«Была бы рада помочь, но в ту пору, о которой вы говорите, я была еще девочкой и, к сожалению, о судьбе альбома ничего сообщить не могу».
Вероятно, он ушел из рук Соболевских в то время, когда «Антося» была подростком и еще не интересовалась такими вещами. Либо он, как я и думал, принадлежал не Анне Андреевне, а кому-то другому. И находился в семье Соболевских временно. В таком случае, С. С. Смирнов видел другой альбом.
Так или иначе, но альбома я не нашел. И все же… был очень доволен!
Я нашел женщину, которая тридцать лет назад вышла замуж, переменила фамилию. И отыскал ее не в том городе и не в той области, а в другом городе, в другой области. И уверенность в том, что можно отыскать все, что захочешь, наполняла душу надеждой.
ПЕРЕЖИВАЮ ПОЗОРНЫЙ ПРОВАЛ!
Позвонил мне в Москве Маршак Самуил Яковлевич, просил приехать к нему. Сидя у него в кожаном кресле, прочел я ему стихотворение «Mon Dieu». Но имени автора не назвал. Маршак говорит:
— Знаешь, похоже на Лермонтова! Видел Николая Семеновича Тихонова — Тихонову прочел:
— О-о! — говорит. — Это манера лермонтовская! И стал вспоминать лермонтовские стихи, напоминающие это бурное заклинание.
Что же касается литературоведов — они привыкли больше верить не ощущениям, а фактам.
— Автограф известен? Нет? И копии нельзя верить? Тогда вероятного мало…
Приехал я в Ленинград, завел разговор в Рукописном отделе Пушкинского дома в присутствии известного пушкиниста Николая Васильевича Измайлова — элегантного, высокого, статного, хоть и начал изучать Пушкина лет пятьдесят назад с лишним и немолод уже. Прочел я это стихотворение ему — он от удивления даже голову в плечи втянул:
— Помилуйте! Какой же это Лермонтов? Это — Рылеев!
Я всполошился:
— Рылеев? Почему вы так думаете?
— Да я не думаю! Я просто знаю! Как стихотворение Рылеева оно было напечатано еще в тысяча восемьсот шестьдесят первом году.
Ужас какой! Оказывается, стихотворение появилось впервые в заграничном издании, в Лейпциге.
Вот так так! Полный провал! Рылеева принял за Лермонтова! Да еще опубликованное стихотворение! Вот где ждал меня бесславный конец! А главное, вырыл себе яму сам, без чьей-либо посторонней помощи. И теперь в нее рухнул. Просто профессию надо менять!.. Не пойму: как же я так обмишурился? Память у меня покуда что крепкая — и вдруг… не узнал рылеевские стихи!
Хватаю томик Рылеева…
Нету «Красы природы»!
Другое издание…
Нету!
Дореволюционное…
Нету!
О счастье! Рано стонать! Не все пропало еще! В издании 1872 года редактор его П. А. Ефремов в примечании указывает, что стихотворение «Краса природы, совершенство…» приписано Рылееву без оснований и не включается, в собрание его сочинений, потому что является полной противоположностью нравственным убеждениям Рылеева. И действительно, автор стихотворения «Краса природы…» обещает сокрушить в небе бога, а Рылеев перед смертью пишет жене: «Как спасительно быть христианином».
На душе стало несколько легче. Значит, с 70-х годов прошлого века это стихотворение рылеевским не считается. Но, увы, на той же странице Ефремов сообщает, что оно приписывалось поэту пушкинской поры Михаилу Деларю.
Прочел стихи Деларю. Не мог он сочинить это стихотворение! Деларю на каждой странице с умилением пишет о боге и об ангелах в «горних высотах», а в стихотворении, присланном Куштой, богу посылается вызов.
Только я успокоился — рано еще! Стихотворение приписывалось поэту H. M. Языкову.
Перечитал Языкова — не Языков! Ничего общего с языковским стилем нет.
Итак: не Рылеев, не Деларю, не Языков. Но ведь это еще не значит, что Лермонтов.
Прежде всего надо выяснить, когда стихотворение написано.
Если оно было известно в 20-х годах, когда Лермонтов стихов еще не писал, Лермонтов отпадает. Наоборот, если стихотворение начинает распространяться в списках в 30-х, шансы, что это Лермонтов, повышаются.
Друзья подают совет: обследовать архивы, изучить все дошедшие до пас списки.
Послушал добрых советов — обследовал:
В Москве — Библиотеку имени Ленина, Центральный государственный архив литературы и искусства СССР, Государственный Литературный музей, Исторический музей на Красной площади. В Киеве — Институт литературы имени Т. Г. Шевченко, Рукописное отделение Киевской Публичной библиотеки. Литературовед Ефим Григорьевич Бушканец прислал две копии из казанских хранилищ. Получил сведения из Свердловска.
Обследовал Публичную библиотеку имени Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, перелистывал рукописные сборники.
Сиднем сидел в Пушкинском доме, в Рукописном отделе…
Нашел одиннадцать списков. Все разные. В шести — подпись Рылеева, в одном — Деларю, в двух — Лермонтова. Два — безыменных. Большинство списков поздние — середина 40-х годов, 50-е годы. И все же радоваться нечему. В общем, вопрос можно считать решенным — не Лермонтов.
В Пушкинском доме хранится тетрадка стихотворений Рылеева. В этой тетрадке стихотворение — то самое. Только без первой строфы. Под заглавием «К жене». А на обложке тетради каллиграфически выведено:
Значит, в 1825 году стихотворение было уже известно? А Лермонтов начал писать стихи в 1828-м.
Ну, надо это дело кончать!.. Только тетрадь какая-то странная. Ошибки — чуть не в каждой строке: «Чертоге» вместо «чертога», «непередатель» вместо «не предатель», «состатель», а не «создатель», «против бог», «взглят»… Словно не русский писал. Кроме того, составитель тетрадки приписал Рылееву стихотворение поэта-декабриста Федора Глинки, которое Глинка сочинил после смерти Рылеева — в 1827-м. Да и другое стихотворение написал совсем не Рылеев, а Полежаев. И тоже после смерти Рылеева — в 1828-м!
Значит, стихи вписывались после 1825 года? А на обложке — 1825?!
Ничего не пойму!
СТАНОВИТСЯ НЕСКОЛЬКО ЛЕГЧЕ
Откуда взялась тетрадка? Из архива академика А. А. Куника.
Чьей рукой написана? Рукой академика А. А. Куника. Это определил Лев Борисович Модзалевский. А уж он был величайшим специалистом по почеркам. Ошибиться не мог.
Что мы знаем про академика А. А. Куника, кроме того, что он известный историк и этнограф? Где тут словарь?
Академик Куник Эрнст Эдуард, ставший впоследствии Аристом Аристовичем, родился в 1814 году в немецком городе Лигнице, окончил Берлинский университет, в Россию впервые приехал в 1839 году.
Значит, в 1825 году ему было одиннадцать лет. Жил он в Германии и стихи Рылеева в Петербурге в ту пору переписывать не мог. А тетрадь написана его почерком. Стало быть, указанию «С.-Петербург. 1825» не верь! Тетрадь начала заполняться не раньше 1839 года. Что же касается даты, то остается прийти к заключению, что она поставлена, так сказать, в память декабрьского восстания и в обозначение того, что в нее вошли последние стихотворения Рылеева, — как известно, после 1825 года стихов он уже не писал.
Итак, имя Рылеева под стихотворением «Краса природы» появилось не раньше 40-х годов.
Опять стало легче. Можно снова искать доказательства в пользу того, что эти стихи писал Лермонтов.
Ищу доказательств — нет доказательств!
Ищу доказательств… нашел наконец! Напал на важную рукопись.
В 1905 году некий Н. А. Боровка подарил в Пушкинский дом список поэмы «Демон», который в свое время принадлежал его отцу, майору Африкану Ивановичу Боровке. Список изготовлен в 1857 году. Перелистываю его… И вдруг перед словами Демона, обращенными к ангелу:
«Она моя! — сказал он грозно, —
Оставь ее, она моя!»
вижу стихи, которые прислал мне Павел Алексеевич Кушта:
Краса природы, совершенство!
Она моя, она моя!
Кто разорвет мое блаженство?
Кто вырвет деву у меня?
Пускай идут цари земные
С толпами воинов своих…
Что мне снаряды боевые?
Я смелой грудью встречу их.
Они со всей земною силой
Ее не вырвут у меня:
Ее возьмет одна могила —
Она моя! она моя!
Она моя! — пускай восстанет
И ад и небо на меня;
Пусть смерть грозою в очи взглянет —
Против всего отважусь я!
Пускай восстанут миллионы
Крылатых демонов в огне
И серафимов легионы —
Они совсем не страшны мне!
В ней жизнь моя, моя отрада!
Что мне архангел, что мне бес?
Я не страшусь ни казни ада,
Ни гнева страшного небес.
Пусть бог с лазурного чертога
Придет меня с ней разлучить —
Восстану я и против бога,
Чтобы ее не уступить.
И что мне бог! — его не знаю…
В ней все святое для меня:
Ее одну я обожаю
Во всем пространстве бытия.
Я не убийца, не предатель;
Не дышит злобой грудь моя;
Но за нее и сам создатель
Затрепетал бы у меня!
Во мне нет веры, нет законов!..
И чтоб ее не уступить,
Готов царей низвергнуть с тронов
И бога в небе сокрушить.
Она одна моя святыня,
Всех радостей моих чертог —
Мне без нее весь мир — пустыня:
Она мой бог! она мой бог!
О, это уже картина иная! Выходит, что стихи считались лермонтовскими еще до того, как впервые были напечатаны в Лейпциге с именем К. Ф. Рылеева! И читатели были убеждены, что это — монолог Демона.
Кто же вставил эти стихи в поэму? Сам майор Африкан Иванович Боровка? Или тот, у кого он списал поэму? Или, может быть, автор?
Лермонтов писал «Демона» десять лет. Писал даже в те годы, когда учился в юнкерской школе. Насколько это было опасно, можно понять из того, что воспитанникам запрещалось читать книги литературного содержания. Самим же писать возбранялось тем более. А уж сочинять поэму про «врага небес» Демона!..