Маргарита пожурила его.
— Это не смешно. Не предмет для шуток. Дело серьезное.
— Я и не шучу, — ответил Фукс. — Скажи мне, Хамфрис, где ты собираешься спать, если не в кубрике?
Я как-то об этом прежде не задумывался.
— Больше свободных мест нет, — продолжал Фукс. — Разве только если ты хочешь спать где-нибудь на палубе.
— Все равно…
— И тогда тебе придется спать в одиночку, — продолжал он. — Незащищенным. По крайней мере, в кубрике ночуют надежные люди: Саньджа, Амарджагаль, например. Никто не отважится перерезать тебе горло при свидетелях.
— Но как я могу спать, когда люди на соседних койках хотят перерезать мне горло? — воскликнул я.
Фукс хмыкнул.
— Не беспокойся, ты в полной безопасности.
— Я не могу спать там, — уперся я.
Голос капитана отвердел, стал более жестким.
— Это не туристический корабль, Хамфрис. Ты будешь следовать моим приказам, так же как и остальные. Вернись к себе. Положи на спину что-нибудь железное, в конце концов! По крайней мере, этим ты покажешь, что не боишься их.
— Но как же вы не понимаете… Фукс горько рассмеялся.
— Нет, это ты не понимаешь. Ты вернешься в кубрик. Конец дискуссии.
Обсуждение было закончено.
«Моя жизнь в его руках, — напомнил я себе. — Ничего не поделаешь». Так что мне оставалось только прикусить язык и закрыть глаза, когда Маргарита вытащила трубку для переливания из моей руки.
— Пусть моя кровь походит в тебе несколько минут, — сказал Фукс с оптимизмом. — Тогда у тебя появится достаточно мужества, чтобы добраться до койки и спокойно заснуть.
Меня раздражал этот человек. Но я ничего не сказал.
Даже когда он взвалил свою ручищу на хрупкое плечо Маргариты и они отправились из лазарета к своим каютам.
Никто не сказал мне ни слова, когда я вернулся в кубрик. Никто даже не посмотрел в мою сторону. Даже Саньджа, который уже вернулся с дежурства.
Амарджагаль, первый помощник, еще оставалась на мостике. Фукс находился в своей каюте. С Маргаритой, понятное дело. Вместе, разумеется. Я постарался вытряхнуть эту картинку из головы.
Несмотря ни на что, я заснул. Возможно, Маргарита вколола мне заодно снотворное или транквилизатор вместе с перелитой кровью капитана. Я спал глубоко и без сновидений. Когда проснулся, то в самом деле почувствовал себя посвежевшим и сильным.
Я сполз на пол с кровати и пошлепал босиком в душевую. Там уже мылись двое из команды. При моем появлении душевая быстро опустела: азиаты развернулись и демонстративно вышли.
Вот так. Пария. Изгой. Отброс общества. Они обращались со мной как с недостойным. «Ну, что ж», — пожал я плечами.
Выходя из душа, я всегда оборачивался полотенцем. Не все были так скромны. Даже лица женского пола не придавали особого значения тому, что кто-то увидит их наготу. Хотя, должен сказать, никто из них особенно не возбуждал моего интереса. Дело не в расизме: некоторые из самых возбуждающих, эротических женщин, которых я когда-либо знал, были азиатками. Но женщины на борту «Люцифера» были или чересчур коренастыми, либо, наоборот, настолько худыми, что можно без труда пересчитать их ребра. Совсем не мой тип.
В любом случае, я вернулся на свое место с мокрыми после душа волосами, завернутый, как всегда, в полотенце, и увидел, как несколько членов экипажа столпились вокруг одной из коек. Казалось, им больше делать нечего, как стоять, повернувшись ко мне спиной.
Я не придал этому особого значения. Запахнув за собой заклеенный экран «шодзи», я вытащил свежий комплект комбинезона. Это была последняя чистая пара в ящике под кроватью. Мне предстояла узнать обстановку с одеждой на складе или отыскать на корабле химчистку или прачечную-автомат.
Азиаты все еще толпились там же, где я застал их в прошлый раз. Я узнал меж ними высокую фигуру и бритую голову Багадура.
Они явно не хотели иметь со мной ничего общего. Мне показалось, что они собрались своим азиатским табуном вокруг койки Саньджа.
Что, в самом деле, происходит? Вот все понемногу начали расходиться. Багадур неторопливо подошел к интеркому, расположенному в переборке возле люка, покачивая головой и бормоча себе в бороду.
Теперь я увидел койку Саньджа. Бумажный экран был раздвинут. Саньджа лежал на спине, уставясь в потолок. Горло его заливала кровь. Точнее, покрывала спекшаяся темная корка.
Глава 36
Фукс уставился на бездыханное тело Саньджа. Никто так и не притронулся к мертвому астронавту. Вызвал капитана Багадур. Одна из женщин протянула мне салфетку, чтобы вытереть лицо. Другой сунул мне «мокросос», моющий пылесос, чтобы я убрал с пола собственную блевотину.
Капитан ощупал тело, попробовав его на сгибах запястий и лодыжек.
— Он мертв уже несколько часов, — пробормотал он, скорее себе, чем остальным.
Обернувшись, он указал мне, что блевотину надо убрать. Энергично жестикулируя, он отдавал команды и сделал несколько распоряжений на азиатском наречии. Мужчина-азиат вырвал жужжащий пылесос у меня из рук и отошел с неприветливым лицом.
— Подойди сюда, Хамфрис, — приказал Фукс.
Я неохотно приблизился к койке. Я делал это через силу. Желудок содрогался, и я чувствовал в горле вкус желчи.
— Держи себя в руках! — прикрикнул на меня Фукс. — Что здесь произошло?
— Я… я спал.
Казалось, Фукса больше раздражал я, чем то, что произошло с Саньджа.
Он обвел кубрик взглядом. Остальная команда расселась по койкам или возилась, спрятав глаза, за столом в центре кубрика. Несколько человек стояли возле люка, сгрудившись вокруг Багадура.
Фукс поманил Багадура. Тот подошел медленно, вразвалку.
— Ну? — спросил Фукс.
Багадур ответил ровным голосом, по-английски:
— Это самоубийство.
— В самом деле?
Багадур указал на нож рядом с Саньджа.
Фукс задал несколько вопросов на азиатском наречии. Я понял, что Багадур уклоняется от прямых ответов и не дает никакой информации, отпираясь от всего.
Наконец Фукс испустил тяжелый вздох.
— Значит, Саньджа сам перерезал себе глотку, устыдившись того, что предал ваш мятеж, — подвел он итог.
— Да, капитан. Это правда.
Во взгляде Фукса читалось нескрываемое отвращение.
— И кто следующий «самоубийца»? Амарджагаль? Или, может быть, Хамфрис?
Меня чуть снова не вырвало. Хорошо нечем было.
— Не могу сказать, — откликнулся Багадур. — Возможно, никаких самоубийств больше не будет.
— Да ну?
— Если мы покинем это зловещее место, никому не придется умирать.
— Может, ты и прав, — согласился Фукс, сверкнув особенно остро своим ледяным взором. — Может, и прав. Пошли-ка со мной.
Он направился к люку, Багадур за ним.
— И ты тоже, — приказал он, поманив пальцем человека с пылесосом. Это был один из участников мятежа на насосной станции. — И ты, — позвал он третью участницу — женщину.
Все трое мятежников переглянулись. Остальные члены команды сразу отступили от них, как от прокаженных.
— И ты, Хамфрис, пойдешь со мной, — продолжал Фукс.
Вчетвером, мы двинулись за капитаном по коридору, направляясь в сторону носа корабля, и затем спустились по лестнице к люку, ведущему на нижнюю палубу.
— Откройте, — приказал Фукс Багадуру.
Я смотрел, недоумевая, ломая голову, не понимая, что происходит. Азиат набрал стандартный код на электронной контрольной панели, вмонтированной в тяжелый металлический люк. Лампочки мигнули зеленым, и Багадур с трудом оттащил люк в сторону, открывая проход. Люк казался чудовищно тяжелым: дюжий азиат застонал от усилия.
— На «Люцифере» три спасательных капсулы, — сказал Фукс, ткнув пальцем вниз. — Там вполне хватит места для вас троих и тех, кто пожелает к вам присоединиться. Вы можете отправиться на орбиту и там встретитесь с «Третьеном».
Глаза Багадура выкатились:
— Но, капитан…
— Никаких «но», — оборвал его Фукс. — Вы хотите покинуть корабль, вот вам билет обратно на орбиту. Приступайте. Занимайте места.
Обменявшись растерянным взглядом со своими товарищами, Багадур запротестовал:
— Никто из нас не знает, как управлять капсулой, сэр.
— Там все запрограммировано, — железным голосом отвечал Фукс. — Я наберу код запуска с командного пульта. Остальное выполнит автоматика — она поднимет капсулу через атмосферу и выведет ее на орбиту. Я сообщу на «Третьей», чтобы вас подобрали и держали под арестом как мятежников и убийц до суда.
Трое азиатов переговаривались друг с другом некоторое время. На лицах их отражался скорее страх, чем гнев.
— Итак, ваш выбор, — сказал Фукс. — Вы стартуете в безопасное место прямо сейчас или остаетесь там, где опасно, и выполняете мои приказы.
— А если мы останемся, — смиренным тоном спросил Багадур, — и будем исполнять приказы, суда не будет?
Фукс посмотрел в его умоляющие глаза.
— Думаю, что я смогу забыть твою вспышку чувств, обернувшуюся мятежом. И смерть Саньджа можно зафиксировать в бортовом журнале как самоубийство.
— Капитан! — запротестовал я.
Он не обратил на меня внимания, не отрывая взгляд от Багадура.
— Ну? — требовательно спросил он. — Как решим? Багадур быстро переглянулся с двумя компаньонами. Не
знаю, насколько хорошо они понимали по-английски, но друг друга они прекрасно понимали без слов.
Выпрямившись в полный рост, Багадур наконец объявил:
— Мы остаемся, капитан.
— Значит, остаетесь?
— Да, капитан.
— И будете выполнять все мои приказы?
— Да, сэр.
— Без ворчания? Без жалоб?
— Да, капитан.
— Все трое? — Фукс указал пальцем на соучастников мятежа. — Больше не будет… самоубийств?
— Мы согласны, капитан, сэр, — сказал Багадур. Двое других мрачно кивнули.
Фукс одарил их широкой улыбкой. Но в ней не было веселья.
— Отлично! Превосходно! Я рад, что мы пришли к согласию.
На их лицах стали появляться ответные улыбки. Я хотел что-то сказать, как-то возразить, так как совершенно забытым оказалось убийство Саньджа. Но прежде чем я успел сказать хоть слово, улыбка Фукса испарилась.