— А Матильда — воплощение нетерпения, — со смехом сказала миссис Хант-Мортимер. — И у Матильды есть основания потерять терпение, сидя перед вами с открытой книгой, пока вы обе обмениваетесь любезностями.
— Да нет, мы просто ждали, когда вы начнёте, — с упрёком ответила миссис Бичер. — Давайте же в самом деле что-нибудь почитаем, а то время уходит.
— Не стоит начинать с самого начала, потому что в этих произведениях его гений ещё не проявился, — заметила миссис Хант-Мортимер. — Полагаю, что сегодня, в день открытия общества, нам следует познакомиться с лучшими произведениями поэта.
— А как мы узнаем, какие из них лучшие? — поинтересовалась Мод.
— Я бы остановилась на каком-нибудь названии, в котором бы чувствовалась глубина. «Красавица», «Любовь в моей жизни», «Любая жена любому мужу»…
— Ой, как интересно, что же она могла ему сказать? — воскликнула Мод.
— Нет, я как раз хотела показать, что все эти темы отдают легкомыслием.
— Кроме того, такое название совершенно нелепо, — добавила миссис Бичер, после шести месяцев замужества увлекавшаяся обобщениями. — «Муж жене» — это ещё куда ни шло, но откуда можно знать, что «любой» муж сказал бы «любой» жене? Вообще никто не в состоянии предсказать, что сделает мужчина. Ведь они такие странные!
Но миссис Хант-Мортимер была уже пять лет замужем и считала себя достаточно сведущей, чтобы сказать веское слово как об entrée, так и о мужьях.
— Со временем у вас появится бóльший опыт, дорогая, и вы будете лучше знать, чего от них ожидать. И тогда вы обнаружите, что в основе их поступков лежит некая причина, вернее сказать, довольно примитивный инстинкт. Но, говоря серьёзно, нам действительно нужно сосредоточить своё внимание на поэте, потому что я должна уйти ровно в четыре, и так мне останется только десять минут для того, чтобы добраться до Мэйбери.
Миссис Бичер и Мод угомонились и сидели с тревожным вниманием на лицах.
— Пожалуйста, продолжайте! — попросили они.
— Вот стихотворение, которое называется «Гэмлинский Дудочник в пёстром наряде».
— О, не могу и передать вам, как мне хочется услышать это стихотворение! — воскликнула Мод с сияющими от радости глазами. — Пожалуйста, прочтите нам про этого замечательного Дудочника![99]
— Да зачем? — в один голос спросили обе приятельницы.
— Видите ли, дело в том, — пояснила Мод, — что Фрэнк — вы знаете, это мой муж — приехал на маскарад в Сент-Олбенс в наряде Гэмлинского Дудочника. Я и понятия не имела, что это связано с Броунингом.
— И как же он оделся? — спросила миссис Бичер. — Мы приглашены на костюмированный бал к Астонам, и мне бы хотелось придумать что-нибудь для Джорджа.
— Это был восхитительный наряд! Красно-чёрный — знаете, как у Мефистофеля? — и остроконечная шляпа с колокольчиком на тулье. Ещё у него, конечно, была флейта, а к поясу на тонком длинном — до полу — шнурке была привязана набитая опилками крыса.
— Крыса! Какой ужас!
— Ну, вы же помните такую сказку. Все крысы шли за Дудочником, и эта крыса шла за Фрэнком. Во время танцев он клал её в карман, но один раз он забыл и наступил на неё, так что все опилки просыпались на пол.
Миссис Хант-Мортимер также оказалась приглашена на костюмированный бал, и мысли её блуждали далеко от раскрытой книги.
— А в каком наряде пришли вы, миссис Кросс? — поинтересовалась она.
— Я изображала Ночь.
— Да? Но у вас же светлые волосы.
— И папа сказал, что я была не очень тёмной ночью. Я была в чёрном, в своём, знаете, обычном шёлковом чёрном платье. На голове у меня был серебряный полумесяц, на волосах — чёрная вуаль, по всему платью — звёзды, а на груди — комета. За ужином папа пролил на меня чашку молока, и потом он смеялся, что это — Млечный Путь.
— Просто возмутительно, что мужчины способны шутить над столь важными вещами, — сказала миссис Хант-Мортимер. — Нисколько не сомневаюсь, дорогая, что ваш наряд был чрезвычайно эффектным. А я подумываю одеться как герцогиня Девонширская.
— О, восхитительно! — в один голос воскликнули миссис Бичер и Мод.
— Это не очень трудный костюм, знаете ли. У меня есть немного старого алансонского кружева — этой фамильной реликвии более ста лет. Она-то и навела меня на мысль о таком костюме. Мантия не должна быть очень сложной…
— Шёлк! — подсказала миссис Бичер.
— Мне кажется, что расшитая белыми цветами парча…
— О да, с перламутровой отделкой…
— Нет, нет, дорогая. На отделку пойдёт моё кружево.
— Ах да, конечно, вы же говорили.
— А затем здесь — муслиновая кружевная косынка.
— О, как изысканно! — восхитилась Мод.
— Талия высокая, рукава с кружевными гофрированными манжетками. Ну и конечно же, эффектная шляпка — вы понимаете, что я имею в виду, — с закрученным страусовым пером.
— И обязательно напудренные волосы, — вставила миссис Бичер.
— Напудренные и завитые колечками.
— Это подойдёт вам — вы будете великолепны. С вашим ростом и прекрасной фигурой. Жаль, что я не так уверена в своём наряде!
— А что вы задумали, дорогая?
— Я выбрала Офелию. Насколько это удачно?
— Вполне. Вы продумали детали?
— Конечно, моя дорогая, — сказала миссис Бичер, возвращаясь к своей милой доверительной манере, — у меня есть кое-какие задумки, но я бы очень хотела узнать ваше мнение. Я видела «Гамлета» лишь однажды, и дама была одета в белое, а поверх накинута светлая просвечивающая вуаль, скроенная на манер балахона монахини. И я подумала, что можно использовать белый шёлковый эпонж для нижнего платья, а сверху тонкий…
— Крепдешин, — подсказала Мод.
— Но во времена Офелии о таком материале и слыхом не слыхивали, — возразила миссис Хант-Мортимер. — Паутинка из серебряной нити…
— Правильно! — с восторгом вскричала миссис Бичер. — И на ней немного драгоценных камней. Именно так я себе и представляла. Разумеется, покрой будет классический, с изящными складками — моя портниха просто сокровище, она справится. И поверх белого шёлка я бы пустила золотую вышивку.
— Вышивание шерстью, — сказала Мод.
— Либо простая вышивка крестом. И затем жемчужная тиара на голове. Шекспир…
При имени поэта все три дамы вздрогнули и одновременно почувствовали жесточайшие угрызения совести. Они с тревогой посмотрели друг на дружку, а затем — на часы.
— Нет, мы должны, мы непременно должны продолжить чтение! — воскликнула миссис Хант-Мортимер. — Почему мы вообще заговорили о платьях?
— Это я виновата, — с сокрушённым видом сказала миссис Бичер.
— Нет, нет, дорогая, это моя вина, — поправила её Мод. — Помните, всё началось с того, как я сказала, что Фрэнк пришёл на бал-маскарад в наряде Дудочника.
— Я прочитаю сейчас первое стихотворение, которое мне попадётся на глаза, — безжалостно заявила миссис Хант-Мортимер. — Боюсь, что мне уже почти пора идти, но давайте всё-таки пробежим пару страниц. Итак, вот! Сейчас! Сетебос! Какое смешное имя!
— Что оно значит? — спросила Мод.
— Думаю, узнаем по ходу чтения, — заверила миссис Хант-Мортимер. — Будем читать строку за строкой, как договаривались, пытаясь максимально уяснить смысл. Первая строка гласит:
Узнать теперь, что дня жар лучше…
— Кому это узнать? — удивилась миссис Бичер.
— Не знаю. Так здесь написано.
— Наверное, всё объяснено в следующей строке.
— «И скучен мне…»Боже мой! Я и понятия не имела, что Броунинг был таким… э…
— Так прочитайте же нам, дорогая.
— Нет, право, я и в мыслях не могу себе такое позволить. Лучше мы перейдём к следующей строфе, если не возражаете.
— Но мы торжественно клялись ничего не пропускать.
— Но зачем читать то, что ничему нас не учит и нисколько не возвышает? Давайте начнём со следующей строфы, и будем надеяться на лучшее. Итак, первая строка… Неужели же она в самом деле такая, как здесь написано?
— Прочитайте, пожалуйста!
— «Сетебос, и Сетебос, и Сетебос».
Все три поклонницы поэзии Броунинга печально переглянулись.
— Это хуже, чем я только могла себе представить, — призналась чтица.
— Мы просто обязаны пропустить эту строку.
— Но мы всё время только и делаем, что пропускаем.
— Так, по-видимому, зовут человека.
— Или трёх человек.
— Нет, думаю, только одного.
— Тогда зачем повторять его имя три раза?
— Для усиления.
— А может быть, — предположила миссис Бичер, — это был господин Сетебос, госпожа Сетебос и маленький Сетебос?
— Ну, знаете! Если вы собираетесь шутить и смеяться, то я не буду больше читать строку за строкой. Было бы понятнее читать предложение за предложением.
— Правильно!
— Тогда мы включим сюда и следующую строку, которая заканчивает предложение. Вот она, слушайте:
Он мнит себя живущим в лунном свете.
— Так, значит, это был всё-таки одинСетебос! — воскликнула Мод.
— Выходит, что так. Это нетрудно понять, если только передать обычным языком. Человек по имени Сетебос находился под впечатлением, что его жизнь проходила в свете луны.
— Но это же какая-то бессмыслица! — вскричала миссис Бичер.
Миссис Хант-Мортимер взглянула на неё с упрёком.
— Назвать непонятное бессмыслицей не составляет никакого труда, — назидательно изрекла она. — Я нисколько не сомневаюсь, что Броунинг выражает здесь какой-то глубочайший смысл.
— И в чём он тогда заключается?
Миссис Хант-Мортимер взглянула на часы.
— Очень жаль, но я должна идти, — сказала она. — К сожалению, ничего не могу поделать, я уже и так сильно опаздываю. Крайне досадно, что я вынуждена уйти как раз тогда, когда мы так замечательно углубились в предмет. Вы придёте ко мне в следующую среду, дорогая миссис Кросс, не так ли? И вы тоже, миссис Бичер? До свидания, очень вам благодарна за приятно проведённое время!
Но шелест её юбки ещё не успел затихнуть в коридоре, как Общество любителей броунинговской поэзии было распущено двумя третями голосов от общего числа членов.