Эльстон был одним из тех, кто её допрашивал. Младшим из пары, занимавшей места напротив все те бесчисленные часы. Большинство вопросов, снова и снова, задавал майор Сун.
— Начнем с калибровки, — сказал он ей, когда техник наконец-то вышел и скользящая дверь закрылась.
Анджела одарила его самым снисходительным взглядом, на какой была способна.
— Вы хотите узнать о монстре. Я не собираюсь ничего скрывать. Я просто не понимаю, почему вы не занялись этим раньше.
— К твоему сведению, мы не переставали этим заниматься, — ровным голосом ответил Сун. — Нет никаких доказательств его существования, никаких следов. Никто его не видел в диких землях вокруг Абеллии. Никаких криминалистических улик. Ничего. Мы потратили на изучение этого небольшое состояние и теперь хотим узнать, не является ли оно на самом деле просто дурно состряпанной уловкой для защиты в суде.
— Все не так! Я видела ублюдка. Он настоящий!
— Мы к этому ещё вернёмся. Но сначала скажи свое имя.
— Анджела Трамело.
— Возраст?
— Восемнадцать.
Так записано в её свидетельстве о рождении — файле, который Сун, предположительно, читал.
— Что ты изучала в Имперском колледже?
— Спортивную физиотерапию.
И так далее. Анджела продержалась примерно восемь часов. Они дали ей что-то попить, когда она попросила. Даже дважды отстегнули от стула, чтобы она смогла воспользоваться туалетом в камере. Но в остальное время вопрос следовал за вопросом. Что она видела? В какой комнате она была, когда произошло нападение? Как выглядел пришелец? Что она сделала? Почему сбежала? Описание пришельца. Она видела, как он убивал остальных?
«Ты их убила?
У тебя была перчатка с лезвиями?
Ты ненавидела Бартрама Норта?
Он причинил тебе боль?
Тебе были отвратительны половые сношения, к которым он тебя принуждал?
Зачем пришельцу понадобилось их всех убивать?»
Сняв все датчики и электроды, отстегнув наручники, они отправили её в камеру, дали поднос с едой, пластиковый пакет, в котором лежали чистая майка, бельё и брюки, мыло, зубная паста и щетка, полотенце, — и заперли дверь. Анджела понятия не имела, сколько времени прошло, прежде чем та снова отворилась; её застали спящей. Охранник принес еду и сказал:
— У тебя полчаса.
Он говорил правду. Через полчаса Анджела снова оказалась в допросной, где техник-извращенец её лапал. Вошли Сун и Эльстон.
— Я бы хотел снова прослушать вчерашние показания, — сказал Сун.
Анджела застонала, сдаваясь, и её плечи опустились.
В таком духе допрос продолжался пять дней без перерыва. Они заставляли её снова и снова рассказывать о произошедшем, подвергая сомнению каждую деталь, которую она могла вспомнить, каждый эпизод. Всякий раз они искали противоречия, травили её при малейшем отклонении, издевались, кричали, выражали сочувствие.
На шестой день Анджелу привели в третью комнату. Она была намного больше других. Видимо, потому что в ней понадобилось разместить машину размером с хетчбэк. Увидев её впервые, Анджела решила, что это магнитно-резонансный медицинский сканер для всего тела. Догадка была не так уж далека от истины. Ни в тот день, ни в последовавшие несколько дней они не использовали эту машину. Взамен Анджелу привязывали к металлической каталке, подстелив лишь одеяло. В первый раз она сопротивлялась, отказывалась подчиняться. Трем охранникам пришлось её держать, пока все тот же техник затягивал ремни потуже.
— Что вы творите, гребаные ублюдки? — орала она.
От оскорблений и проклятий не было никакого толка. Им было наплевать. Как и раньше, на нее налепили датчики, на руку надели манжету, которая отслеживала изменения кровяного давления. Отсутствовала только камера, следившая за глазами.
Потом техник подкатил стойку для внутривенных вливаний.
— Нет! — закричала Анджела. — Нет, нет, нет! Вы не можете этого сделать!
— Прошу прощения, но можем, — сказал майор Сун.
Он кивнул, и техник ввёл иглу в вену в верхней части её руки.
То, что они использовали, подействовало не сразу. Комната застыла, потом в ней сделалось жарко. Стены начали двигаться — дышать. Звучали голоса, подобные оркестрам. Настойчивые голоса. Техник казался громадным, как гора; он сказал, что настроит дозу, подберет нужную для нее. И она заговорила. Излагала глубокомысленные рассуждения по поводу того, как устроена Вселенная. О том, как важны цвета. Каким утешением была Марж в детстве. Анджела помнила Марж — все выглядело таким реальным, таким правдоподобным. Марж была такой миленькой. Как она скучала по маме, которая, если кто не в курсе, француженка, да-да. Как она любила маму. Как ненавидела пришельца. Пришелец был мрачной тенью поперек её воспоминаний, вырвавшейся из самого приятного, что с ней случилось за всю жизнь.
Каталка завертелась, словно карусель. Анджелу вырвало.
Она так и не узнала, сколько продлилась эта часть. Несколько дней, не меньше. Из-за наркотиков в перерывах между сеансами она была сама не своя. Часто им приходилось поить её молочными напитками с добавлением протеинов или супами, и кто-то терпеливо вливал теплую жидкость ложка за ложкой между её оцепеневших губ. Срабатывал глотательный рефлекс, иначе все бы снова вытекло.
В какой-то момент она заболела. Тряслась от лихорадки. Вокруг спорили люди. Едва она поправилась, её снова привязали к тому столу. Иголка была величиной с руку, и наркотик, извергнувшийся из кончика, погрузил Анджелу в пузырьки шампанского, которые излучали волшебный свет. Она снова заговорила, ни на миг не переставая осознавать, что именно говорит. Они, наверное, такого не ожидали. Наркотик должен был подействовать сильней.
Они позволили Анджеле отдохнуть целый день. Потом привели — она шла на подгибающихся ногах — обратно в третью комнату и снова привязали к каталке.
— Ненавижу вас, ублюдки, — сказала она. — Когда я отсюда выберусь, всех вас убью. Я приведу пришельца прямо сюда и буду смотреть и смеяться над тем, как вы кричите и подыхаете.
— Не шевелись, — сказал техник.
Это было что-то новое. Что-то другое. Никаких датчиков на этот раз. Металлическая корона с регулируемыми крепежами, которые шли вокруг головы. Техник поворачивал винты, пока устройство не оказалось сидящим крепко, впивающимся в плоть, и после этого каким-то образом прикрепил его к каталке. Анджела услышала жёсткий металлический щелчок, когда сомкнулся запирающий механизм.
Перед ней появились изящные металлические пауки, только вот у обычных пауков ноги не оканчивались плоскими пластиковыми крючками. Анджела беспомощно кричала и жалостливо хныкала, пока техник аккуратно заталкивал их изогнутые «лапы» под её веки, не давая им закрыться. Теперь она не могла моргать. Не могла двигать головой — и даже не пыталась, слишком напуганная тем, что от любого движения глазные яблоки вырвет из черепа. Не могла пошевелиться.
— Что вы делаете?! — заорала она. Как обычно, никто не удосужился ответить.
Каталку перекатили через комнату, и Анджела внезапно заехала внутрь большой машины, которая казалась ей чем-то вроде сканера. Свет бил прямо в глаза. Мелькали яркие вспышки всех цветов спектра. И она не могла моргать. Потом машина начата громко жужжать и гудеть, словно готовясь к взлёту.
— Вытащите меня отсюда!
Вселенная сделалась белой. Единственная тонкая черная линия рассекла её напополам. Вселенная сделалась черной. Единственная белая линия рассекла её напополам. Она стала белой. Появился белый круг.
Анджела не могла моргать. Не могла перестать видеть свет.
— Что это за чертовщина?
Белое. Черное. Белое. Черное. Белое. Черное. Каждый раз возникали новые фигуры: круг, треугольник, прямоугольник, квадрат, пятиугольник, шестиугольник. Больше. Геометрические фигуры, название которых она не знала. Пустота. Появились одиночные картинки. Дерево. Дом. Мяч. Машина. Человек. Лошадь. Собака. Озеро. Бокал вина. Стол. Стул. Клавиатура. Тарелка. Гора. Пляж. Роза. Ботинок.
Они показывали ей энциклопедию всего. Черно-белую. Цветную. Это было неописуемо. Она чувствовала себя так, словно мозг вот-вот взорвётся от количества видений, которые в него запихивали. И она не могла моргать. Она плакала, слезы текли по щекам.
— Я убью вас, — шепотом пообещала Анджела.
Свет обжигал, её нейроны горели в огне. Боль делалась все сильнее. Билась в висках в унисон с сердцем. И все равно картинки мощным потоком лились в её разум.
Все утратило смысл. Она не знала, остается в сознании или нет. Различия в её существовании описывались картинками. Они не были такими яркими, и теперь они двигались, точно скользящие куда-то твердые облака. Гудение машины тоже прекратилось. Взамен слышались человеческие голоса.
Она почувствовала лёгкое покалывание, но её разум кружился, так что она не понимала, что происходит. Потом фигуры исчезли, и она обрела способность моргать. Глаза неимоверно болели. Она зажмурилась, крепко-крепко. Слезы все равно просачивались в уголках. Теперь она неудержимо рыдала.
Потом был укол в руку. Она открыла глаза и увидела, как Эльстон вытаскивает шприц.
— Я больше этого не вынесу, — сообщила она ему мёртвым голосом.
У Эльстона сделался такой вид, словно его ударили.
— Почти все. — пробормотал он сконфуженно.
Она чувствовала, как мысли снова теряют связность. На этот раз все оказалось не так плохо, как под капельницей. Она по-прежнему могла думать, хоть это и было непросто, — она как будто дремала, не в силах подняться из глубин сна.
Что-то прижалось к её лицу, и она ослепла. Каталка задвигалась. Воздух изменился, и Анджела поняла — она снова в машине. Подтверждая это, началось гудение, жужжание и стрекот, от которого она стиснула зубы.
— Ты снова в доме Бартрама Норта, — раздался негромкий голос Суна. — Это ночь, когда произошли убийства. По твоим словам, ты была на площадке седьмого этажа и что-то услышала.
— Да, — сказала она. — Да, так и было.
— Ты отправилась в гостиную, чтобы посмотреть, почему выключился свет. И на чем-то поскользнулась. Потом нашла выключатель. Загорелся свет, как ты сказала. Ты в гостиной, Анджела, и что ты увидела? Что было там, Анджела? Что произошло?