Она молчала, и он почувствовал, что непременно должен поцеловать ее волосы и что он ни за что не отвечает, если такое положение вещей будет продолжаться дальше.
— Расскажите мне все, — проговорил он мягко, — и посмотрим, что можно сделать.
— Я не могу. Вы будете меня презирать. О Нед, мне так стыдно!
Он недоверчиво рассмеялся и легко коснулся губами ее волос — так легко, что она не заметила.
— Дорогая крошка, забудем все, что бы там ни было. Я хочу сказать вам, как я люблю…
Она испустила громкий крик, весь исполненный радости, но затем простонала:
— Слишком поздно!
— Слишком поздно? — повторил он с изумлением.
— О, зачем я это сделала? Зачем я это сделала? — стонала она.
Он ощутил быстрый холодок, пробежавший по спине.
— Что такое? — спросил он.
— О… я… он… Билли… Я такая гадкая женщина, Нед. Я знаю, вы навсегда перестанете со мной разговаривать.
— Этот… хм… этот Билли, — начал он запинаясь. — Это ваш брат?
— Нет… он… я не знала. Я была так молода. Я ничего не могла сделать. О, я с ума сойду! Я с ума сойду!
Тут Лоретта почувствовала движение его плеча, а обнимающая рука вдруг обмякла. Он мягко отстранился от нее и столь же мягко усадил ее в глубокое кресло, где она спрятала лицо в ладонях и снова зарыдала. Он свирепо щипал ус, потом придвинул другое кресло и сел.
— Я… я не понимаю, — сказал он.
— Я так несчастна, — всхлипывала она.
— Почему несчастны?
— Потому что… он… он хочет, чтобы я вышла за него замуж.
Лицо его вмиг прояснилось, и он, успокаивая, коснулся своей рукой ее руки.
— Это не может ни одну девушку сделать несчастной, — заметил он мудро. — То, что вы его не любите, еще не причина… вы, разумеется, его не любите?
Лоретта потрясла головой и плечами, бурно изображая отрицание.
— Что? — Бешфорду хотелось добиться полной уверенности.
— Нет! — воскликнула она горячо. — Я не люблю Билли! Я не хочу любить Билли!
— Итак, если вы его не любите, — резюмировал Бешфорд уверенно, — то у вас нет основания быть несчастной, оттого только, что он сделал вам предложение.
Она вновь зарыдала и сквозь рыдания крикнула:
— В том-то и дело! Я хотела бы полюбить его! О, я хотела бы быть мертвой!
— Но, дорогое дитя, вы волнуетесь из-за пустяков. — Другая его рука тоже улеглась на ее руку. — Женщины поступают так каждый день. Оттого, что вы переменили мнение или не знали своего мнения… оттого, что вы — простите мне слишком резкое выражение — пококетничали с мужчиной…
— Кокетничала! — Она подняла голову и поглядела на него затуманенными от слез глазами. — О Нед, если бы это было все!
— Как? — спросил он глухим голосом, а руки его медленно сползли с ее рук. Он собрался было продолжать, но замолчал.
— Но я не хочу выходить за него, — протестовала Лоретта.
— Ну не выходите, — посоветовал он.
— Но я должна выйти за него.
— Должны выйти?
Она кивнула головой.
— Это сильно сказано.
— Я это знаю, — согласилась она, стараясь приобрести власть над своими дрожащими губами. Затем она заговорила спокойнее. — Я гадкая женщина, ужасно гадкая женщина. Никто не знает, какая я гадкая… кроме Билли.
Наступила пауза. Лицо Бешфорда было серьезно, и он странно поглядел на Лоретту.
— Он… Билли… знает? — спросил он наконец. Несмелый кивок и загоревшиеся щеки послужили ответом.
Он некоторое время советовался с собой, словно пловец, готовящийся нырнуть.
— Расскажите мне. — Он сказал это очень твердо. — Вы должны рассказать мне все.
— А сумеете ли вы… когда-нибудь… простить меня? — спросила она его тихим, слабым голосом.
Он поколебался, глубоко вздохнул и… вошел в воду.
— Да, — оказал он с отчаянием. — Я прощу. Начинайте.
— Некому было мне сказать, — начала она. — Мы так часто бывали вместе. Я тогда не знала ничего о жизни.
Она остановилась, чтобы обдумать. Бешфорд нетерпеливо кусал губы.
— Если бы я только знала…
Она снова остановилась.
— Хорошо. Продолжайте… — торопил он.
— Мы бывали вместе почти каждый вечер.
— С Билли? — спросил он с яростью, которая заставила ее вздрогнуть.
— Да, разумеется, с Билли. Мы так часто бывали вместе… Если бы я только знала… Некому было мне сказать… Я была так молода…
Ее губы раскрылись, как бы для того, чтобы продолжать, и она с беспокойством взглянула на него.
— Подлец!
С этим возгласом Нед Бешфорд вскочил на ноги — отнюдь не как утомленный эллин, а как разгневанный юнец.
— Билли не подлец, он хороший человек, — защищала его Лоретта с твердостью в голосе, поразившей Бешфорда.
— Не собираетесь ли вы сказать мне, что вина всецело лежит на вас? — произнес он саркастически.
Она кивнула.
— Что?!! — заорал он.
— Я виновата во всем, — упрямо повторила она. — Я не должна была ему позволить. Я заслуживаю наказания.
Бешфорд перестал шагать взад и вперед, и когда он заговорил, голос его прозвучал покорно.
— Хорошо, — сказал он. — Я не порицаю вас, Лоретта. Вы поступили весьма честно. Но Билли прав, а вы не правы. Вы должны выйти замуж.
— За Билли? — спросила она приглушенным, далеким голосом.
— Да, за Билли. Я возьму это на себя. Где он живет? Я заставлю его.
— Но я не хочу выходить за Билли! — воскликнула она с отчаянием. — О Нед, вы этого не сделаете!
— Сделаю, — отвечал он непреклонно. — Вы должны. И Билли должен. Вы понимаете?
Лоретта спрятала лицо в мягкую спинку кресла и разразилась бурным потоком рыданий.
Сначала Бешфорд, как он ни прислушивался, мог уловить только:
— Но я не хочу покидать Дэйзи! Я не хочу покидать Дэйзи!
Он сердито зашагал взад и вперед, но потом остановился, прислушиваясь с любопытством.
— Как я могла знать? У-у… у-у… — плакала Лоретта. — Он мне не сказал. А никто другой никогда не целовал меня. Мне и не снилось, что поцелуй — это что-то такое ужасное… пока… у-у… он не написал мне. Я только сегодня получила письмо.
Его лицо просияло. Казалось, будто заря на нем взошла.
— Так вы плачете об этом?
— Н-нет…
Его сердце упало.
— Так о чем же вы плачете? — спросил он безнадежным голосом.
— Потому что вы сказали, что я должна выйти за Билли. А я не хочу выходить за Билли. Я не хочу расставаться с Дэйзи. Я не знаю, чего я хочу. Я хочу умереть.
Он напрягся для последнего усилия.
— Послушайте, Лоретта, будьте благоразумны. Так что насчет поцелуев? Вы мне не все рассказали.
— Я… я не хочу рассказывать вам все.
Во время наступившего молчания она глядела на него умоляюще.
— Должна я рассказать? — пролепетала она наконец.
— Вы должны, — сказал он повелительно. — Вы должны рассказать мне все.
— Ну хорошо… так я должна?
— Вы должны.
— Он… я… мы… — начала она, путаясь, и вдруг выпалила: — Я позволила ему, и он меня поцеловал.
— Продолжайте, — в отчаянии приказал Бешфорд.
— Это все, — отвечала она.
— Все? — Бесконечное недоверие прозвучало в его голосе.
— Все? — В ее голосе звучал не менее бесконечный вопрос.
— Я… хотел сказать… хм… ничего хуже этого не случилось? — Он чувствовал себя подавленным собственной неуклюжестью.
— Хуже этого? — Она откровенно недоумевала. — Точно может быть что-нибудь хуже! Билли сказал…
— Когда он сказал это? — отрывисто спросил Бешфорд.
— В письме, которое я получила сегодня утром. Билли говорит, что мои… что наши… наши поцелуи — это нечто ужасное, если мы не поженимся.
У Бешфорда закружилась голова.
— Что еще говорит Билли? — спросил он.
— Он говорит, что если женщина позволила мужчине поцеловать ее, то она всегда выходит за него замуж. А если она этого не делает, то это ужасно. Таков обычай, говорит он. А я говорю, что это скверный, гадкий обычай, и мне он не нравится. Я знаю, что я отвратительна, — прибавила она, — но я ничего не могу поделать.
Бешфорд рассеянно вынул сигару.
— Позволите мне закурить? — спросил он, чиркая спичкой.
Затем он пришел в себя.
— Простите, — воскликнул он, бросая спичку и папиросу. — Я не хочу курить. Я совсем не то хотел сказать. Я хотел сказать…
Он склонился над Лореттой, взял ее руки в свои, затем уселся на ручку кресла и нежно обнял ее.
— Лоретта, я дурак. Это я хотел сказать. И еще кое-что. Прошу вас, будьте моей женой.
Наступило молчание. Он тревожно ждал.
— Ответьте же мне, — торопил он.
— Я согласна… если…
— Так продолжайте же. Если… что?
— Если я не должна буду выйти за Билли.
— Вы же не можете выйти за нас обоих! — почти закричал он.
— И нет такого обычая… как… как говорит Билли?
— Нет, нет такого обычая. Итак, Лоретта, хотите вы быть моей женой?
— Не сердитесь на меня. — Она притворно надула губки.
Он заключил ее в свои объятия и поцеловал.
— О, я хотела бы, чтобы такой обычай существовал, — говорила она слабым голосом между двумя поцелуями, — потому что тогда я должна была бы выйти за вас, Нед… дорогой… правда?
Просто мясо
Он добрался до угла и поглядел вправо и влево по поперечной улице, но не увидел ничего, кроме оазисов света, отбрасываемого уличными фонарями на перекрестках. Затем он побрел назад по той же дороге, по какой пришел. Он был тенью человека, бесшумно скользившей сквозь полумрак, не совершая ни одного лишнего движения. К тому же он был чрезвычайно ловок — как дикий зверь в джунглях, — зорко наблюдателен и впечатлителен. Он не смог бы заметить в этой темноте только самое мельчайшее и призрачное движение.
Вдобавок к постоянным сигналам, которые ему посылали чувства, у него был еще более тонкий способ восприятия — как бы чутье окружавшей его атмосферы. Он знал, что в доме, перед которым он на минуту остановился, были дети. Это знание сообщалось ему без сознательного усилия. И поэтому он даже не отдавал себе отчета в своем знании — настолько впечатление было бессознательным. И все же, если бы нужно было что-то в этом доме сделать, — он поступил бы, исходя из того, что там есть дети. Он не сознавал всего, что было ему известно об окружающей обстановке.