святости и авторитета, хотя они пользовались не истинными
аргументами, но приноровленными к предвзятым мнениям тех, к кому
они обращались со своими речами, и при помощи этих аргументов
возбуждали людей к таким добродетелям, которые ни у кого не
вызывают недоумений и относительно которых не существует
никаких разногласий среди людей. Миссия пророков в том и состояла, чтобы развить в людях добродетель, а не в том, чтобы поучать истине.
Ввиду этого автор полагает, что заблуждения и невежество пророка не
могли повредить его слушателям, в которых он зажигал любовь к
добродетели, ибо несущественно, какими аргументами нас побуждают
к добродетели, лишь бы только эти аргументы не извращали той
нравственной добродетели, для возбуждения которой они созданы и
пущены в ход пророком. Ибо он полагает, что постигаемая душой
истина других вещей не имеет никакого значения для благочестия, когда святость нравов в самом деле не содержится в этой истине. И он
думает, что познание истины, а также и познание таинств необходимо
лишь в той мере, в какой они способствуют благочестию.
М
не кажется, что [говоря все это] автор имеет в виду то воззрение
теологов, по которому следует проводить различие между речами
пророка, поучающего и просто что-нибудь рассказывающего, каковое
различие принимается, если не ошибаюсь, всеми теологами. Однако
наш автор совершенно ошибочно полагает, что его учение согласуется
с этой доктриной теологов.
А
втор думает, что к его мнению примкнут все те, кто не признает, что
разум и философия являются истолкователями Священного Писания.
Ибо [говорит он] так как всем известно, что в Священном Писании
говорится о боге бесконечно много такого, что не соответствует его
543
546
природе, но приноровлено к человеческому пониманию и имеет
целью возбудить в людях стремление к добродетели, то необходимо
признать одно из двух: или что святой учитель хотел этими
неистинными аргументами научить людей быть добродетельными, или что всякому, читающему Священное Писание, должна быть
предоставлена свобода судить об образе мыслей и цели святого
учителя согласно с принципами собственного разума. Но это
последнее мнение автор решительно осуждает и отвергает вместе с
мнением тех, которые вместе с парадоксальным теологом 230 учат, что
разум есть толкователь Писания. Автор считает, что Писание нужно
понимать в буквальном смысле и что людям не может принадлежать
свобода по своему произволу и усмотрению толковать, что следует
понимать под словами пророков, и определять (сообразно со своими
собственными рассуждениями и с уровнем тех знаний, которые они
имеют о вещах), когда пророки говорили в собственном смысле и
когда в фигуральном. Но об этом нам придется еще поговорить ниже. Д
алее (чтобы возвратиться к тому, от чего я несколько отклонился) автор, верный своим воззрениям на фатальную необходимость
(necessitas fatalis) всех вещей, отрицает возможность чудес, которые
противоречили бы законам природы 231. Ибо он полагает (как
упомянуто выше), что природы вещей (naturae rerum) и их порядок
суть нечто, не менее необходимое, чем природа бога и вечные истины.
А потому он учит, что в такой же мере невозможно, чтобы что-нибудь
отклонилось от законов природы, в какой невозможно, чтобы три угла
треугольника не равнялись двум прямым.
Б
ог [полагает он] не может сделать так, чтобы меньшая тяжесть
перевесила большую или чтобы тело, движущееся с известной
скоростью, догнало другое тело, движущееся со скоростью вдвое
большей. Итак, он утверждает, что чудеса подчинены общим законам
природы, которые, по его мнению, так же неизменны, как самые
природы вещей, ибо самые эти природы вещей содержатся в законах
природы. И автор не признает никакой другой мощи (роtentia) бога, кроме обыкновенной, проявляющейся согласно законам природы, и
считает, что другой мощи нельзя себе даже и представить, потому что
она разрушила бы природы вещей и вступила бы в противоречие сама
с собой.
544
547
И
так, по мнению автора, чудо есть то, что происходит против
ожидания и причину чего толпа не знает. Подобным же образом та
же толпа приписывает силе молитв и особому вмешательству бога то, когда после произнесенных по всем правилам молений какое-нибудь
угрожавшее зло кажется устраненным или какое-нибудь желанное
благо оказывается достигнутым, — между тем как, по мнению автора, бог уже от века абсолютно предначертал и определил, чтобы
произошли те события, которые толпа считает результатом [особого]
вмешательства и [особой] силы. Ибо [по мнению автора] не молитвы
являются причиной [божественного] предначертания, но это
предначертание есть причина молитв.
В
се эти положения относительно рока (fatum) и относительно
неотвратимой необходимости вещей — как в отношении природ
вещей, так и в отношении событий повседневной жизни — автор
основывает на природе бога, или, точнее говоря, на природе
божественной воли и разума, которые, хотя и различны по имени, но в
боге в действительности совпадают. Он утверждает, что бог с такой
же необходимостью пожелал эту вселенную и все то, что в ней
происходит, с какой он эту вселенную познает. Если же бог с
необходимостью познает эту вселенную и ее законы, так же как и
вечные истины, содержащиеся в этих законах, то, следовательно, заключает автор, бог так же мало мог создать другую вселенную, как
разрушить природы вещей и сделать, чтобы дважды три равнялось
семи. И подобно тому как мы не можем помыслить чего-нибудь
отличного от этой вселенной и ее законов, согласно которым
происходит возникновение и уничтожение вещей, но все, что мы в
таком роде ни выдумали бы, опрокидывает само себя, — так, по
учению автора., природа божественного разума и всей вселенной и
тех законов, согласно которым природа действует, устроена таким
образом, что бог так же мало мог бы помыслить своим разумом какие-
нибудь вещи, отличные от тех, которые существуют теперь, как
невозможно, чтобы вещи были теперь отличны от самих себя. Автор
заключает, что, как бог не может теперь произвести нечто такое, что
само себя уничтожало бы, так бог не может ни помыслить, ни познать
таких природ, которые бы были отличны от существующих теперь
природ, ибо мысль о таких природах настолько же невозможна (ведь, по мнению автора, она за-
545
548
ключает в себе противоречие), насколько невозможно теперь создание
вещей, отличных от тех, которые теперь существуют. Все же
природы, которые мыслились бы отличными от существующих теперь
природ, с необходимостью противоречили бы тем, которые
существуют теперь, ибо так как природы вещей, составляющих эту
вселенную (по мнению автора) необходимы, то они не могут иметь
эту необходимость от самих себя, но имеют ее от природы бога, из
которой они с необходимостью проистекают. Ибо, несмотря на то, что
он хочет казаться принявшим учение Декарта, он не желает
признавать вместо с Декартом, что подобно тому как природы всех
вещей отличны от природы и сущности бога, так их идеи свободно
образуются в божественном духе (mens).
Р
ассуждениями, о которых до сих пор шла у нас речь, автор
прокладывает себе путь к тому, что он излагает в конце своей книги и
к чему клонят предшествующие главы. А именно, он хочет вселить в
душу власть имущих и всех людей вообще такое положение: правительству принадлежит право определять тот религиозный культ, который должен публично отправляться в государстве. Вместе с тем
правительству следует дозволять своим гражданам думать и говорить
о религии то, что им диктует душа (mens) и дух (animus), предоставляя подданным эту свободу также и в отношении актов
внешнего культа, при условии, что стремление к нравственным
добродетелям, или благочестие, останутся неповрежденными. Ибо так
как относительно этих добродетелей не может быть никакого
разногласия, а познание и употребление остальных вещей не содержат
в себе никакой нравственной добродетели, то автор заключает отсюда, что богу не могут быть неприятны, какие бы то ни было
священнодействия, принятые у людей. Говорит же он о таких
священнодействиях, которые не образуют собой нравственной
добродетели и не сталкиваются с ней, которые не противоречат ей и
не враждебны ей, но которые являются для людей как бы
вспомогательными средствами к истинным добродетелям, дабы люди
могли быть приятны богу своим стремлением к этим добродетелям.
Бог же не может оскорбляться совершением таких действий, которые
сами по себе индифферентны по отношению к добродетелям и