закон, которому учит Писание, дошел до наших рук абсолютно
неискаженным. Но, кроме этого, есть еще и другое, относительно чего
мы не можем сомневаться, ибо оно добросовестно было передано нам, именно: сущность исторических рассказов Писания, потому что она
всем была очень известна. Иудейский народ когда-то, обыкновенно в
псалмах, воспевал национальную старину. Также все главное из
деяний Христа и его страдание тотчас были разглашены по всей
Римской империи 69. Поэтому отнюдь не следует думать — если
только большая часть людей не сговорилась об этом, что невероятно,
— что сущность содержания этих историй потомки передавали иначе, нежели получали от предшественников; таким образом, все, что
только есть подложного или ошибочного, — все это могло случиться
только с остальным, именно: с тем или другим обстоятельством
исторического рассказа или пророчества — с целью более побудить
народ к благо-
178
178
говению; с тем или другим чудом — с целью помучить философов; или, наконец, с вещами спекулятивными, после того как они начали
вводиться в религию схизматиками, — дабы каждый, таким образом, мог обосновать свои измышления, злоупотребляя божественным
авторитетом. Но для спасения неважно, искажены ли таковые или нет.
Это я специально покажу в следующей главе, хотя оно и из сказанного
уже, а в особенности из гл. II, теперь ясно, я полагаю.
ГЛАВА XIII
ПОКАЗЫВАЕТСЯ, ЧТО ПИСАНИЕ УЧИТ ТОЛЬКО САМЫМ
ПРОСТЫМ ВЕЩАМ И, КРОМЕ ПОВИНОВЕНИЯ,
НЕ ПРЕСЛЕДУЕТ ИНОЙ ЦЕЛИ И ОТНОСИТЕЛЬНО
БОЖЕСТВЕННОЙ ПРИРОДЫ ОНО УЧИТ ТОЛЬКО ТОМУ,
ЧЕМУ ЛЮДИ МОГУТ ПОДРАЖАТЬ ИЗВЕСТНЫМ
ОБРАЗОМ ЖИЗНИ
В
о второй главе этого трактата мы показали, что пророки имели только
особенную силу воображения, но не разумения и что бог никаких
философских тайн им не открывал, но только самые простые вещи и
что он приспособлялся к мнениям, заранее усвоенным ими. Мы
показали потом, в пятой гл., что Писание передает и учит о вещах
таким образом, каким они легче всего могут быть восприняты
каждым; именно: оно лишь просто говорит о вещах, но не выводит и
не составляет их при помощи аксиом и определений; а чтобы вызвать
веру к себе, оно подтверждает сказанное только опытом, т.е. чудесами
и историческими событиями; последние также излагаются в таком
стиле и таких выражениях, при помощи которых сильнее всего можно
воздействовать на дух простонародья (animus plebis) (см. об этом в
шестой гл. то, что доказывается в 3-м пункте). Наконец, мы показали в
седьмой гл., что трудность понимания Писания заключается только в
языке, а не в возвышенности содержания. К этому присоединяется то, что пророки проповедовали не знатокам, но абсолютно всем иудеям, а
апостолы обыкновенно излагали евангельское учение в церквах, где
собирались всякие люди. Из всего этого следует, что учение Писания
содержит не возвышенные умозрения и не философские
179
179
вопросы, но вещи только самые простые, которые могут быть
восприняты даже каким угодно тупицей. Итак, я не могу достаточно
надивиться разуму тех людей (я говорил о них выше), которые видят в
Писании столь глубокие тайны, что они будто бы не могут быть
объяснены ни на каком человеческом языке; и потом, они ввели в
религию столько предметов философского характера, что церковь
кажется академией, а религия — наукой или, лучше, словопрением.
Впрочем, что я удивляюсь, если люди, похваляющиеся, будто они
обладают сверхъестественным светом, не хотят уступать в познании
философам, которые, кроме естественного света, ничего не имеют? Я, конечно, удивился бы, если бы они учили чему-нибудь новому, что
составляло бы предмет одного умозрения и что не было бы хорошо
известно когда-то языческим философам (которые, однако, по их
утверждению, блуждали впотьмах); ибо если мы станем исследовать, какие именно тайны они видят скрытыми в Писании, то мы не найдем
решительно ничего, кроме измышлений Аристотеля или Платона, или
другого, подобного им философа. Часто эти измышления легче мог бы
какой угодно неуч увидать во сне, нежели самый ученый человек
найти в Писании. Мы собственно не хотим абсолютно утверждать, будто ничто из того, что составляет предмет одного умозрения, не
принадлежит к учению Писания, ибо в предыдущей главе мы привели
некоторые положения этого рода как основные в Писании; но я хочу
только сказать, что таких положений очень немного и они очень
просты. А каковы они и как они определяются, я решил показать
здесь; это теперь нам будет легко, после того как мы узнали, что
изучение наук не было целью Писания; отсюда ведь мы легко можем
заключить, что оно ничего, кроме повиновения, не требует от людей и
осуждает только непокорность, а не незнание. Затем, так как
повиновение богу состоит только в любви к ближнему (ибо, кто
любит ближнего с той именно целью, чтобы угодить богу, тот, как
говорит Павел в Посл. к римл., гл. 13, ст. 8, исполнил закон), то
отсюда следует, что в Писании не рекомендуется никакой другой
науки, кроме той, которая всем людям необходима для того, чтобы
иметь возможность повиноваться богу по его предписанию, и, не зная
которой, люди необходимо должны быть непокорны или по крайней
мере без дисциплины в послушании. Остальных же умо-
180
180
зрений, не относящихся сюда прямо, — будут ли они трактовать о
познании бога или естественных вещей — Писание не касается, и, стало быть, они должны быть отделены от религии откровения.
Н
о хотя это теперь каждый, как мы сказали, легко может видеть, однако
я хочу точнее показать и яснее представить все дело, потому что от
этого зависит оценка всей религии. Для этого требуется прежде всего
показать, что разумное или точное познание о боге не есть дар, общий
всем верным, как повиновение; затем, что то познание, которого бог
требовал через пророков от всех вообще и которое каждый обязан
иметь, не есть какое-либо другое кроме познания божественной его
справедливости и любви. Оба эти положения легко доказываются из
самого Писания. Ибо первое весьма ясно следует из гл. 6, ст. 2, Исхода, где бог говорит Моисею, чтобы показать особенную милость, ему оказанную: «и открылся Аврааму, Исааку и Иакову богом Шадай, но под именем моим, Иегова, я не был известен им»; здесь для
лучшего уяснения должно заметить, что Эл Шадай по-еврейски
означает: «бог, который довлеет» 70, потому что он дает каждому то, что ему довлеет, и хотя часто [слово] Шадай употребляется
самостоятельно, вместо слова бог, однако не следует сомневаться, что
везде должно быть подразумеваемо имя существительное Эл (бог).
Затем должно заметить, что в Писании не встречается никакого
имени, кроме Иеговы, которое указывало бы на абсолютную сущность
бога, без отношения к сотворенным вещам. Поэтому евреи и
утверждают, что только это имя бога есть собственное, остальные же
суть нарицательные; и действительно, остальные имена бога, будут ли
они существительные или прилагательные, суть атрибуты, которые
богу приличествуют, поскольку он рассматривается в отношении к
сотворенным вещам или становится известным через них. Так, слово
Эл или с парагогической буквой «хе» — Элоа означает, как известно, не что иное как могущественный; и оно служит лишь
преимущественным определением бога, подобно тому как мы Павла
называем апостолом. Иногда поясняются свойства его мощи, например Эл (могущественный) великий, грозный, справедливый, милосердный и пр., или, чтобы охватить все свойства сразу, это имя
употребляется во множественном числе со значением единственного, что в Писании весьма
181
181
часто бывает. Теперь, так как бог говорит Моисею, что он под именем
Иеговы не был известен отцам, то следует, что они не знали ни одного
атрибута бога, который изъясняет его абсолютную сущность, но знали
только его действия и обещания, т.е. его могущество, поскольку оно
проявляется через видимые вещи. Впрочем, бог говорит это Моисею
не ради обвинения их в неверии, но, напротив, с целью возвеличения
их доверчивости и веры, благодаря которой они хотя и не имели столь
исключительного познания о боге, как Моисей, однако верили в
обетования божьи как в непреложные и верные, а не как Моисей.
Последний хотя и имел о боге более возвышенные мысли, однако
сомневался в божественных обетованиях и упрекнул бога, что вместо
обещанного спасения он ухудшил дела иудеев. Следовательно, так как
отцы не знали особенного названия для бога и бог говорит Моисею об
этом факте, чтобы похвалить их душевную простоту и веру и вместе с
тем напомнить об особенной милости, оказанной Моисею, то отсюда
весьма ясно следует то, что мы утверждали в 1-м пункте [а именно]: что людей нельзя обязывать знать атрибуты бога по приказанию, но
что это есть особенный дар, предоставленный только некоторым