безусловно исполнять все приказания верховной власти, хотя бы она
повелевала исполнить величайшую нелепость; ведь разум
приказывает и таковую исполнить, чтобы из двух зол избрать
меньшее. Прибавьте, что этот риск, именно: абсолютно подчиниться
господству и произволу другого, каждый легко мог взять на себя, ибо, как мы показали, верховным властям принадлежит это право —
[право] приказывать все, что они хотят, только до тех пор, пока они
действительно имеют верховную власть. Если же они потеряют ее, то
они в то же время потеряют и право приказывать все и оно достается
тому или тем, кто его приобрел и может утверждать. Поэтому очень
редко может случиться, чтобы верховная власть приказывала
величайшую нелепость; для нее ведь чрезвычайно важно заботиться
об общем благе и все направлять по указанию разума, чтобы
обеспечить себя и удержать господство: «Ведь насильственного
господства, — как говорит Сенека, — никто долго не выдерживал». К
тому же в демократическом государстве менее должно бояться
нелепостей, ибо почти невозможно, чтобы большинство собрания, если оно велико, сошлось на одной нелепости. Далее, ведь его
основание и цель, как мы также показали, состоят не в чем ином, как в
избежании нелепостей желания и в удержании людей, насколько
возможно это сделать, в границах разума, дабы они жили согласно и
мирно,
208
208
и если уничтожить это основание, тогда и все здание легко рушится.
Следовательно, заботиться об этом надлежит только верховной
власти; подданным же, как мы сказали, надлежит исполнять ее
приказания и не признавать другого права, кроме того, которое
верховная власть объявляет за право. Но, может быть, кто-нибудь
подумает, что мы таким образом превращаем подданных в рабов, потому что думают, будто раб есть тот, кто действует по приказанию, а свободный тот, кто проявляет своеволие. Это, конечно, абсолютно
неверно, ибо в действительности кто таким образом обуревается своей
прихотью и не может ни видеть, ни сделать ничего, что ему полезно, тот есть раб в высшей степени, и только тот свободен, кто, не кривя
душой, живет, руководствуясь одним разумом. Конечно, действие по
приказанию, т.е. повиновение, некоторым образом уничтожает
свободу, но делает рабом не это, а основание действия. Если цель
действия есть польза не самого действующего, но повелевающего, тогда действующий есть раб и бесполезен себе. Но в той республике и
империи, где высший закон есть благо всего народа, а не повелителя, тот, кто во всем повинуется верховной власти, должен быть назван не
бесполезным для себя рабом, но подданным, а потому то государство
наиболее свободно, законы которого основаны на здравом рассудке; там * ведь каждый, когда он захочет, может быть свободным, т.е., не
кривя душой, жить по указанию разума. Так же и дети, хотя они
обязаны повиноваться всем приказаниям родителей, не являются, однако, рабами, ибо приказания родителей больше всего направлены
на пользу детей. Следовательно, мы признаем большое различие
между рабом, сыном и подданным. Они поэтому определяются так: раб есть тот, кто обязан подчиняться приказаниям господина, имеющим в виду пользу только повелевающего; сын же тот, кто
делает по приказанию родителя то, что ему полезно; наконец, подданный тот, кто делает по приказанию верховной власти то, что
полезно обществу, а следовательно, и ему. И я думаю, что этим я
довольно ясно показал основания демократического государства. Я
предпочел говорить о нем более, чем о всех других, потому что, казалось, оно наиболее естественно и наиболее приближается к
свободе, которую
__________________
* См. примеч. XXXIII.
209
209
природа представляет каждому, ибо в нем каждый переносит свое
естественное право не на другого, лишив себя на будущее права
голоса, но на большую часть всего общества, единицу которого он
составляет. И на этом основании все пребывают равными, как прежде
— в естественном состоянии. Потом, решив говорить о пользе
свободы в государстве, я захотел говорить специально только об этой
форме правления, потому что она больше всего содействует моему
намерению. Следовательно, основания остальных форм власти я
разбирать не буду. И, чтобы узнать их право, нам уже не нужно знать, откуда они его получили и часто получают: это ведь из показанного
сейчас достаточно хорошо видно. Ибо известно, что верховное право
приказывать все, что хочется, принадлежит тому, кто имеет высшую
мощь, будет ли это одно лицо или несколько, или, наконец, все, и, кроме того, известно, что всякий, кто добровольно или по
принуждению силы перенес на другого власть самозащиты, тот
совершенно поступился своим естественным правом и, следовательно, решил повиноваться ему безусловно во всем, поэтому он обязан все
исполнять, пока царь или аристократы или народ сохраняют
приобретенную высшую мощь, которая была основанием перенесения
на них права. Большего прибавлять к этому нет надобности.
П
оказав основания и право государства, легко будет определить, что в
гражданском быту есть частное гражданское право, что —
правонарушение, что — правосудие и неправосудие, далее, кто
считается союзником, кто врагом и что, наконец, [считается]
преступлением оскорбления величества. Под частным гражданским
правом мы можем разуметь не что иное, как свободу каждого
сохранять себя в своем состоянии, определяемую указами верховной
власти и защищаемую только ее авторитетом. Ибо, после того как
каждый перенес на другого свое право жить но собственному
благоизволению (а оно определяется только его властью), т.е. перенес
на него свою свободу и мощь защищать себя, он обязан уже жить
только сообразно с его решением и защищать себя только его
средствами. Правонарушение бывает, когда гражданин или
подданный принужден другим потерпеть какой-нибудь вред вопреки
гражданскому праву или указу верховной власти. Правонарушение
ведь может быть мыслимо только в гражданском быту, но никакого
правонарушения для поддан-
210
210
ных не может произойти от верховной власти, которой по праву все
позволительно; следовательно, оно может иметь место только между
частными лицами, которых право обязало не вредить друг другу.
Правосудие есть твердость в воздаянии каждому того, что ему следует
на основании гражданского права; неправосудие же есть отнятие у
кого-нибудь под видом права того, что ему следует на основании
истинного толкования законов. Говорят также о «равенстве» и
«неравенстве» потому, что те, кто поставлен для разбора тяжб, обязаны отнюдь не взирать на лица, но считать всех равными и
защищать право каждого одинаково: богачу не завидовать и бедняка
не презирать. Союзники суть люди двух стран, которые с целью не
подвергаться опасности вследствие военной распри или ради какой-
либо иной выгоды договариваются между собой не вредить друг
другу, но, наоборот, помогать при настоятельной нужде, и притом так, чтобы каждый сохранял свою независимость. Этот договор до тех пор
будет иметь силу, пока будет существовать его основание, а именно
повод к опасности или выгоде, так как никто не договаривается и не
обязывается исполнять договоры, если не надеется на какое-нибудь
благо или но тревожится из-за какого-нибудь зла. Если бы это
основание отпало, то и договор сам собою уничтожился бы, — этому
и опыт учит более чем достаточно. Ибо хотя разные державы и
договариваются между собой не вредить друг другу, однако они
стараются, насколько могут, препятствовать одна другой сделаться
могущественнее и не дают веры словам, пока они не усмотрят
достаточно ясно цель и пользу договора для обеих сторон. Иначе они
боятся обмана, и не без основания: кто же, кроме глупца, который не
знает права верховных властей, удовольствуется словами и
обещаниями того, кто обладает верховной властью и правом делать
все, что угодно, и для кого благосостояние и польза его государства
должны быть высшим законом? И если, кроме того, мы обратим
внимание на благочестие и религию, то увидим вдобавок, что никто, власть имущий, не может, не совершая преступления, исполнить
обещаний во вред своей державе; ведь всякое обещание, которое на
его взгляд клонится ко вреду его державы, он может исполнить только
нарушив данное подданным слово, которое, однако, его в высшей
степени обязывает и которое обыкновенно обещают сохранять
211
211
весьма свято. Далее, враг есть всякий, кто живет вне страны и не
признает власти страны ни как союзник, ни как подданный; ведь врага