душе и не должны отказываться от стремления к названным
добродетелям, но обязаны или воздерживаться от внешнего
проявления этих добродетелей, или даже поступать с внешней
стороны как бы наперекор им. Так, бывают случаи, когда самый
честный человек не обязан открыто высказывать истину и устно или
письменно сообщать ее своим согражданам, делая их соучастниками в
обладании ею. Это бывает тогда, когда мы можем предполагать, что
обнародование истины могло бы причинить народу более вреда, чем
пользы. И хотя любовь каждого человека должна простираться на всех
людей и никогда никому не может быть позволено расстаться с этой
любовью, однако нередко случается, что нам приходится сурово
обращаться с некоторыми людьми, и это не является пороком, когда
ясно, что из нашей мягкости по отношению к этим людям для нас
проистекло
550
553
бы большое зло. Так, все люди считают, что не все истины —
принадлежат ли они к области религии или гражданской жизни —
уместно высказывать в любое время. И тот, кто учит, что не надо
метать роз перед свиньями, когда есть опасность, что свиньи
набросятся на тех, кто расточает эти розы, равным образом не считает
обязанностью доброго мужа поучать простой народ некоторым таким
главам религии, относительно которых имеется опасение, что, получив широкое распространение среди простого народа, они
вызовут такие потрясения государства или церкви, что из этого для
граждан и для святых произойдет больше вреда, чем добра.
А
так как гражданские общества, от которых неотделима власть
издавать законы, помимо всего прочего ввели также и то, что не
произволу отдельных индивидов, но усмотрению властей
предоставляется решать, что является полезным для людей, соединившихся в общественное тело, то отсюда автор заключает, что
правительству принадлежит власть устанавливать, какие и какого
рода учения должны публично проповедоваться в государстве, а
обязанностью подданных является воздержание от проповедования и
исповедования (что касается внешнего исповедования) тех учений, относительно которых законы правительства предписали хранить
публично молчание; ибо бог не предоставил этого на усмотрение
частных лиц, точно так же как он не разрешил последним совершать
что-нибудь вопреки намерениям и предписаниям правительства или
нарушать приговоры судей, прибегая к действиям, подрывающим
силу законов и противным цели государственной власти. Автор
полагает, что о такого рода вещах, касающихся внешнего культа и его
исповедания, люди могут договориться между собой и что внешние
акты религиозного культа столь же безопасно предоставляются
суждению правительства, как правительству же должны
принадлежать право и власть оценивать правонарушение, совершенное против общества, и карать это правонарушение
применением силы. И подобно тому, как частное лицо не обязано
приноравливать свое суждение о совершенном против общества
правонарушении к суждению правительства, но может пользоваться
своим собственным разумением, хотя в случае необходимости оно
обязано оказывать содействие приведению в исполнение решения
правительства, — точно так же автор считает, что частным
551
554
лицам предоставляется в государстве судить об истинности, ложности
и необходимости какого-нибудь учения и что их нельзя обязать
государственными законами к тому, чтобы они думали о религии
одинаковым образом, хотя от суждения правительства зависит, какие
учения должны проповедоваться публично, и обязанностью частных
лиц является хранить молчание о таких своих взглядах на религию, которые расходятся с воззрениями правительства, и не делать ничего
такого, что могло бы ослабить силу установленных правительством
законов относительно культа.
М
ожет, однако, случиться, что правительство, расходясь с
большинством из простонародья во мнениях на религиозные вопросы, желает публично проповедовать какие-нибудь такие учения, которые
чужды воззрениям народа и которые правительство тем не менее
считает нужным распространять в интересах благочестия. Такие
разногласия в суждениях правительства и народа, по мнению автора, могут повести к величайшим бедствиям для граждан. В связи с этим
ко всем изложенным принципам автор присоединяет еще один, который, по его мнению, может способствовать успокоению как
правительства, так и народа и обеспечить неприкосновенность
религиозной свободы. Правительство, говорит он, не должно
опасаться гнева божьего, если оно допустит в государстве формы
богопочитания, с его точки зрения неправильные, лишь бы последние
не были противны нравственным добродетелям и не подрывали их
значения. Основание такого суждения не может укрыться от Вас, так
как я достаточно распространялся об этом предмете выше. А именно: автор утверждает, что для бога совершенно безразлично и его мало
заботит то, какого рода религиозные воззрения люди исповедуют, одобряют и защищают и какого рода богослужение они публично
отправляют, так как все это должно быть причислено к вещам, не
имеющим никакого отношения к добродетели и пороку. Однако
каждый человек обязан так устраивать свою жизнь, чтобы иметь те
учения и тот культ, которые, по его мнению, лучше всего могут
содействовать его стремлению к добродетели.
И
так, высокопочтенный муж, вот Вам вкратце суть учения, излагаемого
в «Богословско-политическом трактате». Учение это, по моему
мнению, устраняет и до осно-
552
555
вания разрушает всякий культ и всякую религию и тайным образом
вводит атеизм или измышляет такого бога, божественность которого
не может вызвать в людях никакого благоговения, ибо сам этот бог
подчинен року (fatum). При этом не оставляется места ни для какого
божественного управления или божественного попечения и
устраняется всякое распределение наказаний и наград. Из книги
автора легко усмотреть по крайней мере то обстоятельство, что его
методом и его аргументацией подрывается авторитет всего
Священного Писания, которое если и упоминается у автора, то только
для виду, точно так же, как из положений автора вытекает, что и
Коран должен быть поставлен на одну доску со словом божьим. И у
автора не остается ни единого аргумента для доказательства того, что
Магомет не был истинным пророком; ибо [с его точки зрения] турки
тоже культивируют на основе предписаний своего пророка те
нравственные добродетели, относительно которых нет спора между
народами; и согласно учению автора бог нередко ведет по пути разума
и послушания — при помощи другого рода откровений — также и те
народы, которым он не уделил оракулов, данных евреям и
христианам.
И
так, я полагаю, что я не очень отклонюсь от истины и не проявлю
никакой несправедливости по отношению к автору, если заявлю, что
прикрытыми и прикрашенными аргументами он проповедует чистый
атеизм.
Л. в. В.
Утрехт, 24 января 1671 г. (старого стиля)
ПИСЬМО 43 233
Ученейшему и высокопочтенному
мужу Якову Остенсу
от Б. д. С.
Ученейший муж! 234
В
ы, конечно, удивляетесь тому, что я заставил Вас так долго ждать
ответа. Но, право, я едва мог заставить, себя ответить на присланное
Вами сочиненьице 235 этого мужа, да и теперь я делаю это только из-за
того, чтобы сдержать данное мною обещание. Но, чтобы по
возможности угодить также и себе самому, я выполню свое обеща-
553
556
ние в самых немногих словах и вкратце покажу, как превратно понял
мою мысль этот человек. Трудно сказать, сделал ли он это вследствие
злобы или же вследствие невежества. Однако к делу 236.
П
режде всего он заявляет, что его не интересует вопрос о том, к какой
национальности я принадлежу и какой образ жизни я веду. А между
тем, если бы он знал это, он так легко не убедил бы себя в том, будто я
проповедую атеизм. Ведь атеисты обыкновенно отличаются тем, что
превыше всякой меры ищут почестей и богатств 237, каковые я всегда
презирал, как это известно всем, кто меня знает. Далее, чтобы
подготовить путь к тому, что он желает доказать, он говорит, что я
неглуп, — именно с той целью, чтобы тем легче было заявить, что я
«искусно, изворотливо и злонамеренно написал книгу в защиту
сквернейшего учения деистов». Уже это одно в достаточной мере
обнаруживает его полное непонимание моих аргументов. Ибо можно
ли быть столь искусным и хитроумным, чтобы притворным образом
дать так много и столь веских аргументов в защиту того, что считаешь
ложным? И чье произведение, спрашиваю я, он признает после этого
искренне написанным, если он думает, что одинаково солидно может