Таким образом Хью удалось осуществить заветное желание: он преподнёс своей невесте драгоценности, которые затмили бриллианты Барнетов. Вот чем закончилась история о том, как я провела ужасную новогоднюю ночь в комнате кузена Джеффри.
Алая звезда
Дом Феодосиса, известного купца, который вёл торговлю с восточными странами, находился в лучшей части Константинополя, неподалёку от церкви Святого Деметрия. Рядом синело море. Хозяин нередко устраивал праздники, славившиеся по всему городу своей пышностью. Говорят, сам император не раз заходил сюда и веселился вместе со всеми.
В тот вечер, о котором пойдёт речь, — а было это 4 ноября 630 года от Рождества Христова — гости разошлись рано. Остались лишь двое самых близких друзей. Как и хозяин, они занимались торговлей, и удача сопутствовала им. Все трое расположились на белокаменной веранде и мирно беседовали, потягивая вино. По одну сторону от них раскинулось Мраморное море, где вдали мерцали огоньки кораблей, а по другую, указывая на вход в Босфорский пролив, горели огни двух маяков. Почти у ног виднелась узкая полоска воды. В воздухе стоял лёгкий туман, и только одинокая красная звезда светила в темноте на южном небосклоне.
Ночь обещала быть прохладной. Но огонь пылал ярко, поленья потрескивали, было тепло и уютно. Трое друзей вели непринуждённую беседу. Они вспоминали былое. В те дни, когда они только начинали вести торговлю, им не раз приходилось рисковать жизнью.
Хозяин заговорил о своих путешествиях в далёкую Африку, в страну мавров. Много недель, день и ночь шёл караван по пустыне. Феодосис боялся сбиться с пути и напряжённо следил, чтобы полоска моря была справа. Позади остались развалины Карфагена, но они всё шли и шли, пока не достигли берега океана. Волны набегали на жёлтую кромку песка, а справа, над морем, высилась огромная скала. Там начинались Геркулесовы столбы. Рассказчик описывал темнокожих великанов, свирепых львов и чудовищных змей.
Затем настал черёд рассказывать Деметрию, суровому сицилийцу лет шестидесяти. Он поведал друзьям, как разбогател. Ему пришлось путешествовать через Дунай, в страну свирепых гуннов. Он с трудом добрался до густых лесов Германии. Там протекала река, которую местные жители называли Эльбой. Он вспоминал великанов, медлительных и неторопливых, но легко теряющих рассудок от вина, припоминал внезапные ночные ссоры и битвы; описывал деревушки, приютившиеся среди густого леса. Он рассказывал о кровавых жертвах богам, о медведях и волках, которые рыскали по лесным тропам.
Третий — Мануэль Дукас, молодой купец, торговавший золотом и страусовыми перьями, — молчал. Имя его было известно по всему Леванту. Он сидел тихо, внимательно слушая рассказы товарищей. Наконец друзья обратились к нему и попросили что-нибудь рассказать. И вот, подперев щёку рукой и устремив взгляд на красную звезду, горящую на небе, молодой человек заговорил.
— Эта звезда напомнила мне одну историю, — начал он. — Я не знаю, как зовётся это светило. Конечно, старый астроном Ласкарис сказал бы, но у меня нет желания спрашивать. В это время года я всегда ищу эту звезду на небе, и она всегда светится в одном и том же месте. Но порой мне кажется, что она становится всё краснее и больше.
Десять лет назад я путешествовал по Абиссинии. Мне везло, я удачно закупил товары и уже отправлялся в обратный путь. Мой караван состоял из ста тяжело навьюченных верблюдов. В тюках лежали кожа, слоновая кость, специи и многое другое. Я купил эти товары на побережье и переправил в пяти или шести лодках к заливу. Наконец мы причалили возле Савы — это место, откуда караваны пускаются в путь. Итак, я снарядил верблюдов и нанял для охраны человек сорок бродяг-арабов. Мы тронулись в путь, рассчитывая добраться до Макорабы. Это город паломников, отсюда много караванов направляются на север, в Иерусалим и Сирию.
Дорога была долгой и трудной. Слева от нас тянулся залив. Днём от солнечного сияния он казался расплавленным золотом, а когда солнце садилось, цвет воды менялся и она становилась алой как кровь.
Справа от нас раскинулась безжизненная пустыня, тянувшаяся, насколько мне было известно, через всю Аравию и дальше, в Персидское царство. Много дней мы не встречали никаких признаков жизни. Кроме наших гружёных верблюдов и погонщиков, одетых в лохмотья, на многие мили не было видно ни души. В пустыне песок заглушает шаги животных. Мы двигались день за днём, но казалось, что стоим на месте: ничто вокруг не менялось, и это походило на странный сон. Я часто скакал позади каравана и с изумлением рассматривал причудливые фигуры, которые внезапно возникали передо мной. Странно было думать, что это настоящие люди. И мне казалось невероятным, что сам я — Мануэль Дукас и живу в Константинополе… Да, странная земля, и странные люди окружали тогда меня…
Время от времени там, далеко в море, появлялись белые треугольные паруса. Я знал, что это пираты, и радовался, что они далеко от нас, в море. Пару раз возле самой кромки воды мы видели каких-то карликов. Их трудно было даже назвать людьми, они скорее походили на обезьян: брели молча, пили из луж и ели, что подвернётся под руку. Их звали рыбоеды — о них когда-то рассказывал старик Геродот.
Да, они принадлежали к самой низшей расе. Наши погонщики-арабы в ужасе шарахались от них: все знали, что если ты умрёшь здесь, в пустыне, эти маленькие люди набросятся на труп, как вороны, и не оставят ни косточки. Они что-то резко кричали и махали руками, когда мы проходили мимо. Мы знали, что они могут уплыть далеко в море, если погнаться за ними. Говорят, что даже акулы брезгливо отворачивались, проплывая мимо их дурнопахнущих тел.
Так мы путешествовали в течение десяти дней, останавливаясь на ночлег возле крохотных полувысохших колодцев. Мы обычно вставали очень рано и шли допоздна. Но во время нестерпимой полуденной жары приходилось делать привал. Деревьев не было, и мы останавливались в жалкой тени барханов или пристраивались рядом с верблюдами, стараясь хоть как-то скрыться от палящего солнца. На седьмой день мы достигли места, где следовало повернуть и отправиться вглубь страны, в Макорабу. Мы уже закончили наш полуденный привал и собирались двигаться дальше. Солнце палило нещадно. Я поднял глаза и вдруг увидел нечто странное: на небольшом бугре, справа от нас, возникла мужская фигура футов сорок высотой[182]. В руке человек сжимал копьё, казалось, оно было длиной с корабельную мачту. Вы удивляетесь, друзья, — теперь представьте мои чувства! Но разум шепнул мне, что страшное создание всего лишь араб-бродяга, чья фигура казалась увеличенной во много раз благодаря горячему солнцу.
Однако моих спутников реальный призрак волновал гораздо больше. Подвывая от страха, они сбились в кучу, отчаянно жестикулируя и показывая руками на отдалённую фигуру. Я увидел, что человек этот был не один: со всех барханов виднелись головы в тюрбанах. Предводитель охранников подбежал ко мне и сказал о причине их страха. По некоторым особенностям чалмы они были уверены, что эти люди принадлежат к племени дильва — самому жестокому и бессовестному среди бедуинов. Очевидно, они устроили здесь засаду и поджидали наш караван. Я с отчаянием подумал о своих трудах и стараниях в Абиссинии, о долгом и опасном путешествии, о всех препятствиях, которые мне пришлось преодолеть. Меня приводила в бешенство мысль, что в последний момент я потерял всё — не только прибыль, которую собирался выручить, но и все свои сбережения, которые вложил в купленные товары. Но было очевидно, что грабителей слишком много и обороняться бессмысленно; дай бог, если удастся остаться в живых. И вот я мысленно вручил свою душу святой Елене и с отчаянием стал следить за приближением грабителей.
Я обратился к святой Елене и обещал ей изрядное воздаяние, если она спасёт меня. Я не поскупился и пообещал пожертвовать самые толстые восковые свечи — те, что продают по четыре штуки за фунт. В этот миг до меня донёсся вопль радости — это кричали мои спутники. Я вскочил на тюк, чтобы увидеть, в чём дело. Признаюсь, я тоже не смог сдержать крик радости: я увидел на горизонте большой караван. Там было по крайней мере сотен пять верблюдов; их сопровождала вооружённая охрана. Вероятно, они направлялись из Макорабы. Вы знаете, существует неписаный закон для всех владельцев караванов — помогать друг другу, если в пустыне доведётся столкнуться с грабителями. Теперь, вместе с новым караваном, мы представляли грозную силу. Грабители сразу это поняли и мгновенно исчезли — казалось, их поглотили пески. Подбежав поближе, я смог увидеть только облачко пыли, клубящееся над барханами, да вдали маячили шеи верблюдов и слегка поблёскивали копья всадников. Но вскоре и они исчезли из виду.
Но тут я понял, что вместо одной опасности меня подстерегала другая. Вначале я надеялся, что новый караван принадлежит какому-нибудь римлянину или, по крайней мере, сирийцу-христианину. Но оказалось, что им владели арабы. Разумеется, арабы-торговцы, которые живут в городах, не столь воинственны, как бедуины. Но сердце араба не знает закона и сожалений, поэтому, когда я увидел несколько сот человек, столпившихся полукругом возле наших верблюдов и жадно глазеющих на ящики с драгоценными металлами и тюки со страусовыми перьями, я стал готовиться к худшему.
Караван пришельцев возглавлял человек весьма примечательной наружности. На вид ему было около сорока. У него были благородные черты лица и густая тёмная борода. Глаза его пылали, в них чувствовалась огромная сила. В жизни не видывал таких глаз! В ответ на мои приветствия и изъявления благодарности он отвесил поклон и стоял в молчании, оглядывая богатство, которое неожиданно оказалось в его власти. Спутники его перешёптывались, и я чувствовал, как растёт напряжение.
К предводителю подошёл молодой воин, — казалось, он был с ним в дружеских отношениях. Юноша выразил словами желание своих товарищей.