Даниила 8), и нигде, насколько мне известно, монарх не избирается
абсолютным, без ясно выраженных условий. И это не противоречит
ни разуму, ни тому безусловному повиновению, которым мы обязаны
по отношению к царю. Ибо основы верховной власти следует считать
как бы вечными решениями царя (Regis aeterna decreta), так что его
министры всецело повинуются ему, когда отказываются исполнять
его приказы, в случае если они противоречат основам верховной
власти. Это мы можем пояснить на примере с Одиссеем. Ведь
спутники Одиссея следовали его приказу, отказавшись освободить
324
324
его, когда он был привязан к корабельной мачте и зачарован пением
сирен, несмотря на всяческие [с его стороны] угрозы; и впоследствии
он благодарил своих спутников за исполнение ими его первой воли.
Это считают проявлением его благоразумия. На этот пример с
Одиссеем указывают обыкновенно цари судьям, наставляя их
отправлять правосудие нелицеприятно, не считаться даже с самим
царем, если он в отдельном случае прикажет что-нибудь такое, что, как они знают, противоречит установленному праву. Ведь цари не
боги, а люди, которые часто заслушиваются пением сирен.
Следовательно, если бы все зависело от непостоянной воли одного
человека, то не было бы ничего прочного. Поэтому монархическая
форма верховной власти, чтобы быть устойчивой, должна быть
установлена так, чтобы все, правда, совершалось по одному лишь
решению царя, т.е. чтобы все право было изъявленной волей царя, но
не так, чтобы всякая воля царя была правом (о чем см. §§ 3, 5 и 6 пред.
гл.).
§
2. Далее необходимо отметить, что при заложении основ [власти]
следует более всего иметь в виду человеческие аффекты и
недостаточно указать на то, что само по себе обязательно, но прежде
всего нужно выяснить, что могло бы быть сделано для того, чтобы
люди имели непреложное и незыблемое право, — все равно, будут ли
они руководиться аффектом или разумом. Ибо если право государства
или публичная свобода держатся только хрупкой опорой законов, то
не только не будет для граждан никакой обеспеченности ее
осуществления (как мы показали в § 3 пред. гл.), но, наоборот, они
обречены на гибель. Ведь несомненно, что печальнее всего обстоит
дело именно с наилучшим государством, в которое начала проникать
порча, если только оно не рушится от первого же сотрясения и толчка
и не впадает в рабство (что, как кажется, невозможно); поэтому для
подданных имеет больше смысла абсолютно перенести свое право на
одного человека, нежели соглашаться на недостоверные, тщетные или
ничтожные условия свободы и тем уготовлять своим потомкам путь к
жесточайшему рабству. Но если я покажу, что изложенные мною в
предыдущей главе основы монархической формы верховной власти
надежны и их ниспровержение неизбежно вызовет негодование
большей части вооруженного народа и что из них проистекает
безопасность для царя и народа, и выведу все это из общей
325
325
природы, то никто не сможет усомниться в том, что они суть
наилучшие и истинные (как явствует из § 9 гл. III и §§ 3 и 8 пред. гл.).
Теперь я по возможности кратко покажу, что они действительно
таковы.
§
3. Никто не станет спорить против того, что на том, в чьих руках
верховная власть, лежит обязанность всегда знать о состоянии и
положении государства, быть на страже общего блага и проводить в
жизнь полезное для большинства подданных. Но так как один человек
не может обозреть всего (не всегда он находится в состоянии
душевного равновесия, [не всегда бывает] способен к размышлению, и
часто болезнь, или старость, или какие-либо другие причины не
позволяют ему заниматься делами правления), то, следовательно, необходимо, чтобы монарх имел советников, которые знали бы
положение вещей, помогали бы царю советом и подчас его заменяли; этим будет достигнуто то, что верховная власть, или государство, всегда будет держаться одного направления.
§
4. Но с человеческой природой дело обстоит так, что каждый с
величайшим жаром ищет своей личной пользы и за справедливейшие
считает те законы, которые необходимы для сохранения и
приумножения его достояния, чужой же интерес защищает лишь
постольку, поскольку рассчитывает тем самым упрочить свой
собственный. Отсюда поэтому с необходимостью следует, что
советниками нужно выбирать тех, чье личное достояние и польза
зависят от общего благоденствия и мира. И, таким образом, ясно, что
если из каждого рода или класса граждан будет выбираться по
нескольку человек, то решение, получившее в этом совете наибольшее
число голосов, будет полезно большинству граждан. Правда, в этот
совет, состоящий из значительного числа граждан, необходимо
попадет и много людей слишком низкого развития; однако
несомненно, что каждый долгое время с интересом занимавшийся
какими-нибудь делами, приобретет в них достаточный навык и набьет
руку. Поэтому если будут выбираться занимавшиеся до пятидесяти
лет лишь своими делами и не нажившие при этом дурной славы, то
они будут в состоянии давать советы, касающиеся их области, в
особенности если в более важных делах будет дано время на
размышление. К этому нужно еще прибавить, что малочисленность
совета отнюдь не дает уверенности в том, что в него не попадут
подобные лица. Наоборот, большая часть
326
326
его будет состоять из подобных людей, ибо каждый здесь будет
стремиться подобрать себе безголовых товарищей, ловящих каждое
его слово, что не имеет места в больших советах.
§
5. Кроме того, несомненно, что каждый предпочитает управлять, нежели быть управляемым. «Ибо никто не уступает добровольно
власти другому», — как говорит Саллюстий 9 в своей первой речи к
Цезарю. И потому ясно, что целый народ никогда не перенес бы
своего права ни на немногих, ни на одного, если бы ему удалось
прийти к согласию и если бы споры, столь часто возникающие в
больших собраниях, не грозили перейти в усобицы. И потому народ
только то свободно переносит на царя, что он абсолютно не может
удержать в своей власти, а именно: разрешение споров и приведение в
исполнение решений. Что касается того, также частного случая, когда
царь избирается для войны (так как царями войны ведутся с большей
удачей), то для того чтобы удачнее вести войну, конечно, бессмысленно желать рабствовать во время мира, если только можно
представить себе мир в государстве, верховная власть которого
перенесена с исключительной целью войны на одно лицо, которое
поэтому может доказать свою доблесть и свое значение для всех более
всего на войне; в то время как, наоборот, демократическая форма
власти имеет то преимущество, что ее добродетель (virtus) гораздо
больше проявляется во время мира, чем во время войны, Но по какой
бы причине ни был избран царь, он один, как мы уже сказали, не
может знать всего полезного для государства, но для этого ему
необходимо (как мы показали в пред. §) иметь много советников из
граждан, И так как мы никоим образом не можем себе представить, чтобы что-либо касающееся обсуждаемого дела могло ускользнуть от
внимания столь большого числа людей, то отсюда следует, что, кроме
мнений этого совета, представляемых царю, нет никаких других, соответствующих благу народа. Но так как благо народа есть
верховный закон или наивысшее право царя, то, следовательно, право
царя заключается в выборе из представленных ему мнений совета, а
не в принятии чего-либо наперекор убеждению совета (см. § 25 пред.
гл.). Но если бы царю представлялись все мнения, внесенные в совет, то могло бы случиться, что царь оказывал бы всегда предпочтение
небольшим городам, имеющим сравнительно небольшое число
голосов.
327
327
Ибо хотя по наказу совета и было постановлено, чтобы мнения
представлялись без указания на их авторов, однако трудно будет
добиться здесь полной тайны. Поэтому необходимо установить, чтобы
мнения, не имеющие хотя бы ста голосов, не получали дальнейшего
движения; и это право большие города будут всеми силами защищать. §
6. Если бы я не стремился к краткости, я бы указал здесь на другие
чрезвычайно полезные стороны этого совета. Остановлюсь, однако, только на одной, представляющейся наиболее важной. Нет именно
большего поощрения к добродетели, чем общая всем надежда занять
столь почетную должность. Ибо все мы более всего добиваемся славы, как подробно показано нами в нашей «Этике».
§
7. Не может быть сомнения в том, что большая часть этого совета
никогда не будет склонна вести войну, но всегда будет иметь великое