сенаторов (согласно § 6 наст. гл.) они выберут из своего совета и, следовательно (согласно тому же § той же гл.), тем больше права они
получат в государстве. И нет беды в том, что города, если каждый из
них заботится только о себе и соперничает с остальными, чаще
бывают между собою в разладе и в препирательствах теряют время.
Пока римляне совещались, Сагунт погиб 17 — пусть так; но, с другой
стороны, гибнут свобода и общее благо, когда все решает прихоть
небольшого числа лиц. Ведь люди не наделены такой
сообразительностью, чтобы сразу охватить все стороны дела, их ум
изощряется в совещаниях и спорах и, испытывая все средства, находит, наконец, искомые, которые все одобряют и о которых никто
раньше не думал. Если кто возразит, что Голландское государство
недолго просуществовало без графа или его заместителя, то ему
можно ответить, что голландцы для утверждения свободы считали
достаточным отделаться от графа и обезглавить государство и не
подумали о реформе последнего. Напро-
372
372
тив, все государственные органы они оставили в прежнем положении; так что Голландия осталась графством без графа, как бы телом без
головы; сама же форма государственной власти — без наименования.
Поэтому менее всего удивительно, что большинство подданных не
знало, в чьих руках находится верховная государственная власть. Но
даже если бы в этом отношении дело обстояло иначе, то все-таки
действительные обладатели власти были слишком немногочисленны
для того, чтобы править народом и сломить могущественных
противников. В результате последние часто имели возможность
безнаказанно злоумышлять против них и, наконец, низложить. Итак, внезапное падение этой республики произошло не оттого, что время
бесполезно проходило в препирательствах, но вследствие
неопределенного состояния верховной государственной власти и
немногочисленности правителей.
§
15. Кроме того, такая форма аристократии, при которой власть
сосредоточена во многих городах, заслуживает перед другою
предпочтения, ибо здесь в противоположность той не нужно
принимать мер против того, как бы внезапное нападение не погубило
всего верховного совета, так как для его созыва не назначено ни срока, ни места (см. § 9 наст. гл.). Далее, в этом государстве могущественные
граждане не так опасны. Ведь там, где многие города пользуются
свободой, для того, кто намеревается проложить себе путь к власти, недостаточно завладеть одним только городом, чтобы тем самым
получить власть над остальными. Наконец, свобода в этом
государстве — достояние большего числа лиц. Ведь там, где правит
один только город, благо остальных принимается в расчет лишь
постольку, поскольку это выгодно правящему городу.
ГЛАВА X
ОБ АРИСТОКРАТИИ. ОКОНЧАНИЕ
§
1. Мы выяснили и изложили основы обеих форм аристократии. Нам
осталось еще рассмотреть, могут ли они сами быть причиной своей
гибели или превращения в другую форму. Главнейшую причину
гибели этих государств указал проницательнейший Флорентинец 18 в
первом комментарии к Титу Ливию. По его словам, «в госу-
373
373
дарстве, как и в человеческом теле, ежедневно накопляется нечто, требующее время от времени лечения». Поэтому, говорит он, необходимо, чтобы иногда наступало какое-нибудь событие, вследствие которого государство возвращалось бы к своему началу, на котором оно было установлено. Если это событие не наступает в
надлежащее время, то пороки разрастаются до такой степени, что
уничтожить их можно только вместе с самим государством. Это
событие, продолжает он, может наступить или в результате случая, или благодаря предусмотрительности и благоразумию законов или
мужу выдающейся доблести. И мы не можем сомневаться в том, что
это — дело величайшей важности и что там, где против этого
недостатка не будет принято предупредительных мер, государство
сможет уцелеть только благодаря счастливой судьбе, а не
внутреннему достоинству и, наоборот, там, где против этого зла будет
применено удачное средство, государство, как мы вскоре покажем с
большей ясностью, может пасть только в результате неизбежности, рока, а не вследствие своей испорченности. Первым пришедшим на
ум средством против этого зла было избрание через каждые пять лет
на месячный или двухмесячный срок верховного диктатора, обладавшего правом производить расследование, судить и
постановлять приговоры относительно действий сенаторов и каждого
чиновника и, следовательно, возвращать государство к его началу. Но
тот, кто хочет избежать недостатков в государстве, должен применять
средства, которые согласуются с природой государства и могут быть
выведены из его основ, а иначе он, желая избежать Харибды, попадет
в Сциллу. Несомненно, что все, как правящие, так и управляемые, должны быть сдерживаемы страхом наказания, направленного на
личность или имущество, дабы не было дозволено совершать
преступлений безнаказанно или с выгодой для себя; но, с другой
стороны, несомненно также, что если бы этот страх был одним и тем
же для дурных и для добрых людей, то государство с необходимостью
оказалось бы на краю гибели. Но диктаторская власть, будучи
абсолютной, не может не внушать трепета всем, в особенности если
диктатор согласно выставленному выше требованию избирается в
установленный срок, ибо тогда каждый честолюбец будет всеми
силами добиваться этой должности; и несомненно, что в мирное время
богатство уважается больше, чем доблесть, так что
374
374
легче всего достичь почетной должности какому-нибудь выскочке. И, быть может, по этой причине римляне обыкновенно назначали
диктатора не в установленное время, но под давлением неотложной
необходимости. И тем не менее «толки о диктаторе, — я ссылаюсь на
слова Цицерона 19, — вызвали недовольство у добродетельных
граждан». Действительно, так как диктаторская власть по характеру
своему абсолютно подобна царской, то изменение формы верховной
власти в монархическую даже на самое короткое время невозможно
без большой опасности для республики. К тому же, если для избрания
диктатора не будет назначено определенного времени, то не будет
постоянного промежутка между диктатурами — соблюдать же его, как я отметил, — чрезвычайно важно, — и, таким образом, все
учреждение будет настолько шатко, что легко сведется на нет. Итак, если только эта диктаторская власть не вечна и не прочна — а
таковую нельзя, сохраняя форму государства, перенести на одного
человека, — то она сама и вместе с тем благо и сохранение
государства будут висеть на волоске.
§
2. Наоборот, мы отнюдь не можем (согласно § 3 гл. VI) сомневаться в
том, что если бы было возможно, чтобы меч диктатора и при
сохранении формы верховной власти всегда был наготове и был бы
страшен только дурным, то потоки никогда не могли бы разрастись до
того, что их нельзя было бы уже искоренить или исправить. Для
осуществления всех этих условий следует, как мы сказали, верховному совету подчинить совет синдиков, дабы диктаторский меч
был всегда наготове и находился не у физического, а у юридического
лица, члены которого по своей многочисленности не могут внести
рознь в государство (см. §§ 1 и 2 гл. VIII) или сойтись на каком-
нибудь преступном плане. Синдикам, кроме того, закрыт доступ к
занятию остальных государственных должностей, они не платят
жалованья ополчению, и, наконец, возраст их такой, что они
предпочтут настоящее и верное новому и опасному. Вследствие этого
государству нечего их опасаться, и они смогут быть и действительно
будут страшны не хорошим, а только дурным. Ведь, чем менее у них
сил для совершения преступления, тем более у них мощи для
обуздания зла. Ведь, не говоря уже о том, что всякое начинание они
могут подавить в зародыше (так как их коллегия постоянна), число их, кроме того, достаточно велико
375
375
для того, чтобы они отважились без страха перед ненавистью
обвинить и осадить каждого власть имущего; в особенности потому, что голосование производится шарами и решение произносится от
имени всего совета.
§
3. В Риме народные трибуны были постоянным учреждением; однако
они ничего не могли поделать с людьми вроде Сципиона. Кроме того, они были обязаны самому сенату докладывать о тех мерах, которые, по их мнению, являлись благотворными. Сенат же часто проводил их
таким образом, что плебс дарил свое расположение тому, кого сами
сенаторы менее всего опасались. К тому же, направленный против
патрициев, авторитет трибунов опирался на расположение плебса, и