Адриан с мрачным лицом уставился на умирающее водорослевое поле. Какие бы варианты он ни перебирал в уме, отрицать правоту Гвен было невозможно. Он велел элке позвонить Августину, используя самое надежное шифрование из доступных. Он даже не предполагал, что когда-нибудь будет звонить по такому поводу, и понадобилась вся сила духа, чтобы не передумать и пройти через все фильтры безопасности. Даже Норту-2 не полагался мгновенный прямой доступ к Августину. Но в конце концов его элка приняла звонок.
— Адриан, — признал его Августин. — Вижу, ты в полях. Что я могу для тебя сделать?
— Прости, отец, но нам надо остановить производство биойля. Полностью.
Без семи минут шесть следящая программа, получавшая трансляцию с тралов вдоль Беншем-роуд, предупредила Йена, что Таллула Пакер вышла из своего офиса. Тем вечером шел дождь, так что она открыла зонтик, сказала коллегам «до свидания» и поспешила на станцию метро «Гейтсхед».
Он знал, что она направляется прямо домой, в единоград Сент-Джеймс; запущенные в транснет программы-перехватчики дали ему полный доступ ко всем звонкам, которые она сделала в тот день. Большинство были связаны с работой и оказались лихорадочными, что неудивительно для дня, когда «НИ» и прочие члены Большой Восьмёрки производителей биойля с Сент-Либры объявили о закрытии своих водорослевых полей. Однако несколько звонков были от подружек, которые уговаривали её развлечься с ними вечером. Она вежливо отказала всем, заявив, что ещё не готова к такой восстановительной программе. Слишком мало времени прошло после того, что сделал он. Даже её мать звонила, неуклюже выразив свою озабоченность тем, что с помолвкой покончено.
Следящие программы Йена не выпускали из вида и Бориса Аттенсона. Этим утром он вышел из полиции, заплатив залог, и экспрессом вернулся в Ньюкасл. Звонки, которые перехватил Йен, выявили, насколько недовольны его начальники из банка, но, учитывая неразбериху, весь день творившуюся на финансовых рынках, о его неблагоразумной выходке в правлении должны были быстро забыть. Борис даже поработал несколько часов в офисе после обеда.
Теперь следящие программы показывали, как Борис входит в единоград Сент-Джеймс со стороны Баррак-роуд и, отыскав столик в баре «Траворл», заказывает кофе. Траловый сенсор в баре был хороший, Йен смог увеличить изображение и разглядеть тонкую пленку пота на лбу Бориса. Нервный, отчаявшийся человек собирал всю смелость. Вскоре, выпив кофе лишь до половины, Борис подозвал официантку и заказал скотч.
Йену только это и требовалось. Лучше не могло получиться, даже если бы он сказал Борису: «Пожалуйста, иди и выставь себя полной задницей, ведь так ты сможешь окончательно испортить отношения».
Йен открыл верхний ящик стола и вытащил коробку с уликами, которую утром забрал из хранилища Маркет-стрит. Покинув участок, он направился на станцию «Монумент» и по первой линии добрался до станции «Сент-Джеймс».
В жилых зонах единограда Сент-Джеймс было мало внутренних тралов, но из-за убийства в квартире 576-Б Сид приказал нанести смартпыль в коридоре снаружи и напрямую подключить её к полицейской сети. Шанс, что убийца вернётся на место преступления, почти нулевой, но в расследовании, привлекшем так много властных структур и ресурсов, лишний терминал был сущим пустяком.
Йен прибыл в Сент-Джеймс через семь минут после того, как Таллула вернулась домой. Он покрутился в главном вестибюле, наблюдая за Борисом через сетку. Наконец банкир встал и прошел через коммерческий пассаж единограда к ряду лифтов с ограниченным доступом. Он сохранил свой код — двери открылись перед ним. Йен направился к лифтам в вестибюле, где воспользовался своим полицейским кодом.
Трал в коридоре показал, как Борис медлит возле квартиры 576-Б. Он больше не мог звонить Таллуле напрямую; после восьми мучительных звонков этим утром она наконец-то велела элке запретить ему доступ к своему адресному коду. Поэтому Борису пришлось смиренно нажать кнопку звонка, а потом, не дождавшись ответа, постучаться в дверь, хоть это и пережиток девятнадцатого века. Но сработало; дверь открылась, и показалась усталая Таллула, чье выражение лица менялось от гнева до смятения. Борис немедленно начал умолять и почти насильно прорвался внутрь. Таллула захлопнула дверь.
Невидимый в другом конце коридора, Йен подождал одну минуту и велел элке позвонить Таллуле. Момент был безупречный: он услышал приглушенные голоса, сердитые и несчастные. Оба замолчали.
— Да? — спросила Таллула.
— Это детектив Лэнагин. Я хочу вернуть кое-что из вещей, которые забрали криминалисты. Лаборатории они больше не нужны.
— А… ну да.
Дверь открылась. Таллула выглядела такой несчастной, с красными от слез глазами, прилизанными волосами, опущенными плечами — как будто только что вернулась с похорон. Йену захотелось немедленно её обнять.
Борис стоял у нее за плечом с видом токсового маньяка, которому срочно нужна доза. Полный отчаянной решимости добиться своего, но раздраженный неожиданным вмешательством. Он сердито уставился на Йена.
— Я подумал, это вам понадобится как можно быстрей, — сказал Йен, вручая Таллуле коробку. Он даже не позаботился прочитать полный список содержимого; там точно была одежда и какие-то маленькие твердые предметы.
Таллула взяла коробку, бросив на него безразличный взгляд.
— Мм, спасибо.
— Все проверили. И почистили заодно. — Он улыбнулся.
— Послушайте, офицер, сейчас неподходящий момент, — резко сказал Борис.
Йен сделал вид, что впервые его заметил.
— Момент, сэр?
— Да. Мы заняты. Это личное дело, видите ли.
— Понимаю. — Йен внимательно посмотрел на Таллулу, которая не стала встречаться с ним взглядом. — Вы в порядке, мисс Пакер?
— Она в полном порядке!
— Мэм?
— Моя невеста в порядке! — зарычал Борис. — Будьте любезны, уйдите. Не заставляйте меня подавать заявку о причинении беспокойства.
— Я тебе не невеста, — прошептала Таллула. Она начала стягивать с пальца подаренное в честь помолвки кольцо с бриллиантом и рубинами, пытаясь не уронить коробку с вещами.
— Не делай этого, — запротестовал Борис. — Прошу, дорогая, позволь мне объяснить. Это все полиция…
Он скривился и сердито посмотрел на Йена.
— Нет, — всхлипнув, ответила Таллула. — Просто уйди! Я не желаю тебя здесь видеть, Борис. Не желаю. Прошу тебя!
— Я не уйду, пока ты меня не выслушаешь.
— Думаю, этого достаточно, — сказал Йен. — Сэр, владелица жилища попросила вас уйти. Пожалуйста, сделайте это.
Борис побагровел и ткнул Йену пальцем в лицо.
— Не лезьте не в свое дело. Это ваша братия во всем виновата.
Йен нахмурился, изображая непонимание. Качнул головой, словно читая данные с сетки.
— A-а, столичная полиция задержала вас по обвинению в нарушении порядка и краже личности этим утром. Вижу, судья взял с вас обязательство вести себя мирно. По-вашему, сэр, вы сейчас соблюдаете условия освобождения под залог?
Наступила длинная пауза, во время которой двое сверлили друг друга взглядами, и Борис едва не ударил Йена; он был достаточно разъярен для такой глупости. Наверное, включился какой-то глубинный инстинкт. Йен моложе, выше и, судя по тому, как рубашка натягивалась на мускулистой груди, в куда лучшей форме; и ещё он полицейский.
— Нам надо поговорить, — с горечью сказал Борис.
Таллула отвернулась, опять готовая расплакаться. Борис протянул к ней руку, но смелости коснуться девушки у него не хватило. Он вышел из квартиры.
Йен поспешно закрыл дверь.
— Мне очень жаль, мисс Пакер. Наверное, я за всю свою карьеру ни разу не являлся настолько не вовремя.
— Нет. Нет, совсем наоборот. Вообще-то спасибо, что пришли. Я очень рада, что вы оказались здесь. Не знаю, что бы я сделала. Было глупостью его впускать.
— Я, э-э, просмотрел полицейский отчет. Понимаю, почему вы теперь не хотите его видеть.
— Не теперь, — сказала она. — Я вообще не желаю его видеть.
— О, это чувство мне знакомо.
Таллула бросила на него слегка озадаченный взгляд. Он пожал плечами.
— Я сам был помолвлен два года назад, — поделился Йен. — Она разорвала помолвку. Впрочем, не так. Хотя… я думаю, немного похоже. Она нашла другого. Говорила, что он перспективнее.
— Почему люди так поступают? — с горечью спросила Таллула. — Впускаешь кого-то, и он становится твоей жизнью, а потом поворачивается и всаживает тебе нож в сердце.
Йену невыносимо было видеть её такой подавленной, и от осознания того, что он и есть истинная причина происходящего, становилось лишь хуже. Он почти ощутил угрызения совести, но раскрыть Бориса было благодеянием для нее в долгосрочной перспективе.
— Все дело в моменте, лапуля. Рано или поздно тайное становится явным. Лучше, когда это происходит рано. Только вот подходящий момент никогда не наступает, в этом вся проблема.
— Просто мне больно. Почему от этого так больно?
— Вы можете кого-нибудь навестить или позвонить кому-то? Подружке, может быть? Провести вечер за разговорами о том, что от мужиков никакого толку.
Таллула почти сумела улыбнуться.
— Вы совсем не такой, как Борис.
— Я просто не хочу вас оставлять в таком состоянии, лапуля. Уверены, что все будет в порядке?
— Ага, я переживу.
— Ладно. — Заставить себя уйти было трудно. Но играть следовало безупречно. Этот вечер посвящен контрастам, она должна увидеть, что хорошие парни существуют и он один из них. — Послушайте. Это мой адресный код. Если он вернётся или будет снова создавать проблемы, я хочу, чтобы вы мне позвонили. В любое время дня или ночи. Я серьезно.
— Не думаю, что он вернётся. Он знает, что все кончено, просто не хочет признавать.
— Да, но если вам всё-таки понадобится помощь, воспользуйтесь моим кодом. Хороню? Пообещайте, что так и сделаете. Я должен знать, что вы будете осторожны и в безопасности.
— Ладно. — Она устало улыбнулась. — Если он опять объявится, я вам позвоню.