— Маргарита, — отозвался я. — Она с самого начала была уверена.
— В самом деле?
Я уверенно кивнул. Только что я стал свидетелем великого открытия. Дюшамп была права, ее дочь заслуживала за это специального Нобеля, как и те биологи, что обнаружили лишайник на Марсе.
И Маргарита заранее ожидала встретить жизнь на Венере, напомнил я себе вновь. Может, в том и состоит секрет великих открытий: настойчивое упорство и уверенность, без оглядки на чужие мнения. Удача благосклонна к тем, кто ее ждет. Кто это сказал? Какой-то научный знахарь. Эйнштейн, скорее всего. А может быть, Фрейд.
В этот раз нам помогали доктор Уоллер и Вилла Йитс. С воспаленными от напряжения глазами, напевая себе под нос, Уоллер пристально следил, как я напяливаю скафандр, словно это был какой-нибудь ответственный медицинский эксперимент. Грандиозные штанины, такие же великанские башмаки на толстой подошве, потом все остальное, включая торс и рукава. Представляю, как повлияет открытие Маргариты на его диссертацию. Я едва сдержал злорадный смех. Собрался, называется, вдали от суеты написать диссертацию — и оказался в самом эпицентре открытия, которое перевернуло ее до основания. Теперь она рассыплется на части, ваша диссертация, бедный доктор Уоллер, и вам предстоит гудеть свои музыкальные ритм-энд-блюзы над ее осколками еще много ночей. В двух метрах от меня Вилла тараторила, как автомат, наблюдая за Родригесом. Провожающие проверили ранец, шланги и провода и убедились, что все в порядке. Затем мы надели шлемы.
Родригес вступил в шлюз, как и тогда, первым. Когда я вошел следом, сердце мое снова заколотилось. Я сразу же представил себе, как Риза на капитанском мостике может услышать его стук по радио. «Расслабься! — скомандовал я себе. — Ты уже был там. Бояться нечего».
Правильно!
«Прошлый раз Родригеса чуть не унесло с корабля. А лететь пятьдесят тысяч метров вниз лучше расслабленным».
Опять этот внутренний голос. Он явно издевался надо мной. Он издевался всегда, с самого начала путешествия, вселяя в меня неуверенность и всячески споря с моей решительностью. Он издевался надо мной с самого начала, с самого моего рождения и делал меня слабым и беззащитным.
Люк открылся, и вдруг Родригес попятился назад.
— Что случилось? — спросил я. — Что-то не так?
Здесь, в тесном интерьере корабля, было достаточно яркого света, чтобы разглядеть его лицо за солнцезащитным шлемом. Я увидел его смятенное, озадаченное лицо.
— Красный свет! Красный свет на герметизации. — Внутри шлема действительно горел красный маячок внутренней диагностики, показывая, как будто что-то не в порядке.
— Что это? — удивился я.
— Минуту… — отозвался он. — Где-то упало давление в скафандре. Сейчас, кажется, все в порядке.
Доктор Уоллер оценил ситуацию быстрее меня.
— Он стал красным, когда вы стали откачивать воздух?
— Да. Верно.
Мы потратили более получаса, закачивая воздух в скафандр Родригеса, пока он не стал напоминать воздушный шар. Щель оказалась в левом плече. Ткань скафандра содержала специальный резиновый состав, который блокировал мелкие трещины, самовосстанавливаясь в этих местах, но соединения, или суставы скафандра, были сделаны из металлокерамики, покрытой пластиком.
— Похоже, протерлось, — удивленно и озадаченно проговорил доктор Уоллер. — Нет, скорее даже похоже на следы термического воздействия.
— Проклятье! — пробормотал Родригес. — Но ведь скафандр, по идее, неуязвим!
Я вспомнил старую шутку о парашютах: «если парашют не раскроется, принесите обратно, и мы выдадим вам новый». Хорошо еще, что диагностика «поймала» это повреждение в шлюзе. За бортом этой трещинки хватило бы, чтобы убить помощника капитана.
Так что Родригесу пришлось отвинтить шлем, сбросить скафандр и выбрать другой, из запасных. «Этот придется ремонтировать», — подумал я.
Наконец Родригес был готов, и мы вошли в шлюз. В этот раз не возникло никаких проблем. Я услышал голос в наушниках:
— Все в порядке, мистер Хамфрис. Пойдемте.
Я испытал то же самое ощущение, как будто заперт в каменном мешке, как только закрылся внутренний люк. Но вот сдвинулся наружный люк — ив моем шлеме вспыхнула красная лампочка, своим миганием предупреждая об опасности. Тревожный алый свет падал, отражаясь на затемненной поверхности шлема.
— Эй, похоже, у меня та же проблема! — крикнул я в микрофон.
Вылазка сорвалась. Оба скафандра оказались приведены в негодность, и Дюшамп решила отменить все выходы за борт, пока мы не определим причину столь быстрого выхода скафандров из строя.
Но я, похоже, уже догадывался, в чем тут дело.
Глава 19
— Не знаю, — вздохнула Маргарита, озадаченно хмурясь. — Не могу сообразить. Нужно время.
Голос ее звучал устало. Возбуждение, которое принесло открытие, улетучилось, развеялось, а я познакомил ее с новыми осложнениями, последствия которых могли быть самыми катастрофическими.
Мы двигались по коридору из ее лаборатории на камбуз, где можно было сесть рядом. Я шел первым.
— Тут не может быть простого совпадения, — продолжал я, оглядываясь. — Должна существовать какая-то связь.
— Вовсе не обязательно, — возразила она.
Мы достигли камбуза, я выжал из распределителя холодную порцию сока и передал ей. Взяв вторую порцию, я опустился рядом с Маргаритой на скамью.
— Там в облаках — жуки, — сказал я. — Насекомые.
— Микроскопические многоклеточные создания, — согласилась она, уточнив.
— И чем же они питаются?
— Не знаю! Понадобится время, чтобы выяснить это. Я почти целый день потратила, устраивая им термос, чтобы сохранить их живыми.
— И все-таки, — настаивал я. — Какое-то у тебя мнение должно быть на этот счет, как у биолога. Ну, может быть, догадки, предположения…
Она провела рукой по густым темно-каштановым волосам.
— Оксиды серы, — наконец заговорила она. — Самый широко распространенный компонент в облачных корпускулах. Они могут разлагать серу и регулировать ее на уровне обмена веществ.
— Серу? Но как можно питаться серой? Маргарита ткнула мне в грудь пальцем.
— На Земле есть бактерии, которые разлагают серу, задействовав ее в обмене веществ. Я предполагала, что ты должен это знать.
Я натянуто улыбнулся.
— Тебя еще ждут сюрпризы, когда ты узнаешь, как много я не знаю.
Она улыбнулась в ответ.
Я вытащил из кармана компьютер и показал ей список материалов из спецификации скафандра. Серы там не было.
— Может, они питаются каким-нибудь из этих материалов? — спросил я, показывая крошечный экран.
Маргарита пожала плечами.
— Скоро узнаём, Ван. На Земле организмы питаются широким кругом элементов и соединений. — Она глубоко и продолжительно вздохнула.
— Это наверняка насекомые, жуки, — сказал я, убежденный в этом совсем не очевидном утверждении. — Никто другой не мог проесть скафандры.
— Ну, а что ты скажешь насчет перил? Они ведь сделаны из железа?
Я постучал по рукоятке поручня:
— Металлокерамика. Содержит бериллий, бор, кальций, углерод… и несколько других элементов.
— Вероятно, этим организмам нужны какие-то особые элементы, так же как нам — витамины, — предположила Маргарита.
Я вернулся к списку материалов, из которых был сделан скафандр, и вывел в соседней колонке список элементов сплава страховочного поручня. Сходных элементов сколько угодно, хотя только в металлокерамику входила сера, да и то в ничтожных количествах. Тут я вспомнил, что оба скафандра дали течь в суставах, а не в ткани из самовосстанавливающейся резины. А эти суставы, или переходники из металлокерамического сплава, покрытого тонким слоем распыленного пластика? Да это же просто лакомство!
— Тебе нужно выяснить, что они переваривают, — очень серьезным тоном сказал я Маргарите. — Это жизненно важно!
— Знаю, — согласилась она, вставая. — Пойду и займусь этим сейчас же.
Тут я вспомнил о странной ржавчине в задней части газовой емкости.
— Может, он и обшивку прогрыз, этот жук.
— Иду, уже иду! — воскликнула она, удаляясь по коридору в свою лабораторию. Мне показалось, что я ей надоел.
«Вот какое впечатление я на нее произвожу», — подумал я. Но мы должны узнать все про жуков. Если эти твари проели наши скафандры, как прапорщики — имущество министерства обороны, и полакомились самим кораблем, то нам нужно поскорее выбираться из атмосферы.
Некоторое время я находился в смятении, не уверенный в том, что сделаю в следующий момент. Что я еще могу, кроме того, чтобы заставлять других делать то, чего не могу сделать сам?
Я решил немедленно отправиться обратно на мостик, но на полпути столкнулся с Йитс, которая спешила по коридору в противоположном направлении. А коридор был узок до того, что, как говорил Родригес (если вы помните), пока протискиваешься мимо кого-нибудь, можно… ну, вы понимаете.
— Что нового? — поинтересовался я.
— Ничего хорошего, — бросила она, протиснувшись мимо. Я только почувствовал на миг прикосновение ее мягкого и податливого тела.
— В чем дело? — крикнул я ей в след.
— Нет времени! — крикнула она в ответ, прибавив шагу.
Странно. Всю жизнь, сколько помню, она ходила ленивым вялым шагом, если двигалась вообще, эта в высшей степени меланхоличная девица.
Покачав головой, я продолжил путь к капитанскому мостику. Дюшамп и Родригес уже были здесь (а где же им быть еще, если только не в каютах друг у друга!). Так, я начинаю становиться сплетником и брюзгой. Это надо прекращать. «Вот и хорошо, что вы оба здесь, голубчики», — подумал я.
— Мы не можем повышать давление, пока не определим, что там все в порядке, — говорила Дюшамп тоном, не предвещавшим ничего хорошего. — Утечка в настоящий момент незначительная, но постоянно растет и набирает силу. Если процесс не остановится, это приведет к тому, что корабль потеряет высоту. Причем процесс выйдет из-под контроля. Мы ничего не сможем с этим поделать.