские. Луиза, мигнув, посмотрела на их колеблющиеся очертания и попыталась прийти в себя. Перед глазами вспыхивали болезненные яркие точки, и она, сжав губы, постаралась удержаться от внезапного приступа тошноты.

«Что со мной такое?»

— Эй, держись, — одна из женщин, сидя на койке, удерживала ее в сидячем положении.

Луизу сотрясала неконтролируемая дрожь, на коже выступил холодный пот. Постепенно она успокоилась, хотя сосредоточиться никак не удавалось.

— Минутку, — сказала женщина. — Дай-ка я перепрограммирую твой медицинский нанопакет. Несколько раз глубоко вдохни.

Это было уже проще. Она проглотила немного воздуха, грудь расширилась. Еще два вдоха. Стало полегче.

— Ч… что? — задохнувшись, спросила она.

— Приступ беспокойства, — сказала женщина-полицейский. — Мы здесь на это нагляделись. Бывало и хуже.

Луиза с готовностью кивнула, стараясь убедить себя, что все так и есть. Ничего страшного. И с ребенком ничего не случится: медицинский нанопакет об этом позаботится. Надо сохранять спокойствие.

— Хорошо. Мне лучше. Спасибо, — она слегка улыбнулась женщине, но та посмотрела на нее с полным безразличием.

— Тогда пойдем, — сказала другая женщина, стоявшая в дверях.

Луиза медленно поднялась. Ноги слегка дрожали.

— Куда мы идем?

— К следователю, — неприязненно отозвалась первая женщина.

— Где Женевьева? Где моя сестра?

— Не знаю. И знать не хочу. Пошли.

Луизу чуть ли не вытолкнули в коридор. С каждой минутой ей становилось лучше, хотя голова все еще болела. Маленький кусочек кожи на затылке саднил, словно ужаленный. Она рассеянно поглаживала его. Приступ тревоги? Никогда об этом не слышала. Но, принимая во внимание все случившееся, очень может быть, что такая болезнь и существует.

Лифт спустил их на несколько этажей. Когда вышли, гравитационное поле поднялось почти до нормальной величины. Тут все выглядело по-другому, не так, как в тюрьме. Настоящие правительственные офисы, стандартная мебель, вежливый неулыбающийся персонал. Луиза чуть приободрилась, оттого что обстановка здесь была не такой мрачной, как на верхних этажах. Статус ее изменился к лучшему. Хотя и слегка.

Полицейские ввели ее в комнату с узким окном. Был ли за окном рассвет или сумерки, определить невозможно. Купавшиеся в золотисто-оранжевом свете трава и деревья ярче и зеленее, чем на Фобосе. Посреди комнаты — овальный стол, окруженный двумя повторяющими его форму диванами. На одном из диванов, свесив ноги и засунув руки в карманы, сидела Женевьева и смотрела в окно. Взгляд ее выражал нечто среднее между обидой и скукой.

— Джен! — у Луизы сорвался голос.

Женевьева так и полетела к ней через всю комнату. Сестры крепко сжали друг друга в объятиях.

— Они не хотели сказать мне, где ты находишься! — громко возмущалась Женевьева. — Не разрешали с тобой увидеться. И отказывались говорить, что происходит.

Луиза гладила сестру по волосам.

— Ну вот я и здесь.

— Как давно я тебя не видела. Несколько дней!

— Да нет, нет. Тебе это просто показалось.

— Несколько дней, — настаивала Женевьева.

Луиза постаралась улыбнуться. Ей хотелось излучать уверенность.

— Они тебя допрашивали?

— Да, — угрюмо пробубнила Женевьева. — Они все спрашивали и спрашивали о том, что произошло в Норфолке. Я им сто раз рассказывала.

— И меня тоже.

— Должно быть, на Земле одни дураки. Не понимают, пока ты не объяснишь им несколько раз.

Луиза чуть не рассмеялась. Насмешка, звучавшая в голосе Джен, должно быть, вывела из себя не одного взрослого.

— И они отобрали у меня игровой блок. Что это, как не кража?

— Я своих вещей тоже не видела.

— И пища отвратительная. Видно, они такие тупые, что и готовить не умеют. И чистой одежды у меня нет.

— Ладно, я постараюсь обо всем узнать.

В комнату торопливо вошел Брент Рои и, небрежно махнув рукой, отпустил женщин-полицейских.

— Ну что ж, дамы, садитесь.

Луиза бросила на него возмущенный взгляд.

— Будьте добры, — сказал он фальшивым тоном. Сестры уселись на диван, не разнимая рук.

— Мы арестованы? — спросила Луиза.

— Нет.

— Значит, вы поверили тому, что я вам рассказала?

— К своему удивлению, я обнаружил, что ваш рассказ до какой-то степени правдив.

Луиза нахмурилась. Сегодняшнее его поведение разительно отличалось от прежней манеры допроса. При всем при том он не только не раскаивался, но вел себя так, словно оказался прав он, а не Луиза.

— Так, значит, вы будете искать Квинна Декстера?

— Без сомнения.

Женевьева вздрогнула.

— Я его ненавижу.

— Это и есть самое главное, — сказала Луиза. — Ему нельзя сойти на Землю. Если вы мне поверили, значит, я победила.

Брент Рои поерзал на сиденье.

— Ладно. Все это время мы пытались решить, что с вами делать. И было это, скажу я вам, нелегко, ввиду того, что вы намеревались осуществить. Вы думали, что поступаете правильно, когда привезли сюда Кристиана. Но, поверьте, с юридической точки зрения, вы совершили преступление. Комиссар полиции Ореола провел два дня в беседах с лучшими юристами, обсуждая, как с вами поступить. Настроения ему эти разговоры не улучшили. За ваш проступок вас следовало бы направить в штрафную колонию. И утвердить обвинительный приговор не составит труда, — он посмотрел на Женевьеву. — И при этом ваш возраст не стал бы помехой.

Женевьева, вздернув плечи, огрела его красноречивым взглядом.

— Ваше счастье, что сейчас тревожные времена, и полиции Ореола не до вас. Кроме того, существуют смягчающие обстоятельства.

— Итак? — спокойно спросила Луиза. Она сама не знала почему, но страшно ей не было. Если бы им предстояло судебное разбирательство, этого разговора бы не было.

— Итак. Совершенно ясно, что после всего, что вы сделали, мы вас у себя не потерпим. К тому же у вас нет технических знаний, необходимых для жизни на астероиде. Следовательно, вы станете нам обузой. Сейчас объявлен межзвездный карантин, и поэтому мы не сможем послать вас к жениху, на Транквиллити. Остается один выход: Земля. У вас есть деньги, стало быть, вы можете себе позволить жить там до окончания кризиса.

Луиза посмотрела на Женевьеву. Сестренка сжала губы, всем своим видом показывая, что ей этот разговор неинтересен.

— Я не возражаю, — сказала Луиза.

— А хоть бы и возразили, — сказал Брент Рои. — Ваш голос ничего не значит. Депортируя вас, делаю вам официальное предупреждение. Вы совершили противозаконное деяние, угрожающее безопасности Верхнего Йорка. Первый узел Центрального правительства зафиксировал этот факт в своей памяти, в отделе криминалистики. Стоит вам когда-либо переступить закон на подотчетной Центральному правительству территории, как первому вашему делу тут же дадут ход, и вы попадете под следствие. Вам все понятно?

— Да, — прошептала Луиза.

— Повторяю, еще один проступок — вас вышвырнут из арколога и захлопнут за вами дверь.

— А как насчет Флетчера? — поинтересовалась Женевьева.

— А что такое? — спросил Брент Рои.

— Он отправляется на Землю вместе с нами?

— Нет, Джен, — ответила Луиза. — Он не едет с нами, — она старалась убрать грусть из голоса. Что бы они с Джен без него делали? Луиза не могла думать о нем как о враге-одержателе. Последний раз она видела Флетчера, когда его выводили из причальной камеры. Никогда не забудет, как ободряюще он ей улыбнулся, хотя глаза его были грустны. Даже потерпев поражение, он не утратил присущего ему благородства.

— Твоя старшая сестра права, — подтвердил Брент Рои. — Перестань думать о Флетчере.

— Вы его убили?

— Сделать это невозможно. Он давно мертв.

— И все-таки убили?

— С какой стати? Он нам сейчас очень полезен. Мы узнаем от него о потустороннем мире. Физики изучают природу его энергистической силы. Вот когда узнаем все, что сможем, отправим в ноль-тау. И конец истории.

— Можем ли мы увидеть его перед отъездом? — спросила Луиза.

— Нет.

Луизу и Женевьеву отправили в космопорт в сопровождении все тех же женщин-полицейских. На маршрут Земля — Ореол — Луна межзвездный карантин пока не распространялся, и количество гражданских полетов между тремя этими точками сохранялось на прежнем уровне.

К залу отправления они прибыли за двенадцать минут до вылета корабля «Шер». Полиция вернула им багаж и паспорта с визой на Землю. Процессорные блоки тоже возвратили. Напоследок отдали Луизе ее Джовианский кредитный диск. Луиза подозревала, что вся эта процедура сознательно делалась наспех: им нужно было сбить их с толку, чтобы они не подняли шума. Луиза, правда, и в спокойном состоянии не смогла бы устроить скандал. Если бы рядом был хороший юрист, тот наверняка усмотрел бы в обращении с ними многочисленные нарушения. Луизе же было все равно.

Камера жизнеобеспечения корабля «Шер» напоминала своей цилиндрической формой «Джамрану». Стюардесса с кислым выражением лица, не слишком церемонясь, усадила их на места, пристегнула и пошла к другим пассажирам.

— Мне нужно переодеться, — пожаловалась Женевьева. Она брезгливо обдернула свой костюм. — Я уже сто лет не мылась. Ко мне все липнет.

— Мы сможем переодеться, когда прибудем на станцию.

— Какую станцию? Куда мы едем?

— Не знаю, — Луиза глянула на стюардессу, ворчавшую на пожилую пассажирку, возившуюся с пристежным ремнем. — Потерпи немного, скоро узнаем.

— А потом что? Что будем делать, когда приедем?

— Пока не представляю. Дай мне немного подумать, хорошо?

Луиза расправила плечи и расслабилась. При свободном падении тело ее каждый раз сильно напрягалось. Хорошо, что кресло можно установить в горизонтальное положение: в животе не так замирает.

Находясь под арестом, она не слишком беспокоилась о будущем. Убедить Брента Руи в исключительной опасности Декстера — вот что было для нее тогда самым важным. Теперь задача эта была решена, или это только казалось. Она до сих пор не могла поверить в то, что он отнесся к ее предупреждению серьезно: уж слишком быстро их освободили. Сбыли с рук.

Власти держали Флетчера под арестом, и он рассказывал им об одержании. Вот он действительно их интересовал. Они думали, что их службы безопасности обнаружат Декстера. Луиза совершенно этому не верила. А ведь она торжественно поклялась Флетчеру сделать то, что он просил.

«Если я не могу помочь ему физически, то, по крайней мере, обязана исполнить обещание. Если бы он был на моем месте, обязательно сделал бы все, что нужно. Я обещала найти Беннет и предупредить ее. Да. И найду». Приняв решение, успокоилась.

Тут она услышала ритмичное жужжание и открыла глаза. Это Женевьева включила свой процессорный блок. Светящийся экран отбрасывал ей на лицо пучок света, и Луиза видела щеки, нос и полуоткрытый в восторге рот сестренки. Пальцы ее так и летали, и на поверхности блока возникали эксцентричные картинки.

«Необходимо положить конец этому глупому увлечению, — подумала Луиза. — Так и до патологии недалеко».

Стюардесса кричала на мужчину, укачивавшего плачущего ребенка. Ладно, воспитание Джен она отложит до прибытия на Землю.

Назад его вернули не боль и не победная самонадеянность, а медленное и мучительное осознание: ужасное забвение так и не кончится, если он ничего не предпримет.

Дариату казалось, что мысли его, безжизненные и расслабленные, повисли где-то в пространстве, перемешавшись с молекулами почвы и звездной пылью. Как бы ему хотелось раствориться в благословенном небытии, но мысли не давали ему этого сделать. Они все ходили и ходили по кругу, рождая болезненные воспоминания, унижения и страх.

Сейчас ему было хуже, чем в потустороннем мире. Там, в конце концов, были и другие души, и воспоминания его, быть может, нашли бы отклик. Здесь он был один-одинешенек. Душа, погребенная заживо. Утешиться нечем. Крики, вызванные болезненными ударами, со временем смолкнут, но крик души, ненавидящей саму себя, кончиться не может. Он не хотел возвращаться туда, в потемки, где поджидали его злобные духи. Они изобьют его снова, лишь только он там появится. Им ведь только этого и надо. И опять начнутся страдания, но и оставаться здесь тоже нельзя.

Дариат пошевелился. Он мысленно представил самого себя, как бы со стороны увидел, как он поднимает из земли грузное тело. Все это напомнило ему чудовищное упражнение из фитнесс-программы по накачиванию пресса. Давалось ему это нелегко, и воображение в этот раз не подчинялось. Видно, что-то с ним случилось, ослабило его возможности. Жизненная сила, которой он обладал даже в качестве привидения, вытекла из него. Он старался напрячь воображаемые мускулы, но они дрожали. В конце концов по спине его побежала слабая теплая струйка. Не по коже, внутри.

Ему захотелось большего. Ничто для него больше не имело значения, он хотел тепла. Тепло означало жизнь. Оно прибавляло силы. Он стал быстрее подниматься из-под погребавшей его земли, а тепло тем временем прибывало. Вскоре лицо его поднялось над поверхностью, и скорость движений стала почти нормальной. Выйдя наружу, только сейчас обнаружил, как же он замерз. Дариат встал на ноги, зубы стучали. Крепко обхватил себя руками, потом стал растирать ледяную плоть. Только ступни хранили относительное тепло.

Трава возле его сандалий, образуя овал метра два длиной, имела нездоровый, желто-коричневый цвет. Она поникла и была, по сути, уже мертва. Каждый листок покрылся инеем. Он смотрел на нее в недоумении.

— Черт побери, как же мне холодно!

— Дариат? Это ты, мальчик?

— Да, я. Один вопрос, — вообще-то ему не слишком хотелось спрашивать, но надо же все-таки узнать: — Сколько времени я так лежал?

— Семнадцать часов.

Он поверил бы даже, скажи ему — семнадцать лет.

— И это все?

— Да. Что случилось?

— Они вбили меня в землю. Буквально. Это было… плохо. Очень плохо.

— Почему же ты не встал раньше?

— Ты не поймешь.

— Это ты убил траву?

— Не знаю. Наверное.

— Как же так? Мы думали, ты не можешь оказывать влияние на живую материю.

— Не спрашивай меня. Я ощутил тепло, когда вышел. А может быть, траву убила их ненависть, концентрированная ненависть. Они ее выпустили наружу. Они ненавидели меня. И теперь мне холодно.

Он оглянулся, проверяя, не прячется ли кто из духов за стволами деревьев. И отошел от овального пятна.

Движение пошло ему на пользу: ноги начали согреваться. Оглянувшись, увидел цепочку собственных ледяных следов, пролегшую среди травы. И все же ему становилось теплее с каждой минутой. Торс тоже стал согреваться. Должно пройти еще немало времени, прежде чем он согреется полностью, но теперь он был уверен: это произойдет.

— Звездоскреб в другой стороне, — сказала личность.

— Знаю. Поэтому и иду в долину. Там безопаснее.

— Это ненадолго.

— Я не хочу рисковать.

— И все же тебе придется. Послушай: предупрежден, значит, вооружен. Просто веди себя осторожнее: увидишь призраков, обойди их.

— Нет, я туда не пойду.

— Ты должен. Наше состояние все больше ухудшается. Необходимо выпустить людей из ноль-тау. Какая тебе польза от мертвого обиталища? Те люди — единственный наш шанс на спасение. Ты сам это знаешь.

— Черт! — он остановился и сжал кулаки. Из-под ступней посыпался иней.

— Это здравый смысл, Дариат.

— А, ладно! Где Толтон?

В вестибюле звездоскреба, в кладовке, Толтон раздобыл фонарик. Свет от него исходил слабенький, всего несколько процентов от расчетного напряжения. Однако сорок минут спустя глаза вполне приспособились к такому освещению. В другой руке Толтон держал пожарный топорик, взятый там же, где и фонарь. Продвижение вниз, внутри звездоскреба, представляло проблемы физического свойства. И все-таки он решился.

Кромешная темнота; лишь едва заметное мерцание окружало его, словно кокон. Ни в одно окно звездоскреба не заглядывал наружный свет. И тишина. Хоть бы уж водопроводный кран где-нибудь закапал! Среди безмолвия раздавались собственные неуверенные шаги. С того момента, как он здесь появился, три раза вспыхивали люминесцентные ячейки. Таинственный выброс энергии посылал пучки фотонов, скакавших по вестибюлю и лестницам. Когда это произошло в первый раз, он застыл как вкопанный. Свет, зародившийся неведомо где, на огромной скорости приблизился к нему. Он завопил и съежился от страха, а луч обежал его и исчез за углом. Нельзя сказать, чтобы следующие два раза он реагировал лучше.

Он утешил себя тем, что обиталище, стало быть, пока функционирует, хоть и спорадически. Самым большим потрясением явился тот факт, что он более не видел звезд. Для себя решил, что пока не будет делиться своим наблюдением с другими жителями. И все же никак не мог понять, куда они все-таки подевались. Паническое настроение заполняло пустое пространство ужасными фантомами. Вспоминая сейчас об этом, он старался не думать, что там скачет за окнами пустого небоскреба. Ему казалось, что темные тени собираются в толпы и следят за ним.

Дверь на дне лестничной клетки была частично открыта и слегка подрагивала. Он осторожно повел туда фонариком и оглянулся. Сейчас он находился в вестибюле пятого этажа здания. Высокие потолки и широкие изогнутые арки звездоскребов Валиска, неотъемлемая его черта, придавали ему величественность. Что уж говорить о тех временах, когда они купались в свете и тепле круглые сутки. Теперь, напротив, едва-едва проступая в слабом свете фонаря, внушали ему страх.

Толтон подождал мгновение и, набравшись смелости, решил идти дальше. Этот этаж был занят в основном коммерческими конторами. Все двери были плотно закрыты. Он пошел по коридору, читая таблички. На восьмой двери табличка извещала, что кабинет принадлежит остеопату, специалисту в области спортивных травм. Значит, там должны быть медицинские нанопакеты. Обухом топорика он вскрыл аварийную панель. Под панелью нашел рукоятку и два раза повернул ее. Замок открылся, и он вошел в комнату.

Обычная приемная: не слишком дорогие стулья, автомат для безалкогольных напитков, репродукции на стене, цветы в горшках. За большим круглым окном не было ничего — черное зеркало. Толтон увидел собственное отражение, а за собой — толстого мужчину в грязном одеянии. Он завопил от ужаса и уронил фонарь. Пол расчертили светлые и темные квадраты. Толтон резко повернулся и поднял топор, готовясь опустить его на противника.

Толстый человек испуганно размахивал руками и, разевая рот, что-то кричал. Толтон не слышал ни звука. Чувствовал лишь слабое движение воздуха. Толтон держал топор над головой, готовясь пустить его в ход при первом проявлении антагонизма. Ничего не произошло. Да, по всей видимости, и не могло произойти. Толтон видел дверь сквозь тело толстяка. Привидение. Такое открытие не принесло ему особой радости.

Призрак уперся руками в бока. Лицо его выражало крайнее раздражение. Он произносил что-то, медленно и громко. Так взрослый разговаривает со слабоумным ребенком. Толтон снова ощутил движение воздуха. Присмотревшись, заметил: колебания эти совпадали с движением губ толстого призрака.

Общение в конце концов наладилось, превратившись в некую производную чтения по губам. Для произнесения слова целиком не хватало звука (если он был вообще), и Толтон догадывался о смысле по отрывочным слабым слогам.

— Ты держишь топор задом наперед.

— М?.. — Толтон глянул наверх. Лезвие смотрело назад. Он развернул топор и, смутившись, опустил его.

— Ты кто?

— Меня зовут Дариат.

— Напрасно теряешь время. Тебе меня не одержать.

— Я и не собираюсь. Я должен тебе кое-что сообщить.

— Да?

— Да. Личность обиталища хочет, чтобы ты выключил ячейки ноль-тау.

— Тебе-то откуда это известно?

— Мы с ним в сродственном контакте.

— Но ведь ты…

— Да, призрак. Хотя, полагаю, в данном случае уместнее назвать меня ревенантом.[16]

— Кем?

— Рубра не предупреждал меня, что ты глуп.

— Я не… — возмутился было Толтон, но тут же опомнился и расхохотался.

Дариат в некотором раздражении посмотрел на поэта.

— Ну в чем дело?

— Чего только в жизни не было, но спорить с призраком о собственном IQ еще не приходилось.

Губы Дариата невольно дрогнули в улыбке.

— Так ты согласен?

— Конечно. А что, это поможет?

— Да. Эта сумасшедшая ведьма Кира держит в ноль-тау целый выводок моих знаменитых родственников. Они должны все здесь наладить.

— И тогда мы сможем выбраться отсюда… — Толтон опять глянул в окно. — А где мы сейчас находимся?

— Я даже не уверен в том, что все зависит от местоположения. Скорее, мы перешли в другое состояние, враждебное по отношению к одержимым. К несчастью, получили побочные эффекты.

— Ты разговариваешь так, словно имеешь отношение к источнику знаний, и в это мне трудно поверить.

— В какой-то степени я сам виноват в том, что случилось, — признался Дариат. — Хотя подробности мне неизвестны.

— Понимаю. Что ж, тогда — к делу, — он поднял фонарик. — Хотя… подожди. Я обещал женщине найти медицинский нанопакет. Ей он действительно необходим.

— Там, в кабинете остеопата, — указал Дариат пальцем, — есть несколько нанопакетов.

— А ты и в самом деле в родственной связи с Руброй?

— Да, хотя он и немного изменился.

— Тогда не понимаю, отчего вы позвали именно меня?

— Это его решение. Большая часть жителей, освободившихся от одержателей, сейчас ни на что не годны. Ты же видел их в парке. Так что сейчас ты лучше других.

— Черт бы все побрал!

Спустившись в вестибюль, Толтон попытался оживить процессорный блок. Его дидактическая память не содержала инструкции о принципах работы процессора. Такая инструкция ему никогда и не требовалась. Он пользовался блоком для записи и прослушивания аудио — и видеокассет, для переговоров да для простых команд медицинским нанопакетам (обычно это бывало при похмелье).

Дариат подавал Толтону советы, но и ему приходилось все время консультироваться с личностью. За двадцать минут они втроем довели маленький прибор до приемлемого уровня.

Еще пятнадцать минут диагностики (гораздо медленнее, чем раньше), и они узнали, чего можно добиться с помощью нанотехники в этой антагонистической обстановке. Новость была не из приятных. Волокна, вплетающиеся в человеческую плоть, действовали на молекулярном уровне. Можно было с успехом соединить края раны, ввести необходимые дозы лекарства, но удалить отдельные раковые клетки сейчас не представлялось возможным.

— Мы не можем больше тратить на это время, — заявила личность.

Толтон сгорбился над блоком. Дариат помахал перед его лицом рукой: единственный способ привлечь его внимание. Здесь, в парковой зоне, поэт его уже почти не слышал. Дариат подозревал, что его «голос» являлся, по всей видимости, разновидностью слабой телепатии.

— Пора, — сказал Дариат.

Толтон снова нахмурился на ужасную мешанину значков, застилавших дисплей блока.

— Они ее вылечат?

— Нет. Опухоли нельзя убрать, пока обиталище не вернется к прежнему состоянию.

— Ладно. Тогда заканчиваем.

Дариат почувствовал легкую вину, заслышав печаль в голосе Толтона. Разве не трогательно, что уличный поэт проникся таким сочувствием к судьбе женщины, с которой общался всего-то пять минут?

Они миновали полуразвалившиеся дома и вошли в окружившее их кольцо человеческого несчастья. Дариата прожигала ненависть людей, обративших па него внимание. Разъяренные чувства наносили удары по нему — существу, состоявшему ныне, пожалуй, из одной только мысли. Удары эти, каждый в отдельности, были не такими сильными, какими наградили его призраки, по кумулятивный эффект ослаблял его с каждой минутой. Дарнат догадался, что недавнее избиение не прошло для него даром: он стал гораздо слабее и ранимее.

Насмешки и улюлюканье достигли высшей точки, когда к гонению подключилось большинство. Дариат зашатался и застонал от боли.

— Что это? — удивился Толтон.

Дариат покачал головой. Сейчас ему стало по-настоящему страшно. Стоит ему споткнуться и упасть, став жертвой поднявшейся волны, и ему никогда уже больше не подняться. Неистовая толпа будет танцевать на его могиле.

— Ухожу, — простонал он. — Надо уйти.

Заткнул пальцами уши (будто это могло помочь) и, спотыкаясь, опрометью кинулся под тень деревьев.

— Я тебя подожду. Кончишь — приходи ко мне.

Толтон в недоумении посмотрел ему вслед. И ощутил, что ненависть теперь перекинулась на него. Опустив голову, он поспешил туда, где оставил женщину.

Она по-прежнему сидела, прислонясь к дереву. Подняла на него тусклые глаза, полные страха, надежды уже не было. Чувства ее выдавали лишь глаза. Лицо с туго натянутой кожей было абсолютно неподвижно.

— Что там был за шум? — пробормотала она.

— Кажется, поблизости был призрак.

— Они его убили?

— Не знаю. А разве можно убить призрака?

— Святая вода. Надо побрызгать святой водой.

Толтон присел возле нее и тихонько разнял ее руки, сжимавшие края одеяла. В этот раз, когда он снял одеяло, постарался не сморщиться. И было это нелегко. Он наложил медицинские нанопакеты ей на грудь и живот так, как научил его Дариат, и с помощью процессора включил загруженные программы. Нанопакеты слегка зашевелились и стали взаимодействовать с ее кожей.

Она тихонько вздохнула от счастья и облегчения.

— Все будет в порядке, — пообещал он. — Они остановят рак.

Глаза ее закрылись.

— Я вам не верю. Но с вашей стороны было любезно сказать это.

— Я вас не обманывал.

— Святая вода, вот что уничтожит этих ублюдков.

— Я запомню.

Дариат прятался за деревьями. Дух никак не мог успокоиться. Нервно оглядывался по сторонам, ожидая нападения.

— Не бойся, приятель. Они о тебе и не вспомнят, пока ты не покажешься им на глаза.

— Этого я делать не собираюсь, — проворчал Дариат. — Пойдем, путь неблизкий.

И пошел.

Толтон пожал плечами и последовал за ним.

— Ну как женщина? — спросил Дариат.

— Нервная. Хотела побрызгать тебя святой водой.

— Глупая корова, — фыркнул, развеселившись, Дариат. — Это же для вампиров.

По приказанию Киры ячейки ноль-тау разместили в глубоких подземельях, у основания северной оконечности полипа. Здесь было много туннелей и пещер. Помещения использовались исключительно для астронавтики. Расположенные тут мастерские и заводы поставляли все необходимое для флотилии черноястребов «Магелланик ИТГ». Ничего не скажешь, задумано разумно: и оборудование под рукой, да и Рубра здесь не так опасен, как в звездоскребах.

Узнав от Дариата, где находятся ячейки ноль-тау, Толтон решил воспользоваться джипом. Возле звездоскреба размещалось агентство, выдававшее такие автомобили напрокат. Сейчас машины стояли заброшенные. Джип полз на пешеходной скорости. Останавливался. Снова шел. Прополз еще немного и окончательно остановился.

Поэтому пришлось идти пешком. Несколько раз в течение дня Толтон замечал, что призрак, оглядываясь, изучает оставленную позади тропу. В конце концов Толтон, не выдержав, поинтересовался, что он пытается разглядеть.

— Следы, — ответил толстый призрак.

Толтон решил, что после всех испытаний Дариат приобрел легкую форму паранойи. Когда они спустились в пещеру, свет фонаря стал немного ярче. На машинах, стоявших там, мигали индикаторные лампочки. Спустившись ниже в недра обиталища, увидели, что там горят электролюминесцентные лампы. Пусть не так ярко, как прежде, но, по крайней мере, стабильно.

Толтон выключил фонарик.

— Знаешь, я даже чувствую здесь себя лучше.

Дариат не ответил. Он и сам заметил разницу. Здешняя атмосфера напомнила ему о бесконечных, ярких солнечных днях тридцать лет назад, когда жизнь была божьим благословением. Рубра оказался прав: зловредная потусторонность этого мира полностью себя здесь еще не проявила. Поэтому машины вели себя так, как должно.

Они добрались до ноль-тау. На стенах длинной пещеры размещались когда-то не то машины, не то полки: об этом свидетельствовали маленькие металлические скобы, выступавшие над поверхностью темно-золотистого полипа. Судя по глубоким царапинам, отсюда уходили в спешном порядке. Теперь пещера была пуста, за исключением ряда черных саркофагов, стоявших вдоль стены. Все они были взяты с черноястребов.

— С чего начать? — спросил Толтон.

Процессор в его руках подал сигнал, прежде чем Дариат пустился в мучительный и длительный процесс объяснений.

— Неважно. Начинай с любого.

— Ого! — улыбнулся Толтон. — Ты вернулся.

— Слухи о моей кончине оказались сильно преувеличены.

— Ну, пожалуйста, — сказал Дариат.

— Что с тобой? Мы на правильном пути. Радуйся.

В Дариата потихоньку вливался оптимизм. Он чувствовал себя словно животное, просыпающееся после долгой спячки. Сомнения все же оставались, и он внимательно наблюдал за Толтоном. Тот пошел к ближайшей ячейке. Личность выдала несколько простых команд, и Толтон застучал по клавиатуре.

Крышка отошла в сторону, и Эренц испуганно приподнялась. За миг до этого коварно улыбавшийся китайский офицер обещал ей пытку и одержание. А в следующее мгновение на нее сверху с озабоченным видом смотрел полноватый большеглазый мужчина с давно не бритыми щеками. Кричать она стала, как только двинулась крышка, и сейчас кричала что есть мочи.

— Все в порядке. Успокойся.

Эренц замолчала и глубоко вдохнула.

— Рубра? — мысленный голос, который сопровождал ее с тех пор, как она стала себя осознавать, звучал слегка по-другому.

— Не тревожься. Одержимые ушли. Ты в безопасности.

Слабое недоверие оставалось, но тревога и сочувствие незнакомого мужчины подействовали как быстродействующий тоник. Он-то уж явно не одержимый.

— Привет, — сказал Толтон, желая получить хоть какой-то ответ от испуганной молодой женщины.

Она кивнула и медленно привела себя в сидячее положение. Увидев Дариата возле входа в пещеру, едва не задохнулась в испуге.

— Я на твоей стороне, — поспешил успокоить ее Дариат, и она нервно рассмеялась.

— Что происходит? — спросила она.

Личность ввела ее в курс дела. То, что Рубра одержал верх над одержимыми, стало приятной неожиданностью для всех вышедших из ноль-тау. Дариат и Толтон встали в сторонку, а бригада потомков Рубры быстро и умело освободила своих родичей. Пятнадцать минут — и последняя ячейка дезактивирована. Личность немедленно разбила всех по группам и дала каждой команде свое задание.

В число приоритетных задач входила активация фьюзеогенераторов космопорта. Две попытки успехом не увенчались. Исследования показали, что небольшие генераторы хорошо работают в глубоких пещерах, поэтому ученые стали опускать вспомогательное оборудование космических кораблей на глубину. Когда заработал первый токамак, пусть и с тридцатипятипроцентным КПД, стало ясно: шанс есть.

Дюжина оживших токамаков стала подавать энергию в органические проводники обиталища. Двое суток напряженного труда, и осветительная трубка налилась рассветным заревом. Добиться яркого полуденного света было пока что им не по силам, и все же возобновление почти нормального дневного освещения стало огромным психологическим стимулом для всех жителей (любопытно, что и призраки-изгои были довольны). Могучие органы обиталища снова заработали, энергично всасывая из полипа огромное количество жидкостей и газов.

Приободрившись, команда взялась за исследование окружающего пространства. Оборудование, доставленное из физических лабораторий и исследовательских центров «Магелланик ИТГ», спустили в пещеры, где оно и заработало. Внизу потомки Рубры не покладая рук трудились, а наверху жители обиталища медленно оправлялись, духовно и физически. Однако до нормальной жизни было пока еще очень далеко.

И все же через неделю Валиск обрел самое желанное — надежду.

Губы Джошуа сами собой растягивались в улыбке. Он знал, что выглядит глупо, но ему было на это наплевать. Сенсорная антенна «Леди Макбет» развернула перед ним панораму Юпитера, окруженного бело-розовыми облаками. Черный силуэт Транквиллити выглядел на этом фоне особенно эффектно.

Огромное обиталище, казалось, совсем не пострадало, хотя вращающийся космопорт выглядел темнее обычного. На причальных выступах обычно кипела работа, сейчас же там было сумрачно и тихо. В металлических кратерах виднелись темные корпуса адамистских космических кораблей. И только вокруг большого серебристого диска вспыхивали навигационные огни.

— Оно и в самом деле здесь, — послышался с мостика недоуменный голос Эшли. — Это… это…

— Неслыханно? — подсказала Болью.

— В том-то и дело, — воскликнул Дахиби. — Ни один корабль не может быть таким огромным. Ни один.

Сара тихо рассмеялась.

— Смотрите на это, люди. Мы живем в интересные времена.

Джошуа был доволен, что агенты и Мзу с соплеменниками находились в этот момент в салоне капсулы Д и не стали свидетелями полного их недоумения. Они восприняли бы реакцию команды как слабость.

Джовианские диспетчеры выдали заключительный вектор движения, и Джошуа снизил ускорение двигателей до 1/3 g: они пересекали сейчас невидимую границу, за которой руководство полетом переходило к диспетчерам Транквиллити. Эскорт из пяти космоястребов с изящной элегантностью повторил его маневр. Тем самым эденисты отдали дань уважения «Лагранжу» Калверту.

— Если бы они знали, — сказал Самуэль, — то на радостях изобразили бы параболу.

Джовианское Согласие отнеслось к его сентиментальному высказыванию с иронией.

— Если исходить из наших фундаментальных принципов, то ограничение знания — это любопытный парадокс. Правда, в случае с Алхимиком такое ограничение себя оправдало. Вовсе не обязательно каждому эденисту знать специфические подробности, ведь от этого зависит мое существование. И твоя работа.

— А, да, моя работа.

— Ты от нее устал.

— Очень.

Как только «Леди Макбет» появилась над Юпитером, Самуэль стал беседовать со службой безопасности Джовианского Согласия. И тому была причина: необходимо сделать их прибытие как можно менее заметным. Решение Первого адмирала Александровича быстро одобрили как Согласие, так и Транквиллити.

Затем Самуэль установил родственную связь с Согласием. Теперь все его тревоги и заботы стали достоянием товарищей. Взаимное понимание значило для эденистов нечто большее, чем простое выражение сочувствия. Родственная связь позволяла ощутить это в полной мере. Теплота чувств растопила ледышки, сковавшие его душу. Теперь он не один. Он закачался на теплых волнах сочувствия и понимания. И мысли, и тело его успокоились. Слившись с Согласием и миллиардами близких ему людей, он восстановил свою целостность.

— Сейчас мы нуждаемся в тебе как никогда, — сказало Джовианское Согласие. — Ты доказал свою ценность. Твои знания необходимы для разрешения кризиса.

— Знаю. И если понадобится, готов к новому заданию. И все же после окончания кризиса пора мне заняться чем-то другим. Пятьдесят восемь лет заниматься одним и тем же — это слишком даже для спокойной работы.

— Понимаем. Пока у нас нет для тебя немедленного задания. Нам, правда, хотелось бы, чтобы ты продолжал наблюдения за доктором Мзу.

— Кажется, это уже формальность.

— Да. Но зато ты будешь при нас. Ты показал себя с лучшей стороны Монике Фолькс. Она тебе доверяет, и ее отзыв сильно повлияет на князя, а через него — на короля. Нам необходимо заверить королевство, что мы ведем честную игру.

— Конечно. Наш союз — замечательное достижение, особенно в сложившихся обстоятельствах.

— Согласен.

— Я останусь с Мзу.

— Благодарю.

Самуэль не разорвал связи с эскортом космоястребов и поэтому воспользовался изображением Юпитера, полученным с помощью их сенсорных устройств. Изображение это было гораздо отчетливее того, что проецировала «Леди Макбет». Он с благоговейным страхом смотрел на огромное обиталище, к которому они сейчас приближались. Трудно было поверить в его способность совершить такой дерзкий прыжок. Знакомое обиталище, и место знакомое, но видеть их рядом было более чем странно. И улыбнулся собственному недоумению.

— У тебя счастливый вид, — проворчала Моника. Они заняли противоперегрузочные кресла чуть поодаль от Мзу и людей с «Бизлинга». Им они до сих пор не слишком доверяли. Общались вежливо и официально, не больше.

Самуэль махнул рукой в сторону экрана, светившегося в салоне. Там тоже показывали приближение.

— Я рад, что Капоне остался на бобах. Подумать только: обиталище совершает прыжок, словно космический корабль! Кто бы мог подумать? И Салдана сделала это, хотя сомневаюсь, что другие смогли бы это повторить.

— Я не это имела в виду, — сказала Моника. — Когда мы приближались, вид у тебя был довольный, но потом ты с каждой минутой становился все счастливее. Я за тобой наблюдала.

— Всегда приятно вернуться домой.

— Да ты просто растаял.

— Да. Общение с товарищами и с Согласием всегда приводит меня в такое состояние. Психологическая разрядка. Я не люблю расставаться с ними надолго.

— О Господи, опять пропаганда.

Самуэль засмеялся. С Моникой у него родственной связи не было, но он знал ее так хорошо, что это почти не имело значения. Приятное открытие, когда имеешь дело с адамистом, да еще и агентом Королевского разведывательного агентства.

— Я не пытался тебя обратить. Просто признал, что мне это приятно. Ты и сама это заметила.

— Если хочешь знать мое мнение, — проворчала Моника, — то это слабость. Ты существо зависимое, а в нашей профессии это недостаток. Люди должны действовать самостоятельно, без опоры. В случае надобности я всегда могу воспользоваться стимулирующей программой.

— Да, конечно, естественный способ борьбы со стрессом.

— Не хуже твоего. Быстрее и чище.

— Есть много способов оставаться человеком.

Моника искоса посмотрела на Мзу и Адула. Она до сих пор обвиняла их.

— Как и способов не быть им.

— Думаю, она осознала свою ошибку. И это хорошо. Учиться на собственных ошибках — признак зрелости. Тем более что она так долго их не признавала. Она еще принесет пользу обществу, вот увидишь.

— Может, и так. Но, как мне кажется, за ней нужно наблюдать до самой ее смерти. И даже потом я за нее не поручусь. Она такая коварная. Думаю, Первый адмирал неправ, и нам следовало бы поместить всех их в ноль-тау.

— Успокойся. Я уже пообещал Согласию продолжить наблюдение. Я слишком стар и для активной работы не гожусь. Как только кризис завершится, займусь чем-то другим. Я всегда интересовался виноделием. Хорошим вином, разумеется. Дряни-то хватает. И все-таки в некоторых обиталищах есть отличные виноградники.

Моника удивленно на него взглянула и фыркнула.

— Да ладно. Кого ты хочешь провести?

Встречали их и правда не как героев. О прибытии «Леди Макбет» сообщил только «Коллинз», да и то подтекст подразумевал, что Джошуа прибыл домой потихоньку.

Пятеро сержантов встретили Мзу и людей с «Бизлинга» и препроводили в отведенное для них помещение. Транквиллити объяснил им, что это не арест, однако установил строгие предписания, обязательные для исполнения. Друзья собрались в зале ожидания. Дахиби и Болью, повстречав приятелей, тут же исчезли в направлении бара. Сара и Эшли сели в отходящий лифт. Двое менеджеров из отеля Прингл поздоровались с Ши и Коле и провели их в номера.

Джошуа остался с Лайолом и не знал, как поступить. Они пока вращались на разных орбитах, хотя и сближавшихся. Отель исключался: слишком холодно, да и Лайол, что ни говори, родственник. Джошуа хотелось, чтобы они в конце концов решили проблему «Леди Макбет». За время полета брат стал вести себя не так наступательно. Что ж, хороший знак. Похоже, Лайол не откажется поселиться в его квартире. И, наверное, простит ему холостяцкий беспорядок.

Не успел Джошуа выплыть из переходного люка, как перед ним предстала Иона, грациозно, словно балерина, вставшая на липучку. Он тотчас позабыл о Лайоле. На Ионе было простое летнее платье в горошек, светлые волосы летели по ветру. Молоденькая, словно девушка, и в то же время элегантная. Нахлынули теплые воспоминания.

Лукаво улыбнулась, протянула к нему руки. Джошуа заключил ее в объятия. Поцелуй их оказался чем-то средним между поцелуем добрых друзей и старых любовников.

— Отлично сработано, — шепнула она.

— Спасибо, я… — он поморщился, увидев, что за ней стоит Доминик. Черная кожаная рубашка без рукавов, туго обтягивающая тело, заправлена в белые спортивные шорты. Соблазнительные и в то же время атлетические формы. Экспансивность Доминик резко контрастировала со сдержанностью Ионы.

— Джошуа, дорогой! — пропищала Доминик, захлебываясь от счастья. — В этом космическом костюме ты просто великолепен.

— Привет, Доминик.

— Привет? — она надулась, изобразив трагическое разочарование. — Ну, иди ко мне, чудовище.

Руки, обхватившие его, оказались неожиданно сильными. Большой, радостно улыбающийся рот приблизился к лицу, и в следующее мгновение он ощутил во рту ее язык. Волосы щекотали ему нос. Захотелось чихнуть.

Джошуа слишком смутился, чтобы сопротивляться. И вдруг она замерла.

— Вау! Да вас тут двое.

Объятия разомкнулись. Доминик устремила жадный взор ему за спину. Длинные светлые волосы разметались по сторонам.

— Мм… это мой брат, — пробормотал Джошуа. Лайол вяло улыбнулся и поклонился. Хороший маневр, учитывая, что он стоял не на липучке.

— Лайол Калверт, старший брат Джоша.

— Точно, покрупнее будет, — в глазах Доминик засверкали бриллиантами кокетливые искры.

Джошуа встал в сторонку.

— Приветствую на Транквиллити, — промурлыкала Доминик.

Лайол легонько приложился к ее руке.

— Очень приятно. Впечатляющее зрелище.

Джошуа недовольно крякнул.

— Вы пока ничего еще не видели, вам следует познакомиться с обиталищем поближе, — голос Доминик звучал сейчас почти как бас. — Если рискнете.

— Ну кто я такой? Простой парень с провинциального астероида. Конечно, мне не терпится насладиться всеми прелестями этого ужасного обиталища.

— О, у нас и в самом деле имеются такие ужасные вещи, которых вы не отыщете на вашем астероиде.

— Охотно верю.

Она покрутила пальцем возле его носа.

— Туда, пожалуйста.

И оба выплыли из камеры.

— Гм, — лукаво улыбнулась Иона. — Восемь секунд. Это даже для Доминик очень быстро.

Джошуа обернулся к ней и заглянул в веселые голубые глаза. Он понял, что они остались вдвоем.

— Да, ловкая работа, — восхищенно подтвердил он.

— У меня предчувствие, что они поладят.

— Она съест его живьем. Будь уверена.

— Ты никогда не жаловался.

— Как ты о нем узнала?

— Пока вы подлетали, сержанты делились со мной воспоминаниями. Те двое, что остались. Нелегко вам пришлось.

— Да.

— У вас с Лайолом все будет хорошо. Вы просто слишком похожи, и поначалу к этому трудно привыкнуть.

— Может быть, — смутился он.

Положив руки ему на плечи, она одарила его мягкой улыбкой.

— И все же не одинаковые.

В лифте почти не разговаривали. Лишь молча улыбались друг другу. Оба знали, что будет, когда окажутся в ее квартире. И тот и другой испытывали облегчение после всего, что пришлось пережить, теперь им хотелось вернуться к прежним, нормальным временам. Все произойдет не совсем, как прежде, и все же знакомо. По-настоящему поцеловались лишь в вагоне метро. Джошуа погладил ее щеку.

— Твоя рука, — воскликнула она. И тут же нахлынули страшные воспоминания: коридор в Айякучо и Джошуа на четвереньках в грязи, руки его, почерневшие и обугленные. Прижавшиеся друг к другу плачущие девушки и ужасный араб, вначале ухмылявшийся, а потом испуганный, потому что сержант открыл огонь на поражение. И все это была не сенсорная картинка, удаленная и слегка нереальная. Иона была настоящим свидетелем события, и так с ней будет всегда.

Джошуа убрал руку, и она озабоченно на нее посмотрела. Медицинский нанопакет образовывал тонкую перчатку, прикрывшую пальцы и ладонь.

— Не волнуйся. Все уже хорошо. Военврачи восстановили мускулатуру. Такого рода ранения для них не проблема. Через неделю я вообще об этом забуду.

— Ну и хорошо, — сказала она и поцеловала его в нос.

— Ты волнуешься из-за двух пальцев, а я насмерть перепугался из-за Транквиллити. Господи Иисусе, Иона, ты не представляешь, что я пережил, обнаружив, что ты исчезла. Я подумал, что вас одержали, как Валиск.

Широкое веснушчатое лицо ее выразило легкое недоумение.

— Гм, интересно. Мне странно, что другие удивляются. Одержание и в самом деле могло произойти. Но ты-то уж должен был догадаться. Я ведь почти сказала тебе об этом.

— Когда?

— В первую же нашу встречу. Я тогда сказала, что, по мнению дедушки Майкла, мы непременно столкнемся с тем же, что и леймилы. Тогда, разумеется, все думали, что угроза эта маловероятна. И в то же время, окажись это правдой, Транквиллити должен был пострадать первым. Дедушка знал, что обычным оружием мы их не одолеем. Он надеялся, что до той поры мы сумеем разобраться в природе этого явления и придумаем способ защиты. Если же нет…

— Он думал, что в этом случае надо бежать, — догадался Джошуа.

— Да. И он внес изменение в геном обиталища.

— И никто не догадался? Господи Иисусе.

— С чего бы им догадаться? Оболочку обиталища покрывает кольцо энергетических ячеек. Если посмотреть на обиталище со стороны, то заметно, что с одной стороны оно на километр шире, чем окружающее его море. Но кому бы вздумалось измерить?

— Спрятали на виду у всех.

— Совершенно верно. Майкл посчитал излишним объявлять об этом во всеуслышание. Наши королевские родственники, по-моему, знают. В архивах дворца Аполло хранятся файлы. Итак, у нас имеется возможность убежать от беды. В этот раз я выбрала Юпитер, потому что посчитала, что там безопасно. Транквиллити может совершать прыжки внутри галактики со скоростью в тысячу световых лет. Одержимым никогда нас не догнать. И если кризис усугубится, я снова сделаю это.

— Теперь мне все понятно. Вот, значит, откуда тебе стал известен вектор «Юдат».

— Да.

В квартире Ионы Джошуа ощутил легкое волнение. Никто не взял на себя роль лидера, никто не подавлял друг друга. Они просто пошли в спальню, потому что этого требовал момент. Освободились от одежд, любуясь друг другом. Чуть не в забытье Джошуа прижался губами к ее груди, сожалея лишь о том, что так долго с ней не был. Они, однако, ничего не забыли, и каждый делал то, чего ожидал партнер.

Только однажды, встав перед ним на колени, Иона шепнула:

— Не пользуйся сегодня нанотехникой, — язык ее прошелся по фаллосу. — Пусть сегодня все пройдет естественно.

Он согласился. Ощущения были новыми и восхитительными. Кровать с желеподобным матрасом была прежней, и позиции старыми, но в этот раз все было честно, и силы они тратили свои. Оба получили необычайное чувственное и эмоциональное наслаждение.

Всю ночь они спали в объятиях друг друга. На следующее утро, завернувшись в большие махровые халаты, завтракали за большим дубовым столом. Комната напоминала оранжерею. Пальмы, папоротники и другие тропические растения поднимались из обросших мхом глиняных горшков. По широким металлическим решеткам ползли лианы, покрывая стены зеленым ковром. За стеклом мелькали юркие золотые рыбки.

Домашние механоиды подали им яичницу-болтунью, английский чай и толсто нарезанные тосты. Во время еды слушали новости с Земли и Ореола О'Нейла. Конфедерация готовилась нанести ответный удар по Капоне, собирала силы для освобождения Мортонриджа. Сообщали о слухах, согласно которым одержимые проникли на астероиды звездных систем, считавшихся до сих пор чистыми.

— Эти идиоты на астероидах, — возмущенно сказала Иона, услышав о том, что Коблат одержали, — до сих пор пускают их к себе. Кончится тем, что на межпланетные полеты тоже наложат карантин.

Джошуа отвернулся от экрана.

— Это уже не имеет значения.

— Имеет! Их нужно изолировать.

Он вздохнул, сожалея о том, что благостное настроение улетучилось. Было так приятно на один день обо всем позабыть.

— Ты не понимаешь. Все равно что утверждать, будто ты в безопасности, спасаясь при этом от одержимых по всей галактике. Разве ты не понимаешь, что они всегда найдут тебя. Мы все станем такими. И ты, и я, все.

— Нет, не все, Джошуа. Латон не верил, что его загонят в потусторонний мир. И киинты подтвердили, что мы там не окажемся.

— Так выясни, почему.

— Как? — она холодно на него взглянула. — На тебя это не похоже.

— Я думаю, что понять это помог мне тот одержимый.

— Ты имеешь в виду того араба из Айякучо?

— Да. Я не шучу, Иона. Я смотрел тогда в лицо смерти и всему тому, что идет за ней. Такое происшествие заставляет задуматься. Нельзя решить все наскоком. Поэтому мне и кажется смехотворным освобождение Мортонриджа.

— Будто я этого не знаю. Эта жалкая кампания не больше чем пропаганда.

— Да. Хотя мне кажется, что люди, которых освободили от одержания, должны быть благодарны.

— Джошуа, выбирай что-нибудь одно.

Он улыбнулся ей, поднося ко рту чашку.

— И все же постараемся сделать и то и другое. Нужно, чтобы все были довольны.

— Не возражаю, — сказала она осторожно.

Глава 5

Вот уже пятое столетие подряд на Землю обрушивались ураганы, численностью от двух до семи в месяц, под названием «армада». К ним привыкли, и мало кто интересовался происхождением названия.

А началось все с теории хаоса, согласно которой бабочка, хлопающая крылышками в южноамериканских джунглях, вызывает ураган в Гонконге. В двадцать первом столетии, вместе с получением дешевого топлива, начался процесс массовой индустриализации. За какие-нибудь два десятилетия на западный уровень потребления вышли целые континенты. Миллиарды людей смогли приобретать множество необходимых в хозяйстве вещей, автомобили. Ездили в экзотические путешествия, переезжали в новые просторные дома. Такой стиль жизни требовал большого потребления энергии. Желая повысить покупательную способность, компании строили новые фабрики. И потребитель, и производитель тратили впустую огромное количество тепла, что явно не шло на пользу атмосфере. Положение ухудшалось даже по сравнению с мрачными предсказаниями компьютеров.

Когда в начале 2071 года в восточной акватории Тихого океана произошел самый катастрофический в истории Земли ураган, газеты сообщили, что в Южной Америке, должно быть, хлопала крыльями целая армада бабочек. С тех пор название и прижилось.

Ураган, зародившийся в средней Атлантике и обрушившийся на Нью-Йорк, отличался особой свирепостью даже по стандартам двадцать седьмого столетия. Ответственные за безопасность арколога инженеры наблюдали за ним несколько часов. Когда он приблизился к Нью-Йорку, защитные системы были во всеоружии. Казалось, на небо опустилась ночь. Толстые, плотные облака не подпускали к своему подбрюшью ни единого солнечного луча. Сверкнула молния, и люди разглядели мчавшиеся на ужасающей скорости шарообразные вихри, перемежавшиеся волнообразными свинцово-серыми пластами. Скопившаяся в них энергия могла оказаться фатальной для незащищенного здания. Нью-Йоркский центр гражданской безопасности всеми путями обязан был отстоять город.

Высокомощные лазеры венчали крыши высотных башен. Лучи их способны были пронзить сердце самых тяжелых облаков. Прочерчивая каналы ионизированного воздуха, они заставляли молнию разряжаться на решетках сверхпроводников. Высотные башни сверкали, словно солнечные конусы, и разлетались по сторонам шарики фиолетовой плазмы.

Хлынул дождь. Подгоняемые яростным ветром, забарабанили по куполу первые капли величиной с кулак. Заработали генераторы, помогая прозрачным шестиугольникам противостоять стихии. Объем воды, сдерживаемый куполами, вырос вчетверо. Разлившаяся на двадцать километров бесконечная череда волн, не уступавших своими размерами морским бурунам, катилась под уклон. Решетки колес, установленных на краях купола, подхватывали пенистые потоки и направляли их в трубы, размеры которых позволяли назвать несущиеся по ним воды вертикальными реками.

Под грохот стихии и канонаду дождя дрожали опоры рельсов метро. Наземный транспорт остановили. Повсюду дежурили команды из отдела чрезвычайных происшествий. Полиция отлавливала нервных преступников. И уличное, и домашнее освещение работало с некоторыми перебоями. В создавшихся условиях даже лазеры и сверхпроводники не гарантировали защиту от скачков в напряжении. В такие времена разумные люди шли домой или в бары, ожидая окончания потопа. Сейчас же все ощущали страх. В голове бродили примитивные мысли.

Хорошее время. Полезное.

Квинн, задрав голову, посмотрел на старинное здание, резиденцию Великого волхва Нью-Йорка. Небоскреб Лейсестер, восемьсот метров в высоту, красотой не отличался. Детище архитекторов, находившихся под пятой у бухгалтеров, которые на предложение украсить здание какой-либо деталью откликались тем, что придирчиво рассматривали его с точки зрения затрат. Точно так же они встречали и любой намек на оригинальность. Такой он тут и стоял, скучный, голый, словно гигантская погребальная плита с окнами, один из сорока таких же надгробий-клонов, образовавших забор вокруг парка Хакет под Куполом номер два.

Яркие молнии простреливали высокое небо между шестью башнями-громадинами, на землю ложились резкие тени. На какое-то мгновение Квинн готов был поклясться, что Лейсестер движется, а отвесные стены его кренятся. В тысячах окон то бледнел, то разгорался свет. Словно свечи на сквозняке, а не современное панельное освещение. Квинну это нравилось: буря станет для них своего рода укрытием.

Толпа сектантов вывалилась из метро. Впереди десять одержимых. Ну что ж… такого количества хватит для осуществления задуманного. За одержимыми послушно шагали обыкновенные члены секты и новички. Все они испытывали благоговейный страх перед апостолами зла, ставшими нежданно их вождями.

Странная все-таки сила — вера, размышлял Квинн. Вверив свои жизни секте, они не поинтересовались даже ее кредо. И так свыклись с заведенным порядком, что реальное служение Божьему Брату было для них чем-то мифическим. Твой Бог — обещание, в этой жизни ты никогда с ним не встретишься — вот он, краеугольный камень любой религии.

В последнее время души возвращались. Энергию свою направляли на темные дела. Сектанты не испугались, а скорее впали в ступор. Последние сомнения развеялись. Считавшиеся до сих пор отбросами общества, они осознали, что в конечном счете правда оказалась на их стороне.

Они хотели победы. Все, что им прикажут, исполнят без колебаний.

Квинн сделал знак, и первая команда пошла вперед. Под предводительством Венера трое ретивых сектантов сбежали по ступеням и остановились перед дверью в подвал. Было видно, что ею давно не пользовались. Она была заперта на кодовый замок. В щель между косяком и дверью ловко вставили силиконовый щуп и отодвинули старые засовы. На всю операцию ушло тридцать секунд. Путь был открыт. Без шума, без применения обращающих на себя внимание энергистических сил.

Квинн вошел первым.

Разница между грязным центром на улице Восемьдесят-Тридцать и этим местом удивила даже Квинна. Он подумал сначала, что попал не по адресу, но Добби, ставший отныне одержателем тела волхва Гарта, заверил его, что они не ошиблись. Коридоры и комнаты были перевернутым зеркалом великолепия Ватикана. Экстравагантная художественная роспись и богатые украшения отличались сибаритством и прославляли пороки и боль.

— Ничего себе! — воскликнул Венер, идя по коридору. Скульптуры изображали злобных мифических животных и ксеноков, а полотна — замученных святых, лежавших на алтаре Светоносца.

— Да ты посмотри получше, — сказал Квинн. — Это все твое. Разве не вы грабили горожан на улицах и не вносили деньги в секту? Платили за все вы. И чем кончилось? Вы по уши дерьме, а Великий волхв живет словно христианский епископ. Хорошенькое дело, нечего сказать.

Сектанты смотрели на окружавшее их великолепие завистливыми и злобными глазами. Разделившись на группы, с одержимыми во главе, заняли стратегические позиции и оставили охранять выходы несколько вооруженных людей. Квинн сразу пошел к Великому волхву. Три раза на пути его встречались члены секты и священники. Всем им предлагался простой выбор — следуй за мной или стань одержимым.

Все немедленно капитулировали, стоило им взглянуть на черную робу и пустой на вид капюшон, из-под которого доносился зловещий шепот. Один из них даже облегченно рассмеялся, обретя вдруг чувство защищенности.

Квинн вошел в апартаменты Великого волхва, когда тот принимал ванну. Комнаты его можно было принять за офис президента межпланетной корпорации. В богатой обстановке не было и следа религиозного фанатизма. К разочарованию Венера, при нем даже не было обнаженных девушек-служанок. В просторной бело-голубой ванной скромно стояли несколько механоидов. Единственное излишество, которое он себе позволил, — темно-красное вино семнадцатилетней выдержки. Пена, окружавшая полное тело, источала приятный сосновый аромат.

Он уже хмурился, когда Квинн, пройдя по золотистому мрамору, приблизился к утопленной в полу ванне. Должно быть, нанотехника заранее предупредила его о неожиданном вторжении. Глаза его сначала расширились, а потом, сощурившись, посмотрели на эксцентричную делегацию, столпившуюся вокруг него.

— Ты одержимый, — сказал он, обращаясь к Квинну. Квинн, к своему удивлению, не почувствовал паники в мыслях Великого волхва. Старик проявлял лишь любопытство.

— Нет, я мессия нашего Господа.

— В самом деле?

Капюшон слегка дернулся. Квинн уловил насмешку в голосе волхва.

— Ты либо подчинишься мне, либо твое поганое тело одержит более достойный.

— Ты хочешь сказать, более уступчивый.

— Не факай меня.

— У меня нет намерения факать ни тебя, ни кого-либо другого.

Квинн был явно озадачен. Он ощущал, что первоначальное спокойствие, которое он ощущал в мыслях Великого волхва, сменялось усталостью. Волхв снова пригубил вино.

— Я пришел сюда, чтобы опустить на Землю Ночь. Так повелел наш Господь, — сказал Квинн.

— Ничего подобного он не велел, а ты жалкий прыщ.

Серое, словно пепел, лицо вынырнуло из-под капюшона.

Великий волхв громко рассмеялся, довольный произведенным впечатлением, и совершил самоубийство. Без шума и без истерики. Тело его замерло и ткнулось в край ванны, потом повернулось и всплыло на поверхность. Рядом лопались зеленые пузырьки. Кубок с вином утонул, красное пятно отметило место, на которое он погрузился.

— Что ты делаешь? — заорал Квинн отлетавшей от тела душе. И ощутил последнюю усмешку покойного. Руки его с острыми, точно когти, ногтями выскочили из широких рукавов, словно пытались ухватить Великого волхва и устроить ему расправу.

— Дерьмо! — выдохнул он. Должно быть, этот волхв помешанный. Никто, никто не шел теперь в потусторонний мир добровольно, зная наверняка, что его там ожидает.

— Дурак, — проворчал Венер. Его, как и других сектантов, смерть эта взволновала. Правда, они старались этого не показывать.

Квинн присел рядом с ванной, оглядывая труп и подключив при этом сверхъестественные способности, чтобы понять механизм самоубийства. У волхва имелись обычные импланты самообороны, это он видел отчетливо, но это и все. Как же он это сделал? Какой инструмент использовал для мгновенного и безболезненного ухода в мир иной? А любопытнее всего, зачем он держал при себе такое средство?

Медленно распрямился и опять, вместе с лицом и руками, ушел в покрывало цвета ночи.

— Да ладно, это теперь не имеет значения, — сказал он перепуганным сектантам. — Божий Брат знает, как поступать с предателями. Потусторонний мир не может быть убежищем для тех, кто его предает.

Десяток голов с готовностью закивали.

— А теперь идите и приведите их ко мне, — распорядился Декстер.

Сектанты бросились исполнять приказание. Всех задержанных привели в часовню. Это было сводчатое помещение в самом сердце Лейсестера, с позолоченными колоннами в стиле барокко и стенами из грубо отесанных камней. Огромные пятиугольники, вырезанные на выгнутом потолке, испускали тусклое красное свечение. Буря ощущалась и здесь: пол слегка дрожал.

Квинн встал возле алтаря. Пленников к нему подводили по одному. Каждому он предлагал простую альтернативу: следуй за мной — или будешь одержан. Прежде чем сделать окончательное решение, Квинн расспрашивал согласившихся служить ему об их мыслях и страхах. Те, кто стоял на высокой иерархической ступени, неизменно обнаруживали слабость. При этом они не теряли злобы и нещадно эксплуатировали сектантов, занимавших более низкое положение. Всех заботил лишь собственный статус, а не желание служить Светоносцу. Предатели.

Он заставил их пострадать за совершенные ими преступления. Свыше тридцати человек приковали к алтарю и уничтожили. Теперь он мог приоткрыть щель в преисподнюю, но сначала надо заявить о себе, чтобы из ворот потусторонья не вышли недостойные души. Впрочем, заслышав имя освободителя, многие души, как бы им ни хотелось на волю, отказывались от такого опекуна и оставались в преисподней. Тот же, кто соглашался, должен был служить Квинну верой и правдой. Почти все они были когда-то членами секты.

После церемонии он собрал всех вместе и объяснил, чего ждет от них Божий Брат.

— Спустить Ночь на один арколог — это слишком мало. Сейчас я оставляю вам этот арколог. Не упускайте такой возможности. Но сразу предупреждаю: вы должны действовать осторожно, а не так, как это делали одержимые на других планетах, и даже не так, как Капоне. Эти придурки громят каждый попадающийся им на пути город. И каждый раз копы пикируют на них прямой наводкой. У нас все будет по-другому. У вас есть сектанты, готовые целовать землю, на которую вы нагадите. Используйте их, а сами держитесь подальше от процессоров и кабелей, иначе вас тут же засекут. Оставайтесь в штабах. Пусть сектанты приводят к вам людей.

— Каких людей? — спросил Добби. — Ну, я понял, нам лучше не лезть, куда не надо. Но, Квинн, в Нью-Йорке же больше трехсот миллионов людей. И что, сектанты должны всех их к нам вести?

— Они должны приводить к вам тех, кто представляет ценность: капитанов полиции, инженеров, словом, тех, от кого вам плохо. Убивать, в конце концов, чтобы никто не знал, что вы в городе. Вот и все, чего я хочу от вас на первых порах. Займитесь делом. В каждом куполе имеется штаб-квартира секты, займите ее и отсидитесь там до поры. Это вовсе не значит, что вам нельзя развлекаться. Однако будьте готовы. В каждом куполе должна быть создана группа одержимых. Лояльных, вы же знаете, как важна дисциплина. Надо действовать согласно выработанной стратегии. Выясните, где находятся основные фьюзеогенераторы, водонапорные башни и канализационные узлы, приглядитесь, от каких развязок зависит движение транспорта, проследите критические моменты в коммуникационной сети. Думаю, сектанты все это знают, а не знают, так выяснят. Затем, когда дам знать, разнесите все к черту. Парализуйте этот проклятый арколог, запугайте жителей, поставьте всех на колени. Тогда копы не смогут организовать сопротивление, а Ему мы споем аллилуйю. После выходите открыто и начинаете одерживать людей, потом отпускаете их. Никто не побежит: некуда. Одержимые всегда побеждали на астероидах, и здесь все то же самое, только побольше, вот и все.

— Новые одержимые не станут поклоняться Божьему Брату, — сказал кто-то. — Мы можем выбрать несколько человек для начала, но если отпускать их, вряд ли миллионы будут делать то, что мы им прикажем.

— Конечно же, нет, — согласился Квинн. — Во всяком случае, поначалу. Их нужно заставить. Так я действовал на Нюване. Разве вы не знаете? Что произойдет с аркологом с тремястами миллионами одержимых?

— Ничего, — удивился Добби. — Там ничего не будет работать.

— Правильно, — пророкотал Квинн. — Работать там ничего не будет. Я собираюсь посетить как можно больше аркологов и запустить туда одержимых. И все они придут в упадок, потому что энергистическая сила разрушает оборудование. Купола не смогут противостоять стихии, не будет ни еды, ни воды. Ничего. И даже сорок миллиардов одержимых изменить этого не смогут. Пусть даже Земля окажется в другом пространстве, это ничего не изменит. И еда на стол не придет, и машины не заработают. Вот тогда это и случится. Осознание того, что некуда повернуться, — он поднял руки и позволил увидеть в складках капюшона бледную улыбку. — Сорок миллиардов одержателей и сорок миллиардов одержимых душ, взывающих за помощью к Ночи. Понимаете? Крик этот будет так громок, полон такого страха и горя, что Он придет. Наконец. Он выйдет из Ночи, неся свет тем, кто любит Его, — Квинн засмеялся, увидев изумление, написанное на лицах, и ощущая темный восторг в их мозгах.

— Сколько? — спросил Добби с жадным блеском в глазах. — Сколько нам ждать?

— Возможно, месяц. За это время посещу все аркологи, побываю везде. Запомните мои слова.

Силуэт его стал таять, а за спиной, напротив, четко проступила мебель. Затем Квинн пропал. По комнате пронесся холодный ветерок, а ученики испуганно раскрыли рты.

«Миндори» приближался к Монтерею, выдерживая постоянное ускорение в 0,5 g. Двести километров — и очертания астероида стали более четкими. Бугристые серые скалы, пронзенные металлическими шпилями. Астероид окружал рой жемчужных пятнышек, вспыхивавших в липком солнечном свете. То был флот Организации: шесть сотен адамистских военных кораблей. Между ними порхали более мелкие, обслуживающие их суда. Каждый из них оставлял отметку в искажающем поле Росио Кондры.

На поле этом заметны были и другие следы, послабее. Принадлежали они черноястребам Валиска. Росио поприветствовал их. Ответили ему несколько, да и то неохотно. В эмоциях его соплеменников преобладало недовольное приятие. Росио вынужден был смириться. Впрочем, этого он и ожидал.

— Рад, что ты нашел к нам дорогу, — сказал Хадсон Проктор. — Что у тебя?

Сродственная связь позволила Росио увидеть глаза человека. Он смотрел в окно, выходящее на причал, где на пьедесталах примостились несколько черноястребов. В комнате стояла офисная мебель. За широким столом сидела Кира. Она подняла голову и устремила на него пронзительный взгляд.

— Полуночники, — сказал Росио. — Я не сказал им, что Валиск ушел.

— Хорошо, хорошо.

— Организация в этом быдле не нуждается, — сказала Кира, когда Хадсон повторил ей их молчаливый разговор. — Скажи, чтобы причалил, и пусть выходят. С ними поступят соответственно.

— А что с нами? — мягко спросил Росио. — Чем сейчас заняты черноястребы?

— Вы будете обслуживать флот, — хладнокровно сказала Кира. — Капоне готовит новое вторжение. Черноястребы обеспечат жизнеспособность.

— Спасибо, я больше не желаю исполнять эти обязанности. Этот корабль — отличный хозяин для моей души. И подвергать его опасности не хочу, особенно сейчас, когда у вас нет для меня резервного тела.

Кира выразила сожаление улыбкой. Она не соответствовала эмоции, переданной Хадсоном через родственную связь. Разговор он передавал, соблюдая нейтралитет.

— Боюсь, мы вступили на тропу войны, — сказала Кира. — А это означает, что просьбы не было.

— Ты пытаешься приказать мне?

— Я предлагаю тебе простой выбор. Либо ты делаешь то, что я тебе говорю, либо сейчас же отчаливаешь к эденистам. И знаешь почему? Потому что только я и они могут тебя накормить. В этой звездной системе лишь я владею источником питания. Только я. Не Капоне и не Организация, а я. Если хочешь, чтобы твой отличный хозяин не погиб от плохого питания, то делай то, что я прошу. Взамен тебе будет позволено причалить и всосать столько жидкости, сколько влезет. Больше этого тебе никто не даст, а астероиды, которые пока не одержаны, отбросят тебя своими платформами стратегической обороны на сотни километров. Только эденисты смогут тебе помочь. Но они запросят за это свою цену. Должно быть, они тебе об этом уже сказали. Если скооперируешься с ними, поймешь природу интерфейса с потусторонним миром. Они узнают, как нас прогнать. И ты и я окажемся в небытии. Так что решай, Росио, кому служить, для кого летать. Я не о дружбе тебя прошу. Главное, согласен ли ты подчиняться, вот и все. Говори сразу.

Росио открыл сродственную связь с другими черноястребами.

— Верно ли то, что она говорит?

— Да, — ответили они. — Третьей альтернативы не существует.

— Это чудовищно. Мне нравится мое теперешнее обличье. И я не хочу рисковать им ради эгоистических вывертов Капоне.

— Тогда защищайся, размазня, — сказал «Этчеллс». — Хватит ныть. Борись за то, во что веришь. Посмотришь на вас — такие вы жалкие. Вы не заслужили того, что у вас есть.

Росио вспомнил: когда Капоне впервые обратился к Кире за помощью, «Этчеллсу» не терпелось принять участие в конфликте.

— Отстань от меня, фашистский прихвостень.

— А ты трус, хоть и язык подвешен, — не затруднился с ответом «Этчеллс». — Неудивительно, что такой ненадежный.

Росио закрыл связь с наглым черноястребом.

— Я причалю к Монтерею и выгружу пассажиров, — сказал он Хадсону и Кире. — В чем заключается помощь флоту?

В улыбке Киры не было теплоты.

— Когда флот дома, все черноястребы выходят на дежурство: уничтожают спутники-шпионы. Космоястребы такими глупостями больше не занимаются, зато прощупывают нашу оборону. Поэтому мы нельзя терять бдительность. Ну и разовые поручения: коммуникация, сопровождение VIP-персон и перевозка грузов с астероидов. В общем, ничего сложного.

— А если Капоне вздумает захватить новую планету?

— Полетишь в составе эскорта и примешь участие в уничтожении стратегических оборонных сооружений.

— Очень хорошо. Через восемь минут причалю, готовь пьедестал.

Росио отключил связь с Хадсоном Проктором и проанализировал разговор. Ситуация не оказалась для него неожиданной. Контроль над источником питательной жидкости — единственный способ привязать черноястребов к Организации. Чего он не мог предугадать, так это того, что бразды правления захватила Кира.

Пообщавшись с более дружественными черноястребами, он выяснил, что «Этчеллс» посетил чуть ли не все астероиды в системе Новой Калифорнии и взорвал оборудование, производившее питательную жидкость. Сделал он это по приказу Киры, а Хадсон, бывший на борту, проследил, чтобы все было сделано, как полагается. Кира до сих пор не входила в Организацию. Пользуясь тем, что черноястребы под ее началом, она сохраняла статус полновластного игрока. Хитрая ведьма: за ее статус расплачивались они, черноястребы.

Клюв Росио слегка раскрылся. Настоящей улыбки он больше не мог себе позволить. Вынужденное послушание всегда порождает несогласие, поэтому найти союзников будет нетрудно. Оставив на время излюбленный птичий облик, он влетел во вращающийся космопорт Монтерея. «Миндори» опустился на пьедестал и благодарно принял наконечники шлангов, ткнувшиеся ему в подбрюшье. Мышечные мембраны плотно охватили сопла, и густая питательная жидкость толчками пошла в опустевшие резервуары. Процесс этот лишний раз продемонстрировал уязвимость гигантского биотехнического корабля. Подсознание вернувшегося из длительного путешествия Росио требовало питания, и он совершенно не контролировал состав жидкости, поступавшей по трубам. Кира могла бы дать ему что угодно — от воды до яда. Вроде бы сейчас все было в порядке, хотя… кто его знает. Возможности у него ограниченные, а с Кирой ни за что нельзя поручиться. Положение его было непереносимым. «Так что дальше?» — с горечью спросил он самого себя. Оставался шантаж.

Бунт начался немедленно. Росио открыл канал связи с коммуникациями астероида. В доступе к оборонительным системам ему было отказано: Организация тщательно защитила свою электронику. Зато можно было заглянуть в гражданский раздел памяти. Он анализировал доступную ему информацию и одновременно наблюдал за тем, что фиксировали камеры.

К «Миндори» подкатил большой автобус и подал переходной люк к камере жизнеобеспечения. Дети, схватив сумки, высыпали из кают. Выстроились в длинную галдящую очередь. Чой-Хо и Максим Пейн стояли в конце, безмятежно улыбаясь.

Люк, прошипев, выбросил белый пар и открылся. Дети задохнулись в восторге: Кира сама их встречала. Великолепная фигура, короткое красное платье, волосы цвета меда, ниспадающие на плечи. И русалочья улыбка. В записи она выглядела ничуть не хуже, чем в реальной жизни. Дети прошли мимо нее в безмолвном удивлении, глаза отражали благоговейный страх. Кира поздоровалась с каждым, ей же ответили немногие, да и то скороговоркой.

— Все прошло довольно легко, — сказала она Чой-Хо и Максиму. — Было два инцидента, когда до них дошло, что это не Валиск. В результате потасовок камере жизнеобеспечения причинен большой ущерб, а для этих модулей трудно найти запасные детали.

— Что нам теперь делать? — спросил Максим.

— Мне всегда нужны хорошие офицеры. Впрочем, если хотите, можете вступить в Организацию. Капоне с удовольствием возьмет солдат: ему необходимо укрепить свою власть на планете. Вы станете его главной ударной силой, — пропела она.

— Мне и так хорошо, — хладнокровно сказал Чой-Хо. Максим быстро согласился.

Кира погрузилась в их мысли. Недовольство, конечно, было, поначалу всегда так бывает. Главное, что капитулировали.

— Хорошо, считайте, вы у меня. Разберемся теперь с этими сорванцами. Пока мы рядом, они будут вести себя как положено.

Она оказалась права. Одного ее присутствия хватило, чтобы одурачить полуночников. Ни один из них не поинтересовался, отчего затемнены окна автобуса. Первые сомнения прорезались только после того, как они миновали несколько переходных люков. Родом ребята были с астероидов, и они заметили, что здешнее оборудование ничем не отличалось от того, что было у них дома. Но ведь в обиталищах все должно быть по-другому: там не нужно столько механических приспособлений. Когда они вошли в вестибюль вокзала, старшие дети слегка недоумевали. Гангстеры Организации были наготове. Достаточно было усмирить двоих самых непокорных, как остальные прекратили всякое сопротивление. Детей быстро изолировали и распределили по группам согласно плану, заранее составленному Лероем и Эмметом.

Детей потащили по коридорам, не обращая внимания на плач и испуганные крики. Так как в организации доминировали мужчины, юношей направили к Патриции Мангано, и там их немедленно одержали новые солдаты. Туда же послали и менее привлекательных девушек. Красивых поместили в бордель для обслуживания солдат Организации и их неодержанных адептов. Детей помладше (возрастную границу трудно было провести, решающим фактором являлось достижение половой зрелости плюс два года) отсылали вглубь планеты, и там Лерой, выстраивая их перед репортерами, уверял, что спасение полуночников является гуманитарной акцией Аль Капоне. Изображение плачущей семнадцатилетней девушки, которую бандит в коричневом полосатом костюме вел куда-то под дулом автомата, задрожав, исчезло с экрана процессора.

— Черт возьми, ни одной нормально работающей камеры, — возмутился Росио. — Хотите, чтобы я снова вернулся в зал прибытия?

Джед с трудом проглотил комок в горле.

— Нет. Достаточно.

Когда одержатель черноястреба показал им первые кадры, зафиксированные камерами, Джед едва не выскочил из своего укрытия. Кира на борту! Буквально в тридцати метрах от него. А он здесь, скорчившись между холоднющими покрытыми конденсатом цистернами. Да еще кабели, будь они неладны! Вид ее вызвал прежний восторг. А чего стоила улыбка! Красоте ее могли позавидовать ангелы.

И тут этот чокнутый Джеральд забубнил, как тетерев:

— Чудовище, чудовище, чудовище, чудовище.

А Бет — давай гладить руку старому дураку, и видно, что и в самом деле сочувствует: «Все хорошо, мол, вы ее вернете, обязательно».

Джеду хотелось заорать: «Ну и идиоты же вы оба!» Но в это время последний полуночник уселся в автобус, и Кира тут же перестала улыбаться. Напротив, лицо ее выразило презрение, граничившее с жестокостью. Слова, что слетали с ее губ, были холодны и грубы. Выходит, Росио говорил правду.

Душа Джеда хотела верить ей, с ее рассказами о лучшем мире. Умом же понимал: все прошло. Более того, никогда и не существовало. Даже Диггер был прав. Проклятый Диггер! Ну а сам-то он кто? Никчемный подросток, изо всех сил старавшийся выбраться с Коблата. Если бы не Бет и девчонки, сейчас бы расплакался. Самым ужасным для Джеда были даже не увиденные им сцены в зале прибытия, а мгновение, в которое исчезла улыбка Киры.

Снова возникло на экране лицо Росио Кондры. Девочки, прижавшись друг к другу, тихонько хлюпали носами. Бет даже не пыталась скрыть текущие по щекам слезы. Джеральд снова углубился в себя.

— Мне очень жаль, — сказал Росио. — Но что-то в этом роде я подозревал. Если вам от этого легче, я в сходной ситуации.

— В сходной? — проворчала Бет. — Будет легче? Да ведь я хорошо знала некоторых девочек, черт бы тебя побрал. Как можешь ты сравнивать то, через что им придется пройти, с собственным положением?

— Их принудят к занятиям проституцией, для того чтобы выжить. А я должен поставить на карту собственную жизнь, а вместе с ней жизнь моего хозяина, чтобы продержаться в этой галактике. Да, по-моему, здесь есть сходство. Ваше дело, согласны вы с этим или нет.

Бет сквозь слезы злобно глянула на экран процессора. Никогда еще не было ей так тяжело. Даже когда на нее набросились парни. Тогда она впервые встретилась с Джеральдом.

— И что теперь? — скорбно спросил Джед.

— Я и сам не очень-то представляю, — ответил Росио. — Нужно разыскать новый источник питательной жидкости для меня и для других, дружественных черноястребов. А прежде собрать информацию.

— А как же мы? Неужели все это время будем торчать здесь?

— Да что вы! Сейчас в секции жизнеобеспечения никого. Можете пойти туда.

Пять минут они яростно выпутывались из кабелей. Джед, освободившийся первым, выбрался в ванную комнату и помог остальным. Выйдя в центральный коридор, они с опаской оглядывались по сторонам. Мало ли? Может, Росио их обманул.

Из окна просторного салона посмотрели на причал. Длинный ряд пьедесталов уходил вдаль. Если бы не три черноястреба, сосавших питательную жидкость, можно было подумать, что пристань давно заброшена. Возле багажного отделения одного из кораблей копошились, правда, несколько инженеров. И все. Полная неподвижность.

— Что ж. Остается только ждать, — сказала Бет, шлепаясь на диван.

Джед прижался носом к стеклу, стараясь рассмотреть пристань.

— Придется.

— Я есть хочу, — пожаловалась Гари.

— Так иди и поешь, — сказал Джед. — Я тебя не задерживаю.

— Пойдем с нами.

Он отвернулся от окна, взглянул на испуганное личико сестры и ободряюще ей улыбнулся.

— Ну, конечно, малыш, нет проблем.

Камбуз помещался в одной комнате. Росио не стал модифицировать его с помощью энергистического воображения. Металл и пластик остались в прежнем виде. Но тут явно прошла армия варваров. Пустые пакеты разбросаны по полу и залиты похожей на патоку жидкостью. Дверцы стенных шкафов распахнуты. Полки опустошены. Без устали надрывался таймер индукционной печи.

Десятиминутные поиски извлекли на свет божий пять банок какао, пакетик овсяного печенья и пиццу с хамсой, рассчитанную на три порции.

Джед расстроился.

— О Господи, нечего есть.

Он знал, что это означает: кто-то из них должен будет тайно проникнуть на астероид, чтобы раздобыть еды. Нетрудно догадаться, кому выпадет жребий.

Джей проснулась в изумительно мягкой постели. Теплое одеяло окутывало ее, словно кокон. Чистейшие простыни источали легкий запах лаванды. Она ощущала легкую приятную дремоту. Такое состояние бывает обыкновенно после продолжительного глубокого сна. Она немного поворочалась, наслаждаясь полным покоем. Под плечом почувствовала маленький предмет, более твердый, чем ее роскошная подушка. Взялась за него рукой и вытащила наружу. Грубый мех щекотал пальцы. Нахмурившись, пригляделась. Она держала… куклу. Мохнатое маленькое существо. Джей улыбнулась и посадила Принца Делла возле подушки.

Глаза ее широко открылись. В щель между простыми темно-голубыми занавесками вливался дневной свет. Джей увидела перед собой чистую комнату со сводчатым потолком. Стены обиты досками, выкрашенными в шелковистый зеленый цвет. На них — картины в рамах. По большей части это были акварельные пейзажи. Имелось, правда, и несколько фотографий с людьми в старинных одеждах. В углу комнаты, на возвышении — эмалированный умывальник с медными кранами, рядом висело полотенце. Возле кровати — кресло-качалка с двумя подушками-думочками. Снаружи доносился мягкий рокот волн.

Джей отбросила одеяло и спустила ноги. Ступни коснулись мягкого ковра. Девочка подошла к окну, приподняла край занавески, потом отдернула ее совсем. Морской берег! Белый песок и великолепная бирюзовая вода, простирающаяся до скрытой в дымке линии горизонта. Из дымки поднималось безоблачное небо, разделенное надвое необычайным ожерельем блестящих серебристых планет. Джей в восторге рассмеялась. Это не сон. Это явь.

Дверь спальни открывалась в коридор. Джей выбежала по нему на веранду. Подол ночной рубашки бил по голым ступням. В руке она держала Принца Делла. За дверью ее охватил влажный горячий воздух, в лицо ударили солнечные лучи. Джей сбежала вниз по ступенькам и, выбежав на траву, затанцевала и закричала от радости. Песок оказался таким горячим, что ступням стало жарко, и она вернулась на траву. С вожделением взглянула на блестящую воду. Хорошо бы нырнуть. Хейл наверняка здесь понравится.

— Доброе утро, юная Джей Хилтон.

Джей так и подпрыгнула. В полуметре от ее головы плыл пурпурный шар, похожий на те, что она видела накануне. Девочка в недоумении сморщила нос. Казалось, шарик этот стал жертвой талантливого художника граффити: на нее из-под черточек-бровей смотрели два черных мультяшных глаза; курносый нос был слегка намечен, а рот запечатали улыбчивые скобки.

— Ты кто такой? — спросила она.

— Меня зовут Микки. Я универсальный провайдер. Не простой: служу только тебе, — рот дергался вверх и вниз одновременно с произносимыми словами.

— В самом деле? — недоверчиво спросила Джей. Глупая физиономия выражала совершенное счастье, что ей вовсе не нравилось. — Ну и что делает универсальный провайдер?

— Исполняет желания, разумеется.

— Ты машина?

— Похоже на то, — ответило существо все с той же глупо-счастливой улыбкой.

— Понимаю. Так что именно ты можешь сделать?

— Чего бы ты ни захотела. Любой материальный объект, включая еду.

— Не болтай ерунды. Ты такой крошечный… а что, если бы я вдруг захотела… поезд.

— Зачем он тебе?

Джей бросила на него насмешливый взгляд.

— Просто так. Проверить тебя хочу.

Рисованные линии выразили задумчивое послушание.

— Хорошо-порошо. Но только на это уйдет минут пятнадцать.

— Ну-ну, — засмеялась Джей.

— Ну да! Ведь там, внутри, много всякой всячины.

— Верно.

— Если бы ты попросила о чем-то простом, я бы тут же тебе это доставил.

— Прекрасно. Я хочу статую Дианы из парижского арколога. Она ведь вырублена из цельного камня.

— Просто-росто.

— Ну уж… — проворчала Джей.

Микки взвился над берегом так стремительно, что она и глазом не успела моргнуть. Развернувшись, Джей увидела, что он раздувается. Когда шар достиг десяти метров в диаметре, смешное лицо выглядело не столь приятно и безобидно. Из нижней части шара на свет божий вышли ступни ног. Они были такими длинными, в рост Джей. А Микки поднимался все выше и выше. Стали видны ноги, талия, торс…

Гранитная пятнадцатиметровая статуя… плечи с прилипшим к ним голубиным пометом… голова Дианы… глаза ее спокойно взирали на океан киинтов. Микки снова принял прежние размеры и подлетел к Джей. Рот его выражал лукавое удовлетворение.

— Что ты наделал? — завопила Джей.

— Доставил статую. А что такое? Что-нибудь не так?

— Нет! Да! — она в ужасе оглядывалась по сторонам. Из домиков и большого белого здания клуба выходили люди. К счастью, никто из них вроде бы ничего не заметил. Пока. — Верни ее назад!

— Чудненько! — Микки опять раздулся. Перекошенный от обиды рот, достигнув огромных размеров, выглядел зловеще. Статую втянуло целиком. Единственное напоминание — гигантские следы на влажном песке.

— Ты сумасшедший, — заявила Джей, когда шар опять стал шариком. — Совершенно сумасшедший. Тебя нужно отключить.

— За что? — запищал тот.

— За то, что ты сделал.

— Сделал то, о чем меня попросили, — ворчал Микки. — А что, поезд тебе тоже теперь не нужен?

— Да!

— Ты уж сначала разберись, чего тебе надо. Теперь понимаю, почему они не хотят передать Конфедерации технологию сборки таких игрушек, как я. Да вы замусорите статуями все пространство, — это был уже истерический визг. — Если на эту планету пустить людей, они вместо здешних лесов наставят тут обелиски.

— Как ты это делаешь? — спросила она. — Как это происходит? Держу пари, ты ни разу не был на Земле. Откуда же ты знаешь, как выглядит статуя Дианы?

Голос Микки звучал теперь нормально.

— У киинтов есть огромная библиотека, понимаешь? Чего в ней только нет, включая энциклопедии по искусству. Всего-то и дела — найти в памяти то, что требуется.

— И все это в тебя заложено?

— Ну конечно. Да это все мелочи, никаких проблем. Я у тебя на посылках. Только позови. То, что побольше в размерах, и то, что нужно собирать из разных частей, собирается в месте, которое можно назвать высокоскоростной фабрикой. По окончании работы они просто посылают это на корабле и пропускают через меня. Simplissimo.

— Ладно. Следующий вопрос: кто дал тебе такой глупый голос?

— Чем это он глупый? Он великолепный.

— Ну, ты ведь говоришь не как взрослый.

— Ха! Кто бы делал замечания? Я именно такой, каким и должен быть приятель девочки твоего возраста, вот так-то, юная мисс. Да мы целую ночь провели в библиотеке, все думали, как я должен выглядеть. Ты хоть представляешь, что это значит — восемь миллионов часов смотреть диснеевские фильмы?

— Спасибо за заботу.

— Для этого я тут и нахожусь. Ведь мы партнеры, ты и я, — Микки опять заулыбался.

Джей сложила руки на груди и устремила на него холодный взгляд.

— Хорошо, партнер, я хочу космический корабль.

— Какой?

— Да мне неважно, какой он будет. Я просто хочу управлять им сама, а он должен быть в состоянии перенести меня в галактику Конфедерации.

Микки медленно заморгал, словно впадал в летаргию.

— Извини, Джей, — сказал он спокойно. — Этого я не могу. Я сделал бы, если бы мог. Честное слово, но босс запрещает.

— Какой же ты после этого приятель?

— Может, хочешь шоколадный батончик с миндальным мороженым внутри? Пальчики оближешь!

— Вместо корабля? Спасибо, не хочу.

— Да ладно, не верю. Ведь хочешь.

— Перед завтраком? Ни за что, спасибо, — она повернулась к нему спиной.

— Хорошо. Ну а как ты смотришь на молочный коктейль с земляникой и еще, еще…

— Замолчи. К тому же зовут тебя вовсе не Микки. Так что не притворяйся, — Микки замолчал, и Джей улыбнулась, представив себе его обиженную рожицу. В этот момент ее позвали.

Трэйси Дин махала ей с веранды рукой. Одета она была в бледно-лимонное платье с кружевным воротником. Фасон его был старинным, но в то же время стильным. Джей пошла к дому, будучи уверена, что провайдер следует за ней.

— Лицо явно не удалось, верно? — сказала посмеиваясь Трэйси, когда Джей поднялась по ступеням. — Мне оно сразу не понравилось. Во всяком случае, это не для тебя, испытавшей так много. И все же стоило попробовать, — она вздохнула. — Программа отключена. Теперь он обыкновенный провайдер. Так что глупостей болтать больше не будет.

Джей подняла глаза: пурпурный шар теперь ничем не отличался от своих собратьев.

— Я не хотела быть капризной.

— Знаю, детка. Иди за стол. Тебя ждет завтрак.

Маленький стол был покрыт белой льняной скатертью.

На нем стояли испанские глиняные тарелки с кашей, фрукты в вазах и два кувшина — с молоком и апельсиновым соком. Был там и чайник со стареньким ситечком.

— Цейлонский чай «Твининг», — радостно сказала Трэйси, когда они сели за стол. — Что может быть лучше для завтрака? В конце девятнадцатого века я так к нему пристрастилась, что привезла немного с собой. Теперь провайдеры синтезируют для меня листья. Я и рада была бы притвориться снобом и сказать, что это уже не то, да не могу. Пусть пока настаивается, хорошо?

— Ладно, — серьезно сказала Джей. — Как хотите.

Какая все-таки необычная старушка: в ней были и способность к сопереживанию, как у отца Хорста, и решительность Пауэла Манани.

— Разве ты никогда не заваривала чай в чайнике, малышка Джей?

— Нет. Мама всегда покупала его в пакетиках.

— О Господи. Есть вещи, которые прогресс отнюдь не улучшает.

Джей налила в тарелку с кашей молока и постеснялась спросить о странно выглядящих хлопьях. Ладно, не все сразу.

— А что, киинты живут на всех этих планетах?

— А, да. Я обещала, что объясню тебе все сегодня, верно, детка?

— Да!

— Какая нетерпеливая. С чего начать? — Трэйси насыпала сахарный песок на грейпфрут и углубила в мякоть серебряную ложечку. — Да, киинты живут на всех этих планетах. И, знаешь, они их построили. Не все сразу. Цивилизация там создавалась в течение очень долгого времени. Одна планета их уже не вмещала. Так же получилось и с Землей. Они научились извлекать вещество из своего солнца и сгущать его. Замечательное достижение, даже при их высокой технологии. Дуга стала одним из чудес этой галактики. И не только с точки зрения материальной, но и культурной. Все существа, достигшие высшей степени развития в межпланетных путешествиях, здесь побывали. Тут самый большой центр обмена информации, который нам известен. А киинты кое-что знают, можешь быть уверена.

— Провайдер сказал, что у вас большая библиотека.

— «Большая» — слишком скромно сказано. Понимаешь, когда технология обеспечивает все твои физические потребности, больше ничего не остается делать, как углублять знания. Вот это они и делают. А знания можно пополнять бесконечно. Поэтому они всегда заняты, и так удовлетворяются основные жизненные потребности.

— А что это такое?

— Жить — значит испытывать, а испытание — это жизнь. Мне стало смешно, когда первый посол киинтов с Йобиса сказал Конфедерации, что их не интересуют межзвездные полеты. Путешествия расширяют кругозор, и они постоянно путешествуют. Это удивительные существа. Ты сама увидишь, они все свое время развивают интеллект. Наилучшее определение, которое я могу дать, это то, что мудрость для них — эквивалент денег. Это то, что они ищут и что запасают. Я, разумеется, обобщаю. Такое большое население не обходится без диссидентов. Ничего общего, разумеется, с нашими эденистскими змиями: разногласия их по большей части философские. И все же несколько киинтов от своих соплеменников отвернулись. В дуге есть две планеты, на которые они могут удалиться, если не захотят быть рядом с идеологическими противниками. К какой бы фракции они ни принадлежали, все они отличаются благородством своих устремлений. Но, если честно, людям такое существование представляется крайне скучным. Не думаю, что мы когда-нибудь придем к этому. Слишком уж у нас разный менталитет. Мы нетерпеливы и вспыльчивы. Помилуй нас, Господи.

— Так вы, значит, человек?

— Да, детка. Я человек. И на планете этой живут только люди.

— Но почему вы здесь?

— Мы работаем на киинтов, помогаем записывать историю человечества. Каждый вносит небольшую лепту: регистрирует то, о чем знает доподлинно. В давние времена были слугами лордов и королей. Приходилось и с кочевниками скитаться. Во времена индустриализации пошли работать в масс-медиа. Известными журналистами мы не стали, трудились в конторах, зато к нашим услугам была целая лавина информации, большая часть которой никогда не попадала в учебники истории. И это нас чрезвычайно устраивало. Сейчас мы по-прежнему работаем с информацией. Позже, если захочешь, я покажу тебе, как работать с проектором. Каждое публичное сообщение людей попадает в нашу библиотеку. Меня это всегда смешило. Если бы только эти маркетологи знали, какая у них широкая аудитория.

— Киинты действительно так нами интересуются?

— И нами, и тиратка, и леймилами, и ксеноками. Ты, наверное, о них и не слыхивала. Они были свидетелями исчезновения народов, их самоуничтожения. Такая потеря — трагедия для преуспевающих народов. Все отличаются друг от друга, понимаешь, детка? Жизнь драгоценна сама по себе, но здравая мысль — величайший дар, который нам предлагает вселенная. Так что киинты изучают все существа. Ведь если они не выживут, знания о них будут потеряны для всех нас.

— Как случилось, что вы стали на них работать?

— Киинты обнаружили Землю две с половиной тысячи лет назад, когда начали изучать эту галактику. Они взяли ДНК от нескольких людей и клонировали нас, внеся несколько изменений.

— Какие? — с интересом спросила Джей. Какая интересная история. Столько тайн!

— Мы не стареем так быстро, у нас есть родственная связь, ну и остальное по мелочи.

— Здорово! И вы были на Земле с рождения?

— С тех пор, как выросла, да. Сначала нас обучили по методу киинтов. Главное их правило, когда они имеют дело с представителями других существ, особенно примитивных, — это нулевая интервенция. Они не хотели, чтобы мы стали слишком чувствительными и земными людьми. Если бы мы такими сделались, то могли бы предложить идеи, которые тем эпохам не подходили. Я имею в виду: что бы случилось, если бы испанская Армада вдруг обзавелась бы радаром. Вот почему они нас стерилизовали. Чтобы мы оставались бесстрастными.

— Это ужасно!

Трэйси улыбалась, устремив вдаль невидящий взор.

— Зато какие преимущества! Знаешь, детка, если бы ты видела хотя бы немногое из того, что довелось увидеть мне. Династии китайских императоров в самом их расцвете. Жителей восточной Исландии, создающих свои статуи. Рыцарей в полном облачении, сражающихся за свои крошечные королевства. Города инков, встающие из джунглей. Я была служанкой, когда Иоанн Безземельный подписывал Великую хартию вольностей. Во времена европейского Ренессанса была великосветской дамой. Махала платочком с пристани, когда Колумб отправлялся через Атлантику. Плевала на фашистские танки, въезжавшие в Европу. Тридцать лет спустя плакала на мысе Канаверал, провожая на Луну «Аполлон». И была так горда тем, что мы совершили. А потом вместе с Ричардом Салдана прибыла в космическом корабле на Кулу. Ты просто не представляешь, какая замечательная была у меня тогда жизнь. Я знаю все-все, на что способны люди. Хорошие мы все-таки существа. Не самые лучшие, исходя из стандартов киинтов, однако намного выше среднего уровня. Можно сказать, уникальные, — она громко хлюпнула носом и промокнула платочком глаза.

— Не плачьте, — тихо сказала Джей. — Пожалуйста.

— Мне жаль. Когда ты здесь, когда я знаю, чего ты можешь достичь, дай тебе шанс, сердце мое переполняет скорбь. Это так несправедливо.

— Что вы хотите сказать? — спросила Джей. Она занервничала. Не очень-то приятно видеть перед собой плачущую старушку. — Разве киинты не отпустят меня домой?

— Не в том дело, — Трэйси храбро улыбнулась и похлопала Джей по руке, — а в том, какой теперь у тебя будет дом. Лучше бы этого не произошло. Открытие энергистических состояний и всего того, что стоит за этим, должно произойти в обществе, достигшем более высокого уровня развития. Это великое событие. Человеческой психологии необходимо долго к нему готовиться. Должно смениться по меньшей мере одно поколение. Прорыв этот произошел по чистой случайности. Я заранее боюсь, что человечество не сможет пройти через все это без больших потерь. Мы все, наблюдатели, хотели бы помочь, ну хотя бы указать ученым правильное направление.

— Отчего же вы не помогаете?

— Даже если бы нам и разрешили, толку бы не было. Я — часть нашей истории, Джей. Я видела, как мы, грязные дикари, стали цивилизацией, распространившейся по всей Вселенной. Более чем кто-нибудь, я понимаю, кем мы могли бы стать, дай нам только шанс. И могла бы вмешаться, так что никто бы и не догадался, что им управляют. Но в самый решающий момент социальной эволюции, когда опыт мой жизненно необходим, я должна оставаться здесь.

— Ну почему? — спросила Джей умоляющим голосом. Хрупкие плечики Трэйси задрожали от сдерживаемых эмоций.

— Ох, деточка, разве ты не поняла, в каком месте ты находишься? Это же проклятая богадельня.

Прошло двадцать минут. Луиза сидела в большом мягком кресле салона. Мышцы брюшного пресса начали уставать, так как привязной ремень удерживал ее в одном и том же положении. Потом ощутила легкое подрагивание: это кабина лифта переместилась на рельсы башни. Прозвучал звонок. Тридцать секунд — и они соскочили с астероида Скайхай Киджаб. Промелькнули горы. Облака над ними похожи были на свернувшееся молоко. Слабая гравитация расслабила мышцы, и привязной ремень перестал давить на живот.

Земля внизу сияла мягким опаловым светом. В основании башни, в Африке, был полдень, и над океанами с обеих сторон континента сгрудились облака. Их было значительно больше, чем на Норфолке, хотя «Далекое королевство» летело на куда более низкой орбите. Может, дело именно в этом. Луизе лень было искать метеорологические файлы в процессорном блоке и составлять сравнительную программу. Гораздо приятнее не анализировать, а просто наслаждаться видом. Она смотрела на гигантские, медленно вращающиеся белые спирали, сталкивающиеся друг с другом.

Женевьева отстегнула ремень, прошла к окну и прижалась к стеклу носом.

— Как красиво, — сказала она. Обернувшись к Луизе, улыбнулась. Лицо ее раскраснелось. — А я-то думала, что Земля страшная.

Луиза тревожно оглянулась по сторонам: что подумают пассажиры, услышав такие слова? Раз сейчас карантин, большинство из них, должно быть, с Земли или с Ореола. Но никто даже не взглянул в ее сторону. Луизе показалось, что они сознательно не смотрят. Она подошла к Джен.

— Я уже решила, что школьные учебники все врут.

Ореол сейчас хорошо был виден. Огромная пунктирная линия из светящихся точек, обвившая планету. Похожа на самое тонкое кольцо газового гиганта. Вот уже пятьсот шестьдесят пять лет компании и финансовые консорциумы запускали астероиды в орбиту Земли. Процесс стал стандартным. Поначалу шла крупномасштабная добыча минералов: их выкапывали, а затем вырубали пещеру обиталища. Потом постепенно начали строить промышленные мануфактуры, и так как естественные ресурсы истощались, население перешло на более разумный способ экономики. Сейчас вокруг Земли крутились пятнадцать тысяч обитаемых астероидов, каждый по своей орбите, и год за годом к ним прибавлялось по тридцать пять новых лун. Между астероидами сновали десятки тысяч орбитальных судов.

Выхлопы горючего, соединяясь, образовывали сверкающий нимб.

Луиза изумленно смотрела на эфемерное создание космической промышленности. Оно было более хрупким, чем небесный мост в летнем небе Норфолка, но в то же время и более внушительным. Перспектива внушала уверенность. Оказывается, Земля сильная, намного сильнее, чем ей до того представлялось.

Уж где-где, а здесь мы будем в безопасности. Она прижала к себе Женевьеву. Впервые за долгое время почувствовала успокоение.

Внизу, под величественным Ореолом, Земля казалась почти неподвижной. Лишь в Северной и Южной Америке ощущалась человеческая активность. Материки оставались пока в темноте. К Атлантике приближался рассвет, но ночь не мешала ей видеть, где находятся люди. Аркологи сверкали, словно вулканы солнечного света.

— Это что, города? — взволнованно спросила Женевьева.

— Думаю, да.

— Здорово! А почему вода здесь такого цвета?

Луиза отвела взгляд от иллюминации. Цвет океанской воды и в самом деле был странный — серо-зеленый, не похожий на приятную изумрудную зелень норфолкских морей.

— Не знаю. Похоже, они не слишком чистые. Наверное, это загрязнение, о котором мы слышали.

Позади кто-то тихонько кашлянул. Девочки вздрогнули. Впервые на них обратил внимание кто-то помимо стюардесс. Обернувшись, они увидели маленького человека в деловом темно-лиловом костюме. Лицо его тронули морщинки, хотя старым назвать его было нельзя. Луизу удивил небольшой его рост. Она была выше его на целый дюйм. Зато у человечка был очень широкий лоб. Линия волос начиналась дальше обыкновенного.

— Быть может, я покажусь вам невежливым, — сказал он спокойно. — По-моему, вы из другой системы.

Луиза удивилась: интересно, чем они отличались от других? В Скайхай Киджабе она купила себе и сестренке дорожные костюмы, комбинезоны, похожие на те, что носят астронавты, но более нарядные — с многочисленными карманами и заклепками. Такую одежду носили и другие женщины, и Луиза надеялась, что на общем фоне они не будут выделяться.

— Да, — созналась она. — Из Норфолка.

— А! Мне ни разу не довелось попробовать Норфолкские слезы. Слишком уж это дорого, даже при моей зарплате. Примите соболезнования в связи с вашей утратой.

— Благодарю, — Луиза старалась сохранять нейтральное выражение лица. Она привыкла к этому с детства. Так она вела себя, когда на нее кричал отец.

Мужчина представился:

— Обри Эрл. Вы впервые на Землю? — поинтересовался он.

— Да, — ответила Женевьева. — Нам-то надо на Транквиллити, но туда нас не пускают.

— Понимаю. Стало быть, вам все в новинку?

— Частично, — ответила Луиза. Она не понимала, чего Обри от них надо. Он вовсе не годился на роль приятеля для молодых девушек. Вряд ли им движет альтруизм.

— Тогда позвольте мне объяснить, что вы перед собой видите. Океаны не пострадали от загрязнения, во всяком случае, серьезно не пострадали. В конце двадцать первого столетия их основательно почистили. Нынешний их цвет вызван цветением морских водорослей. Это специально выведенный сорт, который плавает на поверхности. Согласен с вами, выглядит это ужасно.

— Но ведь это повсюду, — сказала Женевьева.

— Увы, это так. Это, если можно так выразиться, легкие Земли. Они выполняют работу, которую совершали когда-то леса и луга. Поверхностная вегетация уже не та, что была раньше, поэтому Центральное правительство и решило вырастить эти водоросли, чтобы мы тут все не задохнулись. По правде говоря, этот способ намного удачнее того, что применили на Марсе. Хотя мне не следует быть таким недипломатичным, ведь я проживаю на Луне. Теперь в нашей атмосфере намного меньше угарного газа, чем восемьсот лет назад. На Земле вы будете дышать удивительно чистым воздухом.

— Так почему тогда все вы живете в аркологах? — недоумевала Луиза.

— Жара, — с печалью в голосе ответил Обри. — Знаете ли вы, сколько тепла выделяет современная индустриальная цивилизация, насчитывающая свыше сорока миллиардов человек? — он указал на висевший под ними шар. — Теплом этим можно расплавить полярный лед. Мы, разумеется, приняли превентивные меры. Построили орбитальные башни, чтобы космические корабли отныне здесь не приземлялись и не добавляли тепла в атмосферу. Но как бы мы ни были экономны, убрать это тепло так быстро и повернуть тем самым время вспять мы не в состоянии. С окружающей средой у нас и так забот полон рот.

— Значит, дело совсем плохо? — спросила Женевьева. Ей казалось: то, что он рассказал, было хуже, чем даже в потустороннем мире, хотя дядька этот не казался шибко расстроенным от случившегося с ними катаклизма.

Он улыбнулся, любовно глядя на планету.

— Да, это лучший из миров Конфедерации. Хотя, полагаю, о своей родине все так говорят. Я прав?

— Я люблю Норфолк, — сказала Луиза.

— Ну разумеется. Но, позволю себе заметить, тут вам покажется очень шумно. Такого вам испытывать не приходилось.

— Да, я знаю.

— Ну и хорошо. Будьте здесь осторожнее. Люди не бросятся вам помогать. Такая у нас культура, понимаете?

Луиза искоса на него взглянула.

— Вы хотите сказать, что иностранцев здесь не жалуют?

— Нет, ничего подобного. Расизма здесь нет. Во всяком случае, открытого. На Земле каждый — иностранец по отношению к своему соседу. Это оттого, что нам так тесно. Приватность — это благо, о котором мечтают. В публичных местах с незнакомыми не разговаривают, отводят глаза. Происходит это оттого, что они и сами хотят, чтобы с ними так обращались. Сейчас я нарушаю табу, беседуя с вами. Вряд ли другие пассажиры с вами заговорят. Но я бывал в других системах и знаю, как странно все вам сейчас кажется.

— Что, с нами никто не будет говорить? — встревожилась Женевьева.

— Во всяком случае, не с такой охотой, как я.

— Что ж, мне это нравится, — сказала Луиза. Доверия к Эрлу Обри она так и не почувствовала. В глубине души она боялась, что он напросится к ним в провожатые. Достаточно она натерпелась от тети Селины на Норвиче. Ну ладно, Роберто хотя бы родственник, а Эрл так и вовсе незнакомый. И установленные на Земле обычаи нарушает, когда вздумается. Холодно ему улыбнулась и повела Джен от окна. Сестренка не сопротивлялась. В кабине лифта было десять уровней, а билеты позволяли им занимать места в любом из четырех этажей. До конца полета Эрла они уже не видели. Оказалось, что о приватности он говорил правду. Больше с ними никто не заговорил.

Изоляция, может, и способствовала безопасности, но десять часов полета показались невыносимо скучными. Долгое время они провели у окна. Земля вырастала в размерах. Луиза даже умудрилась поспать в последние три часа, свернувшись калачиком в большом кресле.

Проснулась, когда Джен потрясла ее за плечо.

— Объявили, что мы входим в атмосферу, — сказала сестра.

Луиза провела щеткой по падавшим на лицо волосам и села. Зашевелились и другие дремавшие до сих пор пассажиры. Вынула заколку и постаралась придать свалявшейся шевелюре хоть какой-то порядок. Надо будет первым делом вымыть голову. Последний раз она делала это на Фобосе. А может, лучше подстричь их: с короткими волосами легче справиться. Тут же всплывали прежние контрдоводы: столько времени ухлопала на уход за ними, а если острижет, то признается в собственном поражении. На Крикдэйле у нее, конечно, времени было навалом: ухаживала за ними каждый день, да и служанка помогала.

Господи, и чем я тогда целый день занималась?

— Луиза? — осторожно обратилась к ней Женевьева.

Она подняла бровь, удивившись такой интонации:

— Что?

— Ты не рассердишься, если спрошу?

— Не рассержусь.

— Просто ты еще не сказала.

— Не сказала чего?

— Куда мы поедем, когда опустимся на Землю?

— Ох.

Луиза была ошарашена. Она даже и не подумала об этом. Главным для нее было уехать из Верхнего Йорка и избавиться от Брента Руа. В памяти всплыло название города, который наверняка еще существовал.

— Лондон, — сказала она Женевьеве. — Мы едем в Лондон.

Первой построили Африканскую орбитальную башню. По своему значению достижение это не уступало изобретению фьюзеодвигателя. Центральное правительство и политики дали согласие на строительство. Как справедливо заметил Обри Эрл, башня предназначалась для спасения атмосферы от загрязнения. К 2180 году корабли настолько ее испоганили, что метеорологи всерьез предсказывали гибель Земли от ураганов «армада».

Вопрос «строить или нет?» приобрел лишь академическое значение. Грузооборот построенной башни сразу превысил на тридцать процентов то, что перевозил ранее весь флот. Прошли четыреста тридцать лет, и первая в истории башня превратилась в опорный элемент, проходивший через центр современной Африканской башни. В ней выстроили сорок семь магнитных рельсовых дорог, и она стала неуязвима для катастрофических ветров. Оказалось, что дешевле строить новые башни, а не модернизировать существующие.

Самой широкой частью сооружения были нижние пять километров. Здесь башню окружал кожух с туннелями, защищавший кабины лифта от ветров, что позволяло эксплуатировать башню даже при самых плохих погодных условиях. Где заканчивалась башня и где начиналась станция «Гора Кения», определить было почти невозможно.

Ежедневно через башню провозили двести тысяч тонн грузов и семьдесят пять тысяч пассажиров. В основании ее, по восьмидесяти вакуумным трубам, ходили поезда, доставлявшие пассажиров на все континенты.

С целью бесперебойного обслуживания полетов построили несколько залов прибытия. Созданы они были по единому образцу: длинный главный вестибюль с мраморным полом, по одну его сторону таможенные и иммиграционные службы, а по другую — лифты, спускавшие пассажиров к вакуумным трубам. Даже если прибывший на Землю пассажир точно знал, к каким лифтам надо идти, сначала ему необходимо было преодолеть внушительную баррикаду прилавков, продававших все — от носков до предметов роскоши. Выпутаться без потерь, особенно новичку, было не так-то легко.

Би-7 продумало все до мелочей. Сто двадцать секретных агентов до времени оставили текущие обязанности, чтобы обеспечить прикрытие. Пятьдесят сотрудников рассредоточились в зале № 9, том самом, куда должны были прибыть сестры Кавана. Каждое их движение фиксировал AI, мониторы установили во всех системах безопасности. Еще пятьдесят агентов поехали в Лондон буквально через минуту после того, как Луиза объявила о своем решении. Двадцать человек держали в резерве на случай неразберихи, ошибок и форс-мажорных обстоятельств.

Не обошлось без споров: всех представителей отличало завышенное чувство собственности, когда дело касалось вверенных им территорий. На проведение операции заявила права Южная Африка, напомнив присутствующим, что станция «Гора Кения» находится в ее епархии. Западная Европа возразила, утверждая в качестве аргумента, что башня всего лишь транзитный пункт на пути в Европу, поэтому за операцию отвечает только она. Другие члены Би-7, не понаслышке осведомленные о занудстве Южной Африки и ее приверженности к утомительным процедурным вопросам, поддерживать ее не стали.

Итак, Западная Европа получила карт-бланш и вступила в свои права как на территории станции, так и на всем пути следования сестер.

Южная Африка в раздражении покинула виртуальное совещание. Удовлетворенно улыбнувшись (впрочем, ни малейших сомнений в победе и не было), представитель Западной Европы подключился к AI и расставил секретных агентов по местам. При этом увязал их позиции как со временем прибытия кабины, так и со временем отправления каждого поезда. Компьютер учел все возможные изменения в расписании поездов, предсказал все варианты передвижения сестер в главном вестибюле. Он даже учел, какие именно прилавки привлекут внимание девушек. Удовлетворившись тем, что агенты предусмотрели все непредвиденные случайности, европеец поправил огонь в камине и уютно устроился в кожаном кресле с бренди в руке.

К чести тайных агентов, когда все пятьдесят заняли свои места в зале № 9, обладавший необычайным чутьем Симоп Брэдшоу, худенький мальчик с нежной кожей цвета слоновой кости, их даже и не заметил. Симону исполнилось двадцать три года, но на вид он легко мог сойти за пятнадцатилетнего. Инъекции гормонов остановили рост. Большие карие глаза с поволокой придавали ему печальный вид. Даже и не сосчитать, сколько раз за последние двенадцать лет, проведенные в вестибюлях «Горы Кении», выручал его из затруднительных ситуаций этот умоляющий взгляд. Профиль его вместе с сотней физиономий других местных воришек загрузили в память своей нанотехиики дежурные полицейские. Каждые две недели Симон с помощью косметических пакетов изменял свою внешность, хотя рост и комплекция оставались постоянными. Таким образом он сбивал с толку полицейских, и они не могли сравнить его новый облик с тем, что был заложен в первоначальной программе. Иногда он разыгрывал роль мальчика, потерявшего в толпе богатых родителей, в другой раз, одетый небрежно, изображал уличного хулигана. Когда на нем была не бросающаяся в глаза одежда, он и вел себя так же незаметно. Иногда брал напрокат пятилетнюю дочь родственника и разыгрывал перед окружающими роль старшего брата. Единственное, чего себе не позволял, — это бедной одежды. Бедным людям на этом вокзале делать было нечего.

Вот и привокзальные торговцы, дарившие окружающим стандартные белозубые улыбки, одеты были в аккуратную стандартную форму.

Сегодня на Симоне тоже была форма — красно-синяя форма работника кафе. В глаза он не бросался: кому придет в голову подозревать вокзального служащего? Двух девушек он заметил тотчас, едва они вышли из таможенной службы. Казалось, над головами их ярко вспыхивает голограмма: ПРОСТАКИ. Он даже не мог припомнить, когда в последний раз видел таких провинциалок. Обе в восторге и изумлении оглядывались по сторонам. Младшая девочка хихикала и показывала пальцем на переливающиеся разными цветами, порхавшие над головой объявления. Казалось, то были взбесившиеся стрекозы. Голограммы направляли пассажиров в нужном направлении.

Симона словно током ударило, и он отскочил от прилавка, к которому за миг до этого лениво привалился. Быстро пошел вперед. За ним, жужжа, следовала багажная тележка. Симон еле сдерживался, чтобы не пуститься бегом: столь велико было нетерпение. Больше всего он боялся, что девочек заметят и другие представители его профессии.

Луиза могла бы и не передвигать ноги: толпа вынесла их с Женевьевой из таможни и протащила на несколько ярдов вперед. Зал прибытия внушал ей страх: огромный вестибюль из мрамора и цветного стекла, наполненный шумом и светом. Да здесь, наверное, больше людей, чем на всем острове Кестивен. За каждым пассажиром, как и за ней, ехали багажные тележки, добавляя свою долю шума к общему бедламу. Обслуживавшая лифт фирма выдала им большую прямоугольную коробку на колесах, и клерк засунул в нее их сумки, а потом вручил круглый жетон. Он объяснил, что тележка будет следовать за ней повсюду, пока у нее будет этот жетон. На платформе она откроет тележку этим же жетоном, словно ключом.

— После этого будете свободны, — сказал он. — Только не берите его с собой в поезд. Это собственность вокзала.

Луиза поклялась, что не возьмет.

— Как нам добраться до Лондона? — встревожилась Женевьева. Луиза подняла глаза: над головой метались сумасшедшие фотоны. Это были шары с убористым текстом и цифрами. Если рассуждать логически, здесь непременно должно находиться справочное бюро. А голограммы ей было даже не прочесть.

— Билетная касса, — догадалась она. — Там нам все и расскажут. Все равно нам нужно купить билеты до Лондона.

Женевьева крутнулась вокруг оси, пытаясь разглядеть в мельтешении тел и багажных тележек окошечко кассы.

— А где касса?

Луиза вынула из висевшей на плече сумки процессорный блок.

— Сейчас найду, — решительно сказала она. Надо настроить процессор на местную сеть и загрузить программу поиска. Такую операцию она проделывала сотни раз. Когда текст и цифры на дисплее обрели порядок, она испытала чувство удовлетворения.

«У меня есть проблема, которую я решаю. Делаю это сама и для себя. Я ни от кого не завишу».

И радостно улыбнулась Джен, когда поисковая программа обратилась с вопросом к станционным процессорам.

— Мы уже на Земле, — произнесла так, словно впервые это осознала. Как ни странно, у нее и в самом деле было такое ощущение.

— Да, — улыбнулась в ответ Женевьева. И завопила, когда тощий мальчишка в красно-синей форме врезался в нее. — Эй! Ты что?

Парень пробормотал какие-то извинения, поправил тележку и отошел в сторону.

Процессор подал сигнал: он обнаружил автоматы по продаже билетов в зале № 9. Их было целых семьдесят восемь. Не выказав никакого недовольства, Луиза стала уточнять информацию.

Тихо, тихо, тихо. Симон еле сдерживался, чтобы не закричать от радости. Инцидент с девчонкой прошел как нельзя лучше. Когда тележки столкнулись, ему не составило труда увидеть их код и, набрав его на своем жетоне, обменяться тележками. С трудом переборол себя и не оглянулся, чтобы проверить, следует ли за ним новая тележка. То-то девчонки будут в шоке, когда обнаружат на платформе, что в их багаже кучка оберток от говяжьих окороков.

Симон мелкой рысью направился к прилавкам. Там, между ними, есть служебный лифт. Надо спуститься на другой этаж посмотреть, каков улов. Удалившись от прилавков на десять метров, увидел вдруг двух людей, шедших прямо на него. Сразу заметил, что это не случайно: они приближались с целеустремленностью боевых ос. Бежать не имеет смысла, он это хорошо понимал. Он надавил кнопку жетона, зажатого в руке, и девичья тележка откатилась в сторону. Теперь надо избавиться от него, бросить в урну. Чтобы не было доказательства.

Вот черт! И как это от него отвернулась удача?

Один из полицейских (или как там его) пошел вслед за тележкой. Симон лихорадочно искал глазами урну. Скорее всего, там, возле бара с фаст-фудом. Он нырнул за прилавок и оглянулся, нет ли преследователей, но тут с ним столкнулась женщина. Он почувствовал легкий укол в грудь и увидел, как она отвела руку как раз от этого места. Внутри стало вдруг очень холодно.

Симон в недоумении посмотрел на свою грудь, а ноги вдруг подкосились, и он упал на колени. Он слыхал, что на свете есть оружие такое тонкое, что не оставляет следов, когда прокалывает кожу, но внутри будто граната взрывается. Внезапно мир вокруг стал тихим и темным. Женщина смотрела на него сверху вниз с улыбкой удовлетворения на губах.

— Это что же, за две сумки? — Симон в недоумении кашлянул. Но она уже отвернулась и пошла в сторону со спокойствием, вызвавшим у него чуть ли не восхищение. Настоящий профи. В то же время он сознавал, что падает на пол. Из разверстого рта хлынула кровь. Нахлынула темнота. Темнота, но не полная ночь. Мир был рядом. И не он один смотрел на него со стороны. Сбежались духи и завладели его охваченной ужасом душой.

— Туда, — сказала Луиза, радостно улыбаясь. Маленький дисплей блока показывал направление. Значит, она настроила все правильно.

Луиза двинулась мимо прилавков. Женевьева вприпрыжку шла рядом. Девочки слегка притормозили у одной из витрин. О назначении чуть ли не половины вещей трудно было догадаться. На пути к автомату люди дважды сталкивались с Луизой. Странно, вроде бы она смотрит, куда идет.

Блок подсказал ей, что на вокзале нет ни справочного бюро, ни билетной кассы. Стало быть, она судила обо всем с позиции жительницы Норфолка. Вся информация, оказывается, хранилась в вокзальной электронике. Нужно лишь правильно задавать вопросы.

Билет до Лондона стоил двадцать пять фьюзеодолларов (пятнадцать для Джен). Поезд от платформы 32 отходил каждые двенадцать минут. К платформе опускали лифты от G до J. Как только она в этом разобралась, даже скачущая над головой информация обрела смысл.

Агент пригласил представителя Западной Европы полюбоваться на сестер, впервые осваивающих билетный автомат. Усиленные сетчатки взяли в фокус Женевьеву: она радостно захлопала в ладоши, когда из щели автомата выскочил билет.

— Неужели у них на Норфолке нет билетных автоматов? — проворчал представитель Ореола. Он наблюдал до этого путешествие Кавана из Верхнего Йорка до «Горы Кении». Несмотря на передачу полномочий, не спешил удалиться: так было ему любопытно. Хотя в свое время он провел немало любопытных операций, тем не менее удивлялся дерзости, с которой Западная Европа вступила в борьбу с Декстером.

Представитель Западной Европы улыбнулся замечанию. Стоя возле мраморного камина, он потягивал бренди.

— Сомневаюсь. Полагаю, розовощекий старик в стеклянной будке ближе их стилю. Кстати, вы не получали последних изображений Норфолка? Годится любое. Думаю, с момента основания он не слишком изменился.

— Черт бы побрал эту отсталую планетку. Она похожа на средневековый парк. Виной тому этнические маразматики англичане.

— Не согласен. Землевладельческий класс внес стабильность, о которой мы только мечтаем. И сделал это, не прибегая к кровопролитию. Сказать честно, завидую пасторальным планетам.

— Но не настолько, чтобы туда эмигрировать.

— Нечестный выпад. Вам это не идет. Мы такой же продукт окружающей нас среды, как Кавана — своей. Во всяком случае, они всегда могут уехать.

— Уехать — да. А вот выжить в реальном мире — вряд ли, — он показал на дисплей, где приводились результаты операции. — Приятного мало. Агенты уничтожили пять человек — это все воры различной специализации, пытавшиеся обокрасть сестер, пока они шли по вестибюлю. Уничтожение происходило быстро и бесшумно. Шум поднимется потом, когда местная полиция обнаружит трупы. Если вы будете действовать таким образом, то переплюнете Декстера.

— Я всегда считал, что на вокзале служба охраны работает слабо, — заметил европеец. — Что можно сказать о Центральном правительстве, если приезжающих в Старый Свет обворовывают до нитки в первые десять минут?

— Большую часть все же не обворовывают.

— Эти девушки не большинство. Не беспокойтесь. Когда они приедут в Лондон и остановятся в гостинице, будут в полной безопасности.

Представитель Ореола взглянул в красивое молодое лицо европейца. Забавно: он вроде бы обеспокоен.

— Да вам, похоже, нравится Луиза.

— Не смешите.

— Я знаю ваш вкус так же хорошо, как и вы — мой. Она — ваш тип женщины.

Европеец покрутил бренди в старинном бокале и сказал, не глядя на лицо, улыбающееся на экране:

— Должен признать, в Луизе есть что-то притягивающее. Быть может, наивность. А это всегда привлекает, особенно когда сочетается с физической красотой. Земные девушки всегда такие… к тому же, у нее хорошее воспитание, манеры, достоинство. Здешним девушкам этого недостает.

— Да это не наивность. Это чистое невежество.

— Не следует быть таким негостеприимным. Если вас отправить на Норфолк, вы там тоже многого не поймете. Вряд ли на охоте проявите себя с лучшей стороны.

— Что я забыл на Норфолке?

Европеец еще раз покрутил бокал и выпил остаток бренди одним глотком.

— Именно такого ответа и следует ожидать от человека пресытившегося, к тому же декадента. Боюсь, настанет день, и вся наша планета будет думать, как мы. Зачем тогда пытаться защитить их?

— Мы их и не защищаем, — хохотнул представитель Ореола. — Должно быть, в вашей памяти произошел сбой. Мы защищаем себя. Земля — это просто место нашего проживания.

Глава 6

Казалось, накатила мрачная зима. Монтерей вошел в тень Новой Калифорнии, и наступило затмение. Аль стоял возле большого окна Никсоновских апартаментов. Тени сливались в черные озера и обращались в ничто. Бугристая поверхность астероида медленно скрывалась из вида. Если бы не огоньки, украшавшие теплообменные панели и коммуникационные узлы, астероид растворился бы в пространстве. Точно так же и флот Организации: заметить его можно было только благодаря навигационным огням.

Новая Калифорния под его ногами, словно золотисто-зеленая корона, венчала пустую окружность. С этой высоты не видно было ни городских огней, ни тонкой паутины освещенных автострад, охвативших континенты. Ничто, в сущности, не указывало на то, что Организация еще существует.

Сзади его обхватили руки Джеззибеллы. Она уткнулась подбородком ему в плечо. Аль ощутил нежный запах духов, напомнивший ему об утреннем лесе.

— Красных облаков не видно, — ободряюще сказала она.

Взял ее руку и легонько прикоснулся к ней губами.

— Ты права. Надеюсь, это означает, что я здесь пока номер один.

— Ну конечно, милый.

— Трудно в это поверить: у каждого ко мне масса претензий. Не то чтобы они заявляли о них в открытую. Важно то, что они думают.

— Все придет в норму, стоит только флоту снова начать действовать.

— Само собой, — фыркнул он. — Только когда это произойдет, а? Чертов Луиджи! Поджарить бы его на медленном огне. Для пополнения запасов антивещества потребуется двадцать — тридцать дней. Без этого мы не сможем осуществить ни одного вторжения. Так и Эммет говорит. А это означает — минимум шесть недель. Черт бы все побрал! Чувствую себя неудачником.

Она крепче его обняла.

— Не глупи. Задержки и препятствия бывают у всех.

— Но я не могу их себе позволить! Во всяком случае, сейчас. Вот и Морэйл собрался делать ноги. Ты слышала, что сказал Лерой. Одержимые уезжают вроде как повеселиться и не возвращаются. Они считают, что я теряю контроль над планетой, и хотят смыться, пока этого не произошло.

— Пусть Сильвано возьмет их в оборот.

— Пожалуй… их и в самом деле надо держать в узде.

— Ты уверен в том, что новое вторжение нельзя ускорить?

— Да.

— Тогда нужно придумать, чем занять солдат и лейтенантов.

Аль повернулся к ней лицом. На ней снова было платье… впору шлюхам носить такое: узкие полоски бледно-желтого материала на груди (галстуки у него явно шире) и юбка короче, чем у подростка. Столько тела выставлено напоказ, так бы и содрал с нее это чертово платье. Можно подумать, он никогда не видел ее голой. Ей всегда удавалось взволновать его новым нарядом. Сущий хамелеон.

Сенсационная сучка, ничего не скажешь. Однако идеи, которые она ему подавала (как и ее мистическая, неизбывная сексапильность), заставляли его последнее время нервничать. Неужели он становится несамостоятельным?

— И чем же? — спросил напрямик.

Джеззибелла надула губы.

— Не знаю. Ну, чем-то таким, что не потребует участия всего флота, но в то же время полезным. Это не должно быть пропагандой вроде Курска. Нужно досадить Конфедерации.

— Этим займется Кингсли Прайор.

— Ну что ж… хотя это весьма рискованное предприятие.

— Хорошо, хорошо, — Аль материализовал сигару и затянулся. В последнее время даже сигары утратили силу. — Ну и как же эта часть флота насолит федералам?

— Не знаю. Думаю, тебе нужно вызвать Эммета и послушать, что он скажет. В этом деле он специалист, — она многозначительно подмигнула ему и направилась в спальню.

— Куда, черт побери, ты пошла?

Джеззибелла взмахнула рукой.

— Это платье только для твоих глаз, милый. Я же знаю, как ты нервничаешь, когда другие мужчины видят меня в таком наряде. А тебе при разговоре с Эмметом нужна трезвая голова.

Он вздохнул, когда двери за ней закрылись. И опять она права.

Когда через пятнадцать минут Эммет Мордден вошел в комнату, Аль все еще стоял возле окна. Большая гостиная была едва освещена: несколько рубиновых огоньков играли на белых с позолотой стенах. Монтерей полностью погрузился во тьму, и на серо-голубом прямоугольнике окна выделялся темный силуэт Аля. Моложавое лицо его подсвечивалось оранжевым огоньком сигары.

Эммет постарался не выказать раздражения из-за дыма, наполнившего помещение. Хилтонским кондиционерам не удавалось поглотить крепкий запах сигар, а использовать энергистические силы для его удаления Эммет не решился, чтобы не обидеть Аля.

Капоне поднял в приветствии руку, но от окна не отошел.

— Сегодня не видно ничего, — спокойно заметил он, — ни планеты, ни солнца.

— Однако они на своих местах, Аль.

— Да, да. И поскольку ты это утверждаешь, я за них все еще в ответе.

— Я не намекал на твои обязанности, Аль. Ты и сам это знаешь.

— Знаю, но — только не говори об этом Джез — все это я отдал бы за поездку домой, в Чикаго. Знаешь, у меня был когда-то дом на проспекте Прэри. Красивая улица в приличном районе. Там были деревья, хорошее освещение, замечательные парни… и никаких проблем. Вот где мне хочется оказаться, Эммет. Гулять по проспекту Прэри, открыть двери родного дома. Вот и все. Просто хочу домой.

— Земля теперь уже совсем не та, Аль. Я хочу сказать, что к лучшему она не изменилась. Поверь на слово, ты бы сейчас ее не узнал.

— Я и сейчас ее не хочу, Эммет. Я просто хочу домой. Понимаешь?

— Да, Аль.

— Ты, наверное, думаешь, что я рехнулся?

— Когда-то у меня была девушка. Хорошо бы вернуться в те времена.

— Верно. Вот и у меня мелькнула такая мысль. Знаешь, был такой парень… Уэллс вроде бы его фамилия. Я не прочел ни одной его книги, но он писал о разных вещах, которые происходят сейчас, в этом сумасшедшем мире. О нашествии марсиан и о машине времени. Появись он сейчас, то-то бы, наверное, повеселился. Так вот… о чем я? О машине времени. Хорошо бы с ее помощью оказаться сейчас в двадцатом столетии. Эти яйцеголовые ученые из Конфедерации, ну, те, что придумали сегодняшние корабли… могли бы они создать такую машинку?

— Нет, Аль. Ячейки ноль-тау способны перенести в будущее обычных людей, но назад пути нет. Ученые мужи утверждают, что на практике это невозможно. Жаль, конечно.

Аль задумчиво кивнул.

— Ну да ладно, Эммет. Я поинтересовался на всякий случай.

— Ты меня за этим и вызывал, Аль?

— Да нет, черт побери, не за этим, — Аль натянуто улыбнулся и отвернулся от окна. — Как идут дела?

— Мы от своего не отступаем, особенно на планете. Платформы стратегической обороны последние три дня в ход пускать не пришлось. Лейтенантам удалось даже захватить экипажи двух кораблей. Ими займется Патриция. Она говорит, что это только начало.

— Хорошо. Наконец-то эти ублюдки уразумеют, что со мной шутки плохи.

— Космоястребы флот уже не бомбят. Кирины черноястребы молодцы: прогнали их с нашей территории.

— Гм, — Аль открыл бар и налил себе порцию бурбона. Напиток этот импортировали с планеты Нэшвилл. Он никак не мог понять, зачем целую планету назвали в честь грязного заштатного городка. Алкоголь их, правда, забористый, ничего не скажешь.

— Помнишь, она переселила своих людей в помещения, что возле причала? — спросил Эммет. — Теперь ясно, зачем она это сделала. Они вывели из строя все механизмы, подававшие питательную жидкость. И не только здесь, в Монтерее, а и во всей системе. «Стрила» побывала на всех наших астероидах и уничтожила там такие же механизмы. А здесь ее люди охраняют единственный, что остался. Не станут черноястребы выполнять ее приказаний, значит, не будут и питаться. Не будут питаться — погибнут. Все очень просто.

— Ловко, — прокомментировал Аль. — Постой-ка, а если мы попробуем подобраться к этой машине, она может чего-нибудь учудить?

— Похоже на то. Ходят слухи, что на ней установлена ловушка. Так что я не стал бы рисковать.

— Пока черноястребы делают то, чего хочу я, пусть все остается по-прежнему. Лезть на рожон не имеет смысла. Она сейчас зависит от меня еще больше и вынуждена меня поддерживать. Сама по себе она ничего не представляет.

— Я послал двух людей на разведку: пусть посмотрят, что осталось от машин, которые она расколотила. Может, удастся собрать механизмы и наладить работу. Правда, на это потребуется время.

— Время — это то, от чего у меня начинается дикая головная боль. При этом я не имею в виду машину Уэллса. Мне нужно привести флот в должное состояние как можно быстрее.

— Но, Аль… — он замолчал, потому что Капоне сделал упреждающий жест.

— Знаю. Сейчас мы пока не можем осуществить вторжение. Недостаточно антивещества. Ну так надо их чем-то занять. Буду с тобой откровенен, Эммет, парни такие нервные, что того и гляди начнется бунт, если по-прежнему будут прохлаждаться в порту.

— Можно устроить быстрые ударные рейды. Пусть люди знают, что у нас есть силенки.

— Ударные? По кому ударять? Устраивать взрывы ради взрывов — не мой стиль. Мы должны дать флоту настоящую цель.

— Ну вот хотя бы освобождение Мортонриджа. Конфедерация распускает слухи по всем городам Новой Калифорнии, что дела наши плохи, что мы проиграем. А если мы нанесем удар по их интендантским конвоям, то поможем тем самым одержимым на Омбее.

— Да, — сказал Аль. Предложение его не слишком вдохновило, так как не сулило большого выигрыша. — Мне нужен не временный эффект, я хочу, чтобы Конфедерация каждый раз оказывалась в дерьме по уши. Два уничтоженных корабля — это все-таки мелочь.

— Видишь ли, Аль, это всего лишь одно из предложений. Не знаю, этого ли ты хочешь. Все зависит от количества планет, которыми ты хочешь управлять.

— Прежде всего Организации нужно набраться сил, чтобы достойно существовать. Сюда входит и управление планетами. Давай поговорим, Эммет.

Кира смотрела на черноястребов. Все восемь, сидя на пьедесталах, сосали питательную жидкость. На металлических грибах при желании мог одновременно питаться выводок из десяти птиц. Не отрывая глаз от огромных созданий, таких мощных и в то же время совершенно зависимых, она не могла удержаться от религиозной аналогии. Они напомнили ей преданную паству, пришедшую к ней на мессу. Черноястребы сознательно принижали себя: от нее зависело, можно ли им жить.

На причал вынырнул из темноты «Керачел». Появление его было стремительно: должно быть, он совершил прыжок. Ромбовидная машина не медля нашла свободный пьедестал и уселась. Кира знала: черноястреб чувствовал ход ее мыслей, хотя и не мог увидеть выражения лица. Она высокомерно улыбнулась.

— Есть проблемы? — спросила небрежно.

— Штаб Монтерея посылал его в дозор, — объяснил Хадсон Проктор. — Без происшествий. Уничтожено восемь подозрительных объектов.

— Прекрасно, — пробормотала она. Вяло взмахнула рукой, разрешая подачу питания.

Хадсон Проктор снял трубку и передал распоряжение. На глубине двести метров маленькая преданная команда открыла клапан, и драгоценная жидкость устремилась по трубе к пьедесталу. В воздухе разлилось чувство довольства: «Керачел» начал всасывать пищу. Кира ощущала настроение черноястреба. И была довольна, как и он.

На Монтерее сейчас собрался отряд из восьмидесяти семи черноястребов. Флотилия внушительная по любым меркам. Кире пришлось приложить немало усилий, чтобы закрепить ее за собой. Настало время подумать о дальнейших шагах. На астероиде позиция ее гораздо сильнее, чем на Валиске. Если сравнивать обиталище с феодальным поместьем, то Новая Калифорния тянула на королевство. Только вот Капоне совершенно неспособен им управлять. Главная причина той легкости, с которой ей удалось занять главенствующее положение на причале, была царившая на Монтерее апатия. Никто и не подумал ей препятствовать.

Такое положение терпеть больше нельзя. Капоне создал Организацию, руководствуясь инстинктом. Люди — как одержанные, так и не одержанные — нуждаются в организации и упорядочении жизни. Поэтому они так легко и построились. Дай им своего рода нирвану, быть может, и существующую где-то в межзвездном пространстве (у Киры на этот счет имелись сильные сомнения), и население впадет в транс. Настанет бесконечное безделье. Если быть честной с самой собой, то да, она страшилась приобретенного бессмертия. Жизнь изменится так, что она не сможет ее осмыслить, и тогда настанут трудные времена. Чтобы приспособиться к ней, придется отказаться от самой себя.

А этого я себе позволить не могу.

Она наслаждалась тем, чем стала. Во всяком случае, она человек. И этим обличьем стоит дорожить. За это следует бороться.

Капоне же слаб. Хитрая проститутка Джеззибелла, не одержимая к тому же, крутит им, как хочет.

Организация усовершенствовала способ управления населением планеты. Когда у руля встанет Кира, она воспользуется им для проведения собственной политики. Одержимые приучатся жить со страхом перед открытым пространством. В обмен получат нормальное человеческое существование, которого так жаждут. Им не будет угрожать опасность перейти в другую, чуждую ипостась. Кира тоже не утратит своей целостности. Останется собой.

Периферическим зрением заметила какое-то движение, и размышления прервались. Кто-то шел по причалу, одетый в громоздкий, оранжево-белый костюм астронавта. Голову прикрывал круглый шлем. По сравнению с современными костюмами, этот был совершенно нелеп. По всей видимости, у человека не было нанотехники, иначе он бы такой костюм не надел.

— А что, на причале есть инженеры? — спросила Кира. Она до сих пор не замечала, что черноястребы получали здесь техническую помощь.

— Есть, — отозвался Хадсон Проктор. — Сейчас, например, они закладывают боевые осы на Фойку и приводят в порядок теплоохлаждающие панели главного фьюзеогенератора на Варраде.

— А где…

— Кира, — встревоженно обратился к ней Хадсон. Он только что положил трубку. — Капоне обзванивает старших лейтенантов. Сегодня он ждет всех на вечеринку.

— В самом деле? — Кира бросила прощальный взгляд на странную фигуру в костюме астронавта. — А мне и надеть нечего. Но если уж великий и славный лидер удостоил меня приглашением, лучше его не разочаровывать.

На Коблате костюмы эти называли яйцедробилками. Джеду приводилось носить такой на учениях, поэтому он вспомнил происхождение названия. Надеть костюм труда не составило: ведь это был мешок, превышавший на три размера объем его тела. Джед вполз в него и встал, раскинув руки и поставив ноги на ширину плеч. Ткань свободно свисала с конечностей. Потом Бет привела в действие маленький механизм на его запястье, и материал плотно обжал тело со всех сторон. Принцип применялся тот же, что и в современном костюме астронавта: пузырьки воздуха оказывались запертыми между кожей и костюмом. Если в костюме имелся какой-то газ, в вакууме он раздувался, как шар.

В нем он мог передвигаться в любой среде почти без ограничений. Если не обращал внимания на острые покалывания в паховой области. А это было не так-то легко.

Что до всего остального, то костюм функционировал нормально. Вот если бы и сердце работало не хуже. Значки, проецировавшиеся на внутренней стороне шлема, показали, что излишнее тепло выводится наружу. Нервы и повышенный адреналин заставляли кровь тяжко биться в артериях. Джед шел мимо огромных черноястребов, и обстоятельство это отнюдь не способствовало уменьшению напряжения. Он знал, что они ощущают его мысли, и, обвиняя себя, усиливал собственные мучения. Не слишком приятный случай обратной связи. С нижней поверхности биотехнических кораблей выступали большие пузыри, пластмассовые и темные металлические. Оружие и сенсорные устройства. Он был уверен: все они следят за ним.

— Джед, не волнуйся, — сказал ему Росио.

— Откуда ты знаешь?

— Почему ты шепчешь? Ты используешь легитимную радиочастоту. Если Организация сейчас ее отслеживает, — в чем я сомневаюсь, — то они расшифруют сигнал, в чем я, впрочем, тоже сомневаюсь. Они думают, что ты один из людей Киры. Она же считает, что ты из Организации. Их разногласия нам на руку. Никто из них не знает, что делает другой.

— Прошу прощения, — покаянно сказал Джед в микрофон шлема.

— Я отслеживаю функции твоего тела, и пульс твой частит все больше.

Джеда охватила дрожь.

— О Господи, лучше я вернусь.

— Нет, нет, все идет нормально. До переходного люка триста метров.

— Но черноястребы догадаются!

— Если не примешь меры предосторожности. Пора применить химическое средство.

— Я с собой ничего не взял. Мы думали, на Валиске нам это не понадобится.

— Я не имею в виду наркотики. Медицинский модуль костюма к твоим услугам.

Джед и не знал, что костюм снабжен медицинским модулем. Под указку Росио нажал в определенном порядке на кнопки все того же прикрепленного к запястью устройства. Воздух в шлеме слегка изменился: стал прохладнее, запахло мятой. Эффект был мгновенный: прохладный воздух прошелся по напряженным мускулам и расслабил их. Из горла вырвался вздох, словно при оргазме. На Коблате ему такого испытывать не доводилось. Блаженное состояние организма методично вытесняло страх. Он даже поднял руки, будто хотел воочию убедиться, как все его беспокойство вытекает из пальцев.

— Неплохо, — объявил он.

— Сколько ты вдохнул? — спросил Росио. Голос черноястреба его раздражал.

— Что ты там сказал? — спросил Джед таким тоном, что сразу стало ясно, кто из них главный. На дисплее шлема загорелись два значка приятного розового цвета. «Словно распускающиеся цветочные бутоны», — подумал он.

— Хорошо, Джед. Ну что, в путь?

— Само собой, приятель.

Он снова пошел вперед. Даже покалывание в паху не так его беспокоило. «Хорошая все-таки штука», — подумал он. Черноястребы уже не источали враждебность. Теперь, когда голова стала холодной, он видел их в другом свете: им до него нет дела. Сидят себе да сосут. От него самого и девочек ничем особенным не отличаются. Мимо последних птиц он прошел уже совершенно уверенно.

Росио снова руководил им, направляя в переходной люк. С тыльной стороны причала вздымалось оборудование. Трубы карабкались по скале, словно деревья в джунглях. Поднимались слабые фонтаны пара, свидетельство затухающей деятельности Монтерея. Большие окна на тускло-коричневой стене смотрели на залы отбытия и офисы инженерного управленческого персонала. Везде было темно, лишь за стеклами двух окон двигались неясные тени.

У основания скалы стояли грузовые машины, автобусы для экипажей и различное ремонтное оборудование. Джед пробрался через их лабиринт, довольный, что за всем этим его не видно. Дальше шли переходные люки. Темные туннели вели в астероид, к самым опасным одержимым Конфедерации. Снова стало страшно. Он остановился перед входом в служебный переходной люк и опять надавил кнопки устройства.

— Не переборщи, следи за дозой, которую вдыхаешь, — сказал Росио. — Это сильное средство. Его дают после несчастного случая.

— Не волнуйся, — серьезно сказал Джед. — Я делаю все, как надо.

— Очень хорошо. Там, за люком, никого нет. Пора идти.

— Джед? — прозвучал голос Бет, громкий и высокий. — Джед, ты меня слышишь?

— Ну конечно, детка.

— Хорошо. Мы тут смотрим на экран, следим за тобой. Росио совершенно прав насчет медицинского модуля: расходуй его поменьше, ладно? Оставь для меня. Когда вернешься, мы его с тобой поделим.

Даже в расслабленном состоянии Джед понял все, как надо. И в переходной люк вошел в прекрасном расположении духа.

Там он снял шлем и вдохнул нейтральный воздух. В голове немного просветлело. Эйфории стало поменьше, но и страха тоже не было. Росио снова дал ему несколько распоряжений, и он осторожно пошел по коридору.

Складское помещение с запасами для экипажей располагалось неподалеку от переходного люка. Росио до этого навел справки, пронаблюдал, что происходило после того, как другие черноястребы причаливали к астероиду. У некоторых его товарищей экипажи до сих пор находились на борту. Использование боевых ос требовало знания специальных кодов. В целях безопасности Кира и Капоне сообщили эти коды самым преданным людям. Примечательно, что Кира такого кода Росио не сообщила.

Джед нашел дверь, на которую указал ему Росио, и отодвинул засовы. Изнутри пошел холодный воздух. Облачком поднялось его дыхание. Длинные ряды полок делили комнату на несколько проходов. Несмотря на заверения Организации, что налаживание питания является приоритетной задачей, здесь осталось не так много продуктов. Космическая пища представляла отдельную отрасль хозяйства. В идеале ее должны были отличать отсутствие крошек, ярко выраженный вкус и расфасовка в минимальных объемах. Лерой Октавиус решил, что запуск кухонного оборудования соответствующих фирм с экономической точки зрения себя не оправдывает. Как следствие, экипажи космических кораблей перебивались старыми запасами и полуфабрикатами.

— Что там? — нетерпеливо спросила Бет. На самом складе камер не было.

Джед пошел вдоль рядов, стряхивая иней с разнообразных наклеек.

— Много, — пробормотал он. — Это если тебе нравится йогурт, пицца с сыром и помидорами (дегидрированная, в пакетиках, она была похожа на печенье), черная смородина и яблочный мусс в концентратах и еще быстрозамороженные брокколи, шпинат, морковь и брюссельская капуста.

— О черт!

— Что такое? — спросил Росио.

— Ничего. Коробки тяжелые, вот и все. Мы устроим настоящий пир, когда я вернусь на корабль.

— А там есть шоколадные конфеты с апельсиновой начинкой? — пропищала Гари.

— Сейчас поищу, малышка, — соврал Джед. Он вышел из комнаты за тележкой, брошенной в коридоре. Размеры ее позволяли пройти через люк, а следовательно, на ней он мог доставить все на «Миндори». А потом они поднимут это по ступенькам в камеру жизнеобеспечения. Уйдет на это целый день.

— Кто-то идет, — возвестил Росио, когда Джед уложил на тележку дюжину коробок.

Джед замер, прижав к груди коробку с ржаными чипсами.

— Кто? — прошипел он.

— Не пойму. Камера дает не слишком хорошее изображение. Маленький паренек.

— Где он? — Джед уронил коробку и моргнул от раздавшегося грохота.

— В ста метрах отсюда. Идет в твою сторону.

— О Господи! Одержимый?

— Не знаю.

Джед стрелой бросился к двери и закрыл ее. Тележку, стоявшую в коридоре, было уже не спрятать. Сердце стучало, как молоток. Он распластался у стены рядом с дверью, словно это имело какое-нибудь значение.

— Идет, — сказал Росио. — Сейчас до него семьдесят метров.

Рука Джеда нырнула в карман, и пальцы обхватили холодную рукоятку лазерного пистолета.

— Тридцать метров. Идет к твоему коридору.

«Не смотри на чертову тележку, — молился Джед. — Иисусе Христе, помоги».

Он вытащил пистолет и посмотрел, как им пользоваться. Переключил на постоянный режим и полную мощность. Если это одержимый, пистолет не сработает. У него оставался призрачный шанс.

— Он в коридоре. Похоже, он заметил тележку. Остановился возле двери.

Джед закрыл глаза. Его трясло. Одержимый почувствует его мысли. Тогда их всех притащат к Капоне. Его замучат, а Бет отправят в бордель.

«Лучше бы я оставил дверь открытой. Тогда бы выпрыгнул неожиданно и взял их врасплох».

— Эй! — раздался голос. Очень высокий, чуть ли не девичий.

— Это он? — прошептал он в свой микрофон.

— Да. Он осмотрел тележку. Стоит возле двери.

Засов медленно отошел. Джед смотрел на него в ужасе. Очень хотелось помощи от медицинского модуля.

«Если пистолет не сработает, убью себя. Лучше чем…»

— Эй! — тонкий голос звучал довольно робко. — Есть здесь кто-нибудь?

Дверь стала открываться.

— Эй?

Джед заорал и оторвался от стены. Удерживая пистолет обеими руками, развернулся и выстрелил в коридор. Вебстера Прайора спасли два момента: маленький рост и совершенно невозможная цель, взятая Джедом.

Красный луч лазерного пистолета осветил полутемный коридор. Вспышка ослепила Джеда. Он прищурился, пытаясь разглядеть, в кого же стрелял. Из коридора вырвался черный дым, пополз по стене, оставив после себя зловещую полосу. На пол хлынул расплавленный металл. Оказывается, он угодил в решетку кондиционера.

И тут Джед разглядел маленького человека, прижавшегося к полу, прямо у его ног, в то время как он, сжимая рукоятку, искал цель. Раздался отчаянный крик. Кто-то визжал:

— Не стреляйте в меня! Не стреляйте!

Джед и сам вопил. Совершенно не понимал, что происходит. Осторожно снял палец с курка. На полу распростерлась фигура в белом пиджаке и черных брюках.

— Что, ради Христа, происходит? Кто вы такой?

На него смотрело смертельно напуганное лицо. Это был не парень, а мальчик.

— Пожалуйста, не убивайте меня, — умолял его Вебстер. — Я не хочу быть таким, как они. Они ужасны.

— Что происходит? — спросил Росио.

— И сам не понимаю, — промямлил Джед. Он посмотрел в коридор. Никого нет.

— Это что, лазер?

— Да, — он нацелил его на Вебстера. — Ты одержимый?

— Нет. А ты?

— Еще чего? Конечно нет!

— Почем я знаю? — заныл Вебстер.

— Откуда у тебя оружие? — спросил Росио.

— Да заткнись ты! Господи, дай опомниться. Есть, и все, понял?

Вебстер хмурился сквозь слезы.

— Что?

— Ничего, — Джед помедлил и сунул пистолет в карман. На вид вроде безобидный мальчишка, хотя пиджак с медными пуговицами и напомаженные волосы выглядели немного странно. Самое главное, что он до смерти напуган.

— Кто ты такой?

Последовал рассказ, прерываемый судорожными всхлипываниями. О том, как Вебстера с матерью захватили люди Капоне. Как держали арестованными вместе с сотнями женщин и детей. И как пришла женщина из Организации и стала искать их среди арестантов. Как разлучили с матерью, как определили на работу — подавать еду и напитки главарям бандитов и странной, очень красивой леди. А потом услышал, что Капоне в разговоре с леди упомянул имя его отца, и при этом оба они посмотрели в его сторону.

— Зачем ты здесь оказался? — спросил Джед.

— Они послали меня за едой, — объяснил Вебстер. — Повар приказал мне поискать в кладовой лебедей.

— Но ведь этот сектор отведен для еды астронавтов, — сказал Джед. — Разве ты не знал?

Вебстер громко шмыгнул носом.

— Знал. Я нарочно ходил повсюду. Мне не хотелось идти в дом.

— Понятно, — он выпрямился и обратился к окуляру маленькой камеры. — Что теперь делать? — спросил он. Рассказ мальчишки взволновал его.

— Избавься от него, — коротко сказал Росио.

— То есть как?

— Он вносит осложнения. У тебя ведь есть лазерный пистолет?

Вебстер смотрел на него покрасневшими от слез глазами. Такой жалкий, побитый. Совсем недавно и Джед смотрел так на Диггера, когда боль становилась невыносимой.

— Я не могу этого сделать! — воскликнул Джед.

— Чего же ты хочешь, записки от матери? Послушай меня, Джед. Как только он приблизится к одержимым, они тут же поймут, что с ним что-то произошло. И они пойдут искать тебя. А потом доберутся и до Бет, и до девочек.

— Нет. Просто не могу. Даже если бы и хотел, не смог бы.

— Так что ты намерен теперь делать?

— Не знаю. Бет? Бет, ты слышала разговор?

— Да, Джед, — ответила она. — Не трогай мальчика. Раз у нас теперь полно еды, возьми его с собой. Он может лететь с нами.

— Вот как? — презрительно сказал Росио. — У него же нет костюма астронавта. Как он сюда доберется?

Джед растерянно глянул на Вебстера. Ситуация становилась все безысходнее.

— Ради Христа, придумайте что-нибудь.

— Не будь слюнтяем, — сказала Бет. — Чего проще? Тебе нужно украсть автомобиль. Их там навалом. Я же вижу: вон они стоят возле входа в переходные люки. Забери один из них и поезжай к нам.

Джеду хотелось сжаться в клубок. Автомобиль! На виду у одержимых.

— Пожалуйста, Джед, возвращайся, — умоляюще сказала Гари. — Мне тут без тебя плохо.

— Хорошо, малышка, — сказал он. На споры не было сил. — Иду, — и повернулся к Вебстеру: — Только не поднимай шум.

— Вы возьмете меня с собой? — изумился мальчик.

— Похоже, что так.

Джед больше не брал с полок еду. Он толкал вперед тележку, не забывая держать Вебстера в поле зрения.

Росио указывал дорогу к автомобилям, стоявшим на причале. Им надо было подняться к офису, что Джеду совсем не нравилось. Росио внимательно осмотрел окрестности и, заметив, что люди в мастерских заняты делом, дал сигнал Джеду.

Автомобиль, выбранный Росио, был небольшой, пятиместный, хотя тележка входила в него свободно, к тому же прост в управлении. Через три минуты они были уже возле «Миндори». На стыковку переходного люка автомобиля с камерой жизнеобеспечения у них времени ушло больше. Бет, Гари и Навар кинулись приветствовать вернувшегося героя. Бет взяла его за щеки и наградила долгим поцелуем.

— Я горжусь тобой, — сказала она.

Такого она раньше не говорила, а банальных вещей он от нее не слышал. Сегодняшний день и в самом деле был тревожным, однако слова ее были приятны. Радостный момент слегка испортили младшие девочки. Они стали читать ярлыки и выяснили, что же он привез.

Шеф-повару на приготовление обеда понадобилось три часа. Аль и Джеззибелла пригласили на вечер дюжину старших лейтенантов. Спагетти с соусом оказались не хуже тех, что доводилось им пробовать на Земле (процессом приготовления руководил Аль), на стол явились лебедь с начинкой из рыбы, свежие овощи, только что доставленные с планеты, самые лучшие вина Новой Калифорнии и необычайные ликеры. Пригласили и квинтет музыкантов. Напоследок обещали выступление стриптизерш. Гостям, как всегда, вручат подарки — ювелирные украшения в двадцать четыре карата (настоящие, не энергистические побрякушки). Аль тщательно отобрал их сам. Словом, вечер запомнится. С вечера Аля Капоне никто с кислым лицом не уйдет. Репутация гостеприимного и безумно щедрого хозяина не пострадает.

Аль и не подозревал, что Лерою пришлось временно оставить административные обязанности и заняться приготовлениями к вечеринке. Более часа потратил он на обзвон старшего персонала Организации: надо было доставить все необходимое и найти людей, способных обеспечить успех вечера. Тучный менеджер нервничал. На первый взгляд приготовления шли гладко: люди делали все, о чем их просили. Но ведь совсем недавно, когда флот покинул Арнштадт, Лерой устроил великолепный бал менее чем за неделю. В то время и планета, и астероиды боролись за привилегию — дать Алю все самое лучшее. Сейчас же вечер совсем маленький, а усилия затрачены не в пример большие.

Столовая Никсоновских апартаментов, несмотря на неохотные пожертвования, выглядела внушительно, а стол ломился от угощений, когда Лерой вошел в комнату. Безукоризненный смокинг облегал его внушительную фигуру, на руке повисла гибкая девица из борделя. Такой контраст привлек взгляды гостей. В головах включились счетчики, когда Аль, улыбаясь, поприветствовал странную пару и надел на девушку бриллиантовое колье, не утонувшее в ложбинке пышной груди. Ни одной словесной насмешки не было отпущено, зато мысленно все ядовито посмеялись.

Монтерей к этому времени вышел из тени. За широким окном сиял зелено-голубой полукруг Новой Калифорнии. Атмосфера для аперитива самая благоприятная. Официанты разносили канапе на золотых и серебряных подносах, зорко следя, не остался ли чей-то бокал наполовину пуст. Беседа текла, не умолкая, и Аль грациозно переходил от одной группы к другой, не оказывая никому предпочтения.

Настроение его ничуть не ухудшилось, даже когда Кира пришла позднее остальных на целую четверть часа. На ней было провокационно простое летнее платье без рукавов из тонкой розовато-лиловой ткани. Фасон выгодно подчеркивал фигуру. На девушке, возраст которой соответствовал бы телу Киры, платье выглядело бы очаровательно простодушным, на ней же — казалось вызовом, объявлением войны всем находившимся в комнате женщинам. Только Джеззибелла в классическом маленьком черном платье для коктейля выглядела привлекательнее. И, судя по ангельской улыбке, которой встретила Киру, прекрасно сознавала это.

— Аль, дорогой, — Кира знойно улыбнулась и поцеловала Аля в щеку. — Прекрасный вечер, спасибо за приглашение.

На долю секунды Аль испугался, что Кирины зубы вонзятся в его яремную вену. Он ощущал ее мысли, полные ледяного превосходства.

— Без тебя вечер был бы не таким прекрасным, — сказал он. Подумать только, что когда-то он думал о ней как о возможной любовнице. Да его мужское достоинство от контакта с ней начисто бы отмерзло.

Он даже вздрогнул, представив себе такую картину. Сделал знак одному из официантов. Парню, должно быть, за девяносто, вышколенный старикан, раньше такие служили в дворецких. «На этом месте должен был быть юный Вебстер», — подумал Аль. Он поживее. Мальчишки весь вечер не видно. Официант подошел неуверенной старческой походкой с подносом в руке: на черном бархате лежало сверкающее сапфировое ожерелье.

— Это мне? — притворно улыбнулась Кира. — Какая красота!

Аль взял ожерелье и не торопясь застегнул у нее на шее. На похотливую улыбку он внимания не обратил.

— Мне так приятно тебя видеть, Кира, — прощебетала Джеззибелла, прижимаясь к плечу Аля. — Мы даже не были уверены, сможешь ли ты найти время.

— Для Аля у меня всегда есть время.

— Приятно слышать. Чтобы черноястребы не разболтались, надо чуть ли не целый день находиться рядом.

— У меня с ними никаких трудностей. Они знают, что они за мной как за каменной стеной.

— Да, у меня есть интересная новость, — сказал Аль. — Эммет весьма доволен тем, что ты сделала. Говорит, что это умно. С его стороны это большой комплимент. Я должен это иметь в виду, окажись я в сходной ситуации.

Кира приняла бокал шампанского у одного из официантов. Взгляд ее, словно луч лазера, скользнул по комнате, пока не наткнулся на Эммета.

— Ты в такой ситуации не окажешься, Аль. Я этот фланг полностью закрыла. И очень тщательно.

Джеззибелла приняла вид юной девочки, обожающей героя.

— Закрыла фланг? Для Аля? — голос ее зазвенел, как у подростка.

— Да. Для кого же еще?

— Да брось, Джез, — Аль улыбнулся ей с выражением шутливой укоризны. — Разве ты знаешь кого-нибудь еще, кто может справиться с черноястребами?

— Знаю, — Джеззибелла посмотрела на него с обожанием и вздохнула.

— Кстати, без меня они Новой Калифорнии не нужны, — сказал Аль.

Внимание Киры с Эммета снова переключилось на них.

— Поверьте на слово, я очень хорошо знаю, кто какое положение занимает. И кто чего стоит.

— Это хорошо, — вежливо сказала Джеззибелла.

— Пей шампанское, малышка, — Аль похлопал Киру по руке. — Я собираюсь перед едой сделать маленькое заявление, — он подошел к Эммету и дал сигнал: старший официант ударил в гонг. Все замолчали. Гости сосредоточились на взволнованных мыслях Аля.

— Тост я вам сейчас скажу необычный. Холостяцких шуток не будет.

Казалось, кто-то одним движением включил преданные улыбки. Аль отпил шампанского. «Черт, сейчас бы порцию хорошего бурбона».

— Ну ладно, шутки я тут шутить не собираюсь. У нас проблемы с флотом, потому что нам некуда идти. Вы все понимаете, флот должен действовать, иначе парни на нас озлобятся. Верно, Сильвано?

Грустный лейтенант задумчиво покивал головой.

— Некоторые парни, Аль, дошли почти до кипения. Не найти крышку, чтобы прикрыть кипяток.

— Не надо мне никакой крышки, не собираюсь я ничего прикрывать. Пока мы пополняем запасы антивещества, надо всех этих ублюдков чем-то занять. Вторжения на планету мы пока организовать не можем. Значит, надо ударить по Конфедерации с другой стороны. И я для вас приготовил что-то новое. Мы сможем им подсунуть хорошую свинью, и сами при этом не пострадаем. А благодарить за это надо Эммета, — он приобнял хмурого эксперта и стиснул по-дружески плечо. — Мы хотим совершить несколько рейдов на другие планеты и прорвать их портовые оборонительные сооружения. Немедленно пошлем туда наших ребят. Скажи им, Эммет.

— Я сделал предварительные расчеты, — сказал Эммет напряженным голосом. — Это одноместные устройства, сделанные по типу стандартных катапульт. На месте они окажутся быстрее, чем за пятнадцать минут. Внутри кабины будет очень высокое давление, но с нашей энергистической силой выдержать его трудности не составит. Стоит проделать большую брешь в оборонительных сооружениях, и экспоненциальная кривая вступит в свои права.

— Если флот их не поддержит, они проиграют, — отрезал Дуайт. — Местная полиция их уничтожит.

— Все зависит от того, сплочено ли население планеты и от того, сколько солдат мы туда можем направить, — невозмутимо сказал Аль. — Правительствам мы здорово насолим.

— Но, Аль, Организация не может расширяться так быстро, как у обыкновенных одержимых. У нас и без того полно неприятностей с лояльностью на Новой Калифорнии, не говоря уже об Арнштадте. Если у нас не будет боевых лейтенантов, Организация распадется.

— Да бросьте, ребята! — Аль рассмеялся и оглянулся по сторонам. — Сколькими планетами, по вашему мнению, можем мы управлять? Даже у короля Кулу всего полдюжины. Если я каждому дам по планете, чтобы вы стали на них императорами, и то останутся сотни свободных. Надо уравнивать шансы. Можно послать туда всех нервных, тех, что хотят выставить Новую Калифорнию из галактики. Так мы решим сразу две проблемы: и предателей будет меньше, и планет у Конфедерации поубавится. Ну что, тупицы, уразумели, что я вам сказал? Меньше будет у нас скандалов. Каждая планета, по которой мы нанесем удар, будет вопить, просить Конфедерацию, чтобы помогала им, как Мортонриджу. Это им влетит в копеечку, — он оглядел гостей и понял, что победил. Снова. Лицо его раскраснелось, на щеке обозначились три тонких белых шрама. Он снова вызвал у них невольное восхищение. Доказал, что и план у него есть, и воля к его осуществлению.

Аль победоносно поднял бокал. Присутствующие, словно немцы, присягающие фюреру, выкинули в фашистском приветствии руки с бокалами. Джеззибелла проказливо подмигнула ему из-за спин. У Киры было напряженное выражение лица: похоже, она вдумывалась в подтекст высказывания.

— Тост. Пусть Конфедерация отправляется ко всем чертям.

Искажающее поле «Миндори» расширилось, взвихрилось, отчего по пространственно-временной ткани побежала рябь, толкнула корпус и, оторвав от пьедестала, подняла вверх плавным, бережным движением.

Внутри, в просторном салоне, никто из шести пассажиров не почувствовал ни малейшего изменения в гравитационном поле. Они только что доели единственный в их рационе мясной продукт из гранул индейки, которому Бет придала форму котлет. Джед старался не замечать направленных на него обвиняющих взглядов. Если индейку поджарить на гриле, это будет совсем неплохо.

Джеральд Скиббоу посмотрел на висевший напротив него большой экран и спросил:

— Куда мы летим?

Вебстер вздрогнул от удивления: он впервые услышал голос Джеральда. Остальные смотрели на него в некотором волнении, не зная, чего ожидать. Даже сейчас, после всего, что было, он казался им чокнутым Джеральдом. Даже Росио сказал им по секрету, что в мыслях Джеральда он разобраться не мог.

В углу экрана появилось маленькое изображение лица Росио.

— Мне приказали лететь в дозор, — сказал он. — Это не слишком далеко, не более трех миллионов километров от Новой Калифорнии. Подозреваю, что меня испытывают, проверяют, сделаю ли то, что мне приказывают. Я только что заполнил резервные камеры питательной жидкостью. Если удрать отсюда, то случай сейчас благоприятный.

— А ты хочешь? — спросила Бет.

— Нет. Единственное место, куда я могу лететь, — это эденистские обиталища и Конфедерация. Ценой за гостеприимство явится сотрудничество с их физиками, что неизбежно приведет к поражению одержимых. Мне нужен другой выход.

— Я не хочу покидать Монтерей, — сказал Джеральд. На экране увидели стремительно удалявшийся космопорт астероида. — Пожалуйста, вернемся назад. Я хочу сойти.

— Нельзя этого сделать, Джеральд, дружище, — сказала Бет. — Там одержимые. Они почуют тебя в Монтерее в ту же секунду. И все будет кончено. Всех нас одержат, как одержали Мэри. Да и Росио накажут.

— Я помогу тебе с Кирой, чем смогу, — пообещал Росио. — Но сначала я должен войти к ней в доверие.

Бет перегнулась и взяла Джеральда за руку.

— Ну что, потерпим, а?

Джеральд обдумывал ее слова. Последние дни — он и сам это чувствовал — мысли его формировались очень медленно. Не то что раньше, когда он давал немедленный ответ на любой обращенный к нему вопрос. Тот Джеральд существовал в его сознании лишь как неясное воспоминание.

— Хорошо, — сказал он. Согласие далось ему непросто. Находиться так близко к ней. Всего в каких-нибудь сотнях метров. А теперь покинуть. Вернутся они, наверное, лишь через несколько дней. И все это время его любимая Мэри будет мучиться под властью ужасной женщины. Страшно представить, что ей приходится терпеть, отдавая собственную плоть распутнице. Мэри… его маленькая девочка, такая красавица. У нее всегда было полно кавалеров. На Лалонде единственное, что интересовало одержимых, был секс. И, как все отцы начиная с зарождения цивилизации, Джеральд старался не задумываться о сексуальности Мэри.

Так все и будет, шептало ему сердце. Ночь за ночью. Кира позволит мужчинам шарить руками по телу дочери.

Будет смеяться и стонать, требовать все более жарких физических наслаждений. В темноте будут сплетаться тела. Прекрасные сильные тела. Джеральд тихонько всхлипывал.

— Тебе плохо? — спросила Бет. Рядом с ней хмурился Джед.

— Все в порядке, — шепнул Джеральд. Он тер покрытый испариной лоб, стараясь загнать боль вглубь. — Просто я хочу помочь ей. Если бы только я мог к ней приблизиться. Мне кажется, это возможно. Вот и Лорен мне так сказала.

— Мы вернемся очень скоро. Не волнуйся.

Он неуверенно кивнул и нехотя принялся за предложенную ему еду. Скоро он будет рядом с Мэри. Страдания ее невозможно выразить. Когда они приземлятся на Монтерей, все будет по-другому, решил он. Что именно, он не знал, но по-другому.

Росио ощущал боль и тревогу Джеральда, сменившиеся потом более спокойными чувствами. Мозг этого человека был для него совершенной загадкой. Хотя Росио вряд ли хотел проникнуть в его мучительные мысли. Плохо, что не смог убедить Бет и Джеда остаться на борту без сопровождения. Все эти люди только осложняли его положение. Было бы неплохо вернуться к исходной позиции.

Отдалившись от астероида, он начал набирать скорость. Искажающее поле стало генерировать более мощные пузырьки на пространственно-временной ткани. Росио довел ускорение до 7 g. Чувство свободы росло вместе со скоростью. Воображение распустилось пышным цветом. Медленно распахнулись темные крылья, летела в кильватере межпланетная пыль. Он повернул шею, поморгал огромными красными глазами, подогнул когти. Сейчас он был цельным существом, ощущал жизнь каждой клеточкой. Больше, чем когда-нибудь, верил в то, что власть Киры над ним и его товарищами будет сломлена.

Росио начал разговаривать с другими черноястребами, стараясь понять их эмоциональный настрой. Мысленно даже разбил их по группам. Из семидесяти черноястребов, закрепленных за Новой Калифорнией, были девятнадцать, на открытую поддержку которых он рассчитывал. Еще десять могли присоединиться к нему в том случае, если обстановка, по их мнению, будет тому благоприятствовать. Несколько птиц своих мыслей не высказывали, в то время как восемь или девять, ведомые «Этчеллсом» и Камероном Леунгом, упивались перспективой грядущей победы флота Организации. Ну что ж? Расклад неплохой.

Через восемь часов полета Хадсон Проктор выдал новые инструкции.

— К Новой Калифорнии движется межпланетный корабль. Идет к южному полюсу. Сейчас он находится на расстоянии полумиллиона километров от планеты. Полагаем, что вышел он с астероида Альмаден. Ты его чувствуешь?

Росио расширил искажающее поле, прощупал место, указанное Проктором. И ощутил корабль как плотный комок, наполненный энергией.

— Нашел, — подтвердил он.

— Свяжись с ними и заставь их вернуться.

— Они нам враждебны?

— Сомневаюсь. Возможно, это компания идиотов, считающих, что они могут жить там, где пожелают, а не там, где укажет Организация.

— Понял. А если они не захотят вернуться?

— Взорви их к черту. Есть еще вопросы?

— Нет.

Росио снова сменил искажающее поле и сжал его до маленького пространства впереди клюва. Мощь энергии, наполнившей клетки, выросла бесконечно. Впереди корабля открылась камера, и он нырнул в нее, а вынырнул через две секунды. Камера аккуратно сложилась позади хвостового оперения, и он перешел в местное пространство и время.

Теперь межпланетный корабль был от него на расстоянии трех километров. Длинный, серый, из металла и какого-то композита, стандартная цилиндрическая форма. Камера жизнеобеспечения отделена от кабины управления решетчатой конструкцией. Он шел на посадку и снижал ускорение на 2/3 g. Из-под хвоста чистой струей выбивалось бело-голубое пламя. Росио увидел, как в пяти тысячах километров от них открылась прыжковая камера, из которой выскочил черноястреб. Он немедленно сжал искажающее поле и поплыл по инерции. Росио подавил желание его поприветствовать. Быть может, тот хотел остаться незамеченным.

С помощью радара выяснил название корабля — «Счастливчик Логорн». Росио подогнал к нему свою скорость и открыл коротковолновый канал.

— Это корабль организации «Миндори», — сказал он. — Вы приближаетесь к стратегической оборонительной сети Новой Калифорнии без разрешения. Пожалуйста, назовите себя.

— Это Дибанк. Я капитан судна. Мы не оповестили о своем присутствии, чтобы не привлекать этих проклятых космоястребов. Просим прощения, мы не хотели вас напугать. Нам хотелось бы получить разрешение на рандеву с низкоорбитальной станцией.

— В разрешении отказано. Возвращайтесь на свой астероид.

— Одну минуту, мы лояльные члены Организации. Кто дал вам право нам приказывать?

Росио привел в рабочее состояние мазер и взял на прицел одну из теплоохлаждающих панелей «Счастливчика Логорна».

— Считаю. Один. Я вам не приказываю. Я просто выполняю инструкцию, данную мне Организацией. Два, — он выстрелил.

Взрыв проделал полуметровую дыру в центре панели. Разлетелись блестящие оранжевые искры, медленно тонущие в черном пространстве.

— Черт бы тебя побрал! — заорал Дибанк. — Ублюдки, вам не удастся выгнать нас отсюда навсегда.

— Измените направление. Сейчас же. Второй выстрел придется по вашему двигателю. Будете навсегда здесь дрейфовать. Единственное, что вам останется, — тотализатор. Что кончится раньше — еда или воздух? Потом, возможно, к вам может подлетит космоястреб, и Конфедерация использует вас в качестве подопытных животных.

— Ты кусок дерьма.

— Я жду.

Росио приблизился. В душу его вливались гнев и горечь восьми людей, находившихся в камере жизнеобеспечения. Чувства эти смешивались с горькой покорностью.

Естественно, двигатель взревел, и «Счастливчик Логорн», описав некрутую дугу, повернул к Альмадену. Столько энергии зря потратили. Обратный путь займет у них несколько часов.

— Помяни мое слово, — сказал Дибанк. — Придет время, и вам придется к нам присоединиться. Не думайте, что это будет так просто.

— Где это будет? — с интересом спросил Росио.

— На планете, дурья башка.

— И в этом все дело? Вы боитесь космоса?

— А что, ты думал, мы делаем? Хотим захватить планету?

— Мне ничего не говорили.

— Хорошо. Раз теперь до тебя дошло, ты нас пропустишь?

— Не могу.

— Ублюдок.

Росио решил сыграть в сочувствие и изобразил раскаяние и беспокойство.

— Пойми меня. За мной следует еще один черноястреб, чтобы удостовериться, делаю ли я то, что мне приказано. Они не уверены в моей преданности, понимаешь?

— Слышишь хлюпанье? Это кровоточит мое сердце.

— Почему Организация не хочет, чтобы вы были на Новой Калифорнии?

— Потому что они нуждаются в продукции, которую Альмаден изготавливает на своих заводах. На астероиде много компаний, специализирующихся в изготовлении оружия. А нас заставляют запугивать неодержанных ученых, чтобы они продолжали работать. Ты имеешь представление, каково это? Все это такая гадость. Когда я был жив, служил в солдатах и боролся с фашистами, которые вот так же порабощали людей. Послушай меня, это несправедливо. Меня воспитывали по-другому.

— Зачем тогда остаешься в Организации?

— Если ты не с Капоне, значит, ты против него. Так у них заведено. Он все ловко придумал. А его лейтенанты на все готовы, лишь бы остаться на своих местах. Они взяли в оборот нас, а мы — неодержанных ученых. Если начинаем возражать, выказывать недовольство, они тут же вызывают на поддержку флот. Разве не так? Вы же его орудие, вы все для него делаете.

— У нас другой поработитель. И зовут ее Кира.

— Это полуночница? Нет, правда? Я с радостью предложил бы ей свое тело. Пускай порабощает, — раздался смех.

— Ты бы этого не сказал, если бы с ней повстречался.

— Суровая сучка, да?

— Хуже не бывает.

— Похоже, ты не слишком счастлив.

— Мы с тобой в одинаковом положении.

— Да? Так послушай, может, нам прийти к какому-то соглашению? Что я имею в виду? Вот вернемся мы сейчас на Альмаден, и лейтенанты за эту фигуру высшего пилотажа съедят нас поедом. Почему бы тебе вместе с нами не отправиться назад, к Новой Калифорнии, и не посадить нас на низкоорбитальную станцию? А может, ты и космоплан нам дашь? Мы оттуда никуда не тронемся. Честное слово.

— Это было бы для вас хорошо.

— А мы дадим тебе тело. Человеческое, самое лучшее из тех, что у нас есть. Ведь на планете миллионы неодержанных. Специально для тебя подготовим тело для одержания. Явишься к нам без всякого риска. Послушай, ты ведь чувствуешь, что я говорю правду. Верно?

— Да. Но меня это не интересует.

— Как? Почему нет? Ну, давай! Такая сделка бывает раз в жизни.

— Но не для меня. Ведь вы, люди, ненавидите пустое пространство, разве не так?

— А ты разве нет? Ведь ты был в потусторонье. Ты его слышишь. Оно всегда с тобой, в одном шаге. Нам нужно избавиться от него.

— Нет.

— Глупо!

— Не хочу. В самом деле, не хочу. Все верно, я до сих пор слышу голоса душ, но знаю, что им до меня не дотронуться. Они лишь напоминание о пустоте. И угрозы от них нет никакой. Ты хочешь бежать, потому что боишься. Я через это прошел. «Миндори» принадлежит космосу, и это прекрасно. Я получил это тело, а взамен мой хозяин избавил меня от страха. Может, и тебе постараться да и найти тело черноястреба, или там космоястреба. Ты только представь. Ведь это лучшее решение всех проблем. При этом ни конфликтов, ни насилия, ведь каждый после смерти получит тело черноястреба. И таких тел много можно вырастить. Хватит для каждой ушедшей в иной мир души. А нужно для этого лишь время и желание. И тогда в пространстве будут миллиарды таких, как я, и в конце концов все люди станут темными ангелами, порхающими между звездами.

— Послушай, приятель. Знаешь что? Похоже, обладание этим монстром тебя не излечило.

— Возможно. Но кто из нас счастлив?

— А разве ты счастлив с Кирой? Забыл? Отчего же ты ее не бросишь?

— Это верно. Кира — проблема.

— Вот так-то, и не надо корчить из себя супермена.

— Я и не корчу. Кстати, предложение твое меня заинтересовало. Возможно, впоследствии мы и придем к соглашению. Есть у меня одна мыслишка, но надо все обдумать. Вернешься на Альмаден — я к тебе загляну.

Походы в подвальный тренажерный зал Хилтона всякий раз пробуждали в Кире животные чувства. Она наслаждалась своей новой ролью — раскованной женщины-вамп. Глаза ее бродили по телам молодых людей, нещадно истязаемых грубоватым Мэлоуном. Тревога юношей была ей приятна. Они подталкивали друг друга и бросали на нее испуганные взгляды. И не то чтобы у нее на Новом Мюнхене не было связей… любовники были — и до того, как карьера мужа потерпела крах, и после. Но это все были вялые, скучные, осторожные совокупления. Интерес заключался лишь в том, что у тебя роман, что ты обманываешь и не поймана. Будоражил секс как таковой.

Теперь же она могла давать полную волю своей сексуальности. Никто ее отныне за это не осудит и не проклянет. Очарованием своим она частично была обязана властному своему положению, а во всем остальном — великолепному телу Мэри Скиббоу. Именно из-за этого второго фактора она и спускалась в подвал, к неодержанным юношам. Одержимые любовники, такие, например, как бедный старик Станьон, были такими ненатуральными. Мужчины непременно обзаводились прекрасными греческими фигурами, большими фаллосами и на целую ночь удерживали эрекцию. Совокупление проходило по наезженным клише, что являлось ярким свидетельством их мужской слабости и ненадежности.

Кира предпочитала юношей из гимнастического зала: вот у них все по-настоящему. Прикрыться ментальной или физической иллюзией они не могли и не умели. Секс с ними был груб и примитивен. Бесконечно властвовать над ними в постели — разве это не высшее наслаждение? А Мэри, как ни странно, обладала большими познаниями в этой области, так что Кира многому у нее научилась и все попробовала. Постыдные воспоминания и умения она добыла за долгое путешествие по реке, когда пришлось отдаться старику по имени Лен Бачаннан. У девушки была твердая цель, и Кира этим даже восхищалась. Это их роднило. Даже сейчас переживающая трагедию пленница вынашивала мысль об освобождении.

— Но каким же образом? — чуть удивившись, спрашивала Кира.

— Как-нибудь. Настанет такой день.

— Но ведь ты в моей власти.

— Ничто не вечно. Ты и сама это знаешь.

Кира усмехнулась и мысленно избавилась от дерзкой девчонки. Взгляд ее обратился на восхитительного девятнадцатилетнего юношу, молотившего по длинной боксерской груше. Отчаянная агрессивность, выпуклые мышцы покрыты потом. Он знал, что она стоит у него за спиной, но не поворачивался. Надеялся, что пройдет мимо, если он не встретится с ней взглядом. Но она поманила пальцем Мэлоуна. Тренер нехотя подошел.

— Как его зовут? — охрипшим голосом спросила Кира.

— Джеми, — мысли коренастого тренера были полны презрения.

— Ты что же, боишься меня, Джеми?

Он перестал наносить удары и остановил грушу. Мягкие серые глаза посмотрели ей прямо в лицо.

— Вас — нет. Боюсь того, что вы можете сделать.

Она вяло зааплодировала.

— Очень хорошо. Не волнуйся. Я тебе ничего плохого не сделаю, — перевела взгляд на Мэлоуна. — Завтра утром я его тебе доставлю.

Мэлоун снял кепи и сплюнул на пол.

— Как скажешь, Кира.

Она подошла к Джеми совсем близко, наслаждаясь его смущением.

— Ну что, мальчик? Разве я такая уж плохая? — заворковала она.

Он был на голову выше ее. Когда опустил глаза, взгляд невольно приковала ее загорелая плоть, выступавшая из летнего платья. Смущение боролось в нем с другими, более тонкими эмоциями. Кира победно улыбалась. Сегодняшняя ночь, по крайней мере, пройдет неплохо. Черт с ним, с Капоне, и с его планами! Она взяла Джеми за руку и повела его из зала, словно огромного щенка. Не успели они выйти, как двустворчатые двери распахнулись, и в зал с охапкой полотенец вошел Луиджи. Он злобно взглянул на Киру. Командующий флотом был теперь на посылках у ничтожного Мэлоуна. Горечь его готова была обернуться пагубным для самого же себя насилием. Он был уверен, что она специально пришла сюда, дабы насладиться падением бывшего соперника.

— Луиджи, — весело воскликнула Кира. — Никак не думала встретить тебя здесь. Удивительно!

— Пошла прочь, ведьма, — выставив локоть и оскалившись, он обошел ее.

— Ну, а после полотенец шнурки им будешь на ботинках завязывать?

Луиджи круто развернулся и пошел к ней. Выставил вперед голову, так что носы их соприкоснулись.

— Ты шлюха. Очень дешевая шлюха. Это единственное, что ты можешь продать. Когда Организация использует черноястребов до конца, ты станешь ничем. Наступают лучшие времена, сама знаешь. А повадками императрицы никого не обманешь. Весь этот чертов астероид над тобой смеется.

— Согласна, лучшие времена наступают, — спокойно сказала она. — Но если флотом будут управлять как следует, то он никуда не денется.

В лице его выразилась растерянность, и в мыслях — тоже.

— Что?

Кире этого было и надо. Она похлопала Джеми по могучей руке.

— Почему бы тебе не взять у Луиджи эти тяжелые полотенца? Похоже, сегодня ночью ты мне не понадобишься.

Джеми покосился на ворох полотенец, неожиданно оказавшийся в его руках. Дверь за Кирой и Луиджи захлопнулась.

— Ничего не понимаю, — пожаловался он. Кира успела разбудить в нем желание, он хотел секса, несмотря на ходившие вокруг слухи о ведьме-полуночнице.

Мэлоун по-отечески потрепал парня по плечу.

— Не печалься, мой мальчик. Считай, тебе крупно повезло.

Начальственная должность в исследовательском отделе разведки флота с неизбежностью склоняла доктора Пирса Гилмора к бюрократическим замашкам. Работа его отличалась точностью и методичностью. В своих исследованиях он ни на йоту не отступал от порядка проведения процедуры. Над такой приверженностью к протоколу посмеивались младшие научные сотрудники. Обвиняли его в негибкости и отсутствии воображения. Доктор стоически переносил заочные их издевательства, не желая идти коротким путем к истине, не увлекаясь фантастическими предположениями. И, надо заметить, именно такой лидер и нужен был отделу вооружения. Вечное терпение — обязательное условие при разборке неизвестного оружия, созданного нелегально: в нем всегда найдутся элементы, которые не рекомендуется изучать слишком пристально. За те семь лет, что он был на посту, отдел его ставили всем в пример с точки зрения соблюдения техники безопасности.

Сотрудники его отличались скромностью: в комнате было мало личных вещей, мало украшений. На полке под тонким светильником, заряженным солнечной энергией, цвели орхидеи. Официальная, темного дерева мебель, точь-в-точь как та, что была у него в юности. Широкие голографические окна с героическими пейзажами не выдавали местоположения комнаты, глубоко зарытой под трафальгарскую землю. Зато на электронику Гилмор не поскупился. Эденистский процессор последнего поколения едва ли уступал Первому узлу AI. Система эта помогала проводить дважды в неделю междисциплинарные советы, на которых Гилмор и председательствовал. Посвящены они были изучению способностей одержимых.

Совет собрался во второй раз со времени суда над Жаклин Кутер (последствия его до сих пор волновали умы). Первым явился профессор Новак, специалист в области квантовой физики. Плеснул себе кофе из кофейника, неизменно бывшего у Гилмора к услугам страждущих. Доктор Геммату, энергетик, и Юсуф, электронщик, тихонько переговариваясь, вместе вошли в комнату, рассеянно кивнули Гилмору и сели за стол. Мэтокс занял место рядом с доктором неврологии, державшимся, как всегда, особняком. От Юсуфа отделял его один стул. Эуру сел против Гилмора. Темнокожий эденист, в отличие от остальных, казался неприлично счастливым.

Гилмор достаточно знал своего заместителя, чтобы понять: то был не обычный оптимизм, свойственный эденистам.

— Что-то случилось? — спросил он.

— Из системы Синагра только что прибыл космоястреб. Привез любопытный файл.

Геммату встрепенулся.

— С Валиска?

Независимое обиталище, прежде чем пропасть с орбиты, поставило большое количество весьма полезной информации касательно поведения одержимых.

— Да, как раз перед тем, как Рубра и Дариат убрали его из галактики, — Эуру широко улыбнулся и загрузил файл в биотехнический процессор.

Явилось изображение, странное, нечеткое. Преобразование эденистских файлов в электронный формат адамистов всегда приводило к потере качества, но каждый раз в них присутствовало что-то еще. Кроме пастельных цветов, слабых запахов, мягких прикосновений было нечто такое, чему Гилмор изо всех сил старался не давать определения, однако не преуспел в этом. Там было нечто призрачное.

Они увидели Дариата, барахтавшегося в ледяном озере. Холод был настолько нестерпимым, что он проникал даже через энергетическую проекцию. Глядя на онемевшие конечности призрака, ученые сами невольно задрожали. Потом появилась пухлая чернокожая женщина. Прильнув к нему, она сильно тряслась под странным, похожим на подушки одеянием.

— У тебя сложилось какое-нибудь впечатление о размере? — спросило Дариата когистанское Согласие.

— Да нет. Мир как мир. Он большой?

Согласие быстро оглядело потусторонье. Душа Дариата, слабо трепеща, плавала в пустоте, в шаге от реальности. Пустота эта была заполнена такими же, как и у него, душами. Всех их одолевало одно желание.

В сравнении с неясным изображением Валиска потусторонний мир казался полузабытым сном. В нем, по словам Дариата, совершенно отсутствовали физические ощущения, и единственным признаком его существования был прозрачный ковер эмоций. Мука и страдание, словно нити, пронизывали его насквозь. Вокруг Дариата столпились души, отчаянно пытаясь отведать его воспоминаний ради иллюзии физических ощущений, которые те содержали.

В мозгу Дариата царили страх и смятение. Хотелось бежать, нырнуть в великолепный пожар ощущений, горевший совсем недавно так ярко, когда Кира и Станьон открыли ему дорогу в тело Хоргана. Потусторонье тогда пропало, едва успел он миновать барьер между двумя ипостасями существования.

— А как ты управляешь энергистической силой? — поинтересовалось Согласие.

Дариат выдал им изображение (в этот раз совершенно четкое). На нем было видно, как желание осуществляется на практике. Черты лица — красивее, волосы — гуще, одежды — ярче. Казалось, что это — заправленная энергией потусторонья голограмма, придающая всему достоверность. То же самое происходило и с деструктивной силой, направленной на разгул страстей. Энергия потустороннего мира, возрастая в тысячу раз, проходила, шипя, по одержанному телу, словно электрический заряд.

— А как насчет ощущений? — мир вокруг него изменился, остались лишь скользящие тени.

Задавались и другие вопросы. Наблюдатели изучали состояние Дариата. Мятежный одержатель счел своим долгом подробно на все ответить. Запись длилась пятнадцать минут.

— Чрезвычайно ценная информация, — сказал Гилмор. — Она пригодится нам для решения проблемы. Мне показалось, что Дариат довольно свободно передвигается в потусторонье. Это, на мой взгляд, означает, что у мира этого есть физические размеры.

— Странный вид пространства, — заговорил Новак. — Судя по тому, что души чуть ли не сидят друг на друге, получается, что места там мало. Термин «место», правда, здесь неуместен, это некое единое пространство. Как нам известно, существует оно параллельно с нашей вселенной, следовательно, имеет безграничную глубину. Что похоже на парадокс, — он пожал плечами, обеспокоенный собственными мыслями.

— Меня заинтересовала продемонстрированная Дариатом способность к ощущениям, — заметил Эуру. — Замечательный эффект, похожий на чутье космоястреба.

Гилмор взглядом пригласил высокого эдениста высказаться подробнее.

— Похоже, одержимые используют резонанс местных энергий. Каким бы типом энергии они ни управляли, мы знаем, что она проникает в нашу вселенную, даже если мы пока ее не определили.

— Если вы правы, — подхватил Новак, — то это лишнее подтверждение того, что наша вселенная соприкасается с потусторонним миром.

— Соприкосновение должно быть непременно, — подтвердил Эуру. — Дариат в теле Хоргана знал, что призраки существуют. Если угодно, он слышал их. Они все время умоляли одержателей вернуть им тела. Где-то есть соединение, дорога в потусторонье.

Гилмор обвел взглядом присутствующих, желая узнать, не хочет ли кто-то из них развить тему. Все молчали, вдумываясь в подтекст того, что сказали Эуру и Новак.

— Думаю, нам следует подойти к этому с другой стороны, — сказал он. — В конце концов, мы потерпели неудачу, когда пытались проанализировать суммарный эффект. Возможно, нам следует меньше зацикливаться на природе зверя, а уделять больше внимания тому, что он делает и подразумевает.

— Прежде чем иметь с ним дело, надо его обнаружить, — сказал Юсуф.

— Я вовсе не за грубое, невежественное вмешательство, — возразил Гилмор. — Но посудите сами: когда кризис разразился, мы полагали, что имеем дело с распространением некого энергистического вируса. По-моему, здесь мы именно с этим и имеем дело. Наши души — изолированные миры, способные существовать и перемещаться в матрицах тел. Геммату, как, вы думаете, они сформировались?

Эксперт-энергетик, обдумывая вопрос, погладил щеку длинными пальцами.

— Да, похоже, я понимаю, к чему вы клоните. Энергия потустороннего мира присутствует, очевидно, во всей материи, вплоть до клеточного уровня, хотя количество ее, должно быть, совершенно незначительно. Делаю вывод: если интеллект с годами возрастает, то каким-то образом он себя в этой энергии запечатлевает.

— Точно, — согласился Гилмор. — Мысленные процессы сохраняют свою связь, даже когда мозг умирает. И это наша душа. В этом нет ничего духовного или религиозного. Концепция имеет отношение к естественному феномену, соответствующему природе вселенной.

— Я бы не стал отрицать религию, — возразил Новак. — Мы включены во вселенную на фундаментальном уровне, что кажется мне духовно значительным. То, что мы на равных с космосом, делает нас в буквальном смысле частью Божьего мира. Ведь так?

Гилмор не понял, надо ли воспринимать его слова как шутку. Многие физики ударились в религию, столкнувшись с непонятными препятствиями в космологии, впрочем, равное их количество стояло за атеизм.

— Может, не будем пока вдаваться в эти вопросы?

Новак улыбнулся и добродушно махнул рукой.

— Я просто хотел сказать, что существует нечто, ответственное за удержание души в целостности. Что-то да удерживает вместе все эти мысли и воспоминания. Когда Сиринкс расспрашивала Мальву, та сказала: жизнь порождает души. То есть определенный порядок, с помощью которого способность чувствовать и самосознание влияют на энергию внутри биологического тела.

— Итак, души возникают вследствие воздействия мыслей на эту энергию, — продолжил Новак. — Я не собираюсь оспаривать гипотезы. Но чем они могут нам помочь?

— Это все затрагивает только нас, людей. У животных души нет. Дариат и Латон ни разу их не упомянули, значит, они их там не встретили.

— Но они не упомянули и другие существа, — возразил Мэтокс. — Однако, по утверждению киннтов, они там есть.

— Это большой мир, — сказал Новак.

— Нет, — возразил Гилмор. — Дело не в этом. Мы видели часть потусторонья, рядом с разделяющей наши миры границей, и туда попадают лишь некоторые души. Латон утверждал это. После смерти можно отправиться в долгое путешествие. Это опять его слова.

Эуру печально покачал головой.

— Хотел бы я ему поверить.

— В этом я ему как раз верю, но на принципиальном моем утверждении это никак не сказывается.

— И что же вы утверждаете? — спросил Мэтокс.

— Мне кажется, я знаю, что помогает душам не распадаться. Должно быть, это — способность к чувствам. Возьмем, к примеру, собаку или кошку. У них имеется своя индивидуальность как у биологического единства, но нет души. А почему? Ведь у них есть нервная система, и память, и мыслительные процессы. Однако как только они умирают, все это теряет целостность. Без фокуса, без сильного самоощущения связи разваливаются. И порядок исчезает.

— Бесформенный вакуум, — усмехнулся Новак. Гилмор проигнорировал насмешку.

— Мы знаем, что душа — неразрывное единство, и Кутер, и Дариат подтвердили, что в потусторонье существует поток времени. Они страдают от энтропии так же, как мы. Я убежден, что это сделает их уязвимыми.

— Каким образом? — резко спросил Мэтокс.

— Мы можем внести изменения. Энергию, реальную субстанцию душ нельзя уничтожить, но можно рассеять или разбить, вернуть в первобытное состояние.

— А, да, — Геммату восхищенно улыбнулся. — Теперь я вашу логику понимаю. И в самом деле, нам нужно внести хаос в их жизни.

Эуру потрясенно взглянул на Гилмора:

— Убить их?

— Обрести способность убивать, — совершенно спокойно пояснил Гилмор. — Перспектива смерти, настоящей, конечной смерти, побудит их оставить нас в покое.

— Но как? — воскликнул Эуру. — Что это за способ?

— Вирус мозга, — сказал Гилмор. — Универсальная антипамять, запущенная в мыслительные процессы и по мере прохождения их уничтожающая. Воспользоваться тем, что одержимые постоянно обмениваются мыслями. Своего рода ментальный сверхпроводник.

— Похоже, здесь есть рациональное зерно, — согласился Геммату. — А что, есть такая вещь как антипамять?

— Существует несколько видов оружия, назначение которых — уничтожить мысленные процессы жертвы, — оказал Мэтокс. — В большинстве своем это химические или биологические агенты. Впрочем, мне известны и некоторые из них, что основаны на дидактических воспоминаниях. Насколько я знаю, мои коллеги создали варианты, вызывающие психический беспорядок, например паранойю и шизофрению.

— Только этого нам не хватало, — проворчал Новак. — Сумасшедшие души. Они и так все чокнутые.

Гилмор бросил на него укоризненный взгляд.

— Как вы считаете, теоретически возможно создание антипамяти? — спросил он Мэтокса.

— В настоящий момент я не могу предложить ничего готового.

— Но тогда она разрушит саму себя, — недоумевал Юсуф. — Если она уничтожит механизм собственной проводимости, то как она сохранит себя?

— Нам нужно нечто, опережающее собственную разрушительную волну, — сказал Мэтокс. — И теоретически в этом нет ничего невозможного.

— Само собой, над концепцией нужно еще много работать, — вмешался Гилмор.

— И экспериментировать, — добавил Эуру. Красивое лицо выражало тревогу. — Не забудьте об этой фазе. Для экспериментов нам понадобится чувствующее существо. Возможно, и не одно.

— У нас есть Кутер, — пробормотал Гилмор. И почувствовал молчаливое осуждение эдениста. — Прошу прощения: естественная мысль. Слишком уж много доставила она нам неприятностей.

— Уверен, для этой цели можно использовать биотехнические системы, — поспешно сказал Мэтокс. — На этой стадии обойдемся без людей.

— Ну и прекрасно, — облегченно вздохнул Гилмор. — Если никто не возражает, то я хотел бы этот проект утвердить. Первый адмирал давно требует универсального решения этой проблемы. И мы наконец-то отрапортуем, что в состоянии закрыть вопрос одержимых.

Эденистские обиталища любили посплетничать. Узнав об этом, Иона и Транквиллити сначала удивились, а потом и позабавились. Ну что ж, личности состояли из миллионов людей, а им, как и всем старикам, свойственно наблюдать за жизнью молодых родственников и доносить новости до своих друзей. Личности к тому же являлись неотъемлемой частью эденистской культуры. Что же удивительного в проявляемом ими живейшем интересе к человеческим делам? Ведь все, что происходит, так или иначе отражается на них самих. Они усваивали, обдумывали и обсуждали мельчайшие подробности политической, социальной и экономической жизни всей Конфедерации. Занятен был способ передачи информации. Внутри каждого обиталища образовывались многочисленные группы в зависимости от интересов. А интересовали их и классическая литература, и ксенобиология, и паровозы эпохи ранней индустриализации, и образование облаков по Оорту.[17] В таких группах не было ничего формального, предписанного. Их можно было назвать неформальной анархией.

Транквиллити даже начал подумывать о себе как о стареющем дядюшке, наблюдающем за выводком непослушных племянников и племянниц. К современникам он испытывал отчуждение, что Иона находила забавным. И только джовианское Согласие, с присущим тому суровым благородством, казалось, разделяло его чувства.

К тому моменту, как Транквиллити прибыл к Юпитеру, сформировались уже миллионы групп. Они обсуждали проблему одержимых (больше всего их интересовала комиссия Гилмора). Желая оказать помощь в разрешении проблемы, Транквиллити предоставил свои воспоминания и рассуждения касательно кризиса. Информацию эту тут же распространили и обдумали. Группы, занимавшиеся религиозными вопросами, обратили особое внимание на проявленный киинтами интерес к Спящему Богу тиратка. Что такое этот Спящий Бог — вот тема, которую обсуждали группы космологии. Представления о нем у них не было, зато они углубились в область ксенопсихологии. Всласть наговорившись, задумались, не предоставить ли право историкам ксенокультуры решить эту загадку…

С этого момента два очень заметных в обиталищах (и очень важных каждый в своей области) менталитета обратили внимание на проблему Спящего Бога. Согласие, отвечавшее за безопасность, и Вин Цит Чон решили обсудить это дело вместе с несколькими специалистами. И с Ионой, разумеется.

Неприятное предчувствие кольнуло Джошуа, когда Иона вызвала его на совещание, не объяснив причины. Ходили слухи, что дело не обойдется без Мзу. А когда Иона сказала, что встреча состоится во дворце Де Бовуар, он и вовсе расстроился. Это означало, что совещание будет официальным.

Выйдя из маленькой подземной станции, обслуживавшей гостей дворца, он заметил поднимавшуюся по ступеням Мзу. Джошуа захотелось развернуться и пойти к «Леди Макбет», стоявшей на ремонте. Однако сдержался. Они обменивались ничего не значащими словами, пока шли по дорожке из темно-желтого камня к зданию классического стиля. Мзу тоже не знала, зачем ее пригласили.

По обе стороны от дорожки сновала орава механоидов. Они старались привести в порядок бывшие до тех пор безупречными газоны. Тысячи танцующих ног превратили траву в грязное месиво. Подстриженные кусты приобрели немыслимую форму, отовсюду торчали бутылки. Больше всего пострадал цветущий кустарник: обломанные ветви с белыми и голубыми колокольчиками превратились в коричневый скользкий ковер, небрежно брошенный на дорожку. Механоиды, не теряя оптимизма, подрезали ветви и подпирали деревья, привязывая их к колышкам. Мелкий кустарник просто убирали и заменяли новым. О таком вандализме в Транквиллити еще не слыхивали. И все же Джошуа не мог не улыбнуться, взглянув на груду одежды, собранной механоидами. По большей части это было нижнее белье.

У арочного входа их встретили двое сержантов, стоявших на карауле.

— Вас ожидает Повелительница Руин, — нараспев сказал сержант и повел их к конференц-залу.

Иона сидела на привычном месте за полукруглым столом. Падавшие из окон длинные лучи света, перекрещиваясь, обрамляли ее, отчего она казалась похожей на святую. Джошуа был раздражен, поэтому не прошелся насчет театральности момента, и когда она ему дружески улыбнулась, отвесил официальный поклон. С Мзу Иона поздоровалась весьма сухо. У выгнутой части стола стояли шесть стульев с высокими спинками, причем четыре из них были уже заняты. Джошуа узнал Паркера Хиггинса, был там и Самуэль. Чтобы выяснить имя главного астронома Леймилского проекта, Джошуа пришлось порыться в памяти нанотехники — Кемпстер Гетчель. К нему повернулся четвертый человек…

— Ты!

— Привет, Джошуа, — сказала Сиринкс. На губах ее играла чуть заметная улыбка.

— О! Да вы знаете друг друга? — произнесла Иона подозрительно приятным голосом.

Джошуа посмотрел на Иону с осуждением. Потом подошел к Сиринкс и легонько поцеловал в щеку.

— Я слышал, что произошло на Пернике. Рад, что у тебя все обошлось.

Она прикоснулась к медицинскому нанопакету на его руке.

— Похоже, все кончилось благополучно не только у меня.

Джошуа улыбнулся ей и сел рядом.

— У меня есть файл, с которым я хочу ознакомить тебя и доктора Мзу, прежде чем мы начнем, — сказала Иона.

Сначала жалкая сцена с Коастук-РТ и Вабото-ЙАУ, а потом два зловещих солдата тиратка рядом с Резой Мейлином. Он старался не вникать в записи Келли, в эпизоды освобождения, освещенные «Коллинзом». Лалонд — это та планета, куда он ни за что не вернется. Главарь наемников вызывал у него чувства, которым лучше бы не просыпаться.

Когда запись кончилась, он поднял глаза и увидел, что одно из высоких окон за Ионой потемнело. Золотой свет пропал, и появился древний восточный человек, сидящий в древнем кресле на колесиках.

— Вин Цит Чон будет говорить сегодня от имени джовианского Согласия, — объявила Иона.

— Верно, — согласился Джошуа. Он внес это имя в поисковую программу, желая узнать подробности.

Сиринкс пригнулась к нему.

— Основатель эденизма, — шепнула она. — Крупная историческая фигура.

— Как зовут изобретателя термоядерного двигателя?

— Эту честь приписывают Джулиану Вану. Хотя на самом деле он возглавлял научный отдел на астероиде Нью Конг. Бюрократ, то есть.

Джошуа досадливо нахмурился.

— Думаю, сегодняшний день даст нам другую, более уместную тему для разговора, — последовал тихий упрек Вин Цит Чона.

— Спящий Бог вызывает много вопросов, — сказала Иона. — И вопросы эти уместные, учитывающие психологию тиратка. Они верят, что он поможет им справиться с одержимыми. А тиратка всегда говорят правду.

— Пока это существо, или объект, никакого воздействия на нашу ситуацию не оказало, — сказал Вин Цит Чон. — Рассмотрим три возможности. Первая: это миф, и либо этих тиратка оставили в дураках, либо они, встретившись с ним, сделали ошибку. То есть существо помочь им оказалось не способно. Вторая возможность: Бог этот существует и помочь способен, однако устранился.

— Третья возможность самая интересная, — сказал Кемпстер. — Это предположение, что Спящий Бог — существо чувствующее или, по меньшей мере, самосознающее, а следовательно, это вычеркивает небесное начало.

— Я всегда соглашался с возможностью существования артефакта, — сказал Паркер Хиггинс. — Тиратка всегда распознают небесное начало. И наблюдать за ним не будут. Вабото-ЙАУ особенно на этом настаивал. Спящий Бог видит сны о Вселенной. Он знает все.

— Согласен, — сказал Вин Цит Чон. — Тиратка наделяют его исключительными способностями к восприятию. Хотя мы допускаем, что воспоминания семьи Сирет-АФЛ по прошествии столетий несколько потускнели, все же главное в них остается. И в этом есть нечто необычное.

— А напрямую вы спрашивали киинтов, в чем их интерес? — поинтересовался Джошуа.

— Да. Они клянутся, что никаких сведений у них нет. Посол Армира просто повторяет слова Лиерии: их прежде всего интересует запись Келли Тиррел, сделанная ею на Лалонде. Они надеются, что, изучив ее, смогут понять природу человеческого одержания.

— Возможно, они говорят правду.

— Нет, — уверенно сказал Паркер Хиггинс. — От них правды не дождетесь. Они нам лгут с самого начала. И это не совпадение. Киинты чрезвычайно заинтересованы. И мне хочется сказать им это прямо в лицо.

— Раса, способная к телепортации? — весело осведомился Джошуа. Ярость старого директора казалась ему неуместной.

— Даже если киинты и не заинтересованы, — быстро вмешалась Иона, — то нам это все чрезвычайно интересно. Тиратка верят, что он существует и способен им помочь. Только из-за этого следует направить туда миссию.

— Постойте, — сказал Джошуа. Он не мог поверить, что оказался таким тугодумом. — Так вы что, хотите меня туда направить?

— Поэтому мы тебя и пригласили, — спокойно ответила Иона. — Ты ведь говорил, что хочешь внести свой вклад.

— Да. Говорил, — признал он с некоторой неохотой. В этом была старая бравада. Дескать, хочу найти решение и прославиться. Отголосок зеленой молодости.

И улыбнулся Ионе. Интересно, читает ли она его мысли. Очень может быть. Да, в самом деле, если существует шанс того, что этот божок-ксенок знает ответ, то надо принять участие. У него долг перед множеством людей. Перед погибшим экипажем. Неродившимся ребенком. Перед Луизой и остальными жителями Норфолка. Даже перед самим собой, ведь он больше не думал о смерти и тайнах, ее сопровождающих. Встретиться лицом к лицу с судьбой страшно, но зато и жить на полную катушку гораздо легче. А если быть честным самим с собой, главное — это заманчивая перспектива нового полета.

— Помнится, и Сиринкс это обещала, — продолжила Иона. Капитан космоястреба согласно кивнула.

— Киинты оказали тебе сопротивление? — спросил ее Джошуа.

— Мальва говорила со мной очень вежливо, но фактически отказала, да.

Джошуа откинулся на спинку стула и поднял глаза к сводчатому потолку.

— Дайте подумать. Если летающий ковчег тиратка обнаружил этого Бога, то это должно быть далеко отсюда, очень далеко. Для космоястреба, пожалуй, такое расстояние не проблема, но… ага, теперь понимаю. Антивещество. — Все дело в «Леди Макбет». Ее дельтовидный резервуар примерно в пять — шесть раз больше, чем у других адамистских военных кораблей. Поэтому она становится очевидным кандидатом, способным решить проблему галактической орбитальной механики. Для космических кораблей проблема эта — не просто расстояние между звездами. По сути дела, проектирование кораблей, как и финансовое обеспечение таких проектов, зависит от скорости.

Земное солнце проходит вокруг центра галактики примерно за двести тридцать миллионов лет, со скоростью, равной приблизительно двумстам двадцати километрам в секунду. Другие звезды, разумеется, имеют разные орбитальные скорости, зависящие от расстояния до ядра, следовательно, и по отношению друг к другу скорости их тоже разные. Космоястребы могут эту разницу нивелировать, совместив себя с вектором звезды. При маневре этом используется энергия клеток космоястреба, а получает он ее даром, так что на коммерческом использовании биотехнических кораблей все это не отражается. Но для капитанов адамистских кораблей такая разница не просто неудобна, она становится их проклятием. Прыжок сокращает расстояние между звездами, но он не может магически изменить инерцию. Вектор после прыжка у космического корабля остается тем же, что и до старта. Чтобы прибыть на место назначения, ему необходимо погасить свою разницу в скорости, и изнурительный этот процесс требует больших затрат топлива. Иными словами, нужно много денег. И чем дальше звезды друг от друга, тем больше разница в скорости. На полет по оси пространства Конфедерации, равный девятистам световых лет, большинство адамистских кораблей израсходуют девяносто процентов топлива. Антивещество позволит погасить куда более мощную разницу в скорости. У «Леди Макбет» вещество это пока имелось: они его взяли с «Бизлинга». Однако Первый адмирал отдал Самуэлю распоряжение, согласно которому использовать его можно было лишь в военных целях. И сейчас за ним шел к Транквиллити специальный корабль.

— Скорее всего, для достижения успеха потребуется длительное путешествие, — сказал Вин Цит Чон. — Поздравляю вас, юный Джошуа. У вас светлая голова.

Сиринкс и Иона переглянулись.

— Вы собираетесь разрешить ему использование антивещества? — недоумевала Мзу.

— Космоястреб и адамистский корабль — хорошие партнеры для этого предприятия, — заметила Сиринкс. — У нас обоих имеются как сильные, так и слабые стороны, и они компенсируют друг друга. При условии, что адамистский корабль не отстанет от космоястреба.

— Ладно, — сказала Мзу. — А меня зачем пригласили?

— Мы надеемся, что вы поможете нам разобраться в природе Спящего Бога, — сказал Кемпстер. — Вдруг он окажется высокотехнологичным оружием, а не естественным феноменом.

Алкад удрученно (хотя, казалось бы, должна быть польщена) оглядела собравшихся.

— У меня была одна идея, — сказала она. — Давно. Тридцать лет назад.

— Одна оригинальная мысль, — заметил Вин Цит Чон, — имеет огромное значение. Большинству людей за всю жизнь не пришло на ум ни одной идеи. Ваш мозг на это способен. Способность вводить новшества на таком уровне — ценное качество, которым мы ни в коем случае не должны пренебречь.

— А как насчет Фолькс? — обратилась к Самуэлю Алкад.

— Если вы согласны принять участие, я с ней поговорю. Вынесенный вам приговор — запрет контактов — на данную ситуацию не распространяется. Вам разрешается принять участие в этой миссии. Я, однако, буду сопровождать вас вместе с Моникой.

— Я польщена.

— И напрасно. Только, пожалуйста, не принимайте наше затянувшееся знакомство за одобрение того, что вы сделали. Так уж получилось: данная миссия будет сопряжена с вопросами, выходящими за пределы нашей с Моникой компетенции.

— Как загадочно. Хорошо, если вы считаете, что я вам пригожусь, то, признаюсь, своим доверием вы оказали мне честь.

— Ну и хорошо, — сказала Иона.

— Но мне понадобится Питер.

— Это не свадебное путешествие, — упрекнул ее Самуэль.

— Мы работали вместе над Алхимиком, и у нас сложились синергетические отношения.

— Я в этом почему-то сомневаюсь, — сказала Иона. — Но спорить не стану. Можете спросить его, желает ли он вас сопровождать.

— Куда вы думаете нас отправить? — спросил Джошуа.

— К сожалению, вам предстоит отправиться непосредственно к источнику, — сказал Вин Цит Чон. — По этой причине миссию возьмут под контроль службы охраны Джовианского Согласия. Скрупулезный анализ записей ксеноков как на Юпитере, так и на Земле показал, что к Спящему Богу они не имеют ни малейшего отношения. Тиратка ни разу их не упомянули.

— К источнику? О Господи, уж не имеете ли вы в виду Геспери-ЛН, планету, на которой впервые появились тиратка?

— Да. Вабото-ЙАУ сообщил нам, что Спящего Бога видел летающий ковчег, а не «Танджунтик-РИ». Похоже, этот летающий ковчег и передал информацию другим летающим ковчегам тиратка. Надеемся, что запись этого послания до сих пор находится на «Танджунтик-РИ». Если обнаружите ее там, то сможете установить и приблизительное местоположение Спящего Бога.

— Да, должно быть, это далеко, — задумался Джошуа. Его нейросеть принялась за работу, и поисковая программа вынула из памяти файлы об истории тиратка. В мозгу запрыгали золотистые и красные значки, занимательные и в то же время таящие угрозу.

— Геспери-ЛН — это не место их рождения, запомните. Это всего лишь последняя колония, основанная «Танжунтик-РИ». А местом их рождения является Мастрит-ПД, они оттуда бежали. И находится она по другую сторону Туманности Ориона. И до нее по меньшей мере тысяча шестьсот световых лет. Если нам не повезет, и летающий ковчег, что нашел Спящего Бога, шел в противоположном от «Танжунтик-РИ» направлении, то расстояние это удваивается.

— Мы об этом подумали, — сказал Вин Цит Чои. Джошуа горестно вздохнул. Брать «Леди Макбет» в такое путешествие чрезвычайно опасно.

— Прошу прощения, но у нас осталось не так много антивещества. Я не могу брать старушку в такую даль.

— Мы имеем представление о возможностях вашего корабля, — ничуть не смутился Вин Цит Чон. — Есть запас антивещества, которым вы сможете воспользоваться.

— А что, вы держите антивещество на Юпитере? — осторожно поинтересовался Джошуа.

— Нет, — ответила Сиринкс. — Агент разведки по имени Эрик Такрар обнаружил производство, которое, по всей видимости, снабжает Капоне.

— Такрар… — Джошуа снова включил поиск и нашел нужный файл. И скрестил взгляд с Ионой. — В самом деле? Это может быть полезно.

— Так как флот сейчас очень загружен, Первый адмирал попросил заняться этим космоястребов Юпитера, — доложил Самуэль.

— Они уже готовятся, — сказал Вин Цит Чон. — Сначала погрузите на борт столько антивещества, сколько вместят резервуары «Леди Макбет», а потом уничтожьте станцию.

— Три тысячи световых лет, — сокрушался Джошуа. — С ума сойти.

— В распоряжении Мередит Салдана большой контингент морпехов Конфедерации, — сказала Иона. — Когда персонал сдастся космоястребам, они будут охранять станцию до вашего прибытия.

— А что, если персонал взорвет себя вместе со станцией? — спросил Джошуа. — Они обычно так и поступают, когда встречаются с флотом.

— Да сколько еще и наших вместе с собой угробят, — прошептала Сиринкс.

— Им вместо смертного приговора предложат в качестве наказания планету, улететь с которой они не смогут, — пояснил Самуэль. — Надеемся, такая альтернатива покажется им привлекательной.

— Хорошо, но если мы загрузим в «Леди Макбет» достаточно антивещества, тиратка прервут связь с Конфедерацией, — возразил Джошуа. — Вы что же, думаете, они позволят нам обыскивать электронные системы «Танжунтик-РИ»?

— Возможно, не позволят, — согласился Самуэль. — Но кто сказал, что мы будем спрашивать разрешения?

Глава 7

Не надо было быть одержимым, чтобы понять: это вот-вот произойдет. Население Омбея знало: время пришло.

День за днем новостные компании транслировали сообщения, полученные от репортеров, освещавших положение дел в армии Освобождения. Сведения добывали через третьих лиц, начиная с тех, кто тащил оборудование на Передовой форт, и кончая официантами в барах космопорта, подававшими напитки эденистам. В программах о текущих событиях сознательно не сообщали конкретных дат и цифр. Даже сплетни в коммуникационных сетях отличались сдержанностью и точного дня не указывали. Да что там разговоры, все и так бросалось в глаза.

На планету шел теперь другой груз. Боевое оружие медленно вытеснялось тяжелым инженерным оборудованием: с его помощью намеревались привести в порядок Мортонридж, загодя прикидывая потенциальный ущерб, да и бытовые условия войскам следовало улучшить. С профессиональной точки зрения, персонал тоже претерпел изменения. До этого с Юпитера прибыло чуть менее миллиона сержантов, а четверть миллиона морпехов и наемных солдат собрали сюда со всей Конфедерации. Армия Освобождения была, можно сказать, укомплектована. Начали поступать медицинские бригады, к ним присоединились волонтеры из гражданского населения, пожелавшие работать в передвижных военных госпиталях. Заранее просчитывались цифры потенциальных потерь (как военных, так и гражданских). Все знали: двенадцати тысячам медицинских работников придется выложиться до конца. Для эвакуации раненых в Королевство и союзные государства выделили восемьдесят космоястребов.

На седьмой день после визита княгини Ральф Хилтч со штабными офицерами изучал цифры и визуальные донесения, предоставленные ему AI. Криптограмм в мозгу все прибавлялось, и к вечеру Ральфу казалось, что он висит в супергалактике среди разноцветных звезд. Голова кружилась при попытке охватить все это пространство целиком. Информация, казалось бы, поступала исчерпывающая, и все же ему хотелось иметь больше времени на тренировку. Хотелось больше транспорта, больше оборудования и значительно больше разведданных о территории противника. С объективной точки зрения, армия его была подготовлена отлично. Он отдал приказ к развертыванию.

К тому моменту более половины сержантов со вспомогательными бригадами покинули Передовой форт. Предыдущие два дня ушли на подготовку позиций в тылу. Сотню островов мортонриджского побережья превратили во временные базы, начиная от рифов, еле выступавших над поверхностью воды, до атоллов с роскошными отелями. Там же, где земли не было, плавучими базами становились огромные грузовые суда, их ставили на якорь в тридцати километрах от берега.

Согласно плану на первой стадии штурма армия приближалась к побережью на лодках, а на мелководье высаживалась и шла вброд до песчаной полосы, словно отдавая дань уважения историческому опыту реинкарнированных противников. Опасаясь энергистического воздействия, Ральф не хотел использовать даже простейшие виды самолетов, по крайней мере до тех пор, пока они не разделаются с красным облаком.

Массивные конвои остальной части армии выехали из форта на тысячах вездеходов. Операция эта была открытая: за холмами и горными хребтами никто не прятался. Наступление началось, когда над Мортонриджем нависли сумерки. Свет многочисленных фар, словно анемичный рассвет, тянулся до самого горизонта.

На Ксингу вновь объявили комендантский час. Полиция пришла в боевую готовность. Хотя все и были уверены, что ни один одержимый с Мортонриджа к ним не проник, власти континента чрезвычайно серьезно отнеслись к угрозе Аннеты Эклунд о саботаже. Гражданским по улицам разгуливать не разрешалось. Люди ворчали и стонали, направляли протесты в местные новостные агентства: они не забыли, как туго пришлось им во время последнего комендантского часа. По сути дела, это была бравада — демонстрация неповиновения. Тем не менее пришлось смириться и наблюдать за происходящим со стороны.

На Гайане штаб занялся координацией наступления королевского флота. Боевые низкоорбитальные платформы занимали исходные позиции. Флотилия из трехсот космоястребов приступила к синхронизации искажающих полей, готовясь к выполнению задания.

От намеков перешли к делу. Атака на Мортонридж стала неизбежной.

На первый взгляд в Чейнбридже ничто не изменилось. Аннета Эклунд подъехала к невысокому горному хребту в двух километрах от окраины и, заглушив двигатель вездехода, оглянулась через плечо. На фермерских землях, под низкой крышей красных облаков, светились сотни окон. Здания были теплыми, так что любой хитрый сенсорный датчик обманулся бы, приняв эти дома за обитаемые. Однако же здесь давно никого не было. Последним покинул эти места ее штаб.

— Я задержу их здесь на некоторое время, — заверил ее Девлин. Одетый в старинный камуфляж, со скромными знаками отличия на груди, он сидел рядом на пассажирском сиденье.

На заднем сиденье Хой Сон постарался скрыть усмешку. Одежда на нем была тоже из прошлых веков, такую носили скрывавшиеся когда-то в лесах беглые каторжники.

— По меньшей мере, на четверть часа, — не удержался он от колкости.

— Наверное, тебе не терпится на четверть часа быстрее оказаться в потусторонье, — пошутил Девлин.

— Любое время хорошо, лишь бы задержать, — прекратила перепалку Аннета. Она сняла машину с тормоза и выехала на второстепенную дорогу. До деревеньки Голд Овертон ехать восемьдесят километров. Там и собирались устроить штаб. Место было выбрано Хой Соном заочно, без особых размышлений. Окружено лесом, хотя дороги к нему проложены. Место как место, ничем не хуже других. Надолго задерживаться там не собирались. Меняющаяся тактика — вот девиз их кампании.

Хой Сон хлопнул Девлина по плечу.

— Ну что, пришло наше время? Твое и мое? Вперед, к смерти и славе.

— Славы не будет, — Девлин говорил так тихо, что приходилось напрягать слух. Низкий протяжный гром заглушал все звуки.

— Да уж не провидец ли ты?

— Ночью я слышал, как стонут мои люди, — голос старого солдата дрогнул. — Те, что остались лежать на ничейной земле и не успели утонуть в лужах собственной крови. Те, что, задохнувшись дьявольским газом, еще не выхаркали легкие. Они умоляли о помощи. Быть застреленными для них не так страшно, страшнее остаться одним.

— Вы, христиане, воспринимаете жизнь слишком уж субъективно. Мы оказались здесь случайно, а не по чьему-то промыслу. Не существует ничего предопределенного. Вы — это только то, что делаете из себя сами. В прошлое вернуться невозможно, прошлое не меняется. Не думай об этом. Единственное, что имеет значение, — будущее.

— Сердце мое болело оттого, что помочь им я был не в силах. Хорошие, достойные люди, по большей части мальчишки. Я тогда поклялся, что никогда больше не приму участия в этом безумии. Называли это тотальной войной. Неправда! Это было кровавое тотальное убийство. Безумие обернулось болезнью, и мы все им заразились. Дважды на моем веку правительство посылало юношей умирать за правое дело, защищать себя и свой строй, — он горько рассмеялся. — И вот я опять здесь. Спустя семь проклятых столетий. Ничего не изменилось. Ни-че-го. Я снова борюсь за себя и свою новую жизнь. Справедливая война, ведь на моей стороне ангелы, пусть даже и падшие. Но я уже слышу стоны. Да поможет мне Бог!

— Что до меня, то я слышу победную песню, — сказал Хой Сон. — Голос земли громче, сильнее человечьего крика. Это наше место. Мы с ним одно целое. Срослись. И имеем право на существование.

Девлин закрыл глаза и прислонился затылком к подголовнику.

— Боже, прости меня. Я такой дурак. Все мы отправляемся в крестовый поход. Отчаявшись, собираемся крушить небесные врата. Какое безумие. Возле меня столпились темные ангелы. Они зовут к смерти, ибо только в смерти мы найдем покой. Но ты, Господи, открыл мне, что смерти нет и быть не может.

— Очнись, старик. Мы сражаемся не с Богом, а с несправедливым миром.

Впервые по возвращении из потусторонья Девлин улыбнулся.

— Ты думаешь, есть разница?

Остров очаровывал. Флора и ландшафт объединились здесь в синергетическую идиллию, своего рода Грааль дизайнеров-эденистов. С отвесных гор срывались высокие водопады, роскошные леса изнемогали от сладкого запаха цветов. Многочисленные бухточки изрезали берега. Бледно-золотой песок сверкал под лазурным небом. И лишь в одном месте вздымающаяся из моря скала, не уступавшая напору волн, отбрасывала на берег волшебную тень цвета коралла. Все это действовало на подсознание, заставляло остановиться и упиться красотой. Время останавливалось, теряло смысл.

Сайнону хотелось бы задержаться здесь дольше, чем на отведенные им восемнадцать часов. Пять тысяч солдат вместе с оборудованием и обслуживающим персоналом опустились на крошечную жемчужину в океане. Морпехов расселили в курортных отелях, по десять человек в комнате. Сады и теннисные корты превратили в военные плацы. Весь день подходили лодки, разворачивались кормой к берегу, принимая на борт джипы и малотоннажные грузовики. Вечером очередь дошла до сержантов.

— Сиринкс понравилось бы это место, — сказал Сайнон Чоме. — Обязательно ей о нем раскажу, — они стояли в длинной очереди сержантов, шедших вброд к своим лодкам. К этому береговому отрезку одновременно могли подойти лишь три лодки, так что остальные одиннадцать стояли на якоре в ста метрах от побережья. Преодолевая сопротивление воды, к ним медленно продвигалась колонна сержантов. За спинами висели вещмешки, оружие они держали над головой, чтобы не замочить. С обрывистого берега за этим процессом наблюдали группы королевских морпехов. Если все пройдет без сбоев, завтра утром они будут делать то же самое.

— Наконец-то я слышу настоящий, здоровый оптимизм, — сказал Чома.

— Что ты хочешь сказать?

— Я обдумываю цифру наших возможных потерь. Хочешь знать, сколько человек из нашего отряда переживет кампанию?

— Да нет. Статистиком становиться не собираюсь.

— Вроде я это уже слышал когда-то. И все же скажу — двое. Двое из каждых десяти.

— Большое тебе спасибо, — Сайнон подошел к лодке. Была она уродливая, видавшая виды, должно быть, служила армии Освобождения с момента ее образования. Углесиликоновый корпус изготовили на Эспарте. Энергетические клетки и двигатель пришли, скорее всего, с фабрики одного из астероидов Королевства. За недостатком времени инженеры соединили друг с другом стандартные компоненты и штамповали такие лодки по несколько сотен в день. Вот и сейчас на берегу работали еще над тремя такими же.

— Считается, что честность — сила нашей культуры, — сказал Чома, несколько уязвленный негативной реакцией товарища.

— Мы сейчас далеко от Эдена, — Сайнон вскинул ружье на плечо и стал карабкаться по лестнице на борт лодки. Добравшись до верха планшира, оглянулся на берег.

Солнце тонуло в море, оставляя над потемневшей водой розовый туман. Словно пародируя закат, с противоположной стороны повисло над горизонтом красное облако, узкая полоска, разделявшая воду и небо.

«Последний шанс», — сказал Сайнон самому себе. Другие сержанты тоже забирались в лодку. Мысли их, пусть и приглушенные, все же отличались решительностью. Сайнон перекинул ноги через борт и подал руку Чоме.

— Ну что ж, на штурм цитадели Дьявола.

Управляемый ионным полем самолет похож был на двигавшуюся по ночному небу золотую искру. Поддерживая постоянную высоту — пятнадцать километров — он шел к северу Мортонриджа. Пилотировал его Каталь Фитцджеральд, летчик королевского флота. Рядом сидел Ральф Хилтч. После восьмичасового сна, обеспеченного нанотехникой, он чувствовал себя свежее, эмоционально же Ральф был мертв. Мозг его не отзывался на возможные человеческие потери в предстоящей кампании. Отупение, возможно, наступило из-за перегрузки организма информацией, поступавшей к нему несколько последних недель. А может, из-за огромной ответственности, легшей на плечи.

С помощью сенсорного устройства самолета он с божественной бесстрастностью наблюдал за окончанием развертывания.

«Да, это, должно быть, и к лучшему», — подумал он. Если брать на себя вину за каждую потерю, можно обезуметь в первые две минуты. И все же он хотел совершить этот последний облет. Хотя бы для того, чтобы убедить себя в подлинности происходящего, проверить, воплотилось ли в действительность все, что задумал.

Сомнений не было. Там, внизу, была армия, его армия. По черной земле текли потоки света, загибались и оборачивались вокруг гор и долин. Машины вспыхивали светлыми точками, напоминавшими компьютерные значки на виртуальной карте. Правда, уже не разноцветные, а суровые, нейтральные, контрастирующие с погребальной землей.

Было уже за полночь, и развертывание на две трети завершилось. Обозначились оба фланга, оставался центр, и это было самым трудным. Главное его направление — М6: там есть где развернуться тяжелому оборудованию и сопровождавшему ему конвою. Использовать автомобильную трассу небезопасно, зато они получают ощутимый выигрыш во времени.

Эклунд, разумеется, устроила разного рода заграждения на дорогах, но мосты можно отремонтировать, завалы убрать, а ямы — заполнить. Военные инженерные войска к такой работе готовы. С электричеством, во всяком случае, у одержимых проблемы. Хотя на дисплее он видел турбовинтовые бипланы, обстреливавшие джипы. Победные ролики с пилотом в белом шелковом шарфе, развевавшемся на ветру. Глупо.

Ральф переключил фокус сенсора на красное облако. Концы его опустились на землю, изолируя тем самым полуостров от остальной планеты. По мягкой поверхности облака пробегали волнообразные тени. Они вроде бы беспокойнее обычного, а может, все дело в разыгравшемся воображении? Хорошо, что сегодня он не видит этого странного овала. Назвать его глазом он решительно отказывался. Единственное, чего ему хотелось, — это заглянуть внутрь, убедиться в том, что полуостров находится на своем месте. С тех пор как Эклунд опустила на Мортонридж это облако, у них нет о нем никаких сведений. Вот и сейчас сенсоры на самолете не в силах ничего показать.

— Летим назад, — приказал он Каталю.

Самолет круто развернулся и пошел к форту. Каталь приземлился в охраняемой зоне с южной стороны нового города. Ральф спустился по трапу, проигнорировав эскорт морпехов, сомкнувших возле него свои ряды. С течением времени он уже не обращал внимания на антураж, связанный с его положением.

Перед дверями штабной комнаты его поджидала бригадир Палмер (первый человек, которого Ральф повысил в должности).

— Ну как? — спросила она, не успели они войти.

— Белым флагом вроде никто не размахивал.

— А разве они собирались? — подобно многим людям из Освобождения, особенно тем, кто с самого начала был на Мортонридже, она полагала, что с укрывшимися сейчас под красным облаком одержимыми ее что-то связывает. Ральф не был в этом убежден, хотя и признавал, что одержимые оказывают на них психическое воздействие.

Штабная комната занимала длинное прямоугольное помещение со стеклянными стенами, отделявшими ее от бесчисленных кабинетов военных специалистов. В ней только что установили электронные системы и связали их с военной коммуникационной сетью Омбея. Перегруженный работой инженерный штат королевского флота гордился этим как очередным своим достижением, хотя сразу было заметно, что делалось все в спешке: между консолями повисли пучки кабелей; вынут ряд потолочных панелей; воздух, перегоняемый кондиционерами, был слишком прохладен, а углебетонные колонны не облицованы. В комнате стояли дешевые столы, а на них — консоли с проекторами. Сейчас там работало более пятидесяти офицеров королевского флота и равное им число эденистов, двадцать человек представляли флот Конфедерации, остальных специалистов направили страны-союзники.

Все они собирались стать координаторами Освобождения, осуществляющими связь между наземными силами и Первым узлом в Пасто. Необходимо было опровергнуть известное изречение: «Контакта с врагом не выдерживает ни один военный план». Хилтч вошел, и все встали. На это он внимание обратил. Последние несколько недель они работали вместе: планировали, спорили и умоляли, вносили идеи и творили чудо. Выучились сотрудничать, координировать области деятельности, оставив в стороне старые ссоры. В результате образовалась сплоченная, устремленная к единой цели команда. Он гордился ими и их достижениями.

Проявленное к нему уважение расшевелило впавшие в кому чувства.

— Буду краток, — обратился он к притихшей комнате. — Мы не собираемся никого обманывать, заявляя, что решим проблему одержимых, но война, которую начинаем, вовсе не пропагандистская, как утверждают некоторые журналисты. Мы хотим освободить два миллиона человек и тем самым вселить надежду в сердца многих и многих миллионов. Для меня это цель более чем стоящая, она жизненно необходимая. Так что пусть каждый из вас внесет достойный вклад в победу.

Прозвучали разрозненные аплодисменты, и он пошел к своему кабинету, помещавшемуся в дальнем углу. Оттуда он мог бы окинуть взглядом всю штабную комнату, если бы вытянул шею из-за штабеля процессорных блоков, подсоединенных к главной консоли. Не успел он подключиться к программе с последними стратегическими данными, как в кабинет вошла исполнительная командная группа. В нее, кроме Янне Палмер, командующей оккупационными силами, входила и Экейша, связной эденистов, пожилая женщина, бывшая вот уже пять лет послом на Омбее. В состав командования он включил и Диану Тирнан: она в качестве военного технического советника помогала фильтровать поток научных докладов о природе одержимых, обрушившихся на Конфедерацию. Последним вошел Каталь. Он сохранил пост ассистента при Ральфе, но уже в ранге капитан-лейтенанта.

Стеклянная дверь кабинета закрылась, изолируя их от шумного помещения. Ральф запросил виртуальную конференцию. За овальным столом белой комнаты к ним присоединились княгиня Кирстен и адмирал Фарквар.

— Развертывание проходит безупречно, — доложил Ральф. — Наши главные боевые дивизии будут на месте в час начала атаки.

— Оккупационные войска полностью готовы, — подхватила Джейн. — Имеется несколько мелких помех, относящихся по большей части к логистике. И все же я счастлива: подумать только, какое количество материала привлечено, сколько самых разных группировок удалось скоординировать. Мы достигли нужных параметров. А недоработки AI к утру подчистит.

— И сержанты готовы, — это уже докладывала Экейша. — Есть задержки с доставкой транспортного оборудования, но боевой дух на должной высоте.

— Адмирал Фарквар? — обратилась к нему Кирстен.

— Все космическое хозяйство функционирует. Орбиты платформ синхронизированы, космоястребы в апогее. Все хорошо.

— Ну и прекрасно, — сказала Кирстен. — Да поможет нам Бог. Ведь они не оставили нам альтернативы. Генерал Хилтч, передаю в ваше распоряжение все омбейские военные силы. Бейте врага, Ральф. Изгоните его с моей планеты.

В стандартной военной доктрине неизбежно отсутствует какое бы то ни было воображение. За многие столетия вожди племен, генералы и императоры опробовали на практике все виды наступлений и контрнаступлений, так что ошибки исключались. И пусть с философской точки зрения Мортонридж казался чем-то уникальным, в военных терминах операция являлась крупномасштабным захватом заложников. При такой оценке задачи способ решения ее был абсолютно ясен.

Ральф хотел разбить одержимых на маленькие группы. Так с ними легче справиться: они становились уязвимы. Наступление должно быть постоянным, изматывающим. Прежде всего уничтожить системы коммуникации, чтобы не дать им перегруппироваться и организовать контратаку. И при возможности лишить их прикрытия — красного облака. Короче — разделяй и властвуй. Древний принцип, но сейчас на помощь ему пришло вооружение, которое древним и не снилось.

У Омбея имелось четыре с половиной тысячи низкоорбитальных оборонно-стратегических платформ. Орбитальные векторы их были выстроены таким образом, что над поверхностью планеты создавался постоянный защитный барьер, напоминавший вращение электронов вокруг ядра. С началом кампании все это изменилось. Теперь на круглосуточную вахту по защите планеты заступили звездолеты, а платформы освободили для выполнения совершенно другого задания. Был изменен угол отклонения, теперь он составлял два градуса по отношению к экватору, а сами платформы окружили планету единой цепью. Их разделили на группы, по двадцать пять штук в каждой. Над Мортонриджем одна такая группа появлялась каждые тридцать секунд.

В промежутках между платформами сенсорные спутники всегда готовы были прикрыть войска Освобождения, лишь только красное облако будет разорвано. Адмирал Фарквар использовал спутники для наблюдения за терминатором рассвета, скользившего по океану к опускавшейся в воду красной ленте загадочного облака. Высоко в небе флотилия космоястребов, пройдя апогей, стремительно опускалась, выдерживая постоянное ускорение в 8 g.

Через час рассвет придет на восточное побережье Мортонриджа. Адмирал подал закодированное сообщение в центр управления Гайаны.

— Огонь! — приказал он.

Армия Освобождения так и не узнала, что чуть не победила за девяносто секунд. Первая группа платформ стратегической обороны, целя по красному облаку, выпустила семьдесят пять электронных лучей, ударивших по верхним слоям атмосферы. Лучи прошли по оси полуострова, с севера на юг, с пятидесятиметровым смещением фокуса в точках соприкосновения. Военные не хотели проткнуть облако насквозь, им надо было накачать его электроэнергией. Все знали, что электричество — ахиллесова пята одержимых. Лучи, словно огромные метлы, успевали пройтись от берега к берегу за десять секунд.

После десятисекундной паузы над горизонтом появилась вторая группа платформ. И снова семьдесят пять лучей устремились вниз.

Аннета Эклунд издала страдальческий вопль и упала на колени. Боль была невероятной. Ее почудилось, что далекая голубая звезда испустила луч, пронзивший ей череп. Луч не просто обжег краденый мозг, от него, казалось, запылали сами мысли. А так как Аннета обменивалась ими с жителями Мортонриджа, то и стала теперь опасным проводником. Мозг ее создал облачный щит, сплотивший одержимых на подсознательном уровне, сейчас же он ее попросту убивал.

В этом крике слышалось отчаяние. Души шарахались друг от друга и старались поглубже уйти в себя. Всхлипнув в последний раз, Анкета в полузабытьи свалилась навзничь. Тело тихонько подрагивало. Девлин и Хой Сон карабкались в грязи где-то рядом; она слышала их вопли, но увидеть уже не могла — мир ухнул в черноту.

Одержимые Конфедерации тотчас почувствовали удар. Боль и шок прокатились волной по всему потустороныо. Где бы кто ни находился, что бы ни делал, все в одночасье испытали удар на себе.

Аль Капоне, заняв нижнюю позицию, занимался любовью с Джеззибеллой. Согнув колени и уткнувшись лицом в ее грудь, он намеревался доставить ей в этот момент особенное удовольствие, как вдруг это случилось. Заливистый смех ее перешел в стон, когда по мозгам Капоне пришелся удар, сравнимый разве с тяжелой хоккейной шайбой, пущенной в ворота умелым игроком. Он завопил, а по телу прошли конвульсии.

Джеззибелла тоже кричала, потому что, дернувшись, он чуть не вывихнул ей плечо.

— Аль! Черт тебя побери! Да ведь больно же, идиот. Сколько раз тебе говорила, что мне этот садомазохизм не нужен.

Аль стонал и мотал головой, стараясь побороть нахлынувшую дурноту. Он был так потрясен, что даже свалился с кровати.

И тут Джеззибелла увидела впервые, как из-под иллюзорной маски выглянуло настоящее лицо Брэда Лавгрова. От Аля он не слишком отличался. Их даже можно было принять за братьев. Гнев ее понемногу остыл, когда она посмотрела на гримасничающего, корчащегося любовника.

— Аль?

— Черт! — задохнулся он. — Что это было?

— Аль, мальчик мой, как ты себя чувствуешь? Что случилось?

— Черт подери! Откуда я знаю? — он оглядывал спальню, предполагая увидеть в ней разрушения, вызванные бомбежкой, а может, группу вломившихся в дверь налетчиков… — Ничего не понимаю.

Невидимая ударная волна едва не оказалась фатальной для Жаклин Кутер. Пристегнутая ремнями к лабораторному столу, она не могла пошевелиться, когда мускулы ее внезапно стянул спазм. Монитор, отслеживавший ее состояние, предупредил исследователей о внезапном приступе. Сознательное противодействие электротоку, который наблюдатели пропускали через ее тело, начало затухать. К счастью, самый сообразительный член команды отключил электричество, иначе ее убило бы током. Антагонизм и отвага вернулись к ней через пять-шесть минут.

Росио Кондра, в миллионе километров от Новой Калифорнии, потерял контроль над искажающим полем: вспыхнув, оно дико задергалось. Большая птица сделала сальто-мортале, выпустив облако темных вспышек. В камере жизнеобеспечения пропала гравитация. Трое взрослых и трое детей ощутили всю прелесть свободного падения. Потом гравитация так же внезапно вернулась, но была она слишком большая, да и подействовала не в том направлении. Ставшая вдруг полом переборка встретила их неласково. И снова гравитации не стало, а запутавшиеся в собственных конечностях пассажиры с громкими воплями летали по салону. Звезды за иллюминатором выписывали немыслимые спирали. Очередной натиск гравитации приклеил бедных путешественников к потолку.

Пресловутый удар обернулся для Декстера первым проколом на Земле. Он только что прибыл на Центральный вокзал, откуда путь его лежал в Париж. Выезжал с Манхэттена. Того исторического здания, разумеется, не было, да и острова-то прежнего в природе не существовало: сначала его забросили, а потом и затопили. Все дело было в сентиментальности жителей Нью-Йорка, и название «Манхэттен» давали уже в третий раз. Теперешний вокзал находился на километровой глубине, в центре купола пять.

Желая избежать ненужных осложнений, он скрыл себя в мире духов. Тогда и заметил, как много призраков слоняется по вокзалу и по подземной части арколога. Сотни мрачных привидений ходили рядом с пассажирами, которые ни о чем таком и не подозревали. Все это были унылые, бесцветные личности, всматривающиеся в лица встречных. Их собственные лица выражали такое отчаяние, словно все они разыскивали давно пропавшего ребенка. На Квинна, шедшего по главному вестибюлю, они смотрели в полном недоумении. Он же их игнорировал: что с них взять, бесполезные создания, не способные ни помочь, ни помешать ему в его крестовом походе. Они для него были полными покойниками.

Удар настиг его, когда он был в двадцати метрах от эскалатора, поднимавшего на платформу пятьдесят два. Дело было не в силе удара: ему приходилось выдерживать куда более сильные удары по милости Беннет. Все дело в неожиданности. Он закричал, когда боль, поразив его мозг, разлилась по телу. Мысли пленённого Эдмунда Ригби закорчились в агонии.

Квинн запаниковал, напуганный неизвестностью. До сих пор он считал себя всемогущим. Теперь же его непонятным способом атаковала неизвестная колдовская сила. Души в потусторонье кричали от ужаса. Призраки вопили и складывали молитвенно руки. Он хотел, но не смог использовать энергистическую силу, так как мысли его превратились в хаос.

Бад Джонсон не мог взять в толк, откуда взялся этот тип. Бад спешил к эскалатору, чтобы ехать в Сан-Антонио, и тут, откуда ни возьмись, какой-то человек в мрачном черном одеянии, на четвереньках, у него под ногами. Ему это показалось невероятным. Все, кто вырос на Земле и жил в аркологах, совершенно инстинктивно передвигались в толпе, ни на кого не натыкаясь. И всегда чувствовали, где находятся люди по отношению к ним. Так что никто не мог появиться внезапно.

Тело Бада по инерции двигалось вперед, а ноги запутались, и он полетел через мужчину, приложившись со всего маху к холодному мраморному полу. Раздался отвратительный хруст в запястье, горячая боль разлилась во всей руке. А его нейросеть не сделала ничего. Ничего! У него невольно вырвался стон, на глаза навернулись слезы. Должно быть, эти слезы и вызвали у него странное видение: на него с любопытством смотрели то ли двое, то ли трое людей, бледных и расстроенных, в чрезвычайно странных шляпах. Проморгался — и люди пропали. Взялся за пострадавшее запястье.

— Боже мой! Ну и боль, — никто не проявлял к нему сочувствия.

— Эй, моя нейросеть отказала. Кто-нибудь, вызовите мне врача. Похоже, я сломал запястье.

Человек, о которого он споткнулся, поднимался в этот момент на ноги. Бад заметил, что люди вокруг незнакомца как-то сразу примолкали и старались побыстрее отойти в сторону. Бад поднял глаза, и охота выместить злобу тут же пропала, а готовые сорваться с языка оскорбления, ну, например, «неуклюжий осел», застряли в глотке. Лица в просторном капюшоне было почти не видно, но Бад чуть ли не обрадовался этому. Достаточно было заметить выражение ярости и злорадства.

— Извините, — прошептал он.

Сердце его сжали пальцы, он явственно ощутил их, каждый палец в отдельности, ногти впились в предсердие. Бад беззвучно задохнулся, руки молотили воздух. Заметил, что к нему спешат люди. На этот раз они были по-настоящему взволнованы. «Слишком поздно, — пытался он им сказать, — слишком поздно». Дьявол спокойно развернулся и пропал из вида. А вместе с ним исчез и окружающий мир.

Квинн успел заметить, как из трупа Бада вынырнула душа и юркнула в потусторонье, крики несчастного влились в стонущий хор мириадов. На вокзале началась суматоха, люди толкались, желая получше рассмотреть, что происходит. И только два человека раскрыли рты, заметив, как Квинн прямо на их глазах исчез, вернувшись в царство призраков. Хорошо хоть удержался и не воспользовался белым огнем. Правда, теперь это уже и неважно. Его заметили… ну ладно бы люди с заглючившей ни с того ни с сего наносетью. Происшествие зафиксировали привокзальные сенсорные датчики.

Центральное правительство узнало: он на Земле.

Сидя в лодке впритирку к другим сержантам, Сайнон не видел, как высаживаются на берег его товарищи, впрочем, сродственная связь делала это необязательным. Мозги всех эденистов — и тех, что прибыли на Омбей, и тех, что на высокой орбите кружили сейчас над планетой — объединялись в единую сеть, так что информированности сержанта мог позавидовать сам генерал Хилтч. Сайнон точно знал, где в любой данный момент находится и он сам, и его товарищи. Общая ситуация в армии была ему также доступна. Приблизившись к планете, флотилия черноястребов обнаружила под собой красное облако. Пусковые установки платформ стратегической обороны продолжали обстрел, и с поверхности облака, словно гигантские змеи, выскакивали молнии. В центре полуострова, над горным хребтом, зарево бледнело, затягивалось ползучей чернотой.

И все же Сайнон, как и другие сержанты, вытягивал шею, стараясь рассмотреть, что там, впереди. За прошедшую ночь красный заслон становился все плотнее. С побережья облако шагнуло в море, плотное и решительное, растянулось над водой на расстояние, равное десяти километрам. Казалось, они приблизились к осязаемому концу света.

С нижней части облака, пританцовывая, спрыгивали на воду искры. Раздавалось шипение, и над волнами вздымались струйки пара. Сливаясь, молнии становились все гуще, превращались в ослепительные реки и поднимались вверх, повторяя крутые изгибы облака. Потом красное зарево стало таять, не прошло и пяти секунд, как оно окончательно погасло. Такое неожиданное исчезновение удивило не только Сайнона. Не слишком ли неожиданно пришла победа? Ведь все они готовились к эпохальной битве.

— Знаешь, а туча и на самом деле очень большая, — удивился Сайнон. Ослепительные вспышки уже не прекращались, освещая темную массу облаков.

— И ты это заметил, — призадумался Чома.

— Да. Похоже, это проблема. Под красным облаком тучи не было заметно. И мы пренебрегли ее физическими свойствами. Рассматривали ее как психологический барьер.

— Психологический он или нет, а при такой электрической активности двигаться дальше мы не можем.

Не один Чома пришел к такому заключению. Они почувствовали, что лодка замедлила скорость: капитан отключил двигатели. Эту меру предосторожности тут же повторила вся армада.

— Ваши рекомендации? — спросил Ральф.

— Прекратить обстрел с платформ, — сказала Экейша. — Лодки бросили якорь. Через эту грозу им не пройти.

— Диана?

— И я так думаю. Если красный свет — показатель силы одержимых, то, выходит, мы разбили их наголову.

— Очень большое «если», — буркнул адмирал Фарквар.

— Выбора, однако, у нас нет, — возразила пожилая советница. — Лодки дальше двигаться не могут, по этой же причине вынужден остановиться и наземный транспорт. Придется ждать, пока энергия не разрядится естественным путем. Вот если опять объявится красное облако, возобновим электроннолучевую атаку, пока туча не развалится.

— Хорошо, — сказал Ральф. — Экейша, пусть сержанты подберутся как можно ближе к туче, и как только гроза закончится, пусть приступают.

— Да, генерал.

— Диана, сколько времени нужно для разрядки электричества?

— Ничего себе вопрос! Нам же неизвестна толщина тучи.

— Отвечай.

— Боюсь, ничего вам не отвечу. Много непредвиденного может случиться.

— Ну ладно. Экейша, а могут ли молнии воздействовать на ракеты?

— Нет, туча висит слишком низко, а они летят слишком быстро. Даже если в одну из них и ударит молния, траектория изменится не более чем на два метра от цели.

Флотилию космоястребов отделяли от поверхности Омбея каких-нибудь полторы тысячи километров. Сенсорные датчики зафиксировали процесс перехода красного пятна в кипящую массу бело-голубых столбов. Последовал вопрос.

— Продолжаем, — заверила их Экейша.

Все триста космоястребов достигли вершины траектории и, приостановив на мгновение сокрушительное ускорение в 8 g, выпустили по пять тысяч кинетических ракет. Затем, наполнив клетки энергией, сменили направление искажающего поля на противоположное, и все с тем же ускорением 8 g понеслись прочь от планеты: гравитационное поле Омбея представляло для них большую опасность.

Далеко внизу исчезла тонкая филигрань молний под раскалившимися добела верхними слоями атмосферы. Полтора миллиона кинетических ракет вызвали фотонную ударную волну. Она с такой скоростью ударила по верхушке тучи, продырявив вспененную серую массу, что почти не вызвала ответной реакции. Экейша оказалась совершенно права, утверждая, что туча, при всей своей устрашающей массе, запоздает и не успеет отклонить ракеты от запрограммированной цели.

Человеческий мозг не смог бы произвести такие расчеты, за него это сделал AI в Пасто. Ракеты ложились по три штуки одновременно, с точностью попадания девяносто семь процентов. Главная цель нападавших — коммуникационная сеть Мортонриджа.

Согласно правилам, современные коммуникационные городские сети были надежно защищены от уничтожения. Миллионы кабелей с релейной защитой, не подверженные никаким катаклизмам, связывали сотни тысяч независимых узлов Омбея. И не имело значения, сколько узлов на данный момент не работает, ведь на этот случай всегда можно было воспользоваться альтернативными путями передачи информации. Короче: скорее можно уничтожить планету, нежели остановить информационный обмен.

А вот на Мортонридже коммуникации были автономны, отделены от остальной части планеты. Местоположение каждого узла знали вплоть до полуметра. К сожалению, девяносто процентов их находилось в городской зоне. Если бы кинетические ракеты начали падать на улицы, количество жертв дошло бы до катастрофических размеров. Поэтому обстреливать приходилось открытые пространства. Кабелепроводы не всегда прокладывали под шоссейными дорогами: механоиды зарывали кабели в тоннели, проходившие через леса, и под руслами рек. Непосвященный человек ни за что не догадался бы об их существовании.

Были востребованы полузабытые файлы, и AI дотошно проанализировал маршруты всех кабельных трасс. Определяя координаты нанесения точечных ударов, придерживались обязательного условия: дома должны отстоять от места удара на расстояние не меньше чем семьсот пятьдесят метров. Зная о способности одержимых защищать себя на физическом уровне, решили, что это разумная дистанция.

Стефани Эш, дрожа, лежала на полу даже после того, как мозг ее отключился от связи с другими душами. Такая потеря терзала ее куда больше, чем боль, вызванная электроннолучевой атакой. Казалось бы, куда проще? Единение… ведь оно давало надежду. Она знала: пока люди поддерживают друг друга, что бы там ни случилось, они остаются людьми. Теперь даже это слабое утешение было у них отнято.

— Стефани? — позвал ее Мойо. Он тихонько потряс ее за плечо. — Стефани, как ты себя чувствуешь?

Страх и забота, явственно прозвучавшие в его голосе, вызвали у нее чувство вины.

— О Господи, нет, — открыла глаза. В комнате было темно, лишь слабый голубоватый огонек исходил из его большого пальца. За окном чернота накрыла весь мир.

— Что они сделали? — сейчас она не ощущала психологического давления со стороны противника. Сознание ее не уходило дальше долины.

— Не знаю. Во всяком случае, ничего хорошего, — он помог ей подняться на ноги.

— А как другие? — она пустила их в свое сознание. В их умах тлели угольки беспокойства и боли.

— Думаю, и у них не лучше нашего, — яркая вспышка за окном заставила его замолчать. Оба повернулись в ту сторону. Огромные молнии простреливали тучу.

Стефани невольно вздрогнула. То, что до сих пор с успехом защищало их от открытого неба, сейчас угрожающе нависло над самыми их головами.

— Больше мы ею не управляем, — сказал Мойо. — Потеряли контроль.

— Что теперь с ней будет?

— Думаю, пойдет дождь, — он бросил на нее обеспокоенный взгляд. — Ты посмотри только, какая туча. Видно, перестарались. Прятались под ней, словно дети под одеяло.

— Может, животных в хлев загнать?

— Может, нам самим надо, к черту, уносить отсюда ноги? Сейчас сюда явятся войска княгини.

Она грустно улыбнулась.

— Нам ведь некуда идти. Ты и сам знаешь.

Когда они позвали на помощь Кохрейна, Рену и Квигли, чтобы загнать под навес цыплят и ягнят, бегавших обычно на воле, частота ударов молнии дошла до предела. Пролились первые огромные дождевые капли.

Мойо вытянул руку ладонью вверх. Как будто ему требовалось подтверждение.

— Ну я же говорил.

Стефани превратила свой кардиган в плащ, хотя надежды на то, чтобы остаться сухой, у нее не было. Таких огромных капель видеть ей не доводилось. Цыплята бежали в открытые ворота, ягнят поглотила ночная тьма. Она хотела предложить всем не беспокоиться: все равно их сейчас не поймать, лучше дождаться наступления утра.

Кохрейн поднял глаза к небу. Тучи вдруг стали похожи на полупрозрачный шелк, через который устремился свет.

— Вау! Это кто же там включил солнце?

Низ тучи взорвался на раскаленные добела осколки. Стефани даже глаза прикрыла рукой: так были они ярки.

— Конец света, ребята! — радостно воскликнул Кохрейн.

За пять секунд на землю обрушились полтора миллиона ракет. Целью их был узел связи, находившийся в четырех километрах от фермы. Произошел выброс тепла. Оранжевая вспышка осветила долину, высоко взметнулась земля, полетели обломки.

— Вот это да! — прохрипел Кохрейн. — Да этот мистер Хилтч и вправду нас не любит.

— А что это было? — спросила Стефани. Невероятно, что до сих пор они оставались в своих телах. Как получилось, что такой удар не вышиб их наружу?

— Должно быть, бомбят с орбиты, — предположил Мойо. — А целились, наверное, в войска Эклунд, — сказал он это неуверенно.

— Целились? Да ведь они ударили по всей территории.

— Почему же мы остались невредимы? — спросила Рена. Мойо лишь пожал плечами. И тут раздался оглушительный рев, поглотивший все слова.

Стефани заткнула уши и снова посмотрела наверх. Туча корчилась, а подбрюшье ее просто кипело. Призрачные волны красного воздуха змеились между плотными слоями тучи, сталкивались друг с другом, но не сливались, словно жидкости с разной плотностью. Стефани нахмурилась, когда свет померк. Из облака пополз плотный голубовато-серый туман, поглотивший молнии. Расширяясь, он быстро темнел.

— Домой, — сказала она тихо, когда в долине отзвучало эхо взрыва. Все повернулись к ней. Снова закапали огромные дождевые капли. Поднявшийся ветер трепал одежду. — Идите домой. Дождь начинается.

Они в испуге посмотрели на спускавшийся туман. К ним, кажется, пришло понимание.

— Ничего! — в ярости закричала Аннета, обращаясь к процессорному блоку. Примитивная схема на дисплее свидетельствовала, что он функционирует, но на запрос ее никто не откликался. — Мы отрезаны.

Хой Сон уставился на свой дисплей.

— Связь уничтожена, насколько я понимаю, — сказал он.

— Не глупи, разве можно уничтожить всю сеть? — возмутилась Аннета. И все же ее точило сомнение. — Это невозможно.

— Думаю, цель бомбардировки в этом и заключалась, — невозмутимо заметил Хой Сои. — К тому же и красиво все было. Они не стали бы тратить столько усилий без причины.

— К черту, как же мне теперь организовать сопротивление?

— У каждого есть задание, поэтому и выбора нет, воевать или нет. Все это означает, что ты больше не властна над одержимыми.

Даже его благодушие увяло: таким взглядом она его наградила.

— Вот как? — в голосе ее прозвучали опасные нотки.

Наружный свет начал угасать. Аннета подошла к большому окну. Командный пункт располагался в ретро-ресторане «Черный бык», находившемся на главной улице Колд Овертон. Из окон его открывалась неплохая панорама. На вымощенной каменной плиткой торговой площади стояли пятьдесят автомобилей в ожидании солдат, укрывшихся в соседних магазинах и кафе. Милн со своими инженерами расхаживал возле машин, оглядывал, все ли в порядке. Вроде бы повреждений не было, хотя несколько снарядов упали рядом с селом.

— Хой, — сказала она, — возьми два отряда и проверь дороги. Мне нужно знать, как быстро мы сможем убраться отсюда.

— Как хочешь, — он кивнул и пошел к дверям.

— В Кеттоне находится большая группа, — пробормотала она себе под нос. — И всего-то в десяти километрах отсюда, к западу. Надо нам с ними соединиться. Возможно, и штатских привлечем. А потом двинемся к другой группе.

— Можно направить посыльных, — предложил Девлин. — В наше время мы так и делали. Тогда ведь со связью было плохо.

Почти стемнело. Аннета увидела, что Милн с инженерами пустились бежать. Страха в их умах она не почуяла, они просто спешили. Дождь заколотил по окну. Через несколько секунд вся улица была мокрешенька. Быстро заполнялись сточные канавы, из водостоков, пенясь, бежала вода.

— Ничего подобного мне видеть не приходилось, — воскликнул Хой Сон, стараясь перекричать шум. Он стоял в раскрытых дверях. На плечах материализовался дождевик. Барабанная дробь огромных капель не уступала шуму грома. — А ведь в свое время на Тихом океане на штормы насмотрелся, можешь мне поверить.

Образовавшаяся возле его ног грязная речка потекла под столы. Аннете больше уже ничего не было видно. Дождевая вода, обрушиваясь на стекла, вскипала пеной, подобной океанской в штормовую погоду. А позади — сплошная чернота.

Девлин встал позади нее, желая хоть что-то увидеть.

— В такую погоду на улице делать нечего.

— Да, — неохотно согласилась Аннета. — Лучше переждать.

— И все же сколько ждать? — пробормотал Девлин. — Когда мы создавали это облако, об этом и не подумали.

— Не беспокойся, — утешил его Хой Сон. — Никто сейчас сражаться не будет. Для них это так же плохо, как и для нас. Мы-то хоть в помещении.

Ослепительная корона, следствие кинетического удара, осветила небо с нависшей над полуостровом темной тучей, и лодка тотчас двинулась вперед.

— Она расширяется, — объявила Экейша. — Прошу подтвердить.

Бледная омбейская луна освещала поверхность тучи с шевелившимися в ней обширными циклоническими спиралями. В движении этом было что-то величественное. Пробудились первобытные силы. По краям тучи образовались гигантские торнадо, закрутились и махнули через море.

— Эта чертова штуковина разваливается, — сказал Чома.

Сержантов охватил ужас, и не только тех, что были в одной с Сайноном лодке. Он смотрел поверх ограждения носовой части на движущиеся горы воды. Откуда ни возьмись, поднялся ветер и задул прямо в лицо.

— Назад нам не повернуть, — сказал Чома. — Унесет в открытое море. Лучше тянуть к берегу.

Сайнон для самоуспокоения похлопал рукой по спасательному жилету. Туча, раздуваясь и поглощая свет, шла, как ему казалось, прямо на них.

Двигаться вперед — это решение штаба генерала Хилтча было одобрено всеми эденистами. Все лодки армады включили двигатели на полную мощность и двинулись наперерез шторму.

Дождем это назвать было невозможно. На них обрушивался потоп. Казалось, все они стояли под огромным водопадом. И тучи над головой, и волны под днищем лодки не уступали друг другу в буйстве. Они словно хотели проложить мост над разделявшей их пропастью. Лодки безжалостно мотало. Чтобы удержаться, Сайнон хватался за борт, дававший сумасшедший крен. Джипы натягивали тросы, крепившие их к центру днища, и все же их мотало, ведь проектировщикам и в страшном сне не мог присниться такой шторм. Выли насосы, откачивавшие воду, но им не дано было справиться с разбушевавшейся стихией. Ноги Сайнона постепенно все глубже погружались в холодную воду. Он боялся, что его смоет за борт. Беспокоился он и о своем только-только собранном теле: оно вполне могло разойтись по швам, такие усилия он прикладывал, чтобы удержаться в лодке. А вдруг джип слетит с троса и раздавит его? Или лодка потонет, не дойдя до берега?

Легче ему не становилось, несмотря на то, что беспокойство воспринимали эденисты и делили на всех поровну. Казалось, сам воздух был пропитан тревогой. Находившиеся в безопасности эденисты (как, впрочем, и космоястребы со своими экипажами) изо всех сил старались вселить в товарищей уверенность. И все же все чувствовали поступь смерти. Лодки разбивались, переворачивались, сержанты падали в море и тонули в чудовищных волнах. Черноястребы поглощали мысли умиравших сержантов.

Ральф, наблюдая с ужасом разворачивавшийся перед глазами ночной кошмар, подключил программу, подавлявшую тошноту. В мозгу вспыхивали выстроенные в аккуратные колонки криптограммы. Они бесстрастно рассказывали о продвижении лодок, часть их унесло штормовым ветром в океан. Ральф делал все, что мог. Приказал наземным силам, стоявшим вдоль линии огня, окапываться, накладывать медицинские нанопакеты раненым. Воздушная флотилия ждала благоприятного для вылета момента.

А вот когда этот момент настанет — ни Диана Тернан, ни AI сказать ему не могли. Не было никакого способа узнать, каков вес воды, накопившейся в туче. Радары платформ стратегической обороны оказались сильно повреждены электрическими разрядами и не могли определить глубину и плотность облаков. Им оставалось только ждать.

— Откуда нам было знать? — оправдывалась Янне Палмер. — С одержимыми тебя ждет полная неизвестность.

— Обязаны были предугадать, — горько отозвался Ральф. — Хотя бы предусмотреть это.

— Самое большее, что мы знали, — это то, что толщина облака составляет двести метров, — сказала Диана. — Во всяком случае, так было на Лалонде и всех других планетах, которые они захватили. Но это чертово облако, должно быть, несколько километров в толщину. Вероятно, они высосали из воздуха всю воду, до грамма. Может, даже не обошлось без осмотического процесса, накачали туда и морскую воду.

— Черт бы побрал этих ублюдков, — сплюнул Ральф.

— Они нас попросту боятся, — спокойно сказала Экейша. — И построили толстенную, высоченную стену, чтобы мы через нее не перелезли. Человеческая натура.

Ральф не в силах был отвечать эденистке. В беде этой были повинны люди Экейши. И он сам, ведь это был его план, его приказы. Все, что он скажет, будет не к месту.

Дождь тем временем добрался до Передового форта и делал все, чтобы смыть их постройки в местную реку.

Первые же струи принялись вымывать почву из-под якорей их базы. Персонал штабной комнаты нервно переглядывался, когда ветры, словно злобные джинны, заколотили в их стены. Лодки, через пятьдесят минут после атаки, стали приставать к берегу.

— Они прорываются, — сказала Экейша. Первые проблески надежды засветились в душах эденистов, когда сержанты почувствовали под ногами хруст песка. А значит, успех был возможен, они почувствовали некоторое облегчение. — Ничего, все будет в порядке. Мы добьемся своего.

— Ладно, — прохрипел Ральф. В центре горестных мыслей отливал темным блеском значок — 3129. Количество погибших. А ведь они еще только приступили.

Огромная волна, точно скорлупку, швырнула лодку к берегу. Сайнон оторвался от опоры и упал навзничь, молотя руками. Вода замедлила его движения. Он оказался в одной куче с сержантами. Все старались высвободиться. Те трое, что свалились на дно лодки, совершенно ушли под воду. Родственная связь оказалась весьма кстати. Сержанты скоординировали свои движения и распутались. Это напомнило разгадывание старинной головоломки.

Не успели они освободиться, как другая волна ударила лодку в борт. В этот раз удар был не таким мощным. Лодку просто выбросило на берег.

— Сухая земля! — восторженно закричал Чома.

— Ну… по крайней мере, земля, — осторожно признал Сайнон, встав у борта. Дождь здесь был еще сильнее, чем на море. Видимость не превышала пятнадцати метров, и то только потому, что на лодке включено было мощное освещение.

— Иногда мне кажется, что ты смотришь на все с пессимистической точки зрения.

Сайнон улыбнулся приятелю. Он был занят поиском предметов, выпавших из вещмешка во время последнего инцидента.

Отряд стал анализировать свое положение. Пятеро из них были ранены столь серьезно, что их тут же списали.

Несколько других получили более легкие повреждения, и медицинские пакеты могли привести их в норму. (Удивительно, но медицинская нанотехника работала весьма неплохо.) К берегу они пристали на три километра южнее Биллсдона, предписанного им места назначения. Автомобиль во время перевозки искупался так сильно, что ему требовался полный ремонт.

Хорошо, что с аппарелью все в порядке: ее спустили, и на берег выкатились три джипа. Большая часть вооружения не пострадала. К берегу удалось подойти и другим лодкам, хотя все их разделяло значительное расстояние. Быстро посовещавшись через связного со штабом, решили двигаться к Биллсдону и там перегруппироваться. В соответствии с первоначальным планом, тыловики и интендантские части должны были воспользоваться городской гаванью. Правда, все это было еще ненадежно.

Когда спустили аппарель, настало, с технической точки зрения, время рассвета. Сгорбившись у правого борта в тщетной надежде на укрытие, Сайнон никакой разницы в освещении не уловил. И о том, что джипы выползли на берег, узнал с помощью родственной связи, через глаза водителей.

— Похоже, мы на месте, — сказал Чома.

Они поднялись и еще раз проверили вещмешки. Яркие лучи фар осветили десять метров серой воды. Начинался медленный отлив. Ноги проваливались в мокрую гальку. Им пришлось дважды толкать джип, так как широкие ободья колес зарывались в колею по самую ось.

Без блоков-проводников отряду не обойтись. Сержанты смотрели на снимки бухты и узкой тропинки, ведущей от нее к лесу. Сделаны они были спутниками еще до нашествия одержимых. Процессор определил их положение на местности, а верно или нет, проверить не представлялось возможным. Сенсоры не могли справиться с тучей и сообщить им точные данные. Лишь бы на земле одержимых не заглючили биотехнические процессоры.

Галька кончилась, и они очутились в липкой грязи. Вялые волны желтой слякоти наплывали на побережье, увлекая за собой вырванную траву и мелкий кустарник.

— Замечательно, — сказал Сайнон, пробираясь через месиво. — С такой скоростью мы придем туда через неделю, — он чувствовал, что и все другие отряды испытывают аналогичные трудности.

— Нужно подняться повыше, — предложил Чома. На его блоке появился маршрут. — Там легче идти.

Отряд согласился и слегка изменил направление.

— Что говорят, когда пройдет дождь? Не знаешь? — спросил Сайнон связного.

— Нет.

Дождь подтачивал душевный настрой с той же скоростью, с какой точил почву долины. Вот и три часа прошли, а конца ему не видно.

Под вспышками молнии увидели, что сделал он с их прекрасной долиной. Вода превращала безупречные террасы в высокие водопады. И с каждой минутой становилась все грязнее. Это были уже потоки блестящей грязи, ведь дождь вымывал плодородную ухоженную почву. Злаки вперемешку с фруктовыми деревьями лавиной неслись по склонам и ухали в озеро, не оставляя следов на поверхности. Лужайка за фермерским домом медленно пропитывалась влагой, и вот вода подошла к резным металлическим воротам.

В этот момент, подхватив сумки, они усаживались в «Кармического крестоносца». Ветер срывал черепицу с крыши, а дождь подобрался к оштукатуренному потолку.

— Запомните, в долину ведет только одна дорога, — сказал Макфи, когда первый ручей, журча, прибежал по ступеням в гостиную. — И проходит она над рекой. Если не выберемся отсюда, река сама сюда придет, и очень скоро.

Никто и не спорил. Они зашлепали по мокрому полу и поднялись наверх упаковать вещи. Макфи и Кохрейн выгнали из сарая автобус. Управлял им Мойо. Скорость он держал чуть выше пешеходной. Дорога становилась все менее проходимой, на нее изливались с деревьев потоки воды. Вокруг стволов вздувалась грязная пена, спутанный кустарник выворачивало с корнем. Напрягшись, Мойо постарался увеличить ширину шин, повысив тем самым силу тяги машины на болотистой почве. Одному было не справиться, и он попросил Франклина и Макфи мысленно помочь ему.

За двадцать метров от них свалилось на дорогу вывернутое из земли дерево. Мойо нажал на тормоза, но автобус неудержимо скользил вперед. Крестоносца не остановила и энергистическая сила. Мойо не ко времени пожалел об отсутствии у него всемогущества. Успел лишь крикнуть: «Держитесь!» — и буфер автобуса с маху ударился в ствол. Ветровое окно побелело, и, выпятившись внутрь салона, разлетелось на множество крошечных осколков. Сучья и острые ветки влетели в проем. Мойо хотел было согнуться, но привязной ремень крепко держал его. Инстинкт взял верх: громадный шар белого огня охватил ветки. Мойо закричал. Брови его задымились, а волосы превратились в кучку золы. Кожа на лице стала мертвой.

«Кармический крестоносец» остановился; салон наполнился паром. Стефани отцепилась от спинки переднего сиденья, оставив в материале глубокие вмятины, следы пальцев. Пол в автобусе сильно накренился, дождь проник внутрь, к ним стала подступать вода. Стефани не поняла, что произошло, даже сверхъестественные способности отказались ей подчиниться. Может быть, дождь действовал на нее подобно сильному статическому полю?

Потом, хлюпая, вода зарезвилась в проходе между креслами. Грязная пена облизала туфли. Стефани опять обратилась к энергистической силе, пожелав уничтожить пену и разглядеть хоть что-нибудь в темном салоне.

— Мои глаза! — это был шепот, но услышали его все. Услышали и посмотрели в сторону кабины.

— О Боже, глаза. Глаза. Помогите мне. Мои глаза!

Стефани, цепляясь за верхние поручни и подтягиваясь на руках, продвигалась вперед. Мойо все так же сидел в кресле водителя. Тело его было напряжено. В сантиметре от его лица, словно диковинная скульптурная композиция, торчала обугленная ветка. Дрожащие руки его тянулись к щекам, но не смели дотронуться до них: слишком велик был страх перед тем, что мог он там обнаружить.

— Все нормально, — автоматически сказала она. Мозг же вел себя как предатель: страх и оторопь прогнать не удавалось. На лице у Мойо кожа отвалилась от костей, а вместе с ней — большая часть носа и век. Из ран, среди ошметков кожи, сочилась кровь. В глазных впадинах плавала желтая, как при сепсисе, жидкость, похожая на слезы.

— Я не вижу! — кричал он. — Почему я не вижу?

Она взяла его за руки.

— Тихо. Успокойся, милый. Все будет хорошо. Ты просто обжегся, вот и все.

— Я не вижу!

— Это не так. У тебя же есть шестое чувство. Вот им ты и будешь пользоваться, пока глаза не заживут. Ты же знаешь, что я рядом, да?

— Да. Не уходи.

Она обняла его.

— Я никуда от тебя не уйду, — он сильно дрожал. Холодный пот покалывал неповрежденную кожу.

— У него шок, — заявила Тина. Остальные собрались вокруг, насколько это позволял узкий проход. Все они сочувствовали пострадавшему Мойо.

— С ним все в порядке, — настаивала Стефани непререкаемым тоном.

— Шок при обширных ожогах в порядке вещей.

Стефани сердито на нее посмотрела.

— Эй, старуха, дай-ка ему хлебнуть, — сказал Кохрейн. Он протянул открытую фляжку. Из горлышка поднимался приторно-сладковатый пар.

— Только не сейчас, — прошипела Стефани.

— Вот именно сейчас, дорогая, — возразила Тина. — В кои-то веки наш орангутанг оказался прав. Это мягкое успокаивающее, и сейчас он в нем нуждается, — Стефани подозрительно нахмурилась, заслышав непривычные властные нотки в голосе Тины.

— В свое время я была медсестрой, — добавила Тина и презрительно-величавым жестом поправила черную шаль.

Стефани взяла фляжку и осторожно поднесла ее к губам Мойо. Он вдохнул и тихонько закашлялся.

Автобус громко застонал и подал назад метра на два. Все схватились за стойки, чтобы не упасть. Макфи наклонился и заглянул в разбитое ветровое стекло.

— В нем мы уже никуда не уедем, — сказал он. — Надо сматываться, пока нас не смыло.

— Мы не можем его беспокоить, — возразила Стефани. — Надо подождать.

— Река почти достигла уровня дороги, а до выхода из долины надо одолеть как минимум полтора километра.

— Уровень дороги? Этого не может быть. Ведь мы на двадцать метров выше дна долины.

Фары «Кармического крестоносца» не работали, поэтому она направила узкую полоску белого огня на дорогу. Земля, казалось, превратилась в воду. Ее вообще не было видно. Склоны и впадины погрузились на несколько сантиметров в желто-коричневую воду. По более плоской части ландшафта (там, по всей видимости, и проходила дорога), проплывали обломки веток, части стволов и слипшиеся в зеленую массу листья. Ничто не стояло на месте, все двигалось, и в нескончаемом этом движении было что-то зловещее. Пока смотрела, со склона сорвалось еще одно дерево и, сохраняя вертикальное положение, пролетело мимо автобуса, пока не достигло реки. Стефани не хотелось думать, сколько еще деревьев готовы были упасть к их ногам.

— Ты прав, — сказала она. — Придется идти.

Кохрейн взял фляжку.

— Ну как, получше? — Мойо только дернулся. — Эй, не о чем горевать. Ты нарастишь все заново. Чего проще?

Мойо истерически расхохотался.

— И что же, вообразить, что я вижу? Да, да, конечно. Чего уж проще? — он заплакал, осторожно притрагиваясь к обезображенному лицу. — Я виноват. Я так виноват.

— Ты же остановил автобус, — сказала Стефани. — Спас всех нас. В чем ты можешь быть перед нами виноват?

— Не перед вами! — застонал он. — Перед ним! Я у него прошу прощения. Ведь это не мое тело, а его. Посмотрите, что я с ним сделал. При чем здесь вы? О Господи! Зачем все это случилось? Лучше бы мы все погибли.

— Дай мне аптечку, — сказала Тина Рене. — Быстрей!

Стефани снова обняла Мойо за плечо, надеясь принести ему облегчение своей энергистической силой. Макфи и Франклин пытались открыть заклинившую дверь. Взглянув друг на друга, они взялись за руки и закрыли глаза. Огромная секция корпуса, вылетев наружу, превратилась в сущий хлам. Дождь рванулся в салон мокрым ружейным залпом. Рена с трудом пробралась к кабине с аптечкой, открыла застежки.

— Не годится, — протянула Тина. Вынув упаковку, скорчила недовольную гримасу. Из руки ее свешивалась длинная зеленая полоска.

— Давай, посмотри хорошенько. Может, найдешь что-нибудь полезное, — торопила ее Стефани.

Тина перерыла содержимое аптечки. Там были диагностические блоки, воспользоваться которыми они не могли. Лекарства и дозировка этих лекарств назначались согласно программам. Покачала головой:

— Ничего.

— Черт бы все побрал.

Автобус застонал и дернулся.

— Все, времени больше нет, — сказал Макфи. — Выходим.

Кохрейн вылез из отверстия на дорогу рядом с поваленным деревом. Держаться на ногах было трудно. Вода доходила до середины голени. За ним последовала Рена. Стефани взяла удерживавший Мойо ремень безопасности, и он распался в ее руках. Затем вместе с Франклином они подняли раненого и просунули в отверстие. Тина вылезла и, словно христианская мученица, застонала, пытаясь удержаться на ногах.

— Эй ты, умственно отсталая, брось свои каблуки, — закричал на нее Макфи.

Она раздраженно посмотрела на него, тем не менее ее алые лодочки исчезли и превратились в обыкновенные туфли на низкой подошве.

— Деревенщина! Девушка в любой момент должна выглядеть на все сто.

— Тебя же не в кино снимают, глупая корова. Все по-настоящему.

Не удостоив его взглядом, Тина бросилась помогать Стефани.

— Давай хотя бы забинтуем ему лицо, — предложила она. — Нужен бинт.

Стефани оторвала кусок от подола своего промокшего кардигана. Когда она подала его Тине, он превратился в сухой и чистый белый бинт.

— Думаю, сойдет, — с некоторым сомнением сказала Тина и стала перевязывать глаза Мойо, прикрывая и остатки носа. — А теперь представь себе, что лицо у тебя снова в полном порядке. И тогда все вернется, дорогой, вот увидишь.

Стефани ничего не сказала, она не сомневалась, что Мойо излечит ожоги на щеках и лбу, но чтобы вернуть глазные яблоки…

Франклин приземлился с шумным плеском. Из автобуса он вышел последним. Спасать багаж никто не пытался. Багажник находился в задней части автобуса, а перелезть через дерево было не по силам даже с их энергистическими способностями. А если взорвать ствол, автобус свалится в реку.

Две минуты ушли на сборы. Прежде всего, защитились от дождя. Совместными усилиями вообразили прозрачную полусферу, и огромный стеклянный зонт поплыл над ними. Затем высушили промокшую одежду. С текущей по дороге водой им было не справиться, поэтому они подарили себе сапоги по колено.

Защитившись таким образом, отправились в путь, поочередно сменяя друг друга, чтобы поддержать дрожавшего Мойо. Яркий шар молнии, прочертив воздух чуть в стороне от них, зашипел под каплями дождя. Молния эта осветила им дорогу и предупредила о готовом упасть дереве. Сейчас им хотелось одного — выйти как можно быстрее из долины, пока река не затопила дорогу. Шум ветра и дождя не дал им узнать, что на «Кармического крестоносца» свалилось еще одно дерево и сшибло его в ревущую реку.

Жизнерадостный городок Биллсдон уютно устроился на восточном побережье Мортонриджа, с подветренной стороны мыса. Защищенная от сокрушительных океанских волн естественная гавань. Местные архитекторы воспользовались этим преимуществом и построили длинную набережную, повторявшую очертания мыса, предусмотрели и отличный пляж. В глубокой прибрежной акватории траулеры не уходили домой без богатого улова рыбы и ракообразных. Даже местные морские водоросли пользовались большим спросом в ресторанах полуострова.

Были здесь и яхт-клубы, и соревнования по спортивному рыболовству регулярно проводили, и суда увеселительные в море ходили. Судостроительные компании развернулись вовсю, открылись богатые коммерческие возможности; многоэтажные дома, магазины, отели, развлекательные комплексы росли, как грибы. Виллы среди цветущих деревьев соседствовали с полями для гольфа.

Биллсдон стал прекрасным и экономически успешным городом, идеалом королевства, воплощением мечты для каждого горожанина. Отряд Сайнона дошел до его окраины примерно в полдень. Сквозь тучи едва пробивался свет. Видимость увеличилась до нескольких сотен ярдов.

«Да пусть бы и вообще было темно», — подумал Сайнон. Они находились недалеко от моря. Укрытием послужила рощица поваленных деревьев. Ни одно из крепких деревьев-аборигенов не устояло. Крепкие веероподобные ветви устлали землю. Ветер смыл грязь с упавших стволов, придал им шелковистый блеск. Чома, прислонившись к толстому стволу на краю рощи, медленно размахивал над головой сенсорным блоком. Отряд подсоединился к биотехническому процессору, разглядывая удаленные от них здания.

Деньги, вложенные в инфраструктуру Биллсдона, не спасли его от дождя. Террасы и рощи растаяли и скатились вниз. Волны грязи заскользили по ухоженным улицам и за несколько минут забили сточные канавы. Вода бежала по дорогам и тротуарам, трава и асфальт превращались в однородную массу и перемахивали через парапет набережной. Лодок в гавани не было: все суда ушли, успев эвакуировать население, до того как Эклунд вторглась на полуостров. Так что акватория оказалась свободна для лодок Освобождения: они могли доставить сюда оккупационные войска и необходимое оборудование.

— Похоже, никого, — сказал Чома.

— Движения не видно, — согласился Сайнон, — но инфракрасные лучи при таком дожде бесполезны. Вполне возможно, их тут тысячи, сидят где-нибудь, удобно устроившись, и поджидают нас.

— Зато вода помешает им использовать против нас белый огонь.

— Может, и так, но в их арсенале, мне кажется, найдется немало и других способов.

— Хорошо, что ты так думаешь. Паранойя делает тебя бдительным.

— Спасибо.

— Так что ты хочешь делать сейчас?

— Все очень просто. Пойдем и проверим каждый дом по очереди.

— Ладно. И я так думал.

Они обсудили свой план с другими отрядами, окружившими город. Распределили зоны, скоординировали тактику, установили блокады на главных дорогах. Предупредили Гайану, что идут на разведку, и там подготовили низкоорбитальные платформы стратегической обороны: они должны были обеспечить поддержку в экстремальной ситуации.

На окраине города стояли скромные дома с видом на гавань. Принадлежали они семьям рыбаков. Большие сады смыло дождем. Длинные языки блестящей грязи тянулись по склонам. Из-под них бежали ручейки, прокладывая себе русло в песчаной почве. Укрытия между рощей и первым домом более не существовало, поэтому отряд двинулся вперед, выдерживая большие промежутки между сержантами. Если белый огонь ударит по ним, то за один раз не сможет поразить более одного бойца. Они, во всяком случае, на это надеялись.

Сайнон, с автоматом наготове, шел в цепи третьим. Низко пригнулся, чтобы врагу труднее было прицелиться. Как все-таки хорошо, что тело его снабжено экзоскелетом: дождь не досаждал ему, как обычному человеку с обыкновенной кожей. На сержантов хотели вначале надеть бронежилеты, однако впоследствии от идеи этой отказались: все равно от белого огня не спасешься. Единственное, что изменили, — обувь. Для большей устойчивости подошвы изготовили на манер гусеничного хода.

Но и на таких подошвах устоять было непросто. Первый дом — в десяти метрах от него. Белая коробка с широкими окнами, с другой его стороны, на втором этаже, — большой балкон. Вода, переполнив сточные канавы, разжижала густую грязь, собравшуюся у стен. Сайнон поводил дулом автомата, готовясь выпустить очередь при малейшем движении внутри помещения. Ветер швырял в лицо струи дождя. И был он таким холодным, что даже его тело это чувствовало. На боеготовности, однако, это не отражалось, во всяком случае, пока. Сенсорные датчики болтались на поясе, в ход он их еще не пускал. Он надеялся, что учебная подготовка его выручит.

Чома был уже возле дома. Сайнон, пригнувшись, обошел строение и, сохраняя дистанцию, последовал за другом. Самое главное — двигаться, но при этом не сходиться. Листья пальмы и поникшие корни травы наматывались на щиколотки, замедляя продвижение. Сайнон подошел к самому большому окну и, сняв с пояса сенсорный датчик, осторожно прижал его к стеклу. На дисплее появилось смазанное изображение внутреннего пространства комнаты. Уютная гостиная с потертой мебелью, на стене семейные голограммы в рамках. С потолка струйкой стекала вода. Под слоем грязи пол был почти не виден. Инфракрасные лучи горячих точек не обнаружили.

— Внизу чисто, — сказал он. — И блок показывает то же самое. Дома, похоже, никого нет.

— Мы должны быть уверены, — сказал Чома. — Проверь верхний этаж. Я тебя подстрахую.

Сайнон выпрямился и вскинул автомат на плечо. Потом вынул фьюзеонож и, вонзив его в оконную раму, вырезал замок. Капли дождя зашипели на раскаленном лезвии. Когда он влез в окно, к дому подошли два сержанта из его отряда. Он выдохнул: наконец-то не под дождем. Слышно было, как он глухо стучит по крыше. А вот и Чома… грязь звучно чавкнула под его ногами.

— Ну, тут поприятнее будет.

Установив связь, Сайнон выяснил положение в отряде: два сержанта находились в соседних домах, остальные шли по улице.

— На моем блоке все чисто, — сказал он.

Чома посмотрел на потолок и осторожно нацелил туда автомат.

— Я уверен, что там никого нет, и все же надо проверить.

Сайнон вышел в прихожую с автоматом наперевес.

— Откуда такая уверенность? Ты же не знаешь, что там, наверху.

— Инстинкт.

— Глупо, — поставил ногу на нижнюю ступеньку, и намокший ковер хлюпнул. — Воображение нам не запрограммировали, какая уж там интуиция.

— Ну что ж. Вырабатывай ее поскорей. Она тебе сейчас понадобится.

Сайнон пошел наверх. Ничто не шевелилось. Лишь нескончаемая вода, поблескивая, стекала по стенам, пропитывала ковры, выплывала на кафельные полы, капала с диванов. Дошел до спальни, дверь приоткрыта. Сильно ударил по ней ногой, дерево треснуло. Дверь распахнулась, выбросив фонтан брызг. Чома прав: никого. Пусто и в остальных комнатах. Везде признаки панического бегства: ящики выдвинуты, одежда разбросана.

— Здесь никого, — доложил Сайнон отряду по завершении осмотра. В других домах города поиски тоже ни к чему не привели.

— Город-призрак, — хихикнул Чома.

— По-моему, твое сравнение неуместно, — Сайнон посмотрел в окно. Сержанты шли по дороге, преодолевая грязевой поток, ноги проваливались в воронки. По улице неслись самые разнообразные предметы, увлекаемые безжалостным течением. Гладкая грязь местами бугрилась, и было непонятно, то ли это камни, то ли сломанные ветки. Все передвигалось с одинаковой скоростью.

Он поднял сенсорный блок и покрутил им, отыскивая аномальные точки. На дисплее появилось изображение. Сайнон догадался, что видит дом, стоящий на противоположной стороне улицы, и в этот момент дом взлетел на воздух.

Туда только что вошел сержант, вернее, вполз, осторожно, с автоматом наготове. Должно быть, на первом этаже все было спокойно, потому что за ним последовал второй сержант. Через тридцать секунд прогремели одновременно четыре взрыва. Здание вспыхнуло с четырех углов. Жаркое пламя выстрелило камнями и длинными хлопьями цемента. Дом дрогнул и обрушился. Под действием ударной волны на всей улице вылетели из окон стекла. Сайнон вовремя отскочил, и от осколков пострадал лишь его вещмешок.

Сродственная связь раскалилась от волнения и горестного недоумения. Сержанты погибли на месте, но крепкие экзоскелеты какие-то мгновения выдержали давление, и перед тем, как дому обрушиться, мысли сержантов успел записать космоястреб, находившийся в это время на орбите.

— Черт! — завопил Сайнон и скорчился на полу спальни, ощутив, что с левым предплечьем неладно. Поднес руку к лицу и увидел, что экзоскелет лопнул. Трещина напоминала маленькую звездочку, из центра которой сочилась кровь. Дождь из открытого окна мигом ее слизнул.

— Ты не пострадал? — спросил Чома.

— Нет… нет, все в порядке. Что случилось? — Сайнон встал и осторожно выглянул на улицу. Грязь и дождь поглотили почти все признаки взрыва. Дыма не было, пыли тоже. Лишь кучка мусора на том месте, где мгновение назад стоял дом. Поток грязи хлопотал возле нее, пузырился, заползал в щели.

Чома повернул автомат в сторону улицы. Теперь он знал, где они, просто их не видно.

— Где они? Кто-нибудь видел, откуда вышел белый огонь?

Хор голосов ответил отрицательно.

— Я не думаю, что это белый огонь, — сказал Сайнон. Нажал на кнопку, и блок его начал повторять запись. Оранжевые языки пламени вспыхнули не только на всех углах, но и вылезали из дома.

— Диверсия? — спросил Чома.

— Возможно.

Они спускались по лестнице, когда прозвучал второй взрыв. Этот дом располагался в другом конце города, и досматривали его другие отряды. Одного сержанта убило, двух других сильно повредило, так что полевая медицина их бы не починила. Их надо было немедленно эвакуировать. Сержанты из отряда Сайнона встали поблизости, а он вскарабкался на возвышение из камня и балок, только что бывших домом. Сайнон поводил сенсорным блоком рядом с кучкой мусора. Дождь отмыл его дочиста, однако химический анализ находил еще молекулы, с которыми можно было поработать.

— Ничего хорошего, — объявил он. — Это не белый огонь. Явные следы тринитротолуола.

— Черт подери! — воскликнул Чома. — Эти ублюдки расставили подрывные ловушки по всему городу.

— Ну, положим, не по всему. Вряд ли у них хватит средств заминировать каждое здание.

— Можешь не сомневаться, что хватило на много зданий, и делали они это бессистемно, — проворчал он. — На их месте я так бы и поступил.

— Если это так, придется рассматривать каждое целое здание как потенциально опасное. К тому же мы понятия не имеем, как эти ловушки работают.

— Вряд ли они электронные. Наши датчики обнаружили бы действующие процессоры, да к тому же одержимые и не смогли бы их установить. Придется позвать на помощь морских инженеров. Пусть выяснят, какой механизм они используют.

Ответ Сайнона утонул в грохоте взрыва. Они инстинктивно обернулись на запад. Погибли еще два сержанта. Взорвался склад в городе Холивэл.

— Значит, не только здесь, — сказал Чома. — Люди Эклунд потрудились на славу.

Штабная комната получила подтверждение, что большая часть главных городов на периферии Мортонриджа заминирована. Ральф, сидя в своем кабинете, изучал рапорты. В душе устало шевелилось недоверие. AI привел все в систему и выстроил график. В первоначальный план приходилось вносить изменения, а цели переносить на все более отдаленное время.

— Забавно, — сказал он княгине Кирстен во время вечернего брифинга. — Вот уже пятнадцать часов, как мы там, а от графика отстали на двадцать.

— Так уж сложились для нас обстоятельства, — оправдывался адмирал Фарквар. — Вряд ли людям Эклунд сейчас легче.

— Кто бы мог подумать? За пятнадцать часов мы не встретили ни одного одержимого. Всем известно, что ни один военный план не выдерживает встречи с противником, но никто не слыхивал, что план может развалиться задолго до такой встречи.

— Генерал Хилтч, — резко сказала княгиня. — Мне хотелось бы дождаться от вас позитивных результатов. Может, одержимые окончательно ушли в свое потусторонье?

— Мы так не думаем, мадам. Они поступили логично: отошли от побережья и линии огня. А что до ловушек, так они заранее их расставили.

— Имеется косвенное доказательство, что они до сих пор находятся в центре Мортонриджа, — вступила в разговор Диана. — Наши сенсорные спутники работают там крайне плохо. То же самое с радаром: когда пытаемся осмотреть центр, каждый раз получаем туман, характерный для одержимых. Следовательно, они там.

— В этом что-то есть.

— Завтра днем дождь потихоньку пойдет на убыль. Сенсоры, показаниям которых мы доверяем, показали: туча становится тоньше. Большая часть ее сдувается к морю. А уж дождя-то сколько вылилось!

— Да уж, — подтвердила Экейша. Она вздрогнула, впитав в себя впечатления людей, находившихся на Мортонридже. — Когда все закончится, вас ожидают серьезные проблемы, связанные с растительностью Мортонриджа. Вряд ли на полуострове осталось стоять хотя бы одно живое дерево. Никогда не думала, что бывают такие дожди.

— Их и не должно быть в природе, — сказала Диана. — Вся эта метеорологическая ситуация в высшей степени искусственная. На климате планеты она будет отражаться до конца года. Ну да ладно, как я уже сказала, завтра к полудню самые сильные дожди закончатся. После этого сержанты смогут как следует взяться за дело.

— На открытой территории, — сказал Ральф. — Но нам нужно разобраться с этими ловушками.

— А мы до сих пор не знаем, как они действуют? — спросила княгиня.

— По большей части это добрый старый тринитротолуол, — сказал Ральф. — Изготовить их — ничего проще. Мы пригласили морских инженеров в заминированные города, чтобы они посмотрели, что эти ловушки собой представляют. Стандартных триггеров, разумеется, нет. Одержимые используют все — от защелок до дверных ручек. Быстро с этим закончить не удастся. Сержантам придется очищать каждый метр земли. Знать, что ты каждую минуту в опасности, означает стресс для всей армии. Для того чтобы делать все как следует, нужно действовать очень медленно.

— Да еще грязь, — подхватила Янне. — Теоретически мы знаем, где дороги, но никто еще не ступал на твердую поверхность.

— Да, по М6 продвигаемся медленно, — подтвердил Каталь. — Основные мосты подорваны. Мы, разумеется, к этому были готовы. Механоиды делают все, что можно, но ведь на такие условия их не рассчитывали.

— Ничего, завтра будет легче, — пообещала Диана.

— Дождь пройдет, но грязь останется.

— Что ж, придется к ней привыкнуть. Она не скоро исчезнет.

— Знаешь, у этнических эскимосов было несколько десятков слов для определения снега, — сказал Сайнон.

— Правда? — отозвался Чома с другой стороны оврага вдоль которого они шли.

— Да.

— Прошу прощения, мою нейросеть составляли в спешке, я не понял, какое отношение это имеет к нашей ситуации.

— Я просто подумал, что мы могли бы составить не меньшее количество определений для грязи.

— О да. Верно. Дай подумать: дерьмовая, проклятая, занудная грязь. Протискивается в экзоскелет, чавкает, хлюпает, ждет не дождется, когда мы в ней погрязнем, захлебнемся, потонем.

— Да у тебя эмоций побольше, чем у всех нас вместе взятых. Так что зря ты говоришь, что тебя в спешке собирали.

— Ты то, что несешь с собой.

— Верно.

Сайнон перешагнул через упавшую ветку. Стоял полдень второго дня кампании Освобождения. Сержанты получили из штаба откорректированный план. Согласно ему они должны были двигаться со скоростью вдвое меньшей, чем поначалу намечалось. «Очень оптимистично», — подумал Сайнон.

К четырем часам утра обезвредили Биллсдон. Узнав теперь, что имеют дело с тринитротолуолом, перепрограммировали сенсорные блоки. Благодаря относительно нестойкой природе этого вещества, в воздухе оставалось достаточно молекул, которые обнаруживали бдительные сенсоры. Влажность, конечно, снижала чувствительность, но блоки все-таки выручили.

Сайнон самостоятельно обнаружил два заминированных дома. Сержанты догадались привязать блоки к высоким шестам и просовывать их в окна и двери домов. После того как убеждались, что дом заминирован, оставляли его Морским инженерам, а те направляли в дом механоиды.

Несмотря на все предосторожности, потеряли еще восемь сержантов, прежде чем полностью очистили город.

Задрожал робкий рассвет… Прибыли первые морские пехотинцы. Привезли на лодках джипы и припасы. Ветер ослабел, но дождь лупил по-прежнему. Акваторию большой гавани забило грязью, пристать к берегу было непросто. К середине утра стало заметно оживление на набережной. Сержанты слегка приободрились. Батальон начал развертывание по всему побережью, готовясь к походу в глубь полуострова. Морпехи должны были остаться в Биллсдоне.

Пророчество Дианы Тирнан сбылось: дождь к полудню начал ослабевать. А может, все себя в том старались уверить? Свет, пробивавшийся сквозь облака, стал заметно ярче, зато с грязью все оставалось по-прежнему. Ни на одной планете Конфедерации такого ландшафта еще не бывало. Примолкшие журналисты, стоя на окраине города, вглядывались в окружавший их бедлам: надо же донести до миллионов людей собственные впечатления о ходе кампании. Неизменными остались лишь контуры земли, все остальное поглотила грязь. Не было ни полей, ни лугов, ни кустарниковых пустошей, лишь скользкая, волнистая, грязно-коричневая масса, причмокивая, неумолимо ползла к океану. Мортонридж превратился в сплошное болото, протянувшееся от моря до горизонта. Как зафиксировали сенсорные спутники, пятно вокруг побережья, достигнув десяти километров в ширину, все глубже запускало жадные пальцы в спокойную океанскую лазурь.

Сайнон пробирался сквозь полегший лес, карабкался через стволы (корни преодолеть было еще труднее). Ни одно дерево не устояло, хотя грязевому потоку не по силам было унести его с собой. Со стороны пространство напоминало заболоченный рукав реки, но упавшие и поврежденные деревья, в отличие от гнилой древесины, плававшей в настоящей трясине, были остры, как лезвие бритвы. Да и такого количества мертвых животных в обыкновенных болотах не встретишь.

Страшный удар обрушился и на местную фауну. Утонули миллионы птиц и животных. Трупы их вместе с грязью двигались к океану. За исключением тех, что запутались в ветках и корнях деревьев. Распознать их было уже невозможно. Они раздулись, и тяжелые пузыри газа облепили их, словно плесень.

Батальон Сайнона вытянулся в восьмидесятикилометровую цепь с центром в Биллсдоне, фланги соединились с другими батальонами. Армия достигла максимальной величины и окружила весь полуостров. AI, планируя гигантский сжимающий маневр, расставил сержантов на расстояние в пятьдесят метров друг от друга. Более чем на двадцать пять метров одержимому не удалиться. Собственное зрение сержанта да инфракрасные лучи, сенсорные спутники да процессорные блоки… одержимым просто некуда деваться. Джипы, грузовики и резервные отряды должны идти позади, на расстоянии одного километра, чтобы в любой момент заменить звено цепи, подвергшееся сильной атаке. Отработали и способы обращения с пленными.

По окончании развертывания сержанты сделали паузу и радостно сообщили штабу о готовности. Мортонридж изолировали, успех не за горами, сомнений как не бывало.

— Вперед, — приказал Ральф.

План начал разваливаться, как только побережье осталось позади. Горные дороги исчезли окончательно. Долины превратились в глубокие грязные реки. Через упавшие леса никакому транспорту не пройти. AI повел их, указывая препятствия и обходные пути, не забывая о резервах, находившихся на оптимальном расстоянии от передовой. Замедлял продвижение одних частей, направлял, куда требовалось, дополнительное количество сержантов.

С первым одержимым встретились через семьдесят шесть минут после старта. Сайнон с помощью нейросети видел, как сержант выдал автоматную очередь по горячему пятну, появившемуся из-за перевернутого автомобиля. Блестящие пули прошили машину. В ответ плеснуло белым огнем. Другой сержант открыл стрельбу. Все остановились, ожидая, что будет дальше.

Перестрелка продолжалась несколько мгновений. Потом белый огонь побледнел, и дождь окончательно погасил его. Из-за машины выбрался человек. Он дико размахивал руками, а пули входили в него одна за другой. Каждое попадание отмечалось вспышкой, так что тело его стало похоже на фейерверк. Сержант увеличил скорость стрельбы.

— Прекратите! — закричал человек и рухнул на колени. Руки слабо отмахивались от автоматной очереди. — Прекратите, сволочи. Я же сдаюсь, черт вас всех побери.

Сержант снял палец со спускового крючка.

— Ложись вниз лицом, руки за голову. Не вздумай двигаться или применять энергистическую силу.

— Пошли вы все, — выдавил человек сквозь зубы. Тело его сильно содрогалось.

— Ложись. Ну!

— Ладно, ладно, — он улегся в грязь. — Я ведь так могу и окочуриться. Даже мы не можем дышать в грязи.

Сержант вынул из-за пояса палку, отливающий тусклым блеском цилиндр, длиною в полметра. Она раздвинулась до двух метров, на конце ее раздвинулся зажим.

— Какого черта?.. — проворчал человек, когда сержант защелкнул зажим вокруг его шеи.

— Эта штука может убить. Если мне будет угрожать смертельная опасность, она пропустит через тебя десять тысяч вольт. Будешь сопротивляться или отказываться выполнять мои приказы, опять же пропущу через тебя ток, и твоя энергистическая способность нейтрализуется. Понял?

— Ничего, скоро подохнешь и ты. Будешь таким, как мы.

Сержант пропустил ток в двести вольт.

— Господи Иисусе, — завопил человек.

— Ну что, понял?

— Да. Да. Выключи, выключи скорей.

— Очень хорошо. А теперь ты должен покинуть это тело.

— А если нет, ублюдок? Если ты перестараешься, мы умрем оба. И я, и мой хозяин.

— Если добровольно не согласишься, пойдешь в ноль-тау.

— Еще чего. Нет, только не туда, — он зарыдал. — Как ты не понимаешь? Я не могу. Только не туда. Пожалуйста. Пожалуйста, если в тебе хоть капля человечности, не делай этого. Прошу тебя.

— Сожалею, но другого выхода нет. Освободи тело.

— Не могу.

Сержант потянул за палку и поднял одержимого на ноги.

— Иди туда.

— Куда?

— В ноль-тау.

Радостные крики наполнили штабную комнату. И Ральф, сидя в своем кабинете, улыбнулся, глядя на них. В мозгу его развертывалась картина: пленного одержимого вели в ноль-тау. «Похоже, все получится, — подумал он. — Должно получиться». И вспомнил, как выходил из Экснолла, вспомнил девочку, плакавшую у него на плече, и издевательский смех Эклунд.

— Ну что ж, насладись победой с девчонкой, — веселилась она. Единственный его личный успех в ту страшную ночь.

— Двое, — прошептал Ральф. — Остались два миллиона.

Рыба умирала. Стефани находила это чрезвычайно странным. Уж им-то, казалось, дождь давал им шанс. Но нет, грязь набивалась в жабры, не давая дышать. Дергаясь, они лежали на поверхности, а ленивые волны несли их вперед.

— Надо нам, старик, выдолбить бревна да и плыть на них, как на каноэ. Так поступали наши предки, — сказал Кохрейн, когда они выбрались из долины.

Они успели вовремя: грязная река уже выходила на поверхность дороги. Временами казалось, что движется вся долина. Стоя рядом с рекой, они смотрели, как огромные водопады низвергаются на низину.

— Толку-то от этого, — проворчал Франклин. — Все движется к побережью, а они как раз там. Кроме того, — он широко повел рукой в сторону оголившейся долины, — где эти деревья?

— Ты просто нытик. Мне, старина, нужны колеса. Надоело шлепать по этому дерьму.

— А я-то думала, что автомобили расплодили капиталисты, чтобы сделать нас жадными и оторвать от природы, — пропела Рена. — Кто об этом разглагольствовал совсем недавно?

Кохрейн пнул болтавшуюся возле ног рыбу.

— Отстань от меня, змея. Я ведь о Мойо беспокоился. Такое расстояние ему не пройти.

— Да успокойтесь вы, — сказала Стефани. Даже она была раздражена, сыта по горло их мелочностью. Сначала автобус, а теперь и дорога издергали всем нервы.

— Как ты себя чувствуешь? — обратилась она к Мойо. Лицо его приняло прежний вид. Иллюзорная маска поглотила бинт и скрыла сожженную кожу. Даже глазные яблоки выглядели естественно. Однако его приходилось постоянно ободрять и уговаривать идти по дороге. Мысли его сузились: он был переполнен жалостью к самому себе.

— Ничего, скоро мне будет получше. Только уведите меня из-под этого дождя. Я его ненавижу.

— Аминь! — пропел Кохрейн.

Стефани осмотрелась. Видимость с другой стороны их защитного зонтика была еще плохой, но все же значительно посветлело. Трудно было поверить, что эта бесцветная трясина — та самая зеленая, жизнерадостная долина, по которой они ехали на «Кармическом крестоносце».

— В ту сторону нам идти нельзя, — махнула она в сторону грязного водопада, с грохотом исчезающего вдали. — Так что лучше пойдем сюда. Кто-нибудь помнит, хотя бы приблизительно, где проходит дорога?

— По-моему, там, — указал Макфи. Хотя ни голос, ни мысли его уверенности не выражали. — Во всяком случае, там плоская поверхность. Видите? Углебетон нас выдержит.

— Если основание под ним не размоет, — засомневался Франклин.

Стефани, сказать по совести, не заметила, чем грязь в указанном им направлении отличалась от других мест.

— Ладно, пойдем туда.

— Далеко? — сварливым голосом осведомилась Тина. — И сколько времени нам туда идти?

— Зависит от того, куда тебе нужно, куколка, — откликнулся Кохрейн.

— Откуда я знаю? Если бы знала, то и не спрашивала бы.

— Лишь бы дойти до какого-нибудь дома, — сказала Стефани. — Мы его укрепим от воздействия стихии. Просто надо выбраться отсюда. Вот когда дойдем, тогда и подумаем, что делать дальше. Пошли, — Стефани взяла Мойо за руку и пошла туда, где предполагалась дорога. Рыбьи хвосты били ее по голенищам.

— Ох, старуха, какая разница, что мы решим. Мы же знаем, чем все закончится.

— Тогда оставайся здесь и жди, — огрызнулась Репа. Достал ее этот жалкий хиппи. Она пошла за Стефани.

Прозрачный зонт обогнал Кохрейна, и он заковылял за остальными.

— На этой дороге была деревня Кеттон, — сказал Макфи. — Помню, мы мимо нее проезжали, когда свернули к ферме.

— Далеко? — в голосе Тины прозвучала надежда. Кохрейн счастливо рассмеялся.

— Мили и мили. Дойдем до нее дней через десять, а то и через двадцать.

Белый огонь полыхнул по стене в двух метрах от головы Сайнона. Он бухнулся в грязь, а краска загорелась, и углебетон вздулся.

— Стреляли из магазинов, справа, отсюда будет метров семьдесят, — увидеть что-либо было трудно: дым смешался с дождем, но его сетчатки уловили вдали красное пятно.

— Засек, — ответил Керриал.

Белый огонь, расширившись, превратился в тонкий круг, ручейки огня, извиваясь, метили в Сайнона.

Черт! Если он останется на месте, огонь его достанет, а если двинется — не будет укрытия. Очень может быть, что в магазине их несколько. В зону огня попали и два других сержанта.

Блок-путеводитель в памяти отметил, что Ирус — всего лишь маленькая деревушка, горсточка домов возле пересечения дорог. Население в нем работало в каменоломне: добывало мрамор. Кто бы подумал, что одержимые там устроят засаду?

— Ожидай неожиданного, — пропел ему весело Чома, когда белый огонь забил по отряду.

Сайнон увидел, что Керриал занял огневую позицию и нацелил автомат на магазины. В кирпичной кладке рядом с ним появились дыры. Тело его откинулось, нервные каналы отключились, и наступила темнота.

Мысли Керриала вылетели из нейросети, и космоястреб тут же поглотил их.

— У них ружья! — изумился Сайнон.

— Да, — подтвердил Чома. — Я заметил.

— Откуда они их взяли?

— Это же сельская местность, здесь занимаются спортом. И потом, с чего ты взял, что у нас монополия?

Потоки белого огня ударили по земле. Дым потянулся в сторону Сайнона. Он поднялся на ноги и побежал. Белый огонь позади него исчез. Из разбитого окна магазина ярко полыхнуло. Сайнон упал в грязь и кубарем прокатился по ней. Схватил гранату.

— Ты их так убьешь, — предупредил Чома. Правая нога Сайнона помертвела, пораженная белым огнем. Он выпустил гранаты из пускового устройства с решительностью киборга.

Гранаты ударились в верхний этаж магазина и сдетонировали. Потолок разверзся, дождем полетели обломки. Сержанты взялись за автоматы, и три блестящие огненные полосы пролились в окна первого этажа. Оттуда ответили: белый огонь сгустился в тонкие фиолетовые пучки и привел ногу Сайнона в полную негодность. Сержант бросился к зданию, волоча за собой бесполезную ногу. За дверью, в которую вломился, оказался пустой бар.

— Умно, — сказал Чома. — То-то они испугались.

Белого огня больше не было видно. Сержанты собрались возле магазинов и шли вперед, ведя беспрерывный огонь. Так антибиотики реагируют на агрессивный вирус.

Деревню окружали с обеих сторон, подтянулся и резервный отряд — миниатюрная версия узла, затягивавшегося вокруг Мортонриджа. Развертывание свершилось за несколько минут. Затем началось наступление.

Семнадцать сержантов, не обращая внимания на языки пламени, вырывавшиеся из домов, шли сквозь дым, застилавший главную улицу. Целью их были магазины, пули летели сквозь все щели. Внутри помещений дрожали странные огни, словно там включили иллюминацию, какая бывает в ночных клубах. Из окон и щелей валил густой пар.

— Ладно. Хватит. Хватит. Черт вас возьми! Мы закончили.

Центральный магазин взяли в кольцо. Автоматные очереди слились в оглушающий вой.

— ХВАТИТ. Сдаемся, — автоматы смолкли.

Груда обломков — еще недавно верхний этаж магазина — зашевелилась, посыпалась вниз и с шумным плеском шлепнулась в вездесущую трясину. Высунулись руки и ноги, послышался кашель. Шестеро одержимых, держась за руки, смотрели, моргая, по сторонам. Сержанты подошли к ним и защелкнули прикрепленные к палкам ошейники.

Елена Дункан прибыла в Ирис через два часа. Пожар закончился: его погасил дождь. Выбравшись из грузовика, одобрительно присвистнула. Свист был таким громким, что морпехи невольно вздрогнули.

— Хорошая, должно быть, была драка, — сказала с завистью. Грузовики остановились на главной улице. Более половины зданий превратились в невысокие кучи мусора, а у тех, что устояли, лишь кое-где сохранилась крыша. Покореженные огнем фермы недоуменно смотрели в угрюмое небо. Дождь смывал черные пятна сажи со стен, являя взору глубокие выбоины — следы пуль.

Морпехи попрыгали с грузовиков. Что ж, дело знакомое. Гарнизон занял все городские зоны и разместил там посты, резервные войска и временные полевые госпитали. Без борьбы одержимые не сдавались. Морпех в звании лейтенанта громко отдавал приказы. Елена вместе с другими наемниками принялась разгружать грузовик. Помогали им пять механоидов, сверху донизу покрытые грязью.

Сначала выгрузили многоцелевую силиконовую палатку овальной формы, с открытыми арочными входами, длиной в двадцать пять метров. Это стандартное сооружение, разработанное для морпехов королевского флота, предназначалось для проживания в тропическом климате. Оно защищало от ливней и в то же время хорошо проветривалось. В общем, для такого места, как Мортонрпдж, подходило идеально. Механоиды подготовили фундамент из почвы и камня и накрыли его полимером — единственный способ устроить пол в такой грязи.

Потом установили на нем ячейки ноль-тау. Отряд сержантов под дулом автоматов привел троих одержимых. Елена радостно зашлепала к ним по грязи: ей нравилась такая работа.

Одному одержимому было на вид около семидесяти. Таких людей ей приходилось встречать и раньше. Грязная, рваная одежда, незалеченные раны. И дождь его мочил беспрепятственно. Двое других чувства достоинства не потеряли. Безупречная одежда, на коже ни царапины. Дождь отскакивал от них, словно на них была невидимая водоотталкивающая оболочка. Елена особенно внимательно посмотрела на женщину. В строгом синем костюме (такую одежду носили бог знает в какие времена), с кружевным воротником, на шее жемчужное ожерелье. Крашеная блондинка, прическа — словно вырезана из камня: никакие ветры ее не растрепали. Она удостоила Елену единственного взгляда, неодобрительного и вызывающего.

Елена приветливо кивнула сержанту, сопровождавшему ее. К ноге солдата прилажен медицинский нанопакет.

— Гм… сегодня она третья из таких… а я-то думала, что эта женщина была единственной в своем роде.

— Прошу прощения? — переспросил сержант.

— Они обожают исторические фигуры. С тех пор как началась кампания, я даже стала просматривать исторические файлы из своей энциклопедии, чтобы определить, кто есть кто. Очень популярны Гитлер, Наполеон и Ричард Салдана, Клеопатра. У женщин, говорят, большим успехом пользуется Элен Рипли, но поисковая программа ее пока не нашла.

Женщина в синем костюме смотрела прямо перед собой и загадочно улыбалась.

— Хорошо, — сказала Елена. — Введите их.

Наемники подключали ячейки к источнику энергии, настраивали процессоры. Блок Елены издал предупреждающий сигнал. Она развернулась к одержимым и сняла с пояса нейроглушитель. Из-за решетки, скрывавшей нижнюю часть лица, загремел ее голос.

— А ну, бросьте ваши штучки, болваны. Вы проиграли, и ваша песенка спета. Протестовать поздно и бесполезно. Сержанты с вами излишне цацкались, я же этого делать не собираюсь. За эту часть операции отвечаю я. Поняли? — блок ее успокоился. — Хорошо. Тогда ведите себя в эти последние ваши минуты прилично. Если хотите, можете покурить. Нет — стойте спокойно.

— Вижу, вы нашли себе занятие по душе.

— А? — с высоты своего роста она глянула на сержанта с раненой ногой.

— Мы встретились в Передовом форте, сразу после прибытия. Я — Сайнон.

Три ее когтя, соединившись, громко щелкнули.

— А, ну разумеется… тот самый парень, пушечное мясо. Извините, вы для меня все на одно лицо.

— Мы идентичны.

— Рада, что вы до сих пор живы. Хотя… Бог один знает, как вам это удалось. Плыть к берегу в штормовую погоду — самое глупое решение со времен троянского коня.

— Вы напрасно так цинично на это смотрите.

— Только без демагогии. Наверное, вы и в самом деле демагог, раз вам удались столько прожить. Запомните самое старое воинское правило, мой друг.

— Никогда никуда не ввязываться?

— Генералы никогда не умели воевать.

Открылась первая ноль-тау. Елена указала нейроглушителем на женщину в синем костюме.

— Ну что ж, премьер-министр, ваша очередь первая, — она попятилась, но Сайнон до сих пор держал ее на ошейнике. Захлопнулись металлические наручники, и Елена подключила ток низкого напряжения. В глазах женщины вспыхнула ярость, она изо всех сил старалась не гримасничать от боли.

— На всякий случаи, — сказала Елена Сайнону. — Я уже присутствовала при нескольких попытках освободиться. Они никак не могут поверить, что для них все кончено. Можете убрать ошейник, — зажим расстегнулся, и Сайнон убрал палку.

— Ну что, будете паинькой и пойдете добровольно? — спросила Елена. Дверь ячейки закрылась, и там стало совершенно темно.

Елена услышала, как громко вздохнул ожидавший своей очереди одержимый, но ничего не сказала.

— Сколько времени они должны там находиться? — спросил Сайнон.

— Поджариваем минут пятнадцать. Затем открываем и смотрим, хорошо ли подрумянились. Если нет, оставляем до готовности. У меня был случай — держала одного около десяти часов, но это уже предел.

— Похоже, для вас это — подозрительное развлечение.

Елена махнула рукой следующему одержимому.

— Ничего подозрительного в этом нет. Генерал Хилтч — черт бы его побрал — сказал, что меня нельзя направлять на передовую. То, чем я занимаюсь сейчас, с точки зрения привлекательности идет на втором месте. Мне не по душе дисциплина, которую должны соблюдать морпехи. Сидеть с этими нюнями и считать дождевые капли? Ну уж нет! Я бы в тот же день отсюда свалила. Так как я в технологии кое-что понимаю, то мы с друзьями вызвались здесь поработать. И все идет хорошо. В армии мало специалистов, которые могут управляться в такой обстановке. Ведь эти одержимые поднимают такой шум, ну и слабаки тут же пускаются в панику. И тут приходим мы. Мы отвечаем всем требованиям. Разве не удовольствие — смотреть, как эти ублюдки выскакивают из тел?

В ноль-тау завели второго одержимого. Он не сопротивлялся. Тут же подключили третью ячейку. Елена ткнула нейроглушителем в последнего, безучастного на вид одержимого.

— Эй, повеселее. Настал твой счастливый день. Ступай, парень, — он глянул на нее, и лицо его скривилось. Черты лица как бы размылись, из-под них выглянуло сморщенное лицо с анемично бледной кожей.

— Хватайте его! — взвизгнула Елена. Ноги мужчины подогнулись, и он упал в подставленные ею руки.

— Уф, думала, этот удерет, — сказала она с удовлетворением.

Чома снял зажим с шеи одержимого. Елена опустила его на пол, приказала подать одеяла и подушки.

— К чертям собачьим! Мы еще не успели распаковать медицинские принадлежности, — сказала она. — А нам они понадобятся. Ублюдки проклятые.

— А что такое? — спросил Сайнон.

Елена прошлась когтем по ветхой рубашке одержимого, обнажив его грудь. На коже выступали странные припухшие рубцы, напоминавшие мускулатуру здорового двадцатилетнего юноши. Когда она надавила на них когтем, плоть продавилась, словно это был мешок с желе.

— Они все время стараются придать себе идеальный облик, — объяснила она Сайнону и Чоме. — Балбесы. Я в этой энергистической силе не разбираюсь, но она разрушает их собственные тела. Иногда кажется, что у них там лишний жирок, а на поверку у девяноста процентов — злокачественные опухоли.

— У всех? — ахнул Сайнон.

— Да. Никогда не довольствуются тем, что имеют. По-моему, это какая-то метафора, не вспомню, какая. Нам приходится отправлять каждого освобожденного в Ксингу, в один из госпиталей. Госпитали там уже переполнены, и медицинских нанопакетов на всех не хватает. Еще одна такая неделя, и все население Омбея окажется в больницах. И это не считая вас, ребята. Ведь из этой кампании вы не выйдете без ранений.

— Мы можем чем-то помочь?

— Сожалею, но вы нам ничем не поможете. А сейчас отойдите в сторонку… мне нужно организовать транспорт для этой группы. Черт! Как бы хорошо иметь планеры. Через это болото только на них и можно перебраться. Этот придурочный Хилтч не позволяет использовать воздушный транспорт. Облака опасается.

Сайнон и Чома отошли в сторону, а к лежавшему без сознания человеку бежали двое наемников с медицинскими сканерами.

— Все они? — никак не мог успокоиться Сайнон. Такая перспектива внушала тревогу, да и само чувство тревоги вызывало у него недоумение. Он никак не предполагал, что у него могут быть эмоции. — Знаешь, что все это означает?

— Неприятности, — сказал Чома. — Настоящие большие неприятности.

Глава 8

Поезда, идущие по вакуумным трубам, стали замечательным решением транспортной проблемы Земли в эпоху аркологов. Авиации более не существовало. Ураганы «армада» покончили с воздушным сообщением, как и заставили людей отказаться от автомобилей. Не забылись запечатленные на пленке в конце двадцать первого столетия кадры с фермерским пикапом, врезавшимся в результате такого урагана в окно девятнадцатого этажа высотной башни. Население городов защитило себя от непогоды, а теперь понадобилось найти практичный способ безопасного передвижения между конгломератами. Поэтому обратились к поездам. Торнадо с ними не так-то легко справиться. Однако на открытом пространстве им досталось бы от ветра, тогда люди сделали второй логичный шаг: защитили дороги. Первым примером такой защиты стал туннель между Лондоном и Парижем. Как только он доказал свою жизнеспособность, мировая сеть железных дорог расширилась. В проекты инвестировались большие деньги, и технология строительства быстро усовершенствовалась.

В двадцать седьмом столетии строительство вакуумных дорог достигло высокого технологического уровня. Расстояние между отдаленными пунктами преодолевалось за время, о котором в двадцать первом веке и мечтать не смели. Туннели поначалу выдалбливали в скале на глубине в несколько километров. Ну а потом гигантские трубы лишь слегка заглубляли в землю. Устроить вакуум в изготовленных промышленным способом трубах куда проще, чем рыть туннель. К тому же, как показал опыт, продукты сгорания топлива во фьюзеодвигателях оказывали вредное влияние на стены туннеля, в результате чего они трескались. Было зафиксировано даже несколько случаев, когда стены попросту обрушивались. Так что туннели рыли теперь либо в горах, либо на большой глубине под территорией аркологов. Даже трансокеанские маршруты прокладывали в трубах, закрепленных на якорях.

В условиях вакуума трение отсутствует, поэтому поезда, сохраняя огромную скорость, двигались плавно и бесшумно. Путешествие с вокзала Маунт Кения до лондонского Кингс-Кросса заняло у Луизы с Женевьевой сорок пять минут с единственной остановкой в Гибралтаре. Переходные люки стыковались с такими же люками платформы.

— Пассажирам, взявшие билеты до Лондона, просьба покинуть вагоны, — зазвучал голос диктора. Одновременно на потолке купе загорелись световые табло. — Поезд отбывает в Осло через четыре минуты.

Закинув на плечо большие сумки, девочки поспешили к выходу и оказались в длинном прямоугольном зале. Богато украшенные стены поражали старинным имперским величием. Даже двадцать переходных люков из вороненой стали были выполнены в викторианском стиле. Три высокие арки противоположной стены вели к широким эскалаторам, уходившим вверх величественной спиралью.

Женевьева старалась не отставать от старшей сестры. На этот раз с шедшими навстречу людьми они больше не сталкивались. Взволнованную улыбку спрятать не удавалось.

Земля. Лондон! Ведь все они, по сути, вышли отсюда. Можно сказать, вернулись домой. Потрясающе! Как непохоже на кошмар в Норфолке, из которого чудом удалось бежать. В этом мире им ничто не угрожает, а люди могут делать, что захотят: ведь им помогают сказочные машины. Джен и на эскалаторе все так же крепко держалась за руку старшей сестры.

— А что теперь?

— Не знаю, — ответила Луиза. Сама не зная почему, она была совершенно спокойна. — Давай посмотрим, что там, наверху, хорошо?

Эскалатор привез их в огромный полусферический зал. Он был похож на вокзал «Горы Кения», только размером побольше. К многочисленным проемам в основании стены подходили лифты и спускали пассажиров к платформам местных поездов, в то время как выложенные на полу концентрическими кругами эскалаторы увозили людей к вакуумным дорогам. На пятиметровой высоте яркие информационные шары сливались в длинные подвижные потоки, а под ними двигались другие потоки, пассажирские, огибавшие друг друга со змеиной грацией. Сверкающая колонна в центре зала упиралась вершиной в крышу вокзала.

— Да это просто еще один вокзал, — слегка разочарованно протянула Женевьева. — Мы все еще под землей.

— Похоже на то, — Луиза, прищурившись, посмотрела наверх. Между информационными шарами мелькали черные точки. Казалось, они страдали от статических разрядов. Луиза улыбнулась и показала на них пальцем. — Посмотри, птицы.

Женевьева закрутилась на месте, следя глазами за беспокойным полетом. Каких только птиц здесь не было — от грязновато-коричневых воробьев до изумрудных и бирюзовых попугаев.

— Думаю, нам надо найти гостиницу, — сказала Луиза. Она сняла с плеча сумку, чтобы вынуть процессор.

Женевьева потянула ее за руку.

— Не надо, Луиза. Давай сначала поднимемся на поверхность. Взглянуть хотя бы одним глазком. Я буду хорошо себя вести. Честное слово.

Луиза опять повесила сумку через плечо.

— Мне и самой не терпится посмотреть, — она посмотрела на плавающую информацию, и ей показалось, что она нашла то, что нужно. — Пойдем.

Лифт поднял их на поверхность. Они очутились на просторной площади в псевдоэллинском стиле, уставленной статуями и окруженной могучими дубами. Маленькая мемориальная доска на старинной видавшей виды колонне извещала, что здесь когда-то был старый железнодорожный вокзал. Луиза бесцельно прошлась туда-сюда и остановилась. В мозгу ее зашевелились полузабытые воспоминания.

Хотя она этого и не знала, Кингс-Кросс являлся географическим центром Вестминстерского купола. Диаметр его составлял тридцать километров. Купол накрывал старую часть города — от Илинга на западе до Вулиджа на востоке. В конце двадцать первого века Лондон стали укрывать маленькими защитными куполами, и начали с несчастных четырех километров: технология того времени не в силах была рассчитывать на большее. Целью являлось сохранение зданий исторического и архитектурного значения, а к ним консерваторы причисляли все здания, что построены не из бетона. К тому времени, как над обветшавшими защитными постройками возвели Вестминстерский купол, прилегавшие к центру Лондона районы претерпели значительные изменения, но и теперь, доведись лондонцу девятнадцатого столетия очутиться в центральной части города, дорогу там он нашел бы безо всяких проблем. По сути дела, центр Лондона стал одним из самых больших населенных музеев планеты.

Девять куполов размером поменьше окружали Вестминстер, но эти районы уже значительно отличались от центрального. У Лондона не было гигантских башен, таких, как в Нью-Йорке, но население арколога, обитавшее под прозрачными крышами, достигло к тому времени четверти миллиарда человек. Другие купола, площадью по четыреста квадратных километров каждый, накрывали аркологи, выстроенные по современной технологии. Кое-где разнообразия ради оставили крошечные зоны со старинными зданиями. Среди кондоминиумов, небоскребов и современных мест отдыха они выглядели весьма забавно.

Луиза ничего об этом не знала. Она увидела, что за дубами площадь окружена широкой дорогой, а на ней — блестящие автомобили, стоявшие так близко друг к другу, что между ними едва можно было протиснуться. От площади радиусом отходили улицы с прекрасными старинными домами из серого камня. Подняв глаза, она заметила, что над серо-голубыми крышами с печными трубами возвышаются другие здания, более высокие и импозантные. А за ними… Ей показалось, что она стоит на дне могучего кратера, стены которого составлены из зданий. Те, что стояли вокруг площади, отличались элегантностью и неповторимостью, причем, следуя друг за другом, они сливались в гармоничный ансамбль; улицы эти можно было назвать аристократическими. Небоскребы, стоявшие поодаль, богатством замысла не отличались, и артистизм им придавала скорее форма, чем детали (с их помощью архитекторы старались придать своему детищу кто готический, кто римский характер, а кое-кто — и черты жилищ альпийских баварцев).

Все эти в корне отличные друг от друга архитектурные создания сливались в мозаику стен и окон, бесшовную ленту из стекла, отливавшую золотом под полуденным солнцем, а над ними — купол, искусственное прозрачное небо.

Луиза тяжело опустилась на каменную скамью и сделала глубокий выдох. Джен примостилась рядом, на всякий случай прижав к себе сумку. Лондонцы шли мимо, не обращая на них никакого внимания.

— Какой же он большой, правда? — тихо сказала Джен.

— Очень. Да, так много домов, а людей сколько… — в душе ее зашевелилось беспокойство. Как же найти человека в таком огромном городе? Тем более когда и она не хочет, чтобы ее нашли.

— Флетчеру бы здесь понравилось.

Луиза глянула на сестренку.

— Наверное.

— Как ты думаешь, узнал бы он здесь что-нибудь?

— Возможно, с тех времен здесь кое-что сохранилось. Некоторые здания выглядят очень старыми. Надо заглянуть в память местной библиотеки, — она улыбнулась. Все, что нужно узнать, можно отыскать в памяти процессора. И Беннет где-нибудь промелькнет. Надо просто раздобыть нужную поисковую программу.

— Пошли. Сначала гостиница. Потом поедим. Как ты на это смотришь?

— Положительно. А в какую гостиницу мы пойдем?

— Минуточку, — она вынула процессорный блок и запросила общую информацию по аркологу. Гостиницы делились по категориям. В классной гостинице высокие цены, зато безопасно. Луиза знала: о некоторых аркологах Лондона шла дурная слава с точки зрения криминала. И последнее: «Кавана никогда не останавливаются в гостиницах, у которых менее четырех звезд». Так говаривал папа.

Вопрос о звездах поставил процессор в тупик. Похоже, звезды здесь не считают. Тогда она запросила цены. В центральных гостиницах Лондона цены были сравнимы с билетами на космические путешествия. Ничего, зато кровати удобные.

— «Риц», — сказала она решительно.

Оставалось теперь туда добраться. Женевьева впадала все в большее нетерпение: об этом свидетельствовали громкие вздохи и шарканье ногами. Луиза запросила транспортную информацию, желая узнать, какой транспорт доставит их с Кингс-Кросса до отеля «Риц». Через десять томительных минут появились ужасно сложные карты и расписание лондонской подземки. Тут она поняла, что не такой уж она спец по части управления процессором, как ей до того представлялось. И все же дисплей сообщил, что в отель можно добраться на такси.

— Возьмем такси.

Под скептическим взглядом противной сестренки она вскинула сумку на плечо и зашагала к дубам, окаймлявшим площадь. Стаи попугаев и других экзотических птиц, клевавших что-то на каменных панелях, обратились в бегство. Стоянка была под землей. Над несколькими входами имелся символ лондонского транспорта: перечеркнутый красной линией голубой круг с короной посередине. Луиза смело подошла к одному из них, короткий коридор вывел ее в узкую паркинговую зону. Там стояли пять одинаковых серебристо-голубых машин на очень широких шинах.

— И что теперь? — спросила Женевьева.

Луиза опять обратилась к своему блоку. Потом подошла к первой машине и надавила на дисплее блока значок: «Начало путешествия». Дверь с шипением отворилась.

— Заходи, — сказала она сестре.

— Какая ты умная! А что бы ты стала делать без своего процессора?

— Не знаю, — она не видела нигде никаких рычагов. — Думаю, в этом мире каждый должен всему этому научиться. Наверное, у всех машин есть автономные нейросети.

Внутри было не слишком просторно. Машина рассчитана на четверых: мягкие сиденья с откидывающимися спинками. Луиза сунула свою сумку вниз, в специальное отделение, и опять обратилась к дисплею. Затем подключила свой блок к процессору такси, и все стало намного проще. Открылось меню, и она выдала ему место назначения. Дверь тут же плотно закрылась. Такси сообщило ее процессору плату за доставку (цена равнялась стоимости билета из «Горы Кении») и объяснило, как закрепить ремни безопасности.

— Готова? — спросила она Джен, когда они пристегнулись.

— Да, — девчонка не скрывала энтузиазма.

Луиза поднесла кредитную карту Джовианского банка к маленькой панели и перевела деньги. Машина тронулась и взлетела по крутому склону, быстро набирая скорость. Сестер прижало к сиденьям. Машина их оказалась в гуще машин, несшихся вокруг Кингс-Кросса.

Женевьева радостно смеялась, когда на бешеной скорости они миновали несколько перекрестков, затем машина сбавила скорость и повернула на широкую улицу.

— Вот здорово. Это получше, чем аэромобиль.

Луиза закатила глаза. Ей казалось, что процессор автомобиля то ли вышел из строя, то ли не умеет управлять вождением. Потом она снова задышала нормально. Дома, мимо которых они проносились, были старые и мрачные, что придавало им достоинство. По тротуару, окаймленному высоким барьером, двигался нескончаемый поток пешеходов.

— Никогда не думала, что народа так много, — сказала Джен. — В одном Лондоне живет больше народа, чем на всем Норфолке.

— Возможно, — согласилась Луиза.

Они снова свернули, въехали на мост, перекинутый над узкой улицей с тротуаром, запруженным людьми. Затем поднялись на скоростную трассу, окружавшую центральные районы Вестминстерского купола. Луиза смотрела вниз и видела потрясающее количество парков. Ярко-зеленая трава и деревья контрастировали с грязно-коричневыми и серыми тонами города.

Такси ехало сейчас еще быстрее. Близлежащие здания сливались в сплошной поток из кирпича и камня.

— Да мы едем еще быстрее, чем папа, — смеялась Джен. — Правда, здорово, Луиза?

— Да, — сказала она, уступив неизбежности.

Такси проехало треть скоростной трассы, затем свернуло и ринулось вниз. По обе стороны дороги тянулись парки, затем слева от них появились здания, и вновь они оказались на старинных улицах. Здесь народа на тротуарах было не так много. Такси резко сбросило скорость и подало вправо. Под крутой шиферной крышей стояло большое светло-серое здание с высокими окнами в металлических рамах. Фасад украшала сводчатая галерея с широкими арками. Такси остановилось возле ворот, которые служитель проворно распахнул перед сестрами. Швейцар был одет в темно-синее пальто и цилиндр. На груди сиял двойной ряд медных пуговиц. Наконец-то Луиза почувствовала себя дома. Такая обстановка ее устраивала.

Если швейцар и удивился, увидев, кто вышел из такси, то этого он ни в коем случае не показал.

— Вы хотите остановиться здесь, мисс? — спросил он.

— Во всяком случае, надеюсь.

Он вежливо кивнул и повел их через арку к главному входу.

Женевьева скептическим взором окинула солидное здание.

— По-моему, жутко мрачное.

Канделябры в белом с позолотой вестибюле напоминали заиндевевшие ветки с ослепительными звездами на каждом сучке. За арочными проемами длинного центрального коридора — большие комнаты с накрытыми белыми скатертями столами. Люди пили чай. Вокруг сновали официанты в длинных черных фраках. На подносах — серебряные чайники и тарелки с аппетитными пирожками.

Луиза уверенно подошла к блестящему дубовому столу администратора.

— Номер из двух комнат, пожалуйста.

Молодая женщина одарила ее профессиональной улыбкой.

— Да, мадам. На какой срок?

— Гм. Ну, на неделю для начала.

— Пожалуйста. Будьте добры, ваши удостоверения личности. Я вас зарегистрирую.

— У нас таких дисков нет.

— Мы с Норфолка, — с жаром объяснила Джен. Самообладание администратора чуть дрогнуло.

— Вот как? — она откашлялась. — Если вы с другой планеты, то думаю, паспортов будет достаточно.

Луиза протянула ей диски, мельком вспомнив Эндрона: должно быть, у марсианина сейчас большие трудности. Администратор вставила диски в блок и получила от Луизы депозит. Подошел коридорный, взял у сестер сумки и подвел их к лифту.

Комната их была на пятом этаже. Большое окно выходило в парк. Убранство комнаты живо напомнило старый добрый Норфолк. Луизе показалось, что все это она когда-то видела: и красные обои, и мебель, такую старую, что под наведенным на нее глянцем она казалась почти черной. Ноги ее на дюйм утонули в ковре.

— Где мы? — спросила Джен у коридорного. Она подошла вплотную к окну. — Я хочу сказать, как называется этот парк.

— Это Грин-парк, мисс.

— Так мы находимся рядом с каким-то знаменитым местом?

— С той стороны находится Букингемский дворец.

— Здорово.

Коридорный показал Луизе комнатный процессор, встроенный в туалетный столик.

— Здесь имеется вся информация по городу, туристский раздел особенно хорошо представлен, — сказал он.

Она дала ему на чай два фьюзеодоллара. У него, как она заметила, имелся собственный кредитный диск.

Женевьева подождала, когда дверь за ним закроется.

— А что это за Букингемский дворец?

AI уловил глюк за сотую долю секунды. У двух билетных автоматов и информационного проектора произошел одновременный сбой. AI запустил дополнительную аналитическую программу и проверил все электронные сети Центрального вокзала.

Полсекунды. Ответная реакция пяти нейросетей оказалась неправильной. Все они находились в семи метрах от заглючивших билетных автоматов.

Две секунды. Сенсорные датчики Центрального вокзала нацелились на подозрительную зону. AI сообщил представителю Северной Америки, члену Би-7, о том, что обнаружил глитч, следовательно, в Нью-Йорке появился одержимый. В момент передачи сообщения сенсоры заметили Бада Джонсона, споткнувшегося о человека в черном одеянии, распростертого на полу.

Три с половиной секунды. По всей видимости, произошел визуальный сбой. До этого момента ни один из сенсорных датчиков одетую в черное фигуру не зарегистрировал. Казалось, он материализовался только сейчас. Если бы у него была нейросеть, им не пришлось бы подавать запрос о его идентификации.

Четыре секунды. Североамериканский представитель вместе с AI взял ситуацию под контроль. Информация о случившемся поступила остальным членам Би-7.

Шесть секунд. На связь вышли все представители. AI дал визуальную характеристику лица, упрятанного в капюшон черного плаща. Квинн Декстер поднялся на ноги.

Южная акватория Тихого океана: — Уничтожьте его ядерным зарядом. Немедленно!

Западная Европа: — Не сходите с ума.

Ореол: — Платформы стратегической обороны наготове. Нанести удар?

Северная Америка: — Нет. Это невозможно. Вестибюль Центрального вокзала находится на глубине сто пятьдесят метров под землей, над ним, кроме того, три небоскреба. Лазерный луч туда не достанет.

Южная акватория Тихого океана: — Тогда только ядерное оружие. Боевая оса будет там через две минуты.

Азиатская часть Тихого океана: — Поддерживаю.

Западная Европа: — Нет! К черту. Держите себя в руках, идиоты.

Северная Америка: — Благодарю вас. Я не собираюсь взрывать купол 1. Там живут двадцать миллионов человек. Даже Латон столько не убивал.

Северная Европа: — Вы не можете дать ему уйти. Необходимо уничтожить его.

Западная Европа: — Как?

Северная Европа: — Южная акватория права. Уничтожьте это дерьмо ядерным зарядом. Мне, конечно, жаль невинных жителей, но ситуацию иначе не разрешить.

Западная Европа: — Смотрите.

Одиннадцать секунд. Лицо Бада Джонсона стало пунцовым. Он схватился за грудь и повалился на пол. Вокруг столпились люди. Квинн Декстер стал прозрачным и пропал. AI сообщил наблюдателям, что процессоры заработали, как положено.

Военная разведка: — Черт возьми!

Западная Европа: — А вы думаете, ядерный заряд его бы уничтожил?

Южная Акватория: — Вот и узнали бы.

Западная Европа: — Этого я не допущу. Наша функция — охранять Землю. Даже с нашими прерогативами уничтожение двадцати миллионов человек в надежде на убийство одного террориста непозволительно.

Ореол: — Юноша прав, как мне кажется. Я выступаю в пользу платформ.

Южная акватория: — Похоже, он не просто террорист, а сущий дьявол.

Западная Европа: — Я не против определений. К тому же теперь очевидно, что я был прав с самого начала. С Декстером надо быть чрезвычайно осторожным.

Северная акватория: — Закроем хотя бы движение нью-йоркских поездов.

Центральная Америка: — Да, надо изолировать его в Нью-Йорке. Здесь к нему можно подкрасться.

Западная Европа: — Придется мне опять с вами не согласиться.

Северная акватория: — Во имя Аллаха, почему? Мы знаем, где он находится, значит, у нас появилось огромное преимущество.

Западная Европа: — Все дело в психологии. Он понимает, что мы о нем узнали. Он же не дурак. Догадался, что мы засекли его на Центральном вокзале. У него сейчас лишь один вопрос: сколько времени понадобится нам на то, чтобы выяснить это. Если мы сейчас закроем движение поездов, он поймет, что мы спешим и очень его боимся, а также, что мы собираемся его остановить. И это плохо, он насторожится.

Центральная Америка: — Ну и что же? Пускай его засекли в одном месте, разве он на этом успокоится? Напротив, он будет действовать с удвоенной энергией.

Западная Европа: — Первое, что он сделает для собственной защиты, — это поднимет Нью-Йорк. Тогда нам ничего не останется, как уничтожить город. Разве вы этого не понимаете? Наши аркологи более беззащитны, чем даже поселения астероидов. Они полностью зависят от технологии. Ведь они не только защищают нас от природных катаклизмов, но и питают нас, и очищают воздух. Если вы впустите туда триста миллионов одержимых, все оборудование тут же выйдет из строя, купола развалятся при первом же урагане, а население либо вымрет от голода, либо ударится в каннибализм.

Центральная Америка: — Я готов пожертвовать одним аркологом, чтобы спасти остальные, если уж на то пошло.

Западная Европа: — Но мы не собираемся приносить жертвы. Во всяком случае, пока. Слишком уж вы торопитесь. Сейчас Декстер будет посещать разные аркологи и собирать группы одержимых, которые во всем будут его слушаться. Пока он это делает, у нас имеется шанс. В аркологах пока маленькие группы, и мы должны их обнаружить. Если их находят на других планетах, значит, и мы сможем это сделать. Наша главная проблема — Декстер, а не обычные одержимые.

Азиатская акватория Тихого океана: — Надо поставить это на голосование.

Западная Европа: — Как демократично. Очень хорошо.

Шесть представителей проголосовали за немедленное закрытие движения поездов. Десять проголосовали против.

Западная Европа: — Благодарю за доверие.

Южная Африка: — Ну что ж. Вы сейчас хозяин положения. Но если вы не справитесь с Декстером за десять дней, то я проголосую за изоляцию его, где бы он ни находился. И тогда посмотрим, сможет ли он уклониться от ядерного заряда так же хорошо, как от сенсорного датчика.

Заседание завершилось. Западная Европа попросила Северную Америку, Военную разведку и Ореол не отключаться. Естественные союзники в вечном противоборстве в вопросах внутренней политики Би-7, они немедленно согласились. Европеец настроил программу, согласно которой все они разместились в его гостиной и стали виртуальными гостями, прибывшими к нему на выходные.

— Все будет против вас, — предупредил Ореол. — Они счастливы, что вы взвалили на себя ответственность за охоту на Декстера. Пока он существенного урона не нанес, но стоит ему обнаглеть, и они от вас отвернутся.

— Это все Южная акватория, маленькая лгунья, — пожаловалась Северная Америка. — Говорит, что я должен взорвать Нью-Йорк! Что она о себе воображает?

— Она всегда отличалась прямолинейностью, — заявил европеец. — Мы же не первый год ее знаем. Вот почему я так ее и люблю. Она позволяет мне ощущать свое превосходство.

— Какая она ни есть, неприятностей она нам еще много доставит, — заявила Военная разведка.

Европеец подошел к высокому, открывающемуся в сад окну и впустил в гостиную двух лабрадоров.

— Знаю. Поэтому и считаю сегодняшний день обнадеживающим.

— Обнадеживающим? — изумилась Северная Америка. — Вы не шутите? У меня по Нью-Йорку бегает этот ублюдок Декстер…

— Вот именно. У него что-то пошло не так. Он стоял на карачках, когда его обнаружили сенсоры, и исчез через несколько секунд. Его засекли. Еще один факт в нашу пользу.

— Может, и так, — сказал Ореол. (Он очень в этом сомневался.)

— Хорошо, — сказала Северная Америка. — Что дальше?

— Вам необходимо сделать две вещи. Закройте движение поездов через сорок минут.

— Через сорок минут? За это время и след его простынет.

— Да. Как я уже говорил, он понял, что мы его засекли. Мы должны его уверить, что отстаем от него на пять шагов. Поэтому закройте движение поездов. В Нью-Йорке его уже нет, так что все это не имеет значения.

— Вы надеетесь?

— Я знаю. Раз его засекли, выход у него был один: уехать как можно быстрее. Нью-Йорк отныне для него закрыт. Он, вероятно, выбрал самый короткий маршрут, полагая, что полиция немедленно закроет движение, но это исключено.

— Хорошо. На сколько времени вы хотите их закрыть?

— Это уже второй вопрос. Мы должны исходить из предположения, что он уехал. Тем не менее здесь он наверняка оставил группу одержимых. Вам необходимо найти их и уничтожить. Пока вы проводите эту операцию, держите Нью-Йорк закрытым. Лучше всего изолировать друг от друга отдельные купола.

— Вы и в самом деле думаете, что он этим занимается?

— Да. Он хочет нанести максимальный урон планете. Вместе с приспешниками он постарается заразить как можно больше аркологов. А потом они выйдут по его приказу на улицы, и пошло-поехало.

— AI осуществляет мониторинг за электроникой аркологов.

— Да. На Кулу и других современных планетах это эффективно, но ведь мы с вами знаем, что в наших старых районах это не так. У нас миллионы старых систем, не слишком надежных. AI — хороший сторож, но не слишком на него полагайтесь. Лучший источник, который есть в нашем распоряжении, — секты.

— Секты?

— Ну разумеется. Этих идиотов не надо даже заставлять, они без всякого принуждения поддержат одержимых. Декстеру это известно, поэтому он к ним и отправится.

— Хорошо. Я займусь этим.

— И все же что вы намерены делать? — спросил Ореол у Западной Европы.

— То же, что и ранее. Постараюсь устроить встречу. Нужно подослать к нему наших людей, когда он видим и, следовательно, уязвим.

— Чем мы его сможем уязвить?

— Если он будет находиться в открытом пространстве, ударим по нему с платформ. Или же, если наш связной к нему подберется, попробуем электрошок или повреждение памяти.

— Повреждение памяти?

— Да, — вступила в разговор Военная разведка. — Разведка полагает, они могут убить души, запустив вирус в мозг одержимого. Он имеет действие, противоположное дидактической памяти. Сейчас они занимаются его разработкой.

Европеец почесывал живот лабрадору, собака с удовольствием разлеглась на ковре.

— Постарайтесь не затягивать, — обратился он к Ореолу.

— До конца недели не справимся, — предупредила Военная разведка.

— Понимаю. Постараюсь к этому времени организовать перехват.

— Как идут дела в этом направлении? — спросил Ореол.

— Связь с Беннет скоро будет налажена. Не уверен насчет девочек Кавана. Это рискованное предприятие, к тому же случайное. Но я над этим работаю.

Луиза просидела над комнатным процессором целый час, но ни к чему не пришла. Справочник дал ей много сведений о Беннет (173364 — с тех пор, как та удалила одержимого), но как они ни старалась связать их с Квинном Декстером, результат получался отрицательным. Она старалась изо всех сил припомнить, что говорил Декстер в ангаре на Норфолке. Беннет была женщиной. Это Луиза помнила. И Декстер сказал, что она ему сильно навредила. Что-то в этом роде.

Все эти факты должны были как-то соединиться. В этом она была уверена. Но как это сделать при полном отсутствии способностей к программированию? И опять вернулась к мысли, посетившей ее в такси. Идея эта приобретала в ее глазах все большую привлекательность.

«Почему бы и нет? — думала она. — Что уж тут такого опасного в нейросети? Вся Конфедерация пользуется ею. И у Джошуа она есть. Один только Норфолк против нее возражает». Она подняла руку и посмотрела на медицинский нанобраслет. На Норфолке его тоже запрещали, а он ей сейчас при беременности здорово помогает. Последний довод ее окончательно убедил. Луиза улыбнулась: решение добавило ей храбрости. «Отныне я должна брать ответственность на себя. Если на Земле нейросеть мне поможет, я просто обязана ее приобрести».

Из отеля они пока еще не выходили. Завтрак им подали прямо в номер. Женевьеву раздражало собственное безделье. Она хлопнулась на кровать и взялась за блок. И тут же ее окутал лазерный туман, по дисплею заскакали фантастические животные, подчинявшиеся всем ее командам.

— Джен?

Дисплей погас. Женевьева, моргая, смотрела на сестру, стараясь поймать ее в фокус. Луиза была убеждена: увлечение электронными играми вредно для зрения девочки.

— Что?

— Мы сейчас уходим. С этим блоком мне не справиться, поэтому я решила приобрести нейросеть. — Ну вот, она сказала это вслух. Теперь уже пути назад нет.

Женевьева смотрела на нее широко открытыми глазами.

— Луиза, ты это серьезно? Нам ведь не разрешают.

— Нам не разрешали. А сейчас мы на Земле, вспомнила? И здесь можно делать все, что захочешь, были бы деньги.

Женевьева склонила голову набок. На лице ее появилась обаятельнейшая улыбка, которая Луизу ничуть не обманула.

— Луиза, а мне можно такую же? Ты же знаешь, когда мы вернемся домой, мне не разрешат ее приобрести.

— Мне очень жаль, но ты еще не взрослая.

— Взрослая!

— Джен, не спорь. Ты и сама это прекрасно понимаешь.

Она топнула ногой, кулачки гневно сжались.

— Это несправедливо! Нет, нет! Ты всегда меня дразнишь, потому что я младше тебя. Задира!

— Я тебя не дразню. Тебе ее нельзя иметь, ведь твой мозг еще растет. И к нему нельзя подсоединиться. Я узнавала. Это запрещено, потому что разрушает клетки детского мозга.

— Не хочу быть маленькой.

Луиза прижала к себе девочку и подумала, что с тех пор, как они покинули родину, она часто ее обнимала. Дома они к таким нежностям не были приучены.

— Когда-нибудь и ты повзрослеешь, — шепнула она, уткнувшись во взлохмаченные волосы сестренки. — Когда вернемся домой, все будет по-другому.

— Ты так думаешь?

— Да!

Женщину-администратора их вопросы позабавили: ох уж эти провинциалы. Но она очень помогла им. Луиза узнала, что за одеждой лучше всего идти на улицы Оксфорд-стрит и Нью-Бонд-стрит, а на Тоттенхэм-Корт-роуд можно купить любую электронику. В этих районах, заверила она, совершенно безопасно, и девушкам можно ходить без провожатых. Она вручила Луизе электронную карточку для входа в отель.

Луиза ввела в свой блок карту города и объединила ее с программой-гидом.

— Готова? — обратилась она к Джен. — Пойдем тратить семейное состояние.

Обри Эрл, с которым они беседовали в салоне лифта, сказал им правду: жители аркологов уважали личную свободу других людей. Луиза никак не могла понять, как людям на улице удавалось в самую последнюю секунду проскользнуть мимо, не задев другого пешехода. Ей самой с трудом удавалось найти щель, через которую можно было протиснуться в нескончаемом потоке людей. Местные же двигались абсолютно спокойно и при этом не глядели по сторонам. Некоторые пешеходы буквально скользили мимо них. Молодежь их возраста носили высокие сапоги, подошвы которых, казалось, не соприкасались с плитами тротуара. Женевьева смотрела на них с завистью и восхищением.

— Я тоже хочу такие сапоги, — сказала она. Подземный переход под Пикадилли вывел их к Нью-Бонд-стрит. На этой улице была устроена уютная пешеходная зона с восхитительными бутиками. Золотые буквы на мраморных фасадах сообщали год создания того или иного магазина. Моложе трехсот лет там не было ни одного, но встречались и надписи, утверждавшие, что их магазину более семисот лет. Товарные знаки сестрам ни о чем не говорили. Они судили по ценам, что там, вероятно, продается самая лучшая одежда на планете.

— Какая красота, — вздохнула Луиза, глядя на мерцающее вечернее платье, алое и бирюзовое, похожее на хвост русалки. Оно, правда, мало что прикрывало. Такое платье она надела бы летом, на балу в Норфолке. То-то бы они удивились.

— Ну так купи его.

— Нет. Нам нужно быть благоразумными. Купим себе одежду на каждый день. Не забудь, я должна буду дать отчет папе.

Вечернее платье было лишь началом соблазнов Нью-Бонд-стрит. Когда они пошли мимо витрин, Луиза готова была скупить все скопом.

— Сегодня нам придется ужинать в ресторане отеля, — начала издалека Женевьева. — Бьюсь об заклад: в наших костюмах нас туда не пустят.

Ничего не скажешь, коварное предложение.

— Ну ладно. По одному платью. И все.

Они переступили порог бутика. В магазине о личной свободе человека не беспокоились. Трое продавцов бросились к ним со всех ног. Луиза объяснила, что им нужно, а потом в течение сорока пяти минут бегала туда-сюда из примерочной кабины. Они с Джен осматривали друг друга, оценивали увиденное и бежали на новую примерку.

За это время Луиза многое узнала. Продавцы с большой похвалой отозвались о волосах сестер. Правда… на Земле сейчас причесывались по-другому. Да и комбинезоны с большими карманами хотя и носили, но модными назвать их никак нельзя. Да, в магазинах на Оксфорд-стрит продают замечательную уличную одежду. Луиза готова была поклясться, что память ее блока крякала от обилия имен, которые в нее входили. Когда же девушка подала продавцам кредитный диск, испытала лишь легкий укор совести.

Выйдя на улицу, они вдоволь посмеялись друг над другом. Джен остановилась на алом платье и пурпурном жакете, а Луиза купила длинное темно-синее платье из материала, напоминавшего одновременно бархат и замшу. К нему она приобрела короткий жилет цвета имбиря.

— Да, — счастливо вздохнула Луиза. — Это настоящая терапия.

На Оксфорд-стрит они пока не пошли: сделали остановку в салоне на Нью-Бонд-стрит. Визажисты чрезвычайно оживились: нечасто приходится работать с таким богатым материалом. Даже владелец салона, выйдя из кабинета, подавал советы (ознакомившись предварительно с их кредитным диском).

Через два часа, выпив несколько чашек чая, Луиза сняла с плеч пеньюар. Она смотрела в зеркало, не веря, что до сих пор могла обходиться без должного ухода за волосами. Дома она их попросту мыла шампунем и кондиционером, а потом причесывала щеткой. Сейчас о ее волосах впервые позаботились профессионально, и вот результат: волосы по всей их длине испускали мерцающий, звездный свет. Они текли. Каждый день своей жизни Луиза сдерживала густую шевелюру с помощью лент и заколок, иногда просила служанку заплести их в затейливые косички. Шампуни последнего поколения сделали все это ненужным. Волосы непринужденной волной спадали ей на плечи, оставаясь при этом аккуратными. Они к тому же слегка шевелились, словно голову окружал ее собственный, постоянный ветерок.

— Ты такая красивая, Луиза, — внезапно оробев, сказала Женевьева.

— Спасибо, — волосы Джен распрямили, а концы их слегка подогнули. Они тоже отливали красивым темным блеском. И форму держали сами по себе.

Вдоль барьеров, огораживающих улицу от проезжей части, выстроились уличные лотки. Товары там были намного дешевле тех, что продавались в магазинах. Женевьева увидела полюбившиеся ей чудесные сапожки. Сапоги-скороходы, сказал веселый продавец, когда она подобрала себе нужный размер. Молодежь до пятнадцати лет их просто обожает. С ними и нейросети не нужно: подошвы до земли не достают.

Луиза купила их при условии, что Джен наденет их не раньше, чем они доберутся до гостиницы. Сестренка упросила купить ей еще и чудесный браслет с брелоком. Стоило покрутить рукой, как из брелока сыпался мелкий порошок, разбрасывающий яркие искры. Джен шла всю дорогу в облачке звездной пыли.

Наконец-то Оксфорд-стрит. Больше и величественнее, чем Нью-Бонд-стрит: магазины занимали там целые здания. Эти монолитные строения стояли там чуть ли не вплотную друг к другу, и все же крошечные специализированные магазинчики и закусочные каким-то чудом протиснулись между ними. Над головами прохожих светились голограммы, сияние которых затмевало яркий солнечный свет, лившийся с безоблачного неба. Каждый магазин находился в жесткой конкуренции со всеми остальными. Девочки даже жмурили глаза и сутулились, подавленные этой агрессией. Остальные пешеходы казались счастливыми и не обращали на рекламу никакого внимания.

— Луиза? — Джен потянула ее за руку, показывая наверх, на рекламу. Выражение лица девочки было слегка смущенным и в то же время лукавым.

Луиза подняла глаза на двигавшуюся по воздуху рекламу, и щеки ее покрылись легким румянцем. Над ней была девушка с юным лицом и светлыми волосами. Такой юной она быть не могла, решила Луиза. У нее самой была хорошая грудь (Джошуа, во всяком случае, ей об этом говорил), но сравнения с этой рекламной девушкой она не выдерживала. Крошечное белое бикини убедительно это доказывало. Акры бронзовой кожи выставлены были на всеобщее обозрение. Девушка обвилась вокруг такого же неправдоподобно красивого юноши. Подсвеченная солнцем вода орошала парочку, слившуюся во французском поцелуе. Луиза не могла отвести взгляда от передней части его джинсов: они обтягивали его совершенно неприлично. Он расстегнул на девушке верхнюю часть бикини и склонил голову к ее влажной груди.

Девушка улыбалась прохожим.

— «Домашняя электроника Брука оставит вам больше времени на те домашние дела, которые вам не наскучат», — ворковала она на всю улицу и подмигивала. Руки ее протянулись к паху юноши.

— Пошли! — Луиза резко схватила Джен за руку и потянула к первым же дверям. За ними летела звездная пыль.

Джен старалась оглянуться, чтобы получше все разглядеть, но Луиза решительно затащила ее в большой магазин.

— Они собирались делать это, — хихикала девчонка. — Ну, ты знаешь. Это!

— Это нас не касается. Понятно?

Плечи Джен беспомощно опустились.

— Да, Луиза.

Луиза не могла поверить в то, что она только что видела — почти видела! Рекламодатели на Норфолке почти всегда нанимали красивых девушек для привлечения внимания к их продукции. Им всего-навсего нужны были красивое лицо и счастливая улыбка. Так вот, значит, что имели в виду домашние, когда рассуждали о прогрессе как о проклятии. А на тротуаре на это никто и внимания не обратил. Папа всегда говорил, что Земля впала в декаданс и коррупцию. Да и я никогда не думала, что все это совершается в открытую. Теперь и папа, и другие землевладельцы будут сопротивляться любым переменам из страха, что все перемены ведут к разрушениям. Если дело и дальше так пойдет, то через пятьсот лет у нас по телевидению будут голых девиц показывать. Как бы там ни было, она просто не могла себе представить, что такое будет происходить на Норфолке.

— Я не расскажу маме о том, что мы видели, — сказала Джен, стараясь продемонстрировать раскаяние.

Хорошо. Да она нам все равно бы не поверила.

Квинн сидел на скамейке на берегу Сены. Мозг его был обращен в потусторонье. Оттуда доносились сумасшедшие крики. Прошло два с половиной часа с тех пор, как его поразила необъяснимая волна эмоционального мучения.

Первой его задачей — естественно! — было убраться как можно быстрее из Нью-Йорка. Копы, разумеется, быстро отследят записанное в память сенсоров событие, произошедшее в главном вестибюле Центрального вокзала, и опознают его. Он тут же спустился на платформу и уехал на поезде в Вашингтон. Короткая поездка, всего-то пятнадцать минут. Все это время он провел в потусторонье, опасаясь, что поезд будет остановлен, а потом и возвращен в Нью-Йорк. Но нет, он прибыл в Вашингтон в назначенное время и сделал пересадку. Первый межконтинентальный рейс был в Париж, он туда и поехал.

Даже и здесь, на дне северной акватории Атлантического океана, он оставался невидимым. Он боялся, что на него опять нахлынет страшная волна, как на Центральном вокзале Нью-Йорка, и он станет видимым. Если это произойдет, с ним будет покончено. Раньше он ни за что не поверил бы, что Божий Брат такое допустит, но в Нью-Йорке в его душу закрались первые сомнения.

И только покинув парижский вокзал и очутившись в одном из городских парков, он позволил себе выйти из потусторонья. Одет он был в обычную рубашку и брюки, и ему не нравилось ощущение солнечного света на белой коже. Но он был в безопасности, ведь в середине парка нет процессоров, и поблизости в этот момент никого не было. Значит, никто и не заметил, что он появился здесь, словно из-под земли. Он постоял с минуту возле старинного дерева, вглядываясь в умы прохожих, чтобы понять, нет ли ему угрозы. А потом успокоился и пошел к реке.

Парижане шли мимо, как и многие столетия назад, — влюбленные пары, художники, бизнесмены, бюрократы, — никто из них не обращал внимания на одинокого угрюмого юношу. Однако никто не желал присесть на его скамейку. Какое-то подсознательное чувство уводило их в сторону. Они слегка хмурились, словно их на мгновение охватывало холодком.

Квинн складывал разрозненные впечатления в цельную картину. Дополняли ее бледные образы и хриплые, жалобные голоса. Облака удивили даже его, рожденного в аркологе. Ливень обрушился потоками на согнутые плечи. Страшные молнии разорвали темноту. Сошлись силы, полные нечеловеческой решимости.

Мортонридж взять не так-то просто, тем более что одержимых там два миллиона. Что-то ударило по ним, разорвало защитное облако. Какая-то дьявольская технология. Сигнал для начала кампании Освобождения. Уникальный акт как ответ на уникальную ситуацию. Следовательно, никаких чудес. А уж он-то подумал, что тут постарался великий соперник Светоносца.

Квинн поднял голову. На губах заиграла презрительная улыбка. Такого шока больше не повторится. Угроза перестала быть неизвестной. Сейчас он в полной безопасности. На смену рассвету придет Ночь.

Квинн встал и медленно повернулся, впервые оглядев окружавшее его пространство. Знаменитое наполеоновское сердце города окружали великолепные белые, серебряные и золотые башни. Полированные поверхности били ему по глазам, а величие — по нервам. Но ведь где-то там, среди всей этой чистоты и жизнеспособности, в мокрых отбросах рылась шпана, избивая друг друга и подвернувшихся под руку горожан по причине, которой они и сами не знали. Найти их будет не труднее, чем в Нью-Йорке. Надо просто пойти туда, откуда идут прохожие. Его сердце там, и слова его дадут людям цель жизни.

Взгляд остановился на Эйфелевой башне. Она стояла в конце широкой безупречной аллеи. Вокруг собралась толпа зевак. Квинн слышал об этом сооружении даже в Эдмонтоне. Гордый символ галльской непокорности на протяжении столетий, мировая драгоценность. Ну что ж, с возрастом этот символ совсем одряхлел.

Квинн сладострастно захихикал.

Энди Беху влюбился. Случилось это мгновенно. Она вошла в дверь магазина Джуд'с Эворлд, и сенсоры не на шутку встревожились. Энди же просто отпал.

Дивная крошка. На добрых десять сантиметров выше его, ну а волосы… таких он в жизни не видел. Нежнейшее личико… косметические пакеты там не ночевали. Натуральная красавица. На ней была блузка с треугольным вырезом, ничего не утаивавшая, и алая юбка выше колен. Но самое главное — манера держаться. Несмотря на полное спокойствие, она оглядывала магазин с детским любопытством.

Поведение дверных сканеров насторожило работников магазина, и они незаметно поглядывали в сторону девушки. Вслед за ней вошла девочка, и сканеры опять подали тревожный сигнал. Как странно. Вряд ли это облава: на полицейских они явно не похожи, да и менеджер всегда знал, когда следует припрятать левый товар.

Энди в это время разговаривал с покупателем.

— Посмотрите, подумайте, лучшей покупки вы во всем Лондоне не сделаете, — и рысью помчался к девушке, пока так называемые коллеги его не опередили. Если его маневр заметил менеджер, он, возможно, потеряет работу. Бросать клиента, пока покупка не сделана, — уголовное преступление.

— Привет. Меня зовут Энди. Я ваша торговая крыса. Все к вашим услугам. Моя работа — предложить клиенту все самое лучшее, — он широко ей улыбнулся.

— Вы моя… кто? — спросила Луиза. На лице ее появилась озадаченная улыбка.

От ее акцента у Энди мурашки по спине побежали. Классная девчонка, к тому же иностранка. Усиленная сетчатка просканировала лицо, лишь бы сохранить ее облик. Даже если она сейчас уйдет, то навсегда для него не потеряется. У Энди имелось специальное, рассчитанное на мужчин, программное обеспечение, способное перенести образ женщины в приемо-передающее устройство. Ему было неловко, но удержаться от записи он не мог.

— Торговая крыса. Так в наших местах называют людей, обслуживающих покупателей.

— Да ну, — протянула младшая девчонка. — Это всего лишь помощник продавца.

Нейросеть помогла Энди улыбнуться еще обаятельнее. И почему они всегда ходят парой? И каждый раз вторая девчонка очень противная. Он щелкнул пальцами и подмигнул девочке.

— Да, так и есть. Но не огорчайтесь. Я действительно помогаю покупателям.

— Я хотела бы купить нейросеть, — сказала Луиза. — Это очень трудно?

Энди изумился. Ее одежда стоила в два раза больше его недельной зарплаты. Отчего же у нее до сих пор нет нейросети? Прекрасная и загадочная. Он поднял на нее глаза и улыбнулся.

— Совсем не трудно. А какую вам надо?

Она прикусила нижнюю губу.

— Да я и сама не знаю. Самую лучшую, какую смогу себе позволить.

— У нас на Норфолке их нет, — вмешалась Женевьева. — Мы оттуда приехали.

Луиза постаралась не хмуриться.

— Джен, вовсе необязательно рассказывать нашу историю первому встречному.

Богатые иностранцы. Совесть Энди боролась с соблазном и победила. В этом ей помогла любовь. «Я не стану продавать ей пиратскую сеть. Только не ей».

— Прекрасно, вы пришли вовремя. У нас сейчас есть очень хорошие образцы. И цена приемлемая, так что о деньгах не слишком беспокойтесь. Сюда, пожалуйста.

Энди повел их за прилавок. По пути удалось узнать ее имя. Нейросеть жадно впитывала ее походку, движения и даже манеру говорить. Подобно большинству девятнадцатилетних подростков, выросших в лондонском районе Айлингтон, где всегда за работу платили мало, Энди Беху видел себя в мечтах преуспевающим бизнесменом-кибернетиком. Поэтому не гнушался полулегальной работы (опять наследие Айлингтона), без особого, впрочем, успеха. Начиная с четырнадцатилетнего возраста каждый месяц пополнял дидактическую память в области электроники, нанотехники и программного обеспечения. Двухкомнатная квартира его с пола до потолка была уставлена старыми процессорными блоками и сопутствующей техникой. Все это он либо выпросил, либо украл. Все в доме знали, что в случае технической проблемы надо обращаться к Энди.

Отчего же этот князь тьмы, будущий профессионал в области информатики, работал торговой крысой у Джуд'с Эворлд? Да нужно же в конце концов найти деньги для осуществления революционных проектов. А может, ему и на колледж удастся скопить. Магазин всегда нанимал подкованных в технике тинэйджеров в качестве продавцов-консультантов. Они всегда были в курсе последних новинок и при этом довольствовались низкой зарплатой.

Стена за прилавком составлена была из украшенных яркими логотипами коробок с электроникой. Луиза прочитала несколько названий и не поняла ни слова. Женевьева тут же заскучала. Оглядываясь по сторонам, она решила, что магазин этот ничем не лучше сотен других, расположенных на Тоттенхэм-Корт-роуд. Внутреннее помещение похоже было на лабиринт: все прилавки да коробки, да старые плакаты компании, да голографические липучки, приклеенные, куда ни глянь. И тут она увидела напротив Энди написанное заглавными буквами слово: ИГРЫ. А ведь Луиза ей обещала.

Энди принялся снимать сверху коробки и выкладывать их на прилавок. Все они были прямоугольной формы, величиной в его ладонь, завернуты в прозрачную фольгу, с гарантийной печатью производителя.

— Ну вот, — сказал Энди с фамильярной доверительностью. — Здесь у нас Прессон-050, базовая нейросеть. Все, что вам нужно в аркологе в течение дня: обмен сообщениями, усовершенствованный дисплей, воспроизведение записи. Она стыкуется с НАС2600, а это означает, что она может работать с любым программным обеспечением, поступающим на рынок. К ней компания прилагает дидактическую память. Но мы можем предложить и альтернативные программы.

— Это все очень… понятно, — сказала Луиза. — И сколько она стоит?

— В каких деньгах вы платите?

— Фьюзеодолларах, — она показала ему кредитную карту Джовиан-банка.

— Хорошо. Я дам вам выгодную цену. Это обойдется в три с половиной тысячи, но мы дадим бесплатно пять дополнительных программ. Функции на ваш выбор. Я предоставлю вам лучший процент в солнечной системе.

— Понятно.

— А вот тут у нас… — его рука потянулась к следующей коробке.

— Энди, а что у вас самое лучшее?

— О, хороший вопрос, — он исчез за прилавком и через мгновение вернулся с новой коробкой. В голосе его слышался благоговейный страх.

— Корпорация Кулу AT15000. Сам король пользуется этой моделью. У нас осталось только три таких сети, да и то благодаря межзвездному карантину. Эти модели самые дефицитные. Но вам я опять сделаю скидку.

— А эта модель лучше той, что вы мне показывали?

— Ну, конечно. Она, само собой, стыкуется с НАС2600, но ее можно будет всегда модифицировать, как только появится 2615.

— Гм. А что это за НАС такая, про которую вы мне толкуете?

— Нейро-Активированная Сеть. Операционная система для оптоэлектронной сети, а число означает год, в котором она была разработана. В 2600 году можно было внедрить в нее подслушивающие устройства, но сейчас она совершенно защищена от этого. А уж дополнительных функций у нее немерено. Все компании Конфедерации, разрабатывающие программное обеспечение, выпускают совместимую друг с другом продукцию. Вы можете загрузить туда и физиологический монитор, и энциклопедию «Галактика», и переводчик со всех языков, и астронавигатор, и новостные программы, и поисковые программы, одним словом, ВСЕ, — он почтительно похлопал по коробке. — Я не обманываю вас, Луиза. Эта модель даст вам все: контроль за нервной системой, за общим вашим физическим состоянием, ваша способность к ощущениям вырастет многократно, то же самое и со зрением, и с памятью.

— Я возьму ее.

— Сразу предупреждаю. Это недешево. Семнадцать тысяч фьюзеодолларов, — он всплеснул руками. — Сожалею.

«Папа убьет меня, — подумала Луиза. — Но отступать некуда. Я обещала Флетчеру, а этот ужасный Брент Рои мне так и не поверил».

— Хорошо.

Энди восхищенно улыбнулся.

— Замечательно, Луиза. Но я облегчу ваше бремя. За следующие двадцать пять программ, которые вы у нас приобретете, вам положена двадцатипроцентная скидка.

— По-моему, это очень хорошая сделка, — сказала она механически, зараженная его энтузиазмом. — А сколько времени потребуется на установку?

— На этот комплекс — девяносто минут. Я одновременно введу вам и операционную дидактическую память.

— А это что такое?

Веселое возбуждение Энди дрогнуло, так потряс его вопрос. Он листал энциклопедию по Норфолку и даже новую поисковую программу запустил, чтобы разобраться в этом деле как следует.

— У вас разве нет этого на планете?

— Нет. У нас пасторальная конституция, и технология почти отсутствует. Вооружения нет тоже.

— Нет оружия, гм… хорошая политика. Дидактическая память — это что-то вроде карманного руководства, только оно написано прямо в мозгу, так что его никогда не забудешь.

— Ну, раз уж я собралась потратить столько денег, то мне надо знать, и как это все работает.

Энди искренне расхохотался, но быстро умолк, заметив взгляд Женевьевы. Как жаль, что не придумали программу, закладывающую в тебя обходительность. Насколько легче стало бы разговаривать с такими вот потрясающими девушками. Дежурный менеджер забрасывал его в это время через нейросеть вопросами относительно странной клиентки, интересовался Луизой и дверной сенсор. Энди, также через нейросеть, отделывался лаконичными ответами. Затем в мозгу всплыла информация о Норфолке.

— У нас специальная комната, — Энди жестом указал на помещение в глубине магазина.

— Луиза, я тогда пойду посмотрю, — проникновенно сказала Женевьева. — Может, и для меня что-нибудь найдется.

— Хорошо. Только прежде чем дотронуться до чего-то, спрашивай разрешение. Верно? — обратилась она к Энди.

— Ну разумеется, — Энди подмигнул Женевьеве и поднял большие пальцы. Усмешка девчонки засушила бы раскидистое дерево.

Энди провел Луизу в маленькую комнату. В ней стояла стеклянная кабина, похожая на душевую, только без душа, а с кушеткой вроде тех, что ставят в кабинетах врача. Из темных настенных панелей выступали какие-то электронные устройства.

Внимание к ней Энди казалось ей немного смешным. Она подумала, что дело, возможно, было не только в ее высоком покупательском статусе. Последние два года большинство молодых джентльменов (и других, чуть постарше) оказывали ей внимание, правда, не столь явное. Ну, сейчас это можно было объяснить ее чуть ли не эксгибиционистским нарядом. Хотя, по меркам Земли, он был вполне умеренным. Но и топ, и юбка так хорошо на ней выглядели в зеркале магазина. В такой одежде она вполне могла быть на равных с лондонскими девушками. Впервые в жизни она выглядела сексуально. И ей это нравилось.

Стеклянная дверь, щелкнув, закрылась за ней. Она бросила на Энди подозрительный взгляд.

— А, черт, — пробормотал представитель Западной Европы, когда связь с Луизой прервалась. Подключился к Женевьеве, но девочка погрузилась в средневековье. Она стояла во дворе замка, провожая кавалькаду воинов, отправлялась на битву с единорогами.

Европеец хотел, чтобы Луиза обнаружила жучков, но никак не предполагал, что это произойдет так быстро. Не ожидал и того, что Луиза надумает купить нейросеть. На девушку с Норфолка это было не похоже. Замечательная все-таки особа.

Энди Беху смущенно потер руку.

— А вы знаете, что вас ужалили? — спросил он.

— Ужалили? — удивилась Луиза. — Вы имеете в виду какое-то насекомое?

— Нет. У нас в дверях установлены сенсорные датчики. Так вот, они сразу же среагировали на вас и на вашу сестру. Вам установили подкожные жучки, миниатюрные радиопередатчики. Они постоянно передают информацию о вас и ваших действиях. Вам вживлены четыре жучка, а Женевьеве — три. Это мы, во всяком случае, установили.

Она взволнованно вздохнула. Как глупо! Ну конечно, Брент Рон не отпустил бы ее гулять свободно. Разве можно поверить той, кто тайком хотел провезти одержимого на Землю?!

— О Господи Иисусе.

— Я думаю, Центральное правительство недоверчиво относится сейчас ко всем иностранцам, особенно потому, что вы с Норфолка, — сказал Энди. — Из-за одержимых. Сейчас можете не беспокоиться. Наша комната защищена от прослушивания.

Навязчивая манера торговой крысы исчезла. Напротив, он почти оробел, и это сделало его в глазах Луизы весьма приятным.

— Благодарю, Энди, за то, что предупредили. А вы сканируете всех покупателей?

— Да, конечно. В основном стараемся выявить фальшивые импланты. Ходят тут разные мошенники, скачивают с наших дисков программное обеспечение. Мы, правда, и сами продаем подслушивающие устройства, поэтому полиция к нам часто заглядывает: старается выяснить, что за покупатели их приобретают. Наш магазин придерживается нейтральной политики. Приходится, иначе ничего не продать.

— А вы можете снять с меня эти жучки?

— Это входит в наши услуги. Могу просканировать вас тщательнее. Может, найду еще.

Следуя его указаниям, Луиза вошла в стеклянную кабину и подверглась сканированию вплоть до клеточного уровня. Ну что ж, теперь еще кто-то понял, что я беременна, подумала она со смирением. Неудивительно, что население Земли так ценит свою личную свободу. На самом-то деле их у нее почти нет. Сканер обнаружил еще двух жучков. Энди приложил маленький прямоугольник, похожий на медицинский нанопакет (та же технология, пояснил он), к ее рукам и ноге. Потом она подняла блузку, и он приложил пакет к спине.

— Смогу ли я узнать, не закодировала ли меня полиция опять? — спросила она.

— Вам подскажет об этом специальный электронный блок. Два месяца назад нам прислали такие устройства с Валиска. Вроде бы они у нас еще есть. Хорошая вещь.

— Включите его тоже в мой список, — Луиза позвала в комнату сестренку и объяснила ситуацию. Слава Богу, Женевьева была скорее заинтригована, нежели рассержена. Она посмотрела на свою кожу после того, как Энди снял с нее нанопакет. Процесс этот ее весьма заинтересовал.

— Как было, так и есть, — пожаловалась она.

— Они такие маленькие, что их и не увидишь, — объяснил Энди. — Поэтому вы их и не почувствовали. Так что нельзя даже сказать, что вас ужалили. Скорее пощекотали перышком.

Женевьева выскочила из комнаты к своим играм, а Энди вручил Луизе коробку с нейросетью корпорации Кулу.

— Проверьте печать, — сказал он. — Убедитесь, что она не сломана, что упаковка в полном порядке. Обратите внимание на цвет. Если кто-то попытается надрезать или оборвать ее, она тут же покраснеет.

Луиза послушно повертела ее в руках.

— Зачем я это должна делать?

— Нейросеть соединится непосредственно с вашим мозгом, Луиза. Если кто-нибудь заменит оптические волокна или уничтожит коды НАС, ваши память и мозг будут зомбированы. Фабрика устанавливает гарантию на свою продукцию, корпорация Кулу делает все, чтобы покупатель не пострадал.

Луиза пригляделась к коробке. Фольга чистая, повреждений нет.

— Простите, я не хотел вас напугать, — быстро сказал он. — Это наше стандартное обращение к покупателю. Мы устанавливаем по пятьдесят нейросетей в день. То есть я хочу сказать, что бы случилось с магазином или производителем, если бы произошло что-нибудь в этом роде. Нас бы линчевали. В наших интересах не навредить покупателю.

— Ну что ж. Значит, все в порядке, — она протянула ему коробку. Энди на ее глазах сломал печать и вынул маленькую черную капсулу, около двух сантиметров длиной. Потом вставил ее в медицинскую упаковку. Кроме капсулы, в коробке находился диск.

— Это операционная дидактическая память со стандартным содержанием, но к ней впервые прилагается специальный код доступа, — объяснял Энди. — Сначала он позволяет вам активировать нейросеть. После этого вы мысленно меняете код, придумываете новый. Так что, если кто-то впоследствии вздумает завладеть вашим диском, ему это ничего не даст. Да вы не беспокойтесь. Все это подробно объяснено в дидактике.

Луиза легла лицом вниз на кушетку. Энди закрепил на ее шее воротник с крылышками. Потом отвел в сторону ее волосы, чтобы приложить медицинскую упаковку под затылок. На коже был крошечный, почти заживший шрам. Он знал, что это такое, ведь он видел такие шрамы тысячу раз. Это был след от вынутого медицинского нанопакета.

— Что-нибудь не так? — спросила Луиза.

— Нет. Все в порядке. Я просто прикладывал его, как положено, — Энди настроил процессор кабины. Файл ее сканера подтвердил, что в мозгу ее нет ничего постороннего.

Энди повел себя как трус и ничего не сказал. Скорее, из-за того, что не хотел ее волновать. И все же здесь было что-то не так. Либо она ему солгала… но нет, в это он поверить не мог. Либо… другие варианты ему в голову не приходили. Ни к чему соваться в дела Центрального правительства. Ее тайна возносила ее на недостижимый пьедестал. Девушка в беде… прямо как в сериале. Да еще и в его магазине!

— Ну вот и все, — весело сказал он, приложив упаковку на таинственный шрам. Теперь уже не останется никаких доказательств.

Луиза слегка напряглась.

— Шея онемела.

— Ну и прекрасно. Так и должно быть.

Медицинский пакет открывал проход к основанию черепа с тем, чтобы капсула, содержавшая тесно упакованные оптические волокна, скользнула внутрь. Там волокна начинали отходить друг от друга и продвигаться вперед, кончики их медленно оборачивались вокруг клеток, отыскивая синапс.[18] Миллионы активных молекулярных ниточек подчинялись расписанному AI протоколу, образуя удивительную, сложнейшую филигрань вокруг продолговатого мозга, соединялись с нервными окончаниями, в то время как главные волокна пробирались в мозг и завершали работу.

Когда имплант встал на место, Энди приступил к введению дидактической памяти. Луиза взглянула на устройство. Изготовлено оно было из полированной нержавеющей стали — очки. Такие она видела у лыжников. Энди вставил диск в маленькую щель на дужке очков и осторожно надел ей на глаза.

— Оно подает импульсы, — сказал он. — Сначала будет предупреждающая зеленая вспышка, потом, в течение пятнадцати секунд, увидите фиолетовое свечение. Старайтесь не моргать. Так повторится восемь раз.

— Так? — очки так и приклеились к ее коже, оставив ее в полной темноте.

— Да, ничего страшного, правда?

— И что же, на Земле так и приобретают знания?

— Да. Информация кодируется и проходит по оптическим проводникам прямо в мозг. Вроде бы простой принцип.

Луиза увидела зеленую вспышку и задержала дыхание. Затем пришел фиолетовый свет, прерываемый монотонной искрой, которую лазер оставляет на сетчатке. Она постаралась не мигать, пока он не исчез.

— И что, дети у вас в школу не ходят? — не унималась она.

— Нет. Дети ходят в дневные клубы. Там им подыскивают занятия, и друзей они себе там находят.

Она помолчала, вдумываясь в его слова. «Часы… годы! — сидела я в классе, слушая учителей и читая учебники. И все это время я доходила до всего своим умом. А теперь дьявольская технология все это разрушит. С пасторальным Норфолком все это не имеет ничего общего. Людям не нужно ни к чему стремиться, жизнь их обедняется». Это даже хуже, чем похотливые руки ее кузена. Она сжала зубы, очень рассердившись.

— Эй, вам не плохо? — робко осведомился Энди. Фиолетовый свет вспыхнул снова.

— Нет, — отрезала она. — Благодарю вас, все хорошо.

Энди молчал, пока запись не закончилась. Он боялся, что сказал что-то лишнее и рассердил ее. Не мог взять в толк, отчего настроение девушки испортилось.

— Вы не можете оказать мне услугу? — спросила Луиза. На губах ее заиграла лукавая улыбка. — Присмотрите, пожалуйста, за Женевьевой. Я обещала ей купить какую-нибудь игру. Может, вы найдете ей что-нибудь безобидное. Я была бы вам очень благодарна.

— С удовольствием. Спасу ее от любой цифровой опасности, — Энди подключил импульс, оседлавший его нервы. Нельзя ей показать, как расстроила его эта просьба. А он-то собирался поговорить с ней, пока нейросеть не установится. Да, Энди, так будет с тобой всегда. Потрясающим девушкам с тобой не по пути.

В отделе игр оказалось не так занимательно, как ожидала Женевьева. Магазин Джуд'с Эворлд демонстрировал на дисплее каталоги с тысячью игр. Представлены были все жанры, и роли предлагались самые разнообразные — от интерактивных до стратегических, генеральских. При ближайшем рассмотрении Женевьева заметила, что все они являлись вариантами друг друга. Каталоги уверяли, что игры у них современнее; графика занимательнее; загадки головоломнее; ужастики страшнее; музыка приятнее. Каждый раз предлагалось что-то более продвинутое, но не другое. Попробовала сыграть в четыре-пять игр. Ску-у-чно. По правде говоря, уставать от них она стала уже на «Джамране». Казалось, она перекормлена ими, словно целый день ела один шоколад.

А больше у Джуд'с Эворлд не было ничего интересного. Они продавали главным образом нейросети и прилагавшееся к ним программное обеспечение, да еще скучные процессорные блоки.

— Привет. Ну и как ты тут? Веселишься?

Женевьева посмотрела на маленького противного продавца. Энди заискивающе ей улыбался. Один зуб был кривой. У взрослых она никогда такого не видела.

— Я прекрасно провожу время. Благодарю за заботу, — если бы она заговорила таким тоном дома, то получила бы крепкую оплеуху от матери или от миссис Чарлсворт.

— Угу, — пробормотал Энди, совершенно расстроившись. — Э… я подумал, что, может, я покажу тебе то, что у нас есть для детей твоего… я хочу сказать, блоки и программное обеспечение, которое тебе понравится.

— Вау! Давайте.

Энди возбужденно замахал руками и показал направление, в котором ей надо было идти.

— Пожалуйста, — умоляющим голосом сказал он.

Преувеличенно громко вздохнув и ссутулив плечи, Женевьева уныло зашаркала ногами по проходу.

— И почему Луиза нравится всегда не тем, кому нужно? — удивлялась она. И тут ей в голову пришла идея: — А у нее есть жених, вы знаете?

— У?

Заметив его ужас, скромно улыбнулась.

— Луиза. Она помолвлена. Поклялись друг другу в нашей часовне.

— Помолвлена? — взвизгнул Энди. Опомнившись, мигнул и оглянулся, не обратил ли на него внимание кто-нибудь из коллег.

Женевьева развеселилась.

— Да. С капитаном космического корабля. Поэтому мы и приехали на Землю. Ждем, когда он к нам присоединится.

— А когда это произойдет, знаешь?

— Недели через две. Он очень богат, у него свой корабль, — она подозрительно оглянулась по сторонам, потом опять повернулась к Энди. — Не говорите об этом никому, но мне кажется, папа дал согласие на брак только из-за денег. У нас очень большое поместье, и на него требуется много денег.

— Так она выходит замуж из-за денег?

— Приходится. Дело в том, что он очень стар. Луиза говорит, что он старше ее на тридцать лет. Думаю, она привирает, это бы еще ничего. Я думаю, он старше ее лет на сорок пять.

— О Господи. Это отвратительно.

— Ага, мне всегда очень противно, когда он ее целует. Знаете, он совершенно лысый и очень толстый. Она говорит, что терпеть не может, когда он ее трогает. Но что ей еще остается? Ведь он ее будущий муж.

Энди смотрел на нее не мигая. На лице его был написан ужас.

— Как же твой отец пошел на это?

— У нас на Норфолке все так женятся. Если вам от этого легче, то я считаю, он и в самом деле любит Луизу. — «Ну хватит, упрекнула она себя. Очень трудно сохранять серьезный вид». — Он говорит, что хочет большую семью. Считает, что у них должно быть не меньше семи детей. — Джекпот! Энди уже трясся от негодования.

Хватит. Женевьева взяла его за руку и доверчиво улыбнулась.

— Ну а теперь посмотрим самую лучшую электронику, ладно?

В мозг Луизы влилось понимание, словно солнце, достигшее зенита. Вместе с ним пришло свежее восприятие мира. Начиналась новая стадия жизни.

Она прекрасно понимала, как пользоваться своей расширившейся ментальностыо. Оптические волокна срослись с нейронами мозга, контролируя возросший потенциал. Казалось, так было с самого рождения. Она слышала звуки, доносившиеся из магазина, и анализировала их. Визуальная память помогала ей. В качестве пробы освежила данные медицинского нанопакета на запястье. Перед глазами поплыл дисплей с яркими значками, передавшими ей запрошенные данные. От волнения у нее слегка закружилась голова, на теле выступила испарина.

«Теперь я на равных с другими. Или буду, когда узнаю, как правильно использовать свои возможности».

Она передала мысленное сообщение в имплант, установленный на шее, желая проверить свой статус. В мозгу развернулось меню, и она провела сравнительный анализ. Ей ответили, что процесс имплантации завершен. Луиза отдала распоряжение: удалить нанопакет и пустую капсулу, — ведь в ней больше не было волокон, — а потом соединить клетки.

— Постойте, — сказал Энди. — Это моя работа.

Луиза улыбнулась ему, встала с кушетки и потянулась: мышцы за это время занемели.

— Да ладно вам, — засмеялась она. — Все ваши клиенты должны это делать сами. Ведь это первый вкус свободы. Первая нейросеть — все равно что первое голосование. Ведь ты становишься полноправным членом общества. Разве это не замечательно?

— Гм. Да, — он заставил ее наклониться вперед и вытащил из шеи упаковку. — Вы и в самом деле можете получить гражданство.

В голосе его прозвучала странная надежда, и она взглянула на него с подозрением.

— Что вы имеете в виду?

— Вы можете обратиться в местную администрацию, если хотите. Я проверил юридический отдел Центрального правительства. Никаких проблем не возникнет. Нужно лишь заручиться поддержкой одного гражданина и внести вступительный взнос в сто фьюзеодолларов. Вы можете послать к ним мысленное обращение.

— Это… очень любезно с вашей стороны, Энди. Дело в том, что я не собираюсь оставаться здесь надолго, — она улыбнулась, стараясь не слишком его огорчить. — У меня есть жених, понимаете? Он собирается приехать сюда и забрать меня с собой.

— Но норфолкские законы здесь на вас не распространяются, — в отчаянии проблеял Энди, — если станете гражданкой Земли. Тут вы в безопасности.

— Я в этом уверена. Благодарю вас, — она опять улыбнулась и, обойдя его, вышла из комнаты.

— Луиза! Я хочу это, — завопила Женевьева. Стоя посередине магазина, руки по швам, она поворачивалась вокруг собственной оси. На поясе ее висел маленький блок с синими буквами ДЕМОНСТРАТОР. Такой улыбки на лице девочки Луиза не видела давно.

— А что тут у тебя такое, Джен?

— Я дал ей специальные линзы, — спокойно ответил Энди. — Они похожи на контактные, но блок превращает в фантастику все, на что смотрит человек, — он мысленно передал ей код. — Вот, можете посмотреть сами.

Луиза приняла код, удивляясь непринужденности, с которой она это сделала. Закрыла глаза, и мир вокруг нее закрутился. Очень странный мир. У него были те же размеры, что и у внутреннего помещения магазина Джуд'с Эворлд, но теперь это была пещера из оникса. Все ее поверхности соответствовали стенам и прилавкам, но вместо штабелей с дисками с потолка свешивались огромные сталагмиты, а люди в магазине превратились в огромных киборгов с желтыми щупальцами.

— Разве не прелесть? — вопила Джен. — На что ни посмотришь, все тут же меняется.

— Да, Джен, замечательно, — она увидела, как у одного киборга раскрылся рот и повторил сказанные ею слова. Луиза улыбнулась. Киборг так и остался стоять с открытым ртом. Луиза отключилась от просмотра.

— Там пятьдесят разных программ, — сказал Энди. — Эта игра очень популярна. Есть и аудиовизуальное приложение: можно менять голоса.

— Ну пожалуйста, Луиза. Возьмем ее.

— Хорошо, хорошо.

Энди ввел код, и программа отключилась. Женевьева надула губы, когда пещера вновь превратилась в магазин. Энди начал выкладывать на прилавок коробки и кассеты с дисками.

— Какие вам приложения? — спросил он. Луиза просмотрела меню, заложенное в НАС2600.

— Обзор новостей; Глобальная поисковая программа электронных адресов; Поиск людей… мм, приложение по беременности для моего физиологического монитора; Универсальная передача сообщений. Пожалуй, и все.

— Вам полагается еще двадцать программ.

— Знаю. Разве я обязана взять их все сегодня? Я пока не знаю, что еще мне может понадобиться.

— Да нет, время не ограничено, можете думать, сколько хотите, и заходите сюда, когда хотите. Но я порекомендовал бы вам Нета, там вы можете открыть собственный сайт. За это раз в год будете вносить плату компании-посреднику, причем никто не сможет вступать с вами в контакт без оповещения об этом посредника. Ах да, вам необходим Уличный навигатор. В Лондоне без него не обойтись: он покажет и каким транспортом пользоваться, и как добраться до места назначения самым коротким путем.

— Хорошо, хорошо, положите все, — на прилавке появились новые кассеты. — Да, и блок с защитой от прослушивания, о котором мы с вами уже говорили.

— Да, да, обязательно.

Блок, который он выложил на прилавок, по виду ничем не отличался от обыкновенного процессорного блока, такой же прямоугольник из серой пластмассы.

— А кто покупает у вас жучки и прочие прослушивающие устройства? — спросила она.

— Да кто угодно. Например, девушка, желающая узнать, не обманывает ли ее молодой человек. Менеджер: ему тоже надо знать, на каких сотрудников он может положиться. Извращенцы. Хотя большинство покупателей — частные детективы.

Луизе не понравилось, что любой человек может шпионить за своими друзьями и врагами. Необходимо ввести ограничения на покупку таких вещей. Но Земля, похоже, никаких ограничений не признавала.

Энди со смущенной улыбкой подал ей расчетный блок магазина. Луиза постаралась не дрожать, когда переводила деньги с кредитной карты. Она купила и игру для Женевьевы. Девочка немедленно сняла с нее обертку и счастливо улыбнулась:

— Йессс.

— Я вас, наверное, еще увижу, когда вы придете за остальным программным обеспечением? — спросил Энди. — А если вы не передумаете о… о другой вещи, то я смогу стать вашим попечителем, когда подадите заявление о гражданстве. Я имею на это право. Я взрослый гражданин.

— Хорошо, — сказала она осторожно. Странно, что его так захватила эта идея. Она подумала, не высмеять ли его, когда заметила бесовские искры в глазах Джен. Девчонка быстро отвернулась.

— Вы были очень любезны, Энди, — сказала Луиза. — Пожалуйста, не беспокойтесь обо мне, — она перегнулась над прилавком и легонько поцеловала его. — Спасибо.

Женевьева, заливаясь смехом, уже добежала до дверей. Луиза взяла сумку, полную дисков, и поспешила за сестрой.

Луиза лежала в постели. Яркое солнце опустилось за деревья Грин-парка. На соседней кровати, утомившись за долгий день, безмятежно спала Женевьева.

«Ужасный ребенок», — умилилась Луиза. На шестнадцатилетие непременно подарю ей нейросеть. Закрыла глаза и мысленно заказала новостную программу. Комнатный процессор принял заказ, и она, пользуясь приложениями, задала подробные поисковые параметры. Так она провела час, но за это время ей удалось миллиард новостей, переданных новостными агентствами Земли, сложить в полную картину. Сообщение о прибытии «Дельта горы» прозвучало жутковато. Искромсанный на мелкие кусочки капитан космического корабля… да, тут без Квинна Декстера не обошлось.

Главной темой дня стала неожиданная изоляция Нью-Йорка. Член Центрального правительства, представлявший Северную Америку, представ перед журналистами, уверял их, что это всего лишь предосторожность и что они занимались расследованием инцидента одержимых в куполе Один. Когда движение поездов откроется вновь, неизвестно. Отряды полицейских, усиленные специальными механоидами, вышли на улицы: надо было успокоить взволнованных жителей аркологов.

Следующее сообщение заставило Луизу подскочить и усесться на кровати. Полные восторга и восхищения глаза широко раскрылись. Транквиллити прибыл к Юпитеру. Джошуа был здесь! В этой системе.

Луиза снова улеглась, дрожа от волнения, и загрузила программу «Универсальная передача сообщений». Составила файл, который, как она надеялась, звучал не слишком отчаянно, и, гордясь собой, направила его в коммуникационную сеть. Нейросеть сообщила ей, что Юпитер был от нее на расстоянии пятьсот пятьдесят миллионов миль, стало быть, сигнал дойдет до него через сорок минут. И ответ от Джошуа может прийти через два часа!

Представитель Западной Европы, отслеживавший контакты Луизы в сети, распорядился, чтобы AI заблокировал послание. Только этого им всем и не хватало, чтобы какой-то глупый бойфренд помчался сюда на помощь, к тому же еще такой знаменитый, как «Лагранж» Калверт.

Глава 9

Вечеринка в общем-то неплохая, если бы не странный тип — однорукий. Лайол не мог ничего с собой поделать — все время на него пялился. И даже порылся в нейросети, чтобы навести справки. Раньше он такого не видел. И девушка, с которой пришел незнакомец, похоже, ничего не имела против. А может, он ее этим и привлек? Да, в этом обиталище девушки такие… Кто знает, может, на одноруких потихоньку приходит мода? Что ж, в этом нет ничего невозможного.

Лайол пошел сквозь толпу к буфетной стойке. Чуть ли не каждый приветливо ему улыбался. Он откликался, за это время уже запомнил, как кого зовут. Не надо и к файлу за помощью обращаться. Тут были знать и популярные журналисты. День их прошел в трудах: они расширяли свои корпоративные империи, начинали новые династии. Богатство в эти времена не воспринималось как данность. Перемещение Транквиллити вызвало на традиционных рынках разного рода проблемы, но вместе с тем сулило и сказочные прибыли: сейчас обиталище оказалось в одной из самых богатых звездных систем. В работу окунулись радостно и безоглядно. Да и ночи проходили в буйном веселье: вечеринки, рестораны, шоу, клубы. У Транквиллити всего было в достатке.

Лайол даже не знал, кто организовал вечеринку. Квартира была сколь богата, столь и анонимна, как и все, в которых за последние несколько дней ему довелось побывать. Что называется, гостеприимство на марше. Дизайнеры потрудились на славу: всюду чувствовался талант и вкус. В общем, вечеринка как вечеринка. Нет сомнения, что они с Доминикой удостоят своим посещением, пока рассвет не наступил, еще две-три такие же. Круг, к которому он принадлежал в Айякучо, любил повеселиться, и денег на это хватало. Но уж если сравнивать с Транквиллити, то они там все сущие провинциалы.

Относились они к нему по-особенному, потому что он был братом Джошуа. Снисходительно улыбались, когда рассказывал им, что у него в Айякучо свое дело. А вот о последнем полете «Леди Макбет» не распространялся. Поэтому и разговор быстро заканчивался. А о чем им было с ним говорить? Он почти ничего не знал о политике Конфедерации, о движении денег на межзвездных рынках, о буйных развлечениях (Джеззибелла сейчас девушка Капоне — да что ты говоришь!), а тему одержания ему и вовсе не хотелось обсуждать.

Лайол взял с длинного стола тарелку с канапе, намеренно выбрав самые экзотичные на вид бутерброды. За окном всходил Юпитер. Он зачарованно смотрел на него, словно деревенский мальчишка. Казалось, ему ли, опытному астронавту, так удивляться. С тех пор, как услышал, что «Леди Макбет» может по праву принадлежать ему, Лайол лелеял свою мечту. Ну вот он и совершил полет на «Леди Макбет», управлял ею, увидел впервые другие звездные системы и даже принял участие в орбитальной войне… можно сказать, спас Конфедерацию или, по меньшей мере, облегчил ее бремя. И после кульминации путешествие сюда. Но он никогда не будет таким асом, как Джошуа. Маневры, которые брат совершил во время встречи с «Бизлингом», доказали это с полной очевидностью. А Конфедерация вовсе не такое уж веселое место. Невесела и жизнь. Впереди его ждет потусторонье.

Отражение в окне прервало размышления. Он оглянулся: Джошуа и Иона смешались с толпой гостей. Разговаривали, смеялись. Красивая пара. Джошуа в черном форменном пиджаке, а она — в струящемся зеленом вечернем платье. Он хотел подойти к ним, но они уже пошли танцевать.

— Ку-ку! — Доминика махала ему из другого конца комнаты. Она решительно двинулась прямо к нему, и толпа расступилась перед ее напором. Лайол подумал, что у планеты, на которую надвигается армада космических кораблей, должно быть, сходные ощущения. Она схватила его за руку и потерлась носом об его нос. — Я скучала по тебе, — сказала она с легким укором.

— Я был голоден.

— Я тоже, — обида ушла, а на ее место заступило лукавство. Она взяла с его тарелки канапе и забросила его в рот. — Морские водоросли с кориандром.

— Интересный вкус, — сказал он извиняющимся тоном. Она была очаровательной и вместе с тем внушающей ужас. Самая красивая девушка в комнате. Внешность естественнее, чем у ровесниц. Цыганка среди блестящих манекенов. Черное платье, длинное, тем не менее почти не скрывавшее победительную плоть. Большой рот растянулся в восторженной улыбке. Она ткнула ему в нос пальцем. — Как же мне нравится твоя невинность, — на самом деле от невинности у него мало что осталось. Секс с Доминикой засасывал его, как наркотик.

Какое-то мгновение она не отрывала от него глаз. Лицо ее выражало восхищение. Ему захотелось бежать.

— Я хочу тебя кое с кем познакомить, — сказала она, уже нейтральным тоном, словно угадав его ощущения. И поманила пальцем. Позади нее стояла тоненькая девушка, почти заслоненная пышной фигурой Доминики. Лицо незнакомки восточного типа, а волосы — гораздо светлее, чем у Доминики. — Это Неомоун.

— Привет, — Неомоун стремительно приблизилась к Лайолу и поцеловала его. Потом отстранилась и покраснела. Было заметно, что поступком своим она чрезвычайно довольна.

— Привет, — он не знал, что о ней подумать. На вид лет двадцать. Шелковое платье облегало почти двуполую фигуру: грудь мускулистая, мужская. Радостно взволнованная, она почти не сводила с Доминики восхищенного взгляда.

— Неомоун учится на балерину, — проворковала Доминика.

— Я на балет не ходил ни разу, — признался Лайол. — В Айякучо приезжали труппы, но я решил, что это не для меня. Прошу прощения.

Неомоун хихикнула:

— Балет… он для всех.

— Надо тебе с ним потанцевать, — предложила Доминика. — Пусть увидит, что культурной элиты бояться не стоит, — и подмигнула Лайолу. — Неомоун — настоящая твоя поклонница.

Он смущенно улыбнулся:

— Вот как. С чего бы это?

— Вы летали на «Леди Макбет», — вздохнула девушка. — Всем известно, что у Джошуа была секретная миссия.

— Если вам это известно, то в чем тут секрет?

— Я же тебе говорила, он скромный герой, — объявила Доминика. — Во всяком случае, на людях.

Лайол изобразил улыбку. Быть может, он и прихвастнул немного. Так ведь у астронавтов это в порядке вещей.

— Да вы знаете, как на самом деле, — пожал он плечами.

Неомоун зашлась от смеха:

— Пока не знаю. Но постараюсь сегодня же выяснить.

В свете луны серебрился пляж. Джошуа с Ионой, взявшись за руки, шли по берегу. Джошуа разулся, мягкий теплый песок, словно жидкость, лился между пальцев ног, а в море туда-сюда шныряли флуоресцентные рыбки. Казалось, под поверхностью воды идет горизонтальный дождь из розовых и голубых искр. Небольшие песчаные холмики уходили в бесконечность.

Иона вздохнула и прижалась к нему плечом.

— Я знаю, это глупо, но я часто сюда хожу. Она любила играть на берегу, и мне все кажется, что я найду ее здесь.

— Джей?

— Да, — она помедлила. — И Хейл. Надеюсь, у нее все хорошо.

— Киинты говорят, что это так. Они часто говорят неправду, но о ребенке не соврут.

— Ей, должно быть, одиноко, — Иона села, прислонившись спиной к дюне. Сняла с шеи шелковый шарф. — Не могу понять, отчего они не разрешают нам забрать ее с Йобиса. Космические корабли ходят туда.

— Мистика, — Джошуа сел рядом. — Возможно, гороскопы им запрещают.

— Ты рассуждаешь, как старый Паркер Хиггенс.

Джошуа рассмеялся.

— Никак не поверю, что старикан полетит с нами. Да и Гетчель тоже.

— Лучше их у меня нет.

— Спасибо за то, что попросила меня лететь. Мне это необходимо. Здесь от меня никакой пользы.

— Джошуа, — она провела пальцем по его твердому подбородку. — Я опять беременна. И отец — ты.

Джошуа в изумлении открыл рот. Она улыбнулась и нежно его поцеловала.

— Извини. Неудачно выбрали время. Опять. Каждый раз со мной такая история.

— Нет, — сказал он, слабо протестуя. — Почему неудачно? Это не так.

— Решила сказать тебе об этом перед полетом, — даже в сумерках она заметила, каким шоком явились для него ее слова. Он был совершенно неотразим, когда выглядел таким уязвимым. Значит, ему не все равно. Она снова прикоснулась к его лицу.

— Мм… Когда? — спросил он.

— Перед Норфолком. Помнишь?

Он улыбнулся почти застенчиво.

— Мы никогда не знаем точное время. Так много было моментов.

— Если уж выбирать, то, думаю, это было в квартире Адула Непала.

— О Господи, точно. Он тогда обед устраивал, — Джошуа улегся на песок и, улыбаясь, посмотрел вверх. — Да. Скорее всего, тогда.

— И, Джошуа… произошло это не случайно. Я хотела этого.

— Хорошо. Спасибо, что посвятила меня. Я хочу сказать, что мы ведь уже создали будущего Повелителя Руин — Маркуса.

— Не говори «нет».

Он обнял ее за шею и, притянув к себе, поцеловал.

— Да ведь мы уже знаем: я не могу сказать «нет».

— А ты на меня не сердишься?

— Нет. Хотя беспокоюсь, пожалуй. Причем будущее меня больше волнует. Ведь ребенок ничем не будет отличаться от остальных смертных. Но бояться этого мы не можем, иначе нам и жизнь будет не в радость. Киинты нашли какое-то решение, и леймилы — тоже. Неужели мы не сможем?

— Спасибо тебе, Джошуа.

— Хотел бы я знать, за что. Ведь у нас уже есть следующий Повелитель Руин.

Она закрыла глаза, не желая удовлетворить его робкое любопытство.

— Потому что ты совершенен, — прошептала она. — Для меня. Великолепное тело, хорошие гены.

— Маленькая романтичная мисс.

— И замечательный любовник.

— Да. В этом я разбираюсь. Во всяком случае, выносливый.

Она весело рассмеялась и тут же беспомощно заплакала.

— Эй, что ты? Не надо, — он ее обнял. — Слышишь, перестань.

— Извини, — она рукой вытерла глаза. — Джошуа. Извини. Я не люблю тебя. Не могу тебя любить.

Он моргнул, но не убрал руки.

— Понимаю.

— Проклятие. Теперь я тебя травмировала. Но я ведь этого не хотела. Не хотела делать тебе больно.

— А чего же ты хотела, Иона? Не понимаю. Не говори мне, что тебе это было удобно, что я попросту оказался в нужное время в нужном месте. Ведь ты хотела от меня ребенка. Ты только что сама мне об этом сказала. Если бы ты меня ненавидела, то не сделала бы этого.

— Я тебе не ненавижу, — она крепче обняла его. — Это не так.

— Тогда что же? — он сделал усилие, чтобы не закричать. В голове его все рушилось. Думать было невозможно. Остались одни инстинкты, слепая ответная реакция. — Господи, да имеешь ли ты представление, что ты со мной делаешь?

— Но чего же ты хочешь, Джошуа? Ты хочешь быть рядом с ребенком?

— Да! Господи, как можешь ты об этом спрашивать?

— В какой роли?

— В роли отца!

— И как ты себя видишь в роли отца?

— Так же, как и ты в роли матери.

Она взяла его руки в свои ладони, стараясь погасить их дрожь. Он сердито высвободился.

— Ты не можешь быть ему отцом в такой же степени, как я — в роли матери, — возразила она. — У меня с моим ребенком родственная связь, такая же, как с Транквиллити.

— Господи, ну я же могу приобрести симбионты.[19] Я смогу стать вровень с тобой и с этим проклятым обиталищем. Почему ты лишаешь меня этой возможности?

— Джошуа, выслушай меня. Ну что ты будешь делать целый день? Даже если бы ты стал законным моим мужем. Ну что бы ты делал? Ты же не можешь управлять Транквиллити. Это делаю я. А потом этим займется наш первенец.

— Не знаю. Найду что-нибудь. Я же разносторонний.

— Не найдешь. В Транквиллити для тебя ничего нет. Ничего постоянного. Сколько раз можно тебе говорить, что ты капитан космического корабля? А Транквиллити — это всего лишь твой порт, а не дом. Если останешься здесь, будешь, как твой отец.

— Не вмешивай сюда моего отца.

— Хорошо, Джошуа, не буду. Он, как и ты, был великим капитаном, и он остался здесь, в Транквиллити. С тех пор, как ты родился, он так и не полетел больше. Это его и погубило.

— Неправда.

— Я же знаю, что он больше не летал.

Джошуа посмотрел на нее. При всем своем чутье и опыте он каждый раз терялся перед этой красивой женщиной. Какие мысли были в ее голове, этого ему никогда не узнать.

— Хорошо, — сказал он. — Я скажу тебе. У него было все, и он потерял это. Вот поэтому он и не летал больше. Сердце его разбилось не из-за того, что он здесь остался. Оно разбилось раньше.

— А что он потерял?

— Все. То, ради чего летают капитаны. Настоящий полет, равного которому уже не будет. И у меня так было с Норфолком. Я был близок к этому, Иона, и мне нравилось это. В тот раз я мог заработать сотни миллионов. И стал бы одним из плутократов, наводнивших это проклятое обиталище. Тогда стал бы ровней тебе. Мог бы управлять собственной империей. Купил бы целый флот, как Паррис Васильковский. Вот этим бы и занимался в течение дня. Тогда мы смогли бы пожениться и никаких вопросов о том, насколько я достоин, не возникло бы.

— Достоинство тут ни при чем, Джошуа. Не говори об этом никогда, слышишь? Ты не допустил использование Алхимика. Разве я могу смотреть на это свысока? Неужели пыльный, приросший к стулу президент компании может сравниться с тобой? Джошуа, я так горжусь тобой, что мне даже больно от этого. Вот почему и захотела, чтобы ты стал отцом моего ребенка. Лучше тебя нет никого. И дело не в твоей интуиции или в генах. Просто не может быть лучшей наследственности, чем от тебя. И если бы я хоть на одну секунду поверила, что ты сможешь стать счастливым здесь, со мной, в качестве мужа или партнера, или даже если бы я сама стала одной из жен твоего гарема, то отправила бы «Леди Макбет» на переработку, лишь бы не дать тебе уехать. Но ты не будешь здесь счастлив, ты и сам это прекрасно понимаешь. А кончится тем, что ты будешь винить меня или самого себя, а, может, и того хуже — ребенка, за то, что ты сидишь на одном месте. Я не перенесла бы этого, я желаю тебе счастья, Джошуа. Тебе всего двадцать два года, ты не приручен, и это прекрасно. Так и должно быть. У тебя своя судьба, а мое дело — управлять Транквиллити. Наши жизни соприкоснулись, и я благодарю за это Бога. Судьба подарила нам двоих детей. Вот и все. Мы с тобой корабли, разминувшиеся в ночи.

Джошуа поискал в душе гнев, пылавший так ярко еще мгновение назад. Но гнева больше не было. Душа онемела, и было немного стыдно. «Я должен завоевать ее, доказать ей свою необходимость».

— Я ненавижу тебя за твою правоту.

— Я вовсе не желала оказаться правой, — в голосе ее была нежность. — Я просто надеюсь, что ты простишь мне мой эгоизм. Думаю, он передался мне по наследству. Все Салдана поступают по-своему, и им наплевать, что люди от этого страдают.

— Ты хочешь, чтобы я вернулся?

Плечи ее устало ссутулились.

— Джошуа, я собираюсь притащить тебя обратно. Я ничего тебе не запрещаю. Ведь я не запрещаю тебе быть отцом. И если хочешь остаться в Транквиллити, оставайся. Никто лучше меня не поддержит тебя в этом. Но я не верю в то, что это будет хорошо. Извини меня, но не верю. Самое большее — это несколько лет, но потом ты увидишь свою ошибку. И это отразится на нашей жизни, и ребенок наш окажется в зоне эмоциональной войны. Я не смогу это пережить. Разве ты не слышал, что я тебе только что сказала? Ты должен нести радость в жизнь нашего ребенка. Он с нетерпением будет ждать твоего приезда, твоих подарков и рассказов. Время, которое вы будете проводить с ним, станет волшебным. Душевно мы с тобой никогда не расстанемся, и это станет одной из великих любовных историй.

— Отчего жизнь всегда так запутана?

Сочувствие к нему было сродни физической боли.

— Думаю, она всегда была такой. Судьба — злая ведьма, разве не так?

— Да.

— Ну же, улыбнись. У тебя будет радость без груза ответственности. Мечта мужчины.

— Не надо, — он предупредительно поднял вверх палец. — Не шути с этим. Ты изменила мою жизнь. Это верно: встречи всегда приводят к переменам. Вот что делает жизнь такой удивительной, особенно при моих-то возможностях. Ты совершенно права насчет моей тяги к путешествиям. Встречи случайны, ты же все сделала совершенно осознанно. Так что не старайся относиться к этому легко.

Какое-то время они сидели молча, прислонившись спиной к дюне. Даже Транквиллити молчал, ощущая нежелание Ионы обсуждать то, что между ними было сказано.

Потом они прижались друг к другу. Джошуа обнял ее за плечо, а она опять заплакала. Оба ощущали если не печаль, то неохотное смирение.

— Останься сегодня на ночь со мной, — сказала Иона.

— Я тебя никогда не пойму.

Приготовления походили на религиозную церемонию. За окном спальни темно, свет едва мерцал. Видели только друг друга. Они разделись и, взявшись за руки, медленно спустились по ступеням в минеральный источник. Там мыли друг друга душистыми губками, а потом перешли к эротическому массажу. Секс поначалу отличался нежностью, а потом постепенно дошел до страсти, граничившей с грубостью. Они прекрасно понимали друг друга и делали все, чтобы доставить друг другу наибольшее удовольствие.

Единственное, чего у них теперь не было, — это эмоционального единения. Секс походил на первые их опыты: они испытывали лишь физическое удовлетворение, потому что душевно отдалились друг от друга. Джошуа осознал наконец, что она права: они прошли полный цикл.

Иона лежала, прижимаясь щекой к его груди.

— Я думал, что Повелители Руин растили из своих детей адамистов, — сказал он.

— Дети отца и дедушки стали адамистами, это верно. Я решила, что со своими детьми поступлю по-другому. Разумеется, их желания я буду учитывать. Прежде всего хочу дать им хорошее воспитание.

— Как это называется — революция сверху?

— Наша жизнь постоянно меняется. Среди бури не видно поначалу маленьких пузырьков. Но семья, в какой бы форме она ни была, приближает меня к моему человеческому наследию. — Ранее Повелители Руин были ужасно одинокими фигурами.

— Так, значит, ты выйдешь замуж?

— Ты все об одном и том же. Понятия не имею. Если встречу кого-то особенного, и если мы оба этого захотим, и если будет для этого возможность, то, конечно же, выйду. Но я собираюсь иметь множество любовников, а друзей у меня будет еще больше, и у детей будет много друзей, и они будут играть с ними в парке. Может, и Хейл вернется и будет им подружкой.

— Все это похоже на волшебную страну, в которой и я бы не прочь оказаться. Вопрос лишь, сбудется ли все это? Сначала нужно пережить кризис.

— Переживем. Наверняка есть какое-то решение. Ты сам это когда-то сказал, и я абсолютно с этим согласна.

Он пробежал пальцами по ее позвоночнику, радуясь ее счастливым вздохам.

— Да. Посмотрим, подскажет ли нам что-то Бог тиратка.

— Так ты, выходит, уже думаешь о будущем полете? Я же говорила тебе, кто ты такой, — она придвинулась к нему ближе, погладила его бедро. — Ну а ты? Женишься? Уверена, Сара будет не прочь.

— Нет!

— Хорошо, пусть это будет не Сара. Да, есть ведь еще и фермерская дочка с Норфолка. Как, кстати, ее зовут?

Джошуа засмеялся и, повернувшись к ней, завел ей руки за голову.

— Ты прекрасно знаешь, как ее зовут — Луиза. Уж не ревнуешь ли до сих пор?

Иона показала ему язык.

— Нет.

— Если уж мужем твоим стать не могу, вряд ли захочу всю жизнь обрабатывать землю.

— Это уж точно, — Иона наградила его быстрым шутливым поцелуем. Он все не выпускал ее руки. — Джошуа?

Он недовольно простонал и шлепнулся на спину, лежавшие рядом подушки закачались.

— Как же не люблю я этот твой тон. Из опыта знаю, что тут же окажусь по уши в дерьме.

— Я только хотела спросить, что случилось с твоим отцом во время последнего полета. «Леди Макбет» вернулась с обгоревшим фюзеляжем и двумя расплавившимися узлами. Ну, теми, что отвечают за прыжок. Что за всем этим стоит? Явно не пираты и не секретная миссия для императора Ошанко, и не вызволение из гравитационного колодца нейтронной звезды пропавшего корабля меридианского флота, и не прочие твои объяснения, которые слышу от тебя вот уже несколько лет.

— Фома неверующий.

Она повернулась на бок и подперла рукой голову.

— И все же, что это было?

— Ладно. Ты должна знать. Отец обнаружил аварийный корабль ксеноков. Внутри оказалась технология, стоящая состояние: гравитационные генераторы, преобразователь массы в энергию, промышленные экструдеры молекулярного синтеза. Изумительные вещи, Конфедерации до них еще несколько столетий не додуматься. Отец стал бы богачом. Он со своим экипажем смог бы изменить всю экономику Конфедерации.

— И что же им помешало?

— Люди, которые наняли «Леди Макбет», оказались террористами, и ему еле-еле удалось от них спастись.

Иона уставилась на него, а потом расхохоталась и хлопнула его по плечу.

— Господи, ты в своем репертуаре.

Джошуа обиженно на нее посмотрел:

— Что?

Она обняла его и, тесно к нему прижавшись, закрыла глаза.

— Не забудь рассказать эту историю детям.

Обиталище увидело, как лицо Джошуа выразило мягкое раздражение, и исследовало его мысленные процессы, чтобы выяснить, говорил ли он правду. В конце концов решило, что верить не стоит.

В баре Харки дела менялись к лучшему. По сравнению с абсолютным простоем во время карантина, когда посетители из числа космических промышленников предпочитали не тратить деньги, сейчас у них был настоящий бум. Докризисного уровня они, разумеется, пока не достигли, и все же корабли возвращались в гигантский космопорт Транквиллити. Пусть пока это были гражданские межорбитальные суда, зато они привозили новые грузы, на кредитных картах экипажей значились немалые счета, и они платили обслуживающим их компаниям за ремонт и содержание. Коммерсанты, поселившиеся в пентхаусах звездоскреба, уже совершали сделки с внушавшим им до тех пор страх эденистским истеблишментом, рядом с которым они так удачно оказались. Недалеко то время, когда все звездные корабли отправятся путешествовать на Землю, Сатурн, Марс и астероиды. За столиками и в отдельных кабинетах шла оживленная беседа, горячо обсуждались сплетни делового мира.

По просьбе Джошуа Сара, Эшли, Дахиби и Болью заняли свой привычный кабинет. Капитан сказал, что хочет с ними переговорить. Их никто не опередил: без четверти девять утром в баре было человек двенадцать.

Дахиби подул на кофе и посмотрел вслед официантке. В это время у них и юбки были длиннее.

— Странно как-то — пить здесь кофе.

— В такое время — не странно, — с сожалением возразил Эшли.

Он налил в чашку молока, а потом добавил чаю. Сара цыкнула на него: она всегда делала наоборот.

— Мы что же, летим? — спросил Дахиби.

— Похоже на то, — откликнулась Болью. — Капитан распорядился снять пластины со стороны поврежденного узла корпуса «Леди Макбет». Следовательно, будет его менять.

— Недешево, — пробормотал Эшли. И задумчиво помешал чай.

Джошуа выдвинул свободный стул и уселся.

— Что недешево? — спросил он.

— Новые узлы, — пояснила Сара.

— А, узлы… — Джошуа поднял палец, и официантка выросла словно из-под земли. — Чай, круассаны и апельсиновый сок, — заказал он.

Она ему улыбнулась и поспешила в подсобное помещение. Дахиби нахмурился. У нее юбка была короткая.

— Завтра лечу на «Леди Макбет», — объявил Джошуа. — Как только «Энон» вернется с Ореола О'Нейла с новыми узлами.

— А Первый адмирал знает? — как бы между прочим поинтересовалась Сара.

— Нет, зато Согласие знает. Это не перевозка груза, мы отправляемся с отрядом адмирала Салданы.

— Мы?

— Да. Поэтому я вас и пригласил. Но в этот раз давить на вас не стану. Подумайте. Со своей стороны, обещаю долгое и очень интересное путешествие. А это значит, что мне нужна хорошая команда.

— Можешь рассчитывать на меня, капитан, — быстро ответила Болью.

Дахиби отхлебнул кофе и улыбнулся.

— Да.

Джошуа посмотрел на Сару и Эшли.

— Куда летим? — спросила она.

— К Спящему Богу тиратка: надо узнать у него, как разрешить кризис одержания. Иона и Согласие считают, что он находится по другую сторону от Туманности Ориона.

Сара, отвернувшись от него, внимательно смотрела на Эшли. Пилот находился в прострации. Простые слова Джошуа звучали, как сказка, для человека, отказавшегося от нормальной жизни в пользу созерцания вечности. И Джошуа наверняка знал это, подумала Сара.

— Банан и обезьяна, — пробормотала она. — Хорошо, Джошуа, конечно же, мы с тобой.

Эшли только молча кивнул.

— Спасибо, — поблагодарил всех Джошуа. — Одобряю ваш выбор.

— Кто отвечает за топливо? — спросил Дахиби. Джошуа замялся.

— Да, не слишком приятная новость: с нами летит наш друг доктор Алкад Мзу.

Они хором запротестовали.

— Среди прочих, — громко продолжил он. — Мы берем с собой и несколько специалистов. Мзу — официально назначенный эксперт в области экзотической физики.

— Экзотической физики? — засмеялась Сара.

— Никто не знает, что представляет собой этот бог, поэтому мы решили охватить все научные дисциплины. Теперешнее путешествие будет отличаться от миссии Алхимика. Так что мы будем не одни.

— Хорошо, но кого ты назначишь ядерщиком? — повторил свой вопрос Дахиби.

— Ну… в Леймилском проекте Мзу отвечала за топливные системы. Могу попросить ее. Как вы на это смотрите?

— Плохо, — сказала Болью.

Джошуа мигнул. Впервые космоник высказывала мнение о людях.

— Джошуа, — твердо сказала Сара. — Пойди и попроси его, хорошо? Если откажется, ладно: возьмем кого-нибудь другого. Если согласится, то при одном условии: признает, что ты капитан. Тебе же известно, Лайол эту работу знает. И заслуживает такого шанса.

Джошуа оглядел всех. Они были заодно.

— Что ж, могу и спросить. Вреда от этого не будет.

Экипажи начинали смотреть на себя как на эскадроны смерти. В какие-то моменты выражение это едва ли не срывалось с уст контр-адмирала Мередита Салданы. Дисциплина не позволяла ему так высказываться, но персоналу своему он глубоко сочувствовал.

Агентства новостей Солнечной системы приветствовали появление Транквиллити на орбите Юпитера, расценив его как большую победу над одержимыми, и в частности — над Капоне. Мередит смотрел на это по-другому. Вот уже второй раз эскадра его выступила против одержимых, и во второй раз вынуждена была отступить. Причем в последний раз гибели избежали благодаря удаче… и предвидению его мятежного предка. Он не знал, как Вселенная относится к нему — то ли иронично, то ли презрительно. Что было известно ему доподлинно, так это то, что моральный уровень эскадры приблизился к нулевой отметке. Процессор каюты сообщил, что к нему просятся посетители. Салдана дал согласие, и через переходной люк вплыли командующая Кребер и лейтенант Рекус. Приземлились на липучий коврик и отсалютовали.

— Вольно! — сказал Мередит. — Что у вас?

— Мы получили приказ, сэр, — сказал Рекус. — От Джовианского Согласия.

Мередит глянул на командующую Кребер. Они ожидали новых приказов от штаба 2-го флота на Ореоле О'Нейла. — Продолжайте, лейтенант.

— Сэр, это секретная операция. СНИС обнаружил станцию, производящую антивещество, и попросил Юпитер уничтожить ее.

— Думал, вы скажете что-нибудь похуже, — сказал Мередит. Нападения на такие станции, хотя и редкие, были стандартной процедурой. Такая миссия придала бы его ребятам уверенности. Он заметил некоторую сдержанность в поведении Рекуса. — Продолжайте.

— Отвечающее за безопасность суб-Согласие отдало дополнительный приказ. Станция должна быть захвачена без нанесения ей повреждений.

Мередит насупился. Он знал, что Согласие, через глаза Рекуса, видело его неудовольствие.

— Надеюсь, вы не собираетесь предложить нам сохранить эту мерзость.

Рекус вроде бы облегченно вздохнул.

— Нет, сэр, ни в коем случае.

— Тогда зачем нам ее захватывать?

— Сэр, нам нужно антивещество в качестве топлива для «Леди Макбет». Согласие направляет два корабля за Туманность Ориона.

Ну и новость! Мередит не знал, что и подумать. Хотя название корабля… Ах, да, конечно, «Лагранж» Калверт, он над Лалондом какой-то невероятный маневр учинил.

— Зачем? — спросил он.

— Миссия к тиратка. Они находятся не в нашей Конфедерации. Мы считаем, что у них может быть информация, касающаяся одержания.

Мередит знал, что Согласие внимательно к нему прислушивается. Адамиста — Салдану — эденисты просят нарушить закон, который установила сама Конфедерация. Можно, в конце концов, запросить штаб 2-го флота. И все же придется поверить. Согласие не станет затевать такую миссию без веской причины.

— В интересное время мы живем, лейтенант.

— Да, сэр, к сожалению.

— Так будем надеяться, что нам удастся их пережить. Очень хорошо. Командующая Кребер, приступайте к исполнению приказа.

— Согласие приказало пятнадцати космоястребам присоединиться к нам, — сказал Рекус.

— Когда вылетаем?

— На «Леди Макбет» сейчас ремонт. Через двенадцать часов она сможет присоединиться к эскадре.

— Надеюсь, этот «Лагранж» Калверт не подведет, — сказал Мередит.

— Согласие совершенно уверено в капитане Калверте, сэр.

Столик их стоял возле окна в баре Харки. За стеклом выгнулись дугой блестящие звезды. Перед ними стояли два тонких бокала с Норфолкскими слезами. Официантка решила, что это очень романтично. Оба — капитаны, он в комбинезоне, с серебряной звездой на плече, она — в безупречном шелковом голубом костюме. Красивая пара.

Сиринкс подняла бокал и улыбнулась.

— Пить нам вроде бы не следует. Через семь часов вылетаем.

— И в самом деле, — согласился Джошуа. И чокнулся бокалом. — Ну, за успех, — и пригубили, смакуя удивительный вкус.

— Норфолк — чудная планета, — сказала Сиринкс. — Я собиралась провести там следующее лето.

— И я тоже. Там у меня состоялась замечательная сделка. И… там была девушка.

Она сделала еще глоток.

— Ну не удивительно ли это?

— Ты изменилась. Не такая чопорная.

— А ты не такой безответственный.

— Ну что ж. За золотую середину! — они снова соединили бокалы.

— Как идет ремонт? — спросила Сиринкс.

— По графику. Мы установили новые цистерны. Дахиби вносит изменения в протокол: надо устранить несоответствия в программном обеспечении. Так всегда бывает с новыми устройствами. Производители не успокоятся, пока не внесут новшества в механизмы, и так хорошо работающие. К моменту отправления все будет закончено.

— Похоже, у тебя хорошая команда.

— Лучшая. А как «Энон»?

— Хорошо. Дополнительные фьюзеогенераторы — стандартные. Мы их уж установили.

— Похоже, теперь нам ничто не мешает.

— Да. На ту сторону туманности стоит посмотреть.

— Наверняка, — он помолчал. — Ты нормально себя чувствуешь?

Сиринкс посмотрела на него поверх бокала. Способность читать эмоции адамистов в последние дни у нее значительно повысилась. Порадовало его искреннее беспокойство.

— Сейчас — да. После Перника на какое-то время расклеилась, но врачи и друзья вернули меня в должное состояние.

— Хорошие друзья.

— Лучшие.

— Зачем ты решила лететь?

— Мы с «Эноном» хотим сделать все, что в наших силах. Если это звучит высокопарно, прошу прощения, но я так чувствую.

— Это единственная причина, почему я здесь. Ты знаешь, мы с тобой существа редкие. Много ли найдется людей, встретившихся лицом к лицу с одержимыми и оставшихся в живых? Невольно задумаешься.

— Я знаю, что ты имеешь в виду.

— Никогда еще не был так напуган. Смерть всегда страшна. Большинство людей о ней попросту не думают. Ну а когда понимаешь, что дни твои сочтены, утешаешь себя тем, что жизнь прожита не зря. Должно же быть что-то после смерти, и это бы хорошо, потому что в глубине души убежден, что самого главного в своей жизни ты так и не сделал. С чем-то ты придешь к Судному дню?

— Латон обо всем этом уже думал, вот что меня поражает. Я прочитала последнее его послание. Он и в самом деле верил, что эденистов не запрут в потусторонье. Ни одного человека из миллиарда, сказал он. Почему, Джошуа? Разве мы так уж отличаемся от вас?

— А что об этом думает Согласие?

— У него на этот счет мнение пока не сложилось. Мы стараемся понять природу одержимых и сравнить ее с нашей психологией. Латон говорил, что такой анализ облегчит нам понимание. Кампания по освобождению Мортонриджа должна дать нам новые данные.

— Я не уверен, что это так уж полезно. У каждой эры свой взгляд на эти вещи. Возьмем, к примеру, поведение горшечника из семнадцатого столетия… ясно, что оно будет совершенно отличаться от твоего. Я всегда думал, что у Эшли ужасно старомодные взгляды на многие вещи: вот, хотя бы, он в ужасе оттого, что современные дети пользуются программными стимуляторами.

— У меня на это такие же взгляды.

— Разве запретишь доступ к стимуляторам? В наш век это попросту невозможно. Вы должны обучать общество, втолковывать, объяснять, что приемлемо, а что — нет. Маленький юношеский эксперимент не повредит. В случае излишества необходимо помочь людям с этим справиться. Альтернативой этому является цензура, с которой мировая паутина справится в один миг.

— Это пораженчество. Я не спорю: люди должны знать о последствиях стимуляторов, но если бы вы сделали усилие, адамистская культура избавилась бы от них.

— Знание не может быть уничтожено, оно должно быть поглощено и приспособлено, — он печально смотрел на Юпитер. — Я пытался спорить с Первым адмиралом. Он был не очень-то взволнован.

— Ничего удивительного. То, что мы собираемся в полете использовать антивещество, — секретная информация.

— Дело не в том, — начал Джошуа, затем проворчал: — Похоже, мне не удастся избежать потусторонья. Не думаю, как эденист.

— Нет, это не то. Это просто разница во взглядах. Мы соглашаемся в том, что стимуляторы — зло, но по-разному смотрим на то, как с этим злом справляться, а думаем мы одно и то же. Не понимаю этого.

— Будем надеяться, Спящий Бог покажет нам разницу, — искоса глянул на нее. — Могу я задать личный вопрос?

Она обтерла кромку бокала кончиком указательного пальца и облизала его.

— Спасибо, Джошуа Калверт, у меня есть преданный возлюбленный.

— Э… я хотел спросить, есть ли у тебя дети?

Она покраснела.

— Нет. Пока нет. Зато у моей сестры Помоны целых трое. Вот и не понимаю, чем я все это время занималась.

— Когда у тебя появятся дети, как ты собираешься их поднимать? Я твое капитанство имею в виду. Ты, что же, возьмешь их с собой на борт?

— Нет. Жизнь на корабле — только для взрослых, даже и на борту космоястреба.

— Так как они будут расти?

— Что ты хочешь сказать?

Странный вопрос, особенно от него. Но она видела: его и в самом деле это интересовало.

— Мать должна быть всегда рядом.

— А… поняла. Это неважно, для них, во всяком случае. У капитанов космоястребов очень большие семьи. Как-нибудь я познакомлю тебя со своей матерью, тогда сам увидишь. Все дети, которые у меня родятся, пока я летаю на «Эноне», будут под присмотром целой армии родственников и под защитой обиталища. Я не занимаюсь пропагандой, но эденизм — это одна огромная семья. Понятия сиротства у нас нет. Конечно, нам, капитанам, трудно расставаться с детишками на несколько месяцев. Но ведь и у жен морпехов такая судьба вот уже целое тысячелетие. Приходится с этим мириться. Когда яйца «Энона» проклюнутся, мне стукнет девяносто лет и я закончу свою карьеру. Буду сидеть дома с выводком орущих младенцев. Представил?

— А те дети, от которых вы уезжаете? Они счастливы?

— Да. Они счастливы. Я знаю, ты нас считаешь бездушными. — Она стиснула его руку. — А как твои дела?

— У меня все в порядке, — он уставился на свой бокал. — Сиринкс, ты можешь рассчитывать на меня в полете.

— Я знаю это, Джошуа. Я несколько раз посмотрела память Мурора и с Самуэлем разговаривала.

Он показал на звездное небо.

— Ответ где-то там.

— Согласие давно знал об этом. А киинты сказать мне отказались …

— А я не настолько умен, чтобы помочь ученым…

Они улыбнулись.

— Ну, за полет, — сказала Сиринкс.

— Воспарим же туда, куда и ангелы боятся залетать.

Они осушили Норфолкские слезы. Спринкс громко высморкалась и утерла глаза. Потом нахмурилась: возле бара стояла какая-то фигура.

— Иисусе Христе, Джошуа, я и не знала, что ты раздваиваешься.

Усмехнувшись тому, что эденист божится, он тут же ощутил досаду: увидел, о ком она говорит. Поднял руку и поманил Лайола.

— Счастлив встретить вас, — сказал Лайол, когда Джошуа его представил. Блеснул фирменной калвертской улыбкой и поцеловал руку.

Сиринкс засмеялась и встала.

— Прошу прощения, Лайол. Боюсь, прививку я делала уже давно.

Джошуа хихикнул.

— А теперь я вас оставлю, — сказала она и легонько поцеловала Джошуа. — Не опаздывай.

— Взял ее электронный адрес? — спросил Лайол сквозь зубы, глядя ей вслед.

— Лайол, на ней костюм капитана космоястреба. У нее нет электронного адреса. Как твои дела?

— Очень хорошо, — Лайол оседлал стул, повернув его задом наперед, и положил руки на спинку. — Этот город, обожающий вечеринки, мне по сердцу.

— Ну и ладно. С момента прибытия я тебя что-то не видел.

— Ничего удивительного. Эта Доминика — черт, а не девка, — он перешел на хриплый шепот. — Представляешь, пять-шесть раз за ночь. А уж столько позиций… похоже, что-то переняла и у ксеноков.

— Вау!

— А прошлую ночь, знаешь что? Втроем. Неомоун к нам присоединилась.

— В самом деле? Ты хоть записал?

Лайол сбросил руки со спинки стула и посмотрел брату в глаза.

— Джош.

— Да?

— Ради Христа, возьми меня с собой.

Керри стала первой планетой, подвергшейся испытанию. Священнослужителям Объединенной церкви нелегко пришлось с ее населением. Жили там в основном католики ирландского происхождения. К прогрессивной технологии они относились с неизменной подозрительностью. Полной промышленной независимости достигли на пятьдесят лет позднее других. Да и потом индекс экономического развития был у них куда ниже, чем на планетах западных христиан. Жили тем не менее в достатке, предпочитали большие семьи, потихоньку торговали с соседними звездными системами; ворча, платили налог флоту и Ассамблее Конфедерации, регулярно посещали церковь. Встать вровень с Кулу, Ошанко и эденистами не стремились. Короче, люди спокойные, никому не мешали, жили своей жизнью. Пока не разразился кризис одержання.

Керри находилась на расстоянии семи световых лет от Новой Калифорнии, поэтому естественно, что жители ее беспокоились. Оборонная система их, по сравнению с другими планетами, развита была очень слабо, а запасы боевых ос чрезвычайно малы. При составлении бюджета политики всегда урезали военные расходы. Когда разразился кризис, и особенно после Арнштадта, на Керри спохватились, стараясь изо всех сил наверстать упущенное. К несчастью, заводы их не имели достаточных мощностей. Да и с заводами Кулу и Земли, производившими вооружение в избытке, связей они не поддерживали. Эденисты из системы Керри помогали, чем могли, но им надо было думать и о собственной обороне.

Все же, рассуждали жители Керри, хорошо быть маленькой рыбешкой в галактике. Вряд ли Капоне вздумает напасть на них. И полномасштабное наступление на Арнштадт вроде бы подтверждало их представления. Потому и оказались они совершенно неподготовленными, когда Аль круто изменил свою политику.

Нежданно-негаданно в пяти с половиной тысячах километров от Керри вынырнули двенадцать черноястребов. Раздался залп: каждая птица выпустила по десять боевых ос с ядерными зарядами. С ускорением в 6 g черноястребы отлетели друг от друга, образовав в космическом пространстве огромный шар. Космос наполнился электронными импульсами и термическими ловушками, отчего в сенсорной защите Керри возникло и быстро разрослось слепое пятно. Заряды били по сенсорным спутникам, межорбитальным кораблям и низкоорбитальным платформам стратегической обороны. Ядерные бомбы сдетонировали, породив электромагнитный хаос.

Операторы платформ, удивившись силе атаки и опасаясь штурма, подобного арнштадтскому, сделали все, что могли, для обороны. Платформы выпустили боевые осы; применили электронное и лазерное оружие, стараясь превратить заряды противника в ионные шары.

В центре круга, образованного боевыми осами, появились десять фрегатов Организации. Они направлялись к планете, выпуская по ходу боевые осы.

По распоряжению AI сенсорные спутники просканировали фрегаты. Радары оказались бессильны перед лицом мощной военной техники Новой Калифорнии. Лазерные лучи уничтожали один за другим сенсорные датчики сети, и все же с их помощью удалось узнать, что двигатели фрегатов работают на антивеществе. Прекрасную, ранимую атмосферу Керри пронизал ужас: ведь лазерный или кинетический заряд не дает ядерного взрыва — в этом случае происходит молекулярный распад, в то время как заряженная антивеществом боевая оса устраивает взрыв мощностью в множество мегатонн.

Главной задачей AI стало недопущение зарядов антивещества на расстояние ближе чем сто километров от стратосферы. Проверили готовность звездолетов, платформ, космопортов и промышленных станций. Платформы получили задание уничтожать дистанционно управляемые самолеты. В качестве целей были теперь не черноястребы и не фрегаты, главной задачей стало уничтожение зарядов, летевших к беззащитным континентам. Оборонительные боевые осы совершали крутые маневры; пусковые установки платформ выдали по расчетным векторам каскад кинетических зарядов.

Черноястребы выпустили еще один залп боевых ос, целя в прикрывавшие континент низкоорбитальные платформы стратегической обороны. Операторы платформ мало чем могли на это ответить. С устрашающей скоростью фрегаты неслись к планете. Противодействовать нечем, континент лежал перед ними полностью открытый, они могли сбросить на него все, что угодно.

Взрыв антивещества привел к образованию раскаленного радиационного зонта радиусом в три тысячи километров. Сделав свое дело, фрегаты устремились вверх, и боевые осы выпустили второй залп, не такой мощный, как первый.

В этот раз у агрессоров вышло все не так гладко. Боевая техника Керри, пусть и второразрядная, сосредоточилась на пятачке, где столпились фрегаты с черноястребами. В результате обороняющиеся сумели добиться некоторого успеха. В один из фрегатов угодил подзаряд с ядерной боеголовкой, и на борту моментально сдетонировал весь запас антивещества. В радиусе пятисот километров все полыхало. Находившиеся поблизости корабли вошли в штопор, роняя оплавившуюся оболочку. Оголившиеся фюзеляжи под ярким выхлопом фотонов сияли, словно маленькие солнца. Казалось, полуденное светило внезапно учетверило свою энергию, так что люди, неосмотрительно поднявшие глаза к молчаливым великолепным всполохам, моментально лишились зрения.

Взрывом покалечило два черноястреба, корпуса их получили летальную дозу гамма-излучения. У фрегата раскалились и оплавились пластины фюзеляжа. Под воздействием радиации нарушились молекулярные связи, и основным узлам корабля был нанесен невосполнимый ущерб. Досталось и фьюзеодвигателям. Из вентиляционных отверстий вырывались сердитые струи горячего пара. Экипаж фрегата впал в отчаяние, так как целостность неиспользованных боевых ос с зарядом антивещества нарушилась.

Никто из их коллег не пришел к ним на помощь. Восемь оставшихся невредимыми фрегатов, набрав высоту пять тысяч километров, выпрыгнули из системы. Через несколько секунд за ними последовали и черноястребы, оставив население Керри в полном недоумении: люди так и не поняли, что произошло. Прежде чем исчезнуть, черноястребы совершенно безнаказанно сбросили на планету странные черные яйца. Сенсорные датчики платформ не сумели обнаружить их в электронном хаосе, а население Керри не заметило следов инверсии в ослепительном свете орбитальных взрывов.

Яйца летели очень быстро, но в нижних слоях атмосферы скорость снизили. Громкий гул разбудил сонные фермы. Люди поняли: что-то случилось, и, слегка встревожившись, смотрели в небо. Сверху падали пылающие обломки, значит, был бой, говорили те, кто что-то понимал в таких вещах. В километре от земли нижняя часть яиц распахнулась, а на высоте четырехсот метров раскрылись парашюты.

На поверхность, в радиусе трехсот тысяч квадратных километров, свалилось двести пятьдесят черных яиц. Семнадцать парашютов потерпели аварию. Остальные двести тридцать три совершили жесткую посадку и, прежде чем остановиться, катились по земле несколько метров. Спустившиеся корзины с треском раскрылись, из них вышли одержимые, восхищенным взорам которых предстала великолепная зеленая планета, на которую им удалось проникнуть.

На Новую Калифорнию черноястребы прибыли через тридцать часов. Торжественной встречи им не устроили. Организация знала, что инфильтрация закончилась успешно. Информацию эту они получили из потусторонья.

Аль, придя в восторг, приказал Эммету и Лерою немедленно готовиться к следующим пяти полетам. Флот с энтузиазмом встретил это распоряжение. Успех операции был не таким значительным, как при Арнштадте, и все же Организация вновь поверила в себя. Мы — сила, с которой нельзя не считаться, — вот общее мнение. Жалобы и протесты утихли.

Приблизившись к Монтерею, Варрад вернулся к своему обычному виду, утратив принятый им облик звездолета. С облегчением опустился на пьедестал.

— Ты хорошо поработал, — обратился Хадсон Проктор к Прану Су, одержателю черноястреба. — Кира говорит, что она тобой довольна.

— Качайте питательную жидкость, — сухо ответил Пран Су.

— Ну, конечно. Вот она. Наслаждайся.

Хадсон Проктор отдал короткое приказание, и жидкость устремилась по трубам, в цистерны черноястреба.

— Уничтожили двоих наших, — объявил Пран Су другим черноястребам. — Лински и Марантиса. Попали под радиацию, когда платформы Керри ударили по «Дорбейну». Это было ужасно. Я чувствовал, как разрушаются их корпуса.

— Что ж, это цена, которую мы платим за победу, — спокойно сказал «Этчеллс».

— Да, — сказал Феликс, одержатель «Керачела». — Керри заставила меня поволноваться. Им что — устраивают себе соревнования, кто больше выпьет, да хвастаются, а нам за них отдуваться.

— Держи свои пораженческие взгляды при себе, — огрызнулся «Этчеллс». — Это была концептуальная миссия. Что ты, черт тебя подери, понимаешь в стратегии? Мы ударная сила операции, космические войска.

— Помолчал бы лучше, подлый стукач. И не притворяйся, что служил когда-то в армии. Даже военнослужащим требуется минимальный Ай Кью.

— Да ну? Если хочешь знать, я убил в бою пятнадцать человек.

— Да, он был санитаром. Не мог прочесть этикетку на медицинском флаконе.

— Поосторожнее, придурок.

— А то что?

— Думаю, Кире интересно будет узнать о том, что ты призываешь к мятежу. Тогда увидишь.

— ЗАТКНИСЬ, ФАШИСТ ПРОКЛЯТЫЙ, ДЕРЕВЕНСКИЙ БАЛБЕС.

Сродственная связь на некоторое время замолкла.

— Слышал? — Пран Су подключился к Росио по отдельному каналу.

— Слышал, — откликнулся одержатель «Миндори». — Похоже, скоро за нас возьмутся.

— Могут. Это как дважды два. У Киры есть все возможности.

— И она победит, если мы не найдем альтернативный источник питания.

— Да. Но как это сделать?

— Я иду следом за «Счастливчиком Логорном». Он на подступах к Алмадену.

— Думаешь, этот парень нам поможет?

— Он первый предложил сделку. Во всяком случае, выслушает мое предложение.

Первый адмирал не посещал секретную лабораторию разведки флота со времени инцидента в суде. Майнард Кханна был хорошим офицером и к тому же красивым молодым человеком. Он сделал бы блестящую карьеру во флоте Конфедерации, так Самуэль Александрович думал всегда. И обошелся бы без его патронажа. А теперь он мертв.

Похоронная церемония в трафальгарской многоконфессиональной церкви была простой, недолгой, но в то же время достойной. На пьедестал установили укрытый флагом гроб. Рядом выстроился почетный караул из морских офицеров. Самуэль подумал, что выглядело это не как отдача чести, а скорее как жертвоприношение.

Стоя в первом ряду и распевая слова церковного гимна, он вдруг спросил себя, не видит ли их сейчас Кханна. Из информации, которую удалось получить у арестованных одержимых, стало известно: запертые в потусторонье души знали о том, что происходит в реальном мире. Адмирал даже опустил книгу с псалмами и с подозрением посмотрел на гроб. Не потому ли похоронный ритуал сохранился с доисторических времен? Причем делалось это повсеместно, все цивилизации устраивали церемонию прощания. И друзья, и родственники усопшего приходят почтить память покойного и благословить на путешествие в иной мир. Наверное, душе, оставшейся наедине с вечностью, легче оттого, что люди признали ее жизненный путь достойным.

Правда, останки Майнарда Кханны опровергали понятие о достойно прожитой жизни. Конец его не был ни быстрым, ни благородным.

Самуэль Александрович снова поднес к глазам книгу и запел с такой страстью, что удивил других офицеров. Быть может, Кханна заметит уважение со стороны командующего, и душа его немного успокоится. Если это так, то тем более надо постараться. Самуэлю Александровичу было обидно: ведь Жаклин Кутер до сих пор владела украденным телом. И обычные законы на убийцу-рецидивистку не действовали.

Сопровождали адмирала Мэй Ортлиб и Джита Анвар, члены Ассамблеи, и адмирал Лалвани и вставший на место Кханны капитан Амр аль-Сахаф. Присутствие двух заместителей его слегка раздражало: выходит, его решения и прерогативы постепенно переходят под политический контроль. За Олтоном Хаакером Самуэль признавал такое право, но по мере разрастания кризиса контроль этот отличался все меньшей тонкостью.

Впервые он почувствовал благодарность к мортонриджскому Освобождению. Эта крупномасштабная акция отвлекла внимание как Ассамблеи, так и масс-медиа от деятельности флота. Политики, мрачно признавал он, вероятно, правы с точки зрения психологического воздействия, которое производила кампания. Он даже посмотрел несколько видеозаписей, полученных от репортеров, чтобы своими глазами увидеть, как идут дела у сержантов. Бог ты мой, ну и грязь!

Доктор Гилмор и Эуру встретили маленькую высокопоставленную делегацию внешне спокойно. Хороший знак, подумал Самуэль. Настроение его стало еще лучше, когда Гилмор привел их в лабораторию.

С виду биотехническая лаборатория 13 ничем не отличалась от любой другой: длинная комната со скамьями вдоль стен, в центре — столы, похожие на те, что стоят в морге. В торце комнаты — помещение, отделенное стеклянной стеной. Повсюду высокие штабеля с экспериментальным оборудованием, похожие на современные мегалиты; сканеры с высокой степенью разрешения и мощные процессоры.

— Что именно вы нам показываете? — спросила Джита Анвар.

— Прототип антипамяти, — сказал Эуру. — Собрать его оказалось на удивление просто. У нас, разумеется, есть много средств, воздействующих на мыслительные процессы. Мы все их изучили. И механизмы сохранения памяти нам понятны.

— Если и в самом деле все так просто, то почему же никто еще этого не предложил?

— Все дело в применении, — пояснил Эуру. — Вот и Первый адмирал однажды заметил: чем сложнее оружие, тем оно бесполезнее, особенно на поле боя. Для того чтобы антипамять начала действовать, мозг должен быть подвергнут длительной серии импульсов. Наше устройство — не пуля, выстрелить им нельзя. Одержимые должны смотреть прямо на луч, и резкое движение или даже моргание может нарушить весь процесс. Чтобы этого не произошло, следует запрограммировать импланты, и если пленник в ваших руках, сделать это чрезвычайно просто.

Мэттокс поджидал их возле последней комнаты, глядя сквозь стекло с видом гордого родителя.

— Самое главное — проверка, — сказал он. — Обычные биотехнические процессоры совершенно бесполезны в этом случае. Пришлось изобрести систему, полностью дублирующую типичную нервную структуру человека.

— Вы что же, клонировали мозг? — спросила Мэй Ортлиб.

В голосе ее звучало неодобрение.

— Структура скопирована с мозга, — вступился за детище Мэттокс. — Но сама конструкция — биотехническое изделие. Клонирования не было.

Он указал на стеклянную комнату.

Делегация придвинулась поближе. Комнату можно было бы назвать пустой, если бы не стоящий в ней стол с полированным металлическим цилиндром. Тонкие трубки с питательной жидкостью, извиваясь, выходили из основания и соединялись с невысоким механизмом. С одной стороны цилиндра выступала на половину корпуса маленькая коробка, сделанная из прозрачного пластика. В коробочке — темная сфера из плотного материала. Первый адмирал увеличил масштаб с помощью усиленной сетчатки.

— Да это глаз, — сказал он.

— Да, сэр, — подтвердил Мэттокс. — Мы пытаемся подойти к реальности как можно ближе. Применяя антипамять, мы действуем на зрительный нерв.

В нескольких сантиметрах от биотехнического глаза подвешен был черный электронный модуль, удерживаемый на месте грубой металлической скрепкой. От модуля тянулись оптико-волоконные кабели, подключенные к комнатным розеткам.

— Чьи мыслительные процессы вы используете в конструкции? — спросила Мэй Ортлиб.

— Мои, — ответил Эуру. — Мы подключили кору головного мозга к процессору, и я загрузил в него свою личность и память.

Она моргнула и перевела взгляд с эдениста на металлический цилиндр.

— Это весьма необычно.

— К данной ситуации это отношения не имеет, — улыбнулся он. — Мы делаем все, чтобы создать реальную обстановку. А для этого нам нужен человеческий мозг. Если хотите, можете осуществить простой опыт — опыт Тьюринга, — он прикоснулся к процессору, закрепленному на наружной стене комнаты.

— Кто вы? — спросила Май Ортлиб с чувством неловкости.

— Полагаю, я должен назвать себя Эуру-2, — ответил процессор. — Но Эуру в процессе работы над антипамятью двенадцать раз загрузил свою личность в нейронное подобие.

— Тогда вы уже Эуру-13.

— Можете называть меня Младшим, так проще.

— А вы сохранили ваши человеческие качества?

— Я не обладаю сродственной связью, о чем жалею. Но мне не уготована долгая жизнь, поэтому отсутствие сродственной связи можно терпеть. Во всем остальном я человек.

— Готовность к суициду не является чертой здорового человека, тем более эдениста.

— Тем не менее это то, к чему я готов.

— Это решил ваш прототип. А вы, у вас нет независимости?

— Если я смогу развиваться в течение нескольких месяцев, то, вероятно, сделаю это неохотно. В настоящий момент я являюсь двойником мозга Эуру Старшего и к данному эксперименту отношусь спокойно.

Первый адмирал нахмурился: его беспокоило то, чему он стал свидетелем. Он и не знал, что команда Гилмора достигла такого результата. Искоса посмотрел на Эуру.

— Я так понимаю, что душа образуется с помощью последовательного внедрения мыслей в энергию потустороннего типа, присутствующую во Вселенной. Следовательно, если вы чувствующее существо, то создали собственную душу.

— Согласен, адмирал, — ответил Эуру Младший. — Это логично.

— А это означает, что у вас появилась способность создать по собственному желанию бессмертное существо. И этот эксперимент может навсегда вас уничтожить. Для меня это тревожная перспектива, не знаю, как для вас. Я не уверен, что у нас есть моральное право продолжать.

— Я понимаю, что вы имеете в виду, адмирал. Однако личность моя для меня важнее, чем моя душа или души. Я знаю, что когда уничтожу созданную мною конструкцию, мы с Эуру продолжим наше существование. И это знание — источник оптимизма для всех эденистов на протяжении жизни. И сейчас я существую ради одного — продления нашей жизни. Человеческие существа умирали, защищая свои дома и идеалы на протяжении всей истории, даже когда не были уверены, есть ли у них душа. И я ничем от них не отличаюсь. Я сделал выбор: применить антипамять с тем, чтобы наша раса пережила этот кризис.

— Вот тебе и тест Тьюринга, — съязвила Мэй Ортлиб. — Держу пари: старик и представить себе не мог разговор с машиной, пытающейся доказать собственный разум.

— Если не что-нибудь еще, — быстро сказал Гилмор. Первый адмирал смотрел на цилиндр, обдумывая, как обосновать отказ. Он знал, что президент его не поддержит. Только нового вмешательства во флотские дела ему и не хватает.

— Очень хорошо, — неохотно сказал он.

Ученые обменялись виноватым взглядом, и Мэттокс подал команду на лабораторный процессор. Стекло потемнело.

— Это чтобы защитить вас от возможного выброса, — пояснил он. — Вот, взгляните-ка во внутреннюю камеру. Увидите весь процесс. Хотя смотреть-то там особо не на что: спектр, который мы используем, заблокирован сенсором.

И верно, изображение было бледным, цвет почти отсутствовал. Все, что они увидели, — это маленький диск. Он выскользнул из электронного модуля и накрыл собою глаз. Мелькнули непонятные пиктограммы.

— Ну, вот и все, — объявил Мэттокс.

Первый адмирал отключил канал, и все заметили, что диск вернулся в электронный модуль. Стекло лаборатории снова стало прозрачным.

Гилмор повернулся к монитору.

— Младший, ты меня слышишь?

Подрагивающее свечение экрана оставалось неизменным. Мэттокс принял сообщение от программных щупов конструкции:

— Функции мозга нарушены, — сказал он. — А синаптические разряды рандомизированы.[20]

— А что с сохранностью памяти? — поинтересовался Гилмор.

— Тридцать — тридцать пять процентов. Полный анализ будет проведен после стабилизации.

Ученые улыбнулись друг другу.

— Это хорошо, — сказал Гилмор. — Просто замечательно. Такого процента у нас еще не было.

— Что вы имеете в виду? — спросил Первый адмирал.

— Мыслительные процессы полностью нарушены. Младший утратил способность к размышлениям. Сейчас биотехническая конструкция — просто хранилище фрагментов памяти.

— Впечатляет, — задумалась Мэй Ортлиб. — Ваш следующий шаг?

— Мы пока не уверены, — сказал Гилмор. — Должен признаться: потенциал этого устройства устрашающий. Наша идея — использовать его в качестве угрозы. Тогда души забудут дорогу в наш мир.

— Если они и в самом деле испугаются, — засомневалась Джита Анвар.

— Тогда перед нами встанут новые проблемы, — печально признался Гилмор.

— Постойте, — вступил в разговор Самуэль. — Если вы примените ваше устройство к одержимому, то сотрете и память его хозяина, уничтожите его душу.

— Вполне возможно, — подтвердил Эуру. — Нам известно, что разум хозяина заключен в мозгу одержателя, при этом душа одержателя сохраняет контроль над телом. И доказательством тому — ячейки ноль-тау.

— Значит, антипамять не может действовать избирательно?

— Нет, сэр, она убьет и душу хозяина.

— Может ли данная версия работать в потусторонье? — резко спросил Самуэль.

— Вряд ли, — сказал Мэттокс. — Она пока слаба и неэффективна. Мыслительные процессы Младшего она разрушила, но память до конца так и не стерла. Этот отдел мозга изолирован, и антипамять на него не действует. Если вы мне позволите такую аналогию, это все равно, что уничтожить городские дороги, оставляя в неприкосновенности здания. Связь одержателя с потустороньем весьма слаба, поэтому мы не даем гарантии в том, что настоящая модель туда проникнет. Необходимо разработать более мощную конструкцию.

— Но вы пока не уверены?

— Нет, сэр. Это пока теории и прикидки. Добились ли мы успеха, мы узнаем, лишь применив устройство на практике.

— Загвоздка в том, что в случае успеха антипамять уничтожит все души в потусторонье, — спокойно заметил Эуру.

— Это правда?

— Да, сэр, — ответил Гилмор. — В этом-то и дилемма. Мы не можем проверить это в лабораторных условиях. Антипамять — глобальное оружие.

— Души никогда в это не поверят, — сказала Лалвани. — К тому же, насколько мы наслышаны о потусторонье, они даже не станут прислушиваться к предупреждению.

— Я не могу разрешить использование оружия, уничтожающего миллиарды человеческих жизней, — заявил Первый адмирал. — Необходимо разработать альтернативный вариант.

— Но, адмирал…

— Нет. Мне очень жаль, доктор. Знаю, вы много работали, и я благодарен вам и вашей команде. Я больше, чем кто-нибудь, знаю, как велика угроза одержания. Но даже она не может служить оправданием к применению такого оружия.

— Адмирал! Мы изучили все, что было в нашем распоряжении. Привлекли ученых из всех научных дисциплин. Приняли во внимание все идеи и дикие теории, даже изгнание духов пробовали после того, как священник с Лалонда сказал, что это помогает. Ничто, ничто не выдержало проверки. Так что это — единственное наше достижение.

— Доктор, я не принижаю вашу работу, но разве вы сами не видите? Это совершенно неприемлемо как с моральной, так и с этической стороны. Этого не должно быть. То, что вы предлагаете, — геноцид. Я никогда не одобрю такую чудовищную акцию. И надеюсь, что ни один офицер флота этого не сделает. Ищите другое решение. А этот проект я отменяю.

Штаб Первого адмирала сыграл в своеобразный тотализатор: требовалось угадать, через сколько времени президент Хаакер устроит виртуальную беседу. Победитель угадал — через девяносто семь минут. Уселись друг против друга за овальным столом. Оба придали виртуальным лицам нейтральное выражение, а голосам — спокойную размеренность.

— Самуэль, — начал президент, — вы не можете отменить проект «Антипамять». Это все, что у нас есть.

Сидя в своем офисе, Самуэль Александрович улыбнулся: то, что Хаакер обращался к нему запросто, по имени, означало, что он занял непримиримую позицию.

— Кроме мортонриджского Освобождения, вы хотите сказать? — и живо вообразил себе, как поджались тонкие губы его собеседника.

— Да ведь вы и сами как-то сказали, что Освобождение не является решением проблемы. В отличие от антипамяти.

— Без сомнения. Проблема будет снята окончательно. Послушайте, я не знаю, все ли объяснили вам Мэй и Джита, но ученые считают: антипамять уничтожит все души в потусторонье. Не может быть, чтобы вы серьезно рассматривали этот вариант.

— Самуэль, эти души, о которых вы так волнуетесь, собираются всех нас тут поработить. Ваша позиция меня крайне удивляет. Вы военный человек, вы знаете, что война — это результат всеобщей иррациональности и конфликта интересов. И данный кризис — лучшее тому подтверждение. Души стремятся вернуться, а мы им этого позволить не можем. Если они своего добьются, человеческая раса погибнет.

— Согласен, они разрушат почти все, что мы создали. Но жизнь как таковую уничтожить не смогут. Я даже не думаю, что они одержат нас всех. Эденистов им одержать не удалось, да и вообще процесс одержания сейчас почти остановился.

— Да, благодаря вашему карантину. Это был удачный ход, не отрицаю. Но ведь мы до сих пор не придумали, как вернуть утраченное. А население Конфедерации именно этого и хочет. Они просто настаивают на этом. Процесс, быть может, и замедлился, но не остановился. Вам это известно так же хорошо, как мне. К тому же не вечно нам жить в карантине.

— Вы сами не понимаете, что предлагаете. Ведь там миллиарды душ. Миллиарды.

— И они там мучаются. По неизвестной причине уйти оттуда они не могут, хотя Латон и утверждал, что это возможно. Не приходит ли вам в голову, что они предпочли бы окончательную смерть?

— Может быть, некоторые и предпочли. Но ни я, ни вы не имеем права решать за них.

— Они поставили нас в такое положение. Ведь это они вторглись к нам.

— Но это не дает нам права уничтожать их. Мы должны найти способ помочь им. Делая это, мы поможем себе. Разве вы не понимаете этого?

Президент отказался от имиджа бесстрастного человека и подался вперед. И голос его зазвучал неравнодушно.

— Ну, разумеется, понимаю. Не считайте меня непримиримым негодяем. Я поддержал вас, Самуэль, потому что считаю: никто лучше вас не может командовать флотом. И я в вас не ошибся. Пока мы держим ситуацию под контролем и не даем распоясаться крикунам. Но все это до поры до времени. В какой-то момент нам придется представить решение Конфедерации. И все, что у нас сейчас есть, — это антипамять. Я не могу разрешить вам, Самуэль, наложить на этот проект вето. Сейчас трудные времена: мы должны принять во внимание все, как бы ужасно это ни выглядело.

— Я никогда не позволю применить это оружие. Пусть они другие, но это же человеческие души. А перед Конфедерацией я поклялся защищать жизнь.

— Приказ к применению будете подавать не вы. Оружие, подобное этому, не является прерогативой армии. Оно принадлежит нам, политикам, которых вы презираете.

— Да нет, что вы. Не соглашаюсь. Иногда, — Первый адмирал позволил себе слегка улыбнуться.

— Продолжайте изыскания, Самуэль. Заставьте Гилмора и его команду найти достойное решение, гуманитарное. Я хочу этого так же сильно, как вы. И все же, пусть они параллельно с этим занимаются антипамятыо.

Наступила пауза. Самуэль знал, что если откажется, Хаакер издаст официальное распоряжение. А это означает: он уже не Первый адмирал. Надо выбирать.

— Хорошо, господин президент.

Президент Хаакер улыбнулся одними губами и подал на процессор команду о завершении встречи, полагая, что их дипломатический спор останется тайной.

Современная техника шифрования обеспечивала полную секретность информации. Статистика, на которую любили ссылаться шифровальщики, утверждала, что если всем узлам AI, работавшим параллельно, дать задание по расшифровке секретных данных, то такую задачу им удалось бы решить не более пяти раз за все время существования Вселенной. Разведка флота (королевское разведывательное агентство и Би-7 в том числе) были бы страшно расстроены, узнав, что точная копия цветного телевизора «Сони Тринитрон» 1980 года выпуска показывала в это самое время беседу Первого адмирала с президентом Ассамблеи аудитории, состоявшей из пятнадцати внимательных стариков и совершенно невнимательной десятилетней девочки.

Картинка сузилась до крошечного пятна в центре экрана, и Трэйси Дин в раздражении вздохнула.

— Ну что ж… как говорится, пусти козла в огород.

Джей болтала ногами, так как сидела на слишком высоком стуле. Клуб был главным социальным центром, поэтому все здесь было к услугам престарелых наблюдателей. Огромное, полное воздуха здание с широкими коридорами. Высокие арки вели в залитые солнцем комнаты, похожие на гостиные дорогих отелей. Белые стены, выложенные красной плиткой полы, в больших глиняных горшках — высокие пальмы. Крошечные птицы с яркими золотыми и алыми телами и нежными изумрудными крылышками то влетали в окна, то вылетали наружу, увертываясь от пунцовых шаров-провайдеров. Все здесь располагало к комфорту. Не было ступеней, только покатые спуски, мягкие кресла, даже еда, которую подавали провайдеры, отличалась мягкостью, ее не приходилось долго жевать.

Первые пять минут ходить по зданию было интересно. Трэйси провела ее по всем комнатам, представила другим людям. Несмотря на хрупкую внешность, старики отличались живостью. И были, разумеется, очень ей рады: гладили по голове, весело подмигивали, восхищались новым платьем; угощали печеньем, сластями и мороженым. С кресел своих они почти не вставали: смотрели по телевидению новости Конфедерации и ностальгические программы далекого прошлого.

Джей и Трэйси чуть ли не полдня провели в гостиной. Старики спорили, какой канал смотреть, переключались с одной секретной встречи на другую и, перемежая их шоу под названием «Счастливые дни», весело смеялись по ходу действия. Здесь показывали даже рекламу. Джей улыбалась, — хотя архаичные телевизионные персонажи вовсе не казались ей забавными, — и украдкой поглядывала в окно. Последние три дня она играла на берегу в игры, предлагаемые ей провайдерами, плавала, совершала длительные прогулки по берегу моря, бродила по светлым, приятным рощам. Еда была не хуже, чем на Транквиллити. Трэйсн даже дала ей процессорный блок, по которому она могла увидеть шоу Конфедерации, и по вечерам она по нескольку часов их смотрела. Заходил к ней поболтать и Ричард Китон. И все же она была сыта по горло. Планеты, висевшие в небе, были для нее постоянным соблазном, напоминанием о том, что в системе киинтов есть места более занимательные.

Трэйси заметила ее тоскливый взгляд и похлопала по руке.

— Разница цивилизаций, — сказала она доверительно. — Сначала нужно понять время, тогда ты оценишь и юмор.

Джей мудро кивнула головой и в который раз задала себе вопрос, когда же ей разрешат встретиться с Хейл. Это было бы куда интереснее, чем заплесневелые шоу. И тут они переключили канал и увидели секретную встречу Первого адмирала с президентом Ассамблеи.

— Корпус должен вмешаться, — сказала дама по имени Саска. — Антипамять может привести к несчастью.

— Он не вмешается, — возразила Трэйси. — Он никогда не вмешивается. Что есть, то есть. Помните?

— Проверьте ваши данные, — сказала другая женщина. — Многие расы пытались применить подобное оружие, столкнувшись с потустороньем. Есть статистика — это происходило восемнадцать раз.

— Ужасно. И чем это заканчивалось?

— Оружие оказывалось бессильно. Удалось уничтожить небольшой процент инверсивного населения. Но сбоев так много, что антипамять плохо срабатывает. Устройства, работающего настолько быстро, чтобы быть эффективным, еще не изобрели. В общем, окончательного решения проблемы пока нет.

— Да, но этот идиот Хаакер не успокоится, пока не проведет испытание, — возмутился старик по имени Галик. — Мы не можем позволить человеку умереть, пусть даже и в потусторонье. До сих пор ни одно человеческое существо не умерло.

— Хотя мы много страдали, — скорбно пробормотал чей-то голос.

— Если так пойдет дело, все скоро начнут умирать.

— Говорю вам, Корпус вмешиваться не станет.

— Мы можем подать апелляционную жалобу, — предложила Трэйси. — По крайней мере, потребовать контроля над ходом работ. Кому, как не нашей, помешавшейся на оружии расе, выступить с проектом «Антипамять».

— Хорошо, — сказала Саска. — Но прежде чем подать апелляцию исполнительной власти, требуется обеспечить кворум.

— Разве это проблема? — усмехнулся Галик. Трэйси лукаво улыбнулась.

— А я знаю, кто сможет прекрасно проконтролировать сложившуюся ситуацию.

Со всех сторон послышались стоны.

— Он?

— Его находчивость его же и погубит.

— Нет дисциплины.

— Таких операций мы никогда еще не проводили.

— Слишком уж он самоуверенный.

— Чепуха, — вмешалась Трэйси и обняла Джей. — Джей он нравится, правда, детка?

— Кто?

— Ричард.

— О! — Джей подняла Принца Делла. Сама не зная, почему, она не оставила медвежонка в комнате. — Он дал мне это, — громко объявила она всему собранию.

Трэйси засмеялась.

— Ну вот, убедились? Арни, готовьте апелляцию, вы лучше нас всех знаете юридические тонкости.

— Хорошо, — один из мужчин поднял руки, неохотно соглашаясь. — Надеюсь, мне дадут время все обдумать.

Телевизор снова включили, заиграли вступительные такты музыкального сопровождения фильма «Я люблю Люси». Трэйси скорчила гримасу и взяла Джей за руку.

— Пойдем, крошка. Ты, я вижу, умираешь от скуки.

— Кто такой Корпус? — спросила Джей, как только они вышли на залитое солнцем крыльцо.

Возле дома, на каменном пьедестале, стоял черный металлический велосипед. Поначалу Джей никак не могла понять, как люди умудряются на нем ездить.

— Корпус — это не кто, — сказала Трэйси. — Это, скорее, вариант эденистского Согласия. За исключением того, что у киинтов он не только правительство, но и философия. Прошу прощения за то, что не могу растолковать тебе это, как следует.

— Выходит, он командует?

Трэйси явно колебалась.

— Да, верно, мы исполняем его законы. А самый главный из них — невмешательство. Тот самый, который нарушила Хейл, когда перенесла тебя сюда.

— А вы очень беспокоитесь из-за этой антипамяти?

— Да, очень, хотя все стараются этого не показывать. Эта штука может вызвать катастрофу, если попадет в потусторонье. Мы, детка, не можем этого допустить. Вот почему я и хочу, чтобы Ричард отправился в Трафальгар.

— Зачем?

— Ты же слышала, что все говорили. Ему не хватает дисциплины, — она подмигнула.

Трэйси повела ее к круглой площадке из черного мрамора. Джей видела несколько таких площадок возле домиков. И в здании клуба были два таких круга. Несколько раз девочка видела, как на этих площадках вдруг появлялись черные шары, из которых выходили люди. Однажды она сама встала на такой круг, закрыла глаза и задержала дыхание. Однако ничего не произошло. Она догадалась, что улететь отсюда можно, лишь зная специальный код, который они передают на контрольный процессор.

Трэйси остановилась у края площадки и подняла палец.

— К тебе гость, — сказала она.

Черная сфера материализовалась. В круге стояла Хейл. Руки-щупальца нерешительно махали.

— Подруга Джей! Какая радость.

Джей радостно взвизгнула и помчалась вперед. Обняла Хейл за шею.

— Где ты была? Я по тебе скучала, — в голосе звучала неприкрытая обида.

— Я много училась.

— Чему?

Щупальце обняло Джей за талию.

— Как работают вещи.

— Какие вещи?

— Корпус, — ответила Хейл с благоговейным страхом.

Джей потерла темя детеныша.

— А, Корпус. Им здесь все недовольны.

— Корпусом? Этого не может быть.

— Он не хочет помочь людям справиться с одержанием. Во всяком случае, нам нужна большая помощь. Да ты не волнуйся. Трэйси собирается подать апелляцию. Скоро все будет нормально.

— Это хорошо. Корпус самый умный.

— Да? — она похлопала Хейл по передней ноге, и детеныш киинт послушно согнул колено. Джей быстро вскарабкалась по ней и оседлала шею Хейл. — А он знает, как построить самые лучшие песочные замки?

Хейл неуклюже спрыгнула с черной площадки.

— Корпус не знает ничего о песчаных замках, — Джей самодовольно улыбнулась.

— Ну, ведите себя хорошо, — строго сказала Трэйси. — Вы умеете плавать, и все же глубоко не заплывайте. Знаю, провайдеры помогут вам, если вы попадете в беду, но дело не в этом. Вы должны учиться принимать ответственность на себя. Поняли?

— Да, Трэйси.

— У меня есть понимание.

— Хорошо, идите, веселитесь. И, Джей, не увлекайся сладостями. Я пойду приготовлю ужин, и если ты не станешь есть, я на тебя очень рассержусь.

— Да, Трэйси, — она ткнула коленями в бока Хейл, и детеныш двинулся вперед, быстро удалившись от старой женщины.

— Тебе здорово досталось за то, что ты меня спасла? — озабоченно спросила Джей, когда Трэйси осталась далеко позади.

— Корпус имеет много понимания и дает прощение.

— Это хорошо.

— Но мне нельзя делать это снова.

Джей ласково почесала плечи подруге, и они поспешили к воде.

— Послушай, да ты теперь ходишь гораздо лучше.

Вторая половина дня прошла к обоюдному восторгу.

Не хуже, чем в Транквиллити. Они плавали, и шар-провайдер дал Хейл губку и щетку для мытья. Потом построили несколько песчаных замков, хотя песок здесь был слишком мелким и не очень-то годился для строительства. Джей не удержалась и попросила два шоколадных мороженых с миндалем (больше просить не осмелилась: ведь провайдер наверняка наябедничает Трэйси), потом гоняли по берегу мяч, а когда утомились, разговаривали о звездной системе киинтов. Хейл рассказала ей немногим больше, чем она узнала от Трэйси, но когда Джей задавала новый вопрос, детеныш обращался за консультацией к Корпусу.

Информация была интригующей. Джей узнала, что на острове длиною в пятьдесят километров было три поселения наблюдателей-пенсионеров. Другого населения здесь не было. И назывался он — Деревня.

— Остров называется Деревня? — удивилась Джей.

— Да. Так хотели наблюдатели. Корпус считает, что тут ирония. Я ничего не знаю об иронии.

— Разница цивилизаций, — высокомерно сказала Джей.

Деревня оказалась одним из островов большого архипелага, на котором жили наблюдатели из восьмисот рас ксеноков. Джей с тоской посмотрела на яхту, стоявшую на якоре. Как было бы здорово поплыть по морю и причаливать к островам, на которых ее встречала бы новая разновидность ксеноков.

— А тиратка здесь есть?

— Есть немного. Корпусу трудно войти в их общество. Они занимают много миров, больше, чем твоя Конфедерация. Корпус говорит, они островные. Это беспокоит Корпус.

Хейл рассказала ей о мире, в котором она жила сейчас. Он назывался Ринайн. Нанг и Лиерия выбрали дом в одном из больших городов. На их зеленом континенте было много куполов, башен и огромных домов. Жили там сотни миллионов киинтов. Хейл встретила там много детей ее возраста.

— Я теперь имею много новых друзей.

— Это хорошо, — Джей старалась унять ревность.

Из Деревни Ринайна она не увидела: слепящее солнце его скрывало. Планета была одной из главных: к ней причаливали из других галактик караваны звездолетов ксеноков.

— Возьми меня туда, — умоляюще попросила Джей. Ей страшно хотелось увидеть такое чудо. — Я хочу повстречать твоих новых друзей и увидеть город.

— Корпус не хочет тебя волновать. Это странно.

— Ну, пожалуйста, пожалуйста. Я умру, если не побываю там. Это несправедливо: улететь так далеко и не увидеть самого интересного. Пожалуйста, Хейл, попроси за меня Корпус. Пожалуйста.

— Подруга Джей. Пожалуйста, имей спокойствие. Я попрошу. Обещаю.

— Спасибо, спасибо, спасибо тебе. — Джей подпрыгнула и затанцевала вокруг Хейл.

Детеныш вытянул тонкую руку-щупальце и попытался поймать ее.

— Эй, — послышался чей-то голос. — Похоже, вам тут весело.

Джей остановилась. Она раскраснелась и тяжело дышала. Прищурившись, увидела фигуру, шагавшую к ним по сверкавшему под солнцем песку.

— Ричард?

Он улыбнулся.

— Я пришел попрощаться.

— О! — она тяжело вздохнула. Последние дни все в ее жизни было так кратковременно. Люди, места… Она склонила голову набок. — Вы сегодня какой-то другой.

На нем была темно-синяя форма, чистая и отутюженная. Блестящие черные ботинки. В руке он держал фуражку. И хвостика у него уже не было: волосы коротко подстрижены.

— Старший лейтенант флота Конфедерации Китон к вашим услугам, мадам, — отсалютовал он.

Джей хихикнула.

— А это моя подруга Хейл.

— Привет, Хейл.

— Приветствую, Ричард Китон.

Ричард одернул китель и расправил плечи.

— Ну, что ты думаешь? Как я выгляжу?

— Очень красиво.

— А я и сам знаю. Совершенно верно. Все женщины любят форму.

— Вы и в самом деле должны ехать?

— Да. Благодаря нашей подруге Трэйси. Еду в Трафальгар спасать Вселенную от злого доктора Гилмора. Сам он, правда, не думает, что он злой. Может, в этом и проблема. Невежество — одна из причин жизненной трагедии.

— Надолго? — она все еще не осознала, что события могут происходить так стремительно.

Трэйси всего несколько часов назад говорила о вмешательстве. И вот оно уже готово произойти.

— Пока не знаю. Поэтому и хотел прежде повидаться с тобой. Сказать, чтобы не беспокоилась. У Трэйси и всех ее стариков хорошие намерения, но они слишком легко впадают в панику. Хочу, чтобы ты знала: человеческая раса намного умнее и тоньше, чем думают о них эти замечательные старые простаки. Дело в том, что они слишком часто судят о нас в трудные исторические времена. Я знаю, что мы все такое. Но время не ждет. У нас есть хороший шанс, Джей. Я тебе это обещаю.

Она обняла его.

— Я позабочусь о Принце Делле.

— Спасибо. — Он посмотрел по сторонам с театральным лукавством и понизил голос. — Когда у тебя будет возможность… попроси провайдера, чтобы дал тебе доску для серфинга и водные лыжи. Скажи, что ты это сама придумала. Хорошо?

Она энергично закивала.

— Хорошо.

Ремонт был масштабнее двух предыдущих, однако сомнений не осталось: все будет сделано, ведь «Леди Макбет» приносила большой доход Транквиллити. В прошлый раз в результате чудовищного ускорения часть оборудования вышла из строя. К предстоящей миссии установили дополнительные топливные цистерны. Кемпстер Гетчель получил новейшие сенсорные приборы. На борт загрузили и целую флотилию маленьких спутников-исследователей. С обшивки корпуса сняли пластины, чтобы заменить поврежденный энергетический узел.

Иона вплыла в шлюз центра управления. «Леди Макбет» сверкала нетронутым серебром под освещавшими ее сверху огнями.

Джошуа разговаривал с операторами, обсуждая с ними шрифт и цвет букв надписи на борту корабля. Тонкая металлическая рука с наконечником, заряженным краской, уже скользила по поверхности, подчиняясь команде оператора.

— Ты стартуешь через двадцать восемь минут, — сказала Иона.

Джошуа повернул голову и улыбнулся. Отошел от операторов и приблизился к ней. Они поцеловались.

— Уйма времени. Без имени на фюзеляже отправляться нельзя.

— Дахиби разобрался с новым узлом?

— Да. Разобрался в конце концов. Мы ему немного помогли. Космоястреб привез нам с Гало две команды разработчиков программного обеспечения. Они устранили помеху, возникающую при синхронизации. Обожаю ультрасовременные проекты.

— Прекрасно.

— Осталось загрузить боевые осы. Эшли летит с ними на МСВ[21] из сервисной службы Дассо. Ученые уже на борту. Кроме Мзу и агентов, мы взяли Кемпстера и Ренато. Паркер Хиггенс настоял на том, чтобы его пустили на «Энон» вместе с Оски Катсура и ее помощниками.

— Не обижайся, — сказала Иона. — Бедный Паркер болен космосом.

Джошуа посмотрел на нее пустым взглядом, словно она ничего не сказала.

— И еще у нас в ноль-тау сержанты. Так что у «Леди Макбет» груза много больше, чем на «Эноне».

— Это не соревнование, Джошуа.

Он криво улыбнулся и притянул ее к себе.

— Знаю.

Из переходного люка вырвался Лайол.

— Джош! Вот ты где. Послушай, мы не можем… о!

— Привет, Лайол, — весело сказала Иона. — Как тебе нравится в Транквиллити?

— Э… да. Замечательно. Благодарю.

— Ты произвел огромное впечатление на Доминику. Она только о тебе и говорит.

Лайол скорчил гримасу и умоляюще посмотрел на Джошуа.

— Вроде бы ты с ней еще не попрощался? — спросила Иона.

Румянец, вспыхнувший на щеках Лайола, не скрыл даже нанотехнический пакет.

— Я все это время был очень занят: помогал Джошу. Э… почему бы тебе не сделать это за меня?

— Да, Лайол, — она еле сдерживалась, чтобы не засмеяться. — Скажу ей, что ты уехал.

— Я тебе очень благодарен, Иона. Э… Джош, ты нам сейчас очень нужен.

Иона и Джошуа захихикали, едва он скрылся в люке.

— Будь осторожен, — сказала она, отсмеявшись.

— Да, разумеется.

Домой Иона добиралась очень долго. Возможно, оттого, что вдруг почувствовала себя очень одинокой.

— Он воспринял все очень спокойно, — сказал Транквиллити.

— Ты так думаешь? Душа у него очень болит. Говорят, что незнание — счастье. Со временем он бы догадался.

— Я горжусь твоей цельностью.

— Ну, разбитое сердце она не заменит… извини, гормоны разыгрались.

— Ты его любишь?

— Ты все время меня об этом спрашиваешь.

— А ты каждый раз отвечаешь по-разному.

— У меня к нему очень сильное чувство. И ты это знаешь. Господи, да ведь у меня от него двое детей. Одно это кое о чем говорит. Он восхитителен. Но люблю ли я… не знаю. Думаю, я люблю то, чем он является, а не его самого. Если бы я по-настоящему его любила, то постаралась бы его здесь оставить. Мы с тобой нашли бы ему какое-нибудь достойное занятие. А может, все дело во мне. Возможно, я никого не смогу полюбить, пока у меня есть ты, — она закрыла глаза, и перед ее внутренним взором предстала «Леди Макбет», вышедшая на стартовую позицию. Раскрылись терморадиаторные панели, отсоединились клеммы. Вылетело облако газа и серебристой пыли. Вспыхнуло ярко-голубое пламя, и корабль плавно поднялся вверх.

В десяти тысячах километров отсюда эскадра Мередита Салданы отправилась в дорогу. «Энон» непринужденно поднялась с пьедестала и помчалась за «Леди Макбет». Два очень разных космических корабля набрали одинаковую скорость и двинулись навстречу эскадре.

— Я не могу заменить собой человека, — мягко возразил Транквиллити. — И прав на тебя не имею.

— Знаю. Но ты моя первая любовь, и я всегда тебя буду любить. И ни один мужчина этому не помешает.

— Ну а капитаны космоястребов?

— Ты думаешь о Сиринкс.

— И обо всех прочих.

— Но ведь они эденисты. У них все по-другому.

— Возможно, ты подружишься с ними, пока мы здесь. Они, по крайней мере, меня не испугаются.

— Неплохая идея. Но… не знаю, может, все оттого, что я Салдана, я просто не думаю, что эденизм решит все мои проблемы. Это замечательная культура. Но если мы останемся здесь, и если бы я завела себе любовника эдениста, то они, пожалуй, нас бы поглотили.

— В Мирчуско у нас нет будущего. Леймилы для нас уже не тайна.

— Знаю. И все же не хочу становиться эденисткой. Мы уникальны, ты и я. Нам, должно быть, уготовано было одно предназначение, а мы его уже исполнили. Сейчас нам надо просто жить, и мы вправе распорядиться собственным будущим.

— Если одержимые не распорядятся за нас.

— Этого не будет. Полет Джошуа — всего лишь одно из сотни других решений проблемы. Человечество справится с этим.

— Но не без перемен. Эденизм изменится. Они наверняка изменят свое отношение к религии.

— Сомневаюсь. Они смотрят на потусторонье как на доказательство своего взгляда на духовность. Они утверждают, что духовности нет, что все имеет естественное объяснение, каким бы мрачным оно ни было. И утверждение Латона, что эденисты не будут заперты в потусторонье, еще больше укрепляет их в своей правоте.

— Тогда что же ты предлагаешь?

— Не знаю. Возможно, ничего, разве только — начать все сначала в новой звездной системе. А там посмотрим.

— А! Теперь понимаю, зачем тебе так хочется этого ребенка. Ты собираешься основать новую цивилизацию. Народ с сродственной связью, но без эденистских взглядов.

— Больно громко это звучит: основать цивилизацию. Я не настолько амбициозна.

— Ты Салдана. Твоя семья однажды уже сделала это.

— Да, но ведь у меня всего одно чрево. Я не могу родить целую расу.

— Есть разные способы. Суррогатные чрева. Люди, которым нравятся перемены. Вот посмотри, как много молодежи кинулось на призыв Киры Салтер, каким бы извращенным он ни был. Можно основать новые обиталища.

Иона улыбнулась.

— И это тебя волнует, да? Я и не догадывалась, что ты можешь быть таким энтузиастом.

— Я заинтригован, не отрицаю. Я никогда не задумывался о будущем. Всю жизнь я занимался человеческими делами да Леймилским проектом.

— Хорошо, придется подождать, пока кризис не закончится, а потом обдумаем дальнейшие действия. Однако это перспектива, да? Создать первую цивилизацию пост-одержания, которая преодолеет смешное адамистское предубеждение против биотехнологии. Мы можем взять лучшее из обеих культур.

— Ну вот, теперь ты говоришь как настоящая Саддана.

Лука Комар натянул вожжи и спешился. Был полдень, и люди потянулись с полей, чтобы отдохнуть немного. Он их не осуждал: та еще жара. Для Норфолка очень неестественно.

День за днем максимальная летняя температура, яркий свет и горячие ветры, а по ночам дожди. В результате — непереносимая влажность. Он боялся, что для местных растений погода окажется губительной. Обычно в конце лета дожди усиливались, а жара отступала. Неизвестно было, как среагируют растения на отсутствие красного света Герцогини. Пока явной болезни не видно, но он все равно беспокоился.

Зато злакам эта погода была явно по нраву. Такими здоровыми он никогда их еще не видел. Урожай будет замечательный, и обстановка потихоньку становилась нормальной.

И это можно было заметить по общему настроению. Во взаимоотношениях появилась небывалая сердечность. Люди ухаживали за домами, поддерживали чистоту, причем хотели этого, старались для себя, а не для соседей.

И Брюса Спэнтона с его шутовской командой не видно. Хотя Лука слышал, что он появлялся в южной части Кестивена, наводя страх на приличных людей. Так что, если бы не эта проблема, жизнь можно считать спокойной и приятной.

«Вот как? И ты намерен жить так квинтиллион лет?»

Лука потряс головой для обострения восприятия. К нему направлялась одинокая фигура. Она воткнулась в спокойный ход мыслей, словно заноза. Хотя, казалось, и не спешила, не нервничала. Угрозы, вроде Спэнтона, не представляла. И в то же время здесь было что-то необычное. А что — непонятно.

Пока не прозвучал обеденный колокол, Лука послал Джохана на разведку. Новенькие к ним все еще приходили. Умелому человеку работа всегда найдется.

Незнакомка находилась сейчас в полумиле от них. Ехала в какой-то повозке. Лука нахмурился. Цыганская кибитка. Зрелище было приятное, будило старые воспоминания. Молодым девушкам нравилось его внимание, они кокетничали с ним напропалую. Вспоминал их тела, охотно ему отдававшиеся в высокой ржи, на уединенных полянах. «Год за годом я убеждался в собственной мужской силе.

Я?»

Он набросил вожжи на металлическую ограду и нетерпеливо зашаркал ногами. Возница, должно быть, почувствовала его настроение, но лошадь, большая и крепкая, шла все так же неспешно. Лука разглядел это, когда она была в двухстах ярдах от него. Пегая шкура заляпана грязью, длинная грива спутана. Лука подумал, что она могла бы тащить кибитку вокруг света без остановки.

Она шла, а Лука нервничал. И отходить в сторону не стал, хотя огромное животное шло прямо на него. В последний момент сидевшая на месте возницы женщина тихонько цокнула и натянула вожжи. Кибитка остановилась, тихонько покачиваясь на тонких колесах. Кармита поставила ее на тормоз и спрыгнула на землю. Лошадь заржала.

— Приветствую, — сказал он. И вздрогнул: на него наставилось двойное дуло ружья. Который раз цыганка пожалела, что отдала Луизе Кавана свою пневматическую винтовку.

— Меня зовут Кармита. Я не такая, как вы. Не одержатель. Это проблема?

— Ни в коем случае!

— Хорошо. Поверьте, я сразу узнаю, если это станет проблемой. У меня способности, почти как у вас, — и устремила на него пристальный взгляд. Брюки Луки, пониже поясницы, вдруг стали чрезвычайно горячими.

Он крутанулся на месте, лихорадочно захлопал по ткани руками… ткань уже дымилась.

— Черт побери!

Кармита притворно улыбнулась. В мыслях его царил хаос, перед цыганкой поплыли цветные струи.

— Я могу их прочитать, — радостно сказала она. Ощущение жара прошло, Лука выпрямился, приняв достойную позу.

— Как вы… — челюсть его медленно двигалась. — Кармита? Кармита!

Она вскинула ружье на плечо и отвела от лица выбившиеся пряди.

— Вижу, ты меня вспомнил. Проведенную со мной ночь не забыл ни один мужчина.

— Э… — Лука покраснел.

Воспоминания и в самом деле были сильными и колоритными. Припомнилась плоть под его руками, запах пота, восторженные вздохи. Он почувствовал эрекцию.

— Успокойся, парень, — пробормотала она. — Как ты теперь себя называешь?

— Лука Комар.

— Понятно. В городе сказали, ты здесь за главного. Смешно. Значит, возвращаешься в прежнее состояние.

— Не возвращаюсь! — возмутился он.

— Конечно, нет.

— Как ты обрела наши способности?

— Понятия не имею. Должно быть, это связано с местом, в которое вы нас забрали. Ну а теперь у тебя есть контакт с потустороньем?

— Нет, слава Богу.

— Значит, мысли тут может прочитать каждый человек. Поздравляю, вы нас всех в конце концов уравняли. Без Гранта тут явно не обошлось.

— Может, и так, — презрительно сказал он. Кармита хрипло рассмеялась, заметив его обиду.

— Не обращай внимания. Пока вы сознаете, что одержать меня нельзя, будем жить мирно.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Очень просто. Я осуждаю то, что вы сделали с этими людьми, так что на этот счет не заблуждайся. Но сделать ничего не могу, да и ты тоже. Так что придется мне с этим примириться. Если, тем более, вы изменитесь и вернете все в прежнее состояние.

— Мы не изменимся, — настаивал он.

И все же душа его ныла, сознавая, как личность Гранта Кавана проявляется в нем с каждым днем все сильнее. «Мне надо освободиться от зависимости, смотреть на него как на энциклопедию, и только».

— Хорошо, вы не меняетесь, а размягчаетесь. Называй это как хочешь, если уж тебе так важно соблюдать достоинство. Мне наплевать. Последние дни я провела, скрываясь в лесу, и холодный кролик на завтрак мне уже осточертел. Да и горячую ванну давно не принимала. Наверное, ты и сам это понял. Хотела бы остановиться где-нибудь на время. За гостеприимство отплачу — буду готовить, мыть, подрезать деревья, что прикажешь. Я к такой работе приучена.

Лука задумчиво потянул себя за нижнюю губу.

— Вам от нас никогда не спрятаться. Мы знаем весь мир.

— Тайные знания о земле мой парод не утратил, в то время как вы позабыли их давным-давно. С тех самых пор, как вы сюда вернулись, старые заклинания обрели прежнюю силу. Это уже не просто слова, которые бормочут сумасшедшие старухи.

— Интересно. И много вас таких?

— Ты же знаешь, сколько кибиток собирается здесь в середине лета. Вот ты мне и скажи.

— Да это и не важно. Если бы даже выжили все цыгане, не хватило бы у вас сил отправить нас назад, в потусторонье.

— Похоже, тебя эта мысль пугает.

— Ужасает. Но ведь ты и сама это видишь, раз у тебя есть наши способности.

— Гм. Итак, могу я остаться?

Он нарочно задержался взглядом на кожаной куртке, припоминая прикрытые сейчас полную грудь и плоский живот.

— Что ж, думаю, найду тебе место.

— Ха! Об этом и думать не моги.

— Кто, я? Я ведь теперь не Грант, — он пошел к своей лошади и снял с ограды вожжи.

Кармита опустила ружье в кожаную кобуру рядом с сиденьем, и Оливер пошел за Лукой. Колеса кибитки громко хрустели по гравию.

— Черт бы подрал эту влажность, — она обтерла рукой лоб и снова отвела волосы. — Придет ли когда-нибудь зима?

— Надеюсь. И постараюсь, чтобы она пришла на Кестивен. Земле требуется зима.

— Постараюсь! Господи. Какая самонадеянность.

— Я бы скорее назвал это практичностью. Мы знаем, что нам нужно, и делаем так, чтобы это произошло. Одна из радостей новой жизни. Судьбы больше нет. Мы хозяева нашей жизни.

— Правильно, — она смотрела на большой каменный дом. Удивилась: почти ничто не изменилось. Здание не стали прикрывать великолепным фасадом, хотя одержимым это свойственно. И то верно, зачем подтверждать свой статус кричащими украшениями, если ты живешь во дворце? Приятное впечатление производили ухоженные поля. Ощущение нормальности. То, чего все так хотят.

Лука повел ее во двор. В пространстве, замкнутом каменными стенами дома и конюшен, цоканье копыт и грохот колес по булыжной мостовой звучали особенно громко. Здесь было еще жарче, и небольшие энергистические способности Кармиты ничего с этим поделать не могли. Она сняла куртку, игнорируя взгляд Луки, который, не скрываясь, смотрел на ее тело, к которому прилипло тонкое платье.

От одной из конюшен остался лишь обгорелый остов, над пустыми окнами протянулись длинные отметины сажи. Черепичная крыша провалилась внутрь. Кармита мысленно присвистнула. Выходит, Луиза говорила правду. Группы сельскохозяйственных рабочих, прячась от солнца в проемах дверей, жевали большие бутерброды, передавали друг другу бутылки. Лука повел ее к уцелевшей конюшне, и Кармита почувствовала, как люди устремили на нее глаза.

— Можешь поставить Оливера сюда, — сказал он. — Думаю, места хватит. А вон там, в дальнем конце, мешки с овсом. И шланги с водой работают, можешь его сначала помыть, — в голосе его чувствовалась гордость.

Кармита живо представила себе реакцию Гранта Кавана, если бы у него вдруг шланги перестали подавать воду.

— Спасибо. Сделаю это в первую очередь.

— Хорошо. А спать ты будешь в кибитке?

— Думаю, это будет лучше всего.

— Хорошо. Когда закончишь, ступай в кухню и обратись к Сюзанне. Она подскажет тебе, что делать, — он пошел было прочь.

— Грант… то есть Лука.

— Да?

Кармита вытянула руку. Свет отразился от кольца с бриллиантом.

— Она мне его дала.

Лука уставился на кольцо, как громом пораженный. И быстро шагнул к ней. Схватил ее руку и поднес к глазам.

— Где они? — закричал он. — Куда, черт побери, они скрылись? Они в безопасности?

— Луиза дала мне его в тот самый день, когда видела тебя в последний раз, — холодно сказала Кармита и красноречиво посмотрела на сожженную конюшню.

Лука сжал кулаки, по лицу прошла судорога. Его охватил стыд.

— Я не… я… о, черт! Черт побери. Где они? Обещаю, я им не поврежу. Просто скажи мне.

— Да, понимаю. Время было сумасшедшее. Тебе сейчас стыдно. Знаю, ты и волоса на их головах не тронешь.

— Да, — он старался взять себя в руки. — Послушай, мы творили тут ужасные вещи. Бесчеловечные. По отношению ко всем: мужчинам, женщинам, детям. Вину свою я признаю. И ведь когда делал это, все сознавал. Но тебе не понять, что мною двигало. И не только мною. Всеми нами, — в знак обвинения поднял палец. — Но ведь ты не умирала. Не доходила до полного отчаяния. Да я счастлив был бы отправиться к Люциферу, а не находиться в том месте, где нас заперли. И сделал бы это, пошел бы прямо к воротам ада и умолял бы, чтобы меня туда пустили. Но не было такой возможности ни у меня, ни у других, — он согнулся, энергия покидала его. — Ну пожалуйста. Я просто хочу знать, все ли у них в порядке. У нас здесь есть и другие неодержанные, и дети тоже. И в городе есть. Мы о них заботимся. Не такие уж мы чудовища.

Кармита почти смутилась и огляделась по сторонам.

— А Гранту ты об этом сообщишь?

— Да, да. Обещаю.

— Хорошо. Я, правда, не знаю, где они сейчас. Рассталась с ними в Байтеме, они сели там на самолет. Я видела, как он отлетел.

— Самолет?

— Да. Это была идея Женевьевы. Они хотели лететь в Норвич. Думали, будут там в безопасности.

Он крепко держался за лошадь. Без этой опоры, казалось, рухнул бы оземь. Черты лица исказились от горя.

— Пройдет несколько месяцев, прежде чем я доберусь до города. Да и то, если удастся сесть на корабль. Проклятье!

Она осторожно притронулась к его руке.

— Извини. Я тебе в этом вряд ли помогу. Но твоя Луиза — сильная девушка. Уже если кто и избежит одержания, так это она.

Он недоверчиво на нее посмотрел. Потом горько рассмеялся.

— Моя Луиза? Сильная? Да она и грейпфрут себе подсластить не может без служанки.

Господи, Боже мой, ну как же ты по-глупому воспитывал детей! Зачем не показал им, каков мир на самом деле? Да как же, они ведь леди, наше общество их защищает. Оберегал от всего, как положено отцу. Показывал им только светлую сторону жизни. Твое общество — дерьмо, оно ничего не стоит. Да разве можно его назвать обществом? И жизнь ваша не жизнь, а показуха. Ни себя не можете защитить, ни любимых. Люди должны выйти из скорлупы. Да, внешнего мира для нас не существовало, пока вы, уродливые демоны, не явились и не разрушили наш мир. Мы жили здесь многие столетия, и дом наш был хороший и уважаемый. А вы его уничтожили. Уничтожили! Вы его у нас украли, а теперь пытаетесь переделать все, потому что вы все ненавидите. Вас даже дикарями нельзя назвать, вы гораздо хуже. Неудивительно, что даже ад вас не принимает.

— Эй! — Кармита потрясла его. — Прекрати.

— Не прикасайся ко мне! — завопил он. Тело его страшно тряслось. — О Господи, — упал на колени и закрыл лицо руками. Из-под скрюченных пальцев хлынули слезы. — Я это он. Я он. Между нами нет разницы. Мы этого не хотели. Понимаешь? Не такой должна быть здесь жизнь. Здесь должен быть рай.

— Нет такого места, — она потерла его спину, стараясь расслабить напряженные мышцы. — Ну, у тебя все получится. Как и у всех остальных.

Голова его слабо качнулась. Кармита решила, что он с ней согласился. И решила, что сообщить ему о беременности Луизы сейчас явно преждевременно.

Глава 10

Мортонридж, истекая кровью, уходил в океан. Агония была продолжительной и тяжелой. Вызванные кризисом боль, мучения, горе обратились в грязь. Вязкая, крадущаяся, бесконечная, она подтачивала решимость обеих сторон и опустошала окружающую среду. Верхний слой почвы сползал с центрального горного хребта полуострова, словно порванная кожа с позвоночника, и скользил к берегу. Два дня чудовищного дождя, и чернозем, скапливавшийся здесь в течение тысячелетия, полностью уничтожен. То, что раньше представляло собой драгоценную, богатую нитратами, бактериями и местными червями плодородную почву, обратилось в густую грязь.

Грязевые потоки смывали все на своем пути, обнажая плотный субстрат — смесь гравия и глины, стерильный астероидный реголит. В расщелинах его не осталось ни семян, ни спор, ни яиц, да если бы даже что-то и сохранилось, то питательных веществ, чтобы поддержать их, здесь тоже не было.

С помощью сенсорных датчиков платформ стратегической обороны Ральф разглядывал в океане быстро растущее плотное черное пятно. В устье Джулиффа на Лалонде было нечто похожее. Но оно там было небольшое. Тут же дело пахло экологическим бедствием. Такой беды не было с двадцать первого века. Морские животные умирали в бесчисленном количестве, задыхаясь под трупами своих млекопитающих родственников.

— Знаешь, она была права, — сказал он Каталю к концу первой недели Освобождения.

— Кто?

— Аннета Эклунд. Помнишь, она сказала: для того чтобы спасти деревню, нам понадобится ее уничтожить. А я тогда еще сказал ей, что сделаю все, что понадобится, чего бы это ни стоило. Господи, Боже мой, — он свалился в кресло. Если бы не сотрудники за стеклянной стеной, схватился бы за голову руками.

Каталь смотрел на экран монитора. Нездоровое пятно возле мортонриджского побережья выросло, заменив собою сжавшееся облако. Дождь еще не перестал, но шел с остановками. Зловещее облако приняло нормальные очертания, в нем были промежутки.

— Да ладно, шеф, они сами это сделали. Не надо тебе казнить себя за это. Ни один человек из тех, что спаслись в ноль-тау, тебя не осуждает. Да они тебе еще и медаль повесят, когда все кончится.

Говорили о медалях, присвоении титулов, повышении по службе… Ральф не обращал на это внимания. Все это побрякушки, какой от них толк? Спасать людей — вот что нужно делать в первую очередь. Мортонридж уже не оправится. Не стать ему тем, чем он был. А может, эта уничтоженная земля и станет лучшим памятником, предупреждением будущим поколениям. И правду эту не уничтожить ни одному историческому ревизионисту. Освобождение, решил он, не будет победой над Эклунд. Это не последнее ее выступление.

Экейша легонько постучала в открытую дверь и вошла в комнату вместе с Янне Палмер. Ральф жестом пригласил их сесть, и дверь, по его команде, закрылась на кодовый замок. Началась виртуальная встреча. Княгиня Кирстен и адмирал Фарквар ждали за овальным столом отчета о прошедшем дне. На столе развернулось трехмерное изображение Мортонриджа. Маленькие мигающие символы отмечали ход кампании. Число красных треугольников, означавших скопление одержимых, за последние десять дней сильно возросло, так как облако похудело, и сенсоры беспрепятственно сканировали землю. Наступающие силы — зеленые шестиугольники — сплошной, параллельной берегу, 65-километровой линией двигались в глубь полуострова.

Адмирал Фарквар, наклонившись над картой, с унылым видом изучал ситуацию.

— Менее десяти километров за день, — мрачно сказал он. — Я думал, к настоящему моменту мы продвинемся дальше.

— Вы бы этого не сказали, доведись вам пойти по этой дьявольской грязи, — возразила Экейша. — Сержанты творят чудеса.

— Да я не хотел никого критиковать, — поспешно заметил адмирал. — В такой ситуации они действуют великолепно. Мне просто хочется, чтобы нам хоть немного повезло, а погода, как назло, благоволит Эклунд.

— По-моему, она начинает поворачиваться к нам лицом, — сказал Каталь. — Дождь и грязь вывели из строя все ловушки, которые они приготовили для нас. Мы знаем, где они находятся, и теперь одержимые от нас не ускользнут.

— Насколько я вижу, наземная операция идет хорошо, — вступила в разговор княгиня Кирстен. — У меня нет к вам претензий. Однако мне не нравится число потерь, которые происходят с обеих сторон.

На цифры, окруженные золотой рамкой, Ральф старался не смотреть. Однако забыть их не удавалось.

— Количество суицидов среди одержимых нарастает с угрожающей скоростью, — признался он. — Сегодня это уже восемь процентов, и ничего с этим мы поделать не можем. Они делают это намеренно. В конце концов, что им терять? Цель нашей кампании — освободить захваченные ими тела. Если они лишат нас этой возможности, то ослабят нашу решимость как на земле, так и на политической арене.

— Если это так, они глубоко заблуждаются, — заявила княгиня Кирстен. — Потому-то и сильно наше королевство, что моя семья принимает жесткие решения, когда в этом возникает необходимость. Кампания будет идти до тех пор, пока сержанты не встретятся на центральной горе Мортонриджа. И все же, я хотела бы узнать, что вы предлагаете для уменьшения потерь.

— Существует пока лишь один способ, — сказал Ральф. — Вряд ли безупречный. Мы замедляем продвижение авангарда, а за это время успеваем, сконцентрировав силы, окружить врага. В этот момент используем минимальное количество сержантов против повстречавшихся на их пути гнезд одержимых. А это означает, что сержантам для подавления противника придется применять усиленный обстрел. Когда одержимые поймут, что проиграли, они перестанут противостоять пулям. В противном случае проиграем мы. Каждый погибший человек станет рекрутом для души из потусторонья.

— Если увеличить количество сержантов, насколько уменьшатся потери?

— В настоящее время сержантов больше, чем одержимых, процентов на тридцать. Если мы удвоим количество сержантов, то, по нашим расчетам, самоубийства снизятся до четырех-пяти процентов.

— Само собой, обстановка улучшится, когда фронтовая полоса сократится, а число одержимых уменьшится, — сказал адмирал Фарквар. — Мы сейчас растянулись на максимальную длину, оттого что недостаточно углубились на территорию противника. Фронтовая полоса велика, зато сержанты встречают немало одержимых.

— В ближайшие три-четыре дня ситуация коренным образом изменится, — заверил Каталь. — Почти все одержимые уходят от линии фронта так быстро, насколько это возможно в сложившихся обстоятельствах. Скорость нашего наступления значительно возрастет, так что фронтовая полоса неминуемо сузится.

— Сейчас они бегут, — согласилась Янне Палмер. — Но в пятидесяти километрах от линии фронта имеются большие их скопления. Если у них есть здравый смысл, они перегруппируются.

— Чем их больше, тем сильнее они становятся, и тем труднее их подавить. С самоубийствами еще сложнее, — возразила Экейша. — Для сдерживания их передвижения AI рассчитал по моему запросу атаку с платформ. Думаю, дальше им не убежать. Однако нас беспокоит, что в центре придется иметь дело с огромным количеством противника, в результате чего ожидаются тяжелые потери.

— Ждать улучшения обстановки еще три-четыре дня мне бы не хотелось, — сказала княгиня Кристен. — Ральф, чтобы вы об этом думаете?

— Главная моя забота, мадам, — не дать им возможности собраться в одном месте. В Шелтоне, Кеттоне и Коле их уже очень много. И я не хочу, чтобы количество это увеличивалось. Но если мы не дадим им передвигаться, а потом и сами замедлим продвижение, сроки проведения кампании увеличатся как минимум вдвое.

— Ну а потери сильно при этом уменьшатся? — спросила княгиня.

Ральф посмотрел на Экейшу.

— Только среди людей, которых одержали. Если мы попытаемся подавить одержимых с помощью большего количества сержантов и применить меньше огня, возрастет риск потери сержантов.

— С самого начала мы знали, что риск будет велик, — ответила Экейша. — И были готовы к нему. Вынуждена признать: многие сержанты страдают от депрессии. Этого мы никак не ожидали, ведь в эти оживленные машины заложены простые программы. А теперь у них, как ни странно, проявляются черты, свойственные настоящим интеллектуалам. В нормальных условиях нам удается облегчить страдания человека. Даем выговориться и сочувствуем его переживаниям. Здесь же количество страждущих так велико, что нас на всех не хватает. Мало этого, мы и сами тяжко страдаем. Такого бедствия не припомним со времен Джантрита.

— Вы хотите сказать, они превращаются в настоящих людей? — спросила Янне Палмер.

— Пока нет. Да мы и не верим в то, что когда-либо это произойдет. Не могут же они превзойти уровень заложенной в них сержантской программы. Я хочу сказать, что они для меня уже не обычная биотехническая обслуга. Не думайте, однако, что в будущем машины перейдут некую границу. Сейчас сюда вмешался человеческий фактор, и его необходимо учитывать.

— Каким образом? — спросила княгиня.

— Им нужно давать время на восстановление между атаками. Необходимо распределить обязанности между полками. Прошу прощения, — обратилась она к Ральфу. — Мое предложение вносит дополнительные трудности в план действий. Но ведь вы хотите, чтобы они предотвращали самоубийства.

— Уверен: AI справится с этим, — сухо заметил он.

— Похоже, кампания сильно затянется, — прокомментировал адмирал Фарквар.

— Зато это даст небольшое преимущество, — сказала Янне Палмер.

— Интересно бы послушать, — оживилась княгиня.

— Уменьшив поток спасенных от одержания людей, мы тем самым облегчим жизнь медицинским службам.

Кирстен вздрогнула, сидя в своем домашнем кабинете. Хорошо, что виртуальный образ не зафиксировал ее невольное движение. Среди всех ужасов кампании это беспокоило ее больше всего. Рак давно уже был редкостью, так что, увидев бугры, выступавшие под кожей спасенных от одержания людей, она была глубоко потрясена. Причем болезнь миновала лишь незначительное количество людей. Тщеславие ли было тому причиной либо невежество — все было одинаково ужасно.

— Я запросила срочную помощь у королевства и у наших союзников, — сказала она. — В ближайшие дни придут корабли с медицинскими нанопакетами. Будут задействованы все госпитали и клиники планеты. Людей отправят на гражданских кораблях на астероиды нашей системы. Там, правда, не так много мест, да и медицинских работников недостает, но все же там сделают все возможное. Лучше, конечно же, было вывезти людей в другие системы, но карантин не позволяет. Да даже если и не было бы карантина, министр иностранных дел сказал мне, что в других системах поостереглись бы принять наших больных. Все боятся проникновения одержимых, и, надо сказать, я их не обвиняю.

— Новое помешательство Капоне от паранойи не излечит, — проворчал адмирал Фарквар. — Черт бы побрал этого подонка.

— Значит, вы предпочитаете медленное развитие сценария? — спросила Кирстен.

— О да, мадам, — ответила Янне Палмер. — И дело здесь не только в оказании медицинской помощи. Тут еще и пробки на дорогах. Сейчас положение чуть улучшилось: самолеты могут приземляться в прибрежных портах, но сначала нам надо забрать спасенных от одержания. Им нужна срочная помощь, а военные в этом вопросе некомпетентны.

— Генерал Хилтч, ваше мнение.

— Мне не нравится медленный сценарий, мадам. Я с глубоким уважением отношусь к офицерам адмирала Фарквара, но не уверен, что им удастся помешать одержимым собираться в одном месте. Можно замедлить их продвижение, но остановить нельзя. А как только это произойдет, мы пропали. В настоящий момент мы диктуем им ход событий, и от этого контроля я не хочу отказываться. Здесь у нас единственное и значительное преимущество.

— Хорошо. Я объявлю вам свое решение до рассвета по местному времени.

Виртуальная беседа завершилась, как и всегда, без проволочек. Кирстен поморгала, и глазам ее предстали очертания собственного кабинета. Соприкосновение с нормальностью было ей сейчас как никогда необходимо. Ночные бдения изматывали. Даже в Тайном совете во дворце Аполлона было не так трудно: там они давали политическим решениям созреть. Освобождение требовало решать немедля, а Салдана к этому приучены не были. В любом современном кризисе главный вопрос: посылать или нет флот. Все остальное — за адмиралом.

Я осуществляю политические решения, а не военные.

Но Освобождение все это изменило, стерло различия. Военные решения являлись одновременно и политическими.

Она встала, потянулась, подошла к бюсту Алистера. Провела рукой по знакомым, уверенным чертам.

— Что бы сделал ты? — пробормотала она.

Ее, разумеется, никто не обвинит, сделай она неправильный выбор. Семья ее поддержит в любом случае. Вышла из кабинета. Вскочив со стула, так что ножки громко царапнули по полу, перед нею вытянулся конюший, Сильвестр Жерэй.

— Устал? — спросила она.

— Нет, мадам.

— Неправда, конечно же, устал. Пойду на свою половину. До семи утра ты мне не понадобишься. Поспи или, по крайней мере, отдохни.

— Благодарю, мадам, — и отвесил почтительный поклон.

В личных апартаментах прислуги было мало. Так она распорядилась. В комнатах темно и спокойно. Почти так, как, по ее представлениям, должно быть вечером в нормальном доме. Няня и служанка сидели в гостиной, рядом со спальнями детей. Кирстен на мгновение задержалась, послушала. Жених няни был сейчас в королевском флоте и не звонил ей уже два дня. Служанка выражала сочувствие.

Все, подумала Кирстен, в той или иной степени вовлечены в кампанию. А ведь это еще только начало. Церкви явно не удавалось успокоить людей, избавить их от страха перед потустороньем, несмотря на то, что, по заверениям атерстонского епископа, все церкви планеты заполнялись прихожанами. Больше, чем в канун Рождества, говорил он почти с возмущением.

Она открыла дверь в кабинет Эдварда, не постучав, опомнившись, только когда очутилась в комнате. С ним на кожаном диване была девушка, его теперешняя любовница. Кирстен вспомнила секретный файл, который ей предоставил Яннике Дермот: дочь мелкопоместного дворянина, управлявшего к тому же транспортной фирмой. Лет двадцати, хорошенькая, высокая, с очень длинными ногами, нежным личиком. У Эдварда они все такие. Девушка в ужасе уставилась на Кирстен и постаралась придать своему наряду более пристойный вид. Задача не из легких, подумала с усмешкой княгиня: ведь на вечернее платье ушло слишком мало материала. Из дрожащих пальцев девушки выпал бокал вина.

Кирстен слегка нахмурилась. Ковер был старинный, турецкий, очень красивый, по красному фону шел синий рисунок. Она подарила его Эдварду на день рождения пятнадцать лет назад.

— Мадам, — пискнула девушка. — Я… мы…

Кирстен взглянула на нее чуть удивленно.

— Иди, дорогая, — спокойно сказал Эдвард. Он взял ее за руку и подвел к двери. — Государственные дела. Я позвоню тебе завтра.

Она тихонько всхлипнула. Появился дворецкий и вежливо пригласил за собой до смерти напуганную, недоумевающую девушку. Эдвард закрыл за ней дверь и вздохнул.

Кирстен начала смеяться. Потом закрыла рот рукой.

— Ох, Эдвард, извини. Я должна была предупредить тебя заранее, что иду сюда.

Он всплеснул руками.

— C'est la vie.

— Бедное создание. Она так напугалась, — Кирстен нагнулась и подняла бокал. — Посмотри, что она наделала. Лучше вызвать механоид, а то пятно так и останется, — и нажала клавишу процессора.

— Вино неплохое — шабли. — Он вынул бутылку из орехового корпуса, где вино охлаждалось. — Жаль, что пролилось. Хочешь попробовать?

— Ну конечно, спасибо. День был очень тяжелым.

— А! — он пошел к горке и принес чистый бокал. Кирстен вдохнула аромат вина.

— Она великолепна. Правда, слишком молода. Нехорошо с твоей стороны, — и стряхнула воображаемую пылинку с лацкана его мундира. — Хотя понимаю, отчего она тобой увлеклась. В форме ты всегда выглядел превосходно.

Эдвард скосил глаза на флотский мундир. Королевских крестов на нем не было, только три скромные ленточки — медали, полученные им очень давно.

— Да ладно, делаю пока, что могу. Они и в самом деле ужасно молоды. Пожалуй, смотрят на меня, как на своеобразный талисман.

— Ох, бедный Эдвард. Как неприлично. Но не волнуйся, на Зандру и Эммелину ты произвел большое впечатление.

Он уселся на кожаный диван и похлопал по сиденью рядом с собой.

— Садись, рассказывай, что за неприятности.

— Спасибо, — перешагнула через маленького механоида, обнюхивавшего винное пятно, и уселась рядом с мужем. Он обнял ее за плечи. Секрет успешной (королевской) женитьбы: не таи секретов. Оба они были люди умные, поэтому и жили по давно выработанным и устраивавшим каждого законам. Как при людях, так и при частном общении он был прекрасным компаньоном, другом, доверенным лицом. Все, чего она от него требовала, — это лояльности, и требованию этому он в высшей степени соответствовал. В обмен свободно пользовался преимуществами своего положения. Девушки были не единственным его развлечением: он коллекционировал предметы искусства. Настоящий бонвиван. Иногда они даже спали вместе.

— Освобождение прогрессирует не так хорошо, как следовало бы, — сказал он. — Это очевидно. Всемирная паутина перегружена разного рода толками.

Кирстен пригубила шабли.

— Да, «прогресс» — ключевое слово, — и рассказала ему о содержании виртуальной беседы.

Прежде чем ответить, он налил себе вина.

— У сержантов появилось нечто, не заложенное в программу? Гм. Интересно. Может, после того как все закончится, они откажутся идти в казармы?

— Понятия не имею. Экейша об этом ничего не сказала. Во всяком случае, меня эта проблема не слишком волнует.

— А если они начнут потом подавать заявления на присвоение гражданства?

— О Господи, — она уселась поудобнее. — Нет, об этом я сейчас думать не хочу.

— Мудрая женщина. Тебе нужно мое мнение?

— Вот почему я здесь.

— Ты не можешь игнорировать сержантов. Ведь, освобождая Мортонридж, мы от них полностью зависим. И долго будем зависеть.

— Сто восемьдесят тысяч людей освобождены от одержания, семнадцать тысяч умерли. Значит, надо спасти еще сто восемь миллионов.

— Верно. Мы на пороге ожесточенных сражений. Если все пойдет с той же скоростью, передовые войска подойдут к скоплению одержимых послезавтра. Ежели вы их сейчас придержите, сержанты понесут тяжелые потери. А это нехорошо. По-моему, пусть все идет, как идет. Вот когда передовые войска ударят по скоплениям одержимых, примени тактику генерала Хилтча, то есть возьми противника численностью.

— Это весьма логично, — она задумчиво смотрела в бокал. — Если бы только все дело было в численности войск. Они ведь зависят от меня, Эдвард.

— Кто?

— Люди, которых одержали. Мои подданные. Запертые в собственных телах, они, тем не менее, знают, что кампания идет, и что означает она практическое освобождение от непристойности. Они верят в меня, надеются, что я освобожу их от зла. У меня долг перед ними. Это одна из нескольких настоящих обязанностей, возложенных на нашу семью народом. Теперь я знаю: есть способ уменьшить количество убитых. И игнорировать это не могу. Это было бы предательством их веры, не говоря уже о пренебрежении долгом.

— И то, и другое для Салданы просто невозможно.

— Да. Слишком легко мы на все это смотрели.

— Вернее сказать, не очень серьезно.

— И все же, если я хочу снизить потери, мне нужно обратиться к эденистам, подбодрить их. Знаешь, что больше всего меня беспокоит? Люди. Они ждут от меня действий. Я Салдана, а они эденисты. Что может быть проще?

— Ну, сержанты не совсем эденисты.

— Мы понятия не имеем, кто они теперь такие. Не зря же Экейша об этом обмолвилась. Если они настолько встревожены, что рассказали мне об этой проблеме, значит, это немаловажный факт. И я не могу не учитывать его из гуманистических соображений. Отчего, черт возьми, они не простые автоматы?!

— Подготовка к кампании проходила в спешке. Если бы генетикам с Юпитера дали время подумать, они создали бы такую модель солдата, что и проблемы бы не возникло. Но нам пришлось позаимствовать их у Повелительницы Руин. Послушай, ведь генералу Хилтчу поручено командование всей операцией. Пусть он и принимает решение. Он за это и деньги получает.

— А я спрячусь, — пробормотала она. — Нет, Эдвард. Ведь это я настаивала на уменьшении потерь. Значит, я и несу ответственность.

— Ты создашь прецедент.

— Вряд ли такая ситуация повторится. Все мы вступаем на новую, чрезвычайно опасную территорию. И здесь требуется надежный лидер. Если я не смогу стать им сейчас, тогда семья потеряет лицо. Мы потратили четыре столетия на то, чтобы занять такое положение, и я не стану уклоняться от решения в ответственный момент. Ведь это трусость, и я не допущу, чтобы в ней обвинили семейство Салдана.

Он поцеловал ее в висок.

— Хорошо, знай, я тебя всегда поддержу. Позволь только высказать последнее соображение. Личности, заложенные в сержантов, — добровольцы. Они отправились на войну, сознавая, какой может быть их судьба. Цель эта крепко засела в их подсознании. В этом они похожи на солдат конца двадцатого века. Такие же беспокойные, даже испуганные, но решившиеся. Так что дай им время собраться, взять себя в руки, а потом используй их для задачи, ради которой они и созданы, — спасения жизни настоящим людям. И если они способны на эмоции, то испытают удовлетворение оттого, что задачу эту решат.

Ральф ел холодный завтрак в столовой командного комплекса Передового форта, когда в его нейросеть поступило сообщение.

— Замедлите наступление, — сказала княгиня Кирстен. — Я хочу, чтобы цифра потерь снизилась до самого минимума.

— Да, мадам. Слушаюсь. И благодарю вас.

— Вы этого хотели?

— Мы здесь не для того, чтобы вернуть землю, мадам. Освобождение касается только людей.

— Знаю. Надеюсь, Экейша нас простит.

— Я уверен в этом, мадам. Эденисты прекрасно нас понимают.

— Хорошо. Еще я хочу, чтобы взводам сержантов дали передышку между атаками.

— Это еще больше замедлит наше продвижение.

— Знаю, приходится с этим мириться. Не беспокойтесь о политической и технической поддержке, генерал. Надеюсь, вы получите все до самого конца, каким бы он ни был.

— Да, мадам, — сообщение закончилось. Он оглядел старших офицеров, обедавших рядом с ним, и медленно улыбнулся. — Все в порядке.

С высоты на землю смотрели холодные немигающие глаза машины. Мультиспектральное зрение, свободно проникая сквозь редеющие облака, различило маленькую группу теплых фигур. Но именно здесь отчетливость и пропадала. Вокруг все просматривалось до мелочей: и запутанные корни упавших деревьев, и четырехколесный вездеход, почти всосанный серо-голубой грязью, и даже вывернутые из земли большие камни, уносимые вдаль быстрыми ручейками густой грязи. Фигуры же обволакивал мерцающий воздух. Инфракрасные лучи были здесь не полезнее горящих свечей. И какие бы фильтры ни применял AI, определить хотя бы количество шедших по грязи фигур не удавалось. Судя по ширине искажающего поля и замерам термального отпечатка, остававшегося позади, число это могло быть от четырех до девяти.

Стефани знала: спутники-шпионы здесь, вот они, выгнулись дугой от горизонта до горизонта. И дело было не столько в их физическом присутствии (ощущение это пропало вместе с облаком и ментальным единством одержимых), она чувствовала их непреклонное намерение, нарушавшее гармонию мира, поэтому держалась настороже. Приятели ее испытывали то же самое. Ощущения эти мешали им, словно надоедливые мухи, от них хотелось отмахнуться рукой. Правда, не спутники были их главной проблемой. Куда большая опасность исходила от сержантов, приблизившихся к ним на расстояние двух миль. Они подходили ближе, все ближе. В стремлении своем они были настоящими машинами.

Сначала Стефани старалась не обращать на них внимания. Это была бравада, почти ей не свойственная. А когда добрались до укрытия (сухого!) в виде амбара, осмелели и остальные. Амбар находился на невысоком холме, низенькое строеньице с каменными стенами и плоской крышей. Добирались они до него с тех пор, как вышли из долины, пять нескончаемых часов. Макфи считал это лишним доказательством того, что шли они по дороге. Спорить с ним больше никому не хотелось. Никто не произнес ни слова. Ноги дрожали от изнеможения, и даже энергистическая сила была им уже не помощницей. Они давно поняли, что за приращение сил им придется потом расплачиваться.

Амбар встретился как нельзя кстати: силы их были на исходе. Увидев сквозь пелену дождя его темные, неясные очертания, они пошли к нему угрюмо и целеустремленно. Поначалу помещение мало чем защищало от погоды: многочисленные панели сорвало ветром, а пола под толстым слоем грязи не было видно. Все это, однако, не имело значения: в их положении это было настоящее спасение.

Все исправила энергистическая сила. Грязь с пола поднялась на стены и, заклеив пробоины, превратилась в камень. Дождь они отогнали и даже завывание ветра утихомирили. Чувство облегчения вновь их объединило. Об унизительном бегстве из долины почти забыли. И даже старались не обращать внимания на звучавшие в мозгу время от времени ужасные крики: это очередная душа в ноль-тау вылетала из одержанного ею тела. Выйдя из помещения, пошли на разведку в поисках еды, вычистили перепачканные грязью овощи, вымыли и приготовили мертвую рыбу.

Стих дождь, скрип сержантских сапог приближался все неотвратимее. Еды почти не осталось. С начала кампании прошла неделя. Они покинули амбар и пошли по еле намеченной контурной линии, которую Макфи упорно называл дорогой. Прожив несколько дней под хлипкой крышей, они никак не предполагали масштабы бедствия, вызванные потопом. По долинам пройти было совершенно невозможно. Повсюду скользили и булькали огромные грязевые потоки, всасывая и поглощая все, что встречалось на их пути.

Продвигались медленно, хотя оделись в соответствии с обстановкой (даже на Тине были крепкие кожаные сапоги). Два дня потратили на то, чтобы наметить дорогу в окружавшем их хаосе. Старались идти по возвышенности. Глаз отдыхал на встречавшейся иногда темно-зеленой местной траве, ярком пятне на унылом грязно-коричневом фоне. Узнаваемых доминант не осталось, поэтому и карту им было не нарисовать. Казавшиеся поначалу обнадеживающими горные хребты заканчивались грязевыми провалами, и приходилось возвращаться, теряя время. И все же они всегда знали, куда идти. Это было просто — в противоположную от сержантов сторону, но в то же время и трудно: передовая линия двигалась с постоянной скоростью. Казалось, долины и невероятная грязь были ей не помехой. Стефани же со своей группой вынуждена была двигаться зигзагами. Дистанция, составлявшая сорок восемь часов назад расстояние в девять миль, сократилась до двух и с каждым часом становилась все меньше.

— Эй, вы, хиппари, — окликнул их Кохрейн. — Какую новость хотите сначала — хорошую или плохую?

Он шел впереди всех. Сейчас он стоял на возвышении из снесенного ветром в кучу сломанного тростника и с волнением смотрел вниз.

— Плохую, — автоматически ответила Стефани.

— Наверх очень быстро идет легион, все в черных касках, и их видимо-невидимо.

— Ну а хорошую? — пискнула Тина.

— Они идут так быстро, потому что там, похоже, дорога. Настоящий гудрон.

Скорость не прибавили, но в ходьбе их появилась некая уверенность, к тому времени исчезнувшая. Они вскарабкались к вымазанному в грязи хиппи.

— Что там? — спросил Мойо. — Лицо его выглядело нормально: шрамы и пузыри прошли, и глаза на вид были здоровыми и яркими. Он даже улыбался, особенно часто в те дни, что они провели в амбаре. Улыбаться-то он улыбался, но что там было под этими иллюзорными глазными яблоками? Стефани очень беспокоило то, что он отказывал в доступе к своим мыслям. Плохая форма отрицания. Он играл роль самого себя, и получалось у него это очень плохо.

— Там долина, — сказала она ему.

Он простонал:

— О, черт, опять.

— Нет, сейчас другая.

Отсюда до дна долины Катмос было несколько сотен ярдов, ширина ее составляла, по меньше мере, миль двадцать. Противоположную сторону трудно было разглядеть: мешали моросящий дождь и туман. Благодаря ширине долина не так сильно пострадала от грязевых потоков. По краям она впитала грязь, вылившуюся в нее из более узких оврагов. Грязь эта растеклась на большое расстояние и утратила разрушительную силу. В центре долины в широком болотистом русле извивалась река. Она подхватывала грязевые потоки, не давая им возможности скапливаться, и уносила вдаль.

Обширные части долины превратились в трясину. Стволы деревьев склонились друг к другу, леса оседали, погружались все глубже и глубже, так как вода вымывала из-под них почву. Было очевидно: день, другой, и они просто исчезнут.

Маленькие холмы образовали своего рода архипелаги: светло-зеленые островки посреди желтовато-коричневого моря. По ним растерянно бегали сотни истощенных животных-аборигенов. Стада колфранов (аналогов земных оленей) и группы маленьких диких собак топтали сохранившуюся пока траву, превращая ее в липкую бесформенную массу. Между ними с трудом прыгали птицы: перья их облепила грязь, и они не могли взлететь.

На островках, находившихся у подножия склона, можно было заметить фрагменты дороги и даже мысленно соединить их в одну линию, идущую по всей долине. Вела она к маленькому городу. Это можно было рассмотреть сквозь туман. Городок был построен на возвышенности, и здания не пострадали от грязи. Казалось, вся долина служила ему защитным рвом. В центре города церковь, ее классический каменный шпиль гордо поднимался к небу. Видны были и какие-то алые символы, нарисованные посередине.

— Это, должно быть, Кеттон, — сказал Франклин. — Вы их чувствуете?

— Да, — поежившись, сказала Стефани. — Там таких, как мы, много, — этим, по-видимому, и объяснялось состояние зданий. С крыш аккуратных домиков не слетело ни одной черепицы. Ни следа разрушений. В маленьком парке — ни одной лужи.

— Вот почему этим парням так не терпится туда попасть, — Кохрейн указал пальцем на долину.

Они впервые увидели армию своими глазами. По дороге двигался конвой из двадцати джипов. Всякий раз, когда остров под углебетонной поверхностью погружался в грязь, они слегка притормаживали, осторожно проверяли дорогу. Грязь не должна была быть выше колес. За джипами следовала фаланга сержантов, огромные темные фигуры двигались вперед довольно быстро, тем удивительнее, что никто из них не шел по дороге. По одну сторону от углебетонной полосы строй их протянулся почти до центральной грязевой реки, по другую — до одного из склонов долины Катмос. За авангардом, отставая от него на несколько миль, поворачивал в долину второй транспортный поток.

— Ну и ну! — простонал Франклин. — С такой скоростью нам не пройти. Да еще по такой-то грязи.

Макфи посмотрел назад.

— Я их здесь пока не вижу.

— Не беспокойся, будут, — сказала Рена. — Они и на другой стороне реки, посмотри. И шеренга сплошная, без промежутков. Они облепят нас, как лошадиное дерьмо.

— Если останемся здесь, они возьмут нас до рассвета.

— А если пойдем вниз, опередим их, — сказала Стефани. — Но нам придется идти через город. И у меня плохое предчувствие. Одержимые знают, что сержанты идут на них, и все же остаются на месте. И их там очень много.

— Они собираются оказать сопротивление, — сказал Мойо.

Стефани оглянулась на зловещую шеренгу, двигавшуюся в их сторону.

— Они проиграют, — сказала она мрачно. — Ничто не может противостоять этому.

— У нас не осталось еды, — сказал Макфи. Кохрейн подкинул указательным пальцем сползавшие с носа очки от солнца.

— Ничего, старик. Зато у нас много воды.

— Есть здесь нечего, — согласилась Рена. — Надо идти вниз.

— Город их на какое-то время задержит, — сказала Стефани. Она старалась не смотреть на Мойо, хотя он беспокоил ее больше всего. — За это время мы немного отдохнем.

— И что потом? — проворчал Мойо.

— Потом пойдем дальше.

— Какая в этом польза?

— Не надо, — тихо проговорила она. — Мы пытаемся жить, и будем жить. Мы всегда этого хотели. Помнишь? Сейчас это не жизнь, а там, впереди, может быть по-другому. Позади же нас нет ничего. Пока идем, надежда остается.

Лицо его приняло грустное выражение. Он вытянул руку и пошарил, стараясь найти ее. Стефани крепко сжала его пальцы, а он прижал ее к себе.

— Извини, извини меня.

— Что ты. Все хорошо, — бормотала она. — Послушай, знаешь что? Мы ведь пойдем по горному хребту. Ты покажешь мне ледник.

Мойо хрипло засмеялся. Плечи его дрожали.

— Прошу прощения, ребята, за то, что мешаю вам наслаждаться местными видами, к тому же порчу тем самым собственную карму, но все же хотелось бы узнать, куда мы, собственно, идем. В данный момент. Время уходит, понимаете?

— Спустимся в Кеттон, — решительно сказала Стефани. Она смотрела на длинный склон. Будет скользко, но энергистическая сила поможет. — Мы должны прийти туда раньше солдат.

— Если только чуть раньше, — заметил Франклин. — А в городе нас захватят. Может, лучше пойти поверху, все равно опередим войска.

— Не намного, — возразил Макфи.

— Да ведь у вас не будет времени на то, чтобы раздобыть еду, — возмутилась Рена. — Не знаю, как вы, а я не могу идти на голодный желудок. Нужно смотреть на ситуацию с практической стороны. Последние два дня я ввела в себя очень мало калорий.

— Нытик, — обозвал ее Кохрейн. — И практическая проблема у тебя всегда одна — еда.

Она разгневанно на него посмотрела.

— Надеюсь, ты не станешь предлагать мне в качестве еды мертвое мясо.

— О Господи, — он воздел к небу руки. — Опять двадцать пять. Мяса нет, курева нет, и азартных игр нет, нет и секса, и громкой музыки, и ярких огней, и танцев, в общем, никаких тебе развлечений.

— Я иду в Кеттон, — заявила Стефани, закончив перебранку. Взяв за руку Мойо, направилась к склону. — Если кто-то хочет присоединиться, советую не отставать.

— Я с тобой, — сказал Мойо и сделал осторожный шаг.

Рена пожала плечами и последовала за ними. Из кулака Кохрейна выскочила сигарета и тут же задымилась. Он сунул ее в рот и пошел за Реной.

— Черт с ним! — в отчаянии проговорил Франклин. — Я пойду. Но там придется сдаться. Из города нам не выбраться.

— Да вы не сможете их опередить, — заявил Макфи. — Посмотрите на этих ублюдков. Им и грязь нипочем.

— Хорошо. Хорошо.

Тина в отчаянии взглянула на Рену.

— Послушай, дорогая, эти штуки уничтожат город и нас вместе с ним.

— Может, и так. Кто знает? Хотя вояки всегда хвастаются доблестью, в действительности все получается по-другому.

— Но, Тина, — Кохрейн предложил ей сигарету. — Пошли с нами, крошка. Ты да я развлечемся последнюю ночь в нашей жизни. Как ты на это смотришь?

Тина, картинно содрогнувшись, сказала ухмылявшемуся хиппи:

— Да пусть лучше меня схватят эти жуткие нелюди.

— Так ты, что же, не пойдешь?

— Нет, я не хочу от вас откалываться. Вы же мои друзья.

Стефани повернулась к ней.

— Тина, решай, наконец, — и начала спускаться, ведя за собой Мойо.

— О Господи, — произнесла Тина. — Вы никогда не даете мне время на принятие решения. Это несправедливо.

— Пока, куколка, — сказал Кохрейн.

— Не идите так быстро. Мне вас не догнать.

Стефани постаралась не обращать внимания на капризы женщины и сосредоточилась на спуске. Ей приходилось постоянно тратить энергистическую силу, чтобы сапоги не скользили. И все равно за каждым ее шагом оставался длинный тормозной путь.

— Я чувствую внизу большое количество одержимых, — сказал Мойо, когда до болотистого дна долины оставалось около ста ярдов.

— Где? — автоматически спросила Стефани.

Ее не занимало пока то, что происходило внизу. Все внимание приковано было к коварному спуску. Взглянув наверх, увидела, что конвой из джипов находится уже в миле от них. Сердце болезненно сжалось.

— Недалеко, — Мойо свободной рукой указал в сторону долины. — Вон там.

Стефани никого там не видела. Но, прислушавшись, уловила ментальный шепот, ощутила чувство ожидания, пробудившееся во многих умах.

— Мойо, старина, хорошая новость, — Кохрейн оглядывал долину. — Эти парни, должно быть, увязли. Я никого не вижу.

— Пошли, — сказала Стефани. — Выясним, что происходит.

Последняя часть склона стала выравниваться, и они прибавили скорость. На сравнительно сухой поверхности можно наверстать упущенное время, правда, дорога эта отходила в сторону от Кеттона. До видного невооруженным глазом участка дороги надо было преодолеть триста ярдов густой грязи. Стефани стояла на краю, и грязь выплывала к щиколоткам. Сапоги не давали ногам промокнуть, тем более, что она сделала их высокими, доходящими до колена. Тишина, окружавшая их, действовала на нервы. Казалось, грязь заглушала все звуки.

— Думаю, здесь не очень глубоко, — сказала она.

— Выяснить это можно лишь одним способом, — решился Макфи. И уверенной поступью двинулся к дороге. Он шел вперед, как трактор, а грязь медленно отваливалась от его ног. — Эй, трусы, идите за мной. Похоже, что мы здесь не утонем.

Кохрейн с Реной нерешительно переглянулись и пошли за ним.

— Все будет хорошо, — сказала Стефани.

Она крепко держала Мойо за руку. Тина оперлась на Франклина, что вызвало блудливую улыбку Кохрейна.

Стефани оказалась права: грязь и в самом деле была не слишком глубокой, но тем не менее добралась до колен. После нескольких энергистических попыток проложить колею от этой идеи отказалась. Грязь отступала слишком медленно, и если действовать таким способом, до дороги они доберутся не раньше чем через час. Энергистику приходилось тратить на усиление изнеможенных мышц, непослушных ног, а грязь, казалось, прикладывала такие же усилия, чтобы помешать им. Усилия их были тем отчаяннее, чем больше сокращалось расстояние между ними и наступавшей позади колонной.

Выбравшись на дорогу, Стефани поняла, что это еще не все: перед Кеттоном надо миновать еще один грязный участок, а силы ее были уже на исходе. Она слышала хриплое дыхание Кохрейна. Громкий звук этот разносился над трясиной.

— Теперь они прямо перед нами, — сказал Мойо и расстегнул кожаную куртку, чтобы охладить разгоряченное тело. Мелкий дождь проник за энергистический барьер, рубашка взмокла от пота. — Их двое. И они нам не рады.

Стефани посмотрела наверх, пытаясь определить источник враждебных мыслей. В семидесяти ярдах от них дорога слегка поднималась. За пеленой дождя виднелись спутанная трава и побитый ветром кустарник. Десятки ферангов торопливо и взволнованно бегали вокруг, сбиваясь в группы из шести-семи особей. Они напомнили ей косяки рыб: у тех тоже каждое движение совершалось синхронно.

— Я никого не вижу, — проворчал Макфи. — Эй, тупицы, — закричал он. — Что там у вас?

— Эй, умственно отсталый, — сказал Кохрейн. — Иди давай. Они тогда станут дружелюбнее. Мы пока не вовсе увязли в дерьме и помощи не просим.

Тина, поскользнувшись, испустила жалобный стон.

— Как я ненавижу эту проклятую грязь!

— И не говори, крошка, — Франклин поднял ее и, склонившись друг к другу, они продолжили путь.

Стефани оглянулась назад и чуть не задохнулась. Джипы были уже в полумиле от них. Пятьдесят ярдов до твердой поверхности.

— Мы не дойдем.

— Что? — спросил Мойо.

— Мы не дойдем, — она тяжело дышала. Сейчас уже не думала ни об одежде, ни об энергистических силах, не беспокоилась даже о том, что спутники могут ее сейчас увидеть. Ей было все равно. Лишь бы не развалились сапоги да переступали бы ноги. Судороги сжимали ей голени и бедра.

Рена споткнулась и упала на колени. Грязь, громко чмокнув, облепила ей ноги. Она тяжело дышала, лицо покраснело и блестело от пота. Кохрейн подошел к ней и, взяв под мышки, потащил вверх. Блестящая грязь не желала выпускать ее из цепких объятий.

— Эй, — завопил он, обращаясь к неведомой силе. — Подите сюда, ребята, не время дурака валять.

Феранги, увиливая, бегали друг за другом. Громко стучали копыта. На зов Кохрейна никто не откликнулся. Зато вой машин с каждой минутой становился все ближе. Это были двигатели джипов.

— Дай помогу, — прошипел Мойо.

Вместе со Стефани они приблизились к попавшей в беду паре. Макфи смотрел на них, остановившись в двадцати ярдах от дороги.

— Иди, — закричала ему Стефани. — Пусть хоть кто-нибудь выберется отсюда.

С помощью Стефани Мойо помог поднять Рену. Потом с Кохрейном они поставили женщину между собой и пошли вперед.

— Ох, ноги, — стонала Рена. — Мне не заставить их двигаться. Горят, как в огне. Черт возьми, как такое могло произойти? Ведь я горы могу передвигать.

— Неважно, — сжав зубы, сказал Кохрейн. — Мы с тобой, сестренка. — Так они втроем и пошли, спотыкаясь. Макфи дошел до дороги и поджидал их. Тина с Франклином тоже почти добрались, хотя и были измождены. Только могучий шотландец не утратил отваги и бодрости.

Стефани замыкала группу. Джипы выбрались на сухую дорогу и были теперь от них на расстоянии семьсот ярдов. Набирали скорость.

— Черт, — прошептала она. — О, черт, черт. — Даже если Макфи побежит сейчас, до Кеттона ему не добежать. Они с легкостью нагонят его. Может, им выпустить белый огонь в сержантов… какая глупая мысль, подумала она.

Десять ярдов.

Ни к чему начинать сражение. Толку от этого никакого, да и тело разрушу. Я ей обязана и не допущу этого.

Она ощутила, как плененная ею хозяйка взволнованно зашевелилась. Теперь все четверо выбрались из грязи и свалились на влажную землю рядом с Тиной и Франклином. Она до сих пор не видела владельцев двух умов, вторгавшихся в ее сознание.

— Стефани Эш, — прозвучал женский голос. — Вижу, со временем у тебя плохо, как всегда.

— В любую секунду сейчас, — произнес голос невидимого мужчины.

Оба человека горели от нетерпения. Где-то поблизости послышался голос волынки. Сначала он звучал тихо, а потом пронзил пространство. Стефани подняла голову. На полпути между нею и джипами стоял, повернувшись лицом к машинам, шотландский музыкант. На нем был килт, черные кожаные ботинки сияли. Казалось, его совершенно не беспокоили враги, едущие прямо на него. Спокойно перебирая пальцами, он играл «Amazing Grace». Один из сержантов в переднем автомобиле встал, чтобы посмотреть на него через заляпанное грязью ветровое стекло.

— Мне нравится это, — прогудел Макфи.

— Наш призыв к оружию, — проговорил невидимый мужчина.

Стефани оглянулась, стараясь понять, откуда доносился до нее этот голос.

— Призыв к оружию?

В отдалении прозвучал взрыв, по болоту и лужам прокатилось эхо. Под шедшим впереди джипом сдетонировала мина, пробитая рама взлетела на воздух. Джип развалился, сержанты вывалились на дорогу. Из образовавшейся на дороге воронки повалил бело-голубой дым. Дождем посыпались осколки. Другие джипы резко затормозили. Сержанты в первых рядах, скорчившись, застыли на месте.

Музыкант доиграл и торжественно поклонился врагам. Послышался хлопок, такой мощный, что звук этот отдался в гортани. Потом еще один. Началась канонада, и индивидуальные залпы слились в единую звуковую волну. Тина завизжала от страха.

— Вот дерьмо, — прорычал Кохрейн. — Это же мортиры.

— Молодцы, — сказала женщина. — Продолжайте.

AI, координировавший действия Освобождения, зафиксировал, что это была засада, исполненная превосходно.

Джипы оказались запертыми в горле долины, и им некуда было податься. На них обрушился дождь снарядов. Взрывчатые вещества под обстрелом начали детонировать, и джипы разлетались на мелкие кусочки. То же самое происходило и с сержантами, сидевшими в них. Дым, пламя и грязь накрыли кровавую бойню.

AI не мог этого предотвратить. Радары с сенсорных спутников прошлись по всей длине долины, но на это у них ушло несколько драгоценных секунд. Первая бомбардировка продолжалась девяносто секунд, потом минометчики изменили угол наведения. Когда плотные черные облака немного развеялись, видно было, как сержанты в полном отчаянии пробираются сквозь трясину. Шрапнель, падая в болото, взбивала светло-коричневую пену и уничтожала суетившиеся фигуры.

И только тогда радары зафиксировали местоположение мортир. AI подал сигнал к контратаке. Началось возмездие. Алые лучи за какие-то доли секунды уничтожили и одержимых, и их орудия. Поражено было более десятка целей. Над этими участками поплыл раскаленный туман. На месте минометов остались неглубокие кратеры, заполненные спекшейся глиной. В середине они еще дымилась и шипели, когда на них падал мелкий дождь.

Снова наступила мертвая тишина. Струи дыма поднимались и плыли над долиной, медленно расступаясь, обнаруживали обгорелые остовы джипов и искореженные тела сержантов. Все это принимала в свои объятия трясина. Через какой-нибудь час от прошедшего здесь боя и следа не останется.

Стефани очнулась… она лежала, вцепившись пальцами в мягкую землю. Тело напряглось до крайности: так она защищала себя от лазерных лучей. Но лучей не было. Стефани всхлипнула, руки и ноги мелко дрожали. К ним приблизились два феранга, обратившиеся вдруг в одетых в камуфляж людей. Аннета Эклунд и Хой Сон смотрели на нее с гневом и презрением.

— Идиоты! Вы могли бы всех нас разом отправить в потусторонье. Шляетесь, где вас не просят, — сказала Аннета. — Ральф мог принять вас за противников, и тогда сравнял бы все это место с землей.

Кохрейн поднял голову, грязь, стекая по лицу, пропитывала дикую бороду. Изо рта торчала потухшая сигарета. Он ее выплюнул.

— Правильно, сестра, долбай меня как следует. Прошу прощения за принесенные неудобства.

Даже климат Лалонда не подготовил Ральфа к устрашающей влажности, которую он ощутил уже на трапе сверхзвукового самолета. Она охватила его кожу и принялась высасывать из тела жизненные соки. Дыхание давалось с большим трудом.

Тропическое солнце обрушило на бедный, больной Мортонридж всю свою силу: ведь облако рассеялось окончательно. Шипели тысячи квадратных километров грязи, делая воздух горячим и клейким. Глядя с верхней ступеньки трапа на окружавший его пейзаж, Ральф видел длинные разреженные ленты белого маслянистого тумана, плывшего над холмами широкой долины. Снежно-белые потоки струились из всех расщелин и скользили по горным склонам, словно медленно текущие водопады.

Он потянул носом воздух. Даже сквозь это влажное одеяло можно было уловить запах разложения. Мертвая биомасса полуострова начала гнить и бродить. Через несколько дней вонь станет невыносимой и в высшей степени нездоровой. Значит, и это необходимо принять во внимание. Хотя в списке приоритетных задач эта будет далеко не самой главной.

Ральф сбежал по алюминиевым ступеням, за ним — полковник Палмер и Каталь. В этот раз его не поджидал караул из морпехов. Он высадился за лагерем, расположившимся в горловине долины Катмос. Ровными рядами выстроились сотни силиконовых палаток, похожих на гигантские голубые грибы, миниатюрная копия Передового форта. Там находились сержанты, военнослужащие, освобожденные от одержания люди, горсточка репортеров, ну и, разумеется, официальные корреспонденты, освещавшие ход кампании, да два опекавших их пресс-атташе от королевского флота.

Ральф посмотрел за долину. Туман укрывал все белым покрывалом, но усиленные сетчатки генерала различили единственную различимую доминанту — тонкий серый шпиль церкви Кеттона. Одного взгляда на него Ральфу было достаточно, чтобы почувствовать скопление одержимых: они оказывали на него ментальное давление, такое же, как во времена красного облака.

— Она здесь, — пробормотал он. — Эклунд. Она в Кеттоне.

— Вы уверены? — спросил Каталь.

— Я ее чувствую, как и раньше. Во всяком случае, она одна из предводителей, а группа эта хорошо организована, — Каталь с сомнением посмотрел на отдаленный шпиль.

Командующий лагерем полковник Антон Лонгхерст поджидал их у трапа. Он отдал честь Ральфу.

— Приветствую вас в долине Катмос, сэр.

— Спасибо, полковник. Похоже, у вас здесь интересный пост.

— Да, сэр. Я покажу вам лагерь. Потом… — он указал на репортеров.

— А, да, — Ральф постарался унять вспыхнувшее раздражение. У них, вероятно, есть прослушивающие программы. С этими ублюдками надо быть начеку.

Пресс-атташе сделал отмашку, и репортеры окружили его.

— Генерал Хилтч, Хью Рослер из «Дата Эксис». Не можете ли вы сказать, чем вызвана остановка в продвижении войск?

Ральф слегка улыбнулся некрасивому мужчине в клетчатой рубашке и безрукавке, задавшему вопрос. И немедленно надел на себя маску доброжелательного публичного человека.

— Послушайте, ребята, мы закрепляемся на земле, которую только что возвратили. Ведь кампания Освобождения задумана не для того, чтобы нестись вперед на бешеной скорости. Мы должны быть уверены, я хочу сказать, абсолютно уверены, что никто из одержимых не улизнет. Не забудьте, в Мортонридже все началось с единственного одержимого. Вы ведь не хотите, чтобы все повторилось?

— Генерал, Тим Берд, «Коллинз». Правда ли, что сержанты просто не могут справиться с одержимыми, которые стали оказывать настоящее сопротивление?

— Нет и еще раз нет. А если вы покажете мне человека, который это сказал, я выкажу ему свое личное презрение. Я сюда прилетел, вы приехали с побережья, — он взмахнул рукой, указывая на покрытую грязью землю. — Они пришли сюда пешком и участвовали в десятках тысяч вооруженных схваток. А на своем пути освободили от одержания почти триста тысяч людей. Станете ли вы после этого говорить, что они не могут справиться? Я этого не скажу.

— Отчего же тогда они остановились?

— Оттого, что сейчас у нас начинается новая стадия кампании. Прошу прощения за то, что заранее не предупредил вас о нашем тактическом плане, но этот маневр был неизбежным. Как вы видите, мы дошли до Кеттона, в котором находится большое количество хорошо организованных и враждебных к нам одержимых, а ведь это всего лишь один из таких пунктов на Мортонридже. Армия просто развертывается. Когда мы соберем достаточно ресурсов, сержанты возьмут город. Но пока не уверюсь в том, что операция пройдет с минимумом потерь с обеих сторон, приказа к штурму не дам. Благодарю вас, — и пошел вперед.

— Генерал, Элизабет Митчелл, «Тайм Уорнер». Последний вопрос, пожалуйста, — голос ее был властным и настойчивым. Не ответить было нельзя. — Можете ли вы прокомментировать потери в долине?

Одно лишь звучание голоса сразу его насторожило: наверняка задаст вопрос, на который он предпочел бы не ответить.

— Да, могу. Такое быстрое продвижение по долине Катмос явилось тактической ошибкой, и очень серьезной. Я несу за нее полную ответственность. Хотя мы и знали, что у одержимых есть охотничье оружие, мы совсем не предполагали, что у них, к тому же, имеется и артиллерия. Мортиры, пожалуй, самый опасный вид артиллерийских орудий, причем особо эффективный в определенных ситуациях. В такой, как наша. Теперь мы знаем, на что способны одержимые, и в будущем такого не повторится. Каждый раз, когда они используют против нас новое оружие или новую тактику, мы анализируем это и делаем выводы. Теперь они мало что могут изобрести, — он опять пошел, в этот раз более решительно. Быстро передал по нейросети распоряжение пресс-атташе, и вопросов больше не выкрикивали.

— Прошу прощения, — сказал полковник Лонгхерст.

— Ничего страшного, — успокоил его Ральф.

— Вам не следует попадать в такие ситуации, — сказал раздраженно Каталь, когда они подошли к лагерю. — Это недостойно. В конце концов вы могли бы устроить настоящую пресс-конференцию и заранее запретить некоторые вопросы.

— Пропаганда, Каталь, имеет не меньшее значение, чем физическая война, — заявил Ральф. — Кроме того, вы до сих пор рассуждаете, как офицер разведки: ни с кем не говорить и ничего не сказать. Народ хочет знать, как идет кампания. И мы должны ему о ней рассказать.

— К лагерю все еще подходили конвои с различным снаряжением, — рассказывал им полковник Лонгхерст. — Инженерные войска без труда устанавливали силиконовые палатки: эта часть территории была на несколько метров выше покрытого грязью дна долины. Были, однако, проблемы у логистиков, снабжавших войска.

— Грузовики добираются сюда с побережья пятнадцать часов, — сказал он. — Инженерам пришлось прокладывать дорогу. Но даже и сейчас есть участки, где путь отмечают маркеры, установленные в грязи.

— С грязью я ничего поделать не могу, — развел руками Ральф. — Поверьте, мы старались. Применяли закрепляющие химические средства, пекли ее лазерами, но при таких масштабах, сами понимаете…

— В первую очередь нам необходима воздушная поддержка. Вот вы сюда прилетели.

— Это был первый полет вглубь территории, — вмешалась в разговор Янне Палмер. — На ваше летное поле сверхзвуковику не сесть. Так что грузовые самолеты приземлиться не смогут.

— Наверху полно чистой поверхности. А мы построили бы к ней дорогу.

— Возможно, я распоряжусь, — сказал Ральф. — Нам и в самом деле необходимо каким-то образом доставить сюда сержантов для предстоящего штурма города.

— Хорошо бы, — сказала полковник. — Здесь все складывается несколько иначе, чем планирует AI.

— И это одна из причин, отчего я здесь. Мне нужно своими глазами увидеть, как вы тут справляетесь.

— Сейчас более-менее. В первый день был настоящий бедлам. Хорошо бы все-таки иметь самолеты для эвакуации раненых и спасенных от одержания. Дорога до побережья им будет не на пользу.

Они подошли к овальному павильону, в котором управлялась Елена Дункан со своей командой. Огромная наемница поприветствовала Ральфа, щелкнув когтями.

— На церемонии нет времени, генерал, — сказала она. — Сейчас мы очень заняты. Идите, смотрите, что хотите, только не отвлекайте моих людей, пожалуйста. Им сейчас не до вас.

Все десять ячеек ноль-тау, размещавшиеся в центре зала, были сейчас в работе. Большие машины с подведенными к ним толстыми кабелями и мозаикой непонятных элементов выглядели здесь весьма странно. «Они словно из другого века», — подумал Ральф. В другой части зала стояли койки сержантов. Полевой госпиталь… примитивность его ужаснула генерала. Еленины наемники раздавали темным биотехническим созданиям большие пластиковые бутыли и рулоны бумажных полотенец. В воздухе стоял сильный химический запах. Ральф никак не мог понять, чем именно пахло. Он будил у него смутные воспоминания, но ни его нейросеть, ни дидактическая память не могли ему подсказать, что это такое.

Ральф подошел к первому сержанту. Он спокойно пил из полиэтиленовой бутыли питательный сироп, похожий на жидкий мед.

— Вы попали под обстрел?

— Нет, генерал, — ответил Сайнон. — Меня не было в долине Катмос, когда произошел этот инцидент. Похоже, я счастливчик. Я принял участие в шести атаках, в которых удалось захватить одержимых, и в результате меня лишь слегка ранило. Одна неприятность: пришлось пройти пешком весь этот путь от берега.

— Так что все-таки случилось?

— Обезвоживание, генерал. Избежать его, к сожалению, невозможно. Как я уже сказал, у меня были легкие ранения, в результате которых мой экзоскелет в нескольких местах слегка треснул. Сами по себе трещины не опасные. Такие, знаете, не толще волоса, но в них поселились разные споры местных грибков, — он показал на ноги.

Ральф увидел длинные, цвета свинца пятна, опоясавшие нижние конечности сержанта. Они слегка пушились, словно тонкий бархат. Когда он посмотрел на ряд коек, то заметил, что у некоторых сержантов пушок этот выглядел уже как толстый ковровый ворс.

— О Господи. А это…

— Больно? — догадался Сайнон. — О нет. Пожалуйста, не беспокойтесь, генерал. Боли я не чувствую. Присутствие грибка, конечно же, ощущаю. Он неприятно щекочет. Но главная проблема — это то, что он оказывает влияние на кровь. Если его не уничтожить, в кровь попадет много токсинов, и мои органы не смогут их отфильтровать.

— А есть способ от него избавиться?

— Как ни странно, да. Надо втирать спирт, а потом мазать йодом. Это помогает. Само собой, пребывание в этих условиях может вызвать рецидив.

— Йод, — сказал Ральф. — То-то мне показался знакомым этот запах. На Лалонде некоторые клиники его использовали, — душа у него ныла. Он вряд ли мог разыгрывать здесь роль старшего офицера, утешающего молодого солдата. Если в Сайнона заложили эденистскую программу, то ему, должно быть, было, по меньшей мере, сто пятьдесят лет, когда он умер. Старше его дедушки.

— А, Лалонд. Я там ни разу не был. Раньше я был членом экипажа космоястреба.

— Вам повезло, мне пришлось служить там многие годы.

Раздался чей-то вопль, жалобный, хватающий за сердце крик. Ральф поднял глаза и увидел, как двое наемников вынимают из ноль-тау мужчину. На нем была порванная серая одежда, почти неотличимая от складок бледной, покрытой венами плоти. Казалось, кожа сползала с него, как чулок.

— А, ч-черт, — воскликнула Елена Дункан. — Извините, генерал. Похоже, еще один анорексичный, — она поспешила на помощь коллегам. — Вколите ему быстро протеин.

Изо рта освобожденного от одержания человека вытекала на пол тонкая струйка зеленоватой жидкости, которая его почти душила.

— Пойдем, — сказал Ральф. — Мы здесь только мешаем, — и повел своих помощников из зала. Ему было стыдно, оттого что единственное, чем он мог помочь, — это бежать отсюда.

Стефани вышла на узкий балкон и уселась в шезлонг рядом с Мойо. Отсюда она могла видеть всю Хай-стрит. По улице маршировали солдаты Эклунд. В городе не было ни следа грязи, город выглядел достойно. Даже высокие деревья как на улицах, так и в центральном парке выглядели совершенно здоровыми. Листья их так и блестели.

Группу Стефани поселили в очаровательном доме псевдогеоргианского стиля. На оранжевом кирпиче стен красиво выделялись белые наличники окон. Чугунную решетку балкона обвили ветви голубой и белой глицинии. На этой улице и другие дома были не хуже. В доме, кроме них, находились двое военнослужащих. Не то чтобы домашний арест, однако их предупредили, что ходить повсюду и вмешиваться не стоит. Кохрейн возмущался.

Что делать? Скудные продуктовые запасы контролировала Эклунд со своими ультралоялистами, поэтому и законы диктовала она.

— Как же мне все здесь противно, — сказал Мойо. Он почти лежал в кресле, пил Маргариту. Четыре пустых бокала выстроились на низком столике. Таял выступивший на кромках соленый конденсат. — Все здесь ненастоящее, подделка. Ты чувствуешь атмосферу?

— Я тебя понимаю, — она смотрела в окно на мужчин и женщин, заполнивших улицу.

Войска готовились защитить город от стоявших за его стенами сержантов. Созданные воображением фортификации повесили в воздухе для всеобщего обозрения, потом, применив энергистическую силу, сделали их настоящими. На окраине, под руководством Девлина, круглосуточно работали небольшие фабрики: изготавливали оружие. Каждый человек знал, что ему делать. Всех объединяла общая цель.

— Они работоспособны, словно фашисты, — сказала она. — Все делают то, что приказано, не для себя, а для нее. Когда сержанты войдут в город, здесь будут страшные разрушения. Все это так бессмысленно.

Пошарив, он дотронулся до ее руки и крепко сжал ее.

— Это человеческая натура, дорогая. Они боятся. Единственная для них альтернатива — сражение, обреченное на неудачу. Им это не нужно. Нам это не нужно.

— Но ведь они оказались в таком положении только из-за нее. И воевать мы не собирались. Я не собиралась.

Он сделал большой глоток.

— А, не думай об этом. Еще двадцать четыре часа, и все это будет не важно.

Стефани вырвала из его руки маргариту и поставила на стол.

— Хватит. Мы здесь уже отдохнули. Пора идти.

— Ха! Похоже, ты пьянее меня. Мы окружены. Я знаю это, хоть я и слепой. Выхода нет.

— Пошли, — и, взяв его за руку, потянула из кресла. Возмущенно бормоча, Мойо позволил вывести себя в гостиную. За круглым ореховым столом Макфи и Рена играли в шахматы. Кохрейн, в облаке сигаретного дыма, растянулся на кушетке, из наушников доносилось громкое жужжание. Хиппи слушал Grateful Dead. Из спальни вышли на зов Тина с Франклином. Кохрейн восторженно захихикал, заметив, что Франклин убирает в брюки рубашку. И остановился только, когда заметил раздраженный взгляд Стефани.

— Я считаю, нам надо уходить отсюда, — объявила Стефани.

— Интересное предложение, — сказала Рена. — К несчастью, у Эклунд все козыри, не говоря уже о еде. Она нас держит впроголодь. Откуда же нам набраться сил, чтобы пускаться куда-то по этой грязи?

— Знаю. Но если мы останемся в городе, то сержанты нас наверняка захватят. Если мы переживем штурм. Обе стороны вооружились до зубов.

— А что я вам говорила? — воскликнула Тина. — Я же говорила, что нам надо было остаться в долине. А вы меня не послушали.

— В чем заключается план? — спросил Франклин.

— Пока никакого плана нет, — призналась Стефани. — Я просто хотела сменить обстановку, вот и все. Сержанты находятся сейчас в пяти милях от окраины. Так что, между нами и ними большое расстояние.

— И что же? — спросил Макфи.

— Мы могли бы этим воспользоваться. Все же это лучше, чем оставаться здесь. Возможно, нам удастся проскользнуть, когда начнется вся эта суматоха. Мы могли где-нибудь укрыться или, на худой конец, обратиться в колфранов. Во всяком случае, надо попробовать.

— Неагрессивная уклонистская политика, — задумалась Рена. — Я тебя в этом поддерживаю.

— Ничего не выйдет, — заявил Макфи. — Послушай, Стефани, мне, конечно, очень жаль, но ведь мы же все видели, как сержанты идут в атаку. Там и муха не пролетит. А ведь это было еще до обстрела из минометов. Теперь они уже все знают насчет колфранов. Если повторим этот фокус, нас первыми же и захватят.

— Нет, нет, подождите-ка, — вмешался Кохрейн. Он спустил ноги с кушетки и подошел к столу. — Наша напуганная сестренка, возможно, в чем-то права.

— Спасибо, — съязвила Стефани.

— Послушайте, ребята. Черные каски и их неопознанные объекты, похоже, оглядывают землю чуть ли не с микроскопами, верно? А если мы скооперируемся да выроем себе хорошенький уютный бункер где-нибудь в пустыне, то сможем там все это время и отсидеться, пока они не захватят город, а потом двинуться дальше.

Раздались изумленные возгласы.

— Это может сработать, — сказал Франклин. — Здорово!

— Ну, кто я, мужчина или что?

Тина усмехнулась.

— Вот именно — что.

— Каждую минуту я жду, когда у меня потребуют удостоверение личности, — сказала Рена, когда семерка двинулась по Хай-стрит.

Только на них не было камуфляжа. Люди Эклунд смотрели на них с подозрением. Несмотря на весело позванивающие колокольчики Кохрейна, отношение к ним было отнюдь не благожелательное. Перед выходом из дома Стефани хотела было заменить штатскую одежду на полевую, но передумала: к чертям! Я не собираюсь больше скрывать свою суть. Особенно после того, что пришлось пережить, я заслужила право быть собой.

На окраине дорога шла между двумя рядами зданий. Они не были такими изысканными, как в центре города, и все же это были удобные дома среднего класса. От сельской местности город отделяли глубокий ров и ограда из толстых металлических прутьев с острыми наконечниками. На дне рва булькала густая жидкость с запахом бензина. Защитное сооружение это казалось скорее символическим, своеобразным заявлением, а не физической угрозой.

Там, лениво привалившись к ограде, поджидала их Аннета Эклунд. Возле нее стояло несколько десятков военнослужащих. Стефани была уверена: огромные ружья, висевшие на их плечах, невозможно будет поднять без применения энергистической силы. Лица мужчин обросли трехдневной щетиной.

— Знаешь, мне кажется, все это deja vu (где-то я уже это видела), — сказала Аннета с деланной любезностью. — За исключением того, что в этот раз ты уже не тронешь мои душевные струны. Сейчас это больше похоже на предательство.

— Ты не правительство, — сказала Стефани. — И в верности мы тебе не клялись.

— Ошибаешься. Я представляю здесь власть. И ты мне обязана. Я спасла как твою задницу, так и всех твоих жалких неудачников. Приняла вас, защитила, кормила и поила. Следовательно, рассчитываю на вашу лояльность.

— В этом я с тобой не спорю. Но воевать мы не хотим и не будем. Перед тобой три варианта: ты можешь убить нас на месте; посадить в тюрьму, правда, в этом случае придется выделить несколько человек для охраны, вряд ли тебе это выгодно. И третий вариант — дать нам уйти.

— Ну что ж. Выходит, выбирать надо из двух вариантов. У меня каждый человек на счету. Разбрасываться ими ради таких неблагодарных свиней я не намерена.

— Ну и прекрасно. Делай свой выбор.

Аннета только головой покачала. Она была озадачена по-настоящему.

— Я никак тебя не пойму, Стефани. Ну куда, дурья голова, ты собираешься идти? Ведь они нас полностью окружили, сама знаешь. Стоит тебе пойти по этой дороге, и через час ты окажешься в ноль-тау. Из тюрьмы тебе уже никогда не выбраться.

— У нас есть шанс спрятаться от них.

— И только-то? В этом весь твой план? Стефани, даже от тебя я такой глупости не ожидала.

Стефани прижалась к Мойо, встревоженная враждебностью мыслей Аннеты.

— Какую же ты предлагаешь альтернативу?

— Мы боремся за наше право существовать. Вот чем занимаются люди уже долгое время. А если бы ты не была глупой провинциалкой, то поняла бы, что ничто не дается даром. За это надо заплатить жизнью.

— Согласна. Но ты не ответила на мой вопрос. Ты знаешь, что проиграешь. Так зачем затевать борьбу?

— Дайте я объясню, — вмешался Хой Сон.

Аннета разгневанно на него посмотрела, но тут же кивнула.

— Цель нашей акции — причинить максимальный урон врагу, — сказал Хой Сон. — Сержантов не остановить, но за ними стоят политические структуры, на которые можно воздействовать. Возможно, эту битву мы не выиграем, но в конце концов добьемся успеха. Успех придет тем скорее, чем раньше руководство Конфедерации откажется от кампаний, подобных этому абсурдному Освобождению. Победа обойдется им слишком дорого. Прошу вас отказаться от намерения покинуть нас. С вашей помощью время, которое мы проведем в потусторонье, сильно сократится. Только подумайте: сержант, которого вы уничтожите сегодня, может оказаться пресловутой последней каплей.

— Вы жили прежде чем эденизм расцвел пышным цветом? — спросил Мойо.

— Обиталище Эден появилось, когда я был еще жив. Впрочем, я не долго прожил после этого.

— Тогда должен сказать вам: все, что вы говорите, дерьмо собачье. А политическая идеология, от которой отталкиваетесь, давным-давно устарела, как и мы все. Эденизм наступает повсеместно, и это неотвратимо.

— Такая решительность может быть сломлена.

Мойо обратил на Стефани прекрасные незрячие глаза и смиренно поджал губы.

— Мы обречены. Нельзя спорить с психопатом, исповедующим безумную идеологию.

— Скажи своему бойфренду, чтобы придержал язык, — сказала Аннета.

— А то что? — засмеялся Мойо. — Ты, мамаша всех психов, сама сказала Ральфу Хилтчу, что одержимые не проигрывают. Какая разница, сколько моих тел ты уничтожишь. Я все равно вернусь. Придется тебе меня терпеть, куда ты денешься. Целую вечность тебе придется слышать мое нытье. Как тебе нравится такая перспектива, тупица?

— Хватит, — Стефани похлопала легонько его по плечу. Мойо не мог увидеть выражения лица Аннеты, но чувствовал ее темные мысли. — Нам пора идти.

Аннета отвернулась и плюнула в ров.

— Знаете, что там, внизу? Напалм. Хой Сон нам о нем рассказал, а Милн составил формулу. Здесь его тонны. И бомбы, и пусковые установки. Так что, стоит сюда явиться сержантам, хорошее получится барбекю. Именно в этом месте. Город наш подготовил им хорошенький подарок. Все улицы покроются трупами. Да мы даже тотализатор устроили, сколько мы их заберем с собой.

— Надеюсь, вы победите.

— Убеждена. Стефани, если вы сейчас уйдете, назад уже не вернетесь. И я тебе это обещаю. Если вы нас покинете, вы, такие же, как мы, то станете нашими врагами, такими же, как и неодержанные. Вы там попадете в ловушку. Они поместят вас в ноль-тау. Я же распну вас на кресте и подожгу. Так что, сама видишь, выбор не за мной, а за вами.

Стефани грустно ей улыбнулась.

— Мой выбор — я ухожу.

— Ты просто дура, — в какой-то момент Стефани показалось, что Аннета хотела поразить ее белым огнем. Видно было, что она очень старалась справиться с гневом.

— Ладно, — рявкнула она. — Убирайтесь. Немедленно.

Стефани потянула тихонько Мойо за руку, молясь в душе, чтобы Кохрейн молчал.

— Воспользуйтесь одним из прутов, — прошептала она Макфи и Рене.

Они объединили усилия. Ближайший к ним прут в ограде стал падать и перегнулся надо рвом. Опустился другим своим концом на противоположной стороне и, расплющившись, превратился в узкий мост.

Тина перешла по нему первой. Она дрожала, подавленная неприкрытой враждебностью, исходившей от Эклунд и ее окружения. Франклин помог перейти Мойо. Стефани подождала, когда по мосту пройдут остальные, и перешла сама. Когда обернулась, Аннета уже шла к городу. Хой Сон и двое других бойцов шагали следом, стараясь не слишком к ней приближаться. Остальные военнослужащие сурово смотрели в их сторону. Некоторые держали наготове оружие.

— Йо, нет проблем, — запел Кохрейн с озабоченным видом. — Вот мы и здесь. Как вчера.

Полдень. Солнце светило на них, словно различимый глазом лазер. Влажности не было и в помине. Сержанты вытянулись вдоль склонов долины. Они стояли сплошной стеной, чуть ли не плечом к плечу. Другие отряды, отделенные друг от друга промежутками, стояли позади авангарда. Это были резервы, готовые прийти на помощь.

Над Кеттоном мерцал серебристый воздух. Под ногами семерки поскрипывала сухая грязь. Они шли по слегка неровной дороге. Двигались они не слишком быстро, и дело было не в голоде, на них навалилась апатия.

— О, черт, — сказала вдруг Стефани. — Простите меня.

— За что? — удивился Макфи. В голосе его слышалась бравада, но на сердце лежала тяжесть.

Стефани остановилась и повернулась вокруг оси.

— Я была неправа. Посмотрите сами. Ведь мы снежинки, летящие в пекло.

Макфи, нахмурившись, посмотрел на плоскую, невыразительную долину. За те дни, что они провели в Кеттоне, грязь облепила все упавшие деревья и кусты. Даже большие лужи между болотами успели испариться.

— Похоже, на такой земле не спрятаться.

Стефани взглянула на большого шотландца предостерегающе.

— Ты очень мил, и я рада, что ты с нами. Но я сглупила. Нам никак не спрятаться от сержантов, а Эклунд серьезно говорила, что она нас обратно уже не пустит.

— Да, — сказал Кохрейн. — У меня сложилось такое же впечатление.

— Не понимаю, — жалобно протянула Тина. — Отчего бы нам не окопаться, как предложил Кохрейн?

— Нас могут увидеть спутники, девочка, — объяснил Макфи. — Они не знают, сколько нас здесь и что мы тут делаем. Но знают, где мы. Если мы остановимся и внезапно исчезнем, сюда придут сержанты, чтобы выяснить, в чем дело. Увидят и откопают нас.

— Мы можем разделиться, — предложил Франклин. — Если мы будем ходить туда-сюда и путать следы, тогда один или двое из нас смогут исчезнуть, так что они и не заметят этого. Это будет похоже на увеличенную в масштабе игру «в скорлупки».[22]

— Но я не хочу разделяться, — воскликнула Тина.

— Мы не станем разделяться, — успокоила ее Стефани. — Слишком многое мы пережили вместе. Встретим их со спокойным достоинством. Нам нечего стыдиться. Я считаю, что проиграли как раз они. Огромное, великолепное общество со всеми ресурсами… и что же они сделали? Обратились к насилию, вместо того чтобы найти справедливое для всех решение. Проиграли они, а не мы.

Тина всхлипнула и промокнула глаза крошечным платочком.

— Как же ты красиво говоришь.

— И это так, сестренка.

— Сержантов я встречу вместе с тобой, Стефани, — сказала Макфи. — Но, может, лучше нам сейчас свернуть с дороги. Держу пари, наши городские друзья будут простреливать ее своими мортирами.

Прежде чем дать команду к штурму, Ральф ждал, пока в долине Катмос не соберутся двадцать три тысячи сержантов. По расчетам AI, в Кеттоне находилось не менее восьми тысяч одержимых. Ральфу не хотелось отвечать за развязывание бойни. Сержантов должно быть столько, сколько нужно для успеха с минимумом потерь.

AI оттянул передовые части, как только закончилась первая атака мортир. Затем вперед вышли фланги, находившиеся над долиной. К заходу солнца Кеттон окружили, и через круг этот отдельному одержимому выйти было невозможно. В случае прорыва большой группы вступили бы пусковые лазерные установки.

Попыток пройти сквозь строй было очень мало. Неизвестно, какими дисциплинарными мерами пользовалась Эклунд, но они впечатляли. Оккупационные войска были значительно усилены, так как самолеты и грузовики подвезли свежие отряды. Медики подготовились к приему предсказанного количества новых нездоровых тел (хотя здесь явно ощущался недостаток оборудования и квалифицированного персонала). AI тщательно проанализировал, используя исторический опыт, какое оружие могли применить одержимые, и подготовил контрмеры.

«Верно старинное утверждение, — думал Ральф, — лучшая защита — это нападение». Стирать город с лица земли он, может, и не будет, но ворота эклундского святилища сотрясет, и ощутимо.

— Тряхните их, — распорядился он.

С высоты две тысячи километров к Омбею устремился космоястреб.

Ральф стоял возле здания штаба вместе с Экейшей и Янни Палмером. Взгляды их были устремлены к горловине долины Катмос. В этом месте сгустился воздух, а это означало, что там-то и находится город. Может, Ральфу лучше бы находиться в собственном офисе Передового форта, однако после посещения лагеря он осознал, каким же он там был удаленным и не слишком компетентным. Здесь у него была хотя бы иллюзия причастности.

Они вышли на обширный участок земли, находившийся над лагунами и болотами долины. Сквозь толстую корку грязи в изобилии пробивалась местная трава, пока еще не вытоптанная животными. В центре даже уцелели несколько свалившихся на землю деревьев. Нижние ветви вонзились в мягкую почву, листья слегка шевелились.

От дороги их отделяло четверть мили. Земля вокруг осевших кустов сильно сморщилась, в рытвинах образовались лужи солоноватой воды. Стефани обошла их и вошла в пеструю тень, отбрасываемую листьями. С тяжелым вздохом опустилась на землю. Остальные уселись вокруг нее, с облегчением растирая уставшие ноги.

— Удивительно, что на мину не наступили, — сказал Мойо. — Эклунд должна была эту дорогу заминировать. Больно уж она соблазнительная.

— Эй, ребята, да хватит вам о ней говорить, — сказал Кохрейн. — Мне как-то не улыбается тратить последние часы жизни на разговоры об этой ведьме.

Рена привалилась к стволу дерева, закрыла глаза и улыбнулась.

— Кажется, впервые мы пришли к общему согласию.

— Интересно, будет ли у нас возможность пообщаться с репортерами, — сказал Макфи. — Наверняка они здесь, следят за атакой.

— Странное у тебя последнее желание, — удивилась Рена. — Есть на то причина?

— У меня семья в Оркнее. Трое детей. Я бы хотел… не знаю. Передать им, что ли, что у меня все нормально. Чего бы мне действительно хотелось — это повидать их.

— Хорошая мысль, — одобрил Франклин. — Возможно, сержанты и позволят тебе передать им привет, если мы войдем к ним в доверие.

— А чего бы хотел ты? — спросила Стефани.

— У меня традиционное желание, — признался Франклин. — Пообедать. Я всегда любил поесть, особенно что-нибудь новенькое, но денег на это у меня было негусто. А так в жизни я сделал почти все, чего хотел. Я бы хотел перед смертью отведать самых лучших деликатесов, которые только может предложить Вселенная. И чтобы приготовили их лучшие повара Конфедерации, а запить их Норфолкскими слезами.

— У меня простое желание, — сказал Кохрейн. — Хотя и не очевидное. Я хотел бы снова пережить Вудсток. Только в этот раз хотел бы послушать больше музыки. Часов пять. Понимаете?

— А я бы хотела очутиться на сцене, — вздохнула Тина. — В классической роли. И чтобы было мне чуть больше двадцати, а от красоты моей падали бы в обморок поэты. И чтобы премьера, в которой я появилась, стала событием года, а люди передрались, доставая на нее билеты.

— Я хотела бы погулять по Елисейским Полям, — сказала Рена. Она недоверчиво покосилась на Кохрейна, но он вежливо слушал. — Они были на краю города, в котором я жила, и там росли дивные цветы. У них были такие лепестки… тронешь один, и он тут же поменяет цвет. А когда дул легкий ветерок и раскачивал ветви деревьев, казалось, ты стоишь в калейдоскопе. Я целыми часами ходила там по тропинкам. А потом пришли строители, срубили деревья и расчистили площадку под фабрику. Я боролась, как могла, сколько петиций организовала, обращалась и к мэру, и к местному сенатору. Им было наплевать и на красоту, и на людей, которые так любили это место. Деньги и промышленность побеждают везде.

— Что до меня, — сказал Мойо, — то я просто попрошу прощения у своих родителей. Моя жизнь прошла впустую.

— Дети, — сказала Стефани. И посмотрела понимающе на Макфи. — Я снова хочу увидеть своих детей.

И все замолчали, погрузившись в мечты, которым не суждено было осуществиться.

Небо вдруг посветлело. Все, кроме Мойо, посмотрели вверх, и он почувствовал волнение товарищей. К земле летели десять кинетических снарядов, оставляя за собой ослепительные хвосты плазмы. И образовали постепенно расширяющийся конус. За первым залпом последовал второй. На глазах Стефани автоматически материализовались темные очки.

— О, черт, — простонал Макфи. — Опять эти кинетические снаряды.

— Они ложатся вокруг Кеттона.

— Странно, — удивился Франклин. — Отчего бы не сжечь всех разом?

— Какое это имеет значение? — отмахнулась Репа. — Скорее всего, это сигнал к атаке.

Макфи недоверчиво следил за полетом снарядов. Первый залп еще расширялся, а раскаленный воздух вокруг передней, заостренной части конуса приобретал все больший накал.

— Думаю, нам лучше лечь, — сказала Стефани. Она перевернулась и создала вокруг себя защитный воздушный шатер. Остальные последовали ее примеру.

Снаряды против Кеттона отличались от тех, что в начале кампании падали на коммуникационную сеть Мортонриджа. В этот раз они были значительно тяжелее и длиннее, благодаря чему создавалась инерция. Сквозь сырую, мягкую почву они проходили свободно. Когда же достигали твердого основания, кинетическая энергия достигала полного разрушительного потенциала. Земля, словно при извержении вулкана, взлетала к небу. Однако ударные волны, расходившиеся по сторонам, были страшнее всего. Второй залп образовал кольцо вокруг первого с тем же разрушительным эффектом.

Двадцать ударных волн расходились, словно рябь на пруду, но рисунок этот был необычный, что и являлось целью бомбардировки. Сталкивались колоссальные потоки энергии и, сливаясь, достигала подъемов и спадов, словно бурное море. С наружной стороны кругов возникали новые ударные волны и прокатывались по дну долины, постепенно затихая. Внутри кругов ударные волны сливались в одну, и волна эта катилась к Кеттону, наращивая разрушительную мощь.

Аннета Эклунд с войсками, стоявшими по периметру города, остолбенев, смотрела, как новорожденный холм, грохоча, обступает их со всех сторон. Дороги, отходившие от окраин, рассыпались в прах. Булыжники летели по воздуху длинными ленивыми дугами. На горных хребтах буйно пенилась грязь, а болота и лужи, низвергаясь по склонам, уносили с собой стада напуганных колфранов и феррангов.

Почвенное цунами становилось все выше. Добравшись до окраины Кеттона, оно потащило здания по обваливавшимся склонам. Оборонительные траншеи либо смыкались, либо распахивались, а напалм, вспыхивая, обращался в потоки, подобные раскаленной лаве. Одержимые, напрягая до предела энергистическую силу, старались укрепить свои тела, а обезумевшая земля подбрасывала их, как на трамплине, и вращала, словно перекати-поле. Дома, оставшиеся без защиты, превратились в кучи мусора. Кирпичи, осколки стекла, машины — все летело по воздуху.

Землетрясение стремительно приближалось к центру города. Очаровательная маленькая церковь, оторвавшись от земли на пятьдесят метров, взлетела в воздух коническим гейзером. Из башенки вырвался земляной вихрь.

Элегантное строение на долю секунды зависло над окружавшим его катаклизмом, прежде чем гравитация и благоразумие не вернули его на землю. Разбившись, словно корабль о рифы, здание исторгло скамьи и книги псалмов, потом совершило кульбит, и его кирпичные стены рассыпались в порошок. Как ни странно, церковный шпиль какое-то время оставался нетронутым. Колокол звонил, как сумасшедший. Затем шпиль развернулся на сто восемьдесят градусов и, свалившись, образовал кратер, отметив тем самым эпицентр землетрясения. Лишь после этого каркас его лопнул и развалился, а на земле осталась лишь груда металла и углебетона.

Из центра поражения пошли вторичные колебания, более слабые, однако и их хватило для довершения разрушений. Сверхзвуковая волна, сопровождавшая землетрясение, вернувшись, отразилась от склонов долины. Через девяносто секунд Кеттон исчез с карты Мортонриджа. В качестве воспоминания осталось пятно предательски подвижной земли шириною в две мили. Кое-где торчали из обгорелой земли стропила, комья бетона и остатки мебели, густо вымазанные глиной. Ручейки выпускавшего черный дым напалма проделали в почве глубокие борозды. Густая пыль заслонила солнце.

Аннета, опираясь на локти, старалась выбраться из засасывавшей ее грязи. Медленно поворачивая голову, оглядывала остатки своей гордой маленькой империи. Энергистическая сила защитила ее от перелома костей и ранений, хотя она знала, что синяки будут по всему телу. Смутно припомнила, как ее подбросило в воздух на десять метров и медленно перевернуло. Возле нее такой же переворот совершило одноэтажное кафе, приземлившееся на плоскую крышу. Кабели и пластмассовые водопроводные трубы, свисая, раскачивались, словно бычьи хвосты.

Оглушенная, она, как ни странно, восхитилась землетрясением: в нем была прекрасная точность. Оно разрушило город и в то же время оставило одержимым возможность защитить себя от его последствий. Ральф все рассчитал. Самосохранение — самый сильный человеческий инстинкт. Дома же и фортификации Кеттона были обречены и погибли.

Она истерически рассмеялась и закашлялась от набившейся в рот отвратительной пыли.

— Ральф? Я как-то сказала тебе, Ральф, что сначала тебе нужно уничтожить деревню. Зачем же ты понял все так буквально, дерьмо ты этакое! — защищать теперь было нечего. Не осталось ни символа, ни знамени. Вокруг чего теперь сплачивать армию? Сержанты наступали. Остановить их было некому.

Аннета, хлопнувшись на спину, старалась удалить грязь из глаз и изо рта. Отдувалась: в воздухе не хватало кислорода. Никогда еще она не была так напугана. Ее чувства разделяли все одержимые в разрушенном городе. Их тысячи, а чувство одно на всех.

Деревья подскочили и закружились в танце. Грязь, облепившая стволы, выпустила их, громко чавкнув, и они совершили несколько воздушных пируэтов, пока земля не успокоилась. Зрелище, надо думать, захватывающее, если смотришь на него со стороны.

Стефани кричала от страха, убегая от крутившихся над головой толстых сучьев и увертываясь от более тонких ветвей. Несколько раз ее ударило. Словно сверху обрушилась огромная дубина. Благодаря энергистической силе клетки тела ее не разошлись, а саму ее не разорвало напополам.

А вот Тине не повезло. Когда земля начала успокаиваться, прямо на нее свалилось дерево и вбило в трясину. Из земли торчали лишь голова и рука. Когда друзья окружили ее, она тихо плакала.

— Я ничего не чувствую, — шептала она. — Не чувствую саму себя.

— Надо растворить дерево, — быстро сказал Макфи и показал: — отсюда и до этого места. Давайте сосредоточимся.

Они соединили руки и представили, что красный ствол разламывается, а твердая темная древесина течет, как вода. Большой кусок дерева превратился в жидкость. Франклин и Макфи поспешно вытянули Тину из грязи. Бедра и голени ее сильно пострадали. Из глубоких ран текла кровь, кости торчали наружу.

Она посмотрела на свои раны и завопила от ужаса.

— Я умру! Снова окажусь в потусторонье.

— Глупости, детка, — сказал Кохрейн. Присев рядом, он повел рукой над раной на животе. Порванная кожа тут же чистенько запечаталась. — Видишь? Брось ныть.

— У меня слишком много ранений.

— Давайте, ребята, — Кохрейн посмотрел на остальных. — Вместе все исправим. Пусть каждый займется одной раной.

Стефани кивнула и уселась рядом.

— Все будет хорошо, — пообещала она Тине. Женщина успела потерять много крови.

Окружив Тину, подвели под нее руки. В этот самый момент, когда они, словно в молитве, склонились возле раненой женщины, и нашел их отряд Сайнона. Тина улыбалась товарищам, бледная рука ее сжимала пальцы Стефани.

Сайнон и Чома крадучись вышли из-за поваленных деревьев и направили автоматы на группу.

— Всем лечь на землю, завести руки за голову, — приказал Сайнон. — Не вздумайте двигаться или применять энергистическую силу.

Стефани повернулась и посмотрела на него.

— Тина ранена. Она не может двигаться.

— Хорошо, но при одном условии: не пытайтесь сопротивляться. Остальные, ложитесь на землю.

Медленно отодвинувшись от Тины, они легли в жидкую глину.

— Идите, — сказал Сайнон остальным сержантам. — Они не оказывают сопротивления.

Из-за бурелома бесшумно появились тридцать сержантов. Автоматы они нацелили на лежащие на земле фигуры.

— Ну а теперь покиньте захваченные вами тела, — сказал Сайнон.

— Мы не можем, — сказала Стефани. Она ощущала страх и горе друзей и разделяла с ними эти чувства. Голос ее задрожал. — Ведь вы сейчас и сами это знаете, так зачем нас просить об этом?

— Замечательно, — Сайнон взялся за палку с ошейником.

— Не надо применять к нам эти штуки, — попросила Стефани. — Мы пойдем спокойно.

— Извините, таковы правила.

— Послушайте, я — Стефани Эш, та самая, что вывезла детей. Это что-то да значит. Свяжитесь с лейтенантом Анвером из королевского флота. Он подтвердит мои слова.

Помедлив, Сайнон обратился к процессору, запросил память Передового форта. Изображение, возникшее на дисплее, совпадало с обликом женщины, да и мужчина в пестрой одежде, с массой волос, был, без сомнения, тот же.

— Нельзя доверять внешнему сходству, — сказал Чома. — Они могут придать себе любой облик.

— Если они не будут оказывать сопротивления, ни к чему применять силу. Они пока ведут себя мирно. К тому же они не могут убежать.

— Ты слишком доверчив.

— Вставайте по одному по нашей команде, — сказал им Сайнон. — Мы эскортируем вас к полевому лагерю. Там вас поместят в ноль-тау. Всю дорогу наготове будут три автомата. При сопротивлении применим ошейники. Они нейтрализуют энергистическую силу. Понятно?

— Да, — сказала Стефани. — Благодарю вас.

— Очень хорошо. Вы первая.

Стефани осторожно поднялась на ноги, стараясь не делать быстрых движений. Чома взмахнул дулом автомата, указывая на узкую тропинку между поваленными деревьями.

— Идите, — она пошла. Сайнон отдал команду Франклину.

— Тине понадобятся носилки, — сказала Стефани. — И кто-то должен сопровождать Мойо. Он повредил глаза.

— Не беспокойтесь, — резко оборвал ее Чома. — Будьте уверены, до лагеря дойдут все.

Они вышли на свободное пространство. Стефани посмотрела на место, где только что был Кеттон. Плотная темная пыль поднималась над уничтоженным городом.

Кое-где горели небольшие огни, чуть светились их оранжевые короны. Наверху загорелись двадцать тонких алых полосок, соединились с облаком. И пробежали юркие молнии.

— Черт возьми, — пробормотала она.

По дну долины тысячи сержантов шли к молчаливым темным руинам. Укрывшиеся в них одержимые знали, что они идут. Животный страх выплескивался из облака пыли, словно адреналин. У Стефани сильно забилось сердце. По ногам и груди побежали мурашки. Она споткнулась.

Чома подтолкнул ее сзади автоматом.

— Идите.

— Вы разве не чувствуете? Они боятся.

— Ну и хорошо.

— Да нет, они по-настоящему напуганы. Смотрите.

Из пыльного занавеса вырывались вспышки яркого света. Сначала они дрожали, а потом выровнялись, успокоились. В небе снова появилось защитное облако.

— Неужели вы так глупы, что беретесь за старое? — сказал Чома. — Генерал Хилтч не даст вам спрятаться.

Словно подтверждая его слова, электронный луч прошил небо. Бело-голубой столб, шириною метров двести, пробил крышу пылевого облака. Раздался страшный грохот, молнии, ударив по кипящей поверхности, вонзились в грязь. На этот раз одержимые оказали сопротивление. Десять тысяч умов на площади в две квадратных мили соединились в едином желании — освободиться.

Разряды лазерных лучей потихоньку были укрощены. На земле разгорался алый свет. Страх одержимых сменился восторгом, а потом и решимостью. Стефани смотрела на шумное зрелище, открыв от удивления рот. Гордость переполняла ее: вернулось их прежнее единство, а вместе с ним и ощущение общей цели. Освободиться. Уйти.

Красный свет в облаке сгустился и стал освещать дно долины. Яркая волна света залила грязь и трясину.

— Бегите, — сказала Стефани обомлевшим сержантам. — Убегайте. Пожалуйста. Идите! — и обхватила себя руками, когда красный свет приблизился к ней. Это было не физическое ощущение, а скорее психосоматическое. Тело ее и землю, и воздух, и тела друзей, и огромные фигуры сержантов залило красным светом.

— Ладно! — заорал Кохрейн. И ударил по воздуху кулаком. — Поехали с нами, придурки.

Земля задрожала. Все упали на колени. Сайнон, не выпуская из рук автомат, старался держать его на уровне груди ближайшего к себе пленника, но тут затрясло еще сильнее, и он распластался на земле. Подключив сродственную связь, сержанты с решительностью, не уступавшей силе, с которой прижались к земле, сцепились ментально друг с другом.

— Что происходит? — заорал он.

— Похоже, мы уходим отсюда, приятель, — закричал Кохрейн. — Вы успели на последний автобус из этой галактики.

Ральф смотрел на красный свет, выплывший из пылевого облака. Изображения давали ему полную картину, на все триста шестьдесят градусов. Он знал, как выглядит картина с воздуха и с земли. Сообщения поступали к нему и визуальные, и словесные… с сенсоров платформ, от войск, собравшихся в долине Катмос.

— О Господи, — вздохнул он. Дело дрянь. Он знал это.

— Отчего не ударить, как следует, с платформ? — спросил адмирал Фарквар.

— Не знаю. Похоже, оно больше не растет.

— Слушаюсь. Форма круглая, двадцать километров в диаметре. И там две трети наших сержантов.

— Они пока живы? — спросил Ральф у Экейши.

— Да, генерал. Электроника испортилась полностью, но они живы, и родственная связь не пострадала.

— Тогда что… — земля вдруг ушла из-под ног. Он упал, сильно ударившись боком. Силиконовые палатки лагеря закачались. Люди вокруг него либо упали на колени, либо растянулись в полный рост.

— Черт! — воскликнула Экейша.

Дно долины вздыбилось, граница его совпадала с красным светом. Поднялись огромные вихри грязи и камней. Красный свет, сделавшись ярче, опустился вместе с ними.

Ральф не верил своим глазам, хотя он и знал: то, что он видит сейчас, происходило с целыми планетами.

— Не может быть, — закричал он.

— Тем не менее это так, генерал, — сказала Экейша. — Они уходят.

Земля все поднималась. Быстро и уверенно она оторвалась от полуострова на двести метров. Глазам больно было на нее смотреть: красный свет отбрасывал длинные тени на долину. Вот уже и триста метров… нейросеть Ральфа пришла в негодность. Вокруг стала подниматься трава, стряхнув грязь, она превратила территорию лагеря в зеленую лужайку. Упавшие деревья с треском выпрямили стволы, словно старик, с хрустом разогнувший спину.

Затем живой красный свет стал слабеть. Ральф, прищурившись, смотрел на него и видел, как земля быстро удаляется от него. Высота ее составляла метров пятьсот, и уходила она с величавой торжественностью айсберга. Хотя, если быть точным, она не двигалась, а сжималась, красный свет окутывал вырванный из Мортонриджа остров и уносил его в другую галактику. Он имел форму конуса, плоское основание которого находилось сверху. Именно так одержимые и выдернули его из планеты, словно корнеплод из грядки.

Наверху сильно заревел воздух, пространство поглощало остров. Свечение пропало, все вокруг стало белым, подробности исчезли, сам же остров превратился в крошечную звезду. Мигнув напоследок, она исчезла. Нейросеть Ральфа заработала как ни в чем не бывало.

— Отмените две следующие атаки, — подал он распоряжение на AI. — И остановите передовые части. Немедленно.

Он осторожно поднялся на ноги. Позеленевшая было трава на глазах завяла, и сухие коричневые хлопья подхватил взревевший ветер. Сенсоры продемонстрировали ему во всей красе образовавшийся в долине кратер. Бока его начали уже оседать и падать вниз. Дна они достигали не скоро. Там, внизу, пульсировал оранжевый свет, подчиняясь непонятному ритму. Он нахмурился, не в силах понять, что все это значило.

И вдруг это место вздыбилось, и взлетел фонтан раскаленной лавы.

— Отведите всех в сторону, — в отчаянии закричал он Экейше. — Уберите от кратера как можно дальше.

— Они уже отходят, — сказала она.

— А как остальные? Те, что на острове? Может ваша родственная связь достать их?

Грустный взгляд сказал ему все без слов.

Стефани и ее друзья смотрели на сержантов. Их взгляд был таким же растерянным. Земля перестала шататься под нею через несколько минут, которые показались ей часами. Стефани взглянула наверх: на ярко-синем небе не было ни звездочки. Непонятно откуда лился белый свет, но он ей был приятен. Она перевела взгляд туда, где была раньше другая сторона долины. Чистое небо подходило к самой земле, и ей стали понятны размеры их острова. Крошечная Земля, окаймленная холмами, плывущая в космосе.

— О нет! — пробормотала она в отчаянии. — Мы что-то напортили.

— Мы свободны? — спросил Мойо.

— В настоящий момент — да, — она стала описывать ему их новый дом.

Сайнон и другие сержанты общались друг с другом с помощью родственной связи. На острове их было более двенадцати тысяч. Оружие их работало, а электроника и медицинские нанопакеты — нет. (Несколько человек у них пострадали при землетрясении.) Родственная связь не нарушилась, к тому же появились новые возможности, позволившие им почувствовать сознание одержимых. Появилась энергистическая сила. Сайнон вынул из грязи камень и сжал в ладони. Он приобрел прозрачность и засверкал. Правда, зачем ему здесь килограмм бриллианта?

— Ну что, придурки, все еще хотите сражаться? — спросил Кохрейн.

— Похоже, в этой обстановке первоначальная наша задача несостоятельна, — сказал Сайнон своим товарищам. И повесил автомат на плечо. — Очень хорошо. Что ты предлагаешь? — спросил он хиппи.

— Вау, старик, я тут ни при чем. У нас здесь Стефани главная.

— Это не так. К тому же я понятия не имею, что произойдет в следующий момент.

— Тогда зачем же вы взяли нас с собой? — спросил Чома.

— Здесь вам не Мортонридж, — вмешался Мойо. — А Стефани сказала же вам: мы боялись.

— И вот вам результат, — позлорадствовала Рена. — Полюбуйтесь на последствия вашей агрессии.

— Необходимо перегруппироваться и объединить физические ресурсы, — сказал Чома. — Быть может, наших энергистических сил хватит для возвращения в галактику.

Сознание их образовало мини-Согласие. Сержанты согласились с предложением.

— Мы хотим объединиться с нашими товарищами, — объяснил Сайнон Стефани. — Просим и вас примкнуть к нам. Думаю, ваши взгляды на ситуацию окажутся полезными.

Стефани невольно представилась Эклунд, какой она запомнила ее в последний раз. Она запретила им появляться в Кеттоне. Но Кеттон прекратил свое существование. Теперь-то их не выгонят? Правда, в этом она была отнюдь не уверена. Единственная альтернатива — остаться самостоятельными. Без еды.

— Спасибо, — сказала она.

— Постойте, постойте, — изумился Кохрейн. — Уж не шутите ли вы, ребята? Конец света от нас в полумиле. Разве вам не интересно взглянуть, что там такое?

Сайнон глянул на неровную кромку острова.

— Хорошее предложение.

Кохрейн широко улыбнулся.

— Да вы, хиппари, привыкнете к ним, если будете иметь дело со мной.

На краю острова дул сильный ветер. И дул он снаружи, что обеспокоило сержантов. Длинные ручейки грязи медленно скользили к краю и, переваливаясь через кромку, катились вниз по склону скалы, словно воск с горящей свечи. Больше ничего не было видно. В голубом пространстве Вселенной не было ни макро-, ни микрообъекта. Тут-то и пришло ко всем осознание, что остались они с космосом один на один.

К кромке подошел только Кохрейн. Осторожно заглянул вниз, в бесконечность. Раскинул руки, отвел назад голову. Волосы летели по ветру.

— А-а-а-а-а! — топая ногами, он кричал в восторге: — Я на чертовом летающем острове. Представляете? Мамочка, здесь драконы! И они все ПРИДУРКИ.

Глава 11

Спутанные клочья черного тумана расступались перед Валиском по неизвестной причине, пропуская его вперед. Ни один из них даже не прикоснулся к полипу. Личности обиталища никак не удавалось определить природу движения. Да и как узнать, если не было ни одной достоверной детали, за которую можно было бы уцепиться. Они не знали даже, движутся ли они в пространстве или это темнота скользила мимо них. Сама структура окружавшего их нового пространства была им неведома. Хотя бы материальна ли эта черная туманность? Одно они знали наверняка: за оболочкой обиталища был полный вакуум.

Потомки Рубры приложили немалые усилия для модификации многофункциональных транспортных средств (МТБ) в автоматические сенсорные зонды. С помощью химических ракет в космос вывели уже пять таких щупов. С топливом проблем не было. А вот об электронных компонентах сказать этого было никак нельзя. Без защиты обиталища могли функционировать лишь главные системы, да и те разрушались при значительном от него удалении. Электросети выходили из строя уже на расстоянии в сто километров. Объем информации дошел почти до нуля, что, впрочем, само по себе служило информацией. Пространство существенно гасило электромагнитную радиацию, по-видимому, этим и объяснялся цвет туманности. Физики предполагали, что эффект этот оказывает влияние на движение электронов, а это в свою очередь объясняло возникновение электрических и биохимических проблем.

Зондам черная туманность не поддавалась: пробы они взять не могли. Радар тоже оказался совершенно беспомощным. Прошло десять дней. Эксперименты и наблюдения окончились безрезультатно: точных данных не было, а без этого они не могли хотя бы теоретически представить себе, как вернуться домой.

В самом обиталище жизнь приобретала некоторый порядок. Приятного, впрочем, было мало. Всем спасенным от одержания требовалась медицинская помощь. Тяжелее всех приходилось старикам: одержатели нещадно издевались над их телами, стараясь придать им молодой облик. Страдали те, кто отличался излишней полнотой, или худые, или маленькие, или те, чья кожа или волосы отличались цветом от кожи и волос одержателя. Черты лица изменили всем без исключения. Это для одержателей было естественно, как дыхание.

Валиску не хватало медицинских нанопакетов для лечения населения. Да и те, что были, отличались очень слабой эффективностью. Медики, умевшие запрограммировать их, страдали психологической слабостью не меньше, чем их пациенты. Так что потомки Рубры крутились как белки в колесе, стараясь обеспечить обиталище энергией и оказывая помощь больным.

Первоначальный оптимизм, вызванный возвращением света, сменялся угрюмым осознанием собственной беспомощности. Начался исход. Они пошли к пещерам северной оконечности обиталища. Длинные вереницы людей потянулись по дорожкам парков, окружавших звездоскребы, далее путь их шел по пустыне. Во многих случаях на эти двадцать километров уходило несколько дней. Они искали гавани, где медицинские нанопакеты работали бы нормально, поддерживался бы порядок. Они хотели приличной еды и не хотели шмыгающих повсюду призраков. И в окружавших звездоскребы свалках им было не сыскать этого Грааля.

— Не понимаю, какого дьявола они от меня хотят, — пожаловалась личность обиталища Дариату (и другим потомкам), когда в путь вышли первые группы людей. — В пещерах еды совсем мало.

— Тогда тебе нужно придумать, чем удержать их на месте, — откликнулся Дариат. — Потому что рассуждают они здраво. Звездоскребы их больше поддержать не могут.

Энергия в башнях подавалась от случая к случаю с того самого момента, как они оказались в темном пространстве. Лифты не работали. Органы секреции, отвечавшие за еду, вырабатывали несъедобную слизь. Органы пищеварения не справлялись со своей функцией и не удаляли шлаки. Трубки, подававшие воздух, шипели и плевались.

— Если уж звездоскребы не могут их поддерживать, так уж пещеры точно не смогут, — ответила личность.

— Глупости. Половина твоих деревьев — плодовые.

— Не половина, а четверть. К тому же все фруктовые сады находятся в южной оконечности.

— Тогда организуй бригады. Пусть собирают фрукты, да проверь, что там у тебя осталось в кладовых звездоскребов. Уж это-то ты должен сделать. Ты же ведь правительство, или забыл? Они сделают все, что ты им прикажешь. Они всегда тебя слушались. Они будут даже рады, если ты возьмешь бразды правления в свои руки.

— Хорошо, хорошо, незачем читать мне лекции по психологии.

Восстановился своего рода порядок. Пещеры напоминали теперь помесь лагерей кочевников с палатами полевых госпиталей. Люди плюхались на землю и ждали, когда им скажут, что делать. Личность приняла на себя прежние обязанности и отдавала приказы. Онкологическим больным и людям, ослабленным анорексией, уделялось первостепенное внимание. Медицинские нанопакеты, как и фьюзеогенераторы, и лабораторное оборудование, работали лучше всего в глубоких пещерах. Были организованы бригады из самых здоровых. Им поручили обеспечение продуктами. Несколько групп работали в звездоскребах: добывали там оборудование, одежду, одеяла, все, без чего нельзя обойтись. Занялись транспортом.

Призраки преданно следовали за старыми хозяевами. В сумеречные часы бродили по пустыне, днем укрывались во впадинах и расщелинах северной оконечности обиталища. Неприкрытая враждебность не давала им возможности войти в пещеры.

К Дариату относились не лучше. Для людей все призраки были на одно лицо, что было даже к лучшему. Если бы они обнаружили, что он виновен в их сегодняшних бедах, то наверняка уничтожили бы его окончательно. Единственным его утешением было то, что он — часть личности обиталища. Она его, во всяком случае, не отринет и не будет с раздражением смотреть на его нужды.

И в этом он был отчасти прав, хотя представление о собственной исключительности осталось у него от прежних времен. В эти странные, ужасные времена были, однако, виды общественно полезных работ, которые могли выполнять объединившиеся друг с другом привидения. Личность дала ему в качестве партнера Толтона и предложила составить инвентарь имущества звездоскребов.

— Его! — воскликнул в негодовании Толтон, когда Эренц объяснила ему его новые обязанности.

Она перевела взгляд с шокированного и негодующего уличного поэта на толстого, ядовито улыбающегося призрака.

— Вы хорошо работали вместе, — сказала она. — И я — доказательство этому.

— Да, но…

— Хорошо. Большая часть этих людей нуждается в помощи, — она указала на длинный ряд постелей вдоль стены полипа. В пещере таких рядов было восемь. Постели устроили из матрасов или приставленных друг к другу подушек. Больные, укутанные в грязные одеяла, похожи были на большие дрожащие куклы. Они стонали и бредили, в то время как медицинские нанопакеты с черепашьей медлительностью чинили их поврежденные клетки. Беспомощное состояние их означало, что они нуждаются в постоянном уходе. А людей, способных осуществлять такой уход, осталось чрезвычайно мало.

— С какого звездоскреба начать? — спросил Толтон. Для проведения тщательной инвентаризации требовалось по три дня на каждый звездоскреб. Дойдя до третьего звездоскреба, выработали определенный порядок. Джерба пережил недавнее бедствие с минимальными потерями. Кира со своими людьми не успела заявить на него свои права Рубре. Поэтому и столкновений внутри звездоскреба между одержимыми и служащими было не слишком много. А это означало, что здесь должно было сохраниться много полезного. Нужно было лишь составить перечень.

В памяти обиталища не сохранилось ясных воспоминаний о том, что же хранилось в комнатах Джербы, поэтому полагаться на него было нельзя.

— Тут по большей части офисы, — решил Толтон, взмахнув фонариком.

Один фонарь он держал в руке, а два других висели у него на груди. От всех трех было почти столько света, сколько раньше давал один.

— Похоже, что так, — подтвердил Дариат.

Они находились в вестибюле двадцать третьего этажа. Двери в нем были совершенно одинаковые. В больших кадках стояли растения, увядшие из-за отсутствия света. Желто-коричневые листья падали на синий с белым рисунком ковер.

Они пошли по коридору, читая на дверях таблички. К существенным находкам поиски не привели. Вскоре убедились: если компания не поставщик оборудования или медицинских товаров, то и смысла нет входить в офис. Личность обиталища, правда, вспоминала иногда кое-что полезное, однако с каждым этажом нейросеть становилась все менее способной помочь им.

— Тридцать лет, — задумался Толтон. — Не слишком ли долго для ненависти? — пока спускались по лестнице, пустились в воспоминания.

Дариат улыбнулся.

— Ты понял бы, доведись тебе увидеть Анастасию. Такой девушки, как она, на свете не было и не будет.

— Ну что ж. Придется мне о ней когда-нибудь написать. Правда, рассказ о тебе был бы куда интереснее. Ты, старина, много страдал. И умер за нее. Так вот взял да и убил себя. А я-то думал, что такие вещи случаются лишь в стихах да в русских романах.

— Не преувеличивай. Ведь самоубийство я совершил только после того, как уверился в существовании душ. Кроме того… — он показал на свой живот, — я и не слишком исхудал.

— Да? Что до меня, то я держусь за то, что имею. Особенно сейчас, когда знаю о душах.

— Не бойся потусторонья. Ведь при желании можно туда и не попасть.

— Расскажи это привидениям там, наверху. Я, если хочешь, привязан к своему телу еще больше, пока мы здесь, в этом странном пространстве.

Толтон остановился и бросил на Дариата проницательный взгляд.

— У тебя есть связь с личностью. Есть ли у нас шанс выбраться отсюда?

— Трудно сказать заранее. Мы пока слишком мало знаем об окружающем нас темном пространстве.

— Да ты забыл, с кем имеешь дело. Ведь я пережил всю оккупацию. Брось свои корпоративные замашки и говори начистоту.

— Я и не собирался ничего утаивать. Единственное, о чем беспокоятся мои именитые родственники, — это горшок с лобстерами.

— Горшок с лобстерами?

— Ну да. Когда ты в него попадаешь, тебе уже не выбраться наружу. Все дело в уровнях энергии, понимаешь? Судя по тому, как окружающее пространство всасывает нашу энергию, его энергетический уровень сильно отличается от нашего. Мы сильнее, чем оно. И сила наша потихоньку убывает просто оттого, что мы здесь находимся. Это же закон сохранения энергии. В конце концов все выравнивается. Если взять в качестве метафоры высоту, то мы находимся на дне очень глубокой пропасти, а галактика наша — наверху. Все это означает, что нам необходимо приложить черт знает какое усилие, чтобы туда подняться. Логически рассуждая, нужно осуществить маневр, похожий на тот, что осуществляют космоястребы. Удрать отсюда, одним словом. Но если бы мы и рассчитали координаты, откуда взять столько энергии? Ведь это чертово пространство работает против нас. И энергия наша постоянно убывает, она рассеивается, не успевая достигнуть нужной величины.

— Тьфу. Неужели ничего нельзя сделать?

— Если эти рассуждения верны, лучше всего послать сигнал SOS. Над этим сейчас и работают и личность, и мои родственники. Если Конфедерация узнает, где мы сейчас находимся, то она, возможно, осуществит маневр, о котором я тебе толковал, со своей стороны.

— Возможно?

— Но ведь такого еще не было. Хорошо бы спустить нам этакую веревку, по которой бы мы отсюда выбрались.

— План спасения… но ведь у Конфедерации сейчас своих забот полон рот.

— Если они сообразят, как вытащить нас отсюда, проблема будет наполовину решена.

— Это точно.

Они дошли до конца коридора и повернули назад.

— Здесь ничего, — отрапортовал Дариат. — Движемся вниз, к двадцать четвертому этажу.

— Хорошо, — ответила личность. — Двумя этажами ниже находится гостиница «Брингал». Проверьте их главную кладовую. Нам нужны одеяла.

— Ты что же, хочешь, чтобы команды тащили одеяла на двадцать четвертый этаж?

— Запасы верхних этажей уже использованы. Сейчас гораздо легче найти новые одеяла, чем стирать старые. На стирку нет сил.

— Хорошо, — Дариат посмотрел на Толтона и заговорил, стараясь произносить слова отчетливо. — Они хотят, чтобы мы нашли одеяла.

— Похоже, это наша главная с тобой обязанность, — Толтон проскользнул через полуоткрытую мембрану и вышел на винтовую лестницу.

Дариат последовал за ним. Он вообще-то мог бы пройти прямо через стену, если бы захотел. Но ощущение при этом не из приятных: словно в полынью ныряешь.

В этот момент произошел неожиданный, как всегда, вброс энергии. Засияли электролюминесцентные лампы, ступени лестницы осветились голубоватым огнем. Из вентиляционных решеток, печально вздохнув, повалил густой туман. Толтон видел, как подымается струйкой собственное его дыхание. И ухватился покрепче за перила, боясь упасть.

— Похоже, долго мы здесь не задержимся, — сказал Толтон, вытирая руку о кожаную куртку.

— Посмотрел бы ты, в каком состоянии трубы.

Уличный поэт лишь проворчал что-то нечленораздельное. Питался он куда лучше, чем большинство населения. Нынешние его обязанности таили много преимуществ. В квартирах имелись небольшие запасы высококачественной еды, модная одежда. И всем этим он мог воспользоваться. Команды-заготовители интересовались лишь большими продуктовыми запасами, находившимися в ресторанах и барах. Толтон более не боялся бесконечной череды темных этажей. И рад был, что он не в пещерах, с их страданиями и запахом.

— Дариат.

Испуганный возглас обиталища заставил его остановиться.

— Что?

— Там, снаружи, что-то есть.

Сродственная связь позволила ему почувствовать испуг, охвативший родственников, большая часть которых находилась в космопорту и пещерах.

— Покажи.

В шестидесяти километрах от южной оконечности мерцали красные и голубые фосфоресцирующие вспышки. Когда они погасли, в отдалении расцвели еще несколько, послав волны пастельного цвета к оболочке гигантского обиталища. Личность не поверила в то, что внезапное увеличение частоты явилось совпадением, и сосредоточилась на наблюдении. Дариат огорчился из-за излишних, по его мнению, усилий, которые обиталище растрачивало на наблюдения.

В темноте мелькало седое пятно: оно то ныряло в черноту, то выскакивало наружу. Плавные, изгибающиеся движения напомнили Дариату лыжника-слаломиста. Каждый поворот приближал это пятно к Валиску.

— Туманность не уступает ему дорогу, — сказала личность. — Наоборот, это пятно от него увертывается.

— Выходит, у него есть интеллект или, по меньшей мере, звериный инстинкт.

— Это точно.

Первоначальный ужас потомков Рубры сменился вспышкой активности. Те, что находились в космопорту, приводили в действие системы, нацеливая их на пришельца. Привели в готовность космический зонд с целью разведки.

— Зонду за такой маневренностью не угнаться, — сказал Дариат. Пришелец совершил крутую спираль вокруг черного завитка и изменил направление, параллельное корпусу Валиска, на расстоянии пятнадцати километров от обиталища. Видимость улучшалась. Размеры пришельца составляли метров сто в поперечнике, и напоминал он диск с потрепанными лепестками. — Даже космоястребу пришлось бы трудно.

Пришелец опять нырнул за черное покрывало. Когда они увидели его снова, он парил почти под прямым углом к первоначальному курсу. Лепестки его сгибалась и разгибалась.

— Они напоминают мне паруса, — сказал Дариат.

— Или крылья.

— Если у этого пространства такая низкая энергия, как же ему удается так быстро двигаться?

— Понятия не имею.

За пришельцем устремились несколько летающих тарелок. Они начали передавать стандартный САВ-файл на мультиспектральном уровне.

— Пойдем, — сказал Дариат хмурившемуся Толтону. — Нам надо найти окно.

Пришелец на запрос не откликнулся. Импульсы радара он также словно бы и не заметил. Единственное, что бросилось в глаза, пока он крутился и приближался к обиталищу, это то, как сгущались вокруг него тени. Визуально он становился все меньше. Казалось, он удаляется от обиталища.

— Это похоже на эффект оптического искажения. Им пользуются одержимые, чтобы защитить себя, — сказал Дариат.

На двадцать пятом этаже они с Толтоном нашли уютный бар. Два больших овальных окна запотели, и Толтон вытер их грубой скатертью. Дыхание замутило холодное стекло, и на нем немедленно собрался конденсат.

— Похоже, мы оказались в мире привидений, — сказала личность.

— Никогда не слышал, чтобы привидения так выглядели.

Пришелец вышел из туманности и находился теперь в пяти километрах от оболочки. Между ним и обиталищем была пустота.

— Может, он боится подойти ближе, — сказала личность. — Я ведь намного больше его.

— А ты попробовал общаться с ним по сродственной связи?

— Да. Он не ответил.

— Да ладно. Я просто так спросил.

Пришелец понесся к обиталищу. Обманчиво загадочный на расстоянии, сейчас он был похож на розетку с некрасиво болтавшейся бахромой. Туманность словно бы прогибалась и плавилась под его напором.

Когда от Валиска его отделяло пятьдесят метров, он изменил направление и, изгибаясь по-змеиному, двинулся вокруг, повторяя изгибы обиталища. Стремительные броски из стороны в сторону позволяли покрывать значительное расстояние.

— Он ищет, — сказала личность. — А это означает какую-то мысль. Выходит, это существо чувствующее.

— Ищет… но чего?

— Вероятно, вход. Быть может, у него имеется способность к узнаванию или он хочет установить связь.

— Работает ли все еще оборонная система космопорта? — спросил Дариат.

— Да ты, наверное, шутишь.

— Благодаря тебе здесь появилось до черта психованных ублюдков. Может, и сейчас ты держишь их при себе.

— За все, что случилось, вини самого себя. Однако не волнуйся, я не собираюсь посылать сейчас корабль.

— Благодари за это Тарруга.

— Пришелец сейчас появится возле тебя. Посмотри-ка, возможно, твои глаза увидят его лучше, чем мои чувствительные клетки.

— Протри еще раз окно, — попросил Дариат Толтона.

Скатерть прошлась по стеклу, оставив длинные разводы. Крошечные льдинки, тускло поблескивая, повторяли линию большого овала. Толтон выключил два фонаря, и они напряженно уставились в окно. Пришелец огибал корпус, тонкие алые и синие лучи отмечали траекторию.

Толтон нерешительно улыбнулся:

— Или я параноик, или он идет прямо на нас?

Было это в стародавние времена, и далеко отсюда. Тогда они называли себя Оргатэ. Имя это ныне утратило всякое значение, а возможно, и сами они превратились с тех пор в нечто другое. Многие виды в черном пространстве разделили их судьбу, отказавшись от раздельного существования. За последнее тысячелетие миллиарды расовых черт, слившись, превратились в единое целое.

Осталась, правда, не претерпевшая изменений цель. Заключалась она в поиске света и силы, в возвращении к величественным высотам, с которых все они в свое время упали. Мечта сохранилась даже в этом так называемом меланже. Вне его существовали редкие виды. Процесс минимизации заставил все жизни погрузиться на дно. А вот этому скопищу удалось снова подняться по причине бушевавшего внутри него хаотического движения. Почувствовав силу, оно выскочило на поверхность. Способность к свободному полету досталась ему в наследство от Оргатэ, хотя к крыльям прилепилось много других жизней. Химерическая форма была лишь пародией на старину. Никто бы не вспомнил, глядя на него, знаменитых некогда повелителей воздуха.

Вдруг он увидел экзотический объект, к тому же материальный. В воспоминаниях Оргатэ что-то смутно шевельнулось. Но как давно это было, еще до черного пространства.

Это же материя, твердая, организованная материя. Оргатэ потребовалось время для адаптации к живому теплу, исходившему от объекта. Невероятно: под палящей поверхностью ощущалась яркая и сильная жизненная энергия. Да и весь объект представлял собой мощное единство. Хотя и пассивное. Уязвимое. Настоящее пиршество: меланж сможет, благодаря ему, просуществовать долгое время.

Оргатэ подобрался поближе к поверхности объекта и ощутил, что внутри бьется мысль. Но как же проникнуть сквозь твердую поверхность, как прильнуть к источнику энергии? Пробравшись туда, он того и гляди заточит себя навеки. Да и вряд ли выдержит в течение длительного времени такую температуру. И все же близость источника вызывала бешеное желание добраться до него.

Должен же быть сюда какой-то доступ. Отверстие или щель. Оргатэ метался вокруг объекта, пока не заметил выступавшие из центра возвышенности. На вид они были слабее и меньше, чем все остальное. Длинные плоские минареты выпускали энергию наружу, в черное пространство. Энергия здесь была слабее, да и температура не такая высокая. Поверхность каждого возвышения изрезана темными овалами, защищенными прохладными листами прозрачной материи. Временами за некоторыми из них мигал свет, а за одним овалом свет горел постоянно.

Оргатэ рванулся к нему. За прозрачным щитом горели два огонька жизненной энергии. Один из них был обнажен, а другой окутан горячей материей. Оргатэ немедля ринулся вперед.

— ЧЕРТ! — завопил Толтон. И бросился в сторону, с грохотом роняя столы и стулья.

Дариат отпрыгнул в противоположный угол. На лопнувшем стекле расцвели диковинные морозные узоры. За окном шевелились покрытые белым пушком змеи, толщина которых превышала размеры человеческого торса. Вероятно, то были щупальца или языки неведомого чудовища. Треск разрываемой оболочки заглушил вопли Толтона.

— Сделай что-нибудь! — заорал Дариат.

— Скажи, что, и я сделаю.

Толтон пятился на четвереньках, не в силах оторвать взгляд от окна. Змеи, извиваясь, с неистовой агрессией прокладывали себе путь внутрь здания. За обледеневшим стеклом появилась тонкая темная тень. Мебель, содрогнувшись, свалилась на пол и покатилась к дверям. Бокалы и бутылки сверзились с мраморной полки и, зазвенев, последовали за мебелью.

— Он лезет сюда! — кричал Дариат.

Хотел подняться на ноги, но почувствовал, что у него нет сил. Ноги словно отнялись.

— Убей его! — выл Толтон.

— Мы можем попытаться его уничтожить, — сказала личность, — так же, как уничтожали одержимых.

— Ну и чего же ты ждешь?

— При этом можете погибнуть и вы. Откуда мне знать?

— Я же твоя часть. Неужто тебе хочется, чтобы он меня схватил?

— Ну ладно.

Личность начала перераспределение энергии: забрала электричество из центральной световой трубки и пещер, включила на полную мощность фьюзеогенераторы. Ток хлынул в органические проводники Джербы. Сначала засияли золотом окна первого этажа. Механические и электронные системы пришли в движение. Тысячная доля секунды, и к жизни возродился второй этаж, третий, четвертый…

Ослепительные потоки света хлынули из окон Джербы, рассекая темноту за стеклами. Свет спускался этаж за этажом и дошел до осажденного двадцать четвертого. Мыслительные процессы личности устремились к звездоскребу: ощущение сродни прыжку в черный бездонный колодец. Биотехническая сеть быстро возродилась.

Возле окна бара Хорнера образовалась мертвая зона. Внешняя сторона полипа была такой холодной, что личность не могла провести ее калибровку. Находившиеся внутри живые клетки замерзли. Личность ощущала вибрацию пола в баре: Оргатэ ломился в окно.

Отключили ограничители безопасности. Энергию, выработанную фьюзеогенераторами, всю до эрга, направили в бар. Потолочные светильники залили помещение ослепительно белым светом. Проложенные в стенах органические проводники выжгли в полипе длинные полосы, каскадом сыпались янтарные искры. Наружную стену поразил смертельный заряд электронов.

Электронный молот обладал неслыханной мощью. Неведомая энергия обожгла тело, и Оргатэ отскочил от окна. Желтовато-черные щетинистые щупальца с острыми, как бритва, когтями бешено задергались в попытке прикрыть выпуклое брюхо. Ослепительные вспышки заставили Оргатэ убраться восвояси. Всего несколько секунд, и он скрылся в туманности.

Дариат отвел от лица руку. Все стихло, и свет в баре померк, лишь из глубоких выжженных отверстий выскакивали кое-где искры. Электролюминесцентные ячейки, скрючившись, дождем просыпались на пол, осколки загибались и пускали струйки дыма.

— С тобой все в порядке, мальчик мой? — поинтересовалась личность.

Дариат оглядел себя. В слабом желтоватом свете толтоновского фонарика увидел, что спектральное тело его осталось без изменений. Хотя, пожалуй, он стал более прозрачным. Слабость, однако, дикая.

— Да вроде бы все нормально. Хотя ужасно холодно.

— Могло бы быть и хуже.

— Да. — Дариат почувствовал, что мысли уже личности переключились в другом направлении.

Свет на верхних этажах погас, а автономные биотехнические устройства перестали функционировать.

Он с трудом поднялся на колени. Тело сотрясала дрожь. Оглянувшись, увидел, что все поверхности помещения обледенели. Бар превратился в ледяной грот. Электрический разряд не смог его растопить. Может, поэтому они и спаслись. Ледяная корка на окне была толщиною в несколько сантиметров. А дыра в окне — не для слабонервных.

Толтон корчился на полу, на губах пенилась слюна. Волосы покрылись инеем. Белой струйкой поднимался в воздух каждый слабый выдох.

— Вот черт! — Дариат склонился к нему, но вовремя спохватился: нельзя дотрагиваться до раненого. — Вызови сюда медицинскую команду.

— Я распоряжусь. Они прибудут к вам часа через три.

— Черт, — он присел рядом с Толтоном и заглянул в лихорадочно блестевшие глаза. — Эй. — Призрачные пальцы щелкнули возле носа Толтона. — Эй, Толтон, ты меня слышишь? Попытайся успокоить дыхание. Сделай глубокий вдох. Давай! Ты должен успокоиться. Дыши.

Зубы Толтона застучали. В горле заклокотало, щеки раздулись.

— Ну вот. Давай дыши. Глубоко. Всасывай воздух. Ну, пожалуйста.

Губы уличного поэта слегка сжались, и он издал что-то вроде свиста.

— Хорошо. Хорошо. И еще. Давай.

Прошло несколько минут. Толтон начал резко заглатывать воздух.

— Холодно, — проворчал он. Дариат ему улыбнулся.

— Эй, парень. Ну и напугал же ты меня. Пожалуй, хватит нам на сегодня летающих призраков.

— Сердце. О Господи! Я думал…

— Ничего. Все прошло.

Толтон кивнул и попытался приподняться.

— Подожди! Полежи пока минуту-другую. У нас ведь уже нет парамедицинской службы, вспомнил? Прежде всего тебе надо поесть. По-моему, на этом этаже должен быть ресторан.

— Ну уж нет. Как только смогу встать, тут же уходим. Хватит нам звездоскребов, — Толтон кашлянул и оглянулся по сторонам. — Господи Иисусе, — нахмурился. — Мы в безопасности?

— Да. Во всяком случае, на данный момент.

— Мы его убили?

Дариат скорчил гримасу.

— Пожалуй, нет. Зато здорово напугали.

— Так разряд молнии его не убил?

— Нет. Он улетел.

— Черт. А я так чуть не умер.

— Да. Но все же ты жив. И радуйся этому.

Толтон медленно привел себя в сидячее положение, морщась при каждом движении. Потом, прислонившись спиной к ножке стола, вытянул руку и осторожно провел пальцами по льду, облепившему стул. Мрачно взглянул на Дариата налитыми кровью глазами.

— Добром это дело не кончится.

Семь черноястребов, откликнувшись на запрос сенсоров стратегической обороны, шли к Монтерею.

— Оборона Севильи оказалась гораздо сильнее, чем нам говорили, — сообщили они Джуллу фон Холгеру, когда он спросил, как прошла операция. — Потеряно семь фрегатов, а из эскадры черноястребов остались только мы.

— Состоялась ли инфильтрация?

— По нашим расчетам, туда проникло более сотни.

— Отлично.

Разговор на этом закончился. Джулл фон Холгер чувствовал сдержанный гнев выживших черноястребов. Он решил не докладывать об этом Эммету Мордену: ведь черноястребы — проблема Киры.

— Отправляйтесь к причалам, — распорядился Хадсон Проктор. — Пьедесталы мы вам уже подготовили. Как только причалите, вас накормят, — и посмотрел в лицо Киры. Она улыбалась, словно беззаботная юная девушка, и в слова свои старалась вложить величайшую благодарность, которую Хадсон должен был передать черноястребам.

— Молодцы. Знаю, вам было нелегко, но поверьте, отныне этих глупых миссий не будет, — и вопросительно изогнула бровь, взглянув на Хадсона: — Был ответ?

Он слегка покраснел: эмоционального ответа на ее маленькое приветствие в родственной связи не было.

— Нет. Они очень устали.

— Понимаю, — приветливости как не бывало. Лицо стало жестким. — Заканчивайте связь.

Хадсон Проктор кивнул, и связь прервалась.

— Ты что же, надеешься, что инфильтраций больше не будет? — лениво спросил Луиджи.

Они сидели втроем в небольшой гостиной, в офисе, что над причалом, ожидая появления последнего члена группы. Последние десять дней маленькая революция Киры набирала обороты. Инфильтрационные полеты подняли популярность Аля. Триумф, однако, обошелся высокой ценой — слишком много звездолетов потеряно, к тому же все больше людей начинали понимать: успех инфильтрации ненадолго. Кира проводила эту мысль медленно и спокойно. У нее появилось преимущество: беспокойство и неудовольствие людей давали ей возможность выбирать потенциальных рекрутов.

А вот и человек, которого они поджидали: Сильвано Ричман вошел в комнату и уселся за кофейный столик. В центре стола стояли бутылки. Он налил себе немного виски.

— Из Севильи вернулась флотилия, — сказала ему Кира. — Уничтожено семь фрегатов и пять черноястребов.

— Черт. — Потряс головой Сильвано. — Аль собирается послать еще пятнадцать миссий. И куда он только смотрит?

— Смотрит, куда хочет, — сказала Кира. — И считает, что действует успешно: ведь инфильтрация совершается каждый раз. Конфедерация на этом просто зациклилась. Мы уводим у них по пять планет в день. Так что Организация окружила нашего Аля почетом и уважением.

— А флот мой тем временем скоро совсем накроется, — воскликнул в сердцах Луиджи. — И все эта проклятая шлюха Джеззибелла. Он у нее под каблуком.

— И не только твой флот, — вмешалась Кира. — Я постоянно теряю черноястребов. Еще немного, и они от меня уйдут.

— Куда они денутся? — спросил Сильвано. — Они к тебе привязаны. Ты их хорошо подвесила… с помощью еды.

— Эденисты делают им предложения и скоро переманят на свою сторону, — сказал Хадсон. — «Этчеллс» держит нас в курсе. Похоже, они скоро согласятся, а мы останемся на бобах. Эденисты обещают им какую угодно еду при том условии, что они помогут им разузнать о наших способностях.

— Черт! — снова выругался Сильвано. — Этого нельзя допустить.

Кира выпрямилась и пригубила вино.

— Итак, как далеко вы намерены пойти?

— Для меня это совершенно очевидно, — сказал Луиджи. — Я своими руками уничтожу этого гаденыша Капоне. Превратил меня в мальчика на побегушках.

— Сильвано?

— Он должен уйти. Но договор с тобой я заключу при одном условии.

— Что за условие? — спросила Кира, хотя она прекрасно понимала: Сильвано боялись — ведь он был главным надсмотрщиком Аля, однако между ним и боссом имелось существенное различие.

— После того, как мы сделаем это, в Организации не должно более оставаться неодержанных людей. Мы одержим их всех. Понятно?

— Я не против, — сказала Кира.

— Ни в коем случае, — закричал Луиджи. — Я не смогу управлять флотом, в котором будут только одержимые. Ты же знаешь это. Ты просто хочешь подложить мне свинью.

— Да? А кто сказал, что здесь вообще будет флот? Верно, Кира? Мы сделаем это для собственной безопасности. Мы заберем Новую Калифорнию из этой вселенной. Так же, как сделали это с планетами другие одержимые. Поэтому мы не можем позволить здесь неодержанных. Послушай, Луиджи, да ты ведь и сам все это знаешь. А если здесь останется хотя бы один из них, тут же начнутся заговоры. Они захотят избавиться от нас. Ради Христа. Мы украдем их тела. Да если бы ты сейчас был жив, то сам сделал бы все, лишь бы вернуть свое тело, — он хлопнул кружкой по столу. — Или мы уничтожим всех неодержанных, или я не соглашусь на сделку.

— Значит, сделки не будет, — взъярился Луиджи. Кира поднял руки.

— Мальчики, мальчики, в этом случае Аль будет на коне. Слышали вы когда-нибудь о таком девизе — «Разделяй и властвуй»? У всех нас свои интересы, а согласимся мы друг с другом лишь когда поймем, что мы часть Организации. Только Организация нуждается во флоте, черноястребах и верных ей лейтенантах, — она значительно взглянула на Сильвано. — Он специально все усложнил, и нам приходится поддерживать его, чтобы не слететь со своих мест. Нужно демонтировать Организацию, но переделать ее на свой лад, так, чтобы нам троим оказаться наверху.

— Как это? — подозрительно прищурился Луиджи.

— Хорошо, ты хочешь вернуть флот, так? Скажи, зачем?

— Потому что он мой, тупица. Я создал флот с нуля. И был здесь с самого начала, с того самого дня, когда Аль вошел в Городскую думу Сан-Анджело.

— Совершенно верно. Но ведь флот сделал тебя игроком. Неужели тебе хочется рисковать, летая на планеты Конфедерации, подставляться под огонь стратегической обороны? Теперь они знают, как вести себя с нами. Они убивают нас, Луиджи.

— Ну а мне-то что? Я адмирал. Мне не обязательно летать с ними каждый раз.

— Да и всему флоту незачем куда-то летать, Луиджи, вот в чем все дело. Может, тебе лучше вместо флота заняться чем-то другим, но остаться во власти?

Луиджи выжидательно на нее посмотрел.

— Может.

— Вот об этом мы втроем и должны подумать. Если уберем Капоне, Организация наша. Только Организация сейчас — пройденный этап. Отмывает, Господи, прости, вместо денег жетоны. Надо организовать новое правительство и возглавить его.

— Какое еще правительство? — спросил Сильвано. — Когда Новая Калифорния покинет эту галактику, не нужно будет никакого правительства.

— Кто так говорит? — усмехнулась Кира. — Ты же видел города. Если бы Организация не выжимала из фермеров продукцию, они бы и дня не просуществовали. Только представь: если Новая Калифорния покинет галактику, всем нам ради выживания придется стать чем-то вроде средневековых крестьян. Вы этого хотите? Пять процентов от населения, работающие в сельском хозяйстве, могут обеспечить всех остальных. Не знаю, что за общество можем мы построить в другой вселенной, но жить в глиняной халупе и ходить в поле за лошадиным хвостом… увольте. Зачем, когда я знаю, что другой может сделать это за меня?

— Так что ты предлагаешь? — спросил Сильвано. — Чтобы мы заставляли работать на нас фермеров?

— В общих чертах — да. Это вроде того, что я делаю с черноястребами, только в более крупных масштабах. Мы должны заставлять фермеров работать, а распределять продукцию и направлять ее в города будем мы. Превратим Организацию в гигантского поставщика, при этом лишь от нас будет зависеть, кого обеспечивать.

— Тебе понадобится для этого армия! — воскликнул Луиджи.

Кира великодушно повела рукой.

— Тут тебе и карты в руки. Реформируешь флот. Обеспечишь солдат оружием, опасным для одержимых, ну, чем-то вроде того, что используют сержанты на Мортонридже. Организуй здесь его производство. Командную сеть можно не менять, но для обороны, вместо платформ стратегической обороны, используй наземную армию.

— Ну что ж, это похоже на дело, — задумался Сильвано. — Но если у Луиджи будет армия, что получу я?

— Необходима связь, без коммуникаций все развалится. К тому же с фермерами надо работать тоньше. Не надо держать их под дулом ружья.

Сильвано налил себе еще виски.

— Ладно. Давайте потолкуем.

Собак представитель Западной Европы выгуливал всегда сам. Неплохо держать собак: они напоминают тебе об ответственности. И делаешь ты это либо как следует, либо никак. День пропускал редко, в случае кризиса. Правда, весьма скоро, — догадывался он, — придется кому-то из штата заняться выгулом вместо него.

Подстриженные газоны с задней стороны дома раскинулись более чем на триста метров (когда он покупал поместье, это называли ярдами, но теперь даже он привык к отвратительной французской метрической системе). Окаймляли газон старинные десятиметровые тисы, увешанные темно-красными мармеладными ягодами. Он вошел в проем, обозначенный осыпавшимися каменными колоннами (раньше здесь были ворота) и сделал мысленную зарубку: надо послать механоид подрезать ветви. Ковер из сухих иголок пружинил под туфлями, лабрадоры устремились к лугу, поросшему маргаритками и лютиками. Пологий спуск привел его к протяженному спокойному озеру в восьмистах метрах от дома (полмили). Он тихо свистнул и бросил палку.

— Нашли их, — на нейросеть пришло сообщение от Северной Америки.

— Кого?

— Одержимых, с которыми Квинн Декстер встречался в Нью-Йорке. Вы оказались правы. Он побывал в секте Светоносца.

— А… — лабрадоры нашли палку. Одна из собак зажала ее в зубах. Европеец хлопнул себя по бедрам, и собаки кинулись к нему. — Были неприятности?

— Да я бы не сказал. Великого волхва я, разумеется, потерял. Полагаю, он покончил с собой. Но остались еще несколько активистов. Двое из них позвонили мне, пока их нейросети не заглючило. Одержимые берут собрания под контроль, одно за другим. Сейчас их уже восемь, включая штаб арколога в небоскребе Лейсестер.

— Численность?

— Вот это как раз хорошая новость. В среднем по десять одержимых в каждом собрании. Придурковатые сектанты приветствуют их и делают все, что те им прикажут. Новые хозяева держатся твердо, устраивают оргии. Электронику они во всех собраниях отключили, хотя мало кто у них вообще подключен к сети.

— Я знал это. У одержимых какая-то цель.

— Определенная — инфильтрационная тактика. Внедрились и ждут теперь.

— Если их цель — внедриться в каждый купол, то кто-то из них, должно быть, еще в пути.

— Да. Знаю. А при суматохе сделать это легко. В связи с закрытием поездов много случаев вандализма, поэтому AI нелегко обнаружить сбои.

— Ну а когда собираетесь ударить по собраниям?

— Хороший вопрос. Я как раз хотел узнать на этот счет ваше мнение. Если я ударю по ним сейчас, тогда те, кто еще не внедрились, насторожатся и уйдут в подполье. И тогда Нью-Йорк останется без защиты.

Европеец взял у лабрадора палку и помолчал.

— Да, но если вы будете ждать, пока возьмут все собрания, вам придется иметь дело с огромным количеством ублюдков. Кто-то неминуемо пройдет через полицейские кордоны, и вы опять окажетесь в протекающей лодке. Сколько собраний можете контролировать в реальный отрезок времени?

— Все. И это уже делается. Те из них, к которым у меня нет прямого доступа, под наблюдением агентов.

— Тогда вам следует накрыть их. Подождите немного, и как только группа одержимых появится в следующем собрании, возьмите их всех.

— А если в пути сейчас не одна группа?

— Я, может, и параноик, но не до такой же степени. Какую атаку собираетесь предпринять?

— Полное уничтожение. Я не хочу допрашивать пленных. Флетчеру до сих пор задают вопросы ученые Гало.

— Советую применить против них гамма-лучи. Потери среди населения будут, но не такие, как при ударе с платформ стратегической обороны. Пошлите боевые отряды для обеспечения безопасности и очистки территории по окончании операции.

— Хорошо. Согласен.

— Мы можем посоветоваться с нашими дорогими коллегами.

— Даже передовая биотехнология нашего столетия не заставит свиней летать. Я назначу атаку на три часа ночи.

— Понадобится помощь, только свистните, — засмеялся европеец и высоко подбросил палку.

Новости из Нью-Йорка все же просочились в мировую информационную сеть, и даже Би-7 не под силу оказалось этому воспрепятствовать. В связи с закрытием движения поездов после «инцидента» в куполе 1 высказывались самые разные предположения. Репортеры присутствовали при нескольких бунтах, двоих даже серьезно ранило во время зачисток, что только придало остроты рассказам о событиях. Спустя одиннадцать часов североамериканский уполномоченный предстал перед прессой и объявил об окончании расследования. Он заверил, что одержимые к инциденту отношения не имеют, что на Центральном вокзале произошла криминальная разборка, при которой были использованы высокотехнологичный оружейный имплант и маскировочная одежда. В настоящее время разыскиваются профессиональные конкуренты погибшего Бада Джонсона.

Снова открыли движение поездов. Улицы очистили от бунтовщиков и грабителей. На дежурство поставили усиленные отряды полиции. Подробно проинструктировали популярных журналистов, как надлежит справляться с охватившей горожан паранойей. Прибытие «Дельта горы» стало своего рода триггером для множества последовавших за ним мелких событий, приписываемых одержимым и завершившихся кульминацией на Центральном вокзале. Инфильтрационные походы Капоне на принадлежащие Конфедерации планеты усилили страхи. Выходило, что флот Конфедерации и местные оборонительные системы стратегической обороны оказались неспособными предотвратить агрессивные вылазки Организации. Карантин вроде бы приостановил распространение заразы, но теперь все началось сызнова. Все до одного чувствовали себя незащищенными. Напряжение немного ослабло после восстановления движения, но в 2:50 ночи поезда вдруг снова закрыли. Не прошло и десяти секунд, как новостные агентства узнали об этом от возмущенных пассажиров. Репортеров, осевших после тяжелого рабочего дня в барах арколога, срочно вызвали на ковер их редакторы. В администрации арколога и в полицейских участках новость эта вызвала неподдельное удивление.

Все члены Би-7 вышли на связь, и Северная Америка дала приказ начать атаку.

Отряды специального назначения министерства внутренней безопасности начали прибывать в Нью-Йорк, когда движение поездов было восстановлено. К моменту атаки вокруг всех собраний арколога собралось свыше восьмисот бойцов. У всех было оружие с химическим или электрическим зарядом. Каждый отряд обеспечили лазерами с гамма-лучами. Такое вооружение предназначалось для антитеррористических операций. С их помощью можно было пробить по меньшей мере пять метров углебетона и поразить цели, находящиеся в глубине звездоскребов и высотных башен. Одного такого удара обычно хватало для полного уничтожения помещения со всеми находившимися в нем врагами.

Североамериканский представитель выделил окружившим собрания бойцам по девять таких лазеров, а отряду, находившемуся возле Лейсестера, — пятнадцать. Более всего беспокоило его, что одержимые, с их повышенным чутьем, обнаружат подготовительную операцию. Поэтому к соседним зданиям направили механоиды. Они в течение дня и занимались выгрузкой и установкой лазеров. Человеческий фактор свели к абсолютному минимуму. Представитель позаботился также о выходах и служебных туннелях: всякого, решившегося воспользоваться ими в момент обстрела, поразило бы током. Это была самая опасная и ответственная часть подготовительной операции, но опять механоиды с эмблемой «Гражданская служба Нью-Йорка» проложили здесь провода и кабели, не привлекая внимания и не вызывая вопросов.

Боевые отряды собрались на расстоянии в несколько кварталов от своих собраний, опять же чтобы не привлекать внимание. Северная Америка отдала приказ о наступлении и закрытии движения одновременно. Представитель закрыл также все наземное и подземное движение, изолировал все купола, и это обстоятельство новостные агентства осознали гораздо позднее. В соответствии с информацией, поставляемой агентами, и подслушивающей аппаратурой, установленной в помещениях собраний, ни одержимые, ни сектанты об их подготовке не подозревали. Они даже не знали о приезде в город спецподразделений.

Лазеры полыхнули в 2 часа 55 минут. Пятнадцать лучей, пронизавших небоскреб Лейсестер, прошли по восьми нижним этажам, помещениям штаба. Поделив пространство на вертикальные и горизонтальные составляющие, они покрыли каждый кубический сантиметр. Здание впитало в себя энергию, и когда лучи дошли до его середины, мебель и стены комнат тут же воспламенились. В углебетонных опорных конструкциях и полах образовались широкие ярко-оранжевые полосы. Воздух раскалился до немыслимой температуры, окна сдетонировали и вылетели, обрушив на улицу стеклянный дождь.

Среагировали огнетушители, но вода тут же обращалась в пар, а потом — в ионное облако. Голубые и фиолетовые столбы вылетели из разбитых окон и взметнулись фонтанами в шахтах лифтов. Кондиционеры лишь помогли огненной буре распространиться по зданию. Нижние этажи захлебнулись в огне.

Человеческие фигуры, попавшие в охватившую их со всех сторон лучевую западню, попросту взорвались. Водная составляющая их организмов обратилась в пар. Соседние небоскребы сильно пострадали от радиации. Ионное облако, исторгнутое Лейсестром, прошлось по их стенам и вызвало десятки обыкновенных пожаров.

Лазеры отключили. Ночь наполнилась ревом бушующего огня и криками горящих заживо людей. В квартале стало светло как днем. Жители соседних домов, которым повезло жить на нижних этажах, высыпали на улицу. Обитатели верхних этажей лишь беспомощно глядели на подбиравшийся к ним огонь. Новостные агентства вели прямые репортажи. Планета смотрела на боевые отряды, шагавшие к Лейсестеру. Защитные костюмы позволяли им идти в бушующий огонь. В ярко-оранжевом пламени виднелись черные силуэты и длинные дула автоматов. Вели они себя с поражающим хладнокровием.

Трижды из главного подъезда небоскреба выбегали фигуры, стремившиеся к свободе, похожие на огненных чудовищ. Пламя охватило их целиком. Бойцы спецподразделения со спокойной уверенностью поражали их бирюзовым огнем, и огненные существа, падая, догорали дотла на широком тротуаре.

Сцены расправы окончательно убедили мир в том, что одержимым удалось каким-то способом проникнуть сквозь оборонительные заслоны Гало. Разразился грандиозный политический скандал. Над Сенатом повисла угроза импичмента, президента осудили за то, что тот не предупредил Комитет обороны о готовившейся операции. Президент (которому, разумеется, невозможно было признаться публично в том, что он и понятия об этом не имел) уволил из министерства внутренней безопасности начальников бюро с 1-го по 4-е включительно за нарушение субординации и превышение должностных полномочий. Председателя нью-йоркского департамента министерства внутренней безопасности немедленно арестовали по обвинению в допущении неоправданно большого количества жертв среди мирного населения. Общественность на все эти мероприятия не обратила почти никакого внимания: новостные агентства перекормили их постоянными сенсациями.

Убедившись, что в небоскребах не осталось в живых ни одного одержимого, бойцы спецподразделения покинули помещения, и только тогда разрешили войти спасателям. На тушение пожаров механоидам потребовалось десять часов, после чего в выгоревшие двери вошли бригады парамедиков. Больницы арколога переполнились: другие купола не могли прийти на помощь, так как были изолированы друг от друга. По предварительным оценкам, страховые выплаты за причиненный ущерб достигли ста миллионов долларов. Мэр купола 1, вместе с другими четырнадцатью мэрами арколога, назначил официальный день траура и открыл фонд добровольных пожертвований.

По официальным данным, в атаке на нью-йоркских одержимых погибла одна тысяча двести тридцать три человека, почти половина из них — в результате поражения гамма-лучами. Остальные либо сгорели, либо задохнулись. Более девяти тысяч нуждались в госпитализации в связи с ожогами, шоком и разными ранениями. Вдвое большее количество осталось без крыши над головой. Сотни фирм вынуждены были закрыться. Поезда по-прежнему не ходили.

— Ну? — спросила Северная акватория. Прошло пять часов с тех пор, как спецподразделения закончили операцию. Члены Би-7 собрались для оценки результатов.

— По моим прикидкам, уничтожено сто восемьдесят одержимых. В этом аду судебным медикам нечего было анализировать.

— Меня интересуют больше те, кого вы не уничтожили.

— Из электронных ловушек, установленных на путях возможного отступления, среагировали восемь. Из вентиляционных решеток и служебных туннелей извлечены одиннадцать трупов.

— Не виляйте! — прервала его Южная Америка. — Скажите лучше, удалось ли кому-то из них спастись?

— Боюсь, что да. Судебные медики полагают, что троим-четверым удалось пройти через ловушки. Трудно сказать, были ли они одержимыми или нет, но для того чтобы уцелеть в той мясорубке, надо обладать нечеловеческими способностями.

— Довольно! Мы оказались там же, откуда начали. И что же, вы будете устраивать такие погромы каждый раз, как только они перегруппируются? Только теперь они уже не побегут в свои секты, где вы их сможете заметить.

— В этот раз я настаиваю на закрытии движения нью-йоркских поездов, — сказала Северная Акватория. — Из Нью-Йорка их выпускать нельзя.

— Я с вами абсолютно согласен, — поддакнул представитель Западной Европы.

— Вероятно, потому, что боитесь следующих выборов.

— Совершенно ни к чему переходить на личности. Мы контролируем ситуацию.

— В самом деле? Где же тогда Декстер?

— Придет время, и я его уничтожу.

— Вы слишком самонадеянны.

Звезду эту, в астрономическом отношении ничем не примечательную, зарегистрировали в каталоге как К5.

Вращались вокруг нее три планеты (две из них меньше Марса) и газовый гигант, диаметр которого составлял пятьдесят тысяч километров. От границы Конфедерации К5 отделяло расстояние в сорок один световой год. Осуществленный в 2530 году разведывательный полет квалифицировали впоследствии как не имеющий ценности. Судя по официальным сообщениям, люди посетили эту пустынную систему в первый и последний раз. Флот на нее не обращал никакого внимания. Патрульные полеты в целях пресечения незаконной деятельности проходили только в пределах Конфедерации и пограничных с нею системах, так что сомнительные смелые компании не опасались проводить здесь незаконные операции: ведь сорок один световой год не располагал к инспекционным полетам.

Это и сделало местную систему идеальной для махинаций черного картеля. Станция, производившая антивещество, вращалась вокруг звезды на расстоянии пять миллионов километров. Такая близость послужила мощным стимулом к развитию науки. Радиация, температура и напряженность магнитного поля были здесь попросту устрашающими. С борта космического корабля станция казалась простым черным шестидесятикилометровым диском, плывущим в раскаленном солнечном свете. Большая, конической формы тень создавала на одной ее стороне зону, изолированную от жарких солнечных лучей, так что пресловутая снежинка из ада здесь бы не растаяла. С противоположной стороны она впитывала невероятный солнечный заряд и превращала его тут же в электричество, в то время как «холодная» ее сторона источала бледно-розовый свет. Все дело в том, что, используя собственную тень, станция уносила полученный ею огромный тепловой заряд в космос. В целом солнечная батарея способна была генерировать более полутора тераваттов электрического тока.

Сама система по производству антивещества помещалась в объемных серебристых модулях в центре станции. С конца двадцатого столетия способ производства почти не претерпел изменений, хотя, само собой разумеется, масштаб и эффективность возросли многократно В те времена это были первые опыты получения антипротонов в физических лабораториях. Суть заключалась в ускорении отдельных протонов с тем, чтобы их энергия превысила гигаэлектронвольт. При этом каждый протон заряжался энергией, величина которой превышала величину массы. По достижении этой стадии их бомбардировали тяжелыми атомами, в результате чего происходил распад элементарных частиц, включавших в себя антипротоны, антиэлектроны и антинейтроны. Их отделяли друг от друга, а затем собирали, охлаждали и превращали в антидейтерий. При этом именно на начальной стадии, ускорении протонов, требовалось феноменальное количество электричества, которое генерировала солнечная батарея.

Производством занималась команда из двадцати пяти инженеров. Работали они в большом, защищенном от радиации помещении, вращавшемся наподобие колеса. В последнее время к ним присоединились в качестве надсмотрщиков восемь человек из Организации. Захватить станцию оказалось на удивление просто.

Дело в том, что черный картель, запрограммировав нейросети своих инженеров, предусмотрел лишь два типа потенциальных посетителей станции: патрульные корабли Конфедерации и обычные покупатели. Поэтому появление лейтенантов Капоне стало для инженеров настоящим шоком. То скудное вооружение, которое у них имелось, применять против одержимых не имело никакого смысла. Единственное, что пришло им в голову, — сделаться камикадзе. Лейтенанты же предложили им свои условия, так что намерение свое инженеры отложили на неопределенное время. Настроения на станции мало чем отличались от тех, что были на Новой Калифорнии: неустойчивое равновесие между страхом и необходимостью.

Инженеры загрузили первый конвой скопившимся у них к тому моменту антивеществом, и вели с тех пор полномасштабное производство, стараясь угодить Капоне, который требовал еще и еще. Корабли с Новой Калифорнии каждые пять-шесть дней прилетали к ним за новой партией.

Эскадра адмирала Салданы, совершив прыжок в систему К5, даже не попыталась явиться туда тайком. От звезды ее теперь отделяли двадцать пять миллионов километров. У космических кораблей всегда было огромное преимущество перед станциями. Устроить быстрый побег, находясь в гравитационном поле звезды, невозможно, а оборона — дело почти бесполезное: соседство со звездой обрекает сенсорные устройства боевых ос чуть ли не на полную слепоту.

Стандартная процедура кораблей — залп кинетических снарядов на отступательную орбиту. Такая тактика позволяет быстро опустошать запас дистанционно управляемых снарядов, в этом случае у противника остается лишь лазерное оружие, и шансы, что с его помощью он сумеет отразить каждый из десяти тысяч снарядов, равны нулю. Да и то, если допустить, что сенсоры станции смогут определить местоположение летящих снарядов. В большинстве случаев солнечные лучи совершенно скрывают приближающиеся корабли. А так как обычно о своем появлении они не предупреждают, то станция может и не узнать об их прибытии, пока в нее не угодит первый снаряд.

Станции, по сути дела, хватит единственного удара. Взрыв неизбежно вызовет цепную реакцию в хранилищах антивещества. И в результате рвануть может в пять-шесть раз сильнее, чем это требуется для уничтожения целой планеты.

Сейчас задача стояла другая. Мередит Салдана, стоя на капитанском мостике «Арикары», нетерпеливо ждал, когда космоястребы завершат развертывание вокруг звезды. Каждый биотехнический корабль выпустил по несколько сенсорных спутников для проверки огромной магнитосферы, в которую они погрузились.

Найти станцию было нетрудно, но прежде надо было одолеть огромное расстояние. Тактический компьютер «Арикары» начал принимать сообщения от спутников и сливать их в картину околозвездного пространства. Звезда на дисплее предстала в виде темной сферы, окаймленной бледно-золотыми полупрозрачными лучами. Сердцевина под воздействием магнитных сил шевелилась, словно бурное море.

Крошечный комок цвета меди скользил по орбите длиною в пять миллионов километров. В компьютер загрузили местоположение кораблей эскадры, и Мередит начал отдавать приказы. Космоястребы оставались на своих орбитах: температура и радиация звезды были бы для них губительны, и в то же время занятые ими позиции позволяли им держать под наблюдением вновь прибывающие корабли. Адамистские корабли придвинулись поближе, а восемь фрегатов вышли на орбиты с высоким наклонением: оттуда они могли начать кинетическую атаку на станцию. Остальные корабли, в том числе «Леди Макбет», выстроились в линию с целью перехвата.

Когда от противника их отделяло три миллиона километров, «Арикара» подала сигнал и включила связь со станцией.

— Коммюнике адресовано командиру станции, — обратился к ним Мередит. — С вами говорит корабль Конфедерации «Арикара». Вашей нелегальной деятельности наступил конец. Обычно за производство антивещества назначается смертный приговор, но мне поручили сделать вам предложение: отправить вас на штрафную планету Конфедерации, если вы подчинитесь нашему приказу. Предложение распространяется и на любого одержимого, присутствующего на станции. Жду вашего ответа в течение часа. Отсутствие ответа будет рассматриваться как отказ к сотрудничеству. В этом случае мы вас уничтожим.

Он дал задание компьютеру повторить послание. Эскадра стала ждать ответа.

Прошло десять минут. Станция подала сигнал.

— Говорит Ренко. Аль оставил меня здесь за главного. Так вот, я предлагаю вам убраться отсюда, пока мы не размазали вас по Солнцу. Понял, приятель?

Мередит глянул на лейтенанта Гриса, полулежавшего в противоперегрузочном кресле. Офицер разведки вымученно улыбнулся, несмотря на вдавившую его страшную тяжесть.

— Это прорыв, — сказал он. — Мы знаем источник Капоне. И даже неважно, чем кончится дело, у флота будет передышка.

— Думаю, флоту пора передохнуть, — сказал Мередит. — Особенно нашей эскадре.

— Он должен прекратить эти инфильтрационные полеты. Антивещество, что у него осталось, понадобится ему теперь для обороны Новой Калифорнии.

— Верно, — Мередит почти развеселился и загрузил в компьютер ответ. — Посоветуйся со своей командой, Ренко. Ты в безнадежном положении. С нашей стороны достаточно одного удара. Ты же будешь стрелять пять раз, прежде чем убедишься, что не попал. Мы никуда не торопимся. Можем выстрелить в тебя и через две недели, если понадобится. Ты уже проиграл. Так что лучше принимай мое предложение или тебе потусторонье по нраву?

— Хорошая попытка, только нас не проведешь. Я вас знаю, вы отправите нас в ноль-тау, не успеем мы поднять руки.

— Я, контр-адмирал Мередит Салдана, даю честное слово, что вы будете отправлены в необитаемый мир, пригодный для жизни. Обдумайте альтернативу: если мы атакуем станцию, вы неминуемо окажетесь в потусторонье. Вы думаете, что я лгу, но ведь есть очень большой шанс, что я говорю правду. Так неужели откажетесь от единственной надежды?

Вместе со всей эскадрой Джошуа ждал ответа двадцать минут. Наконец Ренко согласился сдаться.

— Похоже, мы победили, — сказал Джошуа.

В этот момент они снова сильно ускорились, и улыбаться было трудно. Все же в напряженном голосе звенела радость.

— Иисусе Христе, другая сторона туманности, — ликовал Лайол. — Да был ли там кто-нибудь еще?

— В 2570 году группа космоястребов улетела от Земли на расстояние шестьсот восемьдесят световых лет, — отозвался Самуэль. — Они, правда, оказались на севере галактики, а мы идем в другом направлении.

— Я этого не застал, — пожаловался Эшли. — Было там что-нибудь интересное?

Самуэль закрыл глаза и обратился по родственной связи к космоястребам. Они совершали сейчас орбитальный полет, находясь от них на расстоянии в миллионы километров.

— Ничего необычного или драматического. Звезды, окруженные планетами земного типа, и звезды без планет. Чувствующих ксеноков не обнаружено.

— Меридианский флот улетел дальше, — сказала Болью.

— Это только согласно легенде, — возразил Дахиби. — Никто не знает, куда они подевались. К тому же было это несколько столетий назад.

— Если рассуждать логически, они, должно быть, далеко залетели, раз никто их не нашел.

— Вернее сказать, не нашли обломки кораблекрушения.

— Пессимизм тебе вреден.

— В самом деле? Эй, Моника, — Дахиби поднял руку, но тут ускорение еще глубже вдавило его в кресло, — у вас там никто не знает, куда они отправились? Может, они и сейчас нас там поджидают?

Моника не сводила глаз с потолка. От головной боли не помогала никакая программа. Как же ненавидела она это ускорение.

— Нет, — ответила она через нейросеть (ускорение сдавило и горло). Жаль, что нельзя подпустить яду в закодированную речь. Злоба, сорванная на экипаже, вряд ли сблизит ее с ними, но трепотня эта ее достала. А ведь придется, пожалуй, терпеть их месяц, а то и больше. — Когда меридианский флот отправился в полет, Королевское разведывательное агентство еще только зарождалось. Думаю, и в наши дни не стоит вкладывать средства в дурацкие проекты вроде поиска рая.

— Не хочу знать ничего заранее, — сказал Джошуа. — Цель нашей миссии — открытие. Мы настоящие исследователи, пустившиеся в опасную неизвестность, и, может быть, впервые за нынешнее столетие.

— Аминь, — прогудел Эшли.

— Да мы и сейчас уже там, где мало кто побывал, — сказал Лайол. — Только посмотрите на эту станцию.

— Стандартные промышленные модули, — охладил его пыл Дахиби. — Ничего экзотического или вдохновляющего.

Лайол печально вздохнул.

— Внимание, приближаемся, — объявил Джошуа. — Проверьте, пожалуйста, системы. Как там фюзеляж?

Полетный компьютер загружал в его нейросеть данные, полученные сенсорами. Выдвинувшиеся до конца панели теплообменников вращались, поворачиваясь торцами к раскаленной звезде. Плоские поверхности панелей ярко розовели, убирая излишний жар. Джошуа запрограммировал постоянный спин в векторе состояния. Каждые пятнадцать минут шла проверка: равномерно ли распределяется по фюзеляжу интенсивный тепловой заряд.

— Горячих точек не обнаружено, — доложила Сара. — Дополнительный слой нультермальной пены здорово помогает. Но радиации получаем больше обычного. Необходимо обратить на это внимание.

— Сейчас все пройдет, стоит лишь войти в тень, — успокоил Лайол. — Ждать недолго.

— Вот видишь, — обратилась Болью к Дахиби. — Тебя окружают оптимисты.

В трех тысячах километров от станции вышли на орбиту корабли-перехватчики. Если Ренко вздумает взорвать хранилища, обшивка корпусов подвергнется сильному воздействию радиации, но экипажи все-таки не пострадают. Хотя делать этого, судя по всему, одержимый не собирался.

Переговоры относительно условий сдачи вел командующий Кребер. Гражданский корабль, уже причаливший к станции, должен был забрать всех оттуда, а затем состыковаться с одним из крейсеров. В этот крейсер пересаживали одержимых и под усиленной охраной переводили в арестантское помещение. Там они и должны были находиться на протяжении всего полета. В случае применения ими по какой бы то ни было причине энергистической силы, в помещение пропускался ток силой сорок тысяч вольт.

Крейсер в сопровождении двух фрегатов летел на необитаемую планету (пребывавшую в эпохе ледникового периода), и одержимых спускали в капсулах в зону тропиков с запасом необходимого для выживания оборудования. Конфедерация с этой планетой уже не контактировала, возможен был лишь очередной десант одержимых в сходных обстоятельствах.

Другое предложение Кребера, вернее, просьбу — помочь разведке флота в анализе их энергистических способностей — одержимые отвергли.

После заточения одержимых гражданский корабль стыковался с другим крейсером, и в него переходила уже команда служащих станции, готовая отбывать наказание на штрафной планете. Перед этим они должны были передать системы станции под полный контроль технического персонала флота.

После некоторой торговли, касавшейся в основном оборудования, необходимого для выживания на новом месте, Ренко согласился с условиями сдачи. Экипаж «Леди Макбет» наблюдал за переговорами с помощью сенсоров. Сама процедура прошла на удивление гладко и заняла менее одного дня. С первого крейсера пришла картинка: одетые в двубортные костюмы одержимые, вызывающе хохоча, направлялись в арестантское помещение. Инженеры станции с облегчением смотрели на бывших надсмотрщиков. Рабочие коды они передали флотским инженерам без протестов.

— Можете приступать к посадке, капитан Калверт, — передал сообщение адмирал Салдана. — Лейтенант Грис информировал меня, что сейчас у нас полный контроль над станцией. И антивещества для вашей миссии достаточно.

— Благодарю вас, сэр, — ответил Джошуа и включил двигатели.

Теперь все просто. Ускорение, полет и замедление скорости. Они вошли в тень станции и начали последние маневры, когда появился конвой Организации.

— Их одиннадцать, сэр, — доложил лейтенант Рекус. — Расстояние — тридцать семь миллионов километров от звезды и сто сорок три миллиона от станции.

— Степень опасности? — спросил адмирал.

«Как всегда, — подумал он, — что-нибудь да помешает».

— Минимальная, — связной офицер-эденист казался почти счастливым. — «Илекс» и «Энон» докладывают: у противника пять черноястребов и шесть фрегатов. Черно-ястребы осуществить свой маневр не могут: высота не позволяет им к нам приблизиться. Пусть даже боевые осы у них с антивеществом, все равно до нас им лететь несколько часов, да еще при постоянном ускорении. Что-то не слыхал я о боевой осе, у которой горючего хватило бы на целый час.

— Тогда их должны были изготовить на заказ, — сказал Грис. — А на Капоне это не похоже. Даже если такие осы и существуют, при таком-то расстоянии мы от них все равно уйдем.

— Значит, Калверт может действовать? — спросил адмирал.

— Да, сэр.

— Очень хорошо. Кробер, сообщите «Леди Макбет»: пусть продолжает, как планировалось. И все же, пусть капитан не мешкает.

— Да, сэр.

Мередит рассмотрел новый тактический расклад. «Энон» был сейчас всего лишь в пяти миллионах километров от кораблей Организации.

— Лейтенант Рокус, пусть космоястребы сгруппируются в двадцати пяти миллионах километров над станцией. Нельзя их оставлять одних: мало ли какие идеи придут в голову черноястребам. Командир Кробер, направьте остальные корабли к космоястребам, а фрегаты пусть встречают нас на орбитах с высоким наклонением. Двум фрегатам остаться на станции, пока «Леди Макбет» не закончит заправку. Как только они окажутся на безопасном расстоянии, уничтожьте станцию.

— Да, сэр.

Мередит загрузил данные в тактический компьютер. Машина выдала оценку, совпадающую с его расчетами. Обе стороны имели равные силы. У него было больше кораблей, зато у Организации могли оказаться боевые осы с антивеществом. Если он отдаст приказ эскадре идти на перехват, то добираться до них придется несколько часов. За это время корабли Организации спокойно совершат прыжок, и тогда за ними смогут угнаться лишь космоястребы, а в вооружении они Организации проигрывали.

Выходило, что у них ничья. Ни одна сторона не могла взять верх над другой.

«И все же не могу я им позволить уйти неотомщенными, — подумал Мередит, — получится плохой прецедент.»

— Лейтенант Грис? Что нам известно о командах неодержанных на кораблях Организации? Какое влияние имеет на них Капоне?

— В соответствии с проведенными нами исследованиями, у всех у них есть семьи, находящиеся в плену на Монтерее. Капоне очень осторожно подходит к выбору сотрудников, занимающихся производством антивещества. Можно сказать, что это его стратегия. Несколько команд на обычных звездолетах Организации уничтожили своих одержимых офицеров и дезертировали. Но вот ни одного упоминания о попытке к мятежу на кораблях, оснащенных антивеществом, нам не встретилось.

— Жаль, — проворчал Мередит. «Арикара» начала ускоряться для встречи с космоястребами. — Тем не менее я представлю им тот же ультиматум, что и станции. Кто знает, возможность капитуляции может вызвать маленький бунт.

«Этчеллс» слушал послание адмирала, переданное конвою. Уклончивое, с неопределенными обещаниями прощения и свободы перемещения. К нему это отношения не имело.

— Мы повторяем предложение эденистов, — добавили космоястребы. — Перейти к нам вы можете в вашем теперешнем обличье, и мы обеспечим вас питательной жидкостью. Взамен просим лишь помощи для разрешения проблемы к обоюдному удовлетворению.

— Эй, ублюдки, не вздумайте им отвечать, — предупредил «Этчеллс» коллег черноястребов. — Они же боятся. Да если бы положение их не было таким отчаянным, никто с предложениями к вам обращаться бы не стал.

Сродственная связь позволяла ему чувствовать их колебания. И все же никто не осмелился выступить против него открыто. Удовлетворенный тем, что они у него в руках, «Этчеллс» спросил у командира конвоя, что тот намерен предпринять.

— Удалиться, — ответил он, — ничего другого мы сделать не можем.

«Этчеллс» был не слишком в этом уверен. Флот станцию не уничтожил. И это вступало в противоречие тому, за что ратовала Конфедерация. Причина должна быть слишком веской для перемены политики.

— Мы должны остаться, — сказал он командиру конвоя. — Надолго они нас здесь не задержат, зато выясним, что они тут такое делают. Если собираются использовать против нас антиматерию, необходимо поставить об этом в известность Капоне.

Командир нехотя согласился. Адамистские корабли, совершив прыжок, пустились в обратный путь, к Новой Калифорнии, а черноястребы остались и начали наблюдение за станцией.

Наблюдать было трудно: чудовищный свет звезды мучил сенсорные пузыри «Этчеллса». Так страдают от красного остаточного изображения и человеческие глаза. Он стал потихоньку вращаться, защищая кончиками крыльев сенсоры от попадания на них солнечных частиц. И все равно, сосредоточиться на крошечном пятнышке, находившемся в миллионах километров от него, было почти невыносимо. Заболела голова.

Электронные сенсоры, находившиеся в багажном отделении, ничего не давали. Применяли их при обороне, да и то, когда противник находился рядом. Искажающее поле достать так далеко не могло. Однако у «Этчеллса» было и преимущество: в этом свете его не разглядеть. Он увидел, как из гравитационного поля звезды, ускоряясь, вылетели адамистские корабли — маленькие светлые искры, более яркие, чем фотосфера.

Через полчаса на станции заработали еще три фьюзеодвигателя. Два корабля последовали за эскадрой, а третий взял другой курс. Обогнув звезду с юга, он пошел по траектории с очень высоким наклонением.

«Этчеллс» широко раскрыл клюв, вообразив, что поет победную песню. Неизвестно, что делал на станции этот корабль, но сразу стало понятно: странная экспедиция задумана для него. «Этчеллс» выдал залп распоряжений другим черноястребам. Манеры грубого парня не помешали «Этчеллсу» многому научиться у своего хозяина. Грубость была его прикрытием: пусть, мол, твои оппоненты считают тебя глупее, чем ты есть на самом деле. Он сделался доверенным черноястребом Киры и знал, что она не станет рисковать его жизнью в сумасшедших инфильтрационных полетах и других опасных предприятиях. Она подобрала ему самое безопасное занятие — эскорт конвоя.

Десятилетия, проведенные в бессмысленных акциях, затеянных правительством, научили его скрывать свой подлинный потенциал. Выживание зависело от интеллекта и хитрости, а не от достоинства и отваги. И он знал: чтобы пережить нынешнюю ситуацию, ему потребуется недюжинный интеллект. Как и Росио с «Миндори», ему нравилось его нынешнее обличье. Он считал, что оно значительно превосходит человеческое тело. А как сохранить его… этот вопрос ему еще предстояло решить. Он не хотел оказаться на планетах, которые одержимые перенесли в другие миры. А Конфедерация не успокоится, пока не решит проблему: каким образом навеки запереть души в потусторонье.

Он выжидал благоприятного момента. Гигантские желтые глаза его высматривали возможность для спасения собственной шкуры. Не о товарищах же ему думать, в самом деле…

Может, как раз сейчас и настал момент, которого он ждал, — странное поведение флота.

Как только три корабля отлетели от станции на тридцать тысяч километров, она взорвалась, и сила взрыва потрясла хромосферу. Черноястребы, словно осознав свое окончательное поражение, выпрыгнули из галактики.

Космоястребы проанализировали их искажающие поля и сделали вывод, что все пятеро направились назад, в Новую Калифорнию.

— Аустер, они оставили фрегаты без защиты, — это капитан «Илекса» обратился к Рекусу. — Что прикажет адмирал?

— Не делайте ничего. Если начнете атаку, они тут же выпрыгнут. Мы могли бы преследовать их до самого их дома, но тактического преимущества от этого не получим. А задачу мы уже выполнили.

— Очень хорошо.

— Сиринкс.

— Да, Рекус.

— «Энон» может встретиться с «Леди Макбет». Адмирал желает вам обоим счастливого пути.

— Спасибо.

«Этчеллс» не верил, что космоястребы пустятся в погоню. Черноястребы удалились на десять световых лет от звезды, потом, спустя три секунды, прыгнули еще раз. Если космоястребы не видели их второго прыжка, то, разумеется, и не узнали, куда они подевались.

Четверо отправились к Новой Калифорнии. «Этчеллс» же вернулся к звезде и появился над ее южным полюсом на высоте двадцать два миллиона километров. Космоястребы собрались на экваториальной орбите высотою двадцать миллионов километров и, разумеется, маневра его не заметили. Позицию он сейчас занял идеальную: он хорошо видел звездолеты, вылетавшие с низкой орбиты. Сенсоры его сейчас не подвергались воздействию ослепительного света звезды. Даже головная боль утихла.

Краем глаза отметил корабли, вышедшие из гравитационного поля, но интересовал его корабль-одиночка, ушедший в южном направлении. Удалившись от звезды на двадцать миллионов километров, он совершил прыжок. «Этчеллс» порылся в пространственной памяти. Судя по моменту совершения прыжка, он мог отправиться в одну из двадцати систем Конфедерации. А может, и в другую — Геспери-ЛН. Планету тиратка.

Глава 12

Кортни сидела у стойки бара вот уже пятнадцать минут. Четверо мужчин предложили ей выпить. Не так много, как раньше: в последнее время мало было приезжих. Даже «Голубая Орхидея» страдала из-за панических настроений, распространявшихся по глобальной сети. Посетителей стало куда меньше. Обыкновенно в вечернее время здесь бывало набито битком. Клуб их считался не слишком низкопробным, и публика сюда приходила приличная, не боявшаяся за свою репутацию, во всяком случае, коллеги бы их за это не осудили. Кортни доводилось бывать в местах куда более непристойных. Швейцары не устраивали ей скандала, несмотря на то, что ягодицы ее буквально выпирали из платья для коктейля. Кортни очень нравилось это платье из черного шелка: спереди лямочки высоко и соблазнительно поднимали грудь, перекрещиваясь друг с другом на сильно оголенной спине. Она выглядела в нем необычайно сексуальной и в то же время не дешевкой.

Да и Беннет сказала, что оно ей идет. Замечательно, что секта подарила ей это платье. Никогда она не чувствовала себя такой женственной. И доказательства были налицо. Не было ночи, чтобы она не приносила секте доход. Иногда ей удавалось проделать это дважды. Настоящая умора: она водила мужчин в студенческое общежитие, в котором секта снимала помещение. Как только клиент спускал штаны, в комнату врывались Билли-Джо, Рав и Джулиан и избивали мужчину до бесчувствия. Затем Билли-Джо записывал его биоэлектрический код и снимал деньги с его кредитного диска.

В последние три года Кортни этим и занималась с тех самых пор, как брат представил ее секте Светоносца. Поначалу она привлекала педофилов, и они забирали ее в свои притоны или попросту тащили в темный закоулок парка. Сводником в те времена выступал Квинн Декстер. Как ни странно, с ним она чувствовала себя увереннее. Приходил он всегда вовремя.

Теперь ей было пятнадцать, и на малолетнюю она уже не тянула. Беннет перестала давать ей гормоны, но грудь расти не перестала, напротив, становилась все пышнее, и при тонкой фигуре приковывала взгляды. В последние девять месяцев клиентура совершенно изменилась. К ней теперь липли не педофилы, а неудачники. Кортни считала, что благополучно перенесла испытания. И большая грудь — сущий пустяк по сравнению с теми экспериментами, что учиняла Беннет над членами секты.

К ней подошел пятый мужчина, спросил, не скучает ли она, и предложил выпить. Это был тучный человек с напомаженными, зализанными назад волосами. Хороший, неоднократно побывавший в чистке костюм. Круглое лицо блестело от пота. Вел он себя нерешительно, похоже, боялся, что она его высмеет. Кортни допила бокал и протянула его мужчине, улыбаясь.

— Спасибо.

Танцевать он не мог: слишком толст. Жаль, ведь танцы она обожала. Придется целый час слушать его разговоры — о начальнике, семье, квартире, о том, что все у него складывается не так, как надо. Он жужжал, и она понимала, что это обычный неудачник, у которого за последнее время все шло наперекосяк, и хотел он от нее сочувствия и женского утешения.

Кортни сочувственно хмыкала в нужные моменты. Опыт работы в клубах арколога прошел не зря: о жизни таких людей она знала все, стоило лишь разок взглянуть на них. И в выборе клиентов никогда не обманывалась: с кредитным диском у них все было в порядке. Через час мужчина, осушив три бокала, набрался храбрости и сделал невинное предложение. Каково же было его изумление, когда девушка скромно улыбнулась и торопливо кивнула.

До студенческого общежития было, слава Богу, недалеко. Кортни не любила садиться в такси: в этом случае Билли-Джо мог потерять ее. И не оглядывалась, чтобы проверить, идут ли за ними трое сектантов. Должны были идти. Система у них давно отлажена.

Дважды Кортни казалось, что за ними кто-то идет, цокая металлическими подковками. Странно, ведь на улицах полно народа. Нервно оглянулась: нет, полицейского поблизости не было. Обычные люди, спешат по своим глупым делам. Бояться некого.

Боялась она только полицейских. Четверть пострадавших жаловались на нападение и грабеж, но AI не мог выйти на преступников: Беннет знала, когда готовилась облава. Она всегда знала, что происходит в Эдмонтоне. Временами это даже пугало. Кортни было известно, что некоторые сектанты в Божьего Брата не верили, но слишком уж боялись они Беннет и не смели ее ослушаться.

— Ну вот мы и пришли, — сказала она мужчине. Они стояли возле обветшавших дверей двухсотлетнего небоскреба. На ступенях сидели студенты, вдыхали наркотики. Глаза их были безразличными и затуманенными. Кортни потащила мужчину в вестибюль.

В элеваторе он предпринял первую осторожную попытку. Поцеловал ее, язык добрался чуть ли не до горла. Больше ничего не успел: комната находилась на третьем этаже.

— Что вы изучаете? — спросил он, когда они вошли.

Такой вопрос застал ее врасплох. Истории на этот случай запасено не было. Клиенты этим обычно не интересовались. В комнате, которую они нанимали, царил обычный студенческий беспорядок. Плохое освещение, разбросанная повсюду одежда, допотопный процессор на шатком столе. Кортни до сих пор плохо читала и не могла разобрать мелкий шрифт на наклейках дисков.

Прибегла к простому решению: спустила лямки, и грудь ее свободно заколыхалась. Он тут же забыл, о чем спрашивал. Бросил ее на кровать. Одна рука задирала юбку, другая больно сжимала грудь. Она застонала, притворяясь, что испытывает наслаждение. При этом молила Бога, чтобы Билли-Джо с сектантами поторопились. Иногда эти подонки специально медлили и позволяли клиенту осуществить намерение. А сами тем временем смотрели на них с помощью сенсорного устройства или в замочную скважину и тихонько хихикали. Потом клялись, что все вышло совершенно нечаянно. Беннет тоже смеялась, когда она ей жаловалась.

Клиент уже стаскивал трусики. Слюнявый рот прижался к соску. Кортни старалась не скорчить гримасу. И тут она вздрогнула: казалось, из вентиляционной решетки вылетело на них ледяное облако.

Он озадаченно крякнул и повернул голову. Оба удивленно смотрели друг на друга. И вдруг к его напомаженным волосам протянулась белая рука и оторвала от нее его голову. Завопив от удивления и боли, он отлетел в другой конец комнаты. Дряблое тело ударилось с громким стуком о противоположную стену и, как мешок, свалилось на пол. Возле кровати стояла фигура в черном плаще с надвинутым на лицо капюшоном. Кортни приготовилась закричать: ведь это был не Билли-Джо и не кто-то другой из секты.

— Не надо, — предупредила фигура. Капюшон отдернулся, и появилось лицо.

— Квинн! — прочирикала Кортни. На губах ее заиграла улыбка. — Квинн? Божий Брат, откуда ты, черт возьми, появился? Я думала, тебя сослали.

— Долгая история. Подожди немного, — он пошел к дрожавшему человеку, схватил за волосы и откинул назад его голову. Шея мужчины напряглась.

— Квинн, что ты… у-у! — Кортни в ужасе, не лишенном интереса, смотрела, как Квинн обнажил острые клыки. Он подмигнул ей и склонился к шее мужчины. Кортни видела, как ходит вверх и вниз адамово яблоко Квинна, сосавшего кровь. Несколько капель потекли по подбородку. Мужчина верещал, что есть сил. — О, черт, Квинн, это отвратительно.

Квинн встал, улыбаясь, и вытер рот тыльной стороной руки.

— Ничего подобного. Кровь — лучшая еда человека. Только подумай: все питательные вещества, которые требуются организму, очищены и подготовлены. Ты вправе взять ее от последователей фальшивого Бога. И использовать для укрепления собственных сил, — он глянул на толстяка, отчаянно старавшегося соединить края раны. Кровь струилась сквозь пальцы.

Кортни хихикнула. Ей были смешны клокочущие звуки, которые издавал мужчина.

— Ты изменился.

— Ты тоже.

— Да! — она приподняла грудь. — Вот, вырастила. Как тебе, нравится?

— О, Божий Брат! Да ты, Кортни, настоящая шлюха.

Выпрямив ногу, она покачала туфлей, державшейся на пальцах.

— Мне нравится то, чем я стала, Квинн. Я вырастила своего дракона, помнишь? Достоинство — это слабость, да и все другие добродетели, которые средний класс занес в свой список.

— Ты слушала проповеди?

— Разумеется.

— Ну а как там Беннет?

— По-прежнему.

— Это ненадолго. Я вернулся.

Он легонько взмахнул руками. Комната преобразилась. Стены потемнели, мебель стала металлической. В изголовье кровати повисли наручники.

Кортни, ужаснувшись, закрылась смятым стеганым одеялом и прижалась к стене, лишь бы подальше от Квинна.

— Господи, да ты одержимый!

— Ну уж только не я, — сказал он тихо. — Я одержатель. Именно меня Божий Брат выбрал своим мессией. И сила, которой владеют возвратившиеся души, зависит от их собственного желания. Никто не верит в них больше меня. Я приобрел контроль над своим телом благодаря вере Его в меня. Теперь я сильнее сотни хныкающих придурков.

Кортни выпрямила ноги и посмотрела на него.

— Так это на самом деле ты? У тебя твое собственное тело и все остальное?

— Сообразительностью ты никогда не отличалась. Но секта нуждалась не в твоем уме.

— Ты был в Нью-Йорке? — спросила она восхищении. — Нам показывали, какой там был переполох. Полиция уничтожила уйму людей в небоскребах, так они там перепугались.

— Я побывал там. Был в Париже, Бомбее и Йоханнесбурге. Вот об этом полиция пока не знает. Ну а потом явился домой.

— Я тебе рада, — Кортни спрыгнула с кровати и, обняв его, прошлась языком от уха до рта. — С прибытием тебя.

— Так ты пойдешь за мной, а не за Беннет?

— Да, — и слизнула каплю крови с его подбородка.

— И будешь подчиняться мне.

— Конечно.

Квинн заглянул в ее мысли и убедился, что она говорит правду. Другого он, правда, от Кортни и не ожидал. Он отворил дверь и впустил в комнату троицу сектантов. С Билли-Джо и Равом он был уже знаком, и запугать их ничего не стоило. В маленькой студенческой комнате стало тесно и жарко. Все учащенно нервно дышали, не зная, чего ожидать от Квинна.

— Я вернулся на Землю, чтобы принести сюда Ночь, — возвестил он. — Вы будете принимать в этом самое активное участие, как и все одержимые. Я намерен создать группы в каждом аркологе, но Эдмонтон имеет для меня особое значение, потому что здесь находится Беннет.

— Что вы собираетесь с ней сделать? — спросил Билли-Джо.

Квинн похлопал юнца по худенькой, словно прутик, руке.

— Самое худшее, что придет мне на ум, — сказал он. — А воображение у меня богатое.

Рот Билли-Джо растянулся в придурковатой улыбке.

— Здорово!

Квинн посмотрел на толстяка. Он хватал воздух, как рыба, вытащенная на берег. На потертом кафельном полу натекла порядочная лужа крови.

— Ты умираешь, — весело сообщил ему Квинн. — А спасти тебя можно одним способом. — По его команде возникло сильное энергистическое поле. Послышались крики душ из потусторонья. — Кортни, ударь его.

Она пожала плечами и сильно пнула мужчину в пах. Он задрожал, глаза выкатились, веки непроизвольно задрожали. Из раны вылилась новая порция крови.

— И еще, — тихо распорядился Квинн. Мысленно он диктовал условия потерянным душам, столпившимся возле узкой щели между двумя мирами. Слушал мольбы. Все кричали наперебой, что они достойны. И сделал свой выбор.

Кортни исполнила его приказание и зачарованно смотрела, как душа (настоящий мертвец!) вошла в несчастного мужчину. Рана затянулась, но дыхание вырывалось со свистом. Свет падал на запачканный кровью костюм.

— Дайте ему что-нибудь выпить, — скомандовал Квинн. Билли-Джо и Джулиан порылись в шкафах, вынули банки с содовой, открыли их и подали благодарному одержимому.

— Тебе надо набраться сил, уж слишком много крови ты потерял, — сказал Квинн. — Полежи, отдохни немного. Полюбуйся шоу.

— Да, Квинн, — слабо пробормотал одержимый.

Ему удалось повернуться на спину, при этом от слабости он чуть не потерял сознание.

Со звоном раскрылись железные наручники. Кортни посмотрела на них, а потом вопросительно взглянула на Квинна. Роба его уже почти растворилась.

— Ты знаешь, как ими пользоваться, — сказал он.

Кортни выскочила из платья и, склонившись над кроватью, продела кисти в наручники. Они тут же защелкнулись.

Глубоко удовлетворенный (и весьма голодный) «Илекс» появился над Айвоном. Узнав от Аустера о результатах полета, эденисты Трафальгара ощутили эмоциональный подъем. Лалвани тут же рассекретила успешную миссию, и пресса флота начала передавать информацию новостным компаниям системы. Все произошло так быстро, что не успел штат Первого адмирала официально известить Джиту Анвар, как помощники президента уже увидели сообщения о событии в коммуникационной сети.

С ускорением 2 g космоястребы летели к родной базе. Настроены они были благодушно, не то что в прошлый раз. Родственная связь раскалилась от шуток и поздравлений, адресованных ликующей команде.

Через два часа по прибытии «Илекса» принятый недавно в штат лейтенант Китон провел капитана Аустера в офис Первого адмирала. Самуэль Александрович тепло приветствовал эденистского капитана и жестом пригласил его в рекреационную зону. Рядом на кожаные диваны уселись Лалвани и Колхаммер. Лейтенант принес им чай и кофе. В это время загорелась цилиндрическая аудиовизуальная система и на экране предстали президент Хаакер и Джита Анвар.

— Адмиралы и капитан, передайте мои поздравления флоту, — сказал Хаакар. — В настоящее время уничтожение производящей антивещество станции особенно важно.

— Станция эта принадлежала Капоне, господин президент, — значительно проговорил Колхаммер. — Это тем более приятно.

— Теперь он не сможет устраивать свои проклятые инфильтрационные полеты на планеты Конфедерации, и тем более полномасштабное наступление, вроде Арнштадта, — подтвердил Самуэль. — Получилось что-то вроде кастрации. А кампанию нашу мы не только продолжим, но значительно ее усилим. Необходимо вымотать черноястребов и выкачать до конца запасы антивещества, которые он будет применять для обороны. К тому же, как нам стало известно, у них там нестабильная социальная ситуация. Мы полагаем, что несколько недель, два месяца от силы, и Организация распадется.

— Если только он не вынет очередного кролика из-под своей широкополой шляпы, — съязвил Хаакер. — Я, разумеется, не преуменьшаю ваш успех, Самуэль, но, во имя Аллаха, слишком долго уж все продолжается. Согласно последнему донесению, у Киры уже одержана почти треть населения, и сейчас только вопрос времени, когда одержат всех до одного. Кроме того, мы знаем, что Капоне с успехом провел инфильтрацию в одиннадцати мирах. А это значит, что мы их тоже потеряем. Вы это знаете не хуже меня. Да вот хоть бы сейчас, мне докладывают, что прежде чем вы уничтожили станцию, в инфильтрационный поход вышли очередные корабли. Прошу прощения, но мне кажется, ваш успех не бесспорен.

— Что вы предлагаете нам сейчас делать?

— Вы и сами прекрасно знаете. Как идут дела у доктора Гилмора?

— Медленно. Мэй Ортлиб, должно быть, вам докладывала.

— Да, да, — Хаакер нетерпеливо махнул рукой. — Ладно, держите меня в курсе дальнейших разработок. Желательно, чтобы я узнавал обо всем раньше журналистов.

— Слушаюсь, господин президент.

Президент и его помощник исчезли с экрана.

— Неблагодарный старый козел, — сквозь зубы сказал Колхаммер.

— Верно, — согласилась Лалвани. — Ассамблея в последнее время напоминает зоопарк. Послы осознали, что их великолепные речи не помогают разрешению кризиса. Они требуют действий, хотя сами, разумеется, ничего предложить не могут.

— Уничтожение антивещества должно облегчить нагрузку на флот, — сказал Колхаммер. — Надо надавить на некоторые правительства: пусть наложат карантин на гражданские полеты.

— Многие действуют исподтишка, — заметила Лалвани. — На маленьких, удаленных астероидах трудная экономическая ситуация. Конфликт вроде бы далеко от них. Поэтому они потихоньку и совершают полеты.

— Идиоты! Не понимают: то, что далеко, может стать совсем близко. Дождутся, что одержимые явятся прямо к ним, — распалился Колхаммер.

— Нам теперь удается выявлять главных преступников, — сказала Лалвани. — У меня связи с другими разведками. Как только мы установим все источники опасности, проблема станет чисто дипломатической.

— Да, и дело в шляпе, — проскрежетал Колхаммер. — Чертовы законники.

Самуэль поставил чашку на стол розового дерева и повернулся к Аустеру.

— Вы, кажется, были в эскадре Мередита на Юпитере?

— Да, адмирал, — сказал Аустер.

— Хорошо. Пока «Илекс» причаливал, я читал ваш доклад о миссии на станцию. Так вот, скажите мне честно, зачем Согласие посылает два корабля по другую сторону Туманности Ориона. И особенно меня интересует, почему один из них — «Леди Макбет». Я предполагал, что капитан Калверт и пресловутая Мзу останутся на Транквиллити и общаться друг с другом ни в коем случае не будут.

Капитан космоястреба слегка поклонился. Лицо его приняло серьезное выражение. Несмотря на поддержку, которую по родственной связи предлагали ему другие эденисты, и «Илекс», стоять перед разгневанным Первым адмиралом было не так-то легко.

— Уверяю вас, Согласие рассматривает проблему Алхимика чрезвычайно серьезно. Однако мы получили информацию, из-за которой пришлось нарушить ваше предписание.

Самуэль Александрович откинулся на кожаную спинку, понимая, что ему не следует разыгрывать неумолимого тирана. Иногда трудно сопротивляться.

— Продолжайте.

— Повелительница Руин узнала, что, возможно, религия тиратка имеет материальное основание.

— Я и не знал, что у них есть религия, — сказал Колхаммер и, обратившись поспешно к собственной нейросети, быстро пролистал энциклопедические файлы.

— Это было что-то вроде озарения, — сказал Аустер. — Но религия у них есть, и их бог, возможно, представляет собой что-то вроде могущественного артефакта. Они верят, что он способен спасти их от одержимых людей.

— Итак, Согласие послало два корабля на разведку, — сказал Самуэль.

— Да. Такое расстояние адамистский корабль может покрыть, лишь используя антивещество.

— К тому же полет освобождает Калверта и Мзу от контакта с одержимыми. Как удобно.

— Это решило Согласие, адмирал.

Самуэль хохотнул.

— «Лагранж» Калверт встретится с живым богом. Ну и зрелище. Хорошо бы отсюда увидеть столкновение этих эго.

Лалвани и Аустер невольно улыбнулись.

— Что ж, бывает, хватаются и за более тонкие соломинки, — сказал Самуэль. — Благодарю вас, капитан. Передайте мои поздравления «Илексу» по случаю успешного завершения миссии.

Эденист встал и отвесил официальный поклон.

— Адмирал.

Лейтенант Китон проводил его до дверей.

Хотя Самуэль считал это немного смешным, если не грубым, но он дождался, пока Аустер выйдет из комнаты, и только тогда обратился к двум адмиралам. Секретность была его девизом, и он знал, что Лалвани из уважения к нему сохраняла все их разговоры в тайне.

— Бог? — обратился он к ней.

— Я об этом ничего не знаю, — сказала она. — Но Согласие не стало бы пускаться в эту авантюру, если бы у него не было никакой надежды на успех.

— Очень хорошо, — сказал Самуэль. — Я хотел бы получить от джовианского Согласия полную информацию по этому вопросу.

— Я попрошу, чтобы нас подсоединили.

— Не следует до поры до времени, полагаясь на библейское спасение, менять наши стратегические планы.

— Да, адмирал.

— Тогда мы опять сталкиваемся с назревшей проблемой, — сказал Самуэль. — Мортонридж.

— Я же говорил вам, что это пустая трата времени, — вмешался Колхаммер.

— Верно. И неоднократно. Впрочем, и я говорил то же самое. Однако кампания эта прежде всего политическая, хотя мы не можем игнорировать тот факт, что проходит она не совсем так, как планировалось. Последнее событие внушает, мягко говоря, тревогу. Похоже также, что морские пехотинцы задержатся там дольше, нежели мы первоначально рассчитывали.

— Дольше! Ха! — возмутился Колхаммер. — Вы хотя бы видели визуальные сообщения? Боже, вот это грязь. Освобождение в ней по уши увязло.

— Да нет, не увязло, они просто столкнулись с большим количеством проблем, чем того ожидали, — сказала Лалвани.

Колхаммер хихикнул и поднял кофейную чашку, как бы салютуя.

— Меня всегда восхищала способность эденистов сглаживать неприятности. И, думаю, кусочек земли, — пятнадцать километров в диаметре, — пустившийся в полет и исчезнувший в другом измерении, является иллюстрацией этакой небольшой проблемы.

— Я не говорила, что небольшой.

— Исчезновение Кеттона для меня не самый большой повод для тревоги, — сказал Самуэль. Удивленный взгляд присутствующих он принял спокойно. — Меня волнуют медицинские трудности, связанные с людьми, спасенными от одержания. Нам везет, что новостные компании не обращают пока на это внимания, но это ненадолго. Люди осознают последствия одержания, особенно когда нам удастся вернуть в нашу вселенную такие планеты, как Лалонд и Норфолк. Союзники Королевства приложили похвальные усилия, чтобы помочь нам медицинским снаряжением, но количество смертей онкологических больных продолжает расти.

Он щелкнул пальцами, призывая вступить в разговор возившегося с самоваром Китона.

— Сэр, — лейтенант выступил вперед. — Медицинские службы Трафальгара изучают последствия случившегося. Честно говоря, нам даже повезло, что на Мортонридже не так много населения. Королевству и союзникам удастся обеспечить медицинскими нанопакетами два миллиона онкологических пациентов. Хотя у нас имеются сомнения относительно того, что лечение проходит правильно. К сожалению, мы не располагаем достаточным количеством квалифицированных врачей. К тому же, по нашим расчетам, планета людей, спасенных от одержания, со среднестатистическим количеством населения в три четверти миллиарда наверняка истощит все запасы имеющихся у Конфедерации медицинских нанопакетов. Сейчас нам известно, что одержимые захватили свыше восемнадцати планет да еще несколько астероидных поселений. С большой степенью вероятности можно утверждать, что планеты, которые Капоне посетил с целью инфильтрации, скоро к ним присоединятся. В итоге мы будем иметь дело с населением тридцати планет, а может, и гораздо больше.

— Черт! — вырвалось у Колхаммера. Он, нахмурившись, смотрел на молодого лейтенанта. — Так что произойдет, когда мы их всех вернем?

— Судя по количеству онкологических больных среди спасенных от одержания людей, предполагается быстрый и чрезвычайно высокий прирост летальных исходов. И произойдет это непременно, если больным не будет оказана своевременная квалифицированная медицинская помощь.

— Вы выражаетесь как специалист, лейтенант.

— Да, сэр. Вы должны также принять во внимание, что одержатели либо не знают о том, что причиняют вред своим хозяевам, либо не способны их вылечить. Энергистическая сила, которой они пользуются, способна лишь восстановить повреждения тканей, но с болезнью, по всей видимости, они справиться не могут.

— Что вы предлагаете? — спросила Лалвани.

— До тех пор, пока биохимическая среда на убранных из вселенной планетах радикально не изменится, все одержанные будут страдать, где бы они ни находились. И если не найдется способа излечения, тела их погибнут.

Потрясение Лалвани было так велико, что она не смогла предотвратить утечки его в родственную связь. Эденисты на астероиде автоматически открыли свое сознание, предлагая ей эмоциональную поддержку. Лалвани нехотя отказалась.

— Население тридцати планет? — недоверчиво спросила она. И перевела взгляд с лейтенанта на Первого адмирала. — Вы знали?

— Сегодня утром я получил доклад, — подтвердил Самуэль. — И я пока не информировал президента. Пусть он снова возглавит Ассамблею, а потом уже мы ему доложим.

— Господи Боже мой, — бормотал Колхаммер. — Если мы вытащим их оттуда, куда отправили, то не сможем спасти их. А если оставим там без поддержки, они тоже не выживут, — он почти умоляюще посмотрел на Китона: — Неужели у медиков нет никаких идей?

— Нет, сэр. У них есть две идеи.

— Наконец-то! Неужто кто-то проявил инициативу? Ну и в чем они заключаются?

— Первая идея очень простая. Мы повсеместно оповещаем одержимых о том, что нам известно об их нахождении в нашей Вселенной. И попросим их не вносить изменения в тела своих хозяев. Объясним, что это в их же интересах.

— Может случиться, что они воспримут это как пропаганду, — сказала Лалвани. — Ну а когда опухоль станет заметной, примитивные медицинские средства уже не помогут.

— Тем не менее попытаться стоит, — сказал Самуэль.

— Ну а вторая идея? — спросил Колхаммер.

— Официально обратиться к послу киинтов за помощью.

Колхаммер негодующе выдохнул:

— Ха! Эти сволочи нам не помогут. Они ясно дали это понять.

— М-м, сэр? — сказал Китон и посмотрел на Первого адмирала. Тот кивнул. — Они сказали, что не дадут нам решение к разгадке одержимости. Но сейчас мы просто попросим их о материальной помощи. Нам известно, что их технология находится на более высоком уровне, чем наша. Наши компании покупают у них много разнообразной продукции и технологий с тех самых пор, как мы наладили с ними контакт. Ну а после инцидента с Транквиллити мы узнали, что они не забросили производства, так что они вполне могут производить медицинские системы, в которых мы нуждаемся, и в необходимых количествах. В конце концов мы можем пользоваться ими, пока сами не решим проблему одержания. Если киинты нам действительно сочувствуют, как они о том говорят, то они вполне могут согласиться.

— Замечательно, — сказала Лалвани. — Мы не можем проигнорировать эту идею.

— Разумеется, — согласился Самуэль. — По правде говоря, я уже договорился о личной встрече с послом Роулором. Мы обсудим с ним этот вопрос.

— Хорошее решение, Самуэль, — заключил Колхаммер.

Как странно, что он опять здесь. Квинн разгуливал по комнатам штаб-квартиры секты Эдмонтона, погрузившись в другое измерение. Возможно, странность эта была вызвана неотчетливым, особенным осознанием реальности (как-никак, он в мире мертвых), а может, по прошествии лет он стал по-ново смотреть на знакомые комнаты и коридоры.

Многие годы это был его дом. Убежище и одновременно, страшное место. Сейчас же просто мрачные комнаты, лишенные каких бы то ни было воспоминаний. Порядки тут не изменились, но прежнего азарта не было. К ярости старших сектантов. Он улыбнулся: они орали и издевались над младшими своими собратьями. Все это его заслуга. Слово его распространяется все дальше.

Скоро в Эдмонтоне все узнают о его прибытии. Он уже взял под свой контроль восемь собраний и готовился посетить остальные. Те, что попали к нему в рабство, уже активно исполняли волю Божьего Брата. Последние дни он направлял небольшие группы для атаки на стратегические узлы инфраструктуры арколога. Генераторы, водонапорные башни, транспортные развязки… они теперь все были повреждены. Использовались примитивные способы, например, химические взрывчатые вещества. Столетия назад формулы таких веществ были загружены в сеть анархистами. Файлы воспроизводились столько раз, что их было уже не стереть. По приказу Квинна одержимые руководили акциями со стороны, сами непосредственного участия не принимали. Пусть уж лучше занимаются этим верные идиоты: их не жалко. Нельзя допустить, чтобы власти обнаружили в Эдмонтоне одержимых, пока нельзя. Пусть думают, что вандализмом занимаются фракции, отлученные от секты великим волхвом. Тогда все решат, что они сочувствуют анархистам Парижа, Бомбея и Йоханнесбурга, те тоже бомбили и терроризировали сограждан.

Власти узнают со временем, кто за всем этим стоит, но к тому моменту он уже утвердит себя среди одержимых и на Землю спустится Ночь.

Квинн вошел в часовню и внимательно оглядел ее. Высокие потолки, красивое убранство. Это тебе не маленькие собрания. На стенах картины со сценами насилия, перемежающиеся с рунами и шестиугольниками. На алтаре, возле темного перевернутого креста, мерцание желтых огоньков. Он подошел к большой плите, и на него нахлынули воспоминания. Боль, испытанная им при посвящении, а потом боль еще и еще при последующих церемониях. Каждый раз Беннет безмятежно улыбалась: черный ангел, владеющий его телом. Применялись наркотики, прикладывались нанопакеты, а затем непристойные мазохистские удовольствия. Он слышал смех Беннет, извращенно ласкавшей его. Она/он/оно, ужасное двуполое чудовище, заставлявшее его отвечать на мучение, которое вызывало у него все большее наслаждение. Иногда два этих экстремальных ощущения сливались в одно.

Триумф, объявила Беннет. Создание ментальности совершенной секты. Рождение дракона.

Квинн с любопытством посмотрел на алтарь и увидел себя привязанным к нему. Забрызганная кровью кожа блестела от пота, рвущийся изо рта крик. Боль и представшая ему картина были вполне реальны, но он не мог вспомнить ничего из того, что было раньше. Казалось, Беннет создала одновременно и тело, и душу.

— Квинн? Это ты, Квинн?

Квинн медленно повернулся и прищурился на бледную фигуру, сидевшую на передней скамье. Он был уверен, что лицо это видел, и видел именно здесь, но было это очень давно. Фигура встала. Высокий сутулый юноша в рваной кожаной куртке и грязных джинсах. Он был иллюзорен до жалости.

— Это ты, да? Разве ты не помнишь меня, Квинн? Это же я, Эрхард.

— Эрхард? — неуверенно спросил он.

— Черт возьми, мы же вместе купались в дерьме. Ты должен меня помнить.

— А, да. Вспомнил.

В секту тот вступил почти в то же время, что и Квинн. Но пережить испытания не смог. Те же муки и наказания, что укрепили Квинна, Эрхарда сломили. Все закончилось ритуалом в часовне. Беннет знала, что Эрхарду живым из него не выйти. Его насиловали, мучили, давали наркотики, запускали особенных, выдуманных Беннет паразитов. Зверства совершались под дикий хохот всего собрания. Последние умоляющие вопли Эрхарда, выражавшие беспредельный ужас, перекрыли гогот веселившейся толпы. И тут жертвенным, украшенным драгоценными камнями ножом Беннет нанесла короткий окончательный удар.

Квинн вспомнил, что радость его в тот день дошла почти до оргазма. А жертвенный нож принес Беннет именно он.

— Это несправедливо, Квинн. Я не хочу здесь находиться. Я это место ненавижу. И секту ненавижу.

— Ты не сумел накормить своего дракона, — презрительно бросил Квинн. — Ты только взгляни на себя. Как был неудачником, так неудачником и остался.

— Это несправедливо! — закричал Эрхард. — Я тогда не знал ничего о секте. И они меня убили. Ты меня убил, Квинн. Ты, вместе с остальными.

— Ты это заслужил.

— Да пошел ты… мне было девятнадцать. У меня была жизнь, а ты ее отнял, ты и эта психованная Беннет. Я хочу убить Беннет. Клянусь, я это сделаю.

— Нет! — заорал Квинн. Эрхард вздрогнул и отшатнулся. — Беннет не умрет, — сказал Квинн. Никогда. Беннет принадлежит мне.

Призрак подался вперед и вытянул вперед руку, словно желая согреть ее у огня.

— Кто ты теперь?

Квинн тихонько засмеялся.

— Не знаю. Но Божий Брат сказал мне, что я должен делать, — и вышел из часовни.

По коридору шли три фигуры. Один из них, как почувствовал Декстер, шел с явной неохотой. Квинн узнал его — сектант Килиан. Он встречался с ним несколько дней назад. Все трое нахмурились, когда прошли мимо невидимки: на них повеяло страшным холодом.

Квинн последовал за ними. Он знал, куда они направляются: разве он не ходил по этому маршруту несколько лет подряд? Только взглянуть разок на это лицо. Спешить с Беннет не следует. Квинн это давно усвоил. Возмездие тем слаще, чем медленнее оно вершится. А когда наступит Ночь, мучение станет вечным.

«Пришла Тьма». Фраза висела в дымном воздухе штаб-квартиры Эдмонтона, даже когда члены секты не произносили шепотом два эти слова. Они ощущали угрозу более страшную, нежели любой садизм старших сектантов.

Беннет понимала, что это значит. Аудиовизуальные проекторы давали полную картину нью-йоркской ситуации: там одержимые взяли под свой контроль штаб-квартиру сектантов. Продолжалась изоляция аркологов. Пошли слухи о том, что некоторым одержимым удалось освободиться. Знамения, куда ни глянь.

Да и у них, как следствие, дела пошли неважно. Доход от мелкого воровства и жульничества упал во всех городских собраниях. Даже она, Великий волхв, не могла похвастаться энтузиазмом. Что ж тогда спрашивать с обычных волхвов?

Когда она гневалась на старших сектантов, они лишь шаркали ногами и бубнили, что толку в делах больше нет. Пришло наше время, говорили они, Божий Брат возвращается на Землю. Зачем избивать придурковатых прохожих? Крыть было нечем: они исповедали кредо Светоносца, и возражать она не имела права. Ирония ситуации от нее не укрылась.

Что ей оставалось делать? Она слушала уличный ропот и старалась добраться до сути. Сейчас к ней поступало мало информации. Как и большинство аркологов Земли, Эдмонтон ради собственной безопасности старался изолировать себя. Коммерческие районы пустели. Люди не хотели идти на работу, сказываясь больными, брали отпуска. В парках никто не гулял. Футбол, бейсбол, хоккей и другие игры проходили при пустых трибунах. Родители не пускали детей в клубы. Впервые за долгое время можно было спокойно занять место в транспорте.

Движение поездов не было закрыто, и со стороны Центрального правительства это было бравадой. Уж очень ему хотелось уверить людей, что Земля в безопасности. Однако количество пассажиров дошло до тридцати процентов от положенного. Никто не хотел вступать в контакт с посторонними людьми, особенно иностранцами. Государственных служащих запугивали дисциплинарными мерами из-за того, что они не исполняли, как следует, свои обязанности. Особенно это касалось полиции. Мэры в отчаянии старались придать своим городам облик нормальности, надеясь, что население успокоится. Всеобщее отчаяние приняло гигантские масштабы.

Беннет по-прежнему посылала сектантов на центральные полуосвещенные улицы в поисках хоть какой-то наживы. Жители шаркали по тротуарам и, завидев сектантов, ныряли в подъезды, дожидаясь, пока те пройдут мимо. Полицейские автомобили замедляли ход, поравнявшись с бандой, вглядывались сквозь бронированное стекло в мрачные лица и, включив сирену, на полной скорости уносились вдаль. Гнать сектантов на улицу было делом бесполезным, но все же она настаивала, а мир тем временем задыхался от собственной паранойи. В какой-то момент ей показалось, что ей повезло.

Килиан изо всех сил старался не дрожать, когда старшие сектанты поспешно оставили его в кабинете наедине с Беннет. Комната была в центре небоскреба. Здесь, как и в Нью-Йорке, первоначальный архитектурный замысел был нарушен: сектанты пробивали коридоры через стены и трубы, словно личинки-паразиты сквозь тело человека. В конце концов апартаменты их стали напоминать причудливую луковицу, где комнаты и каморки, словно слои, защищали сердцевину. Беннет жила там три с половиной десятилетия, почти никогда ее не покидая. В этом не было необходимости: все, что было ей необходимо, то, что вносило в жизнь радость, ей туда доставляли.

В отличие от нескольких великих волхвов, Беннет не хвасталась. Старшим сектантам разрешалось иметь декадентские предметы роскоши, которые они крали или получали в качестве взятки. Они жили несколькими этажами выше ее и вели гедонический образ жизни в своих дорогих квартирах. Некоторые держали гаремы с прекрасными юношами. У Беннет были другие увлечения.

Килиан оглянулся и увидел, что комната, в которой находился, оказалась куда страшнее ужасных слухов, которыми сектанты обменивались шепотом. Кабинет Беннет был по сути хирургическим отделением. На широком столе — мощные процессорные блоки и сверкающее новое медицинское оборудование. В центре кабинета — три стола из нержавеющей стали с кожаными удерживающими ремнями. Вдоль стен — канистры жизнеобеспечения, похожие на огромные стеклянные столбы. Освещение яркое, и шло сверху, как в аквариумах. Килиан предпочел бы, чтобы света не было. Одного взгляда было достаточно, чтобы он замарал штаны. В канистрах были люди. Подвешенные на белой шелковой паутине, они находились в густой прозрачной жидкости, изо рта и носа шли трубки (это, правда, только у тех, у кого эти рты и носы были на месте). Глаза открыты у всех, и глаза эти смотрели по сторонам. Он узнал их, ведь совсем недавно он с ними общался. Ну а теперь к ним приставлены были какие-то придатки или, наоборот, каких-то частей недоставало. Раны были открыты, так что сразу было ясно, откуда и какой орган вынут. Были здесь не только люди, но становилось еще страшнее оттого, что к этим существам приделаны были органы человека. Килиан видел связки органов, соединенных друг с другом переплетением обнаженных пульсирующих вен. Перед ним были животные: коты и гориллы. Верхняя часть черепа их была удалена, мозги вынуты.

Килиану не доводилось бывать в этом кабинете, однако сюда приходил чуть ли не каждый — либо для поощрения, либо для наказания. Тем и другим Беннет занималась лично. Он стоял, не шевелясь, но ноги его дрожали. Великий волхв быстро к нему приблизилась.

У Беннет только подбородок напоминал мужчину, глаза же и рот ее были мягкими, очень женственными. На голове шапка взлохмаченных, цвета соломы, волос. Килиан нервно глянул не ее белую блузку. Все говорили, что Великий волхв возбуждалась при виде боявшегося ее человека. И если соски ее напрягались, значит, она в данный период времени была в женской своей ипостаси.

Под хлопчатобумажной тканью четко выделялись темные ареолы. Какая, собственно, разница, подумал Килиан. Беннет была гермафродитом (говорили, что не от природы). Как в мужском, так и в женском образе ей можно было дать лет двадцать, но возраст — это всего лишь соответствующий косметический нанопакет. Никто не знал, сколько ей было на самом деле. Не знали даже, сколько лет она состоит в должности Великого волхва. О ее возрасте и прошлом ходили лишь слухи и легенды, а вопросы задавать здесь давно отбили охоту.

— Спасибо за то, что пришел ко мне, — сказала Беннет и погладила Килиана по щеке.

Прохладные пальцы тихонько прошлись по скуле. Казалось, даровитый скульптор хочет определить точную форму будущей работы. Он вздрогнул. Розовые глаза с кошачьими зрачками весело сощурились.

— Боишься, Килиан?

— Не знаю, Великий волхв.

— Все верно. Такой поросенок, как ты, вряд ли о чем имеет представление. Так? Да ладно, не бойся. Ведь ты был мне полезен.

— Да?

— Как ни странно, да. А я, как тебе известно, вознаграждаю преданность.

— Да, Великий волхв.

— Что бы мне для тебя сейчас сделать? — и заходила вокруг насторожившегося сектанта, улыбаясь, словно мальчишка. — Сколько тебе сейчас лет? Двадцать пять? И вот, спрашиваю я себя, чего хочет мальчик твоего возраста? Ясно чего — большого члена. Этого вы все хотите. И знаешь, я могу тебе это дать. Вот сейчас отхвачу твой жалкий крысиный отросток и заменю его чем-то стоящим. И будет он у тебя длинный, как… твое предплечье и твердым, как сталь. Ну как, хочешь, чтобы я это сделала?

— Пожалуйста, Великий волхв… — захныкал Килиан.

— Как это понимать — «Да, пожалуйста», а, Килиан?

— Я… я просто хочу помочь. Чем могу.

Она послала ему воздушный поцелуй, продолжая крадучись ходить кругами.

— Хороший мальчик. Я просила тебя прийти, потому что кое-что хочу узнать у тебя. Ты веришь в учение Светоносца?

«Вопрос-ловушка, — мысленно простонал Килиан. — Скажу «нет», устроит наказание. Скажу «да», потребует, чтобы доказал это под пыткой».

— Да, Великий волхв, каждому слову. Я нашел своего дракона.

— Прекрасный ответ, Килиан. А теперь ответь мне: ты приветствуешь наступающую Тьму?

— Да, Великий волхв.

— В самом деле? А откуда ты знаешь, что она идет?

Килиан осмелился глянуть через плечо, чтобы увидеть Великого волхва, но сейчас она была у него за спиной, и о передвижениях ее он мог судить лишь по глазам сектантов из освещенных аквариумов.

— Одержимые здесь. И прислал их наш Господь. Они хотят привести в мир Его Ночь.

— Так все говорят. Аркологу, похоже, больше не о чем говорить. Да и планете — тоже. Но почему знаешь ты? Вот именно ты, Килиан?

Беннет теперь стояла перед ним. Губы изогнулись в выжидательной и сочувственной улыбке.

«Придется мне сказать правду, — ужаснулся Килиан. — Но я не знаю, действительно ли она хочет это слышать. Черт! О, Божий Брат, что она со мной сделает, если ей это не понравится? Во что она меня превратит?»

— Ну что, уж не кошка ли откусила у тебя язык? — лукаво спросила Беннет. И улыбка ее стала чуть холоднее. Не такая игривая. Она перевела взгляд на канистру с пумой. — Да, конечно, я могу дать кошке твой язык, Килиан. Но что мне поставить на его место? Как ты думаешь? У меня скопилось столько материала, что больше мне, пожалуй, и не надо. Многое уже не годится для продажи. Когда-нибудь чувствовал, как умирает плоть, Килиан? Некрофилия, кажется, входит в моду. Может, и тебе со временем понравится.

— Я видел одержимого! — закричал Килиан. — О, черт, я видел. Простите, Великий волхв, я не рассказал об этом старшему сектанту, я…

Она поцеловала его в мочку уха, и он остановился на полуслове.

— Понимаю, — прошептала она. — В самом деле, понимаю. Для того чтобы понять ход мыслей людей, ты сначала должен увидеть, как они устроены. А я давно сделала это областью своих исследований. Физиология порождает психологию, так можно сказать. Верно, Килиан?

Килиан не терпел, когда Великий волхв начинала вдруг говорить непонятные ему слова. Он не знал, как на них отвечать. Да и другие сектанты не знали. Даже старшие.

— Я… я видел его в куполе Вергевиль, в часовне секты, — сказал Килиан.

Теперь он был уверен: Великий волхв хотела услышать об этом одержимом. Может, ему удастся соскочить с крючка.

Беннет остановилась против него. На лице ее не осталось и следа улыбки.

— Ты не рассказал старшему сектанту, потому что не хотел утонуть в дерьме. Потому что, если одержимые настоящие, то они уберут сектантов, которым ты вот уже шесть лет лижешь зад, и сами встанут на их место. И если ты станешь рассказывать всем о том, что видел, твои слова сочтут призывом к мятежу… хотя вряд ли ты способен на все эти рассуждения. У тебя просто сработал инстинкт. За тобой приглядывает твой дракон, бережет тебя. И это правильно, с этой точки зрения ты проявил лояльность по отношению к самому себе и Божьему Брату. Ты, конечно, не удержался и рассказал кое-кому. Так? Оплошал, Килиан. Ты же ведь знаешь, что я награждаю сектантов, которые предают мне своих друзей.

— Да, Великий волхв, — промямлил Килиан.

— Ну что ж, я рада, что мы этот вопрос прояснили. Золотое правило нашей секты: мне нужно говорить все. Я одна решаю, что важно, а что нет, — Беннет подошла к металлическому столу и постучала по нему пальцем. — Иди сюда, Килиан. Ложись.

— Пожалуйста, Великий волхв.

— Быстро.

Если бы он подумал, что есть шанс бежать, то, конечно, убежал бы. У него даже мелькнула дикая мысль наброситься на Беннет. Великий волхв физически была слабее его. Но в этот момент он по глупости взглянул в ее розовые глаза.

— Это очень плохая мысль, — сказала Беннет. — Мне она совсем не нравится.

Килиан, мелко переступая, двинулся к столу. Контейнеры отбрасывали фиолетовый свет на потертую серебристую поверхность с маленькими засохшими пятнами крови.

— Сначала разденься, — сказала Беннет. — Одежда мне помешает.

Церемония посвящения, наказания, унизительные процедуры так и не подготовили его к этому. Простую боль он мог вытерпеть. Она быстро проходила и, унижая, делала его в то же время сильнее. Дракон с каждым разом становился чуть больше и решительнее. Сейчас он ему не помогал. Каждый снятый предмет одежды казался ему частью его самого, принесенной ей в жертву.

— В давние времена принято было говорить, что наказание должно соответствовать совершенному преступлению, — сказала Беннет. Килиан снял джинсы, и она насмешливо улыбнулась, увидев его тощие ноги. — Я всегда думала, что это верно. Но сейчас считаю, что часть дела должна соответствовать преступлению.

— Да, — прохрипел Килиан.

Объяснения не требовалось. В его обязанности входила уборка свинарника. Все сектанты должны были заниматься этим. И все ненавидели отвратительных визжащих животных. Он понял намек на ожидавшую его судьбу. Всем сектантам Эдмонтона угрожало это, и не важно, были они дисциплинированы или нет.

Свиньи у Беннет были особой, выведенной несколько столетий назад породы. Генная инженерия тогда еще только зарождалась. Свиньи нужны были для трансплантации органов. Очень ценный проект: помочь сердечникам или людям с больными почками. Органы свиньи и человека совпадают по размерам, к тому же после пересадки человеческий организм их не отторгает. В начале двадцать первого года эта концепция процветала. Потом начали бурно развиваться медицина, генетика и протезная технология. О свиньях, кроме историков медицины да некоторых любопытных зоологов, все забыли. Беннет случайно наткнулась на старинный файл в медицинском разделе.

Она заинтересовалась, выявила потомков тех самых свиней и снова начала их выращивать. При этом применяла новейшие генетические идеи и значительно укрепила породу. Больше всего ее привлекала примитивность концепции. Использование современных технологий вступало в резкий контраст с убеждениями секты. Свиньи и старомодная хирургия явились идеальной альтернативой этому.

Когда сектанту требовалась трансплантация, она имплантировала ему не искусственную мышцу. Мышцы свиньи, как и остальные органы, человеческим организмом не отторгались. И кожа, толстая и крепкая, не отторгалась тоже. Позднее она стала экспериментировать с другими животными. Обезьяньи ноги, пересаженные сектанту, превращали его в акробата, а это требовалось, когда надо было забраться на верхние этажи. Более легкие кости в ногах позволяли им убежать от полицейских механоидов. При наличии времени и объектов исследования, полагала она, ей удастся создать людей, не уступающих космоникам и созданным генной инженерией наемникам, широко применявшимся Конфедерацией.

Хирургию она использовала и для исправления поведения. Например, заменяла при попытке побега ноги свиными ножками. Что делать с Килианом, Беннет пока не решила. Она предполагала, удлинив его толстую кишку, вывести ее в горло, чтобы он испражнялся через рот. Вставит в горло дополнительную трубку, и очень толстая шея будет в полной гармонии с тупой башкой.

Когда Килиан разделся, положила его на стол лицом вниз и пристегнула ремнями. Наказание пока подождет. Ее заинтересовало то, что он сболтнул об одержимом. Беннет выжала ему на затылок крем для удаления волос и очистила участок для имплантации нейросети.

Анестезии ему не полагалось. Он, не переставая, стонал и хныкал, когда волокна вонзались в мозг, казалось, в голове у него что-то непрерывно взрывалось, нервы посылали спазмы в ноги и руки. Беннет сидела рядом на табурете, прихлебывала охлажденный мартини, подавая время от времени новые команды во внедренную нейросеть. Первые ответные импульсы пошли через два часа. Беннет принесла процессор для анализа и интерпретации поступившей информации. Изображения, представлявшие поначалу случайные сочетания цветовых всплесков, успокоились, и AI начал приводить синаптические разряды в определенный порядок. Как только шедшие в мозгу процессы были каталогизированы и соотнесены с нейросетью, появилась возможность управлять сознанием. В синапсы через волокна поступали новые импульсы, выявляя его мысли.

Килиан думал о семье, такой, какой она была когда-то. Мать и он с двумя сводными братьями, младше его, ютились в небоскребе купола Эдсон в двух грязных комнатах. Как же давно это было. Мать жила на детское пособие, и дома ее никогда не было. Он же постоянно слышал брань, музыку, шаги, шум поездов подземки. И была у него одна мечта: бежать. Плохое решение.

— Почему? — спросила Беннет.

Килиан вздрогнул. Растянувшись на просевшем диване возле окна, он с любовью смотрел на знакомые предметы недолгого детства.

Беннет встала возле дверей и устремила на него взгляд, исполненный презрения. Она была самым ярким пятном в комнате.

— Почему? — повторила она.

Словно шаровая молния взорвалась в мозгу Килиана, и мысли его неудержимым потоком вырвались изо рта сами собой.

— Да потому что, убежав, я тут же вступил в секту. А лучше бы я этого не делал. Я ненавижу свою жизнь, ненавижу! Вот он я, на твоем столе, а ты сейчас превратишь меня в собаку, а может, отрежешь мой член и пришьешь его кому-то другому, чтобы тот другой меня моим же членом изнасиловал. Ну, в общем, что-то вроде этого. А это несправедливо. Зла я никому не делал. Всегда делал то, что требовала от меня секта. Ты не можешь делать это со мной. В тебе нет ничего человеческого. Все это знают. Ты странная уродливая людоедка.

— Вот тебе и благодарность. Но кому нужна эта жалкая тирада? Я хочу узнать, когда ты видел одержимого.

В мозгу взорвалась еще одна молния. Он громко закричал. Воспоминания серной кислотой обожгли ему глаза. Дома своего он уже не видел. Дом развалился, как гнилая плоть с костей, и сознанию его явилась церковь в куполе Вегревиль. Килиан был там три дня назад. Послал его туда старший сектант за каким-то пакетом. Он не знал, что в нем, знал лишь, что «Беннет хочет его как можно быстрее».

Собрание выглядело как-то по-другому. В темных комнатах сгустилась иная атмосфера, похожая на ночь перед большим сражением. Они смотрели на него, как на шута. Их насмешило нетерпеливое его желание получить пакет и уйти. Каждый раз, как только он торопил их, они тянули время и страшно веселились, видя его реакцию. Они похожи были на резвых школьников, мучающих нового ученика.

Когда его привели наконец в церковь, старшие сектанты сказали, что пакет давно его дожидается. Стены часовни сделаны были из тонких, приваренных друг к другу металлических стержней. Помещение напоминало птичью клетку. Алтарь устроили на возвышении из ржавых, длинных гвоздей, концы которых обрезали под одну высоту. Длинные желтые языки пламени, поднимаясь из ощетинившегося металла, танцевали в темноте. Скамьи из кровельных досок прибиты к разного рода чурбакам. На стенах обычные руны, только сейчас их было почти не видно. Зато повсюду в глаза бросался новый слоган: НОЧЬ ИДЕТ. На стенах, на потолке и даже на полу.

Килиана заставили войти одного. Маленький эскорт его остался за толстыми дверями, слышался их сдавленный смех. Раздражение его, когда он подошел к алтарю, сменилось страхом. Его ожидали три фигуры, молча стоявшие за алтарем. Одеты они были в черные сутаны. На одежде их не было ни шестиугольников, ни украшений, излюбленных старшими членами секты. И это делало их еще более зловещими. Капюшоны почти скрывали лица. В желтом пламени свечей проступала иногда та или иная черта: налитые кровью глаза, крючковатый нос, большой рот. Третий капюшон показался Килиану пустым. Даже когда сектант приблизился к алтарю, то не увидел ничего в черной, как ночь, пещере капюшона.

— Меня послала Великий волхв, — пробормотал он, заикаясь. — У вас, кажется, есть для нее пакет?

— Да, разумеется, — прозвучал голос из таинственного капюшона.

Беннет насторожилась и пропустила голос через программу-анализатор. Программы эти, правда, еще не достигли совершенства, и целиком на них полагаться не следовало. Тем не менее анализатор обнаружил большое сходство с хранящимися в файле записями голоса Декстера. Темная фигура медленно вытянула руку, и Килиан задрожал от страха, предполагая увидеть в ней направленное на него дуло пистолета. Но из широкого рукава выглянула снежно-белая кисть, небрежно уронившая на алтарь маленький контейнер из пластмассы.

— Наш подарок Беннет. Надеюсь, он принесет ей пользу.

Килиан торопливо его поднял.

— Да. Благодарю.

Больше всего хотелось ему выскочить отсюда, и как можно скорее. От этих парней у него мурашки по коже, как от Беннет.

— Я хотел бы, чтобы Великий волхв продолжала свою деятельность, как если бы ничего не случилось.

Килиан не знал, что на это ответить. Искоса глянул через плечо, соображая, сумеет ли в случае чего улизнуть отсюда, хотя прекрасно понимал, что, если бы это входило в их намерения, то его отсюда никто бы не выпустил.

— Вам лучше знать, — пожал он робко плечами.

— Без сомнения.

— Ну так я пойду, отнесу ей это.

— Ночь придет.

— Знаю.

— Отлично. Так ты присоединишься к нам, когда придет время.

— Мой дракон силен.

Из капюшона медленно выходила голова, черты лица, одна за другой, проступали из темноты.

— Это необходимое качество, — сказал Квинн.

Беннет внесла в память его лицо. Сомнений не осталось. Кожа, белая, как снег, глаза — черные омуты, — эмоциональное преувеличение. И тем не менее это Квинн.

Великий волхв загадочно улыбнулась, разглядывая лицо. Неистовость, его оживлявшая и когда-то привлекавшая ее, ушла. Выглядел он скорее усталым. Глаза в лучиках морщин, да и щеки провалились.

Она сконцентрировала мысли.

— Декстер в Эдмонтоне. Один из моих сектантов встретил его три дня назад.

— Благодарю, — ответила Западная Европа.

Десять кораблей над Новой Калифорнией доложили о прибытии обороне Монтерея. Черноястребы, сопровождавшие фрегаты, в этот раз вперед не рвались. Пусть лучше плохую новость сообщит командир конвоя.

— Где «Этчеллс»? — спросил Хадсон Проктор у четырех черноястребов.

— Не знаем, — ответил Пран Су. — Он оставил нас в районе станции. Возможно, скоро появится.

— Вы уверены, что Конфедерация уничтожила станцию?

— Да, фрегаты видели, как она взорвалась.

Факт этот командир конвоя сообщил очень неохотно. Новость распространилась по астероиду в течение тридцати минут, так же быстро стало известно обо всем в городах Новой Калифорнии. В сельской местности узнали обо всем за два дня, а более удаленные астероидные поселения, входившие в Организацию, — за неделю (они услышали об этом из журналистских сообщений, уж они-то такой возможности не упустят).

На этот раз Эммет Мордден наотрез отказался идти с новостью к Алю. Старшие лейтенанты, посовещавшись, решили, что честь эту следует предоставить Лерою Октавиусу. Невысказанная ими мысль (неважно, к какой фракции они принадлежали), когда они смотрели на бредущего с обреченным видом Лероя, что тот струсит, и попросту расскажет обо всем Джеззибелле.

От решения этого предостерегла Лероя жизнь, что прошла в общении с темпераментными персонажами мира развлечений. Понимая, что неприкосновенность дорогих ему тела и души может гарантировать только Джеззибелла, он не мог ослабить ее положение. Мелькала мыслишка перепоручить задание бедному Авраму Харвуду, но, пожалуй, для слабого экс-мэра это чересчур. Набравшись храбрости, Лерой пошел в Никсоновские апартаменты. В нескольких метрах от входа почувствовал, как дрожат ноги. Два телохранителя, уловив его настроение, отвели глаза и открыли перед ним большие двери.

Аль и Джеззибелла завтракали в оранжерее. Это была длинная узкая комната, одна ее стена, из прозрачного сапфира, придавала голубизну планетам и звездам, а противоположная утопала в обвившем решетку цветущем винограде. Колонны, идущие по всей длине комнаты, являлись на самом деле аквариумами, и в них плавали странные и красивые рыбки, собранные из десятков миров.

Стол в комнате был один, широкий овал из кованого металла, в центре которого стояла ваза с оранжевыми лилиями. В одинаковых махровых халатах цвета аквамарина сидели бок о бок Аль и Джеззибелла и жевали тосты. Либби, прихрамывая, ходила вокруг стола и наливала им кофе.

Аль поднял глаза на вошедшего Лероя. Доброжелательная улыбка тут же увяла, стоило ему уловить беспокойство в мыслях тучного менеджера.

— Что-то ты невесел, Лерой, мальчик мой. Что тебя так удручает? — Джеззибелла оторвалась от лежавшей перед ней исторической книги.

Лерой сделал глубокий вздох и словно нырнул с высокого берега.

— У меня новость. И не слишком хорошая.

— Да ладно, Лерой. Я не съем тебя за то, что эти умники скинули на тебя грязную работу. Что там еще случилось?

— Прибыл последний конвой, который мы посылали на станцию. Там их поджидала засада — флот. Так вот, Аль, они станцию взорвали. Теперь нам негде производить антивещество.

— Господи Иисусе! — кулак Альфа опустился на стол. Запрыгала посуда. На щеке Капоне пульсировали три тонких белых шрама. — Как они пронюхали? Мы что же, не проявили осторожность, когда посылали конвой на станцию? И они его выследили?

— Не знаю, Аль. Через девяносто минут причалят фрегаты. Может, капитаны расскажут подробности.

— Пусть попробуют, — кулаки Аля сжались. Он, не мигая, уставился на звездное небо за сапфировой стеной.

Лерой помялся, посмотрел на Джеззибеллу. Она молча кивнула ему на дверь. Лерою только этого и надо было. Кивнув Алю, выкатился из комнаты так быстро, как только могли унести его толстые ноги. Джеззибелла молча терпеливо выжидала: она хорошо изучила повадки Аля.

Выйдя через минуту из оцепенения, Аль заревел:

— Пошло все к чертям! — и снова треснул кулаком по столу. На этот раз он вложил в удар энергистическую силу. Металл прогнулся. Тарелки, вазочки с вареньем, чашки и ваза скользнули по только что проложенной долине, налетев одна на другую. Он вскочил, и кипящий кофе выплеснулся на пол вместе с лилиями. — ПОШЛО ОНО ВСЕ! — Аль развернулся и пнул ногой стул, так что он полетел в сапфировое окно. Либби, пискнув, прижала к себе молочник, словно он мог ее защитить. Джеззибелла, прислонившись к спинке кресла, держала в руке спасенную чашку кофе. Лицо ее ничего не выражало.

— Ублюдки! — Аль выпустил автоматную очередь ругательств. — Ведь это была моя станция. Моя, — он подвел ладони под покалеченный стол и подбросил его. Стол кувырком покатился по оранжерее. Посуда рассыпалась в песок. Либби съежилась, когда тяжелая металлическая ножка стола просвистела в нескольких сантиметрах от узла ее седых волос. — Никто не смеет забрать от меня мою собственность. Никто! Разве не знают, с кем имеют дело? Я не какой-нибудь захудалый пиратишка! Я ведь, черт побери, Аль Капоне. Мой флот наводит страх на целые планеты. Похоже, крыша у них съехала. Я этих вонючих морпехов вытащу из их чертовой воды. А тупому русскому адмиралу засуну в задницу бейсбольную биту и изо рта вытащу.

— Из космоса, — твердо сказала Джеззибелла.

— Что? — Аль круто повернулся и заревел. — Что ты там такое несешь?

— Ты вытащишь их из космоса. Не из воды. Мы ведь не на Земле, Аль.

Он занес над ней дрожащий кулак. Потом повернулся и ударил по высокому аквариуму. Стекло лопнуло. Через отверстие выплеснулась вода с косяком длинных алых рыбок и замочила край халата.

— Черт, — и попятился, стараясь не замочить тапки.

Джеззибелла спокойно подняла ноги, когда вода забурлила возле ее стула. Рыба в отчаянии металась на мозаичном полу.

— У тебя было антивещество, когда ты только начинал?

Аль смотрел на рыбу с легким недоумением, словно не мог понять, откуда она взялась.

— Что? — спросил он требовательно.

— Ты слышал, — она сознательно не встречалась с ним взглядом. И улыбнулась Либби: — Будь добра, сходи за ведром или чем там еще.

— Хорошо, детка, — нервно сказала Либби и торопливо вышла.

— Ты ее напугал, — укоризненно сказала Джеззибелла.

— Пошла она к черту! — возмутился Аль. — Что ты такое сказала об антивеществе?

— Прежде всего вспомни: у нас его еще целые тонны. Конвои не так много истратили.

— Тонны?

— Ну хорошо, не тонны, килограммы. Сам сосчитай, если мне не веришь: один килограмм равняется двум с половиной фунтам. Стало быть, того, что есть у флота и обороны, тебе с избытком хватит, чтобы стереть в порошок всех, кто вздумает пойти на Новую Калифорнию. И потом еще Кингсли Прайор. Ты его не забыл?

Аль прекратил мысленные подсчеты. Считать он умел, как-никак работал в свое время в Балтиморе бухгалтером. И опять Джез права: у них и в самом деле приличные запасы антивещества. Кингсли он не забыл, только уж больно много времени прошло с тех пор, как послал он его на секретное задание.

— Этот осел? Я его давным-давно списал.

— Не так уж давно это было. Он не курьер, не орудие. И скоро вернется.

— Может, и так.

— Так будет, и тогда ты выиграешь. Как только Конфедерация потерпит поражение, можешь не волноваться: Новую Калифорнию у тебя не отберут.

— Может, и так, — вздохнул он. — Зато антивещества у нас больше не будет. Послушай, Джез, если они пошлют к нам флот дважды, нам хана.

— Не пошлют. Поверь мне. Это невозможно с политической точки зрения. Ну а теперь вернусь к первоначальному вопросу. Когда ты начинал, антивещества у тебя не было, и все же тебе удалось взять планету. Антивещество стало лишь прекрасным бонусом, Аль. И ты этим преимуществом великолепно воспользовался. Ты не только перепугал население Конфедерации своими инфильтрационными полетами, ты их ослабил физически. Одержимые находятся уже на двадцати пяти планетах, и это изувечило их экономику и властные структуры. Они не могут атаковать тебя на твоей территории. Ни в коем случае. Вот что самое главное, — она вытянула ноги и поставила каблуки на чудом сохранившийся стул. — В это окно мы никогда не увидим их корабли. Ты в безопасности, Аль. Ты сделал все, как надо: вырыл ров, через который ублюдкам не перейти. А теперь тебе надо закрепить то, чего ты добился. Не дай нытикам и неудачникам, что клянутся тебе в верности, разрушить Организацию.

— Черт побери, ты великолепна, — он прошлепал по воде, чтобы поцеловать ее. Она улыбнулась и указательным пальцем пощекотала ему подбородок.

— Ребята там с ума сходят, что станцию профукали.

— Они боятся, вот и все, — сказала она. — Ты просто покажи, что бояться им нечего, что ты контролируешь ситуацию. Их нужно ободрить. Ты им нужен, Аль, никто, кроме тебя, не может держать в руках все нити.

— Ты права. Я вызову старших лейтенантов. Немного попугаю, а потом помилую.

Она обняла его за шею.

— Не торопись. Сделай это через час.

Явившись в офис, Аль попридержал эмоции: ни к чему бросаться на людей, пока собрание не началось. Все же не мог не вспомнить, как выглядела комната в самом начале. Чистая и блестящая, кофе в серебряном кофейнике, элегантный фарфор. Теперь она являлась примером общего беспорядка, охватившего Монтерей. Без механоидов ничего не убиралось, а уж о наведении блеска и говорить не приходилось. Тарелки и мятые салфетки на столе не убирались вот уже три или четыре собрания. На дне чашек образовалась плесень. Никто и не подумал отнести их в ближайший буфет.

Нехорошо. Отвратительно. Джез права. Нужно заняться тем, что у него есть. Навести элементарный порядок. Сделать все, как было когда-то.

Кира пришла последней. Это вошло у нее в привычку. Аль не знал, делала она это, чтобы позлить его или чтобы все обратили на нее внимание. Села между Патрицией и Лероем. Аль встал и налил себе кофе из жужжащего эспрессо.

— Эй, Лерой, где Вебстер? — неожиданно спросил Аль. — Он должен был вынести всю эту грязь.

Менеджер прервал тихий разговор с Патрицией и в недоумении оглянулся.

— Должно быть, шляется где-то мальчишка.

— Да? Что-то я его давно не видел. В чем дело?

«Странно», — подумал Аль: он не мог вспомнить, когда видел мальчика в последний раз. Типичная картина. Все сейчас идет через пень-колоду. А ведь Вебстер Прайор — самый ценный для него заложник: только от него зависело, выполнит ли задание Кингсли Прайор.

Лерой вынул карманный блок и, пробежав пальцами по клавиатуре, вызвал файл с расписанием дежурств. Все заметили, что он обеспокоился.

— Он был в кухне. Это его последнее дежурство. Помогал повару. С тех пор о нем ничего не известно.

Аль помешал кофе.

— Сильвано, где мальчишка?

Угрюмое лицо лейтенанта стало еще мрачнее.

— Откуда, черт возьми, мне знать?

— Это, черт возьми, твоя работа — знать. Господи, я поручил тебе обеспечивать дисциплину, а ты не можешь даже присмотреть за пацаненком. Ты что, забыл, что он важнее всех, вместе взятых, заложников?

— Конечно, Аль. Я его найду.

— Попробуй только не найди. Вот так, дьявол вас всех раздери, и идут у нас здесь дела, — он сделал глоток и постарался успокоиться. — Ну ладно, ребята, скажите мне лучше, вы знаете, что случилось со станцией? — По тому, как все забормотали что-то нечленораздельное и отвели глаза, он понял, что им все известно. — Да не считайте вы, что это конец света. Это не так. Ведь мы с вами уже давно добились своей задачи. Дуайт, сколько планет мы захватили?

Командующий флотом вспыхнул под устремленными на него взглядами.

— Семнадцать инфильтраций, Аль. Ожидаем еще две.

— Девятнадцать планет, — Аль, улыбаясь, оглядел лейтенантов. — Плюс Арнштадт. Неплохо. Совсем неплохо. Мы столько дерьма вылили им в морду, что они теперь нас даже рассмотреть не могут. Ну а если попробуют сунуться к нам… что случится, Эммет? Есть у нас, чем их проводить?

— Без проблем, Аль. Платформы стратегической обороны заряжены антивеществом, и половина флота на нем работает. Те корабли Конфедерации, что вздумают пожаловать к нам, явные самоубийцы.

— Рад это слышать. Ну а вы все слышали? — он заглянул в их мысли, стараясь выявить главных диссидентов. Устно, разумеется, все клялись, что слышали и одобрили. Диссидентку он нашел — Кира. В мыслях ее было холодное презрение, остальные просто нервничали или, как Сильвано, исполнены мрачных размышлений. — Ну ладно, мы сделали то, о чем мечтали, когда вошли с вами в городскую ратушу. Захватили целую планету, создали много космических заводов. И самое главное, одержали победу над ближайшей оппозицией. Сейчас наша планета — настоящая неприступная крепость. А это означает, что мы можем расслабиться и заняться домашними делами. Лерой, как на планете дела с продуктами?

— Никто не голодает, Аль. Фермы не производят так много, как раньше, но производят. Думаю, мы можем заставить их вернуться к прежнему уровню. Надо, чтобы лейтенанты на них нажали. Нужно их как-то стимулировать.

— Хорошо. Значит, надо этим заняться, коль у нас сейчас появилось время. Микки, как твои парни, танцуют вокруг тебя или маршируют, как фашисты, когда ты даешь им задание?

Микки Пиледжи слизнул капли пота, неожиданно скатившиеся на верхнюю губу.

— Они у меня под контролем, Аль. Это точно.

— Микки, не слишком ли ты зазнался? Мы так насели на Конфедерацию, что не заметили, как пошел дождь.

— Ты сам этого хотел.

Аль остановился на полуслове, постаравшись унять свой гнев. До сих пор у него все получалось.

— Кира, тебя что, инспектором назначили? Я делал все необходимое для нашей безопасности. И никто этого не может оспорить.

— Я и не оспариваю, Аль. Я говорю то же самое. Мы там, где мы есть, потому что ты нас туда завел.

— А ты что же, хочешь оказаться в другом месте?

— Нет.

— Тогда заткнись. Говорю тебе и всем остальным: нам нужно наладить дела здесь. Вы обязаны контролировать своих солдат, чтобы не смели уходить без разрешения, как Вебстер. А вы их распустили, и сейчас мы по уши в дерьме. Все должно идти без сучка, без задоринки. Если не наладите дисциплину, Организация развалится. А если она развалится, то и нам всем придет конец.

— Аль, цель Организации — держать флот в рабочем состоянии, — вмешалась Кира.

— Эй, леди Эйнштейн, ты сама это придумала или какой-нибудь паренек из гимнастического зала подсказал тебе, пока ты там с ним развлекалась? — Аль громко рассмеялся, приглашая присутствующих к нему присоединиться.

— Я всегда это знала. Просто хотела выяснить, знаешь ли ты.

Аль уже не смеялся.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Флот нам нужен только до тех пор, пока Новая Калифорния остается в этой галактике.

— Опять эта чушь. Как ты не поймешь? Если мы уйдем отсюда, эти волосатики из Конфедерации придумают способ вытащить нас обратно. Мы должны оставаться здесь. Это единственный способ контролировать обстановку.

— А если знаешь, что обстановку надо контролировать, то как ты намерен реагировать на изменения? Разве существует технология, с помощью которой можно вытащить планету с другой стороны потусторонья? Или достать до нее боевой осой? Поверь мне, если Конфедерация когда-нибудь поднимется на такой уровень, шансов у нас не будет. Но я не верю, что она это сможет. А мы можем, потому что нам помогает сам Дьявол. И никакая машина противостоять этому не в силах. А вот если мы уйдем отсюда, окажемся в полной безопасности.

В ладони Аля что-то запульсировало. В том самом месте, которым он сжимал бейсбольную биту. Он удержался и не материализовал ее. Упоминание Дьявола неприятно его задело. В той жизни он был католиком и не любил задумываться над тем, чем он стал теперь и почему.

— Мы не хотим связывать наше будущее с тем, что тебе кажется верным, сестренка, — прорычал он. — Если мы хотим уверенности, то останемся здесь.

— Организацию можно будет перенести на другую планету, — продолжила Кира, словно Аль не сказал ни слова. — Наша оборона будет защищать нас от внешнего врага, пока мы не установим контроль над городами. Наземные войска обеспечат порядок на поверхности. В этом отношении Аль совершенно прав. В последнее время все разболтались. Нам придется и фермами заниматься, и промышленностью, если захотим достойной жизни в другом мире. Для этого понадобится сильное правительство. А это мы.

— Мы можем делать все это и здесь, — сказал Аль. Голос его снизился почти до шепота. И это обеспокоило тех, кто его знал, а Кира, казалось, и не замечала скрытой опасности. — Когда я захочу, чтобы кто-нибудь еще рассказал мне, как управлять планетой, то дам вам знать. Поняла, крошка? Или мне объяснить тебе это еще раз?

— Я слышу все, что ты говоришь, Аль, — в ее голосе прозвучала ленивая усмешка.

— Очень хорошо. А теперь я хочу, чтобы все остальные приступили к тому, что я вам только что сказал. Нам нужная суровая дисциплина. Считайте, что сам Бог топнул на вас ногой с облаков. Пусть все будет в темпе вальса. Поговорите с солдатами. Либо приводите все в порядок, либо выметаетесь отсюда. А этого вы вряд ли хотите.

Аль попросил Эммета и Сильвано задержаться. Он подал мысленный приказ очистить стену и нетерпеливо дожидался, когда успокоятся прозрачные волны. Трудно было охладить разгоряченные энергистические силы. Стена наконец успокоилась, и он увидел Центр тактических операций. В большой комнате сидели пять человек, двое из которых играли в карты.

— Ведьма-то права, — сказал Аль. Он явно удивился.

— Она была замужем за политиком, — пояснил Сильвано. — Знает, как внушать к себе доверие.

— Да. Похоже, и меня убедила, что надо отсюда делать ноги, — пробормотал Аль. И повернулся к двум старшим лейтенантам. — Эммет, правда то, что она говорит? Можем мы унести отсюда планету? Я имею в виду, прямо сейчас?

Эммет провел рукой по лбу.

— Аль, я умею держать машины в рабочем состоянии. Делать ремонт, смотреть, чтобы все было в порядке. А такие вопросы… это не в моей компетенции. Тебе, Аль, нужен физик-теоретик или священник. Но если даже они и знают, как это сделать, то завтра этого не произойдет. А здесь мы долго еще будем в безопасности. И сумеем навести порядок. Черт, да я просто не знаю, что и сказать, Аль.

— Ха, — Аль уселся, раздраженный тем, что не сумел выйти с достоинством из столкновения с Кирой. — Черт бы побрал эту сучку. Вот, поди ж ты, заявляет, что надо бежать. Я-то предпочел бы остаться здесь. Но ведь она начнет повсюду пропагандировать свою идею.

— Думаю, одержимым эта идея очень понравится, — сказал Сильвано. — Возможно, вам придется склониться перед неизбежностью, босс.

— Ты что же, предлагаешь мне уступить шлюхе?

— Не ей, нет. Но она защищает привлекательную идею.

— Мне пока нужны черноястребы, — сказал Аль. — Эммет, ты распорядился построить для них новые точки питания?

— Извини, Аль, не было времени.

— Теперь оно у тебя есть.

Беннет совершала подготовительные операции с Килианом, когда старший сектант забарабанил в дверь ее кабинета. Килиан слабо захлюпал, когда она поглубже засунула в него тонкую трубку.

— Вернусь через минуту, — весело пообещала ему Беннет, закрепив скобку на начавшем кровоточить разрезе. Стащила тонкие медицинские перчатки и пошла к дверям.

— Тело, Великий волхв, — задыхался сектант. — В часовне тело.

Она нахмурилась.

— Чье?

— Сектанта Тилки, Великий волхв. Мы пока смерть не констатировали. Один из лучших наш сектантов. Зарезан.

— Понимаю, — Беннет закрыла дверь на кодовый замок и зашагала к часовне. — Ужасно, не констатировали смерть.

— Да, Великий волхв, — нервно сказал сектант.

Он, как и все остальные, не знал, когда она шутит.

Убийство было экстремальным фактом, даже исходя из стандартов секты. Тело Тилки, с широко раздвинутыми руками и ногами, висело над алтарем. Большие крюки, присоединенные к проводам, проткнули лопатки, ягодицы, запястья и лодыжки. Торс был рассечен надвое, от шеи до паха. Из распахнутых ребер вывалились на алтарь внутренние органы, исторгнув лужицу крови. Беннет обошла труп. Сектанты, возбужденно лопоча, стояли на почтительном расстоянии. «Как странно, — подумала она, — что смерть в часовне, где сами они убили не одну сотню людей за последние десятилетия, вызвала у них такой страх. Знамение времени».

Кровь была еще теплой. Беннет вынула из кармана маленький медицинский блок и повела сенсором возле блестящей печени Тилки.

— Смерть наступила в последние полчаса. У него было здесь дежурство?

— Да, Великий волхв.

Она подключилась к сетевому процессору и проверила охранные системы. За последние полчаса из здания никто не выходил.

— Пусть каждую дверь охраняют по пять сектантов. Можете использовать ручное оружие с химическими зарядами.

Старшие сектанты кинулись исполнять приказание. Беннет увидела на стене за алтарем надпись. Кто-то, воспользовавшись сердцем Тилки как губкой, написал кровью: ТЬМА ПРИШЛА. Взгляд ее скользнул к проводам, исчезавшим в тенях на потолке.

— Кто их там укрепил? — спросила она спокойно. Работа не трудная, но сделать ее так, чтобы никто не заметил, невозможно. Сектанты лишь беспомощно пожали плечами.

— Смерть тщательно спланирована, — сказала она Западной Европе. — Нужно было время, чтобы все устроить. И войти в здание или выйти трудно даже для одержимого. Мой AI реагирует на глюки.

— Для Декстера это нетрудно, — ответила Западная Европа. — Мы убедились, что он может обмануть всю нашу электронику. Полагаю, он начинает войну нервов. Если он охотится за вами (а мы думаем, что это так), быстрая смерть его не устроит.

— Думаю, вы правы.

— Взбодритесь, это означает, что он до сих пор в Эдмонтоне. И если Тилки убили полчаса назад, Квинн, может быть, еще не ушел. Распоряжусь о немедленном закрытии поездов.

— Если Декстер умеет становиться невидимым, возможно он до сих пор в часовне, — Беннет подавила желание заглянуть в темные углы. — Вероятно, хочет увидеть мою реакцию.

— Можете его осчастливить. Закричите, упадите в обморок. Что-нибудь в этом роде.

— В следующий раз так и поступлю.

— Может, вам сейчас сменить тендерный цикл, — предложила Западная Европа. — Превратиться в мужчину.

— Не поняла вашей логики.

— Мужская агрессия, возможно, станет адекватной реакцией на данную ситуацию. Декстер в конце концов психопат.

Беннет сухо рассмеялась.

— Этой способностью я дорожу более всего: я знаю оба психологических состояния. И могу использовать слабости того и другого пола. У мужчин меньше развита интуиция, и, заявляя, что вы сильнее и грубее, вы обманываете сами себя.

— Прелестно. Ладно, если не хотите этого, может, нуждаетесь в чем-то другом?

— Пока не знаю. Это место просто кишит ловушками, так что больше боюсь того, что в них угодит какой-нибудь придурковатый сектант, чем вторжения одержимых.

— Очень хорошо.

— А за другими сектами вы наблюдаете?

— Да. Мы с Северной Америкой держим все под контролем. В Эдмонтоне одержимые захватили восемь церквей, и недалеко то время, когда захватят остальные. Квинн принялся уничтожать городскую инфраструктуру. Посылал несколько раз сектантов, чтобы те выводили из строя фьюзеогенераторы и насосные станции. В трех-четырех случаях им это удалось.

— У меня пока все работает.

— Потому что они к вам не приходили. Пока. Похожие акты вандализма, тем не менее, имели место в Париже и Бомбее.

— Вы думаете, он там побывал?

— Да. За Парижем, разумеется, наблюдаю сам. Представитель Восточной Азии следит за сектой в Бомбее.

— Пусть ваши люди уделят внимание Кортни и Билли-Джо, — Беннет сосредоточилась на их образах. — Я их у себя два дня не видела. В свое время, по моему приказанию, Декстер работал на нее как сводник. Друг не друг, но настроена она к нему лояльно. И он, похоже, ей доверяет.

— Спасибо. Будем следить.

Внешне программа напоминала трехмерную паутину, охватившую всю Вселенную. Паутинки основных цветов скрещивались и расходились и, уходя в бесконечность, превращались в серое единообразие. В центре паутины повисло сознание Луизы. Она смотрела одновременно во все стороны.

Нейросеть показывала коммуникационную сеть Земли. Или, по меньшей мере, часть лондонской информационной структуры. А может, то была внутренняя сеть отеля «Риц»? Она ни в чем не была уверена, знала лишь, что пространство это выходило за пределы комнаты.

К ней стекалась ответная информация, сбегались к центру по паутинкам вспышки света, сгущались вокруг нее, словно вокруг новой галактики. Цифровой эфир выдал пятидесятый вариант ответа на запрос: найти хоть какую-то связь Квинна Декстера с Беннет. Она попробовала множество комбинаций в самом различном, порой невероятном написании, убрала ограничители времени, предоставив поисковой программе возможность покопаться в памяти, насчитывающей несколько столетий, пусть даже это будут вымышленные произведения (любое медийное сообщение или книги). Достаточно обнаружить единственную позитивную ссылку: подпрограммы смогут тогда извлечь дальнейшие сведения из каталога и рванутся за Беннет, как собаки за зайцем.

Она загрузила пришедшие файлы в программу-анализатор, с которой работала в первичном режиме.

— О, черт, — простонала она. Дисплей в нейросети исчез, и она привстала, опершись на локти.

Женевьева за столом прилежно изучала с помощью процессора программу по истории Англии. Она сочувственно посмотрела на сестру:

— Опять обнулилось?

— Да, — Луиза скинула ноги с кровати и пошарила ими в поисках тапок. — Не найду ни одной связи.

— А ты не отставай, спрашивай, — Женевьева показала на стопку дисков на столе. — Компьютеры не такие уж и умные, просто быстрые. Мусор туда, мусор обратно.

— В самом деле? — Луиза не собиралась насмехаться над возникшим вдруг у Джен интересом к учебникам. Все-таки лучше, чем игры. Один недостаток — поверхностные знания.

Как и у меня.

— Я мало что знаю, — созналась она. — Даже с программами, которые помогают правильно формулировать вопросы. — Если честно, беспокоилась она не из-за своей неспособности подобраться к Беннет. До сих пор не было ответа от Джошуа. Она отправила уже с полдюжины обращений, а Транквиллити хранил молчание. — Мне нужна профессиональная помощь.

Она пришла. Энди Беху беспомощно вздохнул, как только увидел ее на пороге. Чудо слегка омрачала вошедшая вслед за ней Женевьева. В этот раз он даже не извинился перед покупателем, которого обслуживал, а просто отошел от него. Луиза стояла посреди магазина, оглядываясь вокруг с тем же слегка растерянным видом, как и в прошлый раз. Она слегка улыбнулась, когда увидела его (он шел не слишком быстро: не беги, а то будешь смешон).

— Нужно что-то еще? — спросил он.

Господи, ну какой же глупый вопрос. Почему бы просто не завопить: «Нет жизни без тебя».

— Да, мне хотелось бы подобрать другие программы, — сказала Луиза.

— Отлично, — он окинул ее взглядом с головы до ног, загрузив ее образ в ячейку памяти. Сегодня на ней было лимонно-желтое платье из искристой ткани, туго обтягивающее бедра, и старинные очки от солнца в металлической оправе. Странное сочетание, но в то же время очень стильное. Для такого впечатления надо было уметь держаться, как она. — Что именно вам нужно?

— Мне нужна очень мощная поисковая программа. Понимаете, надо кое-кого найти, а сведения о них у меня весьма скудные. Поисковая программа НАС2600 не может мне в этом помочь.

Она его заинтриговала, и он оторвался от созерцания ложбинки на ее груди.

— В самом деле? Эта программа очень хорошая. Ваш друг, должно быть, очень хорошо спрятан. — «Пусть бы она не нашла своего противного жениха».

— Может, и так. Вы мне поможете?

— Я сюда для этого и поставлен, — Энди вернулся к своему прилавку, соображая, как бы ему удачно воспользоваться ситуацией. Он попросту боялся спросить ее, пойдет ли она с ним после работы в бар. И желательно без Женевьевы. Он должен найти какой-либо способ встретиться с ней еще, не в магазине.

Энди чувствовал, что Лискард, старший менеджер, следит за ним. Она вообще была не в себе с тех пор, как двое полицейских из разведывательного управления нанесли визит в магазин Джуд'с Эворлд и, запершись в кабинете, разговаривали с ней больше часа. Что уж они там ей сказали, неизвестно, только специальная программа никак не могла успокоить ее нервы. До конца рабочего дня она рычала на Энди без всякого повода.

Энди подозревал, что это может быть связано с Луизой. Ведь он вынул «жучков» и у нее, и у Женевьевы. Если это «жучки» Центрального правительства, то, должно быть, Джуд'с Эворлд нарушил закон, удалив их. Прямо, однако, ему ничего не сказали. Торговые крысы умирали от любопытства, высказывая различные предположения. Каждый хвастался, что полицейские приходили по поводу их клиента.

В голове Энди загорелся инвентарный список, и он мысленно просмотрел спецификации.

— Мне кажется, ваши затруднения вызваны тем, что поисковая программа 2600 рассматривает только текущие файлы, сужая временные рамки, — Энди нырнул под прилавок и посмотрел на штабеля дисков. — Вот, — он вынырнул с коробкой. — Киллабайт. Его можно сравнить с AI. Он работает чуть ли не на интуиции, а значит, может использовать какие угодно ссылки и строить на них новые ассоциации, которые вы в него даже и не загружали. И не успокоится, пока не найдет ответ, сколько бы времени у него на это ни ушло. Цепкий шельмец.

— Это хорошо. Спасибо, Энди.

— Знаете, что бы я вам предложил? Гиперпедию. Правда, сейчас ее у нас в продаже нет. Ею нужно пользоваться вместе с Киллабайтом. В этом случае гарантирую: вы найдете вашего друга. Сейчас это два лидера на нашем рынке.

— Я уверена, что Киллабайт поможет.

— И все же я закажу вам Гиперпедию, — он облокотился на прилавок и, склонившись к ней, сказал в доверительной манере: — Шифровка, конечно, уже нарушена, так что вы можете купить пиратскую копию на любом прилавке в Челси Маркет, но там, скорее всего, много брака. Лучше приобрести оригинал. Завтра утром я работаю и могу отправить ее прямо туда, где вы остановились.

— Я остановилась в «Рице», — Луиза вынула из висевшей на плече сумки карточку отеля.

— А, — Энди взял блок, куда загружались адреса доставки, и внес в него код «Рица». — Так ваш жених еще не приехал? — Женевьева отвернулась и закрыла рот рукой, чтобы не прыснуть.

— Пока нет, — спокойно ответила Луиза. — Но я ожидаю его со дня на день. Он уже в Солнечной системе. Я вот думаю, не можете ли вы мне помочь…

— Ну конечно. Только скажите.

Луиза улыбнулась его энтузиазму. «Мне нужно быть с ним потверже». Но проявлять твердость с Энди Беху — все равно, что топить котенка.

— Это если поисковые программы так и не найдут того, что мне нужно. Вы говорили, что в магазин приходят частные детективы. Может, вы мне кого-нибудь порекомендуете?

— Могу спросить, — задумался он. — Подождите минуту.

Лискард встревожено посмотрела на него, когда он к ней подошел.

— Частный детектив? — пробормотала она, когда Энди спросил, кого она может порекомендовать.

— Да, — сказал Энди. — Такого, кто помогает находить людей. Есть такие?

— Вроде бы есть, — заикнулась Лискард.

Она беспокойно ждала. Как только Кавана вошли в магазин, она установила связь с офицерами спецподразделения по коду, который они ей предоставили.

— Что вы хотите, чтобы я им сказала? — послала она шифрованный вопрос анонимному абоненту.

— Я знаю человека, который может помочь девушке, — поступил ответ.

Лискард скачала ответ прямо в нейросеть Энди. Шел он к ней не спеша: надо же насладиться ее дивной фигурой. Те ее изображения, что он загрузил в память, были удачны, однако ему нужна была полная, осязаемая картина. Он переключил сетчатку в инфракрасный режим и, пропустив изображение через программу распознавания, увидел сквозь ткань платья область живота и груди. Сканер представил ему трехмерное изображение этих великолепных округлостей. Он видел ее всю, с шеи до ног. Ощущал ее кожу, мысленно прошелся языком по животу и ниже. Она даже благодарно застонала при этом, словно встретила в нем замечательного любовника.

Энди ненавидел себя за то, что делает: ведь тем самым он признавался, что он полный неудачник. Однако не мог удержаться: это была фантастическая девушка. К тому же лучше любить и потерять, чем вовсе не любить. Даже если и любовь эта была всего лишь виртуальная.

— Что с ним такое? — громко спросила Женевьева. — Почему он на тебя так странно смотрит?

Улыбка Энди была тонкой маской, наброшенной на ужас, испытанный им, когда громкий голос противной девчонки вонзился в потревоженные мысли. На разгоряченной коже выступили холодные капли пота. Нейросеть не сумела скрыть смущенный румянец: она в это время боролась с его эрекцией.

Луиза посмотрела на него с легким подозрением.

— Вы хорошо себя чувствуете?

— Прекрасно, — промямлил Энди. И поторопился за прилавок, игнорируя нахмурившуюся Женевьеву. — Знаете, человек, которого вы хотите нанять, — Иванов Робсон. Он специализируется на поиске людей, пропавших в том и другом случае.

— В том и другом случае?

— Да. Некоторые люди действительно исчезли: либо умерли, либо не внесли себя в список, как ваш друг. По есть еще и другие… они специально хотят исчезнуть. Это должники, неверные супруги, преступники. Ну, вы сами знаете.

— Понимаю. Хорошо. Благодарю вас. Похоже, этот мистер Робсон мне подойдет.

Энди дал ей и адрес и электронный код детектива. Луиза улыбнулась и махнула ему рукой на прощание. Сквозь кривые зубы Энди со свистом вырывалось дыхание. Руки дрожали, и он схватился за край прилавка. Идиот. Идиот. Идиот! Но она вроде бы не рассердилась, не устроила скандала за его глупые эротические мечты. Значит, не все потеряно.

«Да уж. Скорее меня провозгласят королем Кулу».

Он заглянул под прилавок. Там стоял штабель из пятнадцати дисков Гиперпедии в нетронутых упаковках. Единственный способ снова ее увидеть.

Такси подкатило к перекрестку Ферншоу-роуд и Эдит-террас. Луиза с Женевьевой вышли, и дверь плавно за ними закрылась. Автомобиль, набрав скорость, беззвучно скрылся. Район был спокойный, выложенные плитами тротуары. Серебристые березы и клены, которым было не менее двух столетий, росли по обе стороны дороги. Их огромные стволы, склонившись друг к другу, нежно-изумрудным щитом загораживали улицу от горячего солнца. Дома тоже были старинные, в два и три этажа, выкрашенные в белый и кремовый цвета. Кирпич и черепица крыш просели со временем. Стены и деревянные опоры подверглись влиянию неблагоприятной среды. У каждого дома имелся крошечный палисадник, хотя и заасфальтированный: деревья поглощали так много света, что под ними невозможно было расти ни кустарнику, ни винограду.

— Должно быть, здесь, — нерешительно произнесла Луиза.

Она смотрела на высокую стену с единственной дверью из золотистого дуба, со временем, правда, потемневшую. С одной ее стороны была медная дощечка с решеткой. Для современной электроники все выглядело слишком примитивно. Поэтому Луиза нажала на кнопку из слоновой кости.

— Да? — пропищала решетка.

— Я хотела бы повидать мистера Робсона, — сказала она. — Я вам звонила. Меня зовут Луиза Кавана.

Дверь громко зажужжала, и Луиза, толкнув ее, вошла внутрь. Во дворе увидела дом с примыкавшей к фасаду открытой галереей. Там стояла кованая металлическая мебель да два засохших хвойных дерева в треснувших кадках. Дверь в дом, точно такая же, как и во двор, была распахнута. Луиза осторожно заглянула в маленький холл. Возле стола, заставленного папками, дисками, чайными и кофейными чашками, стояла блондинка чуть постарше ее. Девушка смотрела на экран аудиовизуальной установки, выступавшей над очень дорогими процессорными блоками. Светло-бирюзовый свет, исходивший от экрана, отражался в узких карих глазах. Застывшая поза говорила о перенесенном шоке.

Не отрываясь от экрана, она хрипло спросила:

— Слышали?

— Что? — спросила Женевьева. Секретарь показала на экран.

— Новости.

Сестры перевели взгляд и увидели просторный парк под куполом типичного арколога. И посередине — груду металлических ферм, фрагментов башни, свалившейся на нежно-зеленую траву ухоженного газона. Несколько высоких развесистых деревьев, из тех, что окружали башню, разлетелись в щепки и лежали, погребенные под обломками металла. Вокруг собралась огромная толпа, а по аллеям к месту крушения шли еще тысячи людей. Сразу было видно их огромное горе, словно башня была их близким и любимым родственником. Головы людей были опущены, большинство рыдало. Слышались горестные восклицания.

— Ублюдки, — сказала секретарь. — Настоящие ублюдки, нелюди.

— А что это такое? — удивилась Женевьева. Секретарь изумленно на нее посмотрела.

— Мы с Норфолка, — объяснила Луиза.

— Это Эйфелева башня, — ответила секретарь. — В Париже. Анархисты, ну те, что ждут наступления Ночи, взорвали башню. Это кучка сумасшедших, они хотят все здесь разрушить. Говорят, что в этом их миссия: подготовить мир к Ночи. При этом каждому известно, что они просто ширма, за которой стоят одержимые. Ублюдки.

— А эта башня была такой знаменитой? — спросила Женевьева.

— Да ведь Эйфелевой башне более семисот лет. Как ты думаешь?

Девочка опять взглянула на экран.

— Как же они могли?

— Да. Думаю, поэтому и существует потусторонье. Чтобы такие люди, как они, могли страдать без конца.

Луиза поднялась на второй этаж винтовой лестницы. Иванов Робсон ожидал сестер на площадке. Путешествуя на «Далекое королевство», Луиза вроде уяснила, что многие люди выглядят не так, как она к тому привыкла. И в Лондоне за это время кого она только не увидела. И все же чуть не подпрыгнула при виде Робсона. Такого огромного мужчину встречать ей еще не приходилось. Более семи футов, но даже при таком гигантском росте тело казалось грузным. И вроде бы не жирный, но устрашающе сильный, и руки толще ног. Кожа черная и блестящая, похоже, занимается боксом. Густые золотисто-каштановые волосы, затянутые на затылке в крошечный хвост, и шелковый деловой костюм желтого цвета делали его удивительно элегантным.

— Приветствую вас, мисс Кавана.

В бархатном голосе послышалась легкая усмешка: он знал, какое впечатление производит на людей.

Дощатый пол стонал под его ногами, когда он вел их в свой офис. Книжные шкафы напомнили Луизе о кабинете отца, хотя здесь очень мало было одетых в кожаный переплет томов. Иванов Робсон уселся в широкое кресло за стол, покрытый тонированным стеклом. На столе этом не было ничего, кроме небольшого процессорного блока да странной стеклянной трубки, высотою дюймов восемнадцать, наполненной светлой жидкостью и подсвеченной снизу. В жидкости то опускались, то поднимались оранжевые капельки.

— Это что, рыбки-ксеноки? — поинтересовалась Женевьева.

Заговорила она в первый раз. Богатырь подавил ее обычную браваду, и она чуть ли не пряталась за спину Луизы.

— Такой экзотики у меня нет, — ответил Иванов. — Это старинная лампа двадцатого столетия. Стоила мне целого состояния, и я очень ее люблю. Ну, чем вам обязан? — И он, сложив пальцы домиком, посмотрел на Луизу.

— Мне нужно кое-кого найти, — сказала она. — Если вы скажете, что не возьметесь за дело, узнав, кого я хочу отыскать, то я вас пойму. Зовут ее Беннет, — Луиза рассказала о своем путешествии, начиная с Криклейда, опуская подробности.

— Вы меня поразили, — тихо проговорил Иванов, когда она закончила повествование. — Вы встретились лицом к лицу с одержимыми и уцелели. Это настоящая сенсация. Если вы нуждаетесь в деньгах, я знаю некоторых людей из масс-медиа…

— Мне не деньги нужны, мистер Робсон, мне нужно найти Беннет. Поисковые программы, которыми я пользовалась, оказались не в силах мне помочь.

— Мне неловко брать с вас деньги, но тем не менее я, конечно же, их возьму, — он широко улыбнулся, обнажив золотые зубы. — Мои условия: две тысячи фьюзеодолларов в качестве аванса. Если я найду Беннет, еще пять тысяч. Плюс другие расходы. Предоставлю вам счета.

— Очень хорошо, — Луиза протянула свою кредитную карточку.

— Сначала несколько вопросов, — сказал Иванов, переведя деньги. Откинулся на спинку стула и закрыл глаза. — Единственное, что вы знаете о Беннет наверняка, это то, что она когда-то обидела Квинна Декстера. Верно?

— Да. Он так сказал.

— А Беннет живет на Земле? Интересно. Что бы ни случилось между ними, видно, что-то безобразное, заставляет предположить криминальную деятельность. Думаю, начать работу в этом направлении.

— О, — Луиза отвела от него взгляд.

Да ведь это же очевидно. Ей надо было запросить криминальные архивы.

— Я хороший профессионал, Луиза, — проговорил он мягко. — Вам ведь известно, что одержимые проникли на Землю?

— Да. Я видела новости из Нью-Йорка. Мэр, правда, сказал, что их уничтожили.

— Что же он, по-вашему, должен был сказать? Но Центральное правительство до сих пор не открыло движение поездов на Нью-Йорк. А это наводит на некоторые размышления. Эйфелеву башню взорвали только по одной причине: деморализовать и озлобить людей. По всей видимости, одержимые есть и в Париже. Такой вандализм обыкновенным наркоманам не по плечу. Что я вам, Луиза, хочу сказать: Квинн Декстер здесь, и он, как и вы, собирается встретиться с Беннет. Вы что же, хотите снова его увидеть?

— Нет! — пискнула Женевьева.

— Тогда задумайтесь о возможных последствиях.

— Мне нужен электронный адрес Беннет, — сказала Луиза. — Ничего больше.

— Что ж, сделаю все от меня зависящее, чтобы вы его получили. Буду держать вас в курсе.

Иванов подождал, когда сестры спустятся по винтовой лестнице, и спросил:

— Вы хотите, чтобы я сообщил ей электронный адрес Беннет?

— Боюсь, сейчас это нецелесообразно, — Ответила Западная Европа. — Эдмонтон изолирован вместе с Квинном. Я не могу допустить ее встречи с ним. Пусть посидит пока на скамейке для запасных.

Глава 13

Некоторым представителям человечества перспектива межзвездных путешествий казалась реальной задолго до запуска на орбиту первого искусственного спутника Земли. Начало этому положили такие мечтатели, как Циолковский и Годдард[23], да эксцентричные писатели-фантасты прошлых веков. Подхватили и продолжили их идеи одержимые космосом энтузиасты, желавшие доказать, что деньги, вложенные в эту область, дело выгодное. В двадцать первом веке, с началом разработки рудников на Ореоле О'Нейла и Юпитере, концепция приобретала практический смысл: к тому времени начинали обживать астероиды. Для преодоления пропасти между Землей и Проксимой Центавра людям требовалось решить финансовые и технические проблемы. Предполагалось, что двигатели, работающие на термоядерном топливе и антивеществе, увеличат скорость и доведут ее до 5 — 20 процентов от скорости света. Разброс в цифрах зависел от того, к какому физику обращались с этим вопросом. При таких скоростях, однако, астронавты в ползущих, как улитки, кораблях, проживали за время полета целую жизнь и там же умирали в надежде, что дети доберутся когда-нибудь до места назначения.

Печально, но такова человеческая натура: полеты, длящиеся столетие, не вдохновляли правительства на инвестиции в строительство космических ковчегов, и мечта о колонизации далеких миров оставалась недостижимой. Стоимость неизбежно становилась еще одним сдерживающим фактором: ведь вложенные средства не окупались. Так что на энтузиастов смотрели как на мечтателей и идеалистов.

Упрямый мечтатель Джулиан Вэн оказался настойчивее других и настоял на том, чтобы корпорация Нью Конга занялась научными исследованиями и решила проблему скорости, доведя ее до величины, превышающей скорость света. Он предлагал небольшой дешевый проект, целью которого была проверка наиболее сомнительных уравнений квантовой теории. Задачу могли решить несколько физиков-теоретиков при наличии неограниченного компьютерного времени. В случае удачи коммерческий успех был бы феноменальным. Благородная забота о человечестве и жажда чистого знания во внимание не принимались.

В 2115 году Нью Конг успешно провел испытание двигателя ЗТТ, и от концепции летающего ковчега быстро и спокойно отказались. В память компьютера университетской библиотеки загрузили великолепно разработанные планы и проекты многочисленных ассоциаций, занимавшихся космическими полетами. Они заняли там свое место наряду с забытыми технологиями создания атомной бомбы, строительства туннеля под Ла-Маншем, геостационарными солнечными станциями и способом рождения континента (так называемый проект подъема Атлантиды, в котором с помощью термоядерных бомб предлагалось усилить тектоническую активность). В 2395 году обнаружили мир тиратка — Геспери-ЛН, причем оказалось, что колония была основана астронавтами летающего ковчега. Старые планы человечества снова ненадолго востребовали: студенты пожелали сравнить, как эти проекты соотносятся с уже доказанным фактом существования летающего ковчега. Вспыхнувший было академический интерес держался не более десяти лет.

Джошуа, считавший себя космическим энтузиастом, увидел тускло поблескивающее световое пятно: на него среагировали сенсоры «Леди Макбет». Пятно двигалось вокруг Геспери-ЛН по эллиптической орбите, с 12 000 км в перигее и 400 000 км в апогее. Джошуа посчитал чрезвычайно удачным то обстоятельство, что спутник отделяло от планеты тиратка расстояние в триста тысяч километров.

Сами они находились на безопасном расстоянии от Геспери-ЛН, в двух миллионах километров, и сенсоры платформ стратегической обороны планеты не могли их там обнаружить. Мир тиратка не отличался активностью с точки зрения развития астронавтики. У них было несколько причальных низкоорбитальных станций, промышленное производство, платформы стратегической обороны, оборудованные спутниками связи и сенсорами. Оборону осуществлял флот Конфедерации. О пиратской деятельности там можно было не беспокоиться: ведь тиратка не производили товаров, которыми можно было бы торговать на человеческих рынках. Конфедерацию больше беспокоила перспектива шантажа со стороны беспардонного капитана космического корабля, который мог бы угрожать ксенокам оружием. Пусть у них не было товаров, зато они добывали золото, платину и алмазы для собственных нужд. Колония была основана еще в 1300 году до н. э., и слухи о немыслимых богатствах, скопленных там более чем за тысячелетие, упорно ходили среди людей. Об этом шли разговоры и в барах, и на обедах. Всегда находился кто-нибудь, кто знал кого-то, а тот, другой, сам ходил по бесконечным пещерам, наполненным блестящими драгоценностями.

Поэтому флот и организовал недорогое сторожевое охранение, способное предотвратить потенциальный инцидент, но все прекратилось в одночасье, когда тиратка разорвали контракт. Моника и Самуэль сказали экипажу «Леди Макбет», что тиратка не смогут долгое время держать платформы стратегической обороны в рабочем состоянии.

— И все же они могут попробовать, — сказала Моника. — Их посол очень настойчиво просил нас не вмешиваться в их дела.

Джошуа и Сиринкс исходили из предположения, что платформы находятся в полном боевом порядке, и в соответствии с этим строили свою тактику. Целью миссии была высадка команды на «Танджунтик-РИ» и попытка найти в старинной электронике летающего ковчега ссылку на Спящего Бога. Вот только как туда незаметно проникнуть?

Оба корабля осторожно вошли в звездную систему тиратка. Совершив прыжок, Джошуа временно отключил двигатели: так корабль никто не заметит. В то же время он задал «Леди Макбет» должный вектор, чтобы в случае опасности быстро приблизиться к летающему ковчегу и открыть защитный огонь, когда «Энон» придется спасать команду. Экипаж использовал пассивные сенсоры с химическими верньерами; установил второстепенные системы в режим ожидания; свел к минимуму потребление энергии и эмиссию тепла. Выходная энергия генератора поглощалась и уводилась в теплоотстойники, хотя такое положение могло сохраняться не более двух дней: терморадиаторные панели должны были выпустить тепло. Хотя и эту проблему можно было решить: отвести радиацию от сенсоров стратегической обороны. Надо быть уже полными неудачниками, чтобы тиратка их заметили.

— С системы стратегической обороны поступают радарные импульсы, — доложила Болью. — Но они очень слабые. Нас никто не сканирует, и корпусная обшивка гасит такой уровень спокойно.

— Хорошо, — сказал Джошуа. — Лайол, а как насчет космического движения?

— Инфракрасное излучение показывает: над планетой сейчас двадцать три корабля. Большинство курсирует между низкоорбитальными станциями и платформами стратегической обороны. Четыре корабля, судя по всему, держат курс к полярным орбитам. Ускорение не слишком высокое, максимум 0,5 g. Но корабли большие.

— Тиратка предпочитают именно такие корабли, — сказал Эшли. — Чтобы свободно передвигаться в камерах жизнеобеспечения. Там у них прямо как в соборе.

— Потенциал опасности?

— Если они оснащены боевыми осами, опасность значительная, — сказал Лайол. — Судя по двигателям, это межпланетные корабли. У них имеется дюжина населенных астероидов, и они там производят все, что нужно для космической промышленности. Так что корабли эти я назвал бы высокоманевренными военными платформами.

— Замечательно, — Джошуа включил новый биотехнический процессор (его установили перед самым полетом). — «Энон», как дела?

— Все идет по плану, Джошуа. Мы причалим к «Танджунтик-РИ» через сорок две минуты. Команда надевает костюмы.

В отличие от «Леди Макбет», «Энон» способен был после появления над планетой набирать скорость и маневрировать. Снижая искажающее поле до минимума, космоястреб мог сохранять ускорение 0,5 g. На таком расстоянии спутники не улавливали незначительную рябь в пространстве. Имелся, однако, и недостаток: уменьшенное искажающее поле не давало космоястребу полного обзора окружавшего его пространства. Если бы тиратка вздумали заминировать подступы к «Танджунтик-РИ», экипаж не узнал бы этого, пока не приблизился бы к нему вплотную.

Сиринкс терпеть не могла зависимости от сенсорных пузырей и пассивных электронных антенн. Способность космоястребов проникать сквозь огромный сферический объем космоса была чрезвычайно важна для полета.

— В свое время нам это удавалось, — невозмутимо сказал «Энон».

Стоя на капитанском мостике, Сиринкс улыбнулась. Потребление энергии сейчас у них, как и у «Леди Макбет», было сведено к минимуму.

— Ты имеешь в виду то время, когда мы были молоды и глупы?

— Нашу миссию глупой не назовешь, — проворчал космоястреб. — Вин Цит Чон считает ее чрезвычайно важной.

— Я тоже. Просто ударилась в воспоминания.

О Тетисе, хотя она и не упомянула его. Последнее время она начала задумываться, удалось ли ее брату избежать потусторонья, как предсказывал этот чертов Латон.

— Как думаешь, где лучше причалить? — спросил «Энон».

Как всегда, космоястреб знал, когда требовалось отвлечь ее от грустных размышлений.

— Я пока и сама не знаю. Покажи мне, что там такое. — Она посмотрела те немногие файлы о «Танджунтик-РИ», что хранились в бортовых процессорах, и попыталась сравнить их с тем, что показывал ей сейчас космоястреб.

«Танжунтик-РИ» забросили окончательно, не прошло и пятидесяти лет, как он прибыл в звездную систему Геспери-ЛН. С человеческой точки зрения, такой поступок выглядел неблагодарным. С точки же зрения несентиментальных тиратка, летающий ковчег выполнил все, чего хотели его давно умершие строители. Ему стукнуло пятнадцать тысяч лет, и он пролетел тысячу шестьсот световых лет для того, чтобы раса тиратка не погибла вместе с их взорвавшейся звездой. По пути следования тиратка успешно основали пять колоний. Каждый раз, когда летающий ковчег останавливался в какой-нибудь звездной системе, тиратка перестраивали его, заправляли топливом и продолжали свой крестовый поход ради сохранения расы. Однако даже у самой прочной техники имеются пределы жизнеспособности. После освоения Геспери-ЛН «Танжунтик-РИ» оставили крутиться вокруг планеты.

Воспользовавшись сенсорными пузырями «Энона», Сиринкс все лучше различала подробности, так как они шли на сближение. «Танжунтик-РИ» представлял собой темный цилиндр диаметром два с половиной километра и длиною — шесть. Поверхность его была испещрена неглубокими кратерами. Остатки машин образовывали причудливую топологию линий из почерневшего металла. Космическое влияние прошедшего тысячелетия не прошло для него даром. На месте башен и панелей радиаторов размером в озеро остался крепеж как напоминание о былом величии. На переднем конце летающего ковчега пятен было больше, там сохранились остатки медной решетки.

Учитывая скорость летающего ковчега, превышавшую пятнадцать процентов от скорости света, попадание в его корпус камня могло вызвать катастрофу. Поэтому в полете «Танжунтик-РИ» защищал плазменный буфер, облако электрически заряженного газа, разбивавшее и поглощавшее космический мусор. Облако это, в форме гриба, летело перед летающим ковчегом, а на месте его удерживало магнитное поле, генерируемое решеткой-сверхпроводником. В центре решетки находился космопорт, совмещенный с осью вращения летающего ковчега. Концепция космопорта у тиратка была та же, что и у эденистских обиталищ, а форма — другая. Она представляла собой коническую структуру, составленную из уложенных ярусами дисков. Вершина конуса скрывалась под поверхностью летающего ковчега, словно наконечник огромной стрелы из забытой эпохи. Самые большие диски, у вершины конуса, со временем сломались, возможно, под воздействием магнитного поля. Те, что оставались, были повреждены: концы их болтались, как лохмотья, а плоская поверхность медленно истончалась. С тех пор, как тринадцать столетий назад здесь побывала последняя ремонтная команда, толщина металлических листов дошла до нескольких сантиметров, и поверхность ее продырявили тысячи мелких метеоритов.

«Энон» демонстрировал летающий ковчег не только Сиринкс, но и маленькой команде исследователей, которая, не теряя времени, облачалась в защитные костюмы. Учитывая секретный характер миссии, команду возглавляли Моника Фолькс и Самуэль. Из инженерного состава с ними шли только двое: Ренато Велла, главный помощник Кемпстера Гетчеля, и Оски Катсура, начальник отдела электроники Леймилского проекта. Они должны были восстановить электронную библиотеку «Танжунтик-РИ» и извлечь из нее файлы, касающиеся Спящего Бога. Тактическую поддержку осуществляли четыре сержанта с введенной в них личностью Ионы.

Кемпстер Гетчель и Паркер Хиггенс находились рядом с исследователями, помогая им с костюмами, если требовалось, но, главным образом, еще раз обсуждали с Ренато и Оски задачи миссии. Вся команда облачилась в черные силиконовые костюмы, поверх которых они прилаживали прочные экзоскелеты. Это стандартное боевое облачение флота Конфедерации, такое же гладкое и бесформенное, как их силиконовые костюмы, позволяло уберечь человека от воздействия разреженной среды и имело в своем арсенале боевое оружие.

Команда стала проверять качество костюмов. Посмотрели, хорошо ли сгибаются и разгибаются в локтях руки, работают ли сенсоры. Моника, Самуэль и сержанты запрограммировали оружие и прицепили его к поясу, убедившись, что процессор костюма подтвердил их подсоединение. Оски и Ренато подготовили свои блоки и чемоданчики с инструментами. Так как на поясах не хватало места, чтобы повесить все, что им могло понадобиться, остальное уложили в нагрудные карманы.

Кемпстер помог Ренато надежно приладить пакет к экзоскелету.

— Я не чувствую веса, — сообщил молодой астроном. — У меня к нему даже и программа есть.

— Чудеса науки, — пробормотал Кемпстер. — Я польщен. Путешествие ради получения астрономических сведений. По-моему, это доказывает, что моя профессия приобрела огромное значение.

— Спящий Бог отношения к астрономии не имеет, — проворчал Паркер. — Теперь мы это уже точно знаем.

Кемпстер улыбнулся, глядя на повернувшегося к нему спиной помощника. Ренато оповестил процессор «Энона» о готовности. Космопорт «Танжунтик-РИ» находился теперь от них на расстоянии сто пятьдесят километров, и сенсорные пузыри космоястреба удерживали его в фокусе. Большие диски отделяла друг от друга центральная колонна, сделанная из сотен оплетенных труб. Диски находились друг от друга на довольно большом расстоянии, самое маленькое — сто метров, так чтобы корабли спокойно могли туда причалить. Флот тиратка использовал их как ангары, закрепляя корабли специальными якорями. Диски эти превратились сейчас в плоские листы разлагающегося металла.

— Мы ведь не будем на них причаливать? — спросил Ренато Велла. — По-моему, они ненадежны.

Самуэль ответил ему с помощью биотехнического процессора, встроенного в костюм.

— «Энон» причалит на диск в конце конуса.

— Проблемы не будет, — опять же через процессор сообщила Моника. — Археологи с Ореола О'Нейла причалили спокойно.

— А было это сто тридцать лет назад, — сказал Кемпстер. — Разрушения в «Танжунтик-РИ» могут создать дополнительные трудности. Первоначальный путь, возможно, заблокирован.

— Проект этот был не археологический, — возразила Моника. — Мы сможем проложить себе дорогу, если придется. И разрушение нам только поможет. Меньше будет сопротивления.

Кемпстер поймал взгляд Паркера. Оба возмутились. Вот еще что выдумали: дорогу прокладывать!

— Во всяком случае, у нас есть файл с планом внутренних помещений, — сообщил через процессор Оски Катсура. — Если бы у нас его не было, вряд ли стоило бы и пытаться.

— Да, — согласилась Моника. — Как случилось, что тиратка допустили сюда университетскую команду?

— Вопрос неуместен, — сказал Паркер. — Почему бы им не пустить? Тиратка никогда не могли понять нашего интереса в летающем ковчеге. Вы, наверное, знаете, что они после смерти владельцев дома закрывают его и никогда больше туда не ходят. Так вот, «Танжунтик-РИ» тот же случай. И дело тут вовсе не в почитании, которое мы проявляем к своим могилам. Они не считают свои реликвии или кладбища священными местами.

— Странные существа, — удивилась Моника.

— Нас они тоже считают странными, — сказал Паркер. — Разные Повелители Руин неоднократно приглашали их присоединиться к Леймилскому проекту: другая точка зрения всегда ценна. Но каждый раз получали один и тот же ответ: артефакты им просто неинтересны.

На последних километрах «Энон» сжал искажающее поле чуть ли не до нуля. Летающий ковчег совершал оборот вокруг своей длинной оси каждые четыре минуты, и за прошедшие с тех пор столетия колебаний почти не было. Этот факт говорил сам за себя: им идеально удалось просчитать равномерное распределение массы, подумала Сиринкс.

Они проскользнули под последний диск, диаметр которого составлял только семьдесят метров. Ширина поддерживающей колонны, выходившей из центра диска и погружавшейся в летающий ковчег, равнялась двадцати пяти метрам.

— Должно быть, на последний диск причаливали транспортные средства, аналогичные нашим МСВ, — предположила Сиринкс. — А большие межпланетные корабли причаливали сверху.

— Это логично, — согласился «Энон». — Интересно, как они выглядели.

— Думаю, так же, как и те, которыми тиратка пользуются сейчас, — сказал Рубен. — Новшествами они не увлекаются. Как придумают что-нибудь, так ничего и не меняют.

— Но ведь в этом нет здравого смысла, — недоумевала Серина. — Откуда вы знаете, что сделали что-то хорошее, пока не сделаете анализ и не повозитесь с дизайном? Велосипед — хороший, эффективный способ транспортировки из одного места в другое, но на его место пришел автомобиль, потому что велосипед нас уже не устраивал.

— Да, я как-то и не подумал об этом, — согласился Рубен. — И, в самом деле, как подумаешь, тысяча триста лет — слишком долгое время, чтобы пристраститься к одному проекту, а если прибавить к этому еще и путешествие, получается еще больше. Мы все еще работаем над нашими термоядерными двигателями, а ведь они у нас придуманы лишь шестьсот лет назад.

— К тому же они намного лучше, чем те, что использует тиратка, — подхватил Оксли. — Мы продавали им новинки с тех самых пор, как установили с ними контакт.

— Ты стараешься применить к ним человеческую психологию, — сказал Рубен. — У них нет нашей интуиции и воображения. Если машина работает, они и не пытаются что-то в ней изменить.

— Да нет, воображение у них есть, — запротестовал Кейкус. — Без воображения вы летающего ковчега не построите.

— Спроси Паркера Хиггенса, — сказал Рубен. В его сродственной связи послышалась оборонительная нотка. — Может, он сумеет это объяснить. Думаю, неспешные и последовательные рассуждения в конце концов разрешат эту загадку.

Сиринкс разглядывала покалеченные трубы и фермы, из которых состояла колонна летающего ковчега. Подчиняясь ее молчаливому желанию, «Энон» расширил искажающее поле, чтобы она могла проникнуть в структуру. Перед ней предстала картина из переплетенных друг с другом прозрачных трубок. Количество разрушений в металле и композите устрашало, как и истонченность трубок.

— Уж очень они хрупкие, — объявила она. — Самуэль, прошу, будь осторожнее на выходе. Космопорт может в любой момент оторваться.

— Спасибо за предупреждение.

«Энон» осторожно повернулся и обратил к серой шахте переходной люк. Самуэль смотрел на покореженный металл. Несмотря на то, что это всего лишь механическая структура, к тому же сильно покалеченная, сразу было видно, что создал ее не человек. Аккуратность, решил он, в ней отсутствовала аккуратность, элегантность, свойственная астрологическому строительству. Тиратка устанавливали простые устройства в тандеме. Когда одно выходило из строя и отправлялось в ремонт, они пользовались другим. Очевидно, такова была их философия, которая себя оправдывала. И существование «Танджунтик-РИ» являлось наглядным тому доказательством.

Движение космоястреба прекратилось. Вокруг его корпуса сгустились тени. Гравитация в переходном люке пропала вместе с исчезновением искажающего поля.

— Дальше нам уже не залететь, — сказала Сиринкс. — Команда археологов вошла туда над несущим кольцом.

Самуэль выплыл из люка. Найти проходы трудности не представляло. Правда, неизвестно, в какой из них входили археологи. Он выбрал тот, что находился на расстоянии десяти метров от огромного несущего кольца. Из крошечных форсунок закрепленного на спине маневрового устройства пыхнул азот, и Самуэль приблизился к проходу. С одной стороны тянулась погнутая труба, с другой — кабелепровод в полуразрушенной оболочке. Самуэль вытянул левую руку в защитной перчатке и осторожно взялся за потрепанный кабель. Пыль покрыла пальцы, а тактильные рецепторы ладони дали знать, что кабель в руке слегка сжался. И все же не развалился. Слава Богу: Самуэль больше всего боялся того, что все, к чему они прикоснутся, двигаясь вдоль опоры, рассыплется, словно хрупкий фарфор.

— Порядок, материал пока держится, — сообщил он членам команды. — Можете двигаться за мной. Я вхожу.

Он зажег свет на шлеме и запястьях, осветив черное пространство пещеры. Всмотрелся. Когда подшипники опоры заело, вращающий момент, вызванный инерцией космопорта, разломал сотни балок, а вместе с ними и множество труб и кабелей. Произойди это внезапно, все диски космопорта оборвало бы. Процесс замедления вращения шел несколько недель, и все же верхние диски отломились.

В результате внутреннее пространство опоры заполнилось обломками. Самуэль включил блок, указывающий дорогу. На дисплее вспыхнули ярко-зеленые линии, обозначавшие маршрут, и он двинулся вперед. Тонкая молекулярная дымка поднималась от медленно разлагавшегося металла.

Проход становился все уже, обломки царапали защитное облачение. Самуэль снял с пояса десятисантиметровый нож. Под ярким желтым светом, исходившим от лезвия, виднелись стренги серого, как пепел, металла. Нож прошел насквозь без малейшего усилия.

— Я тут словно викторианский аристократ, прокладывающий путь сквозь джунгли, — обратился он к экипажу «Энона».

Металлические обломки вихрились вокруг него, подпрыгивали и отлетали в углы лабиринта. В проеме появилась вторая одетая в защитный костюм фигура: Ренато Велла. Извиваясь, он быстро двигался следом, за ним — один из сержантов, потом Моника, за нею еще один сержант, потом Оски Катсура. Сиринкс, вместе с другими членами экипажа, смотрела на них через сенсорные пузыри, пока все не скрылись из виду.

— Пока все хорошо, — сказала она, ощутив спокойное удовлетворение остальных членов команды.

Паркер Хиггенс и Кемпстер Гетчель поднялись к ней и уселись в предложенные кресла.

— Они хорошо идут, — сказал Эдвин пожилым ученым. — При такой скорости Самуэль доберется до главного переходного шлюза через десять минут. Ну а к месту назначения прибудут через два часа.

— Надеюсь, так и будет, — сказала Тула. — Чем раньше отсюда уберемся, тем лучше. У меня здесь просто мурашки бегают. Как вы думаете, души тиратка следят сейчас за нами?

— Интересное замечание, — сказал Паркер. — Пока нам не приходилось слышать, что вернувшиеся из потусторонья души встречали там ксеноков.

— Куда же тогда они попадают? — спросил Оксли.

— Этот вопрос среди прочих мы зададим Спящему Богу, — весело сказал Кемпстер. — Я полагаю, что это весьма тривиально по сравнению… — он замолчал на полуслове, заметив, что все эденисты замерли и одновременно закрыли глаза. — Что?

— Корабль, — прошептала Сиринкс. — «Энон» почувствовал его искажающее поле. А это означает, что и сенсоры тиратка его тоже почуют. О… черт возьми.

— Я вас вижу, — злорадно сказал «Стрила».

«Этчеллс» не понял, что адамистский корабль сопровождает космоястреб, пока не выпрыгнул над Геспери-ЛН и не начал сканировать пространство в поисках корабля, за которым он устремился после подрыва станции. Над планетой ксеноков двигались с большим наклонением могучие невозмутимые корабли. Похоже, они несли защитные функции наряду с платформами стратегической обороны.

В гравитационных полях двойных лун, в полумиллионе километров от Геспери-ЛН, происходили постоянные пертурбации. Заметил он и сенсорные спутники. Над поясом Ван Аллена поднималось необычно густое пыльное облако. «Этчеллс» передвигался небольшими прыжками, чтобы искажающее поле охватило все пространство вокруг планеты.

Адамистский корабль он обнаружил без труда и стал создавать мелкую рябь в искажающем поле, фокусируя ее на корпус и внутреннее оборудование корабля. Интересно, как они будут на это реагировать. Что-то не похож он на корабль флота Конфедерации: у тех двигатели на антивеществе не работают. У этого же корабля термоядерные генераторы были отключены, а камеру жизнеобеспечения обслуживали два токамака. Самое интересное, что терморадиаторные панели задвинуты. Выходит, корабль явился сюда тайком.

Вот те на! Космический корабль Конфедерации с секретной миссией в системе тиратка. Должно быть, миссия эта имеет огромное значение, раз они пошли на риск межрасового столкновения, да еще в такое неспокойное время. «Этчеллс» был уверен, что это каким-то образом связано с проблемой одержания. Иначе Конфедерация такой полет бы не допустила. Экстраполировав траекторию корабля, «Этчеллс» обнаружил, что целью его является спутник планеты. Порывшись в памяти, обнаружил, что спутник этот не что иное, как летающий ковчег, брошенный здесь более тысячи лет назад после того, как тиратка покинули свою взорвавшуюся звезду. Знания истории народа тиратка были у него почти на нуле, но основополагающие факты ему были известны. И все же никак не мог найти связующего звена между древним кораблем и кризисом одержания.

Быстрый маневр, и вот он уже в тысяче километров от «Танжунтик-РИ», то есть адамистский корабль он опережал теперь на несколько часов. Тут-то он и заметил затаившийся космоястреб, чуть ли не касавшийся поверхности летающего ковчега.

Радость открытия омрачило нараставшее беспокойство. Какого черта они тут делают? Видно, что неспроста. Должно быть, ситуация критическая, а это означает угрозу ему самому. Что бы там ни было, одно ему стало ясно. Им нужно помешать, чего бы то ни стоило.

— Это капитан Сиринкс с космоястреба «Энон». С кем я говорю?

— «Этчеллс», черноястреб Капоне.

— Немедленно покиньте эту систему. Мы не остановимся перед применением силы.

— Серьезная сучка. С какой стати я должен отсюда уйти? Лучше скажи, что вы тут вдвоем делаете.

— Наша задача — не твоего ума дело. Убирайся, живо.

— Ошибаешься, это мое дело. — «Этчеллс» направил в летающий ковчег боевую осу и тут же совершил прыжок. В ста километрах от адамистского корабля загрузил поисковую программу в другую боевую осу и, выпустив ее, скрылся из виду.

Как только Сиринкс предупредила Джошуа о появлении черноястреба, он тут же приступил к боевой операции. Деваться некуда: укрытие обнаружено. Заработали главные генераторы, вышли из гнезд сенсоры, пришли в боевую готовность осы. Алкад Мзу и Питер Адул поспешно привязались к противоперегрузочным креслам.

— В ста километрах открывается терминатор, — предупредила Болью.

То, что черноястреб так близко, не случайность, видимо, у него точные координаты.

— Лайол, вдарь по ублюдку из мазера.

— Сию минуту, Джош.

Три мазерные пушки дали залп. При таком расстоянии, по законам физики, они не могли убить черноястреба немедленно. Да Джошуа на это и не рассчитывал. Он просто хотел вытеснить его из пространства. Ну а если тот вздумает начать лучевую дуэль, «Леди Макбет» выдержит радиацию лучше, чем любая биотехническая конструкция.

Дуэли черноястреб не захотел: выпустил единственную боевую осу по «Леди Макбет». Под скрестившимися лучами заколыхался и принял форму узкого овоида, утыканного серыми механическими модулями. Он крутился во все стороны, увертываясь от лучей. Прошли три секунды маневрирования, и черноястреб выпрыгнул из системы. Джошуа выпустил четыре боевые осы на перехват осы «Этчеллса» и снова поменял курс. Команда его застонала, когда ускорение достигло величины 10 g. Взревели двигатели, и пространство за «Леди Макбет» ярко засветилось: это боевые осы выпустили свои подзаряды.

— Мы в безопасности, — сообщила Болью. — Наши осы сбили его боевую осу.

Джошуа проверил данные, полученные сенсорами. Облако плазмы, возникшее в результате взрывов, сначала порозовело, а потом стало растворяться, и вот уже снова заблистали звезды. Джошуа снизил ускорение до 4 g и опять поменял курс.

— Ну вот и закончилась наша осторожная тактика, — проворчала Сара.

— Да, — согласился Дахиби. — Не знаю, что за одержатель у этого черноястреба, только в тактике он понимает. Одна боевая оса вреда не причинит, зато платформы стратегической обороны нас тут же засекут.

— И не только нас, — сказала Болью.

В этот момент сенсоры зарегистрировали еще одно столкновение боевых ос в нескольких сотнях километров от «Танжунтик-РИ».

— Сиринкс, куда он подевался? — обратился Джошуа к капитану «Энон». — Можешь определить?

— Выпрыгнул в районе лун, — ответила Сиринкс.

Джошуа уже вызвал файл с альманахом звездной системы. Он изучал сведения о двойных лунах. Это были безвоздушные каменные образования, диаметр которых составлял три тысячи километров. Если бы они не вращались вокруг Геспери-ЛН, их можно было бы назвать очень большими астероидами.

— Они ничего собой не представляют, — заявил он. — Тиратка даже не ведут там раскопки: месторождения совсем бедные.

— Знаю. Думаем, там можно спрятаться. И сенсоры стратегической обороны туда не достанут. Тиратка, наверное, не знают, что он там.

— Ну ладно. Команду тебе удалось выпустить?

— Да. Они уже внутри. «Энон» сейчас в ста километрах от «Танжунтик-РИ»: мало ли, черноястреб заявится да и выпустит еще несколько ос. Летающий ковчег дряхлый, Джошуа. И ядерной атаки не выдержит. Так что мы сейчас совершенно открыты, и сенсоры стратегической обороны нас обнаружили.

И верно, полетный компьютер известил, что три радара нацелились на корпус «Леди Макбет».

— Черт, — Джошуа отключил двигатели. — Они и за нами наблюдают, — сказал он Сиринкс. — Что будем делать?

— В зависимости от ситуации. Будем ждать.

Через восемь минут с низкоорбитальной станции пришло обращение к «Леди Макбет», и «Энону».

— Человечьи корабли. Вам здесь находиться нельзя. Вы стреляли возле нашей планеты. Это военное действие. Уходите немедленно. Не возвращайтесь.

— Кратко, но других толкований не допускает, — сказал Эшли, когда обращение стали повторять. — Удивительно, почему не пригрозили.

— Можно сказать, что пригрозили, — сказала Болью. — На перехват идут три корабля. Ускорение — 1,2 g.

— Если судить по их стандартам, то они несутся во весь опор, — прокомментировал Лайол. — Тиратка терпеть не могут высокие скорости.

— Еще три двигателя заработали, — сказала Болью. — Один идет к нам. Два других — к «Танжунтик-РИ».

— Хорошо, что они не могут достать нас боевыми осами с платформ, — сказал Лайол. — Это было бы неприятно.

— Как ты на это смотришь? — спросил Джошуа Сиринкс.

Он начал прогонять траектории кораблей тиратка через программу тактического анализа. И в это время к летающему ковчегу направились еще два корабля.

— Ситуация пока терпимая, — ответила она. — При условии, что не будет ухудшения.

— Да. Я сейчас рассматриваю варианты. Мы должны быть уверены, что команда делает свое дело. Тебе нельзя допустить черноястреба к «Танжунтик-РИ».

— Мы можем выпрыгнуть возле лун и заняться им, но в таком случае команда остается без защиты. Похоже, один из кораблей тиратка намерен обследовать летающий ковчег. Хоть они и флегматики, но наверняка захотят выяснить, что мы тут делаем.

— Оставь это мне. Я их отвлеку. А ты лети к лунам.

— Понял, — Джошуа поднял голову и улыбнулся экипажу.

— О Господи, — простонала Сара в непритворном страхе. — Терпеть не могу, когда ты так улыбаешься.

— Смотри веселей. Мы сейчас оккупируем Геспери-ЛН.

Самуэль прорезал стену и вплыл в просторное помещение. Светильник на шлеме автоматически расфокусировался и осветил всю комнату. Помещение было цилиндрической формы, пятнадцать метров в диаметре. Стены облицованы похожим на пемзу материалом с тысячами углублений, с равными промежутками между ними. Каждое такое углубление примерно соответствовало копыту тиратка.

В помещении были три переходных люка, большие круглые устройства с громоздкими электромеханическими замками. Посреди комнаты находился поворотный круг, вращающийся затвор, через который тиратка переходили из летающего ковчега в космопорт. Рабочей жидкости теперь там не было, и компоненты устройства рассыпались.

Ренато Велла, извиваясь, вплыл в помещение, сшибая большие куски материала с краев проделанного Самуэлем отверстия.

— О древние века, — сказал он. — Украшениями они явно не увлекались.

Первый сержант, вплывший за ним, отбил еще больше кусков. В противоположной стене было почти такое же отверстие, разве только побольше. Самуэль, от углубления к углублению, осторожно перебирая руками, продвигался по стенке к этому отверстию.

— Должно быть, именно здесь шли археологи, — сообщил он товарищам. — Подождите. Да. — Сенсоры его защитного костюма обнаружили пластмассовую коробочку, прикрепленную к неровному краю отверстия. Темно-синяя поверхность была на одну треть исписана красными буквами. — Видимо, коммуникационный блок. И кабели идут через дыру, — он подключил висевший на поясе коммуникатор и подал стандартный позывной. — Ответа нет. Похоже, энергия давно исчерпана.

— Жаль, — прокомментировал Ренато. — Удобно было бы иметь здесь коммуникационную сеть.

— Мы можем это дело исправить, — ответила Оски. — Прошло всего сто лет, процессоры должны функционировать.

— Забудь об этом, — сказала Моника. — У нас же есть биотехнические процессоры, и мы прекрасно общаемся друг с другом и «Эноном». Мы что же, обживаться здесь намерены? Надолго мы тут не останемся.

— Надеюсь, что так и будет, — заметил Самуэль.

Вся команда к тому времени собралась на промежуточном пункте, и Самуэль, расфокусировав освещение шлема, вплыл в отверстие.

Археологи прорезали себе путь в широкий коридор, в конце которого находился один из заклинившихся переходных люков. Пол здесь тоже напоминал пемзу, а вдоль стен шли трубы. Не успел Самуэль оглядеться, как Сиринкс сообщила о появлении черноястреба. Она вкратце обрисовала ситуацию, когда другие члены команды собрались в коридоре.

— «Энон» сейчас отправляется к лунам, вслед за черноястребом, — сказала им Сиринкс. — «Леди Макбет» будет отвлекать тиратка.

— И как долго? — спросила Моника.

— Как можно дольше, — вмешался в разговор Джошуа. — Самое худшее, если у нас ничего не получится. Их первый корабль прибывает на «Танжуитик-РИ» через пятьдесят три минуты, учтите.

— Плохо. К тому времени мы не успеем подняться даже на второй этаж.

— Давай поменяемся местами.

— Извини, Джошуа. Я не в претензии. Откуда черноястребу известно, что мы здесь?

— Возможно, шел за нами с самой станции, — сказала Сиринкс. — Все очень просто.

— Благодарю, капитаны, — сказал Самуэль. — Постараемся справиться как можно быстрее.

— Если будет очень тяжело, дайте знать, — сказал Джошуа.

— Придется поторопиться, — обратился Самуэль к команде. — Каждая минута впоследствии может оказаться решающей.

Он привел в действие маневренный блок и поплыл по коридору к первому большому переходному люку. Моника сделала то же самое и последовала за ним.

Люк представлял собой типичный пример технической мысли тиратка: толстый лист титана в форме квадрата, с закругленными углами, крепкий и надежный, поставленный на место с помощью вакуумной сварки. Археологи решили задачу входа: вырезали в титане круг диаметром в один метр и вставили туда собственный люк, простой, механический. Посередине красная ручка, наполовину утопленная, со стандартной инструкцией, нанесенной по трафарету.

Самуэль закрепил себя и потянул ручку. Она поднялась и повернулась на девяносто градусов.

— Один ноль в пользу человеческой мысли, — объявил Ренато.

— Я бы не согласилась, — возразила Оски. — Все дело в том, что мы теперь больше знаем о материалах. Человеческий люк рассчитан на долговременное пребывание в вакууме. Их люк сделан в расчете на регулярный ремонт.

Сержант снова закрыл за ними крышку люка. Они увидели перед собой точно такой же коридор, с таким же большим титановым люком, в который был вставлен такой же человеческий люк. Самуэль снова потянул на себя ручку. Сенсоры защитного костюма предупредили его об изменении окружающей среды.

— Пропускает, — сообщил он. Очень маленькое выделение азота, минимальное загрязнение. Нужно уравнять давление.

— Открывай, — вмешалась Моника. — Там не может быть настоящей атмосферы. Мы теряем время.

Серебристая пыль взвилась вокруг Самуэля, когда крышка люка откинулась.

— Сколько же здесь еще коридоров? — спросил Рентао, когда, вплыв в отверстие, он увидел перед собой еще такой же коридор.

— Судя по нашему файлу, это последний, — ответил Самуэль.

В люке с человеческой заглушкой имелась и маленькая металлическая пластинка.

ВЕРХНЕ-ЙОРКСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

АРХЕОЛОГИЧЕСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ 2487

Выражаем глубокое уважение поколениям тиратка, совершившим путешествие в этом корабле.

Столкнувшись здесь с остатками величия, будем вечно благодарны за то, что удалось увидеть подлинное благородство.

Хотя у тиратка нет бога, они способны на чудеса.

Ренато подплыл к посеребренной табличке после того, как отодвинулась Моника.

— Ну что ж, хорошенькое начало, — прокомментировал он. — Археологи не нашли никакой ссылки на Бога тиратка.

— Мы это знали с самого начала, — возразила Оски. — Тем более сомневаюсь, чтобы они такую ссылку искали. Они загрузили в память лишь файлы, имеющие отношение к устройству корабля. Нам нужно пойти намного глубже, чтобы найти что-то полезное.

Самуэль перевел внимание своих сенсоров с таблички на люк.

— Я чувствую себя здесь кладбищенским грабителем.

— Бывали задания и похуже, — заметила Моника. — Как у тебя, так и у меня.

Самуэль не ответил. Он взялся за ручку люка и потянул. В этот раз газ пошел заметной струей.

— Вот оно, — сообщила Оски. — Смесь, похожая на земную: азот, кислород и следы других газов. Три процента от стандартного атмосферного давления. Влажности нет. Очень низкая температура, тридцать градусов ниже нуля.

— Совпадает с файлом, — подтвердила Моника. Самуэль откинул крышку и скользнул внутрь. Археологи провели на «Танжунтик-РИ» шесть недель.

За такое время вряд ли они провели тщательное исследование. Но главные сектора были переведены на карту, двигатели и оборудование летающего ковчега изучены. В «Танжунтик-РИ» было три этажа, расположенные по оси вращения и представлявшие собой цилиндрические камеры шириною шестьсот метров. В каждом таком помещении имелся неглубокий водоем, осуществлявший функцию биологического кругового процесса. Озерцо окружали полусферические пещеры, соединенные широкими километровыми коридорами. Этот этаж был занят системами обслуживания полета. В пещерах стояли машины: от термоядерных генераторов до химических фильтрационных агрегатов, кибернетические устройства и хранилища минеральных удобрений. В удаленных от центра пещерах держали топливо для генераторов.

На втором этаже располагались восемь помещений, вырубленных из скальной породы астероида и обитых огромными металлическими обручами. Помещения эти были прямоугольного сечения, шириною пятьсот и высотою сто метров. Там находились дома-башни, окруженные зелеными лужайками. Созданный на компьютере дизайн отвечал представлениям тиратка об идеальном городе.

— Нам нужен третий этаж, кольцо пять, — сказала Оски, как только они вошли в последний люк. — Археологи обнаружили там офисы, — в мозгу ее раскрылась карта в трехмерном изображении. Блок-путеводитель проложил зеленую линию от места, где она в этот момент находилась, через туннели к кольцу пять.

Последний люк привел команду в стандартного размера коридор, окружавший передний конец летающего ковчега. От него отходило свыше ста других коридоров. Гравитация тут была едва заметна. Моника привела в действие маневровый блок и подлетела к уложенным штабелями упаковкам. Холодная атмосфера сделала белый пластик чуть кремовым. Оски прочитала некоторые наклейки.

— Нам здесь ничего не подходит, — объявила она. — Это все их лагерное имущество. Силиконовые навесы, аппараты жизнеобеспечения, микрогенераторы и все такое.

— А освещение? — поинтересовался сержант.

— Хороший вопрос, — Моника развернулась, изучая другие наклейки. — Да, монохромные прожектора, радиус освещения триста метров. Хотя вряд ли ими сейчас можно пользоваться.

— Оставь, — сказал Самуэль. — У нас нет времени.

Заработал его маневровый блок, и он поплыл по коридору. В стене были арки, ведущие во внутренние помещения, однако сенсоры защитного костюма не в состоянии были исследовать их глубину. Здесь где-то должен быть лифт. А! — Возле пятой арки к стене был приклеен пластмассовый диск величиною с ладонь. Когда-то он служил маячком. Самуэль не мог не удержаться, чтобы не тронуть его пальцем. Свет, разумеется, не вспыхнул: энергия источника истощилась несколько десятилетий назад.

Газ из маневрового блока энергично вырвался наружу, и он устремился под арку. Пятнадцать метров по коридору, и перед ним появилась дверь лифта. Металлическая панель, десять метров в ширину и три метра в высоту. Команда возле нее даже не притормозила. По обе стороны от нее были двери поменьше, а за ними шли наклонные спуски, оборачивавшиеся вокруг лифтовой шахты до самого низа. Одна из этих дверей была открыта, к ней был приклеен мертвый маячок.

— Похоже, нам надо спуститься почти на километр, — объявил Самуэль.

— Ничего, спуск пройдет гладко, — успокоил Ренато. — Слава Богу, что тиратка не пользуются лестницей. Можете вы себе представить, какие бы они отгрохали ступени?

Моника, зависнув в дверном проеме, направила индивидуальное освещение в пропасть. Склон был едва различим. Она сняла с пояса еще одно устройство и выдвинула первый диск. Юпитер снабдил их маленькими биотехническими сенсорами — совершенно прозрачными дисками диаметром в сантиметр. Родственная связь составляла несколько километров, достаточно для этой миссии. Она прижала сенсор к дверному косяку. Он тут же приклеился. Подала на процессор команду: обеспечить родственную связь с сенсором, и диск выдал изображение коридора с плавающими рядом с дверью фигурами.

— Ну что ж, предупреждение нам обеспечено. В сенсоре есть триггер: он сработает, если позади нас будет движение.

— Тогда вперед, — скомандовал Самуэль. Маневровое устройство толкнуло его в шахту. Биотехнические процессоры принесли членам команды тревожное восклицание Джошуа:

— Боюсь, к вам гости, — объявил он.

На расстоянии четверть миллиона километров от северного полюса Геспери-ЛН «Леди Макбет» ускорилась до 6 g. Две армады, по пять кораблей тиратка в каждой, шли на перехват с ускорением 1,5 g. Джошуа они не волновали. Не беспокоили его и три корабля, шедшие на двойные луны. Была еще одна группа из четырех кораблей. Они летели на «Танжунтик-РИ» и в этот момент находились в семидесяти пяти тысячах километров от «Леди Макбет».

— Курс на перехват, — подтвердила Болью. — Похоже, им хочется знать, что здесь происходит.

— Замечательно, — проворчал Джошуа. — Единственный способ остановить их — дать понять, что мы настроены к ним враждебно.

— Думаю, они это уже знают, — сказала Сара, вложив в свои слова столько иронии, сколько ей позволяли это сделать 5 g.

Ускорившись, Джошуа выпустил три боевые осы. Он не прицеливался, выпустил их просто в сторону планеты. При запуске была дана программа: сдетонировать в десяти тысячах километров от верхних слоев атмосферы. Но тиратка этого, разумеется, не знали. Все, что они увидели, это взрывы ядерных снарядов, направленных в сторону их планеты. Неспровоцированная атака человеческого корабля, продолжавшего вести себя враждебно..

Джошуа снова изменил курс и спустился ниже кораблей, шедших на «Танжунтик-РИ». Логически, с этой позиции он мог бомбардировать планету. Из пусковых установок в направлении четырех кораблей вылетели еще две боевые осы.

Это был хороший тактический ход, и он себя почти оправдал. Три корабля из четырех сменили курс, обороняясь от боевых ос, и помчались за «Леди Макбет». Четвертый же упрямо шел к летающему ковчегу.

— Тринадцать кораблей идут прямо на нас, — сообщила Болью. — Двенадцать платформ стратегической обороны тоже взяли нас под прицел. Боевые осы пока не выпускают.

Джошуа снова запустил тактическую программу, в мозгу зашевелились красные и оранжевые линии. «Леди Макбет» шла теперь в противоположном по отношению к последнему кораблю тиратка направлении. Отвлечь его он не мог. Оставался единственный выход — атака, что на деле выходом не являлось. Прежде всего для этого пришлось бы поменять вектор и скомпенсировать изменение скорости, на что потребовалась бы уйма времени, потом ему пришлось бы вступить в бой сразу против трех кораблей с потенциально большим запасом боевых ос.

Положение неприятное. Экипажи тиратка ни в чем не виноваты, они просто пытаются защитить себя и свой мир от агрессивных ксеноков. Хотя, если посмотреть на это с абстрактной точки зрения, то они стоят на пути команды исследователей, желающих избавить человечество от одержания. Разве можно позволить дюжине тиратка погубить целую расу?

Воспользовавшись биотехнической антенной, Джошуа вызвал команду исследователей и сообщил о приближавшемся корабле.

— По нашим прикидкам, он причалит через сорок минут, — сказал он. — Сколько времени вам понадобится?

— Если все пойдет удачно, два часа, — ответила Оски. — Но, думаю, день — это реальнее.

— Об этом не может быть и речи, — заявил Джошуа. — Если очень постараюсь, подарю вам около часа.

— В этом нет необходимости, Джошуа, — сказал сержант. — Корабль очень большой. Если они причалят, им надо будет еще найти нас.

— Не так уж это и трудно с инфракрасными сенсорами.

— Это если смотреть на ситуацию как на обычную погоню. Раз уж мы знаем, что они сюда идут, постараемся затруднить им задачу. Ведь мы, в конце концов, расходный материал.

— К тому же наше вооружение гораздо совершеннее, — добавила Моника. — Раз уж секретность нам теперь не соблюсти, используем настоящую огневую мощь.

— А как потом выбраться наружу? — задумался Дахиби.

— Ни к чему планировать заранее. Это пустая трата времени, — сказал Самуэль. — Решим по ситуации.

— Ладно, — нехотя согласился Джошуа. — Ваше дело. Помните: мы здесь, только позовите.

И опять вернулся к анализу тактической ситуации. Для Геспери-ЛН они представляли потенциальную опасность, но «Леди Макбет» при этом могла не бояться оборонительных сил планеты: слишком уж далеко находились они от кораблей тиратка и от платформ стратегической обороны. При таком расстоянии боевой осе понадобится как минимум пятнадцать минут чтобы долететь до них, корабль за это время десять раз успеет совершить прыжок.

— Что ж, зададим жару ублюдкам, — сказал Джошуа. Подал команду на компьютер, и на планету полетела еще одна боевая оса.

Они пролетели половину гигантского винтового спуска. Очень просто: сиди себе да скользи. Черный иней, взвиваясь, оседал на стенах, казалось, то были причудливые ползучие растения. Моника, как и все, ехала на пятой точке, постепенно набирая скорость и совершенно не заботясь о том, как выглядит со стороны. То и дело она налетала на неровный участок и, подскакивая на метр, пролетала по воздуху. Хотя с ростом гравитации такие полеты становились короче.

— Приближаемся ко дну, — возвестил Самуэль. Монику отделяли от него два человека, почти скрытые отвратительной черной пылью. Лучи индивидуального освещения хаотично дрожали, отбрасывая на стены гротескные тени.

Моника попробовала было руками притормозить движение. Не получилось.

— Как же нам остановиться? — спросила она.

— Маневровое устройство, — Самуэль включил его на полную мощность и ощутил плавное снижение скорости. Сержант, следовавший за ним, тут же налетел на него. — Всем тормозить, немедленно.

Спуск вдруг заполнился жемчужно-белым туманом: это частицы льда смешались с азотом, повысив давление.

Моника почувствовала, как снизилась скорость. Теперь она могла притормозить и руками. По льду протянулась десять прямых глубоких борозд. Остановилась на сравнительно плоском участке. Радар показал ей, что конец спуска в пятнадцати метрах от нее. В этот момент, элегантно скользя, к ней присоединились и другие фигуры в защитных костюмах. Белый туман исчез так же быстро, как и появился.

Все поднялись и внимательно огляделись. Спуск оказался на пересечении восьми коридоров. Маячки приклеены были к каждому арочному входу. Лед возле каждого входа был слегка примят: так истираются под ногами в течение столетий каменные плиты. Ничто больше не напоминало здесь об археологической экспедиции.

— Здесь нам необходимо разделиться, — предложил один из сержантов. — Двое из нас оставят горячие следы, а вы все идите к пятому кольцу.

Моника посмотрела на карту в файле археологической экспедиции и загрузила ее в блок-путеводитель. В сенсоре вспыхнули оранжевые линии, указывая на коридор, по которому они должны были пойти. Она вынула еще один сенсорный диск и приклеила его на стену.

— Хорошо. Только будьте осторожны. Они будут здесь через двадцать минут. Оски, Ренато, пошли.

Четверо людей и двое сержантов двинулись по коридору длинными прыжками: гравитация здесь составляла одну треть от нормы.

Сержанты разделились, и личность Ионы равномерно распределилась на четыре независимые части. Одна ее личность выбрала коридор, который, как показывала карта, вел к химическому мини-заводу. Она вынула лазерный пистолет и, запрограммировав его на очень низкую мощность, стала выпускать разряды каждые три секунды. Передвигаясь длинными прыжками, она описывала им короткие дуги, повернув дуло вниз. Вокруг ног появлялись теплые точки. Лед они не растапливали, но след оставляли. В инфракрасных лучах должно было показаться, что по коридору шли несколько человек.

За освещаемым костюмными огнями узким участком коридора стояла абсолютная темнота. И это действовало на нервы. Слабым утешением была лишь родственная связь ее с тремя ее личностями и Самуэлем.

Это мой третий опыт за пределами Транквиллити, хотя туннели здесь мало чем отличаются от Айякучо. Но впечатление более угнетающее, а ведь сейчас одержимые за мной не гонятся.

Остальные члены команды испытывали не меньшую подавленность. Впереди сейчас шла Моника, специальные программы помогали ей двигаться легко и уверенно в атмосфере низкой гравитации. Несмотря на мрачную обстановку, шли они уверенно. У нее с самого начала были опасения относительно исхода их миссии. Более всего она боялась этой фазы операции. Еще во время полета она представляла себе «Танжунтик-РИ» в виде огромного скопления обломков, таких, что составляли Кольцо Руин. На самом деле все оказалось много лучше. Внутри летающего ковчега все было в целости, разве только холодно и пусто. Она даже могла вообразить себе его восстановление. Если запустить генераторы, пустить энергию по распределительной сети, то свет и тепло обязательно бы вернулись.

— Как случилось, что они его забросили? — спросила она. — Отправили бы на астероид да использовали в промышленных целях.

— А во что это обойдется? — откликнулась Оски. — Эта штуковина взаимозависимая. Нельзя ведь поддерживать кольцо жизнеобеспечения, а все остальное не трогать. А он такой большой. Чтобы поддерживать его в рабочем состоянии, нужно слишком много усилий. Как говорится, овчинка выделки не стоит. Для них лучше построить небольшое астероидное обиталище.

— Неправда, тиратка могли бы нажить на нем целое состояние, если бы использовали его в туристских целях.

— Во всем виноват их флегматизм. Им это попросту неинтересно.

Через пять минут они вышли к большой полусферической пещере высотою в двести метров и стенами, окольцованными трубами. В центре ее стояла огромная машина, опиравшаяся на десять поднимавшихся из земли труб трехметрового диаметра. Из верхней части машины выходили опять же десять труб и исчезали под потолком. Команда, встав у входа, направила освещение на металлического монстра. По бокам машины шли длинные стеклянные колонны, покрытые изнутри почерневшим от высокой температуры хромом. Лампы, катушки, реле, двигатели, аккумуляторные пластины, высоковольтные трансформаторы и насосы торчали из устройства, словно металлические бородавки.

— Что, во имя Христа, это такое? — воскликнул Ренато.

— Сверься с файлом, — предложила Оски. — Это что-то вроде биологического реактора. Они в нем выращивали органические компаунды.

Ренато шагнул к большой трубе и заглянул под реактор. Корпус треснул, видимо, после того, как летающий ковчег остыл, и оттуда вытекла какая-то синевато-голубая жидкость, залила основание и застыла в виде сосулек. На полу виднелись пятна, оставленные другими жидкостями.

— Что-то здесь не так, — сказал Ренато.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Самуэль.

— Ты только посмотри на это, — молодой астроном похлопал рукой по трубе. Даже в разреженной атмосфере аудиосенсоры костюма ощутили слабый звон. — Это… что-то бессмертное. Я не могу представить, чтобы здесь что-нибудь находилось с того самого дня, как они покинули свою звезду. Ведь они могли бы сто раз перестроить ее за время путешествия. И я знаю, что они решают инженерные задачи наскоком. Непонятно, почему за пятнадцать тысяч лет ничего не изменилось. Ничегошеньки. Как можно поставить крест на своей технологии и сказать, что более ничего делать не будешь?

— Скоро тебе представится возможность задать этот вопрос им самим, — заявила Моника. — Их корабль причалит сюда через десять минут. Послушай, Ренато. Я понимаю, все это чрезвычайно занимательно, только времени у нас на это нет. Понял?

— Да. Извините. Я просто терпеть не могу неразгаданных загадок.

— Это и делает тебя хорошим ученым. И я рада, что ты вызвался помочь нам. Вот это коридор, который им нужен.

Моника приклеила сенсорный диск на одну из труб и пошла вперед. Ренато бросил последний взгляд на старинный реактор и последовал за ней. Замыкали шествие два сержанта.

— Корабль тиратка причаливает, — сказала Болью. — Они сравняли скорость с «Танжунтик-РИ».

— Сволочь, — простонал Джошуа.

Наслаждаясь небольшим затишьем, они играли в трехмерные шахматы. «Леди Макбет» на высоте сто семьдесят пять тысяч километров шла с ускорением в 1 g над полюсом Геспери-ЛН. К планете летели со всех сторон восемнадцать боевых ос — классический глобальный маневр. Ближайшая оса должна была достичь их через четыре минуты. Черноястреб пока им не досаждал. Сиринкс сообщила, что они преследуют «Стрилу» возле двойных лун.

— Лайол, сообщи, пожалуйста, команде плохую новость.

Джошуа подал на полетный компьютер команду о прыжке. Чуть ли не в подсознании он удивлялся, что действует так уверенно в космическом сражении. Разве можно сравнить его поведение и спокойную работу команды с теми дикими криками и выплеском адреналина, что были над Лалондом? Казалось, они перенеслись в другую Вселенную. А может, все дело в том, что это он начал атаку и вызвал огонь на себя.

— Дахиби?

— К прыжку готовы, капитан.

— Замечательно. Ну-ка, проверим, насколько мы точны.

Двигатели взревели, и он начал прыжок.

Тиратка увидели, как опасный агрессор вдруг исчез из-под ливня их боевых ос, и сенсоры стратегической обороны одновременно зарегистрировали его появление в пятидесяти тысячах километров от места прыжка. Двигатель его снова заревел, и он устремился к планете, угрожая ее населению. Все корабли изменили курс и бросились в погоню.

Туман горячих ионов обдал переднюю часть «Танжунтик-РИ»: это корабль тиратка завершил свой маневр. По остаткам сверхпроводящей решетки ударили электрические разряды, прожигая хрупкую поверхность. Пилот об осторожности и не подумал, приближаясь к коническому космопорту. Он остановился менее чем в километре от летающего ковчега, игнорируя потенциальное разрушение старинного летающего ковчега.

Корабль его — типичное для тиратка межпланетное судно (у них и модель-то была одна): простой цилиндр шириною в сто пятьдесят метров и длиною в триста метров. В отличие от человеческих кораблей, у которых к опорной раме пристраивались необходимые модули и капсулы, в их корабле все находилось в одном алюминиевом корпусе. Корабль этот был некрасивый и грубый, краска на нем с годами потемнела под воздействием температуры и ультрафиолетового излучения звезды. В переднем конце его на равноудаленном расстоянии находились прямоугольные люки, а сзади торчали дула пяти термоядерных ракет.

Снизив скорость, он приблизился к космопорту летающего ковчега. Вспыхнули ярко-желтым пламенем маленькие химические ракеты, толкая корабль к оси вращения и одновременно поворачивая его к порту. Потом химические ракеты в носу корабля разогнались до максимума, а одновременно с ними и термоядерные ракеты. Плазменное облако прошло сквозь центр космопорта. Тепловой удар длился не более двух секунд, к тому же они был и не особенно мощным, однако принес колоссальные разрушения. Металл и композит, сдетонировав, обратились в пар.

Ослабленная структура космопорта не могла этого выдержать. Конус оторвался и ухнул в пространство, отдельные диски, разламываясь на части, посыпались в разные стороны. Один диск столкнулся с летающим ковчегом и развалился, словно бумажный. От поддерживающей колонны космопорта осталась десятиметровая культя. Она сильно накренилась, когда прямо на нее уселся массивный корабль тиратка. Открылись два люка, и из них выскочило несколько десятков бледных яйцевидных фигур. Сначала их помотало в пространстве, словно листья на ветру, затем на спинах пыхнули струйки газа, и они полетели к сломанному концу опорной колонны.

Двойные луны Геспери-ЛН гостеприимностью не отличались. Их противоборствующие гравитационные поля с самого начала притягивали огромное количество космического мусора и до сих продолжали этим заниматься. Солнечный ветер, высокоэнергетические частицы и небольшое давление время от времени поднимали пыль и песок и сдували их к звездам. Но более крупные куски оставались. Мелкие камешки, валуны и целые астероиды, угодив однажды в эллиптическую орбиту, медленно вращались здесь вот уже тысячу лет, так как постоянно менявшаяся гравитация не давала им уйти на новую орбиту. Вращались они, в конечном счете, вокруг центральной точки Лагранжа, на равном расстоянии друг от друга. Эта замусоренная стокилометровая зона, если смотреть на нее с Геспери-ЛН, напоминала серую поношенную заплатку, а вся композиция — на галактику, в центре которой собрались самые большие астероиды, окруженные камнями меньшего размера.

Использовать здесь лазерные лучи и боевые осы было абсолютно невозможно. Можно было оставаться посреди обломков и наблюдать за бесстрастно дожидавшимся вас снаружи врагом. Да и то если вы могли отразить вихри постоянно несущегося на вас гравия на периферии скопления Лагранжа.

Попытки «Энона» преследовать черноястреба внутри скопления закончились ничем. После двадцати минут опасного слалома, в результате чего удалось выиграть сто метров у черноястреба, Сиринкс решила, что ей хватит. Они безрассудно тратили энергию ячеек, увертываясь от града камней. А ведь эта энергия понадобится им позднее, каков бы ни был результат на «Танжунтик-РИ». Сиринкс попросила «Энона» остановиться и выровнять орбитальный вектор по окружавшим их частицам.

Поняв, что его больше не преследуют, «Этчеллс» остановился. Между ними было не больше пятнадцати километров. Хотя знали они об этом только благодаря искажающим полям, так как визуальное или радарное наблюдение было невозможно.

— Не думай, что у нас статус-кво, — сказала Сиринкс черноястребу. — К нам движутся три корабля тиратка. Ты не можешь вечно находиться в скоплении. Покинь систему.

— Ну уж нет, — ответил «Этчеллс». — Придется вам остаться вместе со мной. А это значит, что выиграл я. Вы не можете сделать то, ради чего сюда явились. А ваши адамистские приятели по уши в дерьме. Они тоже нейтрализованы.

— С некоторыми издержками я это наблюдение принимаю, — сказала она, стараясь не выдать себя эмоциями. По всей видимости, он не знал, что они отправили команду на «Танжунтик-РИ». Теперь оставалось лишь удерживать его на месте, пока Оски и Ренато не завладели файлами.

— Держите его под присмотром, — сказала она команде. — А я тем временем изучу сложившуюся ситуацию. Может быть, нам придется поспешно уйти отсюда.

— Ну конечно, — согласился Кейкус.

— Рубен, подготовь новые генераторы. И быстренько перезаряди энергетические ячейки «Энона». Я хочу оставить этого черноястреба далеко позади, когда уйдем отсюда.

— Понял. — Рубен загрузил в процессор соответствующую программу.

Спускаясь к кольцу 5, команды исследователей вынуждены были тормозить шипами ботинок по обледеневшему полу и, при увеличившемся давлении, неизменно оставляли после себя предательские следы.

Здесь, на дне, находился большой переходной люк, с дверями, которые подошли бы скорее банку, чем космическому кораблю. Здесь тиратка выстроили первую линию обороны в случае бреши в верхних этажах, поэтому и дизайн исходил из этой их философии. На этом этаже пещеры и кольца летающего ковчега сохранили следы прежней атмосферы, даже после тринадцати столетий забвения.

Перед дверью в конце спуска стояли сделанные человеческими руками машины: два микрогенератора, терморадиаторы, гидравлические тараны и электромеханические приводы. Все это было связано друг с другом свободно соединенными кабелями и гибкими шлангами. Археологическая экспедиция использовало это, чтобы открыть массивный люк. Он и был сейчас на четверть открыт, что позволило им проникнуть в кольцо 5. Внутри стояли маленькие джипы, стандартные транспортные средства, предназначенные для лишенной воздуха планеты. С большими шинами, рассчитанными на низкое давление, и шасси из композита. Выглядели они до смешного элегантными по соседству с окружавшими их машинами.

Самуэль подошел к ним и осветил приборную доску.

— Контрольный процессор дает ответную реакцию, — сообщил он. — Главные энергетические ячейки не функционируют. Во второстепенных сетях след энергии.

— Неважно, — отозвалась Моника.

Подав высокое напряжение на лампы костюма, задействовала сенсоры и загрузила изображение в буферную память нейросети. На досуге она этим займется.

Но даже индивидуальное освещение не смогло разогнать темноту. В результате эффект кривизны был утрачен. Она стояла в металлической пещере, стены, пол и потолок которой облицованы были миллионами алюминиевых пластин, припаянных к голому камню и соединенных друг с другом с помощью сварки. На металлических решетках, укрепленных вдоль стен, застыли увядшие без воды и света высокие растения. Пришедший сюда холод навечно их заморозил.

Потолок был похож на крыши человеческих складов: перекрещенный толстыми трубами и рельсами, он производил впечатление промышленного объекта. Освещалось помещение тысячами больших круглых дисков из закопченного стекла, выглядывавших из углублений.

— Волшебный ледяной дворец, — сказала Моника. — Даже если его построили черти по приказу Дьявола.

— Как они, Господи прости, могли здесь жить? — удивился Ренато. — Это же просто машина. Почему не сделали его приятным и уютным? Разве можно провести здесь всю жизнь? Тут свихнуться можно.

— Мы можем, — уточнила Оски. — Но только не они. У них совсем другая психика.

— У них и чувства прекрасного нет, судя по всему, — подтвердил Самуэль. — Хотя им, скорее всего, наши обиталища придутся не по вкусу.

— Тиратка здесь, — сообщил один из сержантов.

Все увидели это через сенсорный диск, который Моника оставила на первом этаже. Свет шел от люка возле опорной колонны. Большие зазубренные фрагменты титановой пластины вылетели в коридор и, ударившись о стены, выбили каскады ледышек. Появившиеся вслед за этим тиратка легким галопом двинулись к спиральному спуску. Защитные костюмы не позволяли определить, кто из них солдат, а кто — производитель. Хотя Государственный промышленный институт много раз пытался продать им программируемые силиконовые костюмы, приспособленные к их психологии, они упрямо носили собственные.

Защитные костюмы тиратка были изготовлены из прочного гибкого материала, серебристо-голубого, похожего на металлический шелк, и напоминали комбинезоны, свободные и мешковатые, так что крупные тела тиратка свободно туда входили. Для рук и ног материал кроился особо, вроде гармошки. Надев костюм, они, вместо того чтобы надуть его кислородом, закачивали в него густой гель. При том количестве конечностей (и, соответственно, суставов), что был у тиратка, такая концепция четко справлялась с проблемой обеспечения давления на каждый сустав. На лице у них были простые облегающие маски, а кислородные контейнеры, механизм регуляции и теплообменник помещались в мешке на спине. Дополнительное оборудование они носили на шее.

— Кажется, и утонченность не та черта, которая роднит их с нами, — заметила Моника. — Они, должно быть, взорвали все люки первого коридора, чтобы войти внутрь. Сенсорный диск регистрирует в коридоре движение большого количества газа. Их не беспокоит то, что «Танжунтик-РИ» выпустит имеющуюся у него атмосферу.

— Если они не беспокоятся, то и мы не будем, — решил Ренато. — На нашей миссии это не отразится.

— Они все вооружены, — объявил Самуэль. — Даже производители.

Все тиратка несли по два длинных тускло-черных ружья, подключенных проводами к источникам энергии, что висели на шее. Моника быстро загрузила файл из библиотеки вооружения и посмотрела каталог.

— Мазеры, — сказала она. — Наше оружие выдержит их удар, если только не окажемся под обвальным огнем. А у них есть и другое оружие, если я рассмотрела, управляемые ракеты и гранаты. Сделаны людьми.

— Интересно, кто это им продал? — задумалась Оски. — Насколько я знаю, Конфедерация не разрешает продавать оружие тиратка.

— Неважно, — сказал Самуэль. — Пойдем, нам надо найти центр управления, который нашла экспедиция.

Они двинулись вперед, и Моника перевела свое освещение в инфракрасный режим. Вокруг нее материализовались здания тиратка: сужавшиеся кверху башни, испускавшие бледно-голубое люминесцентное излучение, похожее на замороженное пламя на черном фоне. Холодный некрополь с совершенно одинаковыми улицами и зданиями. Казалось, все там вышло из-под одного штампа. Деревья со спутанными ветвями осаждали башни. Склоняясь, стволы поддерживали друг друга. Безжалостный мороз сделал зелень твердой и черной, как чугун. Фантастические листья, цветы причудливой формы и раздувшиеся стручки, все это приобрело оттенок тусклого угля.

— Вот черт! Смотрите, как быстро передвигаются эти тиратка, — удивился Самуэль.

За какие-нибудь десять минут те подошли к первому спиральному спуску. Сенсорный диск показал одного из них. Самуэль поводил портативным электронным сканером над полом, а остальные стояли позади в ожидании. Группа разделилась на три части и последовала за термальными следами.

— За нами идут восемнадцать, — сообщила Моника. — Среди них четверо производителей. Они крупнее остальных.

— Я вернусь ко входу, — сообщил один из сержантов. — Успею оставить несколько фальшивых горячих следов, прежде чем они доберутся до этого кольца. Тогда они опять разделятся. Может, удастся закрыть дверь в переходной люк. В любом случае это ослабит их силу.

— Спасибо, — ответила Моника.

Сержант развернулся и пошел от них.

Ионе хотелось узнать как можно скорее, что замыслили тиратка. Такое знание обязательно поможет ей продумать тактику, с помощью которой она отвлечет их от команды. Два ранее отставших от группы сержанта хлопотливо оставляли горячие следы возле нескольких больших машинных отделений на втором этаже. В этот момент она обнаружила, что карта, составленная археологами, была неточна. Несколько раз ей приходилось использовать блок-путеводитель, чтобы определить, где же она находится, когда коридоры не совпадали со схемой археологов. Факт этот необходимо учесть на будущее: возможно, это пригодится при отступлении. Тиратка находились в лучшем положении: точная топология летающего ковчега им-то уж наверняка известна. Знания эти переходили из поколения в поколение.

Один из сержантов вошел в этот момент в просторное полусферическое помещение. Там, похоже, проходили процессы очистки. Повсюду стояли стеклянные конструкции: колоннады, шары, минареты создавали город в миниатюре. Все они соединялись сложным переплетением стеклянных труб. Разноцветная жидкость в контейнерах превратилась в лед. Повсюду видны были трещины. Если подать тепло, все неминуемо обрушится.

Кроме двери, в которую вошел сержант, в помещении имелись еще три арочных входа. Один из них вел к спуску. Сенсорные диски на двери показали Ионе, что тиратка идут по коридору. Иона выжидала. Она знала, что тепло, испускаемое ее костюмом, тиратка немедленно заметят, стоит им войти в стеклянную комнату. Они увидят ее, словно красную карликовую звезду на фоне арктического коридора.

Вошел первый тиратка. Остановился. Поднял сканер и направил прямо на нее. Коммуникационный блок на ее костюме уловил зашифрованные сведения. Целая колонна тиратка остановилась. Затем еще двое подошли к тому, что со сканером. И разошлись по периметру стеклянной комнаты, что ухудшило ей возможность для прицеливания.

— Черт, — сказала она. — Думаю, о засаде мы можем забыть. Все остальные ждут, хотят узнать, что будет дальше.

— Этого следовало ожидать, — откликнулся Самуэль. — Они же в конце концов солдаты. Их готовили к столкновению. И производителям не требуется загружать в себя тактические программы. Их знание инстинктивно.

Сержант Иона вышла из-под ненадежного укрытия, дав задание коммуникационному блоку открыть канал на частоте, используемой тиратка, и в это время солдаты выстрелили из мазерных ружей. По защитному облачению сержанта ударили лучи, чуть не уничтожив при этом распылявшую энергию сетку. Иона подпрыгнула, и низкая гравитация значительно усилила ее движение. Одновременно с прыжком выпустила гранаты, поразившие входные двери стеклянного помещения. Четыре камнепада, обрушившись, погребли под собой троих тиратка.

Иона поднялась. Прыжок отбросил ее на пятьдесят метров назад. Она едва успела увернуться от обрушившегося потолка. Мелкие каменные обломки, крутясь и подпрыгивая, лениво катились в ее сторону. Сенсорные диски в стеклянной комнате фиксировали пыльное облако, а другие сенсоры показывали поспешно удалявшихся тиратка. Потом преследователи разделились и двинулись по другим коридорам. Там сенсоров не было.

— Плохая новость — то, что они выбрали стрельбу, а не политические методы, — сказала она. — Кажется, им неинтересно, зачем мы здесь.

— Этого следовало ожидать, — повторил Самуэль. — Вы не перевоспитаете целую касту, воспитанную на агрессии, даже если у вас в них нужда. Социальная структура тиратка основана на клановой иерархии. И за территорию свою они держатся. А мы тем не менее на нее покушаемся.

— Да. Ну хорошо, вы знаете, чего ожидать, когда они придут в кольцо 5. А я лучше уберусь отсюда, пока они не выскочили из укромного места и не подстрелили меня.

Центр управления находился в четырехстах метрах от спирального спуска. Несколько обыкновенных комнат: стены облицованы алюминиевым сплавом, пол из композита, во всех помещениях громоздкие компьютеры с двойными клавиатурами, приспособленными для пальцев тиратка, над компьютерами длинные экраны-дисплеи. Своего рода капитанский мостик «Танжунтик-РИ».

Здесь было не так холодно, поэтому археологам и удалось тогда без особого труда активировать несколько электронных систем. Центр управления с самого начала был изолирован от других помещений, к тому же тиратка закрыли люки, прежде чем покинуть летающий ковчег, и уровень влажности здесь, как следствие, был значительно меньше, чем в более сырой атмосфере кольца 5.

Археологи понимали, что комнаты изолированы не зря. Воспользовавшись внутренней коммуникационной сетью летающего ковчега, они обнаружили, что главный узел находится внутри интересующих их помещений. С большими предосторожностями, так же, как делали это на первом этаже, вставили свои люки в заклинившие люки тиратка. О загрязнении атмосферы не беспокоились (раз уж вода замерзла), однако им хотелось сохранить среду в неприкосновенности. Как-никак первая человеческая научно-исследовательская экспедиция на принадлежащий чувствующим ксенокам артефакт. Этика имела для них первостепенное значение, пусть даже сами тиратка относились к таким вещам с полным равнодушием.

Большие титановые люки, ведущие в помещения Центра управления, были активированы, крышки открыты и откинуты, так что в отверстие можно было войти сразу троим. Моника и четверо ее товарищей стояли возле люка, выставив сканеры.

— Нам туда, — объявила Моника. — Вот и люки, вставленные археологами. Они поставили их только здесь.

— Разве здесь побывала еще одна экспедиция? — удивился Ренато.

— Если и побывала, то об этом ни Земля, ни Юпитер, ни Кулу ничего не знают, — заявил Самуэль. — А такое вряд ли возможно.

— А если и побывала, то почему бы не воспользоваться люками археологов? — не отставал Ренато. — Мы убедились, что они в рабочем состоянии, а люки тиратка — попробуй-ка, открой.

Оски осторожно приблизилась к краю и повела сенсором но кромке.

— Электрических импульсов не улавливаю, но люк этот открывали совсем недавно. Имеются очень слабые термальные следы. Чтобы привести люки в рабочее состояние, их, скорее всего, предварительно разогрели.

Моника еле удержалась, чтобы не оглянуться по сторонам. Микрорадар сканировал окружающее пространство на случай подозрительных движений. Холод летающего ковчега каким-то образом пробрался к коже.

— Когда это произошло? — спросила она.

— Дней пять назад.

— И это были не люди, — уверенно заметил Ренато.

— Почему ты так думаешь?

— Очевидно. Люди вошли бы через люки археологов. Кто бы это там ни был, габариты у него внушительные, и через человеческие люки ему не пройти.

— Должно быть, это киинты, — догадался Самуэль. — В конце концов, из-за них мы все и затеяли. Иона и Келли оказались правы: Либерия проявила интерес к Спящему Богу, а место это очевидное для хранения информации. Должно быть, они телепортировались сюда чуть ли не сразу после того, как покинули Транквиллити. И попросту открыли старинный люк. Такой элегантный жест в их характере. Это вам не тиратка. Мы видели, что они делают с дверями, которые не открываются.

— Почему же они не телепортировались непосредственно в Центр управления? — спросила Моника.

— С космической точки зрения, эти помещения чрезвычайно малы. И такая операция требует немыслимой точности, если принять во внимание расстояние, отделяющее Йобис от Геспери-ЛН, — свыше трехсот световых лет.

— Пожалуй. А может, они до сих пор здесь?

Оски выставила сенсор в короткий туннель люка.

— Нет, насколько я могу судить.

— А время уходит, — заявила Моника. — Войдем же туда.

В Центре управления было заметно теплее. Сенсоры костюмов зафиксировали концентрацию тепла возле трех компьютерных терминалов во второй комнате.

— Это центр астрогнозии, — сказала Оскп. — Наша информационная цель. Если мы хотим узнать что-то о Спящем Боге, то сведения должны быть здесь.

— Начнем, — призвала Моника.

Сенсорные диски показали, что тиратка на втором этаже вошли в комнату с биологическим реактором. Там они приостановились в связи с попыткой сержантов устроить диверсию и подозрительно осматривали каждую комнату. Более трех солдат в помещение не входило. И все же, судя по всему, на спиральном спуске, ведущем к кольцу 5, они появятся через какие-нибудь пятнадцать минут.

Оски и Ренато присели возле одного из терминалов и разложили приборы. Моника, Самуэль и последний сержант быстро осмотрели остальные комнаты и вернулись к кольцу 5.

— Нужно пойти назад и разбросать фальшивые тепловые следы, — распорядилась Моника. — Это даст нам несколько дополнительных минут.

— Вряд ли, — усомнился Самуэль. — Стоит им прийти сюда, они тут же догадаются, что нам нужен Центр управления. Диверсии не сработают. Придется устроить оборону. Черт, надеюсь, до этого не дойдет, ведь это — тактически проигранная позиция. Они могут напасть на нас со всех сторон, а выхода наружу у нас больше нет.

— Зато у нас современное оружие. Хотя лучше бы его не применять.

— Хорошо. Раз уж мы у цели, пора подумать, как отсюда выбраться.

Второй сержант-диверсант заминировал сто пятьдесят метров коридора. Простая засада. Длина коридора позволит уничтожить сразу двенадцать ксеноков. Но когда первый тиратка приблизился к заряду, он тут же приостановился, а за ним встали и все остальные. Иона выругалась, когда солдат осторожно двинулся вперед, покачивая сканером. Должно быть, она оставила слишком большой термальный след в коридоре, пока раскладывала заряды.

Тиратка смотрел на дисплей сканера, подняв дуло мазерного ружья в потолок.

Иона в раздражении привела в действие триггер и обрушила пятиметровую секцию потолка. Ни один из тиратка не пострадал. Быстро вернувшись назад, они разделились, вероятно, для того, чтобы обойти затор и выявить тепловой след, оставленный сержантом-диверсантом. Сенсорных дисков у Ионы больше не было, так что, где в данный момент находятся тиратка, она не знала, поэтому пошла в глубь летающего ковчега: надо хотя бы опережать их.

Оски оказалась в своей стихии. Как только они с Ренато сняли задние панели и обнажили схемы, физический страх ее улетучился. Электроника тиратка отставала от современной на несколько поколений, если не столетий. С такой грубой техникой она не сталкивалась со времен изучения обязательного курса по истории электроники, когда готовилась к защите диссертации.

Ренато умело следовал ее инструкциям. Оп присоединил главный силовой кабель к одной из энергетических матриц, которые привезли с собой. Тут же зажглись маленькие цветовые символы.

— Слава Богу, что у них ни капли воображения, — заметила Оски. — С нестандартной системой мы за это время не справились бы.

— Я по-прежнему считаю это парадоксом, — ответил Ренато. — Ведь воображение — источник свежих идей. Без него невозможно спроектировать космический корабль. Воображение — сиамский близнец любопытства.

— Любопытством они тоже не могут похвастаться.

— Но изучение окружающей среды — основа выживания. Ты должен знать, не угрожает ли тебе что-то, если намерен жить. И если угроза существует, делаешь все, чтобы от нее избавиться.

— Я не спорю. Поговорим об этом в другой раз, хорошо? — Оски начала присоединять привезенные с собой процессорные блоки к шинам данных, разматывая длинные ленты оптоволоконных кабелей с разъемами на концах. В файлах Транквиллити имелись спецификации известных электронных систем, но она, разумеется, изучила и доклады археологической экспедиции. Системы «Танжунтик-РИ» были идентичны современным, вплоть до размера и конфигурации розеток. Полторы тысячи лет стандартизации! Ренато прав, это не только странно, это совершенное волшебство.

Разъемы, щелкнув, мягко вошли в розетки, и блок подтвердил, что высокоплотная фотонная связь установлена. Странно. А она-то собиралась применить аэрозоль, чтобы облегчить установку разъемов. Состав спрея был разработан ее отделом и предназначался для очистки оптических контактов, подверженных воздействию вакуума, пыли и общих разрушительных процессов Кольца Руин. И на Лалонде они много его истратили.

Она убрала баночку спрея и взяла маленький сканер.

— Я понимаю, что их электроника находится в лучшем состоянии, чем наши леймилские модули, — заявила она. — Среда здесь более благоприятная, но чтобы так… это просто невероятно, — на дисплее появились разноцветные криптограммы, отражавшие структуру терминала. — Все в порядке, нет ни одного неработающего элемента. Похоже, киинты даже провели здесь ремонтные работы и довели все до безупречного рабочего состояния. Некоторые элементы здесь совершенно новые.

— И сколько же элементов они заменили?

— Судя по тому, что показывает мой сканер, — это просто процессоры и средства обеспечения. Память не тронута. И это понятно. Им, как и нам, нужна информация.

— Ты можешь ее достать?

— Без проблем, — язык программирования тиратка был им известен, а защищать свою информацию от нежелательного доступа тиратка и в голову не приходило. Перед полетом эксперты подготовили поисковые программы, которые могли изучить информацию, содержавшуюся в памяти тиратка. Оски загрузила первую, заранее подготовленную программу в структуру компьютера. Некоторые программы нацелены были на поиск прямых ссылок, другие классифицировали информацию в соответствии с типом файла. Оба исследователя изучали результаты поиска.

— Вряд ли стоит ожидать прямой ссылки на Спящего Бога, — заявил Ренато.

— Да и на необычное космологическое событие тоже, — заметила Оски. Просмотрев указатель файлов, загрузила новую партию поисковых программ. — У нас много фиксаций.

— Я хочу, чтобы программы нашли список звездных фиксаций, которым они пользовались для настройки коммуникационного лазера во время полета. Это даст нам, по меньшей мере, идею об их контактах с другими летающими ковчегами.

— Хорошая мысль. Посмотрю, сохранились ли здесь сведения о полетах других летающих ковчегах.

Коммуникационный лазер обнаружил несколько десятков тысяч звездных фиксаций, означавших межзвездные контакты. Восемьдесят пять процентов из них были осуществлены в течение первых шести тысяч лет полета, после чего количество переданных и полученных сообщений значительно снизилось. На последних стадиях полета звездные фиксации осуществлялись исключительно ради настройки лазера на пять планет, которые заселил «Танжунтик-РИ».

Установив фиксации, Оски начала искать связанные с ними файлы.

— Здесь послания не сохранились, — сообщила она. — Я хочу узнать код к файлам, где отражена их связь с планетами, но система тут совершенно другая.

— Ты его не узнала? — спросил Ренато.

— Пока нет, — и загрузила новую партию поисковых программ. — А как твои дела?

— Неприятное известие. Тиратка построили более тысячи летающих ковчегов.

— Господи, помилуй.

— Да. И если они залетели так же далеко, как этот, перед нами открываются необычайно обширные просторы для поиска их Спящего Бога. Целая галактика, хотя и небольшая. Но все относительно. Паркеру и Кемпстеру это бы даже понравилось.

На дисплее Оски стали появляться ответы на заданные вопросы.

— А, ну вот. Файлы, которые нам нужны, хранятся в главном архиве. У меня есть к нему код.

— Но ведь то, что нам нужно, там может быть где угодно. Нужно время, чтобы это найти.

— Да. Нам нужно все, что связано с главными системами летающего ковчега. Надо активировать один из терминалов и вызвать генеральную схему.

Луч мазера ударил Иону по бедру, когда она проходила по полусферической комнате. Иона нырнула за огромную машину. Электронный блок зафиксировал точку, из которой стреляли. Тиратка укрылся в коридоре.

Она загрузила координату в пусковую установку, и граната, взлетев над машиной, обрушила вход в коридор. По облачению сержанта ударил еще один луч. Иона быстро прокатилась по полу, одновременно нажав на спуск, и вторая граната уничтожила коридор вместе с солдатом тиратка.

— Они, черт бы их побрал, двигаются слишком быстро, — сказала она своим двойникам и Самуэлю. — К тому же и двухсторонний охват применили, — сенсоры костюма прощупали коридор, не обнаружив там ни движения, ни аномального инфракрасного источника.

— Назад тебе нельзя, — предупредили сержант и Моника с Самуэлем. —Ты же знаешь, они идут следом за тобой.

— Да, — она отстегнула от пояса магазин, вставила его в многоствольную пусковую установку и вошла в единственный оставшийся целым арочный вход. В темном туннеле выпустила с двухсекундным интервалом три заряда и прижалась к стене.

Все три заряда снабжены были нейтронными боеголовками. Они взорвались одновременно, насытив пятисотметровый коридор смертельным количеством радиации. Если там и затаились тиратка, нейтронная бомбежка должна была мгновенно их уничтожить. Сжимая в одной руке набитую зарядами пусковую установку, а в другой — лазерный пистолет, сержант Иона осторожно пошла по радиоактивному коридору.

— Оски, как дела? — запросила Моника. Сенсорный диск показывал, что тиратка столпились на верху спирального спуска, ведущего к кольцу 5. — Нам здесь жарковато приходится.

— Я сейчас в генеральном каталоге. Еще секунда, и выясню местоположение архива. Киинты с этим терминалом поработали, а значит, мы на верном пути.

— Оски, — обратился к ней Самуэль, — загрузи, пожалуйста, план как можно подробнее. Быть может, он поможет нам выбраться отсюда.

— Выбраться? — переспросила Моника.

— Да. У меня одна идея.

— Интересно было бы услышать.

— Минуточку.

— Сиринкс?

— Да, Самуэль. Как дела?

— Не так хорошо, как того бы хотелось, но движутся понемногу. Если не удастся выбраться отсюда, Оски передаст тебе и «Леди Макбет» собранную нами информацию.

— Но ведь возле «Танжунтик-РИ» всего один корабль тиратка. «Энону» ничего не стоит с ними справиться. Вам надо лишь добраться до опорной колонны космопорта, и все будет в порядке.

— Не так-то это просто. Солдаты тиратка, как обнаружили наши сержанты, очень неплохо подготовлены. И они прекрасно понимают, куда мы должны вернуться. Им ничего не стоит устроить нам засаду.

— Что ты предлагаешь?

— Мы с Моникой были свидетелями того, как доктор Мзу покинула Транквиллити.

— Минуточку, — запротестовала Сиринкс.

— Я смогу это сделать, — сказал «Энон». — Если это сделал «Юдат», то и я смогу, — в ментальном голосе космоястреба заметно было оживление.

— Нет, — возразила Сиринкс с инстинктивным желанием защитить. — «Танжунтик-РИ» гораздо меньше Транквиллити. В его кольцо тебе ни за что не попасть.

— Но я могу причалить к первому этажу.

— Именно это я и собирался предложить, — сказал Самуэль. — Нам нужно успеть туда добраться. Черноястреб вряд ли за вами увяжется. А вот если вы приблизитесь к кораблю тиратка, ситуация ваша осложнится.

— Я смогу, — настаивал «Энон».

— Ты уверен? Это не бравада?

— Ты знаешь, что я смогу. Тем самым мы почтим память «Юдата».

— Ладно, — Сиринкс не удалось скрыть распиравшую ее гордость и волнение. — Самуэль, мы попытаемся забрать вас из аксиальных помещений.

— Благодарю, — растрогался Самуэль.

Оски и Ренато почти бежали из Центра управления. Программы защитных костюмов чуть притормозили их, чтобы они не расшибли себе головы о потолок люка.

— Я нашел архив, — Ренато на бегу направил через нейросеть Монике, Самуэлю и сержантам файл с планом помещений. — Он находится с другой стороны кольца, в километре отсюда.

— Идем, — распорядилась Моника. Блок-путеводитель, проанализировав новые данные, вставил их в существующие файлы.

— Судя по файлу, эстакада сразу за архивом. Она ведет наверх, ко второму этажу, — сообщил Самуэль. — Как только вы завладеете информацией, я взорву люк и мы эвакуируемся оттуда.

— Хорошая мысль, — одобрил Ренато.

Пятерка длинными низкими прыжками передвигалась по темным улицам, полностью полагаясь при этом на программы-путеводители. Вокруг ничего не изменилось. На каждом повороте были все те же заиндевевшие одинаковые дома.

— Тиратка спускаются к кольцу, — объявила следившая за входом сержант Иона. — Я заминировала люк. Если хотите, взорву его.

— Нет, — возразила Моника. — Подожди, пока они не спустятся в кольцо, тогда и взрывай.

— Ты хочешь запереть их здесь? — спросил Ренато. — Вместе с нами?

— Хорошая тактика, — одобрил Самуэль. — Если мы блокируем их сейчас, то не узнаем, где они находятся. А вот когда они войдут сюда, то выйти им уже нелегко, а мы при этом сможем наблюдать за ними с помощью сенсорных дисков. Со стратегической точки зрения, мы будем в выигрышном положении.

Инфракрасное свечение в конце коридора напоминало осенний рассвет. Иона остановилась и вставила в пусковое устройство магазин с самонаводящимися снарядами. Сенсоры костюма обнаружили такое же свечение позади нее.

— Окружена, — оповестила она клонированных близнецов. — Будьте настороже. Они хорошо обучаются.

Выпустила два снаряда с нейтронными боеголовками в группу, что шла за ней, и побежала. Такие же снаряды полетели вперед, пробили защитные костюмы тиратка и, углубившись в тела ксеноков, сдетонировали.

Снаряды взрывались, и в ярко-красных вспышках не видно было инфракрасных лучей. Правую ногу ее поразило средней величины ядро. Ее подбросило к потолку и с силой швырнуло на пол. Хрустнули внутренние кости. По всему экзоскелету пошли трещины.

Она тряхнула головой, стряхивая со шлема обрушившиеся на него обломки. Двинула руками, активаторы сопротивлялись, не давая обрушившемуся потолку придавить ее к полу. Два солдата тиратка кинулись к ней. Иона дождалась, пока они не приблизятся к ней на пятнадцать метров, и метнула две гранаты.

Сенсорный диск возле спирального спуска на первом этаже уловил превышение температуры против установленных параметров и подал сигнал тревоги. Визуальное наблюдение выявило еще двадцать тиратка.

— О Господи, — вздохнула Моника. — Только их нам и не хватало.

— До кольца 5 они дойдут через сорок минут, — если Оски не добудет того, что нам нужно, сомневаюсь, что это будет иметь значение.

Миновали последний дом. До стены кольца оставалось пятьдесят метров, по ней метались лучи, отбрасываемые пятью комплектами освещения. Над мертвыми листьями замерзших лиан шевелились маленькие ауры.

— Там, — объявил Ренато и рукой указал, хотя все остальные и сами увидели.

Дверь в люк архива была точно такой же, как и в Центре управления, и тоже открыта.

— Открыто недавно, — сообщила Оски. — Несколько слабых инфракрасных следов, очень похожих на те, что были в Центре управления.

— Моника, иди с ними, — предложил Самуэль. — А я пойду, заложу снаряды: надо открыть лестницу, по которой будем отходить.

Моника сняла с пояса лазерное ружье и привела гранаты в боевую готовность. Почувствовав прилив уверенности, вошла в открытый люк. У Оски и Ренато имелся такой же арсенал, что и у нее, но никакие боевые программы не превратят ученых в приличных солдат. Сюрпризы ее не поджидали, и Моника пошла быстрее, задав сенсору максимальную мощность. Радар и инфракрасное излучение обшарили помещение архива за доли секунды. Тактическая программа выдала результат: все спокойно, можно приступать.

— Входите, — объявила она.

Помещение архива сильно отличалось от Центра управления. Это был длинный зал со сводчатым потолком высотою метров в тридцать. Несмотря на применявшиеся тиратка стандартные компьютеры и дисплеи, выглядело оно почти по-человечески.

Наверное, это оттого, что помещение напомнило ей музей, решила Моника. Вдоль всего зала вытянулись ровные ряды стеклянных пятиметровых витрин. За обледенелым и покрытым сажей стеклом индивидуальное освещение позволяло рассмотреть лишь странные темные тени. Внутри, скорее всего, находились машины: плоские поверхности и прямые углы вряд ли имели отношение к биологическим объектам.

Каждый ряд витрин был поделен на секции, а в пространствах между ними располагались компьютерные терминалы, сгруппированные вокруг центрального шестиугольного возвышения с огромными дисплеями. Оски подошла к тому, что ближе к ней.

— Эти зоны, должно быть, архивные оперативные станции, — сказала она и направила лучи вверх и вниз по витрине, а потом перевела на экран. — Здесь есть табличка, — включила программу, переводчик с языка тиратка. — Атмосферные исследования, — прочитала она. — Вероятно, каждая станция у них отвечает за отдельную дисциплину. Попробуй найти что-нибудь, относящееся к навигации или коммуникации.

— Может, увидишь, где киинты поработали с терминалами? — спросил Ренато. — Так мы сумеем сэкономить одну-две минуты.

— Ничто на это пока не указывает, — ответила Моника. Ренато пошел вдоль ряда в раздражении, оттого что за стеклами ничего не видно. Первый ряд имел отношение к минералам, второй — к поддержанию температуры, следующий — к разработке месторождений. Действуя безотчетно, он соскоблил перчаткой лед с одной из витрин и посветил в нее. Внутри был корпус какой-то машины.

— Эти системы выглядят так, словно их только что сделали, — заметил он. — Я не думаю, что это музей. Похоже, они поместили в архив действующие физические компоненты на тот случай, если что-нибудь в их электронике испортится. Тогда они всегда смогут их заменить.

— Если бы случилась крупная катастрофа, уничтожившая память, пострадали бы прежде всего эти машины, — возразила Оски. — К тому же подумай, как много нужно компонентов, для того чтобы привести «Танжунтик-РИ» в рабочее состояние. Гораздо больше, чем мы с тобой сейчас видим.

— Ну хорошо, значит, здесь собраны самые важные.

— Кажется, я нашла, — сказала Моника. — С этим терминалом поработали. Он градуса на два теплее остальных.

Оски направила сенсоры в сторону агента.

— Какая это станция?

— Пригодные для жилья планеты.

— Название не слишком-то обнадеживающее, — она поспешила к Монике и направила свет на терминал.

— Тиратка вошли в кольцо 5, — объявил сержант, стоявший на входе у лестницы. — Я взорву за ними люк.

Несмотря на чуткие сенсоры, Моника не услышала взрыва.

— Оски, у нас действительно нет больше времени на поиски. Скачай все с этого терминала, нам остается уповать на Бога, что киинты знали, что делают.

— Принято, — и специалист по электронике склонилась перед терминалом.

Иона отслеживала продвижение тиратка с разных позиций. Сейчас они шли по улицам кольца 5. После того как люк взорвался и обрушился (похоронив при этом под обломками двоих из них), тиратка вновь совершили развертывание. Сенсорные диски, уловившие импульсы радаров, помогли Ионе направить в цель несколько гранат и уничтожить троих солдат. Тиратка поняли свою ошибку и отключили радары. Тогда она выпустила самонаводящиеся снаряды: встречая на своем пути защитный костюм, они немедленно реагировали и били в цель.

Тиратка обнаружили источник опасности. Хотя, как решила Иона, и в этом случае можно было найти нечто положительное: стоя с противоположной от Центра управления и архива стороны, она отвлекала огонь на себя.

Один из сенсорных дисков показал солдата, поднявшего ружье, изготовленное, по всей видимости, людьми. Иона побежала, хотя спрятаться ей было некуда. Дом за ней обрушился, раздался оглушительный взрыв. Огромные обломки повалились на соседние дома, хрупкий бетон рассыпался. Вот уже рухнули и три дома, тяжелые облака черной пыли скрыли из виду улицы.

Моника увидела сражение через сенсорные диски. Мурашки побежали по позвоночнику и ребрам. Хотелось почесаться, но в костюме сделать это было невозможно. Оски и Ренато она ничем помочь не могла. Они обнажили электронные схемы терминала и присоединяли теперь привезенные с собой блоки к примитивным компонентам. Работа шла успешно. На клавиатуре загорелись огоньки, а на экране монитора появились зеленые и красные линии.

Моника пошла вокруг витрин в поисках следов, оставленных киинтами. Это все, что она могла сейчас делать. Правда, вряд ли это имело значение. Когда же она стала во второй раз обходить станцию, почувствовала вдруг безотчетную тревогу, настолько сильную, что остановилась и пригляделась к затемненным витринам. Тени за стеклами больше не казались ей такими уж правильными и прямоугольными.

Беспокойство сменилось страхом. Энергично соскоблив лед со стекла, Моника посветила в витрину. Визуальные сенсоры поменяли фокус. Моника невольно попятилась. У нее перехватило дыхание. Медицинская программа предупредила о внезапном учащении сердечного ритма.

— Самуэль? — позвала она.

— Что случилось?

— У них здесь ксеноки. Таких мне еще видеть не приходилось.

Сенсоры, просканировав находившееся в витрине существо, загрузили его изображение в файл и отправили эденисту. Существо было двуногое, поменьше человека. Из середины туловища росли четыре симметричные руки. Локтевые и коленные суставы отсутствовали. Конечности двигались как единый орган. Все четыре руки заканчивались короткими и толстыми кистями с четырьмя похожими на когти пальцами, а ноги — округлыми лапами. Голова конической формы, с толстыми складками кожи вокруг широкой шеи. Судя по всему, голова способна была поворачиваться на 180 градусов. На лице имелось вертикальное отверстие. Это мог быть нос, а, может и рот… и глубокие впадины, должно быть, там были когда-то глаза.

— Господи, Самуэль, это же чувствующее существо. Смотри, — она направила свет на руку. На сморщенной темной коже блестел серебряный браслет. — Кажется, это часы. Явно, что это прибор, а не украшение. Выходит, они поймали разумное существо и сделали из бедняжки чучело, чтобы дети их на него смотрели. Господи, помилуй, с чем мы тут имеем дело?

— Ты склонна к фантастическим предположениям, Моника.

— Тогда объясни, зачем оно тут выставлено. Говорю тебе, его тут специально выставили на обозрение. Должно быть, они его привезли с собой с какой-нибудь планеты.

— Ты же в архиве, а не в зоопарке.

— Так что из этого? Это должно меня обрадовать? Допустим, его выставили здесь для научной цели, а не ради развлечения. Зачем они вздумали его изучать? Это же разумное существо, а не лабораторное животное.

— Моника, согласен, это ужасно, но к нашей миссии это никакого отношения не имеет. Извини, но сейчас ты должна об этом забыть.

— Черт бы все побрал!

И направилась к терминалу, возле которого работали Оски и Рснато. Гнев душил ее. Пройдя несколько шагов, остановилась и снова осмотрела витрину. Направила свет на лед и, растопив его, снова увидела воплощение горя и страдания.

Когда они только вступили на борт летающего ковчега, Моника думала, что души тиратка наблюдают за ними. Сейчас все мысли ее были о неизвестном ксеноке, покинутом и одиноком, плачущем в отчаянии о своих родных. Видит ли он ее сейчас? Обращается ли к ней из ужасного потусторонья с мольбами? Должно быть, его не слышат даже собственные его божества.

Медицинский монитор предупредил Монику, что дыхание ее сбилось. Она сделала над собой усилие и постаралась дышать правильно.

— Оски, как дела?

— Сама не знаю. Тут есть несколько файлов, похожих па коммюнике. Мы копируем сейчас все, что есть. Позже проанализируем.

— Сколько на это уйдет времени?

— Программирование почти закончено. Для того чтобы перенести все в наши процессоры, понадобится полчаса.

— Мы не можем себе этого позволить.

— Знаю. Биотехнические процессоры могут перебросить информацию прямо на «Энон» и «Леди Макбет» в реальном времени. Будем надеяться, тиратка не придут сюда, пока мы все не закончим.

— Думаю, все получится. Сначала они погоняются за нами.

— Как, черт возьми, они туда попали? — спросила Иона.

По меньшей мере, трое солдат тиратка неслись во весь опор по рамам потолка кольца 5. Узкие металлические конструкции, проложенные среди труб, тряслись под тяжестью их громоздких тел, но все же держали. Тиратка получили явное преимущество.

Над кольцом поднимались шесть пыльных облаков: свидетельство обрушившихся во время перестрелок зданий. Повсюду валялись истекающие кровью тела тиратка. Один из последних двух сержантов сильно хромал: на ногу ему свалился большой обломок. Процессоры на его поясе пришли в негодность: их поразил огонь мазеров.

К нему шел сейчас лишь один солдат тиратка, что было плохо с тактической точки зрения. Остальные отправились вслед за горячими следами. Четверо, включая одного производителя, собрались возле открытого люка, ведущего к Центру управления.

— Они поняли, что мы туда вошли, — сказал Самуэль.

— Те, что на рамах, ищут нас, — сообщила Иона. — И скоро увидят.

— Мы закончили программирование передачи файлов, — сказала Оски. — Данные поступают сейчас на корабли.

— Замечательно. Выходите из архива, я взорву люк. Иона, можешь уничтожить солдат, тех, что на рамах?

— Попробую.

— Береги себя. Ты нам будешь еще нужна, хорошо? Нам при отходе понадобится прикрытие.

— Поняла. Учтите, осталась я одна.

Раненый сержант Иона подняла пусковое устройство и выпустила два последних самонаводящихся заряда. В темноте вспыхнули два ярких желтых огня. Хромая, она побежала по направлению к архиву сквозь сгустившееся пыльное облако. Потом сняла с пояса магазин с нейтронными зарядами. Только четыре из двенадцати оказались в рабочем состоянии. Она все же вставила магазин в пусковое устройство.

Команда отошла к винтовой лестнице… теперь она может устроить неприятный сюрприз солдатам тиратка, оставшимся в кольце 5.

Самуэль и последний сержант поджидали Монику, Оски и Ренато возле архива. Мысли Моники все еще были с несчастным ксеноком.

— На рамах все еще есть несколько солдат, — сообщил Самуэль. — Правда, теперь это уже не имеет значения, — и он взорвал снаряды, заложенные в люк.

Они были не слишком далеко, поэтому видели взрыв. Ослепительное белое пламя быстро погасло.

Самуэль побежал. Надо было одолеть сто пятьдесят метров. На бегу он проинструктировал остальных, и все привели в действие пусковые устройства. Стоявшие полукругом здания разом обрушились, как только снаряды попали в нижние этажи. Взметнувшиеся пыльные облака закрыли пространство непроницаемым черным занавесом.

Люк, ведущий к винтовой лестнице, перекосило после взрыва, устроенного Самуэлем. Толстая титановая пластина сложилась, словно пластмассовая. Камень, вывалившийся из стены, сузил отверстие. Ботинки выбили несколько мелких обломков, когда он подтянулся наверх. Пролезть можно было, повернувшись боком. За ним протиснулась Моника и другие члены команды. Последней в отверстие вошла сержант Иона.

К «Леди Макбет» приближались восемнадцать боевых ос. Платформы стратегической обороны планеты Геспери-ЛН выпустили за час уже третий залп. Каждый раз «Леди Макбет» совершала прыжок, и заряды беспомощно рыскали в пространстве, отыскивая цель.

— Хорошо, что по пути сюда тиратка не встречали врага, — заметил Джошуа. — Я хочу сказать, что в звездных войнах они ничего не петрят. Ну вот зачем они продолжают стрелять, когда видят, что мы каждый раз с легкостью от них уходим?

— Они хотят, чтобы мы возомнили о себе и расслабились, — весело сказал Эшли. — Они примерно поняли, куда мы выпрыгнем в следующий раз, и прицелились в ту сторону.

— Ну уж нет. Координаты прыжка должны выбираться совершенно неожиданно. В звездной войне — это правило номер один.

— Супероружия у них все равно нет, — заявил Лайол. — Создание его требует недюжинного воображения. А у них оно попросту отсутствует.

— Они догматики, — сказал Дахиби. — И военного корабля у них, способного помериться с нашим, нет и быть не может. Так что, возможности их ограничены.

— Верно, ограничены, — согласился Джошуа. — Но не совсем, — он изучал тактическую программу. Ближайшая оса была уже на подходе, через две минуты она выпустит подзаряды. — Приготовьтесь к прыжку. Сара, ты готова?

— Нет проблем, Джошуа. Биотехническая антенна принимает нагрузку.

— Замечательно, — он удерживал корабль в стабильном состоянии с помощью ионных пусковых установок. Полетный компьютер показал ему уровень энергии, зафиксированный сенсорами. — Пошли, — они оказались в сорока тысячах километров от роя боевых ос. Система стратегической обороны Геспери-ЛН зафиксировала положение лишь через три минуты.

— Ну что, выпустить еще залп? — спросил Лайол.

— Пока не надо, — ответил Джошуа и с помощью биотехнической антенны установил связь с исследователями. — Где вы сейчас?

— Подходим ко второму этажу, — откликнулась Моника. — Изолировали за собой лестницу, так что засады не ждем. На первый этаж поднимемся через двенадцать минут.

— Хорошо, спасибо, Моника. Сиринкс, пора заканчивать.

— Согласна. Возможно, нас снова будет преследовать черноястреб.

— Я отвлеку его несколькими прыжками. Может, и ты сделаешь то же самое?

— Без проблем. Только определи координату встречи.

— Это уже труднее. Диверсии не прошли даром для нашего вектора. Попробую немного отрегулировать его на второй планете. На Туманности Ориона снова им займемся. После этого избавимся от черноястреба.

— Очень хорошо. «Энон» выпрыгнет ко второй планете, как только заберет команду. Там и увидимся.

В пещере второго этажа стоял огромный термоядерный генератор: три металлические сферы, поставленные одна на другую, возвышались на восемьдесят метров. Опирался он на трубы и кабели, как на виадуки, проходившие сквозь стены и пол. Окружал генератор квинтет теплообменников. Из клапанов его и мест соединения труб вытекла жидкость и застыла цветными многослойными лентами. Счетчики Гейгера зашкалило, как только команда вошла в помещение.

— Это здесь, — сказал Самуэль. — Сократим путь.

— Да и жизнь сократим с таким уровнем радиации, если не поостережемся, — заметила Моника. — Какое они топливо использовали?

— Бог их знает, — Самуэль приложил сенсор к трубам. — Любое из этих трех, — и показал криптограммы, появившиеся на дисплее. — Судя по файлу, что Оски скачала в Центре управления, — это трубопровод с термальным газом. Он поступал к водоемам на первом этаже, чтобы согревать воду. Отсюда до первого этажа кратчайший путь. Так что нам надо их разрезать.

Моника не стала с ним спорить, несмотря на зашевелившиеся у нее сомнения. Она была членом команды, и ей казалось, что она всю жизнь с ним работала. Теперь они знали, что могут положиться друг на друга. Она сняла с пояса лазерное ружье, запрограммировала его на постоянный режим работы и прислонила к трубе, на которую он указал.

Пять рубиновых лучей продырявили трубу. Яркие капли расплавленного металла медленно падали вниз, теряя окраску при сближении с полом. Радар Моники уловил движение за секунду до того, как луч мазера ударил по ее костюму. Из пускового устройства выскочили две ракеты и разнесли вход в коридор, из которого выстрелил в нее солдат тиратка.

Отдача при взрыве бросила ее на землю. Она схватилась за основание теплообменника. Инфракрасный сенсор уловил движение с другой стороны помещения. Радар здесь был бесполезен: слишком много машин стояло на его пути.

— Они здесь, — предупредила она.

— Оски, Ренато, заканчивайте резку трубы, — распорядился Самуэль. — Мы ими займемся.

В этот момент заряд тиратка взорвался и пробил дыру в генераторе. Моника выпустила два самонаводящихся заряда. Самуэль прыгал, как кенгуру, возле теплообменника, выпуская гранаты по входам в коридоры. Его обстреливали мазерными лучами. Сенсоры Моники обнаружили источник, и она отправила туда самонаводящиеся заряды. Помещение потрясли взрывы, и входы в коридор завалило.

— Труба разрезана, — объявила Оски.

— Входите, — приказал Самуэль. — Мы вас прикроем.

Моника нырнула под опоры и повела сканером. Нижняя часть четырех горячих ног тиратка предстала перед нею. Она ударила по ним лазером. Большие капли странной на вид густой крови брызнули на пол и опоры машины. Тиратка споткнулся и упал. Моника пальнула ему в бок лазерным лучом. Хлынул поток такой же густой жид кости, тело вспучилось и обмякло.

Маневровое устройство Оски заработало на полную мощь и подняло ее к потолку пещеры. Включилась программа, подавлявшая страх, и она сама себе удивлялась: до чего же спокойно она реагирует на то, что ее обстреливают. Программа-путеводитель уверенно вела ее по лабиринту труб, и она поднималась все выше и выше. Как только она миновала двухметровую секцию трубы, концы ее раскалились, и труба сложилась.

Луч мазера ударил по ногам, и тактическая программа среагировала: из пускового устройства в сторону нападавшего вылетела граната. Теперь она видела перед собой только отверстие в перерезанной ими трубе и неслась к нему как стрела. Край отверстия оцарапал ей плечо и руку, зато она была уже внутри. Ориентироваться здесь она могла только на радар, и он показал, что ей надо миновать еще триста метров. Маневровое устройство снизило скорость передвижения, так как и гравитация упала. В трубе появилась еще одна фигура в защитном костюме.

— Ничего себе побег, — поразился Ренато.

«Этчеллс» и понятия не имел, что «Энон» вот-вот спрыгнет с двойных лун. В тот момент, когда это случилось, экипаж как ни в чем не бывало изводил его обещаниями и пропагандой. И почувствовал это, только когда в его искажающем поле произошел массивный разрыв.

— Что вы делаете? — спросил он.

Корабли тиратка были от них в нескольких часах лету.

— Мы уходим, — заявил Рубен. — Вот ты почему домой не возвращаешься? Вспомни, о чем мы тебе говорили.

В сродственной связи произошел сбой. «Этчеллс» заметил, что «Энон» увеличил количество энергии и выпрыгнул с орбиты. Они вернулись на этот чертов летающий ковчег!

— Зачем вы здесь? — не отставал он. — На что вам сдался этот корабль?

— Захочешь с нами разрешить кризис, узнаешь, — сказала Серина.

— Да пошли вы с вашей психоидной чушью! — и стал направлять энергию в клетки и почувствовал с неудовольствием, как много он ее истратил, пока увертывался от космического мусора в точке Лагранжа. Выпрыгнул и появился в реальном пространстве, в двадцати километрах от летающего ковчега.

«Энон» осторожно ощупывал искажающим полем старинный корабль (зачем он это делал, «Этчеллс» понять не мог). А в этот момент возле носа летающего ковчега появился большой корабль тиратка. Не хватало «Этчеллсу» вступать в бой с ксеноками, да еще на стороне таких ненадежных союзников, как эденисты.

«Энон» готовился к новому прыжку.

— От меня не уйдешь, — сказал «Этчеллс».

— Хорошо, — ответила Сиринкс с холодным превосходством. — Следуй за нами.

«Этчеллс» и рад бы последовать, да оказалось, что это невозможно. Они совершали прыжок внутрь ковчега. Полости там были, он их чувствовал. Пузыри в твердой породе. Очень маленькие.

Не осмелился. Такая точность ошеломляла.

Корабль тиратка поднялся над летающего ковчегом и выпустил в «Этчеллса» пятнадцать боевых ос. Пришлось немедленно выпрыгнуть.

Пещера первого этажа летающего ковчега быстро и бесшумно наполнялась светом, обнажая бесцветную поверхность воды с замороженной навечно рябью и маленькими волнами. Над ледяными поверхностями поднимались плоские каменные стены, охваченные металлическими обручами. Возле одной из стен ощущался микроскопический источник тепла. Там находились пять фигур, одетые в защитные костюмы. Они следили за расширявшимся источником света.

Потом, потускнев и сузившись, он осветил гладкий голубой корпус «Энона», его пассажирский отсек. Огромный космоястреб обогнул замерзшее озеро и грациозно приземлился на шаткую древнюю раму.

— Ты и представить не можешь, как мы тебе рады, — сказал Самуэль, и сродственная связь наполнилась благодарностью и облегчением.

— А я — вам, — ответил «Энон». — Я знал, что сумею это сделать.

«Этчеллс» признал свое поражение. Он не стал выяснять, зачем туда явились два корабля. Не время. «Энон» был внутри летающего ковчега не более пяти минут, и тут же совершил прыжок. Появился он уже над второй планетой системы. Туда же выпрыгнул и адамистский корабль.

«Этчеллс» присоединился к ним, но слишком приближаться не стал. Увидел, как адамистский корабль облетел планету и выпрыгнул. «Этчеллс» попытался следовать за ним, но тот, должно быть, совершил серию последовательных прыжков, и «Этчеллс» не смог определить его координаты. Сильно истощив энергетический запас и питательную жидкость, он в одиночестве отправился в долгую дорогу к Новой Калифорнии. Надо будет рассказать обо всем Кире и Капоне.

Глава 14

Свечи в форме темных лилий плавали в ванне, не задевая два погруженных в воду тела. Некоторые увязли в пахнувших яблоками пузырьках, и пламя фитилей шипело, стараясь не погаснуть. Другие полуметровые свечи выстроились вдоль мраморной кромки и, удерживаемые на месте толстыми подтеками воска, исправно делали свое дело. В полуразрушенной ванной свечи были единственным источником света, поэтому в помещении царили сумерки.

Многие годы «Чатсворт» считался одним из лучших пятизвездных отелей Эдмонтона. В нем останавливались богатые и знаменитые люди. Однако за последние два десятилетия гостиница несколько раз меняла владельцев и администраторов. Деньги при этом уходили не на поддержание высоких стандартов, а на дивиденды акционеров. Какое-то время отель держался за счет прежней славы, но долго так продолжаться не могло. В конце концов он закрылся на ремонт и переоснащение, однако рабочие и механоиды до сих пор так и не приступили к работе. Всем было не до этого: события в Нью-Йорке, ставшие известными благодаря аудиовизуальным средствам информации, вызвали панические настроения. Большинство долгосрочных коммерческих проектов были отложены: финансисты и менеджеры заняли выжидательную позицию. «Чатсворт» не являлся исключением.

Квинн превратил его в штаб-квартиру арколога. Все три человека в команде, обслуживавшей здание, были одержимыми. Они обрезали связи с внешним миром: электричество, воду, коммуникации, кондиционеры. Квинн знал, что полиция и секретные службы выслеживают одержимых по глюкам, которые те вызывают, поэтому и он, и его верные последователи обходились водой, оставленной в контейнерах отеля, еду готовили на походной плите в одном из роскошных номеров. Пользовались свечами. Воду в ванной нагревали с помощью энергистической силы. Мыло, шампуни и выпивку крали в ближайшем магазине.

Квинн достал бутылку Норфолкских слез из ведерка со льдом и пролил светлую жидкость на грудь Кортни. Она хихикнула, когда соски ее затвердели от холода, и высунулась из воды. На покрытой золотистым загаром коже заметны были синяки и следы от зубов Квинна. Против такого секса она не возражала: ей были интересны новшества, которые он устраивал с помощью черной магии. Использованная не по назначению энергия возбуждала ее и служила доказательством его всемогущества. Он не боялся ни осуждения, ни того, что его увидят. Он сам теперь создавал законы. К тому же не так уже ей было и больно, а если и больно, то недолго. Ему не надо было избивать ее для установления над ней власти: он знал, что она подчинилась ему душой и телом. К тому же охотно. Жизнь Кортни изменилась с тех пор, как она обняла дракона в темном его логове. Стала много лучше. Горячее. Светлее. У нее появилась теперь уйма красивых платьев. И аудиовизуальных дисков, стоило ей только захотеть. И унижаться перед другими ей теперь больше было не надо. Разве плохо быть шлюхой?

Квинн отбросил бутылку и начал слизывать драгоценный напиток с ее кожи.

— Вот что я называю настоящим сексом, — сказал он. — Правильно говорят: плохие парни получают самое лучшее. Лучшую одежду. Лучшие наркотики. Лучших девчонок. Лучшие вечеринки. Лучший секс. Это же замечательно.

— Разве мы плохие? — удивилась Кортни. — Я думала, что мы поступаем правильно, разрушая мир.

Квинн встал, утопив в пузырьках свечи-лилии. Член его, увеличенный эрекцией, упирался в приподнятое лицо Кортни.

— Мы и то, и другое. Мы плохие, и мы поступаем правильно. Не сомневайся.

Сомнения улетучились. Она снова довольно улыбалась.

— Я тебе верю, — она взялась за его яйца и легонько сжала, как он учил, а потом стала лизать член.

— После того, как развлекусь с тобой, пойду и убью одного из людей Беннет, — сказал Квинн. — И сделаю это на ее глазах. Пусть увидит, что она бессильна.

— Не понимаю, — Кортни вопросительно па него посмотрела. — Почему ты все откладываешь? Почему не начинаешь ее мучить? Ведь ей с тобой все равно не справиться.

— Потому что именно так она со мной и поступала. С нами. Со всеми нами. Она пугает людей. Для нее это словно наркотик. То, что она делает с тобой в своем кабинете, отвратительно, уродливо. Кажется, она колет тебя прямо в мозг. Думаешь только об одном: как заставить ее остановить мучения. Каждый человек в собрании знает, что когда-нибудь его обязательно привяжут к столу. И Божьего Брата можно молить только о том чтобы, когда она примется за тебя, сделала бы что-нибудь к твоей пользе. Ну а боль — это уже нечто неотъемлемое. Беннет на такие мелочи внимания не обращает.

— Я поняла, что ты делаешь, — сказала Кортни, чрезвычайно собою довольная. — Ты к ней подкрадываешься.

— В чем-то ты права. Да. Каждый раз, как я прихожу туда, я убиваю одного из ее людей и тем самым частично разрушаю ее личность. Даже самые последние дураки начинают понимать, что человек, который может издеваться над ними как хочет, совершенно бессилен перед наступающей Ночью. Я хочу, чтобы все ее собрание покинуло ее. Пусть эта полубаба почувствует то же, что испытали мы. Пусть осознает, что она полное ничтожество, что вся та власть, которую она непонятно как захватила, ни хрена не стоит. Люди сами себя втаптывали при ней в грязь, потому что она презирала их. Презирала! Можешь ты в это поверить? Она чувствовала свою силу. Ну вот теперь она узнает, что я сделаю с ней, и узнает, что пути к отступлению у нее не будет, когда я приду к ней. Я буду устанавливать правила. Теперь я распоряжусь ее жизнью и ее мозгами. Мне нравится это так же сильно, как и причинение боли.

Кортни потерлась щекой о его член и даже глаза от восхищения закрыла.

— Я хочу это видеть.

— Увидишь, — и подал знак. Подняв руки над головой, она прижалась спиной к стене. Начались фрикции, удвоенные энергистической силой. При этом Квинн представлял себе Беннет, что повышало наслаждение.

И в этот момент, когда Квинн еще не успел дойти до оргазма, послышался осторожный стук в дверь.

— Входи, придурок, — заорал Квинн. — Подожди, посмотри на нас.

Билли-Джо послушно застыл на месте. Воспламенившиеся глаза его следили за каждым содроганием тела Кортни. Квинн закончил и отпустил ее. Она упала на пол, потом, дрожа, неуклюже прислонилась к стене. Дыхание вырывалось со свистом. Руки ее осторожно ощупывали тело, притрагивались к свежим синякам.

— Чего тебе? — спросил Квинн.

— Да тут к вам один одержимый пришел, — сказал Билли-Джо. — Из новеньких. Секта Лакомб. Говорит, ему очень нужно поговорить с вами. Дело очень важное.

— Черт, — кожа Квинна мгновенно обсохла, а тело облачилось в халат. — Эй! Раны надо подлечить?

— Спасибо, Квинн, не надо, — прохрипела Кортни. — У меня есть крем и притирания. Все нормально.

— Это очень важно, — внушительно говорил Квинн. — Сколько раз я вам, придуркам, говорил? Не надо болтаться по аркологу. Полиция только и ждет, чтобы схватить вас.

— Я был очень осторожен, — ответил одержимый.

Звали его Даффи. Он одержал волхва секты Лакомб. Квинн считал его преданным Божьему Брату, в отличие от предшественника, которому не доверял. Даффи организовал несколько успешных диверсий против эдмонтонской инфраструктуры.

Квинн сидел в потрепанном кожаном кресле, а сознание его бродило по «Чатсворту» и соседним зданиям. Местоположение их было превосходным со всех точек зрения, и до штаб-квартиры Беннет рукой подать — всего-то два квартала.

Никого подозрительного он не почуял. Если за Даффи и увязался хвост, то полиция умело спряталась. Квинн с трудом удерживался от желания подойти к окну и, отдернув занавеску, выглянуть на улицу.

— Ладно, похоже, ты не прокололся. Так в чем дело?

— Да это все бывший волхв, Виентус. Я тут поприжал его. Его и волхвом-то нельзя назвать настоящим. Не верит в Божьего Брата.

— Эка невидаль. Да никто из этих подонков в него и не верил.

Даффи нервно потер руки. Не будешь же прерывать Квинна и говорить ему, чтобы он заткнулся и слушал, а ведь дело не терпит отлагательства.

— Ну ладно, — проворчал Квинн. — Давай дальше.

— Он сотрудничает с полицией. Тайный агент. Причем работает на них долгие годы. Каждую ночь делает доклад какому-то наблюдателю обо всем, что происходит в собрании и на улице.

— Этого не может быть, — автоматически произнес Квинн. — Если бы у полиции была такая информация, они давно бы уже разгромили собрание.

— Похоже, Квинн, что наблюдатель этот не обычный полицейский. Не из местного полицейского участка. Виентус его даже и не видел никогда. Он просто каждый вечер передавал информацию по определенному электронному адресу. Кроме этого, происходило и еще кое-что. Виентус иногда указывал этому наблюдателю на разных людей, местных бизнесменов, и на здания, которые необходимо было уничтожить. И сообщал о других бандах: чем они занимаются, и нужно ли им дать укорот. В общем, всякие подробности. Получается, что сектой управлял не Виентус, а этот самый наблюдатель.

— Что-нибудь еще? — Квинн слушал его вполуха. Он больше думал об осложнениях, нарастало чувство тревоги.

— Этот наблюдатель, должно быть, имеет влияние на полицейских. И большое. Бывало не раз, что Виентус освобождал полезных членов секты из-под ареста, стоило лишь ему попросить об этом наблюдателя. Их либо выпускали на поруки, либо направляли в качестве наказания на исправительные работы.

— Да, — спокойно откликнулся Квинн.

В душе шевельнулись горькие воспоминания. Вспомнил, как просиживал в камере предварительного заключения эдмонтонской тюрьмы, ожидая, когда Беннет поможет его освободить. У Беннет были особенные отношения с судебной системой: казалось, любой судья был перед ней в долгу. Подозреваемых в убийстве по ее указанию выпускали из тюрьмы в течение часа. Наркоторговцам назначали домашний арест.

— Э… — Даффи вспотел от страха. — И… наблюдатель приказал Виентусу следить за вами.

— За мной? Наблюдатель упомянул мое имя?

— Да. Он направил ему на вас визуальный файл. Наблюдатель сказал, что вы используете одержимых для взятия под контроль собраний. Они считают, что вы хотите убить Беннет.

— Черт! — Квинн вскочил и бросился к дверям. В вестибюле гостиницы он нырнул в царство теней и, не сбавляя скорости, прошел сквозь закрытую дверь.

В половине третьего ночи по местному времени в аркологе Эдмонтона царило затишье. Светильники под эстакадами освещали небоскребы и безлюдные улицы. В витринах магазинов, расположившихся на нижних этажах, бежала нескончаемая реклама, с ее ярким фантастическим миром и прекрасными людьми. По тротуарам ползла армия муниципальных механоидов, они поливали шампунем липкие участки и заглатывали обертки фастфуда. Среди редких пешеходов встречались припозднившиеся наркоманы, выкинутые из клубов вышибалами, да романтические юные влюбленные, медленно бредущие домой.

Квинн принял облик жалкого призрака, Эрхарда, если и не точную его копию, то весьма к ней приближенную. Сгодится для обмана уличных мониторов, сканирующих лица прохожих с целью обнаружения Квинна Декстера. Отойдя от «Чатсворта» на целый квартал, остановился возле стоянки такси. Барьер опустился. Из подземного гаража к нему подкатил серебристый «персей» и отворил дверцу.

Одной рукой Квинн натянул ремень безопасности, а другой нажал на кнопки, определив нужное ему место назначения. Затем перевел с банковского диска высветившуюся на дисплее сумму за проезд (стараясь держать в узде энергистическую силу), и маленький автомобиль помчался по улице.

Все теперь становилось ему ясно. Он вспомнил великого волхва в Нью-Йорке. Должно быть, тот знал слишком много и не хотел подвергать себя риску и становиться одержимым. А в те времена, когда сам он был младшим сектантом, все обязаны были рассказывать старшим о том, что происходит на улице. Причем каждый день. Рассказы эти передавались дальше, в соответствии с субординацией, и доходили до Беннет. Обязательная процедура, вбитая в Квинна, как и во всех остальных, с первого дня его посвящения. Информация — это оружие, с помощью которого выигрываются войны. Нам нужно знать, что делают банды, полицейские патрули и местные жители. И так в каждом собрании, каждом аркологе. Секта знала обо всех криминальных событиях на всей планете.

— Прекрасно! — заорал Квинн и стукнул кулаком по сиденью. — Превосходно! — такси поднималось по эстакаде на скоростную трассу. С увеличением скорости затемненные окна превратились в частокол, а потом, изогнувшись, слились в горизонтальное пятно. Сознание его ощутило тысячи сонных умов, спокойных и довольных. Ну что ж, такими они и должны быть.

Аркологи — своего рода социальный эквивалент атомного ядра. Полмиллиарда людей, стиснутых на территории в двести квадратных километров. Что за странная эта человеческая природа! Существование в таких условиях предполагает единственно возможный вид общественного устройства: тотальную диктатуру. Все должно быть отрегулировано и расписано, никакой пощады несогласию и тем паче бунту. Анархии и буржуазным свободам места нет, ведь аркологи — это машины, и работать они должны безупречно, как и любой другой механизм. Все в них взаимосвязано. Когда один элемент выходит из строя, неизбежно страдает и другой. Но этого нельзя допустить, в чем и парадокс, потому что не можешь же ты вечно носить одни и те же ботинки. Как бы ни была благоприятна диктатура, в конце концов какое-то поколение взбунтуется. И кто-то столетия назад научился держать крышку плотно закрытой. Так и держал до сих пор. Правительственная структура, спокойно и тайно сохраняющая контроль над низшими слоями общества. Заставляющая преступников и радикалов работать на тех самых людей, существованию которых они угрожали.

Квинн почувствовал, как закипает в нем энергистическая сила. Ярость была столь велика, что он не мог ее обуздать.

— Надо держать себя в руках, — пробормотал он сквозь зубы. Стоит ему ошибиться, и он будет в их руках. — Спокойно, — и замолотил руками по голове, чтобы унять бешенство. Глубоко вздохнул и посмотрел в окно. Центр города он знал как пять пальцев, но редко смотрел на него с высоты, как сейчас, тем более из такси. Скоро машина спустится вниз и дойдет до вокзала Макмиллана. Еще несколько минут.

Дыхание выровнялось, хотя гнев душил его до сих пор. Оказывается, секта, которой он отдал лучшие годы жизни, была прикрытием какого-то призрачного заведения. Неудивительно теперь, что Беннет и Виентус могли договориться с копами и выпустить сектанта на поруки. В секту привлекали всех, у кого имелось хоть незначительная склонность к преступлению. А если они не становились послушным и тупым орудием в их руках, то таких людей сдавали полиции и ссылали.

— И я был из их числа, — горделиво шепнул он. — Беннет не удалось сломить меня. Несмотря на все пытки. Со мной у нее не вышло! — Значит, полиция поставлена в известность. Интересно, кто его сдал? Выходит, среди верных его последователей есть предатель.

Беннет. Снова эта проклятая Беннет.

Такси остановилось возле вокзала Макмиллана. Квинн вышел и медленно пошел в главный вестибюль.

Внутри пусто, почти как на улицах. Поезда не прибывают. Взволнованные пассажиры не осаждают эскалаторы. Безжизненно застыли в воздухе криптограммы-информаторы. Прилавки сложены, торговцев нет. Несколько кучек растерянных людей стояли под голографическими экранами, прижав к себе сумки, а над их головами бежала-повторялась единственная красная надпись: ДВИЖЕНИЕ ПОЕЗДОВ ВРЕМЕННО ОТМЕНЯЕТСЯ. Даже на лицах привидений, слонявшихся по залу, Квинн заметил большую, чем обыкновенно, угрюмость и недоумение.

Возле закрытой в камеру хранения двери стояли несколько полицейских. Они пили кофе из пластмассовых стаканчиков и тихонько переговаривались между собой. Квинн направился к ним. Громкое эхо собственных шагов вызвало у него рой воспоминаний. В тот раз был тот же вестибюль, те же темные мундиры полицейских. Так же гремели шаги и тяжко билось в груди сердце. Крики, разбегавшиеся от него по сторонам люди, предупреждающие возгласы. Звук сирен. Яркие вспышки света. Боль, вызванная ударом нейроглушителя.

— Прошу прощения, не можете ли вы объяснить мне, что здесь происходит? У меня через полчаса встреча в Сан-Антонио.

Квинн улыбнулся полицейским кривой эрхардской улыбкой. Должно быть, похоже получилось: почти все усмехнулись. В конце концов сектант-неудачник сослужил хорошую службу Божьему Брату.

— Посмотрите расписание, — сказал один из них. — Ради Христа.

— Я… а… у меня нет нейросети.

— Ну хорошо… сэр. У нас сейчас перерыв в движении. В туннели подают давление. Сейчас внизу находятся ремонтники. День-два, и все будет в порядке. Беспокоиться не о чем.

— Благодарю, — и Квинн отправился к стоянке такси. Мне не выйти. Божий Брат! Ублюдки поймали меня в ловушку. Если я не попаду в другие аркологи, Его работа не будет завершена. И Ночь запоздает. Этого нельзя допустить. Они перечат самому Светоносцу!

Ужасно, он потерял бдительность. Подумать только… он, отличительной чертой которого была вечная подозрительность, недоверие, попал в расставленные ими сети. Выходит, они его боятся, раз прибегают к таким крайним мерам. Кто бы они там ни были.

Он остановился у стоянки такси, размышляя, куда ехать. Выбора, однако, у него большого не было. В Эдмонтон он приехал ради одного человека. И этот человек сможет сказать ему, кто же на самом деле является его врагом.

Такое занятие Билли-Джо было не по нраву. В одной руке он держал лазерный пистолет, с левого плеча свешивался крупнокалиберный карабин, с правого — подсумок с гранатами, на поясе кодбастер и блок ELINT, на голове, словно тиара, — тонкая лента, улучшавшая зрение. С таким вооружением можно было начинать войну. Обычно главной обязанностью Билли-Джо являлось набивание клиентов Кортни. Работа неприятная, но быстрая. Один на один. Все зависит от тебя, а в команде можешь погореть, если другой сделает что-то не так.

А Квинн хотел устроить бузу в Эдмонтоне, задать работу полицейским. Поэтому Билли-Джо и крался по темной аллее в половине пятого утра с десятью сектантами Даффи.

— Вот здесь, — сказал одержимый и остановился возле стены.

У Билли-Джо от него мурашки бежали: он был страшнее самого Квинна. Он был одним из пяти одержимых, которым Даффи разрешил войти в тела захваченных горожан. Все они жили в штаб-квартире собрания и издевались над сектантами как хотели. Одержимые являлись ядром армии, которая, по словам Квинна, станет армией Ночи. Билли-Джо не верил в россказни о грядущей Ночи, несмотря на то, что был свидетелем дел, творимых Декстером. Какая ему, собственно, разница? Он просто менял одну банду на другую. Секта не менялась: он находился в униженном положении, кто бы ни стоял во главе.

Одержимый положил руки на стену, словно примерялся, сможет ли он ее опрокинуть. Не исключено, что сможет, подумал Билли-Джо. И энергистическую силу применять не будет. Он был по меньше мере на тридцать сантиметров выше Билли-Джо и, вероятно, вдвое тяжелее.

В стене материализовалась дверь из деревянных планок, с черными железными болтами и круглой крепкой ручкой. Тихонько приоткрылась, и на зловонную аллею вылился яркий клин света. С той стороны был длинный зал с рядами машин, заглубленных в цементный пол. Билли-Джо смотрел на них с расстояния по меньшей мере шестидесяти метров: за дверью тянулся высокий металлический помост, обегавший все внутреннее пространство.

— Входите, — приказал одержимый. Бас прогремел по аллее, распугав крыс.

— А я думал, применять энергистическую силу нельзя, — заметил Билли-Джо. — Того и гляди, копы обнаружат.

— Они обнаруживают только наш белый огонь, — возразил одержимый. — Послушай, парень, Квинн хочет, чтобы вы взорвали эту водонапорную станцию. Ну очень хочет. Поэтому я и с вами: ведь я могу провести вас потихоньку. Если не хотите топать через главные ворота, проходите здесь.

Три сенсора из тех, что были установлены по периметру верхней части стены, среагировали на появление нежданных пришельцев и немедленно оповестили о происшествии заинтригованных наблюдателей Северной Америки и Западной Европы. Следует, впрочем, сказать, что след в виде заглючивших процессоров потянулся за одержимым, не успела маленькая группа диверсантов выйти из штаб-квартиры собрания.

Вечно бдительный AI предупредил Северную Америку, как только заглючили первые два процессора. Команда спецназначения последовала за диверсантами через несколько секунд. След был настолько явным, что Северная Америка известила Западную Европу и приказала агентам держаться от диверсантов на почтительном расстоянии. Оба наблюдателя из Би-7 выжидали: им важно было узнать, куда именно держат путь Билли-Джо и его товарищи.

— Я не позволю им уничтожить водонапорную станцию, — заявила Северная Америка. — Муниципальные службы Эдмонтона и так дошли уже до критической точки, и все из-за вандализма Квинна.

— Знаю, — отозвалась Западная Европа. — И наш большой друг тоже должен это знать. Пустите туда снайперов, но пусть они не стреляют в нового одержимого. Его поведение мне представляется необычным.

— И не только вам, — Северная Америка выдала распоряжения бойцам, занявшим позиции в зале водонапорной станции.

Внутренние сенсоры показали диверсантов: испуганно озираясь, они входили в новую дверь, а потом чуть ли не на цыпочках крались по тропинке. Со стороны это выглядело театрально и смешно. Девять человек вошли внутрь здания, и в этот момент одержимый огромной лапищей схватил Билли-Джо за плечо и удержал его на месте. Из свободной его руки вырвалось белое пламя и выстрелило в зал. Два белых шара ударили по распредщиту и оглушительно сдетонировали.

— Какого черта? — задохнулся Билли-Джо.

Он беспомощно задергался, стараясь вырваться из могучих объятий великана. Из зала доносились панические крики его товарищей. Бам! — Это захлопнулась дверь и тут же исчезла, как не бывало.

— Ах ты, подонок! — завопил Билли-Джо. Выхватил лазерный пистолет и выстрелил в упор в хихикавшего одержимого. Ничего не произошло. Электроника вышла из строя.

В зале тем временем прозвучало несколько взрывов. Отразившись от толстой стены, прокатилось многоголосое эхо. Наблюдатели без особого интереса посмотрели, как их бойцы уничтожают диверсантов. Внимание их было приковано к маленькой драме, происходившей на улице.

— Предатель! — отчаянно вопил Билли-Джо. — Ты убил их, они там умирают.

Великан поднял Билли-Джо с земли, так что лица их были теперь на одном уровне.

— Квинн из тебя котлет наделает, — шипел Билли-Джо.

— Я тебя специально оставил. Хочу, чтобы ты ему кое-что передал.

— Что? Что… я…

Ладонь шлепнула Билли-Джо по щеке. Ничего себе пощечина, даже кости затрещали. Перед глазами поплыл красный туман. Билли-Джо застонал, ощутив во рту солоноватый вкус крови.

— Ты слушаешь меня? — пророкотал одержимый.

— Да, — всхлипнул Билли-Джо.

— Так вот, скажешь Квинну Декстеру, что друзья Картера Макбрайда до него доберутся. На его сумасшедшие идейки мы плевать хотели. Он еще заплатит нам за то, что сделал. Понял? Друзья Картера Макбрайда.

— Кто вы такой?

— Я что, повторять должен, придурок?

И уронил Билли-Джо на скользкие, пахнувшие крысами мешки. Тяжелый ботинок пнул в зад, и Билли полетел, словно перышко. Ударившись о стену, отлетел в сторону и заплакал от свирепой боли в ягодицах.

— Ну а теперь беги, — сказал одержимый. — И поживей, пока копы тут нас не схватили.

— Пусть спецназ их не трогает, — чуть не закричала Западная Европа, так велико было потрясение.

— Благодарю за проницательность, — съязвила Северная Америка. — Они не будут вмешиваться.

— Господи, помилуй. У нас союзник, да еще и добровольный. Одержимый объявил войну Квинну Декстеру.

— Подозреваю, что это ненадолго.

Великан почти гнал по аллее перепуганного до смерти Билли-Джо. Они оказались на большом пустыре, заваленном обломками асфальта и искореженными металлическими опорами. Типичная картина на окраине купола, где обычно располагались склады и ветхие промышленные здания.

— Что вы имеете в виду? — разгневалась Западная Европа.

— Умный парень, этот друг Картера Макбрайда. Он направляется в коммуникационный лабиринт, — Северная Америка продемонстрировала файл с коммуникациями.

Перед взором Западной Европы поплыли криптограммы и невероятно сложный трехмерный лабиринт. Трубы, туннели, подземные ходы, газопроводы… связь, где разные сервисные организации и транспортные агентства, объединившись, обеспечивали насущные запросы жителей Эдмонтона. Под водонапорной станцией на многие километры тянулись бункеры и помещения с тысячью входов и десятками тысяч перекрестков.

— И это только то, что отмечено в файле, — с горечью заметила Северная Америка. — Один Христос знает, что там еще.

Одержимый и Билли-Джо остановились перед огромной металлической опускной дверью. Лязгнув, она поднялась, вырвав с корнем растущий возле нее чертополох. В яму посыпалась земля, обозначились верхние ступени ржавой лестницы. Билли-Джо полез вниз, а за ним и одержимый. Как только голова его поравнялась с землей, дверь закрылась. На долю секунды очертания двери засветились красноватым огнем, словно там, внизу, загорелись неоновые трубки.

— Держу пари, он загерметизировал вход, — сказала Северная Америка.

— Направьте туда спецназ, и побыстрее, — предложила Западная Европа. — Им ничего не стоит разрезать сварные швы.

— Они уже идут.

— Может ли AI проследить, куда он пошел?

— Он уже задействовал все сенсоры и процессоры лабиринта. Но путь, по которому они пошли, не использовался более пятидесяти лет, и там нет электроники. Так что они могут оказаться где угодно.

— Черт возьми! Пустите туда биотехнических насекомых. Пусть перекроют все выходы. Нельзя дать ему уйти.

— Прошу вас меня не учить. Я человек опытный.

— Прошу прощения, — смягчилась Западная Европа. — Все это так неприятно. Ведь этот одержимый, вероятно, то, что нам нужно. Он сможет нейтрализовать Декстера вместо нас. Нам надо войти с ним в контакт.

Спецназ уже подошел к металлической двери и вырезал в ней круглое отверстие. Один за другим быстро спустились по лестнице.

— Билли-Джо может привести нас к Декстеру, — сказала Западная Европа. — Хорошо бы встретить его на выходе из лабиринта.

— Может быть, — сказала Северная Америка. — Обещать ничего не буду.

Поиски в лабиринте были проведены со всем тщанием, однако же осторожно: нельзя было привлечь внимание масс-медиа. Полицию сняли с обычной патрульной службы и поставили на всех выходах. В туннели запустили несметное количество биотехнических пауков, пчел, уховерток и тараканов, и продвижение их контролировали биотехнические антенны. Всех работников коммунальных служб, работавших в лабиринте, останавливали, когда они шли со смены. AI осуществлял непосредственный контроль над каждым механоидом и переориентировал его на помощь в поиске.

В результате Северная Америка обнаружила несколько наркопритонов, огромное количество бродяг, тайные склады оружия, хранившиеся там десятилетиями, и канистры с токсическими жидкостями. Найдены были и мертвые тела, от свежих до чисто обглоданных крысами.

Билли-Джо и друга Картера Макбрайда найти не удалось.

— Картер Макбрайд? — изумление было так велико, что для гнева даже места не нашлось. — Божий Брат! Этот одержимый действительно упомянул Картера Макбрайда? Ты уверен? — Квинн с трудом вспоминал лицо Картера. Так, пацаненок из тех, что бегали в Абердейле. Потом, как он выяснил позже, Латон приказал убить мальчишку, причем устроил так, чтобы вину за это возложили на иветов. Жители деревни несколько раз пытались в качестве возмездия убить Квинна и его приспешников.

— Да, — подтвердил Билли-Джо.

Он до сих пор не мог унять дрожь в ногах. Возвратившись в «Чатсворт», думал, что Квинн превратит его в комок дымящегося мяса. И даже сомневался, стоит ли ему вообще возвращаться в старый отель. Слоняясь пять часов в подземелье, полном крыс и кое-чего похуже, он чуть не нажил медвежью болезнь, думая о последствиях возвращения к Декстеру. По уши в дерьме! Да тут еще и банда бродяг напала на него, оглушила и унесла все его оружие. Он боялся применить его: а ну как копы услышат звук выстрелов.

Он долго собирался с духом, прежде чем прийти в «Чатсворт». И все же решился, потому что был уверен: Квинн непременно победит, а в Эдмонтоне настанет анархия, с одержимыми во главе. Тогда темный Мессия доберется до Билли-Джо. Придется объясняться. Последует возмездие. Поэтому и вернулся. В этом случае может произойти только одно несчастье.

— Черт! — выдохнул Квинн. — Он. Опять он.

— Кто? — спросила Кортни.

— Не знаю. Он… меня достал. Он уже несколько раз лезет в мои дела. Что еще он сказал? — спросил он Билли-Джо.

— Сказал, что будет во всем вам мешать.

— А что еще? — тон был пугающе мягким.

— Что вы заплатите за все, что сделали. Он это сказал, Квинн, не я. Клянусь.

— Я верю тебе, Билли-Джо. Ты был предан нашему Богу, а я не наказываю за лояльность. Итак, он сказал, что заставит меня платить, так? И как же?

— Сказал просто, что встретится с вами. И больше ничего не говорил.

Вместо халата на Квинне появился защитный костюм.

— Что ж, буду рад встрече.

— Что ты собираешься делать, Квинн? — спросила Кортни.

— Заткнись.

Он подошел к окну и заглянул в щель между тяжелыми занавесками. По эстакаде, пятью этажами ниже, быстро проносились автомобили и грузовые машины, спускались на уровень улицы. Машин меньше обычного, да и людей значительно меньше. В Эдмонтоне царила легкая паника, с того самого дня, когда закрыли движение поездов. Чиновники из властных структур арколога уверяли репортеров, что в городе нет одержимых. Никто им не верил. Во всех куполах совершались диверсии, однако не в тех масштабах, в каких задумывал Квинн.

«Не верю я всей этой чепухе, — кипя от злости, убеждал он себя. — Высшие полицейские чины, должно быть, знают, что я здесь. Если движение поездов не возобновится, мне не удастся спустить на Землю Ночь. А теперь за мной охотится ублюдок, засланный Небесами. О Божий Брат, как же так все наперекосяк пошло? Даже Беннет теперь уже на втором месте.

Наверное, это Он меня испытывает. Должно быть, так оно и есть. Показывает мне, что истинный путь к Армагеддону в другом месте. Хочет сказать, что в качестве Его мессии мне нельзя успокаиваться. Но кто, черт побери, этот друг Картера? Если он знает Картера, то, стало быть, он с Лалонда, а может, и из Абердейла. Один из его жителей».

Такое заключение вряд ли уменьшило количество подозреваемых. Все мужчины этой чертовой деревни его ненавидели. Он постарался успокоиться и вспомнить несколько слов, которые ублюдок сказал на астероиде Джесуп, когда он испортил церемонию жертвоприношения.

— Помнишь это?

И на лице Квинна заиграла насмешливая улыбка. Скорее всего, этот человек присутствовал на церемонии. И, стало быть, он из Абердейла.

Догадка была так приятна, что вызвало у него ощущение сродни оргазму. Он отвернулся от окна.

— Зови всех, — приказал он одному из сектантов. — Мы сейчас вооружимся и пойдем к Беннет. Я хочу, чтобы все ко мне присоединились.

— Да что ты! Пойдем к ней? — глаза Кортни загорелись алчным блеском.

— Ну конечно.

— Ты обещал, что я это увижу.

— Увидишь.

Это был единственный способ. Копы разрешат восстановить движение, если подумают, что уничтожили всех одержимых арколога.

Квинн соберет их всех вместе и сделает с ними то же, что сделал друг Картера Макбрайда с группой диверсантов. А после время станет его самым мощным оружием. Даже самые высокие полицейские чины не станут закрывать на несколько месяцев движение поездов, если не будет признаков, что в городе есть одержимые.

— Но сначала мне нужно кое-что сделать.

Кортни исполнила его распоряжение и включила процессорный блок, установив связь с сетью Эдмонтона. Квинн встал в двух метрах от нее, наблюдая за маленьким экраном над ее плечом. В адресную книгу влиятельных жителей запущена была поисковая программа. Через восемь минут появился запрошенный файл. Он прочел информацию и победно улыбнулся.

— Она! — сказал он и показал Кортни и Билли-Джо найденную им картинку. — Мне нужна она. Вы, двое, идите на вокзал и ждите. Не знаю, сколько времени придется вам там прождать, но как только пустят первый поезд, садитесь на него и езжайте во Франкфурт. Найдите ее и привезите ко мне. Поняли? Она мне нужна живая.

Администратор гостиницы позвонил Луизе и сообщил, что у него для нее посылка. Телефон в номере был почти такой же, как и неуклюжие черные аппараты на Норфолке, за исключением того, что не издавал истошные звуки, а звенел, как колокольчик. После того, как она обзавелась нейросетью, телефон казался ей страшно примитивной вещью. Вероятно, люди, что приехали сюда с других планет Солнечной системы, где с самого начала не было такого средства связи, аппараты были странными и одновременно умилительными. Часть старомодной элегантности «Ритца». Двери лифта открылись, и Луиза огляделась по сторонам. Интересно, что ей могли прислать. Возле стойки администратора, под подозрительным взглядом консьержа, переминался с ноги на ногу Энди Беху. Увидев Луизу, дернулся и чуть не сбил локтем вазу с белыми фрезиями. Она вежливо улыбнулась.

— Привет, Энди.

— Гм, — он выставил ладонь, на которой лежала коробочка с диском. — Поступила поисковая программа к Гиперпедии. Вот я и подумал, что лучше мне самому ее доставить… чтобы уже не сомневаться, что вы ее получили. Я знаю, что вам это важно.

Консьерж наблюдал за этой сценой с большим интересом. Такое слепое обожание нечасто увидишь. Луиза показала ему в другой угол зала.

— Благодарю, — сказала она, когда Энди сунул коробку ей в руку. — Очень любезно с вашей стороны.

— Это входит в мои обязанности, — он широко улыбался кривыми зубами.

Луиза не знала, что еще ему сказать.

— Как ваши дела?

— Да знаете… как обычно. Работаю много, платят мало.

— Ну, работаете вы замечательно. Мне чрезвычайно понравилось ваше обслуживание.

— А! — Энди показалось, что в воздухе мало кислорода. Она спустилась к нему одна. А стало быть, жених ее пока не приехал. — Гм, Луиза.

— Да?

Мягкая улыбка угодила в центр удовольствия мозга, вызвав короткое замыкание в координации. Он как с горки покатился.

— Я тут подумал… если, конечно, у вас нет других планов. Я, конечно, понимаю, если это так, и все такое… но я подумал, что в Лондоне вы недавно и многого еще не видели. Так что, если вы не возражаете, я хотел бы пригласить вас со мной отобедать. Сегодня вечером. Пожалуйста.

— О! Это очень мило с вашей стороны. И где?

Она не сказала «нет». Энди уставился на нее с застывшей улыбкой. Самая красивая, классная, сексуальная девушка в мире не сказала ему «нет», когда он попросил ее о свидании.

— Куда вы хотите пригласить меня на обед?

— Гм… может, в «Лейк Айл»? Это недалеко, в Ковент-Гардене.

Он уже попросил Лискард выдать ему двухнедельный аванс на случай, если Луиза согласится. (Лискард выдала ему деньги под четыре процента.) Так что он и в самом деле мог позволить «Лейк Айл». Он забронировал столик за большую сумму, и если бы Луиза не согласилась, деньги ему не вернули бы. Другие продавцы сказали, что это то самое место, куда следует приглашать такую девушку, как Луиза.

— По-моему, это хороший ресторан, — сказала Луиза. — А в какое время?

— Семь часов. Если вам это подходит.

— Да, конечно, — и она легонько поцеловала его в щеку. — Я буду ждать вас здесь.

Энди проводил ее к лифту. Когда он резервировал столик, ему сказали что-то об одежде. У него есть два часа с четвертью. Нужно найти смокинг. Чистый и по мерке. Да ладно, теперь это уже неважно. Человек, с которым пойдет на свидание Луиза Кавана, способен на все. Луиза нажала на кнопку своего этажа.

— Вы не возражаете, если я возьму с собой Женевьеву? Боюсь, одну я оставить ее не могу.

— Гм, — из нирваны в ад, за полсекунды. — Нет, что вы. Это будет чудесно.

— Я не хочу проводить вечер с ним. Он странный. Ты ему нравишься, и у меня от него мурашки.

— Ну, разумеется, нравлюсь, — улыбнулась Луиза. — Иначе он бы меня не пригласил.

— Неужели и он тебе нравится? — изумилась Женевьева. — Это было бы ужасно, Луиза.

Луиза открыла шкаф и осмотрела платья, которые они купили в здешних магазинах.

— Нет. Мне он не нравится. И он вовсе не странный. Он совершенно безобидный.

— Не понимаю. Если он тебе не нравится, зачем тогда согласилась? Мы и без него можем куда-нибудь пойти. Пожалуйста, Луиза. Лондон вовсе не такой опасный город, как думает папа. Мне здесь нравится. Так много всего интересного. Мы могли бы поехать в Уэст Энд на какое-нибудь шоу. В администрации продают билеты, я проверяла.

Луиза вздохнула и села на кровать. Хлопнула по матрасу, но Женевьева надула губы и поломалась, прежде чем сесть рядом.

— Если ты действительно не хочешь пойти с Энди, я откажусь.

— А ты не будешь с ним целоваться или что-нибудь еще?

— Нет! — Луиза рассмеялась. — Чертенок, а не ребенок. Что это тебе в голову пришло?

— Тогда почему?

Луиза отвела темные волосы с лица Джен и заложила кудряшки за уши.

— Потому, — тихо сказала она. — Меня еще никогда молодые люди не приглашали обедать. Тем более в модный ресторан, где я смогу восхитить всех нарядом. Даже и не знаю, пригласят ли меня когда-нибудь еще. Даже Джошуа меня не приглашал. У него, правда, и возможности такой не было. Во всяком случае, в Криклейде.

— Это он отец будущего ребенка?

— Да. Джошуа — отец.

Джен просветлела.

— Значит, он станет моим зятем.

— Да. Наверное.

— Мне Джошуа нравится. Здорово будет, если он станет жить в Крилейде. С ним весело.

— О, да. Согласна, — она закрыла глаза, вспоминая его ласки. Теплые и умелые руки. Так давно они не виделись. Но он ведь обещал… — Итак, что мне сказать Энди Беху? Идем мы с ним или не идем?

— Можно я тоже надену вечернее платье? — спросила Джен.

Собравшись за овальным столом виртуальной комнаты, члены Би-7 наблюдали за провалившейся попыткой диверсии на эдмонтонской водонапорной станции. Изображение было не слишком хорошим, ведь установленные по периметру станции сенсоры не отличались высоким качеством, но двух кричавших друг на друга человека разглядеть удалось довольно неплохо. Они видели, как великан оторвал Билли-Джо от земли на несколько сантиметров. Носы их почти соприкасались. Потом влепил Билли-Джо увесистую пощечину, после чего они опять обменялись несколькими словами. Закончилось все тем, что оба они побежали по грязной аллее.

— Полагаю, мы знаем, кто такой Картер Макбрайд, — сказала по окончании записи Западная Европа другим наблюдателям. — AI обнаружил несколько ссылок. Это ребенок из семьи колонистов, летевших на Лалонд на том же корабле, что и Квинн Декстер. К тому же, в соответствии с файлами одной из компаний Лалонда, Макбрайды жили в одной деревне с Декстером.

— Друг Картера Макбрайда, — задумалась Южная Африка. — Вы хотите сказать, что этот новый одержимый был на Лалонде?

— Да, — подтвердила Западная Европа. — И волнениям в графстве Кволлхейм положил начало бунт иветов из-за убийства мальчика. Отсюда вывод, что это был Картер, а одержимый, сорвавший диверсию в Эдмонтоне, — один из тех, кто был убит на Лалонде примерно в то же время.

— Вы, следовательно, утверждаете, что наш одержимый собирается мстить Квинну Декстеру?

— Вот именно, — согласилась Северная Америка. — У нас теперь новый союзник.

— Глупости, — оборвала их Южная Акватория. — То, что одержимые не ладят друг с другом, вовсе не означает, что одна из групп будет сотрудничать с нами. Предположим, новому одержимому удастся уничтожить Декстера. И вы думаете, он навсегда исчезнет из нашего поля зрения? Я в это не верю. Разве у нас есть с ним связь? Вы потеряли и его, и мальчишку-сектанта. Вели себя как бездарные любители.

— Интересно, как вы стали бы действовать в этом лабиринте, — огрызнулась Северная Америка.

— Судя по скорости, с которой предотвратили диверсию, операцию провели на редкость искусно, — заметила Западная Европа. — Тут, однако, вступают новые факторы, которые, как я надеюсь, подтвердят наши соображения.

— Какие же это, например? — подозрительно спросила Северная Акватория.

— Полагаю, Квинн приостановит свою деятельность. К сожалению, юного Билли-Джо задержать не сумели, так что он, скорее всего, вернулся к Декстеру и передал ему слова одержимого. Следовательно, Декстер знает, что одержимый за ним охотится и что после предотвращения диверсии властям придется признать факт присутствия в Эдмонтоне одержимых. Если мы не ошибаемся относительно цели Декстера — уничтожения планеты, — то у него остается одна альтернатива: игнорировать Беннет и предать одержимых арколога. После этого он затаится, пока политики не надавят на Сенат Северной Америки и не заставят власти снова открыть движение поездов. Мы ведь не сможем месяцами держать движение закрытым, если не будет очевидной опасности для людей. Время играет ему на руку, мы же рискуем собственной репутацией.

— Не выйдет, — выпалила Южная Акватория и погрозила пальцем Северной Европе. — Вы у нас больно ловкий, но я вижу, куда вы клоните, и я скажу «нет». Не выйдет.

— Куда он клонит? — спросила Центральная Америка.

— Он хочет, чтобы мы открыли движение эдмонтонских поездов.

— Только без меня, — быстро сказала Азиатская Акватория Тихого океана.

— Ни в коем случае, — поддержала их Восточная Азия. — Мы сейчас заперли Декстера. Надо его тут держать, а вы должны усовершенствовать наблюдательные приборы и выследить его.

— Да ведь он невидимка! — вспылила Северная Америка. — Вы сами видели, что произошло на Центральном вокзале Нью-Йорка. Нет таких приборов, которые ловили бы в потусторонье.

— Если мы не откроем движение поездов, то обречем Эдмонтон и всех его жителей на одержание, — заявила Западная Европа. — И, весьма возможно, он еще и выскочит из вселенной. Вспомните, что случилось с Кеттоном на Мортонридже. Вот что они могут сделать с нами.

— Такой исход вполне вероятен, — сказала Северная Акватория. — Мы и раньше это обсуждали. Лучше потерять один арколог, если можно будет спасти остальные.

— Но нам не обязательно делать это, — настаивала на своем Западная Европа. — Когда Декстер передвигается, он становится видимым. В этот момент он уязвим.

— Его не видно, — возразила Южная Акватория. — Мы знаем, что он передвигается, только по разрушениям, которые он за собой оставляет. Ну вот, для примера, Эйфелева башня. Так что поймать его мы не можем.

— Нужно хотя бы попытаться. Мы ведь ради этого и существуем. Если мы из-за политической трусости не можем защитить Землю от единственного одержимого, когда у нас есть такая возможность, то мы ничего не стоим.

— Я на такие высокопарные слова не покупаюсь и никогда не покупалась. Может, вам эта черта перешла по наследству, но я этого начисто лишена. Мы сформировали Би-7 исключительно из эгоистических соображений. Причем вы тогда этого не скрывали, не забывайте. И существуем мы для защиты собственных интересов. Девяносто девять раз из ста это означало защиту Земли и заботу о ее жителях. Что ж, браво нам. Только сейчас это не тот благотворительный случай. В этот раз мы охраняем себя от одержания, и особенно от Квинна, кровавого Декстера. Мне, разумеется, жаль жителей, но, по всей видимости, на Эдмонтон придет его Ночь. Вполне возможно, что и на Париж, и на другие города. Неприятно. Зато мы не пострадаем.

— Я был неправ, — холодно сказал представитель Западной Европы. — Это не политическая трусость. Вы физически его боитесь.

— Ложный выпад, — усмехнулась Южная Акватория. — Я не собираюсь открывать движение поездов только потому, что вы меня оскорбляете.

— Знаю. И все же оскорбляю. Вы этого заслуживаете.

— Велика важность! Сами-то уже наверняка настроились покинуть тонущий корабль.

— Насколько мне известно, подготовились все. Было бы глупо не сделать этого. Но я смотрю на это как на последнее средство. Если уж быть до конца откровенным, начинать все заново в новом мире не очень-то хочется. Подозреваю, что и вы все в этом со мной согласны.

Представители за столом хранили молчание.

— Вот именно, — подытожила Западная Европа. — Нам нужно победить Декстера на Земле. Нашей Земле.

— Позволив уничтожить Эдмонтон, мы тем самым уничтожим и его, — сказала Центральная Америка. — Он исчезнет с планеты вместе с аркологом.

— Нет. Он слишком умен для этого и в ловушку не угодит. Его способности намного превосходят способности обыкновенного одержимого. А поезда откроют, как бы вы против этого ни возражали. Это всего лишь вопрос времени. Мы заманим его в место по нашему выбору и уничтожим.

— Он уже уничтожил четырех сектантов Беннет в ее собственной штаб-квартире, — вмешалась в разговор Военная разведка. — Нам известно, что эта сволочь продолжает туда ходить, но убить его нам не удалось. Поэтому не понимаю, почему в другом аркологе у нас это получится.

— Мы сейчас не можем перенести штаб-квартиру в другое место, это было бы слишком очевидно. Декстер насторожится. Но мы можем саму Беннет переселить в другое место.

— Вы только что сказали, что он пожертвует своей вендеттой против Беннет ради более высокой цели, — сказала Азиатская Акватория. — Постарайтесь давать нам последовательные аргументы.

— Я могу убрать его из Эдмонтона, — настаивала Западная Европа. — Появление девушек Кавана на этой стадии заинтригует его. Он будет следить за ними, чтобы выяснить, что происходит. А я буду управлять их действиями.

— Вам не следует вторгаться на мою территорию, — сказала Южная Акватория.

— У меня и в мыслях этого не было. Это потребовало бы профессионализма и полной кооперации. Таких качеств у вас нет.

— Ведите тогда его на свою территорию.

— Это я и собираюсь сделать.

— Тогда о чем вы шумите?

— Я не хочу никакого вмешательства. Операция требует тонкости. Когда я начну ее, прошу всех оставаться в стороне. Никаких декретов, нарушающих подготовку. Никаких масс-медиа. Мы все знаем, на что мы способны, если захотим нагадить ближнему. Мы достаточно всем этим занимались, но сейчас для таких игр не время.

Южная Акватория перевела взгляд с Западной Европы на Северную Америку.

— Вы двое можете делать, что хотите. Но только без нас. Ваши территории сейчас реквизированы, вместе с Бомбеем и Йоханнесбургом. Вы хотите опротестовать решение большинства?

— Нет, — ответила Западная Европа. — У меня есть все, что нужно.

Энди решился и взял у Лискард еще один аванс: четырехнедельную зарплату под семь с половиной процентов! И намеренно не подключил программу-калькулятор: лучше не знать, сколько времени придется ишачить на Джуд'с Эворлд, чтобы расплатиться за кредит. А просить Луизу заплатить за Женевьеву не стал бы ни за что: уронил бы себя в собственных глазах.

В этот раз консьерж «Ритца» мило ему улыбнулся. Черный смокинг довольно модного покроя одолжил Энди бывший клиент, белую нарядную рубашку и красную бабочку выдал напрокат приятель-продавец, а черные ботинки — сосед. Даже шелковый платок в верхнем кармане был материнский. Единственный предмет одежды, который принадлежал ему самому, были боксерские шорты. В этом случае он не рисковал: был уверен, что Луиза их не увидит.

Семь часов, а ее пока нет. Вот и шесть минут пробежали, и он колебался, не попросить ли администратора позвонить ей в номер. Восемь минут… и он решил, что его обманули. Что ж, ничего удивительного.

Двери лифта открылись. На Луизе было вечернее темно-синее платье и маленький жилет цвета ржавчины. Куда подевалась растерянная молоденькая девчонка, вошедшая в магазин Джуд'с Эворлд? В своих манерах она повзрослела лет на двадцать. Энди не стал даже записывать ее облик в память нейросети. Да разве может бездушная программа уловить сочетание красоты и умудренности! Энди знал: момент этот останется с ним на всю жизнь.

Улыбнулся он ей почти печально.

— Спасибо за то, что пришли.

На лице ее появилось выражение неуверенности: она почувствовала, насколько важен для него был этот вечер.

— Ваше приглашение польстило мне, Энди, — и подтолкнула Женевьеву.

— Большое спасибо за то, что позволили пойти с вами, — сказала девочка. Подвоха в ее голосе он не заметил.

— Да ладно, что уж там, — сказал Энди. — Ого, да ты здорово выглядишь. Повернись-ка.

Женевьева радостно улыбнулась, развела руки и покружилась. Алое платье хлопало по ногам. Тонкая цепочка с кулоном подпрыгивала на шее. Энди посмотрел на Луизу.

— Еще пять лет, и мальчики не будут знать покоя.

— Что вы хотите сказать? — не поняла Жеиевьсва.

— Он хочет сказать, что ты очень хорошенькая, — объяснила Луиза.

— Ой, — и Женевьева покраснела, но все же хитро улыбнулась Энди.

Оказывается, не так уж плохо, что она пошла с ними, подумал Энди. Она сняла напряжение, которое он, без сомнения, почувствовал бы, доведись ему целый вечер быть наедине с Луизой. Думал бы над каждым словом, и кончилось бы все в результате полным конфузом.

Он заплатил за короткую поездку на такси до Ковент-Гардена. За старинным фасадом «Лэйк Айла», одного из сотни расположенных в этом районе ресторанов, обнаружились маленький бар и неожиданно большое помещение для обедающих. Все здесь так и сияло, а значит, было, скорее всего, построенным под старину новоделом. Когда они входили, Луиза легонько похлопала Энди по плечу.

— Платим поровну. Не спорьте. Ведь я в конце концов взяла с собой Джен.

Метрдотель передал их официанту, а тот довел их до столика. Оглянувшись, Луиза подумала, что они, возможно, оделись слишком торжественно. Но она не могла не воспользоваться возможностью надеть синее платье, да и Энди, похоже, был доволен. Если бы глаза его были руками, можно подумать, что он душил ее в объятиях.

— Вы нашли вашего друга? — спросил он, когда они уселись.

— Пока нет. Правда, детектив, которого вы рекомендовали, производит очень хорошее впечатление. Благодарю.

Подали меню вин. Луиза, не веря глазам, посмотрела на цену, стоявшую против Норфолкских слез. Она позволила Энди сделать выбор: сухое белое вино из джовианских обиталищ и газированную минеральную воду для Джен.

— Ты можешь выпить бокал вина, — сказала Луиза, заметив возмущение на лице сестренки.

— Да, Луиза. Спасибо, Луиза.

Луиза пригрозила ей наказанием, если она будет во время обеда вести себя неподобающим образом.

Вечер был странный. Как бы это было замечательно, думала Луиза, жить в таком вот аркологе, ходить на свидания с мальчиками. Одеваться. Есть экзотическую пищу. И разговаривать не об урожаях, родственниках и местных новостях, а о будущем Конфедерации, о флоте и последних новостях кампании Освобождения на Мортонридже. Она могла высказывать собственное мнение, основанное на личном опыте. Рассказать удивительную историю и знать, что тебя со вниманием выслушают.

Она забыла на несколько часов, что все это не так. Она не беспечная городская девушка, она скоро станет матерью. А Джошуа никогда не видел ее в такой одежде. И жизнь не могла быть такой беззаботной, ведь человечество не знает, что ждет их впереди. Квинн Декстер ходил по Земле, по ее прекрасным аркологам, в любую минуту готовый разбить их на триллион кусков.

За десертом она смотрела на Энди чуть ли не с завистью. Он мог вести такую жизнь: ухаживать за девушками, проводить время с друзьями, ходить в университет, готовиться к защите дипломной работы, писать программы, путешествовать. Мог. Если не возьмут верх одержимые.

— Вы нормально себя чувствуете? — спросил Энди. В этот момент он рассказывал ей о планах основания собственной фирмы по разработке программного обеспечения, как только заработает на это деньги.

— Извините, — она тихонько пожала ему руку. — Вы, может быть, не поверите такой банальной фразе, но я говорю вам чистую правду: это был один из лучших вечеров в моей жизни, — его полный обожания взгляд чуть не вызвал у нее слезы о том, чего никогда не могло произойти. Она сделала знак официанту: — Три бокала Норфолкских слез, пожалуйста.

Женевьева перестала скрести ложкой, выбирая последние кусочки шоколадно-апельсинового суфле, и улыбнулась в изумленном предвкушении.

— Да, да, ты тоже, — засмеялась Луиза. Энди она сказала: — Угощаю. Если вы никогда его не пробовали, то обязательно воспользуйтесь случаем. Это будет прекрасным окончанием нашего замечательного вечера.

Вино появилось в тонких стеклянных бокалах на серебряном подносе. Луиза осторожно вдохнула букет.

— Графство Уэссекс, вероятно, поместье Клэйтон.

— Да, мисс, — ответил пораженный официант. — Совершенно верно.

Они подняли бокалы.

— Прожить жизнь с пользой, — предложила тост Луиза. И выпили за это.

В такси по дороге в Ритц в нейросеть Луизы пришло извещение. В мозгу мигнула криптограмма в виде красной ручки телефона (у НАС2600 имелись тысячи символов и звуков, из которых можно было выбрать, но этот казался ей самым знакомым). Ощущение спокойствия и довольства от проведенного вечера немедленно исчезло.

Нейросеть ее откликнулась на звонок, и вместо красного телефона появилась криптограмма Иванова Робсона.

— У меня для вас хорошая новость, — объявил детектив. — Я нашел Беннет.

— Где? — спросила Луиза.

— Сейчас она в Эдмонтоне.

— Благодарю, — этот арколог входил в число изолированных. — У вас есть ее электронный адрес?

— Конечно, — он передал файл. — Луиза, вам вряд ли удастся рассказать ей вашу историю. Если возникнут трудности, пожалуйста, обращайтесь ко мне. Я помогу вам.

— Да, конечно, еще раз большое спасибо.

Швейцар с сомнением посмотрел на Энди, когда они подошли к дверям отеля. Луиза увидела, как он замялся и сконфузился, и почувствовала жалость и симпатию.

— Подожди меня в вестибюле, — сказала она Женевьеве.

Сестра лукаво взглянула на Энди, подмигнула и вошла в гостиницу.

Радуясь тому, что хихиканья не слышно, Луиза глубоко вздохнула.

— Я должна идти, Энди.

— Могу я вас увидеть еще раз?

В голосе его звучала такая надежда, что у нее сжалось сердце. «Не надо было мне соглашаться на свидание, — подумала она, — он, должно быть, понял меня неправильно. И все же у него, несмотря на все его несовершенства, было золотое сердце».

— Нет, Энди, извините. Мне нужно найти этого человека, к тому же у меня есть жених. Я должна как можно скорее покинуть Землю. Это было бы неправильно, для нас обоих. Я не хочу, чтобы вы как-то по-особенному на все смотрели. Это не так.

— Понимаю, — он повесил голову.

— Вы можете поцеловать меня на прощание, — застенчиво сказала она.

Он прижал ее к себе скорее со страхом, нежели с радостью, и прикоснулся губами к ее губам. Рот ее сочувственно сморщился.

— Я действительно очень благодарна вам за вечер, Энди. Спасибо.

— Если у вас что-то не заладится с женихом и вы вернетесь сюда… — начал он оптимистически.

— Вы будете первым в моем списке. Обещаю.

С обреченно повисшими руками он смотрел ей вслед, пока она не исчезла за дверями. Окончательность свершившегося оглушила его. В какой-то дикий момент ему захотелось побежать за ней.

— Ничего, сынок, все пройдет, — сказал швейцар. — Девушек много.

— Таких, как она, нет! — закричал Энди. Швейцар пожал плечами и улыбнулся с возмутительным самодовольством.

Энди быстро повернулся и пошел через ночной город. Толпы запрудили тротуары.

— Я ее все-таки поцеловал, — прошептал он. — Поцеловал, — и он изумленно хохотнул, сам себе не веря. — Я поцеловал Луизу Кавана, — смеясь, он шел к Айлингтону. Денег на метро у него не было.

Луиза подождала, пока Женевьева не улеглась в кровать, и позвонила Беннет.

— Здравствуйте. Вы меня не знаете. Меня зовут Луиза Кавана. Я звоню вам, чтобы предупредить вас о человеке, которого зовут Квинн Декстер. Вы его знаете?

— Пошла ты… — контакт был прерван.

Луиза снова вызвала электронный адрес Беннет с помощью комнатного процессора.

— Послушайте, это очень важно. Я встретила Квинна Декстера на Норфолке, он собирается…

Замигала красная криптограмма в виде креста: контакт снова прервался. Когда Луиза еще раз позвонила Беннет, та поставила фильтрационную программу, отключавшую ее код.

— Проклятие!

— В чем дело? — Женевьева смотрела на нее с кровати, прижав к груди одеяло.

— Беннет не хочет со мной говорить. Не могу в это поверить… после всех наших мытарств, и все ради того, чтобы ее предупредить…

Как глупо!

— Что ты теперь собираешься делать?

— Робсону позвоню, — она набрала код на процессоре, думая при этом, что детектив, возможно, провидец. Что ж, неплохо, если так.

— Не беспокойтесь, — сказал он. — Я сейчас приеду.

Луиза, должно быть, напрасно выбрала для встречи бар. Она сидела одна за столиком и пила апельсиновый сок. Убранство его было таким же, как и повсюду в отеле: на стенах золотисто-коричневые деревянные панели и зеркала в золотых рамах. Хотя люстры светили ярко, в углах собирались тени, словно на лесных прогалинах. Разнообразные бутылки в баре палисандрового дерева делали его похожим на выставочный экспонат.

То ли выпитое вино вкупе с Норкфолкскими слезами, то ли мягкое сиденье кожаного кресла, но Луиза почувствовала подступающую дремоту. Не помогало ей и то, что к ней обращались чуть ли не десятки молодых (и не очень молодых) людей с предложением выпить в их компании. Она беспокоилась лишь, что отвечала им более резко, чем подобало. Мама бы ее за такую грубость не похвалила.

К ней наконец подошел официант во фраке. Старый человек с большими седыми бакенбардами, он напомнил ей мистера Баттерворта.

— Вы уверены, мисс, что вам здесь надо оставаться? — ласково спросил он. — Для наших постояльцев есть более спокойные комнаты.

— Я о ней позабочусь, — сказал Иванов Робсон.

— Ну, разумеется, сэр, — официант поклонился и попятился.

Взгляд великана прошелся по сидевшим возле барной стойки мужчинам. Все они сразу отвернулись.

— Не обижайтесь, Луиза, но на вас такое платье, в бар вам лучше одной не ходить. Даже и в этом отеле. Оно вводит в заблуждение, — детектив уселся в кресло рядом с ней. Кожа под ним жалобно заскрипела.

— О! — она посмотрела на себя, только сейчас осознав, что она все в том же синем платье. — Должно быть, я слишком много выпила. Я ходила с приятелем в ресторан.

— В самом деле? Я, правда, не думал, что вы надели его ради меня. Хотя в этом случае был бы весьма польщен. Вы выглядите великолепно.

Луиза покраснела.

— Гм… спасибо.

— Разве вы не знаете, в вашей нейросети есть программа, подавляющая последствия опьянения?

— Нет.

— Есть. Если вы ее сейчас запустите, то наш разговор станет более продуктивным.

— Хорошо, — она вызвала структуру управления и поискала программу подавления. Прошли две минуты, и она почувствовала, что в баре не так уж и жарко. Несколько раз глубоко вздохнула, и в мозгу ее появилась готовность, как перед трудными экзаменами в школе.

Перед Ивановым на маленьком столике появился хрустальный бокал с виски. Он сделал глоток и внимательно посмотрел на Луизу.

— Ну как, получше?

— Да. Благодарю, — хотя она по-прежнему ругала себя за платье: мужчины смотрели на нее, как Энди, только без его умилительной сдержанности.

— Что там у вас вышло с Беннет? — спросил Иванов.

— Она меня отключила. Я ничего не могла ей рассказать.

— Гм. Что ж, ничего удивительного. Я собрал о ней разные сведения и выяснил, что человек она непростой. Эдмонтонская полиция составила большой файл, посвященный ее деятельности. Похоже, она связана с некой криминальной организацией, поставляющей запрещенные гормоны и биотехнические продукты. Естественно, что любое упоминание о бывших коллегах ее настораживает. И вы были правы в отношении Декстера: его депортировали, обвинение отягощено сопротивлением при аресте. Полиция предполагает, что он был курьером у Беннет.

— Что я должна делать?

— У вас два варианта. Первый: забудьте обо всем и останьтесь в Лондоне. Здесь мы пока в безопасности. Я держу руку на пульсе: одержимые тут пока не появились.

— Нет, не могу. Пожалуйста, не спрашивайте, почему, но мне обязательно нужно предупредить Беннет. Неужели я прошла весь этот путь, чтобы отступить на последней миле?

— Понимаю. Тогда я с большой неохотой советую вам ехать в Эдмонтон. Если вы встретитесь с Беннет лицом к лицу, она увидит, что вы не засланный из полиции агент и не сумасшедшая. И воспримет ваше предупреждение серьезно.

— Но ведь Эдмонтон закрыт.

— Уже нет, — не сводя с нее глаз, сделал еще глоток. — Поезда опять пошли. Думаю, власти уничтожили одержимых или верят в то, что уничтожили.

— Там будет Квинн Декстер, — сказала она тихо.

— Знаю. Поэтому я и предложил вам остаться. Но если вы так уж упорствуете, я могу поехать с вами и обеспечить, по возможности, защиту. Если он так страшен, как вы рассказываете, то вряд ли я могу дать вам гарантию. И все же это лучше, чем ничего.

— Вы соглашаетесь?

— Вам придется заплатить мне за это. Я включу услуги телохранителя в свою смету.

Выходит, дело ее не закончилось. Луиза старалась подавить страх при одной мысли о том, что она войдет в арколог, в котором наверняка будет Квинн Декстер. Но милый Флетчер так настаивал, и она ему обещала.

— А вы знаете, где Беннет?

— Да. У меня контакт с эдмонтонской полицией, они держат меня в курсе. Если решитесь, поедем прямо к ней. Вы сообщите то, что нужно, и мы уйдем. Думаю, на это уйдет не более десяти минут. После этого вернемся в Лондон. На все про все понадобится менее пяти часов.

— Я не могу оставить Джен. Даже ради этого.

— Уверен, что в гостинице за ней кто-нибудь приглядит.

— Вы не понимаете. Я за нее отвечаю. Джен и я — вот и все, кто остался от нашего дома, семьи, а возможно, и целой планеты. Я не имею права подвергать ее опасности. Ведь ей всего лишь двенадцать лет.

— Что здесь, что в Эдмонтоне — опасность одинакова, — бесстрастно заметил он.

— Нет. Находиться в одном аркологе с Беннет… уже опасно. Центральное правительство напрасно открыло там движение поездов.

— Я возьму с собой оружие, которым пользуется армия Освобождения на Мортонридже. Оно хорошо себя показало против одержимых. Так что преимущество будет на нашей стороне.

Она изумленно на него посмотрела.

— Похоже, вы хотите, чтобы я ехала.

— Я всего лишь разъясняю вам ваше положение, Луиза. Мы ведь с вами выяснили, что в этой области мне известны правила игры. Так что я вполне компетентен.

Быть может, на нее подействовало само его присутствие или огромные габариты, но Луиза и в самом деле чувствовала себя рядом с ним гораздо спокойнее. И все то, что он сказал, внушало доверие.

Она поднесла руку ко лбу, удивившись, что на нем испарина.

— Если мы поедем и мне не понравится то, что мы обнаружим у Беннет, я не стану с ней встречаться.

Иванов ласково улыбнулся.

— Если там будет так плохо, что даже вы это заметите, я не позволю вам войти.

Луиза медленно кивнула.

— Хорошо. Пойду за Джен. Вы можете заказать нам билеты?

— Конечно. Поезд через тридцать минут. Мы успеем на Кингс Кросс.

Она поднялась на ноги, удивленная тем, что устала.

— Да… Луиза, оденьтесь как положено, пожалуйста.

AI обнаружил поток глюков за несколько секунд до того, как взволнованные горожане стали забрасывать полицию Эдмонтона сообщениями о том, что по центральным улицам купола движется армия мертвецов. Стоял полдень, солнце ярко светило с безоблачного неба, так что все было видно как на ладони. Транспорт подавал сигналы об авариях: их двигатели останавливались, и энергия иссякала. Пассажиры в ужасе выскакивали на улицу и стремглав бежали от одержимых и сектантов. Пешеходы ломились в закрытые двери, умоляли пустить их в дом.

Квинн развил бешеную активность: все утро он расставлял своих миньонов на четырех главных улицах, ведущих к штаб-квартире секты. С обычными сектантами работать было легко. Он составлял из них группы по два и три человека и посылал их к кафе и магазинам, возле которых они должны были дожидаться дальнейших распоряжений, пряча оружие в сумках или рюкзаках. С одержимыми пришлось труднее: надо было найти пустые конторы и первые этажи зданий. Два неодержанных сектанта, обученные дидактической электронике, отключили в этих помещениях все процессоры с тем, чтобы одержимые спокойно туда вошли. На все это потребовалось два часа. Никто не жаловался, по крайней мере, ему в лицо. Все считали, что служат общему делу — пришествию на Землю Ночи. Единственное, что стоит у них на пути, — объяснил он, — штаб-квартира с засевшими там предателями.

Когда все одержимые Эдмонтона (за исключением одного, мрачно думал Квинн) собрались, Квинн отдал приказ к наступлению. Если высокие полицейские чины окажутся так хороши, как он о них думал, то ответная реакция будет быстрой и эффективной. Никто из одержимых и сектантов не уцелеет.

Квинн прошел несколько первых шагов вместе со своей маленькой обреченной армией, когда она запрудила улицы и, вытащив оружие, надела на себя разнообразные мрачные личины. Убедившись в том, что все настроены решительно, Декстер нырнул в мир теней.

Городские жители, которым повезло оказаться позади одержимых, замедлили шаг и нервно оглянулись через плечо. Те, в которых сильна была коммерческая жилка, вступили в контакт с местными медиа-агентствами и стали передавать туда визуальные репортажи с места событий. Журналисты, принимавшие их, с удивлением заметили открытое неповиновение, браваду, которой не могли похвастаться даже одержимые.

Бунтари подошли к ничем не примечательному пятидесятиэтажному небоскребу. В каждом отряде, возглавляемом одержимыми, было около ста человек. Одержимые нарядились в старинные костюмы воинов. Там, где они проходили, по опорам эстакад, проскакивали заряды, словно вспышки маленьких молний, и металл пенился и ронял на землю расплавленные капли. За молчаливыми лидерами весело шли неодержанные сектанты, увешанные громоздким оружием, которое до поры до времени хранилось в их секретных арсеналах.

Никто из них не обращал внимания на хныкавших горожан, шмыгавших у них из-под ног. Им нужен был только небоскреб. Автомобили, заслонявшие им дорогу, вспыхнули ярко-синим огнем и рассыпались на черные гранулы. Армия обреченных шла через дымящиеся руины. Все это выглядело как рисовка, шоу.

Большинство жителей Эдмонтона не могли взять в толк, отчего гнев восставших обрушился на обыкновенное здание, состоявшее из коммерческих и жилых помещений. Полиция, как, впрочем, и местные жители, знала, в чем тут дело. Слухи о секте, находившейся в небоскребе, доходили до них и раньше. Когда к месту событий прибыли профессиональные репортеры, они увидели, что полиция изолировала район и расставила свои отряды в боевую позицию.

Шестьдесят процентов населения Земли наблюдали за событием на экранах своих аудиовизуальных установок. Самая большая аудитория в истории.

В штаб-квартире в это время старшие сектанты раздали всем крупнокалиберные винтовки с химическими зарядами и автоматы. Паники особой не было. Осажденные сектанты почти радовались тому, что у них наконец появился реальный противник. Беннет руководила их действиями. Сначала она расставила кольцо снайперов возле окон небоскреба, за ними выстроились защитники с более тяжелым оружием.

Она обходила сектантов, отдавала приказы, подбадривала. Угроз не было: сейчас не время. Квинн и одержимые стали для них новыми опасными фигурами. Интересно все-таки, что они ее не покинули. Все то, что делал Квинн, стараясь внушить им к ней недоверие, после пыток и смертей, устроенных им в ее штабе, оказалось в конце концов напрасным. Они по-прежнему верили, что из них двоих она сильнее.

— Вы думаете, что это отвлечение внимания? — спросила она. — А ведь он, вполне вероятно, планирует захватить меня или убить во время сражения.

— Возможно, — невозмутимо ответила Западная Европа. — Лично я считаю, что этот жалкий конфликт, который он инсценирует, Декстер рассматривает как второстепенное побоище. С его помощью он хочет достичь настоящей своей цели: уйти от нашей погони.

— Спасибо. Я испытываю некоторое облегчение.

— Испугались? Вы?

— А вы бы на моем месте не испугались?

— Если бы я физически был на вашем месте, без сомнения, испугался бы. Но ведь я в безопасности.

— Не надо демонстрировать мне свое превосходство.

— Прошу прощения.

— Очень великодушно. Не означает ли это то, что вы нацелили на меня платформы стратегической обороны?

— Боюсь, что это так. И все же сомневаюсь, что нам придется пустить их в ход. Квинн сегодня наверняка не появится.

Возвращаясь в свою комнату, Беннет внимательно осмотрела знакомые полутемные коридоры штаб-квартиры. По ее приказу они освещены были свечами и низковольтными галогеновыми лампочками, работающими от химических батареек. Такую технологию одержимые не смогли бы заглючить, не затратив большие усилия. Хотя вряд ли это теперь имеет значение, думала она. Защищать нам теперь нечего. После боя штаба уже не будет. То, что делали ее сектанты, было лишь отвлекающим маневром, пока полиция и Би-7 не уничтожили эрзац-наступление Квинна. Но ведь и сама секта была не чем иным, как созданием Би-7. Удобным зонтиком для них и для нее.

На часовню она посмотрела с ностальгией. По небоскребу ударила первая ракета. Выпустил ее Даффи. Квинн дал ему почетное право начать сражение в качестве награды за лояльность и преданность. Взрыв вызвал ударную волну, прошедшую по структуре небоскреба. С северной стороны образовался огромный кратер, из соседних домов вылетели сотни окон. Огромные осколки посыпались на улицу под ноги шедшим в передних рядах одержимым. Оставшиеся после взрыва в живых снайперы открыли огонь по наступавшим.

Вагон поезда был рассчитан на сто пассажиров. Луиза, Женевьева и Иванов ехали там одни. Да и на платформе Кингс-Кросса Луиза заметила не более дюжины людей. Она даже не была уверена, были ли то пассажиры или вокзальные служащие.

Несмотря на нараставшую неуверенность и мрачное неодобрение Джен, она последовала за частным детективом через дверь переходного люка. Даже сейчас она чувствовала в нем что-то ободряющее. И дело тут было не только в его физических данных: уверенности в своих силах было у него даже больше, чем у Джошуа. А это о многом говорило. Нахлынули воспоминания о женихе. Места в поезде были удобными, хотя и поношенными. Программа, подавляющая похмелье, была отключена. Она вспоминала теплую улыбку Джошуа. Как было бы хорошо увидеть ее еще раз.

— Я люблю тебя и вернусь за тобой, — его слова. Он сказал их ей, когда, обнаженные, они лежали, прижавшись друг к другу. Такое обещание не могло быть неправдой.

«Я обязательно найду его, несмотря ни на что».

Новостная программа предупредила ее о ситуации в Эдмонтоне. Она подключилась к месту событий. И вот она уже там, скорчилась за стоящим без присмотра автобусом. Осторожно выглядывает из-за него и видит марширующее по улице сумасшедшее войско. Ее ослепили белые огненные шары, выскакивающие из десятков вытянутых рук, летящие в направлении небоскреба. Из окон вырываются языки пламени, в стенах нижних восьми-девяти этажей образовались пробоины. Из здания стреляют крупнокалиберные ружья, бьют по тротуару, образуя маленькие интенсивно-желтые взрывы. На улице валяются несколько тел в дымящейся одежде.

А вот мимо автобуса бегут люди. Полиция в темно-серых защитных костюмах с автоматами, еще крупнее тех, которые бьют сверху. Движения их похожи на паучьи, они перебегают от укрытия к укрытию. И вот они открыли огонь, грохот и разрывы отдаются в ушах. Потом она присела, так как улицу вспахали многочисленные взрывы. Над головой залетали белые шары.

Луиза отключила программу и посмотрела на Иванова.

— Что теперь? — спросила она. — Они не пустят наш поезд в Эдмонтон?

— Должны пустить. Послушайте комментарий. Одержимые сконцентрировались в одном месте, полиция их там изолировала. Оружия у них хватит на то, чтобы десять раз их там всех уничтожить. Кроме того, если бы нас не пустили, транспортники сразу бы нас предупредили.

Луиза подсоединилась к процессору вагона и затребовала расписание. Ей сообщили, что они должны прибыть в Эдмонтон через сорок одну минуту.

— Ничего не понимаю. Власти всегда панически боялись беспорядков.

— Это политика. Эдмонтон старается заверить всех, что проблем с одержимыми у него нет и что он держит ситуацию под контролем.

— Но…

— Знаю. Им следовало подождать, пока не закончится бойня, а потом уже и делать заявление. Но Центральное правительство всегда торопилось объявить хорошую новость заранее. Должно быть, лоббисты с высокими связями и сочувствующие им сенаторы давили на администрацию президента, призывая открыть движение поездов. Сами подумайте: Эдмонтон выпадает из глобальной экономической сети. Что происходит? Все компании арколога отстают от своих конкурентов, а ведь арколог — огромный рынок для сторонних компаний. С этим фактом нельзя не считаться.

— Они подвергают людей опасности из-за денег? — изумилась Луиза. — Это ужасно.

— Добро пожаловать на Землю.

— Разве они не понимают, что произойдет, если одержимые проникнут в другие аркологи?

— Разумеется, понимают. Раз уж выяснилось, что в Эдмонтоне имеются одержимые, поднимется шум, и на администрацию станут давить с не меньшей силой, чтобы поезда снова закрыли. Действие и противодействие, Луиза.

— Вы хотите сказать, что нас могут не выпустить, когда мы приедем на место?

— Выпустят. Времени нам хватит. Я же вам обещал: дома будем через пять часов. Вспомнили?

Она глянула на Джен. Та спала в кресле, свернувшись калачиком, личико ее хмурилось даже во сне.

— Помню, — развеять тревогу девочки она не могла. Поезд скоро прибудет в страшный арколог.

То, что битва за небоскреб окажется неравной, ясно было с самого начала. И все же эффективность действий полиции потрясала. В авангарде выстроились бойцы с крупнокалиберным портативным оружием, сзади, с лазерными автоматами, шли группы поддержки (эти полицейские, не желая подвергать оружие энергистическому воздействию одержимых, стояли на выверенном от них расстоянии). Как следствие, очень мало одержимых проникло в небоскреб. К тому же, судя по огню из здания, сектантов Беннет слабаками назвать было никак нельзя. Коммерческая аудиовизуальная демонстрация схватки закончилась, и Би-7 немедленно переключилось на уцелевшие сенсоры штаб-квартиры. По заполненным дымом коридорам крались нервные, плохо различимые фигуры. Одна из них наткнулась на решетку, по которой пропустили напряжение в двадцать тысяч вольт. Тело обратилось в столб пламени, расплавившего цемент в коридоре.

— Ловко, — прокомментировала Северная Европа. — Интересно, каков здесь энергетический уровень, как вы думаете?

— Должно быть, тотальная химическая конверсия, — предположила Центральная Америка. — Тут не может быть прямой энергии покоя. В этом случае был бы уничтожен весь арколог.

— Да какое нам дело, — раздраженно сказала Южная Акватория.

— Не скажите, — возразила Центральная Америка. — Чем больше мы узнаем об их способностях, тем легче нам будет с ними справиться.

— Вряд ли вы можете классифицировать их предсмертную агонию как часть их способностей.

— Любая информация полезна, — вмешалась Западная Европа, специально подпустив нотку снобизма в свой виртуальный голос. — Без нее у нас не было бы успеха.

— Успеха? — Южная Акватория указала на висевший над овальным столом экран. Одержимый, через которого только что прошел ток, представлял собой человеческую скульптуру из пепла, стоявшую среди оплавленного углебетона. Скульптура эта наклонилась и рассыпалась на серые хлопья. — Вы называете это успехом? Эдмонтон, осаждаемый одержимыми? Если это успех, то избавьте нас от ваших поражений.

— Изучив полученную нами информацию на Декстера, мы предсказали возможный план его действий. Я тогда сказал вам, что он выдаст нам одержимых. То, что сейчас происходит, подтверждает мою правоту.

— К тому же Эдмонтон никто не осаждает, — подхватила Северная Америка. — Полицейские тактические отряды окружили одержимых.

— Ошибаетесь, — не отступала Южная Акватория. — В этой группе наверняка нет друга Картера Макбрайда. Его вы не окружили.

— Он никому, кроме Декстера, не угрожает, — возразила Западная Европа.

— Это — по-вашему. Насколько мне известно, ничто не изменилось. И у нас здесь по-прежнему бегает одержимый-невидимка и беглый одержимый. Ваши территории остаются в опасности.

— И слава Богу за это. Поступи мы по-вашему, и Эдмонтона бы не стало.

— Во всяком случае, потеряли бы один, а вот вы теперь подарите Декстеру и другие аркологп.

— Нельзя одержать победу, не рискуя, а я намерен победить. Декстер воплощает в миниатюре все то, против чего мы боролись последние пять веков. Он анархист, которого Би-7 успешно изгнала из этого мира, и я не допущу его возвращения. Деньги и кровь, которые мы вложили, должны быть оправданы.

— Вы говорите, как третьеразрядный шекспировский король в ночь перед сражением. И вы же обвиняете меня в самонадеянности.

Беннет шла в свой кабинет, в то время как полицейские осматривали помещения секты в поисках уцелевших одержимых. Она знала: не уцелел никто, но вмешиваться не стала. Это их дело. Наблюдатель от Северной Америки предупредил полицию, что трогать ее не надо и в комнаты ее ходить нельзя. Старшие офицеры встали возле дверей для обеспечения порядка: после схватки у людей зашкаливал адреналин, и они могли пренебрегать правилами, тем более что здесь были замешаны одержимые.

Выжившим сектантам не так повезло. Полицейские, только что сражавшиеся с ними плечом к плечу, разоружали их и заковывали в наручники. Сенсоры показывали часовню со злыми и испуганными офицерами. Последние две жертвы Квинна все еще не были убраны оттуда. Судебно-медицинская бригада, приступившая к работе, обнаружила огромное количество образцов ДНК вокруг алтаря и в канализации.

Кабинет превратился в руины. Уцелели две лампы. Они свисали с полуобрушенного потолка на кабелях, медленно вращаясь вокруг собственной оси. Смешанная с кровью жидкость вытекла на пол из разбитых канистр. Туфли Беннет погрузились в нее на несколько сантиметров. Вместе с жидкостью из канистр вывалились на пол и страшные их обитатели. Трубки, по которым поступали в организмы необходимые для жизни вещества, были, разумеется, разбиты, и бедные существа хлопали конечностями (если они у них еще были), пока не наступила смерть. Пришли в полную негодность и отдельно подвешенные органы.

Беннет подняла написанный маслом портрет Мэри Шелли[24] и вынула из рамы разбитое стекло. Жидкость, что вытекла из канистр, обесцветила полотно. Она посмотрела на лицо писательницы; вздохнула и отбросила картину в сторону.

— Как поэтично, — сказала она спокойно.

Подозрения относительно кабинета усилились. Странно, что здесь так много повреждений, ведь прямого попадания не было. Если бы произошло сотрясение структуры здания, вызванное ударной волной от взрывов, то рухнул бы весь небоскреб.

— Прибыла Луиза Кавана, — объявила Западная Европа. — Прошу придерживаться выработанного нами сценария.

— Разумеется.

Она почувствовала дух противоречия. Хотя вряд ли сейчас это имело значение. Приходилось считаться с наблюдателями. Она заключила с ними сделку много лет назад. Тогда она, правда, не подозревала, что по своей воле попадет к ним на удочку. Но уж если ты подписываешься кровью, то должна ожидать, что Дьявол мелким шрифтом подпишется под договором, сведя сделку в свою пользу.

— Спускайтесь на нижний этаж, — распорядилась Западная Европа. — Я не хочу, чтобы Луиза увидела вашу камеру пыток. Очень важно не напугать ее.

Беннет колебалась. Ноги ее дрожали. Она поняла намек. Если она откажется, они просто сделают из нее чучело.

— Хорошо, Божий Брат, я это сделаю. Только не думайте, что при этом стану улыбаться и благодарить, — она медленно повернулась и еще раз оглядела разрушенный кабинет. Последний ностальгический взгляд. И тут она ощутила, как по щеке пробежал холодный сквознячок, мигнули болтавшиеся на проводах лампы. Дверь была заперта.

— Что-то не так? — спросила Северная Америка.

— Нет, — сказала Беннет, но тут же смягчилась. По родственной связи им ничего не стоило распознать ее эмоциональное состояние. — Хотя… да. Вполне может быть, что он сейчас рядом со мной. У меня ощущение, что за мной наблюдают. Привидение, одним словом, — она постаралась иронически усмехнуться.

— Вызовите его, — взволновалась Западная Европа. — Оскорбите. Спровоцируйте. Сделайте что-нибудь. Быть может, он материализуется. Нам хватит одной секунды.

— Квинн? Это ты, милый? Явился наконец? — Беннет вытянула руку и погладила центральный стол, поиграла ремнями. — Ты вернулся ко мне домой? Ты ведь не боишься, голубчик? Я тебя избавила от страха. Помнишь ту великолепную боль, которая дала тебе второе рождение? Этой болью я очистила тебя от страха, для того чтобы ты мог преданно служить Божьему Брату. И ты ему служишь, не так ли? Как же ты вырос с тех пор, как я тебя прогнала. Настоящий мессия Тьмы. Так ты теперь себя называешь? Но в самом ли деле ты делаешь то, что провозглашаешь, или ты уже раскололся? Я могу исправить это, Квинн. Могу снова сделать тебя целым. Подчинись мне. Возвращайся, и я буду любить тебя по-особенному. Так, как было у нас с тобой когда-то, — она зазывно приподняла ремень.

Квинн трясся от ярости. Ему хотелось схватить ее. Каждое слово, каждый насмешливый звук порождали воспоминания о том, что она делала с ним. В этой самой комнате. Его вопли и ее звонкий смех, сливаясь, звучали ночи напролет. Желание повторить все, только самому выступить в роли мучителя, сводило его с ума. В своих мечтах он видел ее привязанной ремнями к столу.

Руки его невольно потянулись к ней, готовые растерзать.

Лоб ее прорезала недовольная морщинка.

— Плохо, — пробормотала она. — Подонок меня не слышит.

Квинн в удивлении подошел поближе. Похоже, она с кем-то разговаривала.

Беннет решилась и вышла из кабинета. Каждое ее движение изобличало гнев. Лицо исказила яростная гримаса. К злобе ее примешивался страх. Квинн последовал за ней. Два полицейских расступились и пошли за ней вниз по ступеням. Еще одно доказательство предательства по отношению к Божьему Брату. Да ему эти доказательства уже не требовались.

Они спустились на нижний этаж. Офис принадлежал оптовику, торгующему алкогольными напитками. Он был прикрытием секты. И тут Квинн испытал величайший шок с тех пор, как вернулся на Землю. В комнате в ожидании Беннет сидели сестры Кавана.

Луиза удивлялась тому, что они вошли в небоскреб, который показывали во всех новостных программах. Не простой, выходит, человек, этот Иванов Робсон. С самого начала ей было странно, что он всегда оказывался прав. Да еще и этот «контакт» с эдмонтонской полицией. Похоже, что он уже работал с полицейскими отделениями, и услуги они оказывали друг другу обоюдные. И все же пройти так легко через вооруженный кордон, окружавший небоскреб… это наводило на размышления.

Тем не менее майор, отвечавший за порядок, приветствовал их, когда такси остановилось в пятидесяти метрах от гудевшей толпы. Почувствовав, что они в безопасности, тысячи обычных жителей Эдмонтона столпились вокруг, желая впитать в себя то, что осталось от драмы. Репортеры и несколько муниципальных чиновников образовали внутреннюю стену и, прижавшись к барьеру, требовали от бесстрастных полицейских хоть какой-то информации или умоляли, чтобы их пустили к месту действия чуть ближе, чем их соперников.

Шестеро офицеров из тактической команды расступились перед группой Луизы и проложили им путь через толпу. За барьерами работали пожарные. Повсюду змеились пожарные шланги, механоиды карабкались по отвесным стенам небоскреба и гасили последние языки пламени. Полиция рассаживала по автобусам оставшихся в живых бойцов как с той, так и с другой стороны, собираясь увезти их в помещение суда. Среди них была девушка моложе Луизы. Она истерически плакала, пинала ногами четырех офицеров, тащивших ее в поджидавший автобус. Кричала:

— Мессия жив! Его Ночь покарает вас всех!

А они бесцеремонно затаскивали ее внутрь.

Когда они подошли к главному входу, оттуда выскочили три взрослые свиньи, хрюкая и визжа, понеслись по разбитым ступенькам на улицу. Злые, упарившиеся офицеры бежали за ними. Луиза посторонилась. Это было не самое страшное впечатление за сегодняшний день.

Майор ввел их внутрь. Огонь и взрывы повредили вестибюль. Вода и пена, которой гасили огонь механоиды, покрыла пол. Освещалось помещение временно установленными в углах светильниками. Лифты не работали. Поднявшись по четырем маршам, они вошли в какой-то не слишком пострадавший офис. Луизу знобило. Майор оставил их, и в комнату вошла странная женщина.

Сначала Луиза даже не поняла, женщина ли она на самом деле. Челюсть у нее была под стать мужской, хотя женственная фигура этому противоречила. Ходила она большими шагами, легко, и это тоже роднило ее с мужчиной. Самой странной чертой ее внешности были глаза с розовыми радужными оболочками. По лицу ее невозможно было понять, что она думает.

— Я не знаю, кто вы такие, — сказала Беннет. — И ума не приложу, как вам удалось сейчас добраться сюда, — она посмотрела на Женевьеву. Впервые лицо ее выразило какое-то чувство. — Очень странно, — пробормотала она озадаченно.

— У меня связи, — скромно сказал Иванов.

— Это несомненно.

— Меня зовут Луиза Кавана. Я звонила вам насчет Киинна Декстера. Помните?

— Да. Помню.

— Думаю, это его работа или он послал своих людей сделать это. Он говорил мне, что собирается на Землю, чтобы рассчитаться с вами, и я старалась предупредить вас.

Беннет не отрывала глаз от Женевьевы, игравшей с кулоном.

— Верно. Я зря не прислушалась. Хотя, как вы, наверное, теперь понимаете, у меня была причина не доверять. Квинна депортировали, и я никак не ждала снова его увидеть.

— Он вас ужасно ненавидит. Что вы ему сделали?

— Мы с ним расходились в некоторых вопросах. Как вы, возможно, догадываетесь, я занимаюсь делами, которые официально не приветствуются. Зарабатываю на жизнь тем, что продаю людям некоторые товары, которые нельзя приобрести в обычных магазинах. Поэтому несколько раз я вступала в конфликт с полицией. Квинн был одним из моих курьеров. И очень глупо попался. Поэтому-то его и депортировали. Полагаю, что в этом он обвиняет меня. Я не стала тогда за него вступаться, мне самой в этот момент угрожала опасность. Его некомпетентность поставила меня в очень трудную ситуацию. Так что, как видите, антипатия у нас обоюдная.

— Разумеется, — согласилась Луиза. — Но ведь сейчас он одержимый, причем один из самых сильных, а это делает его очень опасным, особенно для вас.

Беннет повела рукой по сторонам.

— Я начинаю видеть это сама. Хотя никак не возьму в толк, отчего вы, человек, которого я никогда не видела, заинтересованы в моем спасении? Ведь хорошая девушка вроде вас не может желать встречи с таким человеком, как я.

Луиза уже сама задавала себе этот вопрос. Беннет оказалась совсем не такой, какой она себе ее представляла. Она думала встретить такую же, как она сама, девушку, если только чуть постарше: невинную и растерянную. Но уж никак не холодную преступницу, в голосе и жестах которой сквозило презрение.

— Он был исполнен к вам злобы, необходимо было предупредить людей, что он способен на все. Я боялась, что как только он убьет вас, то тут же сделает с Землей то же, что сделал с Норфолком. Это моя родная планета, понимаете?

— Как это благородно с вашей стороны, Луиза. Такое поведение не понял бы ни один человек на Земле. Во всяком случае, в наше время, — вскинув бровь, она посмотрела на Иванова. — Так что вы предлагаете мне сейчас делать?

— Я даже не знаю, — сказала Луиза. — Я просто хотела предупредить вас. Я сама себе это обещала. И не думала, что делать дальше. Вы можете попросить полицию, чтобы вам дали круглосуточную охрану?

— Думаю, если бы я сказала, что меня преследует одержимый, они, скорее всего, показали бы Квинну, где я в данный момент нахожусь, и страшно были бы довольны. Я исчерпала все законные ресурсы и поэтому стараюсь не показываться на глаза властям. Меня могут арестовать хотя бы за то, что я находилась в этом здании во время атаки.

— Тогда вам надо уехать.

— Похоже, вас это и в самом деле волнует. Но полиция уничтожила всех одержимых, принявших участие в атаке. Душа Квинна Декстера, вероятно, там, где ей и следует быть, мучается сейчас в потусторонье.

— Вы этого знать не можете, — настаивала Луиза. — Если уж кто из них и уцелел, то это наверняка он. Уезжайте сейчас, пока полиция утверждает, что в Эдмонтоне больше нет одержимых. Если они не возьмут его, то он опять станет охотиться за вами. Уверена, что так и будет. Он сам мне это говорил. Убить вас — его главная цель.

Беннет кивнула. Неохотно, как заметила Луиза, словно выслушивать ее советы было для нее унизительно. «Какой ужасный снобизм. И только подумать, чем я рисковала, спеша к ней на помощь, не говоря уж о деньгах, которые истратила. Да если бы Флетчер ее увидел, наверное, и он бы не стал о ней беспокоиться: такой ужасной она оказалась».

— К несчастью, — сказала Беннет, — Квинну известны все мои сообщники и дома арколога, в которых я могла бы укрыться, — она помолчала. — Движение поездов открыто в половине Европы и в большей части Северной Америки, хотя другие материки настроены более скептически относительно заверений Эдмонтона. И правильно.

— Сегодня вечером мы возвращаемся в Лондон, — сказал Иванов Робсон. — Вы там знаете кого-нибудь, у кого вам можно остановиться?

— Как и у вас, у меня есть связи.

— Хорошо. Я могу организовать, чтобы полиция проводила нас на вокзал. Но как только мы прибудем в Лондон, действуйте без нашей помощи.

Беннет лишь равнодушно пожала плечами.

Квинн, будучи свидетелем всей этой сцены, еле удерживался, чтобы не вмешаться: так он возмущался, выслушивая лживые слова Беннет. Больше всего его злило даже не то, что было сказано, а эмоциональное содержание, стоящее за словами. Луиза горячо отстаивала каждое свое слово. Бенпет вела себя, как обычно, держалась спокойно (подлая, расчетливая эгоистка). Такое поведение роднило ее с манерами огромного частного детектива (поэтому Квинн сразу отнесся к нему в высшей степени подозрительно). Ну чистый театр. Наверняка все разыграно. Хотя тут чувствовался какой-то парадокс. Казалось, что у Луизы Кавана нет ни сценария, ни выучки: похоже, она верила тому, что говорит, словно и в самом деле у нее была высокая миссия спасти от него Беннет. Со стороны не верилось, что это разыграно. Да нет, не может быть, скорее всего, все это было срежиссировано высшими полицейскими чинами.

Но для какой цели? Вот что больше всего его занимало.

Луиза никак не могла бы найти Беннет, если бы Великий волхв этого не захотела. Должно быть, высшие полицейские чины направили сюда девушку для одной цели: вывезти Беннет из Эдмонтона. И все же, если Беннет была частью сценария, ей не понадобилась бы Луиза с ее советами. Невозможно понять.

Единственное, чем он не мог пренебречь: движение поездов снова открыли. Хотя, с другой стороны, это могло оказаться ловушкой, главной причиной всей этой шарады. Быть может, они хотели поймать его и скинуть на дно океана где-то на полпути между материками. Даже он не смог бы этого избежать. Но откуда им знать, в каком поезде он окажется и в каком вагоне?

Он пошел вслед за группой, спустился по ступеням. Мозг рассматривал разные возможности. «Если бы они обнаружили меня в мире теней, обязательно бы уничтожили. Следовательно, этого они не могут. Раз так, постараются сделать все, чтобы выманить меня отсюда. Им известно, что мне нужна Беннет, поэтому они используют ее как приманку. Поезд приманкой не является, а вот место, где она поселится в Лондоне, будет под их наблюдением. Там они и будут оборонять Землю от его Ночи».

Квинн плотоядно улыбнулся и прибавил шаг, скользя по миру теней. Нельзя упускать из виду Луизу и сопровождающую ее группу. После нескольких фальшивых стартов наконец-то замаячил Армагеддон.

Глава 15

Работа была не из приятных, и все же это лучше, чем хождение по звездоскребам. Толтон и Дариат медленно ехали на грузовике по травянистым равнинам Валиска в поиске тел служебных животных. Еда в ослабленном обиталище стала главной заботой. Во время правления Киры одержимые поедали существующие запасы, нимало не беспокоясь об их пополнении. После того, как Валиск очутился в темном пространстве, выжившие его обитатели стали уничтожать диких животных, впавших в обморочное состояние. За пещерами в северной оконечности обиталища вырыли большие ямы, поставили в них длинные шесты и, закрепив на них туши животных, жарили их на кострах, как в каком-нибудь там средневековье. Питание было однообразное: козы, овцы, кролики, хотя и довольное сытное.

Теперь надо было торопиться. Животные, так и не вышедшие из своей странной комы, стали умирать. Их надо было подбирать и жарить, пока они не успели разложиться. Если их подвешивали в холодных пещерах, то правильно обработанное мясо могло храниться в течение нескольких недель и годилось в пищу. В военные времена всегда готовили запасы еды. Потомки Рубры знали о страшном пришельце и на всякий случай готовили оружие. Остальным жителям об этом эпизоде не рассказали.

Толтон подозревал, что именно потому ему и Дариату и дали такое задание — потомки не хотели, чтобы у них было поменьше контактов с жителями: не следует волновать людей.

— Отчего личность тебе не доверяет? — спросил Дариат. Уличный поэт сидел за рулем грузовика. Они ехали по неглубокой извилистой долине в южной части обиталища. — Ты выжил во время нашествия одержимых. И показал себя при этом с лучшей стороны.

— Потому что я то, чем являюсь. Ты же знаешь, что я на стороне угнетенных. Это моя натура. Я могу их предупредить.

— А ты считаешь, что, предупредив их, ты тем самым им поможешь? Они ослаблены и не могут оказать никакого сопротивления, если это чудовище вернется. Разве тебе не известно, что мои разлюбезные родственники — единственные, кто могут его остановить? И что же, после этого ты пойдешь и скажешь больным людям, что у нас тут ходит ледяной дракон-убийца? Поднимешь ты тем самым их дух? Я не хочу читать проповеди, но о классовых различиях уже давно забыли. Нас, скорее, можно разделить на лидеров и ведомых. Вот и все.

— Ну ладно. Черт с ним. Однако не можешь ты их вечно держать в неведении?

Они узнают. Если это чудище явится, все о нем узнают.

Толтон взялся за руль обеими руками и понизил скорость, чтобы услышать ответ Дариата.

— Ты думаешь, оно вернется?

— Да, и еще раз да. Ему чего-то хотелось в прошлый раз, а все, что мы сделали, — это разозлили его. Даже если иметь в виду, что у него зачаточная психология, оно вернется. Вопрос только: когда? И придет ли оно одно?

— Черт возьми! — Толтон опять взялся за руль, и грузовик пошел по мелководью. — А как насчет подачи сигнала SOS? Можем мы вызвать Конфедерацию?

— Нет. Несколько человек работают над этим, но по большей части мои родственники занимаются подготовкой к обороне.

— У нас пока есть, чем обороняться?

— Не слишком много, — признался Дариат.

Толтон заметил подозрительный бугорок цвета авокадо среди тонких стеблей розовой травы и остановил грузовик.

На земле лежало тело большой служебной ящерицы. Она была выведена для агрономических надобностей. Длина ее составляла полтора метра от носа до хвоста, на лапах — длинные, словно грабли, пальцы. На Валиске таких ящериц были сотни. Они очищали реки от сгнившей травы, сучков и топляков.

Дариат смотрел, как его приятель склонился над животным и осторожно потрогал его бока.

— Не пойму, живая она или нет, — пожаловался Толтон.

— Мертва, — сказал ему Дариат. — Жизненной энергии в теле больше нет.

— Ты можешь это сказать?

— Да. Она похожа на небольшое внутреннее свечение. Все живые существа его имеют.

— Черт. Неужели ты это видишь?

— Да, это похоже на зрение. Мой мозг определяет это как свет.

— Да ведь у тебя нет мозга. Ты ведь привидение. У тебя просто пучок соединенных друг с другом мыслей.

— И не только это. Я — обнаженная душа.

— Ну ладно, не надо быть таким чувствительным, — Толтон улыбнулся. — Чувствительным. Чувствительное привидение.

— Надеюсь, что твоя поэзия лучше, чем чувство юмора. В конце концов поднимать ее придется тебе, — он тронул прозрачной ногой мертвую ящерицу.

Толтон уже не улыбался. Он обошел грузовик и опустил задний борт. Там уже лежали тела трех служебных животных.

— Козы еще туда-сюда, а это мне кажется каким-то каннибализмом, — проворчал он.

— Обезьяны считались деликатесом у некоторых народов Земли в доиндустриальную эпоху.

— Неудивительно, что они все вымерли, а дети их сбежали в город и жили счастливо.

Он подставил руки под тело ящерицы. Ощущение не из приятных: скользкая чешуя легко сваливалась с выступавших костей животного.

— И лебедки нет, — ворчал он, таща тело к машине.

Ящерица была тяжелой. Потребовалось несколько приемов, прежде чем он втащил ее по крутому аппарелю. Толтон даже раскраснелся, когда закинул ее на туши других животных. Спрыгнул вниз, поднял борт и закрыл задвижки.

— Хорошая работа, — похвалил Дариат.

— Да ладно, хорошо еще, что мне не надо их убивать.

— Нам пора возвращаться. Груз большой.

Толтон согласился. С грузовиков было снято все, что можно: не было ни процессоров, ни радаров, предупреждавших о возможном столкновении. Их даже не всегда удавалось заводить. А если груз был слишком большим, они и вовсе останавливались.

— Дариат, — позвала личность. — Пришелец вернулся. И не один.

— О Господи. И сколько их?

— Дюжины две. А то и больше.

Дариат лишний раз убедился, какого труда стоит личности каждое простое действие, в данном случае — разглядеть приближавшиеся пятна. Причем он даже не был уверен, что Рубра рассмотрел их все. Среди прядей темной туманности скользили, как и прежде, бледные полосы бирюзового и рыжеватого цвета. Рассекая рваные пряди и резко изгибаясь на каждом повороте, к обиталищу неуклонно приближалось скопление светло-серых точек. В движении этом не было порядка, но личность должна была проследить их траекторию.

Дариат посмотрел сквозь закопчёное ветровое стекло грузовика. До северной оконечности обиталища оставалось тридцать километров, и дорога эта через кустарниковую пустошь внезапно показалась ему чрезмерно долгой. Доберутся они туда, по меньшей мере, минут через сорок, да и то если по пути к твердому дорожному покрытию им не встретится участок, слишком сильно поросший розовой травой. Одинокое и длительное пребывание в темпом пространстве весьма опасно, да и пещеры — не слишком надежное укрытие.

Смешно, подумал Дариат: и это он, кто на протяжении тридцати лет старался изолировать себя от людей, сейчас страстно хотел затеряться в толпе. Он не забыл страшного, ослабляющего холода, которым в прошлый раз поразил его пришелец. Душа его в этом странном мире была абсолютно беззащитна. И если сейчас пришло время окончательно умереть, то он предпочел бы, чтобы это произошло в компании ему подобных. Он повернулся к Толтону, стараясь четко произносить слова, так, чтобы по движению губ Толтон понял его правильно:

— Эта каракатица может ехать быстрее?

Уличный поэт испуганно на него посмотрел:

— А в чем дело?

— Настал удобный момент, когда мы можем это выяснить.

— Что, вернулось чудище?

— И не одно.

Толтон схватился за рычаг и поднял скорость до сорока с лишним километра в час. Двигатель лихорадочно зажужжал. Обычно его вообще слышно не было. Дариат подключил родственную связь для наблюдения за приближением пришельцев. Личность привела в действие семь лазеров и два мазера, находившихся на краю космопорта. Как и в прошлый раз, никакого ответа от пришельцев не поступило.

Те из них, что летели впереди, вырвались из туманности и устремились к оболочке обиталища. Оптические сенсоры взяли их в фокус, и девять мощных лучей поразили пришельца. В ответ он лишь быстрее закрутился и, извиваясь, ринулся к обиталищу. Радиальные лучи вспыхнули ярче и выше. Новая попытка закончилась так же безрезультатно.

Личность прекратила обстрел. Тревога, словно ментальный вирус, охватила потомков Рубры. Они смотрели, что будут делать пришельцы. Всем раздали персональное оружие, хотя особых надежд на него не возлагали. Если уж лазер оказался им нипочем, тогда ружья (каким бы большим ни был их калибр) уж точно не помогут. Хотя никто от оружия не отказался: срабатывал психологический фактор.

Оргатэ, возглавляя рой нетерпеливых соплеменников, несся к огромному живому объекту, поглощая тепло, которым тот так небрежно разбрасывался. Они хотели первыми завладеть его жизненной энергией, прежде чем она достанется меланжу. Как только это произойдет, много сущностей, запертых внутри меланжа, смогут возродиться и разделиться, при этом, возможно, весь меланж распадется на короткое время. Однако не всем достанет энергии для возвращения в место, из которого они когда-то упали. Такой привилегии удостоятся лишь те, кто наберется сил, прежде чем разделение произойдет.

Поэтому Оргатэ и призвал самых сильных, тех, что могли оторваться и далеко улететь от меланжа. Вместе они справятся с объектом. Ради того, чтобы вырваться из темного пространства, следовало рискнуть.

Оргатэ приблизился. Из дальней оконечности объекта вырвались столбы энергии, которая ему не годилась. Он прикрылся, и энергетический всплеск отлетел в сторону, не причинив ему вреда. Когда он приблизился к поверхности объекта, столбы энергии исчезли. Соплеменники Оргатэ снижались вслед за ним, издавая победные возгласы, распаленные близостью источника.

Перед ними были полые цилиндры, выступающие из средней части объекта. Оргатэ увеличил скорость. Он не забыл плоскую прозрачную поверхность, на которую причалил в прошлый раз. Среди тысяч других таких же листов, вставленных по всей длине цилиндра, его можно было сразу узнать: мертвый участок, лишенный жизненной энергии и тепла. В этот раз Оргатэ не снизил скорости.

Окно бара Хорнера взорвалось со страшным грохотом, и острые осколки стекла рассыпались по помещению, раскалывая мебель. Покрытые инеем столы и стулья превратились в облака из блестящих серебристых частиц. И тут же вихрь изменил направление на противоположное и вылетел из разбитого окна. Покалеченная дверь, ведущая в вестибюль, сложилась и обрушилась.

По всему двадцать пятому этажу захлопнулись гидравлические затворы. Это все были механические устройства, приводимые в действие простыми сенсорами, чувствительными к давлению. Большая их часть не пострадала от воздействия темного пространства. Лишь небольшая часть мембран звездоскреба среагировала на потенциально смертельную опасность.

Личность напрягла усилия и постаралась закрыть мембраны в вестибюле Джербы. Потом стала обследовать соседние этажи. Она почувствовала страшную усталость и двадцать пятый этаж видела с трудом.

Оргатэ ухватился несколькими щупальцами за край окна бара. Бутылки взорвались в полете, и их экзотические ликеры замерзли, не успев вытечь из разбитого стекла. Все, что попадалось на пути Оргатэ, отскакивало и, вращаясь, вылетало наружу, в космос. Как только рев ветра утих, Оргатэ вломился в звездоскреб. Стена возле вылетевшей двери распалась.

Личности по-прежнему не удавалось рассмотреть его, двигавшегося по вестибюлю. Все, что могли распознать чувствительные ячейки, прежде чем погибнуть, — это более густую тень в темном помещении. Личности пришлось переключить свое внимание на соплеменников Оргатэ, ломившихся в другие окна звездоскреба. Гидравлические затворы и мембраны закрывались, судорожно стараясь сдержать атмосферные бреши.

Оргатэ, продвигаясь по звездоскребу, пытался найти богатый энергетический источник. Здесь она была распределена тонким слоем, но Оргатэ инстинктивно чувствовал, что где-то рядом находится огромный ее источник. Плоские поверхности разлетались в щепки под его напором. Мимо него со свистом проносились порывы газа. Наконец он нашел то, что искал: большой источник жидкости, напоенный жизненной энергией, в центре звездоскреба. Он придвинулся к нему как можно ближе, засасывая тепло из толстой стены, окружавшей источник, пока она не начала трескаться. Тогда он проткнул ее двумя щупальцами и погрузил их в поток. Сладкая жизненная энергия потекла в Оргатэ, восполняя потери. Он пристроился к источнику и начал поглощать жидкость, которой, как показалось, не было конца.

Три грузовика приблизились к полуразрушенным хозяйственным постройкам, окружившим кольцом вестибюль Джербы. В каждом автомобиле сидело по два человека: нервный шофер и еще более нервный наблюдатель, вооруженный крупнокалиберным ружьем. Машины, виляя, объезжали ненадежные стены. Тяжелые колеса вминали в грязные дороги банки и пустые пакеты.

Объехав постройки, они остановились возле вестибюля. Здание это было, как и прочие дома на Валиске, изысканным, с высокими белыми арочными окнами, полукруглая крыша — из тонированного золотистого стекла. Внутри мраморные полы и красивая мебель. В нижнем ярусе несколько окон треснули, и за стеклами видна была разломанная мебель, единственное свидетельство недавних схваток Киры и Рубры.

Толтон посмотрел на все с ядовитой усмешкой.

— Господи, я и не рассчитывал сюда вернуться, — проворчал он.

— И не ты один, — сказал Дариат.

Эренц соскочила с пассажирского места, направила ружье на вестибюль. Пришельцы находились на Валиске вот уже тридцать часов. Все это время ни один из них не вышел из звездоскреба и не проявил враждебных намерений. Если бы не разбитые окна и не закрытые затворы, об их нашествии можно было бы и не догадаться. Такая их пассивность после проявленного ими напора тревожила и озадачивала. Личность намерена была выяснить, какую пакость они готовят для них в звездоскребе.

Компания приблизилась к лифтам, сгруппированным в центре вестибюля, находившегося на среднем этаже звездоскреба. Широкая шахта из серого полипа устремилась к золотистому куполу. Механическая дверь лифта открылась перед ними. Эренц поставила на пол большой ящик с оборудованием и, подойдя к краю шахты, заглянула вниз. Крыши лифта не было видно. Перед ней была лишь темная круглая шахта с вертикальными направляющими, исчезавшими из виду через несколько метров. Она посветила фонариком и увидела еще несколько таких же метров да двери, служившие запасным выходом в случае пожара.

— Насколько могу судить, пришелец сейчас на двадцать втором этаже, — сказала личность. — Я постарался изолировать этажи, что находятся ниже, так что двадцать второй и двадцать третий полностью под давлением. На двадцать пятом этаже — вакуум. Единственный путь, Эренц, в случае опасности — путь наверх. Ты, Дариат, можешь воспользоваться нижними этажами. Вакуум, скорее всего, тебе не опасен.

Дариат задумчиво кивнул.

— Лучше не проверять эту теорию на практике, ладно? К тому же, куда я пойду, если опущусь вниз?

На подготовку ушло двадцать минут. Три человека подготовили лебедку, которую они с собой захватили, укрепили ее на полу вестибюля большими болтами. Остальные помогали Эренц облачиться в серебристо-серый костюм, в котором она должна была отправиться на разведку. Костюм этот защищал человека от экстремальных температур. У пего был толстый слой изоляции, молекулярное строение которой было таким же, как и у нультермальной пены, используемой космическими кораблями. Единственным недостатком ее было то, что тепло, генерируемое органами и мышцами живого тела, не могло быть выведено. Достаточно тридцати минут, чтобы свариться в таком костюме заживо. Поэтому, прежде чем надеть его, Эренц надела плотно облегающий тело комбинезон, сделанный из материала, поглощающего тепло. Такая ткань способна была поглощать и удерживать тепло в течение семи часов.

— Ты уверена, что он не подведет? — спросил Толтон, плотно пристегнув перчатки к ее рукавам. В этом костюме она походила на полярного лыжника.

— Ты же сам его надевал, — ответила она. — Он поглощает тепло. А костюм астронавта в этом темном пространстве я надеть не рискую: никакой гарантии, что он будет здесь работать.

— Хорошо. Если уж ты так довольна…

— Я не довольна, — она натянула дыхательную маску, расправила, пока не стало удобно. В костюм не было подано давление, но маска давала ей поступление воздуха при постоянной температуре.

Толтон протянул ей электрошокер. Кончик его способен был выпустить заряд в десять тысяч вольт.

— Это не даст ему подойти слишком близко. Электричество, похоже, — единственная постоянная в последнее время. Оно может отправить одержимого в потусторонье, и оно же в прошлый раз напугало пришельца.

Она взяла шокер и заткнула его за пояс рядом с лазерным пистолетом и электронным ножом.

— Мне кажется, я собралась охотиться на тигра, — пробормотала она из-под маски.

— Прошу прощения, — сказала личность. — Но нам действительно необходимо узнать, что они там для нас готовят.

— Да, да, — она опустила забрало шлема, сделанное из толстого прозрачного материала, придающего всему изумрудный оттенок. — Ты готов? — спросила она Дариата.

— Да, — родственный голос его мог это сказать, а сознание сопротивлялось.

Кабель лебедки намотан был на барабан и заканчивался двумя простыми лямками, которые Эренц закрепила на туловище. Поверх лямок на гибком тросе имелось простое устройство с четырьмя кнопками для управления лебедкой. Она потянула тонкий кабель, проверяя его прочность.

— Это силиконовое волокно, — объяснил один из инженеров. — Абсолютно надежное. Кабель может выдержать вес в сто раз больше вашего. — Он указал на маленькую, похожую на лягушку, ручку между двумя лямками. — С помощью этой ручки вы быстро вернетесь назад. Барабан лебедки накрутит кабель, словно мощная пружина. Чем глубже вы спуститесь, тем сильнее станет натяжение. Так что если вам понадобится срочно вернуться, забудьте о контрольном устройстве. Просто поверните эту ручку и потяните. Лебедка моментально вас поднимет. К тому же устройство это механическое, так что никакое привидение его не испортит.

— Спасибо, — Эренц благоговейно притронулась к маленькой лягушке. Так христиане дотрагиваются до креста. Она подошла к краю шахты, включила лампочки на шлеме и запястьях. — Готовьтесь.

Дариат кивнул, подошел и встал позади нее. Затем обхватил руками ее туловище, а ногами — ее ноги, заведя ступни за ее лодыжки.

— Похоже, я надежно устроился.

Эренц шагнула в шахту. Она покатилась в темную пропасть, медленно покачиваясь. Дариат ничего не весил. Единственный признак его присутствия — слабейшее свечение, исходившее от рук, судорожно за нее ухватившихся.

— Прекрасно, давай посмотрим, что там это чудище задумало.

Она нажала на кнопку, и кабель стал сматываться с барабана, опуская ее вниз. Последнее, что увидела, — три фигуры, согнувшиеся над шахтой и следящие за ее спуском. Двадцать два этажа — долгий путь, если ты висишь на невидимом кабеле в абсолютной темноте.

— Гидравлический затвор на тридцатом этаже закрыт, — сообщила личность. — Не так уж и страшен этот спуск, как ты себе представляешь.

— Я вовсе не стараюсь его представлять, — ядовито отозвалась она.

Дариат ничего не говорил. Ему было не до того: ноги дрожали от усталости. Неудобная поза вызывала судороги в мышцах. «Ну разве не смешно, — повторял он себе, — ведь я призрак».

Мимо пролетали двери лифта, серебристые панели, присоединенные к полипу жесткими направляющими, и силовые щиты. Дариат пытался с помощью сенсоров на каждом этаже рассмотреть вестибюли, скрывавшиеся за дверями лифта. Не получалось: нервная ткань сильно пострадала от воздействия темного пространства. Мысленные процессы замедлились и нарушились; полутемные коридоры едва просматривались, а к двадцать первому этажу даже эти неясные картинки пропали. Дариат забеспокоился: должно быть, такие нарушения вызвало присутствие загадочного пришельца. Антиприсутствие, поглощающее жизнь и тепло, этакий горизонт событий, нечто абсолютно чужеродное.

— Ну вот мы и на месте, — объявила Эренц. Она остановила спуск, как только они поравнялись с дверями вестибюля двадцать второго этажа.

— Я больше не могу держаться, — сказал Дариат. — Руки болят, сил нет.

Эренц никак не могла в это поверить, однако от комментария удержалась. Она начала раскачиваться, подбираясь ближе к двери. Это было нетрудно: она хваталась руками за кабелепроводы и опоры, придвинулась к двери и повернула на девяносто градусов аварийную рукоятку на верхней направляющей. Дверь зашипела, выпустив струю сжатого воздуха, и открылась.

Не отпуская руку со спасительницы-лягушки, пошарила ногами по нижней направляющей и вышла наружу.

— Все в порядке, — доложила она личности и родственникам, следившим за ее продвижением.

В вестибюле оказалось так же темно, как в шахте лифта. Даже аварийное освещение вышло из строя. Она посветила своими фонариками. Всюду блестел иней. Сенсор костюма зарегистрировал температуру воздуха: пятьдесят градусов ниже нуля. Электронные системы работали здесь на пределе возможностей.

Эренц медленно отстегнула кабель лебедки и прикрепила его к стояку шахты сразу за дверью лифта: в случае опасности, она легко его там достанет. У них с Дариатом имелся предоставленный им по родственной связи план этажа, и отмечено черной точкой местонахождение пришельца. Отметина эта была приблизительной. Оба они понимали: раз уж биотехнические приборы и электроника вышли из строя, то личность могла и не узнать, что чудище перешло в другое место.

Это обстоятельство отчасти явилось причиной того, что личность отправила Дариата на разведку. Пришельца он уже видел, поэтому вполне мог почувствовать его присутствие раньше Эренц, в ее защитном костюме. Такая командировка не слишком его вдохновляла. В конце концов Дариат согласился сопровождать Эренц, так как он понимал больше других серьезность ситуации, в которой все они сейчас оказались. Личность ничего от него не скрывала: она относилась к нему, как к частице самой себя, подвижному органу, осуществляющему функцию наблюдения (или как к любимому детенышу, думал он иногда). Они отчаянно нуждались в количественной информации относительно темного пространства, ведь им нужно было обратиться с посланием к Конфедерации. Зонды и сенсорные устройства выдали им нулевой результат. Теперь они смотрели на пришельца как на единственный источник новых фактов. Способность его управлять энергией могла натолкнуть их на разрешение проблемы.

— Земной рецепт омлета, — пробормотал себе под нос Дариат. — Сначала украдите несколько яиц.

— Пошли, — сказала Эренц.

Как Дариат ни старался, страха в ее сознании не обнаружил. Нетерпения — сколько угодно, и уверенности в успехе хоть отбавляй.

Они пошли по вестибюлю. В пятнадцати метрах от лифта обнаружили в полу огромную дыру. Казалось, здесь взорвалась бомба, превратив аккуратные слои полипа в кучу больших обломков и рассыпавшегося в песок гравия. Из разломанных трубок вытекли питательная жидкость и вода, пропитали детрит и застыли ледяными тускло-серыми языками. Они остановились у края ямы и посмотрели вниз.

— У нас против этого чудовища ни единого шанса, — сказал Дариат. — Святой Анстид, только взгляни, что оно тут натворило… силища-то! Ведь толщина полипа свыше двух метров, погляди. Нет, надо отсюда сматываться, и поскорее.

— Успокойся, — ответила личность. — Где это слыхано, что привидения трусят?

— Ну вот, послушай и зарыдай. Это все равно, что самоубийство.

— Тут дело не в одной физической силе, — вмешалась Эренц. — Дело в низкой температуре. Если полип сильно охладить, он станет хрупким, как стекло.

— Ну ты меня успокоила, — съязвил Дариат.

— Личность права: отступать из-за этого мы не должны. Сейчас мы убедились, что пришелец использует холод таким же способом, каким мы — тепло, и все дела. Если бы нам понадобилось пройти сквозь стену, то мы прожгли бы ее лазером или навели бы поле. Вот тебе, пожалуйста, и пример логики: она работает даже в этом пространстве. Сконцентрировать здесь тепловую энергию фантастически трудно, поэтому пришельцы и поступают наоборот.

— Но нам неизвестно, каким образом они ее применяют, — возразил Дариат. — Поэтому и не можем им противостоять.

— Значит, нам нужно это выяснить, — сказала Эренц. — Ты должен признать: если они продвигаются таким способом, то мы обязательно услышим их приближение.

Дариат выругался, увидев, что она осторожно пробирается среди обломков. Теперь он понял, почему личность выбрала именно ее. У нее было больше оптимизма, чем у целой эскадрильи летчиков-испытателей. Нехотя он последовал за ней.

В полу были глубокие выемки, а красный ковер с желтым орнаментом порван и вздернут. Расстояние между треугольными выемками составляло около двух метров. Дариат без труда определил, что оставили их когти. Пришелец, как бульдозер, прошел по всему вестибюлю, разнося в щепки мебель. Стены при этом тоже сильно пострадали. Потом он повернул и направился в центр звездоскреба. По-видимому, личность оказалась права: он был возле центральной опоры. Дверь, ведущая в анфиладу комнат, отсутствовала, вместе с ней пропала и значительная часть стены. Эренц остановилась в двух метрах от нее и посветила прикрепленными к запястьям лампочками на большое отверстие.

— С той стороны вестибюль не поврежден, — сказала она. — Значит, он здесь.

— Согласен.

— Ты наверняка это можешь сказать?

— Я привидение, а не медиум.

— Ты же понимаешь, что я имею в виду.

— Да. Но я чувствую себя, как всегда.

Она присела и стала отцеплять с пояса сенсоры, а потом прикручивать их не телескопический шест.

— Я сначала воспользуюсь визуальным и инфракрасным сканером.

— Попробуй еще магнитный сканер, — предложила личность.

— Хорошо, — Эренц добавила последний сенсор к приборам и оглянулась на Дариата. — Так?

Он кивнул. Она осторожно вытянула шест. Дариат, пользуясь родственной связью, снимал данные непосредственно с биотехнического процессора, управлявшего сенсорами, и видел перед собой бледное изображение заиндевевшей стены. Поверхность ее перекрывали полупрозрачные цветные тени, результат заложенных в процессор аналитических программ, абсолютно непонятных Дариату. Он сменил фокус и удалил все, оставив лишь визуальное и инфракрасное изображение.

Он видел лишь край разломанной стены. Потом не видел уже ничего.

— Может, оно не работает? — спросил он.

— Да. Здесь совершенно нет света. И электромагнитной эмиссии. Странно, стены должны были быть видны при инфракрасном излучении, и низкая температура тут не помеха. Похоже, пришелец выстроил возле отверстия что-то вроде энергетического барьера.

— Тогда нужно попробовать активный сканер, — предложил Дариат. — Может, лазерный взять?

— Проще будет, если ты пойдешь и посмотришь, — сказала личность.

— Еще чего! Откуда ты знаешь, что это энергетический барьер? Может, сам пришелец спрятался за углом.

— Если бы он был так близко, то ты бы это почувствовал.

— Наверняка мы этого не знаем.

— Да не квохчи ты, как старуха, пойди да загляни, вытяни шею.

Эренц уже убрала телескопический шест. Защищать его явно не собиралась.

— Ладно. Посмотрю.

Он чувствовал себя сейчас даже хуже, чем когда выпил яд в апартаментах Боспурта. Тогда он, по крайней мере, понимал, зачем это делает.

— Посвети туда как следует, — сказал он Эренц.

Она прицепила на пояс последний сенсор, затем вытащила лазерный пистолет и маленькое пусковое устройство с осветительными патронами.

— Готово.

Они перешли на другую сторону вестибюля, чтобы Дариат мог получше все рассмотреть. Он подбирался к краю отверстия, а Эренц светила ему лампочками, закрепленными на шлеме. Видеть пока было нечего.

Дариат стоял уже прямо над отверстием.

— Черт. Может, это горизонт событий? Ничегошеньки не вижу.

Казалось, конец света находился именно в этой комнате. Мрачная аналогия в данной ситуации.

— Ну что ж, приступаем ко второму этапу, — сказала Эренц и подняла пусковое устройство, целясь в яму. — Посмотрим, что произойдет.

— Лучше не надо, — быстро сказал Дариат.

— Хорошо, — вмешалась личность. — Если ты со стороны ничего не можешь рассмотреть и не хочешь воспользоваться патроном, почему бы тебе не спуститься туда и не посмотреть?

— Чудище может решить, что осветительный патрон — своего рода оружие, — сказал Дариат.

— Тогда что ты предлагаешь?

— Я просто говорю, и все. Лучше проявить благоразумие.

— Мы учли все предосторожности. Эренц, кидай патрон.

— Подожди! — В темноте Дариат заметил какое-то движение. Слабые тени волнообразно изгибались, что-то шевелилось глубоко внизу. Чернота отступала от него со скоростью отлива.

Затем сознание уловило, что палец Эренц давит на триггер пускового устройства. Почувствовал ее твердое намерение: не возвращаться без полезной информации о пришельце.

— Нет, не надо…

В яме вспыхнул ослепительно-белый свет. Дариат увидел разрушенное помещение.

Парадоксально, но влившаяся в Оргатэ новая сила ослабила его как целое. Впитав в себя жизненную энергию из источника, бывшие доселе неподвижными составлявшие его существа начали выходить из меланжа. Оргатэ перестал быть единством. Как коллектив он стал разваливаться. Вместе они были сильны. Теперь же они стали сильны по отдельности и не нуждались друг в друге.

Физически они оставались в одном месте. Причины двигаться у них не было. Совсем наоборот. Им надо было оставаться на месте и поглощать жизненную энергию: ведь она должна была дать им независимость. Эта задача была пока решена не до конца, но близилась к завершению. В Оргатэ проходили изменения, составлявшие его части ждали благословенного момента, готовились к раздельному существованию. Каждая особь принимала свою уникальную форму. Оргатэ стал своего рода чревом для вынашивания десятка различных видов.

И тут Оргатэ почуял два приближавшихся к нему существа. Огоньки их жизненной энергии были слишком маленькими и слабыми, чтобы обращать на них особое внимание. Зачем они ему, если он сейчас черпает силы из куда более богатого источника. Оргатэ свернулся и, окружив себя защитной темнотой, продолжал поглощать энергию.

Эренц выпустила осветительный патрон, и Дариат увидел огромную тушу Оргатэ, приникшую к дальней стене комнаты, к блестящей черной мембране, в глубине которой вяло и аритмично бился пульс. К ней алчно прижались щупальца, дрожавшие от возбуждения.

Патрон ударился о стену, отскочил, упал на покрытый инеем ковер и прожег в нем дыру. Комнату наполнили свет и жар. Оргатэ мог прогнать свет, но не тепло. Огонь глубоко и болезненно пронзил его.

Оргатэ отвалился от стены, и Дариат увидел, как с него стали сходить слои, словно с прогнившего фрукта. Из отверстий в стене вытекла жидкость и тут же застыла. На пол перед чудищем вытек поток мерзких тварей — настоящий зверинец. В полутемном пространстве они ковыляли и перекатывались, взбалтывая образовавшуюся слякоть. Те из них, что обладали множеством ног, скребли ими по полу, стараясь подняться, словно новорожденные оленята. С мокрых, беспомощно хлопающих крыльев стекали липкие капли. Клювы и глотки раздувались и безмолвно раскрывались.

— О черт, — простонал Дариат.

Наблюдавшие вместе с ним эту картину родственники остолбенели.

Эренц бросилась назад, по спине ее бежали мурашки. Патрон зашипел и погас, выпустив на прощание дымную спираль. За секунду до того, как погас свет, Дариат увидел, что мерзкие создания становятся крепче и кожа их утолщается. В темноте он услышал клацание. Такой звук могут издавать зубы в огромной челюсти. Его словно резиновой дубинкой ударило, голова закружилась. Шатаясь, он пошел от отверстия, почти не обращая внимания на сумасшедшее мигание огней: это Эренц бежала по коридору со всех ног.

— Беги, Дариат! — тревога в голосе личности понудила его сделать несколько шатких шагов. — Ну давай же, мальчик. Уходи подобру-поздорову.

Всхлипывая от сознания своей слабости, он сделал еще несколько шагов. Он чувствовал страшный голод пришельца, но не стал делиться своими ощущениями с родственниками.

Дариат, спотыкаясь, прошел несколько метров, когда вдруг понял, что движется в неверном направлении. Из горла вырвался отчаянный стон:

— Анастасия, помоги мне.

— Давай, мальчик. Ей бы не понравилось, если бы ты опустил сейчас руки.

Разозлившись из-за того, что даже память о ней обращают против него, он посмотрел через плечо. Огней Эренц уже почти не было видно. Позади него зловеще сгустилась темнота. Ноги подогнулись.

— Иди, не останавливайся. Я покажу дорогу.

Он сделал два неверных шага, прежде чем осознал слова личности.

— Куда?

— В соседний лифт. Дверь там открыта.

Дариат почти ничего не видел. И дело было даже не в отсутствии света, зрение его затянула серая пелена. Он шел по памяти, которую личность к тому же усилила. Надо пройти четыре-пять метров вперед, а потом налево.

— Ну и как мне это поможет? — спросил он.

— Все просто. Кабина лифта остановилась внизу, это десять этажей отсюда. Ты просто прыгнешь, приземлишься сверху, а потом пройдешь сквозь дверь. Ты это сможешь. Ведь ты призрак.

— Не смогу, — всхлипнул он. — Ты не понимаешь. Твердая материя — это ужасно.

— Даже если пришелец будет за твоей спиной?

Плача, пошарил по стене рукой и нашел открытую дверь лифта. Пришелец шел за ним плавно и бесшумно. Дариат ощущал страшный холод. Упав на колени, как при молитве, замер на самом краю.

— Подумать только… десять этажей. Я разобьюсь.

— Что там у тебя может разбиться, какие кости? Послушай, дурачок, да если бы у тебя была хоть капля воображения, то ты полетел бы по вестибюлю. ПРЫГАЙ!

Дариат почувствовал, как вокруг него умирает полип: это к нему двигался пришелец.

— Господи, помоги, — и сделал шаг в пропасть. Эренц бежала по коридору не так быстро, как ей бы того хотелось. Что-то мешало ее мышцам показать оптимальную скорость. На нее наваливалась страшная слабость и тошнота. Да и вздернутый ковер был ей не помощник.

— Беги, — возбужденно орала личность.

Она не оглядывалась: в этом не было нужды. Она знала, что за ней кто-то гонится. Ощущала вибрацию пола под тяжелым телом. Слышала скребущие звуки, похоже, то были когти, раздиравшие полип. Холод проникал в костюм, словно изоляции не было и в помине. Не оглядываясь, она выпустила через плечо серию выстрелов из лазерного пистолета. Пришелец, похоже, на них и внимания не обратил.

Сродственная связь показала ей ожидавшую ее в вестибюле группу. Родственники держали наготове оружие. Толтон, не имевший доступа к родственной связи, пришел в неистовство и кричал:

— Что? Что?

— Ты приближаешься к дыре в полу, — предупредила личность.

— Черт! — она думала, что восклицание прозвучит яростно и громко, но из горла вырвался лишь слабый и жалобный писк. Тело весило вдвое больше положенного. Слабость увеличила страх, сознание мутилось.

— Прыжок нетрудный, — подбадривала личность. — Беги, не останавливайся. Главное — скорость и уверенность.

— Где Дариат? — вспомнила она вдруг.

— Еще четыре шага. Сосредоточься.

Казалось, она теряет равновесие: слишком далеко наклонилась вперед. Эренц замахала руками, словно ветряная мельница, чтобы не упасть. Колени подогнулись.

— Давай!

Команда личности привела в действие ее мышцы. Она перелетела через отверстие, вытянув вперед руки. Почувствовала под ногами пол и свалилась. Локти и колени ударились, казалось, о каждый лежавший здесь обломок.

— Вставай. Ты почти на месте. Вперед!

Простонав, она с трудом поднялась на ноги. Повернулась. Лампочки на запястьях осветила отверстие. Эренц закричала. Ее преследовал сам Оргатэ. Самый большой и сильный из распавшегося коллектива, он двигался за маленькой, убегавшей от него фигуркой. Лететь здесь он не мог, хотя и уменьшился в размерах, после того как другие его части от него отделились. Вестибюль слишком узок, и крылья раскинуть ему здесь невозможно. Приходилось даже пригибаться, чтобы не удариться о потолок.

Сейчас его подгоняла ярость. Ярость, вызванная тем, что его оторвали от трапезы. Ведь он едва не достиг нужного ему уровня энергии. У него украли близкую победу. Сейчас ему было уже не до насыщения, он даже забыл о главной цели — выхода из темного пространства. Он хотел отмщения.

Эренц снова пришла в движение. Поток адреналина оживил непослушные ноги, и она рванулась к открытой двери. Мощный порыв ветра сказал ей, что Оргатэ перемахнул через отверстие. Она не успеет пристегнуть кабель лебедки к поясу.

Она прижалась к стене возле двери лифта и обернулась. Оргатэ опять укрылся темнотой. И только пробегавшая время от времени рябь указывала на затаившуюся опасность. Эренц выстрелила из лазерного пистолета, желая получше рассмотреть противника. Позади Оргатэ чуть занялся розовый рассвет, и она поняла полную бесполезность такого оружия.

— Осветительный патрон, — подсказала личность. — Выстрели им в подонка.

Эренц больше ничего и не оставалось. Похоже, ей теперь надо прыгнуть в шахту с единственной надеждой, что падение убьет ее прежде, чем она окажется в щупальцах Оргатэ. Она достала пусковое устройство и, прицелившись в центр густой темноты, нажала на триггер.

Жалкая маленькая искра попала в огромного Оргатэ. Он непроизвольно дернулся, щупальца заскребли по стенам и потолку. От полипа откололись огромные куски и посыпались, словно лавина, вихрем понеслись по вестибюлю. Эренц увидела, как чудовище встало на дыбы, почувствовала его недоумение оттого, что жалкая искра могла вызвать такой невероятный результат. Вестибюль содрогнулся.

— Да, впечатляет, — согласилась личность. — А теперь быстро убирайся, пока он отвлекся.

Она сняла ремни со стойки и, прикрепив только один из них к поясу, потянула «лягушку» и взвизгнула, не ожидая силы, с которой ее подхватил кабель и потянул наверх. Сила эта даже вырвала из ее рук лазерный пистолет и пусковое устройство с осветительными патронами. Перед глазами мелькала серая лента из проносившихся мимо дверей лифта.

— Не бойся, — сказала личность.

Поднимаясь вверх, словно ракета, она почувствовала себя в свободном падении. Увидела дверь вестибюля: белый прямоугольник, приближавшийся на устрашающей скорости. Потом движение замедлилось, и вот она уже возле двери. Остановилась. К ней протянулись руки и втащили ее в вестибюль. Она упала на белые и черные квадраты мраморного пола, хватая ртом воздух. С нее сняли шлем. Со всех сторон слышались раздражавшие ее голоса.

— Где он? — набросился на нее Толтон. — Где Дариат?

— Там, внизу, — задыхаясь, сказала она. — Он все еще внизу.

Мозг ее в отчаянии позвал привидение. В ответ она расслышала лишь что-то неразборчивое, слабое, полное страха.

В открытой шахте лифта послышался скрежет металла, посыпался полип. Группа замерла, и все, как один, повернули головы.

— Он поднимается, — заикаясь, сказала Эренц. — О Господи, он пошел вслед за мной.

Все побежали к дверям и к оставленным ими грузовикам. Эренц сильно устала, тяжелый костюм сковывал движения, и она еле передвигалась. Толтон схватил ее за руку и потащил за собой.

Оргатэ выскочил из шахты лифта чуть ли не со скоростью звука, как темная комета, и пробил потолок вестибюля.

Большие куски золотистого стекла посыпались на мраморный пол. Эренц и Толтон нырнули под перевернутый диван, укрываясь от потока смертельно опасных осколков.

Личность с интересом рассматривала пришельца. Форма его была приблизительно треугольная, серебристый воздух окружали черные дифракционные радуги. Это было похоже на мерцание, возникающее при сильной жаре, только в огромном масштабе. Огромные, твердые, как железо, градины забарабанили по траве. Толтон и Эренц добежали до грузовика. Толтон схватился за руль, и они покатили мимо полуразрушенных навесов со скоростью, меньшей, чем десять километров в час.

— Быстрее! — завопила Эренц.

Толтон перевел дроссель. Скорость не увеличилась. В двадцати метрах от них другой автомобиль двигался еще медленнее.

— Вот и вся энергия, что у нас есть, — буркнул Толтон.

Эренц смотрела на тонкую волнообразную линию серебристо-черного воздуха, скользившую за ними по небу. Под нею разворачивались прозрачные потоки, словно длинные, амебообразные щупальца. Она понимала, чем это грозит, кого они вознамерились схватить.

— Ну вот и все. Песенка спета.

— Нет, — возразила личность. — Идите к навесам. Бросьте грузовики, не забудьте лазеры и осветительные патроны.

Когда план личности стал ей понятен, она закричала Толтону:

— Пошли.

Он притормозил возле первого пластмассового навеса, и, выскочив из машины, они побежали по грязному проходу между ненадежными стенами. Оргатэ устремилась к ним сверху, обрушивая вниз град.

Эренц лихорадочно стала поливать все вокруг лазерными лучами.

— Поджигай! — закричала она Толтону. — Жги все вокруг.

Ярко-красные лучи пронзили стены и крыши, прожигая в пластмассе длинные борозды. Края задымились и начали гореть. Пластик загибался и падал. Поднялись большие языки пламени, повалил черный дым.

Группа собралась в большом открытом дворе между хлипкими постройками. Толтон загораживал лицо от жара бушующего пламени, но беспокоило его охватившее всех безумие.

— Что вы делаете? — воскликнул он.

Эренц выпустила два осветительных патрона в груду хлама. Когда загорелась брошенная тара, пламя вспыхнуло особенно ярко. По воздуху полетели закопченные хлопья.

— Он не выносит жары, — закричала она недоумевающему уличному поэту. — Огонь может прогнать его. Давай же, помогай нам! — и Толтон стал стрелять из своего лазерного пистолета.

Оргатэ сейчас едва был заметен: двояковыпуклая заплатка колеблющегося воздуха, он не сворачивал со своего курса и несся прямо на них до самого последнего момента, хотя пламя уже подбиралось к нему. Длинные щупальца, высунувшиеся из подбрюшья, яростно разжались, когда их опалило огнем.

Толтон уже не мог смотреть на это: глаза жег горький смог, вырывавшийся из горящего пластика. Густой черный дым охватил его ноги, так что он даже и земли не видел. Кожа на тыльной стороне рук потрескалась, когда он защищал ими лицо. Он даже чувствовал запах паленых волос. Порыв ветра, превратившийся в слепящий циклон, уронил его на колени. Через какую-нибудь секунду жар обратился в полную свою противоположность. Пот, покрывавший его тело, моментально превратился в иней. Даже кровь в венах чуть не затвердела, настолько сильным был охвативший его холод. Потом все прошло.

— Да! — закричала Эреиц, глядя на удалявшегося Оргатэ. — Мы побили подонка. Он испугался.

— Он отступил, — проворчала личность. — А это большая разница.

Чувствительные клетки обиталища показали ей, что монстр, совершив длинный разворот, возвращается к полуразрушенным строениям. Пламя возле первых зажженных ими домов почти погасло.

— Идите к другому участку, — сказала личность. — Будем надеяться, что мерзавец успокоится до того, как вы все сожжете.

Оргатэ сделал еще пять попыток, пока не утомился и не отправился снова вглубь обиталища. К тому моменту они уничтожили более половины построек. Все были в копоти с головы до ног, кожа растрескалась и кровоточила. К тому же их неудержимо рвало. И только Эренц в костюме и маске совершенно не пострадала.

— Идите-ка вы лучше в пещеры, — предложила личность. — Мы пришлем вам два автомобиля, и они вас подберут по дороге.

Эренц осматривала почерневшие руины с медленно застывающими озерами растворившегося пластика.

— Может, лучше подождать здесь? Ребята, можно сказать, через ад прошли.

— Очень жаль, но вас ждут новые неприятности. Мы думаем, что другие части пришельца идут сюда из Джербы. Последние системы звездоскреба, что до сих пор кое-как функционировали, выходят из строя этаж за этажом. Так что другого объяснения этому нет.

— Черт. — Она опасливо оглянулась на здание. — А что слышно о Дариате?

— Ничего.

— Черт возьми.

— Но ведь мы — это он. Он продолжает жить в нас.

— Он бы это оспорил.

— Да.

— Должно быть, этих гадов там штук пятьдесят.

— Нет, — возразила личность. — Без визуального щита мы видели пришельца очень недолго, зато успели загрузить его изображение в память, и при детальном анализе пришли к выводу, что родилось их от матери двенадцать, самое большое — пятнадцать. Полагаем, они гораздо меньше того, что только что за вами охотился.

— Какое облегчение!

Они осторожно пошли к дороге через сернистые и обугленные руины. Путь их лежал через кустарниковую пустошь к северной оконечности обиталища. Толтон артачился, пока Эренц не объяснила причину спешки.

— Так мы что же, не пойдем туда и не выясним, что с ним случилось? — спросил он.

— Да, пока не будем уверены, что там безопасно. И потом… на что похожи останки привидения? Разве там будут кости?

— Да, — Толтон посмотрел на звездоскреб полным угрызений совести взглядом. — Костей, скорее всего, не будет.

Оргатэ летел по воздуху, внимательно приглядываясь к объекту: искал притаившийся внутри источник жизненной энергии. Пока ничего не получалось. Живые слои защищены были многометровой мертвой материей с тончайшими ячейками на поверхности. Энергии в них было так мало, что о ней не стоило и упоминать. Какая от них польза Оргатэ? Ему нужно было добраться до настоящего богатства, спрятанного в глубине. В нескольких цилиндрах имелись входы, но он их проигнорировал. Надо найти более надежную кормушку.

Какое-то время он носился над розовой травой, потом заметил над берегом и бухтами поверхность, изрезанную широкими входами в пещеры. Через них он может пробраться в глубину объекта. Оргатэ ощутил там яркое свечение жизненной энергии.

Он опустился на золотой песок маленькой бухты. За ногами протянулся ледяной филигранный след. Трава и кусты на всем пути следования мгновенно погибали, листья, становившиеся коричневыми, замерзали, сохранив свою форму. Дойдя до ближайшей пещеры, втиснулся в проход. Сталактиты под напором его тела, ставшего твердым, словно броня, моментально отвалились, посыпались на землю. Щупальца Оргатэ тоже стали твердыми, он прокладывал ими себе дорогу через встречавшиеся ему на пути перегородки и неудобные повороты. Контакт с горячей материей ранил его тело, но вскоре он и к этому стал адаптироваться. Боль потихоньку слабела.

Через некоторое время он добрался до тоннеля с живительной жидкостью. Проломив толстую стену, погрузился в нее всем телом. Впервые за все время нахождения в темном пространстве он почувствовал удовольствие, а вслед за этим и надежду.

Грузовики, вышедшие за Эренц и ее командой, пока их не встретили, хотя она увидела маленькое темное пятно, двигавшееся впереди них в кустарниковой пустоши. Она автоматически передвигала ногами, в то время как мозг ее следил за полетом пришельца. Родственная связь Валиска раскалилась от разного рода размышлений и комментариев, пока личность и родственники Эренц обсуждали свои дальнейшие шаги.

Когда Оргатэ углубился в пещеру, следить за ним стало не так-то просто. Продвигаясь, он оставлял после себя мертвую зону.

— Подонок вломился в артерию, питающую минеральный источник, — сказала личность. — Это создает серьезные проблемы с давлением.

— А что делает он с питательной жидкостью? — спросила Эренц. — Ты чувствуешь какие-нибудь изменения?

— Жидкость сильно охладилась, что и неудивительно. Погибло свыше девяноста процентов корпускул, а вот это странно: сама по себе низкая температура не могла бы их убить.

— Он присосался к трубке с питательной жидкостью, когда мы с Дариатом потревожили его в Джербе. Следовательно, за этим он и явился. Он этим питается.

— Отличная гипотеза. Однако жидкость он не переваривает, иначе объем ее значительно бы уменьшился. К тому же я сильно сомневаюсь в том, что биохимия у нас совпадает.

— Значит, ему нужны ее составляющие. Ты можешь провести анализ жидкости в Джербе и других звездоскребах, которые облюбовали пришельцы?

— Минуточку.

Эренц почувствовала, что мысленные процессы личности сфокусировались на обширной сети трубок и трубопроводов, пронизавших гигантский клеточный центр Валиска в поиске отклонений. Задача не из легких: разновидностей трубопроводов было слишком много. Одни из них питали клеточный центр и мышечные мембраны, другие — фильтрующие органы в нижних этажах. Некоторые жидкости обеспечивали питание синтетических органов. И все они совершали длинный цикл, на который уходило несколько дней. Процесс был автономный. Специальные клетки в трубчатых стенах следили, чтобы известные им токсины не попадали в жидкость, а вот за нарушениями, вызванными вторжением пришельца, они уследить не могли.

К тому же биотехнические системы звездоскребов работали сейчас от случая к случаю, и ответная реакция их была крайне замедленной. Все это делало анализ жидкости, поступающей из звездоскребов, чрезвычайно трудным. И все же личность наконец сказала:

— Мы полагаем, что пришельцы неизвестным нам способом потребляют питательные жидкости. Количество мертвых корпускул в некоторых трубках приближается к девяноста процентам. Природа потребления неясна. По-видимому, это каким-то образом связано с их способностью к поглощению тепла, но в то же время заметного физического усвоения жидкости отмечено не было.

— Это вампиры, — сказала Эренц. — Паразиты ростом с динозавра. Надо как-то остановить их.

— Огонь, похоже, единственный способ. Надо изготовить пусковые установки, а на это потребуется время.

— Но сделать это необходимо. Иначе они съедят тебя заживо.

— Да. Но пока мы это делаем, прекратим подачу питательной жидкости в звездоскребы.

— Неплохая мысль, — она увидела, что грузовики вышли из пустоши и выехали на грязную дорогу. — Быть может, тогда они перестанут размножаться. Ну а если мы ничего не сделаем, настанет мор.

Удалившись на расстояние пятидесяти световых лет от Геспери-ЛН, «Леди Макбет» и «Энон» осторожно пошли на сближение. Джошуа использовал для маневра радар, а Сиринкс — искажающее поле космоястреба. В этом межзвездном пространстве света было недостаточно. Два маленьких технологических артефакта, закутанных в нуль-термальную пену, были просто более темными зонами. Если бы на них кто-то смотрел со стороны, то заметил бы их присутствие, только когда они временами затемняли далекую звезду.

Когда Джошуа, выстрелив из ионных пусковых установок, зафиксировал положение, Сиринкс сморгнула рефлексивно выкатившуюся из глаза слезу. Голубое ионное пламя буквально ослепило привыкший к глубокому космосу оптический сенсор «Энона». Оба корабля выдвинули переходные люки и состыковались. Джошуа вместе с Алкад, Эшли, Питером и Лайолом перешли тороид космоястреба. Они собрались на заседание, на котором хотели обсудить информацию, захваченную на «Танжунтик-РИ», и решить, что делать дальше. Без физиков им тут было не обойтись. Джошуа взял с собой Эшли, так как его огромный опыт (и восторг) при изучении новых и странных цивилизаций мог оказаться полезным. Присутствие Лайола труднее было объяснить. Космос он видел меньше всех остальных. Просто дело в том… что Джошуа привык иметь его рядом. Ему не надо было все объяснять. Думали они о многом одинаково. Поэтому Лайола неплохо держать при себе, когда надо решить спорный вопрос в свою пользу.

Сиринкс поджидала их возле внутреннего переходного люка, улыбаясь воспоминанию, когда в прошлый раз Джошуа вот так же перешел на «Энон», когда корабли их состыковались. Если у нее и были сомнения относительно его, то на Геспери-ЛН они окончательно развеялись. Теперь она радовалась, что именно он сопровождает «Энон», а не какой-нибудь угрюмо добросовестный капитан из батальона смерти Мередита Салданы.

Сиринкс повела гостей в кают-компанию «Энона». В длинном помещении стояли по стенам простые диваны цвета осенней листвы. В застекленных витринах были выставлены собранные экипажем во время полетов различные предметы, начиная простыми камешками и заканчивая античной резьбой по дереву, некоторые из них могли бы иметь высокую продажную цену.

На одном из диванов сидели Моника с Самуэлем. Джошуа пристроился рядом с ними. Таким образом, оказался напротив Ренато, Оски и Кемпстера. Алкад и Питер сели с Паркером. Тот вежливо поздоровался с бывшей коллегой, словно у него никогда не было к ней никаких претензий. Джошуа в такую метаморфозу не поверил.

Сиринкс уселась рядом с Рубеном и улыбнулась сразу всем.

— Ну вот мы и в сборе. Оски, все ли мы взяли с летающего ковчега?

Специалист по электронике взглянула на узкий процессор, стоявший перед ней на палисандровом столике.

— Да. Мы перевели все файлы, хранившиеся в терминале планетарного обиталища, в наши процессоры. Они уже все переведены. Мы получили богатую информацию о пяти планетах, которые они успели колонизировать до Геспери-ЛН.

— Я уже смотрела некоторые файлы, — сказала Моника. — Оказалось, что я была права: одна из этих планет населена была чувствующими существами. Они находились тогда в начале индустриальной эпохи.

Она включила процессор кают-компании. Потолок комнаты ожил, отбросил на них конусообразный поток света. На экране появилось двухмерное изображение: грязные серые города, кирпичные и каменные здания, раскинувшиеся посреди голубовато-зеленой растительности. Ряды фабрик на окраинах. Из высоких коричневых труб поднимался в лазурное небо густой дым. По узким каменным дорогам двигались маленькие автомобили, они тоже выпускали дым из выхлопных отверстий. Земледелие у них было экстенсивное, поля, похожие, как и у людей, на шахматные доски, упирались в леса и крутые холмы.

Затем на экране появились космические корабли тиратка. Они приземлялись в полях, рядом с городами. Толпы двуногих и четырехруких существ (точно таких Моника видела в архивном помещении летающего ковчега) бежали от вооруженных тиратка. Затем на экране появился крупный план причудливых домов с куполообразными крышами. Окон в них не было, свет поступал в помещение через похожие на дымоход трубы. Архитектурное решение было вызвано необходимостью: многие дома пострадали от снарядов тиратка. Их обугленные остовы тоже показали крупным планом.

Затем армия ксеноков собралась против захватчиков. Восьминогие животные, аналоги лошадей, потащили грубые артиллерийские орудия. Пушки выстроили против космопланов. Мазеры тиратка тут же обратили их в дымящиеся руины.

— Господи! — простонал Джошуа, когда файл закончился. — Настоящая агрессия.

Файл показался ему низкобюджетной версией «Войны миров».

— Боюсь, это было неизбежно, — сочувственно сказал Питер. — Я начинаю понимать, с каким трудом приходят отдельные виды к созданию собственной философии, и как их философия отличается от нашей.

— Они устроили геноцид, — Моника гневно взглянула на старика. — Если кто-то из этих ксеноков и остался в живых, то их, скорее всего, обратили в рабство. И вы называете это философией? Какого черта?

— Мы рассматриваем геноцид как одно из величайших преступлений человека или правительства, — сказал Паркер. — Массовое уничтожение не только жизней, но и самого жизненного устройства. Возмущаемся этим, и по праву, потому что мы так устроены. Мы обладаем чувствами и способностью сопереживать. Некоторые скажут, что именно они и руководят нами. Напомню вам, что тиратка начисто лишены этого. Сближает их с нами лишь одно: они, как и мы, защищают своих детей и свой клан. Доведись вам вызвать в суд представителей их касты с обвинением в совершенных ими преступлениях, и они даже не поймут вас. Их нельзя судить по нашим законам, потому что законы эти — порождение нашей цивилизации. Мы не можем осуждать тиратка, как бы мы ни возмущались их действиями. Человеческие права относятся исключительно к человеку.

— Они захватили целую планету, и вы считаете, что они ничего плохого не сделали?

— Разумеется, сделали. По нашим меркам. Но ничем не лучше поступают киинты, постоянно отказывая нам в помощи в преодолении кризиса одержания. И что же вы предлагаете, выдвинуть обвинение также и против Йобиса?

— Я не собираюсь выдвигать обвинения. Я говорю о проблеме тиратка как таковой. Нам нужно пересмотреть задачи миссии после того, что мы узнали.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Джошуа. — Начальные обстоятельства не изменились, и наша цель, разумеется, тоже. Не спорю, тиратка совершили ужасное преступление тысячи лет назад. Мы, два наши корабля, ничего с этим поделать не можем. Но зато теперь мы знаем: с ними надо держать ухо востро. Когда мы вернемся, Ассамблея Конфедерации решит, что делать в связи с геноцидом.

— Если ей позволят взять на себя такую инициативу, — спокойно сказала Моника. — Сознаюсь, геноцид меня возмутил. Но еще больше меня беспокоят теперешние события.

— Как это нас затронет? — поинтересовалась Алкад. — Я говорю о тех, кто имел непосредственный опыт геноцида. То, что мы видели, ужасно, не спорю. Но это было очень давно и очень далеко от нас.

— Это затронет нас, — сказала Моника, — мы увидели тиратка в истинном свете. Узнали, например, что у них была тысяча летающих ковчегов.

— Тысяча двести восемь, — уточнил Ренато. — Я проверил.

— Ну вот, и того хуже, — вздохнула Моника. — Пусть даже каждый из них был не таким удачливым, как «Танжунтик-РИ», допустим, они захватили каждый лишь по две планеты, и то получается, что население у них по меньше мере в два-три раза превышает население Конфедерации.

— Растянутое к тому же на огромной территории, — заметил Кемпстер. — При этом политически не объединенное, как наша цивилизация.

— Только потому, что у них в этом не было нужды, — сказала Моника. — Пока. Послушайте, я служу в разведке. Мы с Самуэлем оценили потенциальный риск, этому нас обучили. Мы видим проблему, пока она еще в эмбриональном состоянии. Вот так и с нынешней ситуацией. Мы обнаружили большую угрозу Конфедерации. На мой взгляд, она не менее опасна, чем одержание.

— Физически опасна, — вмешался Самуэль. И улыбнулся, как бы извиняясь за то, что прервал ее. — Я согласен: тиратка представляют для нас неожиданную проблему.

— Чепуха, — загорячился Джошуа. — Вспомните, как мы раздолбали их на Геспери-ЛН. Вы с сержантами чуть ли не целый полк их уничтожили. А «Леди Макбет» кругами ходила возле их кораблей. Технология Конфедерации превосходит их на порядок.

— Это не совсем так, Джошуа, — возразил Эшли. Пилот все еще не отрывал глаз от последней картинки на экране. Лицо его выражало озабоченность. — Моника считает, что мы потревожили осиное гнездо. Тиратка в потенциале представляют для нас большую опасность. Стоит им объединить тысячи своих колоний, и они смогут задавить нас одной только численностью. К тому же есть у них технология Конфедерации. Мы им в свое время продали немало оружия. Если понадобится, они и нашими старыми боевыми осами воспользуются.

— Разве ты не видел, как они применяли их против «Леди Макбет»? — сказал Джошуа. — Тиратка не умеют вести космическую войну, у них мозги по-другому устроены.

— Они могут научиться. Опыт и ошибки послужат им хорошим уроком. Согласен, нашего уровня они, скорее всего, никогда не достигнут, зато тут-то и придет им на помощь огромное их количество. В этом отношении мы им явно уступаем. И в конце концов они нас измотают.

— Да с какой же стати? — вмешался в разговор Лайол. Он широко развел руки. — О Господи, я хочу сказать: вот вы тут сидите и разговариваете, точно война с ними уже началась. Ну, конечно, вряд ли им понравилось, что мы явились в их систему и устроили беспорядки. Но ведь мы всегда можем отпереться, сказать, что ничего и не было. Никто не признается, что посылал нас сюда. Кому захочется втягивать целую расу в конфликт, в котором погибнут миллиарды, и все из-за того, что мы раздолбали старый трухлявый артефакт, о котором они и сами уже почти забыли.

— Мы их недооцениваем и строим, исходя из этого, нашу политику, — сказал Самуэль. — Считаем их недалекими и упрямыми, этакими увальнями. Относимся к ним с чувством превосходства, а они на наше отношение плевать хотели. На самом же деле они чрезвычайно агрессивная нация, цепко охраняющая свою территорию, поэтому они и воспитали солдатскую касту. Выпестовали. Нам не понять, что их на это подвигло. А потребовались им на это десятки тысяч лет. Все это время, стало быть, они испытывали нужду в солдатах. Историю их можно охарактеризовать как монокультуру конфликта.

— И все же не пойму, отчего они представляют для нас опасность, — гнул свою линию Лайол. — Ведь если что и произойдет, преимущество будет на нашей стороне. Более двух столетий назад мы обеспечили тиратка, тех что живут на Геспери-ЛН, прыжковыми двигателями. Ну и как они этим распорядились? Вступили ли они в контакт с давно потерянными родственниками, что живут на первых пяти заселенных ими планетах? Они основали много колоний для своих ближайших родственников, но технологическими секретами ни с кем не поделились.

— Ты прав, — подтвердил эденист. — Однако нельзя сбрасывать со счетов время. Как сказала Моника, мы здесь имеем дело с потенциалом. В одном отношении тиратка похожи на нас: внешняя опасность объединяет их. И летающие ковчеги убедительно это доказывают.

— Но мы им не угрожаем! — Лайол уже почти кричал.

— Пока не угрожали, — уточнила Моника. — Они до последнего времени не знали, что мы можем сделаться неуправляемыми. Их так взволновал кризис одержания, что они немедленно изолировали себя от человечества. Мы стали представлять опасность. Одержимые гуманоиды атаковали поселения тиратка. Наша военная мощь, благодаря одержанию, возросла до неизвестного предела. Учтите, они не понимают, что человечество разделилось на одержимых и неодержанных. Мы для них — один вид, который ни с того ни с сего изменился к худшему, — она показала на экран. — А мы с вами уже видели, что они делают с ксеноками, вступившими в спор с тиратка.

Лайол замолчал, сейчас он был скорее встревожен, нежели рассержен поражением в споре.

— Ладно, — сказал Джошуа. — Стало быть, налицо угроза конфликта между тиратка и Конфедерацией, но это при условии, что нам удастся пережить кризис одержания. К нашей миссии это отношения не имеет.

— И все же Конфедерацию нужно предупредить, — сказала Моника. — Теперь о природе тиратка мы осведомлены больше, чем кто бы то ни было. А если принять во внимание их изоляционную политику, никто, кроме нас, этого и не знает. Так что полученные нами знания имеют огромное стратегическое значение.

— Уж не предлагаешь ли ты нам вернуться? — спросил Джошуа.

— Я согласен с Моникой, что фактор этот необходимо учесть, — вмешался Самуэль.

— Нет, нет, — возразил Джошуа. — Не надо делать из мухи слона. Послушайте: до Ярослава, ближайшей звездной системы Конфедерации, сорок два световых года. Чтобы долететь туда, «Леди Макбет» понадобится день и столько же на обратную дорогу. А время сейчас чрезвычайно дорого. Кто знает, что готовят нам одержимые? Может, они уже сейчас и Ярослав захватили.

— Только не эденистские обиталища, — возразила Моника. — Космоястребы нас об этом бы предупредили.

— «Энону» достаточно одного дня, чтобы и на Ярослав слетать, и обратно вернуться, — сказал Рубен. — Так что задержка не слишком большая, — он ободряюще улыбнулся Сиринкс.

Ответной улыбки не последовало.

— Сейчас мне разделяться не хочется, — сказала она. — К тому же мы еще не выяснили, как обстоят дела со Спящим Богом. Давайте сначала выслушаем Паркера, а потом придем к какому-то решению.

— Согласен, — быстро сказал Джошуа.

Моника взглянула на Самуэля и пожала плечами.

— Хорошо.

Паркер подался вперед и слегка улыбнулся.

— У меня есть для вас неплохая новость. Мы получили подтверждение: Спящий Бог существует. В одном из файлов тиратка на него сослались.

Лица присутствующих озарили улыбки. Эшли хлопнул в ладоши и восторженно выкрикнул:

— Йес! — они с Лайолом широко улыбнулись друг другу.

— Сведений, однако, о нем нет никаких, — прохрипел Кемпстер. — Сказано лишь, что он делал… нечто сверхъестественное.

— Если только этому можно верить, — ввернул Ренато.

— Не следует быть таким пессимистом, мой мальчик. Тиратка не сочиняют небылиц, они на это неспособны.

— И что же он может делать? — спросил Джошуа.

— Из того, что мы поняли, перенес один из летающих ковчегов на расстояние в сто пятьдесят световых лет. Моментально.

— Так это что же, звездный двигатель? — разочарованно протянул Джошуа.

— Я так не думаю. Оски, покажи нам, пожалуйста.

— Пожалуйста, — она завела в процессор на палисандровом столике новую программу. С экрана исчезла картинка с агрессией тиратка. — Вы сейчас видите воспроизведенный нами путь «Танжунтик-РИ» с Мастрит-ПД до Геспери-ЛН на основании изученных нами файлов, перекачанных с летающего ковчега, — на экране возникла Туманность Ореона. С противоположной стороны Туманности, той, где находилась Конфедерация, располагалась красная звезда, окруженная роем криптограмм. Мастрит-ПД сейчас либо красный гигант, либо супергигант, и находится она сейчас совсем рядом с дальней стороной Туманности, поэтому мы ее раньше и не видели. «Танжунтик-РИ» облетал Туманность. Не знаем, правда, с какой ее стороны. Тиратка не сообщили нам местоположение других своих колоний, и информации у нас недостаточно, чтобы это выяснить. Зато мы точно знаем, что летающий ковчег останавливался по пути одиннадцать раз, пока не подошел к Геспери-ЛН. В пяти случаях он основал колонии, а другие остановки совершал в звездных системах, в которых отсутствовали пригодные для проживания планеты, так что там они заправлялись топливом и ремонтировали летающий ковчег, — от Мастрит-ПД протянулась тонкая голубая кривая, объединившая одиннадцать звезд с южной стороны люминесцентной туманности. — Этот курс имеет для нас большое значение. Видите, летающий ковчег не пошел по прямой линии. Коммуникационный лазер у них не был настолько мощным, чтобы проникнуть сквозь пыль и газ, создающие Туманность. Поэтому после того, как они посетили четвертую звезду, все послания, как с Мастрита-ПД, так и на него, передавались через колонии. Поэтому и хранились все коммюнике в отделе Планетарных обиталищ.

— Мы думаем, что экспансия Мастрит-ПД явилась причиной разрушения межзвездной коммуникации, — взволнованно сказал Ренато. — К окончанию путешествия «Танжунтик-РИ» общался только с колониями. Некоторые послания направлялись из колоний, основанных другими летающими ковчегами, но от Мастрит-ПД уже больше ничего не поступало.

— Удивляюсь, что такие послания были вообще, — сказала Алкад. — Ведь если Мастрит превратился в красного гиганта, там ничего не должно было сохраниться. И планеты этой системы должны быть ею поглощены.

— Должно быть, они создали что-то вроде редута в гало комет, — сказал Ренато. — К тому моменту астрономические технологии у них достигли высокого уровня.

— Справедливое предположение, — заметила Алкад.

— Цивилизация эта оказалась последней, — сказал Ренато. — Новых ресурсов у них не было, и они не смогли восстановить их, как делали это летающие ковчеги в новых звездных системах. Поэтому они и вымерли. Поэтому и посланий за последние пять тысяч лет от них не поступало.

— Однако одно из последних сообщений от Мастрит-ПД как раз и содержит упоминание о Спящем Боге, — сказал Паркер. — Получили его через сотню лет и запросили более подробную информацию, но к тому времени их разделяло расстояние в восемьсот световых лет. Цивилизация Мастрит-ПД, вероятно, к тому времени исчезла, не дождавшись ответа.

— Можем мы его увидеть? — спросил Рубен.

— Ну, разумеется, — сказала Оски. — Мы освободили текст от ненужной информации. К тому же они повторяли каждое свое послание тысячи раз в течение двух недель, чтобы обеспечить его сохранность.

Она сообщила им код файла, и процессор выдал на экран текст:

ВХОДЯЩИЙ СИГНАЛ ПРИНЯТ

ДАТА 75572-094-648

ИСТОЧНИК: ФАЛИНДИ-ТУ

МАСТРИТ-ПД СООБЩАЕТ

КОСМИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ «СВАНТИК-ЛИ»

СИГНАЛ НОВАЯ ДАТА

38647-046-831.

ПОСЛЕДНИЙ СИГНАЛ ПОЛУЧЕН 23867-032-749

ПРИЛАГАЕТСЯ

ПОДРОБНОСТИ ПЕРЕДАЧИ

«СВАНТИК-ЛИ» ПЕРЕДАЕТ

ЧИСЛО 29331-072-491. НАРУШЕН ПЛАЗМЕННЫЙ БУФЕР ВО ВРЕМЯ ВХОДА В ЗВЕЗДНУЮ СИСТЕМУ ********* МНОЖЕСТВЕННЫЕ ПОВРЕЖДЕНИЯ:

1 ОБИТАЛИЩЕ РАЗГЕРМЕТИЗИРОВАНО.

27 ПРОМЫШЛЕННЫХ ОБСЛУЖИВАЮЩИХ КАМЕР РАЗГЕРМЕТИЗИРОВАНО ВМЕСТЕ С НАХОДИВШИМСЯ ТАМ ОБОРУДОВАНИЕМ.

ПОТЕРИ: 32 % НАСЕЛЕНИЯ ПОГИБЛО. ФУНКЦИИ ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЯ НАРУШЕНЫ. ОКОНЧАНИЕ ПОДДЕРЖАНИЯ ЖИЗНИ ОЖИДАЕТСЯ ЧЕРЕЗ 7 НЕДЕЛЬ. В ЗВЕЗДНОЙ СИСТЕМЕ НЕТ ОБИТАЕМЫХ ПЛАНЕТ. ИМЕЮЩИЕСЯ СЕНСОРЫ ОБНАРУЖИЛИ ЭКСТЕНСИВНЫЕ ПРОСТРАНСТВЕННЫЕ НАРУШЕНИЯ НА ОРБИТЕ ЗВЕЗДЫ. ЭТО СПЯЩИЙ ИСТОЧНИК БОЖЕСТВЕННОЙ СИЛЫ. ОН ВИДИТ ВСЕЛЕННУЮ. ОН ВЕДАЕТ ВСЕМИ АСПЕКТАМИ ФИЗИЧЕСКОГО СУЩЕСТВОВАНИЯ. ЦЕЛЬ ЕГО — ПОМОЧЬ ПРОГРЕССУ БИОЛОГИЧЕСКИХ СУЩЕСТВ. НАШЕ ПОЯВЛЕНИЕ РАЗБУДИЛО ЕГО. КОГДА МЫ ПОПРОСИЛИ ЕГО О ПОМОЩИ, ОН ОТПРАВИЛ «СВАНТИК-ЛИ» В ЭТУ ЗВЕЗДНУЮ СИСТЕМУ НА РАССТОЯНИЕ 16 CВЕТОВЫХ ЛЕТ, ГДЕ ИМЕЕТСЯ ОБИТАЕМАЯ ПЛАНЕТА. ТЕХ, КТО ПОЙДЕТ ЗА НАМИ, МЫ СЧИТАЕМ СОЮЗНИКОМ ВСЕХ ТИРАТКА.

ЧИСЛО 29385-040-175.

«СВАНТИК-ЛИ»

НАСЕЛЕНИЕ ПЕРЕНЕСЕННОЕ НА ОБИТАЕМУЮ ПЛАНЕТУ.

КОЛОНИЯ ГОЭРТХТ-ВН ОСНОВАНА.

Заканчивался файл тремя картинками. Качество изображения их было низким, даже после прохождения через фильтрационные программы. Все они показывали серебристо-серое пятно в межзвездном пространстве. Каким бы этот объект ни был, форма его была воспроизведена почти точно: большой диск с коническими шпилями, поднимавшимися по краям. Поверхность диска блестящая, словно металл, и абсолютно гладкая: ни пятен, ни сооружений.

— Каковы его размеры? — спросил Джошуа.

— Неизвестно, — откликнулся Ренато. — И узнать нельзя. Не с чем сравнить. Возможно, размеры его не уступают газовому гиганту, а может быть, диаметр не превышает и двух километров. Единственное, из чего могу исходить, это из их сообщения о том, что он вызывает сильные пространственные нарушения, отсюда вывод о присутствии интенсивного гравитационного поля. Поэтому вряд ли объект этот небольшой. Единственное, что немного напоминает его параметры, — это небольшая нейтронная звезда, хотя у звезды такой формы быть не может.

Джошуа выразительно посмотрел на Алкад.

— Нейтронные звезды любого размера не имеют свойств, описанных тиратка в их послании, — сказала она. — И форма у них не такая. Думаю, это артефакт.

— Я не намерен оспаривать чьи-либо теории, — вступил в разговор Кемпстер. — У нас, попросту говоря, нет достаточной информации для того, чтобы понять природу данного объекта. Что толку, сидя здесь, рассматривать неясные картинки и пытаться понять, что же они собой представляют. Единственное, что нам удалось установить, — это то, что существует нечто, имеющее весьма странные свойства.

— Термин «божественная сила» впечатляет, — заметил Паркер. — Главное это то, что здесь мы не имеем дело с метафорой. Перевод простого текста дает высокий уровень точности.

— Ха! — Кемпстер небрежно махнул рукой, отметая замечание директора. — Если уж на то пошло, то в нашем собственном языке нет точного определения, что же такое Бог. Каждая культура определяет это по-своему. Человечество использует этот термин для обозначения всего, начиная Создателем Вселенной и заканчивая группой больших сердитых мужчин, которым нечем большой заняться, как портить погоду. Это концепция, а не описание.

— Как бы вы ни играли словами, докапываясь до семантики, слово «бог» означает чрезвычайно большое количество власти в любом языке мира.

— Божественная сила, а не Бог, — подчеркнул Рубен. — А это важно. Так что мы сейчас говорим об артефакте. А так как тиратка отношения к нему не имели, то мы не меньше других имеем право изучить это явление.

— Он спал, а их появление разбудило его, — напомнила Оски. — Следовательно, нам, может, и на кнопку не придется нажать, чтобы заставить его функционировать.

— И все же я по-прежнему считаю, что это звездный двигатель, — сказал Лайол, кивнув Джошуа. — В послании сказано, что он помогает прогрессу, и он отослал этот летающий ковчег на сто шестьдесят световых лет. По-моему, тут все ясно. Неудивительно, что тиратка восприняли все это как чудо. У них ведь технология на весьма низком уровне, и двигателя такого нет, чтобы перенес их сразу на огромное расстояние. Так что даже они, с их флегматизмом, не могли не удивиться.

— Да ведь они не только об этом сказали, — вмешался Джошуа. — Так что я с тобой не согласен. Что я имею в виду… они тут упомянули свойства, которые не могут иметь отношения к машине. Звездные двигатели и за Вселенной не наблюдают, и физическое существование не контролируют.

— У меня есть и другие вопросы, — вступила в разговор Сиринкс. — Например, что он делает в звездной системе, в которой нет ни одной пригодной к проживанию планеты? По-моему, это еще раз доказывает: мы имеем дело с разумной особью. Вспомните, тиратка просили его о помощи, они ведь не включали его, как машину.

— Да и не могли этого сделать в любом случае, — заметил Самуэль. — Ведь он послал «Свантик-ЛИ» в систему с необитаемой планетой. Другими словами, этот Спящий Бог знал, что такая система существует, а тиратка не знали.

— Значит, он к тому же и милосердный, — сказал Кемпстер. — Или, по крайней мере, дружелюбно настроенный по отношению к биологическим существам. И я позволю себе такую смелость и предположу, что если он помог тиратка, то он, скорее всего, поможет и нам.

Джошуа оглядел собравшихся.

— Если вам больше нечего добавить относительно природы загадочного объекта, думаю, мы узнали достаточно, чтобы всем стало ясно: необходимо продолжить нашу миссию. Моника, ты хочешь возразить?

Агент разведки сжала руки и посмотрела невидящим взглядом.

— Я согласна с вами, все это впечатляет, но мне кажется, что тиратка становятся для нас настоящей проблемой. Они меня сильно беспокоят.

— Сейчас нас это не должно волновать, — возразила Оски. — Даже если ты на сто процентов права и они действительно смотрят сейчас на человеческую расу как на чуму, которую необходимо уничтожить, пройдут десятилетия, прежде чем они предпримут такие действия. Возьмем худший вариант и предположим, что они сейчас перелетели с Геспери-ЛН на другие планеты, которые колонизировал «Танджунтик-РИ». Им в течение нескольких лет не построить корабли с прыжковым двигателем в тех количествах, что требуется. По правде говоря, я думаю, что они вообще на это не способны. Им будет чрезвычайно трудно построить их по нашему образцу: у них ведь совершенно отсутствует интуиция. Ну ладно, допустим, что они эго смогут, но ведь чтобы освоить серийное производство, необходимо построить заводы. Так что, если наш полет займет у нас два года, мы все равно успеем вернуться и предупредить обо всем Первого адмирала.

Моника вопросительно взглянула на Самуэля.

— Да, это логично, — сказал он.

— Хорошо, — нехотя согласилась она. — Признаюсь, мне тоже любопытен этот Спящий Бог.

— Хорошо, — вздохнул Джошуа. — Переходим к следующему вопросу: где, черт возьми, он находится? Вот об этом почему-то ни слова.

— В координатах десять цифр, — сказал Кемпстер. — Я могу вам дать прямой перевод, если вы действительно этого хотите. К сожалению, получается полная ерунда, потому что у нас нет альманаха тиратка, из которого взяты эти координаты.

— Черт возьми! — Лайол ударил кулаком по дивану, на котором сидел. — Вы что же, хотите сказать, что нам нужно возвратиться в «Танжунтик-РИ»?

— Это было бы глупо, — возразил Самуэль. — Мы и в самом деле разворошили осиное гнездо.

— А может, «Энон» сумеет найти его? — спросил Лайол. — Я слышал, что у космоястребов сильно развито космическое пространственное чутье.

— Это так, — подтвердила Сиринкс. — Если бы у нас был альманах тиратка, то он мигом доставил бы нас на звезду со Спящим Богом. Но сначала нам нужно достать этот альманах, а найти его можно только в одном месте. Придется вернуться.

— Этого не требуется, — весело возразил Кемпстер. — Есть еще одна звездная система, где, как мы знаем, такая карта есть: Мастрит-ПД. И это даже лучше: они ведь получали послания «Свантика-ЛИ». Все, что нам нужно сделать, — это облететь Туманность Ориона, и любой красный карлик будет нам маяком. Как только сенсоры заметят его, подберем необходимый для сближения вектор.

— Да, с нашей точки зрения, это весьма многообещающе. Ведь Мастрит-ПД сейчас необитаема, — откликнулся Паркер. — Так что там у нас будет много времени, и мы сможем не спеша просмотреть всей файлы.

— Но ведь нам неизвестно, сколько времени прошло с тех пор, как цивилизация там погибла, — с тревогой в голосе сказала Оски. — Состояние леймилских документов очень плохое, а ведь им всего лишь две с половиной тысячи лет, поэтому я совсем не уверена, что смогу что-либо узнать из электроники, подвергшейся воздействию космоса за время, что вдвое превысило этот срок.

— Если потребуется, мы сможем поискать нужные нам документы на планетах, что находятся рядом с Мастрит-ПД: там наверняка были основаны другие колонии тиратка. Их там должно быть много. И их наверняка еще не предупредили о коварных гуманоидах. То есть мы можем найти копии этого альманаха на планетах, что находятся с другой стороны Туманности.

— Я и не спорю с этим, — сказала Оски. — Просто предупреждаю, что у нас могут возникнуть проблемы.

— Ты не учитываешь одно обстоятельство, — сказал Джошуа. Он почти улыбнулся, когда увидел их возмущенные взгляды. — Как вы думаете, поджидает ли нас вообще Спящий Бог, если киинты там уже побывали? Да и вообще, что им от него надо?

— Ну ладно, побывали. Так что же, нам из-за этого все бросить? — возмутилась Сиринкс. — В любом случае у нас нет доказательства, что… — она замолчала, заметив насмешливый взгляд Джошуа. — Да, они побывали на «Тан-Джунтик-РИ». Но ведь мы с самого начала знали, что они этим интересуются. И отправились мы с этой миссией только из-за них. По-моему, это лишь доказывает, что Спящий Бог — дело серьезное.

— Хорошо, — сказал Джошуа. — Стало быть, отправляемся на другую сторону Туманности.

Часть II. ФИНАЛ

Глава 16

Пятьдесят лет тому назад Сайнон посетил планету Лландило, основанную выходцами из Уэльса, где провел на холоде три часа в ожидании солнечного восхода. Он хотел понаблюдать, как клан Новых Друидов приветствует первый день весны. Для постороннего наблюдателя происходившая языческая церемония была поистине скучным зрелищем, она сопровождалась фальшивым пением и нескончаемыми взываниями на гэльском языке к матери-богине планеты. Только окружающий пейзаж делал ее ценной. Участники церемонии собрались там, где тянувшиеся к востоку скалы образовывали мыс, рядом в море поднимались громадные гранитные столбы. Местные жители называли их Колоннада Бога.

Когда солнце, розовое с золотым, вынырнуло из густого морского тумана, его верхняя половина загорелась в точности над колоннами. Одна за другой их вершины озарялись розово-золотыми коронами, а тени ускользали прочь. Одетые в белое Новые Друиды всей общиной радовались грубой красоте природы; им наконец удалось достичь истинной гармонии, и голоса их зазвенели на берегу.

Странно, что именно это воспоминание явилось в его обновленное сержантское тело с ограниченными возможностями памяти. Сайнон, разумеется, не мог припомнить, по какой такой причине он сохранил именно эту картину в своем сознании. Возможно, он тогда перебрал ощущений. Какова бы ни была причина, память о Лландило обеспечивала переброску некоего мостика к здешней обстановке, нужного и помогающего привыкнуть к ситуации. Девять тысяч сержантов, пойманные в ловушку на острове Кеттон, собрались все вместе близко к краю плато, чтобы проявить свою волю, а остальные присоединяли свои усилия посредством сродственной связи, решительно шагая по грязи к месту встречи. Они не молились в буквальном смысле, но явное сходство с Новыми Друидами забавляло и служило утешением. Взволнованные эденисты нуждались в любом утешении, какое только могли получить в этой зловещей ситуации.

Первым и неотложным делом было удержать стремительный поток атмосферы в стороне от летающего острова, прежде чем все они задохнутся. Достаточно простая задача для их объединившихся мозгов; теперь, когда они до некоторой степени приобрели энергистическую мощь, объединенное желание заставляло подчиняться им все, что только происходило в здешней реальности, и оно становилось послушно. Даже Стефани Эш и ее нечесаные последователи помогли им в этом. Теперь стало похоже, будто бы воздушный слой вокруг внешнего окружения острова сделался неприступным вертикальным щитом.

Испытав облегчение, они приободрились и тогда высказали ясно и громко свое второе желание — вернуться. Теоретически оно должно было осуществиться легко. Если предельная концентрация энергистической мощи доставила их сюда, в эту область, значит, равная по силе концентрация вернет их обратно. Но пока что этот логический вывод симметрии у них не получался.

— Вы, вояки, должны бы и отдых дать природе, — раздраженно сказал Кохрейн. — А то прямо смех, когда вы тут выстроились, словно армия каких-то зомби.

Вместе с остальными членами группы Стефани устрашающий хиппи провел добрую четверть часа, пытаясь помочь сержантам обнаружить какую-то связь со старой вселенной. Когда же стало очевидно (для них), что такая связь становится необычно трудной, если не невозможной, он абсолютно отвлекся от этой задачи. В конце концов они все собрались вокруг Тины и уселись в кружок, поддерживая и утешая ее, как только могли.

Тина все еще была слаба, она потела и дрожала, лежа в отдельном походном спальном мешке. Один из сержантов, понимающий в медицине, осмотрел ее и заключил, что самая большая проблема — это потеря крови. Непосредственное вливание в этой местности не действовало, так что пришлось приспособить примитивную внутривенную капельницу, чтобы питать больную.

Невысказанная тревога Стефани состояла в том, что Тина, по ее мнению, пострадала от каких-то внутренних повреждений, которые им так и не удается как следует вылечить одной только энергистической мощью, как бы им ни хотелось, чтобы она поправилась. Что касается глаз Мойо, зрение у него пострадало из-за утончения плоти. Тут необходим был полный набор медицинских пакетов, которые здесь достать невозможно.

Другой заботой Стефани был вопрос: что случится с душой того, кто здесь умрет? Их связь с внешним миром была безвозвратно потеряна. Перспектива была совершенно не та, какую ей хотелось бы исследовать. Хотя, глядя на то, как Тина старается выглядеть бодрой, Стефани думала, что им всем придется что-то решать в ближайшее время.

Сайнон вышел из состояния транса и посмотрел сверху вниз на Кохрейна.

— Наша попытка манипулировать энергистической мощью — это не то упражнение, которое физически ослабляет. Так как делать нам здесь больше нечего, надо продолжать попытки вернуться на родину.

— Ты так считаешь? Что ж, я это могу понять. Я-то очищаюсь йогой. Отлично действует. Но ведь ты же знаешь нас, пижонов, нам иной раз хочется поесть.

— Извини, надо было сказать тебе раньше. — Сайнон пошел туда, где грудами были свалены рюкзаки и оружие, которые бросили сержанты, отыскал свой мешок и развязал его. — Боюсь, мы не сможем переваривать твердую пищу, но наш питательный суп вас поддержит. В нем содержатся все протеины и витамины, какие требуются для нормальной человеческой пищеварительной системы. — Он вытащил несколько серебристых пакетиков и раздал их колеблющимся членам группы. — Надо растворить содержимое в воде.

Кохрейн отделил от пакетика маленький верхний клапан и подозрительно принюхался. Все напряженно наблюдали за ним, когда он капнул немного светло-янтарной жидкости себе на палец и лизнул.

— Дерьмо собачье! Вкус морской воды. Слушай, парень, не могу же я жрать сырой планктон. Я ведь не кит.

— Зато такой же громадный, как они, — буркнула Рена, почти задыхаясь.

— Другого источника подходящего питания у нас тут нет, — мягко упрекнул Сайнон.

— Все хорошо, спасибо, — поблагодарила Стефани сержанта. — Не обращайте внимания на Кохрейна. Мы ведь можем вообразить себе эту еду чем угодно.

— Дурная карма тебя ждет, — фыркнул хиппи. — Иди-ка сюда, Сайнон. Не найдется ли у тебя свободного стаканчика? Наверное, я еще не забыл, каков на вкус глоточек хорошего бурбона.

Сержант порылся в своем рюкзаке, вытащил пластиковый стаканчик.

— Ох, спасибо, парень! — Кохрейн взял у него из рук стаканчик и мигом превратил в хрустальный бокал. Высыпал туда свою порцию питательного супа, следя, как он видоизменяется в излюбленную им знакомую золотистую жидкость. — Вот это мне больше по душе!

Стефани сняла обертку и откусила уголок шоколадки. Вкус оказался не хуже, чем у швейцарского кондитерского изделия, памятного с детства. Но это значит, что память и есть вкус, недовольно сказала она себе.

— И сколько у вас осталось таких питательных супов? — спросила она.

— У каждого из нас недельный запас в рюкзаке, — ответил Сайнон. — Такое количество рассчитано на случай, если мы будем большую часть времени физически активны. Если аккуратно распределять, должно хватить на две-три недели.

Стефани взглянула на вздыбленную серо-бурую грязь, которая образовывала почву летающего острова. Редкие лужи на этой поверхности отражали фигуры сержантов, стоящих вокруг них. Редкие одинокие ферранги и кольфраны принюхивались к краям подсыхающих болот, обгладывая ветви гладкой растительности, совершенно недостаточной, чтобы обеспечить смешанное население из людей и сержантов едой хотя бы один раз в день.

— Тогда, я думаю, это все, чем мы располагаем. Если бы даже в нашем распоряжении тут были целые амбары, полные зерна, трех недель маловато, чтобы вырастить урожай.

— Однако спорный вопрос — хватит ли нам воздуха на такое долгое время, — сказал Сайнон. — Мы оцениваем население из людей и сержантов на этом острове в двадцать тысяч — плюс еще сколько-то отдельных личностей. Кислорода-то хватит, но из-за того, что здесь дышит так много народу, рост двуокиси углерода может достигнуть опасного уровня в течение десяти дней, если этот воздух не будет обновляться. Как видите, никакая растительность тут не живет достаточно долго, чтобы этому помочь. Отсюда следует наше намерение взорвать данную реальность с помощью энергистических сил.

— Мы и в самом деле должны вам помочь, — сказала Стефани. — Только я понятия не имею, как это сделать. Ни у кого из нас нет такой духовной близости между собой.

— Может наступить время, когда нам понадобится ваш инстинкт, — сказал Сайнон. — Ваша коллективная воля привела нас сюда. Возможно, вы сможете и отыскать путь назад. Часть нашей проблемы в том, что мы не понимаем, где находимся. У нас нет никаких координат для определения места в пространстве. Если бы мы знали свое местонахождение относительно нашей вселенной, мы могли бы ухватиться за какое-то звено, чтобы отправиться назад. Но, поскольку мы не участвовали в переброске острова сюда, мы не представляем себе, как начать поиски.

— Думаю, что и мы этого не знаем, — вздохнул Мойо. — Для нас это просто убежище, место, где нет армии Освобождения.

— Интересно, — заметил Сайнон. К разговору начали прислушиваться другие сержанты, они с жадностью искали любую зацепку, которая могла проскользнуть среди слов раненого. — Так, значит, вы раньше не знали об этой реальности?

— Нет. Не особенно. Хотя, наверное, мы знали, что такое место существует или может существовать. Желание попасть в него свойственно нам, одержателям то есть. Мы хотим жить там, где у нас нет никакой связи с внешним миром и где нет ночи, чтобы напоминать нам о потусторонье.

— И вы верите, что это здесь?

— Кажется, это место соответствует условиям, — кивнул Мойо. — Не мог бы я, конечно, поручиться за то, что здесь нет ночи, — добавил он с горечью.

— Тут есть еще какие-нибудь планеты? — спросил Сайнон. — Норфолк и все остальные? Вы что-нибудь о них знали?

— Нет. Никогда не слышал и не чувствовал ничего такого с тех пор, как мы здесь.

— Спасибо. Кажется, инстинкт здесь главный руководящий фактор, — сказал он остальным. — Не думаю, что мы можем полагаться на него в поисках ответа.

— Не понимаю, почему мы не можем просто отправиться назад, — ответил Чома. — Наша мощь равна их мощи, и мы тоже имеем соответственное желание вернуться.

Объединенные мысли их мини-совета решили, что имеются две возможности. Что одержатели стихийно создали для себя запечатанный континуум. Невероятное событие. В то время как это объясняло бы некоторые особые свойства этого острова — бездействие их электронной аппаратуры, изолированность от внешнего мира, — создание во всех отношениях новой реальности посредством манипулирования существующими пространством-временем при помощи энергии было бы необыкновенно сложным процессом. Сюда можно было попасть под влиянием громадного страха, который облегчил данную процедуру.

Более вероятно: континуум уже существовал, скрываясь в изоляции среди бесконечных измерений пространства-времени. Этот отдаленный мир был таким местом, хотя имел совершенно иные параметры. Всех их, должно быть, втянуло глубоко внутрь множества параллельных миров, соединенных между собой в пределах вселенной. При таких обстоятельствах родная планета вовсе не находится вдали от того места, где они теперь очутились. В то же самое время — они находятся по другую сторону бесконечности.

Не удавалось также открыть хотя бы микроскопическую прыжковую яму, несмотря на усиленную концентрацию энергистических сил. Из этого не выходило совсем ничего хорошего. А ведь до того двенадцать тысяч одержателей открыли достаточно широкие ворота, чтобы охватить кусок скалы, имеющий двенадцать километров в диаметре. Теперь же девять тысяч сержантов не могли образовать трещинку такой ширины, чтобы сквозь нее протиснулся фотон.

Стефани минуты две внимательно смотрела на Сайнона, пока не стало ясно, что он не собирается больше ничего говорить. Зато она могла ощущать сознание окружавших ее сержантов. Стефани не обнаружила никаких эмоциональных волн, которые выдавали бы нормальные человеческие мысли, но чувствовала всего лишь слабую вспышку рационального восприятия, только изредка улавливала трепетание, вроде бы говорившее о страсти; так пламя свечи иной раз сжигает пылинку. Стефани не знала, указывает ли это на эденистскую психику или это обычный сержантский менталитет.

Темные силуэты биотехов оставались бесстрастно неподвижными, они стояли, образуя не совсем правильный круг. Каждый новый взвод, который прибывал, пробравшись по сырому суглинку, немедленно скидывал рюкзаки и присоединялся к товарищам по несчастью, разглядывая, куда это они попали. Насколько могла определить Стефани, среди этих сержантов они были единственными людьми. Новоприбывшие сержанты уступали в умственных способностях жителям Кеттона. И все же она не могла не почувствовать движение мысли среди разрушенного города. Сначала она была в недоумении, почему никто из них не осмелился заговорить с сержантами, а теперь приписывала этот факт определенной покорности судьбе.

— Мы должны подойти и поговорить с другими, — предложила Стефани. — Глупо так отделяться в подобных обстоятельствах. Если мы собираемся выжить, нам надо объединиться и трудиться вместе.

Макфи вздохнул и дернулся, расположив свое большое тело поудобнее поверх спального мешка, на котором он лежал.

— Ой, девочка, ты в каждом видишь только хорошее. Открой глаза. Вспомни, что эти негодяи с нами вытворяли, — и пусть томятся.

— Хотел бы я раскрыть глаза, — резко произнес Мойо. — Стефани права. Мы должны хотя бы попытаться. Глупо устанавливать тут разные лагеря.

— Я не хотел никого оскорбить. Я только подчеркиваю, что она не сделала попытки заговорить ни с нами, ни с сержантами.

— Они, может быть, из-за сержантов слишком нервничают, — предположила Стефани. — В конце концов всего полдня прошло. Сомневаюсь, что они вообще догадываются, в какой мы беде. Они не такие дисциплинированные, как эденисты.

— В свое время узнают, — сказала Рена. — Пусть подойдут к нам тогда, когда будут готовы. Тогда они будут не так опасны.

— Они и теперь не опасны. А мы как раз находимся в такой ситуации, когда надо сделать первый шаг.

— Полегче, сестренка, — сказал Кохрейн. Он с трудом перевел себя в сидячее положение, из-за чего из его бокала обильно полился бурбон. — Не опасны, говоришь? Секс любят? Как насчет этой Эклунд? Она такие баррикады построила, когда мы помахали ей и пожелали спокойной ночи.

— Вряд ли еще останется такая ситуация. Ты же слышал Сайнона. Мы погибнем, если не придумаем, как отсюда выбраться. Не знаю уж, будет ли толк от их помощи, но уж всяко это не уменьшит наши шансы.

— Гм-м… Мне, кажется, не нравится, когда ты говоришь разумно. Это скверное путешествие. Я знаю, что оно совсем не ко времени, и я не смогу спастись и бежать отсюда.

— Хорошо. Значит, ты пойдешь с нами.

— У-у, черт.

— Я останусь здесь с Тиной, — спокойно сказала Рена, протянула свою дружескую руку и слегка пожала руку Тины. — Кому-то надо ее поддерживать.

Тина улыбнулась со слабым вызовом.

— Я такая обуза.

Тут последовал целый хор негодующих отрицаний. Все поспешно заулыбались ей или сделали одобрительные жесты. Лицо Мойо выразило растерянность, когда он повернулся в поисках направляющей руки Стефани.

— Мы ненадолго, — уверенно сказала она двоим остающимся. — Сайнон? — Она потрепала сержанта по плечу. — Хочешь пойти с нами?

Сержант пошевелился.

— Охотно. Вступить в контакт — хорошая идея. Чома тоже будет нас сопровождать.

Стефани не могла бы точно назвать причину, почему она именно так поступает. Тут не было автоматического желания защитить, которое когда-то заставило ее помогать детям на Мортонридже. Здесь отсутствовало даже стремление опекать, которое держало их всех вместе целые недели перед Освобождением. Она предположила, что это могло быть просто чувство самосохранения. Ей хотелось, чтобы обе стороны работали вместе и пытались спасти положение. Любого другого способа, кроме их общих усилий, могло быть недостаточно.

Почва за пределами Кеттона не носила следов сильных перемен после того, как треснула и отделилась. По всей ширине острова шли неглубокие канавы, повторяющие первоначальную форму долины, откуда был вырван этот кусок. Вытянутые холмы окаймляли медленно подсыхающие болота, слегка возвышаясь, точно песчаные дюны в устье во время прилива. Все, что осталось от лесов, прежде покрывавших подножия холмов, были жалкие черные стволы, с решительным видом направленные в небо. Не осталось никаких признаков дорог, переживших наводнение, землетрясение снесло их. Дважды Стефани и ее спутники находили пласты угля, поднимающиеся из грязи. И никто из людей не мог определить по памяти, где были прежде эти дороги.

У Стефани при каждом шаге ноги проваливались в почву дюйма на два. Это было не так скверно, как в тот раз, когда им приходилось держаться впереди джипов, но приходилось идти с усилием. Пройдя полмили от окраины города, Стефани остановилась передохнуть и расстроилась, когда заметила, как тяжело дышит. Каждый выдох заставлял ее ощущать свою вину: ведь она отравляет воздух.

На расстоянии Кеттон хотя бы отличался от окружающей местности. Поскольку отдельные разноцветные зоны сохранились во всей своей аккуратности, казалось, что, хотя большинство домов было повреждено, город остался нетронутым. Теперь Стефани смогла убедиться, насколько это мнение было ошибочным. Ее должно было предостеречь полное отсутствие деревьев.

Кохрейн поднял пурпурные солнечные очки на самый лоб и поглядел вперед.

— Человек, человек, и о чем только ты, парнишка, думаешь? Я хочу сказать, что все это — зряшное, с са-амой большой на свете буквы З.

— Гарпунная атака против Кеттона имела целью лишить оккупантов-одержателей любого тактического прикрытия, — пояснил Сайнон. — Мы потерпели значительный урон из-за ваших ловушек и засад. Как вы решили остановиться здесь, так и генерал Хилтч возымел намерение отказать вам в любом преимуществе, какое только может предложить город. Я считаю, что землетрясение предназначалось в том числе и для психологической атаки.

— Да-а? — насмешливо спросил хиппи. — Ну так это на вас же и обратилось, или, скажете, неправда? Хотели нас попугать, а дерьмо в вас и попало.

— Ты считаешь — тебе лучше здесь? — Макфи злобно расхохотался над огорчением Кохрейна.

— Разве тут плохо? — удивился Мойо.

— Да ничего же не осталось, — напомнила ему Стефани. — Совсем ничего.

Выше, над разноцветными пятнами, виднелись унылые кучи грязных неровных камней, выступающих из почвы. Даже при их почти не уменьшившейся энергистической силе одержатели не делали ни малейших попыток восстановить здания. Вместо этого люди сновали среди развалин — целые постоянно передвигающиеся толпы.

Когда они подобрались ближе, Стефани поняла, что действия выживших вовсе не были бесцельными или ненаправленными. Они методично раскапывали буфы, доставая оттуда большое количество кирпичей и расшатанной бетонной арматуры при помощи соединения воедино физической и энергистической сил. Вся эта картина выглядела вполне целенаправленно и действенно. Иными словами, организованно.

— Возможно, это не такая уж хорошая мысль, — тихим голосом произнесла Стефани, когда они подошли к грудам строительного мусора. — Наверное, здесь все еще руководит Эклунд.

— Руководит чем? — спросил Кохрейн. — Здесь вроде бы муниципальная земельная территория. И жить им осталось всего десять дней.

— Мы решили посмотреть — не сможем ли чем-то помочь, — обратилась она к ним. — Если кто-то попал в этот завал или что-то еще случилось…

Молодой человек оскалился, глядя на нее и ее спутников.

— Никто никуда не попал. Что это вы тут делаете с этими чудовищными монстрами из Объединенного Королевства? Вы что, чьи-то шпионы?

— Нет. Я не шпионка, — осторожно произнесла Стефани. — Тут ничего такого и нет, ради чего стоило бы шпионить. Мы вместе с вами на этом острове. Никто больше не имеет причин что-то прятать друг от друга. Воевать не из-за чего, нечего между собой драться.

— Ах вот как? А сколько у вас еды? Спорим, не так-то много. Вы поэтому здесь? — Его встревоженный взгляд скользнул по штабелям коробок, которые они выкопали.

— У сержантов довольно пищи, чтобы нас поддерживать, спасибо. А кто здесь командует?

Мужчина раскрыл было рот, чтобы ответить, и тут невероятно сильный удар горячей болью пронзил бедро Стефани. Боль была так сильна, что от шока женщина даже не могла закричать. Она упала на спину, весь мир бешено закружился вокруг нее. Приземляясь, она видела, как болтаются в воздухе ее руки и ноги. Рядом с ней на грязь хлынула кровь. Стефани теряла сознание.

— Меня подстрелили!

Вокруг дико кричали. Бегали в полном смятении. Воздух ярко замерцал, сгущаясь над ней, как бы для того, чтобы ее защитить. Стефани подняла голову и разглядывала свое тело с тупым интересом. Брюки и блузка у нее покраснели от крови. Над бедром в ткани образовалась большая дыра, она обнажала разорванную плоть и осколки костей. Шок помог Стефани видеть с совершенной ясностью. Потом голова у нее внезапно стала очень теплой и ужасающая боль вернулась. Стефани вскрикнула, перед глазами все стало серым, мышцы расслабились, и она снова уронила голову в грязь.

— Стефани! Вот черт! Что случилось?

Это Мойо, его страх и гнев заставили ее нахмуриться.

— Дерьмо собачье! Эти гады в нее стреляли. Эй, Стефани, детка, ты меня слышишь? Держись! Это просто царапина. Мы тебя вылечим.

Какой-то темный демон встал возле нее на колени, его панцирь ожил от отлетающих искр.

— Я усилил давление. Оно остановит кровотечение. Сосредоточься на том, чтобы сначала срастить кость.

Стефани отстранилась, лишь смутно ощущая, как осушающая жидкость льется на нее. Перед глазами Стефани вспыхнуло прекрасное переливчатое облако. Так приятно на него смотреть. Она чувствовала, как ее ноющее сердце замедляет удары, переходя к более нормальному ритму. И это было хорошо. Стефани все еще чувствовала вину за то, что тратит так много воздуха.

— Рана затягивается.

— Черт, а кровищи-то!

— Она в порядке. Жива.

— Стефани, ты меня слышишь!

Ее тело сотрясали долгие судороги. Кожа превратилась в лед. Но Стефани никак не могла сфокусировать глаза. Лица ее дорогих друзей смотрели на нее сверху вниз, искаженные горем.

Губы Стефани искривились в легкую улыбку.

— Больно, — шепнула она.

— Смотри на это проще, — буркнул Франклин. — Ты в шоке.

— Конечно, понятно.

Пальцы Мойо так вцепились в ее предплечье, что стало больно. Стефани захотелось дотронуться до него, как-то утешить.

— Рана затянулась, — объявил Сайнон. — Но ты потеряла некоторое количество крови. Придется отнести тебя на руках назад, в наш лагерь, и сделать переливание.

Что-то знакомое прокрадывалось в ее сознание. Знакомое и неприятное. Холодные, тяжелые мысли, и в них ощущалась грубая удовлетворенность.

— Я тебе это говорила, Стефани Эш. Предупреждала, что не надо сюда возвращаться.

— Ах ты дерьмо фашистское! — взревел Макфи. — Мы же не вооружены!

Стефани попыталась поднять голову. Возле нее стояла Аннета Эклунд во главе тридцати или более солдат. На ней красовалась безукоризненно выглаженная форма полевого командира цвета хаки, на голове — пилотка. Три звездочки неестественно ярко блестели на ее эполетах. В руках она небрежно держала мощное охотничье ружье. Заставляя Стефани смотреть ей в глаза, она медленно играла затвором. Использованная патронная гильза была вынута.

Стефани застонала, ее плечи в смятении дрогнули.

— Ты с ума сошла.

— Ты приводишь врагов в наш лагерь и ждешь, что уйдешь безнаказанно? Будет тебе, будет, Стефани, так не делают.

— Каких врагов? Мы пришли посмотреть, не нужна ли вам помощь. Ты что, не понимаешь? — Ей захотелось отступить назад, в тупое забвение боли и шока. Так было бы лучше, чем то, что предстояло.

— Ничего ведь не изменилось от одного того, что мы победили. Они по-прежнему враги. А ты и твои свихнувшиеся дерьмовые друзья-беглецы — предатели.

— Извините, — вставил Сайнон. — Но вы не победили. На острове нет пищи. Через десять дней кончится воздух. До того мы все должны найти способ вернуться назад.

— Что вы хотите сказать этим «кончится воздух»? — передразнил Девлин.

— Здесь нет возможности регенерировать воздух, — голос Сайнона зазвучал громче. — Есть только тот, что мы принесли с собой. При существующем развитии событий нам нечем будет дышать через десять дней, самое большее — через две недели.

Несколько солдат из рядов, выстроившихся позади Эклунд, обменялись многозначительными взглядами.

— Обычная дезинформация, — не допускающим возражений тоном сказала Аннета. — Хотя звучит вполне правдоподобно. Если бы мы опять находились в нашей старой вселенной, я сама поверила бы. Но мы не там. Мы в том месте, которое сами выбрали. И выбрали существование, которое благополучно понесет нас сквозь вечность. Это настолько близко отстоит от классического рая, насколько род человеческий когда-либо к нему находился.

— Наша классификация строится на пространственных границах, — возразил Сайнон. — Та реальность, где вы находились, отрезана от остального мира. Но это и все, что вы сделали. Эта область не охранит вас от глупости. Вы ответственны за то, что принесли сюда, а принесли вы всего лишь кусок безжизненной скалы с тонким слоем воздуха поверх него. Расскажите же мне, вы рассчитываете на то, что этот остров будет вас поддерживать десятки тысяч лет?

— Ты — машина. Машина, которая запрограммирована с единственной целью — убивать. Это все, что ты можешь понять. У тебя нет души. Была бы, так ты бы ощущал свое единство с этой местностью. Ты бы понимал это великолепие мира, куда мы стремились. Где мы оказались в безопасности. Вы проиграли, машины.

— Слушайте сюда, — Кохрейн поднял руку. Он улыбался широко и весь сиял энтузиазмом, точно нетерпеливый школьник. — Эй вы, люди! Я нормальный, я связан с земной музыкой. И я вам говорю, я, к чертям собачьим, не чувствую ничего к этому комку грязи. Нет тут никакой кармы, детка. Уж поверьте мне.

— Поверить подстрекателю-янки? Ну уж нет!

— Чего ты хочешь? — спросила Стефани. Она предвидела, что Кохрейн потеряет все свое хладнокровие, если будет продолжать спорить с Эклунд. И это кончится скверно для всех.

Эклунд не нуждалась в большом количестве оправданий, чтобы уничтожить их всех. Вообще-то Стефани не понимала, что ее от этого удерживает. Возможно, она просто наслаждалась собственным превосходством.

— Ничего я не хочу, Стефани. Это ты нарушила наше соглашение и явилась сюда ко мне — помнишь об этом?

— Я пришла с миром. Желая помочь.

— Мы не нуждаемся в помощи. Уж только не от тебя. И не здесь. У меня тут все под контролем.

— Прекрати.

— Прекратить что, Стефани?

— Отпусти ты их. Верни этим людям свободу. Пожалей их, мы же умрем здесь, если не удастся найти выход, а ты их связываешь своим авторитарным режимом. Это не рай. Это огромная ошибка, которую мы совершили в панике. Сержанты пытаются нам помочь. Почему бы тебе не скооперироваться с ними?

— Десять часов тому назад эти типы, с которыми ты подружилась, пытались нас убить. Нет хуже, чем убить. Любого из нас, кого им удается захватить, они швыряют обратно в потусторонье. Что-то я не заметила, чтобы ты спешила отдать назад свое славное новое тело, Стефани. Ты поползла в Кеттон, надеясь спрятаться в грязи, пока они не пройдут мимо.

— Слушай, если ты жаждешь мести, так просто выстрели мне в голову, и покончим с этим. Но отпусти остальных. Не можешь же ты приговорить всех к жизни на этом острове только из-за того, что в тебе так много страха и ненависти.

— Не выношу такого показного благородства, — Аннета прошла мимо Кохрейна и Сайнона, чтобы встать над самой Стефани. Ствол ружья свисал на несколько дюймов ниже ее холодного лица. — Я нахожу это просто отвратительным. Ты, может быть, никогда не признаешь, что не права. Ты постоянно претендуешь на высокую нравственность, как будто бы на какую-то естественную наследственность. Ты используешь свое обаяние, точно щит, чтобы никто не обращал внимания на то, что ты проделала с телом, которое украла. Это вызывает у меня отвращение. Я-то никогда не стала бы отрицать, кто я такая и что я сделала. Так что — хоть разок признай правду. Я сделала то, что считала правильным. Я организовала защиту двух миллионов душ, включая и твою, я препятствовала тому, чтобы тебя снова швырнули в тот кошмар. Скажи мне, Стефани, было это правильно?

Стефани закрыла глаза, выжимая крохотные жидкие капли себе на щеки. Может быть, Эклунд права, может быть, я пытаюсь не обращать внимания на ужасное преступление. А кто не стал бы пытаться?

— Я знаю: то, что я сделала, — неправильно. Я всегда это знала. Но у меня не было выбора.

— Спасибо, Стефани. — Аннета повернулась к Сайнону. — А ты, машина смерти, если ты веришь в то, что говоришь, ты должен отсюда убраться и предоставить истинным гуманоидам жить подольше. Ты расходуешь наш воздух.

— Я-то как раз человек. И подозреваю, что больше, чем ты.

— Придет время, когда мы вышвырнем вас в потусторонье, — Аннета невесело улыбнулась. — Наслаждайся же падением. Похоже, что оно будет долгим.

* * *

Сильвестр Герей открыл двери в личный офис княгини Кирстен и жестом попросил Ральфа войти. Принцесса сидела за столом, за спиной у нее были открытые французские окна, они позволяли легкому бризу шуршать ее платьем. Ральф, привлекая ее внимание, встал перед ней, отсалютовал, затем положил свой диск на стол. Он разработал единственный файл, где было собрано все о полете с Ксингу.

Кирстен, поджав губы, взглянула, но не сделала попытки взять дискету.

— И это… — произнесла она с видом человека, который отлично знает о содержании того, что перед ним.

— Мое заявление об отставке, мэм.

— Отказано.

— Мэм, мы потеряли девять тысяч сержантов в Кеттоне, и бог знает, сколько одержимых штатских расправилось с ними. Я дал приказ. Все это на моей ответственности.

— Да, безусловно. Вы приняли на себя эту ответственность, когда Алистер поручил вам армию Освобождения. И вы будете продолжать нести это бремя, пока последний одержимый с Мортонриджа не будет помещен в камеру ноль-тау.

— Я не могу.

Кирстен окинула его сочувственным взглядом.

— Садитесь, Ральф.

Она указала на один из стульев перед своим столом. В течение секунды казалось, что Ральф может не принять предложение, но вот он кивнул, подчиняясь, и опустился на сиденье.

— Теперь вы знаете, на что это похоже — быть Салданой, — сказала она. — Конечно, можно допустить, что мы не стоим перед принятием таких решений ежедневно, но приказы о них достаточно часто лежат на этом столе. Мой брат санкционировал сохранение флота, которое в результате удорожило стоимость жизни значительно больше, чем трагедия на Кеттоне. И, как вам известно лучше, чем кому бы то ни было, мы косвенным образом поощряем, чтобы удаляли людей, которые когда-нибудь смогут причинить королевству неприятности. Может быть, не многих и не очень часто, но это необходимо совершить в течение десятилетия. Эти решения должны быть приняты, Ральф. Так что я сжимаю зубы и отдаю распоряжения действительно жесткие, которые Кабинет коллективно признает подходящими, если им когда-либо придется их принимать. И это и есть истинная политическая власть. Вырабатывание решений, которые имеют воздействие на других людей. Ежедневное всеобщее бегство из королевства — наше поле деятельности, забота для нас, Салдана. Так вот, называйте нас как угодно: безжалостными диктаторами, бессердечными капиталистами или благодетелями-опекунами, назначенными богом. Суть в том, что все, за что мы беремся, мы делаем хорошо. Вот почему мы принимаем эти решения без колебаний.

— Вас этому учат, мэм.

— Верно. Но ведь и вас тоже. Допускаю, что масштаб тут немного отличается от того, к которому привыкли в разведке. Но в конце концов ведь это вы решаете в настоящее время, кому жить, а кому умирать.

Я ошибался! Хотел закричать ей Ральф, чтобы заставить принцессу понять. Что-то удержало его — не уважение и даже не страх. Может быть, я просто хочу убедиться, что поступал правильно. Никто другой в королевстве, кроме, может быть, самого Алистера II, не может придать смысл всему происходящему.

— Да, Ральф, вы это делали. Вы поступали ужасающе неверно. Собрать одержимых в одну кучу на Кеттоне было ошибочным шагом, это даже хуже, чем использовать электронные лучи против красного облака.

Ральф с удивлением поднял голову навстречу бескомпромиссному взгляду княгини.

— Вы искали сочувствия, Ральф? Я спрашиваю, потому что здесь вы его не получите, во всяком случае от меня. Я хочу, чтобы вы отправились обратно на Ксингу и осмотрели, как идет продвижение через Мортонридж. Не только потому, что, оказавшись там, вы сможете спасти меня и мою семью от обвинений. Напомню вам ту ночь, когда мы обнаружили, что Эклунд и другие высадились на эту планету. Вы в это втянуты, Ральф. Как впечатляюще было за этим наблюдать! Вы не шли на компромисс ни по одному решению, ни с Яннике, ни с Леонардом. Мне это доставило истинное удовольствие. Люди такого ранга, как они, не так-то часто признают перед публикой свои ошибки.

— Вот уж не знал, что вы обращаете на меня столько внимания, — буркнул Ральф.

— Разумеется, не знали. У вас была работа, которую требовалось выполнить, все остальное не имело значения. А теперь вам предстоит другая работа. И я жду от вас, что вы сделаете ее как следует.

— Я не тот человек. То, что вы тогда видели, привело нас к неудаче с Кеттоном. AI дал мне несколько вариантов. Я выбрал применение грубой силы, потому что меня слишком разозлили, чтобы я был в состоянии просчитать более приемлемый путь. Стал подавлять их снарядами и военными батальонами, пока они не капитулировали. Что ж, теперь вы знаете, с чем оставляет нас ваша политика. С проклятой громадной дырой в земле.

— Это был болезненный урок, правда? — Она наклонилась вперед, намеренная скорее убеждать, чем отдаляться от него. — Это только приводит вас в большую готовность к тому, чтобы продолжать в том же духе.

— Никто не станет мне доверять.

— Да вылезайте вы хоть теперь из этого собачьего дерьма.

Ральф едва сдержал улыбку: надо же, чтобы тебя так выругала княгиня Салдана!

— Вот в чем заключается война, Ральф. Эденисты не собираются копить обиды, они были частью решения, которое привело к процессу штурма Кеттона. Что же касается остальных морских и оккупационных войск, они, во всяком случае, вас ненавидят. Еще одна суета вокруг вождя не составит особой разницы в их мнении. Они получат приказы для следующей стадии, а лейтенанты с сержантами проверят, чтобы все выполнили до буковки. Я хочу, чтобы эти приказы отдали вы. Вот теперь я уже дважды вас просила. — Княгиня щелкнула пальцами, и дискета полетела через стол назад, шахматный гроссмейстер объявил шах и мат.

— Да, мэм. — Ральф подобрал дискету.

— Правильно, — резко произнесла Кирстен. — Каков ваш следующий ход?

— Собираюсь порекомендовать моему преемнику изменить тактику. Одно из наших важнейших соображений относительно кеттонского инцидента — это понять, каким образом жители и сержанты собираются выжить. Даже если бы одержатели собрали запасы со всего города, куда бы они ни пошли, пищи останется не так-то много.

— Значит, догадываетесь.

— Да, мэм. Одержатели передвинули целую планету в какое-то скрытое измерение, их убежище. Планета дает им жизнеобеспечивающую биосферу, которая может их прокормить. Кеттон — другое дело: это просто скала, покрытая сверху слоем грязи. И вопрос только в том, что они исчерпают быстрее: воздух или пищу.

— Если не найдут какую-нибудь другую планету, где смогут укрыться.

— Надеюсь, им это удастся, мэм, действительно надеюсь. Не знаю, что за условия там, где они находятся, но было бы фантастично, если обстоятельства позволили им опустить свой кусок скалы на какую-то планету. На деле, существует реальная возможность их возвращения — если они поймут, в какой затруднительной ситуации оказались. Геологи говорят, что их возвращение причинит всевозможные неприятности, но мы готовимся к такому событию.

— Черт побери! — Кирстен попыталась представить себе, как этот кусок сельской местности возвращается и садится в свой собственный кратер, и у нее это не получилось. — Вы ведь понимаете, если они и в самом деле вернутся, это сильнейшим образом повлияет на расстановку сил. Это же будет доказательством, что другие планеты тоже смогут вернуться.

— Да, мэм.

— Ну хорошо, это интересная теория, но как же насчет перемены политики?

— После того как мы обсудили кеттонские проблемы, мы начали продумывать ситуацию снабжения самого Мортонриджа. Из-за потопа там совсем не осталось свежей пищи; всем спутникам вместе не удалось найти на целом полуострове ни одного поля с посевами зерновых, которое осталось бы незатронутым. Некоторые животные умудрились выжить, но и они скоро вымрут, потому что не осталось ничего, чем они могли бы питаться. Нам известно, что одержатели не могут пользоваться своей энергистической мощью для создания какой-либо пищи, даже из неорганической материи. Так что это только вопрос времени, пока у них не выйдет вся еда, упакованная в рюкзаках.

— Вы сможете выкурить их оттуда голодом.

— Да, но это потребует времени. В Мортонридже сельскохозяйственная экономика. В большинстве городов имеется тот или иной вид пищевой промышленности, есть или фабрики, или склады. Если одержатели как следует и с умом организуют потребление того, что у них есть, они смогут продержаться некоторое время. Я вот что предлагаю: продолжать продвижение по линии фронта, но изменить направления. Сержанты пока еще могут занимать работой небольшие группы одержимых в сельской местности без особого беспокойства. Большие скопления людей в городах нужно оставить в покое. Установить вокруг них защитные полосы огня, поставить гарнизон для наблюдения, и останется только подождать, когда вся пища будет израсходована.

— Или они предпримут что-то, чтобы опять исчезнуть.

— Мы считаем, Кеттон случился из-за того, что одержимые, которых мы туда заманили, были вынуждены перейти к противодействию из-за атаки. Имеется большая психологическая разница: видите ли вы десять тысяч сержантов, идущих маршем прямо на вас, или просто спорите между собой из-за последних пакетиков болонских спагетти.

— Чем дольше мы оставим их пребывать одержателями, тем в худших условиях окажутся тела. И это перед тем, как предстоит период скверного питания.

— Да, мэм. Я знаю. Если мы начнем просто сужать линию фронта, таким же образом, как мы это делали, мы заставим большое количество одержателей сосредоточиться в центре. Придется разделить Мортонридж на секторы. Это будет означать передислокацию сержантов: им придется распространиться по всему острову и соединиться между собой. Если же мы оставим сержантов позади гарнизонов, войска, необходимые для передовой линии, окажутся в ином месте как раз тогда, когда больше всего они понадобятся нам.

— Больше решений, Ральф. То, что я говорила вам третьего дня насчет обеспечения политического прикрытия, остается в силе. Делайте на этой земле то, что приходится, остальное предоставьте мне.

— Могу я рассчитывать на удваивание медицинского обслуживания? Мы действительно будем нуждаться в нем, когда начнем действовать.

— Посол эденистов упоминал, что их обиталища возьмут у нас самые тяжелые случаи заболевания раком, но их космоястребы сильно перегружены. Адмирал Фарквар ищет подходящий способ переброски войск, у них хотя бы есть защитные приспособления ноль-тау. Вообще-то я просила у Алистера колониальные транспортные корабли, принадлежащие корпорации Кулу. Мы можем начать снабжение пациентов еще до того, как обстоятельства изменятся в лучшую сторону.

— Я полагаю, это уже кое-что.

Кирстен встала и сообщила по видеоселектору Сильвестру Герею, что аудиенция закончена.

— Самое основное правило современного общества: все стоит дорого и отнимает массу времени. Это всегда было так — и всегда будет так. И мы ничего не можем с этим поделать, генерал.

Когда дверь открылась, Ральфу удалось слегка поклониться.

— Я буду об этом помнить, мэм.

* * *

— Думаю, теперь я смогу идти сама, — сказала Стефани.

Чома и Франклин отнесли ее назад в сержантский лагерь на импровизированных носилках. Ее положили на грязную землю рядом с Тиной, обмотали спальным мешком, к руке пристроили капельницу с плазмой. Слишком ослабевшая, чтобы двигаться, она целыми часами дремала, становясь жертвой беспокойных сновидений. Мойо все время оставался при ней, держа ее за руку и вытирая ей лоб. Ее тело сопротивлялось ране, как будто она боролась с лихорадкой.

Время от времени холодная дрожь прекращалась, и Стефани пассивно лежала на спине, собирая воедино свои полные дурмана мысли. Ничего не переменилось, сержанты по-прежнему неподвижно стояли вокруг. Если Стефани закрывала глаза, она могла ощущать, как исчезает энергистическая мощь в той зоне, которую они для себя установили; это была интенсивная фокусная точка, через которую пытались создать брешь в структуре данной реальности. Способ, каким они добывали энергию, каждый раз слегка менялся, но результат был неизменным: истощение. Реальность этого региона упорно оставалась неповрежденной.

Чома, осматривающий позвоночник Тины, поднял голову.

— Я бы сказал, что тебе не следует перегружаться еще некоторое время, — обратился он к Стефани. — Ты потеряла много крови.

— Точно так же, как и я. — Тина произнесла это шепотом. Ее рука приподнялась с земли дюйма на два, она пошевелила в воздухе пальцами.

Стефани дотронулась до нее, они переплели пальцы. Кожа Тины была пугающе холодной.

— Да, наверное, мне следует легче ко всему относиться, — сказала Стефани. — Мы не поправимся, если будем себя накручивать.

Тина улыбнулась, с губ у нее сорвался довольный шепот:

— Мы ведь поправляемся, правда?

— Это так. — Стефани постаралась произнести эти слова ровным голосом, надеясь, что самообладание заодно поможет и ей. — Мы, девушки, держимся вместе.

— Как всегда. Все такие добрые, даже Кохрейн.

— Он хочет, чтобы ты поднялась на ноги, и тогда он снова попытается уложить тебя на спину.

Тина усмехнулась, затем снова погрузилась в полудрему.

Стефани приподнялась на локтях, представляя себе, как спальный мешок раздувается в огромную подушку. Ткань подвинулась выше и стала поддерживать ей спину. Все ее друзья находились рядом, наблюдая за ней с несколько смущенным или добрым выражением. Но все они были серьезны.

— Какая же я идиотка, — сказала она им. — Не надо было мне возвращаться в Кеттон.

— Никоим образом! — прогудел Кохрейн.

Макфи сплюнул по направлению к разрушенному городу.

— Мы правильно поступили, человечно.

— Ты не виновата, — строго сказала Рена. — Эта женщина просто ненормальная.

— Никто ее не знал лучше меня, — заметила Стефани. — Мы должны были принять хотя бы элементарные меры предосторожности. С нее сталось бы всех нас застрелить.

— Если выражение сочувствия и доверия — ошибка, то я горжусь, что разделяю ее с тобой, — объявил Франклин.

— Надо было мне самой как следует смотреть, — Стефани как будто обращалась к себе самой. — Это было глупо. Раньше пуля никогда не могла причинить вреда, на Омбее мы были так осторожны. Я просто решила, что теперь, когда мы в одинаковых условиях, нам надо держаться вместе.

— Это была большая ошибка, — Мойо похлопал ее по руке. — Первая, которую ты совершила с тех пор, как мы познакомились, так что я ее прощу.

Стефани взяла его за руку, поднесла его ладонь к своему лицу и поцеловала.

— Спасибо.

— Вообще-то я не думаю, чтобы какие-нибудь приготовления и паранойя принесли нам много пользы, — сказал Франклин.

— Почему?

Он поднял один из пакетиков с питательным супом. Серебряная обертка постепенно стала голубой с белым, а форма сделалась круглой. Теперь он держал жестянку консервированных бобов.

— Мы здесь не так сильны. Там, в нашей старой вселенной, чтобы превратить во что-то другое такой пакетик, довольно было глазом моргнуть. И вот почему они не могут вернуться. — Он указал на сержантов как раз в тот момент, когда еще одна белая вспышка воздуха над ними рассыпалась потоком разбежавшихся голубых ионов. — Здесь недостаточно энергии, чтобы делать то, что мы делали раньше. Не спрашивайте меня почему. Предположительно — это имеет что-то общее с блокировкой от внешнего мира. Я уверен, что ружья, которые имеются у Эклунд, могут причинить массу неприятностей, и не важно, насколько плотным воздухом мы себя окружили.

— Есть какие-то хорошие новости для выздоравливающих? — довольно едко спросил Мойо.

— Да нет, он же прав, — сказала Стефани. — Кроме того, если удаляться от фактов, это не поможет никому.

— Как ты можешь быть такой спокойной? Мы здесь застряли.

Со времени злосчастной экспедиции в Кеттон сержанты вели тщательное наблюдение за городом на случай, если Эклунд предпримет какие-то враждебные шаги. Сайнон и Чома исполняли обязанности дежурных, совмещая их с уходом за двумя больными. Это не составляло особенных трудностей, так как со слегка приподнятого над остальной землей участка им было видно любого, кто пошел бы по территории охристой грязи между ними и покинутым городом. Если бы кто-нибудь появился, тому было множество предостережений.

Сайнон осматривал партию снайперских винтовок, которыми были экипированы сержанты. Не то чтобы он ожидал, что их можно будет использовать. Если бы Эклунд отправила сюда своих людей, сержанты просто установили бы вокруг барьер, точно такой же, как тот, который держал воздух вокруг острова, предлагая пассивное, но непреодолимое сопротивление.

— Не совсем застряли, — поправила Стефани. — Когда болеешь, имеешь хотя бы одно преимущество. Сайнон!

— Да? — Он положил прицел, который чистил.

— Ты и остальные сознаете, что на самом деле мы движемся? — спросила его Стефани.

Она некоторое время наблюдала, что происходит с небом в этом регионе. Когда они впервые сюда прибыли, оно выглядело однородной поверхностью, сияющей на неопределенном расстоянии вокруг них. Но, когда она тут лежала, глядя в небо, Стефани улавливала некоторые изменения. Над летающим островом образовывались разные изгибающиеся дугой тени, расположенные точно слабые волны или потоки негустого тумана. И они двигались, неспешно скользя в одном направлении.

Когда Стефани начала их описывать, все больше и больше сержантов отрывались от своего ментального единства, чтобы поглядеть вверх. Их собранные воедино мозги начали проясняться слабым ощущением самосознания.

— Мы должны были это заметить. Прямое наблюдение — основной путь получить представление о местонахождении.

Пользуясь сродственной связью, сержанты могли наблюдать за небом так, как будто бы смотрели в многосегментный телескоп. Тысячи радуг оставляли такие же слабо колеблющиеся нерегулярные следы, когда мягко проносились над головой. Были выполнены основные арифметические действия, чтобы получить параллакс, приняв искажение примерно в пятьдесят километров.

— Так как полосы неясного света кажутся слегка колеблющимися по ширине, мы можем вывести заключение, что нас обволакивает какая-то крайне неясная структура вроде звездной туманности, — сообщил Сайнон заинтересованным людям. — Однако источник света остается неопределенным, так что мы не можем с уверенностью сказать, что именно движется — туманность или остров. Но если учесть, что скорость кажется близкой к ста пятидесяти километрам в час, мы можем ориентировочно считать, что движется остров.

— Почему? — спросила Рена.

— Да потому, что потребовалась бы громадная сила, чтобы привести в движение туманность и придать ей такую скорость. Это отнюдь не невозможно, но, поскольку внешнее окружение острова состоит главным образом из вакуума, цифра измерения силы, которая могла бы действовать на туманность, умножается на порядок увеличения. Мы не можем определить никакого физического или энергетического воздействия на остров, ergo[25] нет ветра, чтобы проталкивать его. Мы допускаем, что он все еще может удаляться от своей отправной точки, но, поскольку колебания внутри указывают на определенно пассивное строение, на такую возможность непохоже.

— Так что мы и в самом деле летим, — заключил Макфи.

— Вроде бы на то похоже.

— Не хотел бы я испортить вам всю картину или что-то в таком роде, — вмешался Кохрейн. — Но не думаете ли вы, ребята, что мы, возможно, падаем?

— Направление полета, которое мы можем определить по туманности, заставляет сделать вывод, что на это непохоже, — опроверг его предположение Сайнон. — Движение-то кажется горизонтальным. Наиболее вероятное объяснение — это что мы появились с относительной скоростью, отличной от скорости туманности. Кроме того, если бы мы падали с тех пор, как здесь появились, тогда то, по направлению к чему мы падали бы, к настоящему времени, безусловно, было бы видно, чем бы оно ни было. Если бы образовалось такое мощное гравитационное поле, оно было бы поистине громадным: в несколько раз крупнее огромного газового скопления вокруг Юпитера.

— Вы же не знаете, какова природа массы или гравитации в этом мире, — поправил Макфи.

— Верно. И этот остров — тому доказательство.

— Что вы хотите этим сказать?

— Наша сила тяжести не изменилась с тех пор, как мы здесь. И все же — мы больше не являемся частью Омбея. Мы принимаем ее за нормальную, потому что подсознательная воля каждого из нас здесь этого требует.

— Дерьмо собачье, — Кохрейн подпрыгнул, удивленно глядя на раструб своих широких вельветовых штанов. — Вы что, хотите сказать, мне только снится, будто здесь есть какая-то сила тяжести?

— Строго говоря — да.

Хиппи сцепил ладони и плотно прижал их ко лбу.

— Ох, друг, вот это не повезло. Я-то хочу, чтобы сила тяжести была реальной. Послушайте, ведь не дурачите же вы нас дурной шуточкой, нет? Такого быть не должно.

— Реальность сейчас прочно содержится у вас в мозгу. Если вы ощущаете, что сила тяжести на вас действует, значит, она настоящая, — невозмутимо объяснил сержант.

В руке Кохрейна появилась сигарета с марихуаной, он сделал глубокую затяжку.

— Я тяжелый, — запел он. — Тяжелый, тяжелый, тяжелый! И пусть никто этого не забывает. Слышите меня, люди? Так обо мне и думайте!

— В любом случае, — обратился Сайнон к Макфп, — если бы нас выхватило гравитационное поле, туманность падала бы вместе с нами. А этого не происходит.

— Уже хорошо, — буркнул Макфи. — Что для здешних мест тоже не характерно.

— Забудьте академические представления о ситуации, — вставил Мойо. — Можем мы что-нибудь из нее извлечь?

— Мы намерены установить наблюдение за деталями, — сказал Сайнон. — Безрассудное наблюдение, если вам угодно, чтобы понять, находится ли что-нибудь перед нами. Может оказаться, что все планеты, которые одержатели сдвинули с мест во вселенной, теперь в этой ее области, вместе с нами. Тогда мы сможем воспользоваться нашей близостью к другим, чтобы воззвать о помощи; это единственный способ коммуникации, каким мы здесь располагаем.

— Ох, друг, это не тот путь! Кто наши призывы услышит? Если какие-то существа и будут поблизости. И даже если где-то там есть какая-то планета, сомнительно, чтобы мы могли достигнуть ее поверхности в целости.

— Хочешь сказать — живыми, — поправил Мойо.

— Вот именно. Однако есть одна вероятная возможность спастись.

— Какая? — так и взвыл Кохрейн.

— Если это тот мир, куда стремятся попасть все одержатели, тогда вполне вероятно, что Валиск находится здесь. Он может услышать наши сигналы, и его биосфера сможет нас поддержать. Перенестись туда будет просто.

Кохрейн глубоко вздохнул, выпуская длинные хвосты зеленого, сладко пахнущего дыма из ноздрей.

— Ох ты, вот пижон, ведь верно говоришь. Отличная мысль. На Валиске я бы жил с радостью.

* * *

Наблюдения — это то, что люди могли делать почти наравне с сержантами, так что Стефани и ее друзья добрались до края острова, чтобы помочь устроить наблюдательный лагерь. Они добирались до него около часа. Земля не была особенно неровной, покрытая твердой коркой грязь трещала и хлюпала у них под ногами, — иногда приходилось обходить лужи застоявшейся воды, — но Тину весь путь пришлось нести на носилках вместе с небольшим набором нужных ей медицинских средств. И Стефани, даже при том, что ее тело было заряжено энергией, увеличивавшей ее силу, вынуждена была каждые несколько минут останавливаться и отдыхать.

В конце концов они добрались до вершины скалы и устроились за пятьдесят метров от пропасти. Они выбрали выступ горы, что давало им отличный и ничем не загороженный обзор в сияющую пустоту, лежащую впереди. Тину устроили так, чтобы она могла смотреть вперед всего лишь приподняв голову, и таким образом заставили ее почувствовать себя приобщенной к их предприятию. Она улыбнулась страдальческой усталой улыбкой, благодаря своих спутников, когда они пристроили капельницу с плазмой на старую ветку, протянувшуюся над ней. Десять сержантов, сопровождавших их компанию, составили вместе все свои рюкзаки и уселись широким полукругом, точно сборище Будд в позе лотоса.

Стефани с чувством облегчения расположилась на спальном мешке, вполне довольная, что путешествие наконец закончилось. Она живо превратила пакетик с питательным супом в бутерброд с ветчиной и жадно надкусила его. Мойо сел около нее, соприкоснувшись с ней плечами. Они обменялись коротким поцелуем.

— Обалдеть! — захихикал Кохрейн. — Эй вы, если любовь слепа, почему так популярно женское белье?

Рена в отчаянии взглянула на него.

— Ах как тактично!

— Да я пошутил, — запротестовал хиппи. — Мойо не обижается, правда, парень?

— Нет. — Они со Стефани прижались друг к другу головами и захихикали.

Окинув их слегка подозрительным взглядом, Кохрейн расположился на собственном спальном мешке. Он поменял ткань на алый бархат в изумрудную полоску.

— Так как насчет тотализатора, ребятишки? Спорим, что первое проплывет по горизонту?

— Летающие блюдечки, — откликнулся Макфи.

— Нет-нет! — горячо воскликнула Рена. — Крылатые единороги, а на них верхом мы увидим дев, разодетых в украшенное оборочками дамское белье Кохрейна!

— Да ну вас, это же серьезно, пижоны вы! То есть похоже ведь, что наши жизни от этого зависят.

— Забавно, — рассуждала Стефани. — Совсем недавно я желала себе непременной смерти. А теперь, когда она как раз может наступить, я хочу прожить еще хотя бы чуточку подольше.

— Хочется спросить: почему вы считаете, что и в самом деле умрете? — спросил Сайнон. — Вы все утверждали, что именно это произойдет здесь.

— Это, я полагаю, вроде силы тяжести, — ответила Стефани. — Смерть такая стабильная штука. Это то, чего мы ожидаем в конце жизни.

— Вы хотите сказать — вы желаете собственного конца?

— Не совсем. Быть свободными от потусторонья — это только отчасти то, чего мы хотели. Предполагалось, будто здесь чудесным образом благословенный мир. Мы как бы находились на какой-то планете. Мы хотели прибыть сюда и здесь жить вечно, точно как в легендах о райской жизни. Ну, если не вечно, так всяко несколько тысяч лет. Жить той жизнью, какую мы считаем нормальной. Жизнь обычно кончается смертью.

— Смерть в раю не вернет тебя в потусторонье, — высказался Чома.

— Именно. Эта жизнь должна была оказаться лучше прежней. Энергистическая мощь дает нам потенциал, чтобы выполнить наши мечты. Мы не нуждаемся ни в материальной базе, ни в деньгах. Мы ведь можем получить все, что нам нужно, для этого достаточно просто пожелать, чтобы оно было. Если уж это не может сделать людей счастливыми, так что может?

— Вы никогда не испытаете чувства, что все ваши желания исполнены, — покачал головой Сайнон. — Вас не остановит никакая граница, ее просто не будет. Электричества практически не существует, если вы лишены всяких машин, более совершенных, чем паровая. Вы ждете, что проживете добрую часть вечности. И никто не может даже покинуть этот мир. Простите меня, но я не вижу тут райской жизни.

— У всего есть оборотная сторона, — пробормотал Кохрейн.

— Возможно, вы правы. Но ведь даже планета-тюрьма, привязанная к восемнадцатому столетию, за которой следует истинная смерть, лучше, чем если тебя приковывают к вечности.

— Тогда ваша энергия будет, несомненно, полезнее, если ее направить на решение проблем человеческих душ, привязанных к вечности.

— Прекрасные слова, — одобрил Мойо. — Только — как?

— Не знаю. Но если кто-то из вас присоединится к нам, откроются широкие возможности.

— А мы к вам присоединяемся.

— Не здесь. Там. В той вселенной, где научными ресурсами Конфедерации можно управлять.

— Когда мы были на Омбее, вы только нападали на нас и больше ничего не делали, — вспомнила Рена. — И нам известно, что военные захватили в плен нескольких одержателей, чтобы произвести над ними вивисекцию. Мы могли слышать, как их пытали, — их голоса разносились по всему потусторонью.

— Если бы они стали с нами сотрудничать, нам не пришлось бы прибегать к силе, — сказал Чома. — И вовсе это не была вивисекция. Мы же не дикари. Вы и в самом деле думаете, будто я хочу вверить свою семью потусторонью? Мы помочь хотим. Это диктует инстинкт самосохранения, если уж не что-то другое.

— Еще одна упущенная возможность, — печально вымолвила Стефани. — Число их возрастает — разве не так?

— Кто-то из города идет, — заметил Чома. — Приближаются к нашему лагерю.

Стефани машинально повернулась, чтобы оглянуться на грязевую прерию позади. Она не заметила, чтобы там что-то двигалось.

— Всего пять человек, — объявил Чома. — Враждебными не выглядят.

Сержант продолжал комментировать для них. Взвод поспешно отправился, чтобы перехватить новоприбывших, которые поклялись, что они ушли от Эклунд, разочарованные развитием событий в разрушенном городе. Сержанты направили их к разведывательной группе.

Стефани наблюдала, как они приближаются. Она не удивилась, когда заметила среди них Девлина. Он был в полной форме девятнадцатого века с офицерскими регалиями: темный камзол из толстой шерстяной материи, а на нем — множество алых, золотых и цвета имперского пурпура лент.

— Фаллоцентрическая военщина, — презрительно фыркнула Рена и сделала вид, будто отворачивается, чтобы поглядеть через пропасть.

Стефани жестом пригласила новоприбывших сесть. Они все, казалось, опасались того приема, который им здесь окажут.

— Что, парни, с вас довольно иметь дело с ней, а?

— Превосходно сказано, — констатировал Девлин. Он превратил спальный мешок в клетчатый шотландский плед и расположился на нем. — Она совсем спятила. Конечно, крыша поехала от власти. Решила, что опять настали времена Великой Войны. Любая искра несогласия рассматривается как мятеж. Вполне ожидаю, что она нас просто расстреляет, если когда-нибудь снова увидит. В самом буквальном смысле.

— Так что вы дезертировали.

— Уверен, она это так и рассматривает.

— Мы считаем, что можем сдерживать ее силы на расстоянии, — успокоил его Сайнон.

— Рад это слышать, старина. Там все стало просто ужасно. Эклунд и Хой Сон все еще готовятся к какому-то конфликту. У нее, знаете ли, есть энергия. Теперь нет потусторонья для душ, чтобы они могли сбежать туда обратно, а потому особенно действенна дисциплинарная угроза. И она, разумеется, распределяет пищу. Целая куча дурней все еще верит в ее деятельность. Это так всегда и бывает, вы же знаете, когда один лидер с кучкой прихлебателей силой заставляет выполнять приказы. Чертовски глупо.

— Что же, по ее мнению, должно произойти? — спросила Стефани.

— Не совсем себе представляю. И не думаю, что она что-то такое определенное считает. Хой Сон все продолжает разглагольствовать, как мы есть одно с землей и как вы, друзья-сержанты, разрушаете нашу гармонию. Они подзуживают друг друга. Пытаются убедить остальных бедолаг, что все будет в порядке, — теперь, когда нас вышвырнули на окраину острова. Полная белиберда. Любой идиот может понять, что этот осколок суши не принесет ни малейшей пользы никому, не важно, кто ее занял.

— Только Аннета и могла вообразить, что за этот остров стоит воевать.

— Согласен, — кивнул Девлин. — Невероятная, жуткая глупость. Я это и раньше понимал. Бывает, что человеком овладевает какая-то идея и он никак не может от нее отказаться. И не важно, сколько народу перемрет в процессе ее осуществления. Ну, так я вовсе не собираюсь ей помогать. Сделал уже раньше такую ошибку. Больше не буду.

— Эй, парень, добро пожаловать в Доброград, — Кохрейн протянул ему серебряную фляжку.

Девлин отхлебнул глоточек и понимающе улыбнулся.

— Неплохо. — Отпил глоток побольше и вернул флягу. — А если поточнее — что это вы тут высматриваете?

— Сами не знаем, — ответил Сайнон. — Но если увидим — узнаем.

* * *

В то утро Джей потратила двадцать минут после завтрака, чтобы исправить и устранить ошибки универсального распределителя. Они касались утилизации платья и создания для нее нового. Вариантов было немного, но Джей решительно настроилась сделать это платье как следует. В течение первых двух минут Трэйси присутствовала на этом обсуждении, потом она слегка похлопала Джей по плечу и сказала:

— Наверное, мне лучше оставить вас вдвоем, милая.

Фасон, которого добивалась Джей, был достаточно прост. Когда-то она видела такое платье в старом городе: красная свободная плиссированная юбка до колен, плавно переходящая в топ с отрезным воротником желто-канареечного цвета; два эти оттенка составляли как бы рвущиеся навстречу друг другу языки пламени. Два года назад на магазинном манекене оно выглядело потрясающе — дорогим и привлекательным. Но, когда она попросила, ее мама сказала — нет, они не могут себе этого позволить. После того случая то платье стало символизировать все, что было на Земле не в порядке. Джей всегда знала, чего она хочет от жизни, но никогда не могла этого получить.

Трэйси постучала в дверь спальни.

— Хейл будет на месте через минуту, малышка.

— Иду, — отозвалась Джей. Она взглянула на крутящийся на стуле шар. — Давай же, выбрасывай его!

Платье выскользнуло через пурпурную поверхность. И все-таки не совсем такое, как надо! Джей уперла руки в бока и недовольно вздохнула, потом повернула голову к обеспечителю.

— Юбка слишком длинная. Я же тебе говорила! Неужели нельзя сделать, чтобы подол был на уровне колен? Это ужасно!

— Извините, — коротко пробормотал обеспечитель.

— Ладно уж, придется мне сейчас надеть его как есть. Но сделаешь как следует, когда я вернусь вечером.

Джей поспешно натянула платье, поморщившись, когда оно задело синяки у нее на ребрах (она сильно ударилась о сходни, когда падала). Туфли оказались тоже совсем не такие, как надо. Верх из белой парусины, а подошвы такие толстые, что их можно было приделать к сапогам, предназначенным для исследований джунглей. Да еще голубые носки. В последний раз вздохнув о своей мученической судьбе, Джей взяла соломенную шляпку (по крайней мере, ее-то обеспечитель сделал как следует) и водрузила себе на голову. Бросила поспешный взгляд в зеркало над раковиной, чтобы убедиться, до чего все скверно. И тут увидела, что Принц Делл лежит у себя на кровати. Физиономия Джей скривилась от сознания своей вины.

Но ведь она никак не могла взять его с собой на родную планету Хейл. Просто не могла. Всю эту суматоху вокруг платья Джей затеяла потому, что она была первым человеком, который отправится туда. У девочки было сильное ощущение, что ей требуется выглядеть презентабельно. В конце концов, она ведь была чем-то вроде представителя всего своего народа. Джей могла вообразить, что сказала бы мама: нести с собой старую потрепанную игрушку просто не годится.

— Джей! — позвала Трэйси.

— Иду!

Она протиснулась через дверь и выскочила на маленькую веранду шале. Трэйси стояла возле крыльца, поливая из маленькой медной лейки с длинным носиком ползучую герань. Она оглядела девочку долгим взглядом.

— Очень славно, малышка. Хорошо сделано, выбор правильный.

— Спасибо, Трэйси.

— Ну так помни: ты увидишь массу всего нового. И некоторое будет просто потрясающе, я уверена. Пожалуйста, постарайся не слишком возбуждаться.

— Я буду хорошо себя вести. Обещаю.

— Надеюсь, что так, — Трэйси поцеловала ее. — Теперь беги.

Джей спустилась с крыльца, потом остановилась.

— Трэйси!

— Ну, что такое?

— Как случилось, что ты никогда не была на Ринайне? Хейл говорит, что это одна из главных планет, она на самом деле очень значительна.

— Ох, не знаю уж. Я бы так переволновалась, если бы была занята осмотром всяких достопримечательностей. Время-то теперь у меня есть, но не могу я лишний раз беспокоиться. Ведь увидел одно техническое чудо — значит, видел их все.

— Еще не поздно, — великодушно заметила Джей.

— Возможно, в другой раз. Ну беги, ты же опоздаешь. И, Джей, помни: если тебе нужен будет туалет, попроси обеспечителя. Никто из-за этого не смутится и не оскорбится.

— Хорошо, Трэйси. Пока. — Джей приложила ладонь к полям круглой шляпы и помчалась по песку к кругу из эбонитового дерева.

Старая женщина смотрела, как она исчезает. Ее вздувшиеся суставы слишком сильно сжали ручку лейки. Яркое солнце высветило жидкую капельку в уголке ее глаза.

— К черту, — шепнула она.

Хейл материализовалась, когда Джей была еще за десять метров от круга. Девочка радостно завопила и побежала быстрее.

— Подруга Джей. Утро сегодня хорошее.

— Утро просто потрясающее! — Она подбежала, остановилась возле Хейл и обвила руку вокруг шеи детеныша киинта. — Хейл! Ты же каждый день растешь!

— Даже очень.

— Сколько тебе еще осталось, чтобы дорасти до взрослых размеров?

— Восемь лет. И все время будет чесаться.

— Я тебя буду чесать.

— Вот настоящий друг. Так мы пойдем?

— Да! — Джей слегка подпрыгнула, восторженно улыбаясь. — Пошли, пошли!

Чернота поглотила обеих.

Теперь ощущение падения ничуть не обеспокоило Джей. Она только зажмурила глаза и задержала дыхание. Один из отростков Хейл обернулся, успокаивая, вокруг талии девочки.

Ее вес вернулся довольно скоро. Подошвы коснулись твердого пола, а колени слегка согнулись, чтобы смягчить удар. Она почувствовала свет на сомкнутых веках.

— Мы уже здесь.

— Я знаю. — Внезапно Джей занервничала и боялась открыть глаза.

— Здесь я живу.

Хейл говорила таким настойчивым тоном, что Джей просто обязана была взглянуть. Солнце низко стояло в небе, все еще бросая кругом рассветные лучи. Длинные тени отражались в большом эбонитовом круге, на котором они сюда прибыли. Горы с вершинами из светлого камня, пересеченные бледно-пурпурными ущельями, поднимались прямо из щедрого покрова голубовато-зеленой растительности, не выстроенной рядами, как это обычно бывает, но распространившейся на всем протяжении степи. Извилистые реки и впадающие в них притоки текли по долинам, образуя блестящие серебряные ленты в утренних солнечных лучах, а тонкая ткань жемчужно-белого тумана окружала более низкие горные склоны. Перспектива казалась прозрачной и четкой. И в то же время она вовсе не была естественной, а выглядела именно такой, как Джей представляла себе внутренность эденистского обиталища, только расположенная на полотне бесконечно большего размера. Здесь невозможно было увидеть что-то безобразное; упорядоченная, спланированная геология создавала скорее живописные реки и ручейки, чем стоячие болота, небольшие холмы вместо безжизненных полей, покрытых лавой.

Однако это не мешало пейзажу быть очаровательным.

И здесь же возвышались строения, главным образом киинтские купола всевозможных размеров, но среди них попадались и невообразимые, построенные людьми башни-небоскребы. Были и такие здания, которые больше напоминали скульптуры, чем дома: бронзовая спираль, ведущая в никуда, изумрудные сферы, сцепившиеся друг с другом словно мыльные пузыри. Каждое здание стояло само по себе, улицы или даже просто грязные дороги отсутствовали, насколько Джей могла охватить взглядом. Тем не менее она несомненно находилась в городе: в таком, который представлял собой более широкое, более величественное сооружение, чем какое бы то ни было достижение Конфедерации. Постурбанистическое завоевание земли.

— Так где же ты живешь? — спросила Джей.

Рука Хейл, которая легко могла поворачиваться во все стороны, оторвалась от талии Джей и указала прямо на нужное место. Эбонитовый круг находился посреди широкой лужайки, покрытой глянцевитой аквамариновой травой, а по краям луга высились купы деревьев. Это, по крайней мере, выглядело похоже на натуральный лес, а не на тщательно обработанную парковую территорию. Тут росли вместе несколько разных видов растений, черные восьмиугольные листья соревновались за свет и пространство с желтыми, похожими на зонтики; длинные гладкие стволы, усыпанные розовыми папоротниковыми листьями, торчали из верхушек более кустистых растений, напоминая гигантские тростники.

Сквозь просветы между деревьями на расстоянии примерно полукилометра виднелся купол цвета голубой стали. Он выглядел не крупнее тех, какие можно увидеть на Транквиллити.

— Очень славно, — вежливо оценила Джей.

— Он не такой, как мой первый дом во вселенной. Обеспечители сильно облегчили здешнюю жизнь.

— Да уж конечно. А где же все твои друзья?

— Пойдем, Вьяно знает о тебе. Он хочет первым тебя приветствовать.

Джей задержала дыхание, когда повернулась, чтобы следовать за ребенком-киинтом. Позади оказалось огромное озеро, а на берегу высилось то, что могло быть разве только замком какого-нибудь волшебного эльфа. Из его центра поднимались десятки одинаковых конусообразных белых башен; справа тянулись очень высокие спирали, их высоту легко было определить как километровую. Изящные узкие мостики соединяли промежутки между башнями, не соприкасаясь, а обходя друг друга извивами. Насколько могла определить Джей, они не образовывали никакого узора и не были подвластны логике; иногда к одной и той же башне подходило сразу десять мостиков, все они шли на разных уровнях, а к другим вели всего два-три. Все это здание искрилось красным и золотым, по мере того как все усиливающийся солнечный свет медленно скользил по его похожей на кварц поверхности. Оно было столь же величественно, сколь и прекрасно.

— Что это? — спросила она, пытаясь не отстать от Хейл.

— Это Корпус, место, где растет и созревает знание.

— То есть что-то вроде школы?

Девочка-киинт поколебалась.

— Корпус говорит — да.

— А ты в него ходишь?

— Нет. Я еще получаю начальное образование у Корпуса и у моих родителей. Сначала я должна их полностью понять. Это трудно. Когда буду понимать, я смогу начать развивать собственные мысли.

— А-а, понятно. Это вроде того, как и у нас. Я должна пройти целую кучу дидактических курсов, прежде чем поступить в университет.

— Ты поступишь в университет?

— Наверное. Хотя я не знаю, как насчет этого на Лалонде. Университет должен быть в Даррингеме. Мама мне расскажет, когда вернется и все у нас пойдет лучше.

— Надеюсь, что у тебя все будет хорошо.

Они дошли до берега озера. Вода была очень темная: даже когда Джей стояла у самого края и заглянула вниз, она не смогла увидеть дно. Поверхность отразила ее лицо, потом начала покрываться рябью.

Хейл все шла к белым башням. Джей на минуту замедлила шаг, чтобы разглядеть свою подругу. Она чувствовала что-то не то в этом пейзаже, это было очевидно, хотя она никак не могла уразуметь, что же именно.

Хейл была метрах в десяти от берега, когда заметила, что Джей не идет за ней. Она повернула голову, чтобы посмотреть на девочку.

— Вьяно там, внутри. Ты что, не хочешь с ним познакомиться?

Джей очень медленно произнесла:

— Хейл, ты же идешь прямо по воде!

Киинтское дитя посмотрело на свои ластообразные ноги.

— Да. А что тут такого? Что ты в этом находишь особенного?

— Так это же вода! — закричала Джей.

— Она твердая для тех, кто хочет войти в Корпус. Ты не упадешь и не пойдешь ко дну.

Джей не сводила изумленного взгляда с подруги, хотя любопытство сильно искушало ее. Предостережения Трэйси звенели у нее в ушах. Но Хейл никогда бы не стала подшучивать над ней. Джей осторожно поставила в воду носок ступни. Темная поверхность чуть прогнулась, когда девочка надавила на нее, но ее туфелька ничуть не прорвала натяжение поверхности и не намокла. Джей распределила на ступню больше веса, чтобы в воду ступила вся подметка. Вода поддерживала ее.

Сделав ощупью два-три шажка, Джей стала поворачивать голову из стороны в сторону, посмеиваясь.

— Блеск! Вам не надо строить мосты и всякие такие штуки!

— Теперь ты имеешь счастье?

— Спрашиваешь! — Джей зашагала к Хейл. От ее ног расходилась легкая рябь. Джей никак не могла перестать смеяться. — Нам бы так на Транквиллити! Тогда мы могли бы переправиться на тот остров!

— Это точно.

Улыбаясь от счастья, Джей позволила кончику руки Хейл обвиться вокруг ее пальцев, и они вместе пошли через озеро. Спустя две минуты казалось, что башни локуса нисколько не стали ближе. Джей только начала удивляться, до чего они громадные.

— А где же Вьяно?

— Он ждет.

Джей оглядела основания башен.

— Я никого не вижу.

Хейл остановилась и поглядела себе под ноги, ее голова начала перемещаться с боку набок.

— Я имею его вид.

Обещая себе, что не закричит и не позволит себе ничего подобного, Джей посмотрела вниз. У себя под ногами она заметила какое-то движение. Небольшой светло-серый холмик скользил сквозь толщу воды, метрах в двадцати ниже поверхности. Сердце у Джей ушло в пятки, но она сдержалась и в изумлении воззрилась на то, что увидела. Это создание достигало размеров больших, чем у любого кита, которого она могла припомнить из уроков зоологии. У него было гораздо больше плавников и ласт, чем у древних земных бегемотов. Рядом с этим созданием плыла его маленькая копия, ребенок. Он оторвался от бока своего родителя и начал подниматься, с увлечением работая плавниками. Его родитель медленно отплыл и нырнул на глубину.

— Это и есть Вьяно? — воскликнула Джей.

— Да. Он кузен.

— Как это — кузен? Он совсем не похож на тебя.

— Гуманоиды имеют несколько подвидов.

— Вовсе нет!

— Есть адамисты и эденисты, белокожие и темнокожие, оттенков волос больше, чем цветов радуги. Я сама видела.

— Ну да, но все-таки… Слушай, ведь никто из нас не живет под водой! Это совсем другое.

— Корпус говорит, что ученые-гуманоиды экспериментировали с легкими, которые могут добывать кислород из воды.

Джей распознала особый менторский тон, полный чистого упрямства.

— Возможно, так и есть, — поспешно согласилась она. Этот киинтский гидроребенок достигал в длину пятнадцати метров, его толстый подвижный хвост сворачивался в шарообразную форму, когда приближался к поверхности. Другие его конечности, шесть поворачивающихся во все стороны отростков, располагались у него по бокам. Чтобы помогать ему продвигаться сквозь воду, они сжимались в полукруглые веера и медленно шевелились. Вероятно, самым очевидным указанием на общую наследственность от живших на суше предков киинтов была голова, только ее вариант был обтекаемым и имел шесть жаберных щелей для дыхания. Такие же большие скорбные глаза защищала мембрана молочного цвета.

Вьяно разорвал поверхность воды всплесками и энергичными волнами, которые закрутились и запенились вокруг. Джей пыталась сохранить равновесие, когда озерная поверхность закачалась под ней, как некий громадный батут. Рядом с ней Хейл скакала то вверх, то вниз, испытывая почти такие же затруднения. Когда наплывы волн разошлись, гора сверкающей плоти плавала метра за два от них. Водяной киинт преобразовал один из своих боковых придатков в руку, кончик стал похож на человеческую ладонь.

Джей дотронулась до нее своей рукой.

— Добро пожаловать в Ринайн, Джей Хилтон.

— Спасибо. У вас славная планета.

— Здесь много хорошего. Хейл поделилась своей памятью о ваших мирах Конфедерации. Они тоже интересны. Я бы хотел их посетить, когда освобожусь от родительских запретов.

— Я бы тоже хотела вернуться.

— О вашем скверном положении у нас говорили. Горюю вместе с вами о том, что вы потеряли.

— Ричард говорит, что мы продержимся. Думаю, что да.

— Ричард Китон настраивался на Корпус, — сказала Хейл. — Он не может говорить неправду.

— Каким образом ты мог бы посетить Конфедерацию? Эта ваша перепрыгивающая машина может действовать и под водой?

— Да.

— Но боюсь, что ты не так-то много сможешь посмотреть. Все самое интересное происходит на суше. Ой, то есть, конечно, кроме Атлантики.

— Суша всегда слишком мала и засорена идентичными растениями. Я хотел бы посмотреть жизнь под волнами, где ничего не остается одинаковым. Каждый день радостен и не похож на другой. Тебе нужно изменить свою форму и жить среди нас.

— Нет уж, большое спасибо, — твердо ответила Джей.

— Это очень печально.

— Я хотела сказать, ты не сможешь увидеть всего того, чего достигли люди. Все, что мы построили и создали, находится на земле и в космосе.

— Ваша машинерия для нас устарела. Она малопривлекательна. Вот почему мое семейство вернулось в воду.

— Ты хочешь сказать, что вы вроде наших сторонников сельской жизни?

— Прошу прощения. Мое понимание гуманоидных терминов не полно.

— Сторонники сельской жизни — это люди, которые отвернулись от техники и живут как можно более простой жизнью. Это очень примитивное существование, зато у них нет современных забот и тревог.

— Все народы Киинта любят технику, — сказала Хейл. — Обеспечители теперь не могут потерпеть неудачу, они все дают нам и делают нас свободными.

— Вот это я не совсем понимаю. Свободными, чтобы делать что?

— Жить.

— Ладно, попробуем по-другому. Что вы двое собираетесь делать, когда вырастете? Кем вы будете?

— Я буду мною.

— Да нет же. — Джей уже готова была топнуть ногой от возбуждения. Но вспомнила, на чем стоит, и передумала. — Я имею в виду — какая у вас будет профессия? Что киинты делают целыми днями?

— Ты же знаешь, что мои родители помогали в проекте.

— Вся деятельность имеет одну цель, — сказал Вьяно. — В воде больше разнообразия. Мы обогащаем себя знаниями. А знание может прийти путем объяснения наблюдаемой вселенной или экстраполирования мыслями вплоть до логического вывода. Одно дополняет другое. Обогащение — это тот результат, которому посвящена жизнь. Только тогда мы можем выйти удовлетворенными.

— Выйти? Ты хочешь сказать — умереть?

— Тело теряет жизнь, да.

— Я понимаю, что для вас ничего не может быть так хорошо, как только мыслить. Но мне это кажется немного утомительным. Людям нужно какое-нибудь занятие.

— В различии — красота, — сказал Вьяно. — В воде больше разнообразия, чем на суше. Наши владения там, где природа более превосходна, здесь утроба каждой планеты. Теперь понимаешь, почему мы предпочитаем воду суше?

— Да, наверное, понимаю. Но ведь вы не можете тратить все свое время только на то, чтобы любоваться новыми вещами и явлениями. Кто-нибудь должен следить, чтобы все работало как следует.

— А это делают обеспечители. Мы не могли подняться до этого культурного уровня, пока наша машинная цивилизация не дошла до нынешнего состояния. Обеспечители обеспечивают, пользуясь мудростью Корпуса.

— Понимаю, догадываюсь. У вас есть Корпус, подобно тому как у эденистов есть Согласие.

— Согласие — это ранний вариант Корпуса. Когда-нибудь вы достигнете нашего уровня.

— Правда? — спросила Джей. Она ведь мечтала совсем не о философских спорах с киинтами, когда ей хотелось посетить Ринайн. Она повела рукой вокруг, чтобы указать на красивую местность и необыкновенные здания. Жест, являющийся телесным языком людей, который, скорее всего, пропал зря для юного водоплавающего киинта. — Ты хочешь сказать, что люди достигнут вот такой жизни?

— Я не могу говорить за тебя. Ты хочешь жить так, как мы?

— Было бы хорошо не беспокоиться о деньгах и прочем в том же роде. — Она подумала о деревенских жителях Абердейла, о том, с каким волнением и страстью они строили. — Но нам нужно делать какие-то конкретные вещи. Так уж мы устроены.

— Ваша природа приведет вас к вашей судьбе. Всегда так бывает.

— Я думаю — да.

— Я чувствую, что мы близки друг другу, Джей Хилтон. Ты хочешь видеть что-то новое каждый день, ведь поэтому ты здесь, на Ринайне, так?

— Да.

— Тебе надо было бы посетить Конгрессии. Это самое лучшее место, чтобы наблюдать достижения, которые ты так ценишь.

Джей посмотрела на Хейл.

— А можно?

— Это будет очень весело, — сказала Хейл.

— Спасибо, Вьяно.

Водоплавающий киинт стал снова погружаться под воду.

— Твое посещение — новое впечатление, которое меня обогатило. Мне оказана честь, Джей Хилтон.

Когда Хейл говорила Джей, что Ринайн — отличный мир, девочка вообразила космополитические метрополии, враждебно относящиеся к множеству киинтов и к тысячам невообразимых чужаков. Корпус был, несомненно, грандиозным, но враждебным.

Ее впечатление изменилось, когда она выскочила из черной телепортирующей кабины на территорию ринайнских Конгрессий. Хотя это физическое понятие едва ли было странным для народа, имеющего такие богатейшие возможности; было что-то одновременно и анахронистичное, и горделивое в гигантских городах, которые невозмутимо плыли вокруг атмосферы планеты. Великолепные и замысловатые колоссы из хрусталя и светящегося металла объявляли об истинной природе киинтов каждому посетителю куда больше, чем кольцо искусственных планет. Ни один народ, имеющий хотя бы самое слабое сомнение в собственных возможностях, не осмелился бы построить подобное чудо.

То строение, в котором очутилась Джей, достигало в ширину более двадцати километров. Его центр состоял из тесного скопления башен и окружавших их колонн, сотканных из света, точно искривленные радуги; от них отходили восемь твердых выступов-полуостровов с округлыми зубцами, направленными наружу и в свою очередь ощетинившихся короткими плоскими выступами. Раздувшиеся скопления облаков, натыкавшиеся на это здание, послушно расходились, чтобы обтекать его крайние точки, оставляя его в центре некоей зоны, ясность и чистота которой, казалось, служила продолжением пейзажа, увеличивая его на десять километров. Вокруг него курсировало множество летающих судов, столь же различных по геометрическому и техническому устройству, сколь разными были виды существ, которые в них путешествовали; звездные корабли, снабженные атмосферными приводами, совершали свои прыжки по тем же полетным тропам, что и крошечные челноки-ракеты, летающие с орбиты на землю. Все они приземлялись и отлетали с выступов здания.

Джей попала на один конец улицы, обегающей вокруг верхнего уровня полуострова. Он был сделан из гладкого листа какого-то минерала бордового цвета, испещренного сетью сверкающих, переливающихся нитей, проходящих под поверхностью. От каждого узла этой паутины отделялся высокий зеленый треугольник, похожий на изваянную скульптором сосну, над головой аркой изгибалась хрустальная крыша, до боли напоминая знакомый купол.

Джей крепко вцепилась в руку Хейл. Улица так и кишела разными видами инопланетян, сотни самых разных существ шагали, скользили, а в некоторых случаях и летали — все вместе передвигались по громадной многоцветной реке жизни.

Восторг Джей вылился в потрясенном возгласе:

— У-у-у!

Они поспешили прочь от круга телепортации, чтобы им могло воспользоваться семейство высоких, покрытых перьями восьминогих существ. Шары, похожие на обеспечителей, но раскрашенные в различные цвета, степенно скользили над головами. Джей принюхалась к воздуху, он содержал такое множество переходящих из одного в другой запахов, что на самом деле девочка могла обонять только один сухой пикантный аромат.

Неспешное басовое рычание, быстрый лепет, свист и человеческая речь громко раздавались вокруг нее, сливаясь в сплошной рокот.

— Откуда они все прилетели? Они что, наблюдатели?

— Они не наблюдатели, никто из них. Это разные виды существ, которые живут в данной галактике и в других. Все они — друзья киинтов.

— О-о-о. Понятно.

Джей ступила на обочину. Она была отгорожена высокими перилами, как будто бы это был всего лишь необыкновенно большой балкон. Джей стояла на цыпочках и выглядывала поверх перил. Они находились над компактным городом или, возможно, районом индустриальных строений. В переулочках между зданиями вроде бы не было никакого движения. Прямо перед Джей мелькали космические корабли, пролетая параллельно хрустальной крыше полуострова, снижая скорость перед приземлением. Несколько раз ей на глаза попадались небольшие алые конусы с узкими плавниками, порхающие между более темными, более утилитарными экипажами; вроде космических машин, подумала она. Как, должно быть, чудесно на них летать!

Конфессия поднималась над землей довольно высоко, невозможно было разглядеть широкие разноцветные ленты гор и саванн. Зато был виден изгиб горизонта, пурпурная неоновая полоса, разделяющая небо и землю. Далеко впереди мелькала береговая линия. Джей не была уверена, в какую сторону они передвигаются. И двигаются ли вообще.

Она удовольствовалась тем, что стала рассматривать пролетающий мимо космический корабль.

— Так что же тогда все они тут делают?

— Разные виды прибывают сюда, чтобы чем-то обмениваться. Некоторые могут давать идеи, некоторым требуются знания, чтобы заставить эти идеи работать. Корпус этому способствует. Конгрессии работают для связи между теми, кто чего-то ищет, и теми, кто желает что-то отдать. Здесь они могут найти друг друга.

— Это, наверное, ужасно благородно.

— Мы давным-давно открыли наши миры для подобных действий. Некоторые народы мы знаем с самого начала нашей истории, другие — новые для нас. И мы всех их приветствуем.

— Кроме людей с Земли.

— Вы свободны в том, чтобы нас посещать.

— Но никто не знает о Ринайне. Конфедерация считает, что ваша планета — Йобис.

— Это печалит меня. Если вы сможете прилетать сюда, вас встретят с радостью.

Джей увидела четверых взрослых киинтов, идущих по улице. Их сопровождали существа, напоминающие призраки каких-то рептилий, одетых в рабочие комбинезоны. Они были абсолютно прозрачными, Джей видела сквозь них.

— Я поняла. Это что-то вроде проверочного теста. Если вы достаточно развиты, чтобы попасть сюда, значит, ваше развитие годится для того, чтобы стать партнерами.

— Именно.

— Нам бы действительно так помогло, если бы мы узнали столько нового. Но я все-таки не думаю, что люди захотят посвящать свою жизнь философствованию. Ну… один или двое, вроде отца Хорста, но уж не все.

— Некоторые приезжают в Конгрессии, чтобы попросить у нас помощи, чтобы усовершенствовать свою технику.

— И вы им даете машины и другие разные вещи?

— Корпус отвечает каждому соответственно уровню.

— Тогда почему обеспечитель не дает мне звездный корабль?

— Ты одинока. Я привезла тебя сюда. Я сожалею.

— Гм-м-м… — Джей обняла дитя-киинта за шею и дружески похлопала по ее дыхательным отверстиям. — Я вовсе не жалею, что ты меня сюда пригласила. Это нечто такое, чего не видел даже Джошуа, а он побывал повсюду в пределах Конфедерации. Я смогу его поразить, когда вернусь. Разве это не будет здорово? — Она снова посмотрела на фантастический космический корабль. — Пошли, давай найдем обеспечителя. Мне хватит и немного мороженого.

Глава 17

Росио дождался дня, когда охрана Организации вернулась со станции антимира, прежде чем покинул свой рутинный патруль над Новой Калифорнией и его поглотил Альмаден. Ритм радиолокационных ударов от радара ближайшего астероида вращался вокруг «Миндори», возвращаясь на экраны дисплея в виде странного разлохмаченного пузыря. Он пульсировал в такт человеческому сердцу. Датчики визуального спектра показывали громадную гарпию со сложенными крыльями, нависшую за два километра над противоположным космопортом. Сквозь не полностью раскрытые ресницы сверкали красные огоньки глаз.

В свою очередь Росио сосредоточил собственные ощущения на месте стоянки у Альмадена. Каждая посадочная платформа подвергалась лазерным ударам, разливая расплавленную смесь пластика и металла на скалу, где она потом затвердевала в густую лужу, похожую на серую лаву, а поверхность этой лужи покрывали пузыри пробившихся из кратера газов. Завод, производивший питательную жидкость, и три резервуара, где она хранилась, тоже подверглись обстрелу, как и платформы.

Росио поделился с Ираном Су, оставшимся на Монтерее.

— Что ты об этом думаешь? — спросил он коллегу-космоястреба.

— Нефтеперегонный завод не так уж поврежден, как это кажется. От удара пострадали только внешние слои оборудования. «Этчеллс» вспорол лазером только заднюю и переднюю части, разумеется, выглядит это впечатляюще. Повсюду разбрызгана масса расплавленного металла, и трубы из-за давления взрываются. Но середина осталась нетронутой, а там-то и находится механизм, осуществляющий химический синтез.

— Это типично.

— Да. К счастью. Практически нет никаких причин, чтобы нельзя было вернуть все в рабочее состояние. При условии, что ты заставишь местных согласиться.

— Они согласятся, — заверил Росио. — У нас имеется кое-что, нужное им: мы сами.

— Повезло.

Росио повернул свои датчики к вращающемуся в противоположном направлении космопорту, небольшому диску, внешний вид которого свидетельствовал о том, что он все еще строится. Он большей частью состоял из голых балок, там были резервуары и толстые трубы — и ни одного защитного покрытия, которыми обычно гордятся космопорты. В порту находились три корабля, два грузовых судна и «Счастливчик Логорн». Межорбитальное судно возвратилось за четыре часа до того. Если лейтенанты Организации собирались привести штат в повиновение, теперь это уже должно быть сделано.

Росио открыл канал ближнего действия.

— Дибанк?

— Рад тебя видеть.

— Взаимно. Рад, что тебя не выкинули из твоего нового тела.

— Лучше бы сказать — куда больше людей сочувствуют моему делу, чем Организации.

— Что случилось с лейтенантами?

— Жалуются. Непосредственно самому Капоне, прямо из потусторонья.

— Рискованно, добром он бунта не примет. Ты можешь найти несколько прибывающих судов, чтобы решить дело.

— Нам сдается, у него теперь хватит проблем с антиматерией. В любом случае, единственное, что ему остается сделать с этим астероидом, — это применить к нам атомное оружие. Если похоже на то, мы вывернемся из этой вселенной и постараемся спастись бегством. Мы этого делать не хотим.

— Отлично вас понимаю. И я тоже не хочу, чтобы вы это делали.

— Вполне справедливо, что у нас с тобой своих проблем хватает. Как мы можем помочь друг другу?

— Если удастся освободиться от Организации, нам потребуется независимый источник питательной жидкости. В отплату за то, что ты починишь наш завод, мы готовы переправить все ваше население на какую-нибудь планету.

— Новая Калифорния нас не примет.

— Мы можем воспользоваться такой планетой, которую уже профильтровала Организация. У меня и у моих друзей уже есть космические ракеты, чтобы выполнить перевозку. Но это должно произойти скоро. Поскольку нет станции антиматерии, новых чисток не будет, а те, которые уже засеяны, не останутся долго в этой вселенной.

— Мы можем начать ремонт завода прямо сейчас. Но если вы все его покинете, как вы собираетесь приводить его в действие?

— Уцелевшие части должны быть доведены до такого состояния, чтобы завод функционировал в течение декады. И вам придется приспособить ваши механизмы для операции дальнего действия.

— Ты не слишком-то много просишь.

— Надеюсь, что это равнозначная торговля.

— О'кей, карты на стол. Мои люди здесь говорят, что основные части не проблема, наши индустриальные станции могут с ними справиться. Но мы не в состоянии произвести то оборудование, в котором нуждается завод. Ты можешь его нам достать?

— Передай список. Я поспрашиваю.

* * *

Джед и Бет слушали этот обмен репликами в отдельной каюте, куда перешли. Они массу времени проводили в великолепно обставленном отделении вдвоем. В постели. У них было не так-то много занятий с тех пор, как Джед выполнил поручение по пополнению продуктовых запасов. И, несмотря на уверения Росио в том, что его замыслы успешно воплощаются, они не могли избавиться от ощущения надвигающейся катастрофы. Подобные условия полностью подавляли их сдерживающие центры.

Они лежали вдвоем на верхней койке в состоянии расслабленности после окончания полового акта, поглаживая друг друга в уютном наслаждении. Солнечный свет, проникающий сквозь щели в дереве, прикрывавшем иллюминатор, бросали на них теплые полосы, помогая высушить влажную кожу.

— Эй, Росио, ты и в самом деле считаешь, что сможешь заставить эту штуку сдвинуться? — спросила Бет.

Зеркало над комодом отразило лицо Росио.

— Я думаю — да. Мы оба хотим чего-то друг от друга. Это обычное основание для торговли.

— Как много требуется космоястребов?

— Достаточное количество.

— Ах так? Да если вы всей командой там высадитесь, Кира уж постарается вас искалечить. Для начала вам придется защищать Альмаден. Для этого понадобятся боевые осы.

— Силы небесные, ты и правда так думаешь?

Бет уставилась на него.

— В других звездных системах нет подходящих населенных астероидов, — продолжал Росио. — Это наш единственный шанс обеспечить независимое будущее для себя, несмотря на близость Организации. Мы как следует убедимся в том, что сможем защищать это будущее, не беспокойтесь.

Джед сел на постели, предварительно убедившись, что одеяло прикрывает его чресла, и приблизился к зеркалу (Бет никогда не понимала такой застенчивости).

— Ну, так куда же мы теперь?

— Еще не знаю. В конце концов, вы можете мне и не понадобиться.

— Так ты не вернешь нас Капоне? — спросила Бет, надеясь, что голос у нее не дрожит.

— Это было бы трудно. Как я объясню ваше присутствие на борту?

— Значит, ты просто предоставишь Дибанку заботиться о нас, да?

— Слушайте, не все же мы такие, как Кира. Я-то надеялся, что теперь вы это поняли. У меня нет желания увидеть, как дети становятся одержимыми.

— И где ты собираешься нас высадить? — спросила Бет.

— Понятия не имею. Хотя я убежден, что эденисты будут счастливы вырвать вас из моих дурных когтей. Можно разработать подробности, когда мы определим наше местоположение. И должен сказать, я разочарован в вашем отношении — это после того, от чего я вас спас.

— Извини, Росио, — сейчас же произнес Джед.

— Да, я не хотела никого обидеть, это точно, — почти саркастически сказала Бет.

Изображение исчезло, они поглядели друг на друга.

— Не надо было тебе так его раздражать, — протестующе сказал Джед. — Бог мой, детка, мы ведь полностью зависим от него. Воздух, вода, тепло, даже кровяное давление. Хватит тебе его задирать!

— Я же только спросила.

— Ну так не спрашивай!

— Есть, сэр. Забыла на минутку, что за все отвечаешь ты.

— Не надо, — с раскаянием вымолвил Джед. Протянул руку и нежно похлопал ее по щеке. — Вовсе я не говорил, что за все отвечаю, просто беспокоился.

Бет отлично знала, что когда он смотрит на ее тело так, как сейчас, на самом деле он видел перед собой баснословную фигуру Киры. Ее это больше не волновало — по причинам, которые она слишком детально не обдумывала. Больше всего похоже, что нужда берет верх над достоинством.

— Я знаю. Я тоже. Хорошую работенку мы нашли, нечто такое, о чем все время не нужно думать, а?

— Вот это верно, — он покорно улыбнулся.

— Теперь я лучше пойду. Детям нужно поужинать.

Навар завопила и показала на них пальцем, когда они вошли в камбуз:

— Вы опять!

Джед попытался шлепнуть ее по руке, но она отстранилась, смеясь. Ему не в чем было ее упрекнуть: они с Бет и не делали тайны из того, чем занимались.

— Теперь-то мы можем поесть? — задумчиво спросила Гари. — Я все приготовила.

Бет по-быстрому проверила эти приготовления. Девочки и Вебстер приготовили шесть подносов для микроволновой печи, перемешали содержимое пакетиков с едой. Картофельные котлеты вместе с размятым крутым яйцом и кубиками морковки.

— Хорошо приготовлено. — Она включила контрольную панель печи, спросила: — А где Джеральд?

— Лелеет свое безумие в главном салоне. А что ему еще делать?

Бет окинула девочку сердитым взглядом. Навар не уступала.

— Он именно это делает, — настойчиво повторила она.

— Вытащишь еду и разделишь, — велела Бет Джеду. — Пойду посмотрю, в чем проблема.

Джеральд стоял перед большим смотровым окном салона, прижав к нему ладони, как будто собирался выдавить стекло из рамы.

— Эй, Джеральд, дружок. Ужин готов.

— Она вон там?

— Где, дружок?

— На астероиде.

Бет встала у него за спиной и посмотрела ему через плечо. В центре иллюминатора был виден Альмаден. Темное скопление скал, медленно вращающихся на фоне звезд.

— Нет, дружочек, сожалею. Это Альмаден, не Монтерей. Мэри там нет.

— А я думал, это тот, где она, — Монтерей.

Бет пристально рассмотрела его руки. Суставы слегка расцарапаны из-за того, что он обо что-то колотил ими. К счастью, они не кровоточили. Она нежно положила руку на его предплечье. И почувствовала под своими пальцами напряженные и дрожащие мускулы. На лбу у Джеральда выступили капельки пота.

— Пойдем, дружочек, — позвала она спокойно. — Впихнем в тебя немножко еды. Станет получше.

— Ты не понимаешь! — В его голосе звучали слезы. — Мне надо к ней вернуться. Я не могу даже припомнить, когда видел ее в последний раз. В голове теперь одна темень. Все болит.

— Знаю, дружок.

— Знаешь? — выкрикнул Джеральд. — Да что ты знаешь? Она мое дитя, моя маленькая красавица Мэри. А она все время заставляет ее проделывать всякие штуки. — Он неистово задрожал всем телом, ресницы затрепетали. В какую-то минуту Бет испугалась, что он вот-вот упадет. Она усилила свой захват, и он закачался.

— Джеральд, боже мой…

Внезапно его глаза раскрылись, он неистово забегал по комнате.

— Где мы?

— Это «Миндори», — спокойно объяснила Бет. — Мы на борту и пытаемся найти способ, как вернуться на Монтерей.

— Ага, — он поспешно кивнул. — Да, это так. Мы должны туда попасть. Она там, ты же знаешь. Мэри там. Я должен ее найти. Я могу ее освободить. Лорен мне это говорила — до того, как ушла. Я могу помочь ей убежать и спастись.

— Вот и хорошо.

— Я хочу поговорить с капитаном. Объяснить. Нам нужно туда лететь прямо сейчас. Он это сделает, он поймет. Она — мое дитя.

Бет стояла совершенно спокойно, когда он резко повернулся и выбежал из помещения салона. В отчаянии она испустила глубокий вздох.

— О, черт возьми.

Джед и трое ребятишек сидели вокруг маленького столика в камбузе, зачерпывая ложками коричневатое пюре со своих подносов. Все они окинули Бет понимающим взглядом, когда она вошла. Она качнула головой в сторону Джеда и отступила обратно в коридор. Он вышел вслед за ней.

— Его нужно показать доктору или кому-то в этом роде, — сказала она, понизив голос.

— А я тебе это говорил в тот день, когда мы его впервые увидели, куколка. У мужика явно крыша поехала.

— Нет, тут дело не в этом, не в его голове. У него кожа так и горит, вроде лихорадки, — или, может, какой-то вирус.

— О господи, Бет. — Джед прислонился лбом к прохладной металлической поверхности стены. — Подумай-ка, ладно? Какого дьявола мы можем сделать? Мы находимся на этом чертовом черноястребе, за пятьдесят триллионов световых лет от любого, кто может с нами связаться. Мы ничего не можем сделать. Я действительно беспокоюсь, не заразился ли он какой-нибудь инопланетной болезнью. Но теперь меня больше всего волнует, как бы он не заразил ею нас.

Бет просто ненавидела его за то, что он прав. Тяжко было сознавать свое бессилие, не говоря уже о зависимости от Росио.

— Пошли. — Бросив последний взгляд на ребятишек и убедившись, что они едят, она потащила Джеда в салон. — Росио.

Его полупрозрачное лицо материализовалось на экране.

— Что опять?

— У нас настоящая проблема с Джеральдом. Вроде бы он болен чем-то. Это нехорошо.

— Он здесь по вашему настоянию. И что вы от меня хотите? Что я должен делать?

— Не уверена. Есть у тебя камера ноль-тау? Мы могли бы его изолировать, пока не уедем отсюда. Потом эденистские врачи смогут хорошо его лечить.

— Нет. У меня нет больше камер ноль-тау. Одержимые, вполне понятно, из-за этих устройств нервничают, первые же из них, которые поднялись на борт, сломали камеры.

— Вот черт! Что же делать?

— Придется вам за ним ухаживать — сколько сможете.

— Жуткое дело, — пробормотал Джед.

По экрану начал скользить Альмаден.

— Эй, куда это мы теперь? — спросил Джед.

Астероид исчез за нижним краем, оставив только звезды, которые поворачивали тонкие дуги по черноте, пока черноястреб не приобрел ускорение в резком повороте.

— Назад, к моему патрулю, — пояснил Росио, — и надеюсь, что никто не заметил моего отсутствия. Дибанк получил список электронных компонентов, которые нам нужны, чтобы снова заставить функционировать завод питательных веществ. Их все можно достать в Монтерее.

— Что ж, рад это слышать, друг, — машинально сказал Джед. Холодная догадка пронеслась у него в мозгу. — Погоди-ка минутку. Как же ты собираешься заставить Организацию отдать их?

Прозрачный образ Росио подмигнул, затем исчез.

— О боже! Только не это снова!

* * *

В мирное время зоны помощи кораблям Авона находились вокруг планеты и ее пояса астероидов, имеющихся на орбите, на оптимальном расстоянии от станций и портов, которые они обслуживали. Единственным исключением был Трафальгар, который, по необходимости, всегда бдительно следил за всеми подозрительными прибытиями. Вслед за тем, как официально разражалась война или, как предпочитали выражаться дипломаты Королевства, кризисная ситуация, все такие зоны автоматически передвигались на более далекое расстояние от их портов. Каждый справочник Конфедерации содержал альтернативные координаты, и ответственность в знании любого официального заявления лежала на капитанах.

Вспомогательная зона ДР-45-И была расположена за триста тысяч километров от Трафальгара и предназначалась для использования гражданскими кораблями, летавшими по правительственной санкции. Снабженные сенсорными датчиками спутники, которые проверяли эти полеты и наблюдали за ними, оказывались не менее действенны, чем те, которые прикрывали зоны, предназначенные для различных типов военных кораблей.

В конце концов, невозможно было заранее определить, какие типы судов смогут применять противники. Так что, когда искажающие гравитационные сканеры начали получать знакомый почерк корабля, желающего получить помощь, на линию в течение миллисекунд доставлялись дополнительные сенсорные батареи. На быстро увеличивающемся искажении пространства-времени сосредоточивались пять вооруженных платформ СО. Трафальгарское управление СО посылало также четырех свободных патрульных космоястребов по направлению к этому кораблю, и еще десять получали срочный аварийный статус.

Радиус черной дыры распространился на тридцать восемь метров и исчез, обнаружив корпус космического корабля. Визуально-спектральные сенсоры показали также контролерам СО обычный шар, укутанный слоем однообразной плазмы с нулевой температурой. Все полностью в норме, кроме единственного отсутствующего металлического листа на обшивке корпуса. И еще корабль производил впечатление своей излишней близостью к центру зоны; капитану пришлось проявить максимум осторожности, чтобы скоординировать свой последний прыжок. Такой маневр указывал на то, что кто-то хочет угодить.

Вибрационный радар вызвал приемоответчик корабля. Трафальгару потребовалось меньше миллисекунды, чтобы определить ответный код «Крестьянской мести», направляемой капитаном Андре Дюшампом.

Следуя стандартному ответному коду, «Крестьянская месть» быстро передала свой официальный утвержденный полетный код, выработанный правительством Этентии.

Оба кода объединили, чтобы обозначить две записи о неотложной помощи. Дежурный офицер разведки флота трафальгарского командного центра СО немедленно взял ситуацию под контроль.

Другой сигнал тревоги, потише, раздался в коммуникационной сети безопасности астероида, и о нем разведка флота ничего не знала. Телевидение, радио и голографические окна в Деревенском клубе прервали излюбленные передачи-воспоминания о прошедшем, чтобы предупредить наблюдателей об этом последнем этапе развития событий.

Трэйси уселась перед экраном. В большой комнате отдыха наступила тишина. Цветное объемное изображение проходило по громадному телевизору «Сони», показывая, как различные виды оружия заперты в фюзеляже космического корабля. Она дополнила этот скудный источник сведений более вразумительным отчетом Корпуса, так как там собирали информацию непосредственно с Трафальгара и вокруг него.

— Кораблю не дадут подойти к нам слишком близко, — сказала Саска с надеждой в голосе. — Именно теперь они совсем с ума сходят, спасибо всем святым.

— Надеюсь, ты права, — пробормотала Трэйси. Поспешная проверка, соотнесенная с Корпусом, показала, что Джей все еще в Конгрессиях с Хейл. Именно теперь там лучшее для нее место; Трэйси совершенно не хотелось, чтобы девочка разделяла с ними сомнения и тревоги. — Один только дьявол знает, как Прайору удалось удрать с Этентии.

— Наверное, одержимых с Этентии напугало одно только имя Капоне, — сказал Галик. — Пробираться в штаб-квартиру Конфедерации — совсем другое дело.

Дежурный офицер разведки флота, похоже, разделяла это мнение. Она немедленно объявила положение С-4, запрещая подозрительно враждебному кораблю двигаться дальше и прося патруль космоястребов подтвердить запрет. Предостережение передали на «Крестьянскую месть», четко разъяснив, какие меры будут приняты в случае неподчинения приказам командира СО. Затем им запретили использовать какие бы то ни было энергетические системы, даже локаторы, чтобы определить позицию, не расширять тепловые панели, не выпускать сенсоров на стрелах и не приводить в действие никаких других люков на фюзеляже. Не разрешалось также выпускать струи испаряющейся жидкости без предварительного разрешения Росио.

Когда недовольный капитан Дюшамп подтвердил свое согласие, четыре патрульных космоястреба поспешили к кораблю при ускорении в хороших 5 g.

Кингсли Прайор передал свой персональный код дежурной разведки флота, заявив, что он офицер службы флота Конфедерации.

— Мне удалось скрыться из Новой Калифорнии и попасть сюда, — сообщил он ей. — У меня хранится масса тактической информации, касающейся флота Организации, я получил ее незадолго до вылета. Эти материалы следует как можно скорее предоставить адмиралу Лалвани.

— Мы уже в курсе о вашей причастности к Капоне, — ответила дежурная. — Рапорт нашего агента разведки Эрика Такрара о его пребывании в составе экипажа «Крестьянской мести» достаточно подробен.

— Так Эрик здесь? Это хорошо: мы думали — его схватили.

— Он предъявил против вас обвинение в дезертирстве и коллаборационизме.

— Что ж, если даже мне придется предстать перед воинским судом ради того, чтобы доказать свою невиновность, это не повлияет на факт, что я привез целую кучу полезной информации. Адмирал захочет, чтобы меня как следует выслушали.

— Это будет сделано. Патрульные космоястребы проводят вас в док, как только мы подтвердим статус вашего корабля.

— Уверяю вас, на борту нет одержимых. И этот корабль не представляет никакой военной угрозы. Я удивлен, что мы вообще ухитрились добраться сюда, если учесть то состояние, в каком находятся наши системы. Капитан Дюшамп — не самый крупный специалист.

— Нам и это известно.

— Прекрасно. Вам еще надо бы знать, чей атомный снаряд мощностью в три килотонны пробил обшивку корпуса. У меня установлен код контрольного таймера, он равен семи часам от момента взрыва.

— Да, это обычный метод Капоне обеспечить сочувствие. Мы подтвердим его местоположение при помощи зонда дальнего действия с одного из космоястребов.

— Великолепно. Что требуется от меня?

— Абсолютно ничего. Обшивка корпуса будет снята еще прежде, чем вы доберетесь в док. Дюшамп должен открыть нам бортовой компьютер и убрать все ограничения к поднятию на борт. Дальнейшие инструкции вам будут даны, как только мы управимся с анализами.

На мостике Кингсли убрал страхующие его ремни, привязывавшие его к противоперегрузочной койке, и послал кипящему негодованием капитану выразительный взгляд.

— Делай, как она требует. Сейчас же.

— Да уж разумеется, — огрызнулся Дюшамп.

Тысячу раз на протяжении этого полета он принимал решение просто отказаться выполнять приказы, чтобы не заходить дальше. Прибытие на Трафальгар означало бы для него покончить со своей жизнью. Флот англичан теперь слишком много о нем знает благодаря Такрару. Они заберут у него корабль и, возможно, его свободу, сколько бы денег он ни переплатил этим гнусным адвокатишкам.

Это был тот порт, где ему нечего ждать поблажек, если он там окажется. Но всякий раз, когда он начинал понимать, что необходимо сделать выбор, один отвратительный мелкий вид трусости препятствовал ему по-настоящему превращать мысли в дела. Отказ означал верную смерть от атомной бомбы, а Андре Дюшамп не мог более поворачиваться лицом к этой судьбе так самонадеянно, как это уже случилось с ним однажды. Он смотрел одержимым прямо в глаза и одерживал над ними победу (а ведь флот Конфедерации ни разу так и не поблагодарил его за это, о нет!), и, больше, чем многие и многие, он понимал, насколько они реальны. И с этим приходило холодное знание того, что ожидает его душу. Любая судьба, как бы унизительна она ни была, внезапно стала более привлекательной, чем смерть.

Андре поместил в компьютер ряд инструкций, возложив контроль на командный центр СО. Теперь эта процедура была обеспечена хорошо. Активизировались все внутренние датчики, подтверждая количество членов экипажа на борту, обеспечивая их идентификацию. Затем у них потребовали передать файлы и физиологические данные командованию СО, чтобы на первой стадии убедиться, что среди них нет одержимых. На второй стадии нужно было выдержать тщательный осмотр датчиками, как только они окажутся в доке.

Как только командование СО определило пять человек, находившихся на борту, как неодержимых, по всем процессорам корабля провели диагностические процедуры. На «Крестьянской мести» эта процедура не прошла настолько гладко, как это было бы с кораблем, точнее соблюдающим требования безопасности. Несколько необходимых по закону систем упорно не включались. Тем не менее командование СО подтвердило, что в тех процессорах, которые работают, нет никаких серьезных повреждений. И это, в сочетании с анализами (неполными в допустимой степени) отношений с окружающей средой, позволяло им рассчитывать на девяносто пять процентов вероятности, что на корабле не провозят контрабандой каких-либо одержимых.

Андре Дюшампу разрешили развернуть свинцовые термопанели, открыв тепловые трубы. Вспомогательные двигатели вспыхнули, стабилизируясь. Флайер с одного из космоястребов выскользнул в ангар и сманеврировал над обшивкой корпуса корабля. Высунулись рычаги, готовые отъединить эту секцию.

Трэйси наблюдала на большом телевизионном экране «Сони» то, что показывала ей камера: как ключ начал откручивать край панели.

— Просто не верится! — воскликнула она. — Они воображают, будто это безопасно!

— Будь благоразумней, — посоветовал Арни. — Этих предосторожностей достаточно, чтобы засечь любых одержимых, которые могли тайком пробраться на борт.

— Кроме Квинна Декстера, — проворчала Саска.

— Давайте не усложнять. Факт, что флот начинает становиться крайне благоразумным.

— Чепуха! — огрызнулась Трэйси. — Офицер разведки флота преступно некомпетентна. Она должна знать, что Капоне имеет какую-то принудительную власть над Прайором, и все-таки она этого не принимает во внимание. Они ведь дадут этому проклятому кораблю сесть, как только отвинтят панель обшивки.

— Мы их остановить не можем, — напомнила Саска. — Ты же знаешь правила.

— Капоне и его влияние ослабевают, — заметила Трэйси. — Какую бы иллюзорную победу он ни одержал, он не может вернуть себе то, что утратил, особенно теперь. Говорю вам, мы не можем позволить ему этот жест. Нужно полностью принять во внимание всю динамику психологической ситуации. Конфедерация должна выжить; и не только это: она должна быть единым организмом, который приведет этот кризис к успешному разрешению. А флот — воплощение Конфедерации, особенно теперь. Ему нельзя наносить ущерб. Не до такой степени, на какую способна миссия Прайора.

— Ты так же бесцеремонна и упряма, как Капоне, — заметил Галик. — Только твои мысли и твои мнения должны преобладать.

— Мы все очень хорошо знаем, что должно преобладать, — возразила Трэйси. — Должен существовать действенный и разнообразный правительственный механизм, чтобы проводить ту политику, какая понадобится в будущем, и руководить переходным периодом. При всех ее недостатках Конфедерацию можно заставить как следует выполнять свою работу. Потому что, если она не справится, весь род человеческий развалится социально, политически, экономически, религиозно и идеологически. Мы будем отброшены назад, туда, где были в эпоху до начала космических полетов. Понадобятся столетия, чтобы оправиться, чтобы вернуться туда, где мы находимся сегодня. А ведь к тому времени мы должны будем присоединиться к трансцендентно активному населению вселенной.

— Мы?

— Да, мы. Мы, немногие привилегированные. Только то, что мы были здесь произведены благодаря генной инженерии, не означает, что мы не люди и не гуманоиды. Две тысячи лет, проведенные среди нашего собственного народа, не делают этот мир чужим.

— Ну вот, теперь ты впадаешь в мелодраматизм!

— Называй как хочешь. Но я-то знаю, кто я!

* * *

Внутренние датчики на «Крестьянской мести» показали, что Кингсли Прайор один в своей маленькой каюте. Он находился в том самом состоянии расслабленности, которую Андре и трое членов его экипажа наблюдали в течение всего запутанного полета. Он завис в нескольких сантиметрах от пола, ноги сложены в позе лотоса, а глазам представлялось видение какого-то персонального ада. Даже дежурный офицер разведки флота могла видеть по каналу связи с кораблем, что он страдает.

После того как дистанционный осмотр был закончен, а секция обшивки была снята, Андре Дюшампу дали нужный вектор, чтобы корабль мог попасть к Трафальгару при 1/10 g. Командиры СО следили, насколько бортовой компьютер соответствует инструкциям экипажа и как пробуждают к жизни камеру с атомным горючим. Инструкции по безопасности выполнялись с точностью до последнего бита.

Кингсли преодолел последние несколько сантиметров по направлению к полу и тяжело всхлипнул, показывая, чего это ему стоило. Во время полета дилемма усилилась почти до физической боли, каждая мысль касалась его миссии и жгла изнутри. Не существовало просто никакого пути, чтобы выбраться из этой ловушки, в которую поймали его Капоне и его шлюха. Смерть окружала его, делая более уступчивым, чем можно было достигнуть при любом наложении ареста на его имущество. Смерть и любовь. Кингсли не мог допустить, чтобы маленький Вебстер и Кларисса исчезли в потусторонье. Особенно теперь. И не мог допустить, чтобы они стали одержимыми. А единственный путь к тому, чтобы с ними этого не произошло, тоже нельзя было себе позволить.

Подобно всем другим людям, находившимся в его положении в течение всей истории, Кингсли Прайор не делал ничего, когда события настигали его и шли к своему завершению; он только ждал и молился, чтобы вдруг из ниоткуда возник магический третий путь. Теперь, когда удары двигателя тащили космический корабль по направлению к Трафальгару, надежда совсем оставила его. Сила, которой он был наделен, чтобы причинять страдания, была нездоровой, но все же он мог ощущать Вебстера и Клариссу. Эти двое его уравновешивали, как и предвидел Капоне. И теперь Кингсли Прайор должен совершить этот невозможный выбор между глубоко сокровенным и абстрактным.

Датчики в каюте были достаточно точны, чтобы наблюдать за тем, как губы Кингсли искривляются в горькую усмешку. Она выглядела так, как будто вот-вот у него вырвется крик. Дежурный офицер разведки флота покачала головой, видя, как он ведет себя. Выглядит так, как будто у него мозги вот-вот разорвутся на куски, подумала она. Хотя он и оставался довольно пассивным.

Чего датчики все-таки ей не показали, было сгущение воздуха возле койки Кингсли, которое беззвучно приняло форму Ричарда Китона. Китон печально улыбнулся при виде пораженного горем офицера флота.

— Кто вы? — спросил Кингсли хриплым голосом. — Каким образом вы прятались на борту?

— Я не прятался, — отрицал Ричард Китон. — Я вовсе не одержатель, пытающийся воздействовать на вас. Я наблюдатель — только и всего. Пожалуйста, не спрашивайте, кто я и почему. Я не скажу вам этого. Зато я скажу, что Вебстер убежал от Капоне, он больше не на Монтерее.

— Вебстер? — дернулся Кингсли. — Где он?

— Он теперь в такой безопасности, в какой только можно находиться.

— Откуда вам это известно?

— Я не единственный наблюдаю за Конфедерацией.

— Не понимаю. Зачем вы мне это говорите?

— Вы в точности знаете почему, Кингсли. Потому что вы должны принять решение. Вы находитесь в уникальном положении, когда можно воздействовать на события человеческой жизни. Не часто какая-то личность бывает поставлена в подобное положение, хотя вы даже не цените полностью, какие перспективы это открывает перед вами. Так вот, я не могу принять решение вместо вас, насколько мне это понравится. Даже я не могу нарушить ограничения, в рамках которых действую. Но я могу, но крайней мере, подчинить их себе настолько, чтобы убедиться, что вы располагаете всеми фактами, прежде чем выработаете свое суждение. Вы должны выбрать, когда и где умрете и кто умрет вместе с вами.

— Я не могу.

— Знаю. Это нелегко. Вы просто нуждаетесь в том, чтобы сохранялось неизменное положение вещей на такой долгий срок, пока вы не окажетесь ни при чем. Я вас за это не осуждаю, но этого не произойдет. Вам придется выбрать.

— Вы знаете, что сделал со мной Капоне? Что я несу?

— Знаю.

— Так что сделали бы на моем месте вы?

— Я слишком много знаю, чтобы вам это сказать.

— Значит, вы не сказали мне всего, что мне нужно. Ну, пожалуйста!

— Вы стремитесь к абсолютному очищению. Но я и этого не в силах вам предоставить. Подумайте, я ведь сказал вам то, что, как я полагаю, вы должны знать. Ваш сын не пострадает непосредственно ни от какого действия, какое вы предпримете. Ни теперь, ни в ближайшее время.

— Откуда я знаю, правду ли вы говорите? Кто вы?

— Я говорю вам правду, потому что точно знаю, что вам сказать. Если бы я не был тем, кем являюсь, откуда бы я знал о вас и о Вебстере?

— Так что я должен делать? Скажите мне!

— Я это только что сказал.

Ричард Китон начал поднимать руку в жесте, который мог означать сочувствие и сострадание. Кингсли Прайор так этого и не узнал, потому что посетитель растаял в воздухе так же быстро, как и появился.

Ему удалось выдавить из себя краткий смешок. Люди (или инопланетяне, или, может быть, даже ангелы) наблюдали за родом человеческим и прекрасно в этом преуспевали. Не трудно было увидеть, что происходит в пределах Конфедерации, — немногие тщательно размещенные сканеры могли фиксировать все сведения о происходящем, разведка флота и ее подразделения выполняли это как самую обыденную свою работу. Но тайные наблюдатели среди цивилизаций с одержанием были наделены способностями, далеко превосходящими возможности любого секретного агента. Эта способность была неколебимой. Несмотря на это, Кингсли чувствовал некоторое облегчение. Кто бы они ни были, они не испытывают безразличия. Достаточно вмешаться. Не в сильной мере, но в достаточной. Они знали, какое опустошение он вызовет. И давали ему оправдание, если он этого не сделает.

Кингсли заглянул прямо в датчик каюты.

— Прошу прощения. В самом деле. Я был слишком слаб, чтобы зайти так далеко. Теперь я собираюсь положить этому конец.

На мостике Андре Дюшамп задергался, когда красные символы нейросети начали на пронзительных нотах передавать предостережения ему в мозг. Одна за другой основные функции космического корабля выходили из-под его контроля.

— Дюшамп, что это вы вытворяете? — спросил командир СО. — Немедленно верните нам доступ к бортовому компьютеру, иначе мы откроем огонь.

— Не могу, — передал в ответ приведенный в ужас капитан. — Командные коды аннулированы. Мадлен! Ты можешь это прекратить?

— Не имею возможности. Кто-то влезает со своими командами через программу основных операций.

— Не стреляйте, — молил Андре. — Это не мы.

— Это должен быть кто-то, имеющий доступ к вашей программе. Кто-то из вашего экипажа, Дюшамп.

Андре бросил испуганный взгляд на Мадлен, Десмонда и Шена.

— Но мы He… merde, Прайор! Это Прайор. Это его рук дело. Именно он хотел попасть сюда.

— Мы теряем энергию! — вскричал Десмонд. — Двигатель отключился. Плазма термоядерного реактора охлаждается. Черт бы его побрал, он открыл аварийные вентиляционные клапаны! Все до одного. Что он делает?

— Спускайся и останови его. Примени ручную гранату, если у тебя есть! — заорал Андре. — Мы вам помогаем, — доложил он командованию СО. — Только дайте нам несколько минут.

— Капитан? — Шен указал рукой.

Палубный люк медленно задвигался. Одновременно с пронзительным свистом начали вспыхивать яркие пульсирующие огни, почти ослепляя.

— Mon dieu, non!

Датчики СО показали совершенно четкое изображение на экране дежурного офицера разведки флота. Корабль находился в стадии замедления движения, когда возникла аварийная ситуация. Он находился меньше чем в двухстах километрах от трафальгарского космопорта, вращающегося против часовой стрелки. Явное смятение экипажа могло быть просто большим развлечением. Если бы с этого расстояния на астероид грянул залп боевых ос, было бы невозможно остановить их все.

Если бы на борту были только Дюшамп и его экипаж, дежурный офицер уничтожила бы корабль на месте и мгновенно. Но рука ее остановилась из-за действий Прайора и его загадочного заявления, сделанного как раз в ту минуту, когда датчик из его каюты отключился от линии связи. Дежурная была убеждена, что все это вытворяет Прайор, и единственная программа, которую корабль оставил открытой для проверки со стороны Трафальгара, было управление огнем боевых ос. Прайор, должно быть, пытался ввести в заблуждение командование СО. Ни один из смертельных управляемых снарядов не был в боевой готовности.

— Продолжайте следить за ним, полностью вооружившись, — передала она своим товарищам, офицерам СО из командного центра. — Прикажите эскорту космоястребов быть неподалеку.

Из «Крестьянской мести» низверглись длинные столбы белоснежного пара, когда аварийные вентиляционные клапаны опустошили все баки с горючим на борту. Водород, гелий, кислород, охлаждающая жидкость, вода, реактивная масса — все это перемешалось под высоким давлением и сотрясло корабль так, как будто бы на него воздействовало с десяток зарядов, выпуская огонь в противоположных направлениях. Однако ни один из них не был достаточно мощным, чтобы повлиять на его орбитальную траекторию. С поврежденным тормозом корабль продолжал лететь по направлению к Трафальгару, делая почти два километра в секунду.

— У них же совсем не останется горючего, даже если они возобновят управление системой двигателей, — заключил старший офицер СО. — Корабль разобьется, не пройдет и двух минут.

— Если он доберется на расстояние десяти километров от Трафальгара, уничтожьте его, — приказала дежурный офицер.

Многочисленные вентиляторы не ослабевая работали в течение еще пятнадцати секунд, заставляя пришедший в неустойчивость корабль спотыкаться в воздухе. Фюзеляж сотрясали взрывы, выпуская сухие плюмажи серой пыли, отделяющейся от внешней части. Громадные сегменты корпуса освобождались от обшивки, как будто бы широко раскрывались сумеречно-серебряные лепестки цветка, обнажая плотно пригнанные металлические потроха корабля. Под поверхностью изредка вспыхивало сияние голубых огней, их можно было разглядеть только через тончайшие щели; потом раздались еще взрывы, отделяющие внешнее оснащение от внутренней части. Звездный корабль начал разваливаться на куски; его баки для горючего, термоядерные тороиды, энергетические узлы, тепловые установки и нагромождение вспомогательных механизмов превратились в кучу искореженных обломков.

Три прочных ракетных двигателя были сгруппированы вокруг основания спасательной капсулы, располагавшейся рядом с капитанским мостиком; они воспламенились с очень кратким упреждением, очищая сферу от осколков техники. Дюшамп и остальные бросились назад, на противоперегрузочные койки, чтобы выдержать ускорение в 15 g.

— Мой корабль! — вскричал Андре сквозь звуки всех этих тяжелых ударов.

«Крестьянская месть», последний крохотный проблеск надежды на послекризисное существование, раскручивалась вокруг него; ее части, стоившие миллионы фьюзеодолларов, улетали, вертясь, в глубины галактики, превращаясь в утиль. Любя этот корабль больше, чем любую женщину, Андре прощал ему постоянные требования денежных вливаний, его темпераментное функционирование, жажду горючего и всевозможные иные расходы; потому что взамен корабль давал Андре жизнь, выходящую за рамки обыденности. Но корабль не был полностью оплачен; и много лет тому назад Андре отказался от всеобъемлющей политики страхования с узаконенным грабежом со стороны страховых компаний ради того, чтобы положиться на собственную ловкость и финансовую компетентность. Его крик закончился прерывистым глухим рыданием. Эта вселенная оказалась хуже, чем что-либо другое, обещаемое космосом.

Кингсли Прайор не поджег ракетные двигатели в своей спасательной капсуле. Ему некуда было спасаться. Теперь, горячо пылая, обломки «Крестьянской мести» сбились в кучу вокруг капитанского мостика, торчащего из их центра. Но капсула все еще направлялась к Трафальгару, таща за собой весь этот мусор и Кингсли. Он не знал в точности, где находится, не мог он тратить время и силы на то, чтобы проверять остатки датчиков, которыми была снабжена капсула. Единственное, что он знал, — это то, что выполнил все, что мог, находясь рядом с командой, и что он не на Трафальгаре, а ведь Капоне хотел, чтобы Кингсли находился именно там. Ничто другое больше не имело значения. Решение было принято.

Плывя в полном одиночестве в каюте, освещенной только крошечными желтыми аварийными огнями, Кингсли датавизировал внешний код импланту своего желудка. Герметичный генератор с небольшим полем представлял собой вершину техники Конфедерации, даже при этом он прорвался за пределы аварийных приспособлений, обычно употребляемых, когда имели дело с антиматерией. Сверхспециальная военная лаборатория на Новой Калифорнии, которая его произвела, пренебрегла тем, чтобы снабдить его (не говоря уже о здравом смысле) устойчивостью к повреждениям, которой обычно пользовались даже самые черные синдикаты-крохоборы. Капоне просто сообщил, что ему понадобился контейнер, отличающийся только размером. Он такой и получил.

Когда закрылись границы поля, шар из замороженного антиводорода коснулся стенки контейнера. Протоны, электроны, антипротоны и антиэлектроны аннигилировали друг друга реакцией, которая весьма и весьма быстро пересоздала условия энергетической плотности, которые обычно существовали внутри облака. На этот раз это не произошло в результате творения.

Лазеры с платформы СО уже начали поражать крутящиеся по спирали обломки оборудования на краю мусорного облака, которое некогда было кораблем «Крестьянская месть». Свалка этого мусора находилась менее чем в двадцати пяти километрах от Трафальгара, и Кингсли мчался по такому курсу, что ему неизбежно предстояло столкнуться с одним из сферических космопортов, вращающихся против часовой стрелки. Ионизированный пар от разлагающихся составных частей флюоресцировал бледно-голубым из энергетических лучей, торчащих из него, образовывая бурлящую волну вокруг оставшихся обломков. Было похоже, будто особенно хрупкая комета мчится по космосу.

Капсула, поддерживавшая жизнь Кингсли Прайора, находилась в двадцати трех километрах и в восьми секундах от космического порта, когда это случилось. Еще три секунды — и лазеры СО нацелились бы на нее, хотя это не составило бы особенной разницы. Капоне собирался сделать с Трафальгаром то же, что Квинн Декстер сделал с Джесупом; взорвись антиматерия в одной из пещер биосферы, и астероид разорвало бы на части. Даже если бы Кингсли не смошенничал, прокладывая себе путь мимо контрольных устройств безопасности, и вынужден был бы совершить самоубийство в космопорте, он причинил бы определенный ущерб, разрушив сферу с обратным вращением и любые находящиеся там корабли, и, возможно, сдвинул бы астероид с его орбиты.

Отключением камеры вне Трафальгара Кингсли мог бы значительно уменьшить ущерб. Достаточно, чтобы успокоить свою совесть и позволить ему вернуться на Новую Калифорнию, претендуя на успешное выполнение своей миссии. Однако, учитывая физические условия, он не действовал в пользу флота Конфедерации. Взрыв антиматерии — это не атомная бомба, он не произвел относительной плазменной сферы и не вызвал волны освободившихся от взрыва частиц; но количество энергии, пробужденной к жизни, имело достаточную мощность, чтобы осветить ночную сторону планеты на сто тысяч километров под ней. Видимый и инфракрасный спектры содержали только небольшой процент выхода энергии. Его реальная мощность была сосредоточена в спектрах гамма- и икс-лучей.

Завихряющаяся куча металлолома, которая прежде была «Крестьянской местью», еще померцала в течение какой-то микросекунды, прежде чем превратиться в субатомную структуру. Трафальгар, однако, оказался более упругим. Его серая с черным скала, испещренная крапинками, блеснула ярче солнца, когда в нее ударила энергия цунами. Когда белое освещение угасло, поверхность, повернутая к взрыву, продолжала гореть ярко-красным. Центробежная сила сдвинула с места вялую оплавленную скалу, отправив ее лететь вдоль возвышений и кратеров горной цепи, где она раздулась в быстро растущие сталактиты. Установки теплообмена величиной с город раскрошились вместе со своим вспомогательным оборудованием, прикрепленным к скале, их сложные компоненты расшатались, точно хрупкое старинное стекло, а металлические части превратились в жидкие и разлетелись прочь, оставляя алые капли на фоне звезд.

Сотни космических кораблей попали на территорию этого взрыва, создавшего микро-нову. Суда адамистов оказались удачливее, их массивная структура защитила экипажи от худших последствий радиации. Металлические системы катастрофически сдали, когда их пронзили икс-лучи, тотчас же превратив в обломки, изрыгающие пар, как это было с «Крестьянской местью». Десятки аварийных капсул неслись прочь от опасно радиоактивных корпусов.

Открытые опасности космоястребы пострадали очень сильно. Сами корабли терпели бедствие и погибали, как только нарушалась целостность их помещений. Чем дальше находились они от взрыва, тем дольше длились их несчастья. Их экипажи в неприкрытых тороидах погибли почти сразу же.

Сферический, вращающийся против солнца, космопорт Трафальгара коробился и выгибался, как береговая линия при урагане. Пена, обладавшая ноль-температурой, окутывавшая балки и баки с горючим, затвердела, почернела и растаяла. Воздух в секциях, находящихся под давлением, перегрелся из-за радиации, наполняясь взрывной силой, разрывая каждую обитаемую секцию на мелкие кусочки. Баки взорвались. Атомные генераторы дестабилизировались, и пламя обратилось в пар.

Сотрясение намного превосходило допустимую нагрузку для оси. Плазма атомного генератора с ревом вырвалась из обрушивающейся сферы, и тонкая пластина начала изгибаться. Как раз над самой опорой она оборвалась и полетела, устремляясь вниз, на ослабевшую несущую конструкцию под быстро лопающимися огневыми шарами на поверхности.

С десяток настойчиво повторяющихся сигналов тревоги, означающих аварийную ситуацию, вибрировали в мозгу Самуэля Александровича. Он поднял голову, желая посмотреть на штабных офицеров, ответственных за ежедневный стратегический отчет. Больше, чем начальные сигналы тревоги, его беспокоили трое из этих офицеров, которые немедленно выбыли из строя, так как у них развалился процессор. Затем замерцали огоньки.

Самуэль уставился в потолок.

— Дерьмо чертово.

Информация, поступающая ему в мозг, подтверждала, что за пределами астероида произошел взрыв. Но достаточно ли сильный, чтобы воздействовать на внутренние системы? За его панорамным окном свет центральной пусковой башни потемнел, так как генераторы сели в ответ на нарушение охлаждения. Секция сверхпрочных коммуникационных линий астероида полностью отключилась. Ни один из внешних датчиков не действовал.

Освещение офиса и прилегающих территорий подключилось к своим вспомогательным энергетическим установкам. Завывание на высокой ноте, звук, ежедневно раздававшийся слабым фоном, начал усиливаться: прекращали работу насосы и вентиляторы.

Семеро полностью вооруженных флотских в броне ворвались в офис, это было отделение телохранителей Первого адмирала. Старший отделения, капитан, не потрудился даже отсалютовать.

— Сэр, мы сейчас находимся в ситуации С-10, пожалуйста, дайте доступ к командному оборудованию безопасности.

Круглая секция пола возле стола начала опускаться, за ней открылся крутой скат вниз, уходящий за пределы зрения. Сверкающие огни и звуки сирен эхом повторили объявленную тревогу. Окна быстро закрывали толстые металлические щиты. По коридору за дверью офиса пробегали еще другие морпехи, выкрикивая распоряжения. Самуэль едва удержался от смеха, подумав о том, насколько непродуктивной могла оказаться подобная драматизация. Когда случается аварийная ситуация, люди должны оставаться спокойными, а не сосредоточиваться на своих страхах. Он подумал, не отказаться ли от директивы юного капитана, шедшей от глубоко лежащего внутреннего инстинкта, играющего роль грубого ведущего-прочь-от-фронта командира. Затруднение было в том, что подобный жест на его уровне выглядел бы таким непрактичным. Сохранение авторитета командной структуры было существенным при кризисе столь громадного значения. Угрозам можно противостоять быстро, в то время как к успеху способна привести только непрерывная цепочка распоряжений.

И все время, пока Самуэль Александрович колебался, под ним непрерывно сотрясался пол. На них действительно напали! Допустить такое казалось невероятным. Он с удивлением уставился на стоящие на столе чашки, когда те начали дрожать и из них полился чай.

— Разумеется, — сказал адмирал столь же опасающемуся капитану.

Двое морпехов соскочили в отверстие первыми, с вибрационными винтовками наготове. Самуэль последовал за ними. Он заскользил вниз по широкой спирали, оценочная и корреляционная программы отправились прямо ему в нервные синапсы, определяя и отсортировывая поступившие потоки данных, чтобы в точности определить, что случилось. Командование СО утверждало, что «Крестьянская месть» взорвала какое-то количество антиматерии. От этого Трафальгар получил немалые повреждения. Но адмирала заставила похолодеть мысль о том, что произошло с кораблями Первого флота. Во время взрыва в доке находилось двадцать судов, еще три эскадрильи оставались на станции за сто километров. Десятка два космоястребов занимали свои возвышения на стоянке. Около пятидесяти гражданских вспомогательных и правительственных кораблей находилось поблизости.

Сооружения безопасности для командования представляли собой ряд помещений, расположенных на большой глубине в Трафальгарской скале. Обеспеченный энергией и самообслуживающийся комплекс был рассчитан на то, чтобы вместить штабных офицеров Первого адмирала во время атаки. Любое оружие, достаточно мощное, чтобы разрушить помещение, должно было расщепить астероид на куски.

Ввиду того, что только что произошло, эта мысль не успокаивала Самуэля. Он вступил в координационный центр, вызвав нервные взгляды со стороны основной дежурной команды. Длинная треугольная комната со сложными изогнутыми операторскими пультами и накладными голографическими окнами всегда оживляла в памяти у Самуэля Александровича мостик военного корабля — с одним только преимуществом, что ему никогда не приходилось проводить здесь маневры при высоком g.

— Доложите обстановку, пожалуйста, — обратился он к дежурной — командиру-лейтенанту.

— До сих пор только один взрыв, сэр, — доложила она. — Командование СО пытается возобновить связь с имеющими датчики спутниками. Но, когда мы потеряли связь, на защитном планетарном периметре не было других несанкционированных кораблей.

— У вас что же, никакой связи нет?

— В оставшемся космопорту имеется несколько функционирующих датчиков, сэр. Но они не так-то много нам показывают. Вибрация антиматерии сокрушила массу нашей электроники. Даже закаленные процессоры чувствительны к этому уровню энергии. Ни одна из работающих антенн не может принять сигнал платформы СО. Или процессор не справляется, или там значительное физическое повреждение. Мы еще не знаем, что именно.

— Тогда дайте мне спутник. Соедините нас со звездным кораблем. Я хочу поговорить с кем-то, кому видно, что происходит снаружи.

— Есть, сэр. Сейчас развертываются обратные боевые системы.

В помещение спешили собраться еще другие люди из команды координационного центра, они занимали свои места. Штабные офицеры адмирала входили и становились у него за спиной. Он заметил Лалвани и нетерпеливо поманил ее к себе.

— Вы можете поговорить с кем-то из космоястребов? — спросил он тихим голосом, когда она к нему приблизилась.

— С несколькими. — Глубокая боль отразилась на ее лице. — Я чувствую, что они все еще продолжают погибать. Мы уже потеряли более пятидесяти.

— Святые угодники, — прошипел Самуэль. — Как жаль. Какого дьявола там происходит?

— Да больше ничего. Никакие корабли Организации не появились, насколько известно тем, кто спасся.

— Сэр! — обратилась к адмиралу командир-лейтенант. — Мы снова налаживаем сообщение с сетью СО. Не хватает трех сателлитов, они, должно быть, получили дозу излучения во время взрыва. Пять все еще функционируют.

Одно из голографических окон сверкнуло оранжевыми и зелеными полосами, затем стабилизировались. Шло изображение со снабженного датчиками СО спутника, расположенного на периметре защитной линии Трафальгара за десять тысяч километров. Ни один из спутников внутреннего заграждения не сохранился.

— Дьявольщина, — выругался Первый адмирал.

Весь остальной координационный центр хранил молчание.

Половина Трафальгара вытянулась в длину наподобие земляного ореха и сверкнула в звездном окружении глубоким бордовым цветом. Было видно, как медлительные волны переползали через хребет, как шары величиной с булыжник устремлялись с вершины, увлекаемые вращением астероида. Разрушенный космопорт отступал от разбитых на куски опор, медленно поворачиваясь и разбрасывая пузыристые обломки по ходу тока. Пылающие огнем круги бесцельно огибали пробитую скалу, изрыгая перепачканный сажей пар, точно холодные кометы; корабли находились слишком близко к взрыву антиматерии, чтобы их экипажи могли остаться в живых.

— Ладно, мы-то не затронуты и можем функционировать, — мрачно произнес Первый адмирал. — Наша первоочередная задача — восстановить сеть СО. Если у них есть хоть какое-то чутье в плане тактики, Организация постарается поразить нас в то время, пока наши платформы с оружием вышли из строя. Командир, вызовите две эскадрильи кораблей Первого флота, чтобы заменить людей на платформах СО и перераспределить планетарную защитную сеть, тогда она сможет дать нам хоть какое-то прикрытие, насколько возможно. Велите им также следить за выполнением процесса очищения; я бы в этом отношении был осторожнее с Капоне. Когда это будет сделано, мы сможем организовать рейсы для спасения уцелевших.

Бригада координационного центра потратила час на то, чтобы расположить уцелевшие от Первого флота эскадрильи щитом вокруг Трафальгара. По мере того как все больше и больше звеньев связи вступало в действие, начала просачиваться информация. Три четверти сети СО вокруг астероида были уничтожены взрывом. Около ста пятидесяти кораблей совершенно уничтожены, а еще восемьдесят, более отдаленные, стали настолько радиоактивными, что спасти их было невозможно. В космическом порту, обращенном к «Крестьянской мести», не уцелело ничего; как только будут обнаружены трупы, их необходимо вытолкнуть на отсеченную солнцем орбиту. Полученные первоначально цифры определяли потери как восемь тысяч человек, хотя группа координационного центра считала этот результат слишком оптимистичным.

Как только начали выполняться его приказы, Первый адмирал стал просматривать файлы командного центра СО, относящиеся к «Крестьянской мести». Он собрал из своих штабных офицеров команду предварительного опроса в количестве шести человек, дав им задание выстроить вероятностную цепочку событий. Десятки раз проверили состояние подавленного страхом Кингсли Прайора в последние минуты — посредством исследования его нервных синапсов.

— Нам нужна полная психологическая картина, — сказал адмирал лейтенанту Китону. — Я хочу знать, что с ним проделали. Мне не нравится мысль, что они могут обратить моих офицеров против флота.

— Одержимые ограничены только пределами своего воображения, адмирал, — вежливо объяснил офицер медицинского подразделения. — Они могли оказать сильное давление на отдельные личности. А вместе с командиром-лейтенантом Прайором на Новой Калифорнии была его семья, жена и сын.

— Ручаюсь, что для меня я сам и мои действия превыше всех личных соображений, — спокойно произнес Самуэль. — У вас есть семья, лейтенант?

— Нет, сэр, не то чтобы семья… Хотя есть троюродная сестренка, я к ней очень привязан; она примерно такого же возраста, как Вебстер Прайор.

— Полагаю, что принесенные клятвы и добрые намерения не всегда выдерживают тот ужас, который посылает нам реальная жизнь. Но похоже на то, что у Прайора в конце концов появились еще кое-какие мысли. За это мы должны испытывать к нему благодарность. Один господь знает, какую резню он устроил бы, доберись до Трафальгара.

— Да, сэр. Я уверен, он сделал все, что мог.

— Хорошо, лейтенант, продолжайте.

Самуэль Александрович вернулся к изображению ситуации, которое вертелось у него в голове. Теперь, когда уже началось восстановление стратегической защиты и корабли приступили к спасательным работам, он мог сосредоточиться на самом Трафальгаре. Астероид был в скверном состоянии. По существу, все его располагающееся на поверхности оборудование превратилось в пар; а это на девяносто процентов были тепловые механизмы. На астероиде не генерировалась почти никакая энергия; его экологические системы оперировали исключительно на снабжении резервных возможностей. Ни одна из пещер биосферы или секций обиталищ не могли избавиться от избытков тепла, выбрасывая его в космос; аварийных запасов тепла могло хватить, самое большее, на десять дней. Когда проектировали эти жилища, никто не предвидел такого состояния абсолютной разрушенности; рассчитывали, что тепловые панели, поврежденные боевыми орудиями, смогут быть восстановлены в десятидневный срок. Теперь же, даже если промышленные предприятия Авона смогут достаточно быстро произвести должное количество толстой проволоки, уложиться в такой срок будет невозможно. Половина поверхностного слоя скалы стала настолько радиоактивной, что его следовало зарыть на глубину нескольких метров. И эта же половина стала невероятно горячей. Большая часть этого избыточного тепла уйдет во внешние слои в течение ближайших двух-трех месяцев, но определенные остатки попадут и вовнутрь. Не подвергаемая контролю температура пещер биосферы поднимется достаточно высоко, чтобы их опустошить. Единственным способом этому воспрепятствовать было бы применение теплорегулирующих механизмов, а их невозможно было восстановить из-за положения с теплом и радиацией.

Самуэль только и ругался, когда команды гражданских инженеров докладывали всяческие свои достижения и рекомендации. Не говоря уже о том, что у него не было возможности начать подобную программу в разгар кризиса.

Самуэль Александрович собирался эвакуировать астероид. Разрабатывались бесконечные планы насчет того, чтобы рассеять флотские учреждения и подразделения вокруг лун Авона и астероидных поселений. Здесь проблем не было. Капоне одержал огромную победу в области пропаганды. Штаб-квартиры флота Конфедерации разбомблены до полного уничтожения, целые подразделения погибли, космоястребы мертвы. Это полностью дискредитирует всю кампанию освобождения Мортонриджа во мнении рядового населения.

Самуэль Александрович откинулся на стуле. Единственная причина, почему он не опустил голову на руки, заключалась в том, что все взоры были устремлены на него, он обязан был оставаться спокойным.

— Сэр?

Он поднял глаза и увидел обычно спокойное лицо капитана Амра аль-Саафа, сейчас напряженное от тревоги. Что еще теперь?

— Да, капитан.

— Сэр, доктор Гилмор доложил, что Жаклин Кутер исчезла.

Холодная ярость, какой Самуэль не испытывал уже долгое время, прорвалась в его рассудочные мысли. Эта проклятая женщина стала bete noir[26], вурдалаком, питающимся несчастьями флота. Несущая смерть, презренная задавака…

— Она что — вырвалась из лаборатории?

— Нет, сэр. Во время атаки целостность демонской ловушки не была нарушена.

— Прекрасно, назначьте взвод морпехов, что там еще, в чем, по его словам, нуждается доктор Гилмор, чтобы ее найти. Неотложное задание. — Он пробежался по нескольким файлам поисковой программы. — Я хочу, чтобы поиски возглавил лейтенант Хьюлетт. Мой приказ очень прост. Как только ее захватят, пусть поместят прямо в ноль-тау. Я имею в виду — сейчас же. А в дальнейшем доктор Гилмор в своих исследованиях может пользоваться чем-то менее беспокойным.

* * *

Возле третьего дверного проема было заметно теплее, чем бывало обычно в широком коридоре, ведущем в лаборатории вооружения разведки флота. Тепло, исходящее от вооружения тридцати пяти флотских, аккумулировалось в воздухе. Кондиционирующие вентиляторы, проходящие по потолку, работали на ослабленном режиме, включена была только треть панелей освещения.

Мерфи Хьюлетт взял на себя командование и привел свой взвод. Каждый из людей вооружился механическим пистолетом со статичными пулями, смоделированными по образцу использующихся на Омбее, пятеро несли в чехлах винтовки. Мерфи потратил немало времени, чтобы лично проинструктировать своих людей, пока они пришли в состояние, пригодное для исполнения порученной им функции, изучив простые процедуры для привлечения одержимых, надеясь, что будут пользоваться их доверием.

Когда они прибыли к третьей двери, Мерфи дал сигнал технику-сержанту продвинуться вперед. Тот подошел к управляемой процессором двери и исследовал блок.

— Не могу обнаружить никакого расхождения во времени, сэр, — доложил он. — Дверь не открывали.

— О'кей. Первая линия — приготовсь! — скомандовал Мерфи.

Восемь морпехов двинулись через коридор, направив на дверь автоматические пистолеты. Мерфи датавизировал доктору Гилмору, что они заняли позицию и находятся в состоянии готовности. Дверь повернулась кверху, свистя от разницы давлений. Бледные завитки пара образовались по краям в тех местах, где смешались горячий и холодный воздух. Доктор Гилмор, пятеро других исследователей и три вооруженных морпеха стояли внутри. Больше никого видно не было.

Мерфи включил аудиоустановку в своем скафандре.

— Входим! — скомандовал он.

Взвод бросился вперед, вынудив ученых встать плотнее друг к другу, когда морпехи врывались внутрь помещения. Мерфи отдал приказ дверному компьютеру и вошел, пользуясь собственным кодовым замком. Громадная глыба металла снова крутанулась и встала на место.

— В этой секции Жаклин нет, — определил доктор Гилмор, пораженный их военным профессионализмом.

В ответ Мерфи поманил его к себе и дотронулся до его руки статическим чувствительным датчиком. Результат был отрицательным. Он велел своему взводу проверить остальных.

— Раз вы говорите — так и есть, доктор. Что произошло?

— Мы предполагаем, что ЭМП прекратило снабжение электричеством, которым мы пользовались, чтобы нейтрализовать ее энергистическую мощь. Этого не следовало делать, мы здесь исключительно хорошо защищены и прикрыты, и все наши системы работают независимо от меняющих температуру механизмов. Но она каким-то образом сумела одолеть охранников и вырваться из изолированной лаборатории.

— Одолеть — каким образом? Точнее.

Пирс Гилмор улыбнулся без малейшей тени юмора.

— Она убила их, двоих из моих работников. Эта эскапада была бессмысленным жестом дерзкого вызова. Даже Жаклин не смогла бы пройти два километра сквозь твердую скалу. И она это, конечно, знает. Но причинить нам максимальное количество неприятностей — это часть ее надоевшей нам игры.

— Свисток только что просвистел, доктор. У меня приказ — после того как ее схватят, она должна быть помещена в камеру с ноль-тау. Приказ непосредственно от Первого адмирала, так что не препятствуйте ему.

— Мы с вами на одной стороне, лейтенант Хьюлетт.

— Разумеется, док. Я же был в зале суда. Не забывайте об этом.

— Я заявлю, что протестую против этой авантюры. Кутер двулична и крайне умна. А это опасное сочетание.

— Мы будем иметь это в виду. Сколько человек в лаборатории?

Гилмор окинул взглядом главный коридор, огибающий лабораторный комплекс. Несколько серебристых дверей было открыто, оттуда выглядывали нервничающие люди.

— Девять из них не ответили на мой общий вызов.

— Вот черт! — Мерфи вызвал файл плана этажей из своей нейросети. Научный комплекс занимал два этажа; тут располагался основной круг исследовательских лабораторий, стоящий во главе изучения условий окружающей среды и энергетических систем; сюда же входили склады и инженерные вспомогательные помещения. — О'кей, пусть каждый возвращается в свой офис или лабораторию, где он работает. Задача присутствующих морпехов — оставаться с ними и следить, чтобы никто сюда не врывался. Я хочу, чтобы здесь не шастали туда-сюда, кроме моих людей, это касается и вас, доктор. Кроме того, мне нужно, чтобы к линии подключили AI для контроля сбоев комплексного процессора.

— Это мы уже делаем, — заверил Гилмор.

— И он не может ее найти?

— Пока нет. Жаклин, разумеется, знает, как мы выслеживаем одержимых. Она будет скрывать свою энергию. И это означает, что она будет уязвима первые несколько секунд после того, как вы ее засечете.

— Понятно. Скажу вам, доктор, это задание — хорошенькая новость.

Процедура, которую начал Мерфи, была достаточно простой: пятерых морпехов оставили снаружи, чтобы защищать дверь, если Кутер попробует через нее ворваться. На это не похоже, допускал Мерфи, но, когда имеешь дело с ней, едва можно предвидеть двойной блеф. Оставшуюся часть взвода он разделил на две группы, и они отправились в противоположных направлениях, чтобы пробираться вокруг кольца. Каждую лабораторию осмотрели по очереди, используя электронные боевые заграждения и инфракрасные лучи (на случай, если Кутер маскируется под какой-нибудь предмет оборудования). Обследовали и проверили весь штат, после чего они должны были открыть свои нейросети для проверки офиса разведки флота, наблюдающего за выполнением задания, чтобы подтвердить, что эти люди не стали одержимыми после того, как ушли морпехи. Обрабатывалось одновременно по одной комнате, по мере продвижения осмотрели даже стены в коридоре. Мерфи не оставлял никакой случайной лазейки.

Он сам возглавлял ту группу, которая шла от двери против часовой стрелки. Коридор лабораторных помещений имел более простую геометрию, чем джунгли Лалонда, лишая Кутер всякой возможности устроить настоящую засаду, но Мерфи не мог избавиться от знакомого ощущения, что враг находится прямо у него за спиной. Несколько раз он ловил себя на том, что оборачивался и всматривался в глубину коридора позади следующей за ним группы. Это было нехорошо, потому что заставляло людей нервничать и отвлекаться. Мерфи усилием сосредоточился на поворачивающем отрезке коридора впереди, обыскивая каждую пустую комнату. Делая это неспешно, подавая надлежащий пример.

Несмотря на нагроможденное в беспорядке оборудование в большинстве лабораторий, было несложной задачей осмотреть со всех сторон их чувствительные датчики. Ученые и лаборанты, находящиеся в помещениях, помогали себя осматривать, хотя это делалось явно по принуждению. И каждый раз после такой проверки они уходили в себя.

Помещение биологической изоляции, где содержалась Кутер, было девятой по счету комнатой, которую посетил Мерфи. Дверь стояла полуоткрытой, металлические ролики удерживали ее от того, чтобы она распахнулась полностью. Мерфи сделал знак сержанту-технику войти. Тот протиснулся, прижимаясь к стене, и осторожно провел чувствительным датчиком по краю двери.

— Все чисто, — доложил сержант. — Если она и здесь, то находится за пределами видимости.

Это был проделанный в совершенстве маневр проникновения в помещение под двойным прикрытием. Морпехи прорвались внутрь, внимательно осматривая каждый квадратный сантиметр на своем пути. Стеклянная стена делила комнату пополам, в ней была пробита большая овальная дыра. И это, как ожидал Мерфи, соседствовало с предметами, носившими на себе неприятно знакомые обугленные следы повреждений. По другую сторону от стеклянной стены стоял хирургический стол, окруженный кучей соответствующих предметов. По столу разбросаны трубочки, пробирки, провода, а в довершение всего с краев свисали полоски, связывавшие ранее руки и ноги, разрезанные в соответствующих местах.

Кто мог бы по-настоящему винить занимавшего это помещение за то, что тот вырвался на свободу? Не хотелось бы Мерфи, чтобы ему задали такой вопрос.

Выйдя оттуда, они оставили два блока датчиков для защиты сломанной двери — на случай, если женщина вернется. В следующей комнате, в офисе, на ковре была распростерта другая жертва Кутер. Сперва они осмотрели труп и присоединили к нему неподвижный датчик. Мерфи не собирался допустить, чтобы его подловили таким образом.

Но это был самый настоящий труп, к тому же с большим количеством ожогов и с несколькими сломанными костями. Осмотр подтвердил, что это была Эйтна Крэмли, одна из лаборанток физического отделения. Мерфи был убежден, что Кутер пыталась заставить Крэмли подчиниться одержимости, но у нее не хватило времени для того, чтобы преуспеть в этой процедуре. В остальном комната была пуста. Они запечатали ее и двинулись дальше.

Через девяносто минут две группы встретились. Все, что они обнаружили, — это шестерых из штата научного центра, которые не отвечали на вызовы Гилмора.

— Похоже, что она скрывается в подвале, — сказал Мерфи.

Десяти своим людям он приказал охранять верхнюю площадку лестницы, остальных увел за собой вниз. Здесь, рассуждал он, больше похоже на пригодную для нее территорию. На эту часть здания строители не расточали столько забот и тщания, как на кольцо лабораторий. Подвал был сделан достаточно вместительным и хорошо освещенным; но в конце виднелись просверленные в одну линию шесть углублений, сделанных для того, чтобы поместить вспомогательные системы.

Достигнув нижней части лестницы, люди вновь выстроились в безукоризненном порядке. Мерфи оглядел их с растущей тревогой. Теперь ему понадобилось отрегулировать удары сердца посредством нейросети, так он был напряжен, и даже поврежденная плоть пальцев его левой руки пощипывало от рокового ощущения. Ему только хотелось, чтобы это оказался всего лишь надежный способ предупредить его о том, что одержательница близко. С каждым метром, который они одолевали, Мерфи ожидал какой-нибудь злонамеренной атаки со стороны Кутер. Он просто не мог понять, что она делает. Вполне правдоподобно выглядело предположение, что работники тех трех отделов, которые они еще не осмотрели, теперь стали одержимыми, но она должна знать, что он выработал такое допущение. Никакой пользы для нее не было в этом исчезновении, разве что преимущество освободиться от своих уз на несколько часов. Для большинства людей это достаточно разумный стимул. Мерфи не мог забыть того путешествия назад на Трафальгар на «Илексе», той изматывающей энергетической борьбы, которую одержательница вела с теми, кто ее захватил. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять — она сама позволила захватить себя, издеваясь над жуткими ожогами бедного старого Роджера.

Иметь преимущество — это было ее единственное притязание, помогающее одерживать верх. Это бегство не давало ей ничего подобного. Разве что тут скрывается какая-то гнусность, которую он просмотрел. Он чувствовал себя так, как будто бы его мозг окаменел от давящей на него тревоги.

— Сэр! — крикнул дежурный. — Инфракрасная надпись!

Они дошли до аппаратов и машин, преобразующих окружающую среду. Зал, вырубленный в обнаженной скале, где в центре в ряд располагались семь больших приземистых агрегатов для фильтрации и регенерации воздуха. Из них в ионическом переплетении поднимались трубки и мелкие трубочки, они вели к свечению на расположенных над головой панелях. Морпехи подходили с обеих сторон, окружая неуклюжие серые кожухи.

Кто-то подполз к третьему аппарату, запрятанному среди переплетающихся в беспорядке труб в метр толщиной. Когда Мерфи настроил свою сетчатку на инфракрасный, он уловил явственное тепловое излучение, отходившее от края труб, точно розовый туман. Нейросеть расценила это излучение как постоянное, присущее единственной личности.

— Не верно, — пробормотал Мерфи. Громкоговоритель его скафандра усилил звук, раскатывая это слово по всему залу. О'кей, она сделала попытку спрятаться, но довольно-таки жалкую. Делает вид. Зачем?

— Доктор Гилмор, — датавизировал Мерфи. — Могла она украсть какое-нибудь сверхоружие в одной из ваших лабораторий?

— Абсолютно ничего не могла, — ответил Гилмор. — В лаборатории проходят осмотр только три портативных ружья. Я удостоверился в их местонахождении сейчас же, как только мы узнали, что Кутер сбежала.

Еще одно объяснение уплыло, с неудовольствием признал Мерфи.

— Окружить, — приказал он взводу.

Люди начали распространяться по залу, держась позади труб и аппаратов. Когда они ее окружили, он увеличил емкость.

— Выходи, Жаклин. Ты же знаешь, что мы здесь и что нам известно, где ты.

Никакого ответа.

— Сэр, — доложил техник-сержант, — я увеличиваю активность электронного блока. Она усиливает свою энергистическую мощь.

— Жаклин, сейчас же прекрати. Я имею полную власть убивать при выполнении этого задания. А теперь — посмотри как следует, на чем ты сидишь. Все эти кожухи металлические. Нам даже не требуется действовать при помощи автоматических пистолетов. Я просто прикажу бросить в твою сторону электрогранату. Ты же должна понимать, что с тобой сделает электричество.

Мерфи выждал несколько секунд, затем трижды выстрелил в ряды трубок, как раз над тепловым излучением. Пули прочертили слабые фиолетовые полосы в его поле зрения, они исчезли так же быстро, как и появились.

Жаклин Кутер медленно встала, высоко подняв руки. Она оглядела морпехов, присевших вокруг нее и сжимавших оружие, с величайшим презрением.

— На пол! — приказал ей Мерфи.

Она послушалась с оскорбительно рассчитанной замедленностью; спустилась по ступенькам, приваренным к кондиционеру. Когда она достигла пола, пятеро морпехов кинулись к ней.

— Ложись! На пол! — повторил Мерфи.

Вздыхая по поводу того, что с ней так несправедливо обращаются, Жаклин опустилась на колени и медленно наклонилась вперед.

— Думаю, что так вы себя чувствуете в безопасности? — спросила она насмешливо.

Первый же подошедший к ней морпех повесил на плечо свой автомат и снял у себя с пояса ошейник. Цепь раскрывалась на двухметровую длину. Морпех присоединил зажим к шее Кутер.

— Обыщите и обезопасьте это помещение, — приказал Мерфи. — У нас не хватает еще трех трупов.

Он подошел туда, где его люди крепко держали Жаклин Кутер. Зажим приходился на нижнюю часть ее шеи, откидывая голову назад. Позиция была крайне неудобная, но Жаклин не выказывала никакого гнева.

— Что это ты вытворяешь? — спросил Мерфи.

— Я думаю, вы тут старший. — Ее тон превосходства и насмешки был рассчитан на то, чтобы привести его в раздражение. — Вот вы мне и скажите.

— Хочешь сказать — это и все, чего ты достигла? Двухчасовая свобода — и вот ты здесь, дуешься на нас. Это жалкое зрелище, Кутер.

— На два часа я заняла ваши ресурсы, пугая ваш взвод. И вас тоже — я вижу, как страх охватывает ваш мозг. Кроме того, я ликвидировала несколько значительных личностей из персонала научного отдела разведки флота. Возможно, я возбудила еще у нескольких одержимых желание освободиться и бежать с вашего распрекрасного астероида. Это уж вам самим придется выяснять. И вы действительно считаете все это таким уж незначительным, лейтенант?

— Нет, но это не стоит тебя.

— Я польщена.

— Не надо. Я выясню, что за мошенничество ты затеваешь, и живо с ним покончу. Меня ты не одурачишь, Кутер. — Мерфи поднял защитный козырек и приблизил лицо к ее физиономии на несколько сантиметров. — Тебя ждет ноль-тау. Слишком долго ты испытывала наше терпение. Мне следовало тебя пристрелить тогда на Лалонде.

— Нет, вы бы не смогли, — осклабилась она. — Как вы выразились, вы слишком порядочны.

— Отведите ее наверх, в лабораторию, — рявкнул Мерфи.

Гилмор ждал на верхней площадке лестницы; он направил их в лабораторию профессора Новака, где двое лаборантов уже приготовили камеру с ноль-тау. Жаклин Кутер слегка поколебалась, когда ее увидела. Два автомата, упершиеся ей в спину, вынудили ее пойти вперед.

— Я должен был бы извиниться перед вами за все те страдания, через которые вы прошли, — неловко промямлил Гилмор. — Но после суда я чувствую себя оправданным.

— Так и следует, — сказала Жаклин. — Я буду наблюдать за вами из потусторонья. Когда придет ваше время к нам присоединиться, я буду ждать вас там.

— Пустые угрозы, боюсь. К тому времени мы уже решим проблему потусторонья.

Гилмор указал на камеру ноль-тау, как будто попасть туда было делом добровольным.

Кутер наградила его последним потухшим взглядом и полезла в камеру.

— Какое-нибудь последнее желание? — спросил Мерфи. — Хотите что-нибудь передать детям или внукам? Я прослежу, чтобы ваше поручение передали.

— Иди, трахайся сам с собой, — был ответ.

Он крякнул и кивнул оператору, управляющему камерой. Кутер немедленно исчезла за густыми клубами черного пара.

— Как долго это будет продолжаться? — напряженно спросил Мерфи. Он все еще не мог поверить, что это конец.

— Оставьте ее там по крайней мере на час, — с горечью посоветовал Гилмор. — Она упряма.

— Очень хорошо.

Мерфи отказывался позволить, чтобы дверь, соединяющая лабораторию безопасности со всем астероидом, была приоткрыта, особенно учитывая, что о трех людях пока еще было ничего не известно. Морпехи продолжали прочесывать вспомогательные ниши. Мерфи заставил их осмотреть не только людей, но и атомные генераторы. Так как внешние устройства теплообмена не действовали, они работали экономным способом, подключая небольшой тепловой избыток к аварийному бункеру. Кутер не могла довести его до взрыва, но плазма произвела бы массу разрушений, если бы кто-то влезал в ограниченное поле. Лаборанты доложили, что поля не затронуты. Когда прошло сорок минут, нашли еще одно из пропавших тел, — мертвеца засунули в вентиляционную трубу. Мерфи приказал своему взводу еще раз пройтись по всем комнатам, которые они охраняли, и открыть все оставшиеся решетки, независимо от их величины. Одержимые легко могут пробить для своего убежища небольшую дыру в скале.

Мерфи выждал семьдесят минут, прежде чем приказал отключить камеру ноль-тау. На женщине, находящейся внутри, был изорванный и обгоревший лабораторный халат со штампом разведки флота на плече. Пошатываясь, она вышла оттуда, громко рыдая и придерживая кровоточащую рану у себя на животе. С помощью программы распознавания Мерфи идентифицировал ее как Тоши Ньюмор, одну из биофизиков из секции вооружения.

— Дьявольщина, — простонал Мерфи. — Доктор Гилмор! — вызвал он. Ответа не было. — Доктор?

Коммуникационные процессоры в аварийном лабораторном комплексе доложили, что они не могут распознать нейросеть доктора Гилмора.

Мерфи бросился в главный коридор и заорал на свой взвод, чтобы следовали за ним. Он кинулся в офис доктора Гилмора в сопровождении десяти человек.

* * *

Как только черная оболочка камеры ноль-тау захлопнулась за Жаклин Кутер, Пирс Гилмор вернулся в свою лабораторию. Он не протестовал против строгих приказов Хьюлетта, который запретил им покидать лабораторный комплекс. В действительности он это даже одобрял. Он находился в жутком шоке, когда Кутер сбежала, да еще на верхушке астероида, сотрясающегося и вибрирующего вследствие взрыва антиматерии. При данных обстоятельствах подобные предосторожности были и логичны, и разумны.

Офисная дверь захлопнулась за ним, частично заработало освещение. Нормы расходования энергии позволяли ему освещать только четыре потолочные панели, учитывая, что стоял холодный зимний вечер. Ни одно из голографических окон не действовало.

Гилмор подошел к кофеварке, которая все еще самодовольно булькала, и налил себе чашку. После недолгого сожаления он выключил кофеварку. Возможно, при эвакуации в новое помещение не окажется достаточно места, чтобы взять с собой кофеварку и его любимые китайские чашки. Если вообще найдется какое-то место для личных вещей. Когда требуется эвакуировать по три тысячи человек в неделю, количество багажа, которое разрешено брать с собой, сводится практически к нулю. Трубочка из солярия, проходящая под орхидеями, тоже была отключена. Несколько этих редких растений чистого генотипа готовы были расцвести, их мясистые почки почти лопнули. Теперь этого не произойдет. Не будет больше света и чистого воздуха, скоро наступит жара. Лаборатория безопасности находилась ближе к поверхности, чем большинство обитаемых секций астероида, они потеряют больше всех. Мебель, оборудование — все будет утрачено. Единственное, что останется, — это их файлы.

Пирс сидел за своим столом. В самом деле, ему ведь надо спланировать порядок действий, обеспечить готовность сохранения информации, когда они переедут в другое убежище. Он поставил чашку на кожаную поверхность, рядом с другой пустой чашкой. Но раньше той чашки там не было.

— Привет, доктор, — сказала Жаклин Кутер.

Гилмора передернуло, но он, по крайней мере, не подскочил на месте и не закричал. Она не получила удовлетворения, так как ей не удалось увидеть его замешательство, которое в их взаимной игре было выигрышем в очках. Его взгляд сосредоточился на пустой секции стены прямо у него над головой.

— Жаклин. Сердца у вас нет. Бедному лейтенанту Хьюлетту вовсе не нравится, чтобы его таким образом одурачивали.

— Можете прекратить вызывать помощь, доктор. Я вывела из строя процессоры в этой комнате. И вовсе не моей энергистической мощью; не было ни малейших затруднений в том, чтобы поднять по тревоге AI. Кейт Морли кое-что понимает в электронике, прослушала парочку теоретических курсов.

Пирс Гилмор попробовал процессорное устройство, вделанное в его рабочий стол. Оно ответило, что его связь с коммуникационной системой Трафальгара отключена.

Жаклин хмыкнула, обходя вокруг стола и появляясь в поле зрения Гилмора. В руке она держала процессор, его маленький экран ожил от графиков, которые отражали его сигналы.

— Не хотите ли еще что-нибудь попробовать? — легкомысленным тоном поинтересовалась она.

— AI заметит, что процессоры отключены. Даже если бы это не было вызвано помехами, сюда пришлют взвод морпехов, чтобы проверить.

— Правда, доктор? Масса систем была повреждена вибрацией. Меня, как известно, схватили и поместили в ноль-тау, а морпехи уже очистили весь этот этаж. Я думаю, это дает нам достаточно времени.

— Для чего?

— О боже мой. Это что же — неужели я наконец ощущаю страх у вас в мозгу, доктор? Первый раз за много лет он вас победил. Возможно, это даже намек на угрызения совести? Раскаяние в том, на что вы меня обрекли?

— Вы сами себя обрекли, Жаклин. Мы просили вас быть нашим союзником, вы отказались. И весьма резко, как я припоминаю.

— Я не виновата. Вы меня мучили.

— Кейт Морли. Майнард Кханна. Продолжить?

Она остановилась прямо напротив стола, воззрившись на Гилмора.

— Ах вон что. Две несправедливости составляют одну справедливость? Это и есть та вера, в которую я вас обратила, доктор? Страх действует на самые блестящие умы. Он приводит их к отчаянию. Он заставляет их испытывать жалость. Есть еще какое-нибудь оправдание, которое вы хотели бы предложить?

— Если бы я стоял перед судом, справедливым и честным, я предложил бы несколько оправданий. Нечего тратить такие аргументы на фанатичку.

— Как мелко — даже для вас.

— Присоединяйтесь к нам. Еще не поздно.

— Даже клише не меняются за пятьсот лет. Это многое говорит о роде человеческом, или вы так не думаете? Определенно это что-то такое, что мне нужно знать.

— Вы переходите к абстрактным концепциям. Ненависть к себе самому — общий признак больного рассудка.

— Если это я — нездоровая и ни к чему не способная, почему же в конечном счете неприятности у вас?

— Тогда перестаньте быть проблемой и помогите нам с решением.

— А мы вовсе не представляем собой проблемы. — Ее рука хлопнула по столу, заставив обе кофейные чашки подпрыгнуть. — Мы — народ. Если бы этот простой факт мог запечатлеться в вашем фашистском мозгу, тогда бы вы смогли посмотреть в ином направлении, в том, которое смогло бы положить конец нашим страданиям. Но это за пределами ваших возможностей. Чтобы думать в этом направлении, нужно быть гуманным. А после всех этих недель изучения я пришла к единственному определенному выводу — вы не гуманны. И никогда не сможете стать человечными.

— У вас нет ничего, никакой моральной основы, из которой можно расти. Латон и Гитлер были святыми по сравнению с вами.

— Вы воспринимаете свою ситуацию слишком уж лично. В конце концов, ясно, что вы едва ли сможете отступить от своей позиции. Для этого у вас смелости не хватит.

— Нет. — Она выпрямилась. — Но я могу совершить свой последний благородный поступок. И оградить флот Конфедерации от вашего так называемого таланта — это будет для меня достаточным достижением. Ничего личного, понимаете ли.

— Я могу положить этому конец, Жаклин. Теперь мы так близки к ответу.

— Посмотрим, как ваша рациональность вынесет реальность потусторонья. Вы сейчас испытаете каждый его аспект. Каково это — быть одержимым одним из его обитателей, жить в этом и с этим. А если вам действительно повезет — жить в качестве одержателя, вечно страшащегося того, что какой-нибудь удачливый живущий подлец вот-вот вырвет вас из этого драгоценного существования, полученного в награду, и отправит вас, издающего дикие крики, назад. Интересно, каков тогда будет ваш ответ?

— Он не изменится. — Гилмор улыбнулся ей печальной улыбкой потерпевшего поражение человека. — Это называется решимостью, способностью и предрасположенностью видеть вещи и события до самого конца. Каким бы неожиданным или разочаровывающим ни был этот конец. Не то чтобы каждый это знал. Но я остаюсь верным себе.

Встревоженная его решительным тоном, Жаклин начала протягивать к доктору правую руку. Сполохи белого огня отделились от ее запястья.

Альтернативы Гилмор придумать не мог. Было никак не избежать мучений. Он станет одержимым, или, еще вероятнее, ему нанесут такой ущерб, что тело его умрет, изгнав душу в потусторонье. И тут кончалась логика. Он верил — или считал, будто верит, — что существует путь из потусторонья. И все же его охватывало сомнение. Противоречивая, нечистая человеческая эмоция, которую он не выносил. Если существует путь через потусторонье, почему души остаются его пленниками? Больше никакой определенности не было. Ни для него, ни для здешнего мира. И Гилмор не мог этого вынести. Факты и морализирование были больше тех четких конструкций, которые составляли его мозг, они были его существованием. Если потусторонье действительно такое место, где отсутствует логика, тогда Пирс Гилмор не имеет никакого желания существовать там. А его собственная жертва хоть ненамного продвинет людское понимание. Такое знание было бы подходящей последней мыслью.

Он настроил процессор на вариант антипамяти. Рука Жаклин уже почти достала его, когда проекционная аудиовидеотумба с крышки его стола стала беззвучно распространять по офису ослепительный красный свет.

* * *

Шестьдесят минут спустя Мерфи Хьюлетт и его взвод взорвали дверь снарядом и бросились на помощь. Они обнаружили, что Гилмор упал на свой стол, а Кейт Морли лежит на полу перед ним. Оба были живы, но никак не реагировали на стимуляторы, что пытался применить к ним взводный врач. Как Мерфи позже заявил, отчитываясь о выполнении своего задания, оба представляли собой не более чем бодрствующие трупы.

Глава 18

Проделав четверть пути от безопасности маленького плато вверх к северной вершине, Толтон настроил свой телескоп на вестибюль звездоскреба. Сквозь купол, поддерживаемый белыми арками, еще прорывался водоворот темноты. Обвалившиеся куски здания раскидало по измятой лужайке, окружающей заброшенное строение. Он все ждал, что звуки бьющегося стекла одолеют это расстояние. Телескоп давал хорошее, четкое изображение, как будто Толтон находился всего в нескольких метрах. Поэт стряхнул с себя эту отвлекающую мысль, он все еще ощущал волну холода, проходящую через него всякий раз, когда над головой пролетало это чудовище.

— Это странник. — Толтон отодвинулся и дал Эренц посмотреть в окуляр.

Она с минуту изучала увиденное.

— Ты прав. И набирает скорость.

Посетитель срезал себе путь между дымящимися развалинами строений, оставляя за собой глубокую борозду. Теперь он пересекал лужайки, лежащие позади. Росшие пучками розовые травяные стебли вокруг него становились черными, как будто бы их подпаливали.

— Движется достаточно плавно — и при этом быстро. С такой скоростью он должен через пять-шесть часов достигнуть южной вершины.

— Как раз то, что нам нужно, — проворчала личность. — Еще один мерзавец, паразитирующий на нас. Нам только следует уменьшить производство питательной жидкости до минимума выживания, поддерживать нейтральный уровень жизни. Целые годы уйдут у нас на то, чтобы восстановить разрушенное.

Теперь с Джербы прибыли уже восемь зловещих посетителей; трое из них прилетели. Они безошибочно направлялись к южной вершине, точно так же, как это сделали первые и самые крупные. Те, которые продвигались по земле, оставили за собой четкий след в виде погибшей растительности. Когда они достигли вершины, они прокладывали себе путь через полипы — и проникли в артерии, которые питали гигантские органы, всасывая питательную жидкость.

— Скоро мы сможем их всех выжечь, — сказала Эренц. — Огнеметы и зажигательные торпеды действуют отлично. Ты будешь о'кей.

Взгляд, которым Толтон наградил ее, восполнил недостаток сродственной связи. Толтон снова склонился над телескопом. Посетитель с хрустом пробирался через лесок. Деревья качались и валились на землю, сломанные у основания. Кажется, это существо не способно обходить что-либо.

— Эта тварь чертовски сильна.

— Да, — в голосе Эренц прозвучало беспокойство.

— Как продвигается сигнальный проект? — Толтон задавал этот вопрос по нескольку раз в день, боясь, как бы не пропустить какое-нибудь удивительное открытие.

— Большинство из нас работает над тем, чтобы произвести и сразу же пустить в действие это оружие — прямо сейчас.

— Вы не можете от него отказаться. Не можете! — Толтон произнес это громко, чтобы существо слышало.

— Никто и не сдается. Главная команда физиков вовсю действует.

Эренц не сказала ему, что проект застрял у пяти теоретиков, которые большую часть времени проводят в спорах о том, как двигаться дальше.

— Тогда — о'кей.

— Приближаются еще двое, — предупредила личность.

Эренц бросила на уличного поэта поспешный взгляд. Он уже снова занялся телескопом, следя за движениями посетителей, все еще бродящих по травянистой равнине.

— Нет нужды сеять панику среди остальных.

— Никакой.

Эти твари прибывали со скоростью примерно по одному в каждые полчаса, с тех пор как Эренц совершила свой губительный налет на Джербу. Личность теперь была обеспокоена своей способностью поддерживать чистоту среды в обиталище. Каждый вновь прибывший неизменно пробивал себе путь в звездоскреб, затем долго молотил по внутреннему помещению башни. До сих пор аварийные перемычки между перекрытиями это выдерживали. Но, если вторжение будет продолжаться с той же скоростью, неизбежно образуется пробоина.

— Мы полагаем, что некоторые из этих существ теперь начинают передвигаться, — сказала личность. — Передвижение у них медленное, из-за этого трудно сказать что-то определенное, но они могут начать вторжение на территорию парка через день или около того.

— Думаешь, они размножаются так же, как это было с первым?

— Невозможно сказать. Наш способ восприятия, близкий к их ощущениям, сейчас почти полностью недоступен. Мы подозреваем, что большая часть полипа мертва. Однако, если один из них размножается таким образом, вполне логично принять, что и остальные будут действовать по тому же образцу.

— Ну и здорово! Вот черт. Мы собираемся захватывать каждого по отдельности. Я даже не уверен, что мы одержим победу. Они начинают собираться против нас в большом количестве.

— Придется пересмотреть нашу тактику после нескольких первых столкновений. Если это обойдется нам слишком дорого, мы сможем удовлетворить желание Толтона и так приобщить всех к сигнальному проекту.

— Верно. — Личность испустила страдальческий вздох. — Ты ведь знаешь, я даже не считаю это капитуляцией. По мне, все, что нас от этого избавит, хорошо.

— Здоровая позиция.

Толтон выпрямился.

— Что дальше?

— Нам бы лучше вернуться к остальным вниз. Посетители не угрожают прямо сейчас.

— Это может измениться.

— Если так, я уверена, мы действительно скоро об этом узнаем.

Они прошли в маленькую пещеру в задней части плато. В ней скрывался туннель, который проходит спиралью через несколько сообщающихся пещер у основания горы. Вниз с каждого уровня вели установленные там параллельно эскалаторы и лестницы. Большинство качающихся эскалаторов остановилось, так что спуск занял у них довольно много времени.

Пещеры выводили к находящемуся в осаде форту. Десятки тысяч больных людей лежали на тех доступных предметах, которые заменяли кровати. Они располагались без всякого порядка. Выхаживание прикованных к постели было целиком предоставлено находящимся в более легком состоянии больным и состояло в основном из обеспечения их санитарных потребностей. Тех, кто умел пользоваться медицинскими нанопакетами, время от времени циркулирующими (или обладал какой ни на есть памятью о подобных предметах), постоянно не хватало.

Родственники Эренц образовывали тесный кружок в самых глубоких пещерах, где были сосредоточены производящая свет аппаратура и исследовательское оборудование. Они также позаботились о том, чтобы обладать собственным запасом продуктов, которого свободно могло им хватить более чем на месяц. Здесь, по крайней мере, оставалось какое-то сходство с нормальным положением. В коридорах ярко светили электрофоресцентные трубки. Механические двери с жужжанием открывались и закрывались. По всей колонии слышалось постукивание вибрирующего кибернетического устройства. Даже блок процессора Толтона издавал короткое сигнальное попискивание, когда пробуждались к жизни его основные функции. Эренц ввела его в помещение, служащее складом оружия. Ее родственники с самого начала рекогносцировки на Джербе были заняты проектированием и производством личного огнемета. Основной принцип особенно не переменился за шестьсот лет, на спине у пользователя помещался бак с химическими веществами. Плоский шланг соединился с узкой форсункой, похожей на стройную винтовку. Современные материалы и использование технических приспособлений позволяли при системе высокого давления получать узкую струю пламени, которое могло достать на расстояние двадцати метров или быть выпущенным в виде широкого сужающегося конуса. Скальпель или короткоствольное ружье, комментировала Эренц. Были еще зажигательные торпедометатели, по существу, увеличенные варианты ярких вспышек.

Эренц вступила с несколькими из своих родных в спор, в большинстве случаев пользуясь внутренним взаимопониманием. Только несколько восклицаний прозвучало по-настоящему вслух. Толтон почувствовал себя ребенком, исключенным из недоступного его пониманию разговора взрослых. Его внимание начало рассеиваться. Разумеется, община не ожидала от него, что он присоединится к битве против темных тварей. Ему не хватало той целенаправленной решимости, какой щеголяли Эренц и ее родные, их права рождения. Он боялся спрашивать — а вдруг они скажут: «Да». Еще хуже, если они скажут «нет» и вышвырнут его из своих пещер, чтобы он присоединился к остальному населению.

Должен ведь быть какой-то совсем не боевой пост, который он мог бы занять. Толтон задействовал свой блок процессора, чтобы задать вопрос персоналу. В прежние времена Рубра стал бы сочувствовать ему в этом, и секция Дариата была ему дружественной. И тут он понял, что Эренц и ее кузены перестали разговаривать.

— Что? — спросил он, нервничая.

— Мы чувствуем что-то в ограде туннеля, оно приближается к одной из горных станций, — ответил блок.

Голос был в точности такой, каким с ним говорил Рубра все время, пока он скрывался, хотя что-то в нем все-таки переменилось. Интонация стала более твердой? Не особенно важной, но значительной.

— Один из них идет сюда?

— Мы так не думаем. Они неистовствуют без всякой попытки скрыться. Больше похоже на то, как крадется мышь. Ни один из окружающих колонию не страдает от обычной потери тепла и не умирает. Но наши воспринимающие клетки не в состоянии получить четкий образ.

— Эти ублюдки переменили тактику, — сердито буркнула Эренц. Она схватила с крюка один из огнеметов. — Они знают, что мы здесь.

— На этот счет мы не уверены, — сказала личность. — Однако это новое вторжение необходимо исследовать.

Еще несколько человек вбежали в оружейную и начали брать оружие. Толтон наблюдал эту суетливую деятельность с тревожной растерянностью.

— Вот, — Эренц сунула ему торпедометатель.

Он машинально схватил оружие.

— Я не умею этим пользоваться.

— Прицелься и стреляй. Действует на расстоянии двухсот метров. Есть вопросы?

Она, кажется, не пребывала в мирном настроении.

— Ах ты дерьмо, — выругался он.

Толтон покачал головой из стороны в сторону, пытаясь разогнать напряженность шейных мышц, затем присоединился к остальным в их массовом исходе.

Их оказалось девять человек в группе, которая помчалась вниз по лестнице, к горной станции. Восемь тяжеловооруженных из группы Рубры и Толтон, который старался держаться по возможности позади всей кучи, но так, чтобы это было не очень заметно.

Основные осветительные трубки были темными и холодными. Аварийные панели мерцали сапфировыми огнями, как будто их пробуждали к преступной жизни эти громыхающие шаги. И не особенно-то много пользы было от них. Прожекторы на шлемах заключали каждого члена группы в яркий круг белого света. Их энергетические батарейки пока что не были задействованы.

— Какие-то перемены? — шепнул Толтон.

— Никаких, — шепотом ответил ему блок. — Это существо все еще пробирается по туннелю.

Рубра не уничтожил именно эту станцию во время короткого периода его конфликта с одержателями. Толтон продолжал ожидать чего угодно, что могло вернуться к жизни во время такого взрыва света, шума и движения. Это была территория «Мэри Селест». Покинутая вагонетка стояла на одной из двух платформ с открытой дверцей. На мраморном полу снаружи лежало несколько пакетов с едой быстрого приготовления, их содержимое рассыпалось тонкой пленкой по серой грязи.

Эренц и ее кузены помахали с платформы и начали осторожно снижаться в направлении черного круга устья туннеля позади вагонетки. Они подкрались к щели, сели и прицелились.

Вместе с остальными оставшимися на платформе Толтон спрятался за одной из центральных колонн и поднял свой торпедометатель. Девять прожекторов от шлемов сфокусировались, создавая освещение у входа в туннель, отбрасывая вниз по нему тени в несколько метров длиной.

— По-настоящему это и не засада, — заметил он. — Оно видит, что мы здесь.

— Значит, мы можем понять, как твердо они настроены напасть на нас, — сказала Эренц. — Там, на Джербе, я пыталась осторожно приблизиться. Поверь мне, это дьявольски трудно.

Интересно, подумал он, насколько различаются их понятия о том, что такое осторожно. Толтон еще сильнее сжал торпедометатель. И снова прикинул безопасное расстояние для метания.

— Приближается, — предостерегла личность.

На самой дальней протяженности теней в туннеле материализовалось серое пятно. Оно покачивалось и как будто бы уверенно продвигалось по направлению к станции.

— Теперь иначе, — прошептала Эренц. — На этот раз оно не прячется. — И тут же у нее участилось дыхание, потому что чувствительным клеткам наконец удалось сфокусироваться.

Толтон скосил глаза на медленно принимающее решение бесформенное существо, направляя торпедометатель вертикально, так, чтобы можно было бросить его прямо.

— Святые угодники, — только и сказал он.

Дариат вынырнул из устья туннеля и слегка улыбнулся, видя полукруг смертоносных узких горлышек, направленных на него из залитого ослепляющим светом пространства.

— Я что-то такое говорил? — спросил он невинно.

— Вы должны были нам объявить, кто вы, — осуждающе произнес персонал.

— Я был занят размышлениями о том, кто я такой.

— И кто же?

— Я еще не совсем уверен.

Толтон радостно завопил и вышел из-за колонны.

— Осторожнее! — предупредила Эренц.

— Дариат? Эй, это ты? — Толтон побежал вдоль платформы, ухмыляясь, как сумасшедший.

— Это я. — Только слегка сардонический тон окрашивал его голос.

Толтон нахмурился. Раньше голос его друга был на слух громким и чистым, никогда не нужно было даже сосредоточиваться на движении губ. Он сконфуженно помолчал.

— Дариат?

Дариат положил ладони на край платформы и перевалился наверх, как пловец, выбирающийся из бассейна. Казалось, требуется приложить массу усилий, чтобы поднять такую тяжесть. Накидка плотно облегала его плечи.

— Что случилось, Толтон? Ты выглядишь так, как будто увидел привидение. — Он хмыкнул, проходя вперед. Развевающийся край накидки задел один из пустых пищевых пакетов, и тот завертелся, отлетая прочь.

Толтон не отрывал взгляда от треугольного пластика, пока тот не остановился. Остальные снова привели свое оружие в нейтральное состояние.

— Ты настоящий, — Толтон слегка заикался. — Твердый! — Полный улыбающийся человек, стоящий перед ним, больше не был прозрачным.

— До чертиков настоящий. Госпожа Ши-Ри мне улыбалась. Кривой улыбкой, но определенно улыбалась.

Толтон робко протянул руку и тронул Дариата за плечо. Холод проник в его вопрошающие пальцы, точно от лезвия бритвы. Он отдернул руку. Но это определенно была физически ощутимая поверхность, Толтон даже оставил небольшую складку на материи накидки.

— Дьявольщина! Что же с тобой произошло, дружище?

— А, ну так вот вам история. Я упал, — рассказывал им Дариат. — Пролетел десять распроклятых уровней по этой шахте, всю дорогу вопил. Один черт знает, почему самоубийцы так любят спрыгивать со скал и с мостов, — не стали бы они прыгать, если бы знали, на что это похоже. Я-то не уверен, что сделал это с какой-то целью. Персонал меня подначивал это сделать, но все ближе подбиралась эта штука, которая меня ослабляла. Я, вероятно, перестал владеть собственными ногами, так ослабел. Что бы там ни было, я вылетел через край и шлепнулся прямо на верхушку подъемника. Я так тяжело падал, что даже вдавил его на несколько сантиметров. Дьявол меня возьми, как это было противно. Вы представления не имеете, насколько твердыми ощущаются предметы для призрака. Ну, во всяком случае, мне пришлось с силой преодолеть ногами крышу, чтобы вылезти туда. Прямо передо мной оказались земли этого сволочного призрака. Я даже почувствовал, как он подходит, точно волна жидкого гелия, которая заливает шахту. Но эта штука, когда она об меня ударилась, — она не стукнула. Она разлилась.

— Разлилась? — переспросил Толтон.

— Совершенно. Это было вроде какой-то липкой бомбы, взорвавшейся на крыше подъемника. Вся шахта оказалась залитой этой густой жидкостью. Все оказалось ею покрыто, в том числе и я. Но эта жидкость вступила со мной в реакцию. Я чувствовал ее капли. Было похоже на то, как тебя охватывает ледяной поток.

— Что ты хочешь этим сказать — вступила в реакцию?

— Эти капли менялись, проходя сквозь меня. Их форма и цвет старались соответствовать той части моего тела, где они находились. Я подумал — похоже, что мои мысли на них сильно повлияли. Я думаю — и моя форма. Так что воображение взаимодействует с этой жидкостью и формирует ее.

— Разум превыше материи, — скептически произнесла Эренц.

— Вот именно. Эти создания не отличаются от моего человеческого призрака, вот только что они состоят из этой жидкости, твердое воплощение. Они обладают душой, как и мы.

— И как же получилось, что ты стал твердым? — спросил Толтон.

— Мы за это боролись, я и душа того, другого существа. Столкновение вынудило это существо на минутку утратить сосредоточенность, вот почему материальная оболочка отлетела. Мы оба начали драться за то, чтобы впитать в себя как можно больше. И я оказался чертовски сильным по сравнению с ним. Я одержал верх. Наверное, получил семьдесят процентов того, что было в том до того, как я на него наскочил. А потом я спрятался на нижних уровнях, пока не исчезли все остальные из них. — Он обвел взглядом весь круг слегка что-то подозревающих лиц. — Вот почему они сюда явились. Валиск пропитан энергией, в которой они нуждаются. Это ведь из энергии состоят наши души, из жизненной энергии. Она их привлекает, точно цветочная пыльца — пчел. Вот чего они жаждут, они разумны, как и мы, они произошли из той же самой вселенной, что и мы, но теперь ими управляет слепой инстинкт. Они так долго здесь пробыли. Они страшно ослабели, не говоря уже о том что сделались неразумными. Все, что им понятно, — это что они должны питаться жизненной энергией, а Валиск — единственный и самый крупный источник, который они могут вспомнить и куда могут вторгнуться.

— Что они и делали в питательной жидкости, — сказала личность. — Поглощали из нее жизненную энергию.

— Угу. Что ее и истощает. И раз она исчезла, вы никогда не сможете произвести еще. Этот темный континуум напоминает проклятую разновидность потусторонья.

Толтон ступил на нижнюю ступеньку.

— Но более проклятую. Так это хуже, чем потусторонье?

— Боюсь, что так. Это, должно быть, шестой мир, безымянный вакуум. Единственный хозяин там — энтропия. Все мы склонимся перед ним в конце.

— Это не мир Звездного Моста, — резко возразила личность. — Это один из аспектов физической реальности, и как только мы поймем и сведем в таблицы то, что ей принадлежит, мы поймем, как открыть хотя бы крошечную щелочку и сбежать. Мы ведь уже положили конец тому, чтобы эти создания поглощали нас дальше.

— Как? — Дариат с подозрением оглядел пустую станцию.

— Артерии обиталища с питательной жидкостью закрыты.

— Ой-ой, — вздохнул Дариат. — Это не тот ход.

* * *

Когда им было отказано в питании, Оргатэ начали искать вокруг новые источники сырой жизненной энергии, крича своими странными трудноразличимыми голосами. Их соседи, которые наводняли органы южной вершины, пронзительно верещали в ответ. Даже там обильные питательными веществами жидкости начали высыхать, но сами органы достаточно изобиловали зажигающим жаром жизненной энергии. Достаточной для тысяч потребителей.

Оргатэ нашли путь между звездоскребами и улетели.

Дариат, Толтон, Эренц и еще несколько человек стояли возле одной из пещер, которой они пользовались как гаражом для грузовиков.

Эренц облегченно вздохнула сквозь зубы.

— По крайней мере, они все еще направляются к южной вершине.

— Их уже более тридцати, и они прогрызаются сквозь наши органы, — сказала личность. — Разрушения, которые они приносят, переходят все границы. И есть только единственная дверь под давлением в звездоскребе Иган, которая препятствует образованию атмосферной бреши. Придется вам переходить в наступление. Дариат, огнеметы их убьют?

— Нет. Души не могут быть убиты, даже здесь. Они просто растают до состояния призраков, может быть теней, даже не обладая такой силой.

— Ты понимаешь, о чем мы, парень?

— Да, конечно. О'кей, огонь отправит к чертям составляющую их жидкость. Им нужно долгое время, чтобы акклиматизироваться на жарких уровнях обиталища. Только мы, тоале, знаем, сколько тысяч градусов над окружением континуума.

— То есть сотни?

— Не думаю. Во всяком случае, они не могут принять напрямую взрыв физического тепла. Лазеры и мазеры они могут просто отклонить, но пламя должно разложить жидкость, и их души останутся обнаженными. Это поможет их превращению просто в толпу призраков, бродящих вокруг парковой территории.

— Отлично.

— Если они не могут умереть, на что им нужна жизненная энергия?

— Она возвышает их над остальными, — объяснил Дариат. — Раз они стали сильными, они останутся свободными на долгое время, пока жизненная энергия снова не истощится.

— Свободными от чего? — с беспокойством поинтересовался Толтон.

Ему пришлось отступить от своего друга на несколько шагов в сторону. Он не хотел быть невежливым. Дариат был холодным. На его накидке конденсировалась жидкость, как это бывает с бутылкой пива, только что вытащенной из холодильника. Но Толтон заметил, что ни одна капля не оседала на материи. И это была только одна из странностей, обнаружившихся при преображении. В поведении тоже замечались некоторые перемены, маленькие причуды, которые то и дело проявлялись. Толтон потихоньку наблюдал за Дариатом, когда они все выходили из станции в туннеле. В нем появилась уверенность, которой так не хватало прежде, как будто он просто снисходил до своих родичей, а не помогал им. И тот глубокий гнев тоже исчез, вытесненный печалью. Толтона удивляло это сочетание, печаль и самоуверенность составляли странную движущую силу. Возможно, даже взрывоопасную. Но если учесть, через что пришлось пройти бедному Дариату за последние несколько недель, все это было простительно. На самом деле даже достойно стихотворения или двух. Уже довольно давно Толтон ничего не сочинял.

— Мы не смогли толком поговорить на верхушке подъемника, — сказал Дариат. — То, что я испытал в бездне, было вроде насильственного обмена памятью. Мысли того существа не были особенно стабильными.

— Ты хочешь сказать — оно о нас знает?

— Я бы не удивился. Но не смешивай знание с заинтересованностью. Потребление жизненной энергии — это все, ради чего они теперь живут.

Эренц скосила глаза на отступающего Оргатэ, когда оно направилось к морю.

— Нам, я полагаю, следовало бы быть осторожнее. — Она произнесла это без особого энтузиазма.

Дариат прекратил следить за темным оккупантом и огляделся вокруг. Целая толпа призраков свисала с арки входа в пещеру, они держались среди больших камней, усеивающих пустынное место. Они разглядывали небольшую группу настойчивых материальных людей с неприязненным уважением, избегая прямых взглядов, как магазинный вор избегает детектива в универсаме.

— Эй, ты! — внезапно отрывисто выкрикнул Дариат. Он пошел по мелкому песку. — Да, ты, сволочь. Помнишь меня?

Толтон с Эренц пошли за ним следом, заинтересованные его поведением.

Дариат приближался к призраку, одетому в рваный комбинезон. Это был механик, которого он встретил, когда отправился искать Толтона сразу после того, как обиталище прибыло в этот темный континуум.

Узнавание было взаимным. Механик повернулся и побежал. Призраки расступились, чтобы пропустить его. Дариат преследовал его, на удивление быстро для своего грузного тела. Когда он миновал скопление призраков, те отпрянули и, волоча ноги, потащились прочь, задыхаясь в шоке от того холода, который исходил от него.

Дариат схватил механика за руку и заставил остановиться. Тот закричал от боли и страха, завертелся на месте, не в силах избавиться от Дариатовой хватки. И стал делаться более прозрачным.

— Дариат, — позвал Толтон. — Эй, друг, пошли-ка дальше, ты делаешь ему больно.

Механик упал на колени и затрясся, краски его тела все увядали. Дариат же, по контрасту, сиял еще сильнее.

— Помнишь? Помнишь, что ты сотворил, сволочь такая?

Толтон приблизился, но не хотел коснуться своего былого друга. Память о том холоде, который он ощутил на станции, была слишком сильна.

— Дариат! — заорал он.

Дариат посмотрел сверху вниз на гаснущее лицо механика. Раскаяние заставило его разжать пальцы, позволив бесплотной руке выскользнуть. Что сказала бы Анастасия о таком поведении?

— Извини, — пробормотал он неловко.

— Ты что это с ним сделал? — спросил Толтон.

Механик был едва видим. Он скорчился в позе эмбриона.

— Ничего, — выпалил Дариат, устыдившись своего поведения. Жидкость, которая придавала ему твердое состояние, очевидно, далась ему тяжелой ценой. Он знал об этом все время, просто отказывался признаваться в этом. Ненависть была извинением, но не мотивом. Как и у Оргатэ, инстинкт подавлял разум.

— Ой, ну пошли же! — Толтон наклонился и протянул руку по направлению к хныкающему призраку. Воздух сделался чуть прохладнее, и больше не осталось следов его существования. — Что ты такое сделал?

— Это жидкость, — объяснил Дариат. — Она требует очень много, чтобы поддерживать меня.

— Очень много чего? — Это был риторический вопрос. Толтон уже понял, что в ответе не нуждается.

— Жизненной энергии. Она уходит только на то, чтобы существовать. У меня нет биологической основы, я не могу дышать или есть, я должен ее экономить. А души — сильная ее концентрация.

— А как с ним? — На земле в слабых очертаниях тела призрака образовывалась легкая серебристая морозная оболочка. — Что будет с этой душой?

— Он оправится. Есть растения и вещества, которые помогут ему снова обрести форму. Он когда-то поступил со мной гораздо хуже.

Не имело значения, чего хотел Дариат, но он не мог отвести глаза от исчезающего призрака. Это то, чем мы все когда-нибудь кончим, подумал он. Жалкие освобожденные останки того, что мы есть, мы, цепляющиеся за свою сущность, в то время как темный континуум истощает нас, пока от нас не останется только голос, хныкающий в ночи. Выхода нет. Здесь слишком сильна энтропия, уводящая нас прочь от света.

И я был орудием, приведшим нас сюда.

— Давайте вернемся внутрь, — предложила Эренц. — Сейчас пора поместить тебя под микроскоп, и мы поглядим, сможет ли команда физиков что-то толковое с тобой сделать.

Дариат подумал было о протесте. В конце концов он покорно кивнул.

— Конечно.

Они вернулись ко входу в пещеру и прошли сквозь строй подавленных призраков. Еще два Оргатэ вылупились из вестибюля звездоскреба Гончарова и неуверенно устремились в слабо мерцающее небо.

* * *

На вокзале Кингс-Кросс нашлись бдительные люди, из крутой молодежи, которые собрались здесь, покинув дешевые жилища, расположенные вокруг внешних районов Вестминстерского купола. Их одежда была самой разнообразной, от псевдовоенной формы до дорогих деловых костюмов, она обозначала их принадлежность к разным слоям общества. Обычно такое смешение было самовоспламеняющимся. Увидеть — убить. И если гражданские лица попадали на линию огня, им приходилось туго. В некоторых случаях кровная вражда между городскими и пришлыми группами уходила корнями в прошлые столетия. Сегодня все они носили простые белые ленты, большей частью на разнообразных лацканах. Такая лента обозначала Чистую Душу и объединяла их в сообщество. Они находились здесь, дабы убедиться, что весь Лондон остается свободным от заразы.

Луиза отошла от вагона вакуумного поезда, тяжко зевая. Джен облокотилась на нее, бредя почти что во сне, когда они проходили большой шлюз. Было уже почти три часа утра по местному времени. Ей не хотелось и думать, сколько времени она уже не спала.

— Что это вы, воришки, тут делаете?

Она их и не заметила, пока они не оказались прямо перед ней. Две темнокожие девицы с выбритыми головами, та, что повыше, отвела глаза — невыразительные серебряные полушария. На обеих были одинаковые прочные черные костюмчики из какой-то шелковой материи. Блузок они не носили, жакеты застегивались на единственную пуговицу, обнажая мускулистые, точно у норфолкских сельскохозяйственных рабочих, животы. Ложбинки на груди были единственным способом определить их принадлежность к женскому полу, и Луиза все равно не была уверена: возможно, у них просто были сильно развиты грудные мышцы.

— А? — удалось ей произнести.

— Этот поезд из Эдмонтона, детка. Там-то и есть одержимые. Потому-то вы и вышли? Или вы здесь по другой причине, какой-нибудь ночной клуб для извращенцев?

Луиза начала просыпаться. На платформе было много молодых людей, некоторые одеты в такие же костюмчики, как у девушек (голос окончательно убедил ее в их половой принадлежности), одежда других менее официальна. Никто из них не проявлял желание сесть в только что прибывший поезд. Несколько вооруженных полицейских с поднятыми козырьками шлемов сгруппировались вокруг выхода. Они смотрели в ее сторону с некоторым интересом.

Иванов Робсон легко подошел и встал сбоку от Луизы, его движение походило на инерцию айсберга. Он улыбнулся с выражением крайней вежливости. Группа девушек не отступила в полном смысле этого слова, однако теперь их стало меньше и они выглядели не так угрожающе.

— Какая-то проблема? — спросил он спокойно.

— Не у нас, — ответила девица с серебристыми глазами.

— Прекрасно, тогда, пожалуйста, перестаньте приставать к этим юным леди.

— Да? А ты кто такой — их папочка? Или, может, просто их близкий друг с планом поразвлечься сегодня ночью?

— Если вы ничего интереснее придумать не можете, перестаньте пытаться угадать.

— Ты на мой вопрос не ответил, снежный ты человек.

— Я лондонский житель. Все мы такие. И вас это не касается.

— Как и твои планы на ночь, братец.

— Я вам вовсе не братец.

— А душа у тебя чистая?

— Что это вы все на мою голову — исповедники, что ли?

— Мы хранители, не священники. Религия проклята, она не знает, как бороться с одержимыми. А мы знаем. — Девушка хлопнула по своей белой ленточке. — Мы сохраняем себя одинаково чистыми. Ни один распроклятый маленький демон не пройдет мимо нас.

Луиза посмотрела на полицейских. Подошли еще двое, но они не проявляли никакого желания вмешаться.

— Я не одержимая, — объявила она с негодованием. — И никто из нас не одержимый.

— Докажи это, детка.

— Как?

Обе девушки из группы вытащили из карманов маленькие датчики.

— Покажи нам, что в тебе только одна душа, что ты чистая.

Иванов повернулся к Луизе.

— Исполни их каприз, — произнес он. — Не хочу я затруднять себе жизнь, стреляя в них, тогда мне придется слишком много заплатить судье, чтобы нас отпустили из тюрьмы до завтрака.

— Будь ты проклят! — заорала вторая девица из группы.

— Ну, так приступай, — устало попросила Луиза.

Она протянула левую руку, правой обхватила Джен, чтобы защитить ее. Девушка из группы пришлепнула датчик к ее ладони.

— Никаких помех, — объявила она. — Чистая детка. — И улыбнулась таинственной улыбкой, обнажившей зубы, слишком длинные, чтобы быть не искусственными.

— Проверь эту пигалицу.

— Подойди, Джен, — попросила Луиза. — Протяни руку.

Оскорбившаяся Женевьева сделала, как ее просили.

— Чистая, — объявила девушка из группы.

— Тогда ты должна быть тем, чем от тебя пахнет, — фыркнула Женевьева.

Девушка из группы занесла руку для удара.

— Даже и не мечтай об этом, — проворковал Иванов.

Лицо Женевьевы медленно расплылось в самодовольную ухмылку. Она посмотрела прямо на девушку с серебристыми глазами.

— Они лесбиянки, Луиза?

Девушка из группы с трудом сдержалась.

— Пошли с нами, малютка. Увидишь, что мы делаем со свежим мясом вроде тебя.

— Довольно! — Иванов выступил вперед и протянул руку помощи. — Женевьева, веди себя как следует, не то я тебя отшлепаю!

Девушка из группы приложила датчик к его коже, стараясь сделать это мягко.

— Я встречала одержимого, — сказала Женевьева. — Самого отвратительного, какой только может быть.

Обе девушки из группы бросили на нее неуверенный взгляд.

— Если одержимый только выйдет из поезда, знаешь, что нужно делать? Только бежать. Ничто — что бы вы ни делали — их не остановит.

— Неправильно, сучка ты норовистая. — Девушка из группы похлопала себя по карману, там лежало что-то тяжелое, что оттягивало материю. — Мы их просто глушим десятью тысячами вольт и наблюдаем фейерверк. Я слыхала, что это бывает очень славно. Будь ко мне добра, и я дам тебе тоже посмотреть.

— Видала я уже.

Девушка повернула свои серебристые глаза к Беннет.

— И ты давай тоже. Хочу убедиться, что ты чистая.

Беннет тихонько засмеялась.

— Будем надеяться, что твои датчики не проверят мое сердце.

— Какого дьявола вы все тут делаете? — спросил Иванов. — Единственный случай, когда я видел Блеров и Бепнов в одном и том же месте, был в морге. И еще я вижу вон там парочку Ястребов.

— Они следят за нашей территорией, братец. Эти одержимые, они же все в секте состоят. Вы никого из этих ублюдков здесь не видите, нет? Мы не собираемся допустить, чтобы они нас задавили, как они сделали с Нью-Йорком и Эдмонтоном.

— Я думаю, об этом позаботится полиция, а ты — нет?

— Нет уж, не таким путем. Они же Терцентрал. А эти говнюки допускают одержимых сюда в первую очередь. На этой планете лучшие средства защиты в галактике, а одержимые просто проскальзывают мимо них, как если бы этих средств тут вовсе и не было. Можешь ты мне объяснить, как такое случилось?

— Хороший вопрос, — протянула Беннет. — Я все еще жду на него ответа.

— А почему они совсем не отменили вакуумные поезда? — продолжала девушка. — Они все еще ходят в Эдмонтон, где, как нам известно, есть одержимые.

— Преступно, — согласилась Беннет. — Наверное, полицию подкупили люди из большого бизнеса.

— Ты оттуда что-то имеешь, сучка?

— Кто, я?

Девушка из группы кинула презрительный взгляд, полный отвращения, не зная, как отнестись к ее позиции. Стукнула большим пальцем по плечу.

— Пошли отсюда, хватит тут трахаться, — все вы! Ненавижу вас, богатеньких извращенцев.

Защитница чистоты наблюдала, как они проходили через арку выхода, со смутным ощущением тревоги. Что-то в этой компании было ужасно неладное, все четверо просто невероятно не подходили друг другу. Но к чертям это все, поскольку они не одержимые, кому какое дело, что за оргия им предстоит? Она внезапно содрогнулась из-за того, что холодный ветер прошел по платформе. Должно быть, он поднялся из-за того, что захлопнули тамбуры вагона.

— Это было ужасно! — воскликнула Женевьева, когда они дошли до большого зала над станционной платформой. — Почему полиция не запретила им проделывать такое с людьми?

— Потому что в три часа утра и так слишком много неприятностей, — ответил Иванов. — Кроме того, я думаю, офицеры были бы совершенно счастливы, если бы бодрствующие приняли на себя огонь первого удара в случае появления одержимых. Они действуют как буфер.

— Неужели Терцентрал такой глупый, что разрешает функционировать вакуумным поездам? — спросила Луиза.

— Не глупый, а просто медлительный. Там, в конце концов, самая бюрократическая организация во вселенной. — Он махнул рукой в сторону информационного табло, замелькавшего над головой. — Видите? Несколько путей уже закрыли. И в скором времени под давлением публики закроют еще несколько. Напряжение нарастает, как снежный ком, раз уж у кого-то появилась возможность вступить в эдмонтонскую драку. Завтра к этому времени будет трудно достать такси, если вам надо будет проехать дальше, чем за два квартала.

— Думаете, мы сможем уехать из Лондона?

— Возможно, нет.

Он сказал это так, что было больше похоже на официальное заявление, чем на мнение.

— Ладно, — сказала Луиза. — Я думаю, тогда нам лучше вернуться в отель.

— Я пойду с вами, — предложил Иванов. — Поблизости могут оказаться еще такие же психи. Не стоит, чтобы местные жители знали, что вы только что с Норфолка. Времена теперь безумные.

По какой-то причине Луизе вспомнился Энди Беху со своим предложением обеспечить ей гражданство Терцентрала.

— А с вами как быть? — спросил Иванов у Беннет, — вам нужно такси?

— Нет, спасибо. Я знаю, куда мне надо. — И она направилась к лифтам, расположенным по краям полукруглой ниши. — Не рассказывайте об этом, — раздраженно кинула ей в спину Луиза.

— Наверное, она действительно благодарна, — сказал Иванов. — Может, она просто не знает, как это выразить.

— Она могла бы попытаться.

— Пошли, я отведу вас обеих домой, в постель. День был длинный.

* * *

Квинн наблюдал, как дверь лифта закрылась за Беннет. Он не помчался за ней. Снова ее отыскать будет относительно просто, приманка никогда не была спрятана. О, она не будет очевидна. Ему понадобятся время и средства и придется сделать усилие. Но ее местоположение будет прослежено, сектантские сообщества и группы будут информированы. Поэтому в конце концов его и привлекло сюда. Лондон был самой большой и искусной ловушкой, когда-либо устроенной для одного человека. Странным образом он чувствовал себя скорее польщенным. То, что сверхкопы готовы пожертвовать всем центром города только для того, чтобы пригвоздить его, было признаком крайнего уважения. Они боялись Божьего Брата точно так, как и следовало бояться Его.

Он следил за Луизой, когда она шла к лифтам со своей малышкой-сестренкой и с огромным частным детективом. Она была слишком сонной, лицо расслаблено. Ее тонкие черты стали мягче, состояние, которое делало еще выразительнее ее красоту. Ему захотелось протянуть руку и потрепать ее по нежным щекам, чтобы полюбоваться на ее теплую улыбку, которая появится от его прикосновения. Приветит его.

Девушка нахмурилась и потерла руки одну о другую.

— Как здесь, внизу, холодно.

Момент был упущен.

Квинн выехал за этими тремя на поверхность, затем оставил их, когда они направились к гаражу такси. Он выбрал подземную дорогу, проходящую под улицей с большим движением, и поспешил вдоль одной из них, отходящих от вокзала. Остается только ограниченное количество времени, пока сверхполицейские закроют вакуумные поезда.

На второй улице, отходящей от главной, он нашел то, что ему было нужно. «Черный Бык», маленький дешевый трактирчик, полный пьющих по-черному людей. Никто из них не подсоединен к нейросети, но у некоторых были процессорные блоки.

Он последовал за одним из них в туалет, где на световой панели горело только электричество.

Джек Макговерн блаженно мочился в надтреснутый унитаз, когда ледяная рука обвилась вокруг его шеи и шлепнула его лицом о стену. Нос у него сломался от соприкосновения со стеной, и струя крови хлынула на фаянс.

— Ты вынешь процессорный блок из кармана, — произнес голос. — Употреби свой активизирующий код и сделай мне вызов. Делай это сейчас же, или ты умрешь, сволочь.

Он мог быть изрядным тупицей, но усиленное действие инстинкта самосохранения позволило мозгам Джека с необыкновенной ясностью сосредоточиться на его выборе.

— О'кей, — пробормотал он, и движение его губ вызвало новый поток крови, разлившейся по стене. Он нащупал свой процессорный блок. Там была программа срочного вызова полиции, она приводилась в действие особым кодом.

Ужасное давление на его шею ослабело, позволяя ему повернуться. Когда он увидел, кто его противник, мысль о том, чтобы каким-нибудь хитрым путем позвать на помощь, испарилась быстрее, чем единственная попавшая в ад снежинка.

Квинн вернулся на Кингс-Кросс в лифте, направлявшемся в нижнее помещение, вместе с кучкой бдительных. Он бродил по сводчатому залу, огибая закрытые киоски и уворачиваясь от работающих уборочных механизмов. Лифты продолжали изрыгать членов группы, они немедленно вставали на движущиеся эскалаторы и ехали вниз к платформам. Он не отрывал глаз от информационных табло, особое внимание обращая на экраны, объявляющие о прибытии поездов. За два последующих часа прибыли пять вакуумных поездов из Эдмонтона. Количество отправлений приближались к нулю.

В пять часов пять минут подошел франкфуртский поезд. Квинн стоял на верхней ступеньке эскалатора. Они были последними, кто подошел. Кортни и Билли-Джо осторожно вели под руки одурманенную женщину. Два помощника оживились и теперь пристальнее наблюдали за двумя грязными университетскими студентами, чем за дикарями из города. Схваченная ими жертва, женщина средних лет в помятом платье и в расстегнутой кофте, смотрела отсутствующим взором, типичным для дозы триатозина, ее тело полностью функционировало, мозг находился в состоянии повышенного восприятия. В этот момент, если бы ей велели спрыгнуть с вершины купола, она бы так и сделала.

Они поспешно двигались вперед и вскочили в лифт. Квинну захотелось материализоваться, так чтобы издать радостный клич во весь голос. Теперь поток поворачивался. Божий Брат подал своему избранному Мессии еще один знак, чтобы он оставался на своей тропе.

В пять тридцать прибыл шестой поезд из Эдмонтона. По голограмме прошла надпись, объявляющая, что все пути в Северную Америку закрыты распоряжением Терцентрала. Пять минут спустя были аннулированы все отправления. Вакуумные поезда, находящиеся в пути к куполу, повернули по направлению к Бирмингему и Глазго. Теперь Лондон был изолирован от всей планеты.

Было даже страшно, что его предсказания стали сбываться. Но так уж ему было предназначено быть правым, поскольку Божий Брат одарил его пониманием.

Люди поднимались с платформ, последняя группа пассажиров, кучка бодрствующих (внимательно оглядывающие друг друга теперь, когда закончилась их вахта), патрули полицейских, работники вокзальных служб. Информационные надписи, плывшие над головой, исчезли, точно лопнули шарики, которые кто-то проткнул. Доски дисплеев погасли. Закрылись круглосуточные торговые точки, продавцы горячо обсуждали новость, пока ехали в лифтах на поверхность. Эскалаторы остановились. Все лампы дневного света наверху померкли, погружая пещеру вокзала в густые сумерки. Даже кондиционеры замедлили работу, их жужжание понизилось на несколько октав.

Это был тот безумный момент, которого боится каждый солипсист. Мир был сценой, построенной вокруг него, и эту часть ее закрывали, потому что она не была больше частью очередного акта. На секунду Квинн испугался, что если он подойдет к наружной стене купола и выглянет, то ничего не увидит.

— Пока еще нет, — сказал он вслух. — Но уже скоро.

Он обвел все вокруг последним взглядом, вплоть до пожарной лестницы, и начал долгий путь на поверхность к месту встречи.

* * *

Луиза даже удивлялась, насколько номер отеля ассоциировался у нее с домом. Но так приятно было возвратиться сюда после тяжких испытаний в Эдмонтоне. Отчасти это происходило из-за того, что она считала теперь свои обязательства выполненными: она сделала все, что обещала дорогому Флетчеру, и предупредила Беннет. Небольшой удар обрушился на это чудовище Декстера (даже если бы он об этом никогда не узнал). То обстоятельство, что «Ритц» оказался таким удобным, тоже здорово помогало.

После того как Иванов Робсон оставил их, обе девушки спали до самого утра. Когда они наконец спустились вниз к завтраку, портье сообщил Луизе, что на ее имя есть небольшой пакет. Это оказалась единственная темно-красная роза в белой коробочке, перевязанной серебряным бантом. Карточка, приложенная к ней, была подписана Энди Беху.

— Дай поглядеть, — Джен в волнении запрыгала.

Луиза понюхала розу, у которой, если честно, был слабый аромат.

— Нет, — сказала она, подняв карточку высоко в воздух. — Это личное. Но ты можешь поставить ее в воду.

Джен с подозрением осмотрела розу и осторожно ее понюхала.

— О'кей. Но скажи мне, по крайней мере, что он пишет.

— Просто благодарит тебя за вчерашний вечер. Вот и все.

Она не сказала о второй половине записки, где он говорил, какая она милая и как он сделал бы все, что угодно, чтобы увидеть ее снова. Карточку она положила в новую сумочку из змеиной кожи и при помощи кода закрыла ее от шаловливых ручек, которые могли туда залезть.

Джен взяла одну из ваз со старинного дубового комода и пошла в ванную за водой. Луиза раскрыла свою сеть связи и спросила, есть ли для нее какое-нибудь послание. Ритуал, который она проделывала каждые шесть часов. Совершенно бессмысленно, потому что обслуживающее устройство автоматически передавало любое сообщение, как только его получало.

Никаких посланий не было. Тем более сообщений с Транквиллити. Луиза снова плюхнулась на кровать и уставилась в потолок, пытаясь понять, в чем дело. Она знала, что благополучно получит сообщение, это было частью коммуникационной программы НАС2600. Что-то, должно быть, неладно на другом конце, но когда она стала проверять новости, она не нашла никаких сообщений о происходящем на Транквиллити. Может быть, там сейчас нет Джошуа и ее письма просто-напросто накапливаются в памяти его обслуживающего устройства.

Некоторое время Луиза думала об этом, потом составила сообщение для Ионы Салданы. Джошуа говорил, что она его знает, они вместе выросли. Если уж кто-нибудь знает, где он, так это Иона.

После этого она предприняла скорый прямой поиск и связалась с детективом Брентом Рои.

— Кавана? — отозвался он. — Господи, неужели вы купили себе нейросеть?

— Не можете же вы сказать, что я этого не осилю.

— Нет, но я думал, на той планете не пользуются подобной техникой.

— Я сейчас не на Норфолке.

— Да, верно. Так какого черта вам надо?

— Пожалуйста, я бы хотела попасть на Транквиллити. Не знаю, у кого просить разрешение.

— У меня. Я офицер вашего отделения. Но вам туда нельзя.

— Почему нельзя? Я думала, вы хотите, чтобы мы покинули Землю. Если бы мы попали на Транквиллити, вам не пришлось бы о нас больше беспокоиться.

— Честно говоря, я о вас теперь не особенно и волнуюсь, мисс Кавана. Вы вроде бы вели себя как следует — по крайней мере не спотыкались ни на каких наших мониторных программах.

Интересно, подумала Луиза, знает ли он о жучках, которые Энди убрал. Она не собиралась добровольно поставлять информацию.

— Так почему же мне туда нельзя?

— Наверное, вы пропустили сегодня программу новостей.

— Нет, не пропустила.

— Правда? Тогда вы должны знать, что в семнадцать ноль пять глобальная сеть вакуумных поездов была закрыта чрезвычайным президентским указом. Каждый отдельный город сам по себе. Из офиса президента сообщили, что они хотят предотвратить появление одержимых из Парижа и Эдмонтона в других городах. Я-то сам считаю, что все это сплошной мусор, но президент боится общественного мнения больше, чем одержимых. Так что, как я вам раньше и говорил, ваше пребывание на Земле продлевается.

— Уже? — громко шепнула она. Это слишком для Терцентрала, который движется так медленно. Но Робсон опять оказался прав. — Должен быть какой-то путь из Лондона к башне, — сказала она.

— Только вакуумные поезда.

— Но как долго это будет продолжаться?

— Спросите президента. Он забыл мне сообщить.

— Понятно. Что ж, спасибо.

— Не стоит благодарности. Хотите совет? Ведь ваши фонды ограничены. Вы могли бы подумать о том, чтобы перебраться в другой отель. И если так будет продолжаться долго, вам нужна какая-нибудь работа.

— Работа?

— Да, бывает такая противная штука, которой занимаются обыкновенные люди, и взамен они получают деньги, им их платит наниматель.

— Не обязательно быть невежливым.

— Придется съесть. Когда обратитесь в местное бюро отбросов просить места официантки или какого-нибудь там еще, вам понадобится городской регистрационный номер. Отсылайте их ко мне, я гарантирую вам временный иммигрантский статус.

— Весьма признательна. — Сарказм он не мог услышать по связи, но мог догадаться.

— Эй, если вам это не нравится, у вас есть альтернатива. Девушка вроде вас легко найдет себе мужчину, который станет о ней заботиться.

— Детектив Рои, могу я спросить, что случилось с Флетчером?

— Нет, не можете. — Связь прервалась.

Луиза выглянула из окна на Грин-парк. Темные тучи кружились над куполом, загораживая солнце. Интересно, подумала она, кто их послал.

Это был сорокаэтажный восьмиугольный купол в районе Далстона, одна из восьми подобных построек, которые составляли район строительства Пасторских Высот. Предполагалось, что эти здания повысят ценность всей ближайшей округи, переполненной низенькими дешевыми домишками, центральным строением рынка и населением живущим па благотворительные средства. Партнерство между Советом Далстона и «Финансами Воинова», компанией инвестиционной собственности Ореола, намеревалось открыть оранжерею для местных предпринимателей и занимающихся мелким бизнесом. Предполагалось, что купола будут покоиться сверху на громадном подземном лабиринте заводов и производящих предметы первого потребления фабрик. Первые семь этажей над этим гудящим промышленным комплексом будут отданы торговым предприятиям, следующие пять — предприятиям индустрии развлечений, еще три этажа — профессиональным и коммерческим конторам, а все оставшиеся этажи будут занимать частные жилища. Весь этот комплекс должен был сделаться экономическим центром Далстона, создав удобства и вдохнув новую жизнь в лабиринт неказистых старых улочек вокруг него. Привлекутся потоки коммерции и новые деньги.

Но подземный слой почвы Далстона имел проблемы с грунтовыми водами, и решение их утроило бы стоимость подземного заводского комплекса, так как необходимо было принять меры, предотвращающие его затопление, так что проект свелся до двух этажей, занятых складами. Местные рынки и магазины снизили цены еще больше, оставив половину торговых точек без арендаторов, оковы привилегий и скидок забирали более восьми процентов от предназначенной для развлечений площади. Для того чтобы их денежные вложения окупились, Воинов поспешно преобразовал тридцать верхних этажей под комфортабельные квартиры с вполне сносным видом на Вестминстерский купол, и, как указывалось в рекламном проекте, их можно будет продавать государственным служащим младших и средних рангов.

Такой поспешный компромисс, после того как ему придали соответствующую форму, возымел действие. Через добрых шестьдесят лет после их постройки Пасторские Холмы стали домом для представителей чуть более богатого класса, чем уровень Далстона. На нижних этажах даже появились магазины и кафе с разумными ценами. Хотя деятельность, происходившую в ветхих, сырых и разваливающихся складских помещениях, скрывающихся внизу, жители верхних этажей не были склонны исследовать. В местном полицейском участке было известно, что там, внизу, происходил шабаш людей легкого заработка, но, какова бы ни была причина, обычно ссылались на бюджет, главный констебль никогда не устраивал рейдов. Так что, когда туннельный поезд Беннет пробыл на станцию Далстон Кингсленд, волхв и пятнадцать могучих телохранителей с нетерпением ждали на платформе, чтобы приветствовать ее. Она взглянула на юных бандитов с пустыми лицами, каждый из парней с важным видом держал совершенно не соответствующее случаю оружие, и ей стало очень трудно удержаться от смеха.

— Это вы устроили? — спросила она Западную Европу.

— Я только сказала волхву, какое вы имеете значение для для Божьего Брата. Он соответственно отреагировал; разве вы не находите?

— Слишком соответственно. Это уже становится фарсом.

Волхв выступил вперед и медленно поклонился.

— Высший волхв, вы оказываете нам честь прибытием сюда. Мы приготовили безопасное убежище.

— Лучше бы оно было просто удобным, не то я растяну вас на вашем собственном алтаре и покажу, как мы поступаем с людьми, которые неверны Божьему Брату в Эдмонтоне.

Выражение слабой надежды на лице волхва мигом растаяло.

— У вас нет оснований нас обвинять. Наша позиция не была компромиссной.

Она проигнорировала грубый намек.

— Ведите дальше.

Охрана неуклюжей тяжелой поступью шумно пробралась вверх по угольным ступеням и вышла на Кингстон Хай-стрит. Первые четверо, выйдя за автоматические вокзальные двери, развернули свое оружие вдоль дороги, что напугало нескольких запоздалых пешеходов, которые направлялись домой из ближайших грязных клубов. Охранники поводили стволами карабинов из стороны в сторону, что, как они воображали, было профессиональным отпугивающим маневром.

— Чисто! — рявкнул их главарь.

Беннет скользнула взглядом по телохранителям. На улице остановились машины, чтобы пропустить их. Они спешили пройти в коридор на первом этаже башни Пасторских Холмов прямо против вокзала. Еще трое членов секты ждали внутри, сторожа открытый лифт. Волхв и восемь телохранителей столпились вокруг Беннет, все они поехали на лифте на верхний этаж, а там лифт открылся прямо против вестибюля пентхауса. Большинство членов секты было внутри, складывая оружие и заканчивая установку новых датчиков.

— Ни один подонок не посмеет сюда проникнуть, пока вы здесь, — заверил ее маг. — Мы следим за приближением каждого человека. Снаружи будет охрана, на каждой лестничной площадке. Никто не войдет и не выйдет без охранного кода, о котором вы распорядились.

Беннет вошла в пентхаус. Он занимал весь сороковой этаж и устроен был вокруг огромного салона и столь же громадной столовой с окнами, выходящими на противоположные стороны. Отсутствующий владелец предпочел украсить помещение, руководствуясь каталогом тридцатилетней давности, предпочитая набивной ситец, обитую зеленой кожей мебель, турецкие ковры поверх отполированных мраморных плит, сверкающие картины висели на стенах, и завершал убранство камин из красного мрамора с голографическим пламенем. В стеклянной стене были прорезаны двери-вертушки, ведущие в сад на крыше с бассейном и горячим минеральным источником; на солнечных дорожках красовались скульптурные изображения голубых пластиковых лягушек.

— Холодильник набит, — сказал волхв. — Если вам чего-нибудь захочется, дайте только нам знать, и мы вам все пришлем. Я могу достать все, что вам понадобится. Моя власть в этом городе абсолютна.

— Я в этом убеждена, — сказала Беннет. — Ты, ты и ты, — она указала пальцем на двух привлекательных девчушек и на мальчика, — оставайтесь. Остальные — вон отсюда. Ну!

Волхв густо покраснел. Она обращалась с ним, точно с куском дерьма на улице, и это обращение при его подчиненных нанесет серьезный удар по его авторитету. Женщина воззрилась прямо на него с прямым откровенным вызовом.

Он щелкнул пальцами, приказывая этим жестом всем выйти, затем и сам протопал через большую дверь черного дерева, ни разу не оглянувшись.

— Бросьте ружья, — приказала Беннет оставшимся прислужникам, — они вам здесь не понадобятся.

После секундного колебания они оставили оружие возле кухонного бара. Беннет вышла в маленький вымощенный садик. Фуксии разливали в ночи свой аромат. Здесь был балкон с высоким односторонним стеклом, так что она могла смотреть на сверкающие внизу огни, очерчивающие границы города. Сюда не мог заглянуть никто. Разумная мера против снайперов, признала Беннет.

— Я что, вызвала хорошую суматоху? — спросила она Западную Европу.

— О да. Наш дорогой волхв теперь кричит лондонскому Верховному волхву о том, какая вы дрянь. Все убежища сегодня вечером будут болтать о вашем прибытии.

— Вечером, — она с раздражением тряхнула головой. — Терпеть не могу, когда поезда опаздывают.

— Не важно. У меня произойдет внизу небольшая сцена с остановкой уличного движения, она будет отражена в полицейском бюллетене. Дежурные констебли будут спрашивать своих информаторов насчет новой деятельности в убежищах. Мы всех прикроем. Декстер вас найдет.

— Вот ведь черт, — пробормотала Беннет. Она поманила нервничающих помощников, чтобы они вышли в сад на крыше. — Один из вас принесет мне стаканчик виски, потом все разденьтесь. Я хочу посмотреть, как вы плаваете.

— Ой, Великий волхв, — с беспокойством сказала одна из девушек. — Я не умею плавать.

— Тогда тебе лучше побыстрее научиться. Ты не научилась?

Беннет игнорировала их перешептывание у себя за спиной и посмотрела вверх. Вокруг купола извивались длинные полосы слегка светящегося облака, разбиваясь в бурлящую пену, как только ударялись о поверхность воздушной границы. Через рваные края виднелись участки ночного неба. На фоне черноты светились яркие звезды и космические корабли. Над северным горизонтом едва заметно мелькала затуманенная арка.

— До пентхауса трудно добраться с земли, но он широко открыт небу, — заметила она. — Это означает нападение с воздуха.

— Верно. У меня нет намерения использовать атомную бомбу внутри купола. Но рентгеновский лазер может проникнуть в кристалл с минимальными потерями. Если он сможет это пережить, то, говоря откровенно, для нас нет никакой надежды.

— Для меня — определенно нет.

— Вы создали его.

— Би-7 создало меня.

— Мы дали вам возможность, вот разница. Вы были для нас удобны. Под нашим покровительством вы удовлетворили большую часть своих амбиций. Без нас вы теперь были бы мертвы.

— Если я могу его вытащить…

— Нет. Я не хочу, чтобы вы боролись за прежнее. Его нельзя заставлять опять становиться невидимым. У меня при этом только один шанс. Это крайне поэтично, в самом деле: будущее мира зависит от одной личности.

— Поэтично. Да что такое, ко всем чертям, вы, люди?

— Я считала, что наше первоначальное соглашение заключалось в том, что покровительство Би-7 будет основываться на отсутствии каких-либо вопросов. Несмотря на ваши затруднения. Вы все еще не имеете такой квалификации, чтобы задавать этот вопрос, а я не имею намерения потворствовать вам. Когда вы умрете, тогда будете иметь возможность видеть меня из бездны. Некоторые делают это, минуя бездну. В этом клянутся эденисты.

— Тогда я вам желаю счастливого пути.

Беннет посмотрела на спящий город. Первые бледно-серые фотоны рассвета скользили на восточном горизонте, чтобы прижаться к основанию громадного хрустального купола. Интересно, подумала она, сколько еще рассветов она увидит.

Прислужники теперь плескались в бассейне, в том числе и не умеющая плавать девушка, которая решительно держалась той стороны, где было мелко. Беннет это было безразлично, весь смысл заключался в том, чтобы видеть, как блестят их гибкие влажные тела. Развлечься вместе с ними — это определенно было одним из привычных блюд последнего времени. Тем не менее у нее хранились файлы, которые нужно откорректировать и подготовить.

Работа на все отпущенное ей время жизни. Вряд ли она может допустить, чтобы они пропали зря, хотя может оказаться трудным найти им подходящее применение. Важная область знаний: человеческое поведение в экстремальных условиях, что навсегда останется недоступным для академических медицинских кругов. Информация совершенно уникальна, это сделает ее работу еще более ценной. Возможно, когда-нибудь ее наблюдения могут стать классической рекомендацией для студентов-физиологов. Беннет вернулась в салон и устроилась в одном из ужасных кресел, обитых зеленой кожей, готовая заняться указателем файлов. Интересно, как долго эти ребятишки смогут оставаться в воде.

* * *

«Ланчини» был построен в начале двадцать первого столетия, громадный универсам, целью этой постройки было соперничество с лучшими магазинами Лондона. Расположенный на Миллбенке и выходящий фасадом на Темзу, он имел шикарный вид, что, вместе с его убранством под ретро-тридцатые, привлекало в равной степени богатую и любопытную публику. Как это бывает при всех чрезмерных усилиях, упадок этого универсама не мог наступить быстро. Он потихонечку плелся себе целые десятилетия, несмотря на уменьшающееся число покупателей и отрицательный доход. Впечатление, которое он пытался производить с самого начала, было таким — достоинство без снобизма. Согласно программам изучения рынка, которые так обожают их создатели, такая политика должна привлекать более консервативных торговцев с их соответственно крупными кредитными фондами. Магазинные администраторы, оставленные без запаса средств для новшеств, заказывали испытанные модели, чтобы обслужить своих верных стареющих покупателей. Каждый год все меньшее их количество возвращалось за покупками.

Администраторам действительно полагалось бы это знать. Если бы они просто связали свою рыночную программу с деятельностью похоронной службы, они бы увидели, насколько далеко простирается лояльность их покупателей. К несчастью, она не распространялась на покупки, совершаемые после похорон. Так что 2589 год увидел самую последнюю традиционную январскую распродажу, окончившуюся жалким аукционом, чтобы предложить все, пригодное для продажи. Теперь от здания осталась одна только внешняя оболочка: длинные торговые залы, лишенные прилавков и ковров, стали прибежищем моли и мышей. Ежедневно толстые колонны солнечного света, струящиеся сквозь арки высоких окон, чертили ту же самую параболу на стенах и половицах. Время заставило потускнеть краски и лакировку там, где они проходили, так же неумолимо, как любая стамеска.

Ничего не менялось, потому что ничему не позволялось меняться. Лондонский Совет сохранения исторических зданий следил за этим в своей яростной защите наследия прошлого. Любой человек был волен купить «Ланчини» и начать в нем коммерческую деятельность при условии, что универсам будет снова оборудован соответственно первоначальным планам внутреннего устройства и что бизнес будет не иначе как торговлей. Другим препятствием к восстановлению была цена, которую за него требовали, чтобы удовлетворить кредиторов.

Новости об одержимости и потусторонье дошли до Земли. И, что парадоксально, возраст внезапно стал в высшей степени побудительным фактором перемен. Именно старики заседали в лондонском Совете сохранения исторических зданий. Самые старинные (и богатейшие) банки в большинстве случаев управлялись столетними. Это были люди, которые собирались быть первым человеческим поколением, которое войдет в ужас потусторонья, зная, что оно их ждет. Если, конечно, не найдется путь к спасению. До сих пор церкви (любых, каких угодно вероисповеданий), научные советы Терцентрала и флот Конфедерации не были способны обеспечить защиту.

Это оставляло всего одно возможное убежище — ноль-тау.

Спешно образовались несколько компаний, чтобы удовлетворить требование рынка. Очевидно, долгосрочные постройки требуются, чтобы перенести этих покупателей из забвения сквозь тысячелетия, мавзолеи выдерживают более долгий срок, нежели пирамиды. Но чтобы их спроектировать и построить, требуется время, а пока что больничные священники продолжают действовать. Срочно требовались временные складские помещения.

При ближайшем тайном голосовании Совет сохранения исторических зданий быстро одобрил изменения использования назначения здания «Ланчини». На корабле из Ореола были доставлены камеры ноль-тау, их пронесли через грузовые ворота, обычно используемые для перемещения мебели. Старинные грузовые лифты обладали достаточной грузоподъемностью, чтобы поднять их на каждый этаж. Дубовые полы, выдержавшие пять столетий при условиях определенной влажности, были достаточно прочными, чтобы выдержать новый вес нагруженных на них образцов. Тяжелые кабели, проложенные по полам, несли достаточно электричества, чтобы питать голодные энергосистемы камер. В самом деле, если бы не строительные проекты, осуществленные три века тому назад, «Ланчини» мог бы превратиться в хороший вечный склеп.

Разумеется, Пол Джерролд достаточно думал об этом, когда его вели к его камере. Она была на четвертом этаже, один из длинных рядов в бывшем отделе садоводства, тянувшийся против окон. Более половины больших саркофагов были задействованы, их черные поверхности поглощали задушенные пылью солнечные лучи. Две медсестры помогли ему перебраться через край, потом засуетились вокруг, приглаживая его свободный тренировочный костюм. Он держался спокойно: за сто двенадцать лет он привык к отношению медицинского персонала. Вечно-то они преувеличивают свое внимание к пациенту, как будто, если они не будут этого делать, их заботы останутся незамеченными.

— Вы готовы? — спросила одна из них.

— О да, — улыбнулся Пол.

Две последние недели прошли в сплошных делах, само по себе это уже благословение в его возрасте. Сначала — переданные новости об одержимых. Затем — неспешный ответ, решимость его самого и других членов элитарного клуба Вест Энда, что они не будут жертвами потусторонья. Распространилась сеть осторожных контактов, предлагая альтернативу тем, кто мог за это заплатить. Его поверенным и бухгалтерам было дано задание перевести его дополнительные сбережения в долгосрочный кредит, при помощи которого будет оплачено статическое равновесие. Это не стоило особенно дорого: содержание, рента и энергия. Даже если кредит будет запутан, у Пола было достаточно денег в банке, чтобы содержать себя благополучно в течение десяти тысяч лет. Если допустить, что в то время это еще будет деньгами. Затем, как только эти дела были устроены, у Пола начались споры с его детьми и толпами их отпрысков, которые придерживались иного мнения, желая завладеть его состоянием. Небольшая война при помощи законников (он мог обеспечить себе намного лучших адвокатов, чем они!) — и все кончилось, и вот он здесь. Среди нового поколения хрононавтов.

Обычный для Пола ужас перед будущим испарился и заменился глубоким интересом к тому, что его ждет. Когда отключат поле ноль-тау, проблема потусторонья будет полностью решена, общество радикально разовьется для того, чтобы принимать во внимание жизнь после смерти. Возможно даже, будут открыты новые способы омолаживания. Возможно, люди в конце концов достигнут физического бессмертия. Он тогда сделается чем-то вроде бога.

Мелькнуло что-то серое, быстрее, чем воспринимал глаз…

Крышка камеры поднялась, и Пол Джерролд слегка удивился, что он все еще находится в здании «Ланчини». Он ожидал очутиться в каком-нибудь громадном технически оснащенном склепе или, возможно, в убранной со вкусом комнате. А не снова там же, где началось его путешествие сквозь вечность. Если только эти новые чудесным образом продвинувшиеся в развитии люди не воссоздали «Ланчини», чтобы обеспечить своим предкам психологический комфорт на знакомой территории и создать определенный способ войти в эту баснословную новую цивилизацию, созданную в его отсутствие.

Пол с жадностью посмотрел в большое грязное окно напротив. На Вестминстерский купол упали сумерки. Яркие огни южного банка сверкали перед облаками серого стального цвета, освещая широкую арку купола. Какая-то проекция?

Две фигуры из медицинского штата, обслуживающие Пола, не были условными. Над гробом склонилась девушка, совсем молоденькая. С удивительно большими грудями, зажатыми тесной кожаной жилеткой. На мальчике-подростке, стоявшем около нее, был дорогой свитер из чистой шерсти, явно ему не впору; лицо его было небритым, глаза похожи на глаза безумного животного. В одной руке он держал петлю силового кабеля, висящую свободно.

Пол бросил взгляд на эту петлю и вызвал по коду скорую помощь. Он не мог получить ответ ни от одного сетевого процессора, затем его нейросеть лопнула. Третья фигура, облаченная в блестящее черное одеяние, выскользнула из мрака, чтобы встать у ног его гроба.

— Кто вы? — в страхе прохрипел Пол. Он пришел в сидячее положение и ухватился за края своего ящика костлявыми руками с выпуклыми венами.

— Вы прекрасно знаете, кто мы, — ответил Квинн.

— Вы победили? Вы взяли над нами верх?

— Мы собираемся это сделать, да.

— Да ну тебя к дьяволу, Квинн, — запротестовал Билли-Джо. — Погляди только на этих старых пердунов, они же ни на что не годятся. Никто не сможет заставить их проскрипеть долго, даже при помощи твоей черной магии.

— Они проскрипят достаточно долго. Это все, что имеет значение.

— Я же тебе говорил, тебе нужны настоящие одержимые, ты должен пойти за телами в секты. Дерьмо собачье, они же тебя обожают. Все, что тебе придется сделать, — это сказать им, чтоб они покорились, они не станут сопротивляться.

— Божий Брат! — проревел Квинн. — Ты когда-нибудь думаешь — или у тебя башка дерьмом набита? Секты — вранье. Говорил я тебе, ими всеми высшие чины из фараонов управляют. Не могу я к ним ни за чем идти, мы только выдадим себя. Это место до дьявола подходит. Никто не собирается замечать, кого из людей здесь не хватает, ведь этот мир считает, что они прекратили существовать, как только прошли в эту дверь. — Его лицо высунулось из капюшона, чтобы улыбнуться Полу. — Верно?

— У меня есть деньги. — Это была последний козырь Пола, деньги всем нужны.

— Это хорошо, — одобрил Квинн. — Ты уже почти один из нас. Далеко тебе не придется идти. — Он протянул палец, и мир Пола завыл от боли.

* * *

Западная Европа запустила восемь кротов в лондонскую коммуникационную сеть, что дало ему достаточно возможности проверять каждую часть электронной сети в городе за цикл в одну десятую секунды, если она не имела связи с цепью. Все процессорные блоки, независимо от их функции, были настроены на пятнадцатисекундные проверки и высматривали повсюду подозрительный блеск.

Он был не единственный обеспокоенный горожанин. Несколько коммерческих фирм по разработке программного обеспечения захватили рынок и предложили пакеты, позволяющие увидеть одержимых. У них была особая программа нейросети, которая посылала постоянную диагностику мощности и месторасположения, что передавалось центру безопасности компании, который должен был послать сигнал тревоги полиции в случае появления необъяснимого сияния или насыщения частиц. В магазинах распространялись браслеты, которые выполняли ту же задачу для детей, слишком маленьких, чтобы пользоваться нейросетью.

Ширина коммуникационной полосы становилась серьезной проблемой. Западная Европа использовала власть, чтобы оказывать предпочтение другим сканирующим программам AI, беспрепятственно пропуская их, в то время как гражданские дела страдали.

* * *

Воплощение в видимой форме электронной структуры арколога было театральным жестом, не производящим впечатления ни на кого. Оно стояло на столе в комнате для конференций, как и детально выполненная стеклянная модель десяти куполов. Любители разноцветных моделей без конца крутили эти миниатюрные прозрачные устройства.

Западная Атлантика изучала их движение, когда пришел вызов.

— Ну, так где же он?

— Да уж не в Эдмонтоне, — ответила Северная Америка. — Мы их пинком под зад вышвырнули из этой вселенной. Все их распроклятое гнездо. Ни одного ублюдка не осталось.

— Правда? — спросила Азиатская Атлантика. — Значит, вы точно так же отвечаете и за друга Картера Макбрайда, верно?

— Он не составляет угрозы городу, ему только нужен Декстер.

— Чушь какая. Вы не можете его найти, а он всего лишь обыкновенный одержимый, — Азиатская Атлантика махнула рукой в сторону изображения Лондона. — Все, что нужно сделать, — это очиститься от электроники, и они в безопасности.

— Иногда надо поесть, — напомнила Южная Африка. — Непохоже, чтобы у них были друзья, которые станут о них заботиться.

— Секта Светоносца их любит, — буркнула Восточная Азия.

— Эти секты наши, — заявил Западная Европа. — В этом отношении нас ничего не беспокоит.

— О'кей, — сказала Южная Атлантика — Тогда расскажите нам, как ваши успехи в Нью-Йорке. Мы все думали, что полиция захватила их на этот раз.

— О да, — ответила военная разведка. — Что там за выражение постоянно употребляет ведущий новостей? «Синдром гидры». Засуньте одного одержимого в ноль-тау, и, пока вы это делаете, появятся еще пятеро. Эффектное выражение, но соответствует истине.

— Нью-Йорк совсем от рук отбился, — сказала Северная Америка. — Я к этому не была готова.

— Очевидно. Сколько куполов захвачено?

— Такие цифры вызывают нежелательное волнение, — ответила Западная Европа. — Когда основное население одержимых достигает более двух тысяч, никто ничего не может сделать. Показательная кривая идет вверх, и город потерян. Нью-Йорк станет Мортонриджем этой планеты. Это нас не касается.

— Не касается, — повторила Северная Атлантика. — Это дерьмо собачье. Конечно же, касается. Если они распространятся по городам, вся планета будет потеряна.

— Большие числа — не наша забота. Позже военные будут иметь дело с Нью-Йорком.

— Если они еще будут здесь и если не превратятся в каннибалов. Бочки с едой не подействуют на одержимых, вы знаете, и погодные препятствия их тоже не сдержат.

— Они укрепляют купола, которые захватили, своей энергистической мощью, — сказала Северная Америка. — Прошлой ночью город подвергся штурму армады. Все купола удержались.

— Только до тех пор, пока они закончат свой государственный переворот, — сказала Южная Атлантика. — Оставшиеся купола не смогут забаррикадироваться навечно.

— Убеждена, что падение Нью-Йорка достойно сожаления, — произнесла Западная Европа. — Но это не имеет отношения к делу. Мы должны расценивать это как поражение и двигаться вперед. Би-7 помогает предупреждать болезнь, а не излечивать. А для того чтобы предупредить саму Землю, мы должны устранить Квинна Декстера.

— А потому я хотела бы спросить — где он?

— На настоящий момент его местонахождение не определено.

— Вы его потеряли, так? Профукали. Он был подсадной уткой в Эдмонтоне, но вы решили, что вы умнее. Вы с триумфом задумали свою маленькую психологическую игру. Ваша самонадеянность могла всех нас поработить.

— Какая интересная натяжка! — огрызнулась Западная Европа. — Могла бы. Вы хотите сказать, если бы вы не отменили вакуумные поезда после того, как мы согласились не причинять друг другу неприятностей.

— Президент имел крайне строгий общественный наказ закрыть это движение. После полуденного бунта Эдмонтона весь мир требовал отменить эти поезда.

— Во главе с вашими компаниями по передаче новостей, — уточнила Южная Африка.

Западная Европа наклонилась над столом по направлению к Южной Атлантике, в нескольких сантиметрах от ее головы.

— Я же их вернула! Беннет и Луиза Кавана благополучно вернулись в Лондон. Декстер сделает все, что в его силах, чтобы последовать туда за ними. Но не сможет он, к чертям, сделать это как следует, если его запереть в Эдмонтоне. Шесть поездов — и это все, что можно было сделать до этого дурацкого приказа о закрытии путей. Шесть! Можно с уверенностью сказать, что этого недостаточно.

— Если он такой умный, как вы думаете, он, конечно, попал бы на один из них.

— Лучше бы надеяться, что попал, потому что, если он там остался, можно только поцеловать Эдмонтон на прощание. У нас там ничего нет, чтобы подтвердить его существование.

— Итак, мы потеряли два города. Безопасность остальных гарантирована.

— Я теряю два города, — сказала Северная Америка. — Благодаря вам. Вы хоть понимаете, какая это для меня большая территория?

— Париж, — вздохнула Южная Атлантика. — Бомбей. Йоханнесбург. У всех теперь потери.

— Но не у вас. И одержимые спасаются бегством в эти города. Они там заперты благодаря сектам. Ни одна из них не будет расти так, чтобы устроить повторение Нью-Йорка.

— Мы надеемся, — подхватила Индия. — Мне удается в данный момент поддерживать равновесие, вот и все. Но в самом ближайшем будущем двигательной силой станет паника. А она работает в их пользу.

— Вы уклоняетесь от основного, переходя на детали, — упрекнула Южная Атлантика. — Главное в том, что есть и другие пути решения проблемы, кроме как сосредоточиваться вокруг проблемы Декстера. Моя политика верна. Ограничить их, пока мы не выработаем твердого решения. Если бы с самого начала таковое было принято, самой большой потерей было бы основание бразильской башни.

— Мы же не имели понятия, с чем имеем дело, когда появился Декстер, — напомнила Южная Америка. — Мы всегда собирались пожертвовать для него одним городом.

— Боже мой, да я понятия не имела, что это политический форум! — вставила Западная Европа. — Я думала, мы проводим совещание по прогрессу.

— Ну, раз вы никакого прогресса не достигли… — велеречиво начала Южная Атлантика.

— Если он в Лондоне, его не разыскать обычными средствами. Я считала, что мы это уже установили. А что касается вашей информации, то полное бездействие не есть политика — это всего лишь определяемая желаниями мысль недалеких умов.

— Я остановила распространение одержимости. Напомните нам, чего вы достигли?

— Вы занимаетесь пустяками, пока горит Рим. Причина пожара — наша первостепенная забота.

— Если не учитывать, что Декстер не перевезет одержимых в Нью-Йорк или куда-нибудь еще. Я за то, чтобы мы посвятили более высокий процент наших научных ресурсов тому, чтобы найти подходящее решение.

— Мне трудно поверить, что даже вы играете с этим в политику. Количество процентов на данной стадии не имеет ни малейшей разницы для потусторонья. Любой, кто может предложить подходящий вклад в эту проблему, именно этим и занимается с самого начала. Мы не нуждаемся в созывании контролеров, дабы они подтвердили истинность нашего сочувствия, в любом случае эти люди вряд ли обладают соответствующей квалификацией.

— Если не хотите быть частью проекта — прекрасно. Убедитесь только, что больше не навлечете на нас опасность своей безответственностью.

Западная Европа аннулировала свои полномочия, покидая конференцию. Изображение Лондона исчезло вместе с ней.

* * *

Пещера располагалась на нижнем уровне горных расселин, защищенная со всех сторон сотнями метров твердых полипов. Внутри нее Толтон чувствовал себя в абсолютной безопасности уже долгое время.

Первоначально вспомогательный ветеринарный центр, она была преобразована в физическую лабораторию. Доктор Патан возглавлял команду, которой жители Валиска поручили искать смысл темного континуума. Он приветствовал прибытие Дариата с такой радостью, будто обрел давно потерянного сына. Провели десятки экспериментов, начиная с простого: измерения температуры (эрзац-тело Дариата оказалось на восемь градусов теплее жидкого нитрогена и обладало почти совершенным жаросопротивлением) и электрического удельного сопротивления (которое быстро прекратили, когда Дариат запротестовал из-за испытываемой им боли), затем проверили энергетический спектр и сделали анализ квантовой сигнатуры. Самой интересной частью для наблюдателя-непрофессионала вроде Толтона было, когда Дариат создал для исследования собственный дубль. Группа Патана быстро решила, что проникновение вглубь невозможно, когда под действием мысли Дариата стала оживать жидкость. Попытки воткнуть в него иголки и вытащить некоторые снова оказались невозможными: кончик иглы не проникал сквозь кожу. В конце концов Дариату предоставили самому, держа руку над стеклянным блюдом, проткнуть себя булавкой, которую он вызвал к существованию при помощи воображения. Закапала красная кровь, она менялась, когда выходила из него. В сосуд брызнула слегка липкая серовато-белая жидкость. Физики с видом триумфаторов унесли анализ. Дариат и Толтон обменялись озадаченными взглядами и пошли посидеть в задней части лаборатории.

— Разве не проще было бы оторвать кусок ткани от твоей накидки? — спросил Толтон. — Я хочу сказать, это ведь то же самое вещество, верно?

Дариат ошеломленно посмотрел на него.

— Вот незадача, я об этом и не подумал.

Они провели следующие два часа в спокойной беседе. Дариат погрузился в подробности своего тяжелого испытания. Разговор прекратился часа через два, когда он умолк и бросил на физиков безрадостный взгляд. Те молчали несколько минут, все пятеро, а Эренц изучала результаты с помощью гамма-микроскопа. Выражение у них на лицах было даже еще более тревожное, чем у Дариата.

— Что вы там нашли? — спросил Толтон.

— Наверно, Дариат прав, — сказала Эренц. — Энтропия здесь, в темном континууме, кажется, сильнее, чем в нашей вселенной.

— Зря я, наверное, вам это сказал, — покачал головой Дариат.

— Откуда ты знаешь? — спросил Толтон.

— Некоторое время нас удовлетворяло такое состояние, — сказал доктор Патан. — Что и подтверждает эта субстанция. Хотя я не могу сказать, что абсолютно уверен.

— Да что же это, к чертям, такое?

— Дать точное описание? — Доктор Патан улыбнулся тонкой улыбкой. — Это ничто.

— Ничто? Но он же твердый!

— Да. Жидкость — совершенная нейтральная субстанция, конечный продукт всеобщего распада. Это лучшее определение, какое я могу вам дать, основанное на наших результатах. Гамма-микроскоп позволяет нам исследовать субатомные частицы. Чрезвычайно полезный прибор для нас, физиков. К несчастью, эта жидкость не имеет субатомных частиц. Тут нет атомов как таковых, это, кажется, состоит из единой частицы с нейтральным зарядом.

Толтон припомнил лекции по физике на первом курсе.

— Это вы про нейтроны?

— Нет. Масса покоя этой частицы много ниже, чем у нейтрона. Она имеет малую силу притяжения, что и дает нам ее жидкую структуру. Но это ее единственное качественное свойство. Сомневаюсь, что когда-нибудь она может стать твердой, даже если бы потребовалось собрать супергигантскую звездную массу из этого вещества. В нашей вселенной такое большое количество холодной материи коллапсировало бы под влиянием собственной гравитации, чтобы образовать нейтроны. Здесь, как мы считаем, иная степень распада. Энергия постоянно испаряется из электронов и протонов, разрушая элементарную связь частиц. В темном континууме скорее распад, чем сжатие, является нормой.

— Испаряется? Вы хотите сказать, что мы прямо сейчас теряем энергию наших атомов?

— Да. Это определенно объясняет, почему наши электронные системы так подвержены разрушению.

— И сколько времени пройдет, пока мы растворимся в такого рода вещество? — взвыл Толтон.

— Этого мы еще не определили. Теперь, когда мы знаем, что ищем, мы начнем проверять уровень потерь.

— Вот дьявол! — Он повернулся кругом, чтобы заглянуть в лицо Дариату. — Горшок с крабами — так ты назвал это место. Мы не собираемся отсюда выбираться, нет?

— С небольшой помощью Конфедерации мы еще можем переиграть, зато мы не повреждены.

Теперь Толтон мысленно продумывал эту концепцию, пытаясь представить себе, что будет дальше.

— Если я просто распадусь и превращусь в жидкость, моя душа сможет собрать ее вместе. Я буду такой же, как ты.

— Если в твоей душе содержится достаточно жизненной энергии — да.

— Но ведь она тоже разлагается… И твоя тоже, тебе пришлось украсть энергию у призрака. И эти существа снаружи, ведь они тоже борются за жизненную энергию. Это все, чем они заняты.

Дариат улыбнулся с грустным сочувствием.

— Так уж здесь все происходит.

Он умолк и уставился в высокий угол пещеры. Физики сделали то же самое, на их лицах отразилась озабоченность.

— Что же теперь? — спросил Толтон. Он не мог ничего увидеть там, наверху.

— Похоже, что нашим посетителям надоело на южной вершине, — объяснил ему Дариат. — Они идут сюда.

* * *

Первый из трех флайеров морпехов флота Конфедерации парил над Реджайной, как только сгустились сумерки. Сидя в пассажирском салоне посередине машины, Самуэль Александрович включил датчик на скафандре, чтобы видеть город внизу. Городские огни, рекламы и небоскребы отвечали садящемуся солнцу всполохами света, отбрасывая собственное радужное сияние на городской пейзаж. Он много раз наблюдал это зрелище прежде, но сегодня уличное движение казалось интенсивнее, чем обычно.

Это соответствовало состоянию, о котором сообщали в нескольких выпусках новостей, виденных им за последние два-три дня. Атака Организации заставила население пережить громадное потрясение. Из всех миров Конфедерации Авон предполагался вторым после Земли относительно безопасности. Но теперь города Земли были в осаде, а Трафальгар настолько сильно разрушен, что находился в процессе эвакуации. На всей планете невозможно было отыскать ни единой комнаты в деревенской гостинице.

Флайер стремительно пролетел над озером на восточной оконечности города, быстро развернулся и пошел назад, теряя высоту по мере того, как приближался к казармам флота в тени здания Ассамблеи. Он опустился и коснулся металлической подушки, а она немедленно скользнула вниз, в подземный ангар. Воздухонепроницаемые двери захлопнулись за ним.

Джита Анвар ждала, чтобы приветствовать Первого адмирала, как только он выйдет из флайера. Адмирал обменялся с ней несколькими небрежными словами, затем поманил к себе капитана охраны.

— Разве вам не полагается проверять всех новоприбывших, капитан? — спросил он.

Лицо капитана оставалось непроницаемым, хотя, казалось, он странным образом избегал взгляда Первого адмирала.

— Да, сэр, — ответил он.

— Тогда будьте добры, сделайте это. Исключений быть не должно. Поняли?

К обнаженной руке Первого адмирала приложили датчик, его также попросили поместить в блок его физиологический файл.

— Чисто, сэр, — доложил капитан и отдал честь.

— Хорошо. Скоро прибудут адмиралы Колхаммер и Лалвани. Сдержите свое слово.

Из флайера появились взвод морской охраны и два штатных офицера, Амраль-Сааф и Китон, которых тоже быстро проверили на признаки одержимости. Когда их объявили чистыми, они заняли свои места возле Первого адмирала.

Этот инцидент привел Самуэля Александровича в дурное настроение. С одной стороны, поведение капитана было простительно: недопустимо было бы предположить, чтобы Первый адмирал был носителем одержимости. И все же — одержимость все еще распространялась из-за того, что никто не верил, будто его друг или жена или ребенок мог быть охвачен заразой. Это было причиной того, что флотом, например, руководили три самых старших адмирала, и все они, чтобы достигнуть одного и того же места назначения, пользовались разными флайерами — на случай, если один из них поражен коварным оружием. Вынужденные рутинные процедуры могли бы успешно добиться цели, в то время как личная фамильярность грозила бедой.

Он встретился с президентом Хаакером в зале совещаний командного состава. Это было то совещание, которое, как согласились оба, пока еще не должно стать известным Политическому Комитету.

Президента сопровождала Мэй Ортлиб. Все приведено в равновесие, подумал Самуэль, пожимая руку президенту. Судя по ненапряженному приветствию президента, тот должен был думать то же самое.

— Так значит, антипамять и в самом деле действует, — сказал Хаакер, когда они уселись вокруг стола.

— И да, и нет, сэр, — ответил капитан Китон. — Она истребила Жаклин Кутер и ее хозяина вместе с доктором Гилмором. Души все еще там. Однако она не распространяется через потусторонье.

— Можно заставить ее работать?

— Принцип нормальный. Не знаю, сколько времени это займет. По оценке команды развития — от двух-трех дней до нескольких лет.

— Вы все еще отдаете приоритет этому направлению, да? — спросила Джита Анвар.

— Работа будет возобновлена, как только наша исследовательская группа будет восстановлена, — пояснил капитан Амр аль-Сааф. — Мы надеемся, что это произойдет в течение недели.

Мэй повернулась к президенту и со значением сказала:

— Одна группа.

— Кажется, здесь нет преимущества, — заметил президент. — И доктор Гилмор мертв. Как я понимаю, он очень много вкладывал в проект.

— Именно так, — подтвердил Первый адмирал. — Но его едва ли возможно заменить. Основная концепция антипамяти установлена, ее развивают дальше при помощи операций, включающих разные аспекты.

— Именно, — сказала Мэй. — Когда концепция доказана, самый быстрый способ развивать ее — это дать результаты нескольким группам; чем больше людей, чем больше идей сосредоточивается на ней, тем быстрее мы получим готовое к применению оружие.

— Надо было бы собрать эти команды, а потом дать им наши результаты, — предложил капитан Китон. — К тому времени, как вы это сделаете, мы уже продвинемся.

— Вы на это надеетесь, — буркнула она.

— Разве вы имеете какую-то причину, чтобы считать флотских исследователей некомпетентными?

— Вовсе нет. Просто я указываю на метод, который утверждает, что наши шансы на успех исключительно увеличиваются.

— Кого бы вы предложили нам в помощь? Я сомневаюсь, чтобы астроинженерная компания по изготовлению оружия имела необходимых специалистов.

— Более крупные индустриальные звездные системы смогут собрать требуемых специалистов. Кулу, Новый Вашингтон, Ошанко, Нанджин, Петербург для начала, и я уверен, что эденисты смогут обеспечить необходимую поддержку. Земная разведка флота уже предлагает помощь.

— Охотно верю, — буркнул Самуэль Александрович.

Благодаря своему положению он имел представление о том, как широко распространяется влияние агентства безопасности Земли среди звезд Конфедерации. Никто не знал, как далеко в действительности распространяются эти сети. Одна из причин, почему так трудно определить их размеры, была в сущности пассивная природа сетей. За последние десять лет произошли только три активные операции, которые обнаружила разведка флота, и все они были направлены против черных синдикатов. Все, что они делали с собранной их оперативниками информацией, было совершеннейшей тайной, которая настораживала его и заставляла не доверять им. Но они всегда откликались на официальные запросы об информации.

— Это разумное предложение, — одобрил президент.

— И оно лишит исключительности Политический Совет, — добавил Первый адмирал. — Если независимые государства приобретут оружие антипамяти, они смогут благополучно использовать его ни с кем не советуясь, особенно если одно из них становится перед лицом вторжения. В конце концов, этот вид суперрасового геноцида не оставит никаких доказательств. Антипамять — оружие судного дня, наша первоочередная отрицательная тактика. Я всегда придерживался такого мнения, что это не решение проблемы. Мы все вместе должны встать перед лицом данной истины.

Президент вздохнул.

— Очень хорошо, Самуэль. Сохраняйте пока эти сведения в границах флота. Но через две недели я обнародую ситуацию. Если ваша команда не достигнет определенного прогресса, я буду действовать по предложению Мэй и вызову помощь со стороны.

— Разумеется, господин президент.

— Тогда — ладно. Повернемся лицом к Политическому Совету и выслушаем по-настоящему дурные новости, так?

Олтон Хаакер поднялся с приятной улыбкой, довольный, что еще одна проблема благополучно разрешена при помощи традиционного компромисса. Мэй Ортлиб казалась столь же довольной. Профессионально сдержанное выражение ее лица ни на секунду не одурачило Самуэля Александровича.

* * *

Для своих отдельных сессий Политический Комитет Конфедерации избегал чувствительных границ безопасности, члены Совета встречались лично в обособленном флигеле Строительной Ассамблеи. Учитывая то обстоятельство, что именно здесь будут приниматься самые значительные решения, влияющие на развитие человеческого рода, дизайнеры сочли уместным потратить на интерьер большое количество денег налогоплательщиков. Здешним стилем был сплав всех правительственных кабинетов с чистым классицизмом. Двенадцать колонн местного гранита поддерживали купол крыши, раскрашенный в стиле Возрождения, с центра свисали золотые и платиновые канделябры, а лебединой белизны фрески на мифологические сюжеты шли по известковым голубым стенам. Центральный круглый стол был единственным срезом старинной секвойи, взятым от последнего из этих гигантских деревьев, которые пали при шторме. Пятнадцать стульев изготовлены были из дуба и кожи по плимутскому рисунку девятнадцатого века (каждому из делегатов разрешалось взять свой стул себе домой после того, как заканчивался его срок). В мраморных альковах закрывавшее их стекло давало возможность видеть ровно восемьсот шестьдесят две скульптуры и статуэтки, подаренные по одной каждой планетой Конфедерации. Тиратка внесли свой вклад в виде шестиугольной сланцевой плиты со светло-зелеными царапинами на поверхности, пластиной в некотором роде с «Танжунтика-РИ» (бесполезной для них самих, но они знали, как ценят люди древность). Киинты подарили загадочную движущуюся скульптуру из серебряной фольги, состоящую из двадцати пяти скругленных полос, которые вращались одна вокруг другой, не имея никакой связи между собой, каждая полоска была подвешена в воздухе и, очевидно, заряжена энергией вечного движения (подозревалось, что они были кусками металлического водорода).

Лалвани и Колхаммер присоединились к Первому адмиралу за пределами зала совета, и они втроем сопровождали президента туда. Двенадцать стульев уже были заняты посланниками, назначенными в настоящее время в Политический Совет. Хаакер и Самуэль заняли свои места, пятнадцатый стул остался незанятым. Хотя посол Роулор был назначен на место, освобожденное Риттагу-ФХУ, высокое собрание отложило официальное голосование до подтверждения его назначения. Киинт не жаловался.

Самуэль уселся, не устраивая большой суматохи, молча раскланиваясь с другими послами. Он вовсе не наслаждался иронией того обстоятельства, что его вызвали сюда таким же образом, как он сам их вызывал, чтобы просить о звездном карантине. Это означало, что теперь события управляют им.

Президент призвал собрание к порядку.

— Адмирал, если можно, пожалуйста, поставьте нас в известность о событиях на Трафальгаре.

— Эвакуация будет завершена через три дня, — объявил им Самуэль. — Право первенства было отдано рабочему персоналу флота, они отправлены к своим новым местам назначения. Мы снова будем в готовности к действиям еще через два дня. Гражданских работников перевозят на Авон. Все решения относительно очистки астероида отложены до окончания кризиса. В любом случае придется подождать, пока он остынет.

— А что с кораблями? — спросил президент. — Сколько из них было повреждено?

— Сто семьдесят три адамистских корабля были уничтожены, еще восемьдесят шесть получили такие повреждения, что их невозможно отремонтировать. Пятьдесят два космоястреба убиты. Человеческие жертвы до сих пор — девять тысяч двести тридцать два погибших. Семьсот восемьдесят семь человек госпитализированы, большинство из них — с радиационными ожогами. Мы еще не обнародовали эти цифры. Люди просто знают, что скверно.

В течение долгого времени послы молчали.

— Сколько кораблей принадлежало Первому флоту? — спросил посланник Земли.

— Девяносто семь кораблей передовой линии потеряно.

— Господи боже!

Самуэль не заметил, кто шепнул это.

— Нельзя позволять Капоне отвертеться от ответственности за катастрофу такого размера, — сказал президент. — Он просто не сможет.

— Это было необычайное стечение обстоятельств, — объяснил Самуэль. — Наши новые меры защиты должны предотвратить повторение подобного. — Произнося эти слова, он уже чувствовал, с какой ложной патетикой они звучат.

— Эти обстоятельства они, возможно, предотвратят, — горько вымолвил посол Абеха. — А если он придумает какой-то другой способ действий? Мы окажемся перед новой кровавой катастрофой на своей ответственности.

— Мы его остановим.

— Мы знаем, что у Капоне есть антиматерия, ему нечего терять. Ради Христа, неужели ваши стратеги не продумали подобную ситуацию?

— Мы все знаем, господин посол. И понимаем серьезность положения.

— Мортонридж не дал полной победы, какой мы ожидали, — напомнил посол Мийага. — Полеты Капоне приводят всех в оцепенение. Теперь это.

— Мы устранили источник антиматерии, которым пользовался Капоне, — ровным голосом произнес Первый адмирал. — Полеты благодаря этому прекратились. У него нет ресурсов для того, чтобы завоевать новую планету. Капоне — относительная общественная проблема, но угрозы он не представляет.

— Не говорите, что мы должны просто игнорировать его, — сказал земной посол. — Существует разница между тем, чтобы ограничивать своего врага — или ничего не делать в надежде, что он сам уйдет. А флот проделал совсем небольшую работу, чтобы убедить меня в том, что взял Капоне под контроль.

Президент поднял руку, чтобы удержать Первого адмирала от высказывания.

— Самуэль, мы решили изменить нашу текущую политику. Мы больше не в состоянии придерживаться тактики звездного карантина.

Самуэль оглядел жесткие решительные лица. Это было почти голосование против его лидерства. Но все же не совсем. Прежде чем это случится, должна произойти еще одна неудача.

— И чем же вы хотите заменить карантин?

— Активной политикой, — с горячностью произнес посол Абеха. — Что-то такое, что покажет людям, как мы используем свои военные ресурсы, чтобы защитить их. Нечто положительное.

— Трафальгар не должен быть использован как casus belli[27], — настаивал Первый адмирал.

— Этого и не будет, — заверил президент. — Я хочу, чтобы наш флот ликвидировал флот Капоне. Тактическая задача, не война. Уничтожьте его, Самуэль. Ликвидируйте полностью угрозу антиматерии. До тех пор пока он еще имеет какое-то ее количество, он может отправить еще одного Прайора вслед за другим трусом сквозь нашу оборону.

— Флот Капоне — это все, что дает ему преимущество над Организацией. Если вы его уберете, мы потеряем Арнштадт и Новую Калифорнию. Одержимые уберут их из вселенной.

— Мы знаем. Таково решение. Мы должны избавиться от одержимых, прежде чем сможем начать иметь дело с их собственностью.

— Атака такого масштаба, чтобы уничтожить его флот и оборону Новой Калифорнии, убьет еще и тысячи людей. И напоминаю вам, что большинство входящих в команды кораблей Организации не одержимые.

— Вы хотите сказать — предатели, — уточнил посол Мендины.

— Нет, — твердо возразил адмирал. — Они — жертвы шантажа, они действуют под влиянием угроз по отношению к ним и к их семьям. Капоне абсолютно безжалостен.

— Это как раз и есть та проблема, над которой мы должны думать, — сказал президент. — Мы находимся в ситуации войны. Мы должны отомстить, и быстро, не то потеряем преимущество, которое имеем. Надо показать Капоне, что мы вовсе не парализованы этим дьявольским враждебным спектаклем. Мы все еще в состоянии осуществить наши решения при помощи силы и твердости, когда это потребуется.

— Если мы станем убивать людей, это нам не поможет.

— Напротив, Первый адмирал, — возразил посол Мийага. — Хотя мы должны глубоко сожалеть о жертвах, сияние славы Организации даст нам большое количество жизненного пространства, в котором мы нуждаемся. Никакая другая группа одержимых не справилась с командованием кораблями с таким искусством, как Капоне. Нам придется вернуться к небольшому риску того, что одержимые распространятся повсюду из-за полетов при отмененных карантинах, с чем должен будет справиться флот, что вы первоначально предусматривали. В конечном счете одержимые полностью переместятся из этой вселенной. Вот тогда-то мы и сможем по-настоящему начать нашу войну. И сделаем это с гораздо меньшим напряжением, чем при наших теперешних обстоятельствах.

— Это решение Совета? — спросил Самуэль официальным тоном.

— Да, оно таково, — подтвердил президент. — При одном воздержавшемся. — Он посмотрел на Кайо.

Посол эденистов ответил на этот взгляд с решительной непреклонностью. Эденисты и Земля имели постоянное двойное представительство в Политическом Совете (такое преимущество было вызвано размерами населения) и образовывали могучий блок при голосовании: у них редко бывали разногласия по вопросам политики.

— Слишком большой ущерб они нам наносят, — заявил посол Земли сдержанным тоном. — Физический и экономический. Не говоря уже о подрыве морального духа событиями вроде Трафальгара. Это необходимо прекратить. Мы не можем демонстрировать слабость.

— Понимаю, — кивнул Первый адмирал. — У нас все еще остаются войска адмирала Колхаммера в системе Авона. Мотела, сколько времени займет запустить эти силы?

— Мы можем сблизиться с военными кораблями адамистов в течение восьми часов, — ответил Колхаммер. — Немного больше времени займет подключение эскадрона космоястребов. Большинство смогут присоединиться к нам по дороге.

— Это означает, что мы сможем нанести удар по Капоне в трехдневный срок, — сказал Самуэль. — Мне бы хотелось иметь еще немного времени в запасе, чтобы увеличить эти силы. Повторение тактики, которую мы уже пробовали, указывает на то, что нам нужна по крайней мере тысяча кораблей, чтобы успешно противостоять Капоне в открытой схватке. Нужно вызвать из резерва вспомогательные эскадроны национальных флотов.

— У вас есть неделя, — пояснил президент.

Глава 19

О новостях на Трафальгаре шептались по всему потусторонью, пока они не дошли до Монтерея, где в некоторых кварталах по-настоящему ликовали.

— Мы бьем этих ублюдков! — радостно вопил Аль.

Они с Джез баловались в бассейне «Хилтона», когда к ним ворвалась Патриция с этой новостью.

— Будьте уверены, мы их побили, босс, — сказала Патриция. — Тысячи людей из команд флота присоединились к потусторонью, — она радостно улыбалась. Аль не мог припомнить, чтобы он раньше видел ее такой.

Джеззибелла прыгнула Алю на спину, обвив руки ему вокруг шеи и ногами охватив его бедра.

— Я тебе говорила, что Кингсли это сделает! — Она засмеялась.

На ней было золотое бикини, и она пребывала в самом беззаботном настроении.

— О'кей, да.

— Я же тебе говорила! — Она обрызгала Аля.

Он погрузил ее под воду. Она вынырнула, весело смеясь. Венера из племени русалок.

— А как насчет астероида? — спросил Аль. — Мы добили Первого адмирала?

— Не думаю, — ответила Патриция. — Вроде бы антиматерия взорвалась вне его. Астероид пока совершенно не затронут, но выведен из строя.

Аль наклонил голову набок, прислушиваясь ко множеству голосов, что-то шепчущих ему, и каждый о чем-то сообщал. Прерывая всю чепуху, которая составляла большую часть этих сообщений, он все-таки представил себе картину катастрофы.

— Так что произошло? — спросила Джеззибелла.

— Кингсли туда не добрался. Наверное, эти нацисты из безопасности накинулись на него. Но он действовал правильно, видит бог. Смел с лица астероида весь космопорт, полный их военными кораблями, и масса оружия и техники отправилась к чертям заодно с ними.

Джеззибелла обежала вокруг него, встала перед ним и страстно его обняла.

— Это прекрасно. Отличная пропаганда.

— Как это получается, по-твоему?

— Взорвать все машины, но не истребить слишком много народу. Ты при этом выглядишь отменным малым.

— Да. — Он потерся носом об ее нос, руки сомкнулись вокруг ее задика. — Получается, что так.

Джеззибелла бросила на Патрицию лукавый взгляд.

— Кто-нибудь уже донес хорошую новость до Киры?

— Нет, — Патриция опять улыбалась. — Знаешь, думаю, что я пойду, чтобы сказать ей.

— Да она тебя не впустит в свое маленькое гетто, — сказал Аль. — Просто пригласи ее на празднество.

— Так у нас будет празднество? — спросила Джеззибелла.

— Что ты, девочка, если такое событие не стоит праздника, так я не знаю, к чему вся эта суета. Позвони Лерою, вели ему готовить грандиозную выпивку в бальном зале. Сегодня вечером у нас торжество!

* * *

Кира стояла перед окном салона, глядя вниз, где черноястребы находились на своих пьедесталах в доках. Непрерывные жалобные голоса потусторонья намерены были объяснить ей все величие трафальгарской катастрофы. Триумф Организации приводил ее в ярость. Капоне становился намного более твердым орешком, чем она предвидела в начале своего маленького бунта. Дело было не только в мистике его имени или в том, как расчетливо и коварно он захватил руководство силовыми структурами Организации. С этими двумя фактами она могла бы постепенно справиться. Он становился большим, чем просто завладевающим своей частью удачи. Гораздо большим. И Капоне прекрасно знал о ее менее чем лояльных действиях, хотя ничего не делалось открыто. И все же.

Болван Эммет Мордден пытался отстроить перегонный завод питательной жидкости, который Кира вывела из строя. Если у него это получится, она понесет потери, и значительные. Один из голосов, патетически настойчивый, твердил ей, что по крайней мере одна эскадрилья космоястребов погибла при этом жутком взрыве.

— К чертям собачьим! — взорвалась Кира. Она отказалась дальше прислушиваться к коварной бестелесной болтовне. — Я и не знала, что он такое стряпает.

Два старших союзника-конспиратора, Луиджи Бальзамао и Хадсон Проктор, обменялись взглядами. Они знали, какой опасной становится жизнь, когда Кира в таком настроении.

— И я не знал, — сказал Луиджи. Он сидел на одной из длинных кушеток, пил великолепный кофе и с опаской наблюдал за Кирой. — Аль использовал некоторое количество антиматерии для какого-то секретного проекта сколько-то времени тому назад. Я никогда и не догадывался, для чего. Надо отдать ему справедливость, это повысит его репутацию среди корабельных команд.

— У этого дикаря не хватило бы ума разработать такое самому, — огрызнулась она. — Спорим, что я знаю, кто дал ему такую идею. Эта шлюшка!

— Умно для шлюшки, — усомнился Хадсон Проктор.

— Слишком умно, — согласилась Кира, — для ее собственного блага. Как мне будет приятно сказать ей об этом в скором времени.

— Происшедшее несколько затруднит нашу жизнь, — заметил Луиджи. — В последнее время мы пробились к очень многим людям. Мы имели большую поддержку.

— Она у нас еще есть, — сказала Кира. — Сколько он может торжествовать? Неделю? Две? В целом это ничего не меняет. Ему нечего больше предложить. Я заберу Организацию с собой в Новую Калифорнию, а они со своей проституткой могут замораживать здесь свои задницы до тех пор, пока последний корабль из флота Конфедерации не разобьется. Поглядим, как ему это понравится.

— Мы будем продолжать наносить удары, — пообещал Луиджи.

— Наверное, я смогу обернуть ситуацию в нашу пользу, — задумчиво произнесла Кира, — если можно будет убедить команды кораблей в том, что это пропагандистский трюк, что он заставит оставшиеся девяносто девять процентов флота Конфедерации здорово обозлиться на нас.

— И они скорее всего явятся, чтобы свести счеты, — возбужденно закончил Хадсон.

— Вот именно. И есть только одно место, где мы будем действительно в безопасности.

На стеклянном столике перед кушеткой запищал сигнал аудиовизуального устройства. Кира, не скрывая раздражения, подошла к нему и приняла сообщение. Это звонила Патриция Маньяно, чтобы донести до них, если они еще ничего не слышали об этом, новость о Трафальгаре. И их всех пригласили на вечер в честь победы, устроенный сегодня Аль Капоне.

— Мы там будем, — умильным голосом сказала Кира и отключилась.

— Так мы идем? — удивленно спросил Хадсон Проктор.

— Ну да, — ответила Кира. Ее улыбка сделалась явно зловещей. — Это даст нам чистое алиби.

* * *

«Миндори» устремился вниз, вертясь по оси против часовой стрелки, и камнем упал на подставку, которую Хадсон Проктор обеспечил для него. Росио не выправил немедленно искажение поля черноястреба, вокруг скалистой площадки еще продолжалась некоторая активность, которую он находил интересной. Несколько неодержимых в скафандрах собрались с аппаратами и машинами вокруг секции, которая была прикреплена к вертикальной скале.

— Сколько времени это продолжается? — спросил он у Прана Су неповторимо деловым тоном.

— Вот уже два дня.

— Кто-нибудь знает, что они делают?

— Нет. Но это не имеет ничего общего с Кирой.

— Вот как? Единственные системы, находящиеся на этом выступе, соединены с неприкрытыми ястребами, с поддержкой и обслуживанием черноястребов.

— Достигнуть возможности обеспечить нас питанием — очевидный шаг для Капоне, — сказал Пран Су. — Это обнаружит, что перед нами наконец начинает открываться право выбора.

— Но не для меня, — сказал Росио. — Капоне только хочет, чтобы мы укомплектовали флот. Нет сомнений, что мы предложим лучшие условия, чем когда-либо это делала Кира, но мы все же будем втянуты в конфликт. Моя цель по-прежнему остается — добиться для нас полной автономии.

— Теперь нас пятнадцать таких, кто обеспечит любую тайную помощь, какая нам будет нужна. Если заставить функционировать альмаденское оборудование, мы считаем, что большинство оставшихся присоединится к нам. С немногими заметными исключениями.

— Ах да, где «Этчеллс»?

— Не знаю. Он еще не вернулся.

— Мы не можем рассчитывать на такую удачу. Вы проверили по сети Монтерея, имеется ли в наличии нужная нам электроника?

— Да. Все там есть. Но я не понимаю, как нам удастся ее извлечь. Нам придется напрямую просить Организацию. Вы собираетесь вступить в переговоры с Организацией? Флот все еще нуждается в том, чтобы мы патрулировали местный космос вокруг планеты, это не боевая вахта.

— Нет. Капоне не понравятся мои дела с Альмаденом: мы их лишим таким образом промышленной помощи. Я думаю, что сумею достать электронику без помощи посторонних групп.

Росио воспользовался процессором в жизнеобеспечивающей каюте на «Миндори», чтобы установить связь с коммуникационной сетью Монтерея. В последний раз он получил доступ к визуальным датчикам, чтобы определить местонахождение запасов пищи для Джеда. Это было довольно просто, а нынешняя задача имела совсем другой уровень сложности. С помощью Прана Су он получил доступ к вспомогательным файлам и проследил физическое местоположение тех компонентов, в которых они нуждались. Информация не ограничивалась, хотя они пользовались ложным кодом для ввода, чтобы убедиться, что там нет никаких необорванных контактов, которые могли бы связать их с теми компонентами, о которых шла речь. После этого Росио ввел требование. Дополнительная процедура локализации, которую установил Эммет Мордден для запасов компонентов на Монтерее, имела несколько существенных предохранительных условий. Росио пришлось ввести в схему бортовой процессор черноястреба, чтобы обмануть предохранительное приспособление с могучей кодовой программой. Когда они попали в систему, он приказал электронике переброситься в ремонтную мастерскую за пределами секции космопорта, которая фактически была в пределах юрисдикции Киры.

— Прекрасно, — одобрил Пран Су. — Что теперь?

— Очень просто. Только войди и возьми.

Джед изучил путь, разработанный Росио, стараясь отметить каждый изъян. Одержимые не могли носить скафандров, так что, пока он будет снаружи, около него никто не появится. Только внутри начнутся неприятности. Опять!

— Через пятьдесят минут должен начаться большой праздничный вечер, — сказал Росио, и его лицо появилось в маленьком квадратике в верхнем правом углу экрана. — Это как раз тогда, когда ты должен будешь выполнять свою миссию. Там будет большинство одержимых, это уменьшит возможность провала.

— Прекрасно, — шепнул Джед.

Трудно было сосредоточиться, так же как и спокойно сидеть на кушетке возле Бет. Джеральд вышагивал взад-вперед позади него, бормоча какую-то чушь.

— Половина компонентов уже находится в ремонтной мастерской, — сказал Росио. — В этом красота высокоавтоматизированной системы вроде Монтерея. Сгруженные механизмы не начинают задавать вопросы, когда в мастерской нет никого, чтобы их воспринять. Их просто выгружают и возвращаются за следующей партией.

— Да, мы знаем, — сказала Бет. — Ты чертовски гениален.

— Не каждый мог бы это устроить так элегантно.

Джед и Бет обменялись взглядом, ее рука легла ему на бедро.

— Пятьдесят минут, — шепнула она.

Джеральд шагал вокруг кушетки, потом отходил к большому экрану. Он вытянул руку и потрогал на экране обозначенную зелеными точками дорогу от «Миндори» к шлюзу астероида, его пальцы осторожно постучали по стеклу.

— Покажите ее, — спокойно попросил он. — Покажите мне Мэри.

— Не могу. Мне очень жаль, — сказал Росио. — Нет общего доступа в ту секцию астероида, где забаррикадировалась Кира.

— Забаррикадировалась? — Тревога вспыхнула на лице Джеральда. — А с ней все в порядке? Капоне в нее не стреляет?

— Нет-нет. Ничего подобного не происходит. Это все политика. Именно сейчас идет большая драка за власть в Организации. Кира хочет быть уверена, что она недоступна никаким любопытным, только и всего.

— О'кей. Тогда все в порядке, — медленно кивнул Джеральд. Он сцепил руки и сжимал их, пока не затрещали костяшки пальцев.

Джед и Бет с беспокойством ждали. Такое поведение обычно бывало чревато неприятностями.

— Я пойду с Джедом, — объявил Джеральд. — Он будет нуждаться в помощи.

Росио подавил смешок.

— Выходить нельзя. Извини, Джеральд, но если я тебя выпущу, мы никогда снова тебя не увидим. А ведь это никуда не годится, правда?

— Я ему помогу, правда. И не причиню никаких хлопот.

Бет на кушетке сжалась в комочек, избегая чьего-либо взгляда. Чувство жалости, при помощи которой Джеральд их осаждал, поистине сбивало с толку. А физически он был в плохой форме, кожа его покрылась каплями пота, под глазами набухли темные мешки.

— Вы не понимаете! — Джеральд отвернулся от экрана. — Это же мой последний шанс. Я слышал, что вы говорили. Вы не собираетесь возвращаться. Мэри здесь! Мне нужно пойти к ней. Она ведь всего лишь ребенок. Мое маленькое дитя. Я должен помочь ей, должен! — Все его тело сотрясалось, как будто он вот-вот заплачет.

— Я тебе помогу, Джеральд, — сказал Росио. — Правда, помогу. Но не теперь. Это для нас опасно. Джед должен достать эти компоненты. Только имей терпение.

— Терпение? — Это слово, вырвавшись из горла, чуть не задушило его. Джеральд резко повернулся. — Нет! Больше не могу. — Он вытащил из кармана лазерный пистолет.

— Боже! — простонал Джед.

Машинально он начал похлопывать себя по карманам. Напрасно — он и так знал, что это его пистолет.

Бет с усилием вскочила, ей мешали панические движения Джеда, который хватал ее за руки.

— Джеральд, дружочек, не надо, — закричала она.

— Она просит, я тебе говорю, — строго обратился к нему Росио.

— Отведите меня к Мэри! Я не шучу. — Джеральд направил пистолет на двух перепугавшихся юнцов, быстро подходя к кушетке, пока дуло не оказалось в нескольких сантиметрах от лба Джеда. — Не применяйте ко мне вашу силу. Она не подействует. — Свободной рукой он ухватился за край своей трикотажной рубашки, вытаскивая несколько энергетических секций и процессорный блок, привязанный к животу. Они были соединены вместе разными проводами. На маленьком экране блока медленно поворачивался изумрудный конус. — Если эта штука даст сбой, мы все взлетим на воздух. Я знаю, как сдвинуть предохранители. Я давным-давно этому научился. Когда еще на Земле был. До того, как все это произошло. Эта жизнь, к которой я их всех привел. Предполагалось, что она будет хорошей. Но это не так. Не так! Я хочу, чтобы мне вернули моего ребенка. Я хочу снова все наладить. И вы мне поможете. Все вы.

Джед взглянул прямо на Джеральда, видя, как тот продолжает мигать, как бы от боли. Очень медленно он начал отталкивать Бет.

— Давай, давай, — настаивал он. — Джеральд вовсе не собирается тебя застрелить. Правда, Джеральд? Я твой заложник.

Рука, державшая лазерный пистолет, в волнении заколебалась. Но недостаточно, чтобы Джед мог увернуться и освободиться. И не надо, решил он.

— Я тебя убью, — прошипел Джеральд.

— Да, разумеется. Но только не Бет. — Джед продолжал ее отталкивать, пока она твердо не встала на ноги.

— Мне нужна Мэри.

— Ты получишь Мэри, если отпустишь Бет.

— Джед! — запротестовала Бет.

— Давай, милая, выходи.

— Да какого дьявола! Джеральд, положи этот чертов пистолет. Брось блок.

— Отдайте мне Мэри! — завопил Джеральд.

И Бет, и Джед вздрогнули.

Джеральд приставил пистолет к голове Джеда.

— Ну! Тебе придется мне помочь. Я знаю, что ты боишься потусторонья. Видишь, я знаю, что делаю.

— Джеральд, дружок, пойми, у тебя же нет этого сволочного ключа к…

— Заткнись! — Он начал задыхаться, как будто здесь было недостаточно воздуха. — Капитан, что вы творите с моей головой? Я вас предупреждал, чтобы вы не применяли ко мне вашу энергию.

— Я и не применяю, Джеральд, — поспешно успокоил его Росио. — Проверь-ка блок, ведь взрыва нет?

— О боже мой, Джеральд! — Бет захотелось снова сесть, ноги у нее ослабели.

— Здесь довольно энергии, чтобы проделать дыру в обшивке капсулы.

— Я уверен, что это так, Джеральд! — сказал Росио. — Ты ведь такой умный. Ты меня перехитрил. Я не собираюсь сражаться с тобой.

— Ты думаешь — если я туда пойду, меня схватят?

— Есть большая вероятность.

— Но не в том случае, если мы достанем компоненты.

— Тогда — пошли, — Джеральд испустил полуистерический смешок. — Я помогу Джеду нагрузить компоненты, а потом пойду искать ее. Это же легко. Вам надо было сперва об этом подумать.

— Росио? — с отчаянием воззвала к нему Бет.

Она умоляюще смотрела на небольшую часть экрана, где виднелось его лицо.

Росио продумал свои возможности. Не похоже на то, что он сможет договориться с сумасшедшим. И уклоняться тоже бесполезно. Время — критический фактор. У него есть в запасе, самое большее, четыре часа, прежде чем он закончит поглощать питательную жидкость; он питается ею медленно. Такая возможность никогда больше не повторится.

— Ладно, Джеральд, ты победил, ты пойдешь с Джедом, — решил Росио. — Но помни: я не пущу тебя обратно на борт ни при каких обстоятельствах. Ты понял, Джеральд? Ты абсолютно предоставлен самому себе.

— Да. — Казалось, будто вес лазерного пистолета внезапно возрос раз в двадцать, рука Джеральда опустилась и повисла у него сбоку. — Но вы меня выпустите к Мэри? — Его голос сделался невероятно скрипучим. — Правда?

* * *

Бет не произносила ни слова, пока Джед и Джеральд надевали скафандры. Она помогла им застегнуть шлемы и проверила рюкзаки. Скафандры плотно охватили их, Джеральд привязал к торсу энергетические камеры. Раза два у нее была удобная возможность выхватить у него лазерный пистолет, пока он сражался с неуклюжим матерчатым мешком. Ее остановила только мысль о том, что он может сделать. Это уже не был растерянный и страдающий чудак, к которому она привыкла с Коблата. Болезнь Джеральда усилилась до такого уровня, что исход мог быть смертельным. Она искренне считала, что он способен взорвать себя, если теперь кто-то встанет у него на пути.

Перед тем как Джед застегнул свой шлем, она его поцеловала.

— Возвращайся, — шепнула она.

Он ответил встревоженной, но смелой улыбкой. Шлюз закрылся, начался цикл.

— Росио! — взвыла она в ближайший аудиовидеообъектив. — Какого хрена ты делаешь? Ведь их наверняка схватят. О боже мой, ты должен был его остановить!

— Предложи альтернативу. Джеральд мог быть опасно неуравновешен, но этот трюк со взрывом был неглупым.

— Как случилось, что ты не заметил, что он их соединил? Я имею в виду, почему ты за нами не наблюдаешь?

— Ты что — хочешь, чтобы я видел все, что ты делаешь?

Бет покраснела.

— Нет, но я подумала, что, по крайней мере, тебе надо было бы следить за нами и быть уверенным, что мы не помешаем тебе.

— Вы с Джедом не можете мне помешать. Допускаю, что я промахнулся насчет Джеральда. И скверно промахнулся. Однако, если Джеду не удастся захватить эти компоненты, это не будет иметь значения.

— Но для Джеральда — будет! Его схватят. Ты отлично знаешь, что схватят. Он не сможет снова выдержать это, особенно если если они станут…

— Да, я знаю. И ничего не могу поделать. И ты не можешь. Придется тебе смириться. Научись с этим справляться. Это будет не последней трагедией в твоей жизни. Мы все учимся. Мне очень жаль. Но, по крайней мере, если Джеральд не будет путаться у нас под ногами, мы сможем вернуться на правильный путь. Я тебе благодарен за твои усилия и за помощь. И я верну тебя к эденистам. Мое честное слово, если оно чего-нибудь стоит. В конце концов, я больше ничего не могу тебе дать.

Бет пробралась на мостик. Бет не дотронулась ни до одной управляющей ручки, только села на противоперегрузочную койку и попыталась охватить как можно больше зрелищного пространства. Один экран сосредоточился па двух фигурах в скафандрах, неуклюже ковыляющих по гладкой скале посадочной площадки. Другие сосредоточились на различных шлюзах, дверях, окнах и стенах машинного зала. Пять экранов передавали картинки изнутри астероида, они показывали пустые коридоры, ремонтную мастерскую с драгоценными для Росио грудами украденных компонентов. На двух экранах можно было видеть вестибюль «Хилтона», куда прибывали на вечер гости Капоне.

Одна девушка, едва ли старше Бет, пробиралась через вестибюль в сопровождении двоих красивых молодых юношей. Большинство людей оборачивались, чтобы посмотреть на нее, слегка подталкивая друг друга локтями.

Необычное лицо этой девушки заставило Бет скорчить гримасу.

— Это она, да? Это Кира?

— Да, — ответил Росио. — Справа от нее — Хадсон Проктор, другого я не знаю. Какой-нибудь бедолага-самец, с которым она спит. Эта сволочь настоящая шлюха.

— Ладно, ради Христа, не говори Джеральду.

— Я и не собирался. Заметь, многие из одержимых просто безумцы в смысле секса. Поведение Киры не представляет ничего исключительного.

Бет содрогнулась:

— И далеко еще Джеду осталось идти?

— Он же только что вышел. Слушай, не волнуйся, он движется по чистой дороге, компоненты его ждут. Он обернется за десять минут.

— Если Джеральд все не испортит.

* * *

Бернард Аллсон не возражал пропустить большой вечер. Ему не больно-то нравились крупные спектакли Аля. Там все скалились и смеялись над ним у него за спиной. То есть одержимые, неодержимые относились к нему корректно, с тем уважением, с которым относятся к презираемым болтунам. Это его ничуть не задевало. Вот он, в центре событий. И Аль ему доверяет. Его не понизили в звании и не отослали назад на планету, как это сделали с кучей лейтенантов, которые не соответствовали. Доверие Аля стоило куда как больше, чем чьи-то насмешки.

Так что Бернард не жаловался, когда выполнял свои обязанности. Он не боялся тяжелой работы. Нет, сэр. А это был один из лучших проектов Аля. Сам Эммет Мордден так сказал. На втором месте только после удара по Трафальгару. Вот почему работа не останавливалась даже во время вечеринки. Алю понадобилось привести в действие кучу машин. Это было оборудование, связанное с черноястребами. Бернард не особенно разбирался в технических деталях. Он настраивал и налаживал автоматику, когда еще жил на родине, в Теннесси, но что-либо более сложное, чем турбина, лучше предоставить ракетным специалистам.

Он не возражал даже против этого. Это означало, что ему нет нужды пачкать руки, все, что придется делать, — это возглавлять тех парней, которых назначил Эммет. Наблюдать за любым предательством, какое может появиться в мозгах этих неодержимых, и убеждаться, что они выполняют работу, несложно. А когда все закончится, Аль будет знать, что Бернард Аллсон опять прошел через все благополучно.

Долгий был путь по коридорам из главных обитаемых кварталов Монтерея до посадочной площадки, где расположили восстановительные помещения. У Бернарда не было пароля, и он не мог знать, что находится за всеми дверями, которые он миновал. Эта часть скалы была отдана главным образом под инженерные мастерские и склады. Большинство из них перестали использовать после того, как Организация вышла из флота Новой Калифорнии. Из-за чего целые мили прекрасно освещенных и теплых коридоров, снабженных решетками в трех измерениях, оставались невостребованными, за исключением редких случаев, когда они пригождались для случайного оборудования и ремонтников. Через каждые двести ярдов герметически запечатанные двери, и Бернард по ним узнавал, туда ли он идет. Каждая из дверей имела номер и свою букву, по которым можно было определить, где вы находитесь. Раза два так проделаете — и все будет очевидно, как в Манхэттене.

Герметичная дверь 78Д4, еще десять минут ходьбы до комнаты, где идет перегонка питательных смесей. Бернард переступил через тонкий металлический порог и двигался по коридору дальше. Коридор шел параллельно посадочной площадке, но Бернард никогда не мог обнаружить поворота пола, хотя прекрасно знал, что он там есть. Двери слева от него вели в ремонтные помещения с высокими окнами, выходящими на площадку, там была шлюзовая и две учебные комнаты для практики вне космического корабля. Справа от Бернарда оставались только две двери: отделение механического обслуживания и мастерская для ремонта электроники.

Негромкий металлический лязг заставил его поднять голову. Гидравлическая дверь 78Д5, за шестьдесят ярдов впереди от него, скользила поперек коридора. Бернард почувствовал, как колотится его взятое напрокат сердце. Они закрываются при потере давления. Бернард повернулся кругом и увидел, как дверь 78Д4 у него за спиной скользит на место.

— Эй, — позвал он. — Что происходит?

Не было мелькания красных огней и не звучала пронзительная тревога. Только возбуждающая нервы тишина. Бернард понял, что кондиционеры остановились, вентиляционный канал тоже, должно быть, запечатан.

Бернард поспешил к 78Д5, доставая из кармана процессорный блок. Когда он нажал на клавиши, чтобы вызвать контрольный центр, экран напечатал: НЕВОЗМОЖЕН ДОСТУП К СЕТИ. Он смотрел на эту надпись растерянно и раздраженно. Потом услышал свистящий звук, очень быстро становящийся чересчур громким. Бернард остановился и снова огляделся. Посередине коридора открывалась дверь шлюза. Та дверь, которая вела наружу, на посадочную площадку. Эммет то и дело повторял, чтобы успокоить членов Организации из более ранних веков: невозможно, чтобы обе шлюзовые двери открывались одновременно.

Бернард взвыл в ужасе и гневе и помчался к 78Д5. Он вытянул ладонь и выстрелил молнией белого огня. Она ударила в неподвижную дверь и превратилась в фиолетовые искры. С той стороны кто-то был, кто отклонял его энергистическую мощь.

Бушевал ветер, достигающий силы урагана и производящий недолго существующие сгустки белого тумана, и синусоидами изгибался вокруг его туловища. Он послал белую молнию в гидравлическую дверь. На этот раз она даже не дошла до металлической поверхности, прежде чем была аннулирована.

Его пытались убить!

Бернард добрался до гидравлической двери и заколотил в маленькое прозрачное отверстие в центре, а ветер хватал его за одежду. Его рев становился слабее. Кто-то передвигался по ту сторону иллюминатора. Бернард ощущал мозг двоих, ему казалось, что он узнает одного из них.

Бернард разинул рот и обнаружил, что едва ли осталось что-нибудь, что можно вдыхать. Он сосредоточил всю свою энергистическую мощь вокруг себя, заставляя тело стать сильным, борясь с острым ощущением пощипывания, расплывавшегося по всей коже. Сердце громко стучало в груди.

Он стукнул кулаком по гидравлической двери, оставив небольшую вмятину на поверхности. Стукнул еще раз. Первая вмятина выпрямилась, сверкнул красный огонек.

— Помогите! — пронзительно закричал Бернард.

Клубок воздуха вырвался из его горла, но крик был направлен в бесконечность душ, окружающих его. Скажите Капоне, молча умолял он их. Это Кира!

Ему тяжело было сосредоточиться на упрямой двери. Он снова стукнул по ней кулаком. По металлу размазалось красное. На этот раз это была жидкость, а не отдача энергистической мощи, искривляющая физическую реальность. Бернард упал на колени, пальцы царапали по металлу, он был в слишком большом отчаянии, чтобы ухватиться. Души вокруг него становились все более материальными.

— Что это? — спросил Джед.

Он не разговаривал с Джеральдом с тех пор, как они спустились по лесенке из «Миндори», и даже тогда он только объяснил тому направление, в котором нужно идти. С тех пор они все шагали вместе, бредя мимо заряжающихся черноястребов. Теперь они находились в той секции площадки, которой не пользовались ни Кира, ни Капоне. Ничейная земля. Пурпурные идолы, отражающиеся в его шлеме, рассказывали свою обычную печальную историю, сердце у него работало слишком быстро, тело было горячее, чем должно было быть. На этот раз он четко управлял внушениями, чтобы успокоить свои беспорядочные мысли.

— Какая-нибудь проблема? — спросил Росио.

— Ты мне скажи, друг. — Джед указал на скальную стену за пятьдесят метров впереди. Горизонтальный фонтан белого пара устремлялся из открытого люка шлюза. — Похоже на какой-то выброс.

— Мэри, — прохрипел Джеральд. — Она там? Она в опасности?

— Нет, Джеральд, — в голосе Росио звучало что-то, граничащее с раздражением. — Ее нет нигде поблизости от тебя. Она на вечеринке у Капоне, пьет и веселится.

— Масса воздуха выходит, — сообщил Джед. — Помещение, наверное, взломано. Росио, тебе видно, что здесь происходит?

— Я не могу проникнуть к датчикам в коридоре позади шлюза. Этот участок сети изолирован. Из центра управления экологией нет никаких сигналов тревоги относительно давления. Коридор запечатан. Кто-то получит массу неприятностей, потому что скрывает что-то — что бы это, к чертям, ни было.

Джед заметил, как прилив газа уменьшился.

— Нам продолжать идти? — спросил он.

— Конечно, — ответил Росио. — Не давайте себя втянуть. Не привлекайте к себе внимание.

Джед посмотрел на ряд пустых окон над открытым шлюзом. Все они были темные, свет не горел нигде.

— Ясное дело.

— Почему? — встрепенулся Джеральд. — Что там такое? Почему ты не хочешь, чтобы мы посмотрели? Там Мэри, да? Моя детка там, внутри.

— Да нет же, Джеральд.

Джеральд сделал несколько шагов по направлению к открытому шлюзу.

— Джеральд? — Голос Бет был высоким, напряженным и возбужденным. — Послушай меня, Джеральд, ее там нет. О'кей? Мэри там нет. Мне ее видно, дружок, в большом вестибюле отеля есть камеры. Я прямо сейчас на нее смотрю, клянусь тебе, дружок. Она в черном платье с розовой отделкой. Я же не могла это придумать?

— Нет! — Джеральд с усилием побежал прочь. — Ты мне лжешь!

Джед устремился за ним с возрастающим смятением. Кроме как открыть огонь, у него не было других способов привлечь к ним внимание.

— Джед, — окликнул его Росио. — Я пользуюсь твоим личным аппаратом в скафандре. Джеральд меня слышать не может. Ты должен его остановить. Кто бы ни открыл этот шлюз, но он не желает, чтобы туда ворвался Джеральд. И у них должна быть какая-то мощная аппаратура. Это может погубить все наши планы.

— Остановить его? Как? Он же или меня застрелит, или нас обоих взорвет — и мы полетим в потусторонье.

— Если Джеральд поднимет тревогу, никто от этой скалы не оторвется.

— О боже. — Он беспомощно потряс кулаком в сторону Джеральда, удаляющегося, пошатываясь. Этот болван был в пятнадцати метрах от открытого шлюза.

— Успокойся, — посоветовала Бет. — Остынь, прежде чем за ним побежишь.

— Отвяжись ты. — Джед помчался за Джеральдом, убежденный, что весь мир это видит, а что еще хуже — смеется.

Джеральд добежал до скрытого люка и нырнул внутрь. Через полминуты, когда подоспел Джед, его уже нигде не было видно. Помещение оказалось стандартным, как и то, через которое Джеду пришлось проходить в последний раз, когда он приникал внутрь этой распроклятой червивой скалы. Он осторожно продвигался вперед.

— Джеральд?

Внутренняя дверь стояла нараспашку, что было неладно. Джед знал все об астероидных шлюзах и то, что единственное, чего никогда не следует делать, — это открывать внутренний коридор доступу вакуума. Даже при несчастном случае.

Когда он прошел, то посмотрел на прямоугольный люк и увидел, что стержни разжаты, кабель, блокирующий вход, оплавлен на краях.

— Джеральд?

— Я потерял с тобой связь, — пожаловался Росио. — Не могу нащупать твой сигнал. Кто бы это ни сделал, он еще там.

Джеральд лежал у стены, ноги широко раскинуты. Он не шевелился. Джед осторожно приблизился.

— Джеральд?

Из радиопередатчика в скафандре раздавался глухой тревожный сигнал.

— Джеральд, пошли. Мы же должны отсюда выбраться. И хватит этого дурного бреда, я не могу его больше выносить. О'кей? То есть я, правда, не могу. Из-за тебя у меня голова прямо на части разрывается.

Одна рука в перчатке у Джеральда мягко шевельнулась. Джед взглянул мимо него в другой конец коридора. Опасный поток рвоты чуть не вырвался у него из горла.

Похищенное тело Бернарда Аллсона было красноречиво разорвано энергистической силой, которая, сделав свое дело, исчезла. Легкие, самая мягкая и уязвимая ткань, разорвались немедленно, отправив целые литры крови наружу. Тысячи капилляров, находящихся под большим давлением, лопнули, обрызгав капельками крови его одежду. Это выглядело так, как будто его двубортный костюм сшит из блестящей алой ткани. Ткани, которая бурлила и пузырилась, как живая. Жидкость кипела в вакууме, окружая убитого тонким слоем розового тумана.

Джед накинулся на подушку у себя на запястье, как будто она жгла его. Сухой воздух, напоенный мятой и сосной, ударил ему в лицо. У него отвалилась нижняя челюсть от поднимающейся рвоты, а мышцы превратились в стальные обручи, так он их напряг, чтобы сдержаться. Скафандр не очень-то был приспособлен к тому, чтобы покрывать его блевотиной.

Джед закашлялся и захлебнулся, посылая отвратительную безвкусную белую желчь по внутренности своего шлема. Но тошнота уменьшилась.

— О господи, о боже, его же просто размельчили в пульпу.

Теперь сосновый запах стал сильнее, он густо разливался в шлеме, лишая конечности чувствительности. Руки двигались медленно, но они были легкими, точно водород. Приятное ощущение.

Джед сдавленно хихикнул.

— Наверное, этот тип не смог удержать все это вместе, да?

— Это не Мэри.

Процессор, управляющий скафандром Джеда, закрыл источник поддерживающих вливаний неотложной медицинской помощи. Полученная им доза превысила положенную норму. Он автоматически вызвал противоядие. Зимний воздух стал обдувать Джеда, так сильно охлаждая, что ему пришлось прислонить к шлему перчатку, он ожидал, что мороз покроет сверкающим инеем прорезиненную ткань скафандра. Разноцветные огоньки, раздражающе мелькающие перед его глазами, постепенно перешли в зрительные образы и цифры. Кто-то продолжал ныть:

— Мэри, Мэри, Мэри…

Джед снова взглянул на труп. Он был ужасен, но на этот раз вид его не вызвал у Джеда тошноты. Вливание лекарства, кажется, подействовало на его внутренние органы. Кроме того, оно обеспечило Джеду ощущение уверенности в себе. Теперь он сможет выполнить оставшуюся часть своей миссии без особых затруднений.

Он потряс Джеральда за плечо, и это, по крайней мере, положило конец унылому нытью. Джеральд отшатнулся от прикосновения руки Джеда.

— Вставай, друг, мы уходим, — позвал Джед. — Надо работу выполнить.

Какое-то движение привлекло внимание Джеда. К окошечку герметической двери прижалось чье-то лицо. Пока он смотрел, кровь, забрызгавшая маленький кружок на стекле, растеклась в стороны. Человек, стоящий с другой стороны, смотрел прямо на Джеда.

— Ох ты, тысяча чертей! — Джед чуть не задохнулся.

Приятное ощущение, вызванное лекарством, живо испарилось. Неистовым движением он повернулся, чтобы увидеть, как начал закрываться внутренний люк шлюза.

— Вот оно как, друг, мы попались.

Джед потащил Джеральда, подпирая его с другого бока стеной. Козырьки их шлемов соприкоснулись, позволяя Джеду заглянуть в шлем сумасшедшего. Джеральд забыл обо всем, пребывая в мечтательном трансе. Лазерный пистолет скользнул между безжизненными пальцами. Джед с вожделением поглядел на оружие, но принял решение не трогать его.

Лицо в окошке скрылось.

— Пошли!

Он вцепился в Джеральда, силой заставляя его сделать несколько шагов по коридору. Тонкие струйки серого газа начали вылетать из вентиляционного отверстия над головой. В окошечке его шлема появились зеленые и желтые узоры, это свидетельствовало о том, что вокруг него сгущаются кислород и азот. Одну вещь Джед усвоил хорошо: с одержимыми лучше не иметь дела в вакууме, скафандры тут не помогают, их энергия не может защитить. Как только он опять окажется на площадке, будет в безопасности. В относительной.

Они добрались до шлюзового люка, Джед хлопнул по рычагу. Контрольная панель оставалась темной. Цифры быстро мелькали мимо окошечка его шлема, давление достигло уже двадцати пяти сотых нормы. Джед выпустил Джеральда и вытащил ручной рычаг. Казалось, он прокручивается без особых усилий, когда Джед поворачивал и поворачивал его. Затем рычаг завибрировал, колотя его по рукам. Джед нахмурился, сердясь, что такой простой механизм причиняет ему боль. Но когда он как следует потянул за рычаг, люк наконец открылся.

Джеральд, шатаясь, прошел в камеру, послушный, как механическая кукла. Джед засмеялся и приободрился, толкая крышку люка и заставляя ее закрыться за ним.

— Вы в порядке? — спросил Росио. — Что случилось?

— Джед! — закричала Бет. — Джед, ты меня слышишь?

— Не волнуйся, детка. У этих дурных парней нет того, что могло бы меня скрутить.

— Он еще высоко, — сказал Росио, — Но он спускается. Джед, почему ты воспользовался медицинским пакетом?

— Да не приставай ты ко мне. Господи, я же прорвался к тебе, разве нет? — Он нажал кнопку управления люком с внешней стороны. К его удивлению, ряд зеленых огоньков на панели сделался янтарным. — Ты бы тоже здорово попал впросак, если бы увидел то, что я.

— А что это было? — Голос Росио смягчился до того тона, какой употребляла миссис Яндел, когда она разговаривала с новичками дневного клуба. — Что такое ты видел, Джед?

— Труп. — Раздражение от этого оскорбительного тона задушили воспоминания о шевелящейся алой ткани. — Какого-то типа прикончил вакуум.

— Ты знаешь, кто это был?

— Нет!

Теперь, когда он начал трезветь, Джеду отчаянно хотелось об этом не думать. Он проверил панель управления, дабы убедиться, что атмосферный цикл проходит нормально. Электроника на этом конце шлюза не была повреждена. Здесь не было саботажа, поправил он себя самого.

— Джед, я получаю какие-то странные данные от телеметрических приборов скафандра Джеральда. Он в порядке? — спросил Росио.

Джед чуть не сказал: «А вообще-то он был когда-нибудь в порядке?»

— Наверное, вид трупа на него подействовал. Как только он понял, что это не Мэри, он тут же заткнулся.

Огни панели управления стали красными, люк распахнулся.

— Лучше бы вам оттуда выбраться, — проговорил Росио. — Пока что в сети тревоги нет, но кто-нибудь скоро обнаружит убийство.

— Конечно.

Он взял руку Джеральда в свою и неназойливо потянул. Джеральд послушно пошел за ним.

Росио велел им остановиться за рядом гаражей, стоящих в форме подковы на площадке скалы, за сто метров от входа, которым они должны были воспользоваться, чтобы попасть на астероид. В изгибе скалы стояли простые четырехколесные экипажи, три грузовика с сиденьями на шесть человек и грузовыми платформами сзади каждый.

— Проверь их системы, — велел Росио. — Один из них тебе понадобится, чтобы привезти мне эти компоненты.

Джед прошелся вдоль машин, приводя в действие их управляющие процессоры и начальную тестовую программу. Первый из грузовиков страдал от утечки энергии, но второй оказался абсолютно исправным и полностью нагруженным. Джед посадил Джеральда на одно из пассажирских сидений и повел машину к шлюзу.

Когда открылся внутренний люк камеры, Джед сверился с показаниями своего датчика, прежде чем поднял козырек шлема. Продолжительность жизненно важных процедур на Коблате заставляла его быть неизменно осторожным с окружающей средой. Цифры показали ему, что смесь атмосферы была благоприятной, но влажность (по меркам Коблата) оказалась высокой. Так могло быть, если в отдаленных секторах астероида не прочищали регулярно вентиляционные фильтры. Инженеры всегда проклинали влажность и загрязнение.

— Никого возле вас и в помине нет, — сообщил Росио. — Отправляйтесь за ними.

Джед поспешил по коридору, свернул направо и увидел широкую дверь ремонтной мастерской, третью с правой стороны. Дверь открылась, как только он дотронулся до панели-замка. В полную силу зажглись лампочки, освещая прямоугольное помещение, окаймленное светло-голубыми стенными панелями. Кибернетические конструкции и инструменты выстроились в ряд в центре, упакованные в хрустальные цилиндры, чтобы защитить их деликатные части. Заднюю стену занимали стеллажи, забранные под решетки, там хранилось запасное оборудование, регулярно используемое в мастерской. Теперь здесь повсюду валялись разбросанные картонные коробки и пакеты, отдельно от большой кучи в середине, куда свалили все оборудование.

— Господи, Росно, — пожаловался Джед. — Тут их штук сто. Мне никогда не вытащить всю эту кучу, это займет вечность.

Все детали и аппараты были упакованы в пластиковые коробки.

— У меня здесь начинается deja vu[28], — не задумываясь сказал Росио. — Свали их просто на грузовую тележку и отправь в помещение шлюза. Самое большее, это получится в три приема. Десять минут.

— Ох, братец! — Джед ухватился за тележку и подтащил ее к стеллажам. Начал швырять на нее коробки. — Почему у тебя нет механоидов, чтобы они тащили их к шлюзу вместо меня?

— Эта территория не предназначена для складов. Мне пришлось бы перепрограммировать весь порядок операций. Это нетрудно, но могут выследить. А этот способ уменьшает риск.

— Для некоторых, — буркнул Джед.

Вошел Джеральд. Джед чуть не забыл о нем.

— Джеральд, друг, ты можешь снять шлем.

Тот не ответил.

Джед приблизился к нему и отстегнул застежки шлема. Когда поднялся козырек, Джеральд заморгал глазами.

— Ты не можешь стоять тут в этом скафандре, тебя заметят. И ты постепенно задохнешься.

Ему показалось, что Джеральд вот-вот заплачет, таким несчастным он выглядел. Чтобы скрыть свою вину, Джед вернулся к перегрузке коробок. Когда тележка была полна, он сказал:

— Я собираюсь избавиться от этого груза. Помоги мне, дружок, начни нагружать следующую порцию.

Джеральд кивнул. Джед поспешил к люку, хотя вовсе не был убежден, что Джеральд послушается. Когда он вернулся, Джеральд уже положил два ящика на следующую тележку.

— Не обращай на него внимания, — посоветовал Росио. — Просто делай все сам.

Пришлось проделать еще три ходки, чтобы доставить все коробки к люку. Джед закончил грузить последнюю тележку и задержался.

— Джеральд, дружок, тебе надо за нее взяться. О'кей?

— Оставь ты его, — резко приказал Росио.

— Он совсем свихнулся, — печально произнес Джед. — На этот раз — полное завихрение мозгов. Этот труп его доконал. Мы не можем его здесь бросить.

— Я не допущу его на борт. Ты же знаешь, какую опасность он теперь представляет. Мы не можем его вылечить.

— Не думаешь ли ты, что ему поможет эта шайка?

— Джед, он сюда попал не для того, чтобы искать их помощи. Не забудь, что к его поясу привязана самодельная бомба. Если Капоне будет плохо обращаться с Джеральдом, то он и сам станет хорошим сюрпризом для Капоне. А теперь возвращайся к шлюзу. Бет и твоя сестра — это те люди, о которых ты обязан думать.

Джеду нужна была еще одна доза из медицинского запаса скафандра. Что-нибудь, чтобы снять напряжение из-за того, что он бросает тут спятившего старика.

— Извини, друг. Надеюсь, ты отыщешь Мэри. Я бы хотел, чтобы она не была… ну, тем, что она есть сейчас. Она многим из нас дала надежду, ты знаешь. Я считаю, я многое должен вам обоим.

— Джед, уходи сейчас же! — приказал Росио.

— Пошел к чертям, — Джед покатил тележку через широкую дверь. — Удачи тебе, — обернулся он назад.

Он заставил себя не спешить на дорожку, поднимающуюся к «Миндори». Слишком много теперь поставлено на кон, чтобы в последнюю минуту рисковать привлечь к себе внимание какой-нибудь пустяковой ошибкой. Так что он подавил желание снизить скорость, когда проходил роковой шлюз, за которым лежал труп. Росио сказал, что сеть в этой секции вернулась нормальный режим, а коридорная запасная дверь стояла открытой, но никто еще не обнаружил убитого. Джед проехал мимо большого черноястреба и остановился прямо под его грузовым отсеком. Росио открыл двери, и Джед принялся переносить коробки на погрузочную платформу, которая ушла вниз. В глубине души он знал, что, как только последняя коробка окажется на борту, он, Бет и ребятишки не будут больше нужны. И, возможно, их пнут под зад коленом.

Джед был искренне удивлен, когда ему разрешили подняться на лесенку, ведущую в шлюз «Миндори». Наконец, когда он снял шлем, его одолел стыд. Перед ним стояла Бет, готовая помочь ему снять скафандр, лицо ее было спокойно, она не показывала никакой слабости. Из-за громадности своего деяния у Джеда ослабели ноги. Он скатился по перегородке и разразился слезами.

Бет обвила его руками.

— Ты не мог ему помочь, — проникновенно произнесла она. — Не мог.

— Я и не пытался. Просто оставил его там.

— Он же не мог вернуться на борт. Только не сейчас. Он же собирался нас взорвать.

— Он сам не понимал, что делает. Он же сумасшедший.

— Не на самом деле. Он просто очень болен. Но он там, где хотел быть, поблизости от Мэри.

* * *

Джек Макговерн очнулся, слыша резкое пение, исходящее из глубины его носа. Его глаза раскрылись и увидели темно-коричневую деревянную планку у своей щеки. Он лежал на досках пола почти в полной темноте, в самой неудобной позе из всех возможных, ноги его согнулись так, что ступни прижались к спине, а руки были скручены за спиной. Предплечья болезненно кровоточили. Его похмелье было еще сильным. Когда он попытался пошевелиться, у него это не вышло. Его запястья и лодыжки были связаны тем, что казалось раскаленной докрасна изоляционной лентой. Попытка простонать обнаружила, что и рот его заклеен лентой. Одну ноздрю забила засохшая кровь.

Это ужасно его напугало, сделав пульс и дыхание судорожными. Воздух с шумом свистел, проходя через единственный уязвимый проход. Он пытался облегчить себе возможность дышать, но из-за беспорядочности этих попыток почти задохнулся, и голова заболела еще сильнее, а перед глазами мелькали красные искры.

На неопределенное время его охватила тупая паника. Он знал только, что когда его зрение наконец вернулось вместе с сознанием, дыхание у него замедлилось. Когда он попытался сопротивляться, ему удалось продвинуться по полу на несколько сантиметров. Тогда он значительно успокоился, все еще желая, чтобы его похмелье исчезло и оставило его в покое. Воспоминания о том, что случилось в туалете «Черного Быка», снова всплыли в памяти. Он обнаружил, что лента, приклеенная ко рту, не мешает ему издавать горлом хнычущие звуки.

Одержимый! На него напал одержимый. И все же… Он сам не стал одержимым — такое обычно случается с людьми, каждый это знает. Если это не потусторонье.

Джеку удалось перекатиться на бок и оглядеться. Нет, это определенно не потусторонье. Он находился в какой-то старинной комнате кубической формы, высоко в стене — окошко в форме полумесяца. Напротив него кучей выставлены старые рекламные плакаты, увядающая голографическая цветная печать объявляла об аксессуарах для ванной комнаты, которые он едва мог смутно припомнить из времен своего детства. Тяжелая цепь отходила от его лодыжек и вела к ряду металлических труб, они шли от двери — от пола до самого потолка.

Джек прополз всего полметра, пока его не сдерживала цепь. Ничего из того, что он пытался после этого предпринять, вплоть до того, что царапал и скреб трубы, не помогало ему отодвинуться от стены. Он все еще находился в трех метрах от двери. Когда он до хруста напрягал мускулы и пытался шевелить связанными руками, это не приводило ни к какому другому результату, кроме как усиливало боль в запястьях. Только это. Пути к освобождению не было.

Ощущение похмелья давно ослабело, когда дверь наконец отворилась. Джек не знал, когда это произошло, понимал только, что миновали часы и часы. Холодный ночной свет города проскользнул через высокое окно, окрасив голые оштукатуренные стены в неопрятный желтый цвет. Напавший на него одержимый вошел первым, двигаясь бесшумно, его черное монашеское одеяние вилось вокруг тела, точно туман. За ним следовали двое других: молодая девушка не более восемнадцати лет и угрюмый мальчишка-подросток. Они тащили женщину средних лет. Ее плечи съежились в желании защититься, а каштановые волосы, заплетенные в косы, образовывали корону на голове, как будто она зачесала их так для того, чтобы принять душ, отдельные пряди выбились и лезли в глаза. Они закрывали большую часть ее лица, хотя Джеку удалось уловить ее встревоженное и потерянное выражение.

Мальчишка наклонился и сорвал ленту с губ Джека — как можно резче. Джек застонал от приступа боли, усилившейся, когда ему освободили рот. Он вздохнул поглубже.

— Пожалуйста, — задыхался он. — Пожалуйста, не мучайте меня. Я сдаюсь, о'кей, только не надо.

— Это мне и не снилось, — сказал Квинн. — Я хочу, чтоб вы мне помогли.

— Я ваш. На все сто процентов. Все, что угодно.

— Сколько тебе лет, Джек?

— Гм… м-м… двадцать восемь.

— Я бы дал тебе больше. Но это хорошо. И ты как раз подходящего роста.

— Для чего?

— Ну, видишь ли, Джек, тебе повезло. Мы тебя малость принарядим, чуток переделаем. Ты станешь совершенно новым человеком, когда мы закончим. И я с тебя за это даже ничего не возьму. Как тебе это?

— Вы имеете в виду — другая одежда и прочее? — осторожно спросил Джек.

— Не совсем. Видишь ли, я обнаружил, что Грета — вот она, здесь, — квалифицированная медсестра. Конечно, иные болваны решили бы, что я делаю двойника. Но мы-то с тобой понимаем, что все это чушь собачья, правда, Джек?

Джек изо всех сил ухмыльнулся.

— Ну да! Ясно! Полная ерунда.

— Правильно. Это все — часть Его плана. Божий Брат следит, чтобы все для меня сошлось. Я же, в конце концов, избранный. Вы оба — Его дар мне.

— Скажи ему, Квинн, — вставила Кортни.

Ухмылка Джека мигом застыла, когда он понял с болью в душе, как глубоко он разделяет с ними их психическое нездоровье.

— Медсестра?

— Да, — Квинн сделал знак Грете выйти вперед.

Джек увидел, что она держит в руке медицинский нанопакет.

— О, ради Христа, что вы собираетесь делать?

— Ты, говнюк, Христос мертв! — закричала Кортни. — И не называй его имени среди нас, он тебе не поможет. Он — ложный господин. Квинн — новый Мессия на Земле.

— Помогите! — взвыл Джек. — Кто-нибудь, помогите!

— Ну и воображала этот говнюк, — заметил Билли-Джо. — Да тебя никто и не услышит, парень. Никого из остальных не услышали, а Квинн им сделал хуже.

— Послушайте, я же сказал, я вам помогу, — с отчаянием напомнил Джек. — Помогу. Правда. Я не треплюсь. Но и вы придерживайтесь своей стороны договора. Вы обещали не пытать.

Квинн отступил к дверям, отходя как можно дальше от Джека в пределах этой маленькой комнаты.

— Уже действует? — спросил он Грету.

Она посмотрела на маленький экран на процессорном блоке.

— Да.

— О'кей. Начните с того, чтобы избавить его от голосовых связок. Билли-Джо прав, он слишком много болтает. А мне нужно, чтобы он молчал, когда я буду его использовать. Это важно.

— Нет! — завопил Джек.

Он начал извиваться на полу. Билли-Джо засмеялся и уселся ему на грудь, вызывая поток воздуха из его легких. Воздух вытекал так же слабо, как и из носа.

— Прибор не может удалить его голосовые связки, — объявила Грета незаинтересованным безжизненным тоном. — Мне придется отключить ему нервы.

— Прекрасно, — одобрил Квинн. — Все, что угодно.

Джек уставился прямо на нее, а она наклонилась и прижала блестящий зеленый аппарат к его горлу. Ловя ее взгляд, он умолял, взывал: не делай этого. Он мог бы заглядывать в линзы механоида с тем же успехом, что в ее глаза. Аппарат прилип к коже, мягкий и теплый. Джек напряг мышцы, сопротивляясь вторжению. Но через минуту или около того они начали расслабляться, и он утратил ощущение всего, что находилось между его челюстью и плечами.

Принуждение Джека к молчанию было только началом. Его оставили одного, пока аппарат делал свое дело, потом все четверо вернулись. На этот раз Грета принесла другой вид электронного аппарата, маску для лица с похожими на мешочки вздутиями на внешней поверхности, наполненными какой-то клейкой жидкостью. Когда она приложила это приспособление к лицу Джека, оказалось, что там нет никаких щелочек, чтобы он мог видеть.

И вот тут началась процедура. Каждые несколько часов они возвращались и перемещали маску. Грета заново наполняла мешочки. Они разглядывали его лицо, и Квинн давал несколько распоряжений, прежде чем к Джеку снова прикладывали маску. Время от времени его кормили холодным супом и давали чашку с водой.

Джека оставляли одного в темноте, которая была жуткой в своем всевластии. Ему оставался только слух. Теперь он научился различать день и ночь. Окно-полумесяц пропускало разные звуки, больше всего — звуки моторов машин, проезжающих по большому, проложенному по насыпи к Темзе шоссе. Доносились еще звуки судов и крики лебедей и уток. Джек начал также ощущать, что это было за здание, в котором он находился. Большое и старое, он был в этом убежден, доски пола и трубы слегка вибрировали. Днем кругом шла какая-то деятельность. Звуки движения, которые должны были обозначать лифты, тяжело двигавшиеся, когда в них перевозили большие грузы. Ни один из них не шумел возле его помещения.

Ночью слышались крики. Какая-то женщина всегда начинала с жалостливого хныканья, которое постепенно перерастало в рыдания. Каждый раз то же самое, и где-то неподалеку. Прошло некоторое время, пока он понял, что это Грета. Очевидно, бывает кое-что и похуже, чем когда твои черты изменяют при помощи электронного аппарата. Это понимание служило не особенно сильным утешением.

* * *

Призраки знали, что Оргатэ приближаются к северной вершине Валиска, их новое осознание проникало сквозь черные узлы угрожающего голода, пронизывающие воздух. Этого было достаточно, чтобы преодолеть неприязнь к человечеству, обрекающему их бродить по пещерам, приютившим бывших хозяев.

Их присутствие было еще одной трудностью для обороняющихся. Хотя личность могла наблюдать, как Оргатэ летят вдоль обиталища, она определенно не знала, где они приземлятся. Это заставляло Эренц и ее родственников охранять всю округу. Они уже решили, что невозможно будет переместить тысячи больных людей с передней линии внешних пещер. Время полета вдоль обиталища едва ли могло занять больше пятнадцати минут, и к Оргатэ, вторгающимся с южного конца, присоединились несколько новоприбывших, которые недавно проникли через звездоскребы. Чтобы подготовиться, времени совсем не было, все, что они могли, — это взять оружие и собраться в компактные группы, готовые ответить на первое же вторжение.

— Подождите, пока они войдут внутрь, — сказала личность. — Если вы начнете стрелять, пока они еще в воздухе, они просто улетят прочь. А когда они окажутся в пещерах, им уже не спастись.

Оргатэ колебались, когда соскальзывали вниз, к поросшей кустарником пустыне, в свою очередь ощущая ненависть и страх ждущих внизу. Несколько минут они кружили над входами в пещеры, пока внутрь залетали последние призраки, затем их стая опустилась.

— Тридцать восемь мерзавцев. Приготовиться.

Толтон покрепче сжал торпедометатель. Из-за пота оружие становилось скользким. Он стоял позади Дариата, который в свою очередь занимал место в хвосте группы своих родственников, собравшихся в конце прохода к одной из пещер, превращенных в госпиталь. Он думал о том, что особый статус не избавил его от бремени смертельного безумия.

Толтон слышал, как в пещере начали раздаваться стоны. Скоро они перешли в слабые крики и громкие проклятия. Призраки наводнили пещеры, не обращая внимания на желание лишенных защиты раненых углубиться подальше в сеть пещер. Они летали вокруг людей с раскрытыми ртами, выкрикивая беззвучные предостережения. Их движения обозначались в воздухе недолго живущими пятнами смывающейся к часки.

Затем один из Оргатэ ударился о стенку возле входа. Его тело вытянулось, передняя секция яростно двинулась вперед, в то время как имеющая форму луковицы задняя четвертушка с силой изогнулась, добавляя энергии. Те призраки, которые только что устроились поблизости, были поглощены по мере того, как громадная тварь двигалась по пещере. Их дикие мучительные крики угасали по мере того, как из них извлекали жизненную энергию. Другие приведения и Дариат могли ясно слышать их, в то время как люди воспринимали их страдания как глубокую волну вызывающей холод тревоги. Для успокоения Толтон опустил взгляд на торпедометатель — только для того, чтобы обнаружить, как сильно трясутся у него руки.

— Мы обнаружены! — резко выкрикнула Эренц.

Оргатэ ворвались в пещеру, перед ними летел град мелких камешков и поток ярких пульсирующих насмерть перепуганных призраков. Впереди, прямо на коралловом полу, было расстелено три ряда неопрятных постелей, дом для более чем трех сотен находящихся в состоянии ступора пациентов, уже потревоженных призраками. Они сделали все, что было в их силах, чтобы отступить назад, ковыляя или отползая, цепляясь за стены; некоторым сестрам удалось оттащить своих подопечных к проходам. Оргатэ жадно ринулись вперед, превращая пещеру в место схватки бьющихся в истерике тел и беспощадно-стремительных придатков.

Эренц и ее родные пытались прорваться и окружить Оргатэ. Нужно было завоевывать каждый метр пространства, расталкивая локтями толпу приведенных в ужас людей. Под ногами путались одеяла, пластиковые коробки, замороженные куски плоти, и все это делало каждый шаг предательски опасным. Невозможно было как следует захватить врага в клещи, лучшее, на что они могли надеяться, — это самим расположиться возле проходов между пещерами, чтобы Оргатэ не смогли скрыться там.

Когда обороняющиеся прикрыли пять из семи возможных проходов, они открыли огонь. Съежившийся от страха Толтон видел, как вспышки ослепительного света пульсируют в воздухе и как их поглощают расплывчатые формы Оргатэ; поэт решил, что это сигнал открывать огонь. Он оттолкнул нескольких пожилых ослабевших людей и поднял свой торпедометатель. На него настолько подействовало зрелище паники и разрушения в пещере, что поэт едва ли прицеливался. Он нажал на затвор и тупо следил, как зажигательные снаряды ударили по темной массе.

Метатели огня открыли стрельбу, сопровождающуюся пронзительным воем, добавляя свои специфические огни к этой стремительной атаке. Восемь рядов ярких желтых полос света пролетали над головами съежившейся толпы, чтобы полностью расцвести на теле Оргатэ. Эта тварь двигалась резкими толчками, как безумная, по ней отовсюду наносили удары огнем. Составлявшая часть ее жидкость яростно кипела, посылая клубы удушливого тумана, чтобы пропитать им всю осажденную пещеру.

Толтон приложил руку ко рту, он чувствовал резкую боль в глазах. Пар был холоднее льда, он конденсировался на коже Толтона и на его одежде, образуя гладкую скользкую поверхность. Ему трудно было удержаться на ногах, когда под ними образовывалась такая же пленка. Люди вокруг него падали. Теперь Толтону не удавалось прицеливаться со всей точностью. Отдача от каждого выстрела заставляла его скользить назад. Во всяком случае, он не мог быть абсолютно уверен, где находилось теперь это создание. Туман сильно флюоресцировал, пущенные заряды огня, проходя насквозь, иссушали его, окутывая всю пещеру дымкой.

Перестав видеть какую бы то ни было цель, Толтон перестал стрелять. Везде были люди, они кричали и плакали, скользя вокруг, шум их голосов смешивался с ревом огнеметов, создавая полный звуковой бедлам. Каждый сделанный наугад выстрел мог поразить кого-то. Толтон опустился на четвереньки и попытался нащупать стену пещеры, какой-то выход.

Эренц и остальные продолжали стрелять. Восприятие пещеры личностью при помощи ее чувствительных клеток было менее чем совершенным, но она могла продолжать извещать их хотя бы о приблизительном местонахождении Оргатэ. Женщина постоянно перемещалась, так, чтобы огонь не переставал играть на боках чудовища. При вздымающемся тумане, передвигающихся бегом человеческих фигурах и при том, что ее цель постоянно двигалась, Эренц испытывала немало затруднений, продолжая стрелять. Но ее действия были оправданными, и это было важнее всего, это помогало не думать о том, кого поразит неверно направленный выстрел.

Дариат наконец осознал, что потерпевший поражение Оргатэ полетел назад, из пещеры в обиталище. Он передал информацию своим родным и личности, показав им, что призрачная дымка тумана проскользнула мимо. Огнеметы замолкли.

Когда отвратительно липкий туман опустился, чтобы свернуться над головами людей и над кораллами, обнаружился пол, устланный телами. Те, кто не были слишком тяжело обожжены или избежали соприкосновения с щупальцами Оргатэ, молча извивались под отвратительной скользкой пленкой. Около трети оставались неподвижными; невозможно было определить, были ли они слишком выбиты из сил или ранены так, что не могли прийти в себя.

Эренц и ее команда расхаживали посреди этого поля резни и горя, как будто ничего этого вовсе не существовало, громко приветствуя друг друга по мере того, как они сходились у одного из боковых проходов. Среди них был доктор Патан, он стирал с лица жидкое клейкое вещество и улыбался с такой же жизнерадостностью, как и остальные, проверяя свой огнемет.

Толтон внимательно следил за ними, когда они спешили скрыться в проходе, полностью безучастные к страданиям внутри пещеры. Личность известила их о другом посетителе, устраивающем адский бедлам в соседней пещере, и им не терпелось продолжить борьбу. Нет, сильнее всего в этом континууме не энтропия, думал Толтон, а бесчеловечность.

Через некоторое время он сдвинулся с места, хотя еще не знал, что делать дальше. Дариат подошел и встал рядом с ним, и они разглядывали пещеру с ее трупами, с ее ранеными и с ее призраками. И двинулись вместе предложить то утешение, какое было в их власти.

* * *

Маска гладко отошла от лица Джека Макговерна. Он моргнул, реагируя на мягкий свет, проходивший через высокое окно складского помещения. Лишенная аппарата, его незащищенная кожа испытывала особое ощущение, что-то среднее между онемелостью и воспалённостью. Что он больше всего хотел сделать, так это потрогать ее руками, провести кончиками пальцев по щекам и подбородку, проверить, что с ним сделали. Но он все еще был связан клейкой лентой и цепью.

— Неплохо! — оценила Кортни.

Она любовно хлопнула Грету по руке. Женщину передернуло, мышцы ее шеи и рук дрогнули.

— Даже глаза такого цвета, как надо.

— Покажите ему, — распорядился Квинн.

Хихикая, Кортни наклонилась и протянула Джеку небольшое зеркальце. Он уставился на изображение. Это было самое последнее, чего он ожидал: его наградили внешностью Квинна. Он нахмурился, задавая молчаливый вопрос.

— Увидишь, — сказал Квинн. — Подготовьте его.

Единственное движение — и цепь упала с лодыжек Джека.

Снять ленту оказалось не так просто. Билли-Джо достал зловещий на вид боевой нож и начал перепиливать.

Прилив крови причинил боль, отдаваясь в ногах и руках Джека, когда удалили ленту. Он не мог стоять на ногах. Кортни и Билли-Джо должны были с двух сторон волочить его. Первая остановка была сделана в ванной. Его сунули под душ и полностью отвернули кран. Хлынула холодная вода. Штаны покрылись темными пятнами. Ему ни разу не позволили воспользоваться туалетом.

— Снимай шмотки, — приказал Квинн. Он швырнул Джеку брусок мыла, который шлепнулся на треснувший кафель. — Отмывайся как следует. Нужно избавиться от этой вонищи.

Они все стояли вокруг, наблюдая, как он не спеша расстегнул рубашку и брюки. К его конечностям медленно возвращалась способность чувствовать и двигаться. Трудно было взять тюбик геля, понадобившийся ему. Стоять оказалось тоже крайне болезненно: казалось, что сухожилия порвутся, когда Джек выпрямлял колени. Но именно Квинн велел ему стоять, и он не осмеливался ослушаться.

Квинн щелкнул пальцами, и Джека живо вытерли. Кортни вручила ему черное одеяние. Покрой был такой же, как и у Квинна, широкие рукава и скрывающий лицо капюшон.

Кортни и Билли-Джо осмотрели их обоих, когда они стояли рядом. Рост был почти одинаковый, в пределах трех сантиметров. Небольшую разницу в весе скрывала одежда.

— У Божьего Брата от смеха задница отвалится, — сказал Билли-Джо. — Вот черт, вы двое будто близнецы.

— Сойдет, — решил Квинн. — Какие-нибудь новые сведения о ее позиции?

— Никаких, приятель, — Билли-Джо вдруг посерьезнел. — Эти пижоны из группы Ламбета клянутся в этом. Для них такое чертово событие — визит в город Великого волхва, особенно теперь. Все теперь болтают, что это Его время. Но она все остается запертой в своей башне, не хочет оттуда уходить, не хочет никого видеть, даже лондонского Великого волхва. И она настоящий гвоздь в заднице, так все говорят. Кто бы это еще был?

— Ты хорошо поработал, Билли-Джо, — одобрил Квинн. — Я этого не забуду, и Он тоже. Когда я призову Ночь на этот город, я дам тебе устроиться в образцовом агентстве. Ты сможешь содержать гарем самых лучших девчонок.

— Вот здорово! — Билли-Джо ударил кулаком по воздуху. — Дорогие шлюхи, Квинн. Я хотел бы для себя несколько дорогих шлюх, и чтобы они все одевались в дорогие шелка и прочие роскошные материи. Они всегда носят это ради себя самих, даже и не смотрят на таких, как я. Но я собираюсь им показать, что значит трахаться с настоящим мужчиной.

Квинн захохотал.

— Ну и сволочь, ты совсем не меняешься! — Он бросил еще один взгляд на Джека и удовлетворенно кивнул. Этот человек стал до ужаса похож на него. — Давай, делай это, — сказал он Кортни.

Она опустила капюшон Джека и приставила медицинский прибор для вспрыскиваний к его шее.

— Просто чтобы ты был спокоен, — объяснил Квинн. — До сих пор тебе это удавалось, мне бы не хотелось, чтобы теперь ты все испортил.

Джек не знал, что это за вещество, но оно тепло зажужжало у него в ушах. Страх перед тем, что сейчас с ним произойдет, как бы уплыл на парусах. Просто спокойно стоять и любоваться, как блестящие капельки образуют струйки душа, было изысканным развлечением. Их падение было великим путешествием.

— Поди сюда, — велел Квинн.

Джеку показалось, что голос слишком громкий. Но больше ему ничего не оставалось делать, так что он медленно подошел туда, где стоял Квинн. И тогда его кожа стала холодной, как будто бы зимний ветер продул его насквозь через одежду. Комната начала меняться, грязновато-коричневый цвет стал таять. Стены и пол сделались просто плоскостями густой тени. Билли-Джо, Кортни и Грета были неподвижными статуями с переливчатыми поверхностями. Стали видны другие люди, все вокруг них было четким, их черты, одежда (странно, старинная), волосы. Но им не хватало красок почти до степени прозрачности. И все они были такими печальными, с траурными лицами и испуганными глазами.

— Не обращай на них внимания, — услышал он голос Квинна. — Банда говнюков.

В отличие от остальных, Квинн весь так и вибрировал жизнью и силой.

— Да.

Квинн окинул его взглядом, потом пожал плечами.

— Да, ну что ж, наверное, мы разговариваем не на самом деле. В конце концов, ты здесь не совсем живой.

Джек обдумал это. Его мысли стали не такими медлительными.

— Что вы имеете в виду? — Он осознал, что не слышит больше биения собственного сердца. И губы у него не двигались, когда он говорил.

— Вот черт. — Раздражение Квинна проявилось в волне теплоты, отходящей от его светящегося тела. — Гипноз здесь тоже не действует. Следовало это предвидеть. Ладно, поступим проще. Делай так, как я говорю, не то я тебя действительно сильно поколочу, а в этом мире ты и в самом деле получишь сильные повреждения. Понятно?

Они начали скользить по комнате. Джек не понимал, каким образом его ноги совсем не двигались. Стена приблизилась к нему и прошла мимо, что вызвало жгучее ощущение и заставило его мысли рассеиваться.

— Будет хуже, — предупредил Квинн. — Прохождение сквозь плотную материю болезненно. Не обращай внимания, просто иди и наслаждайся видом.

И они начали набирать скорость.

* * *

Беннет надоели аколиты. Даже наблюдать, как они трахаются друг с другом, было утомительно. И так обыкновенно. Она не переставала думать о тех усовершенствованиях и изменениях, которые она могла бы сделать с их ударяющимися друг о друга телами, чтобы сдобрить секс более острыми ощущениями и сделать это занятие по возможности более интересным. Определенно были качества, которыми она могла бы наделить этого мальчика, чтобы сделать его более безжалостным и в постели, и в жизни; первая арена была бы тренировочной ареной для второй. Критически поразмышляв на эту тему, она пришла к заключению, что девушки, вероятно, обе выиграли бы от толики коварства.

Не то чтобы тут что-то имело значение. Беннет была в некотором роде фаталистом, как и остальное население этой планеты. С прекращением движения вакуумных поездов в каждом городе-куполе значительно увеличились число случаев невыхода на работу и мелкая преступность. После первоначального волнения и по размышлении власти решили, что подобные действия не являются предшественниками всеобщей одержимости. В основном эту новость тяжело воспринимал народ. Возникшая апатия стала править со всей неуловимой силой доминирующего звездного знака.

Беннет натянула одежду и вышла из спальни хозяина пентхауса, даже не оглянувшись, когда раздался новый взрыв стонов от сплетенных у нее за спиной на матрасе тел. Она пошла в бар салона и налила себе должную меру виски «Корона». Четыре дня полного безделья, царящего в этом жилище, уменьшили содержимое бутылки до уровня последних двух сантиметров.

Беннет устроилась в одном из жутких кожаных кресел и вызвала комнатный процессор. Занавески, украшенные кисточками, закрывали стеклянную стену и не давали видеть ночной город. Голографический экран над громадной каминной решеткой с цветным освещением передавал новости местной станции.

Еще два нью-йоркских купола уступили одержимым. Репортеры давали изображение с выгодных точек мегабашни, распространяя слабое красноватое свечение. Полиция в Париже утверждала, что они захватили еще девятнадцать одержимых и бросили их в камеры ноль-тау. Проводились интервью с полубессознательными бывшими одержателями; один из них претендовал на то, что был захвачен Наполеоном; другая говорила, что ее использовала Ева Перон. Из Бомбея скупое официальное заявление уверяло резидентов, что все местные беспорядки находятся под контролем.

Несколько раз передачи прерывались утренним обращением президента, уверяющего, что не произошло никаких новых инцидентов с подозреваемыми одержимыми. Он заявил, что его решение закрыть движение вакуумных поездов полностью оправдалось. Местные правоохранительные органы успешно держали одержимых под арестом в тех печальных случаях, когда те ухитрялись устроиться в городах. Он призывал весь народ молиться за Нью-Йорк.

Беннет пригубила еще «Короны», наслаждаясь редким удовольствием, когда ощущение алкоголя проникало во все ее жилки.

— Значит, никакого упоминания о Лондоне.

— Совсем никакого, — подтвердила Западная Европа. — Я даже их и не запрещаю. Он все это время ужасно сдержан.

— Если он здесь.

— Он здесь.

— Вы так быстро прекратили движение вакуумных поездов.

— Я этого не делала.

— Правда?

Беннет так и вскинулась. Любая информация, какую она могла получить от Би-7, всегде восхищала ее. За все те годы, что она на них работала, она знала так мало о том, как они действовали.

— Кто же это сделал?

По звену связи прошла вспышка досады.

— Один коллега-идиот запаниковал. Жаль, что мы не все сосредоточились на этой проблеме.

— Сколько же их?

— Ни одного. Старые привычки умирают тяжело, а привычка к секретности в моем случае поистине очень стара. Вы с вашей навязчивой идеей обусловленного психологией поведения должны это оценить.

— Продолжайте. Вы должны быть снисходительны ко мне. Я ведь даже пукнуть не могу без вашего согласия. А я скоро превращусь в пар.

— Погладить по головке верную старую служанку?

— Как хотите, так и называйте.

— Очень хорошо, я полагаю, у меня есть некоторые небольшие обязательства. Вы вели себя восхитительно. Я открою один свой аспект при условии, что вы не станете больше мне надоедать.

— Договорились.

— Привычка. Она сформировалась за шестьсот лет.

— Ну и ну! Так вам шестьсот лет?

— Если точно — шестьсот пятьдесят два.

— Да какого же черта, кто же вы?

— Не забывайте — мы договорились.

— Ксенок, да?

По линии связи прозвучал сдавленный смешок.

— Я вполне человеческое существо, благодарю вас. А теперь — прекратите задавать вопросы.

— Шестьсот лет, — в ужасе прошептала Беннет.

Это было потрясающее открытие. Если это правда. Но у инспектора не было причин лгать.

— Так вы постоянно погружаетесь в ноль-тау; остаетесь там пятьдесят лет, и каждое столетие года на два выходите. Я слыхала, что люди так делают.

— Бог мой, как я разочарована. Это, должно быть, из-за того количества виски, которое вы поглотили, оно затуманивает вам мозги. Я не считаю себя такой уж земной. Ноль-тау, в самом деле.

— А что же тогда?

— Догадайтесь сами. Вы должны быть мне благодарны. Я вам дала нечто, что будет сохранять ваш мозг работоспособным до последних ваших дней. Вы начали становиться нездоровой и замкнутой. Теперь, когда все ваши файлы заняты и заполнены, вы нуждаетесь в свежей пище для мозга.

— Что же будет с моими файлами? Вы их опубликуете, да?

— Ах, сладкое тщеславие. Оно погубило куда более великих эгоманьяков, чем вы.

— Разве не опубликуете? — переспросила она, раздосадованная.

— Они пригодятся для архива моего народа.

— Вашего народа? Да что ему до…

Топографический экран дрогнул; известие из Эдмонтона, корреспондент крутился вокруг энергетического предприятия, охваченного саботажем.

— Вы это видели?

— AI улавливает микроколебания в электрических сетях пентхауса. Он там.

Взволнованный голос Западной Европы прервался щелчком на линии связи, как будто бы кто-то хлопнул ей по мозгам.

— Черт! — Беннет одним быстрым глотком покончила с виски. И ничего, что я могу сделать. Эта фраза застряла у нее в голове, все повторяясь и повторяясь. Теперь, когда этот момент обрушился на нее, в ней поднималось горькое негодование. Беннет с трудом поднялась на ноги. Квинн вовсе не собирался видеть ее унизительное поражение. И он слишком хорошо мог сейчас понять, что она является главной силой, призванной перехитрить его.

Беннет во всю мощь зажгла огни и повернула круг, позволяющий видеть пентхаус. Медленно, с насмешливой улыбкой она спросила:

— Ты где, Квинн?

Похоже было, что к жизни пробуждается какая-то плохо сфокусированная проекция аудиовидения. Какая-то темная колеблющаяся тень у двери спальни, загораживая двигающихся аколитов. Сначала тень была прозрачной, но быстро загустела. Верхние огни замигали, изображение на голоэкране сконцентрировалось в загрязненную радугу. Нейросеть Беннет раскололась.

Квинн Декстер стоял на мраморном полу, одетый в свое черное одеяние. Полностью материализовавшись, он смотрел на нее.

— Ах ты сучья кровь!

Его победоносный возглас зазвенел в черепе у Беннет. Целую секунду она смотрела на свое прекрасное создание, разглядывая каждую черту лица, вспоминая о злой мощи, заключенной под этой гладкой бледной кожей. Он возвращал ей ее взгляд. Скорее отражал, его глаза оставались неподвижными. Что-то не то. Не то! НЕ ТО.

— Погодите, это же не…

Выстрелила лазерная пушка. За целые километры над Беннет луч проник в хрустальный купол города. Он ударил в верхушку башни Пасторских Высот, преобразуя твердую углеродную структуру и сомнительный декор в поток ионов. Вспышка почти затвердевшего голубого света вырвалась из разрушенной вершины небоскреба.

Квинн легко проплыл через самый центр взрыва, заинтересованный уровнем силы, вырвавшейся в физическую вселенную снаружи. Он удивлялся, что за оружие применили, как только нашли его. Только платформа СО могла вызвать такое дикое зрелище.

Он наблюдал, как душа Беннет отделилась от распавшегося на атомы тела. Она в ярости взвыла, когда осознала его присутствие; присутствие его самого. Безутешная душа Джека Макговерна уже отправилась в потусторонье.

— Славная попытка, — насмешливо произнес Квинн. — Так что вы собираетесь показать на бис?

Он расширил пределы своего восприятия, следя, как она уменьшается, уходя в даль, смакуя свой гнев и бесполезную ярость. И кроме того… Где-то там, слабо подрагивая на дальнем краю сознания, звучал беспорядочный хор. Резонирующий от горя и ужасной боли. Где-то далеко-далеко.

Это было интересно.

Глава 20

Ровный свет, обозначавший на Норфолке дневное время, не был теперь таким слепящим. Хотя все еще оставались несколько недель до календарной смены времени года, для тех, кто сохранял традиционные знания о погоде, было очевидным, что скоро осень.

Лука Комар стоял у окна своей спальни, глядя на невысокие холмы, как он делал каждое утро с тех пор, как… Словом, каждое утро. Сегодня местность покрывал особенно густой туман. За лугами (теперь нескошенными в течение целых недель, будь они прокляты) он мог видеть только старые кедры, огромные серые тени, охраняющие криклейдские фруктовые сады и пастбища. Зрелище знакомое и потому успокаивающее.

Снаружи царила абсолютная тишина. Такое невзрачное утро, что оно не могло даже выманить местных животных из их нор. Каждый листик покрывали капли росы; и вес их пригибал ветки, как будто каждый куст и каждое дерево ослабели от апатии.

— Ради Христа, возвращайся в постель, — заворчала Сюзанна. — Мне холодно.

Она лежала посередине их громадной кровати на четырех столбиках, с закрытыми глазами, натянув пуховое одеяло на плечи. Ее темные волосы раскинулись по измятым подушкам, точно разрушенное птичье гнездо. Они теперь уже не такие длинные, как раньше, подумал он с тоской. Неизбежно, что оба они вместе сдают. Опять вместе. Как бы на это ни посмотреть, они подходят друг другу.

Лука вернулся от окна и присел на краешек кровати, глядя на свою возлюбленную. Ее рука высунулась из-под одеяла, чтобы нащупать его. Он наклонился, чтобы поцеловать костяшки ее пальцев. Жест, который остался еще с тех дней, когда он за ней ухаживал. Она лениво улыбнулась.

— Так-то лучше, — промурлыкала она. — Терпеть не могу, когда ты выскакиваешь из постели каждое распроклятое утро.

— Так надо. Поместье не управляется само. А особенно теперь. Честно говоря, некоторые бездельники теперь стали еще более праздными болванами, чем раньше.

— Это не имеет значения.

— Нет, имеет. Мы должны выращивать хлеб. Кто знает, сколько продлится эта зима.

Она подняла голову и взглянула на него снизу вверх в смущении.

— Зима продлится ровно столько, сколько всегда. Все мы это ощущаем. Так что и теперь будет так же. Не волнуйся.

— Да, — он опять оглянулся на окно. Поддался искушению. Она села и бросила на него многозначительный взгляд.

— В чем дело? Я чувствую, как ты озабочен. Это не только из-за урожая.

— Отчасти. Мы оба знаем, что я должен быть здесь, чтобы убедиться, что все в порядке. Не только потому, что они — банда лодырей. Им нужно руководство, которое может обеспечить только Грант. Какие силосные ямы использовать, сколько зерна надо высушить в первую очередь.

— Это им может подсказать мистер Баттерворт.

— Иоганн, ты хочешь сказать.

Им удалось не встретиться взглядами. Но ощущение вины появилось у обоих. Ее определение было запретным словом на Норфолке в эти дни.

— Он может им сказать, — согласился Лука. — Но выслушают ли они и сделают ли работу как следует — это другой вопрос. Мы должны еще пройти очень большой путь, прежде чем станем единой гармоничной семьей, трудящейся для общего блага.

Она усмехнулась.

— Надо колотить по задницам.

— Чертовски верно.

— Ну так чего же ты боишься?

— Такие дни, как сегодняшний, дают мне время на раздумье. Они текут так медленно. В данный момент нет никакой срочной фермерской работы, кроме подрезания. А за этим Иоганн может проследить как следует.

— А-а. — Она подвернула колени к подбородку. — Девчонки.

— Да, — покорно согласился он. — Девчонки. Я терпеть этого не могу, ты же знаешь. Это означает, что во мне больше от Гранта, чем от меня. Что я теряю лидерство. Это не может быть правильно. Я Лука, а они для меня ничто, они не имеют со мной ничего общего.

— И со мной тоже, — сказала она несчастным голосом. — Но я думаю, мы боремся с инстинктом, который никак не можем победить. Они дочери этого тела, Лука. И чем больше я осваиваюсь с этим телом, чем больше оно мне принадлежит, тем больше я должна принимать то, что с ним происходит. Чем является Марджори Кавана. Если нет, она поселится во мне навсегда, и это будет справедливо. Предполагается, что здесь наш рай. Как это может быть, если мы их отвергаем? Никогда нам не будет покоя.

— Грант меня ненавидит. Если бы он мог приложить пистолет к моей голове прямо сейчас, он бы это сделал. Единственная причина, почему я еще здесь, заключается в том, что он еще не готов совершить самоубийство. Он отчаянно хочет узнать, что случилось с Луизой и Женевьевой. Он хочет этого так сильно, что теперь и я захотел того же. Вот почему сегодняшний день полон искушения. Я мог бы взять лошадь и отправиться в Носсингтон, там есть еще один аэрогоспиталь. Если он все еще работает, я могу быть в Норвиче к вечеру.

— Сомневаюсь, что какой-нибудь летательный аппарат будет здесь работать.

— Знаю. Добираться в Норвич на корабле будет дьявольски трудное. А потом проклятая зима сделает это почти невозможным. Так что нужно мне выезжать сейчас.

— Но Криклейд тебе не даст.

— Нет. Не думаю. Я больше не уверен. Он становится сильнее, принижая меня. — Лука засмеялся горьким коротким смешком. — Подумай об иронии всего этого. Человек, одержимый мною, в свою очередь — мой одержатель. Не более, чем я заслуживаю, я думаю. И знаешь что? Я и в самом деле хочу убедиться, что эти девчонки в порядке. Я сам, это мои собственные мысли. Не знаю уж, откуда они появились. Я чувствую вину из-за того, что пытался сделать с Луизой. Кармита говорит, что мы перерождаемся. Я думаю, она, может быть, и права.

— Нет, она не права, мы всегда останемся самими собой.

— Останемся?

— Да, — с ударением произнесла Сюзанна.

— Хотел бы я в это поверить. Значит, во многом это место — совсем не то, чего мы ожидали. Все, чего я на самом деле хотел, — это быть свободным от потусторонья. Теперь я от него свободен, и меня все еще преследуют. Господь милосердный, почему смерть не может быть настоящей? Что это за вселенная такая?

— Лука, если ты отправишься искать девочек, я поеду с тобой.

Он поцеловал ее, ища способа погрузиться в нормальную реальность:

— Вот и хорошо.

Ее руки обвились вокруг его шеи.

— Иди сюда. Давай отпразднуем то, что мы остаемся самими собой. Я знаю о Гранте кое-что, чего никогда не знала Марджори.

* * *

Кармита провела это утро, работая на розовой плантации в одной из тридцати команд, созданных для того, чтобы привести легендарные растения Норфолка в порядок. Из-за промедления это оказалась более трудной работой, чем всегда. Цветочные стебли затвердели, и появились новые побеги позднего лета, пробивая себе путь сквозь аккуратные проволочные подпорки. Их нужно было подрезать, возвращая растениям их первоначальную форму широких вееров. Кармита начала с того, что обрезала с каждого цветка увядшие листья, потом взяла стремянку, чтобы достать до верхних побегов, надрезая их тяжелым секатором. Длинные хлыстообразные побеги падали под ее щелкающими лезвиями, образовывая кучки у подножия лесенки.

Она подумала еще, что траве между рядами дали вырасти слишком высокой. Но придержала язык. Достаточно и того, что здесь сохранили самые существенные признаки ее мира. Когда наступил конец и со странно опустевшего неба спустился флот Конфедерации, чтобы изгнать души одержимых, жителям осталось довольно проблем, с которыми надо было жить дальше. Следующее поколение сможет строить новую жизнь на обломках пережитого ужаса.

Эта мысль возвращалась к ней ежедневно. Предчувствие того, что затянувшийся кошмар никогда не кончится, вызывало слабость, которой она не могла себе позволить. Где-то, на другой оконечности этого обитаемого мира, Конфедерация все еще была несокрушимой, и ее руководство посвящало каждую унцию своей энергии тому, чтобы их найти, а с ними и решение проблемы.

Вера Кармиты начинала колебаться при мысли о том, каков должен быть ответ. Просто изгнание назад, в темную пустоту, в решенное в будущем ничто. Для них должны найти какое-то место, лишенное страданий. Они-то, конечно, думали, что уже нашли его, попав сюда. Дураки. Несчастные дурни с трагически разбитой судьбой.

Таким же образом воображение Кармиты не могло в точности представить себе, на что будет похожа жизнь на Норфолке и в других населенных одержимыми мирах впоследствии. Она всегда уважала спокойную одухотворенную культуру, в которой росла, так же как людей, поклонявшихся христианскому Богу. Никто никогда не объяснял, как надо жить, если ты действительно обнаружил, что имеешь бессмертную душу. Мог ли кто-то теперь всерьез воспринимать физическое существование? Зачем что-то делать, к чему-то стремиться, когда тебя ожидает много большее? Кармита негодовала при мысли об искусственной ограниченности этого мира, допуская, что никакой альтернативы у нее нет. Бескрылая бабочка, называла ее, бывало, бабушка. Теперь же дверь в ужасающую бесконечную свободу распахнулась настежь.

И что же она, Кармита, сделала при виде ее? Уцепилась за жалкую жизнь с цепкостью и силой, какую мало кто проявил из обитателей этого мира. Возможно, такой и должна быть ее суть. Будущее вечной шизофрении, проявляющейся во внутренней борьбе между добром и злом, зараженное ядерным распадом.

Гораздо легче об этом не думать. Вместо того довольствоваться решением Конфедерации, зависеть от ее милосердия. Нечто, совершенно противоположное ее, Кармиты, натуре. Да, времена теперь не самые легкие.

Она закончила подравнивать верхушку куста и обрезала два-три непокорных побега с густых нижних веток, предоставив им упасть на землю. Секатор двигался вниз, вгрызаясь в старые ветки. От пяти основных разветвляющихся стволов на кусте каждые шесть лет должна появляться молодая поросль. Судя по засохшей коре, этот куст уже давно запустили. Женщина быстро привязала на место новые побеги при помощи тонкой проволоки. Руки ее двигались машинально, прикрепляя их поплотнее, она даже не смотрела, что делает. Каждое норфолкское дитя могло делать это даже во сне. Остальные из группы обрабатывали свои кусты таким же образом. Здесь все еще правили инстинкт и традиция.

Кармита опустилась на четыре ступеньки и начала обрезать кусты на следующем уровне. Какое-то стороннее беспокойство мешало ей. Что-то приближалось. Она оперлась о прочную подпорку и вытянулась в сторону, чтобы взглянуть поверх кустов и определить источник тревоги. По траве бежала Люси, неистово размахивая руками и топча сложенные в кипы побеги. Она остановилась у подножия стремянки Кармиты, тяжело запыхавшись.

— Пожалуйста, не можешь ли ты прийти? — с трудом вымолвила она. — Иоганну плохо. Бог его знает, что с ним стряслось.

— Плохо? Что именно?

— Не знаю. Он был в столярной мастерской, пришел за чем-то, и ребята говорят, вдруг опрокинулся. Они пытались его поставить на ноги и не могли, так что устроили его поудобнее и послали меня за тобой. Будь оно все проклято, я всю дорогу сюда скакала на этой чертовой лошади. Чего бы только не отдала за нормальный мобильный телефон.

Кармита спустилась со стремянки.

— Ты его видела?

— Да. Выглядит он хорошо, — сказала Люси немного поспешно. — Все еще в сознании. Только ослабел. Перетрудился, наверное. Этот сволочной Лука воображает, будто мы все до сих пор его слуги. Знаешь, с этим надо что-то делать.

— Да уж конечно, — сказала Кармита.

Она заторопилась вдоль рядов роз к покрытому соломой амбару, где стояла на привязи ее лошадь.

* * *

Когда Кармита проехала в конюшню, она спешилась и бросила вожжи одному из мальчишек (неодержимому). С тех пор как она приехала в Криклейд, потрясающее количество жителей спешило к ее фургону, чтобы просить помощи от различных болезней. Простуды, головная боль, боль в суставах, боль в горле, расстройство желудка, всякие пустяки, с которыми люди не могли справиться своими силами. Они могли вылечить сломанные кости и порезы, но любые внутренние недомогания, не так доступные извне, были куда затруднительнее. Так что Кармита начала раздавать старые запасы трав и разных сортов чая, принадлежавших ее бабушке. В результате она стала ухаживать за травяным садиком имения. Много вечеров провела цыганка, размельчая сухие листья своим пестиком, смешивая их и высыпая образовавшиеся смеси в старинный стеклянный кувшин.

Это больше, чем что-либо другое, облегчило процесс принятия ее в коммуну поместья. Люди более охотно обращались к естественным цыганским способам лечения, чем к советам тех немногих квалифицированных врачей, к которым можно было прийти в городе. Тщательно приготовленное лекарство из женьшеня (не очень-то хорошо разводящегося в уникальном климате Норфолка, вероятно, первоначальные образцы были ослаблены) и из его ботанического родственника продолжали предпочитать тем лекарствам, лицензии на производство которых получила ограниченная фармацевтическая промышленность Норфолка. Эти запасы не были особенно большими; а Лука отказался от попыток купить в Бостоне еще. До жителей города не доходили те лекарства, которые были произведены фабричным способом.

Кармита находила странным, что простое знание растений и земли, которое перешло к ней по наследству и которое отделяло ее от горожан, завоевало ей уважение и благодарность.

Столярная мастерская размещалась в одноэтажном каменном здании в задней части поместья, посреди на удивление похожих домов, которые соединялись в странный архитектурный ансамбль, точно лабиринт какого-то великана. Для Кармиты они все выглядели как амбары слишком большого размера, с высокими деревянными ставнями и крутыми, освещаемыми солнцем крышами; но в них помещались колесная мастерская, сыроварня и молочная, кузница, камнедробильня, бесчисленные склады и даже грибной питомник. Семья Кавана заранее позаботились о том, чтобы иметь представителей любого ремесла, какое только может понадобиться для поместья, и быть независимыми.

Когда Кармита приехала, возле входа в столярную мастерскую собрались несколько человек, и у всех был такой вид, как будто их насильно втянули в семейную ссору. Вроде бы они и не хотели тут быть, но боялись пропустить что-то интересное. Кармиту приветствовали с улыбками облегчения и провели внутрь. Электропилы, токарные станки и машины умолкли. Плотники освободили одну из скамеек от инструментов и досок и уложили туда Иоганна, голову его подпирали губчатые подушки, а тело было укутано клетчатым одеялом. Сюзанна держала у его губ стакан с ледяной водой, убеждая выпить, а Лука стоял у него в ногах и задумчиво хмурился.

Юношеское лицо Иоганна было искажено гримасой, которая превращала его мягкие черты в глубокие морщины. Кожа блестела от пота, из-за чего светлые волосы прилипли ко лбу. Каждые несколько секунд по телу пробегала судорога. Кармита положила руку ему на лоб. Несмотря на то что она была к этому готова, она удивилась, какой горячей оказалась его кожа. В его мыслях перепутались встревоженность и решимость.

— Хочешь мне рассказать, что с тобой случилось? — спросила Кармита.

— Я только почувствовал небольшую слабость, вот и все. Через некоторое время я буду в порядке. Просто отдохнуть нужно. Пищевое отравление, я думаю.

— Ты ничего такого не ел, — буркнул Лука.

Кармита повернулась лицом к зрителям.

— О'кей, вот что. Устройте себе обеденный перерыв или что-то в этом роде. Мне нужен здесь чистый воздух.

Все послушно вышли. Кармита сделала знак Сюзанне отойти в сторонку и стянула с Иоганна одеяло. Фланелевая рубашка под твидовым пиджаком промокла от пота, а гольфы, кажется, прилипли к ногам.

— Иоганн, — произнесла Кармита твердым голосом. — Покажись мне.

Его губы дрогнули в смелой улыбке.

— Да вот же я.

— Нет, не так. Я хочу, чтобы ты сейчас же покончил с иллюзией. Я должна видеть, что с тобой такое. — Она не позволяла ему отвести глаза.

— О'кей, — согласился он через несколько секунд.

Голова больного после небольшого колебания обессиленно упала на подушку. Казалось, волна энергии прошла по телу с головы до ног; произошло быстрое увеличение и оставило после себя совершенно иной образ. Он слегка раздулся во всех направлениях. Цвет его плоти посветлел, открывая взору набухшие вены. Клочковатая щетина торчала с его подбородка и челюстей, на вид ему стало лет сорок. Оба глаза вроде как утонули глубоко в черепе.

Кармита сделала сильный выдох от неожиданности. Его ввалившийся рот привлек ее внимание. Чтобы подтвердить свое предположение, она расстегнула ему рубашку. Иоганн вовсе не был классически выраженной жертвой голода; у них кожа обычно плотно охватывает скелет, а мышцы ослабевают и становятся тонкими шнурами, обвившимися вокруг костей. У Иоганна оказалась масса лишней плоти, ее было так много, что она свисала с него свободными складками. Это выглядело так, как будто скелет у него съежился, а вокруг остался мешок кожи, который был в три раза больше, чем ему нужно.

Было достаточно признаков, что это произошло вовсе не от недостатка питания. Кожные складки казались до странного твердыми и расположены были таким образом, что это противоречило расположению мускулов, принадлежащих двадцатипятилетнему юноше, находящемуся в исключительно хорошем тонусе. Некоторые складки были розовыми, как бы стертыми; в нескольких местах они так покраснели, что она заподозрила сильный прилив крови.

Иоганна захлестнул стыд, реакция на испуг и отвращение троих окружавших его людей. Эмоциональная неустойчивость достигла такой степени, что Кармита вынуждена была присесть на край скамьи рядом с ним. Чего она больше всего хотела, так это встать и уйти.

— Тебе захотелось снова стать молодым, — выговорила она спокойно. — Так ведь?

— Мы же строим рай, — ответил он ей отчаянно. — Мы можем стать всем, чем захотим. Нужно только подумать об этом.

— Нет, — возразила Кармита. — Нужно гораздо больше. Вы еще не имеете общества, которое функционировало бы так хорошо, как старое общество Норфолка.

— Неправда, — настаивал Иоганн. — Мы меняем все вместе — наши жизни и мир.

Кармита наклонилась к мужчине, ее лицо оказалось от него всего в двух дюймах.

— Ничего ты не меняешь. Ты убиваешь себя.

— Здесь нет смерти, — резко напомнила Сюзанна.

— В самом деле? — спросила Кармита. — Откуда ты знаешь?

— Мы здесь не хотим смерти, а потому ее нет.

— Мы в ином месте. Но не в ином существовании. Это громадный шаг прочь от реальности. Не продлится долго действительность, основанная на желании, а не на факте.

— Мы здесь навечно, — отозвалась Сюзанна. — Привыкни к этому.

— Ты думаешь, Иоганн переживет вечность? Я даже не уверена, что смогу помочь ему протянуть еще неделю. Посмотри на него как следует, черт тебя возьми, посмотри. Вот во что превратили его твои диковинные силы — в эту… развалину. Ты вовсе не наделена силой творить чудеса, все, что ты можешь делать, — это искажать природу.

— Не собираюсь я умирать! — прохрипел Иоганн. — Пожалуйста. — Его руки вцепились в руку Кармиты горячей и влажной хваткой. — Ты должна это прекратить. Сделай, чтобы мне стало лучше.

Кармита мягким движением освободилась. Она начала внимательно оценивать вызванное им же самим ухудшение, пытаясь понять, какого же черта она действительно может тут сделать.

— Большая часть лечения зависит от тебя. Даже при этом условии выздоровление исчерпает до дна мои знания медицины.

— Я сделаю все. Все!

— Гм-м-м… — Она провела рукой по его груди, ощупывая складки плоти, испытывая их на твердость, как она проверяла бы спелый плод. — О'кей. Так сколько тебе лет?

— Что? — переспросил он, не понимая.

— Скажи мне, сколько тебе лет. Видишь ли, я это уже знаю. Исполнилось пятнадцать лет с тех пор, как я приехала в это поместье в сезон роз. Мои самые ранние воспоминания о мистере Баттерворте относятся к тому времени, когда он руководил группами на плантации. А до того он был управляющим имением. И он был хорошим управляющим: никогда не кричал, всегда знал, что сказать, чтобы заставить людей работать, никогда не обращался с цыганами иначе, чем с остальными. Я запомнила, что он всегда был одет в твидовый костюм с желтой жилеткой; когда мне было пять лет, я думала, что он король всего мира, он выглядел таким славным и веселым. И он знал, как управлять Криклейдом лучше, чем кто-либо другой, лучше, чем Кавана. Ничего такого не случается в одну ночь. Так что, скажи мне теперь, Иоганн, я хочу услышать это из твоих собственных уст: сколько тебе лет?

— Шестьдесят восемь, — прошептал он. — Мне шестьдесят восемь земных лет.

— А сколько ты весишь, когда здоров?

— Пятнадцать с половиной стоунов. — Он с минуту помолчал. — И волосы у меня седые, я не блондин. И вообще у меня их не так уж много.

Признание принесло ему некоторое облегчение.

— Вот и хорошо, ты начинаешь понимать. Ты должен принять себя таким, каков ты есть, и радоваться этому. Ты представлял из себя душу, измученную пустотой, теперь у тебя опять есть тело. Тело, которое может обеспечить тебе любое ощущение, которое у тебя отняли в потустороньи. Как оно выглядит — не имеет значения. Позволь своей плоти быть тем, что она есть. Не прячься ни от чего. Я знаю, это тяжело. Ты думал — это место есть решение всех проблем. Признаться себе в том, что это не так, — трудно, поверить в это еще труднее. Но ты должен научиться принимать свою новую сущность, принимать те ограничения, к которым вынуждает тело Баттерворта. У него прежде была хорошая жизнь, и нет причины, почему бы ей не продолжаться.

Иоганн попытался проявить разумность:

— Надолго ли меня хватит?

— Его предки, я думаю, были подвергнуты генинженерии. Так было с большинством колонистов. Так что он проживет еще по крайней мере несколько десятилетий, при условии, что ты не станешь больше выкидывать фокусы.

— Десятилетия. — В его голосе звучала горечь поражения.

— Или считанные дни, если ты не начнешь снова верить в себя. Ты должен помочь мне, чтобы я помогла тебе, Иоганн. Я не шучу. Я не стану даже время тратить на тебя, если ты не перестанешь мечтать о бессмертии.

— Я перестану, — пообещал он. — Правда, перестану.

Кармита ободряюще похлопала его по плечу, снова натянула на него одеяло.

— Прекрасно, полежи еще здесь пока. Лука договорится с несколькими парнями, чтобы тебя отнесли назад в твою комнату. Я сейчас пойду на кухню и побеседую с кухаркой о том, какая пища тебе подойдет. Мы начнем с того, что станем каждый день кормить тебя по нескольку раз небольшим количеством еды. Я хочу избежать стресса, который может получить твоя пищеварительная система. Но очень важно кормить тебя как следует и подходящей едой.

— Спасибо.

— Есть кое-какие лекарства, которые облегчат переход. Надо их приготовить. Мы начнем сегодня, во второй половине дня.

Она вышла из столярной мастерской и направилась назад, во двор в задней части поместья. Кухня Криклейда была большим прямоугольным помещением между западным крылом, занятым складами, и главным холлом. Она была выложена простым черно-белым мрамором, одна стена занята большой печью на десять духовок, дышащей таким жаром, что его не могли смягчить даже открытые окна. Две помощницы кухарки вытаскивали из духовки только что испеченные хлеба и со стуком переворачивали противни, выкладывая хлеб на проволочные решетки под окном. Еще трое помощников были заняты возле ряда белфастских раковин нарезкой овощей, чтобы приготовить их к вечерней трапезе. Сама кухарка руководила мясником, который разделывал баранину на центральном столе. Кармита подвесила связки своих трав между горшками, с солнечной стороны, чтобы они подсыхали быстрее.

Она помахала кухарке и подошла к Веронике, которая сидела возле последней раковины, скобля морковь на деревянной разделочной доске.

— Как дела? — спросила Кармита.

Вероника улыбнулась и с любовью положила руку на свой тяжелый от беременности живот.

— Не могу поверить, что он еще не готов. Мне приходится мочиться каждые десять минут. Ты уверена, что это не двойня?

— Ты сама можешь теперь пощупать, — Кармита провела рукой по младенцу, испытывая теплое чувство.

Вероника обладала телом Олив Фенчерч, девятнадцатилетней старой девы, которая вышла замуж за своего возлюбленного, работника в имении, дней двести тому назад. Краткая помолвка сопровождалась стремительным, но биологически возможным наступлением беременности. Здесь она вот-вот должна была родить с разницей в сроке почти в семьдесят дней. Обычный случай на Норфолке.

— Я не хочу, — застенчиво сказала Вероника. — Это вроде бы дурная примета или что-то такое.

— Ну так поверь мне, он в полном порядке. Когда захочет выйти, он всем даст знать.

— Надеюсь, скоро. — Девушка неловко подвинулась на деревянном стуле. — Спина меня просто убивает, и ноги болят.

Кармита сочувственно улыбнулась.

— Сегодня вечером я приду и потру тебе ноги мятой. Это тебя взбодрит.

— Ох, вот спасибо-то. У тебя такие умные руки.

Выглядело так, как будто бы одержание вовсе не имело места. У Вероники была такая спокойная, мягкая натура, похожая на характер Олив, она всегда стремилась угодить. Как-то она призналась Кармите, что погибла от какого-то несчастного случая. Она не хотела говорить, сколько ей тогда было лет, но Кармита подозревала, что где-то около пятнадцати-шестнадцати: девушка время от времени упоминала скандалы в своем дневном клубе.

Теперь ее французский акцент разбавился норфолкским диалектом. Необычная комбинация, хотя довольно приятная для слуха. Норфолкские звучные гласные с каждым днем делались все более различимыми, становясь привычным шумом для одержимых умов внутри сознания женщины.

— Ты слышала о мистере Баттерворте? — спросила Кармита.

— Ох, да, — откликнулась Вероника. — Ему лучше?

Интересно, что она не думает о нем как об Иоганне, пронеслось в голове у Кармиты, потом она почувствовала недостойность своих мыслей.

— Просто небольшая слабость, вот и все. Главным образом потому, что он как следует не ел. Я ему все налажу, потому я и здесь. Мне нужно, чтобы ты сделала для меня несколько видов растительных масел.

— С удовольствием.

— Спасибо. Мне нужно несколько диких яблок; в кладовке таких много, так что без проблем. Немного бергамота; не забудь, что его нужно приготовлять главным образом из коры. И еще нам понадобится ангелика; она поможет возбудить у больного аппетит; так что каждый день мне нужна будет новая порция. Потом, когда он начнет поправляться, мы применим авокадо, чтобы улучшить ему цвет кожи; таким образом повысится его самооценка.

— Я все это смогу достать. — Вероника посмотрела на дверь и покраснела.

Кармита увидела, что на пороге стоит Лука и смотрит на них.

— Я скоро вернусь за этими травами, — сказала она девушке.

— Ты думаешь, все это поможет? — спросил Лука, когда она протискивалась мимо него в коридор, ведущий в западное крыло.

— Осторожнее, — предостерегла она. — Ты чуть не произнес эту ерунду.

— Но ведь я этого не сделал, правда?

— Нет. На этот раз нет.

— Трое ребят унесли его наверх. Не особенно хорошо выглядит, да? Я имею в виду его состояние.

— Зависит от твоего отношения.

Она вышла во двор, Лука плелся позади. Фургон стоял рядом с воротами, занавески опущены, дверь закрыта. Ее маленькая крепость против этого мира.

— Ладно, я сожалею, — обратился к ней Лука. — Ты теперь должна знать, на что я похож.

Она оперлась о переднее колесо и зловеще улыбнулась.

— Который из вас, милорд, сэр?

— Должны быть квиты.

— Возможно.

— Так скажи, пожалуйста, для чего эти снадобья?

— Главным образом для ароматического массажа, хотя некоторые я использую для ванн; возможно, лаванду.

— Для массажа? — Сомнение вернулось.

— Послушай, даже если бы мы имели медицинскую технику Конфедерации, это еще не все, не в этом случае. Есть больше способов лечить людей, чем резко приводить в норму их биохимию, знаешь ли. Это всегда было научной медицинской проблемой. Иоганн должен побороть болезнь, и изнутри, и снаружи. Это не его собственное тело, и нужно разрушить инстинкт, заставляющий его привести это тело в тот вид, который он помнит. Энергистический физический контакт, усиленный массажем, сможет привести его душу в равновесие с телом. Я смогу заставить его осознать это, покончить с чувством обиды и подсознательным неприятием. Вот тут-то и действуют масла; основа из диких яблок действует расслабляюще. Два объединенных компонента облегчат ему приятие его истинного существования.

— Потрясающе. Ты говоришь так, как будто бы ты эксперт по отторжению тел одержимых.

— Я применяю два старых метода. Здесь есть несколько похожих случаев. Это не так уж и отличается от классической анорексии — отвращения к пище.

— О, продолжай.

— Я правду говорю. Есть масса случаев, когда молодые девушки просто не в состоянии были примириться со своей возрастающей сексуальностью. Они пытались снова обрести то тело, которое потеряли, похудеть до той степени, в какой они пребывали раньше, с катастрофическими последствиями. Ну а на этой планете вы все твердо уверены, что вы ангелы или боги, или еще какой-то вздор. Вы воображаете, будто здесь истинный сад Эдема, а вы сами — бессмертные юнцы, резвящиеся вокруг фонтана. Точно политик, уверенный в своем собачьем дерьме, вы убедили себя, что ваши иллюзии и есть реальность. А это не так.

Его улыбка была лишена уверенности.

— Мы можем создавать. Ты знаешь. Ты сама так делала.

— Я подгоняла материю, только и всего. Взяла волшебное невидимое лезвие, которое прочно сидит у меня в сознании, и строгала до тех пор, пока не получила ту форму, которая мне нужна. Природа же этой материи всегда остается одной и той же. — Цыганка оглядела двор, где обычные праздношатающиеся лодыри проводили время своего перерыва в тени сараев возле стены. Несколько пар глаз от нечего делать разглядывали их. — Пойдем туда, — сказала она.

Даже при том, что Кармита все время изменений тихо просидела в лесу, и при своем новом могуществе, она так и не собралась прибраться в фургоне. Лука вежливо отвернулся, пока она снимала со стула какую-то одежду, потом сделала ему знак сесть. Сама Кармита села на кровать.

— Я не все сказала в присутствии Сюзанны, но полагаю, что кому-то это надо сказать.

— Что? — спросил он настороженно.

— Я не думаю, что это только из-за плохого питания. Я нащупала у него под кожей какие-то твердые узлы. Если бы он так очевидно не сдавал, я бы сказала, что у него растут новые мускулы. Кроме того, на ощупь это не похоже на мышечную ткань. — Она закусила губу. — Выбирать тут не из чего.

Луке пришлось довольно долго осмысливать то, что она сказала. Главным образом из-за того, что он отчаянно хотел избежать вывода.

— Опухоли? — спросил он тихо.

— Я как следует осмотрю его во время первого сеанса массажа. Но я не знаю, что это может быть еще. И, Лука, там этого чертовски много.

— Ох, спаситель наш Христос. Ты сможешь это вылечить, да? Ведь у Конфедерации нет рака в том виде, в каком это было в мое время.

— Конфедерация может с этим разделаться, да. Но тут нет единственного решения и нет таблетки двадцать седьмого столетия, формулу которой я могла бы на скорую руку вывести и срочно изготовить в химической лаборатории. Необходимо создать медицинский компьютерный прибор и иметь людей, которые умеют с ним управляться. Начать с того, что на Норфолке никогда таких не бывало. Наверное, их можно начать называть квалифицированными врачами. Все это — за пределами моих возможностей.

— О черт, — Лука закрыл лицо руками, широко расставив пальцы. Они дрожали. — Мы не можем вернуться. Просто не можем.

— Лука, ты точно так же поменял себе тело. Не так неудачно, как Иоганн. Но ты сделал это. Ты пригладил морщины, починил старый пищеварительный тракт. Если хочешь, чтобы я тебя осмотрела, я могу это сделать сейчас. Никто не должен знать…

— Нет.

Впервые Кармита почувствовала жалость к нему.

— Ладно. Если передумаешь… — Она начала открывать маленькие деревянные шкафчики, стоявшие в фургоне, чтобы приготовить то, что ей надо будет отнести Иоганну.

— Кармита? — тихонько спросил ее Лука. — Что же ты натворила, когда легла в постель с Грантом за деньги?

— Это что еще за сволочной вопрос?

— Ты точно знаешь, о чем я. Такая девушка, как ты. Ты молода, умна, ты чертовски привлекательна. Ты могла бы нацелиться на любого молодого парня, которого захотела, даже из семей землевладельцев. Это же известно. Почему же так?

Она резко вытянула руку и ухватила его подбородок крепкой хваткой, сделав для него невозможным избежать се яростного взгляда.

— Этот день уже давно приближался, Грант.

— Я не…

— Заткнись. Ты — это он или, по крайней мере, ты выслушаешь. И на этот раз ты не сможешь закрыть свое сознание. Ты слишком отчаялся, чтобы посмотреть вовне, это так?

Он мог только простонать, пока ее пальцы сомкнулись теснее.

— Он заставил тебя думать, да? Этот Лука. Остановись и оглянись вокруг на свой драгоценный мир. Что ж, он имеет право спросить, почему я играла в шлюху с тобой. Причина достаточно проста. Ты восхищаешься моей независимостью, моим свободным духом. Ну так за эту независимость приходится платить. Мне пришлось бы трудиться на плантациях целый сезон, пока я заработаю достаточно денег, чтобы заменить хотя бы одно колесо в этом фургоне. Одно сломанное колесо, один притаившийся в грязи камень — и моя свобода у меня отнята. Обод стоит дорого. Я могу выпилить и выстругать себе новое колесо, если со мной случится какой-то неприятный казус. Но все детали и рессоры делаются на ваших заводах. А нам нужны колеса на рессорах, потому что здесь нет приличных дорог. Вы их не строите, правда ведь, потому что вы хотите, чтобы все ездили в поездах. Если бы у людей были автомобили, это лишило бы тебя контроля над экономикой — а это твой идеал. А я даже не собираюсь входить в подробности, сколько может стоить такая лошадь, как Оливье, чтобы купить ее и кормить. Так что вот тебе ясный ответ. Я делаю это за деньги, потому что у меня нет выбора. Я прирожденная шлюха для тебя. Ты всех на этой планете сделал своими шлюхами. Свобода твоего землевладения приобретена за наш счет. Я дала тебе овладеть мною, потому что ты можешь хорошо заплатить, то вознаграждение, которое ты мне так великодушно предоставляешь, означает, что я не должна делать это часто. Ты предмет потребления, Грант, ты и другие землевладельцы. Вы ценный источник наличности, и ничего больше.

Она сильно оттолкнула его. Затылок его стукнулся об изгиб фургона, вынудив его закричать и всхлипнуть. Когда он поднял руку, чтобы пощупать затылок, на ней остался кровавый след. Грант бросил на нее перепуганный взгляд.

— Лечись сам, — посоветовала она. — И уходи.

* * *

Для города, в котором наложен запрет на все коммерческие полеты, в Нью-Конге было необычное количество небесных наблюдателей. Их внимание неизбежно привлекал Дворец Аполлона, где видны были графики движения ионных флайеров, самолетов и космических кораблей, которые улетали с посадочных площадок этого здания и из его дворов и прилетали на них. Вместимость, время прибытия и марка этих судов и воздушных экипажей были верным признаком дипломатической и кризисной политики, проводимой по отношению к работникам штата семьи Салдана. Коммуникационная сеть Кулу обладала даже несколькими крайне неофициальными информационными сайтами, посвященными этой теме, аккуратно передаваемыми Разведывательным Агентством, чтобы убедиться, что тут не применяются никакие активные датчики.

С началом кризиса одержимости энтузиасты небесного наблюдения предоставили воздушному пространству Дворца некоторое прикрытие, действующее только при совокупности защитных датчиков. Гражданские суда, вроде тех, что использовались младшими министрами или развлекающимися королевскими родственниками, исчезли. Теперь исключительно военные экипажи носились туда-сюда среди декоративных ротонд и каменных дымовых труб. Даже при этом обстоятельстве их опознавательные знаки определенным образом выдавали наличие пассажиров и груза. Содержащие сплетни бюллетени обеспечивались небесными наблюдателями (и некоторыми дезинформирующими добавлениями со стороны разведывательного агентства).

Этим примечательным утром, когда город был затянут серыми тучами, сыплющими мокрый снег на бульвары и парки, было добросовестно зарегистрировано прибытие четырех флайеров из 585-го Морского эскадрона среди двадцати других, совершивших посадку. Назначением 585-го было техническое обеспечение: достаточно широкая формулировка для прикрытия многих грехов. Вследствие этого его присутствие не вызвало комментариев.

Точно так же, без комментариев, обошлось прибытие в течение предыдущих тридцати часов военных кораблей с Ошанко, Нового Вашингтона, Петербурга и Нанджина (не считая других планет), теперь они были припаркованы к низкой экваториальной орбите. Они доставили, соответственно, принца Токаму, вице-президента Джима Сандерсона, премьер-министра Корженева и представителя Ку Ронги. Такова была степень секретности, окружавшей гостей, что не было объявлено даже о прибытии министра иностранных дел Кулу и определенно посольства перечисленных планет ничего об этом не знали.

Было предоставлено премьер-министру, госпоже Филиппе Ошин, приветствовать их, когда флайеры один за другим касались земли внутреннего четырехугольного двора. Она улыбалась с твердой вежливостью, когда представитель королевского флота проверял каждого гостя на атмосферные помехи, что они воспринимали с одинаковым апломбом. Дворцовые галереи были непривычно пусты, когда она провожала их в личный кабинет короля. Алистер II поднимался из глубокого кресла за столом, чтобы сердечнейшим образом их приветствовать. В камине вовсю пылали настоящие дрова, отгоняя прохладу, которая шла через французские окна. Каштаны вокруг строгих лужаек, лишенные листвы, и голые ветви в сверкающей ледяной инкрустации напоминали скопления кварца.

Госпожа Филиппа села сбоку от стола, рядом с герцогом Салионским, гости расположились в зеленых кожаных креслах напротив Алистера.

— Спасибо вам всем, что приехали, — поблагодарил король.

— Ваш посол объяснил, что это важно, — ответил Джим Сандерсон. — А наши дипломатические отношения достаточно старые и ценные для нас, чтобы я стал поворачиваться к вам спиной. Хотя, должен заявить, мне необходимо поскорее вернуться на родину, чтобы предстать перед избирателями. Этот кризис разрушает уверенность больше чем что-либо другое.

— Понимаю, — согласился Алистер. — Если я могу поделиться своим наблюдением, этот кризис теперь развивается вне арены общественного доверия.

— Да, мы слышали, что на Мортонридже неприятности.

— Скорость продвижения замедлилась после Кеттона, — заметил герцог Салионский. — Но мы все еще удерживаем свои позиции и избавляем жителей от одержимости.

— Для вас это хорошо. Но какое это имеет отношение к нам? Вы уже получили столько помощи, сколько мы можем обеспечить в разумных пределах.

— Мы считаем, что пора принять какие-то позитивные решения в политике, которые могут оказаться действенными в борьбе с одержимыми.

Корженев в изумлении хмыкнул.

— Значит, вы нас сюда вызвали для того, чтобы втайне обсудить проблему, вместо того чтобы выносить ее на Ассамблею? Я себя чувствую так, как будто бы стал членом какой-то тайной революционной организации.

— А вы им и являетесь, — сказал король, и улыбка сошла с губ Корженева.

— Конфедерация терпит поражение, — сообщил герцог Салионский пораженным гостям. — Экономика развитых цивилизаций вроде нашей сильно страдает от карантина гражданских звездных перелетов. Две планеты-станции парализованы. Капоне действовал с исключительным блеском со своими пространственными прыжками и ударом по Трафальгару. Наше население находится в состоянии физической и эмоциональной осады. Планеты, разоренные из-за карантина, продолжают медленно, но верно распространять одержание. И теперь заражена Земля, промышленный и военный центр всей Конфедерации. Если мы не имеем Землю на нашей стороне, нарушается все равновесие. Мы должны принять во внимание эту потерю, если собираемся выжить.

— Сосредоточьтесь-ка на этом на минутку, — вставил Джим Сандерсон. — Одержимые имеют поддержку в двух-трех городах, и это все. Вы не можете так легко списать Землю со счетов. Они разобьют любые головы, какие будут иметь в своем распоряжении, чтобы выставить одержимых.

Алистер взглянул на герцога и кивком выразил согласие.

— Согласно нашим сведениям, полученным из контактов с Землей, сейчас по крайней мере пять городов принадлежат одержимым.

Принц Токама поднял бровь.

— Вы хорошо проинформированы, господин. Мне ничего не говорили об их продвижении до того, как я покинул Ошанко.

— Половина вспомогательных судов королевского флота только и делает, что носится и выполняет для нас курьерские поручения, — объяснил герцог. — Мы стараемся по возможности получать последние новости, но теперь даже эта информация дня на два отстала. Согласно рапортам, наихудшая ситуация в Нью-Йорке, но и остальные четыре города падут самое большее через четыре недели. Власти с похвальной быстротой закрыли маршруты вакуумных поездов, но мы считаем, что в конечном счете одержимые точно так же распространятся по оставшимся городам. Если кто-то и способен выжить в земном климате без технической защиты, так это одержимый.

— И это даже не является большой проблемой, — сказал Алистер. — Население Лалонда, по грубому подсчету, равнялось двадцати миллионам, и мы можем допустить, что из них как минимум восемьдесят пять процентов были одержимыми. Все вместе они имели достаточно энергистической мощи, чтобы вырвать планету из этой вселенной. Официально население Нью-Йорка составляет триста миллионов. Все вместе они обладают достаточной силой, чтобы передвинуть Землю. Им даже не надо ждать, пока будут захвачены другие города.

— Веское наблюдение, однако останется Ореол, — сказал Ку Ронги. — То есть главный источник торговли Конфедерации с Солнечной системой будет уменьшать обороты, а не увеличивать.

— Безнадежно, да, — сказал герцог. — Наш контакт с Землей говорит о том, что они еще не могут понять, как одержимые проникли сквозь земную защиту. Так что существует возможность, что они сумеют точно так же ударить по Ореолу астероидов. Другая проблема, которая стоит перед Ореолом, состоит в том, что, когда Земля передвинется в какой-то другой мир, ее гравитационное поле уйдет вместе с ней. Астероиды Ореола физически рассеются.

— Очень хорошо, — произнес принц Токама. — Я убежден, что ваши аналитики составили определенный рапорт об исходе этих событий. Допуская, что мы лишаемся Земли и по крайней мере некоторых ресурсов Ореола, что вы видите самой эффективной политикой, благодаря которой можно как-то защититься?

— Олтон Хаакер и Политический Совет только что отдали приказ, чтобы полный состав флота конфедерации атаковал флот Капоне, — сказал герцог. — Это должно положить конец претензиям Организации позволить одержимым Новой Калифорнии делать то, что им заблагорассудится. Таким образом уменьшается угроза дальнейших пространственных прыжков и терроризма при помощи антиматерии. То, что мы предлагаем, приведет политику безнаказанности к концу.

— Промышленные звездные системы должны объединиться в центральную Конфедерацию, — сказала госпожа Филиппа. — В настоящий момент мы опасным образом перенапрягаемся, пытаясь усилить карантин и поддерживающие действия вроде Мортонриджа. Расходы не могут быть оправданы, особенно если учитывать медленный экономический спад, от которого мы теперь страдаем. Если мы урегулируем наши сферы влияния, расходы определенным образом снизятся, а эффективность наших военных сил в поддержке безопасности на более ограниченном пространстве, соответственно, улучшится. Если мы примем повышенные меры безопасности, мы сможем опять торговать между собой.

— Вы хотите сказать никого больше нельзя допускать сюда?

— В основном так. Мы расширим правительственные полномочия, которые действуют сегодня, чтобы власти могли контролировать торговые корабли. Любое судно, зарегистрированное в одной из безопасных звездных систем, будет допущено к возобновлению полетов между системами при условии подчинения разумной инспекции безопасности. Звездные корабли, прибывающие из небезопасных звездных систем, не будут допускаться к посадке. Иными словами, мы огораживаем себе периметр и по-настоящему бдительно его охраняем.

— А другие планеты, — спросил Корженев, — те, которые мы поддерживаем? Какое будущее вы предсказываете для них?

— Они в первую очередь являются источником нашей тревоги, — ответил герцог, — так как они зависят от своих поселений на астероидах, и это вызывает необходимость полетов, а с ними и перспективу того, что одержимые распространятся по другой звездной системе.

— Мы от них просто отказываемся?

— Когда мы перестанем оказывать им военную поддержку, которую теперь они получают без всяких условий, они будут вынуждены взять на себя ответственность, которой до сих пор избегали. При теперешней гарантии силы окраинные индустриальные астероидные поселения во всяком случае незыблемы. Как только этой ситуации придет конец, астероиды будут законсервированы, а их население вернется к своей родной планете в звездной системе, сопоставимой с Землей. Само по себе это определенным образом уменьшит число путей, по которым одержимые могут продолжать распространяться. Мы даже сможем избежать их вторжения на планету. Если они увидят, что не могут добраться до новых планет, тогда те, кто останется, сами перенесутся в этот свой новый мир.

— А что тогда? — спросил Джим Сандерсон. — Очень хорошо, мы восстановим большую часть того, что потеряли в финансах. Я от этого выигрываю. Но это ничего не решает на перспективу. Даже если одержимые уберутся и оставят нас в покое, нам все равно придется учитывать тела людей, которых они похитили и поработили. Их сотни миллионов, и все они зависят от того, когда мы их освободим; возможно, сейчас их уже биллионы. Это большая часть рода человеческого. Необходимо как следует представлять себе, каков будет общий исход душ и что станется со всеми нами после смерти.

— Если бы решение было простым, мы бы его уже нашли, — сказал король. — Таких усилий, какие направлены на поиски выхода из создавшейся ситуации, никогда не знала наша история. Над этим работает каждый университет, каждая промышленная компания, каждая военная лаборатория, каждый плодотворный ум в восьмистах обитаемых звездных мирах. И самое лучшее, к чему кто бы то ни было пришел, — это возможность уничтожения памяти для душ потусторонья в судный день. Едва ли можно считать массовое убийство решением. Нам придется сосредоточиться на стабильности и разумной степени процветания, и они будут служить нам зонтом, под которым мы будем работать. Общество должно во многих отношениях измениться; и большинство этих изменений тревожит. Нельзя даже предвидеть, усилится ли наша вера в бога или люди совсем его забудут.

— Я вижу логику во всем, что вы говорите, — согласился Корженев. — Но как насчет Ассамблеи и самого флота конфедерации? Они ведь существуют для того, чтобы защищать все планеты в равной степени.

— Основной момент, — вставила госпожа Филиппа, — состоит в том, что прав тот, кто платит за музыку… А те, кто сидит сейчас в этой комнате, платят немалую долю. Мы не бросаем никого в беде, мы перестраиваем политику так, чтобы она больше отвечала теперешнему кризису. Если бы проблему можно было бы решить быстро, тогда мы нуждались бы всего лишь в карантине и в запрещении полетов в некоторые системы. Поскольку совершенно очевидно, что это не так, мы собираемся принять твердое решение и придерживаться его долгий срок. И это единственный путь, который мы в состоянии предложить тем, кто уже одержим, с какой-то перспективой когда-нибудь восстановить собственную сущность.

— И как вы считаете, сколько других звездных систем присоединятся к центральной Конфедерации? — спросил принц Токама.

— Мы полагаем, что девяносто три системы имеют достаточно развитую техническую инфраструктуру, чтобы иметь возможность быть в нее принятыми. Мы не рассчитываем на то, что это будет малочисленная элита. Наш финансовый анализ показывает, что многие звезды будут в состоянии поддерживать скромный, но твердый рост экономических отношений между собой.

— Собираетесь ли вы просить эденистов присоединиться? — спросил Ку Ронги.

— Разумеется, — ответил король. — Вообще-то они нас вдохновляют. После Перника они продемонстрировали удивительную решимость в самосохранении своих обиталищ от проникновения. Это точно такая решимость, какую мы хотели бы приобрести и сами. Если бы планеты второго ряда и развивающиеся астероиды сделали то же с самого начала, мы бы не оказались в таком ужасном положении.

Джим Сандерсон оглядел трех остальных гостей, затем снова повернулся к королю.

— О'кей, я извещу президента и скажу ему, что поддерживаю вас. Это не то, чего я хотел, но по крайней мере хоть что-то практическое.

— Мой почтенный отец будет извещен, — пообещал принц Токама. — Ему надо будет довести ваше предложение до сведения Императорского Двора, но я не вижу проблемы, если будет убеждено достаточное количество планет.

Корженев и Ку Ронги дали свое согласие, обещая довести это предложение до сведения своих правительств. Король пожал им руки и выразил каждому из гостей в нескольких приватных словах свою личную благодарность, когда они выходили. Он их не торопил, но время поджимало: через час ожидались следующие четыре посла. Для 585-й эскадрильи на ближайшие три дня был составлен плотный график.

* * *

Сто восемьдесят семь портов открылись с потрясающей синхронностью за четверть миллиона километров от Арнштадта, как раз между планетой и ее солнцем. Из щелей вылезли космоястребы и немедленно установили защитную сферу в пять тысяч километров диаметром, откуда просматривался космос при помощи искривленных полей и электронных датчиков, чтобы заметить любой признак происходящей поблизости деятельности. Они, разумеется, обнаружили платформы СО планеты, сильно истощенной из-за последствий успешного вторжения Организации в сеть. Тем не менее местные снабженные датчиками спутники уже раскрыли их, и за остальными космическими платформами, расположенными на высокой орбите, было организовано постоянное автоматическое слежение. Сеть СО была усилена военными кораблями Организации, сто восемнадцать из которых постоянно находились на орбите вместе с двадцатью тремя черноястребами и с полудюжиной новых платформ, доставленных из Новой Калифорнии (их преимущественно использовали для усиления руководства Организации на земле). Их присутствие, особенно в сочетании с боевыми зарядами антиматерии, которыми были оборудованы некоторые из них, эффективно повысило оборонительный щит планеты до того же самого уровня, какой она имела при полной сети СО.

Капоне и Эммет Мордден были довольны тем, что Организация в силах одолеть любое количество военных кораблей Конфедерации. В любом случае, только господство Организации в этом пространстве препятствовало захвату планеты извне одержимыми, ставя тем самым в безвыходное положение Первого адмирала.

Правда, в последнее время участились атаки, причем черноястребы стремились отстрелить боевые заряды антиматерии, но немногие реактивные снаряды попадали в цель — степень перехвата равнялась более девяноста пяти процентов. Состояние постоянной бдительности позволяло экипажам, обслуживающим датчики спутников, приобретать высокую квалификацию; имея к тому же возможность использовать защитные поля черноястребов, они были убеждены, что ничто не сможет приблизиться к поселениям астероидов на орбите или к промышленным станциям.

В первые две минуты после того, как показались космоястребы, ничего не произошло. Обе стороны пытались понять, к чему стремятся их противники. Шеф Организации не знал, что и подумать. Силы космоястребов в этой формации выполняли обычную операцию обеспечения безопасности, давая возможность более многочисленному флоту адамистских военных кораблей безнаказанно действовать. Но число сто восемьдесят семь было громадным для десантного отряда, это больше походило на оперативную группу в своей цельности. Расстояние тоже сбивало с толку: в тот момент они были слишком далеко, чтобы боевые осы могли эффективно действовать. Но заряды антиматерии давали преимущество Организации, позволяя им первыми вступить в бой с нападающими, как только те подлетят к планете.

Космоястребы подтвердили, что Организация не в состоянии добраться до них, если только космоястребы не столкнутся в бою. И тогда первые адамистские корабли устремились к оборонительным сооружениям.

Адмирал Колхаммер использовал как головной корабль «Славный». Его размеры позволяли иметь на борту полный набор тактического вооружения и обеспечивал им укомплектованный отсек, независимый от мостика. Ни один корабль флота Конфедерации не подходил лучше для координации атакующих сил такой величины, хотя даже с тем количеством антенн, каким мог похвастаться «Славный», тактическое оборудование едва ли было в состоянии установить и поддерживать сообщение со всей тысячью кораблей, находившихся под его командованием. Более тридцати пяти минут ушло у оперативной группы на то, чтобы выполнить чрезвычайный маневр. Офицерам и командам флота Организации казалось, что поток кораблей никогда не кончится.

Штат Колхаммера начал задавать кораблям новые векторы, как только они установили контакт. Замигали термоядерные устройства, заряжая энергией магнитные диски оперативной группы. Такое большое количество плазменных выхлопов сконцентрировалось в одном и том же месте, что они образовали пурпурно-белую дымку, пылающую ярче солнца. Люди с поверхности планеты могли видеть нападающих как пятно величиной с монету, которое развернулось, точно цветок, в центре слепящей фотосферы. Тревожный предвестник того, что должно произойти.

Восемьсот адамистских боевых кораблей образовали ядро нового атакующего построения, в то время как пятьсот космоястребов собрались вокруг них по краям. Когда их положение относительно друг друга закрепилось, оживились главные силы, корабли разгонялись до ускорения в 8 g, космоястребы расширили свои искривленные поля и подтянулись к такому же ускорению, что и их технически вооруженные товарищи.

Схема расстановки кораблей постоянно фиксировалась нейросетью Мотелы Колхаммера, каждый корабль в виде золотого огонька величиной с булавочное острие оставлял за собой пурпурный векторный след. Безудержное устремление к твердому телу лежащей впереди планеты происходило на фоне глухой черной сферы. Сила защитных слоев планеты была проиллюстрирована полупрозрачными цветными оболочками, окутывающими черноту. Кораблям все еще предстояло пройти наиболее удаленную от центра желтую оболочку. И до сих пор еще ни одна сторона не сделала ни единого выстрела.

Ему в голову пришло сравнение с молотком, опускающимся на яйцо. Даже сам Колхаммер пришел в смятение из-за уровня насилия, которое должно было быть развязано в момент столкновения этих двух сил в физически существующем мире. Нечто такое, чего он никогда не ожидал. Но по неписаному закону флот Конфедерации должен был предотвращать именно такого рода чудовищные события, а не подстегивать их. Он не мог избавиться от ощущения вины, происходящего от того, что он знал: это происходит из-за того, что политики считают флот не справляющимся со своей главной обязанностью.

Еще более странно: это знание и его груз можно было вынести именно благодаря этим политикам. Те самые люди, которые приказали устроить атаку, сделали возможным осуществить ее с минимальными потерями — со стороны флота. Настаивая на абсолютном успехе, Политический Совет дал Колхаммеру единственное, чего жаждут перед боем все военные командиры: невероятную огневую мощь.

Оперативная группа Колхаммера наращивала ускорение по направлению к Арнштадту при постоянных 8 g за тридцать минут. Когда он отдал приказ звездным кораблям отключить двигатели, они находились еще в ста десяти тысячах километров, как раз на краю внешней сети СО, и шли со скоростью выше ста пятидесяти километров в секунду. Фрегаты, боевые корабли и космоястребы давали залпы в двадцать пять боевых орудий. Каждый управляемый снаряд был перепрограммирован так, чтобы оперировать автономно по программе «ищи-и-уничтожай».

Совершенный сценарий для исполнения: любой обломок материи над Арнштадтом, от межпланетных метеоритов величиной с небольшой камень и до индустриальных станций длиной в километр, классифицировался как враждебный. Корабли флота Конфедерации не должны были оставаться и наблюдать за атакой по зашифрованным коммуникационным сообщениям; не должно было последовать ответных залпов зарядов антиматерии со стороны Организации и никаких маневров уклонения на 12 g. Никакого риска.

Боевые корабли адамистов начали отходить. Стали открываться щели, унося некоторых космоястребов на место их сбора. Только «Славный», десять фрегатов эскорта да триста сопровождающих космоястребов остались, чтобы наблюдать за исходом. Все они теперь снизили ускорение до 10 g, в то время как армада из тридцати двух тысяч снарядов шла впереди, ускоряясь на полных 25 g.

Это было столкновение, которое имело один исход с того момента, как оно было спровоцировано. Даже имея в своем распоряжении пятьсот боевых зарядов антиматерии, Организация ничего не могла сделать, чтобы остановить атаку. Конфедерация не только имела невероятное преимущество в количестве вооружения, все нарастающая скорость, с которой они приближались, дала им громадное кинетическое преимущество.

Черноястребы вылетели плотной группой, не потрудившись даже проконсультироваться с командованием Арнштадта. Фрегаты Организации начали втягивать свои датчики и коммуникационные антенны в корпуса, чтобы легче маневрировать. Те из них, которые предназначались для вахты на низкой орбите, начали ускоряться, борясь за ту высоту, на которой они могли успешно применить сети для передачи данных.

Искривленные поля космоястребов отслеживали маневры перехода, которое применяли фрегаты Организации, чтобы спастись бегством. Каждая комбинация уплотнения энергии и траектории была уникальной, допускающей только одно возможное положение координат. Три космоястреба улетели, преследуя противника с приказом задержать и уничтожить. Если адамистские военные корабли нуждались в нескольких секундах после появления в реальном пространстве, чтобы выпустить датчики, космоястребы атаковали мгновенно, когда их цель была полностью беззащитна. Колхаммер был намерен не допустить ни одного их них назад на Новую Калифорнию, чтобы поддержать силы Капоне и добавить антиматерии к его запасам.

Рой боевых ос прорвался сквозь первые четыре астероидные поселения планеты, кружа над геостационарной орбитой, поражая защитные средства, работающие на короткие расстояния. Подвижные гарпуны и вспомогательные снаряды с ядерными боеголовками усиленно обрабатывали скалу, пробивая в ней сотни радиационных кратеров. Следующими пострадали расположенные во втором ряду платформы и межорбитральные челноки. За ними последовали другие астероиды. В течение какого-то момента казалось, будто чистая свирепая мощь оружия каким-то образом вызвала реакцию распада внутри атомной структуры скалы. Буйный пунктир взрывов слился в единый радиационный всплеск. Астероид содрогнулся в сердцевине, выпуская целый поток расплавленных обломков, разражаясь волной каскадных взрывов по мере того, как каждую свежую мишень поражали новые снаряды.

Вжатый глубоко в кресло для ускорения, Мотела Колхаммер наблюдал за результатами атаки посредством комбинации оптических датчиков и тактических графических изображений. Ясно различимые оболочки света окутывали планету, точно облака плазмы, охлажденной и распространяющейся. Неизбежно, это должна была быть нижняя орбита, где размещалось самое большое число экипажей, станций и оборудования СО. Когда снаряды пробились сквозь защиту, взрывные волны образовали мантию яркого света, которая отрезала всю планету от внешнего наблюдения. В прорехи мантии были видны потрясающе привлекательные для глаз пиротехнические бури, разрушающие почву. Жесткое излучение прорывалось сквозь верхние слои атмосферы. Поток злобных звезд так и полетел вниз, нагревая стратосферу до температуры жаркой печи. Из-за облаков поднялась эффектная малиновая вспышка.

«Славный» летел в восемьдесяти тысячах километров над южным полюсом, когда одержимые на планете запели свое заклятие. Первое предостережение пришло, когда затрещало планетарное гравитационное поле, отклоняя траекторию боевого корабля. Световой саван вокруг Арнштадта так и не померк, он только изменил цвет, пробежавшись по всему спектру, пока не достиг сверкающего фиолетового, на чем и остановился. Оптически — спектральным датчикам пришлось поменять несколько защитных фильтров в течение последних нескольких минут, пока источник света не удалился к той точке, за которой исчез.

Мотела Колхаммер продолжал осматривать обвиняюще опустевшую зону с помощью оптики, в то время как радар корабля и датчики гравитации изучали космос, ища хоть какие-нибудь признаки планетарной массы. Каждый раз результат оказывался отрицательным.

— Передайте эскорту, чтобы шли к месту встречи оперативной группы, — сказал он. — Затем курс к Новой Калифорнии.

* * *

Сара свалилась сквозь открытый люк прямо в капитанскую каюту, пренебрегая лесенкой и предоставляя ускорению в половину g аккуратно поставить ее на пол. Она грациозно приземлилась, слегка согнув ноги в коленях.

— Балет и в самом деле много потерял, когда ты выбрала в университете специальность астроинженера, — заметил Джошуа.

Он стоял посередине помещения в одних трусах, растирая полотенцем щедрую порцию геля с лимонным запахом. Она улыбнулась ему улыбкой девчонки-сорванца.

— Я же знаю, как обернуть себе на пользу низкое ускорение.

— Надеюсь, Эшли это ценит.

— Не пойму, о чем это ты.

— Гм-м… Итак, как наши успехи?

— Официальный рапорт, сэр. Успехи такие же, как и вчера. — Она отсалютовала, но недостаточно расторопно.

— Точно так же, как и позавчера.

— Чертовски верно. Ах да, я заметила течь в трубе реактивной массы. Соединение было нарушено, когда баки помещали в грузовой отсек. Болью говорит, она займется ремонтом сегодня попозже. Я заизолировала трубу, у нас хватит запасов, чтобы держаться в полете на оптимуме.

— Очень интересно. — Джошуа скатал полотенце и запустил его по низкой параболе через всю каюту. Оно опустилось в самый центр открытого утилизатора.

Сара следила, как оно исчезает.

— Я хочу поддерживать объем жидкости на уровне. Возможно, она нам еще пригодится, когда мы дойдем до ручки.

— Разумеется. Как обошлось с прыжками Лайола? — Он, конечно, уже знал это; скорость хода «Леди Макбет» было первым, что он проверял, когда просыпался. Лайол совершил пять прыжков во время последней вахты, и каждый был безупречен, судя по сведениям бортового компьютера. Дело было не совсем в этом.

— Прекрасно.

— Гм-м-м…

— Ладно, в чем дело? Я думала, вы двое прекрасно ладите эти дни. Едва ли у тебя есть претензии к его работе.

— Нет претензий. — Он вытащил из шкафчика чистую рубашку. — Просто в последнее время я слишком интересуюсь мнениями других людей. Не очень-то хорошо со стороны капитана. Предполагается, что я способен на мгновенные суждения обо всем.

— Если ты будешь советоваться со мной по поводу управления «Леди Макбет», я встревожусь. А все остальное… — Сара помахала в воздухе рукой. — Начать с того, что мы с тобой достаточно времени провели вместе в камере с нулевым g. Я знаю, что ты не можешь общаться, как большинство людей. Так что, если тебе нужна в этом помощь, я целиком твоя.

— Что ты имеешь в виду — не могу общаться?

— Джошуа, ты копался в Кольце Руин, когда тебе было восемнадцать. Это неестественно. Тебе следовало побольше бывать на вечеринках.

— Я бывал.

— Нет, ты перебирал кучу девчонок между полетами.

— Так делают все восемнадцатилетние.

— Это то, о чем восемнадцатилетние мальчишки мечтают. Адамисты, во всяком случае. Все остальные заняты попытками проникнуть в мир взрослых и отчаянно пытаются понять, каким образом он устроен и почему все так трудно и болезненно. Учатся управляться с дружбами, со всякими отношениями, с неприятностями и со всем таким.

— Тебя послушать, так выходит, что мы должны сдавать какой-то экзамен.

— Мы и должны, хотя подготовка к нему занимает почти всю жизнь. А ты еще и не начал готовиться.

— Господи. Все эти рассуждения такие мудреные, особенно в утренний час. Что же ты пытаешься мне втолковать?

— Ничего. Это у тебя какие-то затруднения. Я чертовски хорошо понимаю, что это не имеет никакого отношения к нашей миссии, и я собираюсь заставить тебя рассказать, что у тебя на уме и убедить тебя в том, что об этом полезно побеседовать. Люди так поступают, когда они друг другу близки. Это нормально.

— Балет и физиология, а?

— Ты нанял меня за мое умение выполнять многочисленные обязанности.

— Ладно, — согласился Джошуа. Она права, ему трудно было об этом говорить. — Это Луиза.

— А-а, норфолкское дитя. Очень юная особа.

— Она не… — начал он машинально. Его остановил недостаток выразительности в реплике Сары. — Ну она малость молода. Я думаю, тут есть преимущество.

— Ох ты, ох ты. Никогда не думала, что настанет день, когда я услышу, что ты так говоришь. Если точнее — почему это тебя так беспокоит? Ты же используешь свое положение, как электрошоковое ружье.

— Вовсе нет!

— Не надо, пожалуйста. Когда это в последний раз ты высаживался на планету или просто в какой-то порт без того, чтобы капитанская звездочка не блестела у тебя на плече? — Она сочувственно улыбнулась ему. — У тебя в самом деле к ней чувства, да?

— Не больше, чем обычно. Просто ни одна из моих девушек прежде не становилась одержимой. Господи, мне рассказывали, на что это бывает похоже. Я не могу прекратить думать о том, каково это может быть для нее, как по-сволочному безобразно. Она была такая милая, она не принадлежит к тому миру, где с людьми происходят такие вещи.

— А кто-то из нас принадлежит?

— Ты прекрасно знаешь, о чем я. Ты принимаешь стимуляторы, которые не должна бы принимать, чтобы достигнуть по-настоящему новых ощущений. Мы же знаем, какая это паршивая вселенная. Это помогает — чуть-чуть. Настолько же, насколько может помочь все что угодно другое. Но Луиза — черт, и ее сестренка тоже. Мы улетели и оставили их, точно так же, как мы всегда делаем.

— Они детей щадят, ты же знаешь. Эта Стефани Эш, женщина на Омбее, вывезла кучу детей. Я принимала донесения.

— Луиза не была ребенком. Это с ней произошло.

— Ты не знаешь наверняка. Если она достаточно умна, она могла бы выбраться.

— Сомневаюсь. У нее нет таких способностей. Она не обладала уличной хитростью. А для того чтобы избежать одержания, нужно иметь некоторый эгоизм и жизненный опыт.

— Ты и в самом деле не веришь, что она спаслась?

— Не верю.

— Ты считаешь, что несешь за нее ответственность?

— Не совсем чтобы ответственность. Но мне кажется, она смотрела на меня как на человека, который увезет ее из поместья.

— Боже ты мой, интересно, из-за чего же у нее сложилось такое впечатление?

Джошуа не слышал Сару.

— Я покинул ее в беде. Это ощущение не из приятных, Сара. Она и в самом деле была славная девушка, хотя и воспитывалась на Норфолке. Родилась бы она где-нибудь в другом месте, я возможно… — Он замолчал, размахивая рубашкой и избегая удивленного взгляда Сары.

— Произнеси это, — потребовала она.

— Произнести — что?

— Возможно, женился бы на ней.

— Я бы на ней не женился. Я только хочу сказать, что если бы ей было дано нормальное детство и она не росла бы в этой показной и нарочитой средневековой пышности, тогда был бы шанс для нас быть вместе несколько дольше, чем бывает обычно.

— Что ж, это уже легче, — протянула Сара.

— А что я такого сделал? — воскликнул он.

— Ты же был сам собой, Джошуа. Там я на минуточку подумала, что тебя втягивают. Ты что, сам себя не слышал? У нее же не было образования, чтобы стать членом команды на «Леди Макбет». Не могло быть и мысли о том, чтобы ты попытался изменить свою жизнь, чтобы остаться с ней.

— Я не могу!

— Потому что «Леди Макбет» куда важнее, чем криклейдское поместье, в котором заключена ее жизнь. Верно? Значит, вот как ты любишь, Джошуа? Или ты чувствуешь себя виноватым из-за того, что одной из тех девиц, с которыми ты спал, а потом бросил, случилось быть захваченной и одержимой?

— Бог мой! Что ты намерена со мной сделать?

— Я пытаюсь понять тебя, Джошуа. И помочь, если смогу. Это важно для тебя. Ты должен знать почему.

— Я не знаю почему. Знаю только, что я о ней беспокоюсь. Возможно, я виноват. Возможно, злюсь на то, как вселенная испражняется вокруг нас.

— Справедливо. Все мы это чувствуем. Ты не можешь направить «Леди Макбет» к Норфолку и освободить ее. Больше не можешь. Насколько каждому из нас известно, это следующий подвиг.

Джошуа печально улыбнулся.

— Да, думаю, что я эгоист. Мне бы надо что-то сделать, чтобы успокоиться. Мне.

— Это тот вид эгоизма, в котором Конфедерация сейчас нуждается.

— Но это все-таки не делает справедливым то, что с ней случилось. Она страдает не по своей вине. Если этот Спящий Бог такой могущественный, как считают тиратка, он должен дать какие-то объяснения происходящему.

— Мы это говорим о наших божествах с тех самых пор, как их выдумали. Признавать, что божество разделяет нашу мораль и этику, — заблуждение. На самом деле совершенно очевидно, что это вовсе не так. Было бы оно так — да ничего не произошло бы. Мы все жили бы в раю.

— Ты хочешь сказать, что борьба против божественного вмешательства никогда не кончится победой?

— Да, свободная воля означает, что мы сами должны делать свой собственный выбор. Без него жизнь бессмысленна; мы были бы насекомыми, копающимися в земле так, как подсказывает инстинкт. За сознание надо чем-то платить.

Джошуа наклонился и благодарно поцеловал ее в лоб.

— Обычно мы платим тем, что попадаем в неприятности. Черт возьми, посмотри на меня. Я несчастен. Сознание чревато страданием.

Они вышли на мостик вместе. Лайол и Дахиби лежали на своих антиперегрузочных койках, выглядели они утомленными. Самуэль показался из люка.

— Долгая же нынче смена вахты, — ядовито заметил Лайол.

— Ты что, не можешь сам с этим справиться? — спросил Джошуа.

— Конечно, ты — Калверт, но не забудь, у кого из нас больше опыта.

— Только не на всех шахматных полях.

— Вахту сдал, — громко объявил Дахиби. Ремень его ложа откинулся назад, позволяя ему извернуться и спустить ноги на палубу. — Ты идешь, Сара?

Джошуа с Лайолом усмехнулись, глядя друг на друга. Джошуа сделал вежливый жест по направлению к люку в полу, на который Лайол отреагировал благодарным поклоном.

— Спасибо, капитан.

— Если вы на камбуз, принесите мне завтрак, — крикнул им вслед Джошуа.

Ответа не было. Они с Самуэлем устроились на противоперегрузочных койках. Эденист становился искусным системным инженером, он оказывал помощь команде в вахтах, как делали и другие специалисты, путешествующие на борту. Даже Моника принимала в этом участие.

Джошуа занялся корабельным компьютером. Графики траекторий и диаграммы наложились на изображения, передаваемые внешними датчиками. Космос стал опасным.

За три световых года впереди Мастрит-ПД разливал яркий малиновый свет сквозь однообразную пену, которая укрывала фюзеляж звездного корабля. Туманность Ориона заслоняла дымкой половину звездного пейзажа к галактическому северу от «Леди Макбет», ярким трехмерным ковром, образовавшимся из люминесцентного газа, с яростно бушующей поверхностью, состоящей из алых, зеленых бирюзовых облаков, сталкивающихся друг с другом, точно соперничающие океаны, их антагонизм, продолжающийся миллионы лет, выбрасывал энергичную хаотическую пену во всех направлениях. Внутри все было испещрено сверкающими планетными дисками первой величины, сконденсированными из этого вихря. Прямо в середине лежала Трапеция, четыре горячие звезды, чье феноменальное ультрафиолетовое образование освещало и снабжало энергией весь колоссальный выход межзвездного газа.

Джошуа пришел к тому, что полюбил бесконечно варьирующуюся туманность. Она была живой, в каком-то совсем ином смысле, чем можно было бы определить в понятиях физической биологии, его течения и мели были в триллион раз сложнее образований основанной на углеводороде клетке. Убывающая и плывущая в ритме геологической эпохи, и все же одновременно стремительная. Юные неистовые звезды, которые толпились во внутренней части, извергали громадные бурные потоки ультрагорячего газа, размножая количество ударных волн, двигавшихся со скоростью более ста пятидесяти тысяч километров в час.

Они принимали форму петель, гибко извивались и закручивались, а их сталкивающиеся друг с другом концы ярко сверкали, когда они отталкивались друг от друга.

Для команд и «Леди Макбет», и «Энона» наблюдения за туманностью заменило все формы известных развлечений. Ее величие определенным образом облегчило их настроение: теперь у них был самый настоящий полет в историю, и не важно, чем он закончится.

Джошуа и Сиринкс решили обогнуть галактический юг туманности, приблизительно по пути полета «Танджунтик-РИ». На первых стадиях они использовали наблюдения обсерваторий Конфедерации, чтобы облететь вокруг извилистых складок облака, видимых из космоса, населенного людьми, хотя эти изображения устарели на полтысячи лет. Но через несколько дней они уже пересекали космос, который никто никогда не видел в телескопы. Их скорость упала, когда им пришлось смотреть вперед, ища звезды, пылевые облака и циклоны переливающихся всеми цветами радуги газов шириной в парсек.

Задолго до того как показался сам Мастрит-ПД, его свет окрасил две внешние полосы туманности, точно двойной солнечный восход. Корабли летели дальше, а вокруг них сгущалось плотное красное сияние. Как только звезда, находящаяся на семьсот световых лет впереди, стала полностью видна, измерения параллакса сделали возможным для «Энона» вычислить свое местоположение и позволило рассчитать аккуратную траекторию для себя.

Теперь Джошуа вел «Леди Макбет» к координатам его последнего прыжка. Радар показал ему, что «Энон» находится за тысячу километров в соответствии с ускорением в половину g. Поджиг ракетного двигателя был сильнее, чем обычно применяли адамистские корабли, но они не изменили сильно свою дельта-скорость во время полета вокруг туманности, желая выждать, пока не сверятся с Мастрит-ПД, прежде чем приспособить скорость к красному гиганту.

— Поддерживается постоянная скорость сжигания, — объявил Самуэль после того, как они пробежались по своим диагностическим программам. — У тебя здесь есть несколько качественных трубок в двигателе, Джошуа. Когда мы совершим прыжок, у нас должно остаться где-то под шестьдесят процентов горючего.

— По мне, достаточно хорошо. Давай надеяться, что потеряем слишком много дельта-V, когда будем искать редут. Мне хочется держать всю антиматерию в резерве для Спящего Бога.

— Значит, ты уверен в исходе?

Джошуа немного подумал над ответом, слегка удивляясь собственной уверенности. Она была приятным контрастом по отношению к тому беспокойству, которое он испытывал из-за Луизы. Интуиция, тонизирующее средство против совести.

— Да. Пожалуй, что уверен.

Оранжевый векторный график, который бортовой компьютер передавал в его нейросеть, показал капитану, что координаты прыжка приближаются. Джошуа начал уменьшать ускорение, одновременно передавая команде предупреждение. Самуэль начал втягивать антенны датчиков и термопанели.

«Леди Макбет» прыгнула первой, покрыв расстояние в два световых года. «Энон» — шестью секундами позже, на расстоянии ста пятидесяти километров. Мастрит-ПД был не совсем правильным диском, хотя из-за его яркого свечения трудно было определить это простым глазом. С расстояния всего в два с половиной световых года его красного света было достаточно, чтобы размыть туманность и большинство звезд.

— Бывал я поражен и лазерами с меньшей силой, — пробормотал Джошуа, когда включились фильтры, чтобы отклонить хлынувший поток фотонов.

— Он только недавно закончил стадию роста, — объяснил Самуэль. — Говоря терминами астрологии, это только что произошло.

— Звездные взрывы совершаются быстро. Этот случился по крайней мере пятнадцать тысяч лет назад.

— После того как происходит первоначальное расширение, наступает долгий период урегулирования в пределах фотосферы, пока она стабилизируется. В любом случае, выход энергии крайне впечатляющ. Насколько можно сказать об этой стороне галактики, он превосходит освещением даже туманность.

Джошуа проверил дисплеи.

— Жара нет, и радиация довольно мала. Плотность частиц близка к норме, но это значит, что она колеблется все время, пока мы гоняемся вокруг туманности. — Он приказал бортовому компьютеру установить связь с «Эноном». — Как у нас дела с конечными координатами?

— Я был на удивление прав в своих ранних прикидках, — отвечал космоястреб. — Последняя цифра для вас у меня будет готова через пять минут.

— Прекрасно.

После того как он впервые увидел Мастрит-ПД, Джошуа уже проверил те цифры, которыми раза два снабдил его «Энон», скорее из интереса, чем из недоверия. Каждый раз результаты оказывались лучше, чем любые данные, какие могли обеспечить компьютеры «Леди Макбет». Это его не волновало.

— Нам бы надо суметь измерить границы фотосферы в пределах тысячи километров, — передала Сиринкс. — Проблематично определить, где она кончается и где начинается космос. Согласно теории, зона образования шипучих газов измеряется где-то между пятьюстами и половиной миллиона километров.

— Тогда будем придерживаться плана А, — ответил Джошуа.

— Думаю, что да. До сих пор все оказывается точно так, как мы ожидали. Кемпстер привел в действие каждый датчик, какой есть у нас в распоряжении, пытаясь зарегистрировать мгновенную частицу.

— Я думаю, он даст нам знать, если он и Ренато уловят какую-то аномалию.

— О'кей. Тем временем я рассчитаю начальный вектор, чтобы оставить «Леди Макбет» нейтральную относительную скорость. Я смогу ее уточнить, когда ты закончишь определять координаты.

Он подозревал, что «Энон» мог бы снабдить его точным вектором, в пределах миллисекунд. Но будь оно все проклято, у него же есть гордость.

Звездные радиолокаторы «Леди Макбет» автоматически следили за новыми созвездиями, которые они отмечали на карте. Джошуа привел в порядок свои навигационные программы и начал обсчитывать новые данные.

* * *

Джошуа и Сиринкс решили сохранить интервал в несколько часов перед конечным прыжком к Мастрит-ПД отчасти из-за недостатка знаний о ее действительном положении и о точном размере. Когда это было решено, они намеревались погрузиться на эклиптический летательный аппарат и отправиться на безопасное расстояние над вершиной фотосферы, так, чтобы их скорость в точности соответствовала звезде. Это означало, что единственная сила, действующая на них, будет сила гравитации звезды, небольшое притяжение внутрь. С этой выгодной точки обзора они смогут разглядывать космос с определенной дистанции. Логически рассуждая, развалины редута цивилизации тиратка должны находиться на орбите экватора звезды. Возможно, на планете типа Плутона, которая уцелела после взрыва, или на крупном астероиде. Хотя сектор пространства был невообразимо громаден, при помощи прыжка в стабильное окружение Мастрит-ПД вблизи экватора они надеялись разыскать крепость.

* * *

Звезда постоянно является местом сражения примитивных сил, главные из которых — теплота и гравитация. В сердцевине любой звезды происходит гигантской мощи реакция сплавления водорода, что нагревает остальную ее массу достаточно для того чтобы противостоять гравитационному сжатию. Однако сжатие настолько же конечно, как и ее запасы горючего, тогда как гравитация бесконечна.

За биллионы лет постоянного свечения Мастрит-ПД исчерпала атомы водорода своей сердцевины, пережгла их в инертный гелий. Продукт энергии горения содержался внутри небольшой водородной оболочки, окружающей центр, производящий еще гелий, который медленно проникал внутрь. Температура, давление, плотность — все это начало изменяться по мере того, как на оболочку влияла сердцевина как главный источник нагревания. Все звезды в конечном счете приходят к этой поворотной точке, а что случается с ними дальше — зависит от их размера. Мастрит-ПД была в полтора раза больше земного солнца, слишком крупная, чтобы подвергаться электронному разрушению, слишком мелкая, чтобы сделаться сверхновой.

Поскольку трансформация внутренней структуры прогрессировала, Мастрит-ПД оставляла позади себя устойчивый светящийся след, который постоянно усиливал свою яркость. Внешние слои начали расширяться, нагреваемые конвективными потоками, выходящими наружу из растущей оболочки горючего, в то время как сердцевина продолжала свое гравитационное противодействие по мере того, как поток атомов гелия устремлялся вниз, увеличивая массу звезды. Сердцевина съеживалась, а теплота и плотность тем временем увеличивались, пока температура не превысила магические сто двадцать миллионов по Кельвину и на этой точке не началось возгорание гелия.

Мастрит-ПД четко разделилась на два совершенно разных организма: центральную часть, которая с новой силой возобновила горение, продолжая противодействие, и внешние слои, раздувающиеся и охлаждающиеся по спектру — от белого и, через желтое, к красному. Теперь звезда излучала феноменальный жар, идущий от центра, посредством конвективных потоков, обтекающих планетарные орбиты, в результате достигая высокой степени свечения, уникальной для красных гигантов, хотя в то же время, как она производила этот световой поток, температура поверхностных слоев упала до уровня охлаждающих двенадцати тысяч градусов по Кельвину, они ведь находились так далеко от центра.

Это была эпоха звездной эволюции, от которой сбежали тиратка. Расширяющаяся звезда переросла более чем в четыреста раз свой первоначальный радиус, в конечном счете остановившись на диаметре в тысяча шестьсот семьдесят миллионов километров. Она поглотила три внутренние планеты, в том числе родину тиратка, и быстро сожрала двух внешних газовых гигантов. За несколько славных тысячелетий замороженные кометы в астероидном поясе пробудились к жизни, как извергнутые организмы, окружающие нового сверкающего титана хрупким светящимся алым ожерельем, как если бы биллионы примитивных ракет летели внутрь нее. Но вскоре истощились, их хрупкий химический дренаж выкипел и высох, оставив только твердые куски застывшей лавы лениво кружиться по орбите.

Отсутствовала четкая граница, которая обозначала бы, где кончается звезда и начинается космос, вместо нее слои воспламененного водорода затягивались в солнечный вихрь, который неустанно дул извне внутрь галактики. Однако же для целей каталогизирования и навигации «Энон» определил контуры Мастрит-ПД в семьсот восемьдесят миллионов километров, если считать от ее невидимого центра.

* * *

«Леди Макбет» должна была первой погрузиться туда, в добрые пятьдесят миллионов километров над дымчатым сверкающим морем разлагающихся частиц. Обычный космос перестал существовать, предоставив звездному кораблю плавать между двумя параллельными световыми вселенными. По одну сторону спектральный водоворот туманности, украшенный юными звездами; по другую — плоская безликая пустыня раскаленных до золотого свечения фотонов.

«Энон» вошел туда на расстоянии двадцати километров от темного силуэта корабля адамистов.

— Есть контакт, — подтвердил Джошуа Сиринкс, когда их сигнал достиг радиомаяка ближнего радиуса на «Эноне».

Полный набор поверхностных датчиков «Леди Макбет» поднялся из фюзеляжных углублений, соответствуя тем новым схемам, которые предлагал Кемпстер. Он мог теперь на деле видеть такой же ряд, поднимающийся из нижней части фюзеляжа грузового отсека космоястреба.

— Я тебя вижу, — ответили оттуда. — Это подтверждает, что в непосредственной близости от нас нет ни скал, ни пылевых облаков. Мы начинаем обследование датчиками.

— Мы тоже.

— Как ваши температурные данные?

— Держатся отлично, — ответила Сара, когда Джошуа проконсультировался с ней. — Снаружи жарко, но не так скверно, как во время приближения к станции антиматерии. Наши разгрузочные панели могут излучать эту температуру наружу быстрее, чем мы ее поглощаем. Но все же не желательно, чтобы вы подлетали к нам слишком близко. И я буду счастлива, если вы сможете дать нам разгон. Это поможет нам избежать образования горячих точек на фюзеляже.

— Сделаю все возможное, — сказал ей Джошуа. — Сиринкс, мы можем справиться. Как ты?

— О'кей.

Он привел в действие экваториальный вспомогательный двигатель корабля, чтобы начать тот медленный поворот, который нужен был Саре.

Вся команда находилась на своих местах на мостике, готовая вмешаться при любом непредвиденном сюрпризе, который мог бы учинить им красный гигант. Самуэль и Моника были внизу, в главном салоне, вместе с Алкад, Питером и Оски, которые снимали поступающие с датчиков данные. Сведения с «Энона» непосредственно передавались Паркеру, Кемпстеру и Ренато. Корабли обменивались результатами поиска в реальное время, позволяя специалистам рассмотреть их одновременно. Изображение местного космоса составлялось быстро, сильный поток частиц, пролетающих мимо корпуса, фиксировался на карте. Внешнее пространство определялось не совсем как вакуум.

— Здесь спокойнее, чем в окрестностях Юпитера, — откомментировала Сиринкс. — Но почти так же опасно.

— И не так много жесткой радиации, как мы предсказывали, — добавила Алкад.

— Должно быть, основная масса водорода поглощает ее, прежде чем она достигает поверхности.

Их оптические и инфракрасные датчики выполняли медленную съемку космоса вне поверхности красного гиганта. Аналитические программы разыскивали передвигающиеся световые пятна, которые могли обозначать астероиды или тела величиной со спутник, даже какую-нибудь планету. Искривленное поле «Энона» могло найти небольшую локальную массу, отклоняющуюся от обычных норм пространства-времени. Казалось, сильный солнечный ветер сдул отсюда все. Они, разумеется, искали в пределах менее одного процента экваториальной орбиты.

Первый результат получили от простого датчика, работающего на микроволновой частоте, который отметил неопределенную пульсацию, продолжавшуюся меньше секунды. Она исходила от чего-то близкого к поверхности.

— Кемпстер! — просигналил ему Оски. — Есть ли какой-то способ у красного гиганта излучать микроволны?

— Согласно нашей текущей теории — нет, — ответил удивленный астроном.

— Капитан, пожалуйста, нельзя ли нам взглянуть на источник поближе?

На мостике Джошуа бросил на Дахиби предостерегающий взгляд. Его сердце затрепетало от предчувствия.

— Положение узловой точки?

— Мы можем совершить чистый прыжок, капитан, — спокойно ответил Дахиби.

— Лайол, не прекращай передавать показания наших боевых электронных детекторов, пожалуйста. Я хочу совершить этот прыжок в полной безопасности.

Бортовой компьютер доложил, что датчики зарегистрировали еще одну микроволновую пульсацию.

— Очень похоже на радар, — предположила Болью. — Но это не узнаваемый почерк Конфедерации. И ничего похожего на то, что использовали корабли тиратка.

— Оски, включаю для тебя наше сфокусированное пространство, — предупредил Джошуа. И пассивные, и активные пучки датчиков завращались на концах держателей, чтобы изучить то направление, по которому шла пульсация. Полетный компьютер собрал результаты в нейроизображение в соответствии со своими генерационно-графическими программами, приближая физическую структуру и соединяя данные с температурными и электромагнитными показателями.

— Напомни мне еще раз, — попросила Сара, задержав дыхание. — По мнению наших ученых-профессионалов, мы находимся здесь в поисках миллионы лет тому назад вымершей цивилизации, чьи следы будет невероятно трудно найти. Это те сведения, на которые мы купились, разве не так?

Самые мощные телескопы, имевшиеся на борту «Энона» и «Леди Макбет», быстро настроили на те структуры, местонахождение которых определили датчики, увеличивая и проясняя первое приблизительное изображение. На орбите за двадцать тысяч километров впереди звездных кораблей невозмутимо плыл город. Спектрограмма подтвердила присутствие силикатов, углеродных компонентов, легких металлов и воды. Микроволны быстро двигались сквозь башенки. Магнетические поля бабочкиным крылом трепетали в твердом сердцебиении. Лес острых лучей поднимался с затемненной стороны города, сияя на вершине инфракрасного спектра, излучая в стороны колоссальный температурный груз.

В диаметре город имел пять тысяч километров.

Глава 21

Квинн использовал простой хронометраж, вместо того чтобы посылать свои приказы посредством лондонской коммуникационной сети. Каким бы безобидным ни было поручение, всегда была возможность для сверхполиции перехватить цепочку. Даже если бы они считали, что уничтожили его на Пасторских Высотах во время перестрелки, они бы следили за признаками пребывания других одержимых в городе. Стандартная процедура. Квинн на их месте проделал бы то же самое. Во всяком случае, паранойя сгорела среди пламени и смерти, охвативших пентхаус башни. После этого наступит некоторое ослабление напряжения, скорее возвращение к обычной рутине, чем решительные целенаправленные поиски. Это давало ему перерыв, которого он так ждал.

Лондону суждено было стать столицей Его империи на Земле. Такая честь могла бы быть оказана только старинному городу и его близлежащим куполам, с тем чтобы использовать одержимых как подданных, избранных, чтобы нести Его слово. Но здесь существовали неустранимые трудности: они неохотно следовали евангелию Божьего Брата в точности, до малейшей буковки. Даже Квинн ограничен в количестве людей, которых он может контролировать. А без этой строгой приверженности к Его делу одержимые будут делать то, что делали всегда, и отнимут у вселенной планету. Квинн не мог этого допустить, стало быть, он должен руководствоваться более тонкой стратегией, позаимствовав многое у Капоне, эксплуатируя вражду и алчность, которые проявляло большинство одержимых после их возвращения во вселенную.

Одержимые из «Ланчини» были осторожно размещены по городу и снабжены детальными инструкциями. Скорость была залогом успеха. Приди только назначенный час, и каждый войдет в выбранный заранее дом и подвергает ночной персонал одержанию. Когда начнут приходить дневные рабочие, они станут одержимыми один за другим, и число их будет неуклонно расти, но без излишней демонстрации. К десяти часам утра Квинну понадобятся тысяч пятнадцать народу.

После того как это число будет достигнуто, они хлынут со своих мест работы и распространятся по всему городу. К тому времени власти уже мало что смогут сделать. Для того чтобы уничтожить одного одержимого, требуется от пяти до десяти хорошо вооруженных полицейских офицеров. Даже если бы они могли выследить тех с помощью электронных искателей, у них просто не хватит обыкновенной человеческий силы, чтобы с ними справиться. Квинн делал ставку на то, что Терцентрал не сможет провести пятнадцать тысяч атак на Лондон. Остальные жители города будут его заложниками.

Пока все это происходит, сам Квинн организует центр для своих приверженцев. Снова — иерархия, установленная как в Организации. Новообращенных одержимых надо будет обучить поддерживать status quo[29] и воодушевлять их на охоту за полицией и местными членами правительства — любого, кто сможет организовать сопротивление. На второй стадии они перекроют транспортные магистрали, затем будут продолжать захватывать власть, воду и продуктовые центры. И появятся сотни новых слуг, единственной обязанностью которых будет подчиниться и отдать должное новому Мессии.

После того как будет основана его империя, Квинн намеревался поставить неодержимых техников на работу по обеспечению безопасности транспорта, который даст ему возможность вести крестовый поход Божьего Брата по новым городам. В конце концов они получат доступ к Ореолу О'Нейла. А уж оттуда — только вопрос времени, когда Его Ночь падет на всю эту часть галактики.

* * *

В ночь после инцидента на Пасторских Высотах патрульные констебли Эпплтон и Мойлз курсировали по своему обычному маршруту в центральном Вестминстере. В два часа ночи все было тихо, когда их машина проезжала мимо старого здания Парламента и повернула на Виктория-стрит. Можно было увидеть лишь немногих прохожих, идущих вдоль стеклянных фасадов зданий правительственных офисов, которые превращали начало этой улицы в глубокий каньон. Констебли к этому привыкли; это был район контор, с немногими резиденциями или признаками ночной жизни, и он не мог привлекать ничье внимание после того, как закрывались магазины и офисы.

Вдруг с темного неба слетело чье-то тело и обрушилось на дорогу в тридцати метрах перед Эпплтоном и Мойлзом. Контрольный процессор автоматически передал маневр уклонения двигателю, управляющему движением колес, и машина резко свернула вправо. Они тормознули прямо возле разбитого трупа. Кровь хлестала из рукавов костюма и из брючин и разливалась в большие лужи по асфальту.

Эпплтон передал сигнал тревоги в полицейский участок, прося поддержки, а Мойлз тем временем приказал дорожному управлению Виктория-стрит и дорожным процессорам направлять все движение в объезд. Держа наготове карабины, они вышли из патрульной машины, занимая позицию за бронированными дверцами. Вживленные искусственные зрачки замигали всеми цветами радуги, заработали двигательные программы. В пределах ста метров на мостовой никого не было. Никаких возможных засад.

Они осторожно стали оглядывать обширные скалы из стекла и бетона по обе стороны улицы, ища открытое окно, через которое могло выпасть тело. Ничего подобного не было.

— Крыша? — нервно спросил Эпплтон.

Карабин у него в руке покачивался широкой аркой, как будто он пытался держать под прицелом половину города.

Дежурные из полицейского участка уже находились на территории пояса датчиков Вестминстерского купола, смотрящие вниз с геодезической вышки, они увидели двух офицеров, скорчившихся возле автомобиля. На крыше над улицей никого не было.

— Он мертв? — прокричал Мойлз.

Эпплтон облизнул губы, взвешивая степень риска, которому подвергнется, отойдя от дверцы и кинувшись к телу.

— Думаю, да.

Оценив свирепо избитое и окровавленное тело, можно было определить, что жизнь покинула его. В нем не было ни движения, ни дыхания. Ни малейшего признака сердцебиения Эпплтон тоже не обнаружил. И тут он увидел глубокие следы ожога на груди трупа.

— Ох, тысяча чертей!

* * *

Группа гражданских инженеров занималась починкой пробоины в Вестминстерском куполе с похвальной скоростью. Небольшой флот медленно двигающихся защитных приспособлений пересекал широкое хрустальное здание, поднимая вместе с собой смещенный сегмент. Двенадцать часов ушло на то, чтобы снять старый шестиугольник и прикрепить на место новый. Проверка сверхмощных балок, окруженных угольной решеткой, и укрепление подозрительных геодезических конструкций все еще продолжались, когда наступила темнота; дальше работы производились при свете прожекторов.

Далеко внизу под ними еще шла работа по расчистке башни на Пасторских Высотах. Механоиды пожарной службы уже погасили огонь в расшатанном обломке восьмиугольной башни. Команды среднего медицинского персонала вытащили раненых и пострадавших из оставшихся семи башен здания, пострадавшего от бомбардировки осколками битого стекла и беспощадных обломков мусора. Более мелкие пожары прорвались в двух небоскребах поблизости. Наблюдатели совета большую часть дня провели, осматривая пострадавшие дома, чтобы решить, стоит ли их восстанавливать.

Не было ни малейшего сомнения, что остатки башни, пораженной лазером, придется снести. Оставшиеся восемь этажей обладали опасной непрочностью, их металлические опорные прутья, частично расплавленные, грозили выскочить из бетонных столбов, как джем из жареных пончиков. Служащие местного коронера вошли туда после того, как оттуда удалили механоидов-пожарных, а стены охладились. Тела, обнаруженные ими, полностью испеклись во взрыве Х-лучей.

Это было самое крупное событие в Лондоне, привлекшее громадные толпы народа, которые стеклись на открытый рынок и прилегающие улицы. Гражданское население смешалось со свободными репортерами, с разинутыми ртами разглядывающими разрушения и бурную деятельность далеко наверху. Самоходные платформы доказывали, что тут было применено какое-то оружие СО, несмотря на то, что первоначально шеф местной полиции это отрицал. К началу раннего утра поступило недовольное признание из офиса мэра, что полиция подозревала, будто какой-то одержимый забрался в башню на Пасторских Высотах. Когда на помощницу мэра нажали, чтобы она объяснила, каким образом одержимый проник в Лондон, та объяснила, что в складском помещении под этой башней расположена сектантская часовня. Аколиты, заверила она репортеров, теперь все арестованы. Те, которые остались живы.

Лондонцы все больше и больше нервничали по мере того, как появлялись новые факты, причем была масса противоречивой информации. Несколько адвокатов, действующих от имени родственников исчезнувших жителей, объявили судебный иск против полиции за использование крайних мер и обвинили полицейского комиссара в пренебрежении своими обязанностями, поскольку он не попытался сначала эвакуировать людей. В течение всего дня по городу отмечался стойкий рост числа людей, не выходящих на работу. Производительность на рабочих местах и розничная торговля значительно снизили уровень, за исключением продуктовых магазинов. Менеджеры отметили, что люди покупают главным образом сухие и замороженные продукты.

Все это время картины разрушенной башни с торчащими из нее почерневшими раздувшимися и радиоактивными клыками из технического алмаза и бетона передавались компаниями новостей. Мешки с трупами стали мрачным фоном, сопровождающим каждого человека, о них говорили в передачах последних известий журналисты и их комментирующие события гости.

Отряд судебной полиции был отправлен вместе с людьми коронера. Им не было дано особенно детальных приказов, просто искать аномалии. Их сопровождали три эксперта из местного офиса разведки флота, которые ухитрились сохранить свою анонимность среди тех, кто суетился на пораженной территории.

Толпа разошлась по домам перед наступлением ночи, остался только простой полицейский кордон, контролируемый офицерами, которые сильно желали, чтобы в этот вечер им дали какое-нибудь другое задание.

Еще до полуночи был составлен судебный отчет экспертами разведки флота. В нем совсем ничего не говорилось о роли Беннет или Квинна Декстера.

— Во всяком случае, один из них только что прошел сквозь сеть, — сказала Западная Европа Ореолу и Северной Америке после того, как приняла отчет. — Хотя мне страшно хотелось бы узнать, каким образом Декстер выкинул этот номер с невидимостью.

— Я думаю, мы должны считать себя счастливыми, что никто из других одержимых, кажется, на это неспособен, — сказал Ореол.

— Этот удар СО причинил немало неприятностей, — заметила Северная Америка. — Почтенные сенаторы спрашивают, кто дал командованию власть открывать огонь на Земле. Затруднение в том, что на этот раз офис президента так и кричит, желая получить тот же ответ. Они могут попытаться создать комиссию. Если этого захотят и исполнительная, и представительная власть, мы можем оказаться перед необходимостью их блокировать.

— Тогда не надо, — заявила Западная Европа. — Я убеждена, что мы сможем назначить кого-то подходящего, чтобы ее возглавить. Пойдем дальше. Мне не нужно объяснять основную процедуру «прикрой-свою-задницу». Это требование удара исходило от бюро социальной защиты мэра и обращено к командованию СО. Это было законное требование. Старшие офицеры Терцентрала имеют право в экстренных случаях вызывать помощь из земных военных резервов. Это записано в конституции.

— Командованию СО следовало запросить у президента разрешение открыть огонь, — резко произнес Ореол.

— Южный Атлантический блок из-за этого не пошевелился, правда? — так же резко спросила Западная Европа.

— Нет. Говоря откровенно, он может потерять столько же, сколько любой из нас. Нынешний советник президента по обороне на его стороне; он делает приличную работу по ограничению разрушений.

— Будем надеяться, что этого достаточно. Я бы не хотела именно теперь подставлять президента. Людям нужна стабильность власти, чтобы она могла помочь им пережить трудные времена.

— Мы гарантируем, что агентства новостей промолчат об этой истории, как бы громко ни кричали сенаторы, — сказал Ореол. — Это не должно быть проблемой.

— Вот и прекрасно, — обрадовалась Западная Европа. — Это оставляет нас только с проблемой обычных одержимых.

— Нью-Йорк вносит беспорядок, — хмуро вставила Северная Америка. — Оставшиеся неодержимыми горожане защищаются, но я жду, что в конце концов они проиграют.

— Нам придется созвать еще одно собрание полной Би-7, — с энтузиазмом заключила Западная Европа. — Решайте, что мы будем делать в этом случае. Я прежде всего не собираюсь допустить, чтобы меня перенесли в тот мир, куда сбежали другие планеты.

— Не уверен, что у нас получится полный сбор, — засомневался Ореол. — Атлантика и ее союзники плевать хотели на вас.

— Они явятся, — уверенно заявила Западная Европа.

Она так и не получила возможности убедиться в своей правоте. В четверть третьего лондонский полицейский комиссар передал ей новость о трупе, найденном на Виктория-стрит.

— Этот старикан не был опознан, — отрапортовал комиссар. — Так что констебли взяли анализ на ДНК. Согласно нашим файлам, это Пол Джерролд.

— Имя мне знакомо, — вспомнила Западная Европа. — Он был довольно состоятельным. Вы уверены, что следы ожогов оставил белый огонь?

— Они подходят по конфигурации. Мы будем знать наверняка, когда сюда прибудет судебно-медицинская экспертиза.

— О'кей, спасибо, что проинформировали.

— Есть кое-что еще. Пол Джерролд был спасавшимся в ноль-тау. Он перевел свое состояние на долгосрочную доверенность и отправился в анабиоз на прошлой неделе.

— Дело дерьмо, — Западная Европа отправила срочный запрос в AI, который немедленно принялся за поиски.

Пол Джерролд доверил себя компании «Вечность Инкорпорейтед». Одной из многих недавно образованных компаний, специализирующихся на обеспечении ноль-тау для пожилых состоятельных людей. Поиски в памяти компании установили, что Джерролд был отправлен в отделение под названием «Ланчини», которое арендовала компания «Вечность Инкорпорейтед», пока не построят более подходящее помещение.

Под руководством Западной Европы AI переключил внимание на складское помещение, приводя в действие старые датчики безопасности на всех этажах. Один холл за другим, наполненные камерами ноль-тау, попадали в фокус на экране, затянутом голубой дымкой. AI переключился на единственное место, где была заметна какая-то деятельность. «Вечность Инкорпорейтед» установила мониторный центр в старом офисе управляющего; двое ночных техников сидели за своими столами, попивая чаек и не отрывая глаз от аудиовидеопроектора, поглядывая одним глазком на передачу новостей.

— Обратитесь к ним, — приказала Западная Европа комиссару. — Велите им отключить камеру Пола Джерролда и пусть посмотрят, кто там внутри.

Техники немного поспорили, потом сделали так, как их просили. Западная Европа нетерпеливо ждала, когда старинная клеть лифта, поскрипывая, поднялась на четвертый этаж и техники вышли к секции садоводства. Один из них отключил камеру. Там не оказалось никого.

Сильно расстроенные, теперь техники сделали в точности то, о чем их просили. Они пошли вдоль ряда саркофагов ноль-тау, отключая один за другим. Все они были пусты.

— Умно, — с горечью признала Западная Европа. — Кто мог бы заметить, что их там нет?

— Что вы хотите сделать? — спросил комиссар.

— Придется признать, что спасавшиеся в ноль-тау были одержаны. В «Ланчини» четыреста камер, так что пошлите туда немедленно нескольких своих офицеров, пусть они узнают точно, сколько людей похитили. Затем окружите все лондонские купола и перекройте движение внутреннего транспорта. Я должна буду заставить управление мэрии официально объявить комендантский час для всех горожан. Нам, возможно, повезет: сейчас два тридцать, так что девяносто пять процентов населения будут у себя дома, тем более после сегодняшних переживаний. Если мы сможем их там удержать, значит, воспрепятствуем распространению одержимых.

— Патрульные машины уже в пути.

— Я еще хочу, чтобы каждая дежурная полицейская бригада в городе перешла к действиям, у вас есть полчаса, чтобы отправить их внутрь зданий. Пусть они осмотрят каждую комнату, которая выглядит так, как будто кто-то недавно в ней был. Комнаты персонала, складские помещения — любые, где нет датчиков безопасности. Необходимо поискать там человеческие следы. Все, что найдут, подлежит анализу на ДНК.

Были и другие приказы. Тактические приготовления. Всех полицейских и работников службы безопасности разбудили и вызвали, они были готовы выступить против одержимых. Больницы привели в состояние готовности принять тяжелых больных. Городские вспомогательные станции были настороже, их техники размещены в ближайших полицейских участках. Представители разведки флота находились поблизости.

Как только администрация занялась делом под руководством Бюро Гражданской Обороны при мэрии, а на самом деле — Би-7, Западная Европа созвала своих коллег. Медленно и не скрывая недовольства, они появились в снабженном чувствительными датчиками конференц-зале. Последними показались Северная и Южная Атлантика.

— Беда, — сообщила им Западная Европа. — Похоже, Декстеру удалось захватить почти четыреста человек, пока он находился здесь.

— И вы не знали? — спросила недоверчивая Центральная Америка. — А как же поисковые программы AI?

— Он захватил их в камерах ноль-тау, — ответила Западная Европа. — Вы должны проверить компании, предлагающие подобные услуги, в своих городах. Здесь было слабое место.

— Что стало очевидно задним числом, — сказала Северная Америка.

— Доверьтесь Декстеру, чтобы он нашел это слабое место, — сказала Азиатская Атлантика. — У него, кажется, талант находить наши слабости.

— Их больше нет, — сказал Ореол.

— Очень надеюсь на это, — произнесла Западная Европа.

Это было первым признаком колебания, которые она проявила. Остальные были так шокированы, что молчали.

— Вы ударили по нему лазером стратегической защиты! — напомнила Восточная Европа. — Этого он не переживет.

— Надеюсь, исследования в «Ланчини» это подтвердят. Тем временем мы восстановили его психологический профиль, чтобы определить, чего он надеялся достичь при помощи этих новых одержимых. То, что они распространились повсюду, указывает на возможность преднамеренного удара. То, что он выпустил одержимых из-под контроля, ему не поможет. Помните, Декстер хочет покорить человечество ради своего Светоносца. Похоже, он хотел захватить власть над городом, которую впоследствии мог бы использовать как основу для своих дальнейших амбиций.

— Вопрос, — вмешалась Южная Африка. — Вы упомянули, что Пол Джерролд стал жертвой белого огня. Это указывает на то, что он не был одержимым.

— Вот с этого места все становится интересным, — согласилась Западная Европа. — Предположим, Джерролд был одержимым, и Декстер отправил его вместе со всеми остальными из «Ланчини». Они распространились по всему Лондону и начали заражать одержимостью новых людей. Один из этих новоприбывших — наш союзник из Эдмонтона, друг Картера Макбрайда.

— Черт, неужели вы так думаете?

— Абсолютно так. Он одолевает одержателя Пола Джерролда и посылает нам предостережение, которое невозможно игнорировать. Очевидно, у констеблей, находившихся рядом, случился сердечный приступ, когда труп свалился прямо перед патрульным автомобилем. Понимаете? Он говорит нам, что одержимые действуют, и дает нам знать, откуда они появляются. Вся операция Декстера обнаружилась благодаря этому простому действию.

— Вы можете их остановить?

— Думаю, да. Мы получили достаточное предварительное уведомление. Если мы сможем помешать городскому населению скапливаться в публичных местах, тогда одержимые будут вынуждены сами предпринимать какие-то шаги. Движение их выдаст, сделает уязвимыми.

— Не знаю, — сомневалась Восточная Азия. — Поместите одного одержимого в один и тот же квартал по месту жительства, и им не придется много двигаться, чтобы сделать одержимыми тех, кто находится рядом.

— Мы увидим, как это происходит, — согласилась Западная Европа. — Если они все вместе собьются в кучу такой плотности, они не смогут скрыть от AI свой излучающий сигнал.

— Итак, вы видите, что это происходит, — сказала Южная Атлантика. — Что дальше? Никакой полицейский отряд не сможет умиротворить квартал, наполненный двумя или тремя тысячами одержимых. А ведь это будет не один квартал, вы сказали — в «Ланчини» отсутствуют сотни людей. Если захвачено сто жилых кварталов, вы не сможете их все охватить. Би-7 определенно не в состоянии устроить сто независимых друг от друга ударов СО, особенно после Пасторских Высот.

— Мы вернулись к нашим первоначальным проблемам, — сказала Южная Америка. — Мы что, должны истребить целый город, чтобы не дать украсть у нас Землю?

— Нет, — отрезала Западная Европа. — Этого мы не сделаем. Не для того мы существуем. Мы — полицейская сила и сила безопасности, а не мегаломаньяки. Если ситуация выглядит так, будто в одном из городов наблюдается воздействие сбежавших одержимых, это значит, что нас победили. Мы принимаем это поражение с тем тактом, на какой только способны, и удаляемся из этого мира. Не хочу быть виновником геноцида и резни. Я считала, что к сегодняшнему дню вы все это поняли.

— Декстер вас побил, — отметила Южная Атлантика. — И его выигрыш — наша планета.

— Я могу контролировать четыреста одержимых в Лондоне, — сказала Западная Европа. — Могу удержать и четыре тысячи. Могла бы справиться и с пятнадцатью тысячами, хотя это дьявольски трудно. Без Декстера они настоящая куча мусора. Если он еще жив, он ими завладеет, и Земля не будет потеряна. Он не позволит этому случиться. Не о Лондоне мы должны волноваться.

— Вы же ничего не знаете, — возразила Южная Атлантика. — Вы ничего не можете поделать. Все, что каждый из нас теперь может, — это наблюдать. И молиться о том, чтобы антипамять флота Конфедерации смогла стать действенным оружием. Вот до чего вы нас довели. Вы думаете, я упряма и хладнокровна. Что ж, я предпочитаю это вашей чудовищной самоуверенности.

Ее изображение исчезло.

Остальные инспекторы отключились следом, пока не остались только Северная Америка и Ореол.

— Она по-своему права, — заключила Северная Америка. — Нам остается не такой ужасный жребий — действовать здесь. Даже если вам все удастся в Лондоне, есть еще Париж, Нью-Йорк и другие, которые потянут нас к поражению. Они гораздо дальше на пути к всеобщему одержанию. Будь оно все проклято, не хотела бы я уезжать.

— А я не сообщила нашим братьям-коллегам всего, — спокойно продолжила Западная Европа. — Тридцать восемь из тех, кого недосчитались в «Ланчини», прибыли сюда только вчера, после событий на Пасторских Высотах. Иными словами, замысел захватить их и сделать одержимыми разрабатывался еще девять часов тому назад. И мы знаем, что это операция Декстера; друг Картера Макбрайда дал нам это понять совершенно ясно, когда доставил труп Джерролда.

— Святые угодники, так он еще жив! — воскликнул Ореол. — Господи, Твоя святая воля, вы же поразили его оружием СО. И он выжил. Да каков же он, ко всем чертям?

— Хитрый и упрямый.

— И что нам теперь делать? — спросила Северная Америка.

— Я пущу в игру свой козырной туз, — объявила Западная Европа.

— А у вас он есть?

— У меня он всегда есть.

* * *

Квинн проник в призрачную реальность глубже, чем он делал когда-либо раньше. Он распахнул свое сознание, прислушиваясь к заунывному вою, который доносился откуда-то из еще более дальней части реальной вселенной. Первые существа, которых он почувствовал, казались людьми, но теперь, когда он стал ближе, он подумал, что это что-то иное.

Какой-то вид, которого он не мог распознать.

Это не были горестные жалобы, которые раздавались из потусторонья. Это что-то другое. Муки были утонченными и намного серьезнее.

Странно подумать, что где-то может быть хуже, чем в потусторонье. Но тогда потусторонье — только чистилище. Божий Брат живет в другом, более темном месте. Сердце у Квинна замерло в груди при мысли о том, что он, возможно, слышит первые попытки движения истинного Бога, когда Он поднялся, чтобы вести за Собой армию проклятых против светлых ангелов. Тысячу раз в эту долгую ночь Квинн взывал к существам, чьи крики он ощущал, вкладывая всю свою силу в молчаливый голос. Он жаждал ответа.

И ничего не достигал.

Это неважно. Ему уже показывали, что имеет значение. Сны осаждали отдаленнейшие пределы его мозга, пока он плыл по призрачному миру. Смутные темные силуэты смыкались вместе в муках, война, которая продолжалась все время с начала творения. Он не мог видеть, что это было; как все сны, они плясали и удалялись прочь от ясного фокуса памяти. Они не были людьми. Теперь он в этом уверен.

Воины Ночи. Демоны.

Ускользающие. На этот момент.

Квинн собрался с мыслями и вернулся в реальный мир. Кортни зевнула и поспешно заморгала, когда большой палец ноги Квинна ткнул в нее. Она улыбнулась снизу вверх своему темному хозяину, потягиваясь и поднимаясь с холодных плиток пола.

— Пора, — сказал он.

Одержимые его последователи, которых он избрал, стояли, выстроившись в молчаливый ряд, послушно ожидая инструкций. Вокруг них духи этого места выли, выражая гнев на осквернение, совершаемое Квинном, они были смелее, чем что бы то ни было, встреченное Квинном прежде. Но все же беспомощные перед его мощью.

Появился Билли-Джо, легко пробежал по проходу, почесываясь с ловкостью обезьяны.

— Снаружи дьявольски спокойно, Квинн. Какая-то непонятная муть творится.

— Так пошли поглядим, а?

Квинн вышел в ненавистный рассвет.

* * *

Объявление комендантского часа сверкало на поверхности экрана к тому времени, когда Луиза с Женевьевой проснулись. Луиза прочитала его дважды, затем запросила свой комнатный процессор о подтверждении. Ее ожидал длинный файл ограничений, официально уведомляющий о том, что мэр временно приостанавливает ее право на свободное перемещение и свободное общение.

Джен уткнулась ей в бок:

— Они здесь, Луиза? — спросила она печально.

— Не знаю, — она прижала к себе сестренку. — Этот взрыв на Пасторских Высотах очень подозрителен. Думаю, власти подозревают, что некоторые из них сбежали.

— Это не Декстер, нет?

— Нет, конечно же нет. Полиция захватила его в Эдмонтоне.

— Ты этого не знаешь!

— Наверняка нет. Но я думаю, очень уж непохоже, чтобы он был здесь.

Завтрак был одной из тех немногих вещей, которые комендантский час не запрещал. Когда они прибыли в ресторан, помощник управляющего отелем приветствовал их лично в дверях и преувеличенно извинился за ухудшенное обслуживание, но заверил, что оставшийся персонал сделает все возможное, чтобы все было нормально. Он также добавил, что, к сожалению, двери на улицу заперты согласно чрезвычайному положению и что полиция очень строга с теми, кого обнаруживает на улице.

Было занято всего с десяток столиков. Из страха постояльцы преувеличивали предписания чрезвычайного положения, и никто из них не разговаривал друг с другом. Луиза и Женевьева съели свои пшеничные хлопья и яичницу в подавленном настроении и снова пошли наверх. Они включили выпуск новостей на голографическом экране и стали слушать мрачные комментарии ведущей, одновременно глядя в окно на Грин-парк. По дорожкам разгуливали стаи ярких разноцветных птиц, поклевывая твердые камешки, как бы недоумевая, куда подевались люди. То и дело девочки видели, как полицейская машина бесшумно мчится по Пиккадили и въезжает вверх по пандусу на приподнятую скоростную дорогу, окружающую центр старого города.

Женевьеве все это скоро надоело. Луиза сидела на кровати и смотрела новости. Репортеры устраивались на разных точках, дающих хороший обзор на весь город, транслируя одинаковые картины покинутых улиц и площадей. Мэрия, всегда помнившая о зависимости от общественного мнения, наградила некоторых репортеров разрешением сопровождать констеблей в патрульных автомобилях. Те усердно передавали сценки, как констебли преследуют группы нескладных юнцов на улицах, где те слонялись, демонстративно не повинуясь властям. Бесконечное количество престарелых представителей Терцентрала предлагали себя для интервью, утешая аудиторию, что чрезвычайное положение является мерой предосторожности, указывающей на сильное руководство мэра и на его намерение сделать так, чтобы Лондон не сделался вторым Нью-Йорком. Так что, пожалуйста, только помогайте нам, и мы все это разгребем к концу недели.

Луиза с отвращением отключила программу. От Джошуа все еще не было вестей.

Женевьева зашнуровала ботинки с высоким давлением и отправилась вниз, в вестибюль, чтобы попрактиковаться в слаломной технике. Луиза пошла с ней, чтобы помочь ей установить картонную линию на отполированном мраморе.

Девочка уже прошла половину пробега, сильно пружиня ногами, когда центральная вращающаяся дверь пришла в движение, пропуская в вестибюль Иванова Робсона. Она завизжала от удивления, потеряв всю свою сосредоточенность. Ноги ее подкосились, и она свалилась, больно ударившись о мрамор. Инерция заставила ее подкатиться к ботинкам Робсона и ухватиться за них. Она стукнулась прямо об него.

— У-ух! — она потерла колено и плечо.

— Если уж ты собираешься это делать, так бы по крайней мере надела защитный спортивный костюм, — сказал Робсон.

Он опустил свою большую руку, поднял девочку и поставил прямо.

У Женевьевы начали разъезжаться ноги; она поспешно дважды стукнула о пол правой пяткой, прежде чем совершила еще одно недостойное падение.

— Что вы здесь делаете? — выдохнула она.

Он взглянул на портье.

— Меня просили забрать отсюда вашу парочку.

Луиза посмотрела через застекленную раму вращающейся двери. Снаружи стояла машина с тонированными стеклами. Частные детективы не могут разъезжать на официальном транспорте во время чрезвычайного положения, неважно, на какие контакты они претендуют.

— Кто просил? — легкомысленно спросила она.

— Кое-кто из властей.

Она не ощутила ни малейшей тревоги при таком развитии событий. Совершенно напротив, теперь, может быть, впервые он был с ними полностью честен.

— Мы арестованы?

— Ничуть.

— А если мы откажемся?

— Пожалуйста, не надо.

Луиза обвила рукой Джен:

— Ладно. Куда мы в точности едем?

Иванов Робсон живо улыбнулся:

— Не имею абсолютно никакого представления. Я, пожалуй, и сам хотел бы это узнать.

Он сопроводил их назад в номер, настояв, чтобы они упаковали вещи как можно скорее. Швейцар и несколько ночных носильщиков взяли все их вещи и спустились с ними вниз.

Робсон уладил с портье все дела со счетом, не обращая внимания на полуискренние протесты Луизы. Затем они вышли через вращающуюся дверь и оказались позади полицейской машины, а вещи поставили у них в ногах.

— Очень удобно, — сказала Луиза, когда Робсон забрался в машину и занял сиденье напротив них.

Внутренность машины скорее смахивала на роскошный лимузин, с сиденьями, обитыми толстой кожей, кондиционером и односторонним стеклом. Она почти ожидала, что здесь найдется и бар.

— Да, это вам не стандартный фургон для арестованных, — согласился он.

Наращивая скорость, они поехали по Пиккадили, потом плавно повернули и поехали вверх по окружной скоростной дороге. Луиза могла видеть все голографические объявления, сверкающие огнями над пустыми улицами внизу, это было единственное заметное движение в городе. Насыщенные краски и детский восторженный энтузиазм реклам придавал их неуместности обреченную остроту среди молчаливых зданий.

Автомобиль прорывался по паутине приподнятых дорог, проложенных вокруг небоскребов, и Луиза представляла себе миллионы пар глаз за слепыми стеклянными фасадами, которые смотрели, как они мчатся мимо. Люди, наверное, удивляются, что они здесь делают и не мчатся ли для того, чтобы погасить очередную вспышку одержания. У полиции не было других причин деятельности. Даже самого мэра не выпускали из его дома на Даунинг-стрит 10, как сегодняшним утром сотни раз подчеркивала пресса. Любопытство начало занимать главенствующее место в Луизиной голове. Она горела нетерпением встретиться с тем человеком, который их вызвал. Очевидно, что вокруг нее произошло слишком много всяких событий, о которых она абсолютно ничего не знает. Славно было бы получить объяснения. Даже понимая это, она не могла, пусть бы от этого зависела вся ее жизнь, догадаться, почему кто-то такой влиятельный захотел видеть ее и Джен.

Ее надежда на то, что все разрешится скоро, погасла, когда полицейская машина пошла под уклон к нижней части кольца и въехала прямо в туннель восьмирядной автомагистрали. Громадное количество шлюзов сомкнулось за машиной, запечатывая их внутри. А потом не было ничего, кроме бетонных стен, освещенных неяркими голубовато-белыми огнями. Еще больше, чем город, эта широкая пустынная магистраль произвела на Луизу сильное впечатление чрезвычайного положения и комендантского часа и напомнила о страхе, заставлявшем лондонцев быть послушными.

Проехав некоторое расстояние по незнакомой дороге, они свернули с магистрали на маленькую туннельную дорогу, она вела к подземным заводам. Машина доставила их в гараж с арочной крышей, больше подходившей какому-нибудь вокзалу времен паровых поездов. Длинные ряды грязных тяжелых наземных машин стояли заброшенными на своих стоянках. Полицейский автомобиль ехал дальше, пока они не достигли последнего бокса, где стоял «фольксваген трупербас». Два техника и три механоида суетились вокруг большой машины, готовя ее к поездке.

Дверь автомобиля мягко раскрылась, в салон ударила волна сырого воздуха с запахом плесневеющих грибов. Зажав нос в преувеличенном отвращении, Женевьева последовала за Робсоном и сестрой, чтобы посмотреть на большую машину. У «фольксвагена» было по шесть двойных колес с каждой стороны в полтора метра в диаметре, с такими глубокими протекторами, что Женевьева свободно могла засунуть туда руку. У задней стенки были сложены тяжелые гусеничные цепи, способные вытащить машину из любой трясины, если их прикрепить к осям колес. Грязная, оливково-зеленая, она напоминала корпус лодки-плоскодонки, по бокам виднелись овальные окошки, а впереди — на ветровом стекле — два огромных угловатых дворника. Все толстые стекла были тонированы темно-пурпурным. Обладая стальным и титановым оборудованием, эта машина весила тридцать шесть тонн, а потому никакая буря не смогла бы ее опрокинуть. Для полной уверенности она была снабжена шестью устройствами, стреляющими длинными привязанными к ним гарпунами прямо в землю, для дополнительной стабильности в случае, если застигнет во время пути сильная непогода.

Женевьева медленно оглядела грубую, обляпанную грязью машину.

— Мы что, выезжаем из города? — спросила она удивленно.

— Похоже на то, — воодушевляюще отвечал Робсон.

Одному из механоидов приказали разгрузить багаж сестер, переместив его в специальное отделение на боку большой машины. Техник показал им люк.

Основная кабина «фольксвагена» была предназначена для сорока пассажиров; а та, куда они попали, была снабжена десятью комфортабельными, обитыми кожей вращающимися стульями. В задней части располагались туалет и небольшой камбуз, а впереди — кабина с тремя сиденьями. Водитель представился как Ив Гейнз.

— В этой поездке нет стюардессы, — сказал он, — так что пошарьте сами по шкафам, если вам захочется поесть или попить. Запасы у нас хорошие.

— Как долго мы будем ехать? — спросила Луиза.

— Будем на месте к вечернему чаю.

— Где именно?

Он подмигнул:

— Секрет.

— А можно сесть впереди и смотреть на дорогу? — спросила Женевьева. — Я бы хотела поглядеть, как на самом деле выглядит Земля.

— Конечно можно, — он сделал широкий жест вперед, и она забралась в кабину.

Луиза бросила взгляд на Робсона:

— Давайте и вы, — разрешил он. — Я-то раньше уже ездил.

Она села рядом с Джен на свободное сиденье.

Ив Гейнз устроился перед пультом и начал процедуру отправления. Люк захлопнулся, заработали воздушные фильтры. Луиза испустила вздох, когда воздух стал прохладнее, выпуская наружу влажность и запахи. «Фольксваген» покатил вперед. На дальнем конце гаража глыба стены заскользила вверх, открывая длинную асфальтовую дорогу, блеснувшую на солнце так ярко, что это заставило Луизу сощуриться, несмотря на тяжелое защитное стекло.

* * *

Лондон не закончился за периметром девяти внешних куполов. Сам город в основном состоял из жилых и торговых зон, а промышленные предприятия внутри него занимались главным образом программным обеспечением, дизайном и производством предметов широкого потребления. Тяжелая промышленность располагалась за пределами куполов, в подземных убежищах длиной в десятки километров, со своими литейными цехами, химическими очистителями и цехами для переработки отходов. Точно бетонированные моллюски, наводнявшие стены купола, повсюду виднелись станции контроля за окружающей средой, обеспечивающие жителям энергию, воду и прохладный профильтрованный воздух. Но доминировали в этой местности непосредственно за городской чертой фабрики пищевой промышленности. Сотни квадратных километров были отданы синтезирующим машинам, способным производить протеины, углеводы и витамины и соединять их вместе в миллионе различных структурных комбинаций, которым каким-то образом никогда не удавалось иметь тот же вкус, что натуральные продукты. Они снабжали продуктами весь город, выкачивая сырые химикалии из моря, из сточных вод и из воздуха, чтобы в результате разных манипуляций и процессов превращать их в аккуратные пакетики и картонные коробочки. Богатые люди могли позволить себе импортные деликатесы, но даже их основная еда производилась здесь.

У «фольксвагена» заняло сорок минут, чтобы проехать мимо последних наполовину утопающих в земле бетонных строений, наполненных органическими синтезаторами, клонирующими мясо чанами. Строго четырехугольные холмики, из которых вздымались толстые башни теплообмена, уступили место естественным неровностям ландшафта. Сестры с жадностью разглядывали изумрудную ширь, простирающуюся перед ними. Луизу поразило растущее разочарование, она ожидала чего-то более динамичного. Даже на Норфолке были более впечатляющие пейзажи. Двигались здесь только длинные полосы помятых облаков, плывущих в сияющем кобальтовом небе. Время от времени крупные дождевые капли взрывались на экране с тусклым звуком: пап!

Они ехали по дороге, выложенной каким-то темным сетчатым материалом, и травяные стебли поднимались сквозь него, переплетаясь сверху. То же самое живое зеленое растение покрывало каждый квадратный дюйм почвы.

— А разве совсем нет деревьев? — спросила Луиза.

Все выглядело так, как будто они проезжают через яркую зеленую травянистую пустыню. Даже те меленькие нерегулярно попадающиеся комочки, которые она принимала за булыжники, были покрыты этим растением.

— Нет, их больше нет, — ответил Ив Гейнз. — Это почти единственный вид растительности, оставшийся на планете, старая зеленая-зеленая трава родины. Это валлиснерия, потомок скрещенных травы и мха, она выведена с сетчатым корнем, это плотнейшее и самое твердое переплетение стеблей, какое вы можете где-либо видеть. Я как-то лопату сломал, когда пытался прокопаться через нее. Она уходит под почву на шестьдесят сантиметров. Но нам приходится ее выращивать. Ничто другое не в состоянии остановить эрозию почвы на таком же уровне. Вы бы видели потоки воды, которые бушуют после бури, каждая трещинка в земле превращается в ручей. Имели бы такую растительность на Мортонридже, это было бы совсем другое дело, я вам точно говорю.

— Ее можно есть? — спросила Женевьева.

— Нет. Люди, которые ее вывели, слишком заботились, чтобы получить нечто такое, способное выполнить свою задачу, они сосредоточились только на том, чтобы сделать ее невероятно прочной. Эта трава может противостоять ультрафиолету, сколько бы его ни испускало солнце, и не существует никаких заболеваний, каким она была бы подвержена. Так что теперь слишком поздно что-то изменить. Нельзя заменить ее каким-то иным видом, потому что она растет повсюду. Полсантиметра почвы достаточно, чтобы ее поддерживать. Ее могут одолеть только скалы, а для них у нас есть грибы-блюдца.

Женевьева скривила губы и приникла к экрану.

— А как насчет животных? Они-то остались?

— Никто не знает точно. Мне случалось видеть какие-то движущиеся предметы, но не на близком расстоянии, так что это просто могли быть переплетенные узлы валлиснерии, которые сдувал ветер. Предполагается, что в некоторых орошаемых долинах в заповедниках живут семейства кроликов. Мои друзья, тоже шоферы, утверждают, что они их видели. Не знаю, как это может быть, ультрафиолет должен был выжечь им глаза и возбудить раковые клетки. Возможно, имеются некоторые виды, развившие сопротивляемость, они достаточно быстро размножаются, чтобы эволюционировать, эти шельмецы всегда отличались живучестью. А потом люди говорят, все еще водятся пумы и лисы, они питаются кроликами. И я бьюсь об заклад, что возле куполов выжили крысы.

— А зачем вы вообще сюда ездите? — спросила Луиза.

— Вспомогательные бригады проделывают большую работу в туннелях вакуумных поездов. Потом, есть еще бригады службы экологии, они выезжают, чтобы исправлять худшие проявления эрозии; пересаживают валлиснерию и восстанавливают речные берега, которые оказываются смыты, и так далее.

— Зачем же беспокоиться об этом?

— Города-купола все еще распространяются, несмотря на эмиграцию. Поговаривают о том, чтобы в этом столетии построить еще два купола для Лондона. А Бирмингем и Глазго опять перенаселены. Нам приходится заботиться о нашей земле, особенно о почве; если мы не станем этого делать, ее просто смоет в море, а мы останемся на континентах, которые будут лишь сплошными скалистыми плато. Этот мир уже достаточно настрадался от разрушений; вообразите только, на что станут похожи океаны, если позволить всей этой почве их загрязнить. Ведь только океаны нынче и поддерживают в нас жизнь. Так что я полагаю, это делается действительно в наших собственных интересах. По крайней мере это означает, что мы никогда не перестанем охранять и беречь землю. Это даст хороший результат.

— Вам нравится здесь, вне города, да? — спросила Луиза.

— Я люблю эти края, — счастливо улыбнулся ей Ив Гейнз.

Они поехали по гиблой земле, накрытой сверху единственно ценным защитным плащом. Луиза нашла, что здесь удручающе голо. Она вообразила, что валлиснерия напоминает широкое полотно стерильной упаковки, сохраняющей нетронутые поля и рощи, которые спят под ней. Ей очень не хватало чего-то, что резко нарушило бы это однообразие, каких-то следов старой листвы, которая вырвалась бы наружу после зимней спячки и еще раз наполнила землю красками и разнообразием. Что бы она только не отдала за вид единственного гордо возвышающегося кедра: это был бы признак сопротивления пассивному подчинению неестественной однообразности пейзажа. Земля со всеми ее чудесами и богатством должна была быть способной на большее.

Они упорно продвигались на север, поднимаясь из долины Темзы. Ив Гейнз указывал на старинные дома и деревни. Стены построек выглядели теперь не более чем твердыми бесформенными комьями, тонущими в зарослях валлиснерии, названия населенных пунктов были перегружены в дорожный блок «фольксвагена». Машина давно уже свернула с дороги, а Луиза вернулась в главный отсек, чтобы разогреть к ланчу содержимое нескольких пакетов. Теперь они ехали прямо по валлиснерии, громадные колеса размалывали ее в мягкую массу. Снаружи местность становилась все более неровной, долины углублялись, а холмы выставляли напоказ голые скалистые вершины, покрытые серо-зелеными лишайниками и охристыми грибами, из-за чего создавалось впечатление, что они разодраны когтями. В ущельях протекали серебристые ручьи мягко струящейся воды, а в каждом углублении отдыхали озера.

— Вот мы и на месте, — пропел Ив Гейнз через четыре часа после того, как они выехали из Лондона.

Иванов Робсон протиснул в кабину позади сестер свое туловище, уставившись вперед с таким же нетерпением, как и они. Из земли поднимался чистый геодезический хрустальный купол около пяти метров шириной, как определила Луиза; его края повторяли контуры окружающих его склонов и низких долин. Сам купол был серым, как будто был наполнен густым туманом.

— Как он называется? — спросила Женевьева.

— Агрономическая исследовательская установка номер 7, — ответил Ив Гейнз, глядя прямо на нее.

Женевьева ответила ему резким взглядом, но не возразила.

Распахнулась дверь в основании купола, чтобы пропустить машину. Как только дверь захлопнулась, со всех сторон хлынул красноватый поток воды, чтобы смыть грязь и возможные споры с корпуса и колес машины. Они въехали прямо в небольшой гараж, раскрылся люк.

— Пора познакомиться с боссом, — сказал Иванов Робсон.

Он вывел девочек из гаража. Воздух был прохладнее, чем внутри «фольксвагена» и в Вестминстерском куполе, подумала Луиза. На ней было только простое голубое матросское платье с короткими рукавами. Не то чтобы было холодно, больше похоже на свежий весенний денек.

Иванов поманил их вперед. Женевьева дважды щелкнула каблуками и проскользнула к нему. Их ожидал небольшой четырехместный джип с тентом в белую и красную полоску и рулевым колесом. С первым, какое Луиза увидела на этой планете. Она почувствовала себя увереннее, когда за руль сел Иванов. Они с Джен заняли задние сиденья, и машина тронулась в путь.

— А я думала, эти места вам незнакомы, — удивилась Луиза.

— Я их и не знаю. Мною руководят.

Луиза задала вопрос сетевому процессору, но ответа не получила. Иванов завез их в извилистый бетонный туннель, который тянулся сотни две ярдов, затем они внезапно вынырнули на солнечный свет. Джен чуть не задохнулась от восторга. Исследовательский купол покрывал кусок деревенской местности, и это была та Англия, которую они знали по учебникам истории: зеленые лужайки, испещренные лютиками и маргаритками, вьющиеся изгороди из боярышника, окаймляющие поросшие зарослями участки, небольшие лески ясеня, сосны и серебристой березы, растущие в долинах; гигантские конские каштаны и буки, рассыпанные по целым акрам парка. Лошади паслись на огороженных участках, а утки и розовые фламинго плескались в озере, окруженные лиловыми и белыми лилиями. В центре располагался деревенский дом, по сравнению с которым Криклейд выглядел безвкусным и претенциозным. На всех трех этажах стены были скреплены толстыми балками из черного дуба, расположенными по традиционным для эпохи Тюдоров диагоналям, хотя их трудно было разглядеть под массой топазовых и алых вьющихся роз. Окна из граненого освинцованного стекла были распахнуты, давая ленивому движению воздуха циркулировать по комнатам. Выложенная камнем дорожка вилась по аккуратной лужайке, которая была окружена бордюром из тщательно подрезанных кустов. Ряд старых тисов обозначал конец официального сада. С другой стороны был теннисный корт, где двое людей ударяли по мячу в продолжение завидно долгого периода.

Джип провез их по грубой дорожке к лужайкам и вокруг, к фасаду дома. Они повернули, въехали в кованые железные ворота и покатились по мшистой булыжной подъездной дорожке. По обе стороны от нее над зарослями травы камнем коварно падали вниз ласточки, перед тем как ринуться к свесу крыши, где скрывались их гнезда из охристой грязи. Деревянное крыльцо у парадной двери густо покрывала жимолость. Луиза только смогла увидеть, что кто-то ждал их среди падающих от растений теней.

— Мы домой приехали, — в восторге шепнула Женевьева.

Иванов остановил джип перед крыльцом.

— Теперь управляйтесь сами, — сказал он им.

Когда Луиза бросила на него взгляд, он смотрел прямо перед собой, крепко вцепившись в руль. Она как раз собиралась хлопнуть его по плечу, когда человек, ждавший на крыльце, шагнул вперед. Это был молодой человек, примерно того же возраста, что Джошуа, подумала Луиза. Но в тех местах, где лицо Джошуа было тощим и плоским, у этого оно было круглым. Однако человек был красив, с каштановыми волосами и большими зелеными глазами. Губы изогнулись в кривой улыбке. На нем был белый свитер для игры в крикет и теннисные шорты; голые ноги были обуты в легкие потертые парусиновые туфли на резиновой подошве с одним порванным шнурком.

Он протянул руку, тепло улыбнулся:

— Луиза, Женевьева. Наконец-то мы встретились, если можно снова использовать это избитое выражение. Добро пожаловать в мой дом.

Черный ньюфаундленд выбрался из дома и начал обнюхивать доски вокруг его ног.

— Кто вы? — спросила Луиза.

— Чарльз Монтгомери Дэвид Филтон-Асквит к вашим услугам. Но я бы предпочел, чтобы вы называли меня Чарли. Все здесь зовут меня так. Что справедливо.

Луиза нахмурилась, все еще не подавая ему руки, хотя едва ли он чем-то им угрожал. Точь-в-точь тип юного землевладельца, с какими она выросла, хотя, нужно признать, этот куда больше рисуется.

— Но кто вы такой? Я не понимаю. Это вы нас сюда вызвали?

— Боюсь, что так. Надеюсь, вы меня простите, но я подумал, что по сравнению с Лондоном вам здесь будет лучше. Именно теперь там не особенно весело.

— Но как? Каким образом вы нас вывезли при чрезвычайном положении? Вы что, полисмен?

— Не совсем, — он состроил гримасу сожаления. — Если точнее, вы могли бы сказать, я полагаю, что я правлю миром. Жаль, что я не слишком хорошо служу ему именно теперь. Все же — такова жизнь.

* * *

По другую сторону от старинного дома находился плавательный бассейн в форме удлиненной капли со стенами из крошечных белых и зеленых мраморных плиток. На полу из них была выложена мозаика — Мона Лиза. Луиза узнала эту картину, хотя не могла припомнить, чтобы женщина на оригинальном холсте выставляла напоказ левую грудь. Группа молодых людей резвилась в бассейне, с энтузиазмом брызгаясь, играя в поло большим розовым мячом по какими-то своим правилам.

Она сидела в мощеном йоркширским камнем патио вместе с Чарли. Джен, расслабилась за длинным дубовым столом, перед ней открывался чудесный вид за бассейном и лужайками. Дворецкий в белом пиджаке, прохладительный напиток в длинном бокале, там плавало много льда и фруктов. Женевьеве подали какой-то экстравагантный молочный коктейль, приправленный клубникой и мороженым, а Чарли мелкими глотками попивал джин с тоником. Луиза должна была признать, что все это было крайне цивилизованно.

— Значит, вы не президент и ничего такого в этом роде? — спросила она.

Чарли рассказывал им о разведке флота и ее иерархии.

— Ничего похожего. Я просто заведую делами безопасности по Западной Европе и действую согласованно с моими коллегами, чтобы сражаться с глобальными угрозами. Никто нас не избирал, мы имели возможность отменять структуру и природу разведки флота в тех случаях, когда континентальные правительства и Объединенные Нации вмешивались в Терцентрал. Так что мы включили себя туда.

— Это же было очень давно, — вспомнила Луиза.

— Началось с двадцать второго столетия. Интересные времена для жизни. В те денечки мы были куда более активны.

Чарли улыбнулся и сделал жест в сторону розового сада. Аккуратный заросший квадрат, разделенный на сегменты, каждый из которых засажен кустами роз другого цвета. Несколько биотехов, напоминающих черепах, медленно передвигались среди густых растений, их длинные цепкие шеи гордо тянулись кверху, позволяя им обрывать увядшие цветы.

— Это кусачковое устройство. Я держу двенадцать различных видов, чтобы они держали мое поместье в порядке. А всего их тут тысячи две.

— Но адамисты изгнали кусачковых из всех своих миров, — сказала Джен. — И первой была Земля.

— Публика не умеет их использовать, — объяснил Чарли. — А я умею. Кусачковые и их подобия — очень полезные технические приспособления, они дают Би-7 большое преимущество. Это та комбинация, которая позволила мне прожить шестьсот лет, не меняя имиджа, — гордым жестом он помахал перед собой рукой. — Это тридцать первое тело, в котором я живу. У меня есть способность к сродственной связи, она у меня появилась задолго до того, как начался эденизм. Сначала я пользовался нейросимбиозом, потом способность к связи была введена в мою ДНК. Некоторым образом метод бессмертия Би-7 использует разновидность эденистского конечного преобразования жизненной памяти. Они этим пользуются, чтобы перенестись в нейтральный слой своего обиталища. Я же, в свою очередь, использую его, чтобы трансформироваться в новое, сильное, молодое тело. Клон растет в сенсорной изоляции восемнадцать лет, его охраняют от любого намека на мысль во время развития. По существу, это опустошенный мозг, ожидающий, чтобы его наполнили. Когда приходит время, я просто монтирую ту память, какую хочу взять с собой, и передвигаю свою личность в новое тело. Старое немедленно подвергается уничтожению, давая таким образом процессу прямую непрерывность. Я даже складываю отбракованные части памяти в нейронные конструкции, так что по-настоящему ни один аспект моей жизни не оказывается потерянным.

— Тридцать одно тело — это ужасно много всего для шести сот лет, — сказала Луиза. — Салдана к сегодняшнему дню живут почти двести лет. И даже мы, Кавана, протянем лет по сто двадцать.

— Да, — согласился Чарли, примирительно пожимая плечами. — Но последнюю треть этого срока вы проведете, страдая от ограничений, которые накладывает возраст. А вот я, как только доживаю до сорока, немедленно снова трансформируюсь в новое тело. Бессмертие и вечная юность. Неплохо так устроиться.

— До сих пор, — Луиза отпила глоток прохладительного, — все эти предыдущие тела имели свои души. Это ведь совсем не то, что память. Я это видела в передаче новостей. Киинт говорил, что они существуют отдельно.

— Именно. Нечто такое, что Би-7 коллективно игнорировали. Едва ли это удивительно. Предполагаю, что наши бывшие тела должны быть погружены в ноль-тау, по крайней мере до тех пор, пока мы не разрешим проблемы потусторонья.

— Значит, вы и правда жили в двадцать первом веке? — спросила Женевьева.

— Да. Во всяком случае, я это помню. Как утверждает твоя сестра, определения жизни за последнее время сильно изменились. Но я всегда считал, что являюсь одной и той же личностью в течение всех этих столетий. Это не то убеждение, которое можно развеять за две недели.

— Прежде всего как вам удалось достичь такого могущества? — спросила Луиза.

— Обычная причина — богатство. Все мы в двадцать первом веке владели или управляли обширными корпорационными империями. Мы не были просто многонациональны; мы стали интерпланетными, и мы сделали прибыли, которые переросли национальный доход. Это было время, когда открывались новые границы, что всегда расширяет источники доходов. Это было также время великих гражданских волнений; то, что мы назвали Третьей Мировой войной, время быстрой индустриализации благодаря атомной энергии, и с такой же скоростью дестабилизировалась экология. Национальные и региональные правительства вкладывали огромные ресурсы в борьбу с разрушением биосферы. Социальное благосостояние, административные инфраструктуры, здравоохранение и безопасность, на которые правительство тратило свои усилия, медленно задыхались в пределах денег налогоплательщиков и продавались частной промышленности. Для нас это вовсе не было сильным скачком. Частные силы безопасности охраняли собственность компаний еще с двадцатого века; строились тюрьмы и управлялись частными фирмами; частные полицейские отряды патрулировали закрытые от посторонних поместья, их оплачивали, исходя из собственных расценок. В некоторых странах людям даже приходилось страховаться, чтобы было из чего платить государственной полиции за расследование, если кто-то становился жертвой преступления. Так что, как видите, вовлечение во все дела частной полиции было истинным прогрессом в индустриализированном обществе. Мы, шестнадцать человек, контролировали девяносто процентов мировых сил безопасности, так же, естественно, мы сотрудничали и помогали друг другу в вопросах интеллектуальной собственности. Мы даже начали вкладывать деньги в оборудование и познавательные программы, которые никогда не дали бы нам возвращения затраченных финансов. Тем не менее все это окупилось: никто другой не собирался защитить нас от региональных мафий. Уровень преступности действительно впервые за десятилетия начал снижаться.

После этого мы вынесли решение установить Терцентрал с его централизованными налоговыми законами, который был настроен в нашу пользу. Наших адвокатов бросили на высокие совещательные посты в кабинет министров и государственных исполнителей, наши люди влияли на решения государственных деятелей и помогали правящим парламентам и конгрессам с противоречивым законодательством.

— Это ужасно, — поежилась Луиза. — Вы же диктаторы.

— Так же, как и класс землевладельцев на Норфолке, — парировал Чарли. — Ваша семья — то же самое, что и я, Луиза, только вы не совсем честно на это смотрите.

— Люди приехали на Норфолк после того, как была написана конституция, они ее никому не навязывали.

— Я мог бы с вами поспорить, но я понимаю ваше чувство возмущения, может быть, даже лучше, чем вы сами. В течение столетий я не раз сталкивался с подобными заблуждениями. Все, о чем я могу просить: судите по средствам, которыми это было достигнуто. На Земле имеется стабильный, живущий в комфорте средний класс, он свободен жить своей жизнью более или менее так, как он хочет. Мы пережили кризис климата, мы разъехались в космос завоевывать звезды. Ничего из этого не могло бы быть достигнуто без сильного лидерства, отсутствие которого является проклятием современной демократии. Я бы сказал, это впечатляющее достижение.

— Эденисты — демократы, а они процветают.

— Ах да, эденисты. Наш величайший неожиданный триумф.

— Что вы хотите этим сказать — неожиданный? — Луиза не могла не заинтересоваться.

Впервые она узнавала правду о том, как устроен мир, и о его истории. О той действительной истории, которая никогда не была написана и на которую никто не ссылался. Все то, чего Луиза была лишена дома.

— Мы хотели сохранить биотехи для себя, по этой причине мы пытались ввести полное запрещение на технику, — сказал Чарли. — Мы сознавали, что не сможем этого достичь без политической декларации, наш контроль над правовой и законодательной сторонами не был тогда полным. Так что мы начали с осуждения религии, добиваясь цели тем, что десять лет предавали ее отрицательной гласности. Мы почти достигли цели. Папа Элинор готова была объявить Согласие дьявольской профанацией, и аятоллы с ней солидаризировались. Мы нуждались только в нескольких годах давления, и независимые компании были бы вынуждены прекратить дальнейшее развитие. Биотехи и Согласие исчезли бы, стали бы отмершей ветвью эволюции техники. История полна такого сора. И тут явился Вин Цит Чон, трансформировал свою личность в нервную сферу Эдена. Ко всей иронии, мы не осознали потенциала обиталищ, хотя экспериментировали в сходных плоскостях, чтобы достигнуть собственного бессмертия. Это принудило Папу к действию; ее декларация просто последовала слишком рано. На Земле уже имелось слишком много биотехов и Согласия, чтобы ее стали беспрекословно слушаться. Сторонники движения эмигрировали на Эден, который к тому времени вышел из-под нашего контроля. Мы не имели абсолютно ничего общего с формированием нового общества. Оно не таково, чтобы туда могли проникать наши оперативники.

— Но вы установили законы для всего остального мира.

— Абсолютно. Мы распоряжаемся основными политическими аспектами Терцентрала; наши компании доминируют в земной промышленности и в экономических силах Конфедерации. Мы — те, кто делает основные вложения в каждую новую развивающуюся колониальную мировую компанию, потому что живем достаточно долго, чтобы пожинать плоды дивидендов — для их созревания требуется два столетия. Между нами, наши финансовые учреждения должны человеческому роду неплохие проценты.

— За что же? Никому ведь на самом деле не нужно так много денег.

— Вы будете удивлены. Должная политика и оборона пожирают триллионы долларовых вложений. Флот Терцентрала — нечто вроде финансовой прорвы. Мы все еще обеспечиваем собственную безопасность, как делали это всегда. Поступая так, мы охраняем и всех остальных. Признаюсь, я диктатор, но клянусь при этом — диктатор настолько милосердный, насколько это возможно.

Луиза печально покачала головой.

— И при всей этой мощи и силе вы все-таки не можете остановить Квинна Декстера.

— Нет, — согласился Чарли. — Он — главный наш провал. Мы можем благополучно потерять эту планету и все ее сорок биллионов душ. И все из-за того, что я оказался неспособен перехитрить его. История в конечном счете заклеймит нас как великих грешников. И справедливо.

— Так он действительно победил? — потрясенно спросила Луиза.

— Мы побили его оружием СО на Пасторских Высотах. Он каким-то образом сбежал. Теперь он волен сделать все, что захочет.

— Значит, он последовал за нами в Лондон.

— Да.

— Так вы манипулировали мной и Женевьевой все это время, так? Иванов Робсон — один из ваших агентов.

— Да, я вами манипулировал. И у меня нет по этому поводу ни сожалений, ни угрызений совести. Если учесть, что было поставлено на кон, это было полностью оправдано.

— Полагаю, что так, — покорно согласилась Луиза. — Мне вполне понравился Робсон, хотя он был слишком уж хорош, чтобы быть настоящим. Ни разу не ошибся. В реальной жизни таких людей не бывает.

— Не забивайте себе голову Робсоном. Он не агент; боюсь, что я завербовал его после суда над ним. Такие люди всегда мне полезны. Но славный старина Иванов вовсе не милый человек. Не такой неприятный, как Беннет, допускаю. Она была просто вредным вирусом величиной с человека, ей даже удалось бросить меня в дрожь своей сумасшедшей одержимостью, а ведь это нелегко после всех зверств, какие я повидал в жизни.

— А Энди? С ним-то что? Он тоже один из вас?

Чарли просиял:

— О да, такой романтик. Нет. Он реальная личность. Я никак не ожидал от вас, Луиза, что вы пойдете и купите нейросеть. Вы для меня постоянный сюрприз, я вами восхищаюсь.

Она нахмурилась, глядя на него поверх бокала:

— Что же теперь? Зачем вы привезли нас сюда? Я не верю, что это сделано только для того, чтобы вы лично нам все объяснили. На вас не похоже, чтобы вы часто извинялись, правда?

— Вы были моим последним броском в этой игре в кости, Луиза. Я надеялся, что Декстер может попытаться последовать за вами сюда. У меня в запасе последний вид оружия, которое может подействовать. Оно называется антипамятью и может разрушать души. Его разработал флот Конфедерации, хотя оно только в стадии опытного образца. Что означает, что его можно применять только на очень близком расстоянии. Если бы Декстер последовал за вами, мы могли бы иметь возможность применить его. Это было бы моей последней позицией. Я был совершенно готов встретиться с ним лицом к лицу.

Луиза поспешно оглянулась, окинув весь сад взглядом в поисках любого признака дьявола, чье лицо она никогда не смогла бы забыть. Глупейшая реакция. Но перспектива того, что Квинн Декстер коварно преследовал ее через пустынную сельскую местность, заставила ее похолодеть.

— Но он за нами не последовал.

— Не на этот раз, да. Так что буду счастлив взять вас обеих с собой, когда уеду. Я хочу убедиться, что теперь вы полетите на Юпитер.

— Вы задерживали все мои послания Джошуа.

— Да.

— Я должна с ним поговорить. Сейчас же.

— Боюсь, что это еще одна неприятная новость. Он теперь не на Транквиллити. Он улетел с эскадрой флота Конфедерации. Участвовать в каком-то ударе на одержимых; даже я не смог точно узнать, в чем их задача. Вы свободны послать весть Властительнице Руин, чтобы получить подтверждение, если хотите.

— Я так и сделаю, — упрямо произнесла Луиза. Она поднялась, протянула руку Женевьеве. — Я хочу прогуляться, если это не против ваших правил. Мне нужно подумать обо всем, что вы сказали.

— Разумеется. Вы ведь моя гостья. Идите куда вам захочется, в этом куполе нет ничего, что могло бы причинить вам вред — ах да, возле какой-то живой изгороди у одного из ручьев есть растения, которые сильно жалят.

— Прекрасно. Что бы там ни было.

— Надеюсь, за ужином вы ко мне присоединитесь. Обычно мы встречаемся предварительно для коктейля на террасе, около половины восьмого.

Луиза слишком не доверяла себе самой, чтобы что-нибудь сказать. Когда рука Джен крепко сжала ее ладонь, она пошла прочь через лужайку, свернув под углом, чтобы обогнуть бассейн и счастливую толпу в нем.

— Это все было до глупости невероятно, — вырвалось у Джен.

— Да. Если он, конечно, не самый большой лжец в Конфедерации. Я была так глупа. Я делала все, что он от меня хотел, точно какая-нибудь немая заводная кукла, приведенная в движение. Как я только могла подумать, будто нас с тобой освободит от надзора полиция после того, как мы пытались контрабандой провезти одержимого на Землю? Они убивают людей за куда меньшие грехи.

Выражение лица Женевьевы было как у грустного щенка.

— Ты же не знала, Луиза. Мы с Норфолка, нам никогда не говорили ничего о том, как обстоят дела в других мирах. И мы дважды улизнули от Декстера, предоставленные сами себе. Это больше, чем когда-нибудь удалось бы проделать Чарли.

— Да, — вся тяжесть ее гнева состояла в том, что его жар сфокусировался у нее внутри, обратясь против нее же. Люди Би-7 сделали все, что должны были, чтобы защитить Землю. Чарли прав, она не представляет собой никакой ценности. Она не понимала, какой большой опасностью для вселенной является Декстер. И при всем при том не понять ничего из происходящего, кроме как беспокойства насчет Робсона…

Как глупо!

Они прошли через лужайку и через магнолиевую изгородь и очутились в яблоневом саду. Немногие деревья обнаруживали свой возраст изогнутыми стволами и узловатой серой корой. С их ветвей свисали огромные плети омелы, корни этих паразитов образовывали на стволах кривые наросты. Конструкции биотехов, напоминающие миниатюрных овечек с золотисто-коричневым мехом, паслись вокруг стволов, выравнивая траву и заставляя лужайки выглядеть опрятно.

Джен некоторое время наблюдала за их безмятежными движениями, зачарованная привлекательным видом. Не совсем похоже на отродье дьявола, которое викарий Колстерворта каждое воскресенье проклинал со своей кафедры.

— Ты думаешь, он отвезет нас на Транквиллити? Хотела бы я его увидеть. И Джошуа, — поспешно добавила она.

— Думаю, что да. Мы уже ему не нужны.

— Но как же мы попадем на Ореол? Вакуумные поезда и башни отменены, а использовать космические суда в земной атмосфере людям теперь запрещено.

— Разве ты ничего не слышала? Чарли и есть правительство. Он может делать все, что захочет, — Луиза улыбнулась и прижала Джен теснее к себе. — Мы же знаем Би-7 — и этот купол, вероятно, может ринуться на орбиту сам по себе.

— Взаправду?

— Скоро мы это увидим.

Они медленно прогуливались вокруг дома, их успокаивала знакомость всего, что они видели. На другой стороне фруктового сада они наткнулись на ветхую оранжерею с большими полуразрушенными деревянными рамами, полки в ней были забиты глиняными горшками с кактусами и отростками пеларгонии. Прислужник-шимпанзе кружил по проходам, таща за собой шланг и поливая низкорослые зеленые растения.

— Похоже, что у них в этом куполе зима, — заметила Луиза Женевьеве, когда они заглянули через дверь.

За оранжереей шла целая аллея вишневых деревьев. Под ними вышагивала пара крупных павлинов, их пронзительные крики звенели в тяжелом воздухе. Сестры остановились, чтобы посмотреть, как один из них распустил зеленый с золотом хвост, а шею важно изогнул назад. Стайка тщедушных пав, совсем затерянных на этой аллее, продолжала что-то клевать в гибкой траве, игнорируя этот спектакль.

Когда они пересекли подъездную дорожку, там не было никаких признаков ни джипа, ни Иванова Робсона. Они пролезли сквозь дыру в живой изгороди из кустов белой фуксии и снова оказались возле бассейна. Чарли исчез из патио.

Одна из девушек, играющих возле бассейна, заметила их, помахала рукой и что-то крикнула, отряхиваясь. Она была года на два старше Луизы, на ней было пурпурное бикини.

Луиза вежливо подождала, нейтральное выражение лица маскировало ее смущение. Бикини было очень маленькое. Она попыталась прогнать от себя мысль, что ни в одном магазине Норфолка такой костюм не считался бы приличным. Джен, кажется, ничего не смущало.

— Эй! — приветливо сказала девушка. — Я Дивиния, одна из подруг Чарли. Он нам говорил, что вы приедете.

Она обратилась к Женевьеве:

— Не хотела бы окунуться? Тебе, кажется, жарко, и ты выглядишь усталой.

Джен с тоской посмотрела на группу смеющейся молодежи, плещущейся в бассейне, некоторые из них вполне подходили ей по возрасту.

— А можно? — спросила она сестру.

— Ну… У нас же нет костюмов.

— Нет проблем, — сказала Дивиния. — В раздевалке полно запасных.

— Тогда пошли, — улыбнулась Луиза.

Женевьева сверкнула улыбкой и поскакала к дому.

— Не хочу быть невежливой, — сказала Луиза, — но кто вы?

— Я же тебе сказала, милая, — подруга Чарли. Очень хорошая подруга, — Дивиния проследила за направлением взгляда Луизы и сдавленно фыркнула. Сильнее выпятила свои груди. — Если они у тебя есть, щеголяй ими, дорогая. Они не вечны, даже при генинженерии и косметике. Гравитация всегда нас в конце концов побивает. Честно, она еще хуже, чем налоги.

Луиза так сильно покраснела, что вынуждена была бороться с этим при помощи программы нейросети.

— Извини, — сказала Дивиния и хитровато улыбнулась. — Это все я и мой длинный язык. Я не привыкла к людям, у которых табу на тело.

— Нет у меня никаких табу. Просто не знаю здешних порядков, вот и все.

— Фу, бедняжка, этот мир должен казаться тебе ужасно громким и стремительным. А я не очень-то помогаю сделать его тихим, — она схватила Луизу за руку и потащила ее к бассейну. — Пошли, я представлю тебя всей компании. Не будь такой застенчивой. Получишь удовольствие, я обещаю.

Посопротивлявшись несколько секунд, Луиза позволила тащить себя. Нельзя же дуться на человека с такой солнечной натурой.

— А ты знаешь, чем занимается Чарли? — спросила она осторожно.

— О господи, дорогая, ну конечно. Вот почему я с ним.

— С?..

— Мы доводим друг друга до бессознательного состояния. Вот что значит — с ним. Заметь, что мне приходится делить его с половиной здешних девушек.

— О-о.

— Что, я привожу тебя в ужас? Да? Боже мой. Я совсем не леди.

— Смотря как считать, — дерзко произнесла Луиза.

Дивинил улыбнулась, отчего среди ее веснушек появились большие ямочки.

— У-ух ты, настоящая норфолкская бунтовщица. Это хорошо. Задашь этому мужику хороший средневековый ад, когда вернешься.

Луиза была представлена всем, кто плескался в бассейне. Их насчитывалось более двадцати человек, шестеро детей, а остальные — подростки и двадцатилетние, две трети — девушки. Луиза не могла не заметить, что все они — красотки. Потом она сбросила туфли и, сидя на краю бассейна, болтала босыми ногами в мелкой воде. Дивиния села рядом с ней и вручила ей еще один бокал с прохладительным.

— Твое здоровье.

— И твое, — Луиза отхлебнула глоточек. — А как ты с ним познакомилась?

— С Чарли-то? О, у папы с ним были какие-то дела целые десятилетия. Мы, конечно, не такие богатые, как он. Кто может с ним сравниться? Но у меня хорошая родословная, дорогая. Не говоря уже о теле.

Она помешала свой коктейль специальной палочкой и насмешливо улыбнулась. Луиза ответила на ее улыбку.

— Классная штука, — продолжала Дивиния. — Человек не подходит для того, чтобы войти в этот особый магический круг без большого счета в банке, и даже этого самого по себе недостаточно. Перспективность тоже считается. Почти настолько же. Тебе нужно высокомерие и презрение ко всему простому, так что все понятия Би-7 тебя не шокируют. Этого у меня целые корзины. Меня воспитывали такой избалованной, денег было на целые тонны больше, чем мозгов. А мозгов у меня много, и самые лучшие нейроны, какие могут обеспечить деньги. Это меня спасло от бессодержательной жизни ребенка, предоставленного попечительству. Я для этого слишком умна.

— Так чем же ты занимаешься?

— В данный момент совсем ничем, дорогая. Я здесь просто потому, что я хорошая компания для Чарли. Это означает, что я могу получать удовольствие, массу удовольствий. Очень много секса, вечеринки с Чарли и компанией, еще секс, принимаешь стимуляторы, снова секс. Добираешься до лондонских клубов, смотришь кино и шоу, секс, тур на Ореол — секс в свободном падении! Вот так я теперь живу, получаю самый максимум. Как я сказала, все становится скучно и пусто, когда делаешься старше, так что наслаждайся жизнью, пока она у тебя есть. Вот такую жизнь я веду, видишь ли. Я по-настоящему хорошо себя знаю. Я понимаю, что нет смысла так жить целых сто лет. Это пустая трата, жалкое существование. Я видела богатых бездельников, доживших до шестидесяти, они мне надоели. У меня есть деньги, есть мозги, и у меня нет никаких сомнений; это добавляет чертовски много к потенциальным возможностям. Так что, когда мне будет лет тридцать пять или сорок, я что-нибудь придумаю для себя. Не знаю еще, что я стану делать: полечу на космическом корабле к центру галактики, или создам империю бизнеса, которая будет соперничать с Корпорацией Кулу; или буду основателем культуры, более прекрасной, чем эденистская. Кто знает? Но я собираюсь довести это до великолепия.

— А я всегда хотела путешествовать, — сказала Луиза. — Так давно, как себя помню.

— Прекрасно, — одобрила Дивинил, со звоном чокаясь с Луизой. — Видишь, ты это и осуществила. Ты видела в галактике больше меня. Мои поздравления, ты тоже одна из нас.

— Мне пришлось уехать из дому: меня преследовали одержимые.

— Они всех преследовали. Но ты оказалась той, которой удалось убежать от них. Это прибавляет очков, особенно для человека твоей подготовки.

— Спасибо.

— Не беспокойся, — она потрепала Луизу по длинным волосам, заставляя волнистые пряди мягко скользить у нее по плечам. — Кто-нибудь найдет решение. Мы вернем тебе Норфолк и предадим мозг Декстера забвению вместе с его душой.

— Вот и славно, — промурлыкала Луиза.

Солнце и коктейль навеяли на нее сон. Она протянула бокал, чтобы ей его снова наполнили.

Из всех странных дней с тех пор, как Луиза попрощалась с отцом, этот несомненно был самым освобождающим ментальность. Она смешалась с друзьями Чарли и с его детьми и из-за этого слегка позавидовала им. Они были менее морально связаны, чем она, просто другие. Начать с того, что у них было меньше забот и волнений. Интересно, думала Луиза, означает ли принадлежность к аристократии то, что у тебя удален ген вины. Прелестная жизнь.

Когда потрясающе энергичные пловцы наконец устали и солнце стало склоняться к нижнему краю купола, Дивинил настояла на том, чтобы отвести Луизу на массаж, приведенная в ужас тем, что та никогда его не испытывала. Еще две девушки присоединились к ним в одном из оригинально выполненных крыльев здания, превращенных в сауну и оздоровительный центр.

Лежа вниз лицом на скамье с одним только полотенцем вокруг крестца, Луиза испытала болезненное удовольствие от того, как руки массажистки сжимали, а потом растирали ей мышцы. Плечи у нее настолько расслабились, что ей показалось — они вот-вот отвалятся.

— А кто здесь служит? — спросила она в один из моментов. Трудно было поверить, что все здесь, посвященные в тайну Би-7, могут молчать.

— Это лишенные имущества, — ответила Дивиния. — Преступники, которых захватила разведка флота.

— О! — Луиза извернулась, чтобы поглядеть на дородную женщину, которая погрузила жесткие пальцы в ее студенистые мышцы. Ее, казалось, ничуть не волновало, что ее рабское положение обсуждалось открыто. Эта мысль заботила Луизу, хотя большой разницы не было. В любом случае они были приговорены к работе на других людей. Метод был более суровым. Но она ведь не знала, как тяжко было первоначальное преступление. Не думать об этом. Я ведь все равно не в силах ничего изменить.

Дивиния и другие девушки во время массажа сплетничали о своем, болтая и смеясь над мальчиками, вечеринками, играми. Хотя их разговор постепенно принял тон прощальных воспоминаний о местах, которые они никогда больше не увидят, о друзьях, которые вне их досягаемости. Они разговаривали так, как будто бы Земля уже погибла.

Луиза ушла из оздоровительного центра, все тело ее так и звенело, она ощущала, что энергия пронизывает ее. Дивиния пошла вместе с ней в дом показать комнату для гостей, выделенную ей. Она была на втором этаже и выходила окнами в сад. Потолок из дубовых балок был низким, едва ли возвышался на фут над Луизиной головой, это придавало комнате уют. Кровать на четырех ножках-столбиках еще добавляла к этому ощущению, так же как и богатые золотые с красным ткани покрывал и занавесок.

Все мешки и чемоданы Луизы были аккуратно составлены на сосновый ящик с постельными принадлежностями у подножия кровати. Дивиния алчно осмотрела их и начала разбирать платья. Вытащила длинное голубое платье и повосхищалась им, как и некоторыми другими. Но объявила, что ни одно из них не годится, чтобы надеть к вечеру, зато у нее есть кое-что, что вполне подойдет.

«Кое-что» оказалось совершенно неприличным коротким черным платьицем для коктейля, которое Луиза отвергла при первом же взгляде на него. Дивиния потратила добрых десять минут, уговаривая ее влезть в него, невероятной лестью и подбадриваниями. Когда же платье оказалось на ней, Луиза начала страдать от нового приступа неловкости: следует иметь высшую степень самообладания, чтобы выйти в чем-то в этом роде и предстать перед другими людьми.

Женевьева вошла как раз в ту минуту, когда они были готовы идти вниз.

— Вот это да! Луиза! — глаза у нее расширились при виде платья.

— Я доставляю себе удовольствие, — сказала ей Луиза. — Это только на сегодняшний вечер.

— Ты так и говорила в последний раз.

Восхищение, которым встретили ее Чарли и его друзья, когда она вышла на террасу, вознаградило ее за все. На Чарли и на всех мужчинах были смокинги, а девушки надели платья для коктейлей, иные даже более смелые и вызывающие, чем одолженное Луизой.

За пределами купола солнце наконец достигло линии горизонта. От оранжевого сияющего диска симметрично разливались лучи, чтобы волнами распространиться по зеленой земле. Чарли подвел Луизу к дальнему концу террасы, чтобы можно было полюбоваться закатом. Он вручил ей высокий хрустальный бокал.

— Шампанское на закате в обществе красивой девушки. Неплохое последнее воспоминание о старой планете, если оно выстрадано. Как позаботилась о нас погода, стоит такой ясный день. Это первая ее милость за пять веков.

Луиза пригубила шампанского, восхищаясь изяществом мерцающей оранжевой звезды. Она вспомнила такой же чистый, как здесь, воздух над Битамом, как его пронизали вероломные клочья красной тучи. Ее последнее воспоминание о родине.

— Красиво, — сказала она.

За обедом Луиза сидела рядом с Чарли. Несомненно, обед был пышным, еда изысканная, вино столетней выдержки. Она запомнила, как ее зачаровывали темы разговоров, смех, когда рассказывали истории об ошибках и социальных катастрофах, какие могли бы случиться только в элитных обществах, подобных этому. Даже при том, что они знали: им придется покинуть свой мир в течение ближайших нескольких дней, они обладали уверенностью как никто другой. После целого века депрессии и тревоги было удивительно испытывать такой непрошибаемый оптимизм.

Чарли, конечно, заставлял ее смеяться почти все время. Луиза знала почему, и теперь ей было все равно. Умное и твердое обольщение и те усилия, которые он в него вкладывал, наделяло Луизу сильным ощущением, что она принадлежит ему. Все это было разыграно классически и с тонкой навязчивостью. Для угнетателя планеты он был до ужаса очарователен.

Он даже помог Дивинии проводить Луизу наверх, когда вечер закончился. Не то чтобы она опьянела и нуждалась в помощи, просто ей не хотелось портить настроение небольшим похмельем. Их руки выпустили ее у самой двери комнаты, давая возможность облокотиться о дверной косяк; и девушка была счастлива найти опору.

— Моя спальня там, внизу, — шепнул Чарли. Его губы нежно коснулись лба Луизы. — Если захочешь.

Он обнял Дивинию, и они спустились по лестнице.

Луиза закрыла глаза, сжав губы. Она ощупью проплыла вдоль стены, нащупала дверь своей комнаты и неровной походкой вошла.

Она все еще не овладела своим дыханием, а кожа у нее горела. Она плотно закрыла за собой дверь. На кровати был разложен белый шелковый пеньюар; он заставил черное платье померкнуть в сравнении.

О боже милосердный, какого же черта я делаю?

Она подняла пеньюар.

Здесь ведь никто не станет думать обо мне хуже, если я буду заниматься с ними сексом. То обстоятельство, что у нее даже есть выбор, заставило ее улыбнуться в изумлении. Нет больше никакого порядка во вселенной, ничего знакомого.

Так решаюсь я — или нет? Единственная моя вина будет сотворена мною, и только для меня одной. И это — продукт наследственности. Так вот, при всем моем бравировании, насколько я стала независима от Норфолка?

Она встала перед зеркалом. Волосы распущены, тело расслаблено, волосы превратились в не подчиняющийся ей темный плащ. Пеньюар плотно облегал тело, дразняще демонстрируя его. Сладострастная улыбка расползлась по ее лицу, когда Луиза поняла, насколько сексуально привлекательно она выглядит.

Джошуа всегда был без ума от ее обнаженного тела, он расхваливал ее почти в бреду, когда она отдавалась ему. На самом деле это и был ответ.

* * *

Луизу разбудила Женевьева, забравшись к ней в кровать и начав возбужденно трясти ее. Она подняла голову, лицо завешивали непослушные волосы. У нее болела голова и невероятно пересохло во рту.

На будущее запомни, надо выполнять программу протрезвления до того, как заснуть. Пожалуйста.

— Чего тебе? — прохрипела Луиза.

— Ой, Луиза, вставай! Я уже несколько часов на ногах.

— О господи, — вялые мысли оформились в яркие выпуклые символы, и ее нейросеть передала целую цепочку приказаний своему внутреннему медику. Тот начал приводить в порядок химический состав крови, отфильтровывая остатки токсичных веществ.

— Мне в одно место нужно, — пробормотала она.

— Откуда у тебя эта ночная рубашечка? — закричала Джен после того, как ее сестра нетвердой походкой прошла в совмещенную ванную с туалетом. К счастью, на внутренней стороне двери висел большой купальный халат. Она смогла прикрыть одеяние для первой брачной ночи, прежде чем снова вышла, чтобы предстать перед Женевьевой. В голове у нее уже порядком прояснилось благодаря манипуляциям внутреннего медика, хотя тело еще не совсем пришло в себя.

— Мне Дивинил одолжила, — поспешно ответила Луиза, предвидя еще какие-то вопросы.

Улыбка Джен так и сияла самодовольством, она повалилась в кровать, заложив руки за голову.

— У тебя похмелье, да?

— Чертов ребенок!

Стол в комнате для завтрака был длинным, с большими серебряными подогревателямии, содержащими разнообразные блюда. Луиза прошлась вдоль него, поднимая каждую крышку. Половину блюд она не распознала. В конце концов она остановилась на обычных своих пшеничных хлопьях с яичницей. Одна из служанок принесла ей чайник со свежим чаем.

Дивиния с Чарли появились как раз после того, как Луиза начала есть. Он улыбнулся Луизе скромной скупой улыбкой, содержащей легкое сожаление. Это был единственный намек на его вчерашнее приглашение.

Когда он сел с ними за стол, он взъерошил волосы Женевьеве, заработав неодобрительный взгляд.

— Так когда же мы улетаем? — спросила Луиза.

— Я не уверен, — ответил Чарли. — Я слежу за развитием событий. Именно теперь Нью-Йорк и Лондон — те критические точки, за которыми нужно наблюдать. Похоже, что Нью-Йорк падет в течение недели. Его обитатели не смогут сопротивляться одержимым дольше. А они теряют почву под ногами.

— А что случится, если одержимые возьмут верх?

— Вот тут жизнь станет действительно неприятной. Боюсь, что наш дорогой президент проснулся и понял, на что способно такое большое количество одержимых. Он боится, что они попытаются убрать Землю из этой вселенной. Это дает ему две возможности. Он может обстрелять электронными лучами территорию вокруг города и понадеется, что они устроят еще один Кеттон и просто перенесутся сами и возьмут с собой отсюда большой кусок земли. Если же нет — это оставляет довольно бесплодный выбор: или мы отправимся вместе с ними, или оружие СО сосредоточится на самом городе.

— Убивать их? — в страхе спросила Женевьева.

— Боюсь, что так.

— Неужели он и вправду это сделает? Целый город…

— Сомневаюсь, что у него хватит храбрости принять такое решение. Он проконсультируется с Сенатом и попытается заставить их взять вину на себя, но они просто дадут ему свободу действий и, в свою очередь, свалят все на него, ничем не связывая себя. Если он отдаст приказ ударить по городу, тогда, очевидно, Би-7 обесточат сеть СО. Я придерживаюсь того мнения, что нам следует дать одержимым возможность передвинуть Землю. Это холодный расчет, такой исход причинит меньше вреда в перспективе. Когда-нибудь мы поймем, как вернуть ее обратно.

— Вы и вправду считаете, что такое возможно? — спросила Луиза.

— Если планету возможно убрать из вселенной, ее можно и вернуть. Не спрашивайте меня о расписании.

— А как насчет Лондона?

— Это труднее. Как я сказал моим коллегам, если Декстер будет иметь в подчинении достаточно одержимых, он сможет диктовать свою программу как одержимым, так и неодержимым — одинаково. Если дело примет такой оборот, мы могли бы использовать оружие СО, чтобы убивать одержимых, находящихся в его власти, и отнять у него могущество.

Луиза потеряла интерес к своей еде:

— Сколько людей?

— Оружие СО имеет большую дальность прицела. Масса невинных пострадает. Ужасный жребий, — подчеркнул он. — Придется убить тысячи одержимых.

— Вы не можете. Чарли, вы не можете! О Иисус милосердный. Это так же скверно.

— Да, — произнес Чарли с горечью. — Кто же захочет править миром, когда это означает подобный выбор. А его, к несчастью, нужно сделать, и мы не можем сейчас садиться на корабль.

* * *

После расслабляющей эйфории вчерашнего дня, когда они наконец достигли поистине безопасной гавани, хотя и столь необычной, новости, услышанные от Чарли, вновь привели сестер в уныние. Утро они провели в гостиной, смотря передачи аудио-видеопроектора, чтобы узнать, что происходит.

Сначала они включили лондонские передачи новостей, потом Луиза обнаружила, что домашние процессоры дают ей возможность доступа к засекреченным датчикам, соединениям с тактическим дисплеем полиции, дающим вид сверху всех улиц и покрывающим геодезический каркас Вестминстерского купола. Она могла, кроме того, связываться с полицейским тактическим дисплеем, передающим происходящее с позиции над улицами и парками. Они могли следить за событиями в действительное время их совершения, без назойливых комментариев и домыслов репортеров. Правда, не особенно много можно было увидеть. Случайно пробегающая фигура. Пульсирование яркого белого света, вспыхивающего за закрытыми окнами. Полицейские автомобили сосредоточивались возле какого-нибудь здания, тяжеловооруженные офицеры входили внутрь. Иногда они выходили и увозили одержимых в камеры с ноль-тау. Иногда этого не происходило, а они оставляли выстроившиеся в круг пустые машины загораживать все близлежащие улицы, их стробоскопические фонарики сверкали красными и синими огнями в полном расстройстве. Здания местных муниципальных советов и полицейских участков без всякого предупреждения вдруг охватывал огонь. Никакие пожарные не приезжали спасать их. Когда же этот правительственный объект был уничтожен, пламя таинственным образом затухало, оставляя почерневший корпус из покрошившихся кирпичей, зажатый между двумя нетронутыми домами.

Рапорты все уменьшающихся полицейских патрулей и мониторных программ AI указывали на то, что небольшие группы одержимых передвигаются по городу, пользуясь линиями метро и вспомогательными служебными тоннелями. По мере того как они продвигались по городу, в нескольких районах прекратилось электроснабжение. Затем вышли из строя соответствующие отделы других коммуникаций. Уничтожалось все больше и больше уличных камер, передающих на экран, прежде чем погаснуть, мощный белый огонь. Репортеры начали выходить прямо в эфир. Полицейские сообщения тоже почти прекратились, быстрее, чем нападения одержимых на них могли быть существенным образом отражены, разведка флота определяла уровень дезертирства как сорок процентов.

Комендантский час все еще действовал в Лондоне, но Терцентрал больше не принуждал ему следовать.

В самый разгар утра обслуживающий персонал неторопливо появился в гостиной и начал упаковывать старинное серебро и вазы. Их приготовления показывали, какой отчаянной начинает становиться ситуация, несмотря на физическое расстояние между этим домом и Лондоном.

Через одну из открытых в патио дверей Луиза заметила Чарли; он вышел прогулять на лужайке ньюфаундлендов. Они с Джен заторопились к нему.

Он остановился у ворот на тисовой аллее, поджидая, чтобы они догнали его.

— Мне захотелось в последний раз погулять с собаками, — пояснил он. — Мы, вероятно, уезжаем завтра утром. Боюсь, придется вам снова укладываться.

Джен встала на колени и погладила рыжего пса.

— Вы ведь не оставите их здесь, правда?

— Нет. Они будут помещены в ноль-тау. Я определенно возьму их с собой. И, разумеется, еще очень много всего. Я же столетия потратил, чтобы собрать маленькую коллекцию антикварных вещичек. Человек становится ужасно сентиментальным относительно самых глупых предметов. У меня есть четыре таких же купола, как этот, в разных частях мира, каждый в другом климате. В них вложена масса сил. И все-таки смотрите на все со светлой стороны, я буквально могу взять с собой воспоминания.

— Куда же вы собираетесь поехать? — спросила Луиза.

— Если честно, я не уверен, — ответил Чарли. — В качестве базы мне нужен развитый мир, если я хочу продолжать управлять моими промышленными предприятиями. Кулу вряд ли будет меня приветствовать, семья Салдана охраняет свои территории. Возможно, Новый Вашингтон, там у меня есть влияние. Или я мог бы основать где-нибудь независимое обиталище.

— Но ведь это только временно, правда? — настаивала Луиза. — Только пока мы не найдем ответ на все это?

— Да. Если рассчитывать, что Декстер не начнет нас всех отстреливать. Он в своем роде весьма примечательная личность, по крайней мере такой же компетентный, как Капоне. Вот уж совершенно не ожидал, что он так скоро захватит Лондон. Еще одна ошибка, которую следует добавить к ужасающе длинному списку.

— Что же вы будете делать? Президент ведь не собирается приказывать, чтобы СО нанесли удар, нет? В новостях сообщили, что Сенат удалился на закрытое совещание.

— Нет, сегодня он стрелять не станет. Лондон в безопасности, по крайней мере от него. Пока он не увидит, что красные тучи нависли над куполами, он не считает, что одержимые способны нанести ущерб остальному миру.

— Значит, мы просто уедем?

— Луиза, я делаю все, что в моих силах. Я все еще пытаюсь определить истинное местоположение Декстера. Пока остается шанс использовать против него антипамять. Я убежден, что он все еще где-то в центре старого города, именно там он сосредоточил свои черные действия. Если я смогу просто отправить кого-то к нему поближе, его можно будет уничтожить. Мы построили проектор, основанный на биотехнических процессорах, он будет работать достаточно долго, даже при всей способности одержимых сбить электронику.

— Одержимые могут ощущать мысли любого существа, враждебного им. Никто, опасный для них, не может к ним приближаться.

— В обычных случаях — да. Но у нас есть один союзник. Называет себя другом Картера Макбрайда. Одержимый, который ненавидит Декстера и обладает смелостью, чтобы противостоять ему. И мне известно, что он в Лондоне; он и в самом деле мог бы подобраться достаточно близко. Проблема в том, что он так же неуловим, как Декстер.

— Флетчер мог бы помочь, — вмешалась Джен. — Он и в самом деле ненавидит Декстера. И кроме того, он его не боялся.

— Знаю, — сказал Чарли. — Я как раз подумывал, не следует ли мне попросить его.

Луиза бросила на него невыразительный взгляд, уверенная, что ослышалась:

— Вы хотите сказать, что Флетчер все еще здесь?

— Ну да, — Чарли улыбнулся ее удивлению. — Его держали в службе безопасности разведки флота на Ореоле, он помогал нашей группе ученых исследовать физические условия одержания. Боюсь, что они не достигли большого прогресса.

— Почему же вы мне не сказали? — слабым голосом спросила Луиза.

Это была самая потрясающая новость, несмотря даже на то, что она включала в себя вину перед тем человеком, в чье тело вселился Флетчер. Было также известно, что она снова будет горевать. Но… он все еще был с ними. Это делало все трудности переносимыми.

— Я думал, что лучше вам не говорить. Вы обе ухитрились его обогнать. Мне очень жаль.

— Тогда зачем было говорить нам сейчас? — спросила Луиза, рассерженная и полная подозрений.

— Ужасные времена, — ровным голосом произнес Чарли.

— О-о-о! — Луиза внезапно затихла, когда до нее дошло. Она начала только удивляться, насколько далеко зашло его манипулирование. — Я его попрошу о вас.

— Спасибо, Луиза.

— При одном условии. Женевьеву отправят на Транквиллити. Сегодня же.

— Луиза! — взвыла Женевьева.

— Никакой торговли, — настаивала Луиза.

— Разумеется, — согласился Чарли. — Это будет сделано.

Джен уперла руки в боки:

— Я не поеду.

— Придется, дорогая. Там ты будешь в безопасности. На самом деле в безопасности, не так, как на этой планете.

— Прекрасно. Тогда и ты поедешь.

— Я не могу.

— Почему же нет? — девочка еле сдерживала слезы. — Флетчер хочет, чтобы ты была в безопасности. Ты знаешь, что это так.

— Знаю. Но я являюсь гарантией того, что он сделает, о чем его просят.

— Разумеется, он убьет Декстера. Он же его ненавидит, ты знаешь, что это так. Как ты можешь даже подумать что-нибудь другое? Это ужасно с твоей стороны, Луиза.

— Я не думаю о Флетчере плохо. Но другие думают.

— И Чарли не думает. Правда, Чарли?

— Конечно. Но других членов Би-7 придется убеждать.

— Я вас ненавижу! — закричала Джен. — Ненавижу вас всех! И не поеду я на Транквиллити.

И она побежала по лужайке к дому.

— Боже ты мой, — покачал головой Чарли. — Надеюсь, она в порядке.

— Ой, да заткнитесь вы, — огрызнулась Луиза. — Имейте хотя бы смелость признать, кто вы есть. Или смелость — это еще одно качество, которое вы утратили вместе с остальными человеческими чертами?

И всего на одно мгновение она уловила его истинную сущность в промелькнувшем на его лице выражении досады. Сознание существа, прожившего несколько веков, смотрело на нее бесстрастно сквозь оболочку юной куклы. Его тело было иллюзией, более искусной, чем любое искажение реальности, которого могли достигнуть одержимые. Все, что он делал, каждая эмоция, какую он показывал, были просто ментальным состоянием, которое он включал, когда оно становилось уместным. Пятьсот лет жизни приучили его к небольшому количеству доведенных до автоматизма реакций на поведение окружающих. Очень разумные реакции, но они не были укоренены в чем-то человеческом, узнаваемом для нее. Мудрость увлекла Чарли слишком далеко от его оригинальной сущности.

Она поспешила вслед за Джен.

* * *

Устроили так, что связь с Ореолом придет на большой голоэкран в один из салонов дома. Луиза сидела на диване напротив, а Джен притулилась у нее под боком. Девочка была вся заплаканная, Луиза победила в поединке характеров. После всего пережитого Джен должна быть отправлена на Транквиллити. Это не заставляло Луизу чувствовать себя много лучше.

Голубые полосы завибрировали на передней части голоэкрана, затем картинка стала четкой, сфокусировавшись. Флетчер сидел за каким-то металлическим столом, одетый в полную форму британского флота. Он моргнул, вглядываясь перед собой, потом улыбнулся.

— Дорогие мои дамы. Не могу выразить, как я рад видеть вас живых и невредимых.

— Привет, Флетчер, — поздоровалась Луиза. — Вы здоровы?

Джен солнечно улыбалась, яростно помахивая руками изображению.

— Вроде бы так, госпожа моя Луиза. Ученые этого века и в самом деле не дают мне соскучиться, проводя всякие тесты и испытывая мои бедные кости своими машинами. Это принесло им большую пользу. Они свободно допускают, что наш Господь Бог ревностно охраняет тайны своей вселенной.

— Знаю, — сказала Луиза. — Никто здесь не может понять, что делать.

— А вы, госпожа моя Луиза? Как поживаете вы и малютка?

— Я о'кей, — непринужденно начала болтать Женевьева. — Мы познакомились с полицейским, его зовут Чарли, он диктатор. Он мне не особенно нравится, но он вытащил нас из Лондона, прежде чем все там сложилось слишком скверно.

Луиза положила руку Женевьеве на плечо, призывая ее замолчать.

— Флетчер, Квинн Декстер здесь. Он шляется на свободе по Лондону. Мне поручили спросить вас, не поможете ли вы его выследить?

— Госпожа моя, этот дьявол уже взял надо мной верх раньше. Мы спаслись милостью Божьей и благодаря совершенно случайной удаче. Боюсь, я мало пользы принесу в борьбе с ним.

— У Чарли есть оружие, которое могло бы помочь, если бы мы применили его на достаточно близком расстоянии. Его должен нести одержимый, ни у кого другого ничего не получится. Флетчер, здесь у нас все может обернуться очень скверно, если его не остановить. Единственная альтернатива у правительства — это убить массу народа. Возможно, миллионы.

— Ах, госпожа, я уже слышу, как шевелятся души в неприятии того, что произойдет. Много-много тел станут доступны для того, чтобы их заняли с перспективой, что появятся еще. Боюсь, что близко время расчетов. Всем людям тогда придется выбирать, на чьей они стороне.

— Значит, вы спуститесь к нам вниз?

— Разумеется, дорогая моя госпожа. Как я могу отказать вам в вашей просьбе?

— Тогда я встречу вас в Лондоне. Чарли уже все подготовил, Женевьевы там не будет, она улетает на Транквиллити.

— А-а, кажется, я понимаю. Предательство скрывается под каждым камнем на той дороге, на которую мы ступаем.

— Он делает то, что считает нужным.

— Это объяснение многих тиранов, — печально произнес Флетчер. — Малышка? Я хочу, чтобы ты обещала мне, что не доставишь сестре никаких огорчений, когда улетишь на этот волшебный летающий замок. Она сильно тебя любит и не хочет, чтобы с тобой случилась беда.

Женевьева приникла к Луизиной руке, стараясь не заплакать.

— Я не буду ее огорчать. Но я не хочу расставаться ни с кем из вас. Не хочу остаться одна.

— Знаю, малышка, но Господь наш учит нас, что только добродетельные могут быть смелыми. Покажи мне свою храбрость, будь в безопасности, даже если это означает расставание с теми, кто тебя любит. Мы снова соединимся после победы.

Глава 22

С самого начала Аль знал, что день будет дурной.

Прежде всего — тело. Едва ли Аль был непривычен к крови, он навидался и был ответственным за достаточное количество боен за свое время, но от этой у него все внутри переворачивалось. Прошло некоторое время, прежде чем кто-нибудь заметил, что отсутствует этот бедняга, старина Бернард Аллсон. Кого заботило, что маленький соглядатай не болтается под ногами, как всегда? Только когда он не выполнил несколько своих обязанностей, Лерою наконец пришло в голову спросить, где он. И даже тогда это не было самым настоятельным вопросом. Процессорный блок Аля не отвечал на вызовы, так что все решили, что он лодырничает. Двух-трех парней попросили поискать. Еще через день Лерой достаточно обеспокоился, чтобы вынести этот вопрос на совещание старших лейтенантов. Были организованы поиски.

Секретные камеры наблюдения наконец нашли его. По крайней мере определили место, где произошла неприятность. Подтверждая сначала, что произошло, а затем — кто именно должен был это совершить.

Обнаружилось совершенно невероятное количество крови, запачкавшей пол, потолок и стены. Крови было так много, что Аль посчитал, что здесь убили больше, чем одного человека. Но Эммет Мордден определил, что количество крови было нормально для одного взрослого мужчины.

Аль закурил сигару, громко пыхтя. Не ради удовольствия: запах дыма перекрывал вонь разлагающейся плоти. Лицо Патриции сморщилось от отвращения, когда они стояли вокруг трупа. Эммет зажал нос платком, когда осматривал останки.

Лицо было узнаваемо: Бернард. Хотя даже теперь Аль продолжал слегка сомневаться. Похоже было, будто эту кожу грубо наложили на черты Бернарда. Скорее карикатура, чем естественное лицо. Алю прежде приходилось видеть подправленные лица; это вполне подходило к телу.

— Ты уверен? — спросил Аль Эммета, который протыкал пропитанную кровью материю длинным стилетом.

— Довольно-таки уверен, Аль. Это его одежда. Это его процессорный блок. И ты не можешь ожидать, чтобы его лицо было сильно похоже, помни, что наше представление о внешности друг друга иллюзорно. Его лицо подходило ему, но определить принадлежность требует времени.

Аль простонал и взглянул еще раз. Кожа съежилась так, что плотно обтягивала череп и челюсти, масса капилляров лопнула, зрачки разорвались.

— Да, это он.

Эммет вырвал процессорный блок из напряженных скрюченных пальцев Бернарда и сделал знак двум неодержимым санитарам убрать труп. Им удалось засунуть тело в мешок. С обоих обильно капал пот, они боролись с тошнотой.

— Так что же случилось? — спросил Аль.

— Его здесь поймали в ловушку пневматические двери, а потом кто-то открыл люк.

— Я думал, что это невозможно.

— С люком был проделан какой-то фокус, — сказала Патриция. — Я проверяла. Электронные запоры были отключены, и кто-то пробрался через разжатые прутья.

— Ты хочешь сказать, что это был профессиональный удар, — сказал Аль.

Эммет выстукивал клавишами команды блоку Аллсона. Ответы были малопонятны: маленькие голубые световые спирали вырывались сквозь голографический экран, искажая любые изображения, какие исходили от основных программ.

— Наверное, кто-то заразил прибор вирусом. Придется присоединить его к настольной установке и продиагностировать для полной уверенности. Но Бернард не имел возможности позвать на помощь.

— Кира, — догадался Аль. — Это она сделала. Ничто не включило сигналы тревоги. Они знали, что он пойдет по этому коридору, и знали когда. Нужна целая организация, чтобы так ловко подстроить такой удар. Она здесь единственная, кто в состоянии это выполнить.

Эммет поскреб по окровавленной стене кончиком стилета. Кровь теперь уже высохла и превратилась в ломкую черную пленку. От инструмента посыпались крошечные темные хлопья.

— Уже несколько дней, даже если взять в расчет кипение в вакууме, — заключил Эммет. — Бернард так и не показался на вечеринке в честь победы, так что, по-моему, тогда это и совершили.

— Это дает Кире алиби, — сказала Патриция, помрачнев от негодования.

— Ох ты! — Аль сплюнул. — Здесь же нет этих распроклятых федеральных судов. Не будет у нее затейливого адвоката, который станет хитрыми речами вытаскивать ее из беды, пудря головы присяжным. Если я скажу, что она это сделала, так и будет. И точка. Эта сука виновна.

— Она легко не сдастся, — напомнила Патриция. — Вон как она накуролесила на Трафальгаре, флот уже начинает дрожать, что за это поплатится. У нее мощная поддержка, Аль.

— Сволочь! — Аль посмотрел на мешок с трупом, проклиная Бернарда.

Почему эта проклятая задница не оказалась сильнее? Сопротивляться тем подонкам, которые его побили, по крайней мере забрать парочку из них с собой в потусторонье. Пронеси, Господи, такую неприятность для меня!

Он смягчился. Бернард был надежным человеком с тех пор, как подрулил на своем фантастическом «олдсмобиле» и подвез Аля назад, в Сан-Анджелес. Вообще-то эта надежность и была, скорее всего, тем, что его погубило. Тушуйся в средних рядах, по-настоящему ценных, и разрушишь опору того парня, который на вершине.

Эта, мать ее, сучка.

— Это интересно, — Эммет наклонился, чтобы как следует рассмотреть часть пола в коридоре с одного конца кровавого потока. — Здесь следы. Возможно, их оставили чьи-то ноги.

Внезапно заинтересовавшись, Аль подошел поближе, чтобы взглянуть. Пятна высохшей крови грубо повторяли размер и форму подошв чьих-то сапог. Их было восемь и они становились явно меньше размером по мере того, как приближались к шлюзу.

Аль внезапно расхохотался. Черт его дери, я делаю эту вонючую работу сыщика! Это я-то коп.

— Я понял, — сказал он. — Раз они оставили отпечатки, значит, кровь была еще свежая, да? Это значит, что это произошло примерно в то же время, когда убили Бернарда.

— Так я тебе и не нужен, — улыбнулся Эммет.

— Конечно, нужен, — Аль хлопнул его по плечу. — Эммет, парень, ты же шеф полиции на всей этой вшивой скале. Я хочу знать, кто это сделал, Эммет, в самом деле хочу.

Эммет поскреб в затылке, окидывая взглядом грязную сцену убийства, размышляя, что тут можно сделать. Эти дни и то, что Аль привел его сюда, сильно повлияли на его мочевой пузырь.

— Я посоветуюсь с Авраамом, посмотрим, есть ли у нас какие-нибудь ребята из полицейской лаборатории, чтобы я мог привести их сюда.

— Если таких нет, вызови их с планеты, — посоветовал Аль.

— Верно, — Эммет разглядывал пневматическую дверь. — Парни, которые нанесли этот удар, должны быть неподалеку; это единственный путь, чтобы не дать ему выйти. Прорваться через такую дверь не было бы проблемой для одержимого, даже для Бернарда, — он поскреб своим стилетом стеклянный иллюминатор посередине двери. — Видишь? На стекле крови нет, хотя она растеклась по всей поверхности. Они, вероятно, смотрели на него, чтобы убедиться, что он мертв.

— Если они стояли по ту сторону двери, откуда взялись эти следы ног?

— Почем я знаю? — Эммет пожал плечами.

— В этом коридоре есть какие-нибудь скрытые камеры полиции?

— Есть. Я просмотрю всю их память, но это очень сомнительно, Аль. Эти парни — профессионалы.

— Посмотри же, что ты сможешь обнаружить для меня, дружище. А тем временем пусти разговоры об этом случае, я хочу, чтобы ваши парни приняли меры предосторожности. Бернард — только начало. Она охотится за нами всеми. А я не могу допустить потерю еще кого-то из вас. Усек?

— Я тебя слышу, Аль.

— Это хорошо. Патриция, я думаю, может быть, мы должны ответить на комплимент.

Патриция так и раздулась от восторга.

— Конечно, босс.

— Нанесите этой сучке удар посильнее, по кому-нибудь, на кого она полагается. Кто этот тип с крысиной мордой, который повсюду ее сопровождает? Получили его физические данные от черноястребов?

— Хадсон Проктор.

— Тот самый тип. Разбейте ему задницу до самого основания. Но сначала убедитесь, что он мучается. О'кей?

* * *

Группа людей ждала Аля, когда он вернулся в «апартаменты Никсона». Лерой и Сильвано тихонько разговаривали с Джез, тревога нависала над ними, точно устойчивый туман. Один парень (одержимый), которого Аль не узнал, был под прикрытием двух своих солдат. Голова незнакомца была полна самых яростных мыслей, какие когда-либо встречались Алю.

Его мозг горел от жгучего гнева. Оттенок этого гнева стал глубже, когда вошел Аль.

— Господь милосердный, что здесь такое происходит? Сильвано?

— Ты что, не помнишь меня, Аль? — спросил незнакомец.

Его тон был опасно насмешливым. Его одежда начала меняться, превращаясь в полную форму лейтенанта-командира флота Конфедерации. И лицо его изменилось, затронув память Аля.

Джеззибелла издала нервный смешок.

— Кингсли Прайор вернулся, — объявила она.

— Привет, Кингсли! — Аль широко улыбнулся. — Приятель, как здорово тебя увидеть! Вот черт собачий, ты же в этих местах слывешь таким распроклятым героем! Ты это совершил, парень, ты, к дьяволу, и в самом деле с этим справился! Весь флот Конфедерации опрокинул одной левой. Ну можно ли поверить такой дьявольщине?

Кингсли Прайор выдавил из себя некое подобие улыбки, сверкнувшей у него в глазах, она даже напугала Аля, и он призадумался — да хватит ли двух солдат, чтобы удержать этого человека?

— Значит, ты прямо так и поверил в это дерьмо, — сказал Кингсли. — Это я прекрасно проделал. Одновременно я убил ради тебя пятнадцать тысяч человек. Теперь пора бы тебе выполнить твою часть уговора. Мне нужны моя жена и мой ребенок, и я решил, что мне еще нужен космический корабль. Это совсем небольшое вознаграждение, которое ты мне должен за выполнение моей миссии.

Аль широко распростер руки, его мысли были воплощением рассудочности.

— Но, черт побери, Кингсли, соглашение было о том, что ты взорвешь Трафальгар изнутри.

— ОТДАЙТЕ МНЕ КЛАРИССУ И ВЕБСТЕРА.

Аль отступил на шаг назад. Кингсли в буквальном смысле светился, свет исходил из глубины его тела и мерцал, освещая его лицо и форму. Все, кроме глаз: они поглощали свет. Оба солдата нервно сжали сильнее суб-автоматы Томпсона, которые держали в руках.

— Хорошо, правда, — сказал Аль, пытаясь сделать обстановку спокойнее. — Черт побери, Кингсли, все здесь на одной стороне, — он, точно по волшебству, вытащил гаванскую сигару и протянул ее, улыбаясь.

— Неправда, — Кингсли вытянул вверх напряженный палец, точно проповедник и медленно опустил его до уровня головы Аля. — Не говори мне об этих сторонах, ты, кусок дерьма. Я из-за тебя умер. Я из-за тебя убил своих товарищей. Так что никогда, слышишь, никогда не воображай, будто можешь говорить мне о вере, о доверии, о верности. А теперь — или ты отдашь мне мою жену и моего сына, или мы решим все прямо здесь и теперь.

— Слушай, я же ни от чего не отказываюсь. Ты получишь то, что хочешь. Аль Капоне своего слова не нарушает. Ты понимаешь? У нас было соглашение. Это все равно что твердый курс зеленых банкнот в наши дни. А я никогда не избегаю расплачиваться. Ты понимаешь? Никогда! Все, что у меня здесь есть, это мое имя, и оно — все, чего я стою. Так что можешь не продолжать об этом спрашивать. Я ценю, как тебе чертовски все удалось. О'кей — после всего этого ты имеешь право. Но уж не говори никому, будто я отступился от своего слова.

— Отдай мне жену и ребенка.

Кингсли так сильно сжал челюсти, что Аль не мог понять, как он не сломал себе все зубы.

— Нет проблем. Сильвано, отведи лейтенанта-командира Прайора к его жене и ребенку.

Сильвано кивнул и сделал жест Кингсли подойти к дверям.

— И никто пальцем до них не дотронется, пока вы ходите, — сказал Аль. — Запомни.

Прайор повернулся к дверям:

— Не беспокойтесь, мистер Капоне. Я не забуду ничего из того, что произошло здесь.

Когда он вышел, Аль плюхнулся на ближайший стул. Рука его обвилась вокруг Джез для опоры, но только для того, чтобы обнаружить, как дрожит женщина.

— Черт. Будь все оно проклято, — прохрипел Аль.

— Аль, — твердо произнесла Джез. — Тебе придется от него избавиться. Он же напугал меня так, что из меня кишки чуть не повылазили. Наверное, было не самой лучшей моей идеей отправить его на Трафальгар.

— Слишком проклятая правда. Лерой, скажи мне, ради Христа, что ты нашел его мальчишку.

Лерой провел пальцем по своему воротнику. Он выглядел очень перепуганным.

— Мы его не нашли, Аль. Не знаю я, куда усвистал этот маленький негодник. Мы искали повсюду. Он просто сквозь землю провалился.

— Дерьмо собачье. Кингсли же просто взорвется, когда это обнаружит. Прольется целый бассейн крови. Лерой, ты бы лучше созвал побольше парней. Да не этих дерьмовых, которые шагистикой занимаются. Нам много людей понадобится, чтобы его утихомирить.

— А потом он сможет перейти в другое тело, — заметила Джез. — И все начнется сначала.

— Я начну поиски Вебстера снова, — пообещал Лерой. — Должен же этот паренек быть где-то, во имя неба.

— Кира, — подсказала Джеззибелла. — Если вы действительно повсюду его искали, он должен быть у Киры.

Аль покачал головой в удивленном восхищении:

— Черт побери, не могу поверить, что я был таким идиотом что пустил эту бабу на скалу. Она не пропускает ни одного случая, чтобы выкинуть какой-нибудь фокус.

* * *

«Этчеллс» вышел из прыжковой ямы за десять тысяч километров от Монтерея. Астероид был маленьким серым диском пересекающим один из залитых солнцем бирюзовых океанов Новой Калифорнии. Однообразный, но невероятно привлекательный. «Этчеллс» почти слышал, как его желудок ворчит от голода.

Защитная сеть Новой Калифорнии сомкнулась у него на торсе, и он идентифицировал себя управляющему центру Монтерея. Его различили по ускорению приблизительно в 5 g. Образующие энергию клетки едва могли с этим справиться.

— Почистите мне подставку, — обратился он к черноястребам на посадочной площадке. — Я нуждаюсь в питательной жидкости.

— Мы все в ней нуждаемся, — ядовито поведал ему Иран Су. — Тут очередь, не забудь!

— Не свинячь со мной, сволочь. Я отсутствовал дольше, чем ожидал. Я совсем из сил выбился.

— Ах, у меня сердце разбито.

Отношение Прана Су удивило его. Понятно, черноястребы вечно ворчат и ругаются и никто из них его не любит. Но такая высокомерная ядовитая насмешка — это что-то новенькое. Надо же в конце концов понять причину. Но это подождет. Он полностью сосредоточился на своем состоянии.

— Ты где это, к дьяволу, был? — спросил Пран Су.

— Геспери-ЛН, если уж тебе надо знать.

— ГДЕ? — Хадсон был сильно удивлен.

— Не важно. Просто подготовь для меня подставку. И скажите Кире, что я вернулся. У меня есть много всего, что ей надо выслушать.

Одному из питающихся черноястребов было приказано освободить подставку, которой он пользовался, и металлический посадочный гриб для «Этчеллса». Он завернул на уступ не особенно изящно, в то время как товарищи по работе разражались шуточками и насмешками по адресу его полета. Обслуживающая команда стояла сзади, пока космический корабль-биотех неуклюже переваливался на посадочную площадку. Он устроился после спуска, и сразу поднялись трубочки для питания, чтобы проникнуть в его принимающие отверстия. «Этчеллс» начал поглощать питательную жидкость с такой быстротой, с какой ее успевали накачивать насосы.

Его бортовые биотехи-процессоры вызвали ту часть обиталища, которую Кира считала своей собственной. Она сидела на одном из длинных диванов в салоне и наблюдала за посадкой. На ней было ярко-алое платье с тесным лифом, прикрепленным кнопками. Юбка была достаточно свободна, чтобы она могла задрать ноги на диван, демонстрируя перед камерой кошачью позу.

Секунду «Этчеллс» поколебался, наслаждаясь легким сексуальным возбуждением, вызванным юной женской фигурой прекрасной формы, которую демонстрировали ради него. Это был тот редкий случай, когда он жалел, что является одержателем черноястреба. Кира могла это делать с ним. И мало кто из остальных.

— Я о тебе беспокоилась, — сказала она. — Ты же мой главный черноястреб, в конце концов. Так что же произошло на станции антиматерии?

— Нечто странное. Я думаю, мы попали в большую неприятность. Она заходит куда дальше небольших представлений с энергией. Нам будет нужна помощь.

* * *

Росио проник в сеть Альмадена, чтобы наблюдать за операцией ремонта. Дибанк сдержал свою часть уговора, собрав всех оставшихся на астероиде неодержимых техников, чтобы работать на заводе по производству питательной жидкости. Они выложили поврежденный теплообменник на площадку, вновь запечатали камеру, которую продырявил лазер «Этчеллса», разобрали механизм и снова его собрали, используя новые составные части, произведенные на их же индустриальных станциях. Теперь оставалась только электроника.

Как только корпус «Миндори» расположился на одной из трех посадочных площадок астероида, его команда выгрузила ящики из грузового отделения. Более одного дня ушло на то, чтобы установить на подновленном заводе новые процессоры и цепи. Программы операций следовало преобразовать. Затем напряженной работой оказался запуск. Делались пробы синтетических материалов, интегральные анализы, испытание приборов, механические проверки, проверки выполнения работы, наблюдения за качеством жидкости. Наконец первую партию накачали насосами на посадочную площадку «Миндори». Внутренние вкусовые фильтры космоястреба взяли образец, оценивая протеиновые структуры, входящие в состав жидкости.

— На вкус хорошо, — объявил Росио ожидающим обитателям астероида.

После его приговора их радостные крики вырвались из комплекса завода синтезирования, разлетаясь, точно звуки землетрясения высокой частоты, оглашая пустынную скалу.

— Ну как, мы выполнили соглашение? — спросил улыбающийся Дибанк.

— В совершенстве. Мои коллеги сразу начнут поднимать и увозить ваших людей. Одержимых на ближайший мир, который заселил Капоне; неодержимых — к эденистам.

Потрепанного вида неодержимые, ближайшие к колонне аудиовидео, передающей связь, испустили глубокий вздох облегчения. Новость передали их семьям-заложникам.

Дибанк и Росио продолжили переговоры. Эвакуация будет производиться поэтапно. Сначала требуется все тщательно проверить, чтобы завод мог работать долгое время и сделать все преобразования, прежде чем обслуживающий персонал уедет. Следовало приспособить механоиды к специализированной работе по поддержанию завода в действии. Техники останутся, чтобы потренировать досадно малое количество черноястребов-одержателей, которые претендуют на обеспечение научной части. Атомные генераторы астероида должны быть отремонтированы для выполнения столь же долговременных функций. Большое количество углеводных соединений для завода следовало приготовить и сложить в баки, которые надо еще произвести. Нужно было так установить резервные запасы дейтериума и водорода, чтобы они могли питать оставшиеся генераторы (теперь, когда отключат биосферу поселения, это не было проблемой).

— Мы можем начинать, — сообщил Росио Ирану Су, — доставлять наших сердечных сторонников на орбиту. Они выполнили свои обязательства. Мы можем начать перевозить население в мир одержимых.

— Вы хотите общего исхода на Альмаден?

— Пока нет. Нынче мы сохраним это передвижение только для нашей группы. Будет неплохо, если больше наших получит полное вооружение, прежде чем Организация поймет, что мы удираем. У Киры будут связаны руки, и она не сможет предпринять никакого нападения, когда это обнаружит.

— Среди нас не много таких, кто будет на ее стороне.

— Я знаю, но мы хотим разыграть все надежно. Невозможно предсказать, на что способна эта сука.

Джед и Бет стояли за искривленным окном салона, наблюдая, как прибывают черноястребы. Эти создания резко упали вниз со звезд на землю на два оставшихся возвышения. Тупоносые цилиндрические автобусы для команды покатили по посадочной площадке, трубы шлюзов жадно потянулись вперед, чтобы не отстать от поддерживающих жизнь капсульных люков.

Квадратик в углу окна засверкал серым и превратился в улыбающееся лицо Росио.

— Похоже, мы это сделали, — объявил он. — Хочу вас поблагодарить, особенно тебя, Джед. Знаю, это было нелегко.

— Они поднимаются на борт? — спросила Бет.

— Нет. Через два часа я должен отправиться в Монтерей. Если я не доложусь в конце дежурства со своей патрульной орбиты, меня потеряют.

Рука Джеда обвилась вокруг Бет, инстинктивно защищая ее.

— Ты говорил, что возьмешь нас на одно из обиталищ эденистов, — напомнил он.

— Я и возьму. Все неодержимые с Альмадена будут доставлены к ним, как только будут закончены наши приготовления здесь. Вы поедете с ними.

— Почему же мы не можем отправиться первыми? Мы же помогли тебе. Ты так сказал только что.

— Потому что я еще даже не переговорил об этом с эденистами. Не хочу, чтобы их космоястребы показывались здесь и все испортили. Будьте немного терпеливее. Я же обещал вытащить вас отсюда.

Росио отключил связь с салоном и начал менять искривленное поле. Оно оттолкнуло его от посадочной площадки, и он соскользнул с уступа. Один из черноястребов, который только что прибыл из Новой Калифорнии, пролетел мимо него, когда падал вниз к освободившемуся уступу. Они обменялись своими улыбающимися изображениями через ленту связи.

Настроение Росио поднялось еще больше, когда он, получив ускорение, удалился от астероида. Следующей неотложной задачей для него было собрать как можно больше полностью вооруженных черноястребов и запустить их охранять Альмаден. В запасе есть еще дня два, пока они с Праном Су могут проинформировать оставшихся черноястребов об Альмадене. Каждому придется сделать выбор. Росио не ожидал, что многие останутся с Кирой; конечно, «Этчеллс», возможно, Лопец; остальные, кто еще не освоился со своим новым положением или полностью не понял его возможности. Недостаточно, чтобы нарушить его планы.

Он полетел назад к Новой Калифорнии, вернувшись на свою патрульную орбиту сверхвысоты. Планета казалась мирной за два миллиона километров ниже его полета. Его искривленное поле очистилось, осторожно пробуя и зондируя структуру пространства-времени. Ни одного космоястреба в пределах ста тысяч километров. И ни признака какого-нибудь оружия или датчиков, украдкой направленных на поиски кораблей и станций Организации. Никто не спрашивал, где он был.

Внутренний контрольный датчик показал Росио, что ребятишки играют в какую-то подвижную игру в главном коридоре. Джед и Бет в своей каюте — опять трахаются. Росио с завистью вздохнул. Вот что значит быть юными.

Через два часа Хадсон Проктор приказал Росио отчитаться перед посадкой.

— Для чего? — спросил Росио. — Теперь у меня достаточно питательной жидкости.

И в самом деле, на Альмадене он наполнил каждый резервуар для жидкости. Если его вызывают вперед всего списка для того, чтобы он обеспечил питание, ему придется все вылить, прежде чем он попадет на Монтерей.

— Мы собираемся установить у тебя в грузовом отсеке вспомогательный атомный генератор, — сказал Хадсон Проктор. — У тебя есть проводка, чтобы получать энергию непосредственно от них, так?

— Да. Но почему?

— Есть задание на длительное время, запланированное раньше. Ты подходишь по параметрам.

— Что еще за задание?

— Кира тебе скажет, когда ты будешь готов.

— Смогу я пользоваться еще и боевыми осами?

— Да, мы дадим тебе полную свободу. Их загрузят одновременно с генераторами. Твои лазеры тоже нужно проверить.

— Отправляюсь.

* * *

Аль уставился на Киру, не совсем поверив, что у нее хватило дерзости врываться в его жилище подобным образом. Джез стояла рядом с ним, держа его под руку, а Микки Сильвано и Патриция пробрались к нему за спину вместе с полудюжиной солдат. За спиной у Киры виднелись Хадсон Проктор и восемь головорезов из ее охранников. От обеих групп исходила злоба, наполняя воздух и делая его тяжелым.

— Ты сказала, это срочно, — выговорил Аль.

Кира кивнула:

— Так и есть. Только что вернулся «Этчеллс».

— Это тот черноястреб, который сбежал со станции антиматерии, когда там стало неблагополучно?

— Он не сбежал. Он обнаружил, что флот собирается делать там что-то странное. Он подозревает, что один из кораблей был нагружен антиматерией, прежде чем станцию разрушили. После этот корабль встретился с космоястребом, и оба полетели на Геспери-ЛН. Это мир тиратка.

— Я о них слыхал. Они вроде марсиан или кого-то в таком роде.

— Ксеноки, да.

— Так какое отношение это имеет к нам?

— Космоястреб и другой корабль очень заинтересовались старым космическим кораблем тиратка, который находился на орбите Геспери-ЛН. Этчеллс считает, что они запускали на борт команду. После того они отправились к туманности Ориона. Это то место, откуда происходят тиратка. И это довольно далеко.

— Тысяча шестьсот световых лет, — уточнила Джеззибелла.

— Вот как? — спросил Аль. Он никак не мог понять ее точку зрения. — И какое же это имеет отношение к нам?

— А вот сам подумай, — сказала Кира. — Мы находимся в разгаре самого крупного кризиса, который когда-либо знал род человеческий. И флот Конфедерации нарушает тот самый закон, который он насильственно навязывает другим. Он фактически помогает нагрузить космический корабль антиматерией. Затем этот корабль и еще другой летят куда-то, где прежде никогда не ступала нога человека. И чего-то там ищут. Что?

— Дерьмо свинячье, — пробормотал Аль. — Откуда мне знать?

— Это должно быть что-то чрезвычайно важное для них. Что-то такое, что есть у тиратка и в чем нуждается флот. Достаточно сильно нуждается, чтобы рисковать войной. «Этчеллс» говорит, они действительно открыли огонь по кораблям тиратка, когда достигли орбиты Геспери-ЛН. Что бы это ни было, они отчаянно желают наложить на это руки.

— Ты что же, пытаешься меня заставить, чтобы я тратил на это время впустую? — спросил Аль Киру. Он терял все свое хладнокровие во время этой дурацкой встречи, но это всегда с ним случалось, когда разговор заходил о космосе и об этих машинах, в которых он не совсем понимал. — Мы уже раньше имели дело со всей этой фигней насчет сверхоружия. Я послал Оскара Кирна и нескольких ребят разобраться. И ни черта хорошего это мне не принесло.

— Здесь другое дело, — настаивала Кира. — Не знаю точно, за чем гоняется флот, но это должно быть что-то такое, что они смогут использовать против нас. Если это оружие, оно должно быть крайне могущественным. Обыкновенное оружие против нас бесполезно. Если флот соберет вместе все свои усилия, чтобы повредить нам, мы просто покинем эту вселенную. Они это знают, особенно после Кеттона. Мы автоматически защищаемся; ничто не в состоянии достать нас на другой стороне. То есть ничто человеческое.

— Хо-хо! Леди, вы что, поменяли свою песенку? Вчера ты меня уверяла, что ничто из того, что придумают длинноволосые, не сможет нас задеть, если мы уберем отсюда Новую Калифорнию.

— Это техника ксенока. Мы не знаем, на что она способна.

— Все это дерьмо свинячье, — раздраженно буркнул Аль. — Может быть. Если. Вероятно. Похоже на то. Ты слышала звон и знаешь. Знаешь что? Слышал я уже раньше такие речи. Адвокат истца использовал их на моем последнем судебном процессе. Все тогда знали, что это куча дерьма, и с тех пор ничего не изменилось. И разреши мне сказать тебе, темная сестрица, ты даже не так убеждена, как был он.

— Если у Конфедерации будет что-то, что сможет достать те планеты, куда мы перенесемся, мы уже пропали.

— Да? В чем дело, что Кира так перепугалась?

— Вижу, что я понапрасну теряю время. Следовало бы мне сразу понять, что у тебя это вылетит из другого уха, как только ты услышишь мои слова, — она повернулась, чтобы уйти.

Аль овладел собой:

— О'кей. Бей меня.

— Мы отправляем вслед за ними несколько кораблей, — сказала Кира. — Я уже подготавливаю парочку черноястребов для преследования. Забудь ты о наших трениях и назначь несколько фрегатов, чтобы лететь с ними.

— Ты имеешь в виду — фрегаты, груженые антиматерией? — уточнил Аль.

— Разумеется. Мы должны иметь лучшее огнестрельное оружие. Если будет возможно, мы захватим оружие тиратка. Если же нет, мы его уничтожим вместе с кораблями флота.

Аль с минуту обдумывал эту мысль, наслаждаясь тем, как Кира дергается в ответ на его молчание.

— Ты хочешь оторвать что-то для себя? — спросил он. — Хорошо же, я скажу, что я для тебя сделаю, и это только потому, что ты благородно заботишься о нашем будущем. Я дам тебе парочку фрегатов, я даже вооружу их для тебя полудюжиной ос, заряженных антиматерией. Как тебе это?

Кира с облегчением улыбнулась:

— Мне это по нраву.

— Рад слышать, — усмешка Аля увяла. — Все, что ты должна мне взамен, — это Вебстера.

— Что?

— Сына этого чертова Прайора. Вот что.

Кира смущенно посмотрела на Хадсона Проктора. Генерал пожал плечами с таким же растерянным видом.

— В первый раз слышу, — сказал он.

— Значит, пока не вспомнишь, я с вами дел не имею, — отрезал Аль.

Кира воззрилась на него. В первый момент Аль решил, что она сейчас набросится на него.

— Башка твоя затраханная! — взвыла Кира.

Резко повернулась кругом и выскочила.

— Она, конечно, ловко владеет словом, — хмыкнул Аль. — Настоящая леди.

Джеззибелла не могла разделить с ним веселое настроение. На ее лице появилось озабоченное выражение, когда она смотрела на большие двери, захлопнувшиеся за Кирой.

— Может, нам самим поговорить с «Этчеллсом», — предложила она. — И выяснить, какого черта происходит вокруг.

* * *

Все окружение Киры хранило молчание, когда они ехали в лифте наверх, в вестибюль «Хилтона». Ее ярость на Капоне постепенно остыла до степени твердой, как железо, решимости. С Капоне надо разделаться — и скорее. Никаких вопросов здесь не может быть.

В конце концов тут появились новые вопросы.

Рассказ «Этчеллса» ее очень взволновал. Она просто не могла поверить, что флот отправил бы корабли к туманности Ориона без очень веской причины. А причина должна быть каким-то образом связана с одержанием. Если дело в этом, тогда Капоне все время был прав, что остается здесь и сопротивляется.

Если ей придерживаться первоначального плана: перевести Организацию в Новую Калифорнию и покинуть эту вселенную, тогда бы не было пути противостоять любому развитию будущего, какой может предпринять Конфедерация. Всегда есть какой-то фактор, но теперь он требует более пристального раздумья.

И, разумеется, раз ей удалось получить контроль над флотом Организации, она могла бы отправить в туманность Ориона целый эскадрон фрегатов, вооруженных антиматерией. Но тогда ей придется отправляться вместе с ними. Поспешный взгляд на Хадсона Проктора подтвердил это. Он человек верный, но только потому, что она была той лошадкой, которую он выбрал, чтобы выехать наверх. Если дать ему случай перехватить сверхоружие тиратка, он сейчас же сделал бы с ней то, что она собиралась сделать с Капоне. Надо же было оказаться загнанной в такой скверный угол.

Дверцы лифта раздвинулись, и Кира ступила в вестибюль. Эта часть «Хилтона» стояла прямо на скале астероида и соединялась с внешней башней остальной обитаемой зоны посредством лабиринта коридоров. Несколько гангстеров Организации бездельничали на диванах, выпивая и болтая, их обслуживал неодержимый хозяин бара. Еще трое гангстеров облокотились на длинную стойку, в то время как группа неодержимых уборщиков трудилась, чтобы убрать последний мусор, оставшийся после вечеринки в честь победы над Трафальгаром.

Кира оглядела все это быстрым взглядом, пытаясь скрыть свое напряжение. Она знала, что люди Капоне не стали бы приставать к ней, если бы она входила. Выйти было гораздо сложнее. Все гангстеры умолкли, уставившись на нее.

Один из выходов вел к станции, обслуживающей небольшую сеть метро Монтерея. Это был бы самый быстрый способ вернуться на территорию посадочной площадки, которую она застолбила за собой. Но вагоны могли быть переполнены. Особенно теперь, когда нашли Бернарда Аллсона.

— Пойдем пешком, — объявила она своим сопровождающим.

Они протиснулись через высокие стеклянные двери и вышли в широкий общественный холл. Никто не пытался привязаться к ним или преградить им путь. Немногие прохожие в холле уступали им дорогу, когда они уверенно шагали наружу.

— Сколько пройдет времени, пока черноястребы переоборудуются? — спросила Кира.

— Еще пара часов, — ответил Хадсон Проктор. Он нахмурился. — Юл фон Хольгер говорит, что датчики СД потеряли след «Тамарана». Он был на орбитальном патруле.

— Неужели космоястребы его уничтожили?

— Я не слышал предсмертного крика, и никто из остальных черноястребов тоже. А засада на наши корабли означала бы большую перемену в политике по отношению к эденистам.

— Проверка датчиком СД других патрульных черноястребов с уверенностью показала, что они все еще с нами, — Кира испустила негодующий вздох. Еще одна сложность. Ей не нравилась мысль о черноястребах, переметнувшихся к эденистам. Судя по тому, что говорили ей Хадсон, Юл и другие, предложения эденистов об убежище все еще не прекращались. Другая альтернатива — что Капоне наконец починил завод питательной жидкости, — была еще хуже.

За несколько метров впереди нее какой-то неодержимый, неуклюже ковылявший за тележкой, нагруженной продуктами, внезапно изменил направление, двигаясь через холл. В раздражении Кира отступила, чтобы не столкнуться с непредсказуемой тележкой. Человек, толкавший ее, был небритым жалким бродягой в измятом и грязном сером комбинезоне, грязные засаленные волосы свисали ему на лоб. На исхудавшем лице застыло выражение сильной муки. Кира не обратила бы на него внимания, как на всех других неодержимых, которых она встречала на Монтерее, потому что мозг его был стандартным смешением жалкости и страха. Он широко раскрыл ей объятия и схватил ее свирепой медвежьей хваткой, как при перехвате в регби.

— Моя! — взвыл он. — Ты моя! — они с силой повалились на пол, у Киры затрещало колено при столкновении с асфальтом. — Дорогая моя, мое дитя, Мэри, я здесь. Я здесь.

— Папочка!

Она этого не произносила. Голос шел изнутри, неистово поднимаясь из плененного сознания Мэри Скиббоу. Недоверие прошло по мыслям Киры, смягчая ее собственную реакцию. Мэри возвращалась назад, к полному подчинению.

— Я собираюсь изгнать ее из тебя, обещаю! — закричал Джеральд. — Я знаю, как это сделать. Мне Лоран сказала.

Хадсон Проктор наконец оправился от шока и наклонился над извивающейся парой, чтобы ухватить Джеральда за рукав. Он сильно потянул, мышцы его налились энергистической силой, они пытались оторвать психически неуравновешенного мужчину от Киры. Джеральд приставил к руке Хадсона энергетический гальванический элемент, обнаженные электроды доставали глубоко. Хадсон вскрикнул, когда мучительно болезненный электрический разряд обжег ему кожу. От ужаса и боли он отпрянул, ярко вспыхнуло пламя, с шипением отделившись от его ладони. Двое телохранителей прыгнули на Джеральда, схватили его за ноги и за одну руку. Он неистово отбивался.

Кира заскользила по полу, едва ли сознавая, какая беспорядочная суета окружает ее. Ее руки и ноги начали двигаться таким образом, как приказывала Мэри, мысли девушки быстро возвращались на привычную стезю. Кира сосредоточилась на том, чтобы перебороть подавленную личность.

Джеральд приблизил гальванический элемент к лицу Мэри. Разряды проскакивали в каких-то миллиметрах от ее глаз.

— Прочь из нее! — орал он в ярости. — Прочь! Прочь! Она моя. Мое дитя!

Один из телохранителей схватил его запястье и крепко сжал. Кости Джеральда хрустнули. Элемент упал на пол. Джеральд в ярости закричал. С силой берсерка он вырывал свой локоть. Локоть попал в живот телохранителю, заставив его согнуться пополам.

— Папочка!

— Мэри? — выдохнул Джеральд в робкой надежде.

— Папочка! — голос Мэри все убывал. — Папочка, помоги.

Джеральд отчаянно потянулся за батарейкой. Его холодные пальцы сомкнулись на ней. Хадсон Проктор опустился ему на спину, и оба покатились по полу.

— Мэри!

Он мог видеть перед собой ее красивое лицо. Она отряхивалась, как собака, вылезшая из глубокой воды, волосы развевались.

— Все! — оскалилась она.

Ее кулак обрушился на нос Джеральда.

Кира медленно поднялась на ноги, слегка покачиваясь, дрожь сотрясала ее. Чертова девка отправилась назад, на свое место, всхлипывая в глубине ее мозга. Один из телохранителей скорчился на полу, держась за живот, щека утонула в небольшой луже рвоты. Вокруг скакал Хадсон Проктор, неистово тряся рукой, как будто бы она все еще горела в огне. От глубокой отметины почерневшей плоти над костяшками пальцев шел дым, наполняя воздух отвратительным запахом. Из глаз катились слезы боли. Остальные телохранители столпились вокруг Джеральда, готовые предупредить неприятности.

— Я убью этого ублюдка! — орал Хадсон. Он сильно ударил Джеральда по ребрам.

— Хватит, — приказала Кира.

Она вытерла лоб дрожащей рукой. Ее спутанные волосы зашевелились сами по себе, выпрямляясь и распределяясь сзади, как обычно, блестящие и аккуратные. Она посмотрела сверху вниз на Джеральда. Он слабо стонал, руками держа за бок, куда его ударил Хадсон. Кровь вытекала из его сломанного носа. Его мысли и эмоции были бессвязным бредом.

— Как ты, дьявол тебя возьми, попал сюда? — проворчала Кира.

— Ты что, знаешь его? — в удивлении спросил Хадсон.

— О да. Это отец Мэри Скиббоу. В последний раз его видели на Лалонде. Которую в последний раз видели, когда она покидала эту вселенную.

Хадсона передернуло.

— Ты не думаешь, что они возвращаются, нет?

— Нет, — Кира оглядела холл. Трое гангстеров Аля вышли из вестибюля «Хилтона», чтобы взглянуть, что происходит.

— Мы должны идти. Поднимите его, — велела она своим телохранителям.

Они подхватили Джеральда под мышки и поставили его на ноги. Его мечтательные глаза уставились на Киру.

— Мэри, — умоляюще позвал он.

— Не знаю, как ты сюда попал, Джеральд, но мы это со временем узнаем. Ты, должно быть, действительно любишь свою дочь, раз предпринял такое.

— Мэри, детка. Папа здесь. Ты меня слышишь? Я здесь. Пожалуйста, Мэри.

Кира наклонила ушибленное колено, морщась от боли, которую причинило это движение. Сконцентрировала свою энергистическую мощь на сочленении, ощутила облегчение.

— В обычном случае было бы достаточным наказанием просто обработать тебя так, чтобы ты был готов принять душу из потусторонья. Но после всего, что ты совершил, ты заслуживаешь лучшего, — она улыбнулась, наклонившись поближе. Голос ее стал хриплым. — Ты станешь одержимым, Джеральд. И тот счастливый мальчик, которому достанется твое тело, получит также и меня. Я собираюсь взять его к себе в постель, и пусть он меня трахает, как захочет и столько, сколько захочет. А ты будешь все это время ощущать, что происходит, Джеральд. Ты будешь чувствовать, что трахаешь свою милую доченьку.

— Н-н-н-ееет! — взвыл Джеральд, дергаясь в хватке крепко держащего его Хадсона. — Ты не можешь! Не можешь!

Кира медленно коснулась щеки Джеральда и быстро схватила его голову, когда он пытался увернуться. Ее губы приблизились к его уху:

— Это не будет первое совращение Мэри, Джеральд, — ласково шепнула она. — Я прямо наслаждаюсь тем, каким горячим становится это тело, когда я им пользуюсь для своих фантазий. А у меня их много, как ты убедишься.

Джеральд начал мучительно выть; его колени стучали друг о друга.

— Опять болит, — тихо пожаловался он. — Голова болит. Я ничего не вижу. Мэри? Где ты, Мэри?

— Ты ее увидишь, Джеральд, обещаю. Я открою тебе глаза, — Кира дернула головой в сторону телохранителей, державших безумного. — Несите его.

* * *

Офис, который выбрал для себя Эммет Мордден, находился в том же коридоре, что и центр тактических операций. Предыдущий его обладатель, адмирал, командующий работой сети СО Новой Калифорнии, предпочитал яркие краски для своей обстановки. Кресла были пурпурные, алые, цвета лимона и изумрудные, а изгибающаяся столешница заменяла совершенное зеркало. Непрерывный голографический экран шел узкой лентой по всем стенам на полпути к потолку и показывал пейзаж кораллового рифа, колонизированного какими-то видами ксеноков, вроде водяных термитов. Эммет не возражал, как и все одержимые, он наслаждался яркими красками и находил, что можно расслабляться, любуясь океаном. Кроме того, здесь был очень мощный настольный процессор, который позволял отслеживать большинство проблем, ставящихся перед ним, и Эммет был близок к коммуникационному центру Организации в периоды кризиса — раз по пять в день. У адмирала также хранилась отличная выпивка.

Когда сюда вошел Аль, он неодобрительно хмыкнул в сторону кресел:

— И я должен на одно из них сесть? Черт тебя дери, Эммет, не говори никому, у меня здесь просто галлюцинации.

Аль занял одно из кресел, ближайших к столу, и расположил свою мягкую шляпу на широком подлокотнике. Обвел комнату долгим взглядом. Так же, как и повсюду на этом астероиде. Накопившийся мусор, пакетики с едой и чашки, а в углу — куча белья, ждущего прачечной. Если здесь кто-то должен связаться с обслуживающим комнаты сервисом, так это прежде всего Эммет. Дурной знак, что он до сих пор этого не сделал. Но этот парень с мозгами был занят другим. Его стол буквально покрывали эти электронные счетные машинки. Все соединены вместе стеклянным проводом. Экраны, установленные по краю стола, стояли на каких-то штуках вроде пюпитров; все это было явно собрано поспешно, только что из мастерской.

— Так ты был занят обзором.

— Да, это так, — Эммет бросил на него задумчивый взгляд. — Аль, я должен тебе сказать, я столкнулся с еще с большим количеством вопросов, чем у нас было сначала.

— Давай информацию.

— Прежде всего я проверил камеры в коридоре и все остальные вокруг этого места. Результат — большой ноль. Я не знаю, кто убил Бернарда, но они определенно что-то сделали с процессорами камер. Память из них удалена, кто-то нарушил коды наших записей.

— Эммет… Продолжай, друг, ты же знаешь, я не разбираюсь в этом дерьме.

— Извини, Аль. Ну понимаешь, это как в фотографии — камеры автоматически снимают изображение, и оно надежно заперто внутри. Ну так кто-то это сломал, вытащил изображения, а потом опять запер камеры.

— Вот сволочь. Так никаких картинок не осталось?

— В коридоре — никаких. Так что я расширил поиски и исследовал наружные камеры, те, которые прикрывают посадочную площадку, — он постучал по клавиатуре одного из экранов. — Смотри.

Появилось изображение посадочной площадки. Они смотрели на шлюз, откуда вырывался воздух. Две фигуры в скафандрах стояли, наблюдая. Одна из них начала неуклюже двигаться к открытому люку. После короткого перерыва за ней последовала другая.

— Минуты две ничего не происходит, — объяснил Эммет. Изображение замелькало от помех, затем двое в скафандрах выбрались из шлюза и пошли по площадке.

— Те парни, которые следы оставили? — предположил Аль.

— Думаю, что да. Но непохоже, чтобы они нанесли Бернарду удар.

— Конечно, они. Они же не закричали, когда увидели, что случилось.

— Они в скафандрах, значит — неодержимые. Посмотри на это с их точки зрения. Они только что споткнулись о свежий труп одного из твоих старших лейтенантов, и даже кровь его оказалась у них на сапогах. Поблизости нет никого, в кого они могли бы ткнуть пальцем. Как бы ты поступил?

— Держал бы рот на замке, — согласился Аль. — Ты знаешь, кто они?

— Вот тут-то и начинаются странности. Я их проследил: они вышли из черноястреба под названием «Миндори».

— Черт возьми! Люди Киры.

— Не думаю, — память камеры продолжала работать и показала, как эти фигуры в скафандрах забрались в маленький грузовик и повели его к другому шлюзу. — Я не мог достать запись из этой камеры, в той части. Так что не знаю, зачем они полезли внутрь. Но тут память стерла какая-то другая программа, не та, которую использовали при нападении на Бернарда.

Одна из фигур в скафандрах снова вылезла на площадку и погрузила несколько тележек, наполненных небольшими коробками, на грузовик. Затем его повели назад, к «Миндори». Фигура, очевидно, снова залезла в жизнеобеспечивающий автономный отсек черноястреба.

— Кира не использует для своих черноястребов неодержимых, — заметил Эммет. — А этот парень был на борту, когда ястреб взлетел. Второй должен еще быть в обиталище.

— Господи спаси. Он где-то тут бродит?

— Похоже, что так. Все, что нам известно наверняка, так это то, что они не имеют никакого отношения к Кире.

— Но он может быть из этого чертова флота Конфедерации. Какой-нибудь убийца. Их вариант Кингсли Прайора.

— Я не так уверен, Аль. Вспомни эти коробки на грузовике. Я пробежался по списку содержимого наших складов. Он не очень полон даже в лучшие времена, но я не могу досчитаться многих электронных приборов. Не вижу, зачем бы это флоту Конфедерации проникать сюда и красть полный грузовик запасных деталей. Это кажется бессмысленным.

Аль вылупился на экран, где застыло последнее изображение типа в скафандре, шагающего в шлюз «Миндори».

— Ладно, значит, мы имеем две разных ситуации, которые происходят одновременно. Кира наносит удар Бернарду, а черноястреб помогает кому-то красть наше электронное оборудование. Первое я могу понять. Но черноястреб… Ты можешь себе представить, чем он занимается?

— Нет. Но он именно теперь вернулся. Мы можем просто спросить напрямик. «Миндори» опустился на площадку сегодня утром. Кира послала своих инженеров для подготовки его к длительному перелету. Есть еще кое-что, над чем можно поразмыслить: наша защитная сеть говорит о том, что еще один их черноястреб отсутствует. Они проверяют остальные, чтобы увидеть, сколько из них все еще на месте.

Аль отклонился на спинку кресла и улыбнулся счастливой улыбкой:

— Они, возможно, пытаются освободиться. Сколько надо времени, чтобы наладить ту пищевую фабрику, в которой они нуждаются?

— Еще недельку. Пять дней, если поспешим.

— Так поспеши, Эммет. Тем временем я собираюсь съездить к Камерону, он может от моего имени потолковать с другими черноястребами так, чтобы Кира не подслушивала.

* * *

Обрывочные мысли Джеральда прошли сквозь вселенную тьмы и боли. Он не знал, где находится и что делает. На самом деле ему было все равно. Время от времени прорывались какие-то вспышки, когда нейроны устанавливали неустойчивую связь между собой, снова являя ему яркие образы Мэри. Его мысли вращались вокруг этих образов, словно в религиозном поклонении. Причина этого низкопоклонства ускользала от него.

В его горестное существование начали врываться голоса. Хор шепчущих голосов. Настойчивых. Безжалостных. Становившихся громче, сильнее. Они врывались в его замутненное сознание.

Волна боли, доводящей до белого каления, снова заставила его вступить во внезапный пугающий контакт с собственным телом.

— Впусти нас. Кончай пытку. Мы можем помочь.

Боль переместилась. Жжет.

— Мы можем это прекратить.

— Я, я могу это прекратить. Впусти меня. Я хочу помочь.

— Нет, меня. Я тот, в ком ты нуждаешься.

— Меня.

— Я знаю секрет, как прекратить мучения.

Раздался звук. Реальный звук, тревожащий воздух. Его собственный высокий крик. И смех. Жестокий, жестокий смех.

— Джеральд.

— Нет, — сказал он им. — Нет, я не хочу. Не начинайте снова. Я лучше умру.

— Джеральд, впусти меня. Не сопротивляйся.

— Я умру ради Мэри. Лучше, чем…

— Джеральд, это я. Ощути меня. Узнай меня. Проверь мою память.

— Она сказала… Она сказала, что она… О нет! Только не это. Не заставляйте меня, только не с ней. Нет.

— Я знаю. Я там была. А теперь дай мне пройти. Это трудно, я знаю. Но мы должны ей помочь. Должны помочь Мэри. Теперь это единственный способ.

Удивление от идентичности этой души разрушило его ментальные барьеры. Душа ринулась из потусторонья, просачиваясь сквозь его тело, принесенная ею энергия разлилась по его конечностям, переливаясь по позвоночному столбу, вселяя в Джеральда силу. Новая память наводнила его синапсы, приходя в столкновение с устоявшимися воспоминаниями каскадами зрелищ, звуков, вкусовых ощущений. Раньше не было ничего подобного. Раньше он был ограничен, отодвинут к самому краю осознания, зная о внешнем мире благодаря крошечным покалываниям нервных импульсов. Пассивный, бездушный пассажир-пленник в своем собственном теле. На этот раз получилось более равноправное партнерство, хотя новый пришелец доминировал.

Глаза Джеральда раскрылись, прилив энергистической мощи помог им сфокусироваться. Другое наложение наконец изгнало жуткую головную боль, которая свирепствовала такое долгое время.

Двое Кириных телохранителей самодовольно ухмылялись, глядя на него.

— Кто же этот счастливый мальчишка? — фыркнул один из них. — Парень, сегодня ночью ты получишь такое групповое траханье, что на всю жизнь хватит!

Джеральд поднял руку. С кончиков его пальцев сверкнули две молнии обжигающего белого огня, просверливая черепа обоих телохранителей. Четыре души неразборчивыми словами выразили свою ярость, погружаясь в потусторонье.

— У меня другие планы на сегодняшний вечер, большое спасибо! — сказала Лорен Скиббоу.

* * *

Довольно давно Аль не выходил в космос. Сидя на толстой зеленой обивке кресла на прогулочной палубе черноястреба, он понял, как давно. Он вытянулся, поднял одну ногу.

— Куда мне тебя отвезти, Аль? — спросил его голос Камерона из-за серебряной решетки на стене.

— Знаешь, только от Монтерея подальше.

Он нуждался в отдыхе, хотелось просто побыть некоторое время одному, сосредоточиться мысленно на том, что происходит. В прежние деньки он бы просто отправился проехаться, может быть, взял бы с собой удочку. Еще принадлежности для гольфа, он несколько раз играл в гольф, хотя не по тем правилам, о которых слыхали Королевские Ребята и Любители Старины. Просто друзья в хороший денек валяли дурака.

В большое переднее окно он видел вращающиеся контуры космопорта, исчезающие над головой, когда они сделали прыжок с посадочной площадки. Гравитация в каюте была постоянной. Возле стального ободка, приклепанного к окну, виднелась Новая Калифорния, серебристый полумесяц, точно так выглядела луна над Бруклином в ясные летние ночи. Аль никак не мог привыкнуть к тому, как много облаков вокруг планет.

Любого, кто находится на поверхности, удивило бы, если бы он когда-нибудь увидел солнце.

Камерон отошел прочь от крупного астероида, все время перекатывающегося с боку на бок, точно играющий дельфин. Если Аль оглядывался и смотрел через иллюминаторы со стороны прогулочной палубы, ему было видно яркое солнце, бросающее лучи на желтые плавники и алый фюзеляж.

— Эй, Камерон, можешь ты мне показать туманность Ориона?

Движения черноястреба замедлились. Его нос повернулся к звездам, точно игла компаса.

— Идем туда. Сейчас в окне должен показаться самый центр.

И тут Аль увидел его, тонкую дымку освещенности, как будто Бог намочил большой палец и смочил звезду через полотно космоса. Аль уселся на своем кресле и выпил капуччино из крошечной чашечки, глядя туда. Таинственная маленькая штучка. Туман в космосе, говорил Эммет. Там, где рождаются звезды. Марсиане и их смертельные лучи жили на другой стороне.

Не было способа, который он мог бы придумать, как ни ломал голову. Мысль о том, чтобы туда отправились корабли флота, напугала Киру, и даже Джез была озабочена. Но это не останавливало его. Алю снова придется спрашивать совета. Он вздохнул, признавая неизбежное. Но имеются некоторые вещи, о которых он все же мог позаботиться и сам. У Чикаго больше территорий, фракций и банд, чем может собрать вся Конфедерация. Аль знает, как ими манипулировать. Завести новых друзей, потерять старых. Применить некоторый нажим. Подкуп, шантаж, вымогательство. На сегодняшний день никто, живой или умерший, не имеет такого политического опыта, как у него. Он князь города. Прежде, теперь и всегда.

— Камерон, я хочу побеседовать с черноястребом по имени «Миндори» и хочу, чтобы беседа была конфиденциальной.

Круто заостренный алый нос начал поворачиваться, при этом туманность стала исчезать с поля зрения. Снова появился Монтерей, грязно-охристое пятно, вокруг его космопорта мерцали крошечные точки света.

— Имя этого парня Росио, Аль, — подсказал Камерон. Квадратик в углу окна сделался серым, потом показалось лицо.

— Мистер Капоне, — вежливо сказал Росио, — мне оказана честь. Что я могу для вас сделать?

— Я не люблю Киру, — заявил ему Аль.

— А кто любит? Но мы оба с ней завязаны.

— Ты наносишь мне вред, Росио. Ты знаешь, что это дерьмово. Она держит тебя на коротком поводке и вертит тобой, потому что взорвала все твои пищевые заводы. Что, если бы я тебе сказал, что я мог бы отстроить один из них?

— О'кей. Я в этом заинтересован.

— Я знаю. Ты пытаешься один из них наладить сам. Поэтому ты слямзил позавчера электронное оборудование, так?

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Мы все это увидели на пленке, Росио, твои парни ворвались на Монтерей и увезли тебе целый грузовик этих деталей.

— Я совершил посадку ради бюрократического профилактического осмотра; произвели замену некоторых деталей, так что из этого?

— Хочешь, чтобы я это уточнил с Кирой?

— Мне показалось — вы ее не любите.

— Не люблю, потому-то я к тебе первому и пришел.

— Чего вы хотите, мистер Капоне?

— Две вещи. Если твой завод не работает, приходи и разговаривай со мной, о'кей? Мы сможем выработать лучшие условия, чем обеспечивает тебе Кира. Для начала — никаких обысков. Твои черноястребы продолжают вести для нас поиски вокруг Новой Калифорнии. Расширенный обзор зрения, который есть у вас, — ценное удобство. Я это уважаю и готов платить тебе самую высокую цену.

— Я обдумаю предложение. А что второе?

— Я хочу побеседовать с парнем, который видел убийство. Пострадал мой хороший друг. У меня имеются несколько вопросов, которые я должен задать твоему парню.

— Не лично ему. Он приносит мне пользу, я не хочу, чтобы его забирали.

— Да нет же, черт дери. Я знаю, что он неодержимый. Я просто хочу поговорить — и все.

— Хорошо.

С минуту Аль сидел, допивая кофе, стараясь проявить терпение. Когда наконец появилось угрюмое, полное подозрений лицо Джеда, он тихонько засмеялся:

— Будь я проклят. Сколько тебе лет, мальчик?

— А вам какое дело?

— Я потрясен, вот какое. Ну ты и смельчак, скажу тебе, парнишка. Ворваться прямехонько в мои владения и слямзить у меня на целые сотни электронного оборудования. Вот такую смелость я люблю. Немногие в этой вселенной на это отважились бы.

— Выбора не было, — буркнул Джед.

— Черт тебя дери, знаю. Я сам вырос среди бедноты. Знаю, каково это, когда ты в самом низу пирамиды. Ты должен был показать боссу, что можешь выгребать жар из печи, да? Если ты этого не сможешь, ты ему не нужен. Тебя вышвырнут, потому что всегда найдется какой-то умник, который воображает, что может справиться лучше.

— Вы и правда Аль Капоне?

Аль провел пальцами по лацкану своего пиджака:

— Проверь ниточки, сынок. Ни у кого больше нет такого класса.

— Так о чем вы хотите со мной говорить?

— Мне нужно кое-что узнать. Я ведь могу многое предложить тебе взамен. Я хочу сказать, ты недостаточно вырос, чтобы прийти ко мне с визитом лично. Я все понимаю, так что не могу не дать тебе вознаграждение: бабы, выпивка и все такое. Чего у меня много, так это местной валюты. Ты об этом слыхал?

— Какие-то подарки?

— Да. Памятные подарки, обеспеченные моим словом. Если я говорю, что человек кому-то должен, он должен платить. Так что я должен тебе три услуги. Я, Аль Капоне, я лично буду у тебя в долгу. Это надежно на любой планете с одержанием. Ты не должен просить чего-то вроде мира во всем мире или какой-то подобной чепухи. Но любая услуга или помощь — твои. И это повсюду гарантировано. То есть мы, одержимые, мы имеемся во всей вселенной. Ну как, играешь?

Джед не улыбнулся, но угрюмая гримаса растаяла.

— О'кей, что вам нужно?

— Прежде всего тот, другой парень, что был с тобой, тот, которого ты оставил. Он что, здесь находится, чтобы меня убить?

— Джеральд? Господи, да нет же! Он болен, сильно болен, — лицо Джеда прояснилось. — А-а, так вот же ваша первая мне услуга. Его зовут Джеральд Скиббоу, если вы его отыщете, я хочу, чтобы вы положили его в хорошую больницу со знающими врачами и умелым штатом.

— О'кей. Ну вот, теперь больше похоже, что у нас здесь диалог, у меня с тобой. Хорошо, Джеральд Скиббоу. Если найдем, он получит хорошее лечение. Теперь другое: я хочу знать, видел ли ты кого-то еще, кто шлялся по этому коридору, когда ты обнаружил труп.

— Был какой-то тип, да. Я его видел через дверное стекло. Не особенно долго. У него длинный нос. Да, и очень густые брови. Знаете, такие, над носом сходятся.

— Луиджи, — зарычал Аль.

Мне бы догадаться. Он на стороне Киры. Когда держишь людей в рамках дисциплины, у них всегда случаются вспышки негодования. Он еще собирается иметь контакты среди офицеров флота, массу контактов. Ей это понравится.

— Спасибо, парнишка, я еще должен тебе две услуги.

Джед преувеличенно низко поклонился:

— Верно.

Его изображение растаяло.

Аль с яростью вздохнул. Отчасти он злился на себя. Надо было ему следить за Луиджи. Все это устройство возвращения. Невозможно больше убить умного типа, потому что всегда есть возможность, что он вернется куда-нибудь на Новую Калифорнию — и еще больше обозленный на тебя, чем когда свара начиналась.

Волна удивления и ужаса прокатилась по душам в потусторонье, и сейчас же привлекла внимание Аля. Происходило что-то исключительное. Кошмар и ужас от этого события были преобладающими ощущениями, исходящими спиралью от этого передающегося впечатления.

— Что? — спросил их Аль. — Что это такое?

Благодарение Богу, ничего похожего на тот первый смертельный удар по Мортонриджу. Когда он сосредоточил все внимание на скользящих серых изображениях, порхающих от одной души к другой, он увидел солнце, а из него извергнулось другое солнце. Космос наполнился пламенем, и смерть неумолимо летела по небу, точно буря.

Арнштадт!

— Святые угодники! — выдохнул Аль. — Камерон? Ты это видишь?

— Вижу и слышу. Я думаю, это космоястребы.

— Не обвиняй их.

Военные корабли Организации исчезали в распространяющемся огне ослепительного белого пламени. Флот Конфедерации ответил на Трафальгар таким образом, какой он даже представить себе не мог, не мог вообразить, что они на такое способны. Грубая сила на таком уровне, что ей невозможно сопротивляться. Его военные корабли оказались беспомощными. Их драгоценная антиматерия — бесполезной.

— Неужели они не понимают? — спрашивал он у пришедших в отчаяние душ. — Арнштадт падет.

Из потусторонья уже прорывались всплески радости, так как для одержания предлагалось множество тел. Дисфункция реальности вокруг Арнштадта начала усиливаться по мере того, как все больше и больше одержимых добавлялось в эту структуру. Поскольку орбитальное оружие Организации, дымясь, падало на землю, им ничего не могло препятствовать.

— Камерон, вези меня домой. Живо.

Аль знал, что сейчас произойдет. Следующим местом, которое собирается навестить флот Конфедерации, будет Новая Калифорния, его предстоящее прибытие дает Кире главный шанс. На этот раз лейтенанты и солдаты, скорее всего, выслушают ее, когда она им скажет вернуться на планету.

Скверный день становится еще хуже.

* * *

Семьи-заложники членов команды звездного корабля держали на нескольких этажах гостиницы, выходящей на биосферу Монтерея. В течение дня они собирались все вместе в гостиных здания и на общественных территориях, чтобы обеспечить друг другу те удобства, которые были им доступны. Их было не так много. Они превратились в постоянно усталую толпу людей, с расшатанными нервами, скверно накормленных, лишенных информации, ничего не знающих и, соответственно, презираемых охраной Организации.

Сильвано и два гангстера втолкнули Кингсли в помещение зала для конференций. Он сейчас же увидел Клариссу, она помогала раздавать утреннюю еду. Она заметила его, закричала, уронив лопаточку в кастрюлю с бобами. Все смотрели, как они обнимаются.

Она переполнилась радостью, увидев мужа. В первую минуту. Затем Кингсли не смог больше выносить недосказанности и признался, кем он стал. Кларисса напряглась, отшатнувшись от него в отвращении. Желая отгородиться от этих слов, которые не должны были быть сказаны.

— Как это произошло? — спросила она. — Как ты умер?

— Я был в космическом корабле. Там произошел взрыв антиматерии.

— Трафальгар? — прошептала она. — Это был Трафальгар, Кингсли?

— Да.

— О Господь милосердный. Только не ты. Только не это.

— Я должен кое-что узнать. Извини, что не спрашиваю о тебе, я знаю, что следовало бы, но сейчас это важнее всего во вселенной. Ты знаешь, где Вебстер?

Кларисса покачала головой:

— Нас держат отдельно. Этот жирный ублюдок Октавиус, предатель, приписал его к кухонной команде. Раньше я его видела каждую неделю. Но уже две недели прошло, как его последний раз приводили. Никто из них ничего мне не говорит, — она умолкла при виде странной улыбки, появившейся на лице Кингсли. — В чем дело?

— Он правду говорил.

— Кто?

— Мне сказали, что Вебстер удрал от Организации, что он был на звездном корабле. Теперь ты мне говоришь, что ты его давно не видела, а Капоне не может его найти.

— Он свободен? — осознание этого перевесило ее отвращение, и она потянулась, чтобы снова дотронуться до него.

— Похоже на то.

— Кто тебе сказал?

— Не знаю. Очень странный тип. Кларисса, поверь мне, в этой вселенной происходит гораздо больше событий, чем мы осознаем.

Она улыбнулась трагической улыбкой.

— Едва ли я могу сомневаться в словах моего покойного мужа.

— Пора идти, — внезапно сказал он.

— Куда идти?

— Тебе — куда угодно, только отсюда. Капоне должен мне это, но подозреваю, что я мог бы впутаться в неприятности, пытаясь получить с него долг. Так что уж будем делать одновременно только один шаг.

Он двинулся к дверям помещения для конференций, Кларисса робко следовала за ним. Два гангстера, бездельничающие у дверей, выпрямились, когда он приблизился. Сильвано исчез, и они не знали, что им делать.

— Я ухожу, — произнес Кингсли ровным благоразумным тоном. — Проявите понимание. Отойдите с дороги.

— Сильвано это не понравится, — сказал один из охранников.

— Тогда он должен был сказать это мне лично. Это не ваша работа, — он сосредоточился на двери, представляя себе, как она открывается.

Они попытались ему препятствовать, сфокусировав свою энергию на том, чтобы держать ее закрытой. Магическая версия кулачной борьбы.

Кингсли рассмеялся, когда дверь распахнулась. Перевел взгляд с одного охранника на другого, его брови выгнулись в насмешливом вызове. Не встречая сопротивления, он шагнул в дверь и взял за руку Клариссу.

У него за спиной один из гангстеров взял телефон из слоновой кости и торопливо набрал номер.

* * *

Джеральд осторожно шел по коридору, останавливаясь у каждой двери и убеждаясь, нет ли кого-нибудь внутри. Лорен приходилось сосредоточить все свое внимание на том, чтобы его ноги совершали верные движения. Состояние мозга мужа привело ее в ужас: обрывочные мысли, личность, впавшая в детскую растерянность, память, становившаяся все слабее и вспоминавшая с большим трудом. Только эмоции в нем сохраняли силу взрослого человека, они не могли успокаиваться под влиянием разума и размышлений. Эти эмоции побивали все, что осталось от его рациональности, острыми пиками экстремальных состояний. Он испытывал страх вместо легкого беспокойства, стыд вместо смущения.

Ей постоянно приходилось успокаивать и утешать, внушая своей поддержкой уверенность, которой так жаждет каждый ребенок. Ее присутствие было для него утешением, он все время с ней разговаривал, обрушивая на нее поток бессвязной болтовни, которая едва ли ее отвлекала.

И он был в плохой физической форме. Тяжкие раны, которые нанесли Джеральду Кирины бандиты, можно было легко вылечить при помощи энергистической силы. Но его тело постоянно оставалось холодным, а в висках он ощущал противную острую боль, которую полностью не могло снять даже энергетическое воздействие. В чем он нуждался, так это в неделе крепкого сна, в хорошем питании в течение месяца, да еще чтобы провести год на лечении у психиатра. Со всем этим придется подождать.

Они находились где-то внутри космопорта, в помещении, которое Кира заняла для себя и своей группы. Центр заговорщиков. За исключением того, что он был практически изолирован. Если не считать тех двух негодяев, которых Лорен убила, она видела еще всего троих одержимых. Никто из них не обратил на нее никакого внимания, они спешили дальше, мозги их были прочно заняты стремлением выполнить свои поручения, в чем бы они ни состояли. Салоны и холлы пустовали.

Лорен вошла в главный салон, почти знакомый своими неназойливыми украшениями и мягкой мебелью. Она достаточно часто видела это помещение из потусторонья. Обиталище Киры.

Рука Джеральда провела по шерстяной ткани на кресле. Мэри часами на нем сидела, беседуя со своими товарищами-заговорщиками. Кофеварка: она принесла ее сюда вместе с тонким фарфором. Кофе пузырился и выкипал, наполняя комнату ароматом. Его глаза устремились к двери в спальню. Мужчины, которых она туда приводила.

Лорен попробовала спросить души из потусторонья, где дочь. Но волнение и беспокойство, созданные Арнштадтом, усилили горькую какофонию их перепутанных голосов еще больше, чем обычно. Мелькнули какие-то очертания женской фигуры. Возможно, это она. Бежит вместе с группой людей по неизвестному коридору.

Лицо не так похоже на лицо Мэри, каким оно было раньше.

Лорен свирепо выругалась. Зайти так далеко. Они с Джеральдом вынесли такие ужасы, что никто бы не поверил в существование подобных. Быть так близко. Что бы всемогущее существо ни замышляло, потусторонье, безусловно, появилось и с концепцией судьбы.

Она чувствовала, что Джеральд начинает разваливаться в крайней меланхолии из-за того, что перспектива потребовать дочь снова рушится. Этого не произойдет, обещала она ему.

Проходя через гостиную, она увидела черноястреба, стоящего снаружи на подставке. Ее остановило удивление Джеральда, когда он узнал контуры «Миндори». Платформы и подвижные мостики были установлены против его грузового отсека, каждый из них ярко освещен. Вспомогательные команды в блестящих черных скафандрах устанавливали тяжелое оборудование, приспосабливая свою мощность и охладительные конвейеры к существующим возможностям космического судна. Хотя Лорен не могла понять смысла всей этой деятельности, для нее было ясно, что они собирались сбежать, как только настанет подходящее время. Считая, что это время не за горами.

Она вышла из салона и спустилась на один уровень ниже. Здесь был инженерный отсек, хотя в недавнее время никто из работников не уделял особенно много времени на внутреннее обслуживание или ремонт. Слабые желтые огни панелей на потолке освещали коридор; воздушные трубочки раздраженно жужжали, выдувая колеблющиеся струйки воздуха, но большинство из них бездействовало. Единственным признаком того, что этот отсек полностью не заброшен, являлось раздававшееся почти по инерции легкое жужжание машинного оборудования. Лорен покрутилась по помещению, пытаясь угадать направление, испытывая любопытство по поводу того, что могло здесь функционировать, когда никого рядом не видно.

Когда Лорен наконец распознала преступную дверь и открыла ее, она оказалась во вспомогательной мастерской, превращенной в кибернетический завод. Машинное оборудование было свалено рядами, как бы в злостном намерении, машины жужжали, сверлили и резали детали из металлического сырья. Между ними установлены были грубые ремни-конвейеры, приносившие только что прошедшие чеканку стволы металла, чтобы собрать их на одном конце стола. Более двух десятков неодержимых рабочих были заняты изготовлением автоматов. Верхняя обнаженная часть туловища у всех блестела от пота из-за удушливой жары, создаваемой работой машин.

Джеральд ничего этого четко не замечал, в то время как Лорен огляделась в полной растерянности. Она подошла к одному из неодержимых рабочих.

— Эй, ты! Для какого черта вся эта работа?

Мужчина вздрогнул от неожиданности, поднял голову, потом опустил ее.

— Это автоматы, — угрюмо буркнул он.

— Я вижу, но для чего они?

— Для Киры.

Это и был ответ, которого она от него ждала. Лорен взяла один из автоматов, ее руки заскользили на толстом защитном слое масла. Ни она, ни Джеральд не разбирались особенно в оружии, если не считать теоретического курса, который они оба прошли, чтобы управляться с лазерным охотничьим ружьем, которое им разрешалось иметь у себя дома. Этот автомат выглядел странно. Лорен осмотрела тот, который был уже собран. Его огнестрельная часть была слишком большой, а ствол был оторочен чем-то странным.

Память, которая не принадлежала никому из них, запенилась перед глазами Джеральда. Воспоминание о грязи и боли. О темных гуманоидных чудовищах, вооруженных сверкающими автоматами, выступающих с ужасающей непреклонностью из пелены серого дождя.

Мортонридж. Кира изготовляет тот самый вид оружия, который Конфедерация применяла в Мортонридже. Против одержимых!

Лоран еще раз оглядела мастерскую, взволнованная тем, что видит. Количество этой продукции должно измеряться сотнями штук в день. Она окружена неодержимыми, выпускающими то единственное оружие, которое может вызвать взрыв и отправить ее обратно в потусторонье в одну секунду. Если у них будут боеприпасы.

Она проверила тот автомат, который держала, стирая избыточное масло тряпочкой. Убедившись, что оно вполне может выполнять свою функцию, Лорен оставила этот заводик и отправилась искать второй такой же. Он не мог быть слишком далеко.

* * *

Монтерей находился за двести километров. Во время приближения к нему Камерона он выглядел так, как будто астероид двигается, чтобы поглотить Новую Калифорнию. Скользя вдоль полумесяца, он открыл большое окно на прогулочной палубе. Траектория полета, составляющая девяносто градусов к оси вращения, заставляла его выглядеть так, как будто скала порождала сверкающий металлический гриб, растущий прямо вверх. Это зрелище изменилось, как только Камерон повернул в космопорт, вращающийся в обратную сторону, и начал скользить параллельно вращению. Посадочная площадка была прямо перед ним, глубокая скругленная долина, вырезанная в скале, по одну сторону светились крохотные блестящие огоньки, образующие широкие круги освещения на другой. Ориентация снова переменилась, когда черноястреб приспособился к вращению астероида, преобразуя бока долины в пол и потолок. И Алю наконец стало понятно, как действует центробежная сила.

Взрыв грянул от скалы позади посадочного уступа, когда от позиции Камерона до посадки осталось около четверти пути. Он произошел в той части скалы, которая была выложена крупной металлической мозаикой и разным оборудованием. Широкий фонтан блестящего белого газа, двигающийся так неспешно, что он мог быть и жидкостью, исходящей от пробоины в центре машин и аппаратов. Крошечные частицы твердой материи крутились в нем.

Аль вынул гаванскую сигару изо рта и обернулся к окну, впившись в него недовольным взглядом.

— Что за дерьмо собачье, Камерой, какого черта? Разве флот уже здесь?

— Да нет же, Аль. В скале была брешь. Я узнавал по радио, никто не уверен в том, что происходит.

— Где это случилось-то? — Аль изо всех сил всматривался, нет ли на уступе возле хвоста газа каких-то космоястребов или людей.

— Это в индустриальном секторе, там, где ты ремонтировал завод питательной жидкости.

Аль хлопнул ладонью по окошку.

— Эта сучка! — три его небольших шрама белели снежными пятнами на пылающей щеке. Он смотрел, как плюмаж газа потихоньку тает, выставляя на обозрение мусор, который отходил от вертикальной скалы. — О'кей, она хочет открытую войну — и она ее получит!

— Аль, я получил широко транслирующееся письмо флоту. Оно от Киры.

Один из маленьких круглых иллюминаторов сбоку палубы для наблюдения замерцал, в нем появилось Кирино лицо:

— …после Арнштадта альтернативы не может быть. Флот Конфедерации приближается в большом количестве, чтобы напасть на нас. Если вы не хотите снова быть вышвырнутыми в потусторонье, мы должны перекинуться на планету. У меня имеются средства, чтобы это проделать, имеется возможность установить нашу власть на поверхности, не прибегая к платформам СО или к антиматерии. Все, чем вы в настоящий момент располагаете, ваш статус и положение могут продолжать существовать под моим покровительством. И на этот раз вам не придется рисковать собой в опасной войне, затеваемой Капоне. Его время кончилось. Обращаюсь к тем из вас, кто выбирает для себя обеспеченное будущее: свяжитесь с Луиджи, он присоединится к вам на «Швабии». Если вы последуете за ним на низкую орбиту, я обеспечу вам возможность обосноваться на поверхности. Любой, кто желает остаться и ждать прибытия флота, может чувствовать себя свободным.

— Черт возьми! — Аль схватился за черный телефон. — Камерон, найди мне Сильвано.

— Он здесь, босс.

— Сильвано! — завопил Аль. — Ты слушаешь Киру?

— Я ее слышу, босс, — прохрипел голос лейтенанта.

— Вели Эммету тормозить любой корабль, который не стоит на месте, пусть он хоть к чертям им велит отправиться. Позже я сам обращусь к флоту. И я хочу, чтобы это трахающее обращение было прекращено. Немедленно! Пошли отряд наших солдат, пусть окружат ее владения и не выпускают оттуда никого. Я собираюсь явиться туда сам и лично с ней разобраться. Сегодня же ночью она отправится спать с рыбами.

— Будет сделано.

— Я сажусь с минуты на минуту. Хочу, чтобы ты и еще несколько ребят встретили меня. Верных ребят, Сильвано.

— Мы будем ждать.

* * *

Луиджи прибыл к стыковочной оси в прекрасном самочувствии. Ожидание и интриги надоели ему, слишком это походило на плутание в темноте. Он не принадлежал к открытым людям. Кира настояла, чтобы он вел себя сдержанно, он все еще бегал за этим ничтожеством Малоне в гимнастическом зале, откапывая всякое дерьмо для неодержимых. Редко ему удавалось выбираться наружу, чтобы встречаться со старыми друзьями, летающими на военных кораблях Организации, между такими случаями были большие промежутки, и во время этих встреч он только ронял несколько слов подстрекательства, сажая семена сомнения.

Всякий раз после этого он возвращался к Кире и уверял ее, что флот начинает терять терпение с Капоне. Что так и было. Но он немного преувеличивал данные, желая отрезать себе кусок пирога побольше.

Теперь это уже не имело значения. Он вышел из сволочного подвальчика Малоне, как только стало известно об Арнштадте, он не стал даже ждать ее вызова. Вот он, их шанс. Как только он снова покажется там, вместе с флотом, все эти цифры ничего не станут значить. Они снова за ним пойдут, он это знал. Он всегда был в хороших отношениях с лейтенантами, они его уважали.

Большая промежуточная станция в центре оси была почти пуста, когда он вылез из туннеля. Он поплыл по воздуху к дверям кабин.

Мужчина и женщина проскользнули перед ним, пересекли ему дорогу. Это разозлило Луиджи, но здесь было неподходящее место, чтобы закатывать сцены. Десять минут, всего десять минут, и он снова окажется внутри космического корабля, среди командиров.

— А я тебя помню, — сказал Кингсли Прайор. — Ты был одним из лейтенантов Капоне.

— Тебе-то до этого что, приятель? — огрызнулся Луиджи.

Ему было никак не привыкнуть жить со всеми этими подталкиваниями локтем и перешептываниями, которые везде его сопровождали, как будто он тип, который пристает к малолетним во время пробежки.

— Ничего. К кораблю отправляешься?

— Да. Верно.

— Это славно, — сказал Кингсли. — Мы тоже.

Двери отворились, обнажая пустую внутренность кабины. Кингсли вежливо протянул руку:

— После вас.

* * *

После душа Джеззибелла пошла вдоль кровати, осматривая каждое из платьев, которые выложила Либби. Проблема заключалась в том, что ни одно из них не было новым. Она уже надевала весь свой гардероб с тех пор, как связалась с Алем. «Мне нужна новая одежда». Это никогда не было проблемой, когда она ездила с турами. Одежда была такой мизерной частью концертного бюджета, что компания никогда не отказывалась платить, если Джеззибелла покупала себе новую экипировку на каждой планете. Не то чтобы ей приходилось это делать. Каждая вновь заселяемая звездная система колонизировалась горячими молодыми дизайнерами, которые просто убили бы ее, если бы она только посмотрела на их ценники.

Она вздохнула и снова оглядела весь ряд. Наверное, надо выбрать голубое с зеленым летнее платье с широкими плечами и мини-юбкой, и надеть на похожую на девочку симпатичную личность.

Крошечные кожные чешуйки начали сжиматься и расширяться в ответ на нажимаемые ею знаки клавиатуры, добавляя маленькие изменения к выражению ее лица, так чтобы она выглядела одновременно интригующей и вызывающей доверие. Текстура кожи смягчилась, приобретая здоровый молодой блеск. Снова двадцать пять.

Джеззибелла подошла к стоящим под углом на туалетном столике зеркалам, чтобы проверить, как она выглядит. С глазами что-то было не так, они имеют слишком напряженное выражение, их недостаточно ужасал и волновал прекрасный таинственный мир, который они исследовали. Портрет не особенно исполнительной личности, цепляющейся за свое прошлое. Она нахмурилась, глядя на другие образцы: иное выражение вовсе не подходило этому лицу. Кожные чешуйки опять выглядели скверно. Всегда сначала изнашиваются участки вокруг глаз. Ее запас для замены не так уж велик. И планета не могла восполнить этот недостаток; ее запасы всегда приходят прямо с Тропиканы — одного из адамистских миров, где смягчены законы биотеха.

— Либби! — закричала Джеззибелла. — Либби, иди сюда и принеси тот пакет.

Милая старушка совсем недавно делала чудеса, терпеливо разглаживая кусочки кожи, поистине мастерским прикосновением проходясь по увядшему покрытию. Но даже ее волшебство не могло длительно действовать, когда не образуются новые чешуйки. Джеззибелле не хотелось над этим размышлять.

— Либби, подними же свою артритную задницу и сейчас же иди сюда!

В спальню вошли Кира, Хадсон Проктор и трое громил; они прошли прямо сквозь дверь, не открывая ее, как будто бы дерево было просто окрашенным воздухом. Все пятеро держали в руках автоматы, заряженные статистическими пулями.

— Любуемся своим возрастом, да? — сладким голосом пропела Кира.

Джеззибелла сдержала шок и поднимающийся страх, Кира сможет это разглядеть и получит удовлетворение. Ее мозг проскользнул прямо в личность этой императрицы, без помощи ее разъединившейся нейросети.

— Пришла сюда навести красоту, Кира?

— Это лицо не нуждается в косметике. Оно естественное. И тело тоже. Не то что у тебя.

— Жаль, ты не умеешь им как следует пользоваться. Мне бы такие груди — да я бы всей галактикой управляла. А все, что у тебя есть — это двадцать слабоумных мужиков, у которых эрекция оттянула всю кровь от мозгов. Ты их не можешь вдохновить, ты просто шлюха. Ничего себе, сила — не говоря уже о том, что она в состоянии сделать.

Кира сделала шаг вперед, ее спокойствие восстановилось быстро.

— Ох уж этот твой язык, всегда-то он был для меня проблемой.

— Ты опять не права, за ним стоит острейший мозг, который всегда одерживает над тобой верх.

— Да убей ты эту потаскушку, — рыкнул Хадсон Проктор. — Нет у нас на нее времени, нам его нужно найти.

Кира подняла свой автомат и легко коснулась кончика ствола, направив его на шею Джеззибеллы. Внимательно проследив за реакцией, она опустила ствол, дразняще распахивая толстый белый халат.

— О нет, — пробормотала она. — Если мы ее убьем, она сразу станет нам ровней. Так ведь?

— Долго же мне придется опускаться, чтобы дойти до этого уровня!

Кире пришлось вытянуть руку, чтобы сдержать Хадсона Проктора.

— Посмотри, что ты натворила, — упрекнула она Джеззибеллу. — Расстраиваешь моих друзей.

На лице Джеззибеллы появилась насмешка. Она не должна была даже ничего говорить.

Кира кивнула в знак неохотного подчинения правилам личного поединка. Вернула задравшийся халат в его первоначальное состояние.

— Где он?

— Ах, пожалуйста. По крайней мере, поугрожайте мне.

— Очень хорошо. Я не дам тебе умереть. И власть на это у меня есть. Как тебе это?

— Ради всего траханья, — сказал Проктор Хадсон. — Отдай ее мне. Я уж обнаружу, куда он делся.

Кира окинула его жалостливым взглядом:

— В самом деле? Будешь ее насиловать, пока она не капитулирует, или просто станешь ее бить, пока она тебе не скажет?

— Да уж как понадобится.

— Если бы я считала, что вы можете победить, я бы к вам присоединилась с самого начала, — просто сказала Джеззибелла. — Но вы не можете, вот я и не с вами.

— Правила игры изменились, — сказала Кира. — Флот Конфедерации разрушил наши корабли у Арнштадта. Они идут сюда. Новая Калифорния должна отбыть вместе с нами. И единственный, кто этому препятствует — это Капоне.

— Жизнь — потаскушка, смерть — трагедия, тут-то вы со мной и встретитесь.

— Один из лучших твоих лирических образцов. Жаль, что тебя даже за него не вспомнят.

Процессорный блок, который Джеззибелла оставила на туалетном столике, начал гудеть, издавая тревожные сигналы.

— Как раз вовремя, — обрадовалась Кира. — Это моя команда разделывается с заводом Капоне. Я прикрываюсь на случай, если он начнет сбивать моих черноястребов. Не то чтобы я так уж стремилась снова отправить его персонально в потусторонье. Одному из моих воздыхателей уже однажды была поручена такая работа. Но я предвидела, что сама могу там оказаться. Так что ты еще раз испортила мне все удовольствие, — Кира подняла палец. Длинное желтое пламя вырвалось из кончика и плясало перед стоическим лицом Джеззибеллы. — Давай-ка проверим, так ли уж я была не права, когда не могла победить тебя силой, а? После всех усилий я думаю, что я заслуживаю того, чтобы как-то отплатить.

Пламя сделалось голубым, съеживаясь, пока не превратилось в маленькую, очень горячую горелку.

* * *

Жизнь в офисе Эммета Морддена стала лихорадочной. Установленные экраны прикрывали картины взрыва завода, производящего питательную жидкость, показывая изображения уцелевших камер и датчиков наряду с обычными схематичными планами этого отдела. Кто бы ни поместил туда бомбу, он знал, что делает. Взрыв снял большой сегмент внешней стены, раскрошил помещенные внутри аппараты и машины и разорвал силовые кабели и провода датчиков. Из-за сброса давления произошли еще дальнейшие разрушения, лопнули трубы и синтезаторы. По крайней мере не вспыхнули пожары, из-за вакуума можно было знать это точно.

Эммет был занят координацией с менеджером по планированию, пытаясь убедиться, что все, кто выдержал взрыв, остались в безопасности за гидравлическими дверьми или в помещениях неотложной медицинской помощи; они вели подсчеты уцелевших. Медицинские группы выехали.

Пояс датчиков СО показался на самом большом экране с оперативным прикрытием. Он показал дальнодействующие датчики, направленные на векторы высокой орбиты, где, как предполагалось, должны были патрулировать черноястребы. Не хватало шести из них. Сканер также показал двух черноястребов, прибывших, чтобы воспользоваться преимуществами бреши.

Все еще совершался руководимый Эмметом анализ вируса в блоке Бернарда, заполняя один голографический экран кубическими буквенно-цифровыми обозначениями. У него не было времени даже на то, чтобы временно приостановить этот процесс.

Несколько вопросов из его настольного блока проходили по внутренней памяти астероида, ища сведений о военной истории тиратка и о туманности Ориона. Аль хотел с ними ознакомиться. До сих пор они обнаружили довольно мало файлов. И все они — о солдатском замке. Ни в один из них он не влезал.

Еще с одного экрана самодовольно улыбалось лицо Киры, ее утонченный голос раскатывался по комнате, объясняя флоту, что они должны повернуть назад, против Капоне, и эмигрировать вниз на планету вместе с ней. Экран рядом подрагивал, коммуникационная сеть астероида передавала программу, которая прослеживалась при помощи антенны, она пользовалась там, где ее ввод входил в сеть.

Сеть датчиков СО вспыхнула, передавая тревогу. «Швабия» вышла из своего места в доке и немедленно начала прыжок. Эти олухи даже не очистили выход!

Запищал неотложный сигнал блока у него на столе.

— Что там еще? — заорал Эммет.

— Эммет, это Сильвано. У меня поручение от босса.

— Я именно теперь немного занят.

Он развернулся лицом к дисплею коммуникационных сетей. Секции пропадали. Начали появляться предостережения о вирусах.

— Отправляйся в контрольный центр и убедись, что флот остается на страже. Если кто-нибудь вырывается на поверхность, применяй к этим сволочам оружие СО. Понял?

— Да, но…

— Выполняй, мать твою!

Блок умолк, точно мертвый.

Эммет оскалил на него зубы, единственное, чем он мог выразить неуважение к тому, кто, наводя страх, пытается заставить его выполнять распоряжения Аля. У него ушло некоторое время, чтобы загрузить два-три приказа в настольный процессор, чтобы запустить вирус в офисное оборудование, затем он выбежал и помчался по коридору.

Массивная дверь в контрольный центр отворилась. В каких-то сантиметрах перед ним воздух разрывали зубчатые полоски белого пламени. Выли сирены тревоги, а ярко-красные огни жгли его оптические нервы. Слои дыма метались по коридору. Эммет в панике закричал и спрятался за консолью, ощущая вокруг себя затвердевший воздушный пузырь. На его границе лопнули два огненных шара. Инстинктивно Эммет отправил белый огонь себе за спину, туда, откуда он появился. Огонь резко зашипел, превратившись в поток пурпурной пены, расплывшейся на потолке.

— Какого дьявола здесь происходит? — заорал Эммет.

Он чувствовал две ясно различимые группы мозгов контрольного центра, сгрудившиеся в противоположных концах помещения. Большая часть пультов, находящихся между ними, была залита дымом, он бурлил и корчился, поглощая пламя, в то время как оно вылизывало в дыму ощутимые дыры.

— Эммет, это ты? Кирины подонки пытались замкнуть сеть СО. Мы их остановили. Одного прихлопнули.

Несмотря на близость смерти, Эммет оторвал одну руку от своей головы, чтобы снова оглядеться. Остановили — что? — подумал он недоверчиво. Центр сделался сплошной развалиной.

— Эммет! — взывал к нему Юл фон Хольгер. — Эммет, вели своим ребятам все здесь бросить. Мы победили, и ты это знаешь. Флот скоро будет здесь, а он не берет никого в плен. Мы должны спускаться на планету.

— Ох, дьявольщина, — прошептал Эммет.

— Эммет, помогай нам, — призвали его голоса из клики Капоне. — Мы сможем исхлестать их задницы.

— Положи ты этому конец, Эммет, — звал Юл. — Иди за нами. Будешь невредим.

Белое пламя хлестало быстрее, его яркость возрастала. Эммет сильнее скорчился, пытаясь отгородиться от всего этого.

* * *

Сверкающая алая ракета медленно приблизилась к краю посадочной площадки, пробираясь к возвышению, расположенному всего в шестидесяти метрах от вертикальной скальной стены. Она удобно устроилась, и вытянутый металлический шлюз выдвинулся вперед от поверхности скалы, чтобы найти люк черноястреба. Они соединились.

Аль Капоне затопал по туннелю в приемный зал, крепко зажав в правой руке биту для бейсбола. Его лейтенанты ждали его. Сильвано и Патриция с угрюмыми лицами, но, очевидно, готовые к сражению. Лерой рядом с ними, отчаянно волнуясь о том, чтобы доказать свою верность. Полукруг, состоящий из еще десятка людей, держался позади них, наделенных равными полномочиями, одетых в свои лучшие костюмы с иголочки, они держали наготове сверкающие автоматы Томпсона.

Аль огляделся и кивнул, довольный зрелищем. Он предпочел бы старых друзей, но и эти сойдут.

— О'кей, мы все знаем, чего хочет Кира. Эта дама бежит, перепугавшись флота и русского адмирала. Что ж, теперь мы увидели, что сделают эти подонки, когда они стоят спиной к стене. То есть я хочу сказать, гораздо важнее, чем всегда, стоять здесь и прикрывать их задницы. У нас все еще имеется антиматерия, масса антиматерии. Это означает, что мы нанесем удар там, где особенно больно, мы можем сделать им предложение. Если эти федераты не прекратят нас дурачить, каждая планета, которой они владеют, с этих пор и дальше будет жить в страхе перед нами. Это единственный способ быть уверенными. Всю свою жизнь я прожил с тем, что во мне нуждались, и я-то уж знаю, как обращаться с дерьмом такого рода. Никогда вы не должны ослаблять бдительность. Никогда. Вы должны вести себя так, как будто вы самые ничтожные обитатели улиц, чтобы заставить их прекратить играть вами. Если вас не будут уважать, не будут и бояться, — он похлопал верхушкой бейсбольной биты свою левую ладонь. — Я должен сказать это Кире лично.

— Мы с тобой, Аль, — выкрикнул кто-то.

Полукруг гангстеров расступился, и Аль шагнул вперед.

— Сильвано, мы знаем, где она?

— Думаю, она в отель пошла, Аль. Мы не можем до них дозвониться по телефону. Микки отправился туда взглянуть. Позвонит, если найдет ее.

— А что слышно о Джез?

Сильвано обменялся быстрым взглядом с Лероем.

— Мы полагаем, она все еще там, Аль. Там при ней двое наших ребят. Она будет в порядке.

— Лучше бы, чтоб была, — пробормотал Аль.

Он посмотрел вперед, чтобы увидеть Аврама Харвуда III, который стоял в дверях зала. Этот человек был всеобщей технической помощью. Он тяжело дышал, из его незаживших ран сочилась на бледную влажную кожу творожистая жидкость, он едва стоял на ногах.

— Я майор, — прохрипел Аврам. — Меня положено уважать. Вот так-то, ты, штучка, — он хихикнул.

— Авви, пес тебя дери, убирайся с глаз моих! — рявкнул Аль.

— Кира оказывала мне уважение, — Аврам поднял свой автомат со статическими пулями. — Теперь твоя очередь.

Уровень управления зарядом был поставлен на максимум. Он нажал на спуск.

Аль уже успел отскочить с дороги. Сильвано поднимал своего Томпсона. Лерой поднял обе руки, неистово крича:

— Не-ет! — во всю силу своих легких.

Остальные гангстеры нырнули на пол или стали целиться в Аврама.

В помещении начали разрываться заряженные электричеством пули. Линия связи загорелась дрожащим голубовато-белым светом и издавала драконий рык. Аль стукнул по полу, как раз когда тело первого одержимого воспламенилось, представив собой характерное зрелище. Яркость световых излучений лишила всех присутствующих зрения. По ним прошла шоковая волна жара, обжигая открытую кожу, опаляя волосы. Воспламенилось еще одно тело.

Аль закричал от неприкрытой ярости, метнув белую шаровую молнию, такой же силы, как разрушительное горение плоти. Восемь таких же сгустков пламени ударились о тело Аврама Харвуда, моментально превратив в пар его туловище между россыпью золы и потоком крови. Руки, которые только что были вытянуты, упали на тающий ковер вместе с его обрушившимися ногами. Жар взорвал все химические пули, оставшиеся в магазине автомата, когда оружие упало, посылая смертельный залп осколков, чтобы они вонзились в стены и в живую плоть.

Когда утихомирились свет, жар и шум, Аль, шатаясь, поднялся на ноги. Все, что он смог сначала разглядеть, было гигантское остаточное изображение, от которого вся его энергетическая сила не могла его избавить. Его сверхъестественная психика не могла нигде уловить мысли Аврама Харвуда и проследить за ними. Когда Аль проморгался и темные пятна перед его глазами прояснились, он осознал, как сильно болят части его тела. По рукам и по костюму сбегала кровь из полудюжины ран — там, где проникла в него шрапнель. Одного за другим он заставил осколки горячего металла соскользнуть с тела и сжимал губы при каждом порезе, снова соединяя кожу. Боль отступила.

Лерой лежал на полу у ног Аля. Пули прошли через него, безжалостно разрывая тело, последняя наполовину вырвала ему горло. Мертвые глаза устремились вверх. Переместил взгляд на две кучки угля, накиданного поверх расплавленных плиток пола.

— Кто? — спросил он.

Гангстеры начали подниматься, лелея и поглаживая свои шрапнельные раны. Их глава сказал Алю, что Сильвано стал жертвой статических пуль. Никто не осмелился произнести ни слова, пока Аль стоял над маленькой черной кучкой остывающей золы, которая когда-то была лучшим исполнителем его воли. Голова Аля была опущена, как будто он молился. Через минуту он подошел к четырем оторванным конечностям, которые остались от Аврама Харвуда.

— Ублюдок! — закричал Аль. Он обрушил свою бейсбольную биту на лежащую отдельно руку. — Мать твою так и так! — бита снова хлопнула по руке. — Говноед! — на этот раз он стукнул по ноге. — Психический ублюдок! — другая нога. — Я убью всю твою семью! Сожгу весь твой дом до основания! Выкопаю гроб твоей мамаши и насру на нее. Так ты хотел уважения? Вот чего ты хотел? Вот тебе уважение, какое я испытываю к такому сукину сыну, как ты! — бита колотила и колотила руки и ноги, размягчая их в грязную массу.

Из ряда сильно встревоженных гангстеров вышла вперед Патриция.

— Аль, Аль, довольно.

Он поднял биту, она уже чуть было не полетела ей в голову. Аль встретил спокойный взгляд Патриции. С минуту постоял с нацеленной битой. Долгий вздох сотряс его тело.

— Ладно, — сказал он. — Пойдем, поищем Киру.

* * *

Пол под Эмметом таял, превращаясь в потеки холодной жидкой массы. Скоро ее будет столько, что она сможет поглотить его. Кому-то очень уж не терпелось превратить его в окаменелость. Он изо всех сил боролся, чтобы сделать скалу снова твердой, воздух над ним ярился белым пламенем и сквернословием. Две противоборствующие группы стоили одна другой, и обе кричали ему, чтобы он обратил свою силу в их пользу.

Эммет хотел помочь парням Аля. Своей стороне, кому он принадлежал. Действительно этого хотел. За исключением того обстоятельства, что мысль отправиться вместе с Новой Калифорнией в безопасное место была довольно привлекательной. Для начала — не будет больше всего этого дерьма.

Прожорливая вспышка белого пламени рванулась на пульт, за которым скорчился Эммет, и начала жевать обшивку компьютера и плотно уложенные внутри бруски с проводами. Люди Киры — очевидно, они решили, что он присоединяется к ним.

Задержавшаяся пена потоком ринулась вниз, только для того, чтобы противоестественная вспышка пламени превратила ее в кипящую зеленую патоку. Она захлестнула верхушку пульта и обрушилась на Эммета, жаля открытые участки кожи. Он набрал в легкие побольше воздуха, молясь, чтобы выдержал его мочевой пузырь, и вызвал острое копье белого пламени. Оно рванулось по комнате по направлению к Юлу фон Хольгеру и его когорте. Немедленный результат оказался вовсе не тем, какого он ожидал.

Громовой раскат с ревом промчался по контрольному центру. Подвергнутое одержанию тело загорелось, вынуждая Эммета приложить руку к глазам. Ментальный и голосовой крик поверженной души проскрипел вниз по его коже, точно ледяные иголочки. Вырвалось второе тело, потом еще одно. Воздух наполнился удушающей жарой и тошнотворной вонью жженого мяса, в то время как эти тела извергали густой дым.

Через очень долгое время тела сгорели, уровень света приблизился к нормальному. Жуткое зловоние оставалось. Рев прекратился.

По комнате прозвучало громкое металлическое — клик! Для ушей Эммета это прозвучало механически, само оружие как будто сориентировалось. Через потоки пены затопали шаги.

— Вы описались, — сказал чей-то голос.

Эммет поднял голову из положения зародыша. Изможденного вида человек в неопрятном комбинезоне смотрел на него сверху вниз, держа в руке какой-то особый автомат, теплый ствол он направил на лоб Эммета. Полотняная сумка свисала с его плеча, полная запасных магазинов. Ученый встал.

— Я испугался, — признался Эммет. — Я же не состою в мускульной части Организации.

На секунду лицо мужчины исчезло, вместо него появилось женское, ее выражение было еще более непреклонным. Эммет чувствовал энергистическую силу, пронизывающую все ее тело. Ее можно было сравнить с силой Аля.

Оставшиеся в живых члены Организации нервно выглядывали из-за верхней части своих разрушенных пультов.

— Кто вы? — заикаясь, произнес Эммет.

— Мы Скиббоу.

— А-а, понятно. Вы на стороне Киры?

— Нет. Но мы бы хотели знать, где она, — предохранитель автомата был спущен. — Ну, так где?

* * *

Нелегко далось Микки Пиледжи научиться не воевать против Киры и ее приспешников. Трое из его солдат были ранены: их как будто обожгли миниатюрные солнца, когда они пытались ворваться в апартаменты Никсона. Микки удостоился щедрых похвал и бесчисленных милостей Аля, которые так и посыпались на него после того, как ему удалось спасти Джеззибеллу от рук Киры. Тот сон быстро превратился в кусок дерьма. Автоматы, которыми она была вооружена, вызвали настоящее опустошение среди гангстеров. Эти крики эхом будут раскатываться в ушах у Микки целую вечность.

Микки приказал своим людям залечь в холле, заняв надежные укрытия у обеих лестничных клеток, вывести из строя лифты стратегическими взрывами белого огня. Они находились внизу башни. Она никуда не выходила. Теперь ему приходилось объяснять Алю, каким образом его запутали.

Другой поток статических пуль хлынул из расщепленных дверей апартаментов Никсона. Все гангстеры пригнулись.

— Мы эту стену снесем, — обещал один из них. — Вышибем окна и поглядим, как ей понравится жрать вакуум.

— Великая мысль, — буркнул Микки. — Вы что, собираетесь сказать Алю, что сделали с Джеззибеллой то же самое, что они сделали с красноносым Бернардом?

— Наверное, нет.

— Прекрасно. Так продолжайте, ребята. Сосредоточимся на этой двери, чтобы она испарилась. Пусть-ка они будут заняты обороной, пока прибудут наши силы.

— Если они прибудут.

Микки бросил яростный взгляд на человека, который это сказал:

— Никто не посмеет бросить Аля, особенно после того, что он для нас сделал.

— Для тебя.

Микки не заметил, кто это сказал, но дал острому ощущению гнева задержаться среди своих мыслей в качестве предостережения. Он сосредоточился на двери и толкнул ее всей силой своего мозга. Пули выбили канавку в мраморе у него над головой. Крохотные усики электрического тока царапали по поверхности. Все быстро отступали.

Его процессорный блок издал тихое «блип-блип». Он стряхнул горячие мраморные осколки у себя с волос и вытащил процессор из кармана, удивляясь, что прибор работает, когда кругом жужжит так много энергетических сил.

— Микки? — ворвался к нему голос Эммета. — Микки, есть какая-то идея насчет того, где может быть Кира?

— Конечно, есть. Она должна быть от меня в десяти ярдах, кажется, так, — и Микки бросил полный злости взгляд на блок, тогда как Эммет внезапно прервал связь. — О'кей, ребята, давайте навалимся на дверь все вместе. На счет три. Раз, два…

* * *

Дверь офиса захлопнулась за Скиббоу, и Эммет с облегчением вздохнул. Ведь этого психа одержимого действительно мучает кошмарная проблема, и Эммет был страшно рад, что он ее не разделяет. Он дал себе еще несколько драгоценных минут, чтобы успокоиться, потом вызвал Аля.

— Что тебе надо от меня, Эммет?

— У нас проблема в контрольном центре СО, Аль. Люди Киры пытались вырваться на орбитальные платформы.

— И?

— Они попали к рыбам на дно, — он придержал дыхание, обеспокоенный, что Аль может почуять его полуправду через коммуникационные сети.

— Я твой должник, Эммет. Я не забуду, что ты сделал.

Пальцы Эммета быстро манипулировали с настольным пультом, восстанавливая главные командные каналы сети СО. На дисплее мелькали символы, показывая ему то, в чем он нуждался. Он тревожно улыбался при мысли о силе, какой достиг. Хозяин небес, адмирал флота посылает приказы по всей планете.

— На этом месте сплошной разбомбленный участок, Аль, но я все еще держу в руках главное техническое обеспечение.

— Что делает флот, Эммет? Ребята все еще на местах?

— Главным образом. Восемь фрегатов идут впереди на низкую орбиту. Я думаю, остальные ждут, чтобы послушать, что ты скажешь. Но, Аль, я не досчитываюсь семнадцати черноястребов.

— Черт возьми, Эммет, первая хорошая новость у меня сегодня. Наблюдай за всеми, убеждайся, что они не исчезли куда-то. Мне тут надо кое-что выяснить, а после этого я вернусь и буду с вами.

— Можешь быть уверен во мне, Аль.

Он моргнул и повернулся к тактическому дисплею. Этот дисплей не был рассчитан на то, чтобы показывать в таком мелком масштабе; этот формат предназначался для изображения картин на экране в сотню метров, перед которым сидят адмиралы, возглавляющие оборону. Из того, что Эммет мог разглядеть сейчас, два миниатюрных изображения двигались очень близко к самому Монтерею.

* * *

«Варрад» легко и плавно скользил над неровной скалой, постоянно держась в пятидесяти метрах от похожей на пемзу поверхности, поднимаясь и опускаясь в точном соответствии с кратерами и хребтами, повторяя их извивы своим металлическим корпусом. Скользя по небу, Пран Су следовал к Хилтонской башне, приближаясь к ней, как атмосферный летчик в полете с низкой видимостью. Вместе с другими черноястребами он показывал все, к чему имел доступ, с того времени, как начался бунт Киры. И Микки Пиледжи пятнадцать минут потратил, посылая отчаянные крики в сеть своих товарищей по Организации, лейтенантов, прося помощи, чтобы разделаться с Кирой и ее опасным оружием.

— Ты в этом уверен? — спросил Росио.

— Абсолютно. Мы знаем, что одержимое тело неспособно защищаться от оружия звездного корабля. Уровень энергии просто слишком велик. Даже если они знают, что целятся в них. Я могу уничтожить Киру одним выстрелом, и на этот раз не может быть и речи о возврате власти Организации. Мы и вправду станем свободными.

— В этих комнатах отеля теперь подружка Капоне.

— Он найдет себе другую. У нас никогда больше не будет такого удобного случая.

— Очень хорошо, но старайся свести разрушительную работу к минимуму. Мы, может быть, будем еще иметь дело с Организацией.

— Но не в том случае, если флот Конфедерации прибудет сюда первым.

— Дай мне поглядеть, что происходит. Скала загораживает мое искривленное поле.

Пран Су открыл соответствия, позволив себе насладиться зрелищем, предоставленным блистерами датчиков биотеха, благодаря чему ему стала видна скала, мчащаяся мимо корпуса. Другое основное ощущение, искаженное поле «Варрада», уменьшилось до формы полукруга в то время как обычная его поверхность уменьшалась по сравнению с гигантским астероидом.

Вокруг вращался «Хилтон» Монтерея, гордо торча из скалы. С виду это была колонна из плотного титана и углерода, испещренная прочными многослойными окнами. Внутри искривленного поля она погружалась в тонкие свернутые листы материи, перевитые филигранью чувствительных энергетических кабелей, чьи электроны мерцали тонким спектральным свечением.

Он приспособил свой вектор к вращению астероида. Электронные сосуды на его боках зажглись, вытягивая наружу датчики. Они прошлись по нижним полам башни.

— Не могу различить отдельных людей, — сказал он, обращаясь к Росио. — Радиационный щит окна — действенный блок против точного сканирования. Я ощущаю их эмоции, но на этом расстоянии они сливаются. Все, что мне известно, — это что несколько человек определенно здесь находятся.

— А Микки Пиледжи все еще взывает о помощи. Кира должна быть одной из тех, кого ты чувствуешь.

Пран Су пустил в ход микроволновый лазер и осветил им подножие «Хилтона». Луч скользнул по стене башни, опоясывая лентой балки здания таким образом, чтобы весь пол мог бы уйти в межпланетное пространство. Прицельные системы указали на требуемые участки разрезания.

Какой-то черноястреб поднялся над горизонтом астероида позади Прана Су, его корпус был опутан живыми линиями электроэнергии, питающими ясно видимое лучевое вооружение.

— «Этчеллс»! — удивленно воскликнул Пран Су.

Два мазера пробили корпус, проникнув в самое сердце черноястреба.

* * *

Эммету наконец удалось усилить увеличение тактического дисплея и разглядеть зону вокруг самого Монтерея в крупном масштабе. Он как раз успел вовремя, чтобы разглядеть, как один из условных символов отошел от башни «Хилтона». Другой знак подвинулся ближе к отелю. Надпись на ярлыке указывала на то, что это «Этчеллс», один из одержанных черноястребов. Но у него не было никакой догадки о том, на чьей он был стороне, то есть если даже черноястребы придерживаются какой-то стороны.

Он привел в действие ближние системы защиты и отдал им приказ держать черноястребы под прицелом. Единственной возможностью выбора, данной связным черноястребов СО, была теперь кучка золы в разрушенном контрольном центре. «Этчеллс» был неизвестным фактором, способным убивать одержимых людей. А Аль направлял действия на «Хилтон».

От «Этчеллса» отделился ряд цифровых и буквенных обозначений, из чего Эммет понял, что черноястреб передает сообщение непосредственно командованию астероида. Он пробежался по программам своего меню, отчаянно пытаясь проследить сообщение до самого офиса.

— Отключи свое прицельное устройство, — сказал «Этчеллс».

— Никоим образом, — возразил Эммет. — Я хочу, чтобы ты удрал за тысячу километров от этого астероида; даю тебе тридцать секунд на то, чтобы начать ускорение, не то открываю огонь.

— Слушай ты, пустопорожняя башка. У меня пятьдесят боевых стволов, все заряжены невероятным количеством боеприпасов и снабжены атомными боеголовками. Прямо сейчас они готовы к бою и выведены на цели. Ты не можешь направить на меня достаточно лучевого оружия, чтобы обратить в пар одновременно и меня, и мои реактивные снаряды. Если откроешь огонь, они взорвутся. Не уверен, уничтожат ли столько мегатонн Монтерей. Хочешь попробовать?

От сознания своего поражения Эммет плотно зажал голову руками. «Не приспособлен я для такого. Я хочу домой».

Что бы сделал Аль? Это был не такой легкий вопрос. У Эммета было ужасающее ощущение, что если бы поместить Аля в мексиканском тупике, он бы открыл огонь.

— Ты знаешь, что я мог бы попробовать, — упрямо заявил он. — У меня сегодня такое тяжелое время, да тут еще флот Конфедерации под ногами путается и делает все еще хуже.

— Мне это чувство знакомо, — согласился «Этчеллс». — Но я на самом деле тебе не угрожаю.

— Так какого черта ты здесь делаешь?

— Мне нужно задать кое-кому вопрос. Когда я это сделаю, я удалюсь. Дай мне пять минут, а после ты можешь снова действовать. Договорились?

* * *

Салон апартаментов Никсона утратил блеск дорогого дизайна. Неверно расцененная попытка Микки обесцветить это помещение имела результатом то, что потоки белого огня забушевали вокруг с хаотической силой, а контратака Киры сделала положение еще хуже. Свет повсюду погас, перепутанные разбитые трубы и провода свисали с побитого потолка, мебель в одночасье сгорела и превратилась в дымящиеся угольки. Потоки энергистической мощи обрушились на двери с обеих сторон и преобразовали их и окружающие стены в фантастическое пространство, покрытое восьмиугольными кристаллами; продолговатые участки, инкрустированные кварцем, соперничали друг с другом, каждая грань сверкала своим цветом, точно открытый ларец сокровищ. Они подтаивали всякий раз, когда их задевала следующая волна энергии, становясь чуть длиннее и более перепутанными.

Киру беспокоило, что непрекращающийся штурм дверей был диверсией. Два ее человека все время патрулировали остальные комнаты, разыскивая гангстеров Организации, собравшихся вместе по другую сторону стен апартаментов, а особенно со стороны потолка. Пока что они не пытались прорваться внутрь, но это было только делом времени. Никто не мог быть насколько глуп, чтобы пытаться проникнуть в помещение теми путями, которые были так тщательно заблокированы. Была еще и проблема боеприпасов. Кира была готова при случае бежать.

Единственное, в чем она была уверена, это поддержание связи со своими помощниками. Хадсон Проктор мог разговаривать с уцелевшими жителями Валиска, поселившимися на астероиде, которые, в свою очередь, имели связь со своими добровольцами в сети. Коммуникации оставались ключевыми позициями для любой революции.

К несчастью, успеха они не гарантировали.

— Точнее, сколько людей объявило себя нашими сторонниками? — спросила Кира.

Хадсон Проктор назвал цифры, известные ему, и добавил к ним еще кое-что. Он никоим образом не собирался объявлять столь плохую новость самолично.

— Около тысячи на астероиде.

— А флот? — спросила она. — Сколько кораблей?

— Юл доложил, что несколько десятков приближались к низкой орбите, пока их не сбила команда Эммета. Но они разрушили центр СО. Капоне не может использовать платформы, чтобы угрожать кому-то в космосе или на планете.

— Где же, ко всем чертям, Луиджи?

— Не знаю, он не откликается на вызовы.

— Будь оно проклято, неужели никто не слышал меня? У Луиджи решающая роль, флот должен сопровождать нас вниз, на планету. Капоне намерен скинуть нас всех обратно в потусторонье.

Хадсон уже слышал такие речи бесчисленное количество раз. Он ничего не ответил.

— Следовало мне пойти в контрольный центр, а не к Капоне, — сказала Кира. Она взглянула на кристально чистый бастион, который вдруг волнообразно заколебался, мигая изумрудными огоньками. Один из ее людей выстрелил из автомата в отверстие, которое недавно было дверью. — Может быть, нам надо попробовать подняться в оборонный отсек, там должно быть запасное контрольное помещение.

— Мы никогда не пройдем мимо Пиледжи, — покачал головой Хадсон. — Там слишком много людей.

— Разве что прорваться туда через переднюю часть, — Кира задрала голову, устало взглянула на потолок. — Спорю, что мы сможем…

Она умолкла на полуслове, когда серебристо-белый звездный корабль с блестящим инженерным отсеком плавно показался в поле зрения за большой застекленной стеной.

— Вот черт, — буркнул Хадсон. — Это «Варрад». А Пран Су сейчас не может доставить тебе большое удовольствие.

— Поговори с ним, постарайся узнать, что ему надо.

Хадсон облизал губы, на лице у него начала образовываться хмурая гримаса, для завершения которой ему не хватило времени:

— Я не могу… ой?

Фантастический силуэт черноястреба исчез. Он плавно ускользнул из поля зрения, слегка покачиваясь. На его место проскользнул другой, имеющий форму темной птицы, с красными чешуйками пресмыкающегося. Хадсон с облегчением улыбнулся:

— «Этчеллс».

— Спроси его, может ли он ударить по Пиледжи своими лазерами.

— Ладно, — Хадсон сосредоточился. — А-а, он говорит, что у него вопрос к тебе.

Кирин процессорный блок издал сигнал «блип-блип». Не спуская глаз с Хадсона, она вытащила процессор из кармана жакета:

— Да?

— Мне нужно кое-что узнать, — сказал «Этчеллс». — Веришь ли ты, что миссия флота в туманности Ориона для нас опасна?

— Конечно, я так считаю, поэтому и ты, и другие снабжены добавочными атомными генераторами. Эту туманность нужно исследовать.

— Значит, мы в этом сходимся.

— Прекрасно. А теперь сделай своей мишенью солдат Организации, которые держат меня здесь, и я уничтожу Капоне. Если убрать его с дороги, я смогу устроить полет военных кораблей на антиматерии. С этой угрозой надо как следует разделаться.

— Двадцать семь черноястребов улетели с орбит своего патрулирования без разрешения. Это значит, что они нашли альтернативный источник питательной жидкости. Даже если ты приобретешь власть над Организацией, ты потеряешь их.

— Но приобрету власть над антиматерией.

— Флот Конфедерации приближается. Все орбитальные средства, какие имеются у планеты, будут разрушены в результате их нападения. Твоя стратегия строилась на том, чтобы переместить Новую Калифорнию из этой вселенной в безопасное место.

— Да? — раздраженно спросила она. — Так что?

— Как ты предполагаешь справиться с угрозой шантажа команд тех кораблей, которые ты отправила к туманности?

Кира отвернулась от Хадсона Проктора, чтобы посмотреть прямо на черноястрсба, находящегося по другую сторону окна.

— Мы же чего-нибудь достигнем.

— Твой бунт провалился. Капоне в пути, и у него достаточно людей, чтобы взять над тобой верх.

— Черт бы тебя драл.

— Я искренне верю, что миссия флота является угрозой моему длительному существованию в этой форме. Этому необходимо помешать. Я намерен полететь к Мастрит-ПД, предлагаю тебе шанс спастись вместе со мной.

— Зачем?

— У тебя есть секретные коды к тем боевым осам, которыми я нагружен. Предполагается, что они вооружены ядерными боеголовками, и я увезу тебя прочь с этого астероида, если ты снабдишь меня их кодами.

Кира оглядела разгромленный зал. Автоматы снова открыли огонь с неистовым грохотом. Сапфировые огни жадно мигали внутри кристаллов, распространившихся по всему залу.

— Хорошо.

Черноястреб поднялся и продвинулся вперед, его шея вытянулась и сделалась плоской. Энергистическая мощь накрыла его изогнутый клюв мерцающим красным сиянием. Окно зала покрылось рябью, когда кончик носа прижался к нему, затем стекло разошлось, точно вода, чтобы пропустить широкую голову этого создания в помещение. Громадная радуга завертелась вокруг и устремилась к Кире. Клюв раскрылся и обнаружил внутри люк шлюза.

— Добро пожаловать на борт, — пригласил «Этчеллс».

* * *

Аль сбежал вниз с последнего пролета лестницы и обнаружил, что у подножия ее стоит Микки. Лейтенант в ужасе отступил на шаг назад.

— Аль, прошу тебя, я сделал все, что мог. Клянусь тебе, — он тщательно перекрестился. — Клянусь жизнью собственной матери, мы пытались вытащить оттуда Джез. Трое наших парней свихнулись только из-за того, что вошли в ту дверь. Эти пули, Аль, это уже слишком. Они же убивают, Аль, убивают намертво.

— Заткни свою трахалку, Микки.

— Конечно, Аль, конечно. Абсолютно. Я нем. С этой минуты и навсегда. Совершенно определенно.

Аль выглянул в холл. Пули разрезали сложные стенные панели, проникнув даже сквозь металл сзади них. Напротив него двери апартаментов Никсона ощерились прямо на свет, исходящий от потолка с двух уцелевших осветительных панелей.

— Где Кира, Микки?

— Она здесь была, Аль, клянусь тебе!

— Была?

— Стрелять перестали минуты две назад. Мы некоторых из них еще ощущаем.

Аль постучал своей бейсбольной битой по полу, разглядывая апартаменты Никсона.

— Эй! — заорал он. — Вы, там, внутри! Я привез с собой целый грузовик своих парней, и теперь в любую минуту мы готовы войти и выбить из вас семь сортов всякого дерьма. Ваши снайперы будут бесполезны, нас слишком много. Но если вы прямо сейчас выйдете, даю вам слово, что ваши яйца не вкрутят в ближайшую электророзетку. Теперь все будет решаться между мною и Кирой. Выходите.

Бейсбольная бита метрономом постучала по полу. Чья-то фигура медленно и осторожно выступила вперед.

— Микки? — спросил Аль. — Почему ты не выпихнул этих подонков прямо через потолок?

— Потолок? — плечи Микки неловко изогнулись под двойным слоем материи на груди его костюма.

— Неважно.

— Я выхожу, — объявил Хадсон Проктор.

Он выступил через отверстие в стене, протянув руку вперед, держа автомат за ремень.

На него нацелились тридцать автоматов Томпсона, большинство из них с серебряной пластинкой. Хадсон закрыл глаза и ждал выстрелов, адамово яблоко быстро шевелилось. Аль не мог до конца понять искру яростного возмущения, мелькавшую в сознании этого человека. Страх — да, масса страха. Но Хадсон Проктор против чего-то негодовал.

— Где она? — спросил Аль.

Хадсон наклонился, давая автомату опереться на пол, прежде чем снял с себя ремень.

— Она сбежала. Ее черноястреб подобрал, — он сделал паузу, настоящий гнев вспыхнул на его лице. — Вся она в этом. Я забирался туда вслед за ней, а она сунула мне в лицо распроклятый автомат. Сука, на борту было место для всех, а она попросту оставила нас здесь. Ничуть о нас не позаботилась. Я же все для нее сделал, вы знаете. Без меня она никогда не получила бы власть над черноястребами. Это я их держал в порядке.

— Почему же черноястреб ее унес? — спросил Аль. — Она никакой власти над ними больше не имела.

— Это «Этчеллс», он овладел всеми видами оружия, которые были у тиратка на другой стороне туманности Ориона. Он взял ее с собой, потому что она знает коды к боевым осам. Возможно, они начнут первую межвидовую войну. Оба они достаточно безумны.

— Бабы, а? — Аль дружески улыбнулся ему.

Лицо Хадсона передернулось:

— Да. Бабы. Будь они трахнуты.

— Все, на что они годятся, — Аль засмеялся.

— Да уж, это точно.

Бейсбольная бита попала Хадсону прямо по макушке, пробила кость и размозжила голову. Кровь хлынула на переднюю часть хорошо скроенного костюма Аля, заливая его прекрасные кожаные ботинки.

— И ты подумай только, в какое дерьмо они тебя втащили, — сказал он трупу.

Тридцать длинных узких лент белого огня ударили разом, превращая в пар прозрачную стену и истребляя одержимых, съежившихся за ней.

Крики Либби привели их в спальню. Все держались позади, когда Аль прошел через дверь в темную комнату. Либби стояла на полу на коленях, обнимая руками фигуру в окровавленном халате. Ее тонкий голос звучал нескончаемым жалобным завыванием, точно плач какого-то животного после смерти его пары. Она тихонько покачивалась взад и вперед, слегка прикасаясь к лицу Джеззибеллы. Аль шагнул вперед, боясь худшего. Но мысли Джеззибеллы все еще присутствовали, все еще проплывали в ее мозгу.

Либби повернула голову и посмотрела на него, у нее на щеках блестели слезы.

— Смотрите, что они сделали, — захныкала она. — Посмотрите на мою куколку, на мою красавицу. Дьяволы. Все вы дьяволы. Вот почему вас отправили в потусторонье. Вы дьяволы, — плечи ее вздрагивали, она медленно склонялась над Джеззибеллой, яростно качая ее.

— Все о'кей, — сказал Аль.

Губы у него пересохли, он наклонился над убитой горем старухой. За всю свою жизнь он ни разу не был так перепуган тем, что ему предстояло увидеть.

— Аль? — выдохнула Джеззибелла. — Аль, это ты?

Обожженные пустые глазницы поворачивались, ища его.

Аль сжал ее руку, чувствуя, как почерневшая кожа трескается под его пальцами.

— Конечно, детка, я здесь.

Слабый его голос замер, горло сжалось. Ему хотелось присоединиться к Либби, запрокинуть голову и закричать.

— Я ей не сказала, — прошептала Джеззибелла. — Она хотела знать, где ты, но я так и не сказала.

Аль всхлипывал. Как будто это имело значение, если бы Кира его обнаружила, любой, кто был на счету, оставался верным до конца. Но Джез этого не знала. Она сделала то, что считала нужным. Ради него.

— Да ты просто ангел, — прорыдал он. — Проклятый чертов ангел, посланный с небес, чтобы показать мне, какой я ничтожный кусок дерьма.

— Нет, — замурлыкала она. — Нет, Аль.

Он дотронулся пальцами до ее лица.

— Я сделаю тебя еще лучше, — пообещал он. — Вот увидишь. Каждый доктор в этом чертовом мирке явится сюда и будет тебя лечить. Уж я их заставлю. И ты поправишься. А я собираюсь все время быть здесь с тобой. И стану заботиться о тебе с этой минуты и до конца. Вот увидишь. Хватит глупых обид и ссор. Никогда больше их не будет. Ты — это все, что для меня важно. Ты все, Джез. Все.

* * *

Микки болтался позади толпы, наводнявшей апартаменты Никсона, когда прибыли два ужасающе выглядевших неодержимых врача. Он догадывался, что происходит за дверью. Быть там, демонстрировать свою преданность, точно медаль, но не очень-то попадаться на глаза. Не в такое время, как теперь. Он успел уже как следует узнать босса. Кое-кто очень хорошо заплатит за то, что тут происходит. И очень болезненно, в самом деле. Астероид весь прогнил от слухов о том, что Конфедерация теперь узнала, как мучить одержимых месяцами. Если кто-то мог от этого выиграть, так это Организация с Патрицией в качестве главного исследователя.

На его плечо опустилась чья-то рука. Нервы у Микки были до того истрепаны, что от прикосновения он даже подпрыгнул. Эта рука препятствовала любому нормальному движению, она крепко, с невероятной силой держала его.

— В чем дело? — он взвился от притворного негодования. — Разве вы не знаете, кто я такой?

— Плевать мне, кто ты такой, — сказал Джеральд Скиббоу. — Скажи мне, где Кира?

Микки попытался на взгляд оценить своего… ну не противника, но скорее — допрашивающего его. Сложение могучее — и ноль чувства юмора. Нехорошее сочетание.

— Эта сука взяла ноги в руки. Ее черноястреб подобрал. А теперь, друг, отдай мне мое плечо, слышишь?

— Куда он ее увез?

— Куда он… Ах, похоже, ты пустишься в погоню? — ухмыльнулся Микки.

— Да.

Микки не понравилось, как оборачивался разговор. Он не дал сарказму выплеснутся наружу.

— Туманность Ориона. А теперь могу я идти? Спасибо.

— Зачем она туда отправилась?

— Тебе-то что, друг? — раздался еще чей-то голос.

Джеральд выпустил Микки, повернулся и увидел Аля Капоне.

— Кира — одержательница нашей дочери. Мы хотим ее вернуть.

Аль задумчиво кивнул:

— Нам нужно поговорить.

* * *

Росио наблюдал, как такси вывернуло на посадочную площадку и направилось к нему. Шлюзовый проход в виде слоновьего бивня поднялся и устремился к люку.

— У нас гость, — объявил Росио Бет и Джеду.

Оба поспешили по главному коридору к шлюзу. Люк был уже открыт, оттуда показалась знакомая фигура.

— Господи, спаси, — пробормотала Бет. — Джеральд!

Он устало улыбнулся ей:

— Привет. Я тут кое-какой жратвы привез. Решил, что ваш должник.

На полу такси у него за спиной виднелись пакеты и коробки.

— Что случилось, приятель? — спросил Джед.

Он смотрел мимо Скиббоу, пытаясь прочесть этикетки.

— Я освободила моего мужа, — Лорен высунула свое лицо поверх физиономии Джеральда и улыбнулась двум юнцам. — Должна вас поблагодарить за то, что вы о нем заботились. Видит Бог, это нелегко даже в лучшие времена.

— Росио! — закричала Бет.

Потрясенный Джед пошатнулся у нее за спиной:

— Он одержим! Беги!

Лицо Росио появилось в одном из обрамленных медью иллюминаторов.

— Порядок, — успокоил он их. — Я заключил соглашение с Аль Капоне. Мы берем с собой обоих Скиббоу и выслеживаем моего старого друга, одержателя «Этчеллса». Взамен Организация снабдит черноястребов всей технической помощью, в какой они нуждаются, для обеспечения Альмадена, а затем оставляет их в покое.

Бет нервно взглянула па Джеральда, ей было неважно, кто его одержатель.

— Куда мы едем? — спросила она у Росио.

— В туманность Ориона. Для начала.

Глава 23

СТНИ-968М был основным транспортом (не обладая слишком сильным воображением, его прозвали попросту «Стоуни»), с тупоносым фюзеляжем, способным перевозить или двадцать тонн груза, или сотню пассажиров. Седьмая транспортная команда ФНВ (Флота Нового Вашингтона), эскадрон небольших летательных аппаратов, прилетел на Омбей, когда президент ответил на призыв о военной помощи во время освобождения Мортонриджа. Еще с тех времен, когда генерал Хилтч приказал воздушным кораблям облететь освобожденные территории Мортонриджа, эти пейзажи были знакомы оккупационным войскам. После Кеттона «Стоуни» сделались бесценными в обеспечении новой линии фронта полицией, которая распределила сержантов вдоль тонкой линии обороны. Когда полуостров разделили на тюремные зоны, отправленные из Передового форта, они предназначались для того, чтобы доставлять продукты, оборудование и боеприпасы к находящимся наверху станциям; кроме того они безотказно эвакуировали людей с самыми серьезными телесными повреждениями и бывших одержимых для медицинской помощи.

Даже для воздушных судов, предназначенных для самых суровых перелетов, круглосуточное функционирование представляло проблемы. Свободные часы тоже были редкими: местная промышленность Омбея уже сражалась за то, чтобы не останавливать производство оружия для фронта и работу инженерных корпусов королевского флота. Все эскадроны «Стоуни» сталкивались с необходимостью срочной посадки посреди полета и боролись с необъяснимыми перепадами энергии. Свободные газетчики, делающие репортажи об Освобождении, знали все о несовершенстве СТНИ-968М, хотя они никогда не упоминались в их официальных репортажах. Это было бы нехорошо для гражданского населения. Не существовало свирепой цензуры, но все они знали, что являются частью кампании за Освобождение, что они помогают убедить народ в том, что одержимых можно победить. При соблюдении обычного для военного времени компромисса было в интересах армии получить максимальное количество информации.

Так что Тим Берд чувствовал себя не слишком уверенно, когда «Стоуни» понес его и Хью Рослера, на рассвете поднявшись из Передового форта. Он хотел дать своим читателям там, на родине, легкое ощущение волнения, когда воздушная машина пролетала через бесконечные степи, покрытые высохшей грязью, а тем самым успокоить себя самого. Помогало то, что он сидел так близко от Хью, и они оба втиснулись между коробками, наполненными питательным супом в пакетиках для сержантов, а тот, кажется, всегда выглядел абсолютно невозмутимым; даже когда Кеттон откололся и отошел от планеты, он стоял прямо, разглядывая это зрелище с чем-то вроде изумленного ужаса, в то время как остальные репортеры скорчились на треснувшей почве, упрятав головы в колени. У него к тому же было верное чутье на неприятности. Помнилось несколько случаев, когда репортерский корпус пробирался через развалины, и Хью углядел мины-ловушки, которые пропустили сержанты и морские инженеры. Он не был особенно разговорчив, но Тим чувствовал себя в безопасности рядом с ним.

Это было одной из причин, почему он попросил Хью поехать с ним. Этот полет не был организован для них армией, просто сюжет был слишком хорош, чтобы ждать связного офицера и добираться туда с его помощью. А хорошие сюжеты на темы об Освобождении не так-то легко найти. Но Тим уже двадцать лет занимается военными корреспонденциями, ему хорошо известно, как пробраться через архаическую цепочку команд, каких людей восхвалять. Пилоты были отличным материалом — и полезным, почти как сержанты. Оказалось достаточно легко найти попутный транспорт среди развалюх и посудин, отправляющихся рано утром.

«Стоуни» оторвался от Передового форта и устремился на юг, по направлению к трассе М6. Как только они достигли своих двухсот метров оперативной высоты, Тим ослабил у себя на спине то, что смехотворно называлось ремнем безопасности, и пригнулся возле дверного иллюминатора. Внизу вдоль их пути проплывал обычный пейзаж. Он повидал сотни подобных кадров у себя в студии, пейзаж был точно такой же; теперь начало М6 возле старой противопожарной полосы было так же знакомо среднему гражданину Конфедерации, как дорога возле его собственного дома. Но с каждой поездкой он продвигался по этой дороге чуточку дальше, все больше углублялся на отдаленные участки территории одержимых. Первые две недели это было поистине удивительное продвижение. Никому из репортеров не приходило в голову производить оптимистическое жужжание камер, которое наполняло все их записи. Теперь все по-другому; есть все-таки прогресс, но трудно было поймать основной смысл происходящего, если просто записывать мероприятия Освобождения шаг за шагом.

Тактические карты, навязываемые им офицерами связи, определенным образом изменили первоначальное представление: розовые черточки тянулись через Мортонридж и отгораживали территорию одержимых. Сначала границы больше напоминали затянутые петли-ловушки, потом их контуры стали распространяться за край розового, соответственно со степенью продвижения. После Кеттона карты опять изменились. Вырезая коридоры среди территории одержимых, клиньями были запущены сержанты. Сепарация и изоляция — таков был план генерала Хилтча, чтобы помешать одержимым собираться в многочисленные сообщества, так как их большая плотность могла бы вызвать еще один Кеттон. Текущая тактическая карта изображала Мортонридж, покрытый слабыми розовыми пятнышками, отделенными друг от друга, точно осушаемые лужи. Разумеется, никто как следует не знал, каково же то критическое число, которого нужно любой ценой избегать. Так что сержанты неуклонно трудились, поддерживаемые многочисленными стимуляторами, составленными специально для них. И не было там больше ни града гарпунов, чтобы облегчить работу, ни даже огня лазеров СО, чтобы укрепить оборонную позицию. Передняя линия была предназначена для того, чтобы очистить землю самым тяжким путем из возможных.

Глаза Тима неотрывно следили за асфальтовой лентой, вдоль которой летел «Стоуни». Механоиды Королевского морского флота вырезали бульдозерами целые куски пропитанной влагой почвы из дорожной насыпи, когда армия прорывалась в сердцевину полуострова. Временами под возвышавшимися новыми барханами проглядывала единственная расчищенная дорога для транспорта — всего в двадцать метров шириной. Боковые стены укреплены были химически произведенным цементом, сцепляющим частицы грязи в искусственные молекулярные гроздья, которые вкладывали свою первоначальную энергию в ограниченный жизненный срок. Солнечный свет отражался от них широкими сапфировыми и изумрудными узорами, когда «Стоуни» проносился над ними. Все прежние мосты были снесены, а дорожные башни остались торчать из грязи причудливыми углами. Среди них не было даже двух с одинаковым углом наклона. Над небольшими ущельями проходили новые высокие арки из измененного силикона, изгибающиеся над грязными потоками. Красивые однопролётные мосты тянулись через провалы шириной в полкилометра, паутинообразные провода блестели на них, точно льдинки, в чистом рассветном воздухе. Запрограммированные силиконовые понтоны тащили смешанный ковер дороги через широкие основания долин героическими эстафетами.

— Стоимость этих восстановленных дорог для моторного транспорта приблизительно десять миллионов фунтов кулу за километр, — заметил Тим. — Это в тридцать раз выше первоначальной цены, а ведь здесь даже нет электронного контроля за движением. Вероятно, это будет самый ощутимый памятник Освобождению, несмотря на то, что тридцать восемь процентов строительства считается временным. Наземные войска называют его дорогой к противоположному концу ада.

— У тебя всегда найдется оптимистическая точка зрения, — сказал Хью Рослер.

Тим на время прекратил рассказы о дороге.

— Если бы я мог такую точку зрения найти, я бы это с удовольствием сделал. Я вовсе не копаю под одержимых. Быть позитивно настроенным после всего этого невозможно. Мы должны время от времени говорить правду.

Хыо кивнул, выглядывая в треугольный иллюминатор.

— А вот и автоколонна, посмотри «Гиммики».

Длинная змея, состоящая из грузовиков и автобусов, извивалась по пути к северу вдоль отремонтированной дороги. Автобусы означали, что в них большей частью гражданские, бывшие одержимые, которых везут в безопасные места. «Гиммики» — так называли их репортеры (от английского give me, — дайте мне). Каждое интервью, которое они давали после того, как их вынимали из ноль-тау, начиналось одной и той же волной требований: дайте мне медицинский уход, дайте мне одежду, дайте мне поесть, дайте мне остальных членов моей семьи, дайте мне назад мою жизнь. И почему у вас отняло такое долгое время мое спасение?

Практически записи интервью с вернувшимися после небольшой заминки были прекращены. Население Омбея все сильнее настраивалось против своих сограждан из-за отсутствия у тех благодарности.

За двести пятьдесят километров к югу от старой противопожарной линии была устроена крупная военная база, как будто бы партию жидкого асфальта выдавили из краешка автодороги, чтобы запятнать грязью перед тем, как он затвердеет. От него отделялась только одна небольшая дорога, которая вела через открытую местность. Через затвердевавшие болота, вероятно, должна была проходить еще одна дорога, первоначальная. Но инженеры Королевского морского флота решили игнорировать ее в пользу прокладки своего шоссе. Прямо по новонасыпанной почве оно проходило ближе к твердым и устойчивым районам. Такие же военные базы установили по всей длине трассы, а от них ответвлялись боковые дороги, повторяя первоначальные схемы. Это были вспомогательные пути для армии, обегавшие города, для использования не столько сержантами, сколько для поддерживающих порядок команд и оккупационных сил, которые придут на их место.

Эта военная база была пуста, хотя кругом виднелись грязные следы, показывающие, как много машин собиралось тут одновременно. «Стоуни» сделал резкий вираж над этим местом и отошел прочь, чтобы проследить основную дорогу. Минуты через две они уже кружили над руинами Экснолла.

Посадочное поле оккупационной станции представляло собой широкий квадрат, выложенный мелкими ячейками на большом плоском участке почвы на официальном краю города, с химическим бетоном, уложенным под слоем земли. Грязь все-таки просачивалась в тех участках, куда не доставало химическое покрытие.

Никто из грузовой команды ничуть не удивился, когда Тим и Хью выпрыгнули из открытого люка «Стоуни». Они только усмехнулись, когда два репортера выпрямились, пытаясь высвободить ноги из липкой грязи.

Тим открыл в файле новую ячейку памяти для своего репортажа и быстро уменьшил чувствительность своего обоняния. Большая часть останков животных и мертвых растений была поглощена грязью, но постоянные ливни, естественные для полуострова, обнажали погребенное. К счастью, запах здесь не был таким скверным, как могло показаться.

Попутный джип подвез их к оккупационной станции, которая была устроена в конце Мейнгрина.

— Где здесь была контора связи? — спросил Тим.

Хью огляделся, пытаясь сориентироваться на чужой территории.

— Не уверен, что знаю, я должен проверить по путеводителю. Здесь так же скверно, как в Помпее на следующее утро после извержения.

Тим продолжал записывать, когда они шлепали по жидкой болотной грязи, сохраняя комментарии Хью насчет нескольких опознавательных столбиков в его родном городе, которые он мог бы узнать. Сильный ливень жестоко побил поросший деревьями Экснолл. Потоки грязи опрокинули высокие деревья на дома, над которыми они когда-то так грациозно нависали, разрушая лавки и дома еще прежде, чем осели фундаменты. Покатые крыши, сложенные из угольных балок, сорвались с мест и кружились в селевых потоках, пока их не унесло прочь, а инерция протащила их через сохранившиеся древесные пни. Целая груда застряла в конце Главной Лужайки, и все это выглядело так, будто половина городских построек зарыта по самые стропила. Фасады плавали совершенно свободно, как плоты причудливого устройства, пока постепенно затвердевающая грязь не начала их задерживать. Там, где они лежали поперек дороги, джипы и грузовики проезжали прямо по ним сверху, и трещащие шины вдавливали кирпичи и деревянные планки еще глубже в болото. Только фундаменты да разбитые, расколотые остатки стен первых этажей указывали на контуры города.

Запрограммированные силиконовые укрытия и куполообразные сооружения установили в центральном гражданском районе, который и должен был служить оккупационной станцией; ни дом городского магистрата, ни полицейский участок не сохранились. Армия поспешно двигалась по узким переулочкам между сооружениями. А отряды сержантов и оккупационных войск маршировали между машинами. Тим и Хью сошли с джипа, чтобы оглядеться.

Хью усмотрел какие-то ориентиры в ландшафте и проконсультировался с гидом-блоком.

— Вот здесь все и произошло, — объяснил он. — Толпа собралась тут после сообщения Финнуалы.

Тим оглядел мрачную панораму.

— Какой ценой далась победа, — произнес он тихо. — Это даже не выглядит как шторм, — он сосредоточился на нескольких гниющих лужах, давая их крупным планом, разглядывая пригнувшуюся траву и растения, пытающиеся приподняться. Если растительность вернется на этот полуостров, она распространится от свежей воды, подумал он. Но эти запачканные, вымокшие стебельки могут только враждовать с коричневыми грибными шляпками, которые расцвели ценой человеческих потерь. Тим сомневался, что они проживут особенно долго.

Они бродили по станции, ловя редкие признаки того, что армия реорганизуется. Раненые сержанты лежали на выстроенных аккуратными рядами койках полевого госпиталя. Инженеры и механоиды работали с разного рода оборудованием. Бесконечные колонны грузовиков тащились мимо, сердито гудя, когда боролись за твердую дорогу для своих колес посреди грязи.

— Эй, вы двое! — закричала Елена Дункан с той стороны дороги. — Какого черта вы тут делаете?

Они перешли к ней через дорогу, увернувшись от нескольких джипов.

— Мы репортеры, — объяснил Тим. — Просто смотрим.

В его предплечье вцепились когти, не давая ему пошевелиться. Он был совершенно уверен, что если бы она захотела, то прокусила бы ему руку до самой кости. Елена дотронулась до сенсорного блока у него на груди. И тоже не особенно мягко.

— Ну, ты, — Хью подчинился процедуре, не жалуясь.

— Никакие репортеришки не должны тут шляться сейчас, — сказала Елена. — Полковник еще даже не очистил Экснолл.

— Знаю, — сказал Тим. — Я просто хотел опередить всю шайку.

— Что типично, — хмыкнула Елена.

Она снова отступила в холл, где были установлены двадцать неуклюжих камер с ноль-тау. У всех темнела активная поверхность.

Тим пошел за ней:

— Это ваша епархия?

— Угадал, сынок. Я тут выполняю последний акт по освобождению тех великих людей, которые у нас имеются. Вот почему я захотела узнать, кто вы такие. Вы не армейские, и вы слишком здоровы, чтобы принять вас за бывших одержимых. Я сразу поняла, это теперь становится второй натурой.

— Я рад, что кто-то проявляет бдительность.

— Оставь, — ее голова покачивалась вверх-вниз, в то время как она разглядывала его. — Если хочешь задавать вопросы, спрашивай. Мне тут довольно скучно, так что, возможно, я и отвечу. Ты здесь потому, что это Экснолл, верно?

Тим улыбнулся:

— Ну ведь здесь все и началось. Поэтому у меня появился законный интерес. Если сделать доступной информацию о том, что это место снова отвоевали и продезинфицировали, получится отличное сообщение.

— Типичный репортеришко, лишь бы историю состряпать, это важнее всего остального вроде космической безопасности и незыблемости здравого смысла. Да я бы тебя просто пристрелила.

— Но не пристрелили же. Это значит, что у вас есть доверие к сержантам?

— Возможно. Знаю, я не могла бы делать то, что совершают они. Все еще совершают. Я думала, что смогу, когда сюда приехала, но все это Освобождение для всех нас — только одна большая кривая линия, верно? И она многому нас научила. Никогда больше мы не допустим такой войны, как эта, если вообще будем воевать. Даже если конфликт будет продолжаться еще года два, предполагается, что отдельные бои будут жестокими, но быстро кончатся. Солдаты должны отдохнуть от передовой, должны получить какие-то развлечения, воспользоваться доступными стимуляторами, прежде чем назад возвратятся. Одна сторона начинает брать верх, а другая отбрасывает их назад. Вот как оно обычно происходит, и здесь не прекращается, ни на секунду. Ты когда-нибудь это записывал в свои датчики? Настоящую квинтэссенцию того, что происходит? Стоит одному сержанту потерять бдительность хоть на мгновение — и один из этих подонков тут же проберется в брешь. И все начинается сначала, на другом континенте. Одна ошибка. Одна. Это бесчеловечная война. Оружие, которое должно победить, — само совершенство. Одержимые? Им приходится предавать, будучи на сто процентов лживыми заблудшими сукиными детьми, они никогда не пытаются объединится, чтобы хоть кто-то из них проскользнул мимо нас. Наши сержанты, да они же теперь должны быть особенно бдительными, они никогда даже не пойдут не по той стороне дороги из-за того, что грязь там не так глубока и не так омерзительна. Ты и представления не имеешь, чего это стоит.

— Предназначение, — осмелился вставить Тим.

— И близко не лежит. Это эмоции. Это путь к твоему сердцу. Жалость ослабляет. Этого здесь нельзя допускать. Человеческие мотивации должны быть отброшены. Машины — вот в чем мы нуждаемся.

— А я думал — это то, чем являются сержанты.

— О да, они хороши. Совсем неплохо для оружия первого поколения. Но эденисты должны совершенствоваться, создавать действительно роботов для следующего Освобождения. Это должно быть чем-то вроде нас, другого качества и еще менее персонифицированных, чем сержанты. Я нескольких из них знаю, и они для своей задачи слишком человечны.

— Вы думаете, будет еще одно Освобождение?

— Конечно. Никто еще не изобрел другого способа выставить этих подонков из наших тел, которые они украли. Пока этого не произойдет, мы должны держать их на расстоянии. Я тебе сказала, не проявляй никакой слабости. Захвати другую планету, возможно, одну из тех, куда пробрался Капоне, и начни там Освобождение, прежде чем они ее захватят. Дай им понять, что мы никогда не прекратим выставлять их задницы прочь из нашей вселенной.

— Вы будете участвовать в следующем Освобождении?

— Такой возможности у меня не будет. Я сделала свое дело, как могла, и получила урок. Это слишком много. Ты хотел получить репортаж о том, как выглядит Экснолл, но ты опоздал на целый день. Еще вчера у нас тут были некоторые одержимые, они ждали ноль-тау. Вот с ними тебе следовало бы потолковать.

— Что они вам сказали?

— Что они ненавидят Освобождение так же, как и мы. Оно им мешает, они не получают достаточно пищи, дожди не прекращаются, грязь затекает к ним в постели каждую ночь. И с тех пор, как Кеттон унес эту проститутку Эклунд, их организованное сопротивление ослабело. Теперь все сводится только к инстинкту, вот почему они борются. Они проигрывают сражения, потому что они люди. Они вернулись сюда, потому что намеревались прекратить свои мучения, так? Это общий человеческий мотив. Все, что угодно, чтобы избежать потусторонья. Но теперь-то, когда они здесь, где, как они думали, они хотят оказаться, к ним опять вернулись их старые повадки. Как только они снова стали людьми, сделалось возможным победить их.

— Пока они не уберут эту планету прочь из вселенной, — возразил Тим.

— По-моему, это прекрасно. Это уберет их настолько далеко, что они не станут больше вмешиваться в наши дела. Тупик, в который зашла эта война, означает, что мы победили. Наша цель — препятствовать их распространению.

— Но даже война не кладет этому конец, — вставил Хью. — Вы забыли, что у вас есть душа? Что в один прекрасный день вы умрете?

Когти Елены раздраженно клацнули.

— Нет, я не забыла. Но именно теперь у меня есть работа, которую необходимо выполнить. Вот что имеет значение, вот что важно. Когда я умру, я посмотрю потустороныо прямо в глаза. Все это философствование, морализаторство и поиск истины, которому мы предаемся, все это дерьмо собачье. Когда до смерти дойдет, каждый сам за себя.

— Точно как в жизни, — Хью выдал легкую улыбку.

Тим хмуро посмотрел на него. Было так непохоже на Хью вставлять какой-то комментарий насчет смерти и потусторонья; это был единственный предмет, которого он всегда (не странно ли?) избегал.

Тим попрощался и оставил ее наблюдать за мониторами камер ноль-тау.

— Живи в смерти так же, как живешь в жизни, а? — заметил он Хью, когда они оказались далеко от ряда слуховых датчиков.

— Что-то в этом роде, — торжественно согласился Хью.

— Интересная особа эта наша Елена, — заметил Тим. — Однако интервью требует редактирования. Она выбьет дух из любого, кто услышит ее мнение.

— Возможно, ей надо было выговорится. Она долгое время общалась с одержимыми. Допускает она это или нет, такое общение повлияло на ход ее мыслей. Не уклоняйся от правды.

— Я ничего не искажаю в моих репортажах.

— Видал я их, ты все смягчаешь для своей аудитории. Сплошной компромисс.

— Зато доступно получается, разве нет? Ты наши рейтинги видел?

— В новостях есть нечто большее, чем рыночная сторона. Тебе нужно хоть время от времени включать что-то существенное. Оно уравновешивает и подчеркивает те сенсации, которые ты так обожаешь.

— Черт, да как ты вообще оказался в этом бизнесе?

— Я для него создан, — Хью, очевидно, нашел эту истину веселой.

Тим растерянно посмотрел на него. Тут его нейросеть объявила, что его срочно вызывает шеф из студии в Передовом форте. Ему сообщили новость об атаке флота Конфедерации на Арнштадт.

— Вот дерьмо-то собачье, — выругался Тим.

Все вокруг и моряки, и солдаты — радовались и вызывали друг друга. Грузовики и джипы непрерывно гудели.

— Нехорошо это, — сказал Хью. — Они знали, каков будет результат.

— Будь оно проклято, да, — согласился Тим. — Пропал наш сюжет.

— Целая планета унесена в другой мир, а все, что тебя интересует, это твой сюжет?

— Ты что, не понимаешь? — Тим отчаянным жестом взмахнул руками в сторону оккупационной станции. — Тут был тот сюжет, один-единственный, мы с тобой находились на передовой линии борьбы против одержимых. Все, что мы видели и о чем говорили, имело большое значение. А теперь не имеет. Вот оно что, — астрономическая программа его нейросети отыскала ему ту секцию темно-лазурного неба, где светила невидимая звезда Авона. Он в прострации смотрел в ту сторону. — Кто-то, кто находится там, изменяет политику Конфедерации, а я застрял здесь. Уж не знаю почему.

* * *

Первым увидел это Кохрейн. Естественно именно он назвал это Медным колокольчиком.

Недостаточно гибкий, чтобы выдерживать целые часы в позе лотоса, хиппи распростерся, точно бескостный, на кожаном мешке с бобами, лицом в том направлении, куда летел остров Кеттон. В одной руке у него были солнечные очки от Джека Дэниэла, а его пурпурные очки находились на надлежащем месте, и поэтому, вероятно, он не сохранял должную бдительность. Но все-таки никто из остальных десяти людей, находящихся с ним вместе на мысе, ничего не увидел раньше.

Они, как позже жаловался Макфи, высматривали что-нибудь массивное, планету или луну, или, может быть, даже Валиск. Какой-то объект, который появился бы маленьким темным участком среди убывающего сияния и медленно увеличивался бы в размерах по мере того, как приближался остров.

Самое последнее, чего мог ожидать кто-нибудь из наблюдавших, был кристалл размером с камешек, осколок солнечного света, заключенный в геометрическую форму, пущенный, точно стрела, из лежащей впереди пустоты. Но это было именно то, что перед ними возникло.

— Святые угодники! Эй вы, парни, поглядите! — завопил Кохрейн.

Он пытался показать пальцем, отправляя Джека Дэниэла в карман своих брюк-клеш.

Кристалл скользил по краю скалы, его многогранная поверхность посылала лучи чистого белого света во всех направлениях. Он устремился по направлению к Кохрейну и его друзьям-наблюдателям, держась от земли на расстоянии четырех метров. К тому времени Кохрейн вскочил во весь рост, пританцовывая и махая ему руками.

— Давай сюда, парень. Мы здесь. Сюда, кореш, сюда, иди к своему большому приятелю!

Кристалл резко повернул, огибая пространство у них над головами, под их взволнованные крики и изумленные вздохи.

— Да! — завопил Кохрейн. — Он знает, что мы здесь! Он живой, должен быть живым, послушайте только, как он жужжит, как будто какая-то космическая фея, — блестки света от кристалла сверкнули ему по очкам. — У-ух, как ярко. Эй, Медный колокольчик, сбавь немного яркость, детка.

Девлин уставился на их посетителя в совершенном ужасе, держа руку перед лицом, чтобы защититься от слепящего света.

— Это что, ангел?

— Не, — фыркнул Кохрейн. — Слишком маленький. Ангелы — громадные мамаши со сверкающими мечами. Медный колокольчик, вот кого мы тут имеем, — он сложил руки рупором вокруг рта. — Эй, медненький, как поживаешь?

Темная тяжелая рука Чомы опустилась Кохрейну на плечо. Хиппи вздрогнул.

— Не хочу быть нелюбезным, — сказал сержант. — Но я считаю, что существуют более подходящие способы, чтобы вступать в контакт с неизвестными видами ксеноков.

— Ах, вот как? — осклабился Кохрейн. — Тогда как же вышло, что ты ему надоел?

Кристалл изменил направление, торопясь прочь, чтобы перелететь через главное болото мыса. Кохрейн побежал за ним, крича и размахивая руками.

Сайнон, как любой другой сержант на острове, повернулся, чтобы посмотреть на эту странную погоню, как только Чома известил их о появлении кристалла.

— У нас ситуация неожиданного контакта, — объявил он окружавшим его людям.

Стефани взглянула на блестящий кристалл, побуждающий Кохрейна к веселому преследованию, и испустила стон досады.

Они, конечно, не должны были допускать старого хиппи в ближайшую группу наблюдателей.

— Что происходит? — спросил Мойо.

— Какой-то летающий ксенок, — объяснила она.

— Или исследовательская ракета, — сказал Сайнон. — Мы пытаемся войти в контакт.

Сержанты объединили свои ментальные голоса в один общий коллективный крик. Так же, как звенящие слова приветствия, математические символы и пиктографию они возвели в спектр чистых эмоциональных тонов. Ни одно из этих обращений не вызвало никакого членораздельного ответа.

Кристалл снова замедлил свое движение, пролетая над группой на мысе. Теперь здесь было около шестидесяти человек, устроивших общий лагерь. К первоначальной группе Стефани присоединились многие убежденные дезертиры из армии Эклунд. Они ринулись сюда на прошлой неделе, иногда группами, иногда по одному, все они отвергали ее власть и возрастающую нетерпимость. Вести, которые они принесли из старого города, не были благоприятными. Там заставляли строго исполнять законы военного времени, превращая всю местность в настоящую тюрьму. В данный момент все ее усилия были направлены на то, чтобы обнаружить как можно больше оружия в развалинах и сохранившихся убежищах. Очевидно, она еще не оставила своего плана избавить остров от сержантов и нелояльных одержимых.

Стефани стояла с поднятой головой и наблюдала за мерцающим кристаллом, совершающим извилистый полет. Кохрейн все еще бежал, метров за тридцать. Его раздосадованные крики слабо разносились по воздуху.

— Получен какой-то ответ? — спросила Стефани.

— Никакого, — сказал сержант.

Люди поднялись на ноги, поедая глазами крошечную светящуюся точку. Она же, кажется, их не замечала. Стефани сосредоточилась на радужной переливчатой тени, которую открывал ей внутренний разум. Внутри нее мерцали сознания людей и сержантов, их легко можно было распознать, сам кристалл существовал в резко очерченной сапфировой филиграни, похожей на капельку-слезу. Он почти напоминал компьютерную графику и был полным контрастом всему остальному, что Стефани когда-либо видела внутренним зрением. Когда он приблизился, внутренние сапфировые нити стали видны четче.

Стефани перестала дивиться чудесам с тех пор, как Кеттон оторвался от Мортонриджа. Теперь ей было просто любопытно.

— Это не может быть чем-то неодушевленным, — настаивала она.

Сайнон заговорил от имени части сержантов, пришедших к согласию:

— Мы сходимся во мнениях. Поведение и строение этого предмета указывают на сущность высшего порядка.

— Я не могу разобрать никаких мыслей.

— Просто они не похожи на наши. Это неизбежно. Оно, кажется, отлично подходит к этому миру. А потому общность была бы невозможна.

— Вы думаете, он местного происхождения?

— Если это не совсем абориген, то что-то вроде здешнего AI. Он, кажется, сам принимает решения, а это указывает на то, что он независим.

— Или правильно запрограммирован, — сказал Мойо. — Хорошо бы нашим распознающим устройствам иметь такой уровень самосознания.

— Еще одна возможность, — согласился Сайнон.

— Ничего подобного, — возражала Стефани. — Он доказывает, что здесь имеется какой-то вид разума. Мы должны войти в контакт и попросить помощи.

— То есть если оно имеет понятие о помощи, — поправил Франклин.

— Эти рассуждения бесполезны, — сказал Чома. — Не имеет значения, что оно из себя представляет, важно только — на что оно способно. Необходимо установить контакт.

— Оно не станет отвечать ни на какие наши попытки, — сказал Сайнон. — Если оно не ощущает связи или атмосферного давления, тогда у нас маловато шансов наладить контакт.

— Раздразните его, — предложил Чома.

Мини-согласие выразило сомнение.

— Оно, очевидно, нас чувствует, — объяснило оно. — А потому мы должны продемонстрировать, что мы равным образом ощущаем его. Когда оно это поймет, вполне логично с его стороны будет искать каналов для контакта. Самая верная из возможных демонстраций — это использовать наши энергистические ресурсы, чтобы достигнуть согласия.

Они сфокусировали свое сознание на камне, лежащем у ног Стефани, четырнадцать тысяч сержантов убежденно сочли его маленьким чистым бриллиантом с чистым языком пламени, горящим внутри, в самом центре. Камень поднялся в воздух, увлекая за собой частицы грязи.

Первоначально прибывший кристалл повернулся кругом и приблизился к иллюзорному, медленно облетая его. В ответ сержанты придали своему кристаллу точно такое же движение, прочертив спираль над головой Сайнона.

— Это привлекло его внимание, — констатировал Чома.

Тяжело дыша, подбежал Кохрейн.

— Ну, медненький, спускайся, детка, — он упер руки в бока, глядя вверх с ожиданием. — Что здесь происходит, парень? Оно что, размножается?

— Мы пытаемся вступить в контакт, — пояснил Сайнон.

— Это вы-то? — Кохрейн потянулся вверх открытой ладонью. — Так это легко.

— Не на… — одновременно вымолвили Сайнон и Стефани.

Ладонь Кохрейна сомкнулась вокруг Медного колокольчика и продолжала сжиматься. Его пальцы и ладонь вытягивались, как будто воздух стал кривым зеркалом. Их втягивало внутрь кристалла. Кохрейн пронзительно закричал в изумлении, когда его запястье продолжало удлиняться, точно что-то жидкое, и последовал за своей рукой внутрь.

Все его тело вытянулось, ноги оторвались от земли.

Стефани собрала всю свою энергистическую мощь, пытаясь оттащить его от кристалла. Настоятельно желая, чтобы он вернулся. Она ощущала, что и сержанты добавляют свои возможности. Никто из них не мог употребить свои отчаянные мысли, чтобы помочь воющему хиппи. Физическая масса его тела стала ускользать, все это было похоже на то, что они пытаются ухватиться за сделанную из воды веревку.

Отчаянный крик прорезал воздух, когда голову Кохрейна всосал кристалл. Туловище и ноги вскоре последовали за головой.

— Кохрейн! — орал Франклин.

Пурпурные солнечные очки в золотой оправе свалились на землю.

Стефани не могла теперь даже улавливать мысли хиппи. Она молча ждала, кого пожрет следующим. Кристалл был всего метрах в двух от нее.

На мгновение кристалл сверкнул красным и золотым, затем вернулся к чисто-белому. Подпрыгнул и на большой скорости помчался над мысом по направлению к городу.

— Он убил Кохрейна, — простонала Стефани в ужасе.

— Он съел его, — подтвердила Рана.

— Он, наверное, взял образец, — предположил Сайнон, обращаясь к товарищам-сержантам.

Шокированные гуманоиды, вероятно, и слышать не желали такого клинического анализа.

— Он не выбирал Кохрейна, — сказал Чома. — Кохрейн сам его выбрал. Или, еще более вероятно, это подействовал просто механизм защиты.

— Надеюсь, что нет. Это означало бы, что мы попали во враждебное окружение. Я бы предпочел считать это процессом отбора образцов.

— Метод захвата был странным, — заметил Чома. — Может, это какой-то вид кристаллической нейтронизации? Ничто другое не могло бы так его всосать.

— Мы ведь даже не знаем, существует ли в этом мире гравитация или твердая материя, — сказал Сайнон. — Кроме того, тут не было излучения энергии. Если бы его масса была сжата гравитацией, нас всех уничтожил бы взрыв радиации.

— Тогда будем надеяться, что это был способ взятия образца.

— Какой позор, что это оказался Кохрейн.

— Да.

Сайнон слегка поразмыслил, не уверенный в своих выводах.

— Могла быть и Эклунд.

Сайнон понаблюдал за кристаллом, свободно скользившим над землей. Он сделался похожим на хвост кометы.

— Это еще может случиться.

* * *

Аннета Эклунд устроила себе новую штаб-квартиру на вершине крутого холма, который прежде был городским муниципалитетом Кеттона. Прямоугольные секции некоторых зданий избежали превращения в развалины, как все вокруг, и возвышались друг против друга; энергистическая мощь преобразовала их в прочные парусиновые палатки, разрисованные зеленым и черным камуфляжем, какой употребляется в джунглях. В трех из них хранились последние остатки продуктов. Одна служила оружейной и инженерной мастерской, где Милн и его команда чинили ружья, выкопанные из влажной почвы. Последняя палатка, расположенная на бровке, была персональной квартирой Аннеты и командирским постом. Здесь были установлены датчики, дающие ей вид на грязно-серую равнину острова, до самых шероховатых краев. На самодельно сколоченном деревянном столе были разложены карты и расставлены пюпитры. Разноцветные карандаши отметили оборонительную фортификацию армии вокруг Кеттона, наряду с возможными линиями атак, основанными на донесениях разведчиков с внешних территорий. Позиции сержантов и вспомогательных сил тоже все были отмечены.

Целые дни уходили на сбор информации. В данную минуту Аннета не уделяла картам внимания; она смотрела на капитана, который стоял перед ней в позе, выражающей полное подчинение. Хой Сон откинулся в парусиновом кресле, расположенном сбоку от стола, наблюдая за происходящей сценой и не скрывая своего интереса.

— Пятеро из патруля отказались возвращаться, — доложил капитан. — Они просто пошли дальше и сказали, что устроятся вместе с сержантами.

— С врагами, — поправила Аннета.

— Да. С врагами. После этого нас осталось всего трое. Мы не могли силой заставить их вернуться.

— Вы безнадежны, — сердито произнесла Аннета. — Как вас вообще сочли подходящим офицером, представить себе не могу. Вы же просто отправляетесь со своими людьми погулять по периметру, вы их вождь, во имя Христа. Это означает, что вам известны уязвимые места, так же как и сильные. Вы должны были предвидеть этот исход, особенно теперь, когда можете почувствовать их эмоциональное состояние. Ни за что нельзя было допустить, чтобы они нас предали подобным образом. Это ваша вина.

Капитан наградил ее взглядом, полным невероятного уныния.

— Это странно. Все здесь находятся в жуткой тревоге. Я достаточно ясно видел ее в их умах. Невозможно предсказать, что они смогут вытворить.

— Вам следовало знать. Будете на нулевом рационе тридцать шесть часов и разжалованы в капралы. Теперь отправляйтесь в свое подразделение, позор вам.

— Я выкапывал эти продукты. Я был по самые локти в дерьме два дня, пока там работал. Вы не можете этого сделать. Провизия моя.

— Тридцать шесть часов. И не меньше.

Они пристально глядели друг на друга через стол. Листы бумаги тихо шевелились.

— Хорошо же, — огрызнулся экс-капитан и выбежал.

Аннета глядела ему вслед, она пришла в ярость от того, какими наглыми все теперь становятся. Неужели не понимают, какие критические нынче времена?

— Здорово сделано, — заметил Хой Сон с плохо скрытой в голосе усмешкой.

— Ты что, считаешь, он должен был уйти ненаказанным? Да ты не поверишь, как быстро все разрушилось бы, если бы я не заботилась о порядке.

— Твое общество развалится. Никто не захочет так жить.

— Ты думаешь, какой-то другой вид общества здесь может выжить?

— Давай поглядим, что из этого выйдет.

— Главным образом дерьмо собачье, даже по твоим меркам.

Хой Сон пожал плечами и безразличным тоном сказал:

— Хотел бы я знать, как ты считаешь — куда мы на самом деле движемся, если не к забвению?

— Этот мир предлагает нам убежище.

— Ты сократишь мне рацион, если я сделаю одно наблюдение?

— Без разницы. Я тебя знаю. У тебя где-то есть тайный запас, я убеждена.

— Не отрицаю, я научился благоразумию. О чем я предлагаю тебе поразмыслить, так это о возможной правоте сержантов. Этот мир мог бы предложить нам убежище, если бы мы находились на планете. Но этот остров, кажется, до ужаса ограничен.

— Он таков. Но не этот мир. Мы попали сюда инстинктивно, мы знали, что это единственное место, где мы можем быть в безопасности. Оно может быть даже раем, если мы в это поверим. Ты видел, как здесь действует наша энергистическая мощь. Эффективность образуется гораздо дольше, но когда она уже есть, перемены куда глубже.

— Жаль, что с помощью иллюзий у нас здесь не может расти пища или даже образовываться воздух. Я бы, может быть, лучше поселился на какой-нибудь другой земле.

— Если ты так думаешь, зачем тебе оставаться со мной? Почему ты не сбежишь, как все эти слабаки и дурни?

— У тебя тут гарантированная пища, а у меня нет кустика, чтобы спрятаться. И вообще ни одного кустика нет. Что причиняет мне боль. Эта земля… недобрая. Она какая-то бездушная.

— Мы можем получить то, что хотим, — Аннета смотрела в открытый конец палатки прямо на резкий замкнутый горизонт. — Мы можем вернуть этой земле ее дух.

— Как?

— Если закончим то, что начали. Путем бегства. Они нас держат, видишь ли.

— Сержанты?

— Да, — она улыбнулась ему, довольная, что он понял. — Это тот мир, где наши мечты сбываются. Но их мечты рациональны и физически ощутимы, на старый манер. Они машины, они бездушны, они не могут понять, чем мы можем стать здесь. Они держат наши крылатые мысли в стальных клетках. Представь себе, Хой, если бы мы освободились от их ограничений. Этот остров тянется в бесконечность, новая земля появляется за пределами скал. Земля, покрытая густой зеленой жизнью. И мы — семена в ней, мы можем прорасти во что-то потрясающее. Ведь рай — это то, чем его сделают, это такая прекрасная судьба, существование каждого человека. И мы сможем это увидеть. Вон оно там, ждет нас. Мы забрались так далеко, невозможно позволить запудрить нам мозги их мрачными сказками, которые должны остаться в прошлом.

У Хой Сона поднялась бровь:

— Семена? Вот как ты рассматриваешь остров?

— Да. Это то место, которое может расцвести и стать тем царством, какого мы хотим.

— Сомневаюсь. Правда сомневаюсь. Мы же люди, живущие в украденных телах, а не эмбрионы каких-то божков.

— И все-таки мы уже сделали первый шаг, — Аннета подняла руки к небу в театрально великодушном жесте. — В конце концов мы сказали здесь: да будет свет, разве не так?

— Я читал эту книгу, но с ней знакомы немногие из моего народа. Как это типично для европейских христиан: ты считаешь, будто мир заселили твои предки и герои твоей мифологии. А все, что вы в действительности дали, — загрязнение, войны и болезни.

Аннета улыбнулась по-волчьи:

— Не надо, Хой, будь немного веселее. Настройся опять более решительно. Здесь должен быть мир для того, чтобы работать. Как только мы избавимся от сержантов, у нас будет такая возможность, — ее улыбка растаяла, когда она почувствовала сконфуженный лепет и изумление, исходящие из немудрящих умов сержантов. Это ощущение всегда в ней присутствовало, как будто бы притаилось на краешке ее сознания. Рассвет, который никогда не зальет все небеса. Теперь же их холодные мысли менялись, приближаясь к настоящей панике, насколько она могла знать. — Что их так встревожило?

Они с Хоем подошли к выходу из палатки и выглянули, чтобы увидеть темную массу сержантов, столпившихся у подножия холмов возле разрушенных стен Кеттона.

— Ну они же в нас не стреляют, — успокоил ее Хой. — И то спасибо.

— Что-то пошло не так.

Она взяла полевой бинокль и навела на лагерь сержантов, пытаясь разглядеть что-нибудь среди больших темных тел. Они все вместе сидели спокойно, как всегда. Потом она осознала: все головы повернуты в ее сторону. Она опустила бинокль, чтобы иметь возможность хмуро глядеть прямо на них.

— Ничего не понимаю.

— Вон там, посмотри, — Хой показывал на яркую искру, которая мчалась над периметром городских укреплений. Стоящие под ним солдаты кричали и дико жестикулировали, а этот предмет невозмутимо парил над головами.

Он направлялся к холму в центре города.

— Бог мой, — выговорила Аннета.

Широко расставив ноги, она свела вместе руки, как будто держа пистолет. Тут же материализовался широкий черный карабин, ствол нацелился на приближающийся кристалл.

— Не думаю, что это оружие, — сказал Хой. Он начал отступать от Аннеты. — Оно появилось из-за сержантов, они так же удивлены, как мы.

— У него нет разрешения влетать в мой город.

Хой пустился бежать. Из оружия Аннеты вырвался плотный белый огонь, который устремился по направлению к приближающемуся кристаллу. Тот легко повернул в сторону, пройдя по дуге над Хоем. Тот споткнулся, когда острия пламени проделали над ним пируэт.

Плавным движением, методично Аннета повернулась, чтобы проследить за вторгшимся предметом. Снова нажала на спуск, посылая самый мощный разряд пламени, с каким только справилась. Никакого эффекта. Кристалл проскочил над Хоем по параболе и снова вернулся на тот путь, по которому летел.

Сержанты следили, как он возвращается. На этот раз он ничуть не замедлил полета, пролетая над ними. Оказавшись над скалой, он начал движение вниз. Девлин кинулся к самому краю и бросился животом в засохшую грязь, задрав голову. Последнее, что он увидел, было сверкание света, опускающегося параллельно изгибам скалы, прежде чем кристалл исчез под противоположной плоскостью потрескавшегося утеса.

* * *

Торговцы шумели и с лязгом прокладывали себе путь по криклейдской дороге в семи больших грузовиках. От множества железных предметов, сваленных за кабинами, энергично исходил пар, а блестящие медные щитки закрывали передние колеса. Они остановились перед широкими ступенями поместья, капая маслом на гравийную дорожку и с пыхтением выпуская пар из неплотных сцеплений.

Лука вышел приветствовать их. Насколько он мог определить, мысли людей, сидевших в кабинах, были достаточно дружественными. Он не ждал никаких неприятностей. Торговцы и раньше навещали Криклейд, но никогда они не приезжали в таком количестве; ради этого случая вызвали десять работников поместья.

Старший из торговцев вылез из машины и представился как Лионель. Невысокий мужчина, чьи светлые развевающиеся волосы были перевязаны кожаным шнурком, одетый в синие хлопчатобумажные джинсы и плотно прилегающий к горлу свитер. Рабочая одежда, почти что приложение к его истинному положению. После двухминутного разговора, когда собеседники присматривались друг к другу, Лука пригласил его в дом.

Лионель с признательностью расположился в кабинетном кожаном кресле, прихлебывая предложенные ему Норфолкские слезы. Если он и отметил напряженную и угрюмую атмосферу, тяжело нависшую над поместьем, то никак этого не обнаруживал.

— Наш основной товар в этой поездке — рыба, — заявил он. — Большей частью копченая. Но у нас есть и свежая — во льду. Кроме того, мы везем овощи и семена фруктов и плодов, оплодотворенные куриные яйца, изысканную парфюмерию, некоторые инструменты. Мы стараемся заработать надежную репутацию, так что, если вам нужно что-нибудь, чего у нас нет, мы попытаемся это доставить в следующий приезд.

— А что нужно вам? — спросил Лука, усаживаясь за широкий стол.

— Мука, мясо, некоторые детали для тракторов, и то, чем можно заправить грузовики. — Он поднял стакан, — отличный напиток.

Они улыбнулись и чокнулись стаканами. Взгляд Лионеля на мгновение задержался на руке Луки. Разница между их кожей была не особенно контрастной, но заметной. У Луки она была темнее и грубее, ладонь его поросла волосами — истинный показатель возраста Гранта; у Лионеля оттенок кожи был почти как у юноши.

— Какую обменную цену вы назначаете за рыбу? — спросил Лука.

— Рыбу меняем на муку, пять к одному по весу.

— Не трать зря мое время.

— Я и не трачу. Рыба — это ценный протеин. Еще ведь и проезд: Криклейд далеко в глубинке.

— Вот потому-то мы разводим овец и крупный рогатый скот; мы экспортируем мясо. Но я могу оплатить ваш проезд электричеством: у нас есть своя станция.

— Наши батарейки на семьдесят процентов заряжены.

Они рядились добрых сорок минут. Когда вошла Сюзанна, она застала их на третьем раунде Норфолкских слез. Она села сбоку от стула Луки, он обвил рукой ее талию.

— Как идет дело? — спросила она.

— Надеюсь, тебе понравится рыба, — ответил Лука. — Мы только что купили три тонны.

— Ох ты, черт возьми, — Сюзанна приняла стакан «слез» из руки мужа, задумчиво отхлебнула. — Наверное, в холодильной камере хватит места. Мне надо побеседовать с кухаркой.

— У Лионеля, кроме того, есть интересные новости.

— Да? — она подарила торговцу приятный вопрошающий взгляд.

Лионель улыбнулся, скрывая легкое любопытство. Как и Лука, Сюзанна не скрывала истинного возраста своего «хозяина». Это были первые пожилые люди, которых он видел с тех пор, как Норфолк попал в этот мир.

— Эту рыбу мы получили на корабле под названием «Крэнборн» в Холбиче. Они там совершили посадку неделю тому назад и обменивают свой груз на машинное оборудование. Они должны быть еще там.

— Да? — спросила Сюзанна.

— «Крэнборн» — торговое судно, — уточнил Лука. — Оно ходит между островами, подбирая грузы и пассажиров. Все, что окупается; они могут рыбу ловить, устриц, собирать водоросли, лед колоть, знаешь ли.

— Экипаж этого корабля оснастил это судно сетями, — сообщил Лионель. — В данный момент там нет особенной работы, так что они в основном подрабатывают рыбной ловлей. Поговаривают еще и о торговле между островами. Как только утрясут детали, они получат большее представление о том, кто что производит и какие грузы они могут предлагать на обмен.

— Я рада за них, — сказала Сюзанна. — А зачем об этом рассказывать мне?

— Это — способ попасть за пределы нашего мира, — объяснил Лука. — Возможность, во всяком случае.

Сюзанна пристально всмотрелась в его лицо, теперь оно отличалось от знакомых черт Гранта. Этот рецидив происходил все быстрее с тех пор, как он вернулся из поездки в Носсингтон с новостью, что с аэрогоспиталем ничего не выйдет: его электроника просто не сможет работать в этом мире.

— Такое дальнее путешествие должно стоить дорого, — сказала она тихо.

— Криклейд мог бы его оплатить.

— Да, — согласилась Сюзанна. — Мог бы. Но он больше нам не принадлежит. Если мы будем употреблять столько пищи, столько Слез Норфолка и иметь столько лошадей, другие будут нас обвинять в том, что мы все это воруем. Мы не сможем вернуться, особенно на Кестивен.

— Мы?

— Да, мы. Они — наши дети, а это наш дом.

— Одно ничего не значит без другого.

— Не знаю, — она была сильно обеспокоена. — Что заставит экипаж «Крэнборна» придерживаться соглашения после того, как мы отступимся?

— А что мешает нам украсть их корабль? — устало спросил Лука. — У нас опять цивилизация, дорогая. Она не самая лучшая, я признаю. Но она здесь присутствует, и она работает. По крайней мере, мы видим, что предательство и нечестность отступили далеко.

— Хорошо, значит, ты хочешь ехать? Как будто бы у нас не было уже достаточно неприятностей, — сказала она с виноватым видом, бросив взгляд на дипломатично молчащего Лионеля.

— Не знаю. Я хочу бороться за это, прибегая к средствам, которые завоевал Грант.

— Это не битва — это дело сердца.

— Чьего сердца? — прошептала Сюзанна с мукой в голосе.

— Извините меня, — вмешался Лионель. — Вы не подумали о том, что этим людям, одержателям ваших дочерей, не очень-то будут рады? Вообще, что вы собирались делать? Ведь не просто сопровождать их, а после пойти полюбоваться на закат? Они будут такими же чужими вам, как и вы — им.

— Они мне не чужие, — возразил Лука. Он соскочил со стула, дергаясь всем телом. — Черт побери, я не могу перестать о них волноваться.

— Все мы уступаем своим хозяевам, — сказал Лионель. — И легче всего признать это, по крайней мере тогда у вас будет хоть немного покоя. Вы к этому готовы?

— Не знаю, — взревел Лука. — Просто не знаю.

* * *

Кармита пробежала пальцами по руке женщины, прощупывая строение кости, мышцы и сухожилия. Глаза ее были закрыты, когда она производила этот осмотр, мозг сосредоточился на слабом излучении, которое шло от плоти. Она не только полагалась на осязательные ощущения, клетки образовывали ясно различимые ленты теней, как будто она осматривала саму структуру человеческого тела, которая была не в фокусе. Отпечатки пальцев сдвинулись на два сантиметра, Кармита осторожно поставила их на место, как будто настраивала клавиши рояля. Подобный осмотр всего тела занимал более часа, и даже тогда он не был на сто процентов эффективным. Была осмотрена только поверхность. Многие виды рака могли поражать внутренние органы, гланды, костный мозг; крошечные чудовища оставались незамеченными и таились, пока не становилось поздно — слишком поздно.

Под пальцами Кармиты что-то сдвинулось вбок. Она поиграла с уплотнением, ощупывая его. Плотный узел, как будто под кожу попал камешек. Внутреннее зрение Кармиты представляло себе это как белое пятно, протягивающее в стороны бахрому хрупких щупалец, которые врастали в окружающие ткани.

— Еще одно, — сказала она.

Вздох женщины прозвучал почти рыданием. Кармита научилась жестокому способу не скрывать ничего от пациентов. Они неизбежно распознавали тревогу в ее мыслях.

— Я умру, — захныкала женщина. — Все мы умираем, гнием заживо. Это наше наказание за то, что мы спаслись от потусторонья.

— Чепуха, эти тела выведены генинженерией, что дает им высокую сопротивляемость раку. Как только ты прекратишь раздражать свое тело энергистической мощью, наступит ремиссия, — ее постоянный набор успокоительных слов так много раз повторялся после смерти Баттерворта, что она сама начала в него верить.

Кармита продолжала осмотр, прощупывая локоть. Теперь это было только формальностью. Хуже всего у этой женщины были бедра; комки, точно гроздья грецких орехов, там, где она удалила вялые мускулы, чтобы вернуть себе очаровательный, точно у подростка, задик. Страх поборол инстинкт и желание сублимировать юношеские прелести. Неестественное для клеток напряжение прекратилось. Возможно, опухоль и в самом деле придет к ремиссии.

Кармита уже заканчивала, когда в фургон постучал Лука. Она попросила его подождать снаружи, пока женщина оденется.

— Все будет в порядке, — Кармита потрепала ее по плечу. — Ты только будь самой собой — и станешь сильнее.

— Да, — мрачно прозвучал ответ.

Для лекций сейчас не время, решила Кармита. Пускай сначала оправится от шока. Впоследствии она сможет научиться распоряжаться своей внутренней силой, чтобы бороться за себя. Бабушка Кармиты всегда подчеркивала, как важно считать себя здоровым. «Слабый ум впускает микробы».

Лука тщательно избегал встречаться с заплаканными глазами женщины, когда она спускалась по ступенькам фургона, он покорно стоял сбоку.

— Еще одна? — спросил он, когда женщина скрылась в поместье.

— Да, — сказала Кармита. — На этот раз случай более спокойный.

— Это хорошо.

— Не совсем. До сих пор мы видели, как развиваются первоначальные опухоли. Я только молюсь, чтобы ваша высокая сопротивляемость держала их под контролем. Если этого не происходит, следующая стадия — метастазы, когда раковые клетки начинают распространяться по всему телу. Когда это произойдет — все кончено, — ей удалось сдержать свое негодование; землевладельцы и городские жители происходили от колонистов, полученных при помощи генинженерии; цыгане отвергали достижения медицины.

Лука покачал головой, он чувствовал себя слишком усталым, чтобы спорить.

— Как Иоганн?

— Снова набирает вес, и это хорошо. Я заставила его опять ходить и делать некоторые упражнения для наращивания мускулов — тоже хорошо. И он полностью избавился от иллюзий относительно своего тела. Но опухоли еще есть. В настоящий момент его тело слишком слабое, чтобы с ними бороться. Я все надеюсь, что если мы сумеем поднять общий уровень его здоровья, включатся естественные защитные силы организма.

— Он уже может помогать по хозяйству?

— Об этом даже и не помышляй. Недели через две я, может быть, попрошу его помочь мне в травяном огороде. Это самая напряженная трудовая терапия, какую я допущу для него.

Ничто не могло скрыть от нее его внутреннее разочарование.

— А зачем? — подозрительно спросила она. — Для чего ты хотел, чтобы он что-то делал? Я-то думала, что хозяйство в старом поместье идет гладко. Не могу заметить никакой разницы.

— Просто выбор, над которым я раздумываю, вот и все.

— Выбор? Вы что, уезжаете? — ее это удивило.

— Подумываем, — произнес он резко. — Не говори никому.

— Не скажу. Но я не понимаю, куда вы едете.

— Девчонок найти.

— Ох, Грант, — Кармита сочувственным жестом положила руку ему на плечо. — С ними все будет в порядке. Даже если Луиза станет одержимой. Ничья душа не изменит ее внешности, слишком она яркая.

— Я не Грант, — он оглядел двор, дергаясь и что-то подозревая. — Можно говорить о внутреннем демоне, хотя, видит Бог, тебе это, вероятно, нравится.

— Да уж, я так веселюсь!

— Извини.

— И сколько их у тебя? — спросила она тихо.

Он ответил только после долгой паузы:

— Несколько в груди. В руках. В ногах. Христа ради, никогда я не думал, что мои ноги настолько изменятся, — он с отвращением простонал. — Почему так?

Кармите не нравилась его искренняя растерянность; одержатель Гранта заставлял ее слишком сочувствовать ему.

— В этих явлениях нет никакой логики.

— Немногие люди знают, что происходит, и за пределами Криклейда тоже. Этот торговец, Лионель, понятия не имеет. Завидую ему. Но это не продлится долго, люди вроде Иоганна будут умирать, как мухи, по всей планете. Когда все поймут в чем дело, все действительно быстро распадется. Вот потому-то я и захотел вскоре отправиться в путь. Если случится вторая волна анархии, я так никогда и не узнаю, где девчонки.

— Мы должны найти несколько настоящих врачей, чтобы они тебя осмотрели. Эти белые огни использовали, чтобы сжигать опухоли. У нас теперь есть рентгеновские установки. Нет причин, чтобы это было бы невозможно. Может быть, даже не стоит быть такими решительными, тебе нужно только пожелать, чтобы эти клетки отмерли.

— Не знаю.

— Это непохоже на тебя, ни на кого из вас. Да не сиди же ты на своей заднице, выясняй. Достань врача. Массаж и чай тут не помогут, а это все, что я могу обеспечить. Ты не можешь сейчас уехать, Лука, люди признают тебя как хозяина. Употреби все влияние, какое у тебя есть, чтобы изучить происходящее и спасти ситуацию. Избавь их от этого ракового страха.

Он недовольно вздохнул, потом тряхнул головой, глядя на нее одним глазом:

— Ты все еще думаешь, что Конфедерация спешит тебе на помощь, да?

— Совершенно верно.

— Им никогда нас не найти. Они должны прочесать две вселенные.

— Верь в то, во что приходится. Я-то знаю, что произойдет.

— Друзья-враги, да? Мы с тобой?

— Некоторые вещи никогда не меняются, что бы ни случилось.

От необходимости обрезать ее резким ответом Луку спасло появление одного из работников, ворвавшегося во двор с криком, что из города едет какой-то человек с новостью. Они с Кармитой прошли через кухню и вышли через парадную дверь поместья.

По дорожке на белой лошади скакала женщина. Им обоим был достаточно знаком ее образ мыслей: Марсела Рай. Галоп ее лошади соответствовал волнению и встревоженности самой женщины.

Она остановилась перед широкими каменными ступенями, ведущими на мраморное крыльцо, и спешилась. Лука взял уздечку и постарался успокоить возбужденное животное.

— Мы только что узнали от деревенских за железной дорогой, — сообщила Марсела. — Сюда движется шайка головорезов, Совет Колстерворта почтительно просит, и прочая чушь. Лука, нам нужна помощь, чтобы выпроводить этих молодчиков. Очевидно, они вооружены. Они напали на старое милицейское отделение в окрестностях Бостона и умчались оттуда с ружьями и десятком автоматов.

— Ох ты, какая блестящая новость, — восхитился Лука. — Здешняя жизнь продолжает становиться все лучше и лучше.

* * *

Лука изучал поезд в бинокль (самый настоящий, который когда-то подарил Гранту его отец). Он был убежден, что это тот самый поезд, но кое-что в нем изменилось. Добавили четыре дополнительных вагона, но незаметно было, чтобы кто-нибудь путешествовал с удобствами. Это был старый потемневший бронепоезд, защитная броня настоящая, как догадывался Лука — проходила снаружи по всей длине, грубо приклепанная к обычным вагонам. Поезд с лязгом двигался по рельсам по направлению к Колстерворту с неумолимой скоростью тридцать миль в час. Брюсу Спэнтону наконец удалось претворить общее представление о непреодолимой силе в физическую реальность, пустив ее прямо в деревенскую местность норфолкского тернеровского пейзажа[30], к которой это явление вовсе не относилось.

— На этот раз их тут больше, — заметил Лука. — Наверное, мы могли бы опять отвинтить рельсы.

— Это чудовище не приспособлено к переворачиванию, — мрачно напомнила Марселла. — Тебе придется их мозги перевернуть, а хвосты последуют за ними.

— У них между ног.

— Ты понял.

— Через десять минут они будут здесь. Нам бы лучше расставить людей и придумать стратегию.

Он привел с собой сюда почти семьдесят работников поместья из Криклейда. После воззвания колстервортского совета более пятисот деревенских жителей добровольно вызвались включиться в войну с мародерами. Еще человек тридцать или около того собрались с близлежащих ферм, чтобы отстоять продукты, вырастить которые стоило им стольких трудов. Все они принесли из жилищ, которые считали своими, пистолеты или охотничьи ружья.

Лука и Марсела организовали из них четыре группы. Самая большая, человек в триста, выстроилась в форме лошадиной подковы, окружив вокзал Колстерворта. Еще две партии свешивались с выступов перрона, готовые толпой броситься на рельсы и окружить разбойников. Оставшиеся три десятка человек в седлах составляли кавалерийские силы, готовые преследовать каждого, кто уклонится от атаки.

Несколько последних минут они провели, маршируя шеренгами, приводя в порядок строй и убеждаясь, что превратили свою одежду в пуленепробиваемую броню. Настоящих стрелков в этом мире было трудно защищать. Популярностью пользовались углеродно-силиконовые армированные куртки, они выглядели как форма полицейских бригад середины двадцать первого века.

— Наше право выглядеть так, как мы сами хотим, мы стоим за это, — то и дело повторял им Лука, проходя по рядам и осматривая свои войска. — Мы — те люди, которые кое-что сделали в данных обстоятельствах, построили для себя приличную жизнь. Я буду самой последней сволочью, если дам этому сброду ее разрушить. Им нельзя позволять жить поблизости от нас, это делает из нас жалких рабов.

Повсюду, куда он подходил, он слышал шепот узнавания и видел приветственные кивки. Решимость и уверенность защитников распространялись в воздухе, превращаясь в осязаемую ауру сердечного расположения. Когда он занял место возле Марселы, они просто улыбнулись друг другу, наслаждаясь предстоящей битвой. Теперь поезд был всего в миле от города, огибая последний поворот дороги перед прямыми путями к станции. Он залился сердитым вызывающим свистком. Красноватый туман над вокзалом засверкал ярче. В стенках деревянных спальных вагонов раскрылись амбразуры, из которых посыпались обломки гранита.

Лука смотрел прямо на паровоз, стоя под стволами пушек.

— Подходи, подходи, задница, — спокойно произнес он.

Выбор был на удивление прост. Каждая сторона приблизительно знала силы и расположение другой. Не могло произойти ничего иного, кроме прямой конфронтации одного лагеря другому. Соревнование энергистической мощи и воображения, где настоящее оружие было нежелательным зрелищем. Осталось полмили до станции, и поезд постепенно замедлил ход. Два последних вагона отцепились и затормозили до полной остановки среди оранжевых искр, летящих от колес. Их бока откинулись, образовывая скаты, оттуда вниз, к земле ринулись джипы. Они были превращены в бронированные экипажи, приспособленные для езды по песку, с толстыми решетками; громадные шины с глубокими протекторами приводились в движение четырехлитровыми бензиновыми двигателями, которые с резким рыком посылали в воздух вонючие выхлопы. В каждой машине над водителем возвышался автомат, он обслуживался автоматчиком в кожаной куртке и в шлеме с очками.

Машины рванули прочь от вагонов в попытке объехать с тыла защитников города. Лука просигналил своей кавалерии. Они двинулись в поля, чтобы перехватить джипы. Поезд с ревом проследовал дальше.

— Приготовься! — закричала Марсела.

Из пушки поезда повалили клубы белого дыма, Лука рефлекторно пригнулся, уплотняя воздух вокруг себя.

В конце вокзала начали разрываться снаряды, толстые комья земли загрязняли чистую линию горизонта среди всполохов оранжевых огней. Два из них ударились о бахрому красного облака и взорвались, не принеся никому вреда, за двадцать ярдов до земли. Полетела шрапнель. Со стороны защитников послышались радостные крики.

— Мы их доконали, — в триумфе зарычал Лука.

Через поля загремел автоматный огонь — это джипы делали резкие повороты, вздымая потоки грязи. Они въезжали прямо в ворота, раскидывая бревна взрывами желтого огня. Лошади легким галопом мчались за ними, с усилием перепрыгивая через живые изгороди и заборы. Всадники стреляли с седла, посылая белые молнии. Моторы джипов начали покашливать и заикаться, в то время как потоки энергистической мощи играли в адские игры с клетками, упрятанными глубоко в полутвердой иллюзии.

Теперь поезд отошел всего на четверть мили. Его пушка все еще непрерывно стреляла. Земля за пределами вокзала брала на себя всю силу ударов; то и дело образовывались кратеры, посылая в воздух почву, траву, деревья и каменные стены. Луку удивляли небольшие размеры воронок: он ожидал, что снаряды должны быть мощнее. Дыма от них, однако, образовывалось много, толстые серовато-синие облака неистово сбивались в кучи на фоне глушившего их красного сияния. Они почти закрыли поезд.

Лука подозрительно нахмурился, видя это.

— Это может быть прикрытие, — закричал он Марселе, перекрывая низкий рев разрывающихся снарядов.

— Не имеет значения, — прокричала она в ответ. — Не забудь, мы можем ощущать их. Дымовые завесы тут не помогут.

Что-то шло не так, и Лука это чувствовал. Когда он снова обратил свое внимание на поезд, он мог почувствовать нотку торжества, исходящую от поезда. И все же — ничто из того, что сделали мародеры, не убедило их в победе. Ничего такого Лука не заметил.

Слои дыма от снарядов лениво ползли по направлению к станции. Пробиваясь через край красного света, они фосфоресцировали цветом темного кларета. Люди из резервных групп, толпившихся за платформами, странно реагировали на первые струйки дыма, изгибающиеся и вьющиеся вокруг них. Размахивая руками у себя перед лицом, как будто отгоняя надоедливых ос, они начали спотыкаться и кружиться на месте. От их сознания шли мелкие волны паники, они сталкивались с теми, кто находился рядом.

— Что это с ними происходит? — спросила Марсела.

— Не знаю, — Лука понаблюдал за медленным движением темно-красного дыма.

Дым вел себя в высшей степени естественно, его витки волнообразно колыхались и крутились в потоках воздуха. Ничто его не направляло, не было никакого злонамеренного энергистического давления, и все же там, куда он распространялся, устанавливался хаос. У Луки ушло некоторое время на то, чтобы уловить бросающиеся в глаза связи; даже уверяя себя, что Спэнтон опустится так низко, как только возможно, Лука находил, что трудно поверить в такую безнравственность.

— Газ, — произнес он, обретя дар слова. — Это не дым. Этот ублюдок применяет поражающий газ!

Автоматы и ружья открыли огонь из каждой щели, прорезанной в бронированных боках поезда. Так как обороняющиеся рассеялись, пули могли беспрепятственно разрезать розовый воздух. Первый ряд городских жителей оттеснило назад, когда пули начали ударяться об их защитные куртки. Внезапно красноватый туман исчез. Человеческий инстинкт выживания был слишком силен, каждый сосредоточился на том, чтобы спастись самому.

— Сдувайте его назад, на них! — заревел Лука, перекрикивая общее смятение.

Теперь поезд отъехал всего на несколько сотен ярдов, поршни яростно рычали, и машина без всяких остановок скользила по рельсам к Луке. Он выставил вперед руки и начал отгонять от себя газ.

Марсела последовала его примеру.

— Давайте! — кричала она ближайшим горожанам. — Отпихивайте его!

Они начали подражать ей, посылая поток энергистической мощи, чтобы оттолкнуть дымку, а вместе с ней — смертоносный газ. Эта идея быстро распространилась между обороняющимися, она становилась реальной, как только о ней начали думать. Люди не нуждались в том, чтобы действовать, им нужно было только думать. Поднялся ветер, он стонал над стенами вокзала, торопливо проносясь над рельсами, его скорость быстро увеличивалась. Столбы дыма начали сгибаться над своими кратерами, которые заскользили по направлению к приближающемуся поезду. Ветер подбирал и уносил листья и прутики от изгородей. Они, ни в чем не повинные, разламывались о черную броню поезда и разлетались вокруг него взволнованными потоками.

Лука взвыл в бессловесном возбуждении, добавляя воздух из своих легких к той энергии, которая вырывалась из его тела. Буря эта достигла силы здорового ветра, обрушиваясь на него же. Он и его соседи крепко взялись за руки, и все вместе они твердо укрепились на земле. Единство цели вернулось, принося им непобедимую власть над стихией. Теперь, как только возникал порыв ветра, они начинали придавать ему определенную форму, сужая его поток так, чтобы он стремительно шел против поезда. Висячие фонари вдоль платформы раскачивались параллельно земле, с силой цепляясь за свои кронштейны.

Поезд замедлил ход, затормозил от ужасной силы горизонтального торнадо, ринувшегося против него. Пар от его трубы и неплотно состыкованных деталей присоединялся к потокам смертельного газа. Мародеры не могли твердо держать свои ружья в руках; ветер кидался на них, крутя оружие и раскачивая его у них в руках, угрожая выхватить его. Стволы пушек смотрели в разные стороны и уже перестали стрелять.

Теперь все обороняющиеся вложили свою волю в ярящийся ветер; направляя его прямо против поезда и заставляя его, покачиваясь, остановиться за сотню ярдов от вокзала. Тогда они увеличили напор, адреналин обеспечил им дальнейшее вдохновение. Железный зверь качался, его вес ничему не мог помочь.

— Мы можем с этим справиться, — закричал Лука, и его слова разносил сверхъестественный ветер. — Продолжаем.

Его поддержали все, воодушевленные тем, как при первых движениях затрещала громадная рама паровоза.

Мародеры, находящиеся внутри, напрягли все свои способности, чтобы укрепиться на месте. Но число их было недостаточно для выигрыша в этом состязании сил.

Куски гранита на рельсах препятствовали движению. Сами рельсы были повреждены, и паровоз не мог скользить, котел задевал их. Шпалы ломались о бока вагонов.

Колеса с одной стороны паровоза оторвались от земли. На мгновение машина зависла, опираясь на оставшиеся на рельсах колеса, а люди, находившиеся внутри, изо всех сил боролись, чтобы противостоять движению, грозившему опрокинуть весь поезд. Но обороняющиеся горожане ни за что не соглашались остановить тот вихрь, который они устроили, и металлические оси согнулись. Паровоз обрушился на один бок, таща за собой вагоны и заставляя их повернуться на девяносто градусов.

Если бы это схождение с рельсов было настоящим крушением, поезду пришел бы конец. В этом же случае горожане продолжали двигать его. Паровоз снова пошел рывками, нацеливаясь сломанными осями прямо в небо. Густые клубы пара вылетали из сломанных поршней, но только для того, чтобы их сейчас же рассеивал ветер. И снова паровоз перевернулся, когда ураган ударил в его черные плоскости, волоча оставшиеся вагоны. Теперь действовала сила инерции, заставляя колеса непрерывно катиться по рельсам. Сцепления между вагонами нарушились. Вагоны раскатились по полям, вырывая с корнем попадавшиеся на пути деревья, а потом скатываясь в канавы, где окончательно останавливались.

А паровоз продолжал лететь, побуждаемый ветром и мыслями тех, кто предназначался в жертвы. Через некоторое время лопнул котел, уничтожив суть огромной машины. Из громадной дыры вырвалось облако пара, быстро исчезая в истерзанном небе, чтобы уступить место груде мусора. По искалеченной земле покатились обломки очень современных с виду машин и аппаратов. Вся иллюзия о всесильном паровом колоссе испарилась, оставив одну из обыкновенных восьмиколесных машин Норфолкской железнодорожной компании, зарытой в почву.

Когда ветер утих, Лука предоставил Марселе организовать медицинскую помощь для тех горожан, которые подверглись воздействию газа. И даже теперь удушливый химический запах украдкой бродил по мелким воронкам. Те, кто претендовал на какие-то знания в этой области, утверждали, что это мог быть какой-то из видов фосфора, или, возможно, хлор, а может быть, и что-нибудь еще хуже. Названия, которые они предлагали, Луку не волновали: важно было намерение, которое за ними стояло. Он бродил по месту катастрофы, морщась при виде вытаращенных заплаканных глаз, из которых капали слезы или соленая вода с кровью в равных количествах; он пытался произносить утешающие слова так, чтобы они звучали громче ужасного хриплого кашля.

После этого уже не могло оставаться сомнений в том, что надо делать.

Лука сколотил небольшую компанию из рабочих поместья, чтобы они сопровождали его. Вспоминая свою первую встречу со Спэнтоном, он направился через поле к потерпевшему крушение поезду.

Какие-то странные металлические листы и в самом деле были приварены к корпусу трактора. Они оказались вовсе не железом, это была просто конструкция из строительного материала с легким весом; каркас, который в сознании смотрящего без особого труда принимает вид прочного вооружения. Оно определенным образом пострадало из-за дикой жестокости ветра. От некоторых пушек отломились жерла, а оставшиеся погнулись. Главный корпус конструкции выгнулся латинской цифрой V, передний конец которой тянулся к земле.

Лука обошел этот экипаж кругом. Машина была как следует измята, стены прогнулись вовнутрь, а крыша вогнулась, настолько уменьшив внутреннее пространство, что оно сделалось не больше шкафа. Лука скорчился и заглянул в покривившуюся щелочку окна.

Брюс Спэптон ответил на его взгляд. Его туловище застряло между различными обломками металла и покореженных труб, которые торчали из стены. Кровь из его разбитых ног и руки смешалась с машинным маслом и грязной землей. Его лицо было бледно-серым, как у жертвы шока, черты отличались от тех, что были прежде. Изогнутые солнечные очки отброшены на зачесанные назад черные волосы; не оставалось больше никаких иллюзий.

— Благодарение Господу, — выдохнул он. — Вытащи меня отсюда, друг. Я прошу об этом, чтобы у меня не отвалились мои долбаные ноги.

— Я так и думал, что найду тебя здесь, — бесстрастно вымолвил Лука.

— Вот ты меня и нашел. Так что вручу тебе гребаную медаль. Только вытащи меня. Эти стены все развалились до самого своего дерьмового основания в нашей драчке. Все так болит, что я не могу, как всегда, отключить боль.

— Драчка? Так вот что это было?

— Ты что это пытаешься на нас навесить? — закричал Спэнтон. Он замолчал, строя дикие гримасы от боли, вызванной его взрывом. — Ладно, о'кей, ты победил. Ты король на холме. А теперь убери эти куски металла.

— Значит, так?

— Значит — как?

— Мы победили, вы проиграли. Теперь все?

— Что ты там такое болтаешь, черт сраный?

— А-а, понял. Ты уходишь к заходящему солнышку и никогда больше не возвращаешься. Вот оно что. Конец. Никакого тяжелого ощущения. Все оборачивается ладком, ты только убьешь массу других людей ядовитым газом. Может, выберешь город поменьше, который не сможет тебе сопротивляться. Что ж, здорово. Потрясающе. Вот почему я вышел помочь этому городу. Значит, ты смог тут поиметь свою драчку и повернуться к нам спиной.

— Ты чего это, к дьяволу, добиваешься?

— Я хочу жить. Я хочу, чтобы можно было в конце дня оглянуться и посмотреть, чего я достиг. Я хочу, чтобы моя семья преуспевала. Я хочу, чтоб они были в безопасности. Я не хочу, чтобы они волновались насчет маньяков с манией величия, которые воображают, будто то, что они крутые, дает им право жить за счет обыкновенных приличных работающих людей, — он улыбнулся, глядя сверху на пораженное ударом лицо Спэнтона. — Что, я попадаю своим камешком в чей-то огород? Не видишь ли ты себя во всем этом?

— Я исчезну. О'кей? Мы уберемся с этого острова. Можешь посадить нас на корабль и убедиться, что мы в самом деле уезжаем.

— Дело ведь не в том, где ты, вот в чем проблема. Дело в том, кто ты, — Лука выпрямился.

— Как? Вот оно что. Вытащи меня отсюда, ты, дерьмо, — Спэнтон начал молотить кулаками в стены.

— Не думаю, что я это сделаю.

— Ты думаешь, я теперь проблема? Да ты вообще не понимаешь, что такое проблема, задница. Я тебе покажу, что такое чертова гребаная проблема…

— Так я и думал.

Лука начал поднимать свой пневматический пистолет, пока дуло не оказалось в шести дюймах от головы Спэнтона. Он стрелял до тех пор, пока совсем не отстрелил голову этого человека.

Душа Брюса Спэнтона отлетела из его окровавленного трупа вместе с настоящей душой этого тела; призрачное видение, поднявшееся, точно дым из обломков поезда. Лука заглянул прямо в прозрачные глаза, которые внезапно осознали, что происходит настоящая смерть после столетий зря потраченного полусуществования. Он выдержал этот взгляд, осознавая собственную вину, точно стирающийся образ, медленно увядающий, уходящий из виду и из бытия. Это заняло всего несколько секунд; период, который сжал время целой жизни, полной горького страха и боли до своего размера.

Лука стоял, содрогаясь от глубокого воздействия знания и эмоций. Я сделал то, что должен был, сказал он себе. Спэнтона необходимо было остановить. Ничего не сделать означало бы уничтожить меня самого.

Рабочие поместья боязливо наблюдали за ним, мысли их были подавлены, когда они ждали, что он будет делать дальше.

— Пошли, поищем остальных, — сказал Лука. — Особенно этого ублюдка химика, — и он пошел к ближайшему вагону, заряжая новую обойму в пустой магазин пневматического пистолета.

Остальные пошли за ним, держа оружие крепче, чем до того.

* * *

Криклейд не слышал криков, подобных этому, с того дня, когда прибыл Квинн Декстер. Из высокого окна, выходящего во двор, слышалась высокая нота непереносимой женской муки. Спокойный воздух яркого дня ранней осени помогал этому звуку разноситься по всем крутым крышам поместья, приводя в возбуждение лошадей в стойлах и заставляя людей виновато вздрагивать.

У Вероники отошли воды в ранние дневные часы, после того как Лука увел свой отряд рабочих поместья помогать воевать с мародерами. Кармита была с Вероникой с самого рассвета, в одной из спален западного крыла. Она подозревала, что эта комната могла даже принадлежать прежде Луизе; она выглядела достаточно вместительной, в центре стояла большая кровать — хотя недостаточно поместительная, чтобы служить ложем для двоих (такую кровать никогда бы не поставили для незамужней дочери землевладельца). И непохоже, чтобы теперь она понадобилась Луизе. Вероника лежала посередине, обложенная подушками, а кухарка обтирала ее напряженное лицо маленьким полотенчиком. Все остальное было предоставлено Веронике и Кармите. И ребенку, который без особой охоты собирался скоро появиться на свет.

По крайней мере новообретенное ощущение Кармиты позволяло ей видеть, что это правильное поведение во время родов, и пуповина не обвилась вокруг шейки. Других очевидных осложнений тоже не было заметно. В основном именно это заставляло Кармиту выглядеть спокойной и излучать уверенность. В конце концов, ей приходилось ассистировать уже при десятке естественных родов, что было большим удобством для всех участников. Некоторым образом Вероника видела в ней смешение собственной давно потерянной матери и квалифицированного врача-гинеколога, она никогда не упомянула бы об этой помощи, включая и обтирания полотенцем, если бы ей пришлось разговаривать с настоящей повивальной бабкой.

— Я вижу головку, — взволнованно сказала Кармита. — Теперь только положись на меня.

Вероника опять закричала, потом разразилась раздраженным хныканьем. Кармита положила руки на вздувшийся живот роженицы и напрягла всю свою энергистическую мощь, сообразуя ее со схватками. Вероника продолжала кричать, пока появлялся ребенок. Затем разразилась слезами.

Все получилось гораздо быстрее, чем обычно, благодаря энергистическому давлению. Кармита схватила ребенка и почувствовала благостное облегчение, пытаясь сделать последние минуты для истощенной роженицы более терпимыми. А потом началась обычная паническая поспешная деятельность по перерезанию и перевязыванию пуповины. Вероника радостно всхлипывала. Мимо ходили люди с полотенцами, улыбками и поздравлениями. Обтирание ребенка. Избавление от последа. Бесконечные уборки.

Новым во всем этом было применение небольшого количества энергистической силы к тому, чтобы излечить небольшие разрывы на стенках матки Вероники. Не особенно много, Кармита все еще беспокоилась о воздействии длительного использования этой силы, даже малое количество которой могло иметь вредные последствия. Но зато это спасало от необходимости накладывать швы.

К тому времени, как Кармита практически закончила прибираться, Вероника лежала на чистых простынях, убаюкивая новорожденную дочку в классическом ореоле изможденности и счастья. И с ясным рассудком.

С минуту Кармита молча изучала ее. В ней не было внутренней муки, причиненной душой одержанного, бродящей по своему хозяину. На некоторое время боли, крови и радости обе стали едины, смешиваясь в празднике появления новой жизни.

Вероника застенчиво улыбнулась, глядя вверх на Кармиту:

— Разве она не чудо? — умоляюще спросила она, глядя на дремлющего ребенка. — Большое тебе спасибо.

Кармита присела на краешек кровати. Невозможно было не улыбнуться сморщенному личику, такому невинному среди своего нового окружения.

— Она миленькая. Как ты собираешься ее назвать?

— Жанеттой. В обоих наших семьях было это имя.

— Понятно. Это хорошо, — Кармита поцеловала младенца в лобик. — Теперь вы обе немного отдохните. Я загляну через часок или около того, проверить, как вы.

Она прошла через дом и вышла во двор. По пути ее останавливали десятки людей; они расспрашивали, как все прошло, в порядке ли мать и ребенок. Кармита счастлива была сейчас же сообщить хорошие новости, надеясь рассеять хотя бы часть тревоги и напряжения, давящих на Криклейд.

Лука нашел ее сидящей у открытой двери фургона, она делала глубокие затяжки сигаретой с марихуаной. Он облокотился о заднее колесо и сложил руки на груди, глядя на нее. Она предложила ему затянуться.

— Нет, спасибо, — ответил он. — Я и не знал, что ты этим балуешься.

— Только ради того, чтобы отпраздновать событие. В Норфолке не много травки. Мы должны соблюдать осторожность, когда ее сажаем. Вы, землевладельцы, очень уж строги насчет пороков других людей.

— Не собираюсь с тобой спорить. Я слыхал, ребенок родился.

— Да, девочка в полном порядке. И Вероника тоже. Теперь.

— Теперь?

— Они с Олив поцеловались и поладили. Они теперь одно. Одна личность. Догадываюсь, что таким станет будущее для всех вас.

— Ха! — Лука горько усмехнулся. — Тут ты не права, девочка. Сегодня я убивал людей. Баттерворт прав, что боится за свое здоровье. Когда твое тело переходит в этот мир, ты отправляешься вместе с ним. Не бывает ни привидений, ни духов, ни бессмертия. Только смерть. Нас испортили. Мы потеряли единственный шанс отправиться туда, где нас ждут, а мы туда не попали.

Кармита выдохнула длинную струю сладкого дыма.

— Думаю, ты-то как раз попал.

— Не говори вздор, девочка моя.

— Ты попал назад, туда, где, как мы считаем, начинался род человеческий. То, что существует здесь, — это все, что у нас было до того, как люди начали изобретать всякие вещи и придумали электричество. Это некий конечный мир, в котором люди могут чувствовать себя в безопасности. Здесь существует магия, хотя не так уж на многое она годится. Работает очень мало машин, ничего особенно сложного. И, разумеется, никакой электроники. А смерть… смерть реальна. Черт, у нас ведь опять есть даже боги на другой стороне небес; боги, обладающие силой за пределами любого возможного здесь, созданные по нашему собственному образу и подобию. Через два-три поколения у нас останутся только слухи о богах. Легенды, рассказывающие о том, как был создан этот мир, вышедший из черной пустоты вспышкой красного огня. Что же это, если не начало новой эпохи страны невинности? Это место не для тебя, оно никогда таким не было. Ты заново изобрел биологический императив и на этот раз заставил его что-то значить. Все, чем ты являешься, должно быть передано через твоих детей. Каждый момент нужно прожить сполна, потому что другого у тебя не будет, — она еще раз затянулась, кончик косячка отливал ярким мандарином. Мелкие искорки отражались в ее сверкающих глазах. — Мне это, пожалуй, нравится, а тебе?

* * *

Пулевое ранение Стефани зажило достаточно, чтобы позволить ей бродить вокруг окраинного лагеря, она с Мойо и Сайноном совершали круг дважды в день. Их бывшее уединенное убежище хаотическим образом росло по мере того, как в него вливались дезертиры из армии Эклунд. Теперь лагерь разросся далеко от края скалы целой лавиной спальных мешков.

Новопришедшие были склонны держаться маленькими групками, собираясь вокруг найденных предметов, которые принесли с собой. Единственное правило, которое сержанты взяли из священных заветов Эклунд, было то, что они обязаны сдать свое настоящее оружие сейчас же после прибытия. Никто не возражал настолько серьезно, чтобы вернуться туда, откуда пришел.

Во время прогулок, совершаемых вокруг скоплений сдавшихся им людей, Стефани слышала достаточно обрывков разговоров, чтобы понять, что ждет одураченных дезертиров, если они осмелятся вернуться. Паранойя Эклунд росла в угрожающей степени. Появление Медного колокольчика не помогло. Очевидно, в него стреляли.

И это было причиной, почему он улетел в пустоту.

Как будто у них было мало причин для волнений со всеми текущими неприятностями, так теперь еще появилась перспектива, что Эклунд начнет войну.

— Мне тоже его не хватает, — Мойо произнес эти слова с сочувствием. Он сжал руку Стефани в попытке утешить ее.

Она слабо улыбнулась, благодарная за то, что он уловил ее меланхолические мысли.

— Денька два без него, и мы все развалимся на куски, — она умолкла, чтобы перевести дыхание. Вероятно, ее выздоровление шло не так быстро, как ей нравилось воображать. — Пойдем назад, — предложила она.

Эти маленькие прогулки начали давать новоприбывшим некоторое ощущение причастности, как будто они все были частицами большой новой семьи. Стефани была той, к кому они пришли, и ей хотелось показать им, что может быть им полезна, если они будут в этом нуждаться. Многие из них узнавали Стефани, когда она проходила мимо. Но теперь их стало так много, а гарантировать их безопасность должны были сержанты. Роль Стефани теперь сводилась к нулю. И Бог простит, если я начну пытаться фабриковать собственную значительность, как Эклунд.

Все трое повернулись и снова оказались лицом к малому лагерю, где их друзья днем и ночью бодрствовали вокруг Тины.

Немного поодаль линия наблюдателей формировалась из сержантов, вытянувшихся вдоль вершины скалы в поисках любого признака Медного колокольчика. Теперь они покрывали почти одну пятую часть границы, и Сайнон говорил ей, что по их внутреннему соглашению они должны стоять вдоль всего острова. Когда Стефани спросила, не сочтет ли это Эклунд за угрожающее передвижение, биотех только пожал плечами:

— Некоторые вещи определенно важнее, чем потакание ее неврозам, — ответил он.

— Инспектирующий тур, — заметил Франклин, как только они вернулись.

Стефани бережно усадила Мойо в удобном положении в двух метрах от самодельной кровати Тины и распростерлась на одеяле рядом с ним.

— Я нынче представляю собой не слишком вдохновляющее зрелище, — призналась она.

— Конечно же, ты вдохновляешь, дорогая, — возразила Тина.

Приходилось сильно напрягать слух, чтобы услышать Тину. Она была в очень плохом состоянии. Сержанты, как было известно Стефани, практически оставили ее и делали только то, что, как они считали, может скрасить ее последние дни. Несмотря на то, что Рена редко выпускала руку подруги из своей, она не могла передать ей больше энергистической силы, чем то количество, которое поддерживало желание Тины поправиться. Активное вмешательство в работу ее поврежденных внутренних органов, вероятно, только ухудшило бы положение. Тина не обладала больше силой воли, чтобы еще поддерживать любую форму телесных иллюзий. Ее синюшно-бледная кожа делала понятным для каждого, как ей не хватает воздуха. Временная внутривенная капельница все еще снабжала ее питательной жидкостью, хотя тело было, кажется, полно решимости снова выделять влагу обильным потом.

Все они знали, что теперь это долго не продлится.

Стефани ужасно злилась на себя за то, что не могла не думать, что будет после. Мигрирует ли душа Тины снова в потусторонье, или будет поймана в ловушку здесь, или она просто и окончательно умрет. Совершенно законный интерес. Как для одержимой, для нее это вряд ли будет спасением. Возможно, оставаться здесь, пока двуокись углерода не достигнет смертельного уровня. Но Стефани была убеждена, что ощущение вины из-за Тины в ее сознании будет увеличиваться.

— Мы все еще привлекаем отбросы из войска Эклунд, — сказала Стефани. — При таких темпах через неделю все они уже будут стоять лагерем здесь.

— Через какую еще неделю? — тихо буркнул Макфи. — Ты что, не чувствуешь как загрязняется воздух?

— Уровень двуокиси углерода в данный момент неопределим, — сказал Чома.

— Вот как? А что же вся ваша команда делает, чтобы помочь именно теперь? — Макфи указал на строй сержантов, стоящих вдоль скалы. — Что вы делаете, кроме того, чтобы еще сильнее разжечь паранойю этой безумной бабы?

— Наши усилия продолжаются, — ответил Сайнон. — Мы все еще пытаемся найти способ открыть проход, а наша роль наблюдателей усилилась.

— Отправляя наши надежды ко всем чертям! Должно быть, это место у всех нас размягчило мозги.

— Это неверное употребление термина, хотя он достаточно понятен для Кохрейна.

— Наверное, это значит, что ты так и не понял, чем он был, — сказал Мойо.

— К несчастью, нет. Хотя тот факт, что здесь существует какой-то интеллект, внушает надежду.

— Да, если это говоришь ты.

Мойо отвернулся от него.

Стефани плотнее прильнула к Мойо, наслаждаясь тем, как его рука рефлекторно обвилась вокруг ее плеч. То, что они были тут вместе, делало это ужасное ожидание чуточку более терпимым. Она только не могла понять, какое событие ей хотелось бы встретить первым. Хотя они об этом не говорили, сержанты, может быть, попытаются открыть прыжковую яму, чтобы попасть назад, в Мортонридж. Поскольку она была одержимой, это вряд ли было бы для нее спасением. Вероятно, остаться здесь до тех пор, пока двуокись углерода не достигнет смертельного уровня, было бы предпочтительнее.

Она бросила еще один виноватый взгляд на Тину.

Три часа спустя наблюдение продолжалось. На этот раз его приближение увидели сержанты. Буйство крошечных сверкающих кристаллов выплыло из-за основания летающего острова, чтобы помчаться вертикально вверх. Они устремились к пространству над вершиной скалы, точно молчаливый белый огненный шторм. Тысячи их летали в воздушном пространстве и каскадом спускались, чтобы расположиться над главным лагерем, замедляя полет только для того, чтобы зависнуть над головами удивленных людей и сержантов.

Яркость света усилилась, принуждая Стефани заслонить глаза ладонью. Но это не слишком защитило ее. Засияла даже тусклая коричневая почва.

— Что теперь? — спросила Стефани у Сайнона.

Сержант праздно стоял и наблюдал кружение кристаллов, как и все остальные. Аналога движению кристаллов не было.

— Понятия не имею, — ответил он.

— Они наблюдают за нами так же, как мы за ними, — сказал Чома. — У них нет никаких датчиков.

— Похоже на то, — согласился Сайнон.

— Что-то происходит, — предостерегли сержанты, стоявшие вдоль скалы.

Диск чистого света выглянул из-за границы острова. Но он никак не мог быть спрятан там, так как достигал ста километров в диаметре. Эффект его появления был такой же, как прыжок адамистского звездного корабля, но гораздо, гораздо медленнее.

Когда свет закончил расширяться, он начал подниматься параллельно скале. Холодное блестящее солнце скользнуло над горизонтом, чтобы заполнить треть неба. Это не была твердая сфера, геометрически выстроенные снежные хлопья мерцали позади всепоглощающего сияния.

Маленькие кристаллы спокойно отступили, кружась над лагерем. Фонтаны радуг искрились вокруг, отталкиваясь от кристаллических структур, сверкая на острых гранях. Полоски и пятна замерцали и заплясали, замещая друг друга, пытаясь установить порядок на огромном пространстве.

Громадный размер того образа, который выстроился из них, на некоторое время сбил Стефани с толку. Ее зрение просто не могло принять то, что перед ним предстало.

Сверху, с тридцатикилометровой высоты, улыбалось лицо Кохрейна.

— Привет, ребята! — сказал он. — Угадайте, что я нашел.

Стефани начала смеяться. Тыльной стороной ладони она смахивала слезы со щек.

Хрустальная сфера двинулась по направлению к острову Кеттон, слегка затуманиваясь, приближаясь. Когда она оказалась в нескольких метрах от скалы, небольшой круглый сектор полностью затемнился и отступил внутрь быстрым плавным движением.

Кохрейн побудил Стефани и ее друзей, вместе с Сайноном и Чомой, шагнуть в отверстие. У полого туннеля были гладкие стены из чистого хрусталя с тонкими зелеными прожилками, разделяющими массу окружающего материала. Через сто метров он открывался в большую линзообразную пещеру шириной в километр. Здесь длинные пучки света у них под ногами мерцали красным, медным и лазурным, пересекаясь в твердой филиграни, которая таяла во внутренней части. Не было никаких признаков устрашающего света, исходящего от внешней оболочки, они могли видеть пейзаж снаружи. Остров Кеттон был виден отчетливо, искривленный плотными гранями кристалла.

Отблеск красного света на стене тоннеля, начал приближаться, кристалл безмолвно заставил его отодвинуться. Из отверстия вышел Кохрейн, широко улыбаясь. Он завопил и побежал к своим друзьям. У Стефани затрещали кости в его объятиях.

— Вот черт! До чего же хорошо опять видеть тебя, детка!

— И мне, — шепнула она в ответ.

Он обошел всю остальную группу, бурно всех приветствуя; даже сержанты получили для пожатия его пятерню.

— Кохрейн, черт тебя дери, что это за штука? — спросил Мойо.

— Ты что, не узнаешь? — спросил Кохрейн в притворном удивлении. — Это же Медный колокольчик, пижон! Только он вывернулся или что-то такое с ним произошло с тех пор, как ты его в последний раз видел.

— Вывернулся? — переспросил Сайнон.

Он оглядывал помещение, разделяя это зрелище с сержантами, находящимися снаружи.

— Его физическое измерение, да. Тут есть масса каких-то совершенно обалденных сторон, до которых я и не докопался. Я думаю, если он захочет, он может сделаться куда больше, чем сейчас. Космическая мысль, верно?

— Но что оно такое? — нетерпеливо спросил Мойо.

— А-а, — Кохрейн неопределенно повел рукой вокруг. — Информация вроде бы идет только в одну сторону. Но он может нам помочь. Я так думаю.

— Тина умирает, — внезапно сказала Стефани. — Можно что-то сделать, чтобы ее вылечить?

Колокольчики на брюках Кохрейна тихонько звякнули, когда он подвинулся.

— Ну конечно, дружок, нет нужды кричать. Я знаю, что происходит снаружи.

— Меньшие кристаллы собираются вокруг Тины, — объявил Сайнон. — Они, кажется, ее упаковывают.

— А можем мы поговорить с этим Медным колокольчиком напрямую? — спросил Чома.

— Можете, — произнес ясный женский голос, ни к кому не обращаясь.

— Благодарю вас, — торжественно сказал сержант. — Как вас называть?

— На вашем языке меня назвали Медным колокольчиком.

Кохрейн так и дернулся под направленными на него взглядами:

— Что?

— Прекрасно, — сказал Чома. — Медный колокольчик, пожалуйста, мы хотим знать, что ты собой представляешь.

— Ближайшая аналогия может быть такая, что я представляю собой личность, вроде множественного количества жителей эденистского обиталища. Я обладаю многими отдельными секторами; я единственна, так же как и многогранна.

— А те маленькие кристаллы снаружи — они ваши сегменты?

— Нет. Это другие представители моего племени. Их физическая динамика находится в иной фазе, чем моя, как объяснил Кохрейн.

— А Кохрейн объяснил вам, как мы сюда попали?

— Я ассимилировала его память. Я долгое время не встречалась ни с чем подобным, вы были органическим существом, но его нейронной структуре не было причинено никакого вреда во время процедуры чтения.

— Как вы можете это утверждать, — недовольно пробурчала Рена.

Кохрейн сделал ей знак, подняв большой палец.

— Тогда вам понятно наше затруднительное положение, — сказала Стефани. — Есть какой-то способ вернуться в нашу вселенную?

— Я могу открыть вам путь назад, да.

— О Боже! — она прислонилась к Мойо, обессиленная от облегчения.

— Однако я полагаю, что сначала вы должны разрешить свой конфликт. Прежде чем начать свое существование в этом мире, мы были личностями биологическими. Наше племя начинало так же, как и ваше; так что тут есть общность, которая позволяет мне оценивать этику и юриспруденцию в том виде, как вы их рассматриваете на текущем для вас уровне эволюции. Доминирующее сознание похитило эти тела. Это несправедливо.

— Значит, потусторонье! — воскликнул Макфи. — Вы меня не заставите вернуться туда без борьбы!

— Такой необходимости не будет, — послышался ответ Колокольчика. — Я обеспечу вам несколько возможностей выбора.

— Вы упомянули, что когда-то были биологическими существами, — напомнил Сайнон. — А мы что, тоже эволюционируем в такую же форму в этом мире?

— Нет. Здесь нет эволюции. Мы перестали изменяться давным-давно. Эта форма была специально выведена генинженерией, чтобы поддерживать наше сознание в соответствии с энергетическим образцом, который есть душа. Теперь мы по существу полностью бессмертны.

— Значит, мы были правы, — обрадовался Мойо. — Этот мир — нечто вроде рая.

— Но не в том смысле, какой придает ему классическая человеческая религия, — возразила Колокольчик. — Здесь нет господства города, нет священных лиц, которые заботились бы о нем, нет даже удовольствий и высокой степени информированности, через которые проходят ваши души. На самом деле этот мир враждебен голым душам. Энергия тут быстро распадается. Вы в этом мире способны умереть.

— Но нам нужно было убежище, — настаивал Макфи. — Вот что мы себе представляли, когда усилием открывали путь сюда.

— Желание, дарованное в своей сущности, не есть субстанция. Если бы вы прибыли сюда целой планетой и пожелали здесь жить, тогда здешняя атмосфера и биосфера поддерживали бы вас в продолжении тысяч поколений; по крайней мере, так долго, как она будет вращаться вокруг звезды. Этот мир обещает быть стабильным и длительным. Вот почему мы сюда прибыли. Но мы были готовы к нашей новой жизни. К несчастью, вы явились сюда на голом обломке скалы.

— Вы говорите об изменениях, — напомнил Сайнон. — И вы знаете о душах. Не есть ли ваш вид существования ответ на нашу проблему? Должно ли наше племя научиться, как трансформироваться в существо, подобное вам?

— Это, безусловно, ответ. Будете ли вы готовы пожертвовать тем, что имеете, и принять нашу реальность и способ существования? Я в этом сомневаюсь. Вы представляете собой юный вид с большим потенциалом развития в будущем. Мы — нет. Мы были старыми и инертными; и мы до сих пор такие. Вселенная, где мы родились, не имеет от нас тайн. Нам известно ее происхождение и назначение. Вот почему мы сюда прибыли. Этот мир гармоничен для нас, у него наш темперамент. Мы проживем все наше существование здесь, наблюдая то, что попадется у нас на пути. Такова наша природа. Другие племена и цивилизации пройдут своей дорогой к упадку или к возвышению. Интересно, что же выберете вы, когда настанет ваше время?

— Мне нравится думать, что возвышение, — ответил Сайнон. — Но, как вы говорите, мы моложе и менее зрелые, чем вы. Полагаю, что мечтаний о подобной судьбе мы могли бы избежать.

— Понимаю эту точку зрения.

— Не можете ли вы дать нам обоснованный ответ, как разрешить проблему одержания, перед которой мы нынче стоим, как нам благополучно послать наши души через потусторонье?

— К сожалению, киинты были правы, когда говорили вам, что такое решение должно прийти изнутри.

— Все ли племена, решившие проблему душ, пользуются своим моральным превосходством в обращении с низшими существами?

— Вы вовсе не низшие, просто другие.

— Тогда каков же нам предоставляется выбор? — спросила Стефани.

— Вы можете умереть, — был ответ. — Я знаю, все вы выражали такое желание. Я могу сделать так, что оно осуществится. Я могу убрать душу из того тела, которое ею одержимо, что позволит природе этого мира идти своим путем. Ваш хозяин будет восстановлен и сможет вернуться на Мортонридж.

— Не слишком привлекательно, — с сомнением сказала Стефани. — Что-нибудь еще?

— Я с удовольствием приветствую вашу душу в этом сосуде. Вы сможете сделаться частью моей множественности.

— Если вы можете это сделать, тогда дайте каждому из нас по отдельному сосуду.

— Хотя мы фактически всесильны в этом мире, такая возможность не в нашей власти. Инструмент, который доставил нас сюда и собрал все наши сосуды, остался в вашей вселенной очень давно. Мы считали, что он нам более не понадобится.

— Так мы не можем вернуться?

— Теоретически — да. Но намерение — дело другое. И мы не знаем, существует ли еще тот инструмент. Более того, вероятно, вы не сможете приспособиться к такому сосуду, у нас с вами разная физиология.

— Ничего из этого не является особенно привлекательным, — сделала вывод Стефани.

— Для тебя, — быстро вставил Чома. — А для большинства сержантов преображение нас в новый вид множественности крайне привлекателен.

— Что открывает дальнейший выбор, — сказала Колокольчик. — Я также смогу переселить ваши души в освободившиеся тела сержантов.

— Это уже лучше, — сказала Стефани. — Но ведь если мы вернемся, даже в телах сержантов, мы все равно попадем в потусторонье в какие-то будущие времена.

— Это еще вопрос. Ваше племя сможет решить, как поступать с душами, попавшими в потусторонье, прежде чем это случится.

— Вы нам очень уж доверяете. Судя по нашему теперешнему состоянию, я не уверена, что мы этого заслуживаем. Если вы не можете решить проблему быстро, мы в этом незаинтересованы.

— Ты несправедлива, — заметил Сайнон.

— Зато честна. Военный мозг столетиями шлифовал правительство, пока оно не стало таким, — сказала Рена.

— Не начинай, — заворчал Кохрейн. — Это так же важно, усекла?

— Я не претендую на предсказание того, что произойдет, — сказала Колокольчик. — Мы перестали быть заносчивыми, как только прибыли сюда. Вы настроены решительно. Обычно этого достаточно.

— Отправились ли вы сюда, чтобы перехитрить потусторонье? — спросил Сайнон. — Было ли это вашим рациональным решением?

— Вовсе нет. Как я уже говорила, мы очень старый вид жизни, и пока мы существовали в своей биологической форме, мы образовали Согласие согласий. Мы собирали знания миллиардами единиц, мы исследовали галактики, рассматривали миры, находящиеся в разных измерениях, сосуществовавшие с нашей вселенной. Все, что делает новая раса, когда перед ней открываются новый опыт и новое понимание. Постепенно что-либо для нас перестало быть новым и оригинальным, все превратилось исключительно в варианты той же темы, которая была исчерпана прежде миллион раз. Наша техника стала совершенной, наш разум — полным. Мы перестали воспроизводиться, потому что больше не было причины предоставлять вселенной новые умы; они могли только наследовать готовые сведения, но не открывать новые. Некоторые народы на такой точке полностью вымирают, доверяя потусторонью свои души с облегчением. Вы избрали этот переход, конечное достижение нашего технического мастерства. Инструмент, способный переместить сознание из биологической неподвижности в это состояние, был подвигом даже для нас. Вы способны ощущать только физические аспекты этого судна, и даже они могут отличаться от того, что понятно вам. Я думаю, вы понимаете это?

— Зачем затруднять себя инструментами? Мы попали сюда только силой воли.

— Энергистическая мощь, которой вы обладаете, очень сильна и груба. Наши суда не могут даже существовать полностью в этой вселенной; вид энергии, который их поддерживает, не имеет здесь никаких аналогов. Их устройство требует большой тонкости.

— А как насчет других? Вы нашли тут какие-то другие формы жизни?

— Множество. Иные вроде нас, кто покинул свою вселенную. Некоторые вроде вас, заброшены сюда случаем и несчастьем. И еще другие, которые от нас отличаются. Есть и посетители, более развитые виды, чем мы, они наносят на карты многие миры.

— Наверное, я бы хотел на них посмотреть, — сказал Чома. — И узнать, чем заняты вы. Я бы остался с вами, если можно.

— Добро пожаловать, — пригласила Колокольчик. — А как остальные?

Стефани оглядела своих друзей, пытаясь проверить их реакцию на предложения, сделанные Колокольчиком. Им мешал страх, они ждали ее распоряжений. Опять.

— Здесь есть еще люди? — спросила она. — Еще планеты?

— Возможно, — сказала Колокольчик. — Хотя я никого пока еще не встречала. Этот мир один из немногих, имеющих желанные для вас параметры.

— Так что, мы больше нигде не можем найти убежище?

— Нет.

Стефани взяла руку Мойо в свою и придвинула его к себе.

— Очень хорошо, пора, я думаю, встать лицом к трудностям, — сказала она.

— Я люблю тебя, — сказал он. — Я только хочу быть с тобой. Это и есть мой рай.

— Я за вас не выбираю, — объявила Стефани, обращаясь к остальным. — Вы сами должны это сделать — каждый за себя. Что до меня, если тело какого-нибудь сержанта мне подойдет, я возьму его и вернусь в Мортонридж. Если нет, я приму смерть здесь, в этом мире. Моя хозяйка может взять назад свое тело и свою свободу.

Глава 24

Для цивилизации, не имеющей опыта регулярных межзвездных путешествий, прибытие одинокого космического корабля никогда не может рассматриваться как угроза. Что он собой представляет, какие возможности за ним стоят — это, однако, дело другое. Параноидальные виды могут реагировать на такое событие весьма скверно.

Это был факт, который Джошуа крепко держал в голове, когда «Леди Макбет» вышла из прыжка за сто тысяч километров над диском города. В первую минуту экипаж не делал ничего, кроме как воспользовался пассивным разведчиком. Поблизости не было замечено никакой частицы или артефакта, и никакой исследующий датчик ксенока не устремился к их корпусу.

— Этот странный радарный пульс — все, что я распознаю, — отрапортовала Болью. — Они нас не увидели.

— Мы вне подозрений, — сказал Джошуа, обращаясь к Сиринкс.

Вся связь между двумя кораблями теперь велась напрямую, процессор-биотех был установлен в электронной системе «Леди Макбет», передающей информацию на «Энон» с эффективностью, равной стандартной датавизации. Снабженный биотехом корабль поискал поблизости, его чувствительность приближалась к максимуму. Система молчала. Насколько можно было судить, диск-город тиратка не имел такой техники.

— Мы готовы, — ответила Сиринкс. — Крикните, если мы будем вам нужны.

— О'кей, люди, — объявил Джошуа. — Пойдем по плану.

Экипаж привел корабль в нормальное рабочее состояние. Развернулись термопоглощающие пластины, отражая скопившуюся корабельную энергию от сверкающих фотосфер; сенсоры направились вверх. Джошуа использовал системы с высокой разрешаемой способностью, чтобы аккуратно направить датчики на диск-город. Активные спутники он пока не пускал в ход. Как только эта позиция была закреплена на несколько метров, он перевел навигационные данные десятку тайных спутников-шпионов, расположенных на борту. Они выстрелили из трубки ракетоносителя и отошли от фюзеляжа на полкилометра, прежде чем пришли в действие ионные двигатели, приближая их к городу-диску пульсацией тонкого синего огня. У них займет большую часть дня, чтобы пролететь через заданное пространство, когда они смогут начать возвращать полезные сведения о темной стороне артефакта. Джошуа и Сиринкс считали маловероятным, чтобы город-диск мог выследить их в полете, даже если их датчики будут сконцентрированы вокруг «Леди Макбет». Это был самый допустимый риск их миссии.

Когда сателлиты были отправлены, Джошуа перестроил корабельные антенны и провел поиск по ближнему пространству.

— Теперь мы официально находимся здесь, — сообщил он им.

— Посадка главной части, — сказала Сара.

Она наблюдала за координационной сеткой, ожидая, когда их координаты совпадут с городом.

Джошуа датавизировал корабельному компьютеру, чтобы тот передал их сообщение. Оно представляло собой довольно простое приветствие, текст на языке тиратка, переданный в широком частотном диапазоне. Там говорилось, кто они такие, откуда прилетели, что люди имели сердечные отношения с тиратка еще со времен «Танжунтик-РИ». И они просили ответить на приветствие. Не было сделано никакого упоминания о том, что тут присутствует еще «Энон».

Заключались пари насчет того, как долго займет получение ответа, и даже о том, в чем он будет заключаться, и не будет ли ответ залпом реактивных снарядов. Никто не поставил деньги на то, что будет получено восемь совершенно разных ответов направленным лучом, из разных частей города.

— Хотя понятно, — сказал Дахиби. — Тиратка, в конце концов, клановый вид.

— У них должна быть единая административная структура, чтобы управлять таким артефактом, — возразил Эшли. — Иначе он не может существовать.

— Зависит от того, что связывает их друг с другом, — утверждала Сара. — Нечто, имеющее такой размер, едва ли может быть действенным устройством.

— Тогда зачем его строить? — удивился Эшли.

Оски пропустила сообщения через их трансляционную программу.

— Какое-то отклонение в словаре, синтаксисе и символах от наших тиратка, — заметила она. — В конце концов, пятнадцать тысяч лет прошло. Но основа узнаваема, мы можем с этим работать.

— Рад видеть какую-то эволюцию, — пробормотал Лайол. — Когда все остается одним и тем же у этих ребят, это делает их похожими на привидения.

— Это бездействие, а не эволюция, — поправила Оски. — И взгляните на этот город-диск. Мы легко могли бы построить что-нибудь подобное; на самом деле мы могли бы проделать гораздо лучшую работу, такую, как говорит Сара. Все, что тут демонстрируется, — это распространенность, а не развитие. Настоящего технического прогресса тут не было, в точности их колонии и корабли поколений.

— Что говорится в этих сообщениях? — спросил Джошуа.

— Одно почти совсем неразборчиво, какое-то изображение, я думаю. Компьютер сейчас делает анализ рисунка. Остальные содержат только текст. Два возвращают нам наше приветствие и спрашивают, что мы здесь делаем. Два требуют доказательства, что мы ксеноки. Еще три нас приветствуют и предлагают свидание с городом. А-а, они называют его Тоджолт-ХЛ.

— Дай мне посмотреть на три самые дружественные, — попросил Джошуа.

Три голубые звезды мелькнули над нейрообразом Тоджолт-ХЛ. Две расположились на основании диска, а третья — на краешке.

— Это решает все, — проговорил Джошуа. — Мы сосредоточиваемся на источнике, который с краю. Не хочу пытаться уводить «Леди Макбет» куда-нибудь во внутренние области, пока мы не узнаем наверняка, что там такое. Нам известно, как называется эта секция?

— Доминион Анти-КЛ, — ответила Оски.

— Сара, сфокусируй луч компьютера на них, пожалуйста, узкий обзор.

Джошуа пробежал текст, полученный с окраины, чтобы понять его характер, и составил ответ.

ЗВЕЗДНЫЙ КОРАБЛЬ «ЛЕДИ МАКБЕТ»

ПОСЛАНИЕ, ОТПРАВЛЕННОЕ НА ТОДЖОЛТ-ХЛ, ДОМИНИОН АНТИ-КЛ

БЛАГОДАРИМ ЗА ВАШЕ ПРИВЕТСТВИЕ. МЫ ПРИЛЕТЕЛИ СЮДА В ПРЕДВИДЕНИИ ОБМЕНА МАТЕРИАЛАМИ И ЗНАНИЯМИ, ВЫГОДНОГО ДЛЯ ОБОИХ ВИДОВ. ПРОСИМ РАЗРЕШЕНИЯ НА ПОСАДКУ. ЕСЛИ ЭТО ДЛЯ ВАС ПРИЕМЛЕМО, ПОЖАЛУЙСТА, СООБЩИТЕ ВАШ ВЕКТОР.

КАПИТАН ДЖОШУА КАЛВЕРТ

ДОМИНИОН АНТИ-КЛ

СООБЩЕНИЕ ЗВЕЗДНОМУ КОРАБЛЮ «ЛЕДИ МАКБЕТ»

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА МАСТРИТ-ПД. ИГНОРИРУЙТЕ ВСЕ СООБЩЕНИЯ ОТ ДРУГИХ ДОМИНИОНОВ ТОДЖОЛТ-ХЛ. МЫ СОХРАНЯЕМ САМЫЕ БОЛЬШИЕ ЗАПАСЫ МАТЕРИАЛОВ И ЗНАНИЙ В ПРЕДЕЛАХ НАШИХ ГРАНИЦ. ВЫ БОЛЬШЕ ВСЕГО ПРИОБРЕТЕТЕ ПО ОБМЕНУ ИМЕННО С НАМИ. ПОДТВЕРДИТЕ ЭТУ ПРОСЬБУ.

КВАНТУК-ЛОУ, РАСПРЕДЕЛИТЕЛЬ РЕСУРСОВ ДОМИНИОНА

— Что вы об этом думаете? — спросил Джошуа.

— Не совсем такой ответ, какой ты получил бы от наших тиратка, — покачал головой Самуэль. — Возможно, их положение изменилось в соответствии с обстоятельствами. Послание отдает алчностью.

— Ресурсы здесь должны быть бедные, — заметил Кемпстер. — У них не может быть новых источников твердых материалов для эксплуатации. Килограмм твоих отходов может оказаться для них более ценным, чем тысяча фьюзеодолларов.

— Мы будем об этом помнить, когда начнем переговоры, — сказал Джошуа. — Пока что мы имеем приглашение. Думаю, мы его примем.

ЗВЕЗДНЫЙ КОРАБЛЬ «ЛЕДИ МАКБЕТ»

СООБЩЕНИЕ, НАПРАВЛЕННОЕ В ДОМИНИОН АНТИ-КЛ

БЛАГОДАРИМ ЗА ВАШЕ ПРИГЛАШЕНИЕ И ПОДТВЕРЖДАЕМ, ЧТО ЖЕЛАЕМ ОБМЕНИВАТЬСЯ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО С ВАМИ. ПОЖАЛУЙСТА, ПРИШЛИТЕ ВАШ ВЕКТОР, КАК К ВАМ ПРИБЛИЗИТЬСЯ?

КАПИТАН ДЖОШУА КАЛВЕРТ

ДОМИНИОН АНТИ-КЛ

СООБЩЕНИЕ КОРАБЛЮ «ЛЕДИ МАКБЕТ»

РАЗВЕ ВЫ НЕ МОЖЕТЕ САМОСТОЯТЕЛЬНО РАССЧИТАТЬ ВЕКТОР? У ВАС ПОВРЕЖДЕНИЕ?

КВАНТУК-ЛОУ, РАСПРЕДЕЛИТЕЛЬ ДОМИНИОНА АНТИ-КЛ

— Может ли быть, чтобы они не имели здесь управления движением? — спросил Джошуа. Он поискал в энциклопедии своей нейросети файл Геспери-ЛН. — Тиратка с Геспери-ЛН не имели никакой официальной управляющей системы до того, как они начали принимать корабли Конфедерации.

— Кроме того, чтобы такое устройство стало необходимым, нужно иметь массу улетающих и прилетающих кораблей, — напомнил Эшли. — А мы не заметили и одного корабля вокруг Тоджолт-ХЛ. Я постоянно наблюдал за экраном.

— Они, безусловно, в свою очередь наблюдают за нами, — сказала Болью. — Я зарегистрировала семнадцать разных радарных лучей, сфокусированных на нас. И полагаю, что сюда направлен и какой-то лазерный радар.

— Совсем никаких кораблей? — спросил Джошуа.

— Не могу обнаружить никаких излучений двигателей, — объявила Сара. — При наших видеодатчиках мы должны были увидеть даже пламя, появившееся в результате химической реакции, — в такой-то тени.

— Возможно, они применяют нечто вроде искривленного поля космоястребов, — предположил Дахиби. — В конце концов, Кемпстер же сказал, что масса для них драгоценна. Возможно, они не могут позволить себе реактивные двигатели.

— Гравитационные детекторы говорят о том, что ты не прав, — не согласился Лайол. — Не вижу никаких искривленных полей на этой лесистой местности.

— Они не хотят раскрывать свои карты в самом начале игры, — сказала Моника. — Они нам не покажут, что у них есть, особенно если это имеет отношение к войне.

Сара оторвалась от своего напряженного занятия, чтобы бросить хмурый взгляд на агента королевской разведывательной службы.

— Это абсурд. Невозможно внезапно прекратить все движение космических судов в тот самый момент, когда ты увидишь ксенока. Транзитные корабли все равно останутся. Кроме того, они ведь не знают, как долго мы за ними наблюдаем.

— Ты надеешься.

Сара утомленно вздохнула:

— У них нет прыжковой технологии, так что единственный доступный им вид космических кораблей — корабли поколений. А если какой-нибудь из кораблей станет применять атомные двигатели, чтобы затормозить в этой системе, они смогут за ним проследить в пределах половины светового года. Их, должно быть, любопытство разбирает насчет нас и насчет того, как мы, к чертям, сюда добрались, вот и все.

— Неважно, — пробурчал Джошуа.

ЗВЕЗДНЫЙ КОРАБЛЬ «ЛЕДИ МАКБЕТ»

СООБЩЕНИЕ, НАПРАВЛЕННОЕ В ДОМИНИОН АНТИ-КЛ.

У НАС НЕТ ПОВРЕЖДЕНИЙ. МЫ ИМЕЕМ ВОЗМОЖНОСТЬ РАССЧИТАТЬ ВЕКТОР ВАШЕГО МЕСТОНАХОЖДЕНИЯ НА ТОДЖОЛТ-ХЛ. МЫ НЕ ХОТЕЛИ НАРУШАТЬ НИКАКИХ ВАШИХ ЗАКОНОВ КАСАТЕЛЬНО ПРИБЛИЖАЮЩИХСЯ СУДОВ. ЕСТЬ ЛИ КАКИЕ-ЛИБО ОГРАНИЧЕНИЯ, КАСАЮЩИЕСЯ СКОРОСТИ ПРИБЛИЖЕНИЯ И ДИСТАНЦИИ ОТ ВАШЕЙ ФИЗИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЫ?

КАПИТАН ДЖОШУА КАЛВЕРТ

ДОМИНИОН АНТИ-КЛ

СООБЩЕНИЕ ЗВЕЗДНОМУ КОРАБЛЮ «ЛЕДИ МАКБЕТ».

НИКАКИХ ОГРАНИЧЕНИЙ ОТНОСИТЕЛЬНО ВАШЕГО ПРИБЛИЖЕНИЯ. МЫ СНАБДИМ КОНЕЧНЫМ ПОЛОЖЕНИЕМ КООРДИНАТ, КАК ТОЛЬКО ВЫ БУДЕТЕ НАХОДИТЬСЯ В ПРЕДЕЛАХ ОДНОЙ ТЫСЯЧИ КИЛОМЕТРОВ ОТ ТЕРРИТОРИИ ДОМИНИОНА.

КВАНТУК-ЛОУ РАСПРЕДЕЛИТЕЛЬ РЕСУРСОВ ДОМИНИОНА

ЗВЕЗДНЫЙ КОРАБЛЬ «ЛЕДИ МАКБЕТ»

СООБЩЕНИЕ, НАПРАВЛЕННОЕ ДОМИНИОНУ АНТИ-КЛ.

ПОНЯЛ. ЖДЕМ ВСТРЕЧИ ПО ПРОШЕСТВИИ СОРОКА ПЯТИ МИНУТ.

КАПИТАН ДЖОШУА КАЛВЕРТ

Джошуа датавизировал корабельному компьютеру приказ воспламенить двигатели. «Леди Макбет» устремилась к городу-диску с ускорением в 0,5 g. Он уточнил вектор настолько, чтобы можно было перестать сжигать топливо за сто километров от края. Если атомные двигатели непривычны для этой системы, выхлопы «Леди Макбет» могут вызвать замешательство. Его губы тронула улыбка: а что бы они подумали о двигателе, работающем на антиматерии?

— Джошуа, — окликнула Сиринкс, — мы обнаружили еще один город-диск.

— Где? — спросил он.

Все на мостике «Леди Макбет» с интересом навострили уши.

— Он тянется за сорок пять миллионов километров от Тоджолта-ХЛ, на два градуса отклоненный от эклиптики. Кемпстер и Ренато были правы. Наши отходы, находящиеся так близко от единственной обитаемой структуры, просто не существуют.

— Вот черт, ты хочешь сказать, что этот оплот цивилизации растянулся вдоль всей экваториальной звездной орбиты?

— Похоже на то. Мы высматриваем возможное местоположение других. Если допустить, что расстояние между поселениями одинаково и что они не находятся в невероятно высоком отклонении от орбит, это должно означать, что таких штук имеется больше сотни.

— Признаю.

— Больше сотни, — повторил Эшли. — Это вполне составляет цивилизацию. И как ты думаешь, сколько представителей тиратка может поддерживать один из таких городов-дисков?

— Если мы имеем поверхность в двадцать миллионов квадратных километров, я бы сказала, что-то около ста биллионов, — ответила Сара. — Даже принимая во внимание их уровень техники, это большая территория. Подумайте только, сколько людей мы битком набиваем под купол.

— Посмотрите на это с точки зрения перспектив населения. И не удивительно, что доминион Анти-КЛ пожелал эксклюзивности, — сказал Лайол. — Требования ресурсов должны быть феноменальными. Я удивлен, что они умудрились выжить такое долгое время. По правилам, они должны были исчерпать собственные ресурсы продуктов давным-давно.

— Общества только тратят продукцию, тогда как добывание новых сырых материалов остается более дешевой проблемой, чем повторение цикла, — сказал Самуэль. — Находясь так близко к звезде, эти диски необыкновенно богаты энергией. Там только немногие свободные молекулы, которые не могут быть преобразованы во что-то полезное.

— Даже если так, у них должно иметься строжайшее запрещение на воспроизводство. Я наблюдал за их жизненным циклом, подобным этому, и все, что я могу придумать по этому поводу, — это культура, растущая на блюде.

— Такая аналогия не годится для разумной жизни. Природа тиратка склоняет их к логически обоснованному ограничительному поведению. В конце концов, они сами в совершенстве отрегулировали путешествия на кораблях поколений в течение десяти тысяч лет. Данная ситуация для них — никак не иная.

— Не считайте их доминионы единой формой, — заметила Сара. — Я углядела на диске несколько территорий с более высокой температурой, чем остальные, их температурная регуляция абсолютно нарушена. Там непосредственно проходят жаркие волны со звезд. Они вымерли.

— Может, и так, — согласилась Болью. — Но все-таки там заметна высокая активность. Из каждого сегмента нас так и бомбардируют радарными сигналами. Нами интересуется масса доминионов.

— И все-таки ни один корабль не садится, — напомнил Джошуа. — Никто не пытается перехватить нас по пути к Анти-КЛ.

Капитан подошел к датчикам, чтобы наблюдать, как увеличивается Тоджолт-ХЛ на фоне сияющей темно-красной протяженности гигантской звезды. Если не считать масштаба, это напоминало их приближение к станции антиматерии. Угольно-черный круг в двух измерениях врезался прямо в фотосферу. Холодный свет туманности у них за спиной не в состоянии был осветить ничего на задней стороне диска. Только датчики «Леди Макбет» могли приоткрыть топографию расположенного в горах города, слепо тянувшегося от среднего уровня диска. Картографическая программа корабельного компьютера затруднялась изобразить точную карту; сияние электромагнитных излучений, нацеленных на них, перебивало возвращение их радара.

— Что они все говорят? — спросил капитан у Оски.

— Я пустила в ход программу словарного распознавания. По образцам, пока что полученным, это примерно то же самое, что уже было. Они все хотят, чтобы мы совершили посадку на территории их диска, и каждый претендует на то, чтобы получить больше всего ресурсов, так же как и информации.

— Какие-то угрозы?

— Пока что нет.

— Продолжай наблюдение.

«Леди Макбет» заколыхалась над городом и начала снижать скорость.

Во время фазы приближения на Тоджолте-ХЛ медленно выстроились спутники, давая экипажам «Леди Макбет» и «Энона» ясное представление о том, как был построен массивный город-диск. Осевой лист, который сам по себе образовывал этот диск, представлял собой слияние плотных тканей, сделанных из трубчатых структур от двадцати до ста метров в диаметре. Хотя их уложили тесно, они не соприкасались друг с другом, кроме соединений на концах; промежутки между ними были закрыты листами фольги, они препятствовали проникновению света красного гиганта и ослабляли тени, рисунок в основном был кругами, варьирующимися по размеру, и отдельные детали заходили одна на другую кривыми узлами. Спектрографический анализ определил, что составные трубки были большей частью металлическими; на протяженной поверхности встречались также детали из силикона и угля; около пяти процентов были из хрусталя, отражающего слабый фосфоресцирующий свет в туманность. На темной стороне иногда встречались области, где переплетение трубок вырастало в сложные абстрактные узлы шириной в несколько километров. Это выглядело так, как будто эти трубки поддерживали прочные поперечные устройства, хотя радарное изображение не показывало никаких трещин.

В плотной тени неосвещенной стороны неукоснительно властвовало регулирующее температуру машинное оборудование. Излучающие панели, вделанные в конусы километровой высоты, стояли рядом со скругленными вентиляционными башнями из слабо поблескивающих торчащих пластин, минареты из спиралевидных стеклянных трубок с циркулирующими по ним нагретым газам завершали пространство оснований инкрустированными черными колоннами, похожими на острые кристальные растения, их острые концы флюоресцировали розовым. Извивающиеся ряды образовывали нечто вроде горных хребтов, которые могли соперничать с каким угодно ландшафтом, созданным планетной геологией, и они тянулись на сотни километров вдоль поверхности. В долинах между ними на длинных мостиках располагались гигантские промышленные предприятия. Машины и предметы оборудования яйцевидной и трапециобразной формы из темного металла, внешняя поверхность которых представляла собой прочное кружево из труб и кабелепроводов, поднимались к рассеивавшим высокую температуру стабилизаторам или панелям (прямая линия происхождения этих машин могла быть прослежена до промышленных предприятий на «Танжунтик-РИ»). Хотя внешний вид города-диска был задан рисунком сети-плоскости, служившей его основанием, ни один район, ни одно здание не повторяли друг друга, технология каждой из построек была так же неповторима, как форма. Стандартизация и совместимость, бывшие синонимами у тиратка, явно изменились в доминионах еще миллионы лет назад.

Чем больше они приближались, тем отчетливее становилось для них видно движение по всему городу. Поезда, имевшие километры в длину, составленные из сотен цистерн, медленно скользили вдоль долин и набережных, между терморегулирующими системами. Участки местных железных дорог шли по открытому пространству, рельсы поддерживались трубами и покрытыми амальгамой листами в форме диска, эти рельсы извивались, словно в аттракционе «русские горки», углубляясь на уровень более крупных труб, позволяя поездам заезжать в них, а затем подниматься на стойки индустриальных предприятий и проезжать прямо через них.

— Да кто же тут такое построил, мать его за ногу? — в невероятном удивлении спросил Эшли, когда серые контуры преобразовались в ясно различимые образы у него в нейросети. — Айзамбард Кингдом Брунел?[31]

— Если эта дорога хорошо работает, не пытайся ты ничего выяснять, — посоветовал Джошуа.

— Даже более того, — сказал Самуэль. — На Тоджолте-ХЛ не отвергают технику. Они избрали самую простую инженерную технологию, которая может им служить. В то время как люди, без сомнения, совершали бы прогресс, развивая до конца Дайсонову сферу более пятнадцати тысяч лет, тиратка усовершенствовали нечто такое, что может поддерживаться с наименьшими затратами. Оно даже в своем роде элегантно.

— Но оно то и дело подводит, — заметила Болью. — По всему диску можно видеть десятки мертвых участков. И каждая неудача стоит им миллионы жизней. Любое разумное существо попыталось бы усовершенствовать свое жизненное окружение до чего-то, менее грозящего катастрофами. Верно ведь?

Самуэль пожал плечами.

Доминион Анти-КЛ начал посылать «Леди Макбет» инструкции касательно своих координат для их посадки. Светокопия программы, которая была получена, указывала определенный участок на границе, бортовой компьютер справился с тем, чтобы перевести ее в зрительный образ. Доминион Анти-КЛ желал, чтобы гости приблизились к станции за два километра от похожего на причал строения, выступающего с краю.

— Как продвигается последняя программа перевода? — осведомился Джошуа у Оски. — Знаем ли мы уже достаточно, чтобы разговаривать напрямую?

— Она интегрировала все новые термины, какие нам до сих пор встречались: сравнительный анализ подпрограммы отвечает, что уже можно достигнуть уровня понимания. Я бы сказала — можно попробовать с ними поговорить.

Работа двигателя «Леди Макбет» равномерно ослабевала по мере того, как корабль выравнивался с диском. По сравнению с пустынной, прочно устроенной темной стороной, край казался чем-то незавершенным. Он весь ощетинился стройными шпилями и протяженными платформами, опутанными кабелями. Кучи всевозможных резервуаров для жидкостей были сосредоточены возле различных решеток.

— Наконец-то, — обрадовалась Сара. — Там должен быть какой-то корабль.

Судно находилось в сотне километров от того места, которое было назначено гостям для свидания. Профиль его был простым пятиугольником из пяти громадных шаров, искрящихся мягкими золотым и красным, переливающихся под газовым освещением этого гиганта, каждый имел по крайней мере два километра в диаметре. Они окружали горло продолговатого раструба, изготовленного из сетчатого угольно-черного материала; его открытое отверстие имело в поперечнике восемь километров. С позиции, занимаемой теперь кораблем «Леди Макбет», не было видно какой-то территории жизнеобеспечения.

— Улавливаю массу очень сложных магнитных флюктуации от этой штуки, — сообщил Лайол. — Что бы она ни делала, в этом участвует громадное количество энергии.

— Наверное, — ответил Джошуа. — Это была отличная идея в эру до Пространственных Системных Прыжков (ПСП), межзвездные атомные двигатели. Использовать магнитную дугу, чтобы собрать межзвездный водород и скормить его непосредственно двигателям. Дешевый и легкий путь межзвездных путешествий, можно не беспокоиться о том, чтобы брать с собой на борт какое-нибудь горючее. К сожалению, оказывается, плотности водорода недостаточно, чтобы заставить его работать.

— В нашей части галактики — возможно, — поправил его Лайол. — А какова плотность водорода в космосе, между красным гигантом и туманностью?

— Хороший вопрос. Это могло бы означать, что они находятся в контакте с ближайшими колонизированными звездами.

На самом деле Джошуа в это не верил, какой-то фактор здесь отсутствовал. Какова могла бы быть причина, чтобы предпринять путешествие к ближайшей звезде? Невозможно вести торговлю сквозь межзвездные расстояния, во всяком случае со скоростью меньше световой. А если в месте назначения будет такая же техника и такое же устройство общества, как и в месте отбытия, чем тогда можно торговать? Любыми различиями или техническими усовершенствованиями, которые возникнут в течение миллионов лет, можно поделиться с помощью коммуникационного лазера.

— Эй! — воскликнул он. — Паркер!

— Да, Джошуа? — откликнулся тот.

— Мы-то считали, что причина, из-за которой «Танжунтик-РИ» потерял контакт с Мастрит-ПД, — в упадке здешней цивилизации. Но это не так. Тогда почему они поднялись в воздух?

— Представления не имею. Возможно, один из колонизированных миров посылал сигналы из коллапсирующей туманности?

— Общество тиратка пришло в упадок? Неужели на это хоть немного похоже?

— Или его просто перебили, — предположила Моника. — Мне бы хотелось думать, что ксеноки, превращенные в рабов, в конце концов восстали и уничтожили их.

— Возможно, — однако Джошуа не был в этом уверен. — Мне не хватает чего-то очевидного.

«Леди Макбет» упала на поверхность диска. Это было преднамеренное падение, позволяющее им увидеть солнечную сторону Тоджолта-ХЛ. Здесь они наконец обрели неизменную согласованность, какой все время ждали от тиратка.

На этой половине диска все секции труб были изготовлены из стекла; триллион складок держались вместе благодаря черным укрепляющим петлям, подобно крыше оранжереи Господа Бога. Свет, излучаемый фотосферой внизу, был достаточно мощным, чтобы создавать малиновую дымку; она поднималась над городом-диском только для того, чтобы снова быть отброшенной отполированной поверхностью в виде волн медного оттенка, остававшихся там дольше, чем планетарный полумесяц.

Это слегка напоминало, как выглядел бы солнечный закат, если бы он появился над океаном вечности.

— Вот это да, — проникновенно произнес Джошуа. — Я думаю, это может компенсировать потерю «Танжунтика-РИ».

В течение нескольких минут они оставались в той же позиции, причем все датчики были настроены на этот пейзаж; затем Джошуа неохотно зажег вторичные двигатели, чтобы вернуть их к плоскости диска и снова к краю. Он закрепил положение «Леди Макбет» на тех координатах, которые дали ему с Анти-КЛ, и начал вращение. Термопанели корабля вытянулись во всю длину, сверкая вишнево-красным, даже когда поворачивались в тень.

Как только Сара подтвердила, что тепловые обменники на борту могут выдерживать солнечный жар, Джошуа открыл прямой коммуникационный канал на доминион Анти-КЛ. Он сказал:

— Я бы хотел говорить с Квантук-ЛОУ.

— Я гогорю, — почти немедленно послышался ответ.

— Я еще раз благодарю доминион Анти-КЛ за то, что вы приняли нас. Мы собираемся начать успешный обмен и надеемся, что он будет первым из многих между нашими уважаемыми видами.

«Заставь их поверить, что следом прилетят другие, — подумал он, — это предполагает, что любое насильственное действие с их стороны должно будет в конце концов встретить то же самое. Не очень-то похоже, чтобы до такого дошло, но они-то этого не знают».

— И у нас тоже такое предчувствие, — сказал Квантук-ЛОУ. — Какой интересный этот корабль, на котором вы летаете, капитан Калверт. Мы прежде ничего похожего не видели. Те из нас, кто спорил с вашими притязаниями, теперь умолкли. Это вспомогательный летательный аппарат, или вы на нем преодолели межзвездное пространство?

Джошуа бросил на своего брата обескураженный взгляд:

— Даже если эта программа перевода работает творчески, они отвечают совсем не так, как подобает тем тиратка, о которых я слышал.

— Это весьма существенный вопрос, — предостерег Самуэль. — Если ты подтвердишь, что мы пролетели вокруг Туманности на «Леди Макбет», они поймут, что скорость наших путешествий выше световой.

— И они захотят захватить ее, — продолжила Болью. — Если мы правы насчет нехватки местных ресурсов, этот корабль поможет их бегству за пределы окружающих колонизированных миров.

— Нет, это не так, — возразил Эшли. — Я жил во время Великого Расселения, не забывайте. Мы не могли переселить и пяти процентов земного населения, когда это понадобилось. ПСП — вовсе не путь к спасению, даже при всей индустриальной мощности города-диска. Все относительно. Они могли за год построить достаточное количество кораблей, чтобы транспортировать биллионы состоящих в браке пар прочь от Мастрит-ПД, но у них все равно останутся еще тысячи или миллионы тех, кто будет жить в городах-дисках. И все они будут заняты производством новых яиц.

— Это может не разрешить проблемы, но уж они принесут массу головной боли в те звездные системы, где предполагают поселиться, — сказал Лайол. — Мы уже навидались, что они могут сделать с местным населением, занимающим те территории, которые им нужны.

Джошуа поднял руку:

— Картину я себе представляю, спасибо вам. Хотя я считаю, что мы должны пересмотреть технику ПСП как главную приобретенную нами силу для того, чтобы проникать в местопребывание Спящего Бога. Геспери-ЛН тиратка уже имеют ПСП, они могли бы за десятилетия достигнуть Мастрит-ПД, но со временем они появятся и здесь.

— Попытайся не выдать, — твердо сказала Моника. — Очень попытайся.

Джошуа выдержал ее взгляд, снова открывая прямой канал к Квантуку-ЛОУ.

— Устройство нашего корабля требует одной из отраслей знаний, которую мы можем обсудить с вами в качестве части нашего обмена. Вероятно, вы захотите составить список тех отраслей науки и техники, в приобретении которых вы больше всего заинтересованы.

— В каких областях вы наиболее продвинуты?

Джошуа нахмурился.

— Не то, — шепнул он своей команде. — Это не тиратка.

— Согласен, это не тот ответ, какого я ожидал бы от них, — кивнул Самуэль.

— Что же тогда? — спросила Сара.

— Давайте выясним, — предложил Джошуа. — Квантук-ЛОУ, я думаю, начнем потихоньку. В качестве жеста доброго доверия я бы хотел сделать вам подарок. И тогда мы могли бы начать делиться друг с другом своей историей. Когда мы получим представление о сути друг друга, мы сможем лучше понять, какой полезный обмен может быть предпринят. Вы согласны с этим?

— В принципе да. Каков же ваш подарок?

— Электронный процессор. У людей это обычный рабочий инструмент; вас может заинтересовать его замысел и устройство. Если так, то дублирование будет простым делом.

— Я принимаю ваш подарок.

— Я вам его доставлю. Мне не терпится взглянуть на внутренность Тоджолта-ХЛ. У вас тут просто потрясающие достижения.

— Благодарю вас. Вы сможете посадить ваш корабль в одном из наших космопортов? У нас нет подходящего судна, чтобы вывести вас из вашего теперешнего положения.

— Все более и более странно, — откомментировал Лайол. — Они умеют строить обиталища размером с целые континенты, но не пригородные такси.

— У нас есть небольшой челнок, в котором мы можем долететь до порта, — объяснил Джошуа. — Мы останемся в скафандрах, пока находимся внутри Анти-КЛ, чтобы избежать биологического заражения.

— Разве прямое физическое соприкосновение между нашими видами опасно?

— Нет, если приняты соответствующие меры предосторожности. Мы имеем большой опыт в этой области. Пожалуйста, не тревожьтесь.

* * *

Джошуа сам пилотировал космический катер, игнорируя язвительные замечания Эшли о правилах таможенного союза. Приходилось тесниться в крошечной каюте: вместе с ним поехали Самуэль и Оски, а кроме того — один из сержантов (на всякий случай). Остальным капитан вынужден был пообещать составить расписание для посещения города-диска: каждому хотелось его осмотреть.

Тот порт, который предназначил им Квантук-ЛОУ, представлял собой большое круглое помещение из серовато-белого металла в четыреста метров в поперечнике, которое постепенно расширялось на конце одной из труб. Его крыша была приоткрытым круглым люком в семьдесят пять метров диаметром, сквозь отверстие виднелся слабый свет внутри.

— Похоже, что там, внутри, большое пустое помещение, — сказал Джошуа.

Он аккуратно подобрал опоры и направил суденышко внутрь. Мягкое красноватое освещение шло от длинных узких лент, которые извивались по стенам, точно светящиеся жилки. Между ними располагались груды машин и аппаратов, почти таких же, как у людей. Джошуа это напомнило причальные кратеры в космическом порту Транквиллити.

Прямо напротив главного внешнего люка они увидели приземистую цилиндрическую сетку, на дальнем конце было еще большое количество люков. Джошуа направил туда катер.

— Твой датавизатор начинает выходить из строя, — доложила Сара.

— Этого следовало ожидать, хотя хороший хозяин предложил бы нам постоянный источник связи. Но начнем волноваться только тогда, когда они захлопнут этот люк.

Катер долетел до верхушки цилиндрического сетчатого устройства. Джошуа вытянул один из рычагов, чтобы закрепиться.

— Мы в целости, — доложил он, используя тот канал, по которому он уже говорил с Квантуком-ЛОУ.

— Проследуйте, пожалуйста, в тот люк, который видите перед собой. Я жду на другой стороне.

Джошуа и все остальные прикрепили свои космические шлемы. Они считали, что у тиратка нет силикона с программным управлением, так что они ничего не поймут насчет скафандров. Их космические скафандры и были настоящим оружием, уменьшая риск обидеть своих хозяев и в то же время обеспечивая им некоторую степень защищенности. Все четверо вышли из каюты катера.

В конце помещения, возле решетки, было три люка. Открыт был только один из них, самый большой. За ним помещалась сфера шести метров в поперечнике.

— Остальные люки слишком малы для использования здешним населением, — заметил Самуэль. — Интересно, имеет ли хоть один представитель вспомогательной касты более высокий умственный коэффициент; безусловно, раньше они не были способны на искусную инженерную работу.

Джошуа не ответил. Он как раз поставил ногу на то, что могло быть полом этого помещения, и тут же там начал шипеть атмосферный газ. Датчики скафандра сообщили ему, что это смешение кислорода, нитрогена, двуокиси углерода, аргона и различных составляющих углеводорода с очень высоким уровнем влажности; и это соединение содержало еще несколько видов органических частиц. Джошуа изо всех сил постарался убрать руку подальше от невинного на вид цилиндра у себя на поясе, который на самом деле был лазером.

Странно, в этот момент он не чувствовал никакого волнения. Казалось, после слишком долгого пути ему невозможно было предпринимать что-то иное, кроме просто объективного взгляда. И это хорошо, решил он.

Открылся внутренний люк, обнажая широкие трубы обиталища Тоджолт-ХЛ, которые уходили далеко, к плоской металлической перегородке, находящейся на расстоянии километра отсюда. В этом интерьере преобладали два цвета: красный и коричневый. Джошуа улыбнулся в респираторную трубку своего скафандра, когда увидел столпившуюся в ожидании его группу ксеноков. Они не были тиратка.

Первое впечатление, произведенное ими, — что это стая морских коньков размером с человека, осторожно выплывшая на открытый воздух. Их тела плавно подергивались, как будто бы они всегда находились на старте соревнований по бегу. Цвет — почти черный, хотя Джошуа подозревал, что это происходит из-за постоянного красного освещения; спектральный анализ датчиков показывал, что их размеры на самом деле были тенями темного серо-коричневого оттенка, очень близким по внешнему виду к тиратка, из чего можно было предположить их общее происхождение с Мастрит-ПД. Головы, напоминающие драконьи, с длинным клювообразным ртом и двумя широко расставленными глазами. Голова держалась почти под прямым углом к туловищу при помощи тяжелой морщинистой шеи, по-видимому, гибкой. На остальной части тела виднелся поперечный яйцевидный отросток, сходящий на нет к основанию, хотя тут не было никаких признаков хвоста. Он слегка загибался в виде буквы S (если смотреть сбоку). На одинаковом расстоянии друг от друга располагались три пары конечностей, все они имели одинаковый основной профиль: первое сочленение длинное, отходящее от некоего аналога плеча и кончающееся гибким запястьем. Ладонь была удлиненной, с девятью трехфаланговыми пальцами. На самой высокорасположенной паре конечностей пальцы были длинными и проворными: на средней паре они были меньше и толще, в то время как третья пара ладоней отличалась толщиной, все пальцы одинаково напоминали большие пальцы ног.

У большинства ксеноков задняя пара конечностей казалась недоразвитой, они вроде бы стали просто чем-то вроде ласт из плоти, как будто эти существа произошли от водоплавающих созданий.

Это было подходящей классификацией. Из каждой поверхности внутри трубы произрастали очень длинные, покрытые листьями эластичные ленты растений, все они тянулись вверх к геометрическому центру. Даже те из них, которые были посажены в стеклянном сосуде, росли вдали от света, некоторые виды Джошуа никогда не приходилось встречать ни в каких напоминающих землю местах, где он побывал, при всей странности флоры и биохимии многих из них.

Однако постоянное переплетение растений внутри трубы позволяло этим ксенокам легко передвигаться. Они, кажется, легко, без малейших усилий, скользили через эту поросль, причем нижняя половина их тел погружалась в коричневую листву, а конечности мягко подергивались, направляя их движения. Само действие выглядело на удивление грациозным, а в результате него получалась совершенно невероятная комбинация мягких ударов дельфиньих плавников и движений человеческой руки, хватающейся за кольца.

Джошуа восхищался этими движениями с доброй завистью, в то же время дивясь тому, как долго должна была эволюция добиваться подобного устройства. Это был почти симбиоз, который означал, что листва этих растений должна быть весьма многочисленной.

Джошуа не мог сомневаться, что эти ксеноки по развитию превосходят любых представителей касты служителей тиратка, каких довелось встречать членам Конфедерации. Они, как одежду, носили электронные системы. В большинстве именно верхние части их тел покрывали одеяния, которые рубашку из отдельных полос сочетали с патронташами, куда были приколоты и прикреплены отдельные устройства, перемежающиеся с инструментами и маленькими сосудами. Они нуждались также и в некоторых увеличивающих приспособлениях: на глазах у них виднелись линзы, и многие снабдили ладони верхних конечностей кибернетическими когтями.

Джошуа перемещал фокус своего датчика, пока не нашел одного представителя, который, кажется, был снабжен электроникой лучшего качества, чем остальные. Устройство его приспособлений было более изящным, с элегантными кнопочными панелями и дисплеями. На некоторых из его инструментов была сделана чеканка рисунка под мрамор. Быстрый спектрографический осмотр определил, что металл был железом. Странный выбор, подумал Джошуа.

— Я капитан Джошуа Калверт, и я приношу извинения Квантуку-ЛОУ, — заявил он. Коммуникационный блок преобразовывал его слова в свист и подвывание речи тиратка, это было единственное, что он мог воспроизвести сквозь приглушающий силикон скафандра. — Мы считали, что эту территорию занимают тиратка.

Создание, на которого Джошуа предварительно сфокусировал свои датчики, раскрыло узловатый клюв и громко прочирикало:

— Хотели ли вы улететь сразу, когда обнаружили, что это не так?

— Вовсе нет. Мы счастливы узнать о вашем существовании. Не можете ли вы мне сказать, как вы сами себя называете?

— Мой народ называется моздва. Во время всей истории тиратка мы были у них в подчинении. Их история закончилась. Мастрит-ПД теперь наша звезда.

— Пора уходить, — сказала Моника на частоте общей коммуникации.

— Давайте не будем делать поспешных выводов, — предостерегла Сиринкс. — Они происходят явно из той же эволюционной цепочки.

— Это только важное наблюдение, — сказал им Джошуа. — Я имею в виду — надо ли нам вообще продолжать? Мы можем подипломатничать с ними часика два, а затем улететь к ближайшей вероятной колонизированной звезде тиратка, чтобы получить то, что нам нужно.

— У них тот же язык и они происходят с той же планеты, — сказал Паркер. — И довольно высока вероятность, что они живут по тому же звездному календарю. Мы должны очень много всего узнать прежде чем даже подумать о том, чтобы улететь.

— О'кей, — Джошуа перевел свой коммуникационный блок на переводческую функцию. — У вас здесь много разных достижений. Мой народ никогда не строил таких зданий, как мы видим на Тоджолте-ХЛ.

— Зато вы построили интереснейший корабль.

— Благодарю вас, — Джошуа снял процессорный блок с пояса. Медленно и бережно. Это был тот, который он нашел в инженерной мастерской «Леди Макбет»; блок устарел на четверть столетия и был загружен вышедшими из употребления вспомогательными программами (оттуда было стерто любое упоминание о звездных перелетах). Общее его употребление могло бы представлять интерес для этих ксеноков, особенно судя по тому, что он мог увидеть из их электроники. На самом деле, возможно, это даже слишком ценный подарок: хотя добрая половина их модулей считалась бы архаикой даже в двадцать третьем веке. — Для вас, — сказал он Квантуку-ЛОУ.

Один из моздва ловко проскользнул вперед по листве и робко взял блок, а затем заспешил назад к Квантуку-ЛОУ. Распределитель ресурсов внимательно осмотрел прибор, прежде чем засунул его в карман возле подола своего одеяния.

— Я благодарю вас, капитан Джошуа Калверт. Взамен я покажу вам ту секцию Анти-КЛ, которой вы так заинтересовались.

— Это что, цинизм? — спросил Джошуа своих людей.

— Не думаю, — покачала головой Оски. — Язык тиратка, насколько нам известно, не имеет такого нюанса. Его и не может быть, потому что у них нет цинизма.

— Возможно, будет хорошей идеей заставить аналитическую программу понаблюдать, не появилось ли здесь нечто такое.

— Я поддерживаю это предложение, — высказался Самуэль, — они бомбардировали нас своими датчиками с той секунды, как открылся люк. Они явно ищут, чем бы поживиться. Такое меркантильное поведение определить довольно легко. Это делает их почти человечными.

— Потрясающе. Шестнадцать тысяч световых лет — и все, с чем мы можем встретиться, представляет из себя местный вариант Торговой Ассоциации Кулу.

— Джошуа, в первую очередь ты должен точно понять, какое положение занимает этот Квантук-ЛОУ в их социальной структуре, — посоветовал Паркер. — Выяснив это, мы сможем быстро принять решение. Их цивилизация развивалась явно по иной линии, чем у тиратка, хотя я счастлив заметить, что основы торговли, очевидно, остаются главными.

— Да, благодарю, господин директор, — («интересно, понятен ли ему цинизм», — подумал Джошуа) — Я считаю, что мне будет оказана большая честь, если вы покажете мне доминион, — обратился он к моздва.

— Тогда сопровождайте нас. Я вас просвещу.

Вся группа моздва в унисон повернулась и начала скольжение вдоль растительности. Джошуа, который считал себя в высшей степени ловким в условиях невесомости, был просто зачарован этим маневром. В таком движении участвовала масса вращения и инерции, средние конечности должны были с силой сжимать листву. А сами листья должны были быть куда более прочными, чем выглядели — попробовать только так потянуть ладонь земного человека, вы рисковали бы разорвать ее пополам.

Джошуа снял специальные подушечки со своих ботинок и устремился за моздва. Вообще-то он блефовал, пользуясь холодными газовыми горелками из пакета своего маневренного вооружения, кроме того, он карабкался по растениям, как по веревке. Когда он добрался до верхнего уровня растений, листва применяла все усилия, чтобы поддержать его продвижение; как только листья оставляли одного из моздва, они сплетались в эластичную сетку для Джошуа. Он нашел, что лучший способ — это оставаться над их верхушкой и спускаться вниз, так, чтобы можно было раскачиваться. Датчики у Джошуа в перчатках показали, что эта растительность — губчатая, но с твердым скелетом.

Из всех четверых Джошуа проявил себя как самый подвижный, хотя ему трудно было угнаться за Квантуком-ЛОУ. И за передвижением сержантов было тяжело наблюдать, оно казалось слишком болезненным. Он никогда не осмеливался слишком часто заглядывать в секции с нулевым ускорением на Транквиллити.

Моздва замедлили скольжение, чтобы посмотреть, как продвигаются люди, и позволить им догнать себя.

— Вы не летаете так же быстро, как ваш корабль, капитан Калверт, — заметил Квантук-ЛОУ.

— Наши родичи живут на планетах. Мы привыкли к среде большой силы тяжести.

— Мы знаем о планетах. У моздва есть много историй о мирах Мастрит-ПД, где мы жили до того, как экспансия сожрала нас всех. Но на файлах Тоджолта-ХЛ нет картинок о тех временах — и о последующих тоже. Они для нас — легенды.

— У меня в корабле есть много картинок о жизни на планетах. Я охотно поменяю их на любые, какие у вас имеются относительно истории Мастрит-ПД.

— Хороший первый предмет для обмена. Нам повезло, что мы вступили с вами в контакт, капитан Джошуа Калверт.

Джошуа повис на кончике листа, ожидая, чтобы его догнал сержант; теперь он почувствовал, что растение слегка извивается. Ветра, чтобы так его раскачивать, определенно не было.

— Листья движением создают для нас воздух, — объяснил Квантук-ЛОУ, когда капитан спросил об этом.

Все растения на Тоджолт-ХЛ гнулись мягко, потому-то их первоначально и выбрали, тщательное разведение укрепило эту черту. В области свободного падения воздух должен двигаться, иначе образуются застойные складки, наполненные газом, что весьма неприятно и потенциально смертельно, одинаково для животных и растений. У моздва все еще имелись механические веера и вентиляционные каналы, но они были во многом системами второстепенной важности.

— Не совсем согласно эденистским уровням, — заметила Сара.

— Они понемногу двигаются к биологическим решениям, — сказал Рубен. — Понемногу оставляя позади механизмы.

— Здесь невозможно использовать полностью биологические системы, только не в этой среде: она слишком враждебна.

— И тут имеется драгоценный маленький признак использования генинженерии, — сказал Самуэль. — Квантук-ЛОУ сказал нам, что эти растения вырастили. Перекрестное опыление — это почти потерянное искусство в человеческом обществе как у адамистов, так и среди эденистов. Мы здесь должны соблюдать большую осторожность, чем могли ожидать сначала, и в том, что мы говорим, и в том, чем будем с ними обмениваться. Общество статично, и оно выживает именно поэтому. Вводить в него изменения, даже в форме концепций, может означать его разрушение.

— Или спасение, — не согласилась Сара.

— От чего? Мы — единственная постижимая для них угроза.

Они продвинулись дальше вдоль трубы, по пути встречая все больше моздва. Все ксеноки останавливались, чтобы посмотреть на людей, когда те следовали мимо, медленно и неуклюже по сравнению с их окружением (Джошуа предпочитал не называть это эскортом). Дети моздва носились кругом среди листвы, невероятно подвижные. Мягкими движениями ныряльщиков они погружались вглубь поросли, потом выскакивали повсюду, убеждаясь, что посмотрели на людей со всех возможных углов зрения. Как и взрослые, они носили на верхней части торса одежду вроде упряжи, содержащей массу электронных приспособлений и приборов, но ни у кого из них не было кибернетических имплантов.

Глядя вниз из-за своих перчаток, Джошуа мог смотреть прямо сквозь изогнувшиеся растения. Они оказались не такими плотными, как ему показалось сначала, скорее это была плантация, чем джунгли, что позволило ему составить представление о том, как устроены трубы. На ней была внешняя обшивка, ребристая секция, сделанная из стекла на солнечной стороне и из непрозрачного композита на темной. Внутри вдоль нее, плотно к ней приделанная, проходила прозрачная трубочка-спираль, утыканная маленькими кольцевидными отверстиями медного оттенка, откуда и росли растения. Внутри трубки были видны их корни. Спираль была наполнена непрозрачной и вроде бы клеевидной жидкостью, которая загораживала интенсивное красное солнечное сияние. В жидкости также пестрели темные гранулы и кружились крошечные пузырьки, благодаря которым Джошуа увидел, как быстро она накачивается вдоль трубки.

Спирали содержали или воду, или углеводные элементы, так объяснил Квантук-ЛОУ, когда Джошуа спросил, что это такое; эта циркуляция образовывала базис для всей их основанной на циклах философии. Жар красного гиганта быстро перемещался кругом на темную сторону, где рассеивался посредством термообменных механизмов, во время этого процесса генерируя электричество. Внутри жидкостей различных типов пышно произрастал ряд всевозможных водорослей, поглощающий фекалии и прочие отходы моздва и преобразуя их в нитраты для растений, которые, в свою очередь, очищали атмосферу. Толщина спиральных трубок (ни одна из них не меньше двух с половиной метров в диаметре) говорила о том, что эти сосуды с жидкостью служили также отличной защитой от излучений звезды.

Кое-где виднелись трубы, сплетенные из отдельных нитей, они специализировались на высокоурожайных культурных растениях. Были тут живые трубы, они разделялись на секции тонкими листами серебристо-белой материи. Были индустриальные трубы, у них производящие что-нибудь машины были установлены вдоль осей, над верхушками растений.

— Конденсация, наверно, для них гибельна, — сказала на это Оски.

Были и большие жилые трубы, набитые моздва.

После двухчасовой экскурсии они оказались в секции, посвященной тому, что программа перевода назвала административным классом доминиона Анти-КЛ. Джошуа начал подозревать, что здешнее общество построено по строго аристократически-иерархическрому принципу. Растительность здесь была пышнее, техника — более выдающейся. От основных труб ответвлялись персональные, гораздо более прочные, чем те секции, которые гости видели раньше, и с более низкой плотностью населения. Как только посетители вошли, две трети здешнего окружения исчезли. Оставшиеся были тяжело нагружены кибернетическими приспособлениями. Никакого очевидного вооружения, но люди сошлись на том, что это что-то вроде военной полиции.

Квантук-ЛОУ остановился в большом пузыре из прозрачного материала, представлявшем из себя сочленение трех труб. Поверхность была такой же спиральной трубкой, усыпанной отростками из твердой проволоки, но растений здесь не было, и за пределами пузырей жидкость была почти чистой. Через нее можно было любоваться и темной, и солнечной сторонами.

— Мое персональное пространство, — похвастался Квантук-ЛОУ.

Через скругленные стены Джошуа смог разглядеть только неясные мазки туманности. Заостренные рассеивающие конусы образовывали необычно близкий горизонт. Солнечная сторона виделась сплошным однородным покровом красного света.

— Это сочетается со всем тем, что мы здесь видели, — сказал Джошуа.

— Как насчет вашего мира, капитан Джошуа Калверт? Есть ли там пейзажи, подобные этому?

Начался обмен историческими сведениями. Подогреваемые любопытством моздва, Джошуа, Самуэль и Оски начали описывать континенты и океаны (понятия, совершенно ничего не значащие для моздва, — они даже утратили в своем языке соответственные слова) — и дальше принялись рассказывать, как люди покинули Африку, чтобы распространиться по всей Земле, когда отступили льды после ледникового периода. Как развилось технически-индустриальное общество. Как безудержное бесконтрольное загрязнение изменило планетную экологию к худшему, создав эпоху, когда начали летать межзвездные корабли, чтобы отыскать новые колонии. Как теперь Конфедерация включает в себя сотни звездных систем и как среди них преуспевают торговцы. Живописный обобщенный итог, лишенный реальных подробностей и масштаба времени.

В свою очередь моздва рассказали им долгую историю Мастрит-ПД, объяснили, что ни они, ни тиратка не были первоначально коренным населением той единственной планеты, которая поддерживала биологическую жизнь. Первыми были ридбаты; их общество процветало миллион лет тому назад. Теперь о них известно очень мало, как сказал Квантук-ЛОУ, только намеки и слухи, которые, переходя от поколения к поколению, становятся все более дикими с каждой версией. Они были истинные чудовища Мастрит-ПД, алчными животными со злонамеренными мозгами. Пока они жили, они вели постоянные войны, две из которых превратились в обмен атомным оружием на поверхности планеты. Их цивилизация была отброшена от развитой технически культуры назад, к примитивному варварству, в результате, по крайней мере, трех не связанных друг с другом происшествий. Неизвестно, совершали ли они когда-нибудь межзвездные перелеты, нет никаких подтверждений их деятельности за пределами планеты. Четвертая, и последняя, промышленная эра ридбатов была приведена к концу из-за термоядерного конфликта, совпавшего с высвобождением биологического оружия, что уничтожило около семидесяти процентов животной жизни на планете.

Сознание моздва развилось до состояния примитивного интеллекта, когда ридбаты правили планетой. Это сделало их полезными рабами, проворными, сильными и пассивными, в то же время такие черты, как любопытство или упрямство, безжалостно подавлялись. К тому времени как ридбаты исчерпали себя, моздва полностью развили сознание. Хотя их количество уменьшалось из-за болезней, свирепствовавших по стране, они по крайней мере выжили как биологический вид.

Когда исчезли ридбаты, эволюция моздва пошла по более традиционной линии. Настолько нормально, насколько могла стать жизнь на такой разрушенной планете. Их собственная цивилизация крайне медленно делала шаги, связываясь в единое целое. Мастрит-ПД, с его исчерпанными минеральными ресурсами, разрушенной биосферой и мертвыми территориями с повышенной радиоактивностью, не обладал средой, способствующей развитию основы для цивилизации высокой технологии, сдержанная физиология моздва хорошо к ней подходила. Они стали кочующим народом в период термоядерной зимы, которая последовала за кончиной ридбатов; моздва бродили с одной годной для обитания территории на другую. И только после того как спустя полмиллиона лет ледники отступили, моздва снова стали развиваться. Они достигли весьма скромного уровня индустриализации. Из-за того что им не осталось ни подземных запасов полезных ископаемых, ни угля, ни естественного газа, их техника была основана на самообеспечении, на милостях природы и на гармонии с экологической системой. Хотя не было противников перемен, но потребность в них вызывалась изнутри и созревала слишком медленно, чтобы они могли проявиться. Твердые достижения в теоретических областях науки, таких, как физика, астрономия и математика, не служили быстрому техническому прогрессу. Они жили уже в эпоху, которую считали золотой. После полученного ими тяжелого наследия стабильность стала единственным предметом поклонения, и они ставили ее превыше всего. Такое желание могло привести к обществу, временная шкала которого могла соперничать с геологическими эрами.

Судьба нанесла этой перспективе слишком горькие удары. Когда ледники отступили, тиратка, до тех пор остававшиеся просто стадом жвачных животных, начали разделять с Мастрит-ПД возрождение. Их разум долгое время находился в состоянии спячки, но их прогресс в этом отношении отражал их физическую жизнеспособность, невозмутимо двигаясь вперед. В любом другом мире их полное отсутствие воображения было бы серьезным упущением, но не здесь. То, что они делили планету с другими видами, такими благожелательными и (как это было теперь) развитыми, как моздва, означало, что они имели доступ к машинам и концепциям, которые никак не могли исходить от них самих.

К несчастью для моздва, тиратка были куда агрессивнее — черта, которая произошла от их стадных предков, и следующих из этого территориальных споров, которые, в свою очередь, привели к появлению касты подчиненных вассалов, особенно солдат. С их подражательной техникой, более значительными размерами и количеством они быстро сделались доминирующими в пределах этих двух видов.

Такая ситуация могла способствовать только угасанию моздва. Их поселения находились под постоянной угрозой нашествия тиратка. А затем астрономы моздва открыли, что их звезду вскоре должен поглотить красный гигант.

Для народа, мышление которого оперирует на абстрактном уровне, знание об определенной катастрофе, которая должна произойти через тринадцать сотен лет, было бы достаточно подавляющим; для тиратка же, для которых такой факт должен наступить немедленно, это известие было просто невыносимым. Благодаря желанию всего вида выжить появилось стремление объединиться, а объединение быстро помогло им восстановить свое превосходство на планете. Во второй раз за время их существования моздва были фактически обращены в рабство. Сначала их заставили разработать план, согласно которому некоторые или даже все тиратка должны были пережить экспансию звезды. Они пришли к теории кораблей поколений, которые гарантируют спасение всего народа, причем годные для обитания астероиды приютят оставшееся население, которое не может быть эвакуировано. Затем моздва заставили осуществить этот план.

Тела у них были меньше, ловкость — больше, а интеллект — выше, и они сделались отличными астронавтами, не то что тиратка. Технический опыт моздва приспособили и использовали для того, чтобы захватить астероиды и запустить их на орбиту вокруг Мастрит-ПД, где они были опустошены внутри и превращены в звездные корабли поколений. Эпоха строительства таких кораблей продолжалась семь веков, после чего одна тысяча тридцать семь кораблей были построены и запущены.

После этого, при том, что растущая нестабильность звезды разрушала хрупкую экологию планеты, массивная созидательная способность Мастрит-ПД в космосе была обращена на приспособление астероидов для обиталищ. Выбранные для этого астероиды вращались по орбите, расположенной более чем за четверть биллиона километров от звезды, таким образом помещая их за пределы обреченной на катастрофу фотосферы. Так как эта операция была много легче, чем превращение астероидов в гигантские звездные корабли, всего за два столетия их построили семь тысяч. В противоположность кораблям поколений, которые были немедленно навсегда потеряны для тиратка, строительство астероидных обиталищ было более демонстрирующим рост процессом, так как новые обиталища использовали свои промышленные мощности для того, чтобы обрабатывать новые астероиды.

Через тысячу лет после того, как начался проект, планета стала неприемлема для обитания, и ее скоро покинули.

Никого из моздва ни разу не увозили на кораблях поколений: эти суда использовались исключительно для тиратка. Моздва же, как только заканчивали строительство одного, сразу переходили к созданию следующего.

Однако их невозможно было исключить из числа обитателей астероидов без политики полного геноцида. Тиратка терпели их, понимая, что все возрастающее количество их самих нуждается в продолжении конструктивной программы. И, имея точные знания об условиях экспансии звезды, они будут нуждаться в технических способностях моздва, чтобы приспособить астероидные обиталища к окружению поглощенной фотосферы.

Когда звезда Мастрит-ПД увеличилась, ее диаметр оказался больше, чем предсказывали, так же как и испускаемое ею излучение. Приходилось строить новые, более крупные поглотители тепла для астероидных обиталищ, и быстро. Как следствие этого, обиталища стали еще больше зависеть от инженерных работ, что вызвало постепенную перемену политических сил. Только те, кого вышколили тиратка, были способны на любую значительную техническую деятельность, делая ненужными все вассальные касты, кроме строителей, домоправителей и фермеров, ненужными. Теперь была выращена еще каста солдат — для того чтобы держать в повиновении моздва.

Революция совершилась не сразу, но за долгий период больше тысячи лет, начавшись десять тысяч лет тому назад. Астероидные обиталища первоначально образовывали единую группу единой национальности — сразу после экспансии звезды. Но скудость массы неиспользованных астероидов, которые нельзя было превратить в шахты, вынудила тиратка вернуться к их первоначальному клановому состоянию состязания. По мере того как уменьшалось количество неиспользованных астероидов, среди оставшихся разыгрывались войны. Каждое астероидное обиталище пришло к полной автономии.

После этого стало неизбежным восстание моздва. Они управляли всей машинерией обиталищ и промышленными предприятиями, сила, которую они в себе открыли, сделала для них возможным диктовать свои условия тиратка.

При этом новом порядке астероидные обиталища постепенно объединились политически и физически. Когда это было сделано, выработали новые образцы концепций, которые выдвинули старые взгляды моздва на использование поддержки природы, дав им возможность максимально использовать сокращающиеся ресурсы. Были построены поддерживающие жизнь секции за пределами вызывающей гравитацию биосферы. Сначала они представляли собой немногим большее, чем дополнения к сетям, связывающим скопления астероидных обиталищ вместе, транспортные и переходные трубы, исключающие нужду в переходных шлюзах и судах. Но моздва со своими приспособленными к лазанью конечностями и врожденной ловкостью нашли, что они хорошо приспособились к условиям свободного падения. Только тиратка нуждались в гравитации и в вызванной этой потребностью сложной инженерии, чтобы поддерживать вращение биосфер. Были созданы новые сегменты свободного падения и добавлены к скоплениям, сначала гидропонические и промышленные сегменты, которые привели к тому, что их техники стали проводить все больше и больше времени в невесомости. За ними быстро последовали жилые секции. Началась эра городов-дисков.

— А как же тиратка? — спросил Джошуа. — Они все еще здесь?

— Мы их больше не держим здесь, — ответил Квантук-ЛОУ. — Они нам больше не хозяева.

— Я вас поздравляю с тем, что вы от них избавились. Конфедерация всегда находила, что с ними трудно иметь дело.

— Но с нами не так трудно, я надеюсь. А доминион Анти-КЛ находится на краю Тоджолта-ХЛ. Благодаря этому мы богаче массой, чем все остальные, мы для вас хорошие партнеры по торговле, капитан Джошуа Калверт.

— Каким образом ваше положение на краю Тоджолта-ХЛ делает вас богаче, чем другие доминионы?

— Разве это не очевидно? Всем кораблям приходится делать посадку с краю. Вся масса пролетает через нас.

— О-о, так это классический вариант, — сказал Рубен. — Пограничные доминионы — хозяева гаваней города-диска, они могут назначать любую плату за провоз груза через них. У них, вероятно, имеется что-то вроде союзничества, чтобы оказывать давление на центральные доминионы.

— Минимальная плата? — спросил Джошуа.

— Очень похоже. Это ставит нас в выгодную позицию. Все проходит через них; ergo, они должны иметь хорошие связи со всеми остальными доминионами. Они, вероятно, могут найти нам копию с файлом предсказываемых событий, если она все еще существует.

— О'кей, — Джошуа проверил функцию времени в своей нейросети. Они находились в городе-диске уже девять часов.

— Благодарю вас за ваше гостеприимство, Квантук-ЛОУ. Теперь мы с моей командой хотели бы вернуться к себе на корабль. Мы собрали достаточно информации, чтобы увидеть, где лежат наши основные интересы, так что теперь мы можем начать обзор той информации, которую мы принесем с собой, что приведет к наиболее благоприятному обмену между нами.

— Как желаете. Как долго займет у вас этот обзор?

— Всего несколько часов. Я вернусь и начну настоящую торговлю между нами.

— Так же поступлю и я. Наши ресурсы будут расположены в определенном порядке, чтобы соответствовать вашим требованиям. Возможно, тогда я смогу посетить ваш корабль?

— Вы будете почетным гостем, Квантук-ЛОУ.

Десять представителей моздва составили эскорт, чтобы проводить гостей назад, к катеру. Его за это время никто не тронул, хотя Эшли и Сара, которые все время проверяли его положение, доложили, что его бомбардировали всевозможными доступными активными датчиками.

Как только они вернулись и прошли на «Леди Макбет» процедуру дезинфицирования, Джошуа приказал снять скафандры и глубоко вздохнул, когда его кожа снова открылась свежему воздуху.

— Святые угодники, я уже думал, этот Квантук-ЛОУ никогда не умолкнет насчет того, какой замечательный его народ. Они что, никогда не спят?

— Возможно, — сказал Паркер. — Как правило, сон связан с планетарным циклом день-ночь; у них здесь этого больше нет. Подозреваю, что у них есть только замедленные периоды, но нет сна как такового.

— Ну что ж, значит, есть одна слабость, в которой мы им уступаем. Мне надо поесть, принять гелевый душ и побыть некоторое время в коконе. День был длинный.

— Мои потребности совпадают с твоими, — сказала Сара. — Ракеты-шпионы приближаются к оперативному ряду, который может — или не может — дать нам полезную информацию о доминионах. Еще мы должны оценить все то, что мы сегодня услышали, и я бы хотела, чтобы мы все к тому времени освежились. Мы снова встретимся через шесть часов, посмотрим, что обнаружили сателлиты, и обсудим следующий шаг.

Джошуа удалось провести в коконе три часа, прежде чем он проснулся. Пятнадцать минут он провел, воззрившись на стену каюты, пока не понял, что если ему хочется поспать еще, он должен запустить дремотную программу, а он терпеть не мог это делать.

Лайол, Моника, Алкад и Дахиби были уже в малом камбузе, когда Джошуа проплыл по воздуху через люк. Они окинули его полными сочувствия взглядами, которые он принял с печалью.

— Мы поговорили с Сиринкс и с Кейкусом, — сообщила Моника. Она сделала Джошуа знак продолжать, когда он остановился со снабженным носиком сосудом в руке, собираясь залить кипятком пакетик чая, и поднял бровь. — Не одни мы беспокоимся. Во всяком случае, они обнаружили местоположение других городов-дисков.

Джошуа датавизировал корабельный компьютер, чтобы получить линию общей связи, и поздоровался с экипажем «Энона».

— Оказывается, империя моздва имеет большую протяженность, — сообщила ему Сиринкс. — Судя по расположению городов-дисков, которые мы до сих пор успели увидеть, нашу раннюю прикидку следует повысить. Достаточно справедливо, если мы поверим, что астероидных обиталищ было семь тысяч — для начала. Кемпстер и Ренато также понаблюдали дальше, за фотосферой. До сих пор они не засекли ни единого скопления скал в пределах двадцати градусов от эклипитики. Квантук-ЛОУ говорил правду, что после звездной экспансии была отчаянная борьба за массу. Каждый лишний грамм должен был быть вложен в города-диски.

— Квантук-ЛОУ не говорил о борьбе, — поправил Джошуа. — Он сказал — войны, во множественном числе.

— В которых он прямо обвинял тиратка, — добавила Алкад.

Джошуа мрачно посмотрел на ученую-физика. Она никогда не говорила много, но ее замечания были довольно меткими.

— Вы думаете, моздва взяли все в свои руки раньше? — спросил он.

— Мы не можем точно сказать, какова история этой звездной системы, но я склонна считать, что моздва начали свое восстание сразу после фазы экспансии звезды. Именно тогда тиратка больше всего от них зависели. Все остальное, что нам говорили, имеет тенденцию обрисовывать их в необыкновенно благоприятном свете. Угнетенный народ борется за то, чтобы вернуть себе давным-давно утраченную свободу? Ну что ж, пожалуйста. Историю всегда пишут славные парни.

— Я представил наши самые лучшие качества в благоприятном свете, — сказал Джошуа. — Это в человеческой натуре.

— Тебе бы следовало натыкать по всей конторе Квантука-ЛОУ жучков, — вздохнул Лайол. — Хотел бы я послушать, что там говорится именно сейчас.

— Слишком большой риск, — не согласилась Моника. — Если бы они их нашли, самое худшее, это бы рассматривали как враждебный акт, и даже если бы они вели себя достаточно дипломатично, мы были бы вынуждены отдать им самую новую технику.

— А я не вижу, чтобы мы должны были особенно волноваться, — сказал Лайол. — Моздва не станет вторгаться в Конфедерацию, это тиратка нам надо опасаться.

— Хватит, — объявил Джошуа. Он подвинулся, чтобы освободить место для заспанного и небритого Эшли, который входил в камбуз. — Послушайте, теперь мы все уже выяснили, и нам лучше бы договориться, что мы делаем дальше.

Прежде чем началось обсуждение, было сделано еще одно открытие. Джошуа заканчивал завтракать, когда Болью детавизировала краткое сообщение: она просила дать ей доступ в сеть датчиков «Леди Макбет».

— Я обнаружила корабль моздва, — сказала космоник.

— Наконец-то, — нетерпеливо произнес Лайол.

Он закрыл глаза и вызвал у себя этот образ.

Болью не активизировала никакой улучшенной визуальной программы, чтобы пройти сквозь красное освещение. Все, что Джошуа мог разобрать, был крупный ослепительно-белый силуэт, скользящий по направлению к Тоджолту-ХЛ — той же самой конфигурации, как корабль, уже находившийся на причале на окраине. Пять громадных шаров, сгрудившихся в кучу. Кроме того, эти шары отливали живым пурпурно-белым блеском, более ярким, чем фотосфера.

— Он приблизился к поверхности двадцать минут назад, — датавизировала Болью.

Космоник дала запись повторно. Датчики «Леди Мак» уловили магнитную аномалию в пределах фотосферы, в сотни километров шириной, подвижные линии, врезающиеся в плотный деревянный узел. Но оно двигалось быстрее орбитальной скорости и достигало больших размеров. Визуальные датчики начали следить за ним, показывая бесконечный алый туман. Сначала он был невозмутимым, как туман над морем на рассвете, затем произошло невозможное: длинные полосы теней всколыхнули картину. Это в действительности были газовые складки, что-то снизу колебало огненные атомы водорода, создавая беспокойные потоки на ровном кармане. Сквозь красную плазму вспыхнула струя яркого белого света. Корабль поднялся ровно и чисто сквозь внешние слои фотосферы, сначала дугой, проталкивая перед собой широкую изогнутую волну сверкающих ионов. Каждый из его пяти глобусов-шаров сверкал так же ярко, как звезда белого карлика, отражая громадные количества электромагнитной и тепловой энергии. От изгиба дуги отделилась толстая алая корона, мягко завихряясь назад, к телу красного гиганта. Оставшуюся часть нимба втянуло в раструб корабля, он постепенно становился ярче по мере того, как проделывал свой путь, пока его не поглотило ослепительное белое пламя, ярко сияющее у самой горловины.

— Глобусы все тускнели с тех пор, как он садился на поверхность, — сказала Болью. — Их высокая температура одновременно понижалась.

— Похоже, ты была права, — воодушевляюще заметил Лайол. — Вот откуда они берут свою массу, теперь, когда астероиды израсходованы. Вообрази только — устроить шахты на Солнце!

— Эта техника тепловой разгрузки очень впечатляет, — сказала Сара. — Она, кажется, совершеннее всего того, что есть у нас. Излучать тепло, сидя внутри звезды! Господи!

— Если просто сжимать и конденсировать водород из фотосферы в стабильное газообразное состояние, это не даст столько теплоты, — поправила Алкад. — Они, должно быть, расплавляют его и сжигают, превращая в гелий, может быть, даже заставляют проделать весь путь до углерода.

— Черт, как им отчаянно должна быть нужна масса!

— Лимит железа, — начал размышлять Джошуа. — Невозможно расплавить атомы железа, не прилагая энергии. Любая другая реакция, пока этот элемент не генерирует энергию.

— Это так важно? — спросил Лайол.

— Не уверен. Но это делает для них железо эквивалентом золота. Хуже не будет от того, что мы будем знать, что они ценят больше. Им должно не хватать именно элементов, превращаемых в железо.

— Тот факт, что они обращаются к такому странному методу, дает нам определенное средство для достижения нашей цели, — сказал Самуэль. — Мы видели мало свидетельств тому, что в структуре города-диска молекулярная инженерия является составной частью. Наше материаловедение позволит им эксплуатировать массу с гораздо большей эффективностью, чем они это делают теперь. Каждое новое открытие, которое мы им несем, может в перспективе вызвать здесь большие изменения.

— Вот это мы и должны решить, — подчеркнула Сиринкс. — Лайол, открыли шпионы что-нибудь такое, что могло бы нам помочь?

— Не особенно. Теперь у них есть станция за тысячу километров над темной стороной, и это обеспечивает нам отличное прикрытие. Мы очень много всего там увидели, когда подлетали. Поезда повсюду ездят — и очень мало чего еще. Ох, мы заметили парочку отвратительно выглядящих атмосферных вентиляторов. Должно быть, прорвались трубы. В газовом потоке виднелись тела.

— Им приходится постоянно сражаться, чтобы лечить усталость структуры, — сказала Оски. — Территория, которую нужно покрывать, большая.

— Все на свете относительно, — напомнила Сара. — Зато имеется масса моздва, чтобы этим заниматься.

— Интересно, какова взаимозависимость между доминионами, — вставил Паркер. — Судя по всему, что говорит Квантук-ЛОУ о стараниях заключить выгодную сделку с грузом и массой, которые Анти-КЛ посылает во внутренние доминионы, они должны убедиться, что запасы обеспечены. Не будет свежих материалов — и трубы выйдут из строя. Внутренние доминионы, как я себе представляю, будут сильно реагировать на такую угрозу.

— Мы подсчитали восемьдесят мертвых территорий на Тоджолте-ХЛ, — напомнила Болью. — Это составляет чуть меньше тринадцати процентов от всей поверхности планеты.

— Так много? Значит, здешнее общество имеет тенденцию к распаду, возможно даже наступление декаданса.

— Отдельным доминионам может наступить конец, — сказал Рубен. — Но в целом это общество не будет затронуто. Поймите, ведь Конфедерация заселила миры, которые, в сущности, не процветают, и все же некоторые из наших цивилизаций определенно живут. И я нахожу весьма значительным то, что ни в одной из окраинных секций жизнь не замирает.

— Другой крупный источник активности внешних частей основывается именно на этих мертвых секциях, — сообразил Лайол. — Похоже, что здесь много ремонтной работы и перестройки. Эти доминионы, безусловно, не отмерли, они заняты тем, что переселяются на территории своих старых соседей.

— Могу допустить, что в социальном смысле они сравнимы с нами, — сказала Сиринкс. — Итак, основываясь на этом допущении, предлагаем ли мы им прыжковую технологию?

— В обмен на старую тысячелетнюю хронику? — спросил Джошуа. — Придется попытаться его надуть. Квантук-ЛОУ хитрый, он сразу поймет, что тут что-то нечисто. Я бы предложил, чтобы мы устроили обмен астрономических сведений и записей, наряду с любыми коммерческими сделками, которые мы можем добавить. В конце концов, они же никогда не видели, что расположено на другой стороне Туманности. Если мы предложим им возможность освободиться из космоса, где доминировали тиратка, им понадобится знать, что там, вне его.

— Я тебе говорил, — напомнил Эшли. — ПСП — не выход.

— Только не для работяг, — заявил Лайол. — Но руководство может эту технику принять ради своих семей, или кланов, или членов любых групп, в которые они собираются. И мы-то будем иметь дело с руководством.

— И это — та законность, которую мы хотим оставить после себя? — спокойно спросил Питер Адул. — Удобный случай для межзвездного конфликта и для внутренней борьбы?

— Не надо сваливать на меня всю моральную сторону, — буркнул Лайол. — Уж только не тебе. Не можем мы принять такой вид этики. Это наше проклятое племя здесь, перед угрозой войны. Я готов сделать все, что потребуется.

— Если, как входит в наши намерения, мы собираемся просить бога о помощи, может быть, вы подумаете, насколько достойными мы предстанем перед ним, если вы последуете этому курсу.

— А что, если он сочтет достойным актом уничтожение ваших врагов? Ты наделяешь его очень уж человеческими чертами. Тиратка никогда так не делали.

— Вот в том-то и дело, — сказал Дахиби. — Теперь, когда нам известно, почему тиратка умудрились попасть туда, где они есть, с нулевым воображением, как это отражается на нашем анализе Спящего Бога?

— Боюсь, что очень мало, — сказал Кемпстер. — Из того, что мы о них узнали, я бы сказал, что, если бы Спящий Бог не объяснил себя тиратка на «Свантик-ЛИ», они просто не узнали бы, какой это был ад. Называя это богом, они были правы, как могут только они. Самый простой перевод этого понятия соответствует нашему: тут получается нечто столь могущественное, что мы не можем постичь его.

— И насколько же ПСП изменит общество города-диска? — спросила Сиринкс.

— Значительно, — сказал Паркер. — Как правильно заметил Самуэль, мы уже изменили его только тем, что мы здесь. Мы показали Тоджолту-ХЛ, что возможно перехитрить пространство тиратка. Так как этот вид существ обладает интеллектом, не сильно отличающимся от нашего, мы должны принять, что они полностью воспримут этот метод. На самом деле это дает нам контроль над использованием времени — и не более того. А открыть им доступ к ПСП теперь может выработать некоторое количество доброй воли, по крайней мере среди одной фракции очень долго жившего и разностороннего народа. Утверждаю: мы должны предпринимать каждую возможную попытку сделать моздва нашими друзьями. Во всяком случае, мы теперь знаем, что ПСП или возможность искривленного поля космоястребов — едва ли последнее слово в космических путешествиях, способность киинтов к телепортации преподала нам этот урок.

— Есть другие варианты? — спросила Сиринкс.

— Насколько я вижу, у нас их четыре, — обобщил Самуэль. — Мы можем попытаться получить этот каталог предсказаний путем торгового обмена. Мы можем применить силу, — он сделал паузу, чтобы извиняюще улыбнуться, потому что его товарищи-эденисты выразили свое неодобрение. — Сожалею, — продолжил он. — Но у нас имеется такая возможность, а потому ее тоже следует рассмотреть. Похоже, что наше вооружение превосходит их силы, а наша электроника и программное обеспечение определенно смогут вырвать информацию из сердцевины их памяти.

— Это абсолютно самый последний выход, — нахмурилась Сиринкс.

— Совершенно верно, — твердо согласился Джошуа. — Это цивилизация, которая станет вести войну за любую лишнюю массу в таком масштабе, какой нам и не снился. Они могли не разработать такого оружия, какое есть у нас, но у них его будет вполне достаточно, а «Леди Мак» находится на передовой. Каковы еще две возможности?

— Если Квантук-ЛОУ окажется неспособным сотрудничать, мы просто сможем найти другой доминион, который нам поможет. Мы не так уж и лишены выбора. Последний вариант — разновидность того же: мы просто улетаем и ищем колонию тиратка.

— Мы установили вполне разумный уровень переговоров с Квантуком-ЛОУ и доминионом Анти-ХЛ, — сказала Сара. — Наверное, нам стоит его развивать. Не забывайте, что время тоже фактор, а мы попали сюда, так что уж не будем иметь дело с тиратка.

— Прекрасно, — согласилась Сиринкс. — Будем на теперешний момент придерживаться тактики Джошуа. Наладим большую коммерческую торговлю, а сведения из справочника событий сделаем второстепенным делом.

* * *

Джошуа оставил при себе всю свою прошлую команду, когда он вернулся в город-диск. На этот раз их провели прямо в персональный стеклянный пузырь Квантука-ЛОУ.

— Нашли вы предметы для нашей торговли у себя на корабле, капитан Джошуа Калверт? — спросил моздва.

— Думаю, да, — ответил Джошуа.

Он осмотрелся в прозрачном помещении с рядами незнакомых машин и аппаратов, смутно обеспокоенный. Что-то здесь переменилось. Его нейросеть быстро сопоставила обстановку с его визуальным файлом памяти.

— Не уверен, что это так очевидно, — сообщил он своей команде по внутренней связи, — но некоторые из аппаратов, нагроможденные здесь, теперь другие.

— Мы это видим, Джош, — подтвердил Лайол.

— У кого-то из вас есть идеи, что это может быть?

— Я не запускаю никаких датчиков, — сказала Оски, — но у них сильные магнитные поля, а внутри определенно активная электроника.

— Лучевое оружие?

— Не уверена. Я не вижу ничего такого, что можно сравнить с насадкой для луча, и магнитные поля не соответствуют энергетической камере. Моя догадка — они перестроили это помещение в магнетический резонирующий сканер: если бы они имели квантовое устройство достаточно чувствительных детекторов, они, вероятно, думали бы, что оно позволит им заглянуть в наше вооружение.

— А оно позволит?

— Нет. Защитное устройство скафандров сблокирует. Однако милая попытка.

— Вы изучили процессор, который я вам подарил? — спросил Джошуа Квантука-ЛОУ.

— Его испытали. Ваша программа радикальна. Мы думаем, что сможем сдублировать.

— Я могу предложить несколько более совершенных процессоров, чем этот. И мы можем еще предоставить вам батарейки для накапливания энергии, которые могут достигнуть очень высокого уровня концентрации. Формула сверхмощных молекулярных цепей сможет быть крайне полезной для вас: она даст вам накопление массы.

— Интересно. И что бы вы хотели взамен?

— Мы видели ваш корабль, возвращающийся от Солнца. Ваша технология рассеивания тепла была бы нам очень полезна.

Переговоры продвигались хорошо; Джошуа и Квантук-ЛОУ разворачивали друг перед другом списки технологий и способов изготовления. Хитрость заключалась в том, чтобы уравновесить их: будет ли кристалл с оптической памятью стоить больше или меньше, чем пленка, охраняющая металлическую поверхность от воздействия вакуума? Можно ли приравнивать процесс очистки угля при низком уровне энергии к ультрамощному магниту?

Пока они разговаривали, Оски продолжала следить за новыми аппаратами. Их магнитные поля постоянно менялись, расходясь волнами по прозрачному пузырю. Ни один из них не был в состоянии проникнуть сквозь скафандры гостей. Ее же датчики улавливали резонансные образцы, которые производили внутри моздва. Оски медленно выстраивала трехмерный образ их внутреннего строения, треугольные пластины костей и таинственные внутренние органы. Она ощущала развлекающую ее иронию. Через сорок минут магнитные поля неожиданно отключились.

Лайол разыгрывал слабое внимание к переговорам. Он и Болью были заняты обозрением сведений, поступающих с разведывательных спутников. Теперь, когда они имели хорошо подогнанные по своему индивидуальному образцу подпрограммы наблюдения, они могли увидеть на темной стороне массу активной деятельности. Повсюду ездили поезда, подчиняясь простому общему плану. Большие наполненные цистерны пробирались с окраин к внутренней части с грузом для промышленности. Затем, разгруженные, они поворачивали и устремлялись прямо назад, к окраине. Грузовые поезда, которые везли товары, произведенные на промышленных предприятиях, мчались во всех направлениях. Лайол и Болью даже начали думать, что это могут быть независимые торговые караваны, вечно совершающие поездки по всем доминионам. О чем Джошуа не спросил, так это — имеют ли моздва наличные деньги или все только обменивается?

— Опять выхлоп газа, — откомментировала Болью. — И всего за семьдесят километров от местонахождения капитана.

— Господи, это уже третий за сегодняшнее утро, — Лайол отдал приказ ближайшему сателлиту сфокусироваться на струе газа. Среди газа, выбрасываемого к туманности, колебались струйки жидкости. Внутри этих выбросов ярко сверкали в инфракрасных лучах эбонитовые силуэты, их движения становились все более неясными по мере того, как они удалялись от темной стороны. — Можно подумать, что после всего этого времени у них выработалась лучшая структурная целостность. Все остальное, что они делают, кажется, получается довольно хорошо. Я знаю, что мне бы не хотелось жить при маячащей надо мной подобной угрозе; это хуже, чем построить себе дом на склоне вулкана, — его подсознание не оставляло этой мысли; здесь было что-то неладно, слишком часто происходят разрывы труб. Он быстро произвел проверку при помощи своей нейросети. — Ох, ребята, если у них до такой степени не выдерживает структура, весь этот город рухнет в течение семи лет. А я включил в расчеты некоторые возможности ремонта и перестройки.

— Значит, ты просчитал неверно, — сказал Кемпстер.

— Или так, или мы присутствуем при ненормальных событиях.

— Опять разрыв, — крикнула Болью. — Та же самая сеть, в сотне метров.

На мостике «Энона» Сиринкс окинула Рубена тревожным взглядом.

— Включить все записи шпионов, — приказала она. — Проверить, что за деятельность происходит в местах разрыва, что предшествовало событиям.

Рубен, Оксли и Серина согласно кивнули. Их мозг погрузился в процессоры памяти биотехов, управляющих разведывательными спутниками.

— Сказать Джошуа? — спросил Эшли.

— Пока не надо, — ответила Сиринкс. — Не хочу, чтобы он встревожился. Сначала поглядим, не сможем ли мы найти подтверждение догадке.

Спустя час после того, как они начали переговоры, Джошуа и Квантук-ЛОУ закончили список, включающий двадцать предметов для обмена. Главным образом это должна была быть информация, списки были оформлены в цифровых стандартах, используемых моздва, к ним прикладывался один образец каждого пункта, в доказательство того, что это не хвастливая ложь.

— Теперь я бы хотел перейти к чистым сведениям, — объявил Джошуа. — Мы интересуемся вашей историей, насколько вы сможете поделиться ею с нами: астрономические наблюдения, особенно связанные с солнечной экспансией; любые значительные произведения вашей культуры; математика; биохимическая структура жизни на вашей планете. Если вам угодно — что-нибудь еще.

— Вы поэтому прилетели? — спросил Квантук-ЛОУ.

— Не понимаю.

— Вы отважились пролететь вокруг Туманности, как вы сами сказали, преодолели шестнадцать тысяч световых лет. Вы считали, что все тиратка живут здесь. Вы говорите, что прилетели только ради торговли, чему я не верю. Значительной торговли между нами не может быть: слишком велика разница. Во всяком случае, понадобилось бы еще два или три посещения таких кораблей, как ваш, чтобы уравнять разницу между нами. Ваша техника настолько превосходит нашу, что мы не можем даже проникнуть наблюдением сквозь ваши скафандры, дабы убедиться, что вы именно то, что говорите, а это свидетельствует о том, что любые машины и аппараты, какие вы здесь видите, вы сможете сдублировать без нашей помощи. Вы на самом деле даете нам множество даров. Все же вы не движимы при этом альтруизмом, вы только притворяетесь, что прибыли сюда торговать. Вы упорствуете в том, чтобы получать от нас информацию. А поэтому мы спрашиваем: какова истинная причина вашего прибытия к этой звезде?

— О Господи, — простонал Джошуа через тайную коммуникационную линию. — Я и наполовину не так хитер, как считал!

— И никто из нас, кажется, не оказался таким, — вздохнула Сиринкс. — Черт возьми, он же разгадал нашу стратегию!

— Что само по себе есть информация, — добавил Рубен.

— Каким образом?

— Все на Анти-КЛ расценивается в терминах ресурсов. Квантук-ЛОУ распоряжается у них распределением, что делает его главой доминиона, и он также крутой торговец и дипломат. Если это и есть черты, которые делают его хорошим руководителем, тогда это подтверждает уровень соревновательности, существующий между доминионами. Мы все же имеем систему рычагов. Я бы предположил, что теперь, когда кота вытащили из мешка, ты можешь действовать напрямик, Джошуа. Скажи ему откровенно, чего он добивается. Что нам терять?

Джошуа перевел дыхание. Даже имея неоспоримые выводы Рубена, он не мог заставить себя поставить на кон исход их миссии, так чтобы он зависел от великодушия ксеноков. Особенно после того, как они фактически не убедились ни в чем, что говорил им моздва об истории Мастрит-ПД, и даже о своей собственной природе.

— Я поздравляю вас, Квантук-ЛОУ, — сказал капитан. — Это потрясающая дедукция при наличии столь малого количества информации. Хотя вы сделали не вполне правильные выводы. Я действительно кое-что приобретаю, знакомя Конфедерацию с вашими техническими достижениями.

— Почему вы здесь?

— Из-за тиратка. Мы хотим знать, где они, как далеко простирается их влияние, сколько их осталось.

— Зачем?

— В настоящий момент наша Конфедерация сосуществует с ними. Наше руководство считает, что такая ситуация не может продолжаться вечно. Нам известно, что они завоевали полностью все разумные виды, распространяясь от звезды к звезде, или обращая их в рабство, как они сделали с вами, или истребляя их. Нам повезло в том смысле, что наша техника имеет более высокий уровень, поэтому они не угрожали нам, когда мы с ними встретились. Но они уже имеют наши системы поступательного движения. Если они будут продолжать расширять свои владения, конфликт неизбежен. А любая дальнейшая их экспансия должна лежать вовне, через наши миры. Если мы будем знать, насколько они распространились в то время, как наши космические корабли превосходят их суда, мы можем рассчитывать покончить с этой угрозой.

— Каковы ваши системы продвижения? Как быстро могут путешествовать ваши корабли?

— Они могут совершать мгновенные прыжки между звездными системами.

Реакции Квантука-ЛОУ было достаточно, чтобы Джошуа классифицировал его как гуманоида или настолько к ним близкого вида, что это не составляло разницы. Ксенок пронзительно вскрикнул, а его передние и задние конечности захлопали по передней части туловища.

— Я рад, что у меня в карманах нет яиц, — произнес Квантук-ЛОУ, когда успокоился. — Я бы безусловно все их разбил.

— Сумчатые они, что ли? — тупо удивился Джошуа.

— Вы понимаете, что у вас на корабле, капитан Джошуа Калверт? Вы наше спасение. Мы считали, что навсегда пойманы в эту ловушку и обречены находиться на орбите умирающей звезды, окруженные врагами, что нам никогда отсюда не сбежать, как сделали они. Больше этого нет.

— Я понимаю это так, что вы бы хотели ознакомиться с нашей технологией продвижения?

— Да. Превыше всего. Мы охотно присоединимся к вашей Конфедерации. Вы видели наше количество, наши возможности. Даже с нашими ограниченными ресурсами мы многочисленны и сильны. Мы можем построить миллион военных кораблей, сто миллионов — и снабдить их вашими прыжковыми системами. Тиратка медлительны и глупы, они никогда не сравняются с нами во времени. Вместе мы сможем отправиться в поход, чтобы избавиться от галактики зла.

— О Боже всемогущий, — воззвал Джошуа по коммуникационной связи. — Все лучше и лучше. Мы ведь откроем дорогу космическому геноциду, если моздва когда-нибудь получит технологию ПСП. И есть у меня предчувствие, что нам четверым никогда не дадут вернуться на «Леди Мак», пока Квантук-ЛОУ не будет иметь все сведения о ней.

— Мы можем выйти из пузыря при помощи выстрелов, — сказал Самуэль. — Выйдем наружу и подождем возле здания, пока «Леди Мак» не сможет взять нас на борт.

— Это совсем не так страшно, — поправил Лайол. — Мы можем дать Квантуку-ЛОУ любой старый файл, наполненный дерьмом. Например, предложи технологию изготовления какого-нибудь деликатеса, машинку для изготовления мороженого, если угодно. Пока он разберется, мы будем уже далеко.

— Вот это мой брат.

— У тебя есть другие неотложные заботы прямо сейчас. Нам кажется, что у доминионов в настоящее время происходит какой-то вооруженный конфликт. Количество разрывающихся трубок здесь достигает прямо-таки рекордной величины.

— Это дьявольски удивительно, — Джошуа снова начал разглядывать внутренность пузыря. Вырваться отсюда не может быть особенно трудно. И он еще не видел ни одного моздва в скафандре. И все-таки… — Я готов предложить вам нашу прыжковую систему, — сказал он Квантуку-ЛОУ. — В обмен я должен иметь всю вашу информацию касательно космических кораблей тиратка и звезд, которые они колонизировали. Это не подлежит обсуждению. В течение тысячелетия они отправляли на эту звезду свои послания. Мне нужны они и координаты звездных систем, которыми они пользовались. Предоставьте это мне, и вы получите свободу бродить по всей галактике.

— Собрать эту информацию будет трудно. Доминион Анти-КЛ не хранит таких много древних файлов тиратка.

— Может быть, у других доминионов есть то, что мне требуется.

Датчики в скафандре Джошуа отозвались на возбужденные движения других семи моздва, которые находились в одном пузыре с ними.

— Вы не будете иметь дело с другими доминионами, — заявил Квантук-ЛОУ.

— Тогда найдите ту информацию, которая сохранилась, и продайте ее.

— Я проверю такую возможность.

При помощи средней конечности Квантук-ЛОУ ухватился за трубу на поверхности пузыря. Пять электронных модулей из его упряжи протянули тонкие серебряные провода. Их концы вслепую покрутились вокруг, и они начали подниматься в воздух, извиваясь, точно змеи, направляясь к одному из электронных соединений, связанных с трубой. Они погрузились в разные раструбы, и узор из огоньков на поверхности узла быстро переменился.

— Грубо, но эффективно, — откомментировал Рубен. — Интересно, как далеко простираются возможности их техники нейронной связи.

— Капитан, — позвала Болью. — Мы видим то, что похоже на движение войск по направлению к доминиону Анти-КЛ.

— Да ты шутишь!

— Моздва в скафандрах ползут по темной стороне строения. Их не сопровождает никакое оборудование. Они в высшей степени подвижны.

Капитану даже не захотелось спрашивать, сколько там народу.

— Сара, пожалуйста, приготовься к полетной готовности. Если ты нам понадобишься, это будет очень скоро.

— Принято.

— Как долго мы ждем? — спросила Оски.

— Даю Квантуку-ЛОУ пятнадцать минут. После этого мы выходим отсюда.

Но моздва пошевелился всего через две минуты. Три из его пяти проводов протиснулись назад и свернулись на свои места.

— В доминионе Анти-КЛ имеется пять файлов, относящихся к той информации, которая вам нужна.

Джошуа протянул ему коммуникационный блок:

— Перепишите сюда, мы посмотрим, достаточно ли этого.

— Только индекс. Если это то, что вам требуется, мы должны обсудить, как завершить обмен.

— Согласен.

Нейросеть Джошуа передала короткую запись с электроники пузыря в его блок. Сиринкс и «Энон» с нетерпением изучили данные.

— Очень жаль, Джошуа, — сказала она. — Это всего лишь записи посланий, переданных кораблями поколений. Стандартные сведения о том, как продвигается путешествие. Ничего важного тут нет.

— Есть какие-то сведения, отправленные со «Свантика-ЛИ»?

— Нет, нам даже в этом не повезло.

— Эта информация бесполезна, — сказал Джошуа Квантуку-ЛОУ.

— Больше ничего нет.

— Пять файлов на всем Тоджолте-ХЛ? Должны быть еще.

— Нет.

— Может быть, другие доминионы не хотят допускать вас к своим источникам данных? Вы поэтому все воюете?

— Это вы нам такое принесли. Это из-за вас мы умираем. Дайте мне систему прыжков. Кончите все наши мучения. Неужели у вашего народа нет сострадания?

— Я должен получить эту информацию.

— Где живут тиратка, какие планеты они колонизировали — теперь неважно. Если у нас будет ваша система прыжков, они никогда больше не станут вам угрожать. Ваша цель будет выполнена.

— Я не дам вам техники системных прыжков до тех пор, пока не получу взамен информацию. Если вы не хотите нас ею снабдить, я найду доминион, который это сделает.

— Вы не можете иметь дело с другим доминионом.

— Я не хочу, чтобы наши отношения кончились угрозами, Квантук-ЛОУ. Будьте добры, найдите для меня информацию. Безусловно, союзничество с другим доминионом — малая цена, если ее заплатить за свободу всей моздва.

— Есть одно место на Тоджолте-ХЛ, — сказал Квантук-ЛОУ. — Нужная вам информация, вероятно, еще хранится там.

— Отлично. Тогда включайтесь и заключайте сделку. Анти-КЛ получил от нас довольно новой техники, чтобы купить целый доминион.

— Это место больше не имеет связи с доминионами. Мы его исключили давным-давно.

— Неважно, пора снова с ними поздороваться. Мы поедем туда и непосредственно получим файлы.

— Я не могу перевозить вас через наши границы. Я больше не знаю, кто из наших союзников остается нам верен. Нашему поезду могут запретить проезд.

— Вы кое-что забыли. Я уже пригласил вас посетить мой корабль. Мы полетим. Так будет быстрее.

* * *

Валиск продолжал проваливаться в темный континуум. Черная как смоль Туманность сверкала слабыми фосфоресцирующими вспышками, освещая внешнюю часть гигантского обиталища слабым лучом, когда он проходил мимо. Если бы снаружи находился кто-нибудь, для кого это имело значение, он бы опечалился, таким обветшалым оно сделалось. Балки и панели вращающегося против часовой стрелки космопорта, кажется, обтрепались от старости; вокруг порта по периметру разрушалась, превращаясь в грязноватую жидкость, твердая материя. Крупные капли влаги катились по затронутым эрозией конической формы концов титановых поддерживающих опор, скатываясь в глубины туманности.

Стойкий холод наносил сильные повреждения полиповой скорлупе, пожирая внутреннее тепло быстрее, чем оно могло восстановиться. Повсюду на поверхности проявлялись длинные тонкие трещины, некоторые из них такие глубокие, что доставали до внешнего слоя. Густые, похожие на деготь жидкости местами просачивались через них, окрашивая внешнюю поверхность в неестественный грязно-черный цвет. То и дело осколок полипа падал от новой образовавшейся трещины и равнодушно уносился прочь, как будто бы скорость тоже подчинялась все усиливавшейся энтропии. И, что хуже всего, двенадцать воздушных струй, не уменьшаясь, фонтаном били из разбитых окон звездоскреба, разбрызгивая льдистый газ длинными колеблющимися дугами. Они оставались там целыми днями, служа маяком любым новым Оргатэ, которые выскальзывали из лабиринтов центра туманности. Эти крупные создания, корчась, пробивали себе путь во внутреннюю часть, на несколько секунд задерживая поток воздуха, пока они втискивались внутрь через пустой край.

Эренц и все ее родные знали об истощении атмосферы, но ничего не могли сделать, чтобы остановить это явление. Находящаяся в темноте пещера обиталища принадлежала Оргатэ и всем остальным тварям, которых они приволакивали с собой.

Теоретически люди могли бы пробраться к звездоскребу через трубы и водные потоки. Но даже если бы им удалось закрыть некоторые бреши, прибывающие Оргатэ запросто ворвались бы через новые окна.

Пять пещер далеко на северном конце стали последним убежищем для выживших людей, их выбрали из-за того, что каждая из них имела по два входа. Обороняющиеся пользовались стратегией Горация[32]. Всего несколько человек, вооруженные огнеметами и торпедометателями, стояли плечом к плечу и, как только одна из тварей пыталась пройти, наполняли проход огнем. Человеческие призраки после каждой битвы отходили назад, ожидая, пока тварь отступит, а тогда они выступали вперед, чтобы уничтожить зловонную жидкость, оставленную врагом, снова обретая плоть. Они образовали странный союз с живыми людьми, предостерегая их, когда одна из тварей темного континуума приближалась. Хотя никого из них невозможно было заставить делать что-нибудь еще.

— Не могу сказать, что я их обвиняю, — сказал Дариат Толтону. — Мы — такая же мишень этих созданий, как любой другой.

Дариат был одним из немногих сохранивших твердую форму духов, допущенных в пещеры-убежища, и даже он предпочитал тайком пробираться в маленькую комнатку доктора Патана и его команды, чтобы представать перед недомогающими и ослабевшими, скопившимися в других помещениях людьми.

Личность обиталища и оставшиеся родственники Рубры сосредоточили свою политику выживания вокруг единственной цели — защищать группу физиков. Теперь их единственной надеждой стало обращение за помощью к Конфедерации. И, при статусе обиталища, времени оставалось мало.

Толтон стал бояться спрашивать о продвижении рапортов.

Ответ всегда был одним и тем же. Так что он держался вместе с Дариатом, расстелив свой спальный мешок в коридоре возле комнаты физиков. Настолько близко к последнему шансу, насколько мог, без того чтобы путаться под ногами. Личность или Эренц стали бы давать ему какие-нибудь странные задания, из-за которых ему пришлось бы опять выходить из большой пещеры. Обычно он переносил какое-нибудь громоздкое оборудование или помогал на маленьком продуктовом складе. Еще он разбирал и чистил торпедометатели, чтобы они были наготове для обороняющейся группы, и сам удивлялся, как это он умудряется так хорошо работать с механическими предметами. В то же время это означало, что он знал, насколько скудны их боеприпасы.

— Вообще-то это неважно, — жаловался он Дариату, когда шлепался на свой спальный мешок после очередной чистки оружия, — мы все равно гораздо раньше задохнемся. Давление теперь падает почти на двадцать процентов. Если бы могли найти какой-то способ запечататься, у нас было бы больше шансов.

Толтон сделал глубокий вдох.

— Не знаю, так ли на самом деле, или это просто игра моего воображения, что воздух стал менее насыщенным — из-за того, что я знаю, что именно это должен ощущать. Понимаешь, притом, что из той комнаты идет такой запах, кто может знать.

— Обоняние — это то ощущение, которое я утратил.

— Поверь мне на слово, в данном случае это просто благословение. Десять тысяч больных людей, которые целый месяц не мылись. Удивляюсь, что Оргатэ не поворачивают назад и не убегают с криками.

— Они не станут этого делать.

— Есть какой-нибудь способ все отвоевать?

Дариат присел на корточки:

— Личность считает, что надо откачать световую трубу.

— Откачать?

— Последний ватт электричества нужно отвести на нагревание плазмы, а потом отключить поле. Раньше мы это делали в меньшем масштабе. Теоретически это должно превратить в пар любое существо в пещере, имеющее жидкую форму.

— Так сделайте это, — зашипел на него Толтон.

— Во-первых, осталось не так много энергии. Во-вторых, мы беспокоимся насчет холода.

— Холода?

— Валиск отражает тепло в этот распроклятый мир с тех пор, как мы сюда прибыли. Оболочка становится очень хрупкой. Если прокачать насосом световую трубу, это будет вроде того, что бросить бомбу внутрь; все может расшататься.

— Здорово, — проскрипел Толтон. — Просто чертовски здорово, — ему пришлось подтянуть к себе ноги, потому что три человека, пошатываясь, пробирались мимо, таща не такой уж маленький микротермоядерный генератор.

— Это что, для откачки? — спросил Толтон, когда они прошли.

Дариат нахмурился, наблюдая за этими тремя.

— Что это они делают? — спросил он у личности.

— Собираются снова установить генератор на «Хайнан Тандер».

— Зачем?

— Я полагало, это очевидно. Тридцать из них собираются лететь и увезти генератор чертовски далеко отсюда.

— Кто эти тридцать? — спросил он сердито.

— Какая разница?

— Для остальных очень большая. И для меня.

— Самые достойные из выживших. Ты не будешь жаловаться, у тебя был очень хороший прогон.

— В чем цель? Эти чертовы космические корабли уже почти превратились в обломки. И если им даже удастся завести двигатель, куда они направятся?

— Как можно дальше. Корпус «Хайнан Тандер» пока что невредим, слезает только защитный слой.

— До сих пор. Энтропия до него доберется. Весь корабль сгниет. Ты это знаешь.

— Мы также знаем, что у него есть функциональные узлы. Вероятно, можно устроить так, чтобы довести сигнал до Конфедерации. Так, чтобы пробилась какая-то энергия.

— Святые угодники, это то, до чего мы доведены?

— Да. Теперь ты доволен?

— Им нужен генератор на складе, — объяснил Дариат. — У них прекратилось энергоснабжение, — он не мог смотреть в глаза уличному поэту.

Толтон равнодушно хмыкнул и натянул спальный мешок себе на плечи. Когда он сделал выдох, ему было видно его дыхание в виде белого тумана.

— Ах ты черт, ты был прав насчет холода.

— Не может ли Толтон отправиться с ними?

— Мы сожалеем.

— Послушай. Ведь ты — это я. Часть тебя, во всяком случае. Ты должен мне это из сентиментальности. А он был человеком, который вызволил наших родных из ноль-тау.

— Неужели ты вообразил, что он захочет полететь? В пещерах скрываются тысячи детей. Неужели он пройдет мимо них к шлюзу, не предложив кому-то поменяться с ним местами?

— Ох, будь оно все проклято!

— Если на борту символически должно находиться гражданское лицо, это будет не он.

— Ну ладно, ладно. Твоя победа. Теперь довольно?

— Госпожа Чи-Ри не одобряет горечи.

Дариат нахмурился, но не ответил. Он отправился в нейтральный уровень мышления, чтобы осмотреть корабли, которые еще стояли в космопорте. Сеты связи большинства кораблей вышли из строя, оставалось всего семь действующих визуальных датчиков. Он ими воспользовался, чтобы оглядеться, определив местоположение четырех космических кораблей и семи внутриорбитальных судов. Из них всех «Хайнан Тандер» был наиболее способен к полету.

— Теперь подожди, — сказала личность.

Полнейшее удивление при этой мысли было настолько необычно, что все возможности связи прекратили свои занятия, чтобы определить, что же такое случилось. Они увидели образ, собранный несколькими внешними клетками датчиков, которые все еще были живы.

Валиск достиг границы туманности и медленно выскальзывал из нее. Ее границы так же ясно определялись, как нагромождение атмосферных облаков. Во всех направлениях, насколько могли различить чувствительные ячейки датчиков, тянулись равнины медленно кружащихся зернистых вихрей. Фрагменты бледного света струились среди однообразных выпуклых прядей, точно скопление атмосферных радиопомех.

Приблизительно в сотне километров от конца туманности простирался в совершенстве чистый просвет.

— Что это? — спросила подавленная личность.

Этот просвет заканчивался другой равниной, она бежала параллельно Туманности и тянулась так же далеко. Эта была седовато-серая и выглядела очень твердой.

Визуальная интерпретация субпрограмм сосредоточилась на этом пейзаже. Казалось, вся поверхность движется, бурля волнами.

— Смесь, — произнес Дариат.

Ужас заставил его поддельное тело дрожать, когда обрывочная память существа в подъемнике шахты вышла на поверхность, чтобы терзать его. Это то место, где все в этом мире кончается. Конец. Навсегда.

— Запусти «Хайнан Тандер», — неистово приказала личность. — Патан, ты и твой народ сейчас эвакуируются. Пошли сообщение Конфедерации.

— Что происходит? — недоуменно спросил Толтон. Он посмотрел вдоль коридора, когда из комнаты физиков раздался полуистерический крик. Там разбили кучу стеклянных трубок, швырнув их на пол.

— С нами беда, — сказал ему Дариат.

— И она противоречит той, в которой мы оказались сейчас? — Толтон пытался говорить об этом легко, но ему мешал испуганный вид призрака.

— До сих пор наша жизнь здесь была просто раем. А эта беда наступила, когда темный континуум начал становиться персональным и вечным.

Уличный поэт содрогнулся.

— Помоги нам, — умолял Дариат. — Ради жалости. Я — это ты. Если есть хотя бы единственный шанс спастись, пусть это произойдет.

Большая волна информации хлынула через узел связи и с болезненной интенсивностью пробежала через его мозг. Он почувствовал себя так, как будто бы его собственные мысли принуждали силой исследовать каждый кубический сантиметр гигантского обиталища, будто они, растягиваясь, стали такими тонкими, что обязательно порвутся. Поток остановился так же быстро, как и начался, и его внимание раздвоилось на свое и на внимание личности. Они смотрели на ось, которая соединяла обиталище с вращающимся против часовой стрелки космопортом. Как большинство композитных и металлических частей обиталища, космопорт сильно разрушался. Но возле базы, как раз над огромным магнитом, вставленным в полип, стояли на прикрытых помостах пять камер неотложной помощи.

— Иди же, — сказала личность.

— Следуй за мной, — прикрикнул Дариат на Толтона.

Он начал пробираться вдоль коридора по направлению к главной пещере, двигаясь так быстро, как могло позволить его туловище. Толтон ничуть не колебался, он вскочил и побежал следом за твердым духом.

Главная пещера находилась в смятении. Спасавшиеся там поняли, что что-то неладно, но не могли знать, что именно. Принимая это за очередное нападение Оргатэ, они сбивались в кучу как можно дальше от обоих входов. Фосфоресцирующие полоски электрического света на потолке быстро угасали.

Дариат повернулся к алькову, служившему оружейной.

— Возьми оружие, — велел он. — Оно может нам понадобиться.

Толтон схватил зажигалку-торпедометатель и пояс боеприпасов к нему. Они оба повернулись к одному из выходов. Никто из занервничавших защитников не спросил их ни о чем, когда они пробегали мимо. Они слышали, как за спиной у них группа доктора Патана кричала и ругалась, когда Дариат с Толтоном пробегали через пещеру.

— Куда мы идем? — спросил Толтон.

— К оси. Там оставлены несколько камер скорой помощи, которые не были отправлены в последний раз, когда я торопился.

— К оси? То есть к свободному падению. Я всегда в свободном падении переворачиваюсь.

— Послушай…

— Да, да, я знаю. Свободное падение — рай по сравнению с тем, что произойдет вскоре.

Дариат врезался прямо в группу призраков, ожидающих в большом овальном расширении коридора. Они не могли видеть эту суматоху, никто из них не был способен к связи, но они могли ее ощущать. Эфир наполнялся горем и мучениями съежившихся душ, которые он требовал к себе.

— Прочь с дороги! — заревел Дариат.

Он обрушил руку на лицо первого же попавшегося ему призрака, вытягивая из него энергию. Призрак завопил и отшатнулся от Дариата. Его очертания дрогнули и размылись, прогибаясь книзу с тихим хлюпающим звуком. Остальные живо отступили назад, глядя с выражением болезненного обвинения, повернув к нему свои бледные жалкие лица.

Дариат нырнул в одно из боковых ответвлений прохода. Свет полосок над головой теперь убывал быстро.

— У тебя есть фонарик? — спросил он.

— Конечно, — Толтон похлопал по висящему на поясе цилиндру.

— Поэкономь его, пока он и в самом деле тебе не понадобится. Я смогу помочь, — он поднял руку и сосредоточился. Ладонь зажглась холодным синим свечением.

Они вышли в расширяющийся участок коридора. Здесь прежде бывали огненные сражения: стены полипа обуглились, электрофлюоресцентные светильники расшатались и почернели от сажи. Толтон почувствовал, что его мир сжимается, и взялся за предохранитель торпедометателя. Дариат стоял перед закрытой мускульной мембраной высотой почти с него самого; она была встроена в стену. Он сфокусировал свои мысли, и гибкий камень неохотно расступился, края, подрагивая, сморщились. Засвистел воздух, переходя в сильный порыв, по мере того как мембрана раскрывалась дальше.

Никакого света внутри не было.

— Что это за помещение? — спросил Дариат.

— Вспомогательный воздушный канал. Он должен вывести нас прямо к центру.

Толтон неохотно, с содроганием, вошел туда.

Валиск прошел туманность, при его большой длине можно было за несколько минут попасть на чистое пространство. Космопорт был последней территорией, которая оставалась позади. Четыре прожектора ярко горели вокруг дорожки в док, где покоился «Хайнан Тандер», четыре в кольце, состоящем, по меньшей мере, из сотни. Тем не менее их огни горели необыкновенно ярко в этом мрачном окружении. Их четкие лучи падали на корпус, обнаруживая участки блестящего серебристо-серого металла, они светились сквозь пелену неопрятной пены, защищающей от температурного воздействия, которая таяла в клейкой мороси.

В окнах, выходящих на возвышение, сверкал яркий свет, а приведенный в отчаяние экипаж возился около офисов служащих в кислородных масках, защищающих лица, они держали перед собой зажженные фонарики. Минуты через две звездный корабль начал проявлять некоторые признаки активности. Вокруг нижней четверти корпуса из форсунок хлынули тонкие струйки газов. Одна из предохраняющих от перегревания панелей соскользнула из своего углубления и загорелась слабо-розовым в центре. Высвободился один из шлюзов, передвинувшись на несколько метров, прежде чем остановиться. Зажимы вокруг посадочного возвышения отошли, освобождая корпус.

Загорелись химические двигатели вокруг центральной линии корабля, посылая наружу мерцающие клубы горячего желтого газа. Они прорвались прямо к панелям дока, создавая сильную отдачу атмосферного газа из жизнеобеспечивающих секций.

«Хайнан Тандер» поднялся с причала на вершину плотного гейзера завихряющегося белого пара.

Воспламенились более мощные химические ракеты, унося корабль из космопорта наверх. Одна из них взорвалась, ее камера возгорания ослабела от соприкосновения с темным континуумом. Корабль накренился набок, затем выпрямился и начал последовательно подниматься по направлению к туманности.

Оргатэ бросился из процеживающейся грязи и опустился на корабль. Его когти разорвали плиты корпуса, прорываясь к внутренней части. Ракеты замерли, оказавшись под душем сапфировых искр. Из глубоких трещин устремились жидкости и пар.

К первому Оргатэ присоединился второй, громадные твари с силой терзали корабль. Крупные стружки металла и композита отрывались от поверхности корпуса и, кружась, летели в пустоту. Твари с нетерпением прорывались когтями через баки и машинное отделение, чтобы добраться до капсул жизнеобеспечения и скоплений жизненной энергии, скрытых внутри.

Наступил последний выброс газа после того, как прорвались капсулы, затем Оргатэ успокоились, уничтожая свою недолговечную еду.

У личности обиталища оставалось мало времени на раскаяние и даже на гнев. Она наблюдала за поверхностью этой смеси по мере того, как та приближалась. Непрекращающееся движение становилось все отчетливее, взволнованный океан густой жидкости, еще ближе — и биллионы различных видов ксеноков тонули в этом океане. Их придатки, щупальца и конечности извивались друг против друга, в то время как они боролись, чтобы удержаться на плаву. Еще ближе — и тела воистину сформировывались из жидкости и бешено цеплялись за возможность подняться в пустоту, царившую над ними, за краткое существование бесполезной борьбы и зря растраченной энергии, перед тем как они погибали и их уносило назад, в суету. Если им везло, души сваливались в общие кучи, объединяя усилия, но жертвуя индивидуальностью. Те, которые оказывались на вершине, тянулись все дальше и дальше, трепеща в волнении, чтобы освободиться. Только однажды видела личность Оргатэ или что-то подобное, устремившееся вверх, новорожденное и победоносное.

— Когда мы ударим по этому, количество энергии, которое мы накопим, пробьет дыру прямо на другую сторону, — сказала личность неуверенным голосом.

— Нет никакой другой стороны, — разуверил ее Дариат. Точно так же, как нет и надежды. Не было ни одного участка у него на теле, который не болел бы оттого, что он с таким трудом пробирался сквозь плотный воздух. Он заставлял себя продолжать идти, сначала поднимаясь по склону, а потом, когда сила тяжести падала, тащил себя руками вдоль почти вертикального подъема.

— Тогда — зачем ты продолжаешь идти?

— Инстинкт и глупость, наверное. Если я смогу отложить вхождение в эту неразбериху хотя бы на день, мучений останется на целый день меньше.

— Один день из вечности? Неужели это имеет значение?

— Для меня, теперь? Да, имеет. Я достаточно человек, чтобы перепугаться.

— Тогда тебе лучше поторопиться.

Южная вершина была в пределах двадцати километров от смешения. Поверхность перед ней кипела от активности. Нагромождались громадные пики, когда тающие тела карабкались друг на друга так, чтобы оказаться первыми, кто дотронется до оболочки и полакомится жизнеобеспечивающей энергией, находящейся внутри. Целые горы алчности нагромождались в нетерпении.

Дариат дошел до конца канала и скомандовал мускульной мембране раскрыться. Они проплыли по воздуху в один из главных коридоров, ведущих в помещение космопорта.

Толтон привязал свой фонарик к метателю — так, он видел, делала Эренц. Он направил луч вдоль чернеющего коридора в знак тревоги.

— Какие-нибудь скверные типы здесь шатаются?

— Нет. В любом случае все они ждут удара.

— Не удивляюсь. Я могу ощущать ужас на вкус: это физическое ощущение, как будто бы я перебрал депрессантов. Вот черт, — он улыбнулся Дариату слабой улыбой, — я перепугался, друг. В самом деле перепугался. Может, есть какой-то способ, чтобы душа могла здесь умереть, умереть полностью? Не хочу я примешиваться к этой мешанине. Только не это.

— Мне очень жаль. Это невозможно. Тебе придется жить.

— Черт подери! Да что это за вселенная, на самом-то деле?

Дариат повел Толтона по темному помещению и поднял руку, давая энергии пульсировать бесконтрольно. Вспыхнувший в результате свет обнаружил геометрию: молчаливые двери вели в кабины оси, изгибающиеся дугой проходы — вниз, к подземным станциям. Он нацелился на дверь, ведущую в инженерный отсек, и ударил по ней ногой.

На другой стороне коридоры были металлическими, обшитыми прочными обручами. Дариат и Толтон быстро проскользнули через них, ощупывая для верности руками шлюзовые люки. Воздух был морозный, но вполне пригодный для дыхания. У Толтона начали стучать зубы.

— Пошли сюда, — скомандовал Дариат.

Круглый люк, выходящий из камеры, стоял открытым. Дариат сделал кувырок вовнутрь, охваченный неясным волнением перед знакомым ходом. Двенадцать противоперегрузочных коек были установлены вокруг. Он выбрал одну из них, под единственной панелью с инструментами и начал щелкать выключателями. В такой же последовательности, как и в последний раз. Люк автоматически захлопнулся. Неохотно загорелись огни, начали жужжать местные насосы.

Толтон поднял руки к решетке, ловя теплый воздух.

— Черт возьми, как холодно было снаружи!

— Закругляйся, мы уходим.

Личность наблюдала, как верхушка горы дотронулась до поверхности смешения всего.

— Я горжусь всеми вами, — сказала она потомкам Рубры.

Жидкость хлынула прочь от центра, затем устремилась назад и шлепнулась об обшивку. Сотни и тысячи воинственных душ направили ее внутрь и наводнили полип, чтобы погрузиться в великолепный прилив жизненной энергии, курсирующий внутри, тотчас же поглощая ее. Разница температур между жидкостью и полипом была слишком велика, чтобы ослабленная оболочка обиталища могла выдержать. Существующие трещины неистово изогнулись, когда эта разница усилила свой удар по ним.

Дариат привел в действие последовательность камер сброса. Взрывы перерезали внешнюю защиту, и пять из твердых ракет выстрелили огнем. Они закрутились вокруг оси, выходя на один уровень с поверхностью мешанины.

— До свидания, — попрощалась личность.

И сопутствующая прощанию печаль вызвала слезы на глазах у Дариата.

Валиск разорвался на части, как будто бы внутри у него произошел взрыв атомной бомбы. Тысячи человеческих душ, трепеща, вышли из вздымающейся сердцевины горячего газа и крошащихся развалин полипа, бесформенные фантомы, обнаженные в темноте. Как будто бы, проведя всю жизнь в темном континууме, они погрузились в смесь и начали переносить свои страдания.

Горение твердой ракеты закончилось, оставив спасательную камеру в режиме свободного падения. Дариат выглянул из маленького иллюминатора, но мало что увидел. Он крутанул рычаг управления, поджигая двигатели с холодным газом, чтобы привести в движение камеру. Серые потоки грязи хлынули наружу.

— Наверное, я вижу эту кашу, — заявил он с полной уверенностью. Разумом он ощущал плач и страдания, потоком хлынувшие от жуткого конгломерата этих вызывающих жалость душ. Это охлаждало его собственную решимость. Здесь теперь могла ждать только одна судьба.

Среди ощущения несчастья было несколько стальных полос более целеустремленной и пагубной мысли. Одна из них становилась все сильнее. Ближе, осознал Дариат.

— Что-то есть там, снаружи.

Он снова схватился за рычаг, поворачивая камеру. Бледные цветки света погрузились глубоко в Туманность, оттеняя силуэт, который извивался и сотрясался, приближаясь к ним.

— Дьявольщина, это же один из Оргатэ.

Они с Толтоном молча уставились друг на друга. Уличный поэт слабо передернулся:

— Это даже не смешно.

— Осталось еще пять ракет. Мы можем поджечь их и лететь назад, в туманность.

— Разве нас не развернет опять сюда же?

— Да. Со временем. Но это будет означать, что еще на день или два мы избавимся от этой дряни.

— Не уверен, что теперь это составляет для меня какую-то разницу.

— А потом мы опять сможем поджечь их, когда Оргатэ достанет нас, и поджарить этого подонка.

— Он делает только то, что мы бы и сами сделали.

— Последний выбор: мы можем поджечь ракеты, чтобы они доставили нас в гущу.

— Внутрь! Какой в этом прок?

— Да никакого. Даже если мы не разобьемся на куски, мы расплавимся в этой жидкости в течение нескольких дней.

— Или полетим прямо сквозь другую сторону.

— Нет никакой другой стороны.

— Этого никогда не узнать, пока не попробуем. Кроме того, этот путь более стильный.

— Стильный — ишь ты!

Оба посмеялись.

Дариат снова повернул камеру, нацеливаясь на гущу. Он поджег две ракеты. Если бы больше, они бы действительно раскололись, добравшись до нее. Наверное, холод все равно нас добьет, так или иначе, подумал он.

Прошло три секунды при ускорении в 5 g, затем они почувствовали удар. Толчок при резком уменьшении ускорения был ужасен, Толтон врезался в ремни койки. Он застонал от боли, готовя себя к худшему.

Но защитный тепловой слой камеры удержался, противостоя губительной, годной для длительного замораживания трупов температуре гущи. Камера медленно завибрировала, в то время как двигатели ракет продолжали гореть, погружая их все глубже и глубже под поверхностный слой. Дариат и Толтон могли слышать какофонию душ снаружи, производимую из-за шока и уныния, когда после выхлопа ракеты жидкость, в которой они располагались, начала испаряться. Чем дальше они погружались, тем слабее делались крики. Через пятнадцать секунд ракеты сгорели.

Толтон засмеялся нервным смехом:

— Мы это сделали!

Иллюминатор замерз, как только они начали сражаться с жидкостью. Толтон протянул руку и попытался стереть бусинки льда, чтобы очистить его. Рука примерзла к стеклу.

— Вот пакость какая! — он пожертвовал кусками кожи, чтобы освободить ладонь. — А теперь что нам делать?

— Абсолютно ничего.

Глава 25

«Фольксваген» повез Иванова Робсона и Луизу назад в Лондон. Во время почти всего четырехчасового путешествия она сидела, скорчившись, на одном из больших кожаных сидений в кабине, принимая свежие новости из купола. Пейзаж теперь мало интересовал ее.

В Вестминстерском куполе осталось мало репортеров, которые могли бы рассказать, что происходило. Те из них, которые настаивали на том, чтобы выдать все у них имеющееся, теперь очищали свои видеодатчики, чтобы там не оставалось примет территории, откуда они вели репортажи. Одержимые принимали в штыки, если их деятельность раскрывали населению планеты. Те репортеры, которых поймали на этом в первый день, больше уже никогда не допускались к сети.

То, что показывали все еще работавшие репортеры, которые с толком использовали датчики купола, был жесткий порядок, устанавливавшийся сам собой в старинных зданиях. Одержимые организовывались в небольшие группы и совершенно открыто расхаживали по улицам. Это был вызов по отношению к Терцентралу. Их легко могло бы поразить оружие СО, будь на то воля политиков. Но, поскольку открыты для выстрелов бывали всего около сотни-двух одержимых, то оставшиеся могли бы обрушить свое ужасное возмездие на остальное неодержанное население. Правительственные силы в пределах купола были значительно ограничены в числе. В высшей степени специфические пожары продолжали бушевать по ночам, затрагивая все полицейские участки и восемьдесят процентов зданий местного самоуправления. Примечательно, однако, что, хотя энергосистемы и коммуникационная сеть тоже часто служили объектами нападения, одержимые не повредили ни одной из станций снабжения предметами первой необходимости. В городе все еще были вода и свежий воздух, и купол сохранял системы защиты от нападений воздушной армады. Кто-то управлял одержимыми и отдавал приказы, регулирующие их деятельность, с большими предосторожностями.

Оставалось поразмыслить, кто это был.

Что касается Чарли, его интересовало только — зачем. Если уж на то пошло, одержимые теперь соблюдали осадное положение с большей эффективностью, чем это когда-либо удавалось полиции. Анализы их передвижений, проделанные AI, определяли, что их было достаточно, чтобы наверняка вынуждать население оставаться дома. Появилось очень мало новых одержимых, и в девяти внешних куполах едва ли насчитывалось несколько сотен.

Их волновал единственный маршрут, и он лежал в гараж наземных экипажей. Каждый раз, когда они угоняли одну из неуклюжих машин, она вызывала на себя огонь СО. Сам президент приказал стрелять по ним, без всяких понуждений Би-7, своих советчиков и Кабинета. Одержимые сделали восемь попыток оставить Лондон, прежде чем сдаться.

— Декстер к чему-то готовится, — сообщил Чарли Луизе как раз перед тем, как она покинула его купол. — Он никоим образом не удовлетворится одним только Лондоном. Вот почему он придерживает одержание остального населения. Если бы он действовал так же, как раньше, он мог бы одержать город меньше чем за неделю, если бы захотел. Его организация в Лондоне куда серьезнее, чем в Нью-Йорке.

Луиза понимала не больше Чарли, почему Декстер отступает. Этот человек-дьявол, которого она встречала на Норфолке, не казался способным на какую-то выдержку.

Единственная информация по другим делам, которую Луиза получала во время этой поездки, были отчеты о продвижении Женевьевы. Ее сестренку увезли в Бирмингем в другом «фольксвагене», вместе с Дивинией и другими членами семейства Чарли. Оттуда Чарли заказал вакуумный поезд, чтобы они поехали на станцию «Гора Кения». Джен была сильно разочарована, когда обнаружила, что купол Чарли не может лететь.

Поездка в Бирмингем была много короче. Женевьева уже находилась на Африканской башне, а Луиза все еще ехала через долину Темзы.

— Уже появляется в поле зрения, если вы хотите его видеть, — обратился к ней Ив Гейнз из кузова.

Луиза подвинулась и села рядом с ним. Когда они выезжали из Лондона, она плохо разглядела купола, так как направление их движения для этого не подходило. Теперь, гремя на колдобинах, «фольксваген» ехал прямо на них.

Луиза уставилась на купола, которые рассекали приближающийся горизонт. Были видны только девять внешних куполов, расположенных вокруг старинного города, защищая его центр. Заходящее солнце живыми колоннами медного света отражалось от широких аркад геодезического кристалла; все остальные здания были полностью черными. Впервые Луиза смогла оценить, как они искусно сделаны. И какие они чужие.

Ив смотрел на нее.

— Я и сам не ожидал, что так скоро вернусь — этим же путем.

— Я тоже.

— Босс заботится о своих людях, знаете ли.

— Уверена, что это так.

Она не особенно была убеждена в том, что ее действительно ценили как штатного работника Би-7. И потом, возможно, это Чарли попросил шофера быть повнимательнее к девушке. Чтобы сделать ее более уступчивой. Теперь она больше не была уверена ни в чем.

«Фольксваген» уверенно проехал мимо полускрытых в земле цехов каких-то заводов, окружающих купол, и спустился по пандусу в один из огромных подземных гаражей. Под сводчатым потолком горело несколько ламп, никакой деятельности возле припаркованных автомобилей не было заметно. Они подъехали к повороту пандуса. Внешняя дверь соскользнула вниз, и из мрака к ним сразу выехала голубая машина. Иванов Робсон встал и хлопнул дверцей кабины.

— Вы готовы?

— Да. — Луиза сказала это холодно.

С самого начала путешествия она не разговаривала с детективом. Это было следствием того, что она сердилась, хотя не была уверена, против кого направлен ее гнев. На него, за то что он такой, какой есть, или на себя самое из-за того, что сначала он ей нравился. Возможно, он просто был слишком свежим напоминанием о том, что ею так ловко манипулировали.

Она спустилась по короткой лесенке. В гараже было сыро и холоднее, чем она рассчитывала. Она была одета для купола, в короткой юбке поверх черных леггинсов, в изумрудного цвета рубашке с длинными рукавами (чтобы скрыть медицинский браслет нейросети) и в жилетке из тонкой кожи. Волосы собраны в конский хвост.

Иванов поспешил за ней, когда она быстро пошла к автомобилю, он нес оружие в чехле из крокодиловой кожи, которое дал ему Чарли. Женщина-полисмен затолкала их в машину, лицо ее было совершенно лишено любопытства. Интересно, подумала Луиза, сколько народу обработало Би-7? На этот раз внутренняя часть автомобиля была совершенно обычной. Луиза откинулась на заднем сиденье, Иванов устроился рядом с ней, держа свой роковой футляр на коленях.

— Я ведь являюсь самим собой почти все время, — сказал он ей тихонько. — Би-7 не может меня контролировать каждую минуту, когда я не сплю.

— А-а, — Луиза не хотела об этом говорить.

— Я рассматриваю это как искупление, а не наказание. И мне удается видеть некоторые интересные вещи. Я знаю, как работает этот мир — редкая привилегия для человека в наши дни. А теперь и вы это знаете.

— А что вы натворили?

— Нечто очень глупое и неприятное. Не то чтобы у меня был большой выбор в такое время. Было так — или они, или я. Я думаю, потому-то Би-7 и дало мне это дело. Я совсем не то, что называют обычным преступником, и живу не ради карьеры. У меня даже семья была. Не виделся с ними лет двадцать, но мне было разрешено узнавать, как они поживают.

— Но вам все-таки объяснили, как обращаться со мной.

— Мне приказали, какой информацией вас снабжать и когда. Все остальное, что я когда-либо говорил или делал, был настоящий я.

— Включая и теперешнее возвращение в Лондон?

Иванов тихонько усмехнулся:

— Ох, нет. Естественный альтруизм не вяжется с этим нездоровьем. Я здесь по приказу. — Он помолчал. — Но теперь, когда я здесь, я сделаю все, чтобы защитить вас, если понадобится.

— Вы думаете, возвращаться было глупо?

— Полное идиотство. Би-7 ужесточит контроль и применит в Лондоне ядерное оружие. Это единственный путь для нас избавиться от этих одержимых.

— Этот вид оружия не подействует на Квинна Декстера.

— Вот как? — Длинный палец медленно похлопал по футляру из крокодиловой кожи. — Вы доверяете этому типу Флетчеру, с которым мы собираемся встретиться?

— Конечно. Флетчер — порядочный и добрый человек. Он присматривал за нами с Джен всю дорогу от Норфолка.

— Это, должно быть, интересно, — пробормотал Иванов.

Он отвернулся, наблюдая, как бетонная стена проплывает в окне машины.

Они подъехали к небольшой грузовой станции вакуумных поездов где-то в одной из подземных индустриальных зон купола. Чарли выбрал ее из-за того, что к ней вела прямая дорога из гаража. И сеть в этом секторе все еще функционировала.

Платформа была намного уже, чем в Кингс-Кросс, возле каждого шлюза стояли большие, тяжело нагруженные вагонетки. Когда Луиза с Ивановым вышли из служебного лифта, их ждали восемь агентов разведки флота, каждый был вооружен автоматом со статическими пулями.

Поезд подошел через пять минут. Открылась только одна шлюзовая дверь. Детектив Брент Рои вышел оттуда первым, подозрительно оглядываясь. Когда его взгляд отыскал Луизу, его выражение лица поведало ей, что он совершенно официально является несчастнейшим человеком на этой планете.

— Выходи, — рявкнул он через плечо.

Из шлюза вылез Кристиан Флетчер, одетый в свою безукоризненную флотскую форму. Два стражника сопровождали его, не отходя ни на шаг, а к шее был пристегнут толстый металлический ошейник. Луизе было на все наплевать, под жесткими взглядами агентов она подбежала к нему и обвила его руками.

— О, Боже, как мне вас не хватало! — вырвалось у нее. — Вы в порядке?

— Я выносливый, дорогая моя госпожа Луиза. А вы? Как вы-то поживали с тех пор, как мы виделись в последний раз? Я боюсь, что у вас были самые неприятные приключения?

Она смахивала слезы прямо ему на лацканы, пуговицы его мундира вдавливались ей в кожу.

— Что-то в таком духе.

Луиза прижалась к нему плотнее, сама удивляясь, до чего она рада его видеть, единственного человека, которому она действительно доверяет на целой планете. Его руки похлопывали ее по затылку.

— Сам Иисус разрыдался бы, — с отвращением сказал Брент Рои.

Луиза отпустила Флетчера и сделала робкий шаг назад. Печальные глаза Флетчера сказали ей о том, что он все понял.

— Вы двое закончили?

Вперед выступил Иванов.

— Попробуй-ка поприставать ко мне, — заявил он детективу Ореола.

— Да кто вы, к чертям, такой?

— Скажем так, мы служим одному и тому же начальнику. А если бы вы имели достаточно высокий ранг в службе безопасности, чтобы знать, что Луиза для нас сделала, вы бы проявили немного уважения.

Флетчер смотрел на неуклюжего частного детектива с некоторым интересом. Иванов протянул ему руку:

— Рад познакомиться, Флетчер. Я и есть тот тип, который присматривает за Луизой здесь. — Он подмигнул ей: — Когда обстоятельства мне это позволяют.

Флетчер поклонился:

— Значит, вы оказываете нам услугу, сэр. Я был бы страшно огорчен, если бы какая-то беда приключилась с таким драгоценным цветком.

Брент Рои недоверчиво вздохнул:

— Ты что, хочешь его дальше сопровождать?

— Конечно, — сказал Иванов. — Мы его у тебя забираем. Не думаю, что я должен расписаться в получении, правда?

— Забираете? И как будто бы моя роль закончилась? Но это не так-то, к чертям, легко. Я не собираюсь возвращаться на Ореол. Мне, чтоб вам пусто было, велено сопровождать этого типа.

Луиза уже готова была сказать ему, что Би-7 может отправить его назад на орбитальную башню, но тут она увидела, что лицо Иванова моментально стало непроницаемым. Чарли, должно быть, что-то ему говорил.

— О'кей, — сказал Иванов печально. — Но знаешь, это не моя идея.

— От твоих слов я в целом должен почувствовать себя лучше.

Когда они вернулись в машину, Луиза села рядом с Флетчером. Иванов и Брент заняли откидные сиденья напротив.

— Это ваше шоу, — сказал Иванов Флетчеру. — Как вы думаете его сыграть?

— Минутку, — перебила Луиза. — Флетчер, что это еще за ошейник?

— Успокоительный, — сердило буркнул Брент. — Если он начнет психовать, я пропущу через него разряд в тысячу вольт. Поверьте мне, такое заставляет этих одержимых ублюдков сидеть тихонько и быть внимательными.

— Снимите его, — потребовала она.

— Госпожа Луиза…

— Нет. Снимите. Вы унижаете человеческое достоинство. Это чудовищно.

— Пока я рядом с ним, ошейник останется, — не сдавался Брент. — Ему нельзя доверять.

— Чарли, — датавизировала Луиза, — велите им снять ошейник. Я не шучу. Я не стану сотрудничать с вами, пока вы не прекратите обращаться с Флетчером подобным образом.

— Извините, Луиза, — ответил Чарли. — Полиция Ореола несколько перенервничала. Подразумевалось, что ошейник будет на нем только во время транзита.

Она наблюдала за потемневшим лицом Брента, когда Чарли отдал ему приказ.

— Ах ты, мать твою! — он сплюнул.

Ошейник Флетчера щелкнул, механизм замка повернулся на девяносто градусов. Флетчер поднял руку и осторожно дернул ошейник. Он отделился и оказался в руках у Флетчера.

— Эй, ты, — Брент сдвинул вбок лацкан своей куртки, обнажая наплечный ремень, на котором висел очень большой автоматический пистолет. На трех запасных зажимах висели небольшие эмблемы в виде красных молний. Он во все глаза уставился на Флетчера. — Я за тобой слежу.

Флетчер небрежно положил ошейник на пол между ними.

— Спасибо.

— Не стоит благодарности, — сказал Иванов. — Мы хотим, чтобы вам было удобно.

— Вы упомянули какое-то оружие, госпожа Луиза.

— Да, флот Конфедерации спроектировал нечто, разрушающее души. Они хотят, чтобы вы попытались подобраться поближе к Декстеру и выстрелили в него этим оружием.

— Верная смерть, — с удивлением вымолвил Флетчер. — Сейчас много таких, кто ее бы приветствовал. Вы уверены, что это устройство сработает?

— Есть подтверждение, — сказал Иванов. — Оружие прошло испытания.

— Будет ли мне позволено быть таким смелым, чтобы спросить, на ком его применяли?

— Директор проекта испытал его на самом себе и на одном одержимом, который ему угрожал.

— Не уверен, героизм ли это или трагедия. Они страдали?

— Ничуть. Оружие абсолютно безболезненно.

— Еще один пример вашего хваленого прогресса. Могу ли я увидеть этот ужасный инструмент?

Иванов положил на колени футляр из крокодиловой кожи и набрал код входа. Замок пискнул, Иванов открыл футляр. Пять густо-черных цилиндров по тридцать сантиметров длиной уютно лежали в сером пенопласте внутри футляра. На одном конце каждого была вставлена стеклянная линза, а сбоку помещалась плоская красная кнопка.

— Большинство компонентов — биотехи, так что это оружие некоторое время сможет сопротивляться влиянию одержимого. Операция проста. Сдвинуть кнопку вперед — вот так, — он проделал это большим пальцем, — чтобы перевести в боевую готовность. Потом нажимаете, чтобы выстрелить. Вспыхивает узкий луч красного огня, который должен попасть в глаза вашей цели, чтобы совершить свое дело. Лучшее расстояние — с пятидесяти метров.

— Ярдов, — поправила Луиза с улыбкой. Флетчер наклонил голову в знак благодарности.

— Что бы там ни было, — Иванов вручил оружие Флетчеру. Брент весь так и напрягся. Но Флетчер с кротким любопытством просто осматривал страшное приспособление.

— А кажется — это всего лишь безобидная палочка, — удивился он.

— Там много всякого напихано внутри, вы этого видеть не можете.

— Да и понять тоже, уверен. Тем не менее, использование этой штуки для меня вполне ясно. Скажите, что происходит с истинной душой, когда этим выстрелишь в одержимого?

Иванов тщательно прочистил горло:

— И то, и другие умирает.

— Это убийство.

— Одна смерть — небольшая плата за то, чтобы избавить вселенную от Квинна Декстера.

— А-а, дела королей не обсуждаются подданными. Потому что это и есть то, что делает их королями. И подсудны они только Господу нашему.

— Можно мне тоже взять один? — попросила Луиза. — Пожалуйста.

Иванов без всяких комментариев вручил ей один из цилиндров. Она проверила кнопку выстрела, затем положила его во внутренний карман жилетки.

Один Иванов взял себе, еще один предложил Бренту Рои. Детектив Ореола покачал головой.

— Теперь нам остается только найти Квинна Декстера, — произнес Иванов торжественно. Он взглянул на Флетчера: — Есть идеи?

— Вы имеете хоть какое-то представление о том, где он может быть?

— Только общее допущение, что он в Вестминстерском куполе, — то есть там, где он и установил свою власть над другими одержимыми. Было бы логично для него не слишком удаляться от них.

— О Вестминстере я знаю, но не о куполе.

— Практически весь Лондон, который вы знали, упрятали под защитный стеклянный пузырь. Это и есть купол. Декстер может оказаться везде в пределах города.

— Тогда я предложил бы вам отвезти меня на подходящую стратегическую точку. Я, возможно, смогу определить, где гниют большие группы одержимых. С этого можно начать.

* * *

Признаком хорошего предводителя было то, что он умел быстро адаптироваться к меняющимся обстоятельствам. Когда прошло еще дня два, Квинн уже считал себя причисленным к рангу великих деятелей истории. Введение чрезвычайного положения подействовало на него как шок, в определенном смысле, потому что оно означало, что высшие полицейские чины опять гоняются за ним. У него была здравая мысль о том, кто его предал, и это осознание было почти приятно.

Разумеется, чрезвычайное положение полностью нарушило его первоначальные планы. Одержимые из «Ланчини» делали так, как им приказывали, и использовали ночь для того, чтобы одержать некоторое количество людей и доставить их в предназначенные для ловушек здания. Но потом дневные рабочие не явились, и игра изменилась. Квинн посылал выполнявших его поручения через лабиринт туннелей и шахт обслуживания, чтобы они поддерживали контакт с группами и сообщали им, что делать дальше. Как Декстер и предполагал первоначально, они должны были захватывать полицейских, заманивая их в засады, испепеляя здания их участков. Это отняло бы больше времени, если учесть небольшое число сторонников, но при соблюдении комендантского часа остальная часть купола закрывалась, у полиции не было поддержки. Квинн также внушил своим сторонникам, чтобы они сделали своей мишенью коммуникационную сеть и энергетические подстанции, еще больше изолируя осажденную полицию.

К началу раннего вечера лишенное полиции и служб первой помощи население купола было практически в тюремном заключении в собственных квартирах. Квинн достиг своей цели, не имея нужды сметать с лица земли транспортную сеть и предприятия, изготовлявшие продукты и предметы широкого потребления.

Это было почти то самое, что он первоначально замышлял, и достиг он контроля с меньшим количеством одержимых, чем рассчитывал сначала. Это было во многом ему на пользу: ведь легче поддерживать дисциплину среди меньшего количества. И купол, со всеми его дополнительными ресурсами, оставался нетронутым, чтобы Декстер мог использовать его так, как ему хотелось. Самое пристальное внимание было направлено на Вестминстерский купол: страх, парализовавший остальные девять, делал их бесполезными в качестве возможных источников сопротивления.

Сделав Лондон безопасным для себя, Квинн предпринял попытку отправить своих подчиненных в Бирмингем в наземных машинах. Рискованное предприятие, которое привело к выстрелам СО и полному уничтожению машин.

Он знал, что это не будет так легко.

Когда тянулась первая ночь и его батальоны одержимых продолжали операции зачисток против гражданских властей, в штаб-квартиру Квинна доставили несколько опытных техников и инженеров. Их засадили за работу по отысканию способов незаметного проникновения на платформы СО. Чисто символический жест. Он знал, что грядущая война Ночи не будет вестись с помощью науки и машин. Это будет война личностей, какой и полагается быть настоящим войнам.

Когда опустилась темнота, вой демонов сделался громче. Квинн начал молиться на оскверненном алтаре собора Святого Павла и еще глубже погрузился в мир призраков. На этот раз он был вознагражден величайшим знанием из всех, какие только могли быть, посланы недостойному служителю Ночи. Сам Божий Брат просыпался в изгнании на каком-то невообразимом расстоянии от этой вселенной. Крики демонов, выражающие восхваление и восхищение, приветствовали великого Господина, оказавшегося среди них. Его зловещее присутствие несло такие мощь и силу, каких они никогда не испытывали раньше.

Их мысли, страдания и мечты просачивались в мозг Квинна. Он мог распознавать их, когда они во всем своем удивительном множестве соединялись воедино в зачарованных пытках. Божий Брат встал между ними, горячий и темный, сияющий злой волей. Они тянулись к нему, чтобы Он одарил их своим могуществом. И Он освободил их, Его энергия удалила их цепи, так что они опять смогли воспарить, как уже было с ними очень давно. Целая армия апокалиптических ангелов, восхищенная своим новым состоянием, и голодная. Они испытывали голод по отношению к такому множеству вещей, в которых им отказывали все это ужасное время. Они кружились, выражая свое поклонение перед Светоносцем, циклоном, который был больше всего мира, выражая криками свою радость по поводу Его пагубного прихода.

Квинн оставил свои мечтания о духах, его тело отвердело, чтобы проснуться на алтаре как раз в тот момент, когда серый рассвет прокрался в грязные оконные стекла вокруг него. В глазах его стояли слезы, когда он начал хохотать.

— О, Беннет, кусок дерьма, где ты теперь, неверующая? Эта истина приходит тогда, когда ты в полном отчаянии.

— Квинн? — с беспокойством позвала Кортни. — С тобой все нормально?

— Он идет.

Кортни бросила взгляд по направлению к громадным дверям из почерневшего дуба в дальнем конце собора:

— Кто?

— Божий Брат, тупая ты сучка. — Квинн поднялся на алтаре и широко развел руки, глядя вниз на сборище одержимых, кружившихся по нефу. — Я видел Господа нашего. Видел Его! Он жив. Он поднялся, чтобы вести нас к решающей победе. Он ведет армию, которая сокрушит блестящих металлических ангелов, стерегущих рай. Падет Ночь! — Квинн весь дрожал в своей убежденности. Кортни наблюдала в жутком страхе, как он медленно повернул к ней взгляд. — Ты что, мне не веришь?

— Верю, Квинн. Я всегда тебе верю.

— Ага. Правда веришь, да?

Он легко спрыгнул на мраморный пол, и торжественная улыбка была видна, прежде чем чернота одеяния затмила его плоть. Капюшон опустился, Квинп посмотрел на подавленную толпу. Теперь их собралось тут около пятисот, и они покорно ждали, чтобы черный Мессия объяснил, чего он от них хочет. Их число медленно увеличивалось по мере того, как неодержанных пленников доставляли в собор через вспомогательные подземные туннели. Непосредственные окрестности собора Святого Павла были очищены от коммерческих и офисных зданий еще несколько веков назад, вокруг разрослись сады и протянулась пешеходная площадь, окруженная рвом. Квинн слишком хорошо знал, что если целая толпа пересечет открытое пространство, чтобы войти в обычные двери, датчики спутников наблюдения и купола увидят их. Процедура будет записываться, и высшим чинам полиции станет любопытно, почему никто из верующих не выходит. Так что накапливание его основных сил должно происходить медленно и осторожно.

Тех, кого приводили к Декстеру, провожали в подземную часовню и делали открытыми для одержания — это выполняла горстка последователей Квинна, верных Его евангелию. Квинна больше не заботило, верят ли те, кого пригласили из потусторонья в ожидающие тела, слову Божьего Брата или нет. До тех пор, пока он может находиться рядом, их можно ко всему принудить.

Изучая собравшихся одержимых, Квинн думал, что он бы мог иметь всего треть того количества, которое сейчас перед ним, и ему этого хватило бы для церемонии вызова. Одно только достижение мира духов отнимает так много энергетический мощи. Он никогда не смог бы распахнуть ворота ада сам по себе.

— Где Билли-Джо? — спросил он.

Кортни угрюмо пожала плечами:

— Опять внизу. Он любит наблюдать.

— Иди и приведи его ко мне. То, что я видел, делает дьявольски необходимым для нас достать еще теплые тела для одержания. Я хочу, чтобы он шепнул словечко этим подонкам на улице, чтобы он убедился, что они продолжают посылать сюда тела. Сегодня никто не должен уклоняться. Теперь Его время.

— Верно, — Кортни пошла к двери в основании центрального купола, откуда ступени шли вниз, в часовню. Вдруг она остановилась и обернулась: — Квинн, а что произойдет после?

— После чего?

— После того, как придет Светоносец. Знаешь, мы ведь убиваем каждого, кто не делает так, как мы говорим.

— Мы станем жить в Его царстве, при Его свете, и наши дикие потомки будут свободны на все оставшиеся времена. Он освободит нас от рабства внутри города-тюрьмы ложного Господина; этого рая, который воспевают все эти тупорылые религии.

— А-а. Звучит вполне успокоительно.

Квинн следил, как она идет, ощущая в ее мыслях тупое согласие. Странно, как ее безоговорочная уступчивость стала в последнее время раздражать его.

Оставшуюся часть утра он провел, обозревая группы, собравшиеся на улице, направляя их на решение новых задач. Они в основном состояли в том, чтобы устранять всякое дерьмо из мозгов будущих жертв, когда те оказывались в соборе. Раза два он ускользал в мир духов и путешествовал по самому куполу. Первоначальные одержимые из дома «Ланчини» пытались построить новых в шеренгу, придерживаясь своего порядка, но ничего из того, что они могли рассказать о Декстере и о том, что произойдет, если они не станут действовать с ним сообща, не действовало так, как внезапная материализация самого Квинна, когда он без всякого предупреждения появлялся среди новообращенных. Трижды он вынужден был наказывать непокорных. Он не мог навестить каждую группу, но слухи о его появлении распространялись достаточно быстро, даже без применения коммуникационной сети.

Когда около полудня он вернулся в собор, на полу нефа были устроены две-три оргии. Новоприбывшие одержимые отчаянно жаждали сильных ощущений. Квинн не стал их останавливать, осквернение святого места доставляло ему радость; это было одной из причин, почему он избрал его для сборищ. Но он ограничил число будущих участников. Когда одержимые были увлечены, они склонялись к тому, чтобы увеличить свой излучающий эффект на большое расстояние, и вокруг собора до сих пор действовали какие-то энергистические цепи. Квинн не мог рисковать тем, чтобы вырвавшийся случайно импульс был прослежен каким-нибудь AI. Души, одержавшие тела полицейских офицеров, уже докладывали, как использовались коммуникационные сети Терцентралом, чтобы охотиться на одержимых.

Пока он не соберет достаточно людей для церемонии, он намерен практиковать воздержание.

* * *

Квинн наблюдал за духами, когда Билли-Джо поспешил к нему с одержимым по имени Френкель. В соборе Святого Павла было множество надгробий, датированных более чем тысячелетием назад, включая и те, которые пропали, когда первоначальное здание собора сгорело во время Великого пожара 1666 года. Все погребенные, как предполагалось, были людьми значительными или представителями знати, лучшими в древней нации. Или, во всяком случае, они могли считаться таковыми, пока были живы, думал Квинн, а теперь они только сплошная боль в заднице. О, у них имелась своя гордость, и она выражалась в форме негодования и ненависти, но в основном они были ничуть не лучше всех других жалких брошенных личностей, населяющих этот пресный мир. Воины, павшие, защищая своего короля и свою страну, кажется, составляли большинство тех, кто замешкался после смерти, не оставив эту землю. Они презирали Квинна со страстью, хорошо зная его мощь и боясь его. Начать с того, что они сделали все, что могли, чтобы смущать его когорты, особенно Билли-Джо и Кортни, показываясь на их пути. Их прохладное присутствие заставляло стены конденсировать жидкость, в то время как можно было видеть краешком глаза, когда они внезапно появлялись, заставляя богато расшитые золотом покровы алтаря отливать бледными переливающимися цветами. Они еще и причитали, подвывая, точно собаки, которых мучает полная луна, разливая свою смертельную тоску по воздуху, чтобы ею проникся каждый.

Дважды Квинн вынужден был передвигаться в призрачный мир, чтобы иметь возможность их отогнать. Одно его прикосновение сжигало их, заставляло откатываться прочь, ослабляя и лишая контакта.

Гримасы сползали с их лиц, и они украдкой поворачивались, чтобы наблюдать за сборищем одержимых с немым неодобрением, излучая угрюмую злобу, которая распространялась по всему собору. Затем они начали дергаться, как будто бы сами стали жертвами одержания. Они сгрудились все вместе под центральным куполом, испуганно переговариваясь.

— Ты что-нибудь слышишь, Квинн? — спросил Билли-Джо. Он так и замер на месте, замороженный недовольным взглядом Квинна, брошенным на него, когда он прервал хозяина. Даже Билли-Джо мог видеть, как призраки в нефе энергетически заряжают окружающее пространство, как трепещущее разноцветное пламя неуверенно заскользило по плиткам пола. — Клянусь тебе, это важно.

— Продолжайте, — выдохнул Квинн.

Френкель тяжело дышал и изо всех сил старался не заглядывать в черный провал капюшона Квинна.

— Я из хемпстедской группы. Мы видели кое-что и подумали, что вы должны об этом знать. Я явился сюда как можно быстрее, взял такси.

— Мать твою, — выругался Квинн. — Да, да, очень хорошо. Продолжай.

— Вокруг путевого туннеля в Дартмут-парке шныряла группа людей. Они туда на машине приехали, что совершенно непонятно, потому что мы еще не добрались до того места на дороге и не заблокировали там процессоры. У их машины, наверное, какой-то полицейский пропуск имеется на проезд повсюду, потому что ограничения комендантского часа все еще действуют. Они вышли на улицу через служебный вход, потом направились к домам. Мы решили, что они местные, потому что хорошо знают расположение зданий. Снаружи никто не мог их видеть; наши парни здорово потрудились, чтобы не спускать с них глаз, пока я не доложу. Мы их не стали вытаскивать наружу, потому что их шестеро, а двое как раз смахивают на тех людей, каких вы нам велели высматривать.

— Что за двое? — резко спросил Квинн.

— Одна такая цыпочка с длинными волосами, и еще этот сутулый высокий пижон, черный такой. Остальные — просто солдаты, твердые, видать, орешки. Кроме одного — вот тут-то странности и начинаются. Он одержимый. И совсем не из нашей группы: мы ни разу его раньше не видели.

— Он что, распоряжается остальными?

— Нет. Они вроде единой команды.

— И куда они шли? В каком направлении?

— Пробирались по Джанкшн-роуд, когда я ушел. Наши за ними следят.

— Отведи меня туда, — рыкнул на него Квинн. Он начал быстро пробираться к двери, ведущей к метро. — Билли-Джо, принеси-ка этот аппаратик.

* * *

Луиза была счастлива, что двое агентов разведки флота располагают коммуникационными блоками. Они обеспечивали ее нейросети прямую и гарантированную спутниковую связь с Чарли и с гражданским банком данных разведки флота, в обход обрывочной сети, охватывающей этот район города-купола. Единственная надежная связь, кроме этой, заключалась в нейросети Иванова. Так она уяснила себе путь к Арочной башне Би-7, который обозначил им на карте AI.

Жутко было выбраться из подземки, особенно первые тридцать секунд на свежем воздухе после туннеля; пришлось стремительно бежать к укрытию первого здания. После этого Луиза уже смогла разобраться не только где они находятся, но и куда идут. Поистине удивительно, как может успокоить понимание.

Большинство зданий имело проходы насквозь, соединяющиеся между собой дверями (все запертые) или подвальные коридоры. В тех же домах, где этого не было, агенты разведки флота собирались просто прорезать стены своими атомными резаками. Даже это не было необходимостью: каждый раз Флетчер проделывал фокус с любой дверью, приводя ее в действующее состояние. Неважно, какая была стена, выложенная ли из старинного кирпича или залитая современным особо укрепленным бетоном, и не имела значения толщина. Этот трюк заставлял Брента Рои чувствовать себя крайне неловко, зато экономил массу времени. Флетчер еще мог определить, есть ли непосредственно за стеной люди.

Так они пробирались от дома к дому, по возможности держась подальше от передних комнат, выходящих на дорогу, проходя сквозь залы пабов, магазинные склады, офисы, даже сквозь кухни и однокомнатные квартиры. Те люди, к которым они вторгались, здоровались с ними с удивлением и страхом. Затем, когда обнаруживалось, что небольшая группа идет с официальным заданием, людям хотелось только знать, какого дьявола происходит снаружи. И спрятаться. Все хотели остаться в стороне.

Луиза нашла, что эта часть работы хуже всего. Напряжение от страха, что тебя могут поймать, можно пережить; напряжение — это состояние, к которому она все больше привыкала. Но жалобная мольба мирных жителей была невыносима, их глаза обвиняли, когда они прижимали к себе детей.

— Неужели нет другой дороги? — спросила она Чарли после того, как они оставили какую-то женщину и ее трехлетнего сынишку жалобно всхлипывать. — Так ужасно отказывать всем этим людям.

Брент Рои поманил ее в маленькую треугольную дверь, ведущую в узкий сквозной холл, которым давно не пользовались. Свет сюда проникал единственно сквозь грязное, закопченное оконное стекло над заложенной кирпичом дверью.

— Сожалею, Луиза, — передал Чарли в ответ. — AI считает, что этот путь вернее всего приведет вас куда нужно, так, чтобы не выследили одержимые. Эмоциональный стресс во внимание не принимается. Просто постарайтесь расслабиться и избавиться от него. Осталось немного.

— А где Женевьева?

— Семь минут тому назад они прибыли. Я нанял черноястреба, чтобы ее отвезли на Транквиллити. Она будет там в течение часа.

Луиза похлопала по плечу Флетчера:

— Женевьева спасена. Она скоро отбывает на Транквиллити.

— Рад это слышать, моя госпожа. Надежда не умирает.

Иванов дошел до конца холла и поднял руку:

— Дальше — улица.

Два агента разведки флота двинулись вперед к металлической двери. Один из них взглянул на Флетчера:

— Поблизости никого, — сообщил тот.

Агент надавил на небольшой блок в сырой стене возле двери. Она выстрелила узким электронным лучом, пробившим штукатурку и кирпич, затем выпустила из себя микронить с видеодатчиком на конце. Показала им изображение узкой пустынной улицы; только двух кошек и можно было там увидеть. Датчик вспыхнул инфракрасным светом, агент направил его по очереди на каждое светящееся окно, выходящее на улицу, ища затаившихся одержимых. AI пользовался датчиками куполов, чтобы проследить полностью все протяжение их пути, но угол зрения сверху не позволял разглядеть окна.

Меры предосторожности, которые приходилось принимать всякий раз при переходе боковой улицы, добавляли определенное количество времени на прохождение пути.

— Два возможных, — доложил агент, передавая координаты коллегам.

Дверь осталась открытой, а он быстро пробежал по улице к зданию напротив. Войти им нужно было через окно, закрытое решеткой. Чтобы разрезать прочные болты атомным резаком, потребовалось пятнадцать секунд, чтобы влезть в окно — всего две. Агент плавным движением исчез внутри. Дальше пошел Брент Рои. За ним последовала Луиза, она пересекла улицу спринтерской пробежкой. Согласно ее нейросети, это была Ворлей-роуд, последнее открытое пространство, которое им приходилось пересечь.

Забираясь внутрь, она напомнила себе: до ближайшей станции вакуумных поездов отсюда далеко-далеко.

Здешний комплекс зданий окружал основание, монолитной двадцатипятиэтажной башни, которая стояла на склоне, заканчивающемся Хайгет-Хиллом. Если бы не крыши домов, заслоняющие вид, они бы уже смогли заглянуть поверх крыш старого города.

Когда они попали внутрь Арочной башни, боковой коридор вывел их прямо в вестибюль. Их уже поджидал лифт с открытой дверцей.

— Сеть башни и энергия все еще включены, — передал им Чарли. — AI присоединен к каждой цепи. Если будут какие-то затруднения, я смогу не раз предупредить вас.

Все они набились в лифт, который мягко поехал на последний этаж. Дверцы распахнулись в мир искусственного освещения, толстых металлических труб, черных канистр и больших примитивных воздушных вентиляторов. Иванов провел их по металлическому полу к винтовой лестнице. Дверь на самом верху вывела на плоскую крышу. Стайка красных попугаев, как только вошли люди, вспорхнула, посылая пугающе громкие крики в теплый воздух.

Луиза осторожно огляделась. Первый ряд высоких современных небоскребов окружал старый город всего в миле или около того к северу, их стеклянные фасады сверкали золотисто-розовым в последних лучах заходящего солнца. К югу запретный город уходил вниз по склону к далекой Темзе сумеречной массой крыш и пересекающихся стен. Пятна мерцающих серебряных огней висели над некоторыми крупными улицами, где еще не отключили энергию, снабжающую голографическую рекламу. Не видать было ни одного освещенного окна, жители предпочитали оставаться в темноте, боясь привлечь к себе внимание.

Луиза услышала, как смеется Флетчер. Он облокотился на покрошившийся бетонный парапет, загораживавший край крыши, глядя на юг.

— Что такое? — спросила Луиза.

— Я смеюсь над собственной покорностью, госпожа. Я смотрю на этот город — предполагается, что он для меня ближе всего к понятию «дом», другого у меня никогда не было, — и нахожу, что это самый странный и незнакомый вид, какой мне когда-либо встречался после моего возвращения. Слово «город» больше не соответствует тому понятию, какое в это вкладывалось в мое время. Вы имеете мощь и знания, чтобы построить такой колосс, но все-таки это меня просят исполнить эту работу, чтобы найти всего одного человека.

— Он не человек. Он чудовище.

— Да, госпожа Луиза. — Юмористическое выражение сошло с его красивого лица, и он всматривался в старинный город. — Они здесь — но вы это, конечно, знали.

— Их много?

— Меньше, чем я предполагал, но достаточно. Я повсюду ощущаю их присутствие. — Он закрыл глаза и наклонился подальше, принюхиваясь. Его руки впились в верхушку парапета. — Там целое сборище. Я их чувствую. Их мысли приглушили — умышленно. Они чего-то ждут.

— Ждут? — поспешно спросил Иванов. — Откуда вы знаете?

— Вокруг них — аура предчувствия. И беспокойство. Они встревожены, но не могут уйти от своего неприятного положения.

— Это Декстер! Должен быть он. Никто другой не смог бы заставить целую кучу одержимых выполнять то, что им велят. Где они?

Флетчер убрал одну руку с парапета, оставив там темный потный отпечаток. Он указал вдоль Хэллоуэй-роуд.

— Вон там. Я не уверен, сколько это лиг отсюда. Хотя они остаются в куполе. Поспорю на свою шляпу.

Иванов подошел и встал позади Флетчера, скосив взор в том направлении, куда тот указывал.

— Уверен?

— Да, сэр.

— О'кей. Надо только организовать ловушку.

— Отличная идея.

— Я тебя доставлю на Кроуч-Хилл. Это, должно быть, достаточно далеко. Затем, когда у нас будет приблизительное представление, где прячется этот ублюдок, мы сможем разработать такой маршрут, чтобы ты оказался ближе.

— Если осмелюсь предложить, я просто пойду пешком. Ни один человек не заговорит со мной, когда я в таком виде, и еще меньше заподозрят мои намерения.

— И уйдешь прямо в этот чертов закат, — усомнился Брент. — Не годится, мать тебя за ногу.

— Об этом мы сможем еще поговорить, — сказал Иванов. — Флетчер, ты имеешь хоть какое-то представление о том, сколько их там?

— Я бы предположил — несколько сотен. Возможно, даже тысяча.

— Какого дьявола он добивается, собрав столько народу в одном месте?

— Не могу предложить никаких рациональных объяснений поведения Квинна Декстера. Он ведь совершенно сумасшедший, сэр.

— Ладно, — Иванов окинул город последним взглядом, следя за тем направлением, которое обозначил Флетчер. — Пошли.

Только они вошли в лифт, как AI доложил, что поблизости от Арочной башни произошла авария с электроникой. Об этом немедленно доложили Чарли. Сбой произошел рядом с той подстанцией, которая среди других пользователей снабжала энергией башню. Секретная охранная камера обнаружила, что два человека приближаются к подстанции по темному коридору.

— Неприятность, — предупредил Чарли Иванова.

Дверь подстанции съежилась от атаковавшего белого пламени. Вокруг основания башни произошли еще три аварии. Визуальные датчики показали, что одержимые целенаправленно двигаются через метро, грузовой туннель и вспомогательный пассажирский путь. Трансформаторы подстанции взорвались, когда плотина огня прорвалась в их обмотки.

Иванов увидел, что огни в лифте начали мигать, когда сели аварийные батареи. Они проезжали как раз мимо девятнадцатого этажа.

Внизу, в подвале, одержимые выводили из строя любые коммуникационные кабели, какие могли обнаружить, выдирая провода из стен. AI наблюдал, как одна за другой выходят из строя сети. Независимые электробатареи еще питали внутренние процессоры, но теперь они могли проникать туда только через коммуникационные блоки агентов разведки, перерезая полосу частот, подходившую для наблюдения и для каких-то контрдействий.

Датчики на первом этаже показали, что пятнадцать одержимых бегут вверх по лестнице в вестибюль. Они немедленно начали посылать шаровые молнии белого огня в датчики и во все другие электронные системы. Как раз перед тем, как вышла из строя последняя камера, Чарли увидел, что дверцу лифта выламывают с мясом.

— Выходите, — приказал он. — Выбирайтесь из лифта.

AI уже наладил выбывшее звено в контрольном процессоре лифта. Оно привело в действие аварийные тормоза и заставило его остановиться на тринадцатом этаже.

Луиза в шоке закричала, когда пол в лифте внезапно сделал попытку подняться вверх, что сопровождалось пронзительным воем сирены. Она ухватилась за поручень, так как начала сползать вдоль стены.

Дверцы распахнулись, Чарли передал приказы для нее, а Иванов кричал:

— Раздвиньте дверь! Одержимые приближаются!

Все вывалились в коридор. По обеим стенам шли черные двери квартир. Закопченные оконные стекла в обоих концах коридора пропускали мрачный отсвет заходящего солнца. Аварийные огни ярко горели над обеими дверями, ведущими на лестницу.

Чарли велел одному из агентов разведки флота оставить свой коммуникационный блок в коридоре, ненавязчиво сунув его куда-нибудь под порог, чтобы дать возможность AI поддерживать контакт с сетью башни.

— Сейчас одержимые поднимаются по обеим лестницам, — передал Чарли. — Пятеро по одной, четверо по другой. Остальные ждут внизу.

— Вам придется пробиваться сквозь них с боем. Предлагаю вам использовать антипамять, когда это будет возможно.

— Я за, — сказал Иванов. Он вытащил свое маленькое оружие, держа его в левой руке. В правой он сжимал компактный автоматический пистолет.

Флетчер и Луиза достали цилиндры. Агенты и Брент приготовили автоматы.

Иванов осторожно открыл дверь на лестницу. Бетонные ступеньки с металлическими перилами вились вокруг пролета квадратным штопором. Звук бегущих ног эхом отдавался наверху.

— Они знают, что мы здесь, — отрывисто произнес Флетчер.

AI проследил за вспышками, поднимающимися по лестнице, и рассчитал приблизительное расстояние. Оба агента разведки флота поставили на время механизмы своих гранат и бросили их в лестничный пролет.

Луиза скорчилась возле стены, зажимая руками уши. Внизу раздался страшный грохот, когда взорвались химические шрапнельные гранаты. Затем агенты швырнули через перила газовые зажигалки. Пламя волнами накинулось на побитые ступени, обжигая нетвердо стоящих на ногах одержимых. Крики раздавались по всей длине лестницы.

— Пошли, — скомандовал Иванов. Он пошел по ступеням вниз.

Луиза оказалась третьей в цепочке, она шла позади одного из агентов, а за ней тяжело ковылял Брент. У нее были компьютерные программы в первоначальном виде, обеспечивающие способ передвижения, так что она могла срезать углы лестницы. Вещество, подавляющее адреналин, впрыскивалось при помощи медицинской нейросети, чтобы удерживать девушку в спокойном состоянии, обеспечивая контроль за оружием, и она могла правильно нацелить трубочку с антипамятью, проанализировать периферийные движения, управлять ударами своего сердца в качестве противодействия средству, подавляющему адреналин, могла убедиться, что ее напряженные мускулы хорошо снабжаются кровью, управляла тактическим анализом, синхронным с AI. Ее проинформировали, что одержимые из вестибюля начали наводнять лестничную клетку, чтобы поддержать своих раненых товарищей. Спустившись еще на два этажа, агенты бросят еще гранаты, и все они ударят по лестничной клетке.

Могучая струя белого огня заполнила лестничный пролет, верхушка быстро раздувалась в стороны.

Луиза отстранилась от перил. Брент и один из агентов положили автоматы на край и начали стрелять очередями статических пуль.

Хвост белого пламени взорвался, выплевывая целый душ раскаленных искр. Некоторые из них опускались на ноги Луизе, прожигая ей леггинсы и больно жаля. Она отмахивалась от них свободной рукой, впрыскивая лекарство, чтобы уменьшить боль. Тактическая программа удерживала ее на ногах. Начали загораться предостерегающие сигналы, предупреждающие о снижении возможностей ее нейросети.

Сверкнул молнией шар белого огня. Он ударил по агенту разведки флота, того, который прикрывал группу с тыла, проникая сзади прямо ему в череп, чтобы сжечь мозг. Агент мгновенно рухнул.

Иванов и оставшийся разведчик завертелись на месте, пытаясь найти цель для своего оружия.

— Да от какого хрена это появилось? — вскричал Брент.

Чарли знал, что ответ может быть только один. Инстинктивно по узлу связи он заставил Иванова повернуться и оказаться лицом к Флетчеру.

— Ну? — требовательно спросил детектив.

— Он здесь, — ответил Флетчер, дрожа от возбуждения. — Я его ощущаю, хотя он и прячется так, что его не видно.

Одержимые опять толпились на лестничной клетке. Нейросети и блоки начали гудеть от напряжения.

Чарли заставил Иванова сильнее сжать орудие антипамяти.

— Туда, — приказал Чарли.

Иванов прошел через дверь десятого этажа, поводя оружием в широкой арке, чтобы прикрыть коридор. Коридор был пуст, все точно как на тринадцатом этаже. Луиза с Брентом шли за ним, а последний агент швырнул через перила еще две гранаты. Они бросились ко второй лестничной клетке. Гранаты не взорвались.

— Он все еще здесь? — спросил Иванов.

— Близко, — отвечал Флетчер. Ярость и раздражение прорвались в его голос: — Я его не вижу. Он сам дьявол!

— Стреляй туда, где подозреваешь его присутствие. Так или иначе, должно подействовать.

Флетчер перестал бежать и поднял руку с оружием антипамяти, большой палец подвинул вперед кнопку затвора. Он оглядел мрачный коридор, как будто пытаясь что-то понять. Внезапно он нажал на кнопку, посылая вперед конус яркого лазерного луча рубинового цвета.

— Это бесполезно! — закричал Флетчер. — Бесполезно!

Энергистическая вспышка сокрушила почти всю нейросеть Иванова. Теперь он безусловно не мог принять переданное сообщение. Это означало, что одержимые где-то очень близко.

— AI потерял весь контакт с коммуникационными блоками, — сказал Чарли. — Я больше не могу следить для вас за одержимыми.

— Наверх идти бесполезно, — передал Иванов. — Нам нужно сделать остановку.

— Очень хорошо. Есть шанс, что Декстер станет видимым во время борьбы. Если так случится, вы должны стрелять в него антипамятью, чего бы это ни стоило.

— Вы даже не должны меня убеждать. Для меня будет только удовольствием покончить с этим дерьмом.

Флетчер обвил руками дрожащую Луизу, желая защитить ее. Внезапно он снова выстрелил зарядом антипамяти, посылая луч над головой Брента.

— Осторожнее с этой штукой! — закричал Брент.

Флетчер игнорировал его.

— Остальные почти здесь, — заметил он.

Три автомата выстроились рядом у входа на лестничную клетку.

— Уходите, — приказал Иванов Луизе и помахал по направлению к окну в конце коридора. Затем он увидел, что творится позади нее, и издал крик, полный восторга.

— Да! Самый старый трюк из книги. Флетчер, прикрой меня. Мы сможем ее отсюда выставить. Следовало вам об этом подумать, — обвинил он Чарли.

За окном находилась пожарная лестница, большое сооружение из композита на прочных шарнирных опорах. Иванов схватил Луизу и поспешно потащил ее туда. Он нажал на рычаг рядом с пожарной лестницей, повернув его на сто восемьдесят градусов. Окно распахнулось наружу, завыла сирена, с потолка хлынула вода по всему коридору. Пожарная лестница повернулась, чтобы занять свое место перед открытым окном. Выскочил матерчатый шланг, давление, под которым он находился, заставило его устремиться в сторону, точно струю жидкости. Шланг пополз сбоку башни, продолжая расти, свободный конец уходил к черной земле далеко внизу.

— Это же ручная система, — запротестовал Чарли. — AI не может этим управлять.

Луиза в недоумении уставилась на верхушку лестницы, а холодная вода промочила ее насквозь.

— Туда, туда, — Иванов старался перекричать сирену. — Сначала ноги. — Он засмеялся нервным смехом.

— Н-нет, не н-надо, — Луиза начала заикаться. Она испуганно отступила на шаг назад.

Точная копия двери на лестничную клетку материализовалась в стене рядом с настоящей. Брент выстрелил из автомата прямо в нее. Скелетообразные руки с длинными красными ногтями скользнули вверх из твердого пола и вцепились в лодыжки Брента. Он панически закричал, прежде чем они успели потащить его вниз. И только он успел только издать стон недоверия, как его голени погрузились в ковровое покрытие, как будто это был просто песок.

Флетчер ухватился за вертящегося и молотящего кулаками детектива Ореола и собрал собственную энеристическую мощь, чтобы противостоять переставшему быть стабильным полу. Двое одержимых появились из лестничной клетки в дальнем конце коридора. Они были одеты наподобие римских легионеров, но вооружены стальными арбалетами. Агент разведки флота нагнулся и открыл огонь из автомата. За пулями сквозь потоки воды следовали вспышки молний. Легионеры споткнулись, когда пули ударили прямо в их бронзовые нагрудники. Но им удалось устоять на ногах, хотя ноги и у них дрожали. Один из них поднял арбалет и выстрелил. Огненный разряд ударил агенту в колено, повредив нижнюю часть ноги. Из раны хлынула кровь, агент склонился на один бок, приведенный болью в ступор.

Иванов повернулся к Луизе:

— Уходите! — заревел он. — Выбирайтесь отсюда!

Он грубо пихнул ее одной рукой и протянул трубку антипамяти, которую сжимал в другой руке, вдоль коридора. Вспыхнул яркий луч и ударил по приближающимся легионерам.

Луиза ухватилась за край пожарной лестницы, глядя прямо на раструб скользкой ткани у ее верха. Сама мысль о том, чтобы туда прыгнуть, ужасала. Позади нее раздался еще один крик. Она ухватилась за ручку на верхушке лестницы и просунула вперед ноги, протиснув их в отверстие. И прыгнула.

Флетчер освободил одну ногу Брента, когда трое одержимых кинулись на него из второй двери на лестничную клетку. Он машинально протянул к ним руки, белое пламя устремилось с кончиков его пальцев. Они заметались в ползущем пламени, сосредоточив собственную энергию, чтобы оно скользнуло по их коже, не причинив вреда.

Длинная узкая лента обвилась вокруг торса Флетчера. Он вынужден был ослабить свою атаку, чтобы бороться с ней. Красный хлыст луча антипамяти засверкал в водяных каплях в каком-то дюйме от его носа, когда Иванов попытался открыть прикрывающий огонь. Один из одержимых упал.

Иванов прицеливался, когда огонь арбалета вгрызся ему в предплечье и оторвал пугающе длинную полосу плоти, обнажив кость. Локтевой сустав, лишенный мускулов и сухожилий, бесполезно повис, и ладонь раскрылась, роняя компактный автомат. Кровь хлынула на металл оружия.

Когда он взглянул вверх, стряхивая с глаз воду и боль, он увидел, как Флетчер извивается в центре между пятью вилками молний, направленными на него несколькими одержимыми. У его ног скорчившийся Брент, тяжело и болезненно дыша, поднял автомат, неистово паля вокруг, не разбирая, в кого попадет. И ни признака Декстера. Ни малейшего.

Он мог бы попытаться догнать Луизу, решил Чарли.

Иванов так и не был уверен, что распоряжается его телом в данную минуту. Но он сделал два нетвердых шага назад, и кран пожарной лестницы ударил его как раз под почки. Тогда он выполнил неслыханное, хорошо скоординированное сальто и исчез на лестнице головой вперед.

Флетчер наклонился на один бок, когда Брент снова начал стрелять. Одержимые стали пробираться в укрытие, двое из них нырнули сквозь стену. И тут ниоткуда возник хорошо нацеленный шар белого огня и обрушился на левую глазницу Брента, и тогда замолчал автомат. Два копья белого огня немедленно возобновили атаку на Флетчера. Он болезненно извивался под ударами, размахивая рукой в том направлении, откуда появилось одно из копий, он был близок к тому, чтобы выпустить свой огонь. Тонкая металлическая лента плотно обвилась вокруг его горла, электрический ток обрушился на него. Последние запасы сил ушли на то, чтобы помешать причиняющей острую боль энергии проникнуть, точно горячей кислоте, в его мозг. Мысль стала невозможной, у него остался только инстинкт. Он опустился на колени, запах поджаривающейся кожи ударил в ноздри. Цилиндрик антипамяти выпал из онемевших пальцев.

— Хватит.

Ток отключили. Мышцы Флетчера утратили жесткость, превратив его тело в дергающуюся бесформенную кучу живых тканей. Было тяжело обрести дыхание, при том что неумолимый металлический ошейник вгрызался ему в адамово яблоко. Пальцы слабо заскребли по воротнику.

— Лучше прекрати, ублюдок, не то я опять начну в тебя стрелять.

Флетчер заморгал от водяного душа, все еще брызгающего, как из пульверизатора, сосредоточившись на длинном шесте, отходившем от его ворота. На другом конце его был молодой парень, неодержимый.

— Опусти руки, давай, парень, руки вниз!

Флетчер убрал руки с воротника.

— Сла-а-авный мальчик, — оскалился молодой человек. — Эй, Квинн, я его для тебя приготовил. Он немного повопил, но он готов.

Квинн Декстер материализовался рядом с Билли-Джо. Несмотря на потоп, вода не коснулась его одеяния.

— Хорошо сработано. За этого я должен тебе по крайней мере графиню и классическую актрису.

Билли-Джо откинул голову назад и взвыл от радости:

— Да, сэр. Прямо помереть можно, если так долго трахаться.

— Какой позор, что моя старая подружка Луиза улизнула.

— Нет, она не улизнула, — взволнованно крикнул Билли-Джо. — Он сунул освободившийся шест от ошейника в руки вздрогнувшего Френкеля, который машинально за него схватился. — Я тебе ее достану, Квинн. Увидишь.

— Не надо, — сказал Квинн.

Но Билли-Джо уже бежал к пожарной лестнице.

— Билли-Джо! — тон был угрожающий.

Билли-Джо ответил придурковатой улыбкой и нырнул прямо в пожарную лестницу.

— Ах ты, мать твою! — воскликнул Квинн.

Он подчеркивал, как ему не хватало Луизы Кавана, когда он вел одержимых в башню. А Билли-Джо, при всей его преданности, был слишком туп, чтобы оценить простую стратегию.

Квинн не мог сам отправиться преследовать девушку. Флетчер разглядывал его с расчетливой яростью. Захваченный, но едва ли покорившийся. И было слишком много вопросов, на них он сосредоточил бездушные тела, которые теперь безвольно слонялись по коридору. Квинн щелкнул пальцами на двоих одержимых из хемпстедской группы.

— Вы двое, спуститесь туда и помогите ему.

Если бы у нее только хватило времени прочитать инструкции и пиктограммы сбоку пожарной лестницы, Луиза могла бы не так перепугаться. Спуск был старой идеей, модернизированной употреблением современной ткани, так что им можно было пользоваться почти с любой высоты. На первые четыре этажа она соскользнула с небольшим напряжением, потом ткань начала обвиваться вокруг нее, мягко тормозя падение. Ее спроектировали так, что она была эластичной только в одном направлении, с уверенностью, что ее длина остается постоянной. Конец свободно повиснет в одном метре над мостовой и так и останется, сколько бы народу ни оказалось внутри кокона.

Луиза мягко спрыгнула с этого конца, ей даже не пришлось сгибать колени, когда ноги коснулись земли. Ее нейросеть подключилась, а программа, подавляющая адреналин, быстро справилась с дрожью. Луиза сделала несколько нетвердых шагов в сторону от башни, затем посмотрела вверх. Слабые звуки боя разносились из открытого окна много выше. Какая-то выпуклость спускалась по шлангу, приводя ей на ум сравнение с морской свинкой, проглоченной змеей.

У нее не было времени искать укрытие, пока человек в шланге приблизится. Луиза пустым взглядом посмотрела на цилиндрик антипамяти, который держала в руке, затем прицелилась в конец кишки.

Оттуда высунулась голова, что ее удивило. Она ожидала, что это будут ноги.

Иванов сжал зубы от оглушающей боли в плече, а его нейросеть медленно налаживалась при спуске с высоты. Когда он выскользнул из шланга, блок обезболивания пришел в порядок, перерезая все импульсы от колотой раны. Большей трудностью был психологический шок.

Имея для манипуляции только одну руку, он неуклюже выбрался из шланга, когда кокон развернулся. Луиза бросилась на помощь, но у нее перехватило дыхание, когда она увидела состояние его окровавленной руки.

— Не надо, — простонал Иванов. Он скатился на колени, крепко сжав длинную рану, пытаясь унять кровь. — Уходите.

— Но вы ранены.

— Неважно. Уходите. Ну!

— Я… — она в отчаянии оглядела пустынные улицы. — Идти некуда.

Выражение лица Иванова изменилось:

— Есть Чарли. Бегите, Луиза. Сейчас же бегите. И продолжайте бежать. Для начала двигайтесь к Хеллоуэй-роуд, в этом направлении одержимых не так много. Стреляйте в каждого, кого увидите. То есть не задавайте вопросов, сразу стреляйте. Как только окажетесь в безопасности, найдите где-нибудь убежище, чтобы переждать. Обещаю, что сделаю все, чтобы спасти Лондон. Вы это знаете, Луиза. — Он посмотрел вверх. По шлангу спускалось новое утолщение, оно было уже на полпути к земле. — А теперь бегите. Быстрей! Давайте, давайте. Я здесь о них позабочусь. Они долгое время не будут вас преследовать.

Иванов подмигнул. Луиза поняла, что это он, не Чарли. Она кивнула и повернулась к нему спиной.

— Спасибо.

И исчезла в быстром беге к Хеллоуэй-роуд.

Позади нее Иванов повернулся лицом к шлангу. Он перестал заниматься раненой рукой, давая крови свободно стекать. Здоровая рука поднесла цилиндрик с антипамятью к краю шланга, как раз когда оттуда высунулась голова Билли-Джо.

Глава 26

— Узнаю эту поверхность, — в голосе Ионы слышалось столько волнения, сколько позволяли ей выражать ее биотехнические нейроны.

Стенки трубы были сделаны из того же губчатого материала, какой использовали тиратка в камере ноль-тау на «Танжунтике-РИ». Перчатки из вооружения сержантов как раз подходили под регулярно проходящие отверстия, позволяя обоим пробираться по трубе вслед за моздва.

— Совпадений не бывает, — сказал Джошуа.

— Шлюз впереди устроен по другому плану, — сообщила Иона. — Он не похож на те, что на «Танжунтике-РИ», но не напоминает и те, через которые мы прошли здесь.

Люк в центре перегородки представлял собой толстый квадрат из титана с большими затворами по краям и с похожими на поршни петлями. В поперечнике он достигал трех метров. Инфракрасные сенсоры Ионы показывали, что он гораздо теплее, чем стены трубы.

Моздва остановились возле перегородки, чтобы приложить к металлу маленькие датчики.

— Следующая секция обитаема, — объявил Квантук-ЛОУ. — Сейчас я хотел бы избежать контакта. Мы выйдем наружу.

Кусок окостеневшей губки отковыряли со стены при помощи инструмента с сильным зарядом энергии, обнажив гладкую внутреннюю поверхность, разрезали ее лазером и вышли.

Иона настроила датчики своего шлема на инфракрасный спектр. Они находились глубоко в изогнутом спиралью узле. Она не могла найти никакой логики или определенной схемы, трубы пересекались в пространстве, оставляя небольшие нерегулярные отверстия, огороженные толстыми распорками, и таким образом образовывали вокруг нее подобие птичьего гнезда. Блестящие красные нити оказались тепловыми проводами, проходящими снаружи трубы, а магнитные сенсоры показывали полупрозрачные изумрудные линии силовых кабелей.

— Здесь масса активности, — сказала Иона, — но каждая труба твердая и светонепроницаемая. Не могу пока ничего разобрать.

— А как насчет того, куда вы идете? — спросил Джошуа. — Есть идеи?

— Нет возможности. Слишком все перепутано, чтобы видеть дальше, чем на сто метров в любом направлении.

Вдоль каждой трубы были проложены толстые полосы губки, давая им возможность продвигаться легко. Моздва суетливо возглавляли шествие. Блоки-проводники Ионы показывали ей, что они еще сильнее углубляются в узел.

Через двести метров хаос в расположении труб закончился. Центр узла представлял собой полость более двух километров шириной. Самую середину занимал цилиндр диаметром в восемьсот метров, его ступицы, прикрепленные к окружающим трубам, с тяжелыми магнитными опорами, позволяли ему медленно вращаться. Двадцать процентов поверхности до самого торца покрывала лента из правильных треугольников. Инфракрасные датчики Ионы показали, что эта лента светится мягким розовым, что она гораздо теплее, чем большая часть оболочки. Радиатор, распределяющий внутреннее тепло цилиндра. Это означало, что внутренние системы функционировали.

— Что же, — сказала Иона. — Поглядим. Кто-то все еще получает удовольствие от того, чтобы жить в гравитационном поле.

Она просканировала окружающее пространство датчиками. Полость вокруг цилиндра напоминала вспомогательный участок космопорта: из окружающих переборок торчали краны и балки, увешанные кабелями и шлангами. Они закапчивались прочно закрепленными кольцами, из которых тянулись длинные отростки, инертные и загибающиеся внутрь, как у отмершей морской актинии. Большинство были пустыми, хотя в некоторых зажаты куски черного камня. Они были похожи на алмазы, разрезанные на сотни сверкающих граней. Тут отсутствовали стандартная форма или одинаковый размер. Один кусок был настолько крупный, что потребовался десяток лебедок, чтобы удержать его на месте; его поверхность повторяла все изгибы центрального цилиндра. Большинству требовалось два или три зажима, а находились и такие обломки, которые были насажены на единственный штырь. Различные агрегаты прилегали к скале, такой темной и холодной, что они могли бы дополнить картину причудливо обнаженных пород. За исключением одной машины посередине самой большой глыбы, которая от внутреннего тепла светилась розовым, точно рыба из семейства лососевых.

— Какой-то завод или фабрика, — догадалась Иона. — Наверное, большая часть этой скалы — каменноугольная шахта.

Ее датчики продолжали работать, и она уловила несколько сильных электромагнитных полей. Оборудование, генерирующее их, стояло на неуклюжих возвышениях, которые окружали цилиндр. Они были похожи на трубы атомных двигателей.

— Кто же здесь живет? — спросила Иона у Квантука-ЛОУ. — Ведь это тиратка, правда?

— Это Лаларин-МГ. Это предназначенное для них место жительства. Я недоволен, что они еще, оказывается, живы.

— Но вы их ненавидите, они для вас — бывшие ваши рабовладельцы. Я считала, что их всех перебили. Вы же это подразумевали.

— Те, кто остались и дожили до конца времени перемен, сгруппировались на своих территориях. Их стало трудно вытеснить. Просто не стоило сражаться с их оборонительными силами. Мы исключили их из контактов с новообразовавшимися доминионами и позволили им вырождаться в изоляции. Только те, что были наиболее многочисленными, существуют и теперь.

— Это невероятно, — сказал Самуэль. — Они похожи на песчинку в устричной раковине; моздва просто наросли на них сверху.

— Это очень большая песчинка, — сказала Сара. — Посмотрите-ка повнимательнее на эту полость. Ставлю на спор что угодно: это все было астероидной скалой, когда строился город-диск, возможно, в центре находилась пещера с особой биосферой. Они должны были разрабатывать ее в течение тысячелетия, чтобы снабдить себя свежими минералами, и очень похоже на то, что этот цилиндр развился из биосферы. Они не могли распространиться, как моздва, так что сохранили прежний размер. Мы знаем, что они могут сохранить свой тип общества, и он будет функционировать бесконечно. «Танжунтик-РИ» полностью функционировал столь же долгое время, как и это сообщество. Кроме того единственного дня, когда они выбираются из скалы, чтобы погибнуть.

— Это вполне согласовывается с тем, что я вижу, кроме действующих агрегатов, — согласилась Иона. — Зачем держать их функционирующими, когда следует экономить каждое усилие, чтобы поддерживать искусственную среду во враждебных обстоятельствах?

— У них первоначально могли быть межпланетные ракеты, — догадался Лайол. — И ничего больше. Я думаю, они адаптировались к защитной системе, о которой говорит Квантук-ЛОУ. Не забывайте, что революция моздва совершилась тогда, когда города-диски находились в зачаточном состоянии. Замкнутый астероид к тому времени уже должен был присоединиться к внешней группе. Если использовать атомную бомбу в качестве огнемета, она вызвала бы полное разорение, даже взорвавшись в отдалении от астероидов, разрушила бы заново населенные трубы и терморегулирующие механизмы. Тиратка нечего было терять, но моздва — безусловно было. Так что обе стороны договорились об изоляции.

— И тиратка, лишенные воображения, все это время продолжали представлять угрозу, — сказал Эшли. — Атомные взрывы все еще могут привести к большим разрушениям в городах-дисках, даже сегодня.

— За исключением тех случаев, когда они не находятся в полной боевой готовности, — добавила Иона. — Их передо мной десять штук, и из них только у трех имеются магнитные поля.

— Да, но моздва этого не знает.

— Знает.

Квантук-ЛОУ и моздва-телохранители снова пустились в путь, пробираясь по трубам вокруг краев полости. Иона двинулась за ними.

— Похоже, что мы направляемся к втулке цилиндра, — сказала она. — Он, должно быть, собирается войти, чтобы встретиться с тиратка.

— Я начинаю уважать старину Квантука-ЛОУ, — признался Джошуа. — Он был с нами довольно прямолинеен. То, что он отправился прямо в убежище тиратка, говорит о том, что он искренне хочет добыть для нас эти хроники.

— Я бы не признала его поведение полностью честной игрой, — усомнилась Сиринкс. — После нашего появления он встал перед простым выбором. Выступать под номером первым или допустить, чтобы Анти-КЛ был поглощен каким-то объединенным союзом. Он не просто хочет добыть данные хроник, нет, он отчаянно в них нуждается.

— Что-то ты раньше никогда не была такой циничной.

— Пока с тобой не познакомилась, нет.

Джошуа хмыкнул, впервые пожалев, что у него нет индивидуальной связи. Он, разумеется, не нуждался в том, чтобы остерегаться собственного экипажа. Лайол скроет усмешечку, а Сара бросит в его сторону хитрый взгляд, тогда как Дахиби сделает вид, будто это прошло мимо его ушей.

— Поезда снова пошли, — сообщила Болью. — Спутники следят, движение началось в последние десять минут.

— Так скажи нам, почему это плохо.

— Они все на расстоянии ста пятидесяти километров от территории тиратка и направляются в нашу сторону.

— Господи! Вот удивительно. Иона, ты слышала?

— Подтверждаю. Я скажу Квантуку-ЛОУ, хотя мы таким образом ничего не ускорим.

Теперь сержанты карабкались вдоль трубы непосредственно под концом цилиндра. Позиция неудобная. Отверстие постепенно сужалось в то время, как они приближались к втулке, и чудовищная инерция цилиндра стала очевидна в своей угрозе. Иона знала, если бы она полностью была человеком, в ней постоянно жило бы воспоминание о том дне, когда ее рука застряла в велосипедном колесе (шесть лет от роду, и она бы попыталась нагнуться и сдвинуть смятый тормоз, прежде чем Транквиллити смогла ее остановить). Но все было так, что ей оставалось только оценить ассоциативную связь.

— Мы войдем сюда, — объявил Квантук-ЛОУ.

Моздва остановились вокруг шлюзового люка в очередном соединении сети. Один из них приложил электронный модуль к розетке на панели с краю. В следующий момент зеленый сигнал модуля выдал ряд цифр. Их набрали на панели, и замки люка раскрылись, давая ему опуститься в камеру шоюза.

— Мы пойдем вперед, — сказал Квантук-ЛОУ.

Иона подождала, пока не совершился полный цикл, затем оба сержанта протолкнулись в камеру. Открылся внутренний люк в сочленение. Датчики скафандра Ионы должны были высвободить фильтрующие программы, чтобы приспособиться к освещению внутри. Свет был белым. Интересно, подумала она, как с этим справится моздва. Если они вообще способны различать цвета. Не то чтобы этот вопрос был таким уж важным на повестке дня.

Сочленение представляло собой сферу тридцати метров в поперечнике, в ней было устроено семь люков. Десять тиратка из касты солдат стояли по кругу друг напротив друга, их ноги глубоко погрузились в губчатый материал, что держало их в совершенной неподвижности. Они направили тонкие мазерные ружья на группу моздва.

Чирикающая болтовня и громкий взволнованный свист зазвенели в воздухе, когда Квантук-ЛОУ настойчиво заговорил с единственным урожденным тиратка, который стоял среди солдат. Распределитель ресурсов снял шлем своего скафандра.

— Кто они такие? — спросил тиратка, его карие глаза сосредоточились на сержантах.

— Доказательство того, о чем я говорю, — произнес Квантук-ЛОУ. — Они — те существа, которые явились с той стороны туманности.

— Квантук-ЛОУ говорит правду, — подтвердила Иона. — Мы счастливы встретиться с вами. Я Иона Салдана, член экипажа космического корабля «Леди Макбет».

Несколько солдат шуршали антеннами, пока она говорила. Тиратка секунду помолчал.

— Ты говоришь так же, как мы, но ты неправильной формы, — сказал он. — Ты не из известной нам касты. Ты и не моздва.

— Нет, мы люди. Мы научились вашему языку у тиратка, который прибыл в место нашего жительства на корабле с «Танжунтик-РИ». Вам об этом известно?

— Нет, мне неизвестно. Память о той эре больше не существует.

— Ах ты, мать твою за ногу! — воскликнула Иона через общую коммуникационную частоту. — Они выкинули свои записи!

— Его слова вовсе ничего подобного не значат, — успокоил ее Паркер. — Тиратка передают полезную память через поколения посредством химически запрограммированных желез. Подробности случившегося пятнадцать тысяч лет назад едва ли так актуальны, чтобы их хранить таким образом.

— Он прав, — поддержал его Джошуа. — Мы здесь, потому что нам нужны электронные файлы, а не семейные легенды.

— Я бы хотел поразмышлять с семейством, которое управляет электроникой на Лаларин-МГ, — вмешался Квантук-ЛОУ. — Вот почему мы здесь.

— Тиратка и моздва вместе не размышляют, — возразил здешний уроженец. — Есть соглашение об отделении. Вам не следовало сюда приезжать. Мы же не ездим в ваши доминионы. Мы придерживаемся соглашения об отделении.

— А как насчет людей? — спросил Квантук-ЛОУ. — Они должны быть здесь? Они не являются частью соглашения об отделении. Вселенная за пределами Тоджолта-ХЛ изменилась для моздва и тиратка. Следует продумать новое соглашение. Я могу это сделать. Позвольте мне подумать. Все выиграют: моздва, люди и тиратка.

— Ты можешь поразмыслить вместе с Баулона-ПВМ, — согласился местный уроженец. — Тебя могут сопровождать двое из твоего эскорта и люди. Следуйте за мной.

Труба, в которую он их повел, достигала шести метров в диаметре, по центру шел кабель, поддерживающий светильники на регулярных интервалах. Все тиратка ходили вдоль стен, как если бы они находились в гравитационном поле. Они помахивали своими хлыстообразными антеннами энергичными движениями, как недостаточно выросшими крыльями. Иона поняла, что у этого уроженца здешней планеты антенны гораздо длиннее, чем у того тиратка, с которым она была знакома.

— Мы всегда полагали, что эти антенны помогают им удерживаться в равновесии, — сказал Паркер. — Так и должно было случиться, низкая гравитация вынудила приспособиться.

Датчики Ионы прошлись по здешнему уроженцу. Он был ниже, чем уроженцы миров Конфедерации, хотя казался более упитанным. Группа чешуек на его красновато-коричневой шкуре сделалась бледно-серой, а на ножных мускулах виднелись небольшие вздутия. Его дыхание казалось каким-то беспорядочным, как бывает при одышке. Когда Иона внимательно посмотрела на солдат, оказалось, что и у них те же трудности. У двоих солдат даже повысилась температура.

— Они не так хорошо перенесли изоляцию, как моздва, — заключила она.

— Слишком мала популяция, — пояснил Эшли. — Они столкнутся с проблемами родственного спаривания. Добавь к этому еще медицинские сложности, которые происходят из-за жизни в невесомости. И у них, вероятно, большое количество неполноценных яиц. Если учесть, что у них отсутствует основание для изучения и преодоления этих проблем, они еще достигли прекрасного результата тем, что выжили в течение такого долгого времени.

Последняя труба выходила во вращающийся шлюз. Это было помещение, удивительно напоминавшее подобные же на «Танжунтике-РИ», вытянутая в длину цилиндрическая комната с тремя большими шлюзовыми люками в дальнем конце, ведущими на Лаларин-МГ, с печатью посередине. Низкий грохочущий звук вибрировал в атмосфере, когда поворачивался гигантский цилиндр.

На другую сторону шлюза был нанесен знак космического корабля. Сбоку от сводчатого прохода, ведущего непосредственно к наклонному пандусу, ждал грузовой лифт.

В лифт набились все вместе, и он начал опускаться. Медленно образовывалась гравитация, причиняя неудобства троим моздва. Им пришлось полностью снять скафандры, освободив задние конечности, что позволило им встать на них — и еще на средние. Это было нелегко, так как неуклюжие, напоминающие толстые дубинки задние ноги не могли быть проворными, а средняя пара рук была слишком тонкой и изящной, чтобы выдержать даже половину веса своих владельцев. Когда лифт дошел до низа цилиндра, гравитация увеличилась до пятнадцати процентов земного стандарта. Тиратка чувствовали себя при ней вполне комфортно. Иона перепрограммировала приводы своего скафандра, чтобы принять в расчет эту гравитацию, убедившись, что сержанты не испытывают утечки энергии и компенсируют давление кожной чувствительностью. Квантук-ЛОУ тихонько пошатывался, передвигая свои конечности с болезненной неуверенностью. Оба его телохранителя чувствовали себя получше, так как у них вместо средних конечностей были протезы, способные выдерживать их вес. Вспомогательные механизмы громко стонали при каждом их движении. Какое же напряжение этот вес оказывает на их внутренние органы и на сердце, поразилась Иона.

Дверцы лифта отворились, перед ними предстала внутренняя часть цилиндра. Ионе пришлось добавить фильтров, чтобы выдержать яркое сияние.

Лаларин-МГ представляла собой единое открытое пространство, обнесенное круглой оградой из алюминиевого сплава. Основание было полностью занято зданиями, возвышающимися ряд за рядом, стандартными конусообразными башнями, обычными для всех поселений тиратка. Здесь, однако, они были выстроены из угольно-черного композита; толстые прочные трубы и узловатые сегменты какого-то оборудования торчали из стен, как будто это были скорее машины, чем жилые помещения. Этому впечатлению противоречили гибкие лозы с широкими, низко склоняющимися изумрудными и бледно-лиловыми листьями, которые вились по стенам, а на концах их расцвели бирюзовые и золотые полукруглые цветы. От лабиринта улиц поднимался туман, смешиваясь с неколебимой жемчужно-серой дымкой, пока гости извилистым путем подходили к оси. На каждой крыше горела целая батарея ярких огней, направленных прямо ввысь, их широкие лучи пересекались с дымкой и слегка рассеивали свет, прежде чем освещали тот сектор пола, на который были непосредственно направлены.

Отвесные концы стен цилиндра были просто кругами из мха, образующего тщательно разработанный мозаичный узор из тонких жилок, перемежающихся с длинными стеблями. Стройный осевой мостик пробегал по всей длине цилиндра. По всей, кроме одного места…

— О, Господи! — воскликнула Иона. — Это кому-нибудь видно?

— Нам видно, — ответила Сиринкс.

В самом центре цилиндра, подвешенное к краям осевого мостика, виднелось изображение Спящего Бога. С одного края до другого насчитывалось двести метров, около ста пятидесяти метров в диаметре на пламенеющем центральном диске. Первоначально эта поверхность была отдана отполированному металлическому глянцу, теперь она была испещрена толстыми канавами, наполненными водорослями, а из впадин и трещин росли пучки болезненно-бурых грибов. И повсюду вкрапливалась инкрустация из лишайников.

Моздва не обращали на это внимания, так как они продвигались по узким улочкам между башнями с большим трудом. Влажность была высокая. На каждой поверхности бусинками конденсировались капли, со всех выступов и труб непрерывно текло. На заднем звуковом плане все время раздавался мягкий шелест дождя.

Тиратка (Иона заметила, что они всегда были парами) толпами заполняли все перекрестки улиц, болтая между собой, когда процессия прокладывала путь внутрь цилиндра. Здесь было мало очевидных прислуживающих каст, в большинстве своем солдаты. Фермеры ухаживали за занавесями из ползучих растений неспешными искусными движениями, ставя подпорки под свежие побеги и собирая спелые гроздья темно-пурпурных плодов.

Пока они медленно шли мимо строений, прояснялись впечатления Ионы о Лаларине-МГ. Внутренность цилиндра носила на себе тот же отпечаток разрушения, который присутствовал на всем Тоджолте-ХЛ. Некоторые дома были хорошо отремонтированы; один или два были даже совершенно новыми, их вьющаяся поросль едва достигла уровня окон первого этажа. Но на каждый новый или отремонтированный дом приходилось четыре, где явно никто не жил. Даже арматуре стен занятых башен давали разрушаться; магнитные и инфракрасные сенсоры обнаруживали, что облицовка инертна и температура приближается к наружной.

— Они находятся на границе между стабильностью и загниванием, — сказала Иона. — И развиваются неправильно.

— Это биологический аспект, — сказал Эшли. — Так и должно быть. Здесь работает только отрицательный фактор. Они нуждаются в том, чтобы скреститься с кем-то, влить какую-то жизненную силу в свою семейную кровь. Иначе они безусловно вымрут.

Наконец посетители вышли с кольцеобразной площади прямо под самое изображение Спящего Бога. Это место было вымощено алюминиевыми плитами, прикрытыми грубым слоем кварца для силы сцепления. Над головой с края изображения свисали водоросли, составляя как бы потрепанную юбку. С бахромы струилась вода, падая в широкую канаву, чтобы оросить всю площадь.

Урожденные тиратка выстроились вдоль края алюминиевых плит, защищенные от потока воды. Они сидели, антенны поднимались высоко над их растрепанными гривами, спускающимися по позвоночнику.

Все стражники солдатской касты остановились по единственной небрежной команде урожденного тиратка. Квантук-ЛОУ немедленно опустился, так что его живот прикасался к алюминиевым плитам. Дыхание его стало учащенным.

Тиратка поднялся из ряда других и подошел, чтобы остановиться перед сержантами. Старик, догадалась Иона. Его шкура была покрыта белыми и серыми участками, глаза слезились и с трудом могли на чем-то сосредоточиться.

— Я Баулона-ПВМ, моя семья регулирует электронику на Лаларине-МГ. О моздва я знаю. О вас — нет.

— Мы люди.

— Распределитель ресурсов моздва клянется, будто вы прибыли с другой стороны туманности, чтобы посетить Мастрит-ПД.

— Это так.

— Вас послал Спящий Бог?

— Нет.

Баулона-ПВМ откинул голову назад, под мягкий теплый дождь, и тихо запричитал. Другие тиратка на площади подхватили. Траурный хор отчаяния.

— Люди знают о Спящем Боге?

— Да, мы знаем о нем.

— Вы его видели?

— Нет.

— Мы взывали к Спящему Богу, прося о помощи, с тех пор, как должно было состояться соглашение о разделении. Мы взывали к нему, когда моздва начали убийства в наших кланах. Мы взывали к нему, когда нас поместили на наших ограниченных территориях. С тех пор мы взывали к нему постоянно, каждую минуту. Кто-то из нас всегда здесь, чтобы обращаться к нему. Клан, который на «Свантике-ЛИ», сказал, что он видит вселенную. Они сказали, что он наш союзник. Почему же он не отвечает?

— Спящий Бог очень далеко от Мастрит-ПД. Должно пройти значительное время, пока он прибудет на помощь.

— Вы ничего нового нам не принесли.

Квантук-ЛОУ выпрямил свои средние конечности и поднялся с живота, чтобы перевести взгляд от сержантов на Баулону.

— Кто этот Спящий Бог?

Старик громко прогудел:

— Когда-нибудь узнаешь. Он наш союзник, а не твой.

— Я здесь для того, чтобы заключать новые союзы. Люди изменили наши соглашения. Они прилетели сюда на корабле, который движется быстрее света.

Голова Баулоны-ПВМ дернулась вперед и оказалась в десяти сантиметрах от первого сержанта:

— Спящий Бог знает, как путешествовать быстрее света. Как вы можете это делать без его помощи?

Иона воспользовалась волной общей связи, чтобы сказать:

— Я думаю, нам нужно избегать всего, смахивающего на богохульство, по этому пункту. Ваши предложения?

— Скажи им, что это был дар от нашего бога, — предложила Сиринкс. — С этим они едва ли смогут поспорить.

— Я не хочу оказывать никакого давления, — сказал Джошуа. — Но у нас немного времени до свидания с этим солнечным кораблем. И те поезда все еще приближаются к вам. Если похоже на то, что Квантук-ЛОУ не в состоянии совершить сделку с тиратка, мы просто должны иметь дело непосредственно с ними.

— Поняла, — сказала Иона. — Двигатель, достигающий сверхсветовой скорости, дал нам наш бог, — сообщила она старому тиратка.

— У вас есть бог?

— Да.

— Где он?

— Мы не знаем. Он посещал наш мир давным-давно и все еще не вернулся.

— Люди дадут мне двигатель, который поможет достигнуть скорости быстрее света, — заявил Квантук-ЛОУ. — Он обеспечит моздва доминионы со свежими ресурсами. Мы построим новые города-диски. Мы сможем покинуть Мастрит-ПД, как это сделали тиратка.

— Дайте двигатель нам, — потребовал Баулона-ПВМ.

— Двигатель мой, — не уступал Квантук-ЛОУ. — Если он тебе нужен, поразмышляй со мной. Вот зачем я приехал сюда.

— Чего же вы хотите от Лаларина-МГ?

— Все данные и записи о космических кораблях тиратка.

Баулона-ПВМ резко загудел. Взбудоражившиеся солдаты окружили его.

— Вы будете знать, где находятся наши новые миры, — сказал Баулона-ПВМ. — Вы уничтожите всех тиратка. Мы знаем моздва. Мы никогда не забываем.

— Мы тоже, — загудел в ответ Квантук-ЛОУ. — Вот почему мы теперь должны поразмыслить. Если нет, тогда моздва и тиратка снова развяжут войну. Ты это знаешь. Люди говорят, что они не станут помогать никому из нас, если мы не сделаем новое соглашение, которое предотвратит войну.

— Ловкий аргумент, — откомментировала Иона остальным. — Кажется, я знаю, где он его взял.

— В чем новое соглашение? — спросил Баулона-ПВМ.

— Люди не хотят войны в этой части галактики. Если мы будем иметь двигатель для полетов быстрее света, тогда моздва не должны им пользоваться, чтобы летать на звезды, где миры тиратка. Мы должны знать, где они, чтобы их избегать.

— Это то условие, которое мы поставили, чтобы дать вам этот двигатель, — сказала Иона. — Мы знаем вашу историю, нам известен конфликт между вами. Мы не позволим, чтобы этот конфликт снова начался и перешел на другие виды. В этой галактике найдется место и для моздва, и для тиратка, чтобы они сосуществовали в мире. Это будет похоже на соглашение об отделении, которое у вас тут имеется, но оно будет иметь более крупные масштабы.

— У нас есть оружие, чтобы заставить моздва соблюдать соглашение о сепаратизме здесь, — сказал Баулона-ПВМ. — Что заставит их слушаться после того, как вы дадите им двигатель для полетов быстрее света и они будут знать, где находятся наши новые планеты? С этим двигателем они покинут Тоджолт-ХЛ. Наше оружие ничего не будет значить. Они уничтожат всех тиратка на Мастрит-ПД. Они уничтожат все новые миры тиратка.

— Вы уничтожаете, — поправил Квантук-ЛОУ. — Мы строим.

— Моздва не выполняет соглашений. Вы посылаете своих солдат против Лаларина-МГ. Они и теперь здесь. Мы направим свое оружие против всех с Тоджолта-ХЛ.

— Вы это можете подтвердить? — спросила Иона у экипажа «Леди Макбет».

— Мы различаем движение моздва на темной стороне, — заметил Джошуа. — Похоже, они проверяют трубы вокруг края узла.

— Сколько их?

— Семьсот. Сильное инфракрасное обозначение.

— Это те, которые вышли из поездов?

— Нет. Первые поезда не прибудут туда раньше, чем через пятнадцать-двадцать минут.

— Это не солдаты с Анти-КЛ, — сказал Квантук-ЛОУ. — Они из тех доминионов, которые будут употреблять человеческие двигатели для себя самих. Я буду размышлять с тиратка. Я составлю соглашения с тиратка. Они этого не сделают. Дайте мне информацию. Как только я получу двигатель, они вынуждены будут уйти с Лаларина-МГ.

— Заставь их удалиться сейчас, — сказал Баулона-ПВМ. — Когда они уйдут, я буду с тобой медитировать.

— Я не могу размышлять с другими доминионами, пока не получу информацию.

— Я не дам вам информацию, пока вы не станете размышлять.

На мостике «Леди Макбет» Джошуа стукнул кулаком по подушкам своей койки:

— Господи! Да что такое с этими народами?

— Двадцать тысяч лет ненависти и борьбы выработали в них обоих определенную наследственность, — определил Самуэль. — Они больше не в состоянии доверять друг другу.

— Значит, мы собираемся разрушить тупик.

— Мы как-то невовремя открыли этот фронт, — сказал Лайол. — Солнечный корабль только что уменьшил скорость.

— Ах ты, дерьмо собачье, — пробормотал Джошуа. Он знал, что это значит. Бортовой компьютер передал новую траекторию громадного корабля в его нейросеть. С приглушенным двигателем солнечный корабль не сможет погасить свою скорость до нуля, чтобы у него осталось время остановиться перед «Леди Макбет» на двадцать километров выше солнечной стороны Тоджолта-ХЛ. В соответствии с новым вектором, остановка произойдет в одном километре над темной стороной, над узлом, где находится Лаларин-МГ. И, так как он приближается прежде всего к узловому двигателю, его взрыв аккуратно разрежет поселение тиратка, превратив все строения в пар. Кроме того, это произойдет в неприятной близости к «Леди Макбет».

— Думаю, мы должны проявить более активный интерес, — сказал Джошуа, обращаясь к экипажу на мостике. Он нацелил параболическую антенну «Леди Макбет» на солнечный корабль. — Внимание, солнечный корабль. Ваш теперешний курс вызовет разрушение Лаларина-МГ. Члены моего экипажа в настоящее время находятся на территории этого доминиона. Немедленно снижайте скорость.

— Джош, тут больше четырех километров, — сообщил Лайол. — Это не корабль, это гора. Даже если ты уничтожишь его атомным взрывом, осколки могут разнести этот сектор Тоджолта-ХЛ на куски. На деле ты таким способом причинишь еще больше ущерба.

— Мне казалось, я вам рассказывал, как я разделался с Нивсом и Сипикой в Кольце Руин.

— А-а, — сухо произнес Эшли. — Ты хочешь сказать, та история правдива?

Джошуа наградил пилота оскорбленным взглядом.

— Ответа от корабля нет, — констатировал Лайол. — И никаких перемен в его движении. Они все еще собираются через восемь минут поджечь узел.

— О'кей, они сами нарываются. Боевую готовность, пожалуйста.

Терморегулирующие панели «Леди Мак» сложились и вошли в свои тайные гнезда на корпусе. Джошуа воспламенил главные атомные двигатели и устремился к солнечному кораблю на 1,5 g.

— Это будет очень короткий облет, — определил он. — Сара, на тебе управление огнем.

— Есть, капитан, — отчеканила она.

Дисплей ее нейросети уже показал ей солнечный корабль, клубок раскаленных добела шаров, сидящих на верхушке ровного яркого пламени плазмы, которое тянулось на тридцать километров в пространство, прежде чем распасться на туманную массу голубых ионов. Он неумолимо опускался к освещенной стороне города, точно какое-то гигантское жалящее насекомое.

Бортовой компьютер передал целый поток прицельных данных, накладывая на изображение яркую пурпурную сетку. Под действиями Сары это изображение распалось на пять сегментов, и каждый кусок обернулся вокруг раскаленного шара. Сара повысила уровень энергии при помощи термоядерного генератора и привела в действие мазерную пушку.

«Леди Макбет» кинулась мимо солнечного корабля по слегка изогнутой траектории, постоянно оставляя двадцать километров дистанции от атомного султана. Ее пушки выстрелили в накопители-шары, каждый луч аккуратно проник сквозь светящийся, рассеивающий тепло материал. Из точек, куда попали удары, пошли полоски темных трещин. Лучи продолжали крошить поверхность вокруг плотной спиралью, расширяя отверстия. Из чего бы ни был материал обшивки, физическое сопротивление микроволн оказалось минимальным. Девяносто процентов их энергии попадало прямо в массивный резервуар углеводородной жидкости, скопившейся внутри. Она немедленно начала закипать, изрыгая облака горячего пара. Внутри шаров поднималось давление, посылая щедрые струи голубовато-серого газа, с ревом вырывающиеся через отверстия.

— Дельта-V меняется, — доложил Лайол. — Пробои создают тягу. Господи, Джош, действует!

— Спасибо. Сара, держи эти лазеры сконцентрированными, я хочу поджечь как можно больше жидкости. Стой там, уменьшай толчки. Давай попробуем избежать необходимости вернуться во второй раз.

— Капитан, — окликнула Болью. — Двигатель солнечного корабля отключается.

Гроздья боевых сенсоров «Леди Макбет» следили за солнечным кораблем, давая Джошуа увидеть, как атомный плюмаж убывает.

— Вот черт, неужели мы справились?

— Ответ отрицательный, — сказала Сара. — Системы двигателей не повреждены.

— Лайол, дай мне, пожалуйста, последние данные по траектории.

— У них неглупый капитан. Если нет атомного двигателя, газовых плюмажей недостаточно, чтобы погасить их скорость. Они собираются поджечь узел. В течение четырех минут.

— Будь оно все проклято.

Джошуа немедленно начал высчитывать новый вектор, разворачивая «Леди Макбет» для новой атаки. Звездный корабль стал набирать ускорение до 4 g. Капитану следовало соблюдать осторожность, чтобы их собственный атомный хвост не пошел по сетям солнечной стороны.

— Выход газа из солнечного корабля уменьшается, — заметил Эшли. — Жидкость, должно быть, опять охлаждается. Этот их механизм для рассеивания тепла дьявольски хорош, Джошуа. Стоит дать им ПСП-двигатель в обмен на эту штучку.

«Леди Макбет» помчалась назад к солнечному кораблю. Сара снова открыла огонь и в награду насладилась видом увеличивающихся газовых потоков. Сияние накапливающих шаров окрасило эти потоки газа сверкающим серебристо-белым, когда они вырывались из отверстий; затем они темнели по своей длине, потом их диффузные хвосты стали светло-вишневыми.

Два лазерных луча ударили по «Леди Макбет» откуда-то с солнечной стороны города-диска. Джошуа быстро повернул корабль, температурная защита в виде пены испарялась, оставляя на фюзеляже длинные черные линии.

— Проникновения нет, — просигналила Болью. — Мы можем поддерживать этот энергетический уровень еще восемь минут. После этого температурные резервы начнут иссякать.

— Понял.

Джошуа повысил ускорение корабля до 8 g, снова устремляясь вниз, к поверхности солнечной стороны. Все напряглись при такой тяжелой гравитации, а сенсоры показали волнистости, несущиеся по направлению к ним. «Леди Макбет» выпрямила ход, летя параллельно к городу-диску, на шестьдесят метров выше верхнего уровня сети труб. Ее атомный двигатель отключился, предоставив им оставаться в невесомости.

— Лазеры промахнулись, — доложила Больо. — Они не могут нас достать на такой высоте.

Позади них солнечный корабль продолжал приближаться к узлу. Пять накопительных шаров свирепо сверкали, пытаясь препятствовать энергии, выделяемой мазерами «Леди Макбет» во время второго налета. Их успех обозначился тем, как стали медленно ослабевать газовые выхлопы.

— Он собирается подойти близко, — заметил Лайол. — Но я думаю, мы это сделали.

Джошуа следовал замыслу корабельного компьютера, наблюдая, как падает относительная скорость солнечного корабля, сравнивая скорость с уменьшающимися газовыми выхлопами. Хлопья серой грязи стали сгущаться во все уменьшающихся выхлопах газа. Все сработает, говорил он себе, цифры точны, но корабль достигнет нулевой относительной скорости за шестьдесят километров над городом-диском.

Звуки передаваемой тревоги внезапно вспыхнули па дисплее его нейросети. «Леди Макбет» снова подверглась атаке. Сгустки энергии ударили по фюзеляжу, превращая пену в потоки сажи.

— Опять лазеры, — доложила Болью. — Они не могут устоять против нас дольше двух-трех секунд за один раз, но их очень много. Они намерены достигнуть слаженной насыщенности. Выстрелы почти не прекращаются.

— Квантук-ЛОУ предупреждал, что доминионы попытаются остановить нас, чтобы мы не улетали, пока не вручим им нужные данные, — напомнил Самуэль. — Они, должно быть, считают, что это мы и делаем.

Джошуа выверил вектор. При их текущей скорости они улетят на окраину за ближайшие сто секунд. С настоящим курсом они слишком долго будут кружиться вокруг Анти-КЛ. Он дал команду бортовому компьютеру проанализировать тактику.

— Старушка может выдержать этот уровень огня. Нам еще не нужно совершать чистый прыжок.

Датчики «Леди Макбет» еще следили за солнечным кораблем. Он находился за шестьдесят пять километров от солнечной стороны, приблизительная скорость достигала десяти метров в секунду. Пять струй из накопительных шаров все еще были активными, хотя отверстия больше не выдавали газ. Теперь оттуда выходили главным образом жидкость и грязь. При шестидесяти трех километрах скорость была два метра в секунду.

Вектор переменился на шестьдесят один километр. С минуту солнечный корабль пребывал в неподвижности, затем начал отползать от города-диска и снова достиг почти неизмеримой скорости. Теперь сияние накопительных шаров потускнело до степени неясной густой жидкости, удаляющейся в космос.

Его атомный двигатель воспламенился.

Джошуа простонал от досады и разочарования, когда бортовой компьютер «Леди Макбет» перевел сенсорный образ в чистые данные, дав ему цифры, обозначающие плазменную температуру, яркость и скорость полета. На этот раз солнечный корабль использовал свои двигатели в полную силу. Конец плюмажа прокладывал путь вниз, в то время как корабль, улетая, начал ускоряться. Теперь некогда будет увеличивать дистанцию, отделяющую их от этого корабля, за пределами потока плазмы.

Пламя двигателя стучало в центр узла, моментально превращая в пар каждую трубу и каждый слой амальгамы, до которых дотрагивалось. Взрывная волна от перегретого газа ревела, проходя по перепутанным трубам внутри узла, разрушая сочленения сети и отправляя покрошившиеся куски трубы кружиться в глубине лабиринта. Отделяясь от узла, медленная рябь проделывала извилистый путь по солнечной стороне. Лопаясь, открывались трубы в местах соединений и утолщений. Сотни фантастической формы фонтанов циркулирующей жидкости и атмосферных газов завывали на протяженности территории пятидесяти километров в поперечнике, образуя бурлящую пленку темно-красного тумана, повисая над поверхностью. Центр этой дымки был освещен лазурно-голубым светом атомного хвоста от уходящего солнечного корабля, расходясь совершенным симметричным кольцом, то раздуваясь, то увядая, в то время как он уплывал по солнечной стороне.

Разоренные доминионы моздва пытались отомстить. Каждый лазер, оставшийся в употреблении, был направлен на солнечный корабль. Небольшие лепестки тьмы открылись на сверкающих накопительных шарах, удаляясь. Из сопла двигателя наружу струился расплавленный металл, сопровождаемый каплями кипящей жидкости. Плазменное пламя начало колебаться, его перечеркивали полосы неровно горящего изумрудного и бирюзового.

Густые тени заскользили по накопительным шарам, смешиваясь в траурные пятна, пока свет не исчез полностью. Они в унисон зашатались, изрыгая густые покачивающиеся реки жидкого углеводорода. Он начал испаряться под безжалостной радиацией красного гиганта, образуя слой маслянистого тумана. Громадная тень прокралась на солнечную сторону, изменяя ее обычный сверкающий оттенок до цвета темного кларета.

— Боже, — выдохнул Лайол. — Неужели это мы сотворили?

— Нет, — ответил Джошуа. — Но нас все равно обвинят.

— Иона? — позвал Джошуа. — У тебя все в порядке?

Он сосредоточился на обычной общей связи. Зрелище через датчики сержантов сильно колебалось. Воздействие на Лаларин-МГ плазменного удара солнечного корабля было такое же, как землетрясение на родной планете. Урожденные тиратка были раскиданы по площади, делая бесплодные усилия подняться на ноги. Солдаты окружили троих моздва, тыча в них своими большими ружьями.

— Мы о'кей, — откликнулась Иона. Сержанты начали оглядываться кругом. — Нет никаких признаков разрушений строений. Цилиндр не затронут, он продолжает вращаться.

— Это уже что-то.

Над сержантами изображение Спящего Бога двигалось круговыми скачущими движениями, совершенно не в ритм вращению цилиндра. Мостик, обеспечивающий его безопасность, то сгибался, то выпрямлялся с перепуганным скрипом.

Баулона-ПВМ нетвердой походкой подошел к Квантуку-ЛОУ. Распределитель ресурсов страдал от последствий атаки, он не мог подняться с вибрирующей площади.

— Моздва нарушают соглашение о сепарации, — упрекнул его Баулона-ПВМ. — Вы наносите вред Лаларину-МГ. Вы убиваете наши вассальные касты. Мы будем стрелять нашим оружием в Тоджолт-ХЛ. Вы будете уничтожены.

— Подождите, — вмешалась Иона. — Вы не можете уничтожить Квантука-ЛОУ. Он же единственный моздва, который хочет с вами договориться. Без него начнется война. Миллионы тиратка погибнут из-за того, что вы уничтожите его. Их смерть произойдет по вашей вине.

— Они не умрут, если вы покинете Мастрит-ПД. Не давайте моздва ваш двигатель полетов быстрее света. Здешние тиратка выживут. Спящий Бог придет к нам.

— Моздва получат наш двигатель. Для этого мы сюда и приехали, чтобы внести равновесие в галактику. Тиратка с «Танжунтик-РИ» получили двигатель.

— Тиратка имеют двигатель для полетов быстрее света? — переспросил Баулона-ПВМ.

— Некоторые ваши миры его имеют, да. Техника распространяется медленно. За пределами Мастрит-ПД ваш народ становится могучим. Люди и наши друзья-ксеноки этого не допустят. Должны быть равновесие и гармония между народами, только тогда будет мир.

Квантук-ЛОУ тяжело вздохнул, но все еще не сделал попытки подняться.

— Люди глупы, — сказал он. — Почему вы дали тиратка двигатель? Неужели вы не видите, какие они?

— Мы знаем, каковы и они, и вы. Вот почему мы здесь. Теперь вам нужно выбирать. Будете ли вы обдумывать новое соглашение? Будете преследовать мирные цели?

— Что вы станете делать, если мы не разработаем новое соглашение? — спросил Квантук-ЛОУ.

— Мы усилим равновесие, — ответила Иона. — Мы не перевариваем войну.

— Моздва придумают соглашение для мира, — сказал Квантук-ЛОУ. — Если тиратка с Лаларина-МГ не желают размышлять со мной, я найду поселение, которое захочет.

— Баулона-ПВМ, каков будет ваш ответ? — спросила Иона.

— Я буду размышлять, — сказал местный тиратка. — Но моздва все еще атакуют Лаларин-МГ. Они должны прекратить. Не может быть никакого соглашения, если мы умрем.

— Квантук-ЛОУ, вы можете найти другие доминионы, чтобы улететь туда?

— Не могу. Сначала я должен получить двигатель. Только тогда они будут вынуждены быть моими союзниками.

— Вы не можете получить двигатель, пока у нас не будет информации тиратка, — сказала Иона. — Баулона-ПВМ, сколько у вас займет времени, чтобы приготовить информацию, необходимую для соглашения?

— Я не уверен в том, где она хранится. Наши старые центры памяти больше не могут быть использованы. Нам придется их реактивировать.

— Потрясающе! — воскликнул Джошуа. — Даже тотальная катастрофа не в состоянии заставить действовать их ослиные башки. Болью, что там произошло с поездами?

— Три из них все еще в пути, капитан. И оставшиеся в живых моздва все еще фильтруют узел на темной стороне.

— Черт, мы должны выиграть какое-то время для Ионы.

— Мы могли бы вернуться назад, к узлу, и применить свои боевые заряды, чтобы защитить Лаларин-МГ от войск моздва, — предложил Лайол.

— Нет, — Джошуа автоматически отверг это.

Он знал, что такое будет нелегко. «Леди Макбет» могла быть самым мощным кораблем в системе, но она отнюдь не являлась непобедимой. Им нужно каким-то образом изолировать Лаларин-МГ, пока урожденные тиратка отыщут хроники. И возможно, Квантук-ЛОУ и в самом деле сумеет как-то договориться насчет мирного соглашения. Славное вознаграждение.

Он как следует продумал все факторы, оценил их с самоуверенной калвертовской убежденностью в том, что они должны сделать на Лаларине-МГ. Здесь все дело было в том, чтобы быстро перебрать возможные варианты. Подумать, что ему доступно, с чем можно работать.

Джошуа начал ехидно посмеиваться.

— Ах, черт, — Эшли закрыл глаза в молитве.

— Сиринкс, — позвал Джошуа. — Мне нужно, чтобы «Энон» спустился сюда.

* * *

Один из сержантов склонился над Квантуком-ЛОУ. Распределитель ресурсов частично перекатился на один бок, потому-то он и не мог выпрямиться самостоятельно. Весом своего тела он придавил средние конечности. Иона изо всех сил, насколько осмелилась, оттолкнула его туловище, понимая, что слишком сильное давление придавит ему кости.

— Я вас благодарю, — произнес Квантук-ЛОУ, как только его средние конечности высвободились. — Вы могли бы стать великолепной моздва. Даже я увлечен вашей мыслительной стратегией.

— Это и в самом деле комплимент. Но мое главное требование, тем не менее, остается тем же самым.

— Понимаю. Я сделаю то, что от меня зависит.

— Вот и хорошо.

— В ожидании награды.

— Вы получите двигатель. Люди держат свое слово.

— В этом отношении я охотно выражаю свою уверенность.

Другой сержант отошел поговорить с Баулоной-ПВМ. Они стояли посреди площади, грязный дождь капал вокруг них с изображения Спящего Бога. Капли были не такими частыми, но крупными, так как изображение продолжало свое круговращательное движение.

— Мой корабль сообщает мне, что войска моздва наводняют всю территорию вокруг цилиндра, — сказала Иона. — Могут ли ваши солдаты сдерживать их достаточно долго, чтобы вы могли добыть информацию?

— Откуда вы это знаете? Мы не можем уловить никаких сообщений с вашего корабля.

— С этим способом вы незнакомы. Ну так можете вы их попридержать?

— У нас не осталось солдат за пределами Лаларина-МГ. Все погибло. Наша еда растет в трубах. Нет воздуха, нет жидкости. Наши коммуникации разрушаются. Атомное оружие выведено из строя. У вас на корабле есть оружие, которое может нам помочь?

— Оружия нет, но мы можем определенным образом помочь. Мне нужно ваше согласие, чтобы действовать как посреднику между вами и Квантуком-ЛОУ.

— Зачем?

— Если вы снабдите меня информацией, которая делает возможным соглашение между тиратка и моздва, я смогу предложить всем тиратка с Лаларина-МГ переезд к одному из новых миров тиратка. Это совершится еще не сегодня, но после того, как мы вернемся домой, мы сможем выслать большие корабли, чтобы посадить вас всех. Они смогут быть здесь через три-четыре недели.

— Мы все вымрем в течение часа. Моздва явятся и вскроют оболочку Лаларина-МГ.

— Мой корабль может отодвинуть Лаларин-МГ от Тоджолта-ХЛ. Моздва долго не смогут туда добраться. Это даст вам время найти информацию и обдумать соглашение с Квантуком-ЛОУ.

— Вы сможете сдвинуть Лаларин-МГ?

— Да.

— Как только мы уйдем из тени Тоджолта-ХЛ, мы не сможем избавиться от солнечной жары. Наших радиационных щитов достаточно только для того, чтобы избавить нас от жары, производимой внутри.

— Чтобы продумать соглашение, не понадобится так много времени. Вы найдете астрономическую информацию и отдадите ее мне. Как только я смогу убедиться, что она верна, я отдам двигатель Квантуку-ЛОУ и уеду. Тогда прекратятся все враждебные действия и начнет действовать соглашение. Вы сможете переехать в другое поселение и ждать, когда наши корабли перевезут вас.

— На это я согласен.

* * *

Джошуа наобум изменил ускорение «Леди Макбет», когда они полетели назад к разрушенному узлу, считая цель выстрелов слишком трудной.

— Никто в нас не стреляет, — сказал Лайол.

Это звучало почти как жалоба. Затяжной бой мог бы заставить Джошуа еще раз продумать всю идею.

И опять-таки отчасти он предвидел это с неблагодарной детской радостью. Насколько он подозревал, его младший братец испытывал такие же чувства. Остальная команда воспринимала это заявление с видом терпеливого ожидания развлечения. А Иона отлично выполняла свою работу, проводя переговоры с ксеноками.

Он вынужден был признать, что все на своем месте.

— Это потому, что мы движемся совсем не в ту сторону, — заметила Моника. — Мы возвращаемся к ним. А они возражают против нашего отбытия.

— Тогда я не понимаю, как они это воспримут, — покачал головой Джошуа.

«Леди Макбет» проскользнула сверху над узлом. Практически все амальгамовые щиты оказались сорваны с солнечной стороны, предоставив красному солнцу освещать оскалившиеся черные трубы, из которых состояла внутренность. Пространство вокруг узла было наполнено тяжелыми частицами, кристаллами и обрывками амальгамы, отражающими солнечный свет богатым темно-красным блеском. Плазменный факел обнажил огромный кратер на вершине узла. Достигая трехсот метров в диаметре, его стены состояли из разорванных, точно пунктирные линии, труб с расплавленными концами. Они все еще светились кораллово-красным из-за громадного теплового барьера.

— Завожу нас внутрь, — предупредил Джошуа. — Болью, начинай прочищать узел.

— Есть, капитан.

Космоник настроила мазерные пушки на широкий угол действия и начала выпускать микроволновую энергию вокруг внутренности кратера. Эта энергия не была достаточно мощной, чтобы продолжить разрушение структуры, но она могла быть смертельной для любого моздва, заползшего куда-то внутрь узла.

Джошуа развернул «Леди Макбет» и начал погружать ее в кратер. Он воспользовался лазерами, чтобы разрезать трубы и их обломки на дне кратера. Целые участки стали освобождаться, пар от расплавленных концов мягко посылал их прочь. С легкими взрывами химические верньеры стреляли по экватору корабля, двигая его глубже внутрь кратера.

* * *

«Энон» вылетел из своей прыжковой ямы тридцатью километрами выше темной стороны узла. Все эденисты из жизнеобеспечивающего тороида при помощи его сенсоров выглядывали наружу и восхищались монументальным городом-диском. Сиринкс обменялась улыбками с Рубеном, они вместе мысленно наслаждались пейзажем. В пределах их мысленной связи проносились всплески радостного возбуждения, которое оценивало мостик как новую ипостась построек ксеноков, которые были ими замечены и которые их радовали. Ничто из наблюдений спутника не могло сравниться с тем, чтобы в действительности находиться здесь.

Высокие шпицы тепловых излучателей сияли плотно-оранжевым в восприятии космоястреба. Он ощущал сильные волны тепла, испускаемого ими, как они устремляются в космос, к далекой туманности. Находясь в визуальном спектре, Тоджолт-ХЛ был почти черным. Исключение составляла территория, которую недавно атаковал солнечный корабль. Амальгамные щиты были или сорваны, или уничтожены, и это позволяло резким лучам насыщенного красного цвета прокрадываться по нагромождениям труб.

— Если бы Вин Цит Чон и невропатологи могли сейчас видеть меня, — с довольным видом сказала Сиринкс.

— Им этого и не надо, — откликнулся Рубен. — Они свое дело сделали как следует.

— Да, но когда они это говорили, все еще саднило. В самом деле, всего лишь робкий турист!

— Я рад, что мы здесь, — сказал «Энон». — Все здесь такое свежее, но одновременно старинное. Я чувствую, что Тоджолт-НЛ зависим от этого.

— Понимаю, что ты имеешь в виду, — сказала она зачарованному космоястребу. — Все, что имело такое долгое прошлое, обязательно должно иметь такое же долгое будущее впереди.

— Оно и имело, пока мы не прилетели, — заметил Рубен.

— Ты неправ. Моздва не могут от этого отказаться, так же как и остальные. Прав Эшли, ПСП не даст им такого выбора. Но возможно, мы увидим перемену. Снова начнется прогресс. Я предпочитаю считать, что это наше законное наследство. И кто знает, чего они смогут достигнуть при помощи свежих ресурсов и новой техники.

— Давай-ка не прыгать выше головы.

— Ты прав.

Сквозь ее мысли кратко промелькнуло сожаление.

— Я начинаю возбуждать определенную активность радара над этой стороной города-диска, — сказал Эдвин. — Думаю, что наши контрмеры отвлекают их.

— Спасибо, — поблагодарила Сиринкс. — Боюсь, что мы ничего не можем сделать с визуальным. А наш силуэт четко выделяется для Тоджолта-НЛ на фоне туманности, они нас прекрасно видят. Серина, ты добралась до поездов?

— Добралась.

— Перережь рельсы.

Пять лазеров высунулись из оружейных стволов, приваренных к желобкам на нижней части корпуса «Энона». Они ударили по железнодорожным путям, изгибаясь вокруг громадных тепловых излучателей на темной стороне. Серина подождала, пока поезда остановились, затем при помощи лазеров обрезала провода позади них.

— Обездвижены, — доложила она. — Теперь они не смогут наводнить Лаларин-МГ.

— Они были бы весьма глупыми, если бы попытались, — заметил Эдвин. — Наши электронные датчики отсюда различают микроволновую эмиссию «Леди Макбет». Они достаточно мощные, чтобы просочиться сквозь узел.

— Давай-ка поможем ему, — сказала Сиринкс «Энону».

Космоястреб устремился к городу-диску и остановился прямо над узлом. Искривленное поле «Энона» заколыхалось сквозь поврежденные трубы и стойки, позволяя эденистам разглядеть их внутреннее строение. Остатки астероидной скалы в центральной пещере узла были темными участками, их масса производила слабое гравитационное поле, действующее на фоне пространства-времени. Рядом с ними медленно вращался цилиндр, его тонкая обшивка в восприятии космоястрсба была не более чем мрачной тенью. Энергетические цепи образовывали решетку из переплетения извилистых фиолетовых линий, проходящих по всей поверхности, подобно электронным потокам, оставляющим свою уникальную подпись. Самая высокая концентрация энергии образовывала водоворот вокруг намагниченных поверхностей на каждой втулке. Небольшие признаки нестабильности вспыхивали в прозрачных складках, из-за чего излучения становились тусклыми. Не более чем в пятидесяти метрах от дальнего конца цилиндра появилась «Леди Макбет» в виде яркого и плотного изгиба пространства-времени.

— Я поняла, Джошуа, — сказала Сиринкс по общему каналу связи. — Масса цилиндра составляет приблизительно три миллиона тонн.

— Отлично. Нет проблем. Используя двигатель антиматерии, «Леди Макбет» сможет развить 40 g, и наша масса будет свыше пяти тысяч тонн. Это даст нам почти 1,5 g.

— Ладно, мы начинаем перерезать.

Рубен, Оксли и Серина проинструктировали биотехнические процессоры, управляющие оружием. Восемнадцать лазеров выстрелили с фюзеляжа, и под руководством экипажа началось прорезание дыр в трубах на верхушке узла.

* * *

Теперь датчики «Леди Макбет» могли сосредоточиться на самом Лаларине-МГ. Ее лазеры прорубали путь через сплетение труб и подпорок, расчищая широкий проход, по которому Джошуа вел корабль. Горячие обломки труб, завихряясь, летели в основное углубление, ударяясь о металлическую обшивку цилиндра и о черные обломки скалы. Свет прорвался сюда впервые за сто веков. Отблески красного солнечного света скользили по фюзеляжу «Леди Макбет», их дополняли горячие алые вспышки лазеров.

— Как там дела, Иона? — спросил Джошуа.

— Мы готовы. Вращающиеся шлюзы закрыты и запечатаны. Я даже добилась, чтобы Баулона-ПВМ нашел матрасы для моздва и они могли бы лечь.

— О'кей, оставайтесь на месте.

Датчики показывали ему втулку цилиндра с большими круглыми опорами впереди, которые не действовали. Он разрезал последнюю трубу, выставляя напоказ помещение шлюза, и выстрелил ионовыми стволами, чтобы «Леди Макбет» вошла в штопор, выравнивая свое вращение с вращением цилиндра. Передняя секция фюзеляжа звездного корабля двинулась к опорам, сокрушая разбитые остатки трубы.

— Сара!

— У меня молекулярные генераторы на максимуме.

— Сними ограничители. Выкачай из них все. Я хочу, чтобы вся энергия, какая есть в нашем распоряжении, была направлена на силу этого удара.

— Все сделано.

— Мы перерезали этот конец, — объяснила Сиринкс. — Ты свободен.

— О'кей, все оставайтесь на местах.

Джошуа воспламенил атомные двигатели, удерживая их на легком 1 g. «Леди Макбет» прыжком устремилась вперед, толкая обломки шлюзовой камеры по направлению к обшивке цилиндра. Край опоры проник в защитный слой пены космического корабля и погружался туда, пока не достиг фюзеляжа.

— Мы целы, — сообщил Лайол.

Джошуа усилил работу атомного двигателя. Три потока голубовато-белой плазмы ударили назад через кратер, сплетаясь вместе. Трубы и опоры оказались перед сверхгорячим потоком ионов и начали яростно закипать, посылая наружу выхлопы газа.

— Молекулярная структура давление выдерживает, — сказала Сара.

Звук труб двигателя завибрировал сквозь капсулы жизнеобеспечения приглушенным гудением. Сара никогда прежде ничего подобного не слышала.

— Оно двигается, — сообщила Болью. — Ускорение — четыре процента g.

— О'кей, пошли, — сказал Джошуа. Он привел в действие двигатель антиматерии.

Водород столкнулся с антиводородом, они взаимно уничтожили друг друга в пределах сложного фокусирующего поля машины. Поток чистой энергии вырвался назад, за корабль, как будто бы с грохотом открылось течение пространства-времени. Сила тяги в двести тысяч тонн начала выталкивать Лаларин-МГ из его быстро рассыпающегося кристалла.

* * *

— Кажется, что-то должно случиться, — сказал «Этчеллс». Кира подняла голову от ломтя пиццы, которым она обедала.

Два экрана на пульте показывали растянувшиеся в длину звезды, пойманные в бирюзовые сети, столбцы алых цифр побежали так быстро, что их невозможно было прочитать. До сих пор все, что обнаружил черноястреб, была какая-то пульсация радарного типа, исходящая (предположительно) от станций, находящихся на орбите огромной звезды. Из этого нельзя было сделать никакого вывода, кроме того, что эти станции не принадлежали Конфедерации. И Кира, и «Этчеллс» хотели убедиться, что тут не существует ничего другого, прежде чем они приступят к исследованиям.

— Что ты видел? — спросила Кира.

— Посмотри сама.

Тонкие радужные облака туманности скользили перед главным иллюминатором мостика, когда космоястреб разворачивался. Когда он снова повернулся к гиганту, его залил яркий багровый свет.

Кира уронила свою пиццу обратно в термососуд и скосила глаза на это сияние. В самой середине иллюминатора возникла ослепительная белая искра. По мере того, как она смотрела, эта искра все увеличивалась.

— Что это такое? — спросила Кира.

— Двигатель на антиматерии.

Кира мрачно улыбнулась:

— Это, должно быть, корабль Конфедерации.

— Возможно. Если так, что-то случилось. Двигатель на антиматерии должен ускорить корабль свыше чем на 35 g. И эта вспышка образовалась из-за одного только движения.

— Тогда нам лучше поглядеть. Насколько они далеко?

— Грубо говоря, в сотне миллионов километров.

— Но такая яркость.

— Никто по-настоящему не может оценить, насколько могуча антиматерия, пока не встретится с ней непосредственно. Спроси бывших жителей Трафальгара.

Кира с уважением посмотрела на фантастическое видение, затем повернулась к панели управления оружием. Она начала заряжать боевых ос.

— Поехали.

* * *

Джошуа отключил все двигатели корабля, как только Лаларин-МГ открыл вершину узла. Бортовой компьютер должен был определить, где он точно находится (вернее, должен находиться). Структура Тоджолта-ХЛ просто растаяла от действий антиматерии, оставив дыру около восьми километров шириной в том месте, где находился узел. Края вспыхнули вишневым цветом, выпуская изогнутые усики из расплавленного металла. Только самый большой обломок астероидной скалы остался нетронутым, хотя и уменьшился до одной четверти своего прежнего размера. Он неуклюже двигался в сторону фотосферы, его поверхность запеклась, точно котелок кипящего дегтя, выплевывая оплывающий хвост нефтехимического тумана.

Красный гигант светился сквозь громадную круглую дыру в городе-диске, освещая конец цилиндра и конусообразный срез обшивки, как будто бы пламя поддерживало его сбоку. Ионные двигатели «Леди Макбет» воспламенились, подвинув ее назад, прочь от разбитого кольца опор. Балка вогнулась внутрь под невероятной силой, которую она на себе испытывала, но перекладины выдержали. Теперь «Леди Макбет» удалялась от города-диска, неторопливо делая тридцать метров в секунду.

— И в нас все еще не стреляют, — заметил Лайол.

— Надеюсь, что не будут, — отозвался Дахиби. — После этой небольшой демонстрации силы они дважды подумают, прежде чем снова выступать против нас.

— Посмотрите, как много разрушений мы наделали, — сказал Эшли. — Мне очень жаль, но это то достижение, которым я не могу особенно гордиться.

— Эта секция Тоджолта-НЛ в большей своей части уже была мертвой, — напомнил Лайол. — И солнечный корабль уже разрушил те трубы, которые еще практически осуществляли жизнеобеспечивающие функции.

— Эшли прав, — сказал Джошуа. — Все, что мы сделали, это только реакция на события. Мы отвечаем весьма за немногое.

— Я думал, что такова и есть жизнь, — вымолвил Лайол. — Честь быть свидетелем событий. Чтобы ими управлять, нужно быть богом.

— Тогда это приводит нас к уютному маленькому парадоксу, — вставила Сара. — Нам приходится управлять событиями, если мы хотим найти бога. Но если мы можем ими управлять, тогда ipso facto[33] мы уже боги.

— Думаю, вы найдете, что это вопрос масштаба, — решил Джошуа. — Боги решают исход больших событий.

— То событие, которое здесь произошло, было довольно большим.

— Но не сравнимым с судьбой целых видов.

— Ты это слишком серьезно воспринимаешь, — сказал Лайол.

Джошуа даже не улыбнулся:

— Кто-то же должен. Подумайте о последствиях.

— Не совсем уж я дыра в заднице, Джош. Я вполне оцениваю, как скверно все может обернуться, если никто не сможет найти на это ответ.

— Я как раз думал, что может произойти, если мы действительно действовали успешно.

Смех Лайола больше походил на удивленный лай:

— Как же это может быть плохо?

— Все меняется. Людям это не по нраву. Должны быть жертвы, и я не имею в виду просто финансовые или там физические. Это неизбежно. Ты, разумеется, можешь предвидеть, что это приближается?

— Возможно, — мрачно выговорил Лайол.

Джошуа посмотрел на брата и одарил его самой злорадной улыбкой:

— Тем временем ты должен признать, что это дикая поездка.

* * *

Один из сержантов остался с Баулоной-ПВМ и Квантуком-ЛОУ, чтобы служить арбитром, когда они попытаются выработать условия нового соглашения. Триумф оптимизма, думала она, что оба они верили, будто двигатель ПСП откроет новую эру для городов-дисков, находящихся на орбите Мастрит-ПД. Было ясно, что они допускают для остатков населения тиратка возможность эвакуироваться на кораблях в колониальные миры. Их замкнутые поселения посреди городов-дисков не будут захватывать. Такое условие даже делает еще важнее, чтобы два эти вида не вмешивались в дела тех, кто претендует на новые звездные системы. Получение информации о полетах действительно стало существенным для соглашения. Интригующая ирония. Теперь единственным предметом ее беспокойства осталась искренность Квантука-ЛОУ. Это заставило ее предположить, что несколько телохранителей Баулоны-ПВМ, те, которые обеспечивают связи, допущены во все оставшиеся закрытые поселения. Нельзя утверждать, будто кто-то из них знает, сколько их разбросано среди городов-дисков. Квантуку-ЛОУ даже нравилось, что ему неизвестно, сколько там всего городов-дисков.

Другой сержант сопровождал группу из шести местных уроженцев, которых Баулона-ПВМ назначил, чтобы восстановить их электронику. Они проводили Иону до ряда толстых башен вокруг основания цилиндра. Это был утилитарный район Лаларина-МГ, с башнями, где помещались заводы по обработке воды, фильтры для воздуха, генераторы атомной энергии (довольно примитивные, как считала Иона) и тепловые обменники. К счастью, каждая служба имела параллельные станции, дающие возможность системе работать безотказно в случае отдельных повреждений. Треть механизмов бездействовала, машины стояли отключенные и загрязненные, свидетельствуя о том, как много времени миновало с тех пор, как на Лаларине-МГ население имелось в полном наличии.

Иону отвели в башню, где, как ей сказали местные уроженцы, находилась электростанция, она же — центр коммуникации. Первый этаж занимали три термоядерных реактора, из которых работал только один. Пандус спиралью поднимался к следующему этажу. Там отсутствовали окна, а светильники на потолке не действовали. Благодаря своим инфракрасным сенсорам Иона увидела молчаливые ряды электронных пультов, сильно напоминающих имевшиеся на «Танжунтике-РИ». Тиратка принесли с собой портативные светильники и разместили их в разных местах, показывая истинное состояние пультов. Влажность способствовала поросли водорослей покрыть ковром пульты и экраны дисплеев. На входных панелях пришлось как следует поработать, чтобы обследовать их, и тогда на обратной стороне обнаружились заросли грибов. Тиратка вынуждены были пустить кабели этажом ниже и присоединить их к генератору, чтобы оживить панели.

Одна консоль вспыхнула огнем и взорвалась, когда ее попытались включить. На частоте общей связи прозвучали проклятия Оски.

— Спроси их, не можем ли мы присоединить наши процессорные блоки к их сети, — сказала она Ионе. — Если у меня будет ввод, я смогу загрузить некоторые запросы данных. Это ускорит процесс. И, пока мы этим занимаемся, давай поглядим, примут ли они совет относительно процедур приведения в порядок аппаратуры.

* * *

На шестьсот километров выше темной стороны Тоджолта-НЛ, в глубокой тени, открылась прыжковая яма; «Этчеллс» находился в своем обличьи хищника, красные глаза сверкнули, когда он с удивлением огляделся. С его местоположения громадный диск загораживал почти всю солнечную поверхность, и волна багрового света, казалось, передвигалась вверх над краем, как бы собираясь потонуть в медленном потоке фотонов.

Его искривленное поле вылилось наружу, обнаруживая постройки ксеноков. И натолкнулось на другое искривленное поле.

— Ты что это здесь делаешь? — спросил его «Энон».

— То же, что и ты.

Он обнаружил космоястреба за три тысячи километров. Он был рядом с громадным полым цилиндром вроде какой-то обиталищной станции. Недалеко от него находился другой корабль Конфедерации. Когда «Этчеллс» сфокусировал свои оптические ощущения в том направлении, он увидел слабое мерцание солнечного света, пробивающееся сквозь диск прямо позади них.

«Этчеллс» живо изменил свое искривленное поле, образовав другую прыжковую яму в расщелине. На этот раз он вышел за сто километров от космоястреба. Красный свет солнца омыл его кожаные, похожие на чешую перья, и он с любопытством посмотрел вниз на разорванный диск. Расплавленные края посылали сильные инфракрасные лучи. Окружающие диск горные теплообменники работали на крайнем режиме, стараясь отогнать громадную температурную перегрузку, вызванную перегретыми трубами.

— Я бы сказал, что это адамистскнй корабль применил свой двигатель антиматерии, чтобы столкнуть цилиндр с диска, — сказал он Кире. — Ничто другое не могло причинить столько разрушений.

— И это означает, что они считали это важным, — заключила она.

— Не вижу, почему бы так. Это место не населено и оно очень хрупкое. Цилиндр не может быть оружием.

Искривленное поле «Этчеллса» уловило множество химически заряженных ракетных снарядов, то и дело перелетающих между острых горячих конусов, ощетинившихся на темной стороне. В них стреляли лазеры, разрывая их на части и отправляя в полет. Свыше тридцати радарных лучей из всех секций диска пролетали, чуть ли не попадая в него. Один из снарядов опустился среди горных теплообменников и взорвался. Атмосферный газ с шипением устремился в пространство из трубы, которую он расшатал.

— Здесь какая-то война происходит. И распространяется она быстро, судя по тому, как это выглядит.

— Они пролетели весь путь вокруг туманности Ориона, а когда попали сюда, выдрали этот цилиндр из военной зоны, — догадалась Кира.

— Правильно, это важно.

— И это означает, что для нас это скверно. Понизь-ка, пожалуйста, свой энергистический эффект до минимума.

Космоястреб вернулся к своему естественному внешнему виду.

Пальцы Киры быстро застучали по пульту, управляющему оружием. Датчики нацелились на цилиндр.

— А ну, разрядите свое оружие, — приказал «Энон».

«Этчеллс» дал Кире послушать голос, направив его в одну из колонок на мостике.

— Почему? — не поняла она. — Что там такое?

— Несколько тысяч невооруженных тиратка. Вы устроите тут бойню.

— А вам-то какое дело? И вообще, зачем вы здесь?

— Помочь.

— Очень благородно. И все это чушь собачья.

— Не стреляйте, — воззвал «Энон» к «Этчеллсу». — Мы будем защищать цилиндр.

— Этот их цилиндр содержит средства, чтобы убить меня, — заявил Этчеллс. — Я абсолютно в этом убежден.

— Мы не варвары. Физическое уничтожение ничего не разрешает.

Кира выстрелила в цилиндр четырьмя боевыми осами.

«Энон» и «Леди Макбет» ответили немедленно. Пятнадцать боевых ос отправились по пересекающимся траекториям, разбрасывая вспомогательное боевое снаряжение. Оборонительные мазеры «Леди Макбет» сильно загудели, когда иссякло их вспомогательное снаряжение. Сто пятьдесят атомных бомб взорвались в космосе за три секунды, некоторые были заряжены гамма-лазерами, но большинство имело боеголовки.

Джошуа погрузился в данные сенсоров, изрыгаемые тактической программой, отчаиваясь от обзора. Визуальные датчики были бесполезны против вспыхнувшего разрушения, но ни одна из боевых ос, выпущенных из электронного военного снаряжения, не целилась в «Леди Макбет» — до странности непродуманное программирование. Датчики звездного корабля уставились в самый центр свалки, выпуская атомные и электромагнитные помехи. Вместе с несколькими лучевыми ударами были зарегистрированы еще три небольшие кинетические атаки против цилиндра. Но его структура оставалась нетронутой.

— Сара, убей этого ублюдка, — приказал Джошуа.

Пять мазеров выстрелили в космоястреба. Он живо повернулся и набрал ускорение в 7 g, пытаясь избавиться от энергетической атаки.

Джошуа выстрелил еще пятью боевыми осами, запрограммировав их на оборону размещения минного поля. Двигатели коротко вспыхнули, и вспомогательное вооружение роем вырвалось наружу, образуя вокруг Лаларина-МГ широкое защитное заграждение. Если бы черноястреб был настроен всерьез атаковать свою мишень со стороны гравитационного поля, его стратегия должны была состоять в том, чтобы подобраться как можно ближе, на расстояние меньше километра, и дать залп боевыми осами. Если их мишень не была обеспечена плотной защитой лазерами СО, некоторое вспомогательное оружие обязательно пробилось бы насквозь. Минное поле должно было служить как временное средство устрашения.

Черноястреб исчез бесследно.

— Сиринкс, куда он, к чертям, девался? — спросил Джошуа.

— Убрался отсюда за две тысячи километров.

«Энон» воспользовался связью с бортовым компьютером «Леди Макбет», чтобы передать им координаты. Датчики показали теперешнюю стоянку черноястреба.

— Странное у них представление о тактике, — заметил Джошуа. — Оски, сколько еще?

— По крайней мере полчаса, капитан. Я определила несколько возможных территорий хранения хроник, ни одно из них не действует.

— Джошуа, я не уверена, что цилиндр выдержит еще одну такую же атаку, — сказала Иона.

Сержант, который размышлял вместе с Квантуком-ЛОУ и Баулоной-ПМВ, вскочил на ноги, когда первый осколок шрапнели пунктиром пробил оболочку цилиндра. Небольшой сноп огня вырвался из башни на расстоянии всего ста ярдов от них. Площадь сильно пошатнулась, когда башня распалась на части, осыпая окружающую территорию дымящимися осколками металла и горящей растительности. Когда Иона огляделась, она увидела с десяток фиолетовых инверсионных следов, перекрещивающихся в воздухе, молекулы светились во время выстрелов лазерных гамма-лучей. Два из них прожгли дыру в мостике Спящего Бога. Датчики Ионы поспешно высмотрели ось, но она не была повреждена.

Автоматический грузовик тяжело прокатил по площади, направляясь к разрушенной башне. Воздух со свистом вылетал из пробитого отверстия. От задней части грузовика развернулись гидравлические руки, неся толстую металлическую плиту. Плита опустилась над отверстием, щелкнула и встала на место. Из шланга брызнула густая коричневая гудронная жидкость, смазывая плиту. Она мигом затвердела, завершив наложение заплаты.

— Опять эти моздва атакуют, — сказал Баулона-ПВМ.

Ионе показалось, что тиратка сейчас ударит Квантука-ЛОУ.

— Это не они, — поспешно вмешалась она. — Это корабль людей. Он из того доминиона, с которым мы не являемся союзниками. «Леди Макбет» выдержала с ним бой и отогнала его прочь.

— Разве у людей есть доминионы? — удивился Квантук-ЛОУ. — Вы нам этого не говорили.

— Мы никак не ожидали, что они сюда прилетят.

— Почему они здесь? Почему они на нас напали?

— Они не соглашаются, чтобы тиратка и моздва дали двигатель для полетов быстрее света. Мы должны завершить соглашение и установить данные. Тогда они не смогут предотвратить наш обмен.

— Моя семья усердно трудится, — сказал Баулона-ПВМ. — Мы выполняем свое соглашение с вами, позволяя вам раздумывать.

— А мы выполним свое условие, чтобы вам не приносили вреда. Теперь пойдемте, мы выработали текст, который надо послать другим доминионам с городами-дисками. — Иона снова включила общую связь. — Вам придется дать нам еще время.

— Постараемся, — заверила ее Сиринкс. — Джошуа, будь на посту.

— Принято.

Искривляющие поля детекторы «Леди Макбет» показали ему, как космоястреб открывает прыжковую яму.

«Энон» расположился за пятьдесят километров от «Этчеллса». Сиринкс ожидала, что черноястреб сейчас же начнет палить в них лазерами. Она приняла как благоприятный знак, когда он не стал этого делать.

— Я здесь, чтобы поговорить, — объявила она.

— А я здесь, чтобы остаться в живых, — ответил «Этчеллс». — Нам известно, что вы хотите найти здесь что-то такое, чтобы можно было это использовать против нас. Я не допущу, чтобы это случилось.

— Против вас ничего не будет использовано. Мы пытаемся решить вопрос так, чтобы польза была всем.

— У меня вашего оптимизма нет.

Черноястреб послал две боевые осы.

«Энон» немедленно исчез с места своей стоянки, укрывшись по другую сторону от боевых ос, за двадцать километров от черноястреба. Он выпустил десять лазерных выстрелов на полиповый корпус противника.

Тогда исчез «Этчеллс». Он отступил и поднялся на сто метров над одним из конусов, излучающих тепло в городе-диске. «Энон» появился у него позади. «Этчеллс» ожидал этого. Его мазерная пушка дала залп. «Энон» спланировал вниз за серебристый конус, затем развернулся, чтобы стрелять в «Этчеллса».

Черноястреб дал ускорение в 8 g, мчась вдоль долины с цилиндрическими излучающими башнями. Вжатая в свою противоперегрузочную койку, Кира закричала от удивления и боли.

— Уступи мне управление огнем, — бросил ей «Этчеллс». — Ты не сможешь программировать боевых ос по этому сценарию. А я смогу.

— Тогда мне нечего будет делать, — не согласилась Кира. — Так не пойдет. Лучше лети и спаси нас от этого.

— Ах ты, мать твою!

«Этчеллс» перенес управление вспомогательным оружием в искривленное поле, что столкнулось с ускорением. Кира застонала, когда полные 8 g приковали ее к койке. Она начала сосредотачивать в себе энергию, чтобы тело сделалось сильнее. Лазеры ударялись в корпус, и «Этчеллс» сделал петлю вокруг спиральной стеклянной башни, развивая ускорение в 12 g. Для его оптических сенсоров излучающие механизмы были сплошным свинцовым пятном, он управлял полетом только с помощью ощущения искривленного поля. Так как он летел слишком быстро, в конце долины оказался резкий поворот, почти под прямым углом. Он взмыл над вершинами, неистово снижая ускорение во время поворота. На мгновение оба космических корабля оказались непосредственно в поле зрения. Лазеры и мазеры так и били по заливу. Затем «Этчеллс» снова нырнул вниз, в глубокое ущелье, окруженное вертикальными скалами с зеркальной поверхностью.

«Энон» приспособился к его маневру и выстрелил снова. «Этчеллс» шатался из стороны в сторону, то снижая, то повышая ускорение с неистовыми переходами. Его мазеры отвечали на обстрел. Энергетические лучи пропарывали длинные раны в поверхности скал, в то время как оба корабля кружились и разворачивались. По всей долине распространялись пурпурные испарения.

«Этчеллс» выскочил из бурного тумана, циклонные порывы отходили от его корпуса. Он кружил вокруг скопления расширяющихся книзу черных расположенных пятиугольником колонн, затем воспользовался зданием какого-то промышленного предприятия, чтобы под его прикрытием снова ринуться вниз.

То, как Сиринкс вцепилась в мягкое покрытие своей противоперегрузочной койки, не имело ничего общего с ужасающей силой ускорения, проносящейся над мостиком. Картина скалистой поверхности города-диска, проносящегося всего в нескольких метрах от нее, передавалась непосредственно ей в мозг. Ее глаза рефлекторно были плотно зажмурены, но в этом не было ни малейшей пользы. Убежать было невозможно. Твердое решение «Энона» преследовать черноястреб не допускало никаких поправок. Теперь сомневаться в своей любви было бы эгоистичным предательством. Она боролась с собственным страхом, чтобы обрести доверие и гордость.

На другой стороне мостика Оски непрерывно тихо стонала от разочарования, ей не нужно было даже переводить дыхание.

— Его решимость ослабевает, — бодро сообщил «Энон». — Он теперь медлит разворачиваться. Мы скоро его догоним.

— Да.

В тактической программе не было абсолютно ничего такого, что она могла бы применить, чтобы облегчить эту ситуацию. Если они поднимутся над искусственными долинами, черноястреб начнет стрелять прямо по ним боевыми осами. А они не смогут в ответ стрелять сверху вниз, потому что их выстрелы убьют тысячи представителей моздва. Так что охота продолжалась, что было полностью в их пользу. Она препятствовала черноястребу стрелять по Лаларину-МГ. За что Сиринкс ужасным образом расплачивалась своими нервами.

Открылась новая прыжковая яма за сто километров над ними.

— Привет, «Этчеллс», — позвал Росио.

— Ты? — в шоке воскликнул «Этчеллс». — Застрели этих ублюдков, которые за мной гоняются, они что-то такое тут нашли, что нас уничтожит.

«Миндори» выстрелил из трех лазеров в стеклянный конус теплообменника в двух километрах впереди «Этчеллса». Механизм взорвался, распавшись на кристаллические обломки внутри закрученного газового облака. «Этчеллс» послал в линию связи яростный крик и довел ускорение до 17 g, отчаянно пытаясь подняться над смертельными движущимися обломками мусора. Излучающийся газ ударял по полипу черноястреба. Вспыхнула энергетическая мощь, срывая кристаллы с дырявого щита белого огня. «Этчеллс» отошел вверх, подальше от раздувающегося нимба цвета индиго.

Перед столкновением «Энон» выдержал несколько дополнительных секунд, он быстро подтянулся кверху, огибая границы завихряющихся кристаллов. «Этчеллс» находился всего в тридцати километрах впереди. Целящийся радар «Энона» устремился к черноястребу. Затем электронные датчики предостерегли Сиринкс, что «Миндори» целится им в корпус.

— Не стреляй, — предупредил Росио.

— Убей их, — потребовал «Этчеллс».

Сиринкс прицелилась в «Миндори» пятью лазерами. «Этчеллс» тоже прицелился в противника тремя мазерами.

— Теперь убей их, — сказал он.

— Я не буду стрелять, если и ты перестанешь, — обратился Росио к Сиринкс. Два его лазера повернулись к «Этчеллсу». — По крайней мере узнай сначала, зачем мы сюда прилетели.

— Так скажи это нам, — потребовала Сиринкс.

Джед и Бет прижались носами в иллюминатору на мостике, почтительно глядя на судно ксеноков, расположившееся под космоястребом. Особенно много было не разглядеть в такой темноте, но обод был достаточно близко, чтобы видеть силуэт соблазнительной конфигурации в обратном рассеянии красного огня. Джеральд Скиббоу сидел на противоперегрузочной койке позади консоли, управляющей оружием. Лорен Скиббоу внимательно изучала тактические дисплеи, пристально наблюдая за космоястребом и черноястребом, быстро поднимающимися с темной стороны.

— Предатель, — «Этчеллс» сплюнул, вложив весь свой гнев в это слово.

— А что я такое предал, назови точнее? — спросил Росио. — В чем цель твоего похода, «Этчеллс»? Что тебя заботит, кроме тебя самого?

— Я пытаюсь остановить этих людей, чтобы они не запихивали нас назад в потусторонье. Может, вы все этого добиваетесь.

— Не будь дурнем.

— Тогда, ко всем чертям, помоги же мне уничтожить этот проклятый цилиндр. За чем бы они сюда ни прилетели, но оно там.

— Оружия там нет, — вмешалась Сиринкс. — Я вам уже говорила.

— Может быть, я попозже взгляну, — сказал Росио.

— Дерьмо собачье, — взъярился «Этчеллс». — Да я тебя на растраханные куски всего разорву, если ты не поможешь мне убрать этого космоястреба.

— Для того-то я и здесь.

— Что-о? О чем это ты своим трахальным языком треплешь?

Росио явно наслаждался раздражением и растерянностью «Этчеллса».

— О смерти, — ответил он. — Ты такой умный, когда смотришь, как умирают другие, правда? Ты ни разу не дал шанса Прану Су.

— Да ты обгадить меня хочешь. Ты что, ради него сюда и прилетел?

— И еще из-за Киры. У меня тут есть кое-кто на борту, кто хотел бы увидеть нашу экс-предводительницу.

— Кира на борту? — спросила Сиринкс.

— Да, — сказал Росио.

— Слушай ты, полудурок с затраханными мозгами, мы же на одной стороне, — сказал «Этчеллс». — Я знаю, этот черноястреб нашел еще один источник питательной жидкости. Это просто блеск. Мы свободны, чтобы драться с такими, как Капоне и Кира. Вот чего я хочу.

— Ты же был первым болельщиком за Киру. И все еще делаешь все, что она хочет.

— Даже когда шантаж прекратился.

— Я смотрел, что лучше для меня. Так же, как и ты смотришь, что лучше для тебя. У нас разные методы, но мы хотим одного и того же ради самих себя. Вместе мы сможем разбить все эти конфедератские корабли и уничтожить цилиндр.

— А потом что?

— А потом, конечно, все, что мы захотим.

— Ты на самом деле не думаешь, что мы разделим с тобой нашу питательную жидкость? После всего того, что ты натворил?

— Ты уже начинаешь меня обгаживать.

Джед и Бет увидели, как чудовищная птица поднялась и пролетела мимо иллюминатора, угольно-черная тень на темно-красном фоне. Зловещие глаза сверкнули алым, глядя прямо на них. Они вместе так и отпрянули от иллюминатора. Сбоку от птицы виднелась другая тень, продолговатый овал.

— Джеральд, — нервно позвал Джед. — Друг, там такое творится!

— Да, — откликнулся тот. — «Энон» и «Миндори». Разве это не удивительно? — Он фыркнул, смахивая влагу со своих ввалившихся, налитых кровью глаз. И его голос снова сделался высоким: это был голос Лорен: — Она там. И этой сучке теперь некуда бежать.

Джед и Бет растерянно переглянулись. Джеральд приводил в действие какие-то кнопки на пульте.

— Ты что это делаешь? — спросил Росио.

— Привожу в готовность к действию оставшиеся генераторы, — ответил Джеральд. — Ты можешь вложить их силу в лазеры. Убей их одним выстрелом.

— Я не очень уверен, что это подходящая мысль.

— ПОДХОДЯЩАЯ! — выкрикнул Джеральд. — Не пытайся теперь отступать. — Он крепко стиснул край панели, в растерянности мигая.

— Джеральд? — дрожащим голосом воззвала к нему Бет. — Пожалуйста, не делай ничего в спешке!

Лицо Лорен промелькнуло поверх измученного выражения Джеральда:

— Джеральд в прекрасной форме. Просто в прекрасной. Не волнуйтесь.

Бет начала всхлипывать, ухватившись за Джеда. Он обнял ее и с несчастным видом уставился на безумного, склонившегося над пультом. Когда Скиббоу начинала сводить с ума Джеральда, это было скверно. Эту новую объединенную комбинацию можно было сравнить разве что со стражем самого ада.

Лорен игнорировала обоих подростков.

— Росио, попроси космоястреба помочь. Это в их же интересах. Мы не хотим теперь снова допустить ошибку.

— Хорошо, — он с трудом скрывал тревогу, чтобы она не прорвалась в голос.

— У меня предложение, — обратился он к Сиринкс по специальному каналу.

— Валяй.

— Я с вами не ссорился, и мне плевать на вашу миссию. Этчеллс и Кира угрожают нам обоим.

— Тогда почему вы нас остановили и не дали в них стрелять?

— Потому что мне нужно захватить Киру живьем. Отец и мать тела, которое она одержала, у меня на борту. К несчастью, они командуют моими боевыми осами. Моя энергистическая мощь способна дезактивировать ракеты, но Скиббоу могут помешать мне в моем намерении. Невозможно предсказать, как они станут реагировать, они не постоянное твердое сочетание. Они могут выбрать судьбу камикадзе, а в этом случае я не уверен, что смогу заблокировать их команды боеголовкам вовремя.

— Понятно. Так что вы предлагаете?

— С этого расстояния мои лазеры вполне способны уничтожить одним выстрелом центральную управляющую часть. «Этчеллса» швырнет обратно в потусторонье, а Кира останется здесь в целости. Я с ними состыкуюсь и предоставлю ее в распоряжение Скиббоу.

— Так что вы хотите от нас?

— Ничего. Не вмешивайтесь, когда я выстрелю. Это все, о чем я прошу.

— А как насчет того, что Кира распоряжается боевыми осами «Этчеллса»?

— Второй лазерные залп уничтожит боевых ос в гнездах. Я могу действовать быстро. У нее не будет времени, чтобы взорвать или выпустить их.

— Вы на это надеетесь.

— А вы можете снабдить нас альтернативой?

Через общий канал связи заговорил «Этчеллс»:

— Росио, я вижу, что ты зарядил свои генераторы и привел в готовность оружие. Так знай, что мы с Кирой настроили моих боевых ос. В результате удара любого энергетического луча по мне или по модулю моего жизнеобеспечения все боеголовки взорвутся одновременно. Оба ваши корабля окажутся внутри радиуса смертельного взрыва.

— Ладно, — ответил Росио. — Все мы тут хорошие хитрецы и друг друга заблокировали. Теперь никто не сможет победить, так не отступить ли нам всем?

— Нет, — сказала Сиринкс. — Если любой из вас начнет ускоряться и полетит, чтобы скрыться, или попытается открыть прыжковую яму, я открою огонь. Я не дам вам возможности свободно вернуться к цилиндру.

— Так какого же дьявола мы должны сейчас делать? — спросил Росио.

— Мы договоримся о том, чтобы перевезти этот цилиндр, — объявила Сиринкс. — Когда уйдут все тиратка, я позволю нам троим одновременно отступить. Не прежде того. Вы не убьете невинные существа ради удовлетворения собственной паранойи.

— Ну, мать твою так и разэтак, — сказал «Этчеллс». — Росио, встань на мою сторону, мы взорвем к чертям этот космоястреб и не допустим, чтобы они добрались до того оружия.

— Нет там оружия, — настойчиво сказала Сиринкс.

— Я тебе кое-что сообщу, «Этчеллс», — произнес Росио. — Если уж речь о выборе, так я с капитаном Сиринкс.

— Предатель ты дерьмовый! Ты бы лучше молился, чтобы их оружие сработало, да молился бы как следует, потому что, если это не выйдет, я лично буду за тобой гнаться до самого конца вселенной.

— Тебе не придется за мной гоняться.

Сиринкс взглянула на Рубена и надула губы:

— Может, нам просто стоит предоставить их друг другу?

— Славная мысль. Интересно, что обо всем этом думают моздва?

— Пока они не начали в нас стрелять, плевать мне.

— Мы кое-что имеем, — доложила Оски. — Это не все хроники, но я добираюсь до файлов с записями местоположения планет-колоний; они обозначены со ссылками на звездные карты.

— Ты можешь проникнуть в файлы их звездных карт? — спросила Сиринкс.

— Загружаю справочник, — сказала Оски. — Постой тут.

Сиринкс и «Энон» с нетерпением ждали, и вот информация начала потихоньку просачиваться в коммуникационный канал. Первые карты, которые предоставил им справочник, показывали неизвестные звездные миры, а на третьей они увидели часть туманности Ориона. Туманность покрывала добрую четверть изображения. «Энон» сравнил это изображение с навигационным планом туманности, который он составил во время полета к Мастрит-ПД, инстинктивно делая поправки к координационным формулам тиратка, приближая их к собственным астрономическим понятиям. Далее последовали другие звездные карты, позволяя космоястребу расширить и уточнить координаты, привести в соответствие с узнаваемыми звездными узорами. Через восемь минут можно было видеть глобус космоса протяженностью в пять тысяч световых лет, с Мастрит-ПД в центре. Тиратка обозначили все созвездия с их названиями.

Мысли Сиринкс поплыли по ее мозгу, переполненные спокойной гордостью, в то время как она была погружена в созерцание подробной конфигурации.

— Это было нетрудно, — скромно сказал «Энон».

— Ты справился великолепно, — оценила Сиринкс. — Надо это сказать.

— Спасибо.

Сиринкс сделала попытку сдержать грусть.

— Но ты же понимаешь, что мы, вероятно, туда не доберемся.

— Понимаю. Нам нужно сдерживать черноястребов.

— Мне так жаль. Я знаю, как ты хотел туда полететь.

— И ты тоже. Но мы не должны быть эгоистичными. На кон поставлено больше, чем чувства. И мы все-таки исследовали куда больше, чем другие.

— О, да!

— Джошуа прекрасно справится.

— Я знаю. — Это ее позабавило. — Год тому назад я бы так не сказала.

— И не только ты переменилась.

— Тебе он всегда нравился, правда?

— Он был тем, чем ты боялась сделаться. Твоя зависть стала презрением. Ты никогда не должна была пугаться того, что ты собой представляешь, Сиринкс. Я всегда буду тебя любить.

— А я тебя, — она довольно вздохнула. — Джошуа, «Свантик-ЛИ» обнаружил Спящего Бога на звезде класса F, за триста двадцать световых лет отсюда. Координаты прилагаются.

Она приказала процессору передать файл бортовому компьютеру «Леди Макбет».

— Ну, «Энон», прекрасная работа.

— Спасибо, Джошуа.

— О'кей. Как ты думаешь уничтожить это самодовольство? Если я дам отсюда залп боевыми осами, они будут вынуждены отступить и исчезнуть. Мы можем объединиться, чтобы защитить цилиндр. Может быть, нам повезет, и они уничтожат друг друга до того, как вернутся за ним.

— Нет, Джошуа. Мы можем справиться с ситуацией. Теперь ты устранишься.

— Господи, да ты шутишь!

— Мы не можем тратить время, которое потребуется на защиту цилиндра, очень похоже, что понадобится много дней. И мы, безусловно, не можем рисковать тем, что будем оба повреждены или уничтожены в борьбе с черноястребами. Ты должен улететь. Как только это противостояние закончится, мы можем последовать за тобой.

— Очень уж холодный и логический расчет.

— Он разумен, Джошуа. Я же в конце концов эденистка.

— Ладно. Если ты уверена…

— А кто может быть больше уверен?

Она торжественно расслабилась на противоперегрузочной койке, разделяя восприятие местного космоса «Эноном». Ожидая прыжка «Леди Макбет», сопровождаемого резким сдвигом в пространстве-времени, которое произойдет в наносекунды.

Сиринкс оглядела свой экипаж, потянувшись к ним, так что их мысли и сожаления могли перемешаться с ее. Склоняясь к тому, чтобы достигнуть этого желанного равенства их цивилизаций. Должно быть, это подействовало, потому что через некоторое время она спросила:

— Есть у кого-нибудь колода карт?

Глава 27

Два друга шагали рядом к вершине скалы острова Кеттон, чтобы побыть вдвоем несколько минут и попрощаться. Они расстаются навсегда. Чома решил остаться с Колокольчиком, путешествуя с этим существом по вечности, а Сайнон, почти уникум среди сержантов, решил вернуться в Мортонридж.

— Я обещал жене, что вернусь, что еще раз присоединюсь к Согласию, — сказал он. — Я сдержу слово, которое ей дал, потому что мы вместе верим в эденизм. Поступая так, я сделаю нашу цивилизацию сильнее. Не намного, я первый это признаю, но моя убежденность в нас и в пути, который мы избрали, добавит к сверхубежденности и к вере в Согласие. Мы должны верить в себя самих. Сомневаться теперь — это значит допускать, что мы вовсе никогда не существовали.

— И все-таки то, что мы делаем, это вершина эденизма, — добавил Чома. — Перенося себя в вариант Согласия Колокольчика, мы расширяем возможности развития человечества, мы с доверием и восхищением продвигался все дальше от наших истоков. Это и есть эволюция, постоянная учебная кривая, и нет предела тому, что мы сможем обнаружить в этой реальности.

— Но ты останешься один, в изоляции от нас, всех остальных. Каков смысл знания, если тебе не с кем его разделить? Если им нельзя воспользоваться, чтобы кому-нибудь помочь? Потусторонье — это нечто такое, перед чем род человеческий должен предстать в единении, нам нужно знатьответ и принять его всем вместе. Если Мортонридж ничему другому нас не научил, мы усвоили из него хотя бы это. К концу я уже не испытывал к одержимым ничего, кроме сочувствия.

— Мы оба правы. Вселенная достаточно велика, чтобы это допускать.

— Это так. Хотя я сожалею о том, что ты делаешь. Необычное развитие. Думаю, я теперь сделался чем-то большим, чем предполагалось существованием в этом теле. Когда я присоединялся к Освобождению, я считал такие эмоции невозможными.

— Их развитие было неизбежным, — сказал Чома. — Мы несем с собой семена человечества, и неважно, в каком сосуде путешествуют наши мозги. Они были приговорены к процветанию, к тому, чтобы отыскать свой собственный путь вперед.

— Тогда я больше не тот Сайнон, который выделился из множественности.

— Нет. Всякое разумное существо, которое жило, изменилось.

— Значит, теперь у меня будет душа. Новая душа, она отличается от того Сайнона, которого я помню.

— Да, она у тебя есть. И у всех нас.

— Тогда, опять-таки, мне придется умереть, прежде чем я вернусь к множественности. То, что я несу в обиталище, — это приобретенный опыт, какой я сумел обрести в пути. Моя душа не соответствует моим воспоминаниям, как говорят киинты.

— Ты боишься того дня?

— Не думаю. Потусторонье не для всякого, если знать, что существует путь через него или вокруг него, как уверяет Латон, этого достаточно, чтобы дать мне уверенность. Хотя какая-то тревога во мне и шевелится.

— Ты ее преодолеешь, я уверен. Никогда не забывай, что возможно преуспеть. Одна только эта мысль должна руководить тобою.

— Я буду помнить.

Они остановились возле вершины и посмотрели оттуда на остров. Длинные ряды людей проделывали путь по исковерканной земле, последние беженцы из засыпанного города, направляющиеся к вершине скалы, где к камню прижалась Колокольчик. Опаловый свет гигантского кристалла посылал волны светлого оттенка поверх грязновато-бурой земли. Воздух собрался вокруг него топазовым нимбом.

— Как подходяще выглядит, — заметил Сайнон. — Как будто они все вливаются прямо в заходящее солнце.

— Если я о чем-то сожалею, так только о том, что не узнаю, чем кончатся их жизни. Странную группу они составят, эти души, которые собираются занять тела сержантов. Их человечность всегда останется вне времени.

— Когда они прибыли из потусторонья, они клялись, что все, что им нужно, — это снова иметь ощущения. Теперь они их получили.

— Но они не имеют рода. Не говоря о том, что лишены секса. Они никогда не познают, что такое любовь.

— Физическая любовь — возможно. Но ведь это безусловно не все содержание любви. Так же, как случилось с тобой и со мной, они станут более целостными в своем собственном роде.

— Я уже ощущаю их тревогу, а ведь они еще не достигли Мортонриджа.

— Они должны приспособиться к тому, что ждет их впереди. Обиталища будут их только приветствовать.

— До сих пор никто еще не стал эденистом вопреки собственной воле. А теперь ты имеешь двенадцать тысяч растерянных, рассерженных чужих людей, ворчащих на линии общей связи. И многие из них имеют культурный опыт, который будет противиться легкому восприятию нового.

— Зато с терпением и добротой, которые они снова обретут сами. Подумай только, через что они прошли.

— Наконец-то мы разобрались, в чем разница между нами. Я по натуре беспокойный, я с жадностью думаю о будущем, я путник. А тобою руководит сострадание, ты целитель душ. Теперь ты понял, почему нам придется расстаться?

— Разумеется, и я желаю тебе всего наилучшего в твоем великолепном путешествии.

— И я тебе. Надеюсь, ты обретешь покой, в котором нуждаешься.

Они повернулись и медленно пошли назад вдоль линии утесов. Над головой быстро проносились кристаллические создания, не задерживаясь в одном и том же месте больше одного мгновения. Они покрыли собою весь остров, уверенные, что все одержимые теперь знают, что есть путь назад и что означает остаться здесь. Это был конец власти Эклунд. Ее войска покинули свою начальницу и демонстративно держались все вместе, собираясь покинуть Кеттон. Ее угрозы и ярость только поторопили их с отъездом.

Перед мерцающей поверхностью Колокольчика ждало пять длинных очередей, извиваясь по разбросанным остаткам главного лагеря. Две из них состояли из сержантов. Остальные (державшиеся на расстоянии) были одержимые. Они ожидали в странном подавленном состоянии, их предчувствия и облегчение от того, что этот кошмар скоро кончится, умерялись неуверенностью в том, что им предстоит.

Стефани ждала в хвосте длинной очереди вместе с Мойо, Макфи, Франклином и Кохрейном. Тина и Рена стояли среди первых. Кристаллические существа подлечили Тину, приведя в порядок ее поврежденные внутренние органы, но все они соглашались, что тело этой женщины должны осмотреть врачи-люди — и как можно скорее. Что касается ее самой, Стефани решила, что она должна быть среди последних. Это было опять ее чувство ответственности, она хотела убедиться, что со всеми остальными все в порядке.

— Но ведь ты за них не несешь никакой ответственности, — сказал ей Макфи. — Они все собирались под знаменем Эклунд. И только по собственной дурацкой вине они оказались здесь.

— Я знаю, но мы ведь были те, кто пытался остановить Эклунд и безнадежно провалились. — Стефани вздрогнула, сознавая, как слабо звучит этот аргумент.

— Я подожду с тобой, — сказал Мойо. — Мы пройдем вместе.

— Спасибо.

Макфи, Франклин и Кохрейн переглянулись и сказали: какого черта. Все они встали в очередь позади Хой Сона. Старый партизан был в своей военной форме для походов в джунгли, разбойничья фетровая шляпа лихо заломлена назад, как будто бы он только что закончил очередную тяжелую работу. Он посмотрел на них с насмешливым удивлением и поклонился Стефани.

— Я вас поздравляю с тем, что вы остались верны своим принципам.

— Не думаю, что это имеет какое-то значение, но все равно спасибо. — Стефани присела на один из булыжников, чтобы ее раненое бедро пребывало в покое.

— Из всех нас вы были единственной, кто более всего достиг.

— Это вы удержали сержантов.

— Ненадолго, и только до увлечения следующим идеалом.

— Я думала вы цените идеалы.

— А я и ценю. Вернее, раньше ценил. Тут-то и есть проблема данной ситуации. Старые идеалы здесь не имеют значения. Я прибегал к ним, как делали политические силы, стоявшие за Освобождением. Мы были отчаянно неправы. Посмотрите, что мы натворили с людьми, как много жизней и семей разрушили. Все эти усилия вылились в конфликт и разрушение. Я прежде говорил, что принадлежу стране.

— Убеждена, вы считали, что это верно.

— В самом деле, я так и считал, Стефани Эш. К несчастью, я недостаточно подумал, потому что это было не то, что требовалось делать. Совершенно не то.

— Ну, дружище, так ведь это теперь совсем неважно, — вмешался Кохрейн. — Толстое дитя теперь некоторое время попоет громко.

Он предложил Хой Сону свой бычок.

— Нет уж, спасибо. Не хочу начинять ядом это тело. Я ведь всего лишь его постоялец. Скоро меня могут начать считать ответственным за все зло, которое я совершил. В конечном итоге, когда настанет конец этой очереди, мы опять окажемся лицом к лицу с тем же самым злом, разве не так? И будем только квиты.

Кохрейн окинул его унылым взглядом, бросил окурок и затоптал его пяткой в грязь.

— Да, дружище, это верно, — пробурчал он.

— А что же Эклунд? — спросила Стефани. — Где она?

— Опять на своем командном посту. Она отказалась от предложения вернуться.

— Как? Да она спятила?

— К несчастью, да. Но она искренне убеждена, что как только сержанты уйдут, эта страна будет свободной. Она намерена найти здесь свой рай.

Стефани оглядела кусок грубой неровной земли, которая была Кеттоном.

— Нет, — твердо сказал Мойо. — Она сделала свой собственный выбор. И она, безусловно, не собирается слушать тебя — ты для этого последняя из всех людей.

— Полагаю, что нет.

Даже при скорости по одному одержателю за несколько секунд понадобилось свыше семи часов, чтобы репатриировать их всех. Когда Колокольчик дотронулась до поверхности скалы, в ней открылись семь овальных туннелей, ведущих глубоко внутрь. Их стены светились мягким аквамариновым светом, который постепенно становился ярче, пока окончательно не наполнил ущелье.

Стефани вошла внутрь не самой последней. Мойо и Макфи спокойно и настойчиво стояли позади нее. Стефани улыбнулась своему дружественному окружению и переступила порог. Консистенция воздуха сгустилась вместе со светом, замедляя ее движения. Вскоре у нее появилось ощущение, что она пытается пройти насквозь через сам кристалл. На каждую часть ее тела сильно увеличилось давление. Аквамариновое сияние растаяло, и она увидела, что ее тело сделалось прозрачным в свете, испускаемым кристаллом. Когда Стефани обернулась, она убедилась, что тело, которое она одерживала, стоит сзади нее. Эта женщина протянула руки кверху, лицо ее напряглось в выражении отвращения и, вместе с тем, удовлетворения.

— Чома, — позвала Стефани. — Чома, ты меня слышишь? Я должна кое-что сделать.

— Привет, Стефани. Я так и думал, что это может случиться.

Занять сержантское тело оказалось очень просто. Одно из них уже ждало ее, заделанное в кристалле, совершенно пассивное, с большой склоненной головой. И неважно было, в каком направлении шагнуть, она все равно двигалась к нему. Они соединились, и тело плотно охватило ее, возвратив аквамариновое освещение вокруг. Ощущения были необычные; нервы должны были ощутить скелет и приспособиться к нему, но скелет еще подстраивался, чтобы обеспечить доказательство контакта. Ее подошвы определенно нажимали на поверхность, а воздух двигался вокруг нее, когда она пошла вперед. Аквамариновый туман разошелся перед ее глазами, позволяя ей видеть все в фокусе совершенно ясно.

Она вышла из овального туннеля и оказалась снова на засохшей корке вытоптанной грязи острова Кеттон. Разноцветные реки, которые вытекали из внутреннего сверкания Колокольчика, струились по земле. Больше ничто не двигалось.

Очень долгий и тяжелый путь лежал назад, через весь остров, к его центральному городу. Даже находясь в крепком сержантском теле, она должна была пробираться туда целый час с четвертью. Колокольчик, распространяя вокруг себя сверкание, отлетела, когда Стефани проделала всего треть своего пути, а затем Колокольчик развила невероятную скорость, исчезая вдали. Стефани начала ускорять шаг. Воздух двигался, медленно колыхаясь теперь, когда сержанты исчезли; мягкий бриз шелестел над краем скалы. Их желания еще на некоторое время оставались тут, насыщая материю, из которой состоял этот мир. Но без их активного присутствия, чтобы воплотить эти желания, начало возвращаться все, что для этой реальности было нормальным.

Стало немного светлее, когда Стефани подошла усталым шагом к границе города. Теперь воздух определенно сгустился, позволяя постоянному голубовато-белому свечению опуститься на землю. Каждый шаг заставлял Стефани подниматься над землей метра на два. Она догадывалась, что сила тяжести уменьшилась процентов на двадцать.

Штаб-квартира Эклунд в самом центре разрушенного до основания города была очень заметна, большая палатка, слабо освещенная, возвышалась на вершине холма. Она сама вышла, когда Стефани одолела путь вверх по склону, и оперлась о шест палатки, мягко улыбаясь.

— Тело другое, но эти мысли я узнаю где угодно. Я считала, что мы с тобой распрощались в последний раз, Стефани Эш.

— Ты должна уехать. Пожалуйста. Если ты останешься здесь, ты разрушишь тело Анжелины Галлахер и ее душу.

— Наконец-то! Это вовсе не мое благополучие, что тебя так заботит. Победа для меня небольшая, но считаю ее значительной.

— Возвращайся в Мортонридж. Есть еще несколько сержантских тел, пригодных для обитания твоей души. Ты снова сможешь прожить жизнь, настоящую жизнь.

— В качестве кого? Серой маленькой домохозяйки и мамаши? Даже ты не можешь прожить свою жизнь снова, Стефани Эш.

— Я никогда не верила, что будущее ребенка предопределено. После рождения тебе предоставляется самому делать из своей жизни то, что ты хочешь. А мы рождаемся вновь — в этих сержантских телах. Сделай из этого все, что хочешь, Аннета. Не убивай себя и Галлахер из ложной гордости. Оглянись вокруг! Воздух вот-вот кончится, сила тяжести падает. Здесь больше ничего не осталось.

— Здесь есть я. Этот остров снова расцветет теперь, когда он свободен от вашего влияния. Мы прибыли сюда, в этот мир, потому что он предлагал нам убежище, в котором мы нуждались.

— Бога ради, признай же, что ты неправа. В этом нет ничего позорного. Ну как ты думаешь, что я собираюсь делать — подойти к тебе и торжествовать?

— Вот ты и принялась за свое. Кто из нас прав. Это всегда и было между мной и тобой.

— Правого тут нет. Целая армия собралась под твоим знаменем. У меня был любовник и пятеро неудачливых друзей, неподходящих для меня. Ты победила. Теперь, пожалуйста, возвращайся.

— Нет.

— Почему? По крайней мере объясни мне.

На губах Аннеты Эклунд слабо затрепетала улыбка:

— Впервые за это время я стала самой собой. Я не должна была ни с кем считаться, спрашивать разрешения, приспосабливаться к тому, чего ожидает общество. И я все потеряла. — Ее голос перешел на хриплый шепот. — Я привела их сюда, и ни один не остался. Они не захотели остаться, а у меня не хватило силы принудить их. — Из уголка ее левого глаза выкатилась слеза. — Я была неправа, я все сделала неправильно, будь ты проклята!

— Ты никого сюда не привела. Ты нам не приказывала. Мы явились сюда, потому что отчаянно этого хотели. Я участвовала в этом, Аннета. Когда мы лежали там, в грязи, после залпа гарпунной пушки, и сержанты собирались бросить нас в камеры ноль-тау, я помогала. Я была так перепугана, что готова была потратить каждую каплю моей энергии на то, чтобы оставить Мортонридж позади. И я радовалась, когда мы сюда попали. Виноваты мы все. Абсолютно все.

— Я организовала оборону Мортонриджа. Я вызвала Освобождение.

— Да, ты это сделала, и если бы это не была ты, так был бы кто-нибудь другой. Могла быть даже я. Мы не отвечаем за то, как было открыто потусторонье. И еще до того, как это началось, исход был неизбежен. Тебя нельзя обвинять в том, как сложилась судьба, в том, как соединяется вселенная. Ты для этого не такая важная персона.

Аннета вынуждена была тяжело вдохнуть воздух, чтобы он наполнил ее легкие.

— Я такой была.

— И я тоже. В тот день, когда мы выносили детей с пожарища, я проводила их больше, чем было детей у Ричарда Салданы. Так я чувствовала. Мне это нравилось, и я хотела еще такого же, и моя группа смотрела на меня с уважением. Типичные человеческие чувства. Ничего в тебе особенного нет, ничего такого.

— Задавака, задавака, задавака! Господи, как же я тебя ненавижу!

Стефани внимательно следила, как сухие комья грязи поднялись от земли, подхваченные последними порывами ветра. Они пролетели вокруг ленивого облака, отрываясь друг от друга, медленно поднимаясь все выше. Уже не осталось никакой силы тяжести, единственное, что удерживала ее на поверхности земли, было громадное усилие воли.

— Пойдем со мной! — Стефани вынуждена была кричать, воздух уже почти улетучился. — Будешь ненавидеть меня еще сильнее!

— Хочешь умереть со мной? — пронзительно закричала Аннета. — Ты что, настолько полна этого твоего траханного достоинства?

— Не хочу.

Аннета опять пронзительно взвыла. Стефани не могла слушать ее, а воздух испарился.

— Чома, Колокольчик, возвратитесь за нами. Быстрей, пожалуйста.

Аннета вцепилась себе в горло, судорожно делая глотательные движения, кожа у нее сделалась темно-красной. Из-за своих отчаянных жестов она оторвалась от земли. Стефани кинулась за ней и схватила за дергающуюся лодыжку. Они вдвоем покатились с вершины пригорка. Вселенский белый свет превратил грязевые поля в светящиеся серебром долины; морщинистые вершины скал загорелись магнезиевым великолепием. Остров Кеттон растаял в светящейся пустоте.

Стефани и Аннета парили все дальше и дальше, погружаясь с головой в этот свет.

— Они в самом деле этого достойны? — спросил чей-то голос.

— Мы достойны?

Холодный аквамариновый свет сомкнулся над ними.

* * *

Луке не приходилось погонять лошадь, она просто бежала вдоль пустошей, куда отвозила хозяина раньше множество раз, она ступала без всяких колебаний. Большое кольцо вокруг средней части поместья Криклейд. Через верхний брод в Райд Стрим, вокруг восточной стороны Беррибат Спинни, через Уиткотридж, потом узкий горбатый мостик ниже фермы Сэксби, выжженная просека через Костонский лес. Это давало Луке возможность оглядеться и увидеть прогресс на своей земле. На поверхности она была так же хороша, как в любой предыдущий год; урожай поспел на несколько недель позже, но в этом не было никакого вреда. Все вместе как следует поднатужились и наверстали потерянные недели, последовавшие за одержанием.

Как они и обязаны были сделать, будь все проклято. Я кровавым потом обливался, чтобы Криклейд снова на ноги поставить.

Теперь-то еды хватит на всех, предстоящий урожай даст им возможность проводить зимние месяцы без лишних трудностей. Графство Стоук исключительно хорошо справилось с переходным периодом. Безусловно, грабежей больше не будет, особенно после битвы на станции Колстерворт. Хорошие новости, если судить по отчетам и слухам, которые в последнее время просачиваются из Бостона. Столица острова не так быстро восстанавливала старые порядки. Продукты там становились скудными; фермы, расположенные непосредственно вокруг городских окраин, хозяева постепенно покидали, так как горожане бродили по деревням в поисках продовольствия.

Идиоты не восстановили существующие промышленные предприятия и не производили товары для обмена с фермерствующими общинами на продукты. Есть так много всего, что может обеспечить город, необходимая продукция, такая, как ткани и инструменты. Необходимо, чтобы это опять происходило, и скоро. Но сведения, которые он получал от Лионеля и других торговцев, не радовали. Хотя некоторые заводы восстановили, и они работали, в городе не наступил настоящий общественный порядок.

Это и в самом деле хуже, чем когда Демократический союз Земли вышел на улицы, агитируя за свои лицемерные реформы.

Лука раздраженно покачал головой. В последнее время множество его мыслей прорывались, освобожденные, и бродили в голове. Некоторые из них были очевидными: это те, на которые он полагался, чтобы управлять Криклейдом; а другие оказывались более тонкими; сравнения, сожаления, возвращались понемногу старые, присущие ему особенности, и это было так удобно, что он не мог снова изгонять их. Хуже всего была вечная наркотическая боль и желание увидеть Луизу и Женевьеву, просто чтобы убедиться, что с ними все в порядке.

Неужели ты такое бесчеловечное чудовище, что откажешь в этом отцу? Единственный взгляд на моих любимых девчонок.

Лука высунул голову и закричал:

— Да никогда ты их не любил!

Пегая лошадка испуганно остановилась, когда его голос разнесся по зазеленевшей земле. Гнев был последним его убежищем от себя самого, единственной защитой, сквозь которую не мог проникнуть Грант.

— Ты же обращался с ними, как со скотом. Они и людьми-то для тебя не были, только твоими удобствами, частью твоей средневековой семейной империи, ты готов был выдать их замуж в обмен на деньги и власть. Ублюдок ты. Ты их не заслуживаешь. — Он содрогнулся, съежившись в седле.

— А тогда какая мне забота? — услышал он свой голос. — Мои дети, самая важная часть меня; они несут дальше все, что я есть. А ты пытался их насиловать. Двоих маленьких детей. Любовь? Думаешь, ты что-то понимаешь в любви? Такой выродок и паразит, как ты.

— Оставь ты меня в покое, — выкрикнул Лука.

Неужели надо было мне спрашивать тебя об этом?

Лука сжал зубы, вспоминая про газ, которым пользовался Спэнтон, как способе, каким Декстер пытался заставить их поклоняться Светоносцу. Выстроив крепость из гнева, так что его мысли опять смогли принадлежать ему.

Он натянул уздечку, поворачивая лошадь кругом, чтобы ему видеть Криклейд. Немного же было практичности в этой проверочной поездке. Лука и так знал, в каком состоянии поместье.

Материально у них все было прекрасно. В ментальном отношении… дымка довольства, окутывавшая Норфолк, начинала рассеиваться. Лука узнал особое напряжение отчаявшегося негодования, оно усиливалось где-то на краешке его сознания. Сначала Криклейд узнал его. По всему Норфолку люди делали открытия и начинали понимать, что лежит за внешним благополучием. Медленно зреющая чума тщеславия стала собирать урожай своих жертв. Надежда испарялась из их жизней. Нынешняя зима будет больше, чем ощущение физического холода.

Лука миновал разграничительную линию, отмеченную гигантскими кедрами, и направил лошадь через дерн к дому поместья. Одно только зрелище не носящего следов времени фасада из серого камня, по которому шли окна с белыми рамами, внесло в его болезненные размышления мирное успокоение. История этого дома принадлежит ему — и таким образом она обеспечивает ему будущее.

Девчонки сюда вернутся и будут поддерживать жизнь в нашем доме и в семье.

Лука наклонил голову, озлобленный своей разрушающейся волей. Гнев был слишком силен, чтобы изжить его в течение часов и даже дней. Безрадостное, вызывающее слезы мрачное настроение не было защитой, и в последнее время эти эмоции стали его постоянными спутниками.

В доме и около него, как всегда, кипела деятельность. Круглая щетка поднималась из центрального дымохода, посылая в окружающий воздух сажу. Конюхи выводили лошадей пастись на восточный луг. Женщины развешивали сушиться белье на веревки. Нед Колдмен (Лука никак не мог запомнить имени одержателя этого батрака) красил окна в западном крыле дома, чтобы как следует защитить дерево от предстоящих морозов. Из открытых окон пустой часовни слышались звуки пилы. Двое мужчин (претендующие на то, что они монахи, хотя ни Лука, ни Грант никогда не слышали об их ордене) неспешно исправляли те разрушения, которые Декстер нанес помещению.

И еще народ суетился за стеной огорода сбоку от поместья. Кухарка привела туда команду своих помощниц, чтобы срезать побеги аспарагуса и приготовить их для замораживания. В этом году это был уже пятый урожай этого зеленого растения.

Иоганн сидел возле каменной арки ворот, закутав колени одеялом, ловя тепло вездесущего солнца. Вероника сидела на стуле около него, Жанетта, ее ребенок, спала в колыбели, зонтик защищал ее от солнца.

Лука спешился и подошел проведать своего бывшего заместителя.

— Как ты себя чувствуешь?

— Не так-то плохо, спасибо, сэр, — Иоганн слабо улыбнулся и кивнул.

— Выглядишь ты куда как лучше.

Иоганн опять набрал вес, хотя обвислая кожа вокруг лица казалась бледной.

— Как только кончат со стеклами, я собираюсь начинать новые посадки, — сообщил Иоганн. — Люблю свежий салат и огурчики среди зимы. Не возражал бы еще попытаться вырастить авокадо, хотя плоды будут только на следующий год.

— Вот и молодец. А как эта малышка поживает?

Лука заглянул в колыбель. Он и забыл, до чего маленькими бывают новорожденные младенцы.

— Она просто мечта, — счастливо выдохнула Вероника. — Хотела бы я, чтоб она так же спала и ночью. Каждые два часа требует есть. Можно часы проверять по ней. Это и в самом деле утомительно.

— Славная малышка, — сказал Иоганн. — Спорим, тут будет на что посмотреть, когда она вырастет.

Вероника так и лучилась гордостью.

— Уверен, что так и будет, — согласился Лука.

У него вызвало болезненное ощущение то, как старик смотрел на ребенка, слишком много отчаяния проскальзывало в его взгляде. Баттерворт хотел подтверждения того, что жизнь в этом мире протекает нормально. За последнее время Лука заметил, что такое отношение развивается у многих жителей Криклейда. Детишки, за которыми они присматривали, получали более сочувственное внимание. Его собственную решимость оставаться в поместье и пренебречь настойчивым желанием отыскать девочек становилось поддерживать в себе все труднее. Слабость, которую он впервые ощутил в тот день, когда заболел Иоганн, и которая увеличилась после сражения на станции Колстерворт, мешала ему. Каждый шаг по усыпанной гравием песчаной дорожке, окружающей поместье, казалось, вдавливает комки величиной с булыжники все глубже в самую плоть его души, напоминая ему о том, до чего ненадежной сделалась его жизнь.

Лука накормил свою лошадь во дворе конюшни, чувствуя одновременно вину и радость, оставляя Иоганна. Кармита была в своем фургоне. Она складывала только что выстиранное белье и засовывала его в большой деревянный чемодан, обитый медными пластинами. С полдюжины ее стареньких стеклянных кувшинов стояли на грубо вытесанной полке, наполненные листьями и цветами, оттенок сосудов придавал содержимому специфический серый цвет.

Кармита вежливо кивнула ему и продолжала убирать в чемодан свои вещи. Он наблюдал за ней, снимая с лошади седло; она двигалась с твердой решимостью, лишавшей его смелости прервать ее занятие. Какие-то мысли доведены до логического конца, решил он. Чемодан был тем временем наполнен, крышка захлопнулась.

— Тебе помочь? — предложил он.

— Спасибо.

Они вместе подняли чемодан, вынесли за дверь в задней части фургона. Лука тихонько присвистнул. Он никогда не видел, чтобы внутренность фургона была так прибрана. Никаких куч мусора, никакой разбросанной одежды или полотенец, которые валялись бы в беспорядке, все имеющиеся у нее кастрюли были вычищены до блеска и висели на крюках, даже кровать была застелена. На верхней полке выстроены бутылки, закрепленные на своих местах медными кольцами для поездок.

Кармита запихнула чемодан за альков под кровать.

— Ты куда-нибудь уезжаешь, — понял он.

— Я готова куда-нибудь отправиться.

— Куда?

— Понятия не имею. Может, попробую в Холбич, погляжу, может, остальные где-то в пещерах.

Лука сел на кровать, внезапно ощущая сильную усталость.

— Почему? Ты же знаешь, как ты нужна людям здесь. Господи, Кармита, не можешь ты уехать. Слушай, скажи ты мне, говорил ли кто-нибудь что-то против тебя или делал тебе назло? Я их, ублюдков, на медленном огне зажарю.

— Никто мне пока ничего не сделал.

— Тогда почему?

— Я хочу быть готовой к отъезду на случай, если это место развалится. Потому что так случится, если уедешь ты.

— О, Боже, — он опустил голову на руки.

— Так ты собираешься в путь?

— Не знаю. Сегодня утром я проехался по всему поместью, чтобы попытаться что-то решить.

— И?

— Я хочу уехать. В самом деле хочу. Не знаю, вернет ли это Гранта или сделает его окончательно подчинившимся. Наверное, единственная причина, почему я до сих пор не уехал, в том, что он точно так же разодран на куски. Криклейд значит для него так бесконечно много. Он в ужасе от мысли, что имение останется без управителя на целую зиму. Но дочери значат для него больше. Не думаю, что это оставляет мне особенно большой выбор.

— Перестань искать поддержку. Выбор у тебя всегда был. Ты должен только спросить себя, хватит ли тебе сил, чтобы принять решение и придерживаться его.

— Тут я сомневаюсь.

— Гм-м… — она села на старинный стул в ногах своей постели, глядя на подавленную фигуру, сидящую перед ней. Границы больше нет, решила она, они сливаются. Не так быстро, как произошло с Вероникой и Олив, но это происходит. Еще несколько недель, самое большое — месяца два, и они станут одним человеком.

— Ты подумал о том, что тебе точно так же захочется найти девочек? Вот тут начинается твоя проблема.

Он бросил на нее резкий взгляд:

— Ты что хочешь сказать?

— Да вся эта благопристойность Гранта, которая идет от слабости и разъедает его изнутри. Ты ее еще не растерял, ты все-таки чувствуешь себя виноватым перед Луизой и перед тем, что ты пытался с ней сделать. Тебе бы хотелось знать, что с ней все в порядке.

— Возможно. Не знаю. Я больше не могу думать напрямую. Каждый раз, когда я начинаю говорить, мне приходится изо всех сил прислушиваться к словам, чтобы разобраться, где я, а где он. Разница все-таки есть. И только.

— Меня искушает желание быть фаталисткой. Если Норфолк не спасется на несколько десятилетий, ты в любом случае здесь умрешь, так почему бы тебе не отправиться и не прожить эти годы в покое?

— Потому что я хочу их прожить, — прошептал он яростно. — Собою.

— Это большая жадность для человека, который будет жить в украденном теле.

— Ты нас всегда ненавидела, правда?

— Я ненавижу то, что ты сделал, а не то, чем ты являешься. Лука Комар и я могли бы отлично поладить, если бы когда-нибудь встретились, не думаешь ли ты?

— Да, верно.

— Ты не можешь победить, Лука. Пока ты жив, он всегда будет с тобой.

— Я не сдамся.

— Убил бы на самом деле Лука Комар Спэнтона? Грант бы убил, не колеблясь.

— Ты не понимаешь. Спэнтон был дикарем, он собирался разрушить все, чем мы являемся, все, с чем мы работали и чего достигли здесь. Я видел это у него в сердце. С подобными людьми нечего действовать разумно. Их не научишь.

— Почему тебе хочется чего-то достигнуть? Возможно жить здесь и не землей. Мы это можем, мы, роми. Даже Грант смог бы показать тебе, как это делается. Какими растениями питаться. Где прячутся овцы и коровы зимой. Можно стать охотником и ни от кого не зависеть.

— Люди значительней этого. Мы — общественные особи. Мы объединяемся в племена или кланы, мы занимаемся ремеслами. Это же фундамент цивилизации.

— Но ты мертв, Лука. Ты умер сотни лет назад. Даже само это возвращение будет всего лишь временным, как бы оно ни кончилось: смертью или тем, что Конфедерация нас освободит. Почему ты хочешь создать уютную цивилизацию в этих условиях? Почему не прожить быстро и не волноваться о завтрашнем дне?

— Потому что это не то, что я есть! Я этого не могу!

— А кто не может? Кто ты — который хочет будущего?

— Не знаю, — он начал всхлипывать. — Я не знаю, кто я такой.

* * *

В эти дни в помещении оперативного отдела Передового форта было меньше народу — показатель природы и прогресса Освобождения. Грандиозные координационные усилия, которые потребовались для первоначального штурма, давно прекратились. После того последовало самое напряженное время разрушительной атаки на Кеттон, когда пришлось изменить план атаки передовой линии фронта, разбивая Мортонридж на ограничивающие зоны. Эта стратегия оказалась достаточно действенной. Кеттонов определенно больше не было. Одержимые разделились, затем разделились снова, когда ограничительные зоны разбили на еще более мелкие участки.

Из своего офиса Ральф мог смотреть прямо на большой экран, установленный на противоположной стене. После Кеттона он целыми днями сидел у себя за столом, наблюдая, как красные обозначения передовой линии фронта изменяют форму, превращаясь в грубую решетку квадратов, растянувшуюся по Мортонриджу. Каждый квадрат разделился еще на десяток мелких квадратиков, а они стали кольцами и перестали сужаться. Когда началась осада, их было семьсот шестнадцать.

В комнате оперативного отдела она началась с наблюдения за операциями уничтожения в открытом поле. Главная деятельность командования Освобождением состояла теперь в том, чтобы управляться с тылом, координировать подход к каждому осаждающему лагерю, доставляя снабжение, и эвакуировать понравившиеся жертвы. И всем этим управляли в других, второстепенных отделах.

— Мы — резерв, — сказал Ральф Янне Палмер. Она вместе с Экейшей пришли позже, когда закончилось собрание старшего персонала, происходившее рано утром. — Теперь больше не будет сражений, — добавил он. — Никаких неверных решений, в которых меня станут обвинять. Все дело теперь в численности, в статистике и в уровне. Как долго будут одержимые доедать свои запасы, насколько нам хватит при этом наших медицинских ресурсов и транспортных возможностей. Мы просто должны будем все это рассчитать и уйти.

— Немногих я знала генералов, которые испытывали бы такую горечь из-за своей победы, — заметила Янне. — Мы победили, Ральф, тебе удалось сделать так, что Освобождение стало гладкой операцией, когда никто в нас не стреляет.

Он бросил озадаченный взгляд на Экейшу:

— Ты бы назвала эту операцию гладкой?

— Развитие ее было гладким, генерал. Разумеется, отдельные личности определенным образом пострадали от некоторых трудностей на линии фронта.

— И на другой стороне было так же. Ты видела на мониторе состояние одержимых, которых мы брали в плен, когда они больше не выдерживали осаду?

— Я их видела, — ответила Янне.

— Одержимые, понимаешь ли, по-настоящему не сдаются. Они только так ослабевают, что сержанты могут идти вперед, не встречая сопротивления. Вчера мы сняли двадцать три осады, и у нас оказалось семьдесят три трупа. Они просто так не сдаются. А остальные, господи, — рак и голодное истощение, тяжелая комбинация. Когда мы поместили их в ноль-тау, семеро из них по-настоящему умерли в полете транспорта скорой помощи назад в Передовой форт.

— Надеюсь, сейчас на орбите достаточно отлетающих в колонии кораблей, чтобы справиться с перевозкой такого количества больных, — сказала Экейша.

— Мы можем загрузить их в камеры ноль-тау, — сказал Ральф. — Я не особенно уверен, что их можно вылечить. Они могут скончаться, слишком долго ожидая, пока найдется для них такое место, где есть больница. И это даже при наличии всей помощи, которую мы получаем от эденистских обиталищ и наших союзников. Боже милосердный, можете вы вообразить, на что это будет похоже, если мы умудримся вытащить целую планету и вернуть ее на место, откуда ее отправили, где бы это ни было?

— Кажется, президент Ассамблеи попросил у посланника киинтов о материальной помощи, — сказала Экейша. — Роулор говорил, что его правительство посмотрит благоприятно на то, чтобы помогать нам справиться с любым физическим явлением, которое окажется за пределами наших промышленных или технических возможностей.

— А медицинская ситуация на Омбее не считается кризисной? — поинтересовалась Янне.

— Лечение избавившихся от одержания из Мортонриджа вовсе не за пределами медицинских возможностей Конфедерации. Таково, кажется, условие, поставленное киинтами.

— Физически-то это возможно, но какое же правительство допустит корабль, нагруженный бывшими одержимыми, в свою звездную систему, не говоря уже о том, чтобы распределить их по гражданским больницам в городах?

— Людская политика, — буркнул Ральф. — Зависть галактики.

— Это паранойя, а не политика, — возразила Янне.

— Голосование превращает ее в политику.

Компьютер Оперативного Отдела передал целый поток информации в нейросеть Ральфа. Он выглянул из окна, чтобы увидеть, как одно из красных колец на стационарном экране сменило цвет на розовато-лиловый.

— Снята еще одна осада. Город под названием Вэллоу.

— Да, — подтвердила Экейша. Она закрыла глаза, подслушивая через микрофон, как сержанты окружают замызганные, беспорядочно стоящие здания. — Следящие спутники передают изображение тамошнего энергистического поля и сообщают о массовом отступлении. Сержанты продвигаются вперед.

Ральф проконтролировал административные процедуры AI. Готовился транспорт, решено было лететь в лагерь «Стоуни». Было извещено о медицинских силах Передового форта. AI определил даже количество ноль-тау камер, которые понадобятся на борту колониальных кораблей, поместив результат в инфракрасных излучениях последнего сенсора на спутнике СО.

— Кажется, мне бы хотелось, чтобы все было так же, как в первый день, — сказал Ральф. — Знаю, что одержимые сопротивлялись, как бешеные, но зато они были здоровы. Я был готов к ужасам войны, я даже собирался справиться с тем, чтобы отправить наши войска в бой, зная, что они полагаются на случай. Но это совсем не то, чего я сколько-нибудь ожидал, происходящее уже больше не спасает их. Это просто политические соображения.

— Вы сказали об этом княгине? — спросила Экейша.

— Да. И она даже согласилась со мной. Но она ни за что не допустит, чтобы я это прекратил. Мы должны от них очиститься, это единственное соображение. Политическая ценность перевешивает человеческую.

* * *

Свободные репортеры, приписанные к Освобождению, все были размещены в двух трехэтажных сборных домиках с программным управлением на западной стороне Передового форта, поблизости от административного района и расположения штаб-квартиры. Никто против этого не возражал: они таким образом размещались рядом с расположением офицеров, что позволяло им по крайней мере выпивать глоточек по вечерам. Но что касается их подлинного снабжения сведениями о том, как продвигаются войска, не стоило ждать слишком многого. Первый этаж был единственным открытым пространством, предназначенным для общего увеселения и сборищ в зале, обставленным набором мебели из пятидесяти пластиковых стульев, трех столов, печи с индукционным нагревом и бьющего фонтана. В этом зале хотя бы имелся сетевой процессор, устроенный специально для того, чтобы репортеры все время находились в контакте со своим начальством в студиях. Кровати стояли наверху, в шести спальнях с общей ванной на каждом этаже. Так как вся эта команда привыкла к четырехзвездным (как минимум!) отелям, они не очень-то здесь акклиматизировались.

Дождь начался в восемь утра, когда Тим Берд завтракал внизу. Завтраков в Передовом форте было три варианта, все готовые: поднос А, поднос Б и поднос В. Тим всегда старался спуститься пораньше, чтобы захватить поднос А из кучи, составленной возле дверей: этот поднос был уставлен более обильно, так что ему не приходилось заботиться о ланче; подносы же Г, Д и Е нарушали всевозможные декларации о правах человека.

Тим вставил поднос в отверстие печи и поставил таймер на тридцать секунд. Дверь была широко раскрыта, на улице барабанил мелкий дождь. Тим простонал от досады. Эта погода испортит весь день, если он поедет в сам Мортонридж, ему придется опять сегодня вечером пользоваться антигрибной пастой — опять. Еще один день в когтях разрухи, в наблюдениях за загнивающим Освобождением. Печь пискнула и выдвинула его поднос. Упаковки разорвались, и каша перемешалась с помидорами.

За одним из столов еще оставалась парочка свободных стульев. Тим сел рядом с Донеллом из «Галактических известий», кивнул Хью Ростеру, Элизабет Митчелл и остальным.

— Кто-нибудь знает, куда мы сегодня допущены? — спросил Тим.

— Официальные власти везут нас к Монксклиффу, — ответил Хью. — Нам хотят показать какую-то медицинскую бригаду, только что прибывшую из Иерусалима, у них есть новый метод восстановления протеина в случаях голодного истощения организма. Прямое переливание крови загоняет протеин обратно в клетки. Стопроцентный уровень выживания. Это принесет реальную пользу, когда будет снята последняя осада.

— Я хочу попытаться снова пробраться к Чейнбриджу, — сказал Тим. — Там устроен большой армейский госпиталь. И было несколько самоубийств среди «гиммиков». Они не могли перенести, чтобы их спасли.

— Победившая сторона, — проворчала Элизабет. — Дьявольски типично, или что еще там.

— Нет, — самодовольно произнес Донелл и одарил всех коллег улыбкой. — Вам это все ни к чему; вам надо поехать в Эрсуик.

Тим терпеть не мог такой самоуверенный тон, но Донелл был одним из лучших поисковиков информации. Проверка по нейросети показала, что Эрсуик был находившийся в осаде город, освобожденный вчера во второй половине дня.

— Есть какая-то причина? — спросил он.

Донелл усмехнулся и устроил целое представление, отправляя в рот треугольный тост.

— У них кончились продукты неделю тому назад. Это значит, что им приходилось есть что-то другое, чтобы так долго протянуть. — Он облизал губы.

— О боже, — Тим содрогнулся и оттолкнул от себя поднос с завтраком. Но ведь из этого выйдет просто фантастическая история.

— Кой черт тебе это рассказал? — спросила Элизабет с тревожным нетерпением в голосе.

Тим уже собирался посмотреть на нее с неодобрением, но увидел, как Хью внезапно поднял голову.

— Одна моя знакомая, — ответил Донелл Элизабет. — У нее был дружок во вспомогательном батальоне в Эрсуике. В начале осады разведка показала, что там было сто пять человек. А сержанты освободили девяносто пять.

Хью оглядывал зал, хмурясь, как будто бы слышал, как упоминается его имя.

— Это может оказаться один из твоих шедевров для корзины, Тим, — сказала Элизабет. — Они не могли научиться обращаться со своей памятью.

Хыо Рослер поднялся и пошел к открытой двери. Донелл резко захохотал:

— Эй, Хью, хочешь мою колбасу? Вкус какой-то странный.

Тим раздраженно на него взглянул и поспешил догонять Хью.

— Разве я что-то такое сказал? — выкрикнул им вслед Донелл.

За столом все захихикали.

Тим догнал Хью на улице. Тот не обращал внимания на дождь и целенаправленно шагал по размытой дороге.

— В чем дело? — спросил Тим. — Ты ведь что-то знаешь, правда? Один из твоих местных контактов что-то тебе передал?

Хью слегка улыбнулся уголком рта:

— Не совсем так, нет.

Тим подскочил и пошел рядом с ним:

— Какая-то сенсация? А, Хью? Я присоединяюсь к тебе, ты меня берешь?

— Я думаю, ты только что получил свою историю, — Хью замедлил шаг, затем повернулся и заспешил в проход между двумя корпусами.

— Ради Христа, — пробормотал Тим.

Он промок насквозь, но теперь ничего не заставило бы его отступить. Хью мог быть провинциальным деревенщиной, работающим на ничтожное агентство, но он всегда был в курсе новостей.

По другую сторону от бараков было широкое четырехрядное автомобильное шоссе с развилкой, оказавшейся прямо перед ними. Две петли разбитой дороги вели к одному из госпиталей Передового форта. Хью поспешил выйти на шоссе. Прямо перед автоматическим десятитонным грузовиком.

— Хью! — закричал Тим.

Хью Рослер даже не взглянул на грузовик. Он только поднял руку и растопырил пальцы.

Грузовик остановился.

Тим сглотнул, не веря своим глазам. Грузовик не притормозил. Он не замедлил ход до остановки. Он просто остановился. От пятидесяти километров в час и до нуля — мгновенно.

— Ох, матерь божья, — прохрипел Тим. — Так ты один из них.

— Нет, я не из них, — возразил Хью. — Я такой же, как ты. Я репортер. Просто я проделывал такое гораздо дольше. Усвой несколько полезных вещей.

— Но… — Тим повернулся назад к краю шоссе. Все движение замедлилось до полной остановки, ярко засияли красные аварийные полосы света.

— Пошли, — бодро позвал Хыо. — Доверься мне, ты же не захочешь пропустить такое. Начинай записывать.

Тим запоздало открыл ячейки памяти нейросети. Он выступил вперед на дорогу.

— Хью? Как ты это проделал, Хью?

— Пропустил инерцию сквозь гиперпространство. Не волнуйся об этом.

— Отлично.

Тим застыл на месте. Вспышка изумрудного света возникла за спиной у Хью. Он пробормотал предостережение и поднял руку.

Хью повернулся лицом к свету, широко улыбаясь. Свет быстро расширился в столб в пять метров в ширину и двадцать в высоту. Когда вокруг падали капли дождя, они сверкали и приобретали свой ореол.

— Что это? — спросил Тим, слишком увлеченный такой фантастической картиной, чтобы испугаться.

— Нечто вроде ворот. Я как следует не понимаю их устройство и динамику, они совершенно примечательны сами по себе.

Тим собрал всю свою репортерскую выдержку и сосредоточился на холодном свете перед собой. Глубоко внутри двигались тени. Они становились все больше, все отчетливее. На освещенную дорогу выступил сержант. Тим включил свой сенсорный приемник, замерев в ожидании.

— Ух ты, — воскликнул могучий сержант пронзительным голосом. — Как ужасно возвращение домой — просто ужасно.

* * *

Ральф вышел к одним из семи изумрудных ворот через девяносто минут после того, как они открылись. Промежуточное время было занято неистовой суетой и попытками понять, что происходит, чтобы ответить на это соответственно. Помещение оперативного отдела пришло в полную готовность, когда офицеры сбежались сюда во всего здания, чтобы занять свои посты.

Что светящиеся зеленые колонны — какой-то вид прыжковых ям, установить было легко. Точный статус выходящих из них людей оказался более проблематичным.

— В сержантах не содержатся эденистские личности, — воскликнула Экейша. — Линия общей связи забита болтовней разных голосов, они ораторствуют без приверженности к простым соглашениям. Ясности достигнуть невозможно.

— Кто же они такие?

— Я думаю, это бывшие одержимые.

К тому времени несколько сержантов, содержащих первоначальные личности эденистов, прошли через ворота, помогая прояснить ситуацию, рассказывая каждому эденисту, находящемуся на Омбее или на его орбите, что они — беженцы с острова Кеттон. Даже узнав это, Ральф активизировал стратегию наступления, предпринятую в последние недели, предшествовавшие Освобождению, на случай неуправляемого налета одержимых, проникших в периметр Передового форта. Все наземное и воздушное движение транспорта в пределах подступов к лагерю закрыли, весь персонал заключили в бараки. Дежурные морские офицеры помчались к воротам. Единственное, в чем надо было убедиться Ральфу, — в том, что одержатели, находящиеся теперь в сержантских телах, не сохранили свою энергистическую мощь. Когда доказали это, он позволил снизить состояние тревоги. И Ральф, и адмирал Фарквар согласились на том, что платформы СД будут продолжать держать ворота под прицелом. Теперь-то они кроткие, но кто его знает, что может последовать.

Ситуация, при всей своей необычности, снова стала проблемой тыла. Люди, неверной походкой выходившие из ворот, находились в том же физическом состоянии, что и все остальные бывшие одержимые: они остро нуждались в медицинской помощи и в нормальном питании. Не могло быть случайным совпадением то, что каждые ворота открывались прямо у госпиталя, но количество и состояние прибывших создавало определенное напряжение, требуя немедленного медицинского вмешательства.

Что касается сержантов, Ральф и его служащие не планировали прибытие контингента более двенадцати тысяч бывших одержимых, у которых отсутствует угрожающая внешность. Первоначально Ральф классифицировал их как военнопленных, и AI рассчитал, что они должны расположиться в трех пустых бараках, которые и предоставили в их распоряжение. Из моряков и солдат, находящихся в лагере в увольнительной, сформировали сторожевые батальоны, которые держали их в зданиях.

Это был только отвлекающий маневр; Ральф просто не знал, что еще с ними делать. Вина их, вероятно, была больше, чем пребывание во вражеской армии. Безусловно, будут предъявлены и другие обвинения. Хотя бы похищение людей и урон, нанесенный телам. И все же они были жертвами обстоятельств, что стал бы утверждать любой адвокат.

Но проблема того, как поступить с ними дальше, его не касается. Ральф не завидовал княгине Кирстен, которая должна будет принимать решение по этому поводу.

Дин и Билл явились в Оперативный Отдел, чтобы составить эскорт Ральфа, когда он окончательно приготовился нанести инспектирующий визит. Ближайшие ворота находились всего в километре от самого здания штаб-квартиры командования. Даже при том, что возле них дежурил взвод моряков под руководством AI, окружающая территория находилась, как и следовало ожидать, в состоянии хаоса. Громадные толпы зрителей со всего лагеря, включая и всех репортеров, слонялись вокруг ворот, чтобы ухватиться за какие-то сведения. Дину и Биллу пришлось расталкивать людей локтями, чтобы провести сквозь них Ральфа. Наконец к тому времени, как они добрались до ворот, удалось установить какое-то подобие порядка. Дежурный морской капитан добился того, что посторонние отошли на расстояние ста метров. Внутри периметра разместились моряки, образовав два четких прохода, чтобы выводить по ним возвращенцев. Один коридор вел ко входу в ближайший госпиталь, другой заканчивался на стоянке автотранспорта, где ждали грузовики, чтобы увезти сержантов в предназначенные для них исправительные учреждения. Как только очередная фигура выходила в море мерцающего зеленого света, вспомогательная команда решала, к которому из коридоров ее направить, решение подкреплялось действующими на нервы дубинками. Все протесты попросту игнорировались.

— Даже наши настоящие сержанты могут попасть в исправительные учреждения, — заметила Экейша Ральфу, когда они пробивали себе путь через периметр. — Так будет легче. Мы можем отделить их от бывших одержимых позже.

— Скажем им, да, спасибо. Нам нужно сохранить спокойную обстановку здесь.

Морской капитан прошлепал по лужам к маленькой группе Ральфа, отсалютовал. Дождевая вода лилась с его шлема.

— Как все проходит, капитан? — спросил его Ральф.

— Хорошо, сэр. У нас тут действенный контроль.

— Хорошо исполнено. Вы можете возвращаться к своим обязанностям. Мы постараемся не мешать.

— Спасибо, сэр.

Ральф постоял минуты две, спокойно наблюдая, как люди и сержанты, разбрызгивая лужи, выходили из полосы зеленого света. Несмотря на влажность и теплый дождь, он почувствовал, что холод охватывает его грудь.

Странно, я ведь могу воспринимать прыжковые ямы или ПСП через световые годы как совершенно нормальное явление, но ворота, ведущие в иные миры из этой вселенной, возбуждают у меня фобию. Может, для меня это слишком большое чудо, — физическое доказательство существования мира, где находятся небесные жители? Или, напротив, доказательство того, что даже человеческая душа и всемогущие создания имеют рациональную основу? Я смотрю как на конец религии на тот факт, что нас никогда не посещали посланцы какого-то бога-творца. Факт, представленный в таком воплощении, какое я ни за что не могу проигнорировать. Потеря духовной невинности нашего племени.

Ральф мог видеть, что бывшие одержимые, которые выходили сюда, были удивлены, неясное замешательство можно было прочесть на каждом лице, когда угрюмый дождь начинал просачиваться сквозь их одежду. Сержанты неуклюже выходили наружу, их растерянность становилась менее заметна, но никто из них, кажется, полностью не владел своими движениями в первые минуты.

Несколько членов научно-исследовательской группы бродили вокруг ворот и помахивали в их сторону сенсорными блоками. Большинство людей из армии ученых были на полуострове, пытаясь понять энергистические возможности. Диана Тирнан было одной из тех немногих, кто был доволен осадами, теперь она объясняла, как это дало физикам возможность изучать энергию вне стен лаборатории. Ральф оставил ее в здании управления, когда она отчаянно пыталась устроить так, чтобы инструменты и персонал снова перевели в Передовой форт.

— Это же Сайнон! — воскликнула Экейша. — Он настоящий.

Ральф увидел сержанта, у которого отсутствовала неуверенность остальных. Моряки и медики указали ему на проход, охраняемый вооруженными часовыми.

— Вы уверены? — спросил Ральф.

— Да.

Ральф заторопился к дежурным у входа:

— Порядок, мы забираем вот этого.

— Есть, сэр.

Им очистили путь, и Ральф вывел Сайнона. Они встали между воротами и выстроившимися по периметру моряками. Штат Ральфа собрался вокруг.

— Это кристаллическое существо, которое вы там встретили, сказало вам, как нам решить проблему до конца? — спросил Ральф.

— Мне очень жаль, генерал. Оно заняло ту же позицию, что киинты. Нам придется выработать собственное решение.

— Будь оно все проклято! Но ведь оно хотело помочь избавленным от одержателей телам.

— Да. Оно сказало, что судит по нашим этическим нормам и что подобное воровство несправедливо.

— О'кей, с какими условиями вы столкнулись в том мире? Видели вы какие-то иные планеты?

— Условия были тем, чем мы их делали; первостепенной была способность к дисфункции реальности. К несчастью, даже желания имеют предел. Мы были выброшены одни на этом острове, без свежего воздуха, без пищи. И ничто не могло этого изменить. Это существо предполагало, что наши планеты должны быть более счастливы, хотя мы не видели там никаких других. Тот мир слишком обширен для каких-то случайных встреч, существо даже намекнуло, что он может быть даже более протяженным, чем наша вселенная, хотя не обязательно в физических измерениях. Оно — исследователь, оно отправилось туда, потому что верило в расширение своих знаний.

— Так что, там не рай?

— Определенно нет. Одержимые на этот счет ошибаются. Это убежище, вот и все. Там нет ничего такого, что вы не привносите туда сами.

— То есть оно полностью естественное?

— Я думаю, что да.

* * *

После замешательства в начале исхода морпехи взяли под контроль каждого, кто проходил через ворота. Они контролировали ситуацию и оставались на месте до тех пор, пока не прошли последние четыре сержанта. Морпехи немедленно начали заталкивать их в грузовики, ожидающие на стоянке, как они поступили со всеми остальными.

— Нам не туда, — возразил Мойо. — Мы ждем ее.

— Кого? — не понял морской капитан.

— Стефани. Должна же она как-то вернуться.

— Извините, тут не может быть исключений.

— Ты, парнишка, — сказал ему Кохрейн. — Она вроде нашего настоящего вождя; и она совершает свое последнее доброе дело. Так что, чего это вы, ребятишки, возникаете, точно полковник Подотрись?

Капитан захотел запротестовать, но вид сержанта в модных солнечных очках с тонкой оправой и с образцовым рюкзаком заставил слова застрять у него в горле.

— Я хочу сказать, она где-то там, совсем одна, бьется в последнем и величайшем сражении с королевой нечистой силы. Чтобы спасти твою душу. Самое меньшее, что ты можешь, это быть благодарным.

— Закрывается! — заорал Макфи.

Ворота начали сжиматься, отклоняться назад в небольшом потоке изумрудного света, замерцавшего в метре над поверхностью дороги. Физики взволнованно закричали, передавая свежие инструкции определенному сенсорному устройству, которое они сконструировали вокруг межпланетного плота.

— Стефани! — заорал Мойо.

— Подожди, — сказал ему Кохрейн. — Оно еще полностью не закрылось. Видишь?

Небольшой остаток зеленого света продолжал уверенно гореть.

— Она еще там, — в отчаянии проговорил Мойо. — Она еще может это сделать. — Пожалуйста! — воззвал он к капитану. — Вы должны позволить нам дождаться ее.

— Не могу.

— А к чертям все тогда. Может, я кого-то тут знаю, кто может помочь, — сказал Кохрейн.

С тех пор, как он возвратился на Омбей, тысячи незнакомых голосов перешептывались друг с другом где-то на окраине его мозга.

— Сайнон, — мысленно закричал он им, — эй, великий ты пижон, ты где-то здесь? Это же я, твой старый дружок Кохрейн. Нам, похоже, нужна сейчас какая-то очень действенная помощь. Стефани опять совершила космическую глупость.

* * *

Экейша сообщила о проблеме непосредственно Ральфу. Он, возможно, был бы тверд в этом отношении, но эденист упомянул Аннету Эклунд.

— Пусть они подождут, — передал Ральф дежурному капитану. — Мы установим наблюдательный пост.

Через час и двадцать минут ворота ненадолго расширились, чтобы пропустить три человеческие фигуры, которые, шатаясь, выступили из них. Стефани и Аннета в сержантских телах поддерживали между собой дрожащую Анжелину Галлахер. Они передали ее маленькой медицинской команде, а та поспешно повезла ее в госпиталь.

Мойо прорвался вперед и заключил Стефани в объятия; по общей линии связи прошли сигналы его переживаний.

— Я уже думал, что тебя потерял! — закричал он. — После всего этого я не смог бы этого выдержать!

— Мне очень жаль, — сказала она.

Физическое объятие оказалось почти невозможно, они громко столкнулись лбами, когда попытались поцеловаться. Репортеры, которые настроились на горький конец, столпились вокруг морских охранников, чтобы сосредоточиться на этой маленькой группе.

— Эй вы, пижоны, я Кохрейн, один из настоящих сверхгероев, тот самый, который вывел этих парней из бедствия. Это пишется Кохрейн: К — О — X…

* * *

В карантинных бараках было тихо. Не потому, что сержанты спали, они не нуждались в сне. Они лежали на койках или бродили по холлу внизу, где их интервьюировали репортеры, или они смотрели аудиовидеоновости (где показывали в основном их самих). Более всего они сейчас начинали привыкать к тому, что вернулись в свои настоящие тела и владеют ими на все сто процентов. Опасение и ощущение чуда при последнем повороте судьбы все еще заставляли их чувствовать себя растерянными. Ральф прошел через холл в одном из бараков в сопровождении бдительных Дина и Билла. Часовые позволяли сержантам свободно передвигаться повсюду — всем, кроме одного человека. Пять вооруженных военных стояли перед дверью того офиса, где внутри в безопасности находилась биотехническая конструкция. Двое вытянулись в струнку, когда приблизился Ральф, остальные по-прежнему не спускали с двери глаз.

— Откройте дверь, — приказал Ральф.

Дин и Билл вошли вместе с ним, выражение их лиц красноречиво говорило о том, что любой сержант, которому захочется, будет иметь дело с ними. Это выражение прочел единственный обитатель комнаты, неподвижно сидевший за столом. Ральф уселся напротив.

— Здравствуй, Аннета.

— Ральф Хилтч. Генерал, сэр. Вы становитесь повторяющимся и угнетающим обстоятельством моей жизни.

— Да. А теперь это жизнь, верно? И как себя чувствует человек, возвращаясь из мертвых к тому, чтобы стать реальной личностью?

— Это ведь то, чего я всегда хотела. Так что я не имею права жаловаться. Хотя, наверное, иногда с неблагодарностью буду жалеть об отсутствии сексуальности в этом теле.

— Но ты будешь еще более несчастлива, если я потерплю поражение и одержимые появятся на горизонте, чтобы захватить твое чудесное новое тело для какой-нибудь затерянной души, которая им овладеет.

— Не будьте же таким скромным. Вы не потерпите поражения здесь, на Омбее, Ральф. Вы слишком хорошо выполняете свою работу. Вы ее любите. Сколько осадных положений уже снято?

— Пятьсот тридцать два.

— Враг пал, я полагаю, это была хорошая стратегия, Ральф. Хорошая реакция на Кеттон. Но мне все еще хотелось бы увидеть вашу физиономию в тот момент, когда мы увели этот клочок земли прямо у вас из-под носа.

— И куда этот клочок вас привел? Что вы выиграли?

— Я получила тело, правда? Я снова живу.

— Только благодаря случаю. И ты не особенно помогала в этом, как я слышал?

— Да, да, эта сволочная святая Стефани, героиня летающего острова. Не собирается ли папа римский дать ей аудиенцию? Хотела бы я на это поглядеть — гнусный биотех с душой, удравший из чистилища, распивает чаи в Ватикане.

— Нет. Папа больше никого не принимает. Земля сдается одержанию.

— Вот дерьмо-то! Вы не шутите?

— Я совершенно серьезно. Последнее, что я слышал — вместо Ватикана теперь четыре купола. И теперь они, возможно, уже пали. Так что ты видишь, я победил. Но в конечном счете ты была права. Здесь это никогда не будет решено.

Сержант выпрямился. Пристальный взор не отрывался от Ральфа ни на секунду.

— Вы выглядите усталым, генерал. Это Освобождение вконец вас измотало, да?

— Мы с тобой оба теперь знаем, что нет никакого рая и никакого бессмертия. Одержимые никогда не получат то, чего хотят. И что они будут делать, Аннета? Что произойдет на Земле, когда она придет к этому миру святилища и синтезирующие пищу машины не станут работать? Что тогда?

— Все вымрут. Постепенно. И их страдания закончатся.

— Это и есть то, что ты называла последней перспективой? И концом проблем?

— Нет, у меня такая перспектива была. Я ее отвергла.

— Потусторонье предпочтительней смерти?

— Я ведь вернулась, разве не так? Что же мне, на колени перед вами встать?

— Я здесь не для того, чтобы торжествовать, Аннета.

— Тогда для чего вы здесь?

— Я — верховный главнокомандующий сил Освобождения. В настоящий момент эта ложность дает мне невообразимую степень власти — и не только в военных условиях. Скажи мне, есть ли какой-то смысл, чтобы я оставался здесь? Может теперь вопрос решится в Мортонридже или все, что мы с тобой оба перенесли, было напрасно?

— Вы во главе измотавшейся армии, которая стоит против умирающего врага. Вы все еще пытаетесь повысить ценность вашей славной войны, ища ей благородного завершения. Но такового не существует. Мы представляем собой лишь второстепенный отвлекающий удар в этой войне. Обходящийся невероятно дорого, фантастически драматическое развлечение для допущенных к нему масс. Мы отвлекали их внимание, пока реальные власть имущие мужчины и женщины решили, какой вскоре станет наша судьба. Политические силы решают, как род человеческий будет противостоять этому кризису. Война не имеет такого свойства. Война имеет только один исход. Война глупа, Ральф. Она — осквернение человеческой духовности. Она заставляет нас страдать ради исполнения мечтаний кого-то другого. Она не для тех людей, которые не верят в самих себя. Она для таких, как вы, Ральф.

* * *

Степень секретности помещения для конференций никогда не менялась. Княгиня Кирстен уже сидела на одном конце овального стола, когда белая пустота стенных экранов перешла в изображение Ральфа, представив его сидящим на другом конце этого стола. Больше не присутствовал никто.

— Ну и денек, — сказала Кирстен. — Мы не только получили назад всех наших людей в полной безопасности, мы получили еще некоторые потерянные души, чтобы заражать живущих.

— Я хочу это прекратить, — объявил Ральф. — Мы победили. А то, что мы делаем теперь, стало в высшей степени бесполезно и бесцельно.

— На моей планете все еще есть четверть миллиона одержимых. Мои подданные становятся их жертвами. Не думаю, что это кончилось.

— Мы держим их взаперти. Как угроза они нейтрализованы. Разумеется, мы будем продолжать держать их в изоляции, но я прошу окончить конфликт сам по себе.

— Ральф, это была ваша идея. Вся стрельба уже прекратилась.

— И это переместило их в Эрсуик. Этого вы и хотели — чтобы ваши подданные поедали друг друга?

Изображение княгини не проявило никакой эмоциональной реакции.

— Чем дольше они останутся одержимыми, тем больше будет расти количество раковых заболеваний. Их тела будут умирать, пока мы не вмешаемся и не освободим их.

— Мэм, я собираюсь издать приказ, продукты и медицинская помощь давались тем одержимым, которые в настоящее время находятся на осадном положении. Я не собираюсь его отменять. Если вы не хотите, чтобы такой приказ был официально отдан, вы должны будете освободить меня от моих обязанностей.

— Ральф, какого черта вы все это говорите? Мы побеждаем. На сегодняшний день снято уже сорок три осадных положения. Еще десять дней — самое большое, две недели, — и все закончится.

— Здесь все уже кончено, мэм. Преследование оставшихся одержимых, это… отвратительно. Прежде вы ко мне прислушивались. Боже мой, так все это и начиналось. Пожалуйста. Уделяйте столько же внимания тому, что я говорю вам теперь.

— Ничего вы не говорите, Ральф. Это незначительная война, небольшое упражнение в пропаганде, чем такие войны всегда и были. И, должна добавить, с вашей помощью. Мы должны иметь полную победу.

— Мы ее уже имеем. Более того, сегодня мы обнаружили, что возможно раскрыть ворота тому миру, куда бегут одержимые. Никто этого не понимает; за этим стоят физики; но мы знаем, что теперь это возможно. Когда-нибудь мы сможем сами повторять этот эффект. Одержимые больше не могут от нас прятаться. Это и есть наша победа. Мы можем заставить их повернуться лицом к тому, что они собой представляют, какова их ограниченность. Мы можем продолжать в том же духе, чтобы найти решение.

— Распространите для меня эту мысль.

— Теперь мы имеем власть над жизнью и смертью одержимых, держа их в осаде, особенно в последнее время, когда флот Конфедерации работает над антипамятью. Заканчивая осады их капитуляцией, мы попусту теряем нашу позицию, утрачиваем тактическое преимущество. Эклунд мне сказала, что кризис нашими силами здесь, на Омбее, никогда не будет разрешен. Я ей поверил было. Но сегодняшний день это изменил. Мы находимся в уникальном положении, чтобы принудить одержимых быть на нашей стороне и помочь нам найти решение. Решение есть, его нашли киинты. И кристаллические существа нашли решение, мы даже считаем, что его нашли и Леймилы, хотя массовое самоубийство не может быть ценной находкой для человечества. Так что обеспечьте оставшимся одержимым продукты, дайте им оправиться, а тогда начинайте переговоры. Мы сможем использовать ветеранов с острова Кеттон для того, чтобы они выступили вперед и начали диалог с нами.

— Вы имеете в виду сержантов, бывших одержателей?

— А кто сможет помочь нам лучше? Они на своей шкуре испытали, что мир-убежище ничем подобным вовсе не является на самом деле. Если уж кто-нибудь может убедить их, так только эти сержанты.

— Господи Боже. Сначала вы хотите, чтобы королевство приспособило биотехов, теперь вы хотите сделать меня союзницей самих потерянных душ!

— Мы же знаем, к чему приводит нас существование, противоположное им. Одна пятая континента опустошена и разорена, тысячи смертей, сотни тысяч жертв рака. И все эти страдания — в таком масштабе, какого мы не знали со времен Гариссанского геноцида. Так пусть же это что-то значит, мэм, пусть что-то хорошее из этого получится. Если только такое возможно, если есть малейший шанс, что это подействует, нельзя это игнорировать.

— Ральф, вы станете причиной смерти моих старших советчиков.

— Тогда они смогут вернуться из потусторонья и привлечь меня к суду. Так у меня развязаны руки отдать такой приказ?

— Если кто-то из этих одержимых воспользуется этим приказом как возможностью попытаться освободиться, я заключу их в ноль-тау в течение одного дня.

— Понял.

— Хорошо, генерал Хилтч, отдавайте ваш приказ.

* * *

Аль перешел в анфиладу комнат двумя этажами выше «Хилтона», где все еще работали все промышленные предприятия. Врачи нуждались в устойчивом электроснабжении, в работающих телефонных линиях, в чистом воздухе и прочей чепухе в таком же духе. Спальню новой квартиры превратили в больницу, устраивая рейды в монтерейский госпиталь, чтобы добыть оборудование и медицинские пакеты. И еще медикаменты прибывали из Сан-Анджелеса. Материалы, которые доводили Аля, части других людей, живые органы, мышцы, кровеносные сосуды и кожа. Эммет объехал всю планету в поисках совместимых глаз, то и дело сгружая их в склеп, служивший складом на Острове Заката. Предшествующий полет доставил их в Монтерей.

Врачи говорили, что все идет хорошо, Джез уже вне опасности. Ей перелили кровь, восстановили кожу и сухожилия, которые Кира сожгла до самых костей, имплантировали новые глаза. Когда закончились все операции, ее всю покрыли медицинскими пакетами. Теперь было только вопросом времени, чтобы она поправилась, так его уверяли.

Врачам не особенно нравились слишком частые визиты Аля. Джез выглядела такой беспомощной, обернутая в зеленый пластик, который он для нее достал и который закрывал все пакеты. Так что он слишком близко не подходил, просто неловко стоял у двери и смотрел на нее оттуда. Как всякий парень должен делать со своей дамой. Это давало ему множество времени на раздумья.

Микки, Эммет и Патриция пришли в гостиную этого жилища. Аль велел своему буфетчику принести напитки, когда все уселись вокруг низкого мраморного с медью столика, потом приказал всем остальным выйти из комнаты.

— О'кей, Эммет, как долго им еще сюда добираться?

— Думаю, где-то еще часов десять, Аль.

— Достаточно, — Аль прикурил гаванскую сигару и выпустил длинный хвост дыма в потолок. — На таком уровне мы можем их побить?

Эммет прихлебнул бурбон и снова поставил стакан на столик, внимательно изучая его.

— Нет, Аль, мы потерпим поражение. Даже если они пустят в ход такие же силы, какие у них были в Арнштадте, мы проиграем. А у них будет довольно боевых ос, чтобы сделать в нас два или три выстрела. Все на орбите над Новой Калифорнией будет опустошено. Корабли могут сделать прыжок и исчезнуть. Но им некуда будет лететь, кроме как на последнюю парочку планет, которые мы прочистили. И я не особо уверен, что им удастся даже это, мы думаем, что космоястребы флота преследовали многих наших парней из Арнштадта и взорвали их после того, как те улетели. И не так-то много их вернулось сюда.

— Спасибо, Эммет. Я ценю твою откровенность. Микки, Патриция, что говорят солдаты?

— Они начинают нервничать, Аль, — сказала Патриция. — Тут не может быть двух возможностей. Прошло достаточно времени для начала пристрелки, как называла эта сучка Кира. Организация заставляет нас ринуться в атаку, но это делает нас мишенью. Мы понимаем, что не можем снова захватить какую-нибудь планету. Новая Калифорния — это все, что у нас есть. Многие из них хотят туда добраться.

— Но мы их удерживаем, Аль, — сказал Микки. Наружу прорвался его нервный тик. — Никто из моих людей от меня не отвернулся. Они мне верны. Ты создал нас, Аль, мы останемся с тобой.

Его слепой энтузиазм заставил Аля слабо улыбнуться:

— Я ведь никого не прошу совершить ради меня самоубийство, Микки. Они никоим образом этого не сделают: они ведь явились из потусторонья, не забывай. И не собираются они вернуться назад, если я их об этом мило попрошу. Окончен бал, ребята. Мы пока что здорово повеселились, но теперь мы дошли до конца дороги. Я уже получил здоровый удар под дых от истории, не хочется мне снова нарываться. На этот раз люди могут сказать, что я сделал для каждого все, что мог. Теперь они выкажут мне самое настоящее уважение.

— Как? — спросила Патриция.

— Потому что мы собираемся отступить достойно. Это я остановлю резню. Я хочу сделать флоту предложение, от которого они ни за что не откажутся.

* * *

«Илекс» был одним из космоястребов, который занял наблюдательную позицию за два миллиона километров от Новой Калифорнии над бдением за массовой неудачей черноястребов из Организации. Йосемитское Согласие вскоре узнало об Альмадене. Прежде черноястребы распределяли спасшихся от одержания людей по обиталищам, такая репатриация была связана с восстановлением фабрик, производящих питательные продукты, так они говорили. Совет еще не завершился рассмотрением результатов. Казалось непохожим на то, что они не смогут завладеть всеми машинами больше чем на несколько лет. Однако то обстоятельство, что черноястребы так активно пытались избежать сражения, было особенно приятным развитием событий. Истинные мотивы Капоне допустить и даже помочь подобным действиям были еще под вопросом.

Что бы ни было истинной причиной, она предоставляла Йосемиту великолепную возможность возобновить наблюдение за Новой Калифорнией и флотом Организации. «Илексу» было поручено проверить сеть на низкой орбите СО, что входило в приготовления к прибытию военных сил адмирала Колхаммера. Они запустили свои шары-шпионы и ждали, пока приборы завершили долгое падение вниз, чтобы оказаться под геостационарной орбитой. Остался еще час пути, когда небольшие датчики начали передавать полезные сведения, как только коммуникационный луч от Монтерея дошел до них.

— Я хочу поговорить с капитаном, — сказал Аль Капоне.

Остер немедленно известил йосемитские обиталища. Согласие их всех пришло одновременно, обозревая ситуацию с точки зрения капитана.

— Говорит капитан Аустер. Чем могу быть вам полезен, мистер Капоне?

Аль улыбнулся и повернулся к тому, кого увидел на экране.

— Привет, вы-то сразу отозвались, а они тут все такие воображалы чопорные. О'кей, Аустер, мы все поняли так, что флот теперь должен появиться в любую минуту. Верно?

— Не могу ни подтвердить, ни отрицать этого факта.

— Дерьмо собачье, да ведь они уже в пути.

— Что вам надо, мистер Капоне?

— Мне надо потолковать с этим главным типом, с адмиралом. И я должен это сделать до того, как он откроет стрельбу. Вы можете мне это устроить?

— О чем это вы с ним хотите говорить?

— Ну это уж между мной и им, приятель. Так можете вы это устроить или хотите отсидеться и позволить, чтобы тут началась настоящая бойня? Я-то думал, это против вашей религии или что-то в этом роде.

— Посмотрю, что смогу сделать.

* * *

«Прославленный» погрузился в центр оборонной сферы космоястребов, на триста тысяч километров над Новой Калифорнией. Адмирал Колхаммер с нетерпением ждал появления тактического дисплея, проклиная задержку, когда ожили датчики военного корабля.

Лейтенант-командир Кини, возглавляющий связь с космоястребом, позвал:

— Сэр, местный космоястреб получил сообщение и просьбу. С вами хочет говорить Аль Капоне.

Это было нечто, чего никак не ожидал Мотела Колхаммер, но возможность такая всегда имелась. Алю Капоне вовсе не требовалось быть гением, чтобы понять, откуда направляется атака на адмирала после Арнштадта.

Тактический дисплей начал появляться, подключенный к линии связи, снабженный информацией йосемитских космоястребов. Весть о том, что черноястребы улетели, была встречена с великим торжеством. Хотя даже и без них у Новой Калифорнии имелась надежная линия обороны; ее сила определяла полный размер атакующих войск. До сих пор ни одна из посадочных подложек не была охвачена огнем.

— Я его выслушаю, — сказал Колхаммер. — Но я хочу, чтобы размещение наших войск продолжалось так, как планировалось.

— Есть, сэр.

«Прославленный» направил один из своих коммуникационных дисков на Монтерей.

— Значит, вы и есть адмирал, а? — спросил Капоне, как только установилась связь.

— Адмирал Колхаммер, флот Конфедерации. В настоящее время командующий атакующими войсками, вторгающимися в Новую Калифорнию.

— Могу догадаться, я, наверное, всех вас перепугал, да?

— Погадайте снова.

— Не думаю, что это нужно. Я с первого раза все понял, приятель. Здесь вас до дьявола много. Это показывает, что вы здорово струхнули.

— Интерпретируйте наше вторжение как вам угодно. Для меня это не открытие. Вы хотели сдаться?

— Ах чертов вы сукин сын, разве не так?

— Меня многими словами называли, это еще довольно мягко сказано, на мой взгляд.

— Вы кучу народа убили в Арнштадте, адмирал.

— Нет. Это вы их убили. Вы поставили нас в такое положение, что мы не имели альтернативы, кроме как соответственным образом ответить.

Аль засиял улыбкой:

— Как я и говорил, я напугал вас. И ваша Ассамблея вынуждена была принять жесткое решение, целой планетой пожертвовать, только бы прищучить меня. Налогоплательщикам это не понравится, нет, сэр. Считается, будто вы их защищаете. Это ваша обязанность.

— Я прекрасно знаю свои обязанности и долг перед Конфедерацией, мистер Капоне. Я вовсе не нуждаюсь, чтобы вы мне об этом напоминали.

— Да понимайте это как угодно. Суть-то в том, что у меня есть к вам предложение.

— Продолжайте.

— Вы собираетесь чертову уйму артиллерии против нас направить, так? То есть это будет что-то вроде этого затраханного Аламо.

— Вы довольно скоро обнаружите мои намерения.

— У нас здесь народу больше миллиона; даже еще больше, если вы сосчитаете все эти потерянные души; но уж всяко миллион имеющих тела из плоти и крови. И к тому же масса женщин и детей. Я могу это доказать, есть всякие сведения, которые мои технические работники могут вам прислать, списки там и прочее. Вы и в самом деле хотите их всех поубивать?

— Нет, я никого не хочу убивать.

— Это хорошо, значит, мы можем об этом потолковать.

— Так говорите же быстрее.

— Все очень просто, я не хочу вас дурачить. Вы уже решили, что отступитесь от Новой Калифорнии ради того, чтобы избавиться от меня. Ну так я вам собираюсь сказать, что я и в самом деле польщен. Знаете, есть одна только чертова цена, какую назначают за башку одного мужика. Так что за это я собираюсь вам сделать одолжение. Я отошлю всех моих людей на поверхность планеты, всех одержимых отсюда, из Монтерея и других астероидов, всех с флота, всю эту чертову массу народа. Таким образом никому не будет принесен вред и вы вернете всех хозяев тел, какие я держу здесь. Я даже и антиматерию оставлю. Как это вас устроит, адмирал?

— Мне это представляется совершенно невероятным.

— Ну, дерьмо вместо мозгов, значит, ты хочешь кровавую баню. Может быть, тогда я отдам приказ зарезать всех заложников прямо сейчас, пока ваши орудия еще до нас не добрались.

— Нет уж. Пожалуйста, не надо. Прошу извинения. Я только должен спросить: почему? Почему вы делаете такое предложение?

Аль наклонился поближе к датчику, передающему его изображение на «Прославленный».

— Слушайте, я только пытаюсь сделать то, что справедливо. Вы собираетесь убивать людей. Может, на это я вас натолкнул, а может, и нет. Но теперь, когда здесь пахнет убийством, я пытаюсь его остановить, я же не проклятый богом маньяк. Так что предлагаю вам выход, который поможет нам обоим выглядеть порядочными.

— Дайте мне как следует понять: вы собираетесь перевезти каждого одержимого на планету, разоружить свой флот и вернуть астероиды?

— Ну, медленно, но верно. Вы поняли. Взамен того, что нам дадут сохранить наши тела, мы уезжаем и не надоедаем вам больше. Вот и все. Сказочке конец.

— Передвижение столь большого количества народа на планету займет много времени.

— Эммет, мой помощник, говорит — около недели.

— Понятно. И пока мои корабли остаются на месте в бездействии, какую гарантию вы можете дать, что просто не затеваете второй Трафальгар против нас под прикрытием этого исхода?

Аль бросил на него взгляд.

— Это, мать твою, было бы очень низко. А что остановит вас от стрельбы, когда мы будем на полпути к эвакуации, да еще у меня куда меньше кораблей, чтобы мои люди могли прикрываться от огня?

— Иными словами, мы должны доверять друг другу.

— Держите пари на свою любимую задницу.

— Очень хорошо. Мои корабли не станут выпускать ничего угрожающего, пока продолжается ваша эвакуация. И, мистер Капоне!..

— Да?

— Благодарю вас.

— Нет проблем. Вы только убедитесь и пошлите словечко туда, на родину, что я не такой уж примитивный простофиля. Просто у меня свой стиль.

— Разумеется, он у вас есть. Иначе меня здесь не было бы.

Аль снова отклонился назад на стуле и отключил сверхмощный телефонный аппарат.

— Да уж, конечно, тебя бы здесь не было, — произнес он довольным тоном.

Джеззибелла стояла в дверях спальни. Поверх ее зеленых лечебных повязок и оберток был свободно наброшен халат, благодаря которому она выглядела чуть больше похожей на человека, чем на Железного Дровосека из сказки о стране Оз[34] Аль вскочил:

— Эй, тебе нельзя вставать с постели!

— Никакой разницы нет, лежу я или не лежу. Пакеты все равно делают свое дело.

Она медленно прошла через салон, осторожно сгибая колени. Опуститься на стул ей было трудно. Аль сделал отчаянное усилие не подойти и не помочь ей, он видел, как много для нее значит все, что она может сделать сама. Самая упрямая девушка в галактике.

— Так что же ты тут делал? — спросила она приглушенным из-за лечебной маски голосом.

— Останавливал всю эту суматоху. Мои парни, они теперь могут удрать на планету и свободно попасть домой.

— Я так и думала. Ты очень похож на государственного деятеля, бэби.

— У меня, знаешь ли, есть репутация, которую нужно поддерживать.

— Знаю. Но, Аль, что произойдет, когда Конфедерация обнаружит, как возвращать планеты на место? То есть я хочу сказать, в этом и было все дело, да? Чтобы противостоять им на их собственной родине?

Он прошел вокруг стола и взял ее руки в свои. Пальцы торчали из концов повязок, допуская некоторый настоящий контакт с ее кожей.

— Мы проиграли, Джез. О'кей? Мы были так чертовски хороши, что проиграли. Представь себе. Мы слишком уж их перепугали. Мне необходимо было выбирать. Флот не может свергнуть этого адмирала. Никоим образом. Так что самый умный способ с этим разделаться — это дать планете исчезнуть. Тот путь, который я вижу, даст моим парням возможность прожить в их телах еще целые годы. По крайней мере. А эти волосатики из Конфедерации не рискнут возвращать их назад, пока не найдут способ дать нам новые тела или что-то такое. Они все это только начали. Кто знает, может, Новая Калифорния сумеет и из следующей вселенной тоже сбежать. Масса всяких вещей может случиться. Таким путем никто не умрет, и мы победим.

— Ты самый лучший, бэби. Я так и знала с самого начала. Когда мы летим?

Аль еще крепче сжал ее пальцы, глядя ей в лицо. Он мог видеть только ее новые глаза сквозь зеленые пакеты, было похоже, что она носит очки для плавания, только они были наполнены жидкостью.

— Тебе нельзя лететь, Джез. Господи, ведь твое медицинское оборудование может действовать только здесь. Куда отправится Новая Калифорния, кто его знает, и что там еще случится. Ты теперь поправляешься по-настоящему хорошо, так все доктора твердят. Но тебе надо еще время, чтобы вылечиться совсем. Я не позволю ничему помешать твоему выздоровлению.

— Нет, Аль. Я лечу с тобой.

— Это не так. Я остаюсь здесь. Видишь, мы все равно будем вместе.

— Нет.

— Да, — он снова сел и повел рукой жестом, как бы охватывающим весь астероид. — Все договорено, Джез. Кто-то должен остаться здесь и управлять космическим оружием, пока ребята полетят на планету. Не доверяю я этому, мать его, адмиралу.

— Аль, ты не умеешь управлять платформами СО. Какого черта, ты даже не знаешь, как обращаться с кондиционером в гостинице.

— Да. Но адмирал-то этого не знает.

— Они тебя схватят. Они выставят тебя из тела. И все оставшееся время ты будешь приговорен к потусторонью. Пожалуйста, Аль. Я буду управляться с платформами СО. Будь в безопасности, Аль. Я могу жить только пока знаю, что ты в безопасности.

— Ты кое-что забываешь, Джез, и все забывают, кроме, может быть, старого доброго Барнарда с бурым носом. Я Аль Капоне. Я не боюсь потусторонья. Никогда не боялся. И не буду.

* * *

Космоястреб с Новой Калифорнии прилетел как раз в тот момент, когда флайер Первого адмирала Александровича опустился на подложку. Это означало, что он может отправиться на митинг Политического Совета, вдохновленный какой-то новостью. Это всегда хорошая позиция для переговоров.

Первый сюрприз встретил его у дверей комнаты Правительственного Совета. Джита Анвар ждала там делегацию флота.

— Президент попросил меня известить вас, что для этой сессии не требуется никакой помощи, — сказала она.

Самуэль Александрович бросил на Китона и на аль-Саафа растерянный взгляд.

— Они не так опасны, — сказал он оживленно.

— Мне очень жаль, сэр, — произнесла Джита.

Самуэль подумал, не устроить ли маленький скандал. Ему не понравилось, чтобы его вдруг так удивляли. Одно это, если ничто другое, сказало ему, что предстоящая встреча будет необычной и, возможно, разочаровывающей. И то, что субсидии были у него с собой, не могло этого предотвратить.

— Очень хорошо.

Второй сюрприз состоял в том, как мало послов сидело вокруг большой секвойи в комнате Совета. Всего трое, представляющих Новый Вашингтон, Ошанко и Мазалив. Присутствовал также лорд Кельман Маунтджой. Самуэль Александрович осторожно кивнул ему, когда садился слева от Олтона Хаакера.

— Не думаю, что у вас тут наберется кворум, — сказал он тихо.

— В Политическом Совете — нет, — сказал президент Хаакер.

Самуэлю не понравился высокомерный тон этого человека; что-то заставляло президента сильно нервничать.

— Тогда, пожалуйста, объясните мне, что это за встреча.

— Мы собрались здесь, чтобы выработать будущую политику в отношении ситуации с одержимыми, — ответил Кельман Маунтджой. — Это не тот предмет, к которому старая Конфедерация способна обращаться с толковым результатом.

— Старая Конфедерация?

— Да. Мы предлагаем кое-что перестроить.

Самуэль Александрович слушал с растущим разочарованием, как министр иностранных дел Кулу объяснил разумность идеи изменений в центре Конфедерации. Прекращение медленного распространения одержимости, усиление защиты ключевых звездных систем. Установление твердого экономически стабильного общества, способного найти решения для всего.

— Вы предполагаете включить и эденистов? — спросил Самуэль, когда тот закончил.

— Они не принимают эту концепцию, — ответил Кельман. — Однако поскольку у них имеется определенная позиция и по некоторым пунктам близкая к нашей, вполне вероятно их участие. У нас не возникнет никаких проблем, если мы станем продолжать торговать с ними: ведь они мало восприимчивы к тому роду просачивания заразы, которая является результатом полетов с нарушением карантинов.

— И они снабжают энергией все адамистские миры, — едко заметил Самуэль.

Кельману удалось сдержать улыбку, он мягко поправил:

— Не все.

Самуэль повернулся к президенту:

— Вы не можете допустить, чтобы это произошло; это же экономический апартеид. Это нарушает этику равенства, которую представляет Конфедерация. Мы должны защищать всех одинаково.

— Флот совершенно неспособен теперь это делать, — печально ответил Олтон Хаакер. — А вы видели экономические проекты, которые выполнил мой офис. Мы не в состоянии стремиться к теперешнему уровню дислоцирования, не говоря уже о том, чтобы поддерживать его в течение какой-то разумной протяженности времени. Чем-то надо пожертвовать, Самуэль.

— На самом деле жертва уже принесена, — уточнил Кельман. — Атаки на Арнштадт и Новую Калифорнию были допущением того, что мы не можем более потворствовать теперешнему status quo. Политический Совет выбрал решение, и вы согласились с ним, что нам пришлось потерять эти планеты ради того, чтобы помочь спасению остальных. Центр Конфедерации — логическое следствие отсюда. Конфедерация сохраняет весь род человеческий, будучи уверенной, что всегда останется часть ее, свободная от одержания, способная найти решение.

— Я нахожу интересным, что Конфедерация гарантирует сохранность только вашей части человеческого рода. Богатой его части.

— Во-первых, покончив с нереальным уровнем субсидий, при помощи которых наши миры распространились на две звездные системы, они также кое-что приобретут и таким образом окажутся в большей безопасности. Во-вторых, для более богатых звездных систем нет смысла ни усиливать, ни ослаблять свои ресурсы, когда при этом в результате все равно нет выхода. Мы обязаны считаться с реальными фактами и учитывать их в наших решениях.

— Карантин делает свое дело. В свое время и при условии, что все сведут воедино свои интеллектуальные показатели, мы сможем положить конец незаконным перелетам. Организации больше не существует, Капоне сдал Новую Калифорнию адмиралу Колхаммеру.

— Эти аргументы подчеркивают отступление и плавают в приливе устаревшей политики, — заявил Кельман. — Да, Капоне вы свели к нулю. Но теперь мы потеряли Землю. Мортонридж был эффектно освобожден, но позорной ценой. Ноль-тау может кого-то избавить от одержания, но освобожденное тело будет заражено раком и на годы свяжет наши медицинские возможности. Все это следует прекратить. Необходимо провести черту под прошлым ради того, чтобы обеспечить себе будущее.

— Вы смотрите на все так, как будто одержание и есть вся проблема, — вставил Самуэль. — А ведь это не так, это только производное от того факта, что мы обладаем бессмертными душами и что некоторые из них попали в ловушку в потустороньи. И ответ на то, как нам научиться жить с таким знанием, каково бы оно ни было, должен принадлежать всему человеческому роду; от какого-нибудь жалкого грабителя или преступника на колониальной планете — и до самого короля. Мы должны все это рассматривать как единое целое. Если вы нас расколете на части, вы не сможете охватить и обучить тех самых людей, которым, скорее всего, и будет принесен вред этим открытием. Я не могу на это согласиться. Я на это никогда не соглашусь.

— Придется, Самуэль, — сказал президент. — Без финансирования из миров центра Конфедерации не может быть никакого флота.

— Каждая планетная система финансирует флот Конфедерации.

— Нет, совсем не равным образом, — поправил Верано, посол Новой Калифорнии. — Между нами, миры, предложившие образовать центр Конфедерации, обеспечивают восемьдесят процентов вашего общего финансирования.

— Вы не можете просто разделить… А-а! Наконец я понял, — Самуэль бросил на Олтона Хаакера презрительный взгляд. — Вам предложили продлить ваше президентство в обмен на ускорение преобразований? Вы можете называть эту коалиции центром Конфедерации, но на самом деле вы все отворачиваетесь от истинной Конфедерации. Никакого возобновления нет, разумеется, на законных условиях. Каждый из моих офицеров отказался от своего национального гражданства ради присоединения; флот Конфедерации полностью отвечает перед Ассамблеей, а не перед блоками особых интересов.

— Чертова масса ваших флотов скреплена национальными связями, — яростно воскликнул Верано. — Их отзовут вместе с флотскими базами. Вы останетесь с кораблями, которые не сможете содержать в звездных системах и не сможете защитить эти системы.

Кельман поднял руку, отставив указательный палец, это заставило посла замолчать.

— Флот поступит так, как вы говорите, Самуэль, мы все это признаем. Что касается законности и владения, посол Верано имеет основания об этом говорить. Мы же заплатили за эти корабли.

— А центр Конфедерации станет новым законом, — сказал Самуэль.

— Именно. Вы хотите защитить человечество — так будьте реалистом. Центр Конфедерации получит существование. Вы же понимаете политику, вероятно, лучше любого из нас, иначе вас никогда не назначили бы Первым адмиралом. Мы решили, что это лучшее из всего, чтобы служить нашим интересам. Мы делаем это так, чтобы достигнуть всеобщего решения. В наших собственных мелких эгоистических интересах быть уверенными в том, что решение будет найдено. Видит Бог, я не имею желания умирать сейчас, когда знаю, что ожидает впереди. Если уж мы не можем ничего другого, вы можете хотя бы доверять нам, что мы вложим в эту проблему неограниченные возможности. Помогите же нам обезопасить наши границы, адмирал, приведите флот к центру Конфедерации. Мы являемся гарантией всеобщего успеха для всего человеческого рода. А это то, что вы поклялись защищать, кажется.

— Я не нуждаюсь в том, чтобы вы напоминали мне о моей чести, — сказал Самуэль.

— Извините.

— Я должен подумать об этом, прежде чем дам вам ответ. — Он поднялся. — И еще я посоветуюсь с моими старшими офицерами.

— Я знаю, это трудно, — Кельман кивнул. — Мне жаль, что вы вообще поставлены в такое положение.

Самуэль не стал говорить с двумя своими помощниками, пока не оказался снова на флайере и не направился на орбитальную станцию, которая служила ему новой штаб-квартирой.

— Могут ли оставшиеся звездные системы справиться с тем, чтобы самостоятельно поддерживать флот? — спросил аль-Сааф.

— Сомневаюсь, — ответил Самуэль. — Будь они прокляты, они же останутся абсолютно незащищенными.

— Славная логика, — сказал Кельтон. — Они так и этак останутся беззащитными. Если вы не приведете флот к центру Конфедерации, вы ничего для них не добьетесь и в то же время ослабите центральную Конфедерацию.

— Вы хотите сказать, что мы остаемся с этой проблемой?

— Лично, сэр, нет, не думаю. Но в этом — старейший политический хитрый маневр. Если нас оставить на холоде, мы ничего не достигнем. Если же мы присоединяемся, тогда у нас есть возможность влиять на политику изнутри, притом с определенной позиции силы.

— Лорд Маунтджой не так глуп, — оценил аль-Сааф. — Он еще захочет договариваться с вами отдельно. Возможно, нам удастся поддержать разведку флота на протяжении двух звездных систем, продолжая обеспечивать правительственную службу по передвижениям одержимости.

— Да, — согласился Самуэль. — Маунтджой это будет приветствовать — или что-то в таком роде. Таково уж течение политики во время отлива.

— Вы хотите с ним встретиться, сэр? — спросил Китон.

— Похоже на то, капитан, будто вы меня искушаете.

— Нет, сэр.

— Ну что ж, встречаться с ним я не хочу. Пока еще. Я не готов видеть флот расформированным и сданным в утиль по причине моего упрямства. Это могучая сила, способная противостоять одержимым на физическом уровне, и он не должен быть потерян для человеческого рода. Мне нужно обсудить это с Лалвани, и тогда посмотрим, можно ли считать, что эденисты поддерживают флот. Если же они этого не смогут, тогда я встречусь с Маунтджоем, и мы обсудим вопрос о том, как передать эту проблему центру Конфедерации. Мы должны помнить, что военные силы существуют прежде всего для того, чтобы служить гражданскому населению, хотя мы и можем презирать их выбор руководства.

* * *

Суровая интенсивность холода была поистине удивительной. Волны его прокрадывались в каждый участок убежища. Падение температуры было таким сильным, что оно начало изменять цвет пластиковых составных частей, выбеливая их, точно доза ультрафиолетовых лучей. Дыхание Толтона конденсировалось в слой морозных узоров, лежащий на каждой поверхности.

Они снимали жизнеобеспечивающее покрытие со шлюзов, и ему хотелось оставить после себя столько защитных слоев, сколько было в его физических силах. Он выглядел еще толще, чем Дариат, с лица у него свисали складки обильных повязок из материи, которые он накручивал и накручивал на себя, чтобы защитить уши и шею. Непокрытые участки кожи приобрели свою окраску от мороза, а каждая ресница напоминала миниатюрную сосульку.

Энергетические камеры иссякали так же быстро, как и тепло. Сначала наружная проводка весело позвякивала, нагревая воздух и получая водяной пар. Затем они произвели простой анализ и поняли, что при их теперешнем расходе камеры останутся пустыми через сорок минут. Дариат не спеша закрыл все системы, такие, как навигационные, коммуникационные и систему двигателей, затем, когда Толтон уютно свернулся в двух скафандрах с обогревом и во всех своих изолирующих от внешней среды одеждах, Дариат отключил все, кроме фильтра двуокиси углерода и единственного вентилятора. При таком уровне поглощения батарейки могут протянуть еще два дня.

В скафандрах Толтона с обогревателями батарейки сдавали куда быстрее, чем они рассчитывали. Последняя села через пятнадцать часов после того, как они погрузились в мешанину. После этого Толтон стал пить суп из саморазогревающихся пакетов.

— Сколько еще выдержит обшивка? — спросил он между двумя судорожными глотками. На нем было столько одежды, что руки не сгибались, и Дариат вынужден был держать отверстие пакетика возле его губ.

— Не уверен. Мои сверхощущения не приспособлены к такого рода работе. — Дариат грел руки у себя на груди. Холод не действовал на него так скверно, как на Толтона, но и он оделся в несколько шерстяных свитеров и в несколько пар теплых брюк. — Ноль-температурная плазма, наверное, уже исчезла. Обшивка теперь будет просто испаряться, пока не станет такой тонкой, что давление изнутри нас взорвет. Это произойдет быстро.

— Жаль. Я мог бы что-то сделать с ощущениями. Но именно теперь боль будет славным испытанием.

Дариат улыбнулся другу. Губы Толтона совершенно почернели, кожа отслаивалась.

— Что-то не так? — прохрипел Толтон.

— Ничего. Просто я подумал, мы могли бы поджечь одну из ракет. Может быть, это немного согрело бы помещение.

— Да. Кроме того, это быстрее выпихнуло бы нас на другую сторону.

— Скоро так и случится. Так что если ты хотел бы, чтобы нас там что-то ожидало, что бы это было?

— Тропический остров, и пляжи тянулись бы на целые километры. А море теплое, как вода в ванне.

— И какие-нибудь женщины?

— Конечно же, господи, — Толтон зажмурился, его ресницы слиплись вместе. — Я уже ничего не вижу.

— Счастливчик. Знаешь, как ты сейчас выглядишь?

— А что насчет тебя? Что ты хотел, чтобы ожидало нас на той стороне?

— Ты это знаешь: Анастасия. Я жил ради нее. Я умер за нее. Я пожертвовал ради нее своей душой… ну, всяко за ее сестру. Я думал, она могла бы на меня смотреть в то время. Хотел произвести хорошее впечатление.

— Не волнуйся, друг, ты его произвел. Я не перестаю тебе твердить: любовь вроде твоей вскружит ей голову. Девчонки обычно хранят такое дерьмо, как безумная преданность.

— Ты самый бесчувственный поэт, какого я встречал.

— Уличный поэт. Не воспеваю я розы и шоколад. Я слишком реалист.

— Спорим, что розы и шоколад оплачиваются лучше?

Когда ему не ответили, Дариат пристально посмотрел в лицо Толтону. Он еще дышал, но очень замедленно, воздух со свистом выходил между ледяных клыков, образовавшихся у него на губах. Он больше не дрожал.

Дариат снова перекатился на свою противоперегрузочную койку и терпеливо подождал. Прошло еще двадцать минут, пока призрак Толтона поднялся над измятым узлом его одежды. Он пристально вгляделся в Дариата, затем откинул голову назад и расхохотался.

— О, черт, прими на себя этот груз. Я — душа поэта. — Смех превратился в рыдания. — Душа поэта. Понял? Ты не смеешься. Ты не смеешься, а ведь это дико смешно. Это самая последняя смешная вещь, которую ты когда-либо познаешь во всей остальной вечности. Почему же ты не смеешься?

— Ш-ш-ш! — Дариат поднял голову. — Ты это слышишь?

— Слышу ли я их? Да там триллион биллионов триллиона душ. Конечно, разрази меня гром, я их слышу.

— Нет. Не души в этой суматохе. Мне показалось, что я услышал, как кто-то зовет. Чей-то человеческий голос.

Глава 28

Это была долгая ночь для Кристиана Флетчера. Его держали на алтаре скованного цепями, пропуская сквозь него электрический ток, в то время как вокруг бушевало безумие. Он видел, как сторонники Декстера разрубали на части прекрасной работы деревянное изображение Святого Павла, которое изготовил сэр Кристофер Рен[35], чтобы осуществить свою мечту, и швыряли разрубленные куски в железные жаровни, которые теперь освещали здание. Осуществлялась молчаливая резня, людей тащили к алтарю, где ждал Декстер с оружием антипамяти. Флетчер плакал, видя, как разрушались их души, а тела были готовы принять другие из потусторонья, их личности заменялись другими, более послушными желаниям Черного Мессии. Соленые слезы текли по бороздкам, усеивающим его щеки, и жалили, точно кислота. Безумный смех и крики Кортни в то время, как Декстер уничтожал ее, пока не хлынула кровь и не покрылась волдырями кожа.

Святотатство. Убийство. Варварство. Все это никак не останавливалось. Каждое действие ударяло по тем немногим ощущением, какие у него еще остались. Он читал вслух молитвы Господни, пока Декстер не услышал его и одержимые не сомкнулись вокруг него, выкрикивая непристойности и выражая в громком пении похабное противодействие ему. Их жестокие слова вонзались в него с силой кинжалов, их радостная тяга к злу мучила его так, что он замолчал. Он боялся, что его мозг разорвется от такой нечестивости.

Во время всего этого процесса источник энергистической мощи все усиливался вместе с увеличением их числа, распространяясь, чтобы наводнить и дух, и тело. Это не было разделенным сильным желанием, которое Флетчер испытал на Норфолке, истинной жаждой спрятаться от пустоты. Здесь Декстер поглощал всю ту мощь, какая шла от его сторонников, и приспосабливал ее форму к собственным нехорошим желаниям. Когда грязно-багровый свет проник через открытую дверь, издеваясь над ночью, Флетчер наконец услышал крики падших ангелов. Сверх всего остального, дьявольская острота чуть не сломала его решимость. Конечно, даже Декстер не мог подумать о том, чтобы освободить таких чудовищ и выпустить их на Землю.

— Нет, — простонал Флетчер. — Ты не можешь их выпустить. Это же безумие. Безумие. Они же всех нас истребят.

Лицо Декстера появилось над ним, холодно сияя удовлетворением:

— Наконец-то настало распроклятое время, чтобы ты понял.

* * *

«Леди Макбет» вышла из прыжка в межзвездное пространство за тысячу девятьсот световых лет от Конфедерации. Ощущение изоляции и одиночества среди людей на борту было ничто по сравнению с тем, какими крошечными заставило их чувствовать себя такое расстояние.

Радиолокационные звездные сенсоры выскочили из своих углублений, собирая слабые потоки фотонов. Навигационные программы корректировали поиск, определяя положение космического корабля.

Джошуа производил расчет цели, незначительной световой точки, которая теперь находилась на расстоянии всего тридцати двух лет. Координаты их следующего прыжка появились у него в мозгу, вспыхнув пурпурным огоньком в конце нейросети, где горели оранжевые круги. Звезда едва виднелась с одного боку, расстояние до нее представляло относительную дельта-V. Космический корабль и звезда все еще двигались с разной скоростью, приближаясь к орбите центра галактики.

— По местам, — скомандовал Джошуа. — Ускоряемся.

На мостике раздались стоны. Довольно скоро после того, как он задействовал двигатель на антиматерии, они замолкли. 4 g заставили всех членов экипажа опрокинуться на противоперегрузочные койки, всех, кроме Кемпстера Гетчелла; старый астроном после второго прыжка погружался в камеру ноль-тау.

— Это слишком для моих костей, — жаловался он шутя. — Вытащите меня оттуда, когда доберемся.

Все остальные выносили это. Не то чтобы у команды был какой-то выбор. Семнадцать прыжков за двадцать три часа, в пятнадцать световых лет каждый. Само по себе это, вероятно, было рекордом. Теперь никто об этом и не думал: они полностью посвятили себя тому, чтобы добиться бесперебойного функционирования систем, профессионализм, с которым мог бы справиться не всякий. Гордость их росла вместе с острым чувством ожидания по мере того, как Спящий Бог приближался.

Джошуа оставался на противоперегрузочной койке, ведя корабль со своей обычной сверхкомпетенцией. Было не особенно много разговоров после того, как туманность Ориона исчезла позади. Она была меньше на каждом звездном разведывательном экране, убывая до все уменьшающегося светового пятна, последний знакомый астрономический признак, оставленный во вселенной. Все атомные двигатели работали на максимальной мощности, быстро меняя узлы. Именно поэтому Джошуа использовал высокое ускорение между координатами вместо обычной одной десятой. Время. Оно стало основным и самым драгоценным из всего, что у него осталось.

Инстинкт гнал его вперед. Эта загадочная теплая звезда, крепко держащаяся на оси датчика, пела ту же песню сирены, которую он когда-то слышал в Кольце Руин. Столько всего приключилось в этом полете. Так много собственных надежд было теперь вложено сюда. Он не мог верить, не верил, что все это проделано напрасно. Спящий Бог существует. Памятник культуры ксеноков, достаточно могущественный, чтобы заинтересовать киинтов. Они были абсолютно правы, открытия, совершенные во время этого полета, постоянно подчеркивали его важность.

— Узлы готовы, капитан, — доложил Дахиби.

— Благодарю, — ответил Джошуа.

Он механически проверил вектор. Хорошо работает девочка! Еще три часа, еще два прыжка — и они на месте. Полет будет закончен. Это та его часть, которой Джошуа верил с трудом. Так много было причин, которые привели «Леди Макбет» к этой встрече. Келли Тирелл и ртуть там, на Лалонде, Джей Хилтон и Хейл, где бы они ни были сейчас, Транквиллити, освобождающая флот Организации. А еще раньше было единственное послание, переданное через безжизненное пространство величиной в полтысячи световых лет, надежно посылаемое со звезды на звезду существами, которые прежде всего никогда не спаслись бы от экспансии своего солнца. И «Свантик-ЛИ», первоначально нашедший Спящего Бога. Невероятное стечение событий одной цепочки в пятнадцать тысяч лет длиной, связывающее эту единственную невероятную встречу с судьбой целых разумных видов.

До сих пор Джошуа не верил в судьбу. Но это оставляло место только судьбе, божественному вмешательству.

Интересно, чему они вверяются и к чему, предположительно, прилетят.

* * *

Луиза проснулась в некотором смятении. На ней лежал молодой человек. Оба они были обнаженными.

Энди, припомнила она. Это его квартира: маленькая, неопрятная, заставленная вещами. И такая теплая, что сам воздух, кажется, сгустился. Сконденсировавшаяся жидкость покрыла каждую поверхность и блестела в темно-розовом освещении рассвета, пробивающегося через затуманенное окно.

— Я не сожалею о том, что произошло ночью, — твердо призналась она себе самой. — У меня нет никаких причин чувствовать себя виноватой. Я сделала то, что хотела. Я имела на это право.

Луиза попыталась перевалить его на бок и выбраться из-под него, но кровать просто не была достаточно велика. Он пошевелился, изумился, сосредоточив на ней взгляд. Затем в шоке отстранился:

— Луиза! О боже! — Он откинулся назад, словно приготовился встать на колени. Его глаза жадно разглядывали ее тело, губы растянулись в блаженной улыбке. — Луиза. Ты настоящая!

— Да, я настоящая.

Его голова устремилась вперед, и он поцеловал Луизу.

— Я люблю тебя, Луиза. Милая, милая моя. Я так тебя люблю. — Он наклонился над ней, покрывая жадными поцелуями ее лицо, его ладони сомкнулись вокруг ее грудей, пальцы дразнили ее соски, в точности тем жестом, которым она наслаждалась ночью. — Я люблю тебя, и мы будем вместе до самого конца.

— Энди, — она повернулась, вздрагивая от боли, которую он ей причинял. Для такого костлявого юноши он был на удивление силен.

— О боже, какая ты красивая, — его язык начал облизывать ее губы, отчаянно стараясь проникнуть ей в рот.

— Энди, перестань.

— Я люблю тебя, Луиза.

— Не надо! — она рывком поднялась. — Выслушай меня. Ты не любишь меня, Энди, и я не люблю тебя. Это был просто секс. — Ее губы раскрылись в легкой улыбке, она пыталась, насколько было в ее силах, смягчить удар. — Прекрасно, это был очень хороший секс. Но и только.

— Ты сама пришла ко мне, — его умоляющий голос перешел почти в хрип, в его словах было столько боли.

Луизу охватило ужасное чувство вины.

— Я сказала тебе, что все, кого я знаю, или покинули купол, или были захвачены одержимыми. Вот почему я оказалась здесь. А остальное… ну, мы ведь оба этого хотели. Теперь нет причин не хотеть.

— Неужели я для тебя ничего не значу? — спросил он с отчаянием.

— Конечно, значишь, Энди, — она похлопала его по руке и придвинулась ближе. — Ты ведь не думаешь, что я пошла бы на это с кем угодно, правда?

— Не думаю.

— Вспомни, что мы делали, — шепнула она ему на ухо. — Какие мы были скверные!

Энди покраснел, он не мог смотреть ей в глаза.

— Да.

— Вот и хорошо, — она слегка поцеловала его. — Это та единственная ночь, которая останется с нами навсегда. Никто не может ее у нас отобрать, что бы теперь с нами ни случилось.

— Я все еще люблю тебя. И всегда любил, с тех пор, как тебя увидел. Это никогда не переменится.

— Ох, Энди, — она прижала его к груди, ласково укачивая. — Я не хотела сделать тебе больно. Пожалуйста, поверь мне.

— Ты не сделала мне больно. Ты этого не могла. Только не ты.

Луиза вздохнула:

— Забавно, как может меняться жизнь, так много обстоятельств заставляют человека выбирать одну дорогу вместо другой. Если бы мы только могли прожить все эти жизни.

— Я бы все их прожил вместе с тобой.

Она крепче прижала его к себе.

— Кажется, я завидую той девушке, которая свяжет свою судьбу с твоей. Она будет такая счастливая.

— Неужели это не случится сейчас? Нет?

— Нет. Полагаю, что нет, — она бросила на светонепроницаемое окно сердитый взгляд, ненавидя день, наступающий снаружи, то, как надвигается время, и что оно непременно принесет. Сквозь стекло приближалось еще кое-что другое вместе с пурпурным светом, а именно — ощущение злобы. Оно заставляло Луизу тревожиться, почти бояться. И это красное освещение было слишком уж глубоким для рассветного солнца, он напоминал ей о Герцогине.

Она оторвалась от Энди и обратилась к высокому окну. Встала на один из ящиков, и ее лицо поднялось на уровень окна. Луиза стерла с него конденсированную жидкость.

— О, Боже правый!

— Что такое? — спросил Энди.

Он поспешил к ней и взглянул через ее плечо.

Это не был рассвет, рассвело два часа тому назад. Большое вращающееся облако нависло над центром Вестминстерского купола, за несколько ярдов от земли. Его недобрый отблеск отражался от геодезического кристалла наверху, превращая подпорки в решетки из пылающей меди. Нижняя сторона облака разливала кроваво-красный свет по крышам и стенам города, окрашивая их в нездоровый пурпур. Его ведущий конец теперь находился не более чем в миле от квартиры Энди и мягко колебался в воздухе.

— Вот черт, — прошипел Энди. — Нам надо отсюда уходить.

— Идти некуда, Энди. Одержимые повсюду вокруг нас.

— Но… Ох, дьявольщина. Почему же никто ничего не делает? Нью-Йорк все еще держит их на расстоянии. Надо организоваться и бороться с одержимыми, как это делают они.

Луиза вернулась к постели и осторожно присела. После прошлой ночи некоторые движения были для нее затруднительны. Она воспользовалась своей нейросетью, чтобы сделать общий медицинский осмотр и убедиться, что с ребенком все в порядке. Оно так и было, а сама Луиза получила незначительные повреждения. Медицинские пакеты нейросети добавили ей в кровь некоторые лекарства, которые должны были помочь.

— Мы пытались кое-что сделать, — сказала Луиза. — Но сегодня ночью из этого ничего не вышло.

— И ты? — Энди стоял перед ней, пот стекал с его кожи. Он потер лоб и откинул влажные волосы с глаз. — Ты хочешь сказать — ты в этом замешана?

— Я прибыла на Землю, чтобы предупредить власти об одержимом по имени Квинн Декстер. Мне не следовало трудиться, они уже и так это знали. Он и есть тот, кто стоит за всем этим. Я помогала обнаружить его, потому что прежде его видела.

— Я думал, что нас профильтровала Организация Капоне.

— Нет, это просто Терцентрал объявил по средствам массовой информации. Они не хотели, чтобы люди знали, с чем они в действительности имеют дело.

— Силы ада! — простонал вконец расстроенный Энди. — Славное извинение для мастера по сетям. Не мог я сам даже обнаружить это.

— Об этом не волнуйся, разведка флота куда умнее и искуснее, чем люди думают. — Она снова встала, ее заставили встревожиться остатки Би-7. — Мне нужна ванная. Ты говорил — она в конце коридора?

— Да. Слушай, Луиза.

— Что?

— Наверное, тебе нужна какая-то одежда?

Луиза посмотрела на себя и улыбнулась. Она совершенно бессознательно стояла обнаженная перед мальчиком — нет, больше не мальчиком, случайным партнером по сексу.

— Наверное, я утратила кое-что из моего норфолкского прошлого. Думаю, ты прав.

Ее одежда была свалена в кучу там, куда она ее бросила, все еще мокрая и до ужаса измятая. Энди одолжил ей джинсы и чистый голубой свитер Джуды, вытащив их из ящика, где они были частично защищены от сырости.

Когда она вернулась, он только что закончил прилаживать две батарейки в вентилятор. Гальванизированный ящик начал вздрагивать, когда включился мотор, затем послал в комнату липкую струю холодного воздуха. Луиза встала перед ним, пытаясь высушить волосы.

— У меня припасена кое-какая еда, — сказал Энди. — Хочешь позавтракать?

— Да, пожалуйста.

Он вытащил из ящика заранее приготовленные подносы с едой и сунул их в печь. Луиза начала подробнее осматривать квартиру. Энди в самом деле был фанатиком электроники. Он совершенно не тратил ничего из своего жалованья на мебель или даже на одежду, что было ясно при первом взгляде на нее. Повсюду лежала техника: инструменты, блоки, мотки проволоки и нитей, микроскопические линзы, тонкие приборы и агрегаты.

Когда она заглянула в соседнюю комнату, оказалось, что там все забито старыми домашними приборами. Энди объяснил, что он их собирает для деталей. Ремонтные работы приносили неплохой доход. Она улыбнулась при виде знакомой ресторанной куртки, которая висела за дверью в отдельном пластиковом футляре, так очевидно она выглядела неуместной.

Печь выбросила их подносы с едой. Энди поместил плоский картонный пакет апельсинового сока под носик водяного распределителя, в большой стеклянной бутылке сразу стали подниматься пузыри. Картонка раздулась, когда сок получил нужное количество воды.

— Энди, — Луиза пристально посмотрела на скопление электроники, внезапно начиная ругать себя. — У тебя тут есть работающий коммуникационный блок, что-нибудь такое, что может связаться со спутником?

— Конечно. А зачем?

* * *

— Луиза, боже мой! Я уж думал, мы вас потеряли, — передал ей Чарли. — Датчик спутника сообщает, что вы в какой-то квартире на Хэлтон-роуд. А-а, понимаю, это адрес Энди Беху. У вас все в порядке?

— Осталась жива, — передала она в ответ. — Где вы?

— Наверху, на Ореоле. Была хорошая сумасшедшая гонка, но я решил, что это стоит того после ночной катастрофы. Вы не знаете, Флетчер выбрался?

— Понятия не имею. Я никого больше не видела с тех пор, как побежала. А что слышно об Иванове?

— Мне очень жаль, Луиза. Он не справился.

— Значит, осталась одна я.

— Похоже на то, что я опять вас недооценил, Луиза. Моя постоянная ошибка.

— Чарли, над куполом красное облако.

— Да. Я знаю. Умный ход со стороны Декстера. Это значит, что электронные лучи СО не могут по нему ударить, пока не взорвут купол. Это также означает, что практически у меня теперь нет прикрытия датчиков снизу. Я пытался посылать моих связных птиц и крыс, чтобы посмотреть, не могут ли они найти его для меня, но всякий раз теряю с ними контакт. А ведь мы все считали, что его энергетическая мощь не действует на биотехов.

— Флетчер говорит, они знают все, что происходит под их облаком. Возможно, Декстер убивает этих животных.

— Похоже на то. Это не оставляет нам особенно много, правда?

— Красное облако иное, — передала она. — Я думала, вы должны это знать. В самом деле, я поэтому и позвонила.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я была под облаком на Норфолке, когда оно собиралось, тогда не было ничего похожего на то, что сейчас. Это я ощущаю, оно похоже на низкую вибрацию, такую, какую вы можете слышать. Оно здесь не просто для того, чтобы закрывать небо, это действительно зло, Чарли.

— Это Декстер. Теперь ему нужно собрать вместе совсем немного одержимых. Что бы он ни намеревался делать, это связано с этим облаком.

— Я боюсь, Чарли. Он хочет победить, да?

— Можете ли вы с Энди перебраться во внешний купол? Там у меня на месте есть оперативные агенты. Я смогу вас вытащить.

— Облако растет, Чарли. Не думаю, что нам это удастся.

— Луиза, я хочу, чтобы вы попытались. Пожалуйста.

— Чувствуете себя виноватым, Чарли?

— Наверное. Я переправил Женевьеву на Транквиллити. Капитан черноястреба клянется, что никогда больше не возьмет пассажира из моей компании.

— Это же моя сестра, — улыбнулась Луиза.

— Вы теперь уйдете из этой квартиры?

— Не думаю. Мы с Энди счастливы там, где находимся. И кто его знает, что случится, когда Землю уберут из нашей вселенной. Может, не так-то и скверно будет.

— Этого не произойдет, Луиза. Не об этом заботится Декстер. Он хочет уничтожить вселенную, а не покинуть ее. А на Земле есть люди, которые могут его остановить, чтобы он вообще ничего не сделал.

— Это вы о чем? Вы же так и не смогли остановить его.

— Появление красного облака наконец пробрало нашего потрясающего президента до мозга костей. Он обеспокоен, не означает ли это, что одержимые готовы убрать Землю из вселенной. Сенат дал ему одобрение на использование оружия СО против куполов и уничтожать одержимых. Это новый фатализм, Луиза. Конфедерация отвернулась от Арнштадта и Новой Калифорнии, чтобы им возможно было избавиться от Капоне. Президент пожертвует меньшинством граждан республики, чтобы спасти большинство. История не будет за это поминать его добрым словом, хотя, я думаю, что выживут в других куполах, останутся ему благодарны.

— Вы должны это остановить, Чарли. В Лондоне больше народу, чем на всем Норфолке. Вы же можете это остановить, разве не так? Би-7 не имеет права допустить, чтобы все они погибли. Вы же управляете всей Землей. Вы так говорили.

— Самое большее, что мы можем, — это издать приказ действием на несколько часов. Сокрушить командные коммуникации, заставить офицеров СО отказываться выполнять приказы. Но в конечном счете, прямой приказ президента пройдет, и его будут выполнять. Платформы будут стрелять в купола лазерами гамма-лучей. Все жилые клетки в куполах будут уничтожены.

— Нет. Вы должны их остановить.

— Луиза, доберитесь до одного из внешних куполов. У вас есть антипамять. Вы можете ее использовать против любого, кто попытается вас остановить.

— Нет! — громко выкрикнула она. Ее ладонь стукнула по столу, заставив подносы и стаканы подскочить. — Нет. Нет. И нет. — Она схватила коммуникационный блок и швырнула его о стену. Футляр его сломался, а пластмассовые осколки раскатились по всему полу. — Не буду!

Энди застыл на стуле, испуганно уставившись на нее. Она повернулась к нему лицом.

— Они собираются всех уничтожить. Президент хочет расстреливать жителей из оружия СО.

Энди встал и обнял ее, пытаясь унять ее гневную дрожь. Даже босиком она была на полголовы выше, ему приходилось смотреть снизу вверх, чтобы увидеть судьбу в ее глазах.

— Мы должны его остановить, — сказала Луиза.

— Президента?

— Нет, Декстера.

— Этого одержимого? Маньяка?

— Да.

— Как?

— Не знаю. Сказать ему. Предостеречь его! Заставить его убрать красное облако. Должен же он понять, что, раз у него нет больше сторонников, он — ничто.

— А потом что?

— Не знаю! — заорала она. — Но это помешает тому, чтобы все погибли, разве тебе это безразлично?

— Да, — пробормотал он.

Луиза подошла к куче своей одежды и выкопала оттуда оружие антипамяти.

— Где мои туфли?

Энди взглянул на аккуратную черную трубочку, которую она держала с такой решимостью, и осознал, насколько Луиза серьезна. Первая его мысль была запереть дверь так, чтобы помешать ей выйти. Он слишком перепугался даже для того, чтобы это сделать.

— Не выходи туда.

— Я должна, — рявкнула она в ответ. — Никто из этих чудовищ не беспокоится о людях.

Энди бросился на колени:

— Луиза, я тебя умоляю. Они тебя схватят. Будут пытать.

— Но недолго. В конце концов нас же убьют всех. — Она рывком засунула ногу в туфель и застегнула боковые застежки.

— Луиза! Пожалуйста!

— Ты собираешься пойти со мной?

— Там же Лондон, — напомнил он, махая рукой в сторону окна. — У тебя всего часа два, чтобы найти одного человека. Это же невозможно. Оставайся здесь. Мы никогда не узнаем, когда это случится. Особенно с оружием СО, оно такое мощное.

Луиза посмотрела на него сверху вниз:

— Энди, ты что, за новостями не следишь? У тебя же есть душа. Ты точно узнаешь, когда это произойдет. У тебя будет хороший шанс улететь в потусторонье.

— Не могу я туда выйти, — простонал Энди. — Только не туда, где они.

Луиза надела второй туфель.

— Ну а я не могу остаться здесь.

Энди посмотрел на нее снизу, она стояла, возвышаясь над ним. Высокая, красивая и решительная. И совершенно великолепная. Он всю ночь провел, занимаясь с ней любовью, изнуряя свое тело опасным уровнем стимулирующих программ, чтобы она оказалась просто потрясена. А для нее это, оказывается, ровно ничего не значит. Никогда она не будет принадлежать ему, потому что она разглядела его настоящего. Теперь они разделены еще больше, чем тогда, когда он еще не знал, что она живет на свете.

Он прикрыл рукой нос, чтобы скрыть свое сопение.

— Я люблю тебя, Луиза.

Он слышал, как жалкие слова срываются с его губ. Он презирал себя за свою сущность, за то, что никогда не смог бы стать другим.

Раздражение смешалось со смущением. Луиза не знала, хочется ли ей оттолкнуть его или поцеловать.

— Я все-таки так наслаждалась минувшей ночью, Энди. Я не хотела бы, чтобы было иначе.

Если бы он потрепал ее сейчас своей дрожащей рукой, это было бы слишком ужасно. Она отвернулась от него и вышла за дверь, спокойно затворив ее за собой.

* * *

Джей разбудили громкие голоса и хлопанье дверей. Она села в постели и широко, во весь рот, зевнула, изо всех сил потягиваясь. Снаружи стояла ночь, она могла слышать только мягкий звук волн, перекатывающихся на пляже под легким ветерком, но этот звук перекрывал шум, стоявший в шале. По всем комнатам передвигались люди, разговаривая взволнованными голосами. Деревянные ступеньки веранды заскрипели под чьими-то шагами, и снова хлопнула парадная дверь.

Она нашла Принца Делла и на цыпочках направилась в короткий коридорчик, ведущий в холл. Никогда раньше в шале не бывало такого волнения, даже когда старожилы строили планы насчет новой колонии. Что бы там ни происходило теперь, это должно было быть очень значительным и представляло крайний интерес.

Голоса умолкли.

— Входи, Джей, — позвала Трэйси из гостиной.

Джей сделала так, как ей сказали. Невозможно ничего разузнать, если Трэйси рядом. Сейчас с ней были семеро пожилых людей, они сидели и стояли по всей гостиной. Джей низко опустила голову, пробираясь к большому креслу, в котором сидела Трэйси, девочка слишком робела, чтобы что-нибудь сказать.

— Извини, малышка, — сказала Трэйси, когда Джей проскользнула на подушки рядом с ней. — Эта шумная возня тебя разбудила?

— В чем дело? — спросила Джей. — Почему все здесь?

— Вот пытаемся решить, не обратиться ли с петицией о вторжении к Корпусу, — сказала Трэйси. — Опять!

— Кое-что на Земле случилось, — сказал Арни. — Сначала мы этого и не поняли, но Квинн Декстер, кажется, замышляет сотворить нечто опасное.

— Корпус не станет вмешиваться, — решительно заявил Гэйли. — Причин все еще нет. Вы же знаете правила — только если это какой-то чужой, неизвестный вид представляет опасность. Квинн Декстер, согласно учебникам, квалифицируется как гуманоид. Значит, следует разрешить конфликт самим.

— Значит, учебники надо переписать, — буркнул Арни. — Я бы его не определил в качестве даже близкого к роду человеческому.

— Корпус не станет вмешиваться, потому что президент применит оружие СО, такое вот варварство.

— Но не в такое время, когда требуется остановить Декстера, он не станет, — сказала Трэйси.

Джей уютно свернулась клубочком поближе к Трэйси:

— А что Декстер собирается сделать?

— Мы не уверены абсолютно. Может быть, и ничего.

— Ха, — буркнул Арни. — Вот поглядим и увидим.

— Вы что, за этим наблюдаете? — девочке вдруг совсем расхотелось спать.

Трэйси взглянула на Арни. У них был ментальный обмен. Джей это почувствовала, хотя и не могла разобрать отдельные слова каждого из них. В последнее время она научилась делать это хорошо.

— Пожалуйста! — взмолилась Джей. — Это же мой мир!

— Все в порядке, — ответила Трэйси. — Ты можешь не ложиться и еще немного понаблюдать. Но не думай, что услышишь какие-то кровавые новости.

Джей метнула на нее взгляд.

Взрослые устроились на других стульях, составляя их вместе по три штуки. Телевизор Трэйси был включен; показывали опустевшую улицу, застроенную старинными домами. Над головой сверкали красные облака. Джей вздрогнула при виде всего этого. Облака были так похожи на те, на Лалонде.

— Это Лондон, — определила Трэйси, и вручила Джей чашку с горячим шоколадом.

Джей устроила Принца Делла у себя на животе, чтобы ему было хорошо видно, и с довольной физиономией отхлебнула напитка кремового цвета. Кто-то шагал по середине улицы.

* * *

«Леди Макбет» вынырнула за сто миллионов километров от звезды класса F, на пять градусов к ее эклиптике. Так как эта система не была нанесена на карту, Джошуа приказал привести в готовность боевые датчики и произвести быструю предварительную проверку. Время для получения ответа было очень кратким, короче, чем вразумительный стандарт; если там окажется что-то, грозящее столкновением, они надеялись обнаружить это достаточно быстро, чтобы сделать прыжок и удалиться.

— Космос свободен, — доложила Болью.

Впервые за последние тридцать часов Джошуа Калверту удалось расслабиться, откинувшись на подушки. Он и не понимал, как напряглись мышцы шеи и плеч, они казались выложенными из горячего камня у него под кожей.

— Мы с этим справились! — возопил Лайол.

Под шумные самопоздравления Джошуа приказал бортовому компьютеру вытянуть стандартные датчики. Их держатели выскользнули из фюзеляжа вместе с терморегулирующими панелями.

— Алкад, — передал ей Джошуа, — вытащи, пожалуйста, Кемпстера из ноль-тау камеры. Скажи ему, что мы прибыли.

— Есть, капитан, — ответила она.

— Болью, Эшли, будьте любезны, активизируйте поверхностные датчики. Остальные приводите «Леди Макбет» в стандартное положение для нахождения на орбите. Дахиби, я все еще хочу, чтобы мы были готовы к прыжку, так что будешь держать узлы наготове.

— Есть, капитан.

— Состояние горючего? — спросил Джошуа.

— Удовлетворительное, — доложила Сара. — У нас осталось сорок процентов наших запасов горючего и пятьдесят пять процентов антиматерии. Учитывая, что мы сожгли пятнадцать процентов для того чтобы сдвинуть Лаларин-МГ, у нас осталось достаточно, чтобы вернуться в Конфедерацию. Мы даже можем перепрыгнуть через эту систему, чтобы наверняка не взорвать никакой спутник.

— Будем надеяться, что нам не придется, — сказал Джошуа.

— Послание «Свантика-ЛИ» не упоминало, где именно в этой системе находится на орбите Спящий Бог; и вращается ли он по орбите или обладает собственной орбитой по отношению к звезде.

Экипаж был свободен, пока «Леди Макбет» изменяла положение полета к менее востребованному статусу нахождения на орбите. Люди слонялись вокруг мостика, пользовались умывальной. Эшли спустился в камбуз и принес еды. Продолжительное нахождение при высоком ускорении было до ужаса утомительным. А есть что-то существенное во время ускорения было крайне неумно. Масса создавала громадное давление на внутренние органы, даже при искусственно усиленных мембранах. Все они с жадностью поедали губчатые кексы из пасты, разливая большое количество сырного соуса по всему мостику.

— Так что, если он видит целую вселенную, — спросил Лайол, набивая полный рот едой, — как вы думаете, он знает, что мы здесь?

— В каждый телескоп видно всю вселенную, — ответил Эшли. — И это вовсе не значит, что все они могут видеть нас.

— О'кей, он все-таки определил каждый наш гравитон отклонения, когда мы совершали прыжок сюда, — невозмутимо сделал вывод Лайол.

— А как ты это докажешь?

— Если он о нас и знает, он себе помалкивает, — сказала Болью. — Датчики не определили никаких магнитных колебаний снаружи.

— Тогда как их нашли тиратка?

— Я бы посчитал, что легко, — вставил Дахиби.

Под руководством Кемпстера и Ренато Болью посадила поверхностные спутники. Шестнадцать из них вспыхнули, удаляясь от «Леди Макбет» при 7 g. Они образовали шарообразное построение, окружая космический корабль как центр. Через две минуты заработало горючее их твердых ракет, позволяя им осуществлять свободный полет. Основной частью был строй многофазовых датчиков с визуальным спектром, гигантский летящий технический глаз, смотрящий сразу во всех направлениях. Они образовали между собой все усиливающуюся телескопическую линию, способную на крупные решения. Единственное настоящее ограничение для них заключалось в количестве достижимой энергии, чтобы коррелировать и анализировать поступающие фотонные сведения.

Разведка производилась при помощи регистрации любой световой точки с отрицательной величиной (в стандартной звездной классификации самые яркие из видимых звезд отмечаются как звезды первой величины, а самые туманные — шестой, любые тела, более ярко светящиеся, чем номер один, должны быть планетами, и им приписывается отрицательное значение). Затем их положение оценивалось пять раз в секунду, чтобы определить, двигаются ли они.

Когда было обнаружено местонахождение планет, телескоп смог сфокусироваться на каждую в отдельности, чтобы увидеть, имеется ли у них на орбите то экстенсивное пространственное движение, о котором упоминал экипаж «Свантика-ЛИ». Так как у тиратка отсутствовала техника гравитонного определителя, экипаж «Леди Макбет» принял за исходные данные, что это движение должно быть видимым. Если ничего так и не будет найдено, следует провести более внимательное обследование системы.

— Это в высшей степени необычно, — передал Кемпстер после того, как была закончена первая разведка.

Он и Ренато использовали главное помещение в капсуле С вместе с Алкад и Питером, там была установлена их специальная электроника, превращая комнату во временную астрофизическую лабораторию. Джошуа с Лайолом обменялись взглядами, выражающими что-то между удивлением и весельем.

— В каком отношении? — спросил Джошуа.

— Мы можем определить только один источник отрицательной величины, находящейся на орбите этой звезды, — ответил астроном. — Здесь просто ничего больше нет. Никаких планет, никаких астероидов. Датчики «Леди Макбет» не могут даже обнаружить обычные облака межпланетной пыли. Вся материя отсюда вычищена и практически превращена в молекулы. Единственное нормальное явление — солнечный ветер.

— Вычищена или просто всосалась в разрушающее пространство, — буркнула Сара.

— Так что же представляет собой этот излучатель? — передал им Джошуа.

— Какой-то предмет величиной с Луну вращается по орбите вокруг звезды на расстоянии трехсот миллионов километров.

Джошуа и остальные члены экипажа обратились к датчикам. Перед ними предстала очень яркая светящаяся точка. Совершенно неопределенная.

— У нас нет ничего для спектрального прочтения, — сказал Кемпстер. — Она отражает солнечный свет на все сто процентов. Она должна быть покрыта своего рода зеркалом.

— А ты говорил — легко, — упрекнул Эшли, обращаясь к Дахиби.

— Это не легко, — поправил Джошуа. — Это очевидно. — Он отметил положение этого предмета в бортовом компьютере и составил вектор для координационного прыжка, который унесет их за миллион километров от загадочного объекта. — Все по местам. Через минуту — ускорение.

* * *

Импульсивный гнев, вытолкнувший Луизу из квартиры Энди, испарился к тому времени, как она добралась до Ислингтон-Хай-стрит. Пока она шла пешком по опустевшим улицам, у нее было достаточно времени на раздумья. Главным образом, она думала о том, как глупа и до тупости упряма ее идея. И в то же самое время ее первоначальный замысел не ослабевал. Должен же кто-то что-то сделать, как бы бесплодно это ни оказалось. Мысль о том, что она будет схвачена и окажется перед шайкой Декстера, делала ее походку шаткой и неверной.

Ее нейросеть сломалась, когда Луиза шла по Сент-Джеймс-стрит. Вообще-то ей больше не был нужен файл с картой. Декстер не может быть далеко от центра красного облака, все, что ей оставалось сделать, — это дойти до Темзы, а это всего мили две. Она знала, что ей в действительности и не пройти такое расстояние.

Край облака, потертый кусок его, все еще медленно выползал по направлению к небоскребам позади Луизы. Он добрался уже до Финсбери, едва ли дальше, чем за четверть мили от нее. Резкий звучный гром отражался от трещащей нижней стороны облака, эхом раскатываясь по опустевшим улицам. На высоких вечнозеленых деревьях листья трепетали в дисгармонии от того, что колеблющиеся порывы теплого воздуха дули из его центра. Птицы держались на этих потоках высоко в небе, Луиза видела крошечные черные пятнышки, летящие большими стаями, и все они держались одного и того же направления: прочь от облака.

Они оказались умнее людей. Луиза была поражена, что не встретила никого, кто бежал бы при приближении этого явления. Все жители города забаррикадировались у себя за дверями. Был ли кто-то из них парализован страхом настолько же, насколько Энди?

Луиза пробиралась внизу под облаком, красная пелена смыкалась на ее лице, словно преображенное наступление ночи. Теперь не только влажный ветер, дувший в лицо, мешал ей идти, ее шаг замедлялся от усиливающегося чувства хмурой тяжести. Раскаты грома над головой звучали все громче, не умолкая совсем. Раздваивающиеся темные полосы издавали глухой треск между раскатами грома; черная молния извлекала фотоны из небесного свода.

Когда они прощались, Женевьева предложила ей взять серебряную подвеску Кармиты с землей. Луиза отказалась. Теперь она об этом пожалела. Ей пригодился бы любой амулет против зла. Она решила думать о Джошуа, своем истинном амулете против грубой правды жизни за пределами Норфолка. Но это только вынудило ее перейти к воспоминаниям об Энди. Она все еще об этом не жалела — нисколько, как будто бы это имело значение.

Луиза пошла по Розбери-авеню и повернула на Фаррингтон-роуд, когда прямо перед ней на улицу вышли одержимые. Их было шестеро, одетые в простые черные костюмы, они двигались неспешной праздной походкой. Они выстроились между тротуарами и стояли, глядя на нее. Она подошла к тому, кто был в середине, высокому худому мужчине с копной напомаженных каштановых волос.

— Девушка, какого черта ты тут разгуливаешь? — спросил он.

Луиза направила трубочку с антипамятью прямо на него, кончик оказался едва ли не в футе от его лица. Он весь сжался, что показывало, что он знает, что это такое. Для нее это не было особенным утешением; у кого-то еще была такая же трубка, и она знала, у кого.

— Проводите меня к Квинну Декстеру, — сказала она.

Все они начали хохотать.

— Ах, к нему? — спросил тот, которому она угрожала. — Девчонка, да ты ненормальная — или в чем дело?

— Я буду стрелять, если не проводите. — Голос у нее почти хрипел. Они должны это знать, и знать почему, со своими дьявольскими сверхощущениями. Луиза крепче сжала оружие, чтобы не так дрожала рука.

— Радость моя, — сказал он.

Луиза выставила трубку вперед. Его голова с синхронной точностью отпрянула.

— Не нажимай, сука.

Одержимые пустились в путь по улице. Луиза сделала два неуверенных шажка.

— Пошли за нами, — скомандовал один из них. — Мессия тебя ждет.

Луиза высоко подняла оружие, хотя особенной пользы в этом не было: они все теперь повернулись к ней спинами.

— Это далеко?

— Возле реки, — он оглянулся через плечо, губы растянулись в широкую улыбку: — Ты хоть имеешь понятие, что ты делаешь?

— Я знаю Декстера.

— Нет, не знаешь. Ты бы так не поступала, если бы знала его.

* * *

Изображения, переданные когда-то со «Свантик-ЛН», были по крайней мере четкими. С расстояния в миллион километров очертания Спящего Бога были совершенно безошибочными: два вогнутых острых конуса в три с половиной тысячи километров длиной. В совершенстве симметричная геометрия выдавала искусственное происхождение. Центральный обод был острым, казалось, он сужается к краю, и толщина его измерялась молекулами, а кончики сбоку имели форму рапиры. Не было ни одного человека на борту «Леди Макбет», который не заметил бы, как неуместно выглядел космический корабль, отражаясь на одном из этих стройных концов.

Болью отправила по направлению к нему пять астрофизических поверхностных сателлитов, атомных управляемых снарядов с многосторонними сенсорами; они разлетелись полукругом прочь от корабля по траекториям, которые расположат их ожерельем вокруг Спящего Бога.

Джошуа повел всю команду вниз, в помещение в капсуле С, где собрались Ренато, Алкад, Питер и Кемпстер, чтобы растолковать значение данных сателлитов и сенсоров самой «Леди Макбет». К ним присоединились также Самуэль, Моника и один из сержантов.

Голографические экраны выступили из панелей, установленных для обработки астрофизических данных. Все экраны содержали разные изображения Спящего Бога. Они были окрашены всеми оттенками радуги и, вместе с тем, представляли графическое изображение. Главный аудиовидеопроектор показал грубую визуально-спектральную картину, материализуя ее в середине помещения. Спящий Бог один сверкал в космосе, солнечный свет отражался от его серебряной поверхности длинными отблесками. Это была первая аномалия, хотя у Ренато ушла целая минута пристального и растерянного изучения, прежде чем он осознал очевидное.

— Эй, — воскликнул он. — Тут же нет теневой стороны!

Джошуа нахмурился перед АВ-отраженпем, затем проник непосредственно в процессорную консоль, чтобы проверить. Сателлиты подтвердили это наблюдение, все части Спящего Бога были одинаково яркими.

— Он генерирует этот свет изнутри.

— Нет, — возразил Ренато. — Спектр соответствует звезде. Свет, должно быть, каким-то образом огибает его. Это согласуется с наблюдением тиратка о том, что тут мы имеем дело с искривлением пространства.

— Алкад? — позвал Джошуа. — Он что, сложен из нейтронов? — Было бы окончательной иронией, если бы Бог был сделан из той же субстанции, что и ее оружие.

— Минутку, капитан. — Физика, казалось, что-то заботило. — Мы получаем сведения от гравитационных детекторов, находящихся на линии.

Несколько голографических экранов разразились цветными изображениями. Алкад и Питер прочли их с удивлением. Они одновременно повернулись к центральному процессору.

— Что такое? — спросил Джошуа.

— Я бы предположил, что этот так называемый бог на самом деле — голая черная дыра.

— Да пошел ты подальше, ни в коем случае! — с негодованием воскликнул Кемпстер. — Он же вполне твердый и прочный!

— А ты погляди на конфигурацию, — сказала Алкад. — Кроме того, мы определяем поток вакуумных колебаний гравитационной волны, все они происходят при очень малой длине волны.

— Сателлиты улавливают регулярность колебаний, — сообщил ей Питер.

— Что? — Алкад начала изучать один из дисплеев. — Пресвятая дева, это же невозможно! Вакуумные колебания должны быть произвольными, потому-то они и существуют.

— Ха, — удовлетворенно хмыкнул Кемпстер.

— Я же знаю, что такое черная дыра, — вмешался Джошуа. — Точка бесконечного сжатия массы. Из-за него и образуется черная дыра.

— Это то, что образует условный радиус черной дыры, — поправил Кемпстер. — Космический надзиратель вселенной. Физики, математики — все они спотыкаются о бесконечность, потому что вы не можете получить бесконечность, она недостижима в действительности.

— За исключением некоторых весьма специфических случаев, — добавила Алкад. — Обычный гравитационный коллапс звезд — явление сферическое. Если середина сжалась до точки, где ее гравитация превышает температурный рост, все со всех направлений одновременно падает в центр. Коллапс заканчивается тем, что вся эта материя сжимается в этой вашей бесконечной точке, в черной дыре. И к этому времени ее гравитация становится насколько сильной, что ничто не может спастись, даже свет: радиус черной дыры. Однако же теоретически, если вы будете вращать звезду до этого события, центробежная сила исказит ее очертания, вытянув ее вовне вдоль экватора. Если вращение будет достаточно быстрым, экваториальный радиус таковым и останется во время коллапса. — Она указала пальцем на спроектированное изображение. — Звезда примет именно такую форму, так и есть. И до самого окончания времени коллапса, когда вся звездная материя достигнет плотности черной дыры, она все еще будет иметь эту конфигурацию, и на мгновение, до того, как продолжающийся коллапс втянет ее в сферу, часть этой бесконечной массы образует снаружи радиус черной дыры.

— На мгновение, — настойчиво подчеркнул Кемпстер, — но не на пятнадцать тысяч лет.

— Похоже на то, что кто-то научился, как на неопределенное время заморозить это мгновение.

— То есть как алхимик? — передал ей Джошуа.

— Нет, — передала она в ответ. — Такого рода уплотнения массы далеко превосходят все то, чего добилась я при помощи алхимической технологии.

— Если масса этого тела бесконечна, — педантично продекламировал Кемпстер, — звезда будет окутана радиусом черной дыры. Свет сквозь него не пройдет.

— И все же он проходит, — возразила Алкад. — С каждой части поверхности.

— Вакуумные колебания, должно быть, выносят фотоны наружу, — сказал Ренато. — Это и есть то, что мы здесь видим. Кто бы это ни сотворил, он сначала научился управлять вакуумными колебаниями. — Он с удивлением улыбнулся: — У-ух ты!

— Неудивительно, что это явление называют богом, — с благоговением вымолвила Алкад. — Отрегулированные вакуумные колебания. Если вы можете этого достигнуть, нет пределов вашему могуществу.

Питер с восхищением посмотрел на нее:

— Порядок из хаоса!

— Кемпстер? — спросил Джошуа.

— Не нравится мне эта идея, — сказал старый астроном со слабой усмешкой. — Но я не могу ее опровергнуть. В самом деле, она может даже объяснить прыжок «Свантика-ЛН» к другой звезде. Вакуумные колебания могут иметь отрицательную энергию.

— Конечно, — подтвердил Ренато. Он с энтузиазмом улыбнулся своему боссу, моментально ухватив идею. — Оно, должно быть, крайне странное, это состояние, которое держит открытыми прыжковые ямы. Точно как искривленные поля космоястребов.

Самуэль, который во время всей этой дискуссии только покачивал головой, вступил в нее:

— Но зачем? — спросил он. — Зачем создавать что-либо подобное, для чего оно?

— Это постоянный источник прыжковых ям, — объяснила Алкад. — И тиратка говорили, что это способствует развитию биологических существ. Это всеобщий генератор звездных двигателей. Вероятно, его можно использовать для перелетов между галактиками.

— Бог мой, межгалактические перелеты! — мечтательно воскликнул Лайол. — Как насчет этого?

— Очень мило, — вставила Моника. — Но едва ли это поможет нам расправиться с одержимыми.

Лайол бросил на нее взгляд, полный страдания.

— О'кей, — заключил Джошуа. — Если вы, ребята, правы насчет того, что это искусственно созданная неприкрытая черная дыра, должен иметься какой-то центр управления вакуумными колебаниями. Вы его еще не нашли?

— Так там ничего нет, кроме самой черной дыры, — ответил Ренато. — Наши сателлиты прочесывают всю поверхность. Ничто не скрывается ни на той стороне, ни на орбите.

— Должно же быть что-то еще. Тиратка получили это, чтобы открыть для себя прыжковые ямы. Как нам это найти?

Его нейросеть объявила о том, что открылся новый канал связи.

— А вы спросите, — датавизировала черная дыра.

* * *

Люминесценция облака оставалась постоянной, но его тень сильно отошла от спектра, когда Луиза приблизилась к эпицентру. Когда она шла по вымощенной площади, приближаясь к собору Святого Павла, каждая поверхность окрасилась ярко-малиновым. Резные каменные фигуры, украшающие прекрасное старинное здание, отбрасывали длинные черные тени вниз по стене, черные, точно тюремные, решетки плотно охватывали его, уничтожая последние остатки святости.

Эскорт Луизы приплясывал вокруг нее, как бы исполняя безумный мавританский танец[36], приглашая ее идти вперед насмешливыми жестами. Рычание грома прекратилось, как только она дошла до больших дубовых дверей, уступив место тягостной тишине. Луиза вошла в собор.

Она сделала два шага вперед, затем заколебалась. Двери захлопнулись у нее за спиной, вызвав завывание холодного воздуха. Тысячи одержимых стояли в ожидании вокруг нефа, одетые в детально разработанные костюмы из каждой эры человеческой истории и культуры, все беспросветно-черные. Все они стояли к ней лицом. Начал играть орган, воспроизводя «Свадебный марш» Мендельсона в аранжировке для тяжелого рока. Луиза зажала уши руками, так громко звучала музыка. Все одержимые повернулись лицом к алтарю, оставив расчищенным единственный узкий проход у самого нефа. Луиза пошла по нему. Это было бессознательно, ее конечности двигались так, как им приказывала массовая воля одержимых. Ее трубка с антипамятью выпала из ослабевших пальцев после того, как она сделала несколько первых шагов, оружие загрохотало по расколовшимся плитам пола. Призраки приближались к ней, вытянув руки, прося о чем-то. Они проскальзывали мимо нее, печально качая головами, а она продолжала идти.

Музыка прекратилась, когда она достигла переднего ряда одержимых. Они стояли на уровне поперечного нефа; перед каждым из них пол под сводчатым куполом был пустым. Железные светильники с грязными пахучими огнями освещали стены, черных дым от них покрывал копотью бледный резной камень. Луиза не могла как следует видеть центр купола, его загораживал столб серой пыли. Высоко над ней тянулась галерея. Несколько человек стояли там, опершись на перила, глядя вниз па Луизу не без интереса.

Принуждающие ее силы перестали действовать, и она, шатаясь, сделала еще несколько шагов.

— Здравствуй, Луиза, — поздоровался Квинн Декстер. Он стоял перед оскверненным алтарем и был абсолютно неразличим в своем черном одеянии.

Она сделала еще несколько неуверенных шагов. Страх заставил сжаться каждый мускул ее тела. Она не была даже уверена, что простоит на ногах еще долго.

— Декстер?

— И никто иной, — он чуть отодвинулся в сторону, давая ей увидеть тело человека, распростертое на алтаре. — И вот Божий Брат снова свел нас всех троих вместе.

— Флетчер, — прохрипела она.

Квинн вытянул руку по направлению к ней, обнажив лебедино-белую ладонь. Когтистый палец поманил ее, даруя разрешение приблизиться.

Рваные раны и высохшая кровь у него на коже заставили ее перепугаться. Но когда Луиза подошла ближе, она увидела, что его мышцы сгруппировались и дрожат. Незнакомое лицо было искажено страданием, он быстрыми болезненными глотками всасывал в себя воздух.

— Флетчер?

Квинн повел рукой, и электричество отключилось. Тело резко свалилось на камень, задыхаясь в шоке. Очень медленно лицо Флетчера появилось на месте залитых кровью черт. Цепи и металлические обручи, связывавшие его, упали. Все его раны исчезли из виду, материализовалась его обычная морская форма. Он осторожно сполз с алтаря.

— Моя дорогая госпожа. Не следовало вам приходить.

— Я должна была.

Квинн расхохотался:

— Это твой зов, Флетчер. Ты теперь же можешь выйти отсюда вместе с ней, если примешь правильное решение. Если же нет — она моя.

— Моя госпожа, — лицо Флетчера перекосила боль.

— Каким образом ты можешь отсюда выйти? — спросила Луиза.

— Он всего только должен записаться в армию проклятых, — пояснил Квинн. — Я даже освобожу его без этих кровавых ран.

— Нет, — сказала Луиза. — Флетчер, этого нельзя делать. Я пришла сюда, чтобы предостеречь вас всех. Это необходимо остановить. Вы должны развеять это красное облако.

— Это что — угроза, Луиза? — спросил Квинн.

— Вы напугали Терцентрал этим красным облаком. Они думают, что вы собираетесь унести Землю из вселенной. Президент не допустит, чтобы такое случилось. Он собирается применить оружие стратегической защиты против Лондона. Все погибнут. Миллионы и миллионы людей.

— Я не погибну, — заверил Квинн.

— Но погибнут они, — Луиза взмахнула рукой в направлении молчаливых рядов его учеников. — Без них ты ничто.

Скользящей походкой Квинн придвинулся к Луизе. Его лицо выбралось из глубины теней, чтобы она разглядела его яростное выражение.

— Ненавижу тебя, Божий Брат.

Он ударил ее, вкладывая в пощечину свою энергистическую силу, чтобы увеличить мощь удара.

Луиза закричала от боли, отступила назад — только для того, чтобы стукнуться об алтарь. Она рухнула на пол, всхлипывая, а кровь текла у нее изо рта.

Флетчер потянулся вперед и обнаружил, что конец трубки с антипамятью, зажатый в руке Квинна, упирается ему в нос.

— А ну, назад, скотина трахнутая, — рыкнул Квин. — Назад!

Флетчер отступил, тяжело дыша.

Квинн устремил взгляд вниз, на Луизу.

— Ты сюда явилась, чтобы спасти людей. Людей, которых ты никогда не видела. Людей, которых ты никогда даже не узнаешь. Разве не так?

Луиза всхлипывала от боли, прижав ладонь к лицу. Кровь вытекала у нее изо рта и капала на пол. Она посмотрела на него снизу, неспособная что-либо соображать.

— Разве не так?

— Да, — прорыдала она.

— Ненавижу эту благопристойность. Ты воображаешь, будто можешь со мной общаться на одном уровне, потому что внутри я должен быть человечен, что у меня есть сердце. И в конце концов я собираюсь стать разумным. И тогда, конечно, я отступлю и обговорю условия с главными гребаными начальниками копов, которые стреляют мне в задницу с тех самых пор, как я вернулся на эту прогнившую, заваленную мусором и отходами планету. Вот почему я тебя ненавижу, Луиза. Ты — конечный продукт религии, которая систематически в течение двух с половиной тысяч лет настроена на то, чтобы сковать кандалами змею. Религии, все они, запрещают проявляться нашей истинной природе, они все пробуждают нас, чтобы мы всю жизнь проводили в низкопоклонстве перед ложным Богом. Это путь, который ты приветствуешь, Луиза, это то, чем ты являешься: добросердечной. Одним своим существованием ты — враг Светоносца. Мой враг. Я так сильно тебя ненавижу, что чувствую от этой ненависти физическую боль. И ты за это заплатишь. Никто еще не приносил мне вреда, чтобы после уйти и посмеяться надо мной со своими дружками. Я тебя сделаю армейской шлюхой. Я заставлю тебя трахнуться со всеми моими последователями. Они будут тебя трахать до тех пор, пока ты не повредишься умом и у тебя не разорвется сердце. А тогда, когда ничего от тебя не останется, кроме куска обезумевшей плоти, истекающей кровью, которая унесет из тебя жизнь в сточную канаву, я воспользуюсь убийцей душ для того, чтобы вышвырнуть то, что от тебя останется, из вселенной, потому что я ни за что не захочу быть с тобой в аду ни единой ночи. Ты этого недостойна.

Луиза отшатнулась от него и ползла по полу, пока не смогла опереться на алтарь.

— Ты можешь все это проделать, можешь издеваться надо мной до тех пор, пока я не откажусь от всего, во что верю. Но ты никогда не изменишь существа того, что я собой представляю сейчас. И только это имеет значение. Я верна себе. Я уже победила.

— Тупозадая шлюха. Вот почему ты и твой ложный Господь всегда будете терпеть поражение. Твоя победа у тебя в голове. Моя — победа физическая. И она настолько, мать твою, реальна, как ты только можешь себе вообразить.

Луиза с вызовом взглянула на Квинна:

— Когда зло станет править, тебя сокрушит добро.

— Полная чушь. Подобные тебе не смогут сокрушить армию, которую я вывожу на поле битвы. Скажи ей, Флетчер, будь с ней честен. Победит моя армия? Наступает Ночь?

— Флетчер! — воззвала к нему Луиза.

— Моя госпожа… Я… — Он уронил голову в полном отчаянии.

— Нет! — выдохнула Луиза. — Флетчер!

Квинн следил за ней в свирепом удовлетворении.

— Готова теперь понаблюдать за скверной частью? Ну! — Он потянулся вниз и схватил ее за плечо, силой вынуждая встать на ноги.

— Убери от нее руки! — потребовал Флетчер.

Плотный комок воздуха ударил у него в животе, и по каждому нерву тела его хозяина огнем разлилась боль. Его с силой отшвырнуло и отправило назад. Даже когда он приземлился на плитки пола, он продолжал скользить, как будто бы под ним оказался лед. Когда он перестал двигаться и собрался с мыслями, выяснилось, что он под самым центром купола.

— Не шевелись, — приказал Квинн.

Пятиугольник из высоких языков белого пламени вспыхнул вокруг Флетчера, четко обозначая его местонахождение. Флетчер беспомощно наблюдал, как Квинн потащил Луизу к южному поперечному нефу. Они исчезли за дверью.

Внутри ступеньки вели вверх. Луиза вынуждена была бежать, чтобы держаться в ногу с Квинном. Винтовая лестница вела все дальше и дальше, вызывая у нее ужасное головокружение, а боль с одной стороны головы стала такой сильной, что ей казалось — ее вот-вот вырвет.

Через узкий проход с аркой они вышли на галерею, окружающую здание. Квинн шел по нему кругом, пока не смог сверху видеть неф. Он толкнул Луизу к молодой девушке в кожаной жилетке и в розовых джинсах.

— Присмотри за ней, — велел он.

Сначала Луиза подумала, что Кортни — одержимая; волосы у нее были ярко-зеленого цвета, все они торчали стоймя и завивались на концах похожими на языки пламени закорючками. Но у нее на щеках повсюду виднелись струпья, как от чесотки, руки были покрыты гноящимися ранами, а один глаз так распух, что почти не открывался.

Кортни захихикала и плотно ухватила Луизу.

— Я первая тебя получу.

Ее язык лизнул Луизу за ухом, а руки плотно сомкнулись на ее ягодицах.

Луиза простонала, когда ноги стали отказываться служить ей.

— Ах ты, дерьмо, — Кортни толкнула Луизу на низкую скамью, которая шла по всей галерее.

— Мы не проживем достаточно долго для этого, — хрипло заверила ее Луиза.

Кортни озадаченно посмотрела на нее.

Квинн положил руки на перила и поглядел вниз на свою молчаливую команду последователей, набившуюся в неф. Кристиан Флетчер не шевелясь стоял в центре пылающих огней пентаграммы, голова откинута назад так, чтобы ему видеть галерею.

Квинн сделал жест рукой, и тюремная камера из белых огней исчезла, оставив на полу одного Флетчера.

— Прежде чем начнется рассвет, объявляю, что на нашем сборище отсутствует еще одно лицо, — провозгласил Квинн. — Хотя я знаю, что он здесь. Ты ведь всегда здесь, разве не так? — Легкая интонация неудовольствия заставила его последователей беспокойно задвигаться.

Квинн сделал знак своему ученику пройти на галерею, тот подвел к нему Грету. Ее толкнули, больно ударив о перила, она чуть не свалилась через них вниз. Квинн схватил ее за загривок, встряхнул, заставляя держать голову прямо. Льняные волосы рассыпались по лицу, когда ее дыхание стало прерывистым.

— Скажи свое имя, — велел ей Квинн.

— Грета, — почти прошептала она.

Он вынул из складок своего одеяния трубку с антипамятью, почти ткнул ей в глаза:

— Громче.

— Грета. Я Грета Манани.

— О, папа, — позвал Квинн. — Папа Манани, выходи, выходи, где бы ты ни был!

Одержимые, толпой собравшиеся в нефе, начали озираться. Среди них слышались растерянные тихие голоса. Квинн пробегал взглядом по их головам, ища кого-то, кто там двигался.

— Выходи сюда, затраханный! ПРЯМО СЕЙЧАС! Или я убью ее душу. Ты меня слышишь?

Звук одиноких шагов эхом отдался по всему собору. Притихшие одержимые послушно расступались, чтобы пропустить Пауэла Манани. Надсмотрщик иветов выглядел точно так же, как когда Квинн видел его в последний раз на Лалонде: загорелый мужчина, одетый в клетчатую рубашку, красную с серым.

Он вышел из купола, положил руки на бедра и улыбнулся Квинну:

— Я вижу, ты все еще целиком проигрываешь, ивет.

— Да никакой я тебе не затраханный ивет! — пронзительно закричал Квинн. — Я Мессия Ночи!

— Это неважно, будь ты хоть кем. Если ты причинишь вред моей дочери, Мессия, затраханный во все места, я лично закончу работу.

— Я уже нанес ей вред. Давным-давно.

— Но это было не так скверно, как то, что мы проделали с твоими дружками Лесли и Кеем и со всеми остальными иветами, которых мы поймали.

С секунду Квинн размышлял, облокотившись на перила и мысленно устремляясь вниз прямо на надсмотрщика, угождая своему Змию-искусителю. Пик его гнева возрос. Вероятно, это и было то, чего хотел Манани. Квинн мог ощущать, какой мощной была энергистическая власть этого человека. Если бы воспользоваться им как жертвой темным ангелам, Квинн был бы куда как больше доволен.

— Если ты ее убьешь, — объявил Пауэл, — ты не получишь от меня помощи. А если ты в клочья разнесешь это тело, я просто приду снова, как и раньше. Я все так и буду приходить до тех пор, пока это не будет улажено между нами.

— Я не собираюсь вышвыривать тебя из твоего тела, даже после того горя, которое ты мне причинил. Я недостаточно для этого хорош, помни. А теперь — стой на месте, не то я убью душу твоей дочери.

Пауэл оглядел пустой пол под куполом, как будто бы он просто осматривал обыкновенную комнату.

— Наверное, ты тоже из его дерьмового списка, да? — спросил он Флетчера.

— Да, сэр.

— Не волнуйся, он сделает ошибку. Он недостаточно умен, чтобы выполнять что-нибудь такое. А когда все придет в порядок, хозяином положения будет не он, а я.

Квинн широко распростер руки в объятии, направленном на собравшихся внизу одержимых.

— А теперь, когда все здесь, — начнем.

* * *

Джошуа Калверту удалось преодолеть шок без всякой помощи со стороны программирования. Он понимал, что значительность этого момента слишком велика для того, чтобы вмешивать что-то еще, кроме совершенной ясности.

— Так ты и есть Спящий Бог тиратка? — датавизировал он.

— Ты знаешь, что это так, капитан Калверт, — получил он ответ из черной дыры.

— Если тебе известно, кто я такой, значит, тиратка были правы, говоря, что ты видишь всю вселенную.

— Разумеется, вселенная для этого слишком велика, но если дать ответ в соответствующем контексте — да. Я вижу во вселенной все то, что тебе известно, и еще очень многое кроме того. Моя квантовая структура дает возможность для самых широких контактов в большом объеме пространства-времени, и в других мирах тоже.

— Неподходящая личность для мелкого разговора, это точно, — прошептал Лайол.

— Значит, тебе известно, что существа моего вида одержимы душами наших же мертвых? — спросил Джошуа.

— Да.

— Есть ли решение этой проблемы?

— Есть очень много решений. Как намекнули тебе киинты, каждый народ и вид находит условия, касающиеся этого жизненного аспекта, своим собственным путем.

— Так пожалуйста, не знаешь ли ты того пути, который применим к нам?

— Многие применимы. Я не преднамеренно тупой, я могу дать вам полный перечень, и я могу и захочу помочь вам применить их, когда понадобится. Чего я не сделаю, так это никогда не приму решения вместо вас.

— Почему? — спросила Моника. — Почему ты нам помогаешь? Я вовсе не хочу быть неблагодарной. Просто я любопытна.

— Тиратка также были правы, когда сказали вам, что я существую для того, чтобы помогать прогрессу биологических существ. Хотя те особые обстоятельства, перед которыми теперь оказались люди, не были причиной моего создания.

— Тогда для чего ты был создан? — спросила Алкад.

— Народ, который создал меня, достиг пика своего развития, интеллектуального, физического и технического. Факт, который должен быть самоочевиден для вас, доктор Мзу. Мое существование заключено в содержащую меня вакуумную пульсацию. Это обеспечивает мне усиленную способность манипулировать массой и энергией; для меня мысль есть деяние, эти два понятия суть одно и то же. Я использовал эту способность, чтобы раскрыть ворота в иной мир для моих создателей. Они мало о нем знали, кроме того, что он существует; его параметры слишком отличаются от этой вселенной. Так что они решили начать новую фазу существования, живя в нем очень давно: они покинули эту вселенную.

— И ты помогал прогрессу различных видов разумных существ двигаться по пути эволюции с тех самых пор? — спросил Джошуа.

— Мне не требуется постоянная причина для того, чтобы существовать, не нужна никакая мотивация. Такая психология происходит от биологической обусловленности. Мое же происхождение не биологическое, я существую потому, что меня создали. Вот как просто.

— Тогда почему ты помогаешь?

— Опять-таки, простой ответ будет — потому что могу. Но есть и другие соображения. Это воплощение той проблемы, с которой представители вашего вида сталкивались миллионы раз на протяжении своей истории, на самом деле, почти ежедневно. Вы встретили ее на Мастрит-ПД. Когда и где не надо вмешиваться? Вы уверены, что поступили правильно, когда дали моздва технику ПСП? Ваши намерения были хорошими, но в более широком смысле вами руководил эгоистический интерес.

— Разве мы поступили неправильно?

— Разумеется, моздва так не считает. Такие суждения относительны.

— Значит, ты все время не помогаешь всем?

— Нет. Такой уровень вмешательства, ориентирующегося на то, чтобы естественная природа биологической жизни совпадала с моими желаниями, каким бы доброжелательным оно ни было, сделало бы меня вашим правителем. Разумная жизнь имеет свободную волю. Мои создатели верят, что поэтому и существует вселенная. Я уважаю это мнение и не стану вмешиваться в самоопределение.

— Даже когда мы устроим хаос вещей и понятий?

— Это опять было бы навязывание суждений.

— Но ты желаешь нам помочь, если мы попросим?

— Да.

Джошуа, слегка пришедший в замешательство, посмотрел на спроектированное изображение черной дыры.

— Ладно, мы определенно об этом просим. Можем мы получить перечень решений?

— Можете. Я бы сказал, они принесут вам больше пользы, если вы осознаете, что произошло. Таким образом вы сможете с большей информированностью вырабатывать то решение, к которому должны обратиться.

— Это кажется разумным.

— Подождите, — перебила Моника. — Ты говоришь, мы должны принять решение. Как мы это сделаем?

— О чем ты толкуешь? — спросил Лайол. — Когда мы услышим, каково предложение, тогда и выберем.

— Выберем? Мы что, должны провести голосование здесь, на корабле, или отправиться назад, на Ассамблею Конфедерации, и попросить их решать? Что именно? Сначала нам надо определенно знать это.

Лайол оглядел помещение, пытаясь определить общее настроение.

— Нет, возвращаться мы не станем, — сказал он. — Это же то самое, зачем мы сюда прилетели. Юпитерианское Согласие считало, что мы должны выполнить эту задачу. Так что я утверждаю — делаем это.

— Мы решаем будущее всего рода человеческого, — протестовала Моника. — Мы не можем так просто к этому относиться. И потом… — Она указала пальцем на Мзу. — Тысяча дьяволов, она едва ли компетентна, чтобы решать за всех остальных. Я это так понимаю. Ты готова была использовать Алхимика против целой планеты.

— В то время как Королевское разведывательное агентство — организация, настолько высокоморальная, что можно позавидовать, — огрызнулась в ответ Алкад. — Сколько народу ты убила, чтобы меня выследить?

— Ну уж, непременно вам нужно подъедать друг друга, — вмешался Лайол. — Вы что, к чертям, не можете даже решить, как решать? Да послушайте вы себя сами! Вот такая индивидуальная глупость каждый раз и толкает людей в самое дерьмо. Мы только обсудим — и вынесем решение. Вот что. Кончайте.

— Нет, — возразил Самуэль. — Решает капитан.

— Я? — удивился Джошуа.

Моника в удивлении уставилась на эдениста:

— Он?

— Да, я согласен, — сказал сержант. — Решает Джошуа.

— Он никогда не сомневался, — напомнил Самуэль. — Разве не так, Джошуа? Ты всегда знал, что все кончится успешно.

— Я, конечно, надеялся.

— А ты сомневалась в цели этого полета, — сказал Самуэль Монике. — Ты полностью не верила в то, что он закончится удачей. Если бы ты верила в успех, ты была бы готова к принятию решения. А ты вместо того сомневаешься, это не в твою пользу. Кто этим занимается, тот должен иметь убеждения.

— Как ты, например, — поддразнила Моника. — Раб своей знаменитой рациональности.

— Я тоже нахожу, что я для этого недостаточно компетентен. Хотя все эденисты и думают, как один человек, но чтобы принять решение для такого большого количества, мне нужно одобрение Согласия. Может показаться, что эденизм дал трещину.

Джошуа оглядел весь свой экипаж.

— Вы все время были очень спокойны.

— Это потому, что мы доверяем тебе, Джошуа, — просто сказала Сара и улыбнулась. — Ты же наш капитан.

Как странно, подумал Джошуа, когда добираешься до голой истины и оказывается, что люди в тебя верят. Кто он такой, что он совершил, — все это что-то для них значит. А это на самом деле так ничтожно…

— Хорошо, — медленно выговорил он и передал черной дыре по связи: — Это для тебя приемлемо?

— Не могу брать на себя ответственность за ваши решения, коллективные ли или какие другие. Единственное принуждение, которое я могу на себя брать, — это не допускать, чтобы вы применяли мои возможности в качестве оружия. Во всем остальном у вас свободный выбор.

— О'кей. Покажи мне, что произошло.

* * *

Одержимые в нефе бросились на колени, изо всех сил сконцентрировавшись на создании потока энергистической мощи, которого требовал от них черный Мессия для своего призыва. Квинн стоял на высокой галерее, лицом к ним, его одеяние испарилось в виде чистой тени, и он начал вылетать из своего тела, наполняя окружающий воздух, точно черный призрак. Возле сердца обнаженное тело сияло серебряным. Он принимал то, что давали ему его последователи, и направлял эту энергию так, как ему было угодно. Она разливалась по полу под куполом собора, соединяясь со структурой реальности, ослабляя ее.

Пауэл Манани и Флетчер Кристиан в оцепенении смотрели себе под ноги, а плиты вокруг них охватывала пурпурная светящаяся дымка. Подметки у них застревали в поверхности пола, и было трудно поднимать ноги.

— Мне нужно подобраться к нему поближе, — сказал Пауэл.

Флетчер посмотрел вверх, на темную тень, покачивающуюся там.

— Я хотел бы оказаться как можно дальше от этого места. Но я не уйду без нее.

Пауэл исторг свою энергистическую мощь, чтобы освободить ноги из обломков пола, даже тогда требовались значительные усилия, чтобы сдвинуть их с места. Он шумно шаркал ногами прямо перед Флетчером, они двое почти касались друг друга. Нижний край рубашки Пауэла приподнялся сантиметра на два, обнаруживая Луизину трубку с антипамятью, засунутую за пояс.

— Прекрасно, — одобрил Флетчер. — Но нелегко будет это применить. Я слышу, как приближаются падшие ангелы.

Из туманной дымки стал раздаваться вой жалобы и алчности. Под ней ткань вселенной утончалась, согласно желанию Квинна. Они оба почувствовали, как увеличивается давление с той стороны, они отчаянно пытались выкарабкаться.

— Скверно, — сказал Пауэл. — Плитки пола размягчались.

Он снова вытащил ноги, они уже ушли в пол на несколько сантиметров.

— Я останусь стоять и отвлеку его, — предложил Флетчер. — А у вас будет время добежать до лестницы.

— Я так не думаю. Эта поверхность становится хуже движущихся песков.

Пурпурная дымка растаяла. Флетчер и Пауэл озирались. Капля эктоплазмы пробилась в щель между двумя плитками с мягким звуком — блимп! Вокруг нее застыл иней.

— А что теперь? — простонал Пауэл с опасением.

Пузырясь, просочилась еще эктоплазма. Отдельные слабые ручейки начали сливаться вместе. Плиты, оставшиеся непокрытыми ими, засверкали от инея. Флетчер ощущал холод, который шел от грязноватой жидкости. Его дыхание превратилось в седые облачка.

— Добро пожаловать, братья, — гудел голос Квинна по всему собору. — Добро пожаловать на поле боя. Все вместе мы обрушим на землю Ночь нашего Владыки.

Пол под куполом на всем протяжении превратился в лужу пенящейся эктоплазмы. Флетчер с Пауэлом скакали с одной ноги на другую, неистово пытаясь спастись от пронизывающего холода, охватывающего их ноги. Они все еще оставались на месте, напрягаясь по мере того, как рябь в форме буквы V передвигалась по луже. Волны горячих похотливых эмоций выходили наружу из трещины между измерениями, контрастируя с физическим холодом. Из пола поднялся изогнутый шест, эктоплазма устремилась по нему. Он достигал в высоту более трех метров.

Флетчер, охваченный невероятным ужасом, наблюдал, как шест поднимается. Сбоку от первого появился второй такой шест, эктоплазма громко чавкала, покрывая его основание.

— Господи, спаси и помилуй слуг Твоих, — прошептал Флетчер. Они с Пауэлом отстранились от первых двух шестов, когда с бульканьем появился третий.

Теперь пузыри на эктоплазме появлялись с громкими звуками. Более мелкие ручейки устремлялись вверх, охватывая собой весь столб, точно мех хищного зверя. Один остановился, чтобы взобраться Пауэлу на ногу. Тому удалось с криком сделать неверный шаг в сторону. Кончик этой эктоплазмы изогнулся в конечность, снабженную пятью когтями. Пауэл протянул к ней свой палец и вызвал тонкое белое пламя. Когти дрогнули, к ним устремились большие потоки эктоплазмы.

— Стой!

Эктоплазма слизывала все кругом, пробираясь к его ногам, он осознал, что она не только заставляет его плоть застыть от холода. Уменьшалась и его ментальная сила, а вместе с ней — и энергистическая мощь.

Когти почти вдвое увеличились в размере под действием белого огня. Пауэл отдернул руку, с тревогой наблюдая, как когти вслепую ищут его.

Квинн в восторге захохотал, видя отчаянные гримасы своих ритуальных жертв. Теперь выросли уже целых пять столбов, и они начали наклоняться. Интересно, подумал он, не пальцы ли это какого-то гигантского существа.

По всему нефу раскатились тревожные стоны одержимых, когда они поняли, чему они являются свидетелями. Первые признаки паники стали очевидными, когда их первый ряд устремился назад, нажимая на стоящих сзади, пытаясь уйти от края эктоплазменной лужи.

— Стойте на месте! — громом взревел на них Квинн.

Отверстие во тьму еще не раскрылось полностью, оно мерцало, а стоящие рядом пытались от него отшатнуться. Квинн сосредоточил всю свою умственную силу на то место, где реальность рушилась, готовая исчезнуть.

Гигантский пузырь гибельных испарений взорвался в самой середине эктоплазмы, высвобождая громадное количество более мелких пузырьков. Пауэл с Флетчером пригнулись, когда взрыв потоков эктоплазмы начал распространяться. Двигаться оказалось почти невозможно, агонизирующий холод охватывал их конечности и грудь.

Темная масса медленно вырывалась из-под утихающей лавины пузырей. Это была какая-то металлическая сфера, из нее под странными углами выступали ящики и цилиндры. По бокам у этой сферы сбегали полосы расплавленной изоляции с ноль-температурой, смешиваясь с эктоплазмой, которая сворачивалась и уходила прочь клейкими лентами.

— А это, мать твою, что еще такое? — недоумевал Квинн. Громко трещали взрывы, из сферы выплыл круглый люк.

Оттуда спрыгнул толстый человек в неряшливом одеянии, с плеском погрузившись в эктоплазменную лужу, при этом он, казалось, не испытывал ни малейшего неудобства.

Дариат огляделся кругом с определенным интересом.

— Что, невовремя? — спросил он.

Толтон вышел сразу вслед за ним через стены спасательной камеры. Стоя в эктоплазме, он испустил вздох облегчения. Флетчер с изумлением смотрел, как эктоплазма облепила его всего, делая призрак осязаемым. Он казался настолько более живым, чем все те существа, которые сражались с эктоплазмой, чтобы освободиться от нее.

Воздух сотрясся от хохота Пауэла Манани:

— Так это и есть твои устрашающие воины? — спросил он.

Квинн взвыл от ярости и отправил белую молнию в иронически настроенного надзирателя иветов. В двух сантиметрах от Пауэла она разбилась на резко гудящие паутинообразные ответвления энергии, которым так и не удалось затронуть его. Эктоплазма с усердием и рвением нагромоздилась в кучу, а кончики паутинных нитей закрутились вокруг.

Длинная ветвь эктоплазмы подпрыгнула, чтобы обвиться вокруг груди Пауэла. Более тонкие и слабые отростки охватили его ноги, сплетаясь. Они начали валить его на пол.

— Как убивают эту гадость? — закричал он, обращаясь к Дариату. Его силы быстро убывали, их столько пришлось потратить на то, чтобы побороть молнию Квинна.

— Огнем, — закричал ему Дариат. — Огонь против них хорошо действует.

Что-то неуклюже зашевелилось рядом с Толтоном, какая-то тварь впятеро крупнее его размером, семь конечностей тянулись с его боков. Толтон взглянул на Дариата, и оба они сцепили руки. Они отправили единственную молнию белого огня, ударившуюся в основание спасательной камеры. Последние два твердых ракетных мотора воспламенились.

* * *

События, в которые погрузился Джошуа, имели видимую форму. Они были достаточно реальны, развертываясь перед ним, но он был свидетелем им всем одновременно. Вместе с тем, он мог отойти назад и оценить, что там происходило. Эту возможность не мог дать просто человеческий разум.

— Ты пользуешься возможностями процесса моего мышления, — сказала ему черная дыра.

— Значит, я больше не человек. Это ты примешь решение.

— Сущность того, чем ты являешься, ничуть не изменилась. Я всего только расширил твои умственные способности. Рассматривай это как сверхсжатый учебник истории.

И Джошуа стоял рядом с Пауэлом Манани на Лалонде, когда Квинн Декстер разыгрывал пожертвование, и лай-силф открыл ворота в потусторонье, позволив пройти туда первым душам. Одержимые все увеличивались в числе и распространились по Джулиффу. Он смотрел, как Варлоу разговаривает с Квинном Декстером в космопорте Даррингтона и принимает плату за то, чтобы «Леди Макбет» унесла его на Норфолк.

Ральф Хилтч полетел на Омбей и способствовал одержанию в Мортонридже. За этим последовало Освобождение, в результате которого остров Кеттон исчез, переселившись в другой мир.

— Это ты тот инструмент, который отправил туда кристальное существо? — спросил Джошуа.

— Нет. То был другой, такой же, как я. Я знаю, что в этой вселенной есть еще несколько таких же, находятся в галактических сверхскоплениях, очень далеких отсюда.

Валиск и его спуск в хаотическое смешение. Перник. Ньюван. Коблат. Джесуп. Кулу. Ошанко. Норфолк. Трафальгар. Новая Калифорния. Андре Дюшамп. Мейер. Эрик Такрар. Джед Хинтон. Другие места. Миры, астероиды, корабли, люди: их жизни, сплетенные вместе в единое целое. Несанкционированное бегство Джей Хилтон в систему киинтов. Их дуга планет, приютивших вышедших в отставку наблюдателей, которые собираются перед телевизором Трэйси, макают в чай шоколадное печенье и смотрят, как род человеческий разбивается на части.

— Дик Китон, — произнес Джошуа с легким ликованием. — Я же знал, что в нем есть что-то странное.

— Киинты пользуются многими специально натасканными наблюдателями, чтобы собирать сведения о разных разумных видах, — заметила черная дыра. — При всей их научной доблести, у них отсутствует моя проницательность. Корпус все еще использует технику, чтобы накапливать информацию. Такие методы едва ли могут быть абсолютными.

— Они обнаружили тебя?

— Да. Я не мог для них ничего сделать, я им так и сказал. Когда-нибудь они сумеют сами построить мое подобие. Но должно пройти какое-то время. Необходимости такой нет. Они достигли удивительной гармонии со вселенной.

— Да, они то и дело говорят нам об этом.

— Но не для того, чтобы вас поддевать. Они совсем не злые.

— Можешь ты так же показать мне потусторонье? — спросил Джошуа. — Можешь ли ты мне растолковать, как пройти через него успешно, как это делают они?

— Оно не имеет расстояния, — сообщила черная дыра. — Там есть только время. Это то направление, по которому ты должен двигаться.

— Не понимаю.

— Вселенная и все, с чем она связана, придет к концу. Энтропия уносит нас к неизбежной точке омеги[37], вот почему и существует энтропия. То, что будет рождено потом, невозможно узнать до тех пор. Сейчас наступило то время, когда станет создаваться образец того, что заменит настоящий порядок вещей, рисунок, который будет исходить из разума и коллективного опыта всех тех, кто жил. Вот туда и идут души, их трансцендентность несет все, что они вместе собой представляют, в единый акт творения.

— Тогда почему они скапливаются в потустороньи?

— Потому что это то, чего они хотят, как призраки, связанные с местом своего страха, они отказываются расстаться с той частью своей жизни, которая прошла. Они боятся, Джошуа. Из потусторонья они все-таки могут видеть ту вселенную, которая осталась позади. Все, что они узнали, условия, в которых они находились, все, кого они любили, — это все еще доступно и находится так близко от них. Они боятся это покинуть ради неизвестного будущего.

— Мы все боимся будущего. Такова человеческая природа.

— Но некоторые из вас осмеливаются устремляться к нему с доверием. Вот почему вы все сегодня здесь, Джошуа, вот почему вы меня нашли. Вы верили в будущее. Вы верили в себя. Это самая драгоценная одержимость, какой могут владеть люди.

— Так это оно и есть? Это то, что было всегда? Вера в себя?

— Да.

— Тогда почему же, во имя Господа Бога, киинты не сказали нам этого? Ты сказал — они не злые. Какая может быть причина для них отказывать нам в этом? Всего-то несколько простых слов.

— Потому что вы должны достигнуть этого знания всем своим населением. Как вы это сделаете — это уже вам решать.

— Это чертовски простое решение. Ты им просто это скажи.

— Сказать кому-то, чтобы он не боялся, — это одно. Сделать так, чтобы они поверили в это на уровне инстинкта, — это совсем другое. Для того чтобы не бояться потусторонья, надо или понять его цель, или иметь чистое убеждение идти дальше, раз уж оно встретилось. Как много из твоего народа необразованны, Джошуа? Я имею в виду не только тех из вас, которые живут теперь, я разумею всех, живших на протяжении истории. Сколько людей жили незаполненной жизнью? Сколько умерло в младенчестве или в полном невежестве? Ты не должен ничего говорить богатым и образованным, то есть привилегированному классу; они-то начнут большое путешествие через потусторонье ради самих себя. Ты должен убедить других, невежественные массы, но все же, вот парадокс, до них тебе будет труднее добраться. Из-за обстоятельств их мозги настроены и ожесточены против новых концепций и идей из ранней эпохи.

— Но ведь их еще можно обучить. Они могут научиться верить в себя, это может каждый. И для этого никогда не поздно.

— Ты говоришь о высоком идеализме и все-таки ты должен привить свои идеалы реальному практическому миру. Как тебе достучаться до этих людей? Кто будет расплачиваться, чтобы обеспечить каждому из них персонального наставника, гуру, который поднимет их внутренний дух?

— Бог мой, да не знаю я. Как это делают другие народы и племена?

— Они развились социально. У леймилов этого нет: они начали совершать самоубийство.

— Да, но к тому времени они поняли природу потусторонья. Каждый из них совершил прыжок вперед, зная, что у них все же есть будущее. Их самоубийство не было расовым истреблением, методом простого препятствования одержимым душам; они как один несли то, чем являлись, к точке омеги. Это то, что позволило им сделать их общество.

— Понял. Одержимые души леймилов были из той эпохи, когда они еще не достигли этого согласованного общества.

— Да. Так же, как большинство ваших одержимых — из более ранних эпох. Но не все, во всяком случае. Ваш народ не уничтожил бедность, Джошуа. Вы не освободили людей от тяжелой физической работы, чтобы они могли заняться развитием своих мозгов. Если в вашей природе есть изъян, так оно и бывает. Вы тянетесь к тому, что для вас удобнее, что издавна знакомо. Я подозреваю, что из-за этого у людей больший средний процент душ, которые скитаются в потустороньи.

— Мы довольно-таки преуспели за последнее тысячелетие, — сказал Джошуа с некоторым раздражением. — Конфедерация — это установление широких средних классов.

— В тех местах, куда вы летаете, — да. И даже там «комфортабельный» не совпадает с «удовлетворительный». Вы не животные, Джошуа. И все-таки все население на некоторых ваших планетах выполняют однообразные сельскохозяйственные работы.

— Постройка автоматических промышленных предприятий обходится дорого. Глобальная экономика должна развиться до того уровня, чтобы быть окупаемой.

— У вас есть техника межзвездных перелетов, но все, что вы делаете, когда добираетесь до своих новых миров, — вы начинаете заново старый цикл. За последнюю тысячу лет появился только один новый тип общества — эденисты; но даже они участвуют в устаревшей экономической структуре и сохраняют ее. Природа общества управляется экономическими условиями; и при всем вашем коллективном богатстве, при всех знаниях вы застоялись на месте. Во время вашего перелета сюда ты и твой экипаж обсуждали, каким образом вышло, что тиратка так медленно менялись по сравнению с человечеством. Теперь вы видели систему киинтов — и как вы считаете, насколько их техника опередила вашу? Промежуток небольшой, Джошуа. Техника копирования на молекулярном уровне привела бы к концу всей вашей экономики. Если бы вы этого захотели, как ты думаешь, сколько времени потребовалось бы для объединенных научных ресурсов Конфедерации, чтобы построить подобный репликатор?

— Не знаю. Не так много.

— Да. Не так много. Знание у вас есть, но нет желания. Хотя имеется один известный препятствующий фактор, несмотря на базу ваших знаний, которого мы не учитываем. И он чрезвычайно важен.

— У меня есть относительно тебя кое-какие подозрения, — сказал Джошуа. — При всех твоих убеждениях о политике невмешательства.

— Да?

— Как я сюда добрался?

— Случайно.

— Весьма долгая случайность. Дуговой корабль тиратка был поврежден при погружении в звездную систему, лишенную массы. Тысячи лет спустя, в разгар кризиса, связанного с одержанием, мы слышим о чем-то таком, что могло бы разрешить для нас этот кризис. Не хотел бы ты связать концы с концами в этом совпадении?

— Никаких концов и нет, есть только причина и следствие. Тиратка не информировали вас о Спящем Боге, когда вы впервые с ними познакомились, потому что, пока не начался кризис с одержанием, у них не было нужды этому богу молиться. Вы меня отыскали потому, что хорошо смотрели, Джошуа. Вы верили в мое существование. Квинн Декстер отыскал свою армию темного мира, потому что у него тоже есть убеждения. И более значительные, чем у тебя, я бы сказал. Был ли он ведом к ним всемогущими существами, играя жизнями, как шахматными фигурами?

— Ладно. Но ты должен признать — то, что ты оказался так близко к Конфедерации, — такое уж чертово совпадение, если принять во внимание, что ты единственный во всем сверхскоплении галактики?

— Это не совпадение, Джошуа. Я знаю обо всем, потому что я со всем связан. Когда ты меня ищешь и имеешь достаточную веру, что найдешь меня, — тогда ты и преуспеешь.

— О'кей. Что ж, если я этого еще не говорил, — спасибо. Я сделаю все, чтобы увидеть, что вера в тебя не напрасна. Ну и каков же этот последний фактор?

И черная дыра показала ему, распространяя его знание об орбитальном городе, и он увидел Землю, с Би-7, с Квинном Декстером и…

Глаза Джошуа широко раскрылись. Его экипаж прервал разговоры, глядя на него в ожидании.

— Луиза, — сказал он и исчез.

* * *

Густой дым и ослепляющее желтое пламя вырвались во взрыве моторов ракеты спасательной камеры. Шум сделался могучей стеной энергии, которая отбросила назад Флетчера и Пауэла. Яркий свет бросился в глаза Флетчеру, когда он пустил в ход последние остатки своей энергистической мощи, чтобы отстранить от себя взрыв. Спасательная камера, вибрируя, устремилась вверх, набирая скорость. Из ее основания хлынуло пламя, очищая поверхность эктоплазменной лужи. В жаре этого пламени растаяли зародышевые формы. Наружу пробились вязкие клубы дыма, мечась по всему нефу. Под громадным давлением задрожали старинные окна с витражами. Над опустевшей территорией заревели горизонтальные хвосты дыма и смог из эктоплазмы.

Спасательная камера ударилась о верх купола и улетела в предрассветное утро. Сильный толчок изменил направление ее полета, она сделала зигзаг под красным облаком и полетела к Холборну.

На полу собора стало невозможно что-либо разглядеть. Воздух начал сгущаться от обледенелых частиц и от насыщенного кислотного дыма. Флетчер бестолково шлепал по бушующей эктоплазмовой луже, тщетно пытаясь найти что-нибудь, что дало бы ему опору. Он ощущал мозгом одержимых в нефе, их державшаяся на страхе дисциплина начала расшатываться. На расстоянии от них все утратило ясность. Обломки мусора, свистя, летели сверху вниз и разбрызгивали мутную жидкость, где они немедленно с треском раскалывались от холода.

— Кто-нибудь устоял на ногах? — кричал Пауэл откуда-то из темноты.

Алая вспышка начала пронизывать сгустившийся туман, когда отсвет красного облака проскользнул в поле зрения Флетчера. Он стоял неподвижно, не осмеливаясь шевельнуться.

Пауэл наткнулся на него. Оба подскочили.

— Я должен подняться на галерею, — сказал Пауэл. — Это наш шанс, он будет так же ослеплен, как мы.

— Мне кажется, дверь в той стороне, — подсказал ему Флетчер.

Даже пытаясь привести в действие ноги при помощи энергистической мощи, они передвигались еле-еле. Флетчер не чувствовал ног ниже колен.

Сквозь туман начал искриться белый свет. Внезапно он сделался могучим освещением, со вздохом опускаясь на пол. Неровная поверхность над Флетчером поднялась, оставив его на виду. Широкий луч красного света пробился сквозь отверстие в куполе, освещая всю эктоплазменную лужу. По другую сторону этот луч осветил Дариата и Толтона, которые пытались пройти в северный неф.

— Куда-то идете? — спросил Квинн. — Бежать некуда. Воинство Светоносца уже здесь. — И он указал театральным жестом на лужу, призывая ее обитателей подняться.

Обширный участок эктоплазмы отправил волны жидкости, которая лениво потекла по главному и поперечным нефам. Макушка Оргатэ мягко скользнула вверх, погружаясь к малиновое освещение. Квинн раскатисто захохотал, когда чудовище поднялось в эту вселенную. Одержимые с криками помчались вон из дверей собора. Флетчер с Пауэлом тонули в живой слякоти, откуда то и дело высовывались жадные ложноножки, чтобы обрушиться им на головы. У ног Квинна лежали Луиза и Грета, сломленные и поверженные, проливающие слезы при мысли о предстоящих мучениях. Это была самая настоящая Ночь — такая, о какой он всегда мечтал.

Что-то произошло у него над головой.

— Мать твою!

* * *

Энди Беху все это время провел, прижавшись к своему окну, наблюдая, как безобразное красное облако ползет над Лондоном. Горячий воздух с жуткой ясностью помогал преувеличить это вторжение. Звезды над хрустальным куполом смотрели вниз с холодной красотой через свободное от бури небо. Рассвет будет великолепным.

Теперь он понял, что даже и не увидит этого зрелища. Его нейросеть разрушилась. Передний край облака был уже меньше чем за четверть мили. А под ним его внушающий суеверный страх пронизывающий красный свет помогал освещать пустые улицы.

Энди приник к этому окну, когда она ушла, молчаливо глядя ей вслед; поэтому он знал, на какую улицу она свернула. Если она вернется, он сможет ее увидеть. Одно это даст ему смелость выйти из дома. Он выйдет и приведет ее домой. Луиза поможет сделать смерть осмысленной.

Малиновый свет внутри облака замерцал и погас. Это произошло так внезапно, что Энди подумал, не случилось ли что-то у него с глазами. Все, что осталось от перепуганного города, — это такие слабые очертания, что, возможно, существуют только в воображении Энди. Он принял их за признак того, что оружие СО начало уничтожение.

Ничто больше не двигалось в мертвой тишине. Энди посмотрел вверх.

Звезд больше не было.

* * *

Щель прыжковой ямы раскрылась за миллион километров под южным солнечным полюсом. Ее края немедленно расширились. В течение трех секунд она уже достигла ширины более чем полмиллиона километров в диаметре, больше, чем орбита Юпитера. Еще через пятнадцать секунд она стала такого размера, как планировал Джошуа, двенадцать биллионов километров в поперечнике, шире, чем сама Солнечная система. Она двинулась вперед, обволакивая звезды, планеты, астероиды и кометы — все одинаково.

Щель превратилась в ничто.

Все, что от нее осталось, была одинокая человеческая фигура в черном одеянии, неистово устремившаяся сквозь космос.

* * *

В гостиной у Трэйси Арни встал и постучал по верху телевизора. Изображение не возвращалось.

— Что сейчас происходит? — спросила Джей.

— Корпус не знает, — ответила Трэйси.

Руки у нее дрогнули при этом открытии.

* * *

Более семнадцати миллионов одержимых в разных городах-куполах были исторгнуты из захваченных ими тел, в то время как Земля двигалась в прыжковую яму. Джошуа расположил ее внутреннюю квантовую структуру таким же образом и близко к тем же условиям, какие использовали Дариат и Рубра, чтобы изгнать одержимых с Валиска. Была одна разница: они не стали призраками, на этот раз они, ругаясь и в страхе проклиная все на свете, были отброшены назад, прямо в потусторонье.

* * *

С Земли, крутящейся по орбите за тридцать тысяч световых лет от центра галактики, великолепное сияние центральных звезд так и не было видно. Слишком крупная темная масса расположилась вдоль спиралей рукавов, облака межзвездных газов и пылевые бури поглощали свет, идущий от плотных сверхгигантов. Астрономам пришлось направить свои телескопы наружу, изучая другие созвездия, чтобы убедиться своими глазами, на что может быть похоже подобное зрелище.

Надо было оказаться чуть ближе к центру, чтобы видеть, как корона начинает распространяться по защищенному пространству темной материи. Даже тогда она стала бы всего лишь исключительно яркой туманностью в форме полумесяца, растекающейся по ночному небу. Чтобы видеть это зрелище в его полном величии, надо было бы поместить планету прямо к основанию одной из звездных спиралей, откуда центр кажется переливающимся плащом из серебристо-белого света, мерцающим в половину космоса, затмевая местное солнце. К сожалению, такое место было бы смертельным: свирепое радиационное излучение плотно скопившихся звезд немедленно уничтожило бы любую незащищенную биологическую жизнь.

Нет, для того чтобы полностью оценить местную красоту галактики, следует наблюдать ее снаружи, над звездными спиралями, и подальше от звездной радиации.

Джошуа выбрал месторасположение за двадцать тысяч световых лет от центра и за десять тысяч к северу от эклиптики. Там Солнечная система была украшена видом величественного, усыпанного драгоценностями циклона, свирепо сверкающего на фоне черноты, лишенной каких-либо созвездий.

Следующей по пути системой была Кулу. Затем — Ошанко, а дальше следовали Авон, Омбей, Новая Калифорния. Они больше не показывались все одновременно. Черная дыра была способна создать в одно и то же время разные прыжковые ямы. Джошуа сделал свое участие руководящим, выбирая, куда ему направляться. Открывались ворота в те миры, куда со своих планет бежали одержимые, Лалонд, Норфолк и все остальные возвращались к своим звездам, а потом двигались прочь от галактики.

Вскоре Конфедерация сформировала свое уникальное, изолированное скопление созвездий, невозмутимо плывущее через межгалактическое пространство. Восемьсот звезд выстроились в классическое двояковыпуклое формирование с Солнцем в центре, а все остальные отстояли друг от друга не более чем на половину светового года.

И были созданы другие, более тонкие астрономические образования, семена грядущих перемен.

* * *

Квинн не мог понять, почему он до сих пор жив. Во время катаклизма жалкая душа Эдмунда Ригби была исторгнута из той темницы, куда он был закован, в центре его мозга. Он не имел больше никакого соприкосновения с потустороньем, и никакой поток между измерениями не поддерживал его фантастическую энергистическую мощь. Никакого магического шестого чувства. И он плыл по пустому космосу, где был воздух, чтобы дышать.

— Господин мой! — восклицал он. — Почему? Почему отобрал Ты у меня мою победу? Никто не служил Тебе лучше меня!

Ответа не было.

— Дай же мне вернуться. Дай мне показать себя. Я смогу заставить Ночь пасть на Землю. Я поведу темных ангелов в небеса, мы сорвем их, мы посадим Тебя на трон.

Перед ним появилась человеческая фигура, купающаяся в мягком звездном свете. Квинн сделал взволнованный выдох, когда подобрался ближе. Он почти сплюнул этот воздух в отвращении, когда узнал человеческую фигуру.

— Ты!

— Привет, Квинн, — сказал Джошуа. — От пустословия тебе не будет особенно много пользы. Я запечатал отверстие в темном континууме, падшие ангелы не спешат к тебе, чтобы тебя спасти. Тебя никто не спасет.

— Божий Брат победит. Ночь падет — со мной или без меня во главе Его армии.

— Я знаю.

Квинн бросил на него подозрительный взгляд.

— Ты был во всем прав, но не так, как воображал. Эта вселенная закончится тьмой.

— Ты в это веришь? Ты принял евангелие Божьего Брата?

— Я найду твою душу в потустороньи. Что я сделаю, так это сокрушу твою гордость и…

— Ох, заткнись. У меня к тебе предложение. Выражаясь теми словами, которые тебе понятны, я предлагаю тебе возглавить падших ангелов на пути к твоему Господину.

— Зачем?

— По многим причинам. Ты заслуживаешь, чтобы тебя изъяли из времени за то, что ты натворил. Но этого я сделать не могу.

Квинн засмеялся.

— Ты ангел ложного бога. Вот почему у тебя нашлась власть, чтобы убрать меня с Земли. И все же Он не даст тебе убить меня, так ведь? В нем слишком много сострадания. Как тебе это должно быть ненавистно!

— Есть худшие вещи, чем смерть и чем потусторонье. Я могу доставить тебя к падшим ангелам. Не думаешь ли ты, что они будут счастливы увидеть кого-то, кто не справился с тем, чтобы освободить их?

— Чего ты хочешь?

За спиной у Джошуа открылось круглое отверстие в космосе.

— Оно ведет в Ночь, Квинн. Это прыжковая яма, которая унесет тебя прямо в эпоху Божьего Брата. Я мог бы позволить тебе пройти через нее.

— Назови свою цену.

— Я сказал тебе: выведи проклятые души из потусторонья и доставь их в твою Ночь. Без них род человеческий будет иметь шанс развиваться дальше. Они — ужасное бремя для любых биологических видов, которые открывают истинную сущность вселенной. Киинты, например, клонировали лишенные мозгов тела, чтобы поместить туда свои потерянные души. Это заняло у них тысячи лет, но каждый был возвращен и любим и научился стоять лицом к лицу с потустороньем, как оно и должно быть. Но это киинты, не мы. Перед нами стоит огромная задача — помочь живущим пережить несколько следующих десятилетий. Нет для нас никакого пути в обращении с этими биллионами потерянных душ, во всяком случае, на протяжении веков. И все это время они будут страдать и мешать нашему развитию.

— Мое сердце обливается кровью.

— Да нет у тебя сердца! — Джошуа отошел вбок. Теперь ничто не стояло между Квинном и отверстием. — Так скажи мне, хочешь ли ты предстать перед Божьим Братом?

— Да, — Квинн алчно уставился внутрь абсолютной черноты, открывшейся в отверстии. — Да!

Души, которые были отброшены назад в потусторонье, принесли с собой опустошительный поток горечи и ярости, бессильно злясь на эту жестокость. Свобода существовала, было возможно добиться жизни снова. А теперь опять оставалось только чистилище — и ничего больше. Не осталось никакой лазейки в барьере между ними и реальностью. Они криками выражали свой гнев, в то же время жалуясь и прося тех, чьи движения они слабо различали в тумане по другую сторону. Умоляя, чтобы их вернули, только чтобы однажды еще испытать ощущения. Но никто из живущих больше их не слышал.

Открылась трещина. Одно маленькое драгоценное отверстие, через которое могли течь самые сильные человеческие ощущения и попадать в проклятый мир. Зачарованные его магией, они кружились вокруг него. И тут было вокруг чего ликовать. Каждая потерянная душа испытывала на коже прикосновение воздуха и видела, как в ночном небе мерцают мириады созвездий.

Квинн неистово закричал, когда почувствовал себя одержимым сотней биллионов потерянных душ. Их насилие над ним было громадным, они пожирали каждую неповторимую клеточку того существа, которое было Квинном Декстером.

Его тело согнулось в судороге боли, проваливаясь в ночь, неся с собой груз грехов человечества. Прыжковая яма закрылась за ним, отрезая обзор тех звезд, которые человечество всегда считало своими собственными.

Глава 29

Хотя это невозможно пересказать таким образом, Луиза в действительности перенесла всю церемонию обряда вызова, не отдавая себе отчета в том, что происходит. После того как Кортни швырнула ее на скамью, она перекатилась набок, борясь с жуткой тошнотой. Сквозь боль и унижение ничего или почти ничего из того, что говорил Декстер, не проходило через ее сознание. Неожиданное отступление энергистической мощи, направляемое одержимыми, вызвало приступ ужаса у нее в голове.

Потом загорелось твердое топливо ракеты, погрузив Луизу в удушающий дым.

Она лежала на полу, борясь с ужасной рвотой, когда Оргатэ поднялся до уровня галереи. Она так и лежала, дрожа между резким контрастом огня и льда, отчаянно крича. Потом все внешние ощущения начали угасать, оставляя ее в липком зернистом сером смоге, который не позволял видеть ничего, кроме расстояния в несколько ярдов на галерее.

Чьи-то шаги захрустели по мелкому рыхлому мусору, который обрушился вниз, когда спасательная камера ударилась о купол собора. Шаги остановились рядом с ней. Она застонала, сознавая, что этот человек нагнулся над ней. Чья-то рука потрепала ее по голове сбоку, с нежностью отвела волосы у нее от глаз.

— Здравствуй, Луиза. Я же говорил, что вернусь за тобой.

Это был какой-то не тот голос. Это ведь невероятно. Луиза подняла глаза, заморгала, и глаза ее снова наполнились слезами.

— Джошуа!

Его руки обвились вокруг нее, и он все время повторял:

— Ш-ш-ш, все в порядке, все в порядке!

И он покачивал ее дрожащее тело, прижав его к себе.

— Но, Джошуа…

Он с нежностью поцеловал ее, прижал свой указательный палец к ее носу:

— Все о'кей, все кончилось. Я обещаю.

— Квинн, — выдохнула она. — Квинн, он…

— Исчез. Навсегда. С ним покончено.

Он поворачивал головой из стороны в сторону, глядя, как щупальцы смога медленно отсупают из галереи. Помещение собора внизу было до ужаса тихим.

— Теперь, — сказал Джошуа, — приведем тебя в порядок.

Он вытащил повязку из медицинского пакета нейросети и приложил к тому месту у нее на лице, куда ударил Квинн.

Луиза поняла, что ее нейросеть отключена, и поспешно привела в действие свою медицинскую программу.

— Все в порядке, — нежно сказал Джошуа. — Наш ребенок чувствует себя прекрасно.

— Г-м-м, — ответила Луиза. — Откуда ты знаешь о…

Он поцеловал ей руку.

— Я знаю все, — сказал он с этой прекрасной зловредной улыбкой Джошуа.

Точно с такой, как та, с которой все это началось. Луизе даже показалось, что она, может быть, покраснела.

— Если бы ты могла на минутку сосредоточиться, — сказал Джошуа. — Тут есть кое-кто, с кем ты должна попрощаться.

Луиза позволила ему помочь ей подняться на ноги, она была рада его поддержке. Казалось, каждый мускул у нее болит и затек в неподвижности. Когда они оба стояли, она не могла не поддаться искушению поцеловать его еще раз, убеждаясь, что он настоящий. И никоим образом не хотела она отпускать его руку. Потом она заметила, что позади нее стоит Флетчер.

— Моя госпожа, — Флетчер низко поклонился.

Она резко вдохнула в себя воздух:

— Одержимые!

— Исчезли, — сказал Джошуа. — Кроме Флетчера. А он не совсем одержимый, ведь он не занял чье-то тело, оно у него только видимость. — Он протянул руку торжественно серьезному морскому офицеру. — Я хотел лично поблагодарить вас за то, что вы присмотрели за Луизой в это тяжелое время.

Флетчер с серьезным видом кивнул.

— Признаюсь вам, мне было любопытно посмотреть на мужчину, достойного госпожи Луизы. Теперь я вижу, почему она ни о ком другом и слышать не хотела.

На этот раз Луиза точно знала, что покраснела.

— Должен ли я теперь возвращаться в это чистилище, сэр?

— Нет, — ответил Джошуа. — Я вам кое-что другое хочу сказать. Вы там были из-за вашей порядочности. Все ваши ужасные преступления состояли в том, что вы оставили свою семью, свою страну и подняли мятеж против своего короля. Вы все это осознали и подверглись собственному наказанию. Вы сами поверили в то, что заслуживаете чистилища.

Глаза Флетчера потемнели от той боли, которую он вспомнил.

— В душе-то я знал, что мы неправы, что делаем совсем не то. Но Блай был жесток за пределами человеческих мерок. Мы не могли больше выносить этого.

— Теперь этому пришел конец, — сказал Джошуа. — Это уже почти тысяча лет как закончилось. Того, что вы теперь сделали для Луизы и других, достаточно, чтобы простить вам сто мятежей. Смелей, Флетчер. Потусторонье — еще не все, что лежит там. Плывите за него. Найдите берег на другой стороне. Он там.

— Ни за что бы не стал сомневаться в человеке вашего достоинства, сэр. Я сделаю так, как вы говорите.

Джошуа отступил в сторону.

— Моя госпожа…

Она крепко прижалась к нему:

— Я не хочу, чтобы вы уходили.

— Я не принадлежу к здешнему миру, моя дорогая Луиза. Меня прибило к берегу.

— Я знаю.

— Но все-таки я считаю, мне повезло, что я познакомился с вами, какими бы причудливыми ни оказались обстоятельства. Я вам предсказываю, вы будете благополучны, и ваш ребенок тоже. Ваша вселенная — великолепное место. Проживите же в ней всю свою жизнь на полную катушку.

— Проживу. Я обещаю.

Он поцеловал ее в лоб, это было почти благословением.

— И скажите малышке, что я всегда буду о ней вспоминать.

— Bon voyage,[38] Флетчер.

Тело Флетчера начало таять, его границы растворялись в скоплениях платиновой звездной пыли. Одна рука была поднята в прощальном приветствии.

Луиза некоторое время смотрела в пустое пространство.

— Что же теперь? — спросила она.

— Несколько объяснений, наверное, — предложил Джошуа. — Для этого мне лучше бы взять тебя на Транквиллити. Тебе надо помыться и передохнуть. А Женевьева делает поистине ужасные вещи с домашним обеспечителем.

Луиза простонала. Дыхание у нее остановилось, когда вокруг нее спокойно материализовался буйно разросшийся парк обиталища.

* * *

Самуэль Александрович провел последние десять минут, пытаясь соединиться с датчиками станции внешней связи. И при этом он должен был увидеть собственными глазами то, во что ему трудно было поверить. Управление СО было приведено в состояние тревоги целым рядом космических кораблей, которые продолжали появляться над Авоном, но быстро обнаружилось, что это и были все корабли, находившиеся в пути к другим звездам. Их перехватили в межзвездном пространстве и поместили в зоны назначения над планетой. Как только адмирал убедился, что это не нападающие силы, они с Лалвани отправились в лифте-капсуле в зал для наблюдений.

В большом помещении было полно флотского персонала. Они неохотно отходили, чтобы дать двум адмиралам возможность посмотреть сквозь волнистую прозрачную стену. Самуэль не без трепета посмотрел на космос без звезд. Вращение станции медленно позволяло галактике войти в поле зрения; центр ее светился золотым и фиолетовым, его окружало серебристое мерцание спутниковых звезд.

— Это наша? — тихо спросил Самуэль Александрович.

— Да, сэр, — ответил капитан аль-Сааф. — Командование СО использует сенсорные спутники, чтобы идентифицировать соседние галактики. Они соответствуют известному образцу, что показывает, что мы находимся примерно на десять тысяч световых лет в стороне.

Самуэль Александрович повернулся к Лалвани:

— Как вы думаете, это отсюда явились одержимые?

— Не имею представления.

— Десять тысяч световых лет. Кто же, черт бы его побрал, сделал с нами такое?

— Джошуа Калверт, сэр.

Самуэль Александрович наградил Ричарда Китона крайне подозрительным взглядом:

— Не возьмете ли вы на себя труд объяснить это ваше замечание, лейтенант?

— Калверт и космоястреб «Энон» успешно выполнили задание, сэр. Они отыскали Спящего Бога тиратка. Это артефакт, способный генерировать прыжковые ямы такого масштаба.

Самуэль и Лалвани обменялись взглядами.

— Вы, кажется, удивительно осведомлены, — заметил Лалвани. — Я не слышал ни о какой связи с «Эноном» или с «Леди Макбет» с тех пор, как мы были передвинуты сюда.

Китон смущенно улыбнулся:

— Извините, вы не знали этого раньше. Тем не менее Калверт перенес сюда все миры Конфедерации.

— Зачем? — спросил Самуэль.

— Перенося тело одержимого в специфический вид прыжковой ямы, мы добились только того, что открыли переходную скважину, которая позволяет одержимым быть вытолкнутыми из потусторонья в эту вселенную. Он просто сделал это еп masse.[39] Все потерянные души вернулись в потусторонье. И он также вернул все планеты, которые захватили одержимые. — Китон указал на освобожденное пространство снаружи. — Здесь вся Конфедерация. Кризиса одержимости больше не существует.

— Так он кончился?

— Да, сэр.

Глаза Самуэля сузились. В течение долгого момента он внимательно созерцал капитана своего штаба.

— Киинты, — произнес он наконец.

— Да, сэр. Извините. Я один из их оперативников.

— Понимаю. И какую роль они во всем этом сыграли?

— Никакой, — Китон улыбнулся. — Это чертовски удивило их тоже.

— Рад это слышать. — Самуэль снова взглянул на галактику, в то время как она, казалось, исчезает из поля обзора. — А Калверт собирается вернуть нас на место?

— Не знаю.

— Киинты согласились помочь нам с медицинским оборудованием, если мы разрешим этот кризис. Они выполнят свое обещание?

— Да, сэр. Посол Роулор будет счастлив расширить сотрудничество правительства киинтов с Конфедерацией.

— Прекрасно. А теперь уберите свою потертую задницу из моей штаб-квартиры.

* * *

Двери разъехались в стороны, прежде чем Джошуа успел сообщить по связи о своем прибытии.

— Добро пожаловать домой, — приветствовала их Иона. Она запечатлела платонический поцелуй на его щеке.

Он провел Луизу в комнату, наслаждаясь тем, как она задержала дыхание при виде стеклянной стены, выходящей на дно окружающего моря.

— Вы Повелительница Руин, — поняла Луиза.

— А вы Луиза Кавана с Норфолка. Джошуа день и ночь говорит о вас.

— Правда? — Луиза улыбнулась, как будто бы не поверила.

— О, да. А то, что он мне о вас еще не рассказал, безусловно, сообщила Женевьева.

— Она здорова?

— Она в полном порядке. За ней присматривает Хорст Эльвс. Они скоро будут здесь. И у вас еще есть время освежиться.

Луиза взглянула на обветшавшие одежки Энди.

— Пожалуйста.

Пока Иона показывала Луизе ванную, Джошуа налил себе стакан Норфолкских слез.

— Спасибо, — поблагодарил он, когда она вернулась.

— Ты ведь это сделал, правда? И поэтому мы здесь.

— Да, я это сделал. Одержимых больше нет.

Аккуратно выщипанная бровь слегка поползла наверх:

— Когда это ты овладел такой способностью?

— Маленький подарок Спящего Бога.

Он освободил потоки памяти, показывая ей и Транквиллити, что произошло.

— Так я была во всем права насчет тебя, — она обняла его и встала на цыпочки, чтобы поцеловать.

Джошуа бросил виноватый взгляд на дверь ванной. Иона улыбнулась мудрой улыбкой.

— Не беспокойся. Я никогда не смешиваю разные вещи.

— Я не знаю, как с ней быть, Иона. Будь оно проклято, я же управлял вселенной, мне на все дали ответы, а теперь я не знаю, что делать.

— Не будь дурнем, Джошуа, конечно же, ты знаешь. Ты всегда знал.

* * *

Брэд Лавгров обрел контроль над своим телом, как будто бы очнулся от долгой истощающей комы.

Каждая мысль, каждое движение были невероятно медленными и неуверенными. Весь период одержания Алем Капоне остался в памяти как какой-то лихорадочный сон, вспышки пробивающейся в сознание ясности складывались вместе едва уловимыми пятнами ощущения и цвета.

Он обнаружил, что сидит за столом со стеклянной поверхностью. Это было в гостиной апартаментов в пятизвездном отеле. За большим панорамным окном простиралась Новая Калифорния. Перед ним стоял кофейник с горячим кофе, чашки, тарелка с яичницей-болтуньей. По стеклу растекалась густая лужа крови, огибая тарелку и устремляясь к краю стола. Крупные алые пятна капали на ковер у его ног.

Какая-то женщина напротив неловко склонилась над своей половиной стола. Три четверти ее тела были покрыты зелеными лечебными пакетами из нейросети, а сверху их придерживал голубой халат. Один пакет с ее горла был снят и положен на стол. На том месте, которое обнажилось, виднелся глубокий порез, открывающий сонную артерию. В вытянутой руке у нее был нож с расколотым лезвием.

Брэд Лавгров свалился со стула, в шоке бормоча что-то несуразное.

* * *

Джошуа с Луизой ждали у шлюзового люка посадочной площадки МБ 0-330. Оба они подключились к сети датчиков вокруг площадки, ожидая, чтобы «Леди Макбет» легко опустилась на посадочную подложку. Химические верньеры корабля с шипением выпустили вокруг экватора ярко-желтое пламя, когда Лайол сажал его. С совершенной точностью корабль коснулся своего места, держатели защелкнулись. Один за другим поднялись вспомогательные шлюзы и кабели. Термопанели скользнули вниз по корпусу, все вместе начали спускаться на площадку.

— Он хорошо с этим справился, — признал Джошуа.

— Как у тебя дела? — спросил он у Сиринкс.

— Почти на месте, — ответила она ему.

Связь показала большой космоястреб, держащийся близко к «Миндори» и к «Этчеллсу», когда эти черноястребы кружили вокруг оси космопорта, чтобы занять пьедестал обиталища. Эти два черноястреба нуждались в том, чтобы ими руководили и им помогали, настолько их экипажи были травмированы одержанием и приведены в состояние ступора. Оба они отчаянно нуждались в своих потерянных капитанах. Джошуа знал, что этого не случилось бы, но Кира разрушила тела на Валиске, силой заставив новые души одержателей появиться в черноястребах.

— Со временем они оправятся, — участливо сказал «Энон». — Мы будем здесь, с ними.

— Уверен, что будете.

— Поздравляем, Джошуа Калверт, — сказало юпитерианское Согласие. — И примите нашу искреннюю благодарность. Самуэль рассказал нам, что это вы один общались с черной дырой.

— Зато мне очень много народу помогало долететь до нее, — ответил он.

Между ним и Сиринкс мелькнуло изображение улыбки.

— Ваш метод разделаться с кризисом был эффектным, — сказало Согласие.

— Поверьте мне, это был один из спокойных вариантов. Божеская власть — очень скромное преуменьшение возможностей черной дыры.

— Вы все еще с ней в контакте?

— Да. В настоящий момент. Есть еще несколько свободно висящих нитей, которые я сам должен связать. После этого контакт прекратится.

— Чтобы отказаться от такой мощи, требуется определенная сила характера. Мы рады убедиться, что Самуэль не напрасно в вас верит.

— Сказать по правде, провести жизнь в прыжках вокруг правды и неправды Конфедерации на самом деле не так-то привлекательно. С настоящей минуты все, что я выполняю, — чужое задание, миссия.

— Джошуа Калверт, миссионер, — поддразнила Сиринкс. — Вот уж это настоящее чудо.

— Вы вернете звезды Конфедерации в их первоначальное положение? — спросило Согласие.

— Нет. Я хочу, чтобы они так и остались. Это тоже мое собственное решение.

— И то, с которым нам придется согласиться. В конце концов нелегко нам будет снова посылать отсюда космический корабль к Спящему Богу.

— Это не невозможно. Но тогда это будет последняя точка.

— Вы не объясните?

— Людям в прошлом повезло, что они распространялись по галактике и колонизировали ее планеты. Я этого не опровергаю. На некоторое время события на Земле стали принимать нехороший оборот. Нам как биологическому виду надо было удалиться, чтобы, как говорится в старой пословице, откладывать свои яйца не в одну корзину. Но так не может продолжаться вечно. Мы должны смотреть в будущее и развиваться разными путями. Здесь, в этом скоплении, восемьсот звезд — и все. Физической экспансии на нашем настоящем социальном, экономическом и техническом уровне больше не может быть. Больше некуда бежать от наших социальных проблем, теперь мы достаточно созрели, чтобы разбираться с ними.

— И благодаря нашей изоляции мы безусловно так и будем делать.

— Я надеюсь, что несколько умов станут этим заниматься, да.

— Мы будем жить в интересную эпоху.

— Каждая эпоха интересна, если вы знаете, как в ней следует жить, — сказал Джошуа. — У меня есть для вас новые координаты других звезд. Вам придется отправлять тудакосмоястребов, распространять информацию и поддерживать контакт между всеми нами.

— Разумеется.

Джошуа дал информации выйти у него из мозга и направиться в Согласие.

Шлюз открылся, его экипаж устремился оттуда, выкрикивая радостные приветствия.

Первым заключил его в объятия Лайол.

— Ну и чертов же капитан ты оказался! Бросил там нас всех, а сам развлекался в одиночку, и следующее, что стало нам известно, это то, что на нас с криками набросилось командование СО на Юпитере.

— Я же доставил вас назад, чего ты еще хочешь?

Сара пронзительно завопила и закрутилась вокруг него:

— Ты это сделал, — она поцеловала его в ухо. — И что за пейзаж!

Дахиби похлопывал капитана по спине, смеясь в экстазе радости. Эшли и Болью толкали друг друга, чтобы подобраться к нему. Моника сказала:

— Похоже, ты все сделал правильно, — и не выразила никакого неудовольствия.

Самуэль хмыкнул, видя ее упрямство. Кемпстер и Ренато побранили его за то, что он так резко оборвал их наблюдения. Мзу просто поблагодарила его, прежде чем спросить о квантовой структуре черной дыры.

В конце он высоко поднял обе руки и потребовал у них прекратить этот базар.

— Отметим встречу в баре Харки прямо сейчас. Выпивка за мой счет.

* * *

Бет и Джед плотно прижались к большому иллюминатору в салоне, когда за окном показался Транквиллити.

— Выглядит в точности как Валиск, — взволнованно заметил Джед.

— Дайте мне поглядеть! — потребовала Навар.

Джед улыбнулся, они расступились в стороны. Салон казался теперь таинственным. Очертания машин и аппаратов корабля просвечивали сквозь истинные стены и оборудование, твердые края одинаково виднелись и через композит, и через сплав металла. Все еще можно было разглядеть места, где находились ложные цвета и текстура, когда Джед скашивал глаза и припоминал, что здесь исчезло раньше.

Они знали, где находятся, и в общих чертах — что происходит, потому что «Миндори» раза два с ними переговорил. Но черноястреб был не особенно общительным.

— Я думаю, мы приземляемся, — предположил Вебстер.

— Было бы неплохо, — сказал Джед.

Он успел обменяться долгим поцелуем с Бет. Гари окинула их прощающим взглядом и вернулась к наблюдению за доком.

— Лучше бы нам последить за Джеральдом, — сказала Бет.

Джед постарался быть покладистым парнем. Ведь этот старый безумец в конце концов может и погибнуть после того, как они приземлятся.

Джеральд так и не двинулся с мостика с тех пор, как чудной город ксеноков внезапно исчез из поля зрения и закончилось одержание Лорен. Во время мертвой точки он час за часом стоял, точно какой-нибудь моряк давней эпохи, вцепившийся в рулевое колесо во время бури, возле консоли, управляющей оружием. Его бдительность не ослабевала ни на минуту. Когда же запас его терпения истощился, он съехал вниз и сидел, вытянув ноги на полу и опираясь спиной на консоль. Не говоря ни слова, он уставился прямо перед собой туманным взором.

Бет склонилась над ним и пощелкала пальцами у него перед лицом. Никакого отклика не последовало.

— Он что, помер? — спросил Джед.

— Джед! Нет, конечно. Он же дышит. Наверное, просто устал и выбился из сил.

— Добавим это к списку, — произнес Джед очень спокойно. — Эй, Джеральд, дружище, мы приземлились, «Этчеллс» вместе с нами. Это там твоя Мэри. Хорошо, правда? Значит, скоро ты ее увидишь. Как тебе такая новость?

Джеральд не шелохнулся и продолжал смотреть вперед.

— Наверное, надо попросить доктора его осмотреть, — сказал Джед.

Джеральд повернул голову:

— Мэри? — прошептал он.

— Вот именно, Джеральд, — ответила Бет. Она крепко сжала его запястье. — Мэри здесь. Еще несколько минут, и ты опять ее увидишь. Ты встать можешь? — Она попыталась поднять его и заставить двигаться. — Джед, шевелись же!

— Не знаю. Может, нам лучше предоставить его доктору?

— Да он же в порядке. Разве не так, дружок? Просто вымотался, вот и все.

— Ладно, о'кей, — Джед нагнулся к Джеральду и попытался поднять его.

Из шлюза послышались какие-то лязгающие звуки. Вбежала запыхавшаяся Гари:

— Автобус подошел!

— Он отвезет нас к Мэри, — воодушевляюще сказала Бет. — Пойдем же, Джеральд! Ты можешь это сделать.

Его ноги слабо дернулись.

Они вместе заставили его встать. Встали от него по обе стороны, положили его руки себе на плечи, чтобы Джеральд опирался на них, и потащили его к шлюзу.

* * *

Мэри сидела, съежившись на полу, в коридоре возле мостика. С тех пор, как из нее изошла Кира, она плакала не переставая. Воспоминания о том, что происходило после Лалонда, ожили, это была вполне естественно. Кира не заботилась о том, чтобы скрыть от Мэри, что происходит и что вытворяет ее тело.

Это было отвратительно. Грязно.

Хотя она сама и не совершала эти действия, Мэри знала, что она никогда не избавится от того, что вытворяло ее тело. Душа Киры, возможно, и ушла, но от ее одержания никогда не избавиться.

Ей снова отдали ее жизнь, но она не видела ни единой причины, чтобы ею жить.

Шлюз завибрировал, в нем открылся люк.

— Мэри!

Это прозвучало слабым болезненным хрипом, но зов проник ей в самую душу.

— Папа? — недоверчиво простонала она.

Когда она подняла голову, то увидела, что он стоит в шлюзе, держась за край. Он выглядел ужасно и едва стоял на ногах. Но его прозрачное постаревшее лицо вспыхнуло радостью отца, в первый раз взявшего на руки новорожденную дочь. Она и вообразить себе не могла, через что ему пришлось пройти, чтобы теперь оказаться здесь. И он выстрадал все это потому, что она была его дочерью, и одно это давало ей право на его любовь навсегда.

Она стояла и протягивала ему обе руки. Ей хотелось, чтобы папочка приласкал ее. Хотелось, чтобы он увез ее домой, где ничего этого никогда не случится.

Джеральд улыбнулся невиданно прекрасной улыбкой своей красивой дочурке.

— Я тебя люблю, Мэри.

Его тело пошатнулось, он упал на пол вниз лицом. Мэри вскрикнула и кинулась к нему. Его дыхание стало прерывистым, глаза закрылись.

— Папа! Папочка, не надо! — она гладила его в истерике. — Папочка, поговори со мной!

Стюард из автобуса отвел ее за плечо в сторону, поводя датчиком медицинского блока вдоль инертного тела Джеральда.

— Ох ты, черт. Да помоги же мне! — заорал он на Джеда. — Нам нужно доставить его в обиталище.

Джед уставился на Мэри, затаив дыхание.

— Так это вы! — зачарованно произнес он.

Бет протолкнулась мимо него и опустилась на колени рядом со стюардом. Жизнеобеспечивающий медицинский пакет уже закрыл Джеральду лицо, качая воздух ему в легкие.

— Медицинская скорая помощь, — передал по связи стюард. — Пришлите бригаду в зал прибытия.

Медицинский блок передал сильный сигнал тревоги, когда сердце Джеральда остановилось. Стюард оторвал полоску от перевязочного пакета и приладил к шее Джеральда. Нити нейросети охватили больному горло, отыскивая основные артерии и вены, накачивая искусственную кровь, заставляя жизнь не покидать его мозг.

* * *

Несколько робко участники дискотеки Конца Света бродили по заасфальтированному двору, и в послепохмельном ступоре наблюдая, как над куполом встает рассвет. Это было совершенно не то, что кто-то из них ожидал увидеть.

Энди спустился во двор вместе с ними, передавая вопрос за вопросом в сегменты сети, которая снова соединилась с линией связи. Спутники обеспечивали временное прикрытие, пока гражданские власти начали заново устанавливать некоторый контроль. Ничего из его действий не могло принести никаких распознавательных сигналов из нейросети Луизы. Любой известный ему программистский трюк оказывался бесполезным.

Энди направился к воротам, выходящим на дорогу. Она должна быть где-то там, он найдет ее, даже если ему одному придется обыскать весь купол.

— Что это такое? — спросил кто-то.

Люди начали останавливаться и смотреть наверх, на купол. Над восточным краем только что поднялось солнце; в нем купался край серой тучи, солнце омывало его с севера. Туча добралась до геодезической хрустальной постройки и мягко окружила ее. Это не было бурей; никогда прежде Энди не видел, чтобы туча двигалась так медленно. Затем ее стало до странного трудно разглядеть сквозь хрустальные шестиугольники. Потребовалось долгое время, чтобы понять причину; Энди даже прибегнул к последней передаче новостей, чтобы быть абсолютно уверенным.

Впервые за пятьсот пятьдесят лет на Лондон начал падать снег.

* * *

Теперь не осталось никаких признаков того, что люди когда-нибудь посещали этот красный карлик, звезду по имени Тунья, или имели к ней какое-то отношение. Джошуа передвинул неподвижные астероиды Дорадо к системе Нового Вашингтона вместе со всеми их индустриальными станциями, надо было основать два эденистских обиталища на орбите Юпитера. Не осталось ничего, чтобы рассказать новому населению бесславную историю этой системы.

Квантук-ЛОУ целых два дня оправлялся от воздействия гравитации, которое он испытал на Лаларине-МГ. Он оставался все это время неподвижным в своем персональном пространстве, подключенным к сети датчиков Анти-КЛ, наблюдая за начальными ремонтными работами. Конфликты между доминионами городов-дисков прекратились, для начала не столько по общим соглашениям, сколько от удивления и неожиданности. Но он обдумал, как заключить новый мир с другими распределителями, когда они все насмотрятся на изображения, поступающие с датчиков, расположенных по обе стороны Тоджолта-НЛ.

Вознаграждение, которое им досталось, было почти невероятным. Все население городов-дисков Мастрит-ПД теперь находилось на орбите маленькой красной звезды, загромождая экваториальную орбиту. А за ними были запасы сырых исходных материалов, величина которых не поддавалась никакой логике; обширное кольцо частиц свыше двухсот миллионов километров в диаметре. Моздва просто купались в ресурсах.

Теперь они могли оставить старые обветшалые города-диски и строить новые доминионы, независимые друг от друга. Насколько могли сказать распределители, каждый анклав тиратка освободился именно в то время, когда города-диски отделились от Мастрит-ПД. Конфликты, которые были проклятием моздва со времени основания доминионов, теперь навсегда закончились.

Квантук-ЛОУ, кроме того, получил сведения от людей, из которых было ясно, как построить двигатели для кораблей, путешествующих быстрее скорости света. Другие распределители ресурсов уже размышляли о том, как бы стать доброжелательными союзниками для Анти-КЛ, чтобы с ними разделили секреты этой техники. Нашлась новая часть космоса, странным образом пустая, не имеющая туманностей, которая доминировала на половине их старой орбиты. Биллионы звезд ждали, открытые для них. Интересно было бы снова обнаружить людей и другие племена, о которых говорил Джошуа Калверт.

* * *

Поле восприятия лай-силфа медленно тянулось вдаль, а его активные функции возвращались из состояния бездеятельности в пределах пояса макродатчиков. Сначала оно считало, что пострадало от потери памяти. Оно не находилось больше на опушке джунглей, где приносились человеческие жертвы, вместо того оно, как оказалось, летело по открытому пространству. Воспринимающее поле не могло найти в его пределах ничего. На расстоянии биллиона километров не существовало никакой массы, ни даже какого-то одинокого электрона, который был бы здесь крайне невероятным. Энергетические волны, омывающие поле, имели странное строение, такое, какое невозможно описать. Анализ местного квантового строения показал, что то образование не находится более на месте своего зарождения.

Частица с плотной массой появилась рядом, излучая различные функциональные электромагнитные волны. Она была непроницаема для сенсоров Ликилфа.

— Мы понимаем так, что вы находитесь в пути, чтобы понять до конца природу реальности, — сказала Колокольчик. — И мы тоже. Не хотите ли присоединиться к нам?

* * *

Экипаж «Энона» появился в баре Харки посреди шумных приветствий и неистовых дружеских объятий, и собравшиеся на вечеринку уже достигли поистине эпического настроения. Женевьева наслаждалась каждой минутой этого вечера. Было шумно, жарко, мелькали яркие краски. Ничего похожего на веселье в Криклейде. Все присутствующие были очень добры с ней, ей удалось выпить два стаканчика вина так, что Луиза этого не заметила, а кузен Гидеон даже пригласил ее на танцевальную площадку в качестве своей партнерши. Но самым забавным из всего было наблюдать за поведением брата Джошуа Калверта, который весь вечер пытался избежать общения с очень красивой и крайне решительной блондинкой.

Луиза все время сидела рядом с Джошуа, улыбаясь больше из боязни, чем от восторга, когда все подходили к нему и скапливались толпой, желая услышать рассказ об обнаженной черной дыре из его собственных уст. Через некоторое время он увел Луизу за дверь зала, пообещав компании, что через секунду вернется. Они сели в лифт, направляющийся прямо в вестибюль, и вышли, чтобы прогуляться по парку.

— Что-то ты там выглядела несчастной, — заметил он.

— Я и не знала, что у тебя так много друзей. Я как-то об этом и не думала. Раньше я была знакома только с тобой и с Дахиби.

Он повел ее по аллее, обсаженной ивами, к ближайшему озеру.

— Я сам с половиной из них не был знаком до сегодняшнего дня.

— Здесь так хорошо, — вздохнула Луиза, когда они дошли до берега. Водяные растения цвели шарообразными цветами, которые свисали на дюйм от поверхности воды, зеленые рыбки обгрызали тычинки, торчащие наружу. — Должно быть, прекрасно расти в таком красивом месте.

— Да, это так. Но не говори Ионе: все, чего я тогда хотел, это улететь.

— Она очень красивая.

Джошуа прижал ее к себе крепче:

— Но не такая красивая, как ты.

— Не надо, — сказала Луиза встревоженно.

— Я же могу поцеловать свою невесту, если мне этого хочется. Даже на Норфолке это позволяется.

— Я тебе не невеста, Джошуа. Я просто все время так говорила из-за ребенка. Мне было стыдно. Что на самом деле очень глупо. Завести ребенка — это потрясающе, это самое лучшее, что могут сделать два человека. Вообрази только, как бывает, если тут иметь предрассудки. Я всегда буду любить свою родину, но там так много несправедливостей и непорядков.

Он опустился перед ней на одно колено и взял ее за руку:

— Выходи за меня замуж.

Судя по выражению ее лица, она была потрясена:

— Ты очень добр, Джошуа, и если бы ты попросил меня об этом в тот день, когда уезжал из Криклейда, я убежала бы с тобой. Но, в самом деле, ты ведь ничего обо мне не знаешь. Ничего не получилось бы: ты ведь капитан космического корабля и теперь невероятно знаменит, а я простая дочь землевладельца. Все, что между нами было, — это прекрасный сон, который мне когда-то приснился.

— Я знаю все, что надо о тебе знать, — благодаря черной дыре, я прожил каждую секунду твоей жизни. И не называй себя снова дочерью кого-то другого. Ты — Луиза Кавана, и никто больше. У меня был потрясающий полет благодаря тысячам людей, которые поддерживали меня где-то сзади, за сценой. А ты явилась к самому Квинну Декстеру и попыталась его остановить. Невозможно обладать большей храбростью, чем ты, Луиза. Ты была потрясающа. Эти пьяные фигляры в баре Харки смотрят на меня снизу вверх. А я просто застываю в ужасе перед тем, что ты сделала.

— И ты видел все, что я делала? — спросила Луиза.

— Да, — ответил он твердо. — Включая и последнюю ночь.

— О-о!

Он нежно потянул ее за руку, заставляя опуститься на колени рядом с ним.

— Я не считаю, будто должен жениться на святой, Луиза. И ты уже знаешь, что я-то никогда святым не был.

— Ты и в самом деле хочешь на мне жениться?

— Да.

— Но мы никогда не будем вместе.

— Звездные капитаны теперь в прошлом, так же, как и дочери землевладельцев. Мы еще так много всего должны сделать в жизни.

— Ты не возражаешь, чтобы жить на Норфолке?

— Мы вместе изменим его, Луиза. Ты и я.

Луиза поцеловала его, затем с притворной скромностью шепнула:

— Нам обязательно возвращаться на эту вечеринку?

— Нет.

Ее улыбка сделалась шире, она поднялась. Джошуа продолжал стоять на коленях.

— Я ведь еще не получил от тебя ответ. А от этой классической чепухи у меня ноги затекли.

— Меня учили всегда заставлять мужчину ждать. Но мой ответ — да.

* * *

— Анастасия, это и в самом деле ты?

— Здравствуй, Дариат, разумеется, это я. Я ждала тебя. Я знала, что когда-нибудь ты придешь.

— Чуть не получилось так, что я не пришел бы. Там были большие неприятности.

— Госпожа Чи-Ри всегда над тобой посмеивалась, Дариат. С самого начала.

— Ты знаешь, это совсем не то, что я ожидал увидеть на той стороне потусторонья.

— Я знаю. Разве это не удивительно?

— Мы можем посмотреть на это вместе?

— Я бы хотела.

* * *

В последний раз Джошуа воспользовался своей способностью. Строго говоря, в этом не было необходимости, но он никоим образом не собирался пропустить возможность посмотреть на систему киинтов лично, просто ради того, чтобы хорошенько расслабиться. Он материализовался на пляже, покрытом белым песком, недалеко от шале Трэйси. Берег был, разумеется, прекрасен. Затем он посмотрел вверх. Серебряные горные вершины планеты изгибались на фоне яркого бирюзового неба.

— Теперь я все это увидел, — произнес он тихо.

Пять белых сфер появились над ним в воздухе. Такого же размера, как обеспечители, но они имели иные функции. Джошуа высоко поднял обе руки:

— Я не вооружен. Отведите меня к вашему вождю.

Сферы мигнули и скрылись. Джошуа рассмеялся. Джей и Хейл бежали к нему по песку.

— Джошуа?

Ему удалось поймать ее, когда она добежала и прыгнула ему на шею. Он крутил ее так, что она сделала целый круг.

— Джошуа! — кричала она счастливо. — Что ты здесь делаешь?

— Я пришел, чтобы взять тебя домой.

— Правда? — Глаза ее округлились от радости. — Назад, к Конфедерации?

— Да, давай, упаковывай вещи.

— Приветствую тебя, Джошуа Калверт. Сегодняшний день наполнен радостью. Я очень довольна.

— Привет, Хейл. Ты выросла.

— А у тебя мускулы стали сильнее.

Джошуа опустил Джей на песок.

— Ну, как бы ты думала, теперь есть для всех нас надежда.

— Здесь так здоровски! — сказала Джей. — Обеспечители дают все, что ты хочешь, включая и мороженое, никаких денег не надо.

На черном телепортирующем круге появились двое взрослых киинтов. Трэйси спустилась со ступенек крыльца своего шале. Джошуа с любопытством оглядел их всех.

— А я была среди планет в дуге. И встретила там сотни и сотни людей, — Джей замолчала, закусила нижнюю губу: — Мама здорова?

— Ах, да. Это огорчительная часть, Джей. Ей нужен еще день или два, прежде чем она сможет увидеться с тобой. О'кей? Так что я собираюсь отвезти тебя на Транквиллити, а потом ты сможешь поехать назад на Лалонд на некоторое время — со всеми остальными.

— И с отцом Хорстом?

— И с отцом Хорстом, — пообещал Джошуа.

— Хорошо. А ты уверен, что мамочка здорова?

— Да. И она тоже очень хочет увидеться с тобой.

Трэйси встала позади Джей и потрепала ее по затылку:

— Я же говорила тебе, что надо надевать шляпу, когда ты здесь играешь.

— Да, Трэйси. — девочка состроила гримасу Джошуа.

Он улыбнулся ей в ответ:

— Иди и собирайся. Мне только надо поговорить немного с Трэйси. А потом отправимся.

— Пойдем, Хейл, — Джей ухватила одну из подвижных конечностей девочки-киинта, и они побежали в сторону шале.

Улыбка Джошуа растаяла, когда девочки убежали за пределы слышимости.

— Спасибо за все, — он повернулся к Трэйси.

— Мы сделали что смогли, — с нажимом сказала она. — И да не судите нас, Джошуа Калверт.

— Нас судит Корпус и решает нашу судьбу.

— Никто из нас не просил быть рожденным. Против нас грешили больше, чем любые грешники. А Ричард Китон спас вашу задницу, как я припоминаю.

— Он так и сделал.

— Мы бы хотели убедиться, что что-то выживет. Человечество должно продолжать развиваться.

— Но в чьем облике?

— Вы горды тем обликом, какой имеете?

— Вообще-то да.

Трэйси потерла лоб своей белой рукой.

— Я все еще продолжаю выдерживать сравнение. Род человеческий сравнивают с таким большим числом других.

— Ну так не надо, это больше вас не касается. Теперь мы сможем найти свой собственный путь.

Джошуа повернулся к взрослым киинтам.

— Привет, Нэнг, Лиерия.

— Приветствуем тебя, Джошуа Калверт. Прими наши поздравления.

— Спасибо. Хотя я не совсем так представлял себе свою брачную ночь. Я бы хотел, чтобы Корпус убрал ваших наблюдателей и системы датчиков из Конфедерации — сделайте это, пожалуйста. Наши будущие контакты будут основываться на честности.

— Корпус согласен. Их уберут.

— И еще медицинская помощь. Мы очень в ней нуждаемся, и как можно скорее.

— Каждое племя имеет права и обязанности тоже, чтобы управлять собственной судьбой. Эти два понятия невозможно разделить.

— Знаю: что посеешь, то и пожнешь. Мы, возможно, были слишком агрессивны и не прогрессировали так быстро, как следовало бы, но я хочу, чтобы Корпус знал: я в большой степени горжусь нашим соучастием друг в друге. И неважно, насколько баснословна ваша техника, считается только то, как ее используют.

— Принимаем вашу критику. Это та критика, которая постоянно воздействует на наш уровень. С нашей стороны она неизбежна.

Джошуа вздохнул и опять посмотрел на дугу.

— Мы будем время от времени вас навещать.

— В этом мы не сомневаемся. В конце концов начало вы уже положили.

— Подражание — самая откровенная форма лести, — сказал Джошуа. — Так что догадываюсь, что это значит — вы в конце концов не такие уж и злые.

На веранде появилась Джей, она тащила большой рюкзак. Она кричала и размахивала руками, потом начала спускаться по ступенькам.

— Ее мама в порядке? — в нетерпении спросила Трэйси.

— Ее можно вылечить, — ответил Джошуа. — Это все, что я могу сказать. Я теперь перестал вмешиваться. Это слишком проклятое искушение. Да и черная дыра больше особенно этого не позволит.

— А теперь больше и не нужно. Корпус проанализировал все, что вы сделали. Вы совершили несколько умных ходов. Теперешняя экономическая структура не проживет долго.

— Я обеспечил возможность перемен, да плюс еще одна маленькая активная мера. А что произойдет дальше — ну, скажем просто, что я в это верю.

* * *

Джед и Бет оставались вместе с Мэри в госпитале, в комнате ожидания. Бет не пришла от такой необходимости в сильный восторг, ей хотелось посмотреть парки Транквиллити. Но Гари, Навар и Вебстера поместили в педиатрическое крыло, которое оказалось недалеко. Она не знала, что произойдет с каждым из них дальше, но пока что это можно было отнести ко всему роду человеческому. Были и худшие места для приземления.

Из отделения неотложной помощи вышел врач, который раньше встречал их автобус:

— Мэри!

— Да? — она посмотрела на него снизу вверх, загоревшись надеждой.

— Мне ужасно жаль, мы ничего не смогли сделать.

Губы у Мэри беззвучно раскрылись, она закрыла лицо руками и начала всхлипывать.

— Что с ним произошло? — спросила Бет.

— У него в мозгу была нить нейросети, — ответил врач. — Молекулярная структура не выдержала. Из-за распада энергии получилось большое разрушение. Вообще-то я просто не понимаю, как ему удалось все это пережить. Вы говорили, он несколько недель был с вами?

— Да.

— Ну мы, разумеется, сделаем посмертное вскрытие. Но сомневаюсь, что многое из него узнаем. Я полагаю, это симптом времени.

— Благодарю вас.

Врач оживленно улыбнулся:

— Через минуту здесь будет консул. Мэри получит самую лучшую помощь, чтобы прийти в себя. Так что не беспокойтесь.

— Замечательно.

Бет перехватила взгляд Джеда, брошенный им на Мэри, как будто бы ему хотелось заплакать вместе с ней или о ней, избавляя ее от этого груза.

— Джед, мы здесь все закончили, — сказала Бет.

— Это ты о чем? — в растерянности спросил он.

— Все кончено. Ты идешь?

Джед перевел взгляд с нее на Мэри.

— Но мы не можем ее оставить.

— Почему же, Джед? Кто она такая для нас?

— Она была Кирой; она была всем, о чем мы можем только мечтать, Бет, началом новой жизни, чего-то более достойного.

— Это же Мэри Скиббоу, и она до конца своей жизни будет ненавидеть Киру.

— Мы не можем сейчас сдаться. Мы втроем можем снова начать Ночь Смерти, на этот раз в действительности. Были тысячи людей, таких же, как мы, которые хотели достичь того, что она обещала. Они опять придут.

— Верно.

Бет повернулась и направилась прочь из комнаты ожидания, не обращая внимания на его громкие призывы у себя за спиной. Она поспешила к лифту, сердце у нее возбужденно поднималось куда-то вверх от перспективы увидеть наконец парк, окруженный сияющим морем.

— Я молода. Я свободна, я на Транквиллити и уж определенно не собираюсь назад, на этот сволочной Коблат.

Это было великое начало.

* * *

В Зале Ассамблеи царила мертвая тишина, когда шло голосование. Первыми должны были зарегистрироваться послы.

Со своего места за столом Политического Совета Самуэль Александрович наблюдал, как подсчитывают голоса. Было, разумеется, несколько воздержавшихся, имена их не удивляли: Кулу, Ошанко, Новый Вашингтон, Мазалив, несколько их ближайших союзников. Но не более двадцати, и они заставили Первого адмирала с довольным видом улыбнуться. Пользуясь дипломатическими терминами, это было само по себе движением отрицательного мнения, резкими предостережениями более крупных сил.

Послы Политического Совета голосовали. Самуэль Александрович был последним, он нажал расположенную перед ним кнопку и увидел, как на большой доске мелькнула цифра. Смешной анахронизм, подумал он, хотя ситуация достаточно драматична.

Поднялся спикер Ассамблеи и коротко и нервно поклонился президенту. Олтон Хаакер смотрел прямо перед собой, не глядя никому в глаза.

В результате оказалось, что семьсот девяносто голосов свидетельствовали о своем недоверии к президенту, против них было девять.

* * *

Даррингем так и не оправился от разрушений, нанесенных Шасом Паске. Удар столкновения с водой лучше всего перенес сектор доков и складов. Они отнюдь не остановили ее нашествие. Мусор от разломанных рам образовал на волне крапчатый полумесяц, и она помчалась в основной торговый район города. Деревянные здания, имевшие минимальные фундаменты, моментально рухнули. Три самосвала с мусором опрокинулись и помчались по воде дальше.

За километр от них сопротивлению, оказанному усиленно снабженных энергией стен, удалось защитить дома, хотя грязь, среди которой они стояли, распространилась дальше и потекла по направлению к Джулиффу, между тем как воды отступали. Когда же они отхлынули, Даррингем остался в широком полукруге, продолжающем разрушать город и приближающимся к его центру, это было болото, где плавали миллионы грязных обломков. Среди этих обломков лежали трупы, запеченные в подсыхающую грязь и медленно разрушающиеся в этой жуткой влажности. Несмотря на это, Даррингем продолжал функционировать как городской центр во все те времена, когда Лалонд скрывался на краю мира, на задворках вселенной. Как и в Норфолке, его природа с низко развитой техникой позволяла жителям продолжать ту же самую жизнь, которая существовала здесь прежде. Корабли и лодки продолжали плавать под парусами вверх и вниз по Джулиффу, урожай созревал, и люди его собирали, деревья валили и распиливали.

Теперь город действительно отставал от всей вселенной. Сырость и ежедневные дожди продолжались с мстительной силой. А что касается густых ковров водорослей, которые срезали с металлических дорожек, за ними еще раз прилетели космические суда. Их укомплектовали киинтскими экипажами, эти небольшие тупоносые продолговатые суденышки, которые летали над Джулиффом вверх и вниз по течению над мириадами притоков, они собирали людей и из деревень и свозили их в Даррингем. Свыше двух тысяч из них оказывали медицинскую помощь, летая вокруг с невообразимой скоростью, отыскивая в джунглях последних оставшихся там людей.

На краю города киинты установили семь тридцатиэтажных башен. В одной из них они устроили обеспечителя, полностью обладающего всем оборудованием, чтобы лечить больных людей.

Руфь Хилтон подобрали на третий день после Возвращения, как люди это называли. Когда перед ней приземлился флайер и управляющий им AI пригласил ее войти внутрь, она вполне всерьез поразмышляла, что не стоит и беспокоиться. Память об одержании действовала на ее психику, как влажные розги.

И в конце концов здесь была надежда для Джей, что и заставило ее влезть в летательный аппарат. За последние несколько недель сквозь ее одержателя стали проступать черты ее личности. Она бродила по деревням, спрашивая, нет ли каких новостей о Джей и о каких-то других детях Абердейла, которые могли бы пережить ту кошмарную ночь. Никто особенно много не знал в этом районе после того, как бомба упала где-то в саванне.

В течение двух дней она лежала в госпитале, а киинты осматривали ее и насильно заставляли есть. Крупные ксеноки смазывали ей кожу вокруг ее раковых поражений какой-то голубой желеобразной массой, и она впитывалась внутрь, словно Руфь обладала широкими порами. Ей говорили, что эта масса уберет опухолевые клетки, это была более действенная техника, чем медицинские пакеты у людей. Полтора дня вместе с мочой из нее выходило много странной жидкости.

К концу второго дня она чувствовала себя достаточно здоровой, чтобы ходить по палате. Как и многие другие пациенты, ее товарищи по несчастью, Руфь сидела перед видовым окном и смотрела на Даррингтон, почти не разговаривая. Ежечасно прибывали инженерные команды, раздутые ярко-желтые джипы ползли по грязным улицам. Запрограммированные силиконовые здания, как грибы, вырастали в полукруге окружающей грязи. Протягивались силовые кабели; электрический свет снова зажегся в нескольких кварталах в течение ночи.

А то, что касалось самой Руфи, эти усилия тратились совершенно напрасно. Слишком много было воспоминаний, слишком много мертвых детей там, в джунглях. Никогда здесь не станет больше ее дом, никогда больше. Она не переставала спрашивать киинтов и госпитального AI, не нашел ли кто-нибудь Джей, и всегда получала один и тот же ответ.

А потом, на шестой день, в палату вошли Хорст и Джей, счастливая и здоровая. Руфь прижала к себе Джей, не давая дочке произнести ни слова в течение долгого времени, пока не убедилась, что у нее хватит воли пережить этот контакт.

Хорст придвинул еще два стула, и они втроем разглядывали город с его трудолюбивыми новыми обитателями.

— В течение следующего столетия здесь будет очень оживленное место, — сказал Хорст, и в его голосе звучала смесь удивления с восхищением. — Вы помните нашу первую ночь? Теперь больше нет того старого общежития для приезжающих. Но гавань, где оно было, кажется, сохранилась. — Он указал куда-то неопределенным жестом. — Круглые стенки полипа еще остались.

— Общежитие отстроят? — спросила Джей. Она находила всю здешнюю деятельность крайне волнующей.

— Сомневаюсь, — покачал головой Хорст. — Тем людям, которые теперь будут сюда эмигрировать, понадобятся пятизвездные отели.

Руфь подняла голову, чтобы поглядеть на небо. Утренние дождевые облака только что отодвинулись к востоку, направляясь в глубь суши, чтобы оросить деревни вверх по реке. Они оставили над городом первозданно чистое небо, а на его границах — мягкие испарения джунглей. Пять ярких звезд сияли в лазурной атмосфере, ближайшая из них обнаруживала свой четкий полумесяц. Руфь подумала, что одна из них могла быть самой Землей, хотя она и не знала, которая именно.

На ее орбите теперь находились сорок семь совместимых звезд. И все они — первая стадия колониальных миров, готовые принять население земных куполов.

— Мы вернемся в Абердейл? — спросила Джей.

— Нет, дорогая, — Руфь потрепала дочку по выгоревшим от солнца волосам. — Боюсь, что этот мир мы потеряли. Сюда прилетят люди с Земли и сделают его совершенно не таким, каким он был. Им не придется преодолевать здесь то прошлое, которое было за нами. Этот мир теперь принадлежит им. Нам снова придется куда-то переезжать.

* * *

Автобус мягко проехал через посадочное поле и открыл шлюз в зал для приезжающих. Афина встретила уже два автобуса. Она стояла с гордым видом в шелковом голубом корабельном костюме для церемоний, капитанской звезды у нее на воротнике не было.

— Я вернулся, — сказал Сайнон. — Я же говорил, что вернусь.

— Я никогда в тебе и не сомневалась. Но я бы поняла, если бы ты исчез с хрустальным существом, это была сказочная возможность.

— Другие воспользовались этой возможностью. Она же не перестала существовать от того, что я от нее отказался.

— Упрямый до самого конца.

— Когда-нибудь люди или то, чем мы станем, смогут проделать такое же путешествие самостоятельно. Хотел бы я думать, что сыграл свою роль в той цивилизации, которая сумеет отправить нас в тот путь.

— Ты теперь не такой, как тот Сайнон, который меня оставил.

— У меня теперь есть моя собственная душа. Я не вернусь к множественности. Я имею в виду, чтобы прожить мою жизнь в этой форме.

— Я рада, что ты снова обрел себя. Мне нужен в доме кто-то, кто держал бы в узде моих ужасных внуков.

Он рассмеялся резким рассыпчатым смехом:

— Каждый день все, чего я хотел, — это вернуться. Я боялся, что ты не захочешь.

— Никогда и в мыслях такого не было. Что бы ты ни натворил.

— Я привез кое-кого, кто страдает куда больше, чем любой из нас.

— Вижу.

Она продвинулась вперед и отвесила легкий поклон.

— Добро пожаловать на Ромул, генерал Хилтч.

Эта была минута, ужасавшая Ральфа больше всего, — переступить через порог. Если здесь не будет ему прощения, он не найдет его нигде в пределах этой вселенной. Он не мог даже заставить себя улыбнуться этой статной старой женщине, на чьем лице видел такое глубокое искреннее раздумье.

— У меня нет больше армии, мне некем командовать, Афина. Я сложил с себя свои полномочия.

— Скажите мне, почему вы приехали, Ральф.

— Из чувства вины. Я так много эденистов отправил на смерть. Освобождение несло гибель, а должно было привести к спасению. Оно существовало ради тщеславия и гордости, не ради чести. И все это было моей идеей. Я должен сказать, что сожалею.

— Мы бы хотели вас выслушать, Ральф. И слушать так долго, как вы захотите.

— Примете ли вы меня как одного из вас?

Она улыбнулась ему сочувственно:

— Хотите стать эденистом?

— Да, хотя это эгоистичное желание. Мне говорили, что эденист может облегчить свое бремя тем, что его разделит с ним любой другой эденист. Моя вина переросла в чистое горе.

— Это совсем не эгоизм, Ральф. Вы предлагаете разделить ваши чувства, внести свою лепту.

— Это закончится? Я смогу жить с тем, что совершил?

— Я воспитала в своем доме многих эденистских детей, Ральф, — она вложила свою руку в его и повела его к выходу. — И ни одной змеи на своей груди еще не пригрела.

* * *

Несколько недель ушло на то, чтобы земные функции правительства вернулись к норме после того, как Конфедерация удалилась из галактики. Люди понимали, что обстоятельства их жизни изменятся, и во многих отношениях почти полностью. Религии сражались за объединение или за то, чтобы найти оправдания единству евангелия для вселенной. Джошуа не возражал против этого; как он говорил Луизе, осуждение бога почти всегда равно осуждению себя самого. Время еще может увидеть окончание ненужного влияния, которое имела религия на восприятие людьми жизни. И опять-таки, зная извращенность человеческую, — возможно, и нет.

Полеты к звездам тоже менялись. Путешествие к звездам, разделенным более чем на половину светового года друг от друга, стали невероятно быстрыми и дешевыми.

Каждый репортер, бравший интервью у Джошуа, спрашивал, почему он не вернул на места звезды Конфедерации. Приведенный вопросом в полную ярость, он только улыбался в ответ и говорил, что ему нравится именно вид отсюда.

Правительствам он не так нравился. Отсюда не могло быть никакой внешней экспансии, если только не разовьются новые методы поступательного движения. Фонды для исследований прыжковых ям понемногу увеличивались.

Больше не будет антиматерии, чтобы терроризировать население планеты. Те звезды, где на орбитах находились производящие ее станции, остались позади, в той галактике (хотя Джошуа телепортировал оттуда весь штат). Политики повернули свое внимание к оборонному бюджету, увидев, как можно обратить фонды на пользу дружественных избирателей.

Техника киинтских обеспечителей была с воодушевлением принята обычной публикой, проделывая настоящие чудеса в Возвращенных мирах. Каждому хотелось иметь такое на Рождество.

Все население Земли просто сходило с ума, узнав, какая новая ступень развития доступна для планет. С одной стороны, их собственный климат приблизился к нормальному, сделав купола излишеством. Но потребовалось бы целое поколение, чтобы восстановить земную поверхность. И если восстановить леса, луга, джунгли и прерии, в куполах найдутся эмигранты, которые все испортят. Однако если расселить людей вокруг по новым планетам (меньше биллиона человек на каждую), у них у всех окажется естественная природная среда, позволяющая им поддерживать их настоящий уровень потребляющей промышленности и не полностью засорить атмосферу лишней теплотой. При том, что многие люди станут продвинутыми в экономике — скажем, если использовать эти изящные маленькие аппараты киинтов или еще какие-нибудь, которые появятся в результате новых исследований.

Во всех аспектах жизни Конфедерации намечались небольшие и тонкие изменения. Они будут соединяться друг с другом и вырастать одно из другого. И со временем, как надеялся Джошуа, с этими преобразованиями невозможно станет бороться.

Но пока что методы управления оставались теми же самыми. Годовой доход приходилось зарабатывать, налоги платить. И законы нужно было ужесточать. Накопившиеся судебные дела рассасывались медленно.

Траслов был той планетой, где перемены произойдут не скоро. Околоземная планета, находящаяся на последней стадии ледникового периода, он был одной из пяти колоний Конфедерации для каторжников. Джошуа включил и их тоже. Во многом, к облегчению разных правительств, включая и Авон, Траслов был тем местом, куда ссылали тех преступников, которых вывозил Флот Конфедерации.

Полеты кораблей-тюрем возобновились через три недели.

Андре Дюшампа ввел в камеру-капсулу один из стражников, который привязал его к одной из восьми противоперегрузочных коек. Как только ремни были на месте, как следует прикрепляя руки и ноги Андре к тонкому тюфяку, с него сняли предохранительный ошейник.

— Веди себя как следует, — коротко велел стражник и вышел через люк, чтобы привести следующего заключенного.

При помощи совершенного самоконтроля Андре оставался спокойным. Места, куда недавно были наложены медицинские пакеты, слегка побаливали. Как он был убежден, этот подонок, английский шарлатан-доктор, не вылечил как следует его пищеварительный тракт; его кишечник приходил в ярость после каждой еды. Если только можно назвать едой то, чем его кормили. Но его пищеварительный тракт был ничто по сравнению со страданиями, причиненными ужасной несправедливостью, обрушившейся на его несчастную голову. Флот обвинил его в атаке антиматерии против Трафальгара.

Это его! Невинную, преследуемую жертву шантажа! Это было просто дьявольски несправедливо.

— Привет, эй ты, там!

Андре взглянул на плохо сбалансированного лысеющего мужчину средних лет на соседней койке.

— Как я понимаю, нам бы нужно представиться друг другу, поскольку мы собираемся дальше вместе проживать. Я Микси Пенрис, а это моя жена Имельда.

Лицо Андре подавленно исказилось, когда робкая женщина среднего возраста, тоже довольно толстая, с надеждой помахала ему рукой с койки рядом со своим мужем.

— Я так рада с вами познакомиться, — сказала она.

— Стража! — яростно завопил Андре. — Стража!

Между Конфедерацией в полном значении этого слова и Трасловом никогда не допускалось никакого контакта, и в каждом полете был только один путь — вниз. Теоретически все было достаточно просто. Узники, добровольно сопровождаемые членами своей семьи, направлялись в экваториальную зону континента, не покрытую ледниками. Социологи, бывшие на службе у принимавших участие в операциях правительств, чтобы успокоить организации по гражданским правам человека, уверяли, что если вместе соберется достаточное количество людей, они неизбежно образуют стабильные общины. А через сто лет — или миновав миллион людей, что считать первым, — такие полеты прекратятся. Общины расширятся по мере отступления ледников. И еще через столетие появится самоокупаемая аграрная цивилизация со скромными индустриальными возможностями. По каковой причине им будет позволено присоединиться к Конфедерации и развиваться в качестве нормальной колонии. Пока что еще никто не обнаружил, захочет ли бывшая каторжная колония присоединиться к обществу, которое сослало всех его предков.

Капсула Андре вспыхнула и помчалась сквозь атмосферу вниз, набирая 7 g, пик своих возможностей. Она стремительно падала через слой низких облаков и раскрыла парашют за пятьсот метров от земли. За два километра от поверхности в течение полусекунды взорвались тормозные ракеты, погасив конечную скорость капсулы, и парашют раскрылся.

Капсула с силой ударилась о неровную землю так, что от удара онемели кости. Андре в шоке почти перестал дышать от боли, идущей по всему позвоночнику. И даже при этом он оправился первым и отцепил свои привязные ремни. Люк был грубым, как и все, что находилось в капсуле. Еще чудо, что они добрались сюда живыми. Андре дернул за открывающую выход ручку.

Они приземлились в широкой долине с постепенно поднимающимися краями и быстрым потоком с каменистым дном, протекающим посередине. Местный аналог травы был безжизненного серо-зеленого цвета, его монотонность нарушали только два увядших карликовых кустика. Холодный ветер дул на капсулу, неся с собой крошечные зернышки белого льда. Андре сильно задрожал, мороз был много ниже точки замерзания. Он раньше уже подумывал о том, чтобы собрать свою часть багажа из грузового отделения, которая звенела на дне капсулы, и уйти, покинув своих товарищей по ссылке. Теперь следовало бы выполнить это действие.

Когда Андре оглянулся на другую сторону долины, он удивился, увидев четкие обтекаемые контуры капсул жизнеобеспечения космического корабля, зарывшихся в почву. Он мог различить по крайней мере сорок штук. Более точный подсчет показал бы Андре, что добрых шестнадцать космических кораблей принимали участие в инциденте, из-за которого все они были изгнаны сюда.

Одинокая фигура с усилием пробиралась по мерзлой земле к капсуле. Молодой человек в черной меховой куртке с луком за плечами. Он остановился возле самого люка, положил руки на бедра и улыбнулся Андре.

— И доброе вам утро, сэр; Чарльз Монтгомери Дэвид Филтон-Асквит к вашим услугам, — произнес он. — Добро пожаловать в Счастливую Долину.

* * *

Вода в ванне пахла мандаринами; ее поверхность покрывали пузыри на глубине десяти сантиметров. Иона погрузилась в воду температуры тела с довольным стоном, скользя по мрамору до тех пор, пока стала видна только ее голова.

— Ух ты, как здорово.

— Тебе бы надо больше расслабиться, — сказал Транквиллити. — Я ведь могу руководить всей деятельностью.

— Знаю, но всем нужен личный контакт; я уже начинаю чувствовать себя больше няней, чем диктатором. И я все еще не решила, что делать с проектным Леймилским Центром.

— Большинство работающих в нем теперь находятся в годичном отпуске по договоренности со своим университетом. Уменьшить количество работ будет просто.

— Да. Но я чувствую, что мы должны извлечь больше пользы из ресурсов, обратить их на что-то новое. В конце концов мы с тобой все эти дни остались без технической работы.

— Забавная точка зрения.

— Подумай об этом, мы должны найти для себя какую-то другую деятельность. Я положительно не хочу оставаться здесь.

Иона позволила образам с внешних чувствительных клеток оболочки замерцать у нее в мозгу. Орбита Юпитера была оживленной от полетов звездных кораблей, и адамистских, и космоястребов. Две крупные индустриальные станции, специализировавшиеся на синтетической органике, направлялись на Этру, где они смогут начать ремонт поврежденной оболочки юного обиталища. Джошуа передвинул все сорок с небольшим юных обиталищ, находящихся на первой стадии развития, на орбиту над великолепным оранжевым газовым гигантом.

— Эта звездная система сделается центром революции, — сказал Транквиллити.

— Тем больше причин, чтобы мы отправились куда-нибудь еще. Каков теперь наш статус?

Ее сознание пролетело по обиталищу, отмечая состояние индукционных кабелей, парковой территории, осветительных труб, широкого кольца энергетических камер. Атомные генераторы посадочной полосы все еще потребляли на семьдесят процентов энергию Транквиллити.

— Как ты насчет того, чтобы вернуться домой?

— Домой?

— На Кулу.

— Это что же, тайная попытка унаследовать трон? Да у твоих королевских родственников будет коллективный сердечный приступ.

— Но они едва ли смогут отказать мне, только не после того, как мы столько вложили в Освобождение. Теоретически мы являемся герцогством королевства Кулу. И там, вокруг Таррона, многие развивают активность. Я убеждена, что большинству шабашников больше понравилось бы устроиться здесь. А мы чрезвычайно ценное приобретение для любой звездной системы.

— Почему?

— Как носители и распространители революции. Мы биотехи, а они самые упорные противники биотехов в Конфедерации. И все же они используют биотехов при первом же признаке какой-то неприятности. Это трещина, которую мы должны ликвидировать своим присутствием. Необходимо прекратить эту дикую техническую сегрегацию. Она никому не приносит пользы. И шанс для этого имеется в этих новых начинаниях, о которых я говорила. Еще одна маленькая перемена, которую можно добавить к наступлению всеобщей культурной реформы.

— Это будет нелегко.

— Я знаю. Но ты должна признать, здесь было ужасно спокойно с тех пор, как уехал Джошуа.

— Я все еще нахожу, что в это трудно поверить. Чтобы отдать «Леди Макбет» брату и отказаться от полетов! Будет ли он счастлив, живя на Норфолке? Там все так спокойно и мирно.

Иона засмеялась и потянулась за резным хрустальным кубком Норфолкских слез. Она любовалась сказочным напитком, как если бы это была последняя капля, оставшаяся во вселенной.

— Я думаю, пора устроить так, чтобы повсюду стало малость побольше шуму.

* * *

Сиринкс и Рубен терпеливо стояли в комнате ожидания госпиталя, когда собиралась группа психологов. Некоторых из них она знала по своему курсу терапевтического лечения и обменялась с ними теплыми приветствиями.

— Это так волнующе, — сказал «Энон». — Последний акт, который мы сыграем в этой саге.

— А тебе только и хочется взлететь, — поддразнила она.

— Конечно, когда звезды Конфедерации так близко, теперь будет гораздо больше полетов. Мы повидали технику киинтов, и я не сомневаюсь, что атомное горючее будет использоваться куда больше.

— Интересно все-таки, что это будут за полеты. Может быть, мы возьмемся за организацию развлекательных круизов.

— Я все еще люблю тебя.

Она засмеялась:

— А я тебя, любовь моя, — она сильнее сжала свою руку на талии у Рубена. — Мне кажется, я уже могу начинать рожать детей. Мы побывали перед лицом худшей из опасностей, мы летали по ту сторону туманности, а теперь жизнь меняется. Я хочу быть ее частицей, обнять все то, что происходит, на свой человеческий манер, какой для нас возможен.

— Я хочу, чтобы ты была полностью счастлива. Ты полностью счастлива?

— Только когда мы вместе.

Главный психолог поманил их:

— Мы готовы.

Сиринкс шагнула к камере ноль-тау, помещенной на середину комнаты, и встала в изголовье. Черное поле отступило, крышка раскрылась. Сиринкс улыбнулась сверху вниз:

— Здравствуй, Эрик.

* * *

Чтобы вылечить Гранта от его злокачественных опухолей, киинтам понадобился всего один день. Он подчинился лечению при помощи втираний голубой мази с пассивной благодарностью, кротко выполняя все, что от него требовалось. Массивные ксеноки настолько его подавляли, любого рода протест казался просто ужасающе непристойным. Они ведь были здесь единственно, чтобы помочь, исключительно по доброте своих могучих сердец.

Громадный госпиталь был построен на самой окраине Колстерворта меньше чем за час. По свидетельству тех, кто видел, как его воздвигали. Маленькое летающее суденышко пролетало над открытой местностью, опускаясь почти перед каждым человеком, которого экипаж только мог увидеть, и вежливо спрашивая, не нуждается ли этот человек в помощи, и доставлял их в госпиталь для всестороннего медицинского лечения. Очевидно, колстеруортский госпиталь имел дело со всеми случаями заболеваний на этой половине острова Кестивена. Построили еще второй, в Бостоне, чтобы лечить больных, живших в городе.

Как только его раковое заболевание вылечили, Грант вернулся в Криклейд и сейчас же обошел кругом большой дом поместья, изумленный его видом. Работники и служащие возвращались, как только их отпускали киинты, и они искали его, чтобы он сказал им, что делать. Эта часть его вновь обретенного существования оказалась легкой: он совершенно точно знал, чем его люди должны заниматься.

Для них это было достаточной причиной для деятельности, чего нельзя было сказать про него. Он получил назад свое тело, но не свою жизнь.

На второй день вернулась Марджори, и в жалком отчаянии они стали цепляться друг за друга. О девочках все еще не было ни слуху ни духу.

Летающий аппарат начал доставлять людей из милиции, которые после своего одержания остались в Бостоне, теперь они появлялись с неба, их выбрасывали к индивидуальным коттеджам и фермам. Везде, куда бы ни пошел Грант, он слышал всхлипывания и неуверенный смех по поводу воссоединения семьи.

Они с Марджори снова отправились в Колстерворт, расспросить, не нашли ли девочек киинты. Компьютер в госпитале дал отрицательный ответ, но они все еще проверяли во всех норфолкских наблюдательных службах. Им сообщали, что каждый час прибывают десятки тысяч, их известят немедленно (киинты исправили телефонную сеть на всей планете). Когда же Грант попросил летающий аппарат доставить его в Норвич, бортовой компьютер извинился, говоря, что они не могут обеспечивать личные полеты, так как пациентам нужны все имеющиеся самолеты.

И они вернулись на ферму, обсуждая, что же делать дальше. Какой-то киинт степенно прогуливался по вымощенной булыжником улице, он до странного не соответствовал выложенным из камня аккуратным коттеджам с их черепичными крышами и ползучими розами. Вокруг киинта совершенно бесстрашно бегала стайка хохочущих ребятишек. Он держал свои гнущиеся во все стороны щупальца над детскими головами и убирал эти конечности, когда дети подпрыгивали, чтобы схватить какую-то из них, играя с ним.

— Все теперь кончено, да? — спросил Грант. — Мы не можем вернуться к воспоминаниям о том, как все это начиналось, только не сейчас.

— Это на тебя не похоже, — нахмурилась Марджори. — Человек, за которого я вышла замуж, никогда не позволил бы себе отбросить целый кусок нашей жизни.

— Человек, за которого ты вышла замуж, не был одержимым. Черт бы подрал этого Луку, будь он проклят.

— Они всегда будут с нами, так же, как мы были с ними.

Вокруг поместья кружились шары-обеспечители, отбраковывая те предметы, которые никогда не ремонтировались или не заменялись. Рабочие ходили за ними, прибивая на стены новые секции решеток для вьющихся растений, измеряя длину канав для стока воды, починяя столбы забора, заменяя части труб центрального отопления. Грант почувствовал, что ему хочется закричать на эти шары, чтобы они убирались, но необходимо было приводить Криклейд в порядок, потому что при всей внимательности Луки все управление поместьем во время одержания было небрежным. А обеспечители выполняли ту же самую работу для каждого хозяйства в графстве Стоук. Люди были настроены на некоторую благотворительную помощь и удачу после всего того, что они пережили.

Он проверил эту мысль, удивляясь, от кого же она исходила. Не была ли она слишком доброй для Гранта и недостаточно либеральной для Луки? Вообще-то это не имело значения, поскольку было верно.

Когда Грант вошел во двор, еще один обеспечитель ремонтировал пострадавшую от пожара конюшню — совершенно сам по себе. Пурпурная поверхность обеспечителя сверкала сквозь покрытые сажей плотные стены и почерневшее дерево, оставляя широкую линию чистого прямого камня и черепичную крышу как бы намеченными. Этот процесс напоминал то, как раскрашивают кистью детали на первоначальном карандашном наброске.

— Вот это — то, что я называю развращающим влиянием, — сказала Кармита. — Никто не собирается забывать, как выглядит зеленая трава с той стороны этого технологического разделения. Ты знал, что они могут и продукты изготовлять точно так же?

— Нет, — ответил Грант.

— Я тут поработала по-своему над впечатляющим маленьким меню. Очень вкусно. Ты должен попробовать.

— Почему ты все еще здесь?

— Ты что, просишь меня уехать?

— Нет. Конечно, нет.

— Они вернутся, Грант. Ты, может быть, совершенно и расслабился, но ты не ценишь своих дочерей так, как они этого заслуживают.

Грант покачал головой и пошел прочь.

На следующий же день на зеленой лужайке перед поместьем приземлился новенький флайер с ионным двигателем. Как только из самолета выскользнули ступеньки, Женевьева помчалась по ним, перепрыгнув через нижние две.

Грант с Марджори уже спускались с широких каменных ступеней крыльца, чтобы увидеть, что тут делает этот флайер. Оба так и застыли на месте, когда заметили приближающуюся маленькую фигурку. А потом Женевьева помчалась к ним и пушечным снарядом так сильно ударилась о свою мать, что чуть не сбила с ног обоих родителей.

Марджори ни за что не соглашалась отпустить дочь. Горло ей так сдавили рыдания, что она с трудом могла говорить.

— Это… это случилось с тобой? — спросила она с трепетом.

— Ох, нет, — беззаботно отвечала девочка. — Луиза ведь уехала со мной с планеты. Я побывала на Марсе, на Земле и на Транквиллити. Немного боялась, но все было просто потрясающе!

Луиза обняла обоих родителей и поцеловала их.

— Ты в порядке, — сказал Грант.

— Да, папа. У меня все прекрасно.

Он отступил назад, чтобы посмотреть на нее, такую удивительную в своем самообладании и гордую в хорошо скроенном дорожном костюме, юбка кончалась гораздо выше колен. Эта маленькая Луиза никогда не делала послушно того, что ей велели, как бы он на нее ни кричал.

Ах ты, чертова маленькая штучка, — как сказал бы Лука.

Луиза, точно чертенок, лукаво улыбнулась родителям и набрала в легкие побольше воздуха. Женевьева начала неудержимо хихикать.

— Я уверена, что вы оба помните моего мужа, — поспешно выпалила Луиза.

Грант уставился на Джошуа в полном недоверии.

— А я была подружкой невесты, — похвасталась Женевьева.

Джошуа протянул руку.

— Папа, — недовольно сказала Луиза.

Грант сделал, как ему велели, и пожал руку Джошуа.

— Так ты вышла замуж? — спросила Марджори слабым голосом.

— Да, — Джошуа так же уставился на нее и приложился губами к ее щеке. — Тому уже два дня.

Луиза подняла руку, демонстрируя кольцо.

— Ой, поглядите только, — вспомнила Женевьева. — Наши вещи. Мне надо так много вам показать!

Болью, Лайол и Дахиби сражались с лесенкой флайера, нагруженной чемоданами и ящиками из магазина. Женевьева кинулась назад помогать им, за ее подбирающим пыль браслетом тянулся по воздуху кометный хвост.

— Черт бы вас побрал, — пробормотал Грант. Он улыбнулся, зная, что сопротивление бесполезно, испытывая радость даже от этого. — Ладно, мальчик мой, поздравляю. Только уж присматривай хорошенько за нашей дочерью, она для нас — все.

— Спасибо, сэр, — Джошуа продемонстрировал свою знаменитую ухмылку. — Уж я постараюсь.

* * *

Теперь космос был совсем другим. Это был намек на то, что будет через несколько миллионов лет.

Галактические сверхскопления больше не совершали экспансию одна по отношению к другой, они возвращались, проплывая назад, к месту своего зарождения. Квантовая структура пространства-времени менялась по мере того, как пространственные трехмерные миры начали давить извне вовнутрь, плывя назад к центру вселенной.

Открылась конечная прыжковая яма, и Квинн Декстер вышел, чтобы поглядеть на множество разных сил, собравшихся в конце времен. Его тело распадалось, выпуская всех, одержанных им. Они убегали от него, свободные двигаться по своей воле среди полос сгустившейся энергии, наводнявших космос. Повсюду вокруг них распространялась жизнь, эфир так и звенел от их мысленной песни. Освобожденные, они присоединялись к общей массе, плывущей по направлению к точке омеги. Квинн наблюдал за галактиками, разорванными миллионом световых лет, они проплывали перед ним, их рукава тянулись позади ядра, и они набирали скорость, превращаясь в неразличимую черную массу. Звездные скопления загорались белым, потом пурпурным, в то время как тонули за условным горизонтом черной дыры, навсегда исчезая в конечной Ночи этой вселенной.

Змея у него в груди взвыла от радости, когда он наблюдал исход своего Господа из умирающей вселенной, поглощая каждый атом, каждую мысль. Торжествуя в самом конце, Светоносец все рос и рос в сердце тьмы, уверяя в том, что все последующее будет совсем иным по сравнению с тем, что было.

Эпилог

Джей Хилтон

сторожка имения Криклейд

графство Стоук, остров Кестивен

Норфолк

Дорогая Хейл!

Мама заставляет меня писать это ручкой, и это такая большая неприятность. Она говорит, что я должна практиковаться и вырабатывать почерк. Как только я получу свою нейросеть, я никогда и не притронусь к ручке.

Я надеюсь, что ты поживаешь хорошо. Не забудь поблагодарить Ричарда Китона за то, что он доставит тебе это письмо.

Коттедж сторожа, который мы снимаем, — очень миленький домик, гораздо лучше, чем я видела когда-нибудь на Лалонде. В нем толстые каменные стены и шиферная крыша, и есть настоящий камин, который топится дровами. Снег доходит до окон первого этажа, это очень здоровская штука, тебе бы он понравился. Лепить снежную бабу — это гораздо веселее, чем строить замки из песка. Я не могу много выходить гулять, но все равно хорошо. Есть много активных игр, в которые можно играть, и еще Женевьева учит меня кататься на лыжах. Мы с ней теперь подруги.

Вчера мы всю ночь не ложились, чтобы увидеть, как появится Новая Калифорния.

Это произошло часа через два после того, как зашел Герцог, и очень быстро. Она очень ярко светит на небе, и ее можно видеть во время ночи Герцога, если знать, куда глядеть. Теперь можно видеть пять звезд. Можешь ли ты поверить, что только через пятнадцать лет я смогу увидеть все звезды скопления Конфедерации? Неужели так далеко?

Мама работает в школе в Колстерворте, она преподает дидактическую память. Совет Кестивена проголосовал за то, чтобы разрешить этот предмет. Его предложил Джошуа Калверт. Два месяца тому назад его выбрали в Совет, и мы живем в Криклейде, тогда как он смог бы поехать куда угодно в Конфедерации. У него есть масса планов о вещах и событиях, о которых он мечтает, чтобы они случились, а их планирует Совет. Всех это очень волнует. Марджори Кавана говорит, что долго это не продлится, и к весне его линчуют.

Луиза в прошлом месяце родила ребеночка, и они назвали его Флетчером. Отец Хорст все суетится, чтобы приготовить семейную часовню для крещения. Я надеюсь, ты скоро нас навестишь (это намек!). Женевьева говорит, что летом здесь очень красивые бабочки.

С любовью, обнимаю тебя

Джей

Глоссарий

КОРАБЛИ

«Леди Макбет»

Джошуа Калверт, капитан

Лайол Калверт, ядерщик

Эшли Хенсон, пилот

Сара Митчем, системщица

Дахиби Ядев, узловик

Болью, космоник

Питер Адул, физик из команды создателей Алхимика

доктор Алкад Мзу, изобретатель Алхимика

Оски Кагсура, глава отдела электроники Леймилского проекта

Самуэль, агент разведки эденистов

«Энон»

Сиринкс, капитан

Рубен, ядерщик

Оксли, пилот

Кейкус, жизнеобеспечение

Эдвин, системы тороида

Сернна, системы тороида

Тула, суперкарго

Паркер Хиггенс, директор Леймилского проекта

Ренато Велла, участник проекта

Кемпстер Гетчель, астроном, участник проекта

Моника Фолькс, агент разведки

«Крестьянская месть»

Андре Дюшамп, капитан

Кингсли Прайор, агент Капоне

«Арикара»

контр-адмирал Мередит Салдана, командир эскадры

лейтенант Грис, офицер разведки

лейтенант Рекус, офицер связи с космоястребами

Кребер, командующая

«Миндори»

Росио Кондра, одержатель черноястреба

Джед Хинтон, полуночник

Бет, полуночница

Джеральд Скиббоу, беглец

Гари Хинтон, сестра Джеда

Навар, сводная сестра Джеда

ОБИТАЛИЩА

Транквиллити:

Иона Салдана, Повелительница Руин

Доминика Васильковская

отец Хорст Эльвс, священник, беженец

Валиск:

Дариат, призрак

Толтон, уличный поэт

Эренц, потомок Рубры

АСТЕРОИДЫ

Трафальгар:

Самуэль Александрович, первый адмирал космофлота Конфедерации

адмирал Лалвани, глава разведки космофлота

адмирал Мотела Колхаммер, командующий Первым флотом

доктор Гилмор, директор исследовательского отдела разведки флота

Жаклин Кутер, одержательница

лейтенант Мерфи Хьюлетт, морская пехота Конфедерации

Монтерей:

Альфонс (Аль) Капоне, одержатель Брэда Лавгрова

Джеззибелла, певица

Кира Салтер, одержатель Мэри Скиббоу

Лерой Октавиус, менеджер Джеззибеллы

Либби, гримерша Джеззибеллы

Аврам Харвуд III, мэр Сан-Анджелеса

Эммет Мордден, лейтенант Организации

Сильвано Ричман, лейтенант Организации

Микки Пиледжи, лейтенант Организации

Патриция Маньяно, лейтенант Организации

Луиджи Бальзмао, командир флота Организации

ПЛАНЕТЫ

Норфолк:

Лука Комар, одержатель Гранта Кавана

Сюзанна, одержатель Марджори Кавана

Кармита, романэ

Омбей:

Ральф Хилтч, глава отдела ЭСА на Лалонде

Каталь Фицджеральд, заместитель Ральфа

Дин Фолан, боец спецназа

Билл Данца, боец спецназа

Кирстен Салдана, княгиня Омбейская

Диана Тирнан, глава технологического отдела полицейского департамента

адмирал Фарквар, командующий королевским флотом на Омбее

капитан Нельсон Экройд, тактический боевой отряд

полковник Янне Палмер, королевская морская пехота

Аннета Эклунд, одержательница

Мойо, одержатель

Стефани Эш, одержательница

Кохрейн, одержатель

Рена, одержательница

Тина Зюдол, одержательница

Кулу:

Алистер II, король

Саймон Блейк, герцог Салион, председатель комитета безопасности

лорд Кельман Маунтджой, министр иностранных дел

леди Филиппа Ошин, премьер-министр

ПРОЧИЕ

Конфедерация:

Олтон Хаакер, президент Ассамблеи

Джита Анвар, главный советник президента

Мэй Ортлиб, помощник президента по научным вопросам

Кайо, посол эденистов

сэр Морис Холл, посол королевства Кулу

Эденисты:

Вин Цит Чон, основатель эденизма

Афина, мать Сиринкс

Сайнон, отец Сиринкс

Астор, посол эденистов в королевстве Кулу

ЗВЕЗДНАЯ ДОРОГА