— И заметьте: тому, кто будет испытывать этот аппарат, не придётся тратить никаких мускульных усилий — он может оставаться совершенно пассивным и управлять аппаратом только силою мысли…
— Да, и всё благодаря совершенству моего двигателя, — заметил Браун.
— Нашегодвигателя, — сухо поправил его изобретатель.
— Да, конечно, — согласился его коллега с некоторой досадой, — того мотора, который вами задуман, но мною построен… как бы вы его ни называли.
— Я называю его двигателем Брауна — Перикорда! — воскликнул инженер, и в чёрных глазах его сверкнул недобрый огонёк. — Вы разработали некоторые технические детали, но сама мысль — абстрактная идея этого аппарата — принадлежит мне; она моя, и только моя!
— Пусть так, но абстрактная мысль не приводит двигатель в действие, — ворчливо пробормотал Браун.
— Вот потому-то я и сделал вас своим компаньоном, — сказал изобретатель, нервно барабаня тонкими пальцами по столу. — Я изобретаю, вы строите — и мне кажется, что таким образом работа распределена поровну между обоими.
Браун только сжал губы в ответ, как бы сознавая, что спорить совершенно излишне, и сосредоточился на аппарате, который вздрагивал и колебался при каждом движении стержней, словно собираясь с минуты на минуту слететь со стола.
— Ну разве он не великолепен?! — восторженно восклицал Перикорд.
— Вполне удовлетворителен, — флегматично поправил его англосакс.
— Он может стать для нас источником бессмертной славы!
— Источником хороших доходов… — снова поправил своего восторженного коллегу Браун.
— Наши имена будут стоять наряду со славным именем Монгольфьеров!
— Наряду с именем Ротшильдов, лучше сказать, так как последнее куда предпочтительнее.
— Ах нет, Браун, вы на всё смотрите с самой прозаической точки зрения! — вскричал изобретатель, устремляя взгляд пылающих глаз с машины на своего компаньона. — Наше богатство — это всё мелочи. Такие же деньги могут быть у любого тупоумного плутократа. Нашей истинной наградой будет благодарность потомства, признательность всего человечества!..
Браун лишь пожал плечами:
— Ну, что до этого, то я вполне готов уступить вам свою долю. Я, знаете, человек практичный, для меня имеют значение только осязательные выгоды… Теперь надо испытать наше изобретение.
— Да, разумеется! Но где?
— Вот об этом-то я и хотел переговорить с вами. Вы, конечно, и сами понимаете, что в наших интересах соблюдать полнейшую тайну. Решительно никто не должен ничего узнать о нашем изобретении раньше, чем следует. Здесь, в Лондоне, достичь этого положительно невозможно. Вот если бы мы могли располагать большим огороженным местом, это было бы другое дело…
— Отчего бы нам не испытать наш аппарат за городом?
— Дельная мысль, и, думаю, я даже могу предложить вам кое-что вполне подходящее: у моего брата есть небольшой клочок земли в Суссексе, холмистая местность близ Бичи-Хэда. Насколько я помню, подле дома там есть большой сарай — очень просторный и высокий. Брат мой сейчас в отъезде, но ключи от дома и строений в моём распоряжении. Почему бы нам не перевезти туда все части аппарата и не собрать там? А потом испробуем его в сарае.
— Превосходно!
— Так если вы согласны, то поезд в Истбурн отходит завтра ровно в час дня.
— Прекрасно, к этому времени я буду на вокзале.
— Вы привезёте мотор и привод, а я берусь доставить крылья, — сказал механик, подымаясь со своего места. — Завтра мы узнаем, преследовали ли мы всё это время химеру или же создали себе материальное благополучие. Итак, до завтра, в час дня я буду ждать вас на вокзале!
С этими словами Браун простился со своим компаньоном, быстрыми шагами спустился с лестницы и, выйдя на улицу, смешался с мутным и печальным потоком пешеходов, движущихся по Стрэнду.
На другой день утро выдалось по-весеннему ясное. Бледно-голубое небо над Лондоном пестрило редкими белыми облачками.
В одиннадцать часов утра Браун со свёртком чертежей и планов под мышкой вошёл в Патентное бюро. Около полудня он вышел оттуда сияющий и довольный, а в его папке лежала только что полученная им официальная бумага. Без пяти же час он подъехал в кебе к вокзалу Виктория. Несколько носильщиков и извозчик с возможной осторожностью сняли с верха экипажа два громоздких предмета, тщательно обшитых в упаковочный холст и походивших по виду на два громадных бумажных змея.
Перикорд уже давно был на вокзале. Он страшно суетился и нервничал, поджидая своего компаньона.
— Ну что? Всё благополучно? — осведомился он, завидев Брауна и спеша к нему навстречу; на исхудалых, впалых щеках его выступил внезапный румянец.
Вместо ответа Браун указал на багаж.
— Я уже распорядился погрузить в вагон и двигатель, и привод, — пояснил Перикорд. — Бога ради, — обратился он к заведующему багажом, — обратите внимание на эти вещи, это весьма хрупкие и чрезвычайно ценные приборы и аппараты… смотрите, чтобы их в пути не повредили.
— Будьте покойны, сэр, всё доставим в целости и сохранности! — заверил его смотритель.
— Ну, теперь мы можем ехать с чистой совестью, — заявил Перикорд и вместе с Брауном пошёл к вагону занимать своё место.
Как только поезд прибыл в Истбурн, драгоценный двигатель был выгружен со всей должной осторожностью и перенесён в омнибус; крылья будущего аппарата были помещены на империале, а оба компаньона заняли места внутри омнибуса. Им пришлось сделать большой крюк, чтобы заехать за ключами к человеку, которому было поручено присмотреть за домом, и только получив ключи, Браун и его компаньон отправились в пустынные песчаные дюны, где был построен дом Браунова брата. Он был самым заурядным строением, окружённым надворными постройками: конюшнями, хлевами и сараями, — и расположенным в небольшой зелёной балке, спускающейся пологим скатом от меловых прибрежных холмов к морю. Дом выглядел бы мрачным, даже если б был обитаем, но сейчас, когда из труб не шёл дым, а ставни на окнах были закрыты, он казался особенно бесприютным. Владелец насадил кругом него лиственниц и пихт, но морской ветер истрепал их, и теперь они стояли поникшие и печальные. Место было унылое и непривлекательное.
Но испытатели и не думали обращать внимание на подобные пустяки: чем пустыннее, тем более подходит для их целей. С помощью кучера омнибуса компаньоны втащили все части аппарата в большую тёмную столовую в нижнем этаже здания. Солнце уже заходило, когда стук колёс отъезжавшего омнибуса дал им знать, что они наконец одни — совершенно одни не только в пустом доме, но и во всей этой бесплодной, дикой местности.
Перикорд отдёрнул шторы, и слабый вечерний свет проник сквозь разноцветные стёкла окон в комнату. Браун достал из кармана большой нож и перерезал им верёвки, сдерживавшие упаковочный холст, в котором были зашиты крылья, и глазам Перикорда предстали два громадных жёлтых металлических крыла, которые Браун осторожно прислонил к стене. Затем, уже вместе, инженер и механик также осмотрительно и осторожно распаковали громадный железный маховик, шатун, винты прибора, передаточные ремни и, наконец, сам двигатель. Прежде чем Браун и Перикорд успели собрать все части аппарата, совершенно стемнело. Они зажгли лампу и продолжали свою работу, свинчивая винты, устанавливая скрепы, заканчивая последние приготовления к испытанию.
— Вот и готово! — сказал наконец Браун, отступив на шаг, чтобы судить об общем виде машины.
Перикорд молчал, но лицо его выражало гордость и надежду; он был глубоко взволнован.
— Так, а теперь неплохо бы подкрепиться, — заявил Браун, развязывая и раскладывая на столе кое-какие съестные припасы, привезённые им с собой.
— После! — отозвался Перикорд. — Успеется!
— Нет, не после, а сейчас, — возразил флегматичный механик. — Я голоден как собака.
И с этими словами Браун принялся уплетать за обе щеки всевозможную снедь, а его компаньон нервно шагал взад-вперёд по комнате, судорожно сжимая тонкие костлявые руки.
— Ну, за дело! — произнёс Браун, отряхивая крошки и утирая рот платком. — Кто из нас пустит в ход аппарат? Кто подымется на нём?
— Я! — воскликнул Перикорд. — Помните: то, что мы сейчас делаем, может стать историческим событием!
— Но это небезопасно, — заметил Браун, — легко может произойти какой-нибудь несчастный случай, ведь мы ещё не можем сказать с уверенностью, как будет действовать наш аппарат.
— Что ж с того? Ведь надо же его испробовать!
— Да, но зачем нам рисковать жизнью?
— Но что же делать? Одному из нас надо рискнуть!
— Нет, зачем же? Ведь мотор может точно так же работать, если привязать к аппарату какой-либо предмет, весящий приблизительно столько же, как вы или я.
— Да, правда! — согласился Перикорд.
— У нас здесь есть большой мешок, а там, на дворе, я видел кучу кирпичей. Давайте положим кирпичи в мешок и привяжем его к аппарату вместо себя, — сказал рассудительный Браун.
— Превосходная мысль! — одобрил Перикорд.
На том и порешили.
Они вышли из дома, неся отдельные приставные части аппарата. Луна ярко светила холодным ровным светом, порой набегали рваные облака и закрывали её. Прежде чем отворить сарай и войти в него, изобретатели остановились и прислушались. Но кругом не было ни души — до их слуха доносился только глухой шум морского прибоя да отдалённый лай собаки в деревне.
Браун принялся наполнять кирпичами большой и длинный мешок из толстой парусины, а Перикорд тем временем переносил из столовой в сарай необходимые для испытаний предметы и принадлежности. Когда всё было готово, они плотно заперли двери сарая, поставили на пустой ящик лампу, привязали к большому стальному обручу мешок с кирпичами, водрузив его на составленные вместе деревянные козлы. Затем к стальному обручу были прикреплены и привинчены крылья, металлическая коробка мотора, различные провода, а к нижней части мешка привязали плоский стальной руль, напоминающий рыбий хвост.
— Здесь ему придётся летать по очень малому кругу, — заметил Перикорд, оглядывая высокие голые стены.