привидения, находящиеся ниже (следую Вашему способу выражения, хотя я не понимаю, почему материя, находящаяся ниже, хуже
материи, находящейся выше), состоят из нежнейшей, разреженнейшей
и тончайшей субстанции, то мне кажется, что Вы говорите не то о
паутине, не то о воздухе или парах. Сказать, что они невидимы, на
мой взгляд, равносильно указанию на то, чем они не являются, а не
указанию того, что они такое; если только Вы, быть может, не хотите
этим намекнуть на то, что они по произволу делают себя то
видимыми, то невидимыми и что воображение не встретит никакого
затруднения в [представлении] такого рода невозможных вещей, как и
в [представлении] других невозможностей.
А
вторитет Платона, Аристотеля и Сократа не имеет для меня большого
значения. Я был бы удивлен, если бы Вы сослались на Эпикура, Демокрита, Лукреция или какого-нибудь другого из атомистов и
защитников атомов. Ибо неудивительно, что люди, измыслившие
скрытые качества 297, интенциональные образы 298, субстанциальные
формы 299 и тысячу других пустяков, выдумали также духов и
привидения и доверились бабьим сказкам, чтобы ослабить авторитет
Демокрита, славе которого они так завидовали, что сожгли все его
книги, опубликованные им среди таких похвал 300. Если Вы склонны
верить этим людям, то какие основания имеете Вы для отрицания
587
590
чудес божественной девы и всех святых — чудес, о которых писали
столько знаменитейших философов, теологов и историков, что я мог
бы насчитать их Вам по сто на каждого из признающих привидения. О
днако же, славнейший муж, письмо мое вышло длиннее, чем я думал.
Не хочу докучать Вам долее предметами, с которыми Вы, я знаю, не
согласитесь, потому что следуете принципам, весьма отличающимся
от моих. И т.д.
[Гаага, октябрь 1674 г.]
ПИСЬМО 57 301
Превосходнейшему и проницательнейшему
философу Б. д. С. от Эренфрида Вальтера
фон Чирнгауса 302 .
П
ревосходнейший муж!
.
..Во всяком случае, я удивляюсь тому, что тем же самым рассудком, которым философы доказывают ложность какого-нибудь положения, они показывают и его истинность. Декарт в начале своего
«Рассуждения о методе» полагает, что достоверность разума
одинакова у всех людей, а в «Метафизических размышлениях» он эту
мысль доказывает. То же самое признают и те, которые полагают, что
какое-нибудь достоверное положение они могут доказать таким
образом, чтобы каждым человеком оно принималось за несомненное. О
днако, оставив это, я апеллирую к опыту и смиренно прошу Вас
обратить особое внимание на следующее. Если из двух людей один
что-либо утверждает, а другой отрицает и притом каждый
высказывает то, что он думает, то получится, что (хотя по словам
своим они кажутся прямо противоположными друг другу, однако, если принять в соображение их мысли) оба они говорят истину
(каждый сообразно своему пониманию). Я упоминаю об этом потому, что это способно принести огромную пользу в общественной жизни, так как, приняв это в соображение, можно было бы предотвратить
бесчисленные разногласия и проистекающие отсюда споры; хотя эта
истина в мыслях
588
591
(veritas in conceptu) не всегда абсолютно истинна, но лишь при
условии принятия за истину того, что предполагается при этом в
разуме. Это правило до такой степени универсально, что оно имеет
место у всех людей, не исключая даже сумасшедших и спящих; ибо
все то, относительно чего они говорят, что они это видят (хотя, по-
нашему, этого и нет) или видели, несомненно обстоит так фактически. В
се это весьма ясно можно видеть и на том вопросе, о котором идет
речь, а именно на вопросе о свободе воли. Из обоих спорящих как тот, кто говорит за свободу, так и тот, кто — против, оба кажутся мне
говорящими истину, сообразно тому, как каждый понимает свободу.
Декарт называет свободным то, что не вынуждается никакой
причиной; Вы же, напротив, называете свободным то, что никакой
причиной ни к чему не детерминируется. Я признаю вместе с Вами, что мы во всех делах определяемся (детерминируемся) к чему-нибудь
той или другой определенной причиной и, следовательно, что мы не
имеем никакой свободы воли. Но, с другой стороны, я полагаю заодно
с Декартом, что в некоторых делах (я сейчас покажу это) мы
действуем отнюдь не по принуждению и, таким образом, обладаем
свободой воли. В качестве примера я возьму то, что я сейчас делаю.
П
остановка же вопроса может быть троякой. Во-первых, имеем ли мы
абсолютную власть над вещами, находящимися вне нас? Это
отрицается. Так, например, то обстоятельство, что я теперь пишу Вам
это письмо, абсолютно не зависит от моей власти, ибо несомненно, что если бы я не был задержан своим отъездом или присутствием
друзей, то я написал бы его раньше. Во-вторых, имеем ли мы
абсолютную власть над движениями нашего тела, происходящими по
определению нашей воли? Отвечаю на это ограничительно: да, если
мы физически здоровы. Если я здоров, то взяться или не взяться за
письмо всегда находится в моей воле. В-третьих, могу ли я, полностью владея своим рассудком (Ratio), пользоваться им свободно, т.е. абсолютно? На это я отвечаю утвердительно, ибо кто станет
отрицать, не впадая в противоречие со своим собственным сознанием, что я властен в моих помышлениях хотеть или не хотеть написать это
письмо? А что касается самого акта писания, поскольку внешние
причины (это относится ко второму пункту) дают мне воз-
589
592
можность как писать, так и не писать, то я признаю вместе с Вами, что
имеются причины, детерминирующие меня к тому, чтобы я писал
сейчас: то обстоятельство, что Вы раньше писали мне и просили меня
ответить Вам при первом удобном случае и что теперь представляется
такой случай и я не хотел бы упустить его. Но в то же время, основываясь на свидетельстве моего сознания, я признаю вместе с
Декартом, что все это еще не принуждает меня писать и что, несмотря
на все эти основания, я мог бы и воздержаться от писания (и отрицать
это кажется мне совершенно невозможным). Если бы мы
принуждались ко всему внешними обстоятельствами, то кто мог бы
сделаться добродетельным? Более того, приняв это, мы должны были
бы признать извинительной всякую низость. А между тем разве мы не
видим весьма часто, что, как бы ни детерминировали нас к чему-
нибудь внешние вещи, мы этому тем не менее сопротивляемся своим
твердым и непреклонным духом.
И
так, чтобы яснее представить вышеприведенное правило: вы оба
говорите истину, каждый сообразно своему пониманию; но если мы
имеем в виду абсолютную истину, то она принадлежит только
мнению Декарта. Вы предполагаете, как нечто достоверное, что
сущность свободы заключается в том, что мы ничем не
детерминируемся. При этом предположении будет верно как то, так и
другое мнение. Между тем сущность вещи состоит в том, без чего эта
вещь не может быть даже мыслима; свобода же может быть мыслима, хотя бы мы и детерминировались в наших действиях внешними
причинами, т.е. хотя бы всегда существовали причины, которые
побуждают нас действовать в определенном направлении, однако не
производят наших действий целиком. Но свобода совсем не может
быть мыслима, если предположить, что мы действуем по
принуждению. Впрочем, по этому вопросу смотрите у самого Декарта, т. I, письма 8 и 9, а также т. II, стр. 4. Но пока довольно. Прошу Вас
ответить мне на эти затруднения, и Вы найдете меня не только
благодарным, но и, по мере сил и здоровья, Вашим преданнейшим
слугой.
8 октября 1674 г.
NN 303
590
593
ПИСЬМО 58 304
Ученейшему и высокоопытному
мужу г. Г. Шуллеру
от Б. д. С.
ОТВЕТ НА ПРЕДЫДУЩЕЕ
В
ысокоопытный господин!
Н
аш общий друг И.Р. 306 переслал мне письмо, которым Вы удостоили
меня, вместе с рассуждениями Вашего друга 307 относительно моего и
Декартова мнения о свободе воли. И то и другое письмо были мне в
высшей степени приятны, и хотя в настоящее время я не совсем
здоров и меня весьма отвлекают другие дела, однако Ваша
исключительная любезность и — что особенно важно в моих глазах —
присущее Вам стремление к истине побуждают меня удовлетворить
по мере моих слабых сил Ваше желание. Но что хочет сказать Ваш
друг до того, как он апеллирует к опыту и просит о большом
внимании, я, право, не понимаю. Дальше он говорит: «Когда из двух
спорящих о какой-либо вещи один что-нибудь утверждает, а другой
отрицает» и т.д. Это верно в том случае, если он имеет в виду двух
людей, которые хотя и употребляют одни и те же термины, однако
думают о различных вещах. Несколько примеров такого рода я
прислал когда-то нашему другу И.Р., которому в настоящее время я