Я отстоял свою восьмичасовую вахту на мостике, несмотря на усмешки Фукса. Маргарита не появлялась. Я бы еще что-нибудь съел: меня обуял дикий голод, но я ничем не проявил его — не считая ворчания в пустом желудке.
Один из плосколицых азиатов-крепышей наконец освободил меня от обязанностей, сменив на посту. Я встал и пошел коридором, сразу определив себе задачу: найти камбуз.
Но тут меня позвал Фукс:
— Подожди, Хамфрис. Я замер.
Он прошел мимо меня и проследовал в люк перехода.
— Пойдем, — приказал он, не оборачиваясь.
Он повел меня в свою каюту, заставленную книгами и уютной мебелью. Кровать была аккуратно заправлена. «Интересно, где устроилась Маргарита?» — первое, что пришло мне в голову.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
— Голодным как волк, — ответил я.
Кивнув, он подошел к столу и сказал что-то в интерком на азиатском языке, который вполне мог оказаться японским.
— Присаживайся, — сказал он, указывая на сделанные из кожи и никеля кресла перед столом. Сам он опустился в скрипящее винтовое кресло.
— Я распорядился, сейчас вам принесут обед.
— Спасибо.
— Не хотелось бы, чтобы кто-то принял смерть от голода на моем корабле, — сказал он, и на этот раз в улыбке его было куда меньше зловещего.
— А где Маргарита? — спросил я. Улыбка исчезла.
— Где Маргарита, сэр, — поправил он.
— Сэр.
— Вот так-то лучше. Она в своей каюте, отдыхает.
Я собирался спросить, где находится ее каюта, но не успел и рта раскрыть, как он ткнул пальцем за плечо:
— Ее каюта по соседству с моей. Это самые комфортабельные апартаменты на корабле. Они для гостей. Так она все время у меня на виду. Экипаж заметно заинтересовался привлекательной молодой дамой — и не только его мужская часть.
— Так значит, вы защищаете ее от приставаний.
— Совершенно верно. Никто не посмеет ее тронуть, если все будут знать, что она принадлежит мне.
— Принадлежит вам? Что вы хотите этим сказать? — Я увидел, как на его лицо наползает туча, и вовремя добавил: — Сэр?
Прежде чем он успел ответить, дверь отъехала в сторону, и один из членов команды внес громадный поднос, заставленный посудой, от которой исходил пар. Он расставил еду перед нами, подвинул часть тарелок к Фуксу, затем освободил и расставил опорные ножки подноса, который превратился в столик для меня.
Я потряс головой, не веря собственным глазам. При всей суровости дисциплины на корабле, все это никак не увязывалось с такой… роскошью, не побоюсь этого слова, потому что другого, пожалуй, и не подобрать. Фукс умел создавать комфорт и ценил его, хотя это не распространялось на остальной экипаж.
Я осмотрел книги, заполнявшие полки: философия, история, поэзия, произведения старых мастеров, таких как Сервантес, Киплинг, Лондон и Стейнбек. Многие тома на языках, с которыми я незнаком.
— Нравится? — спросил он с вызовом.
Я кивнул, но в то же время услышал свой ответ:
— Я предпочитаю современных писателей, капитан. Он пренебрежительно хмыкнул:
— Думаю, можно оставить формальности, пока мы наедине. Не надо обращаться ко мне «капитан» или «сэр», пока здесь нет посторонних.
— Спасибо, — сказал я. — Благодарю вас… — Слово «сэр» повисло в воздухе, так и не сказанное.
Он сморщился, словно раздумывая, не преждевременной ли стала эта небольшая уступка. Затем вытащил какую-то склянку из ящика стола, вытряхнул оттуда несколько крошечных желтых пилюль себе в ладонь и бросил их в рот. Я снова заподозрил, что он наркоман.
Я попытался прочитать название на корешке какой-то старой книжки, лежавшей у него на столе. Кожа на переплете потрескалась и шелушилась.
— «Потерянный Рай», — сказал он, заметив мой взгляд. — Джон Мильтон.
— Никогда не читал, — признался я.
— Немногие читали. Особенно из твоего поколения.
Я опять почувствовал себя идиотом. Старательно выудив что-то из памяти, я поспешил выступить в защиту своей эрудиции:
— Это не оттуда ли строка: «Лучше править в аду, чем служить на небесах?»
Фукс поморщился.
— Эту каждый знает. Мне больше нравится: «Из Неба можно сделать Ад, а из Ада — Небо».
Он произнес это с таким пылом, с такой подспудной страстью, что я был сражен. Я просто не нашелся, что сказать.
— Можешь взять на время.
— Что взять?
— Книгу. Возьми, если хочешь.
Брови у меня так и взметнулись. Я бы сказал, от удивления вся кожа со лба собралась на затылке. Фукс хрипло рассмеялся:
— Потрясен такой щедростью? Тебя удивляет, что мне приятно иметь на борту человека, с которым можно поговорить о философии или поэзии?
— Честно говоря, я несказанно удивлен, капитан. Вот уж не думал, что вы готовы что-нибудь сделать для сына Мартина Хамфриса.
— Ты забыл одно — теперь в тебе течет моя кровь. А это уже совсем другое дело. Совсем другое, — повторил он, еще раз подчеркивая этот факт.
У меня не было слов. Я решил сменить тему:
— Насчет Маргариты…
— Не надо о ней, — перебил он. — Не хочешь узнать подробнее о моем «Люцифере»? Разве тебя не занимает, отчего мой корабль не развалился на части? Разве тебя не интересует, где мы сейчас находимся и как близко подошли к призу, предложенному твоим отцом?
— Деньги — это все, что вас интересует?
— Да! А что еще? Все остальное у меня отнял твой отец: карьеру, компанию, которую я основал, мою репутацию и, наконец, женщину, которую я любил.
Я почувствовал, что мы забрели на рискованную почву для разговора, так что я поспешил перенести обсуждение на более безопасные места.
— Очень хорошо, — торопливо пробормотал я. — Расскажите мне о корабле.
Он уставился на меня долгим взглядом, без слов. Его ледяные голубые глаза блуждали, казалось, в другом измерении. Что творилось в этот момент у него в голове, я мог только догадываться. Не представляю, что творилось у него в голове. У него осталось отсутствующее лицо кататоника — человека, находящегося в ментальном ступоре. Должно быть, он вспоминал, проматывая перед мысленным взором свое прошлое, свои потери и то, как он вообще очутился в данной точке времени и пространства. По крайней мере, наконец его широкое скуластое лицо ожило. Он чуть заметно покачал голо-^ вой, словно избавляясь от болезненных воспоминаний.
— Запас прочности, — объяснил он наконец. — Вот к чему приходишь, когда ставишь свою жизнь на карту, доверяя ее кораблю, который направляется к другой планете. Запас прочности. Это урок, который я вынес из Пояса астероидов. Чем больше этот запас, тем лучше. Толстая шкура ближе к телу.
— Но чрезмерный вес…
Он снова хмыкнул.
— Твоя проблема в том, что ты доверился не тому астронавту.
— Родригесу, — сказал я.
— Да. Он провел всю жизнь в научных экспедициях на Марс, так ведь? На элегантном, изящном ракетоплане, облегченном до последнего грамма в котором рассчитан каждый цент и каждый ньютон, то есть, единица силы ракетной нагрузки.
— Но ведь именно так проектируются космические корабли?
— Конечно, — саркастически отвечал Фукс. — Если ты работаешь с академиками и инженерами, которые никогда не ездили дальше баз отдыха на Луне. У них превосходный дизайн, ультрасовременные материалы, умопомрачительные технические прибамбасы и оборудование, о котором можно только мечтать.
— Ну и что же в этом плохого?
— Ничего, когда конструируешь судно не для себя. Просто как памятник инженерной мысли — себе, любимому. Если тебя беспокоит только, как бы половчее истратить деньги босса. Если вся философия дизайна состоит в том, чтобы предоставить заказчику последнее слово техники по самой умеренной цене. Невозможное противоречие, не так ли?
— Да, но…
— Но если приходится заниматься этим среди астероидов, — продолжал Фукс, — то очень скоро начинаешь постигать, что корабль должен быть крепким, мощным и снабженным максимальным запасом прочности — в расчете на всякие «но», которых мы не знаем, но опять-таки можем предвидеть в будущем. Потому что в Поясе астероидов рассчитывать не приходится ни на кого, кроме себя. Потому что находишься на расстоянии в биллион километров от остального мира. Так что не приходится ожидать, что, если что-то случится, кто-то принесет тебе чашечку горячего кофе в постель. А ты рассчитывал на второе судно. «Третье» или «Четвертое», как его там…
— «Третьей».
— Не имеет значения.
Полагаю, он с огромным удовольствием читал мне эту лекцию. Фукс злорадствовал. Его распирало.
— Итак, мы оба поставили перед собой одну задачу: достигнуть поверхности Венеры. Ты позволил своему астронавту соорудить изящное суденышко, тютелька в тютельку, гладкое и холеное, с иголочки, новенькое. Почему? Да потому что он всегда так работал. Это его правило жизни. Он привык так делать: готовить судно для обложки журнала «Национальной географии». Оно же должно красиво и эффектно смотреться, понимаешь? В этом его главная задача. Вся его жизнь прошла за дизайнерским пультом. И очень скоро прекратилась, как только столкнулась с реальностью…
— Но как вы можете так жестоко говорить о…
— Я знаю, что говорить. Услужливый дурак опаснее врага.
Я вынужден был признать правоту Фукса, несмотря на жестокость суждений. Не только «Гесперос», но и «Фосфорос» постигла та же участь, вызванная теми же проблемами. Дизайн превыше надежности. Теперь страшная правда раскрылась передо мной во всей своей полноте и неотвратимости.
— Теперь что касается меня, — Фукс ткнул два пальца себе в грудь. — Я далек от элегантности и даже могу сказать, что ничего общего с ней не имею. Я простой разведчик из Пояса астероидов. Каменная крыса. Я занимался этим с Ганном и другими пионерами, еще до того, как твой отец смел мечтать о том, как запустить свои пальцы в разработки на астероидах… Я на собственном опыте узнал, что хорошие корабли — это те, которые строятся с запасом прочности, с излишествами. Тяжеловесные драндулеты, которые могут вынести экипаж из любых передряг. И какой же тип судна лучш