Она посмотрела на меня совершенно спокойно:
— Они мне не нужны, — точно так же спокойно ответила она. И я понял, что это не бравада. Передо мной сидела загадочная девушка с мистическим женским именем, удивительного происхождения. Она не вышла из морской пены, как Афродита, она родилась в новый век технологий, клонированная от своей матери, и стала залогом бессмертия Дезирэ Дюшамп, сгоревшей в атмосфере планеты. И все ради того, чтобы спасти память о моем брате. Я мужественно сжал кулаки и проглотил горькую слезу.
— Подожди, — попросил я, чтобы отвлечься. — Ты что-то рассказывала об органическом материале, о «манне небесной», падающей с облаков?
Маргарита покачала головой.
— Дело в том, — продолжала она, — что я не нашла ни следа органических материалов. По идее, если эти жуки не бессмертны и не поедают друг друга, то они могут падать, оседая вниз, — но тут же сгорают над планетой, там, где температура переваливает за сто и выше градусов. В принципе, температуры горения бумаги, 451 градуса по Фаренгейту, им бы вполне хватило…
— …чтобы обуглиться, окочуриться и так далее?
— Вот именно.
— Так чем же они питаются там, на поверхности планеты, эти щупальца?
— Пока на этот счет у меня самые смутные предположения, — призналась Маргарет. — Вот почему мы должны еще раз вернуться туда и заняться более серьезным изучением флоры и фауны Венеры.
«У тебя с головой все в порядке, девочка?» — подумал я, но не сказал этого вслух. Что ж, кому-нибудь надо этим заняться. И если начальником экспедиции станет Маргарита, я готов составить ей пару, став… ее капитаном. Или как минимум спонсором.
Да, мы открыли целый мир, который предстоит осваивать. Мы выполнили задачу, которую поставил перед собой Алекс. Новый мир биологии. В твою честь, Алекс. Ну и для остальных: Микки и Гринбаума, например.
— Что ты там улыбаешься? — услышал я голос Маргариты. Я открыл глаза и опять с радостью увидел ее. Я даже не
заметил, что улыбнулся в своих размышлениях.
— Мой брат Алекс, — произнес я. — Ведь мы бы ничего не открыли, если бы он не полетел сюда первым.
Взгляд Маргариты стал озабоченным и сосредоточенным.
— Да, его имя должно остаться в веках.
— Это его право, — произнес я словно клятву. — Это его подарок всему человечеству.
Маргарита вскоре ушла, и я забылся сном. Я помню, что мне снилось: что-то про Алекса и моего бывшего… Мартина Хамфриса, как я теперь его называл. Но как только я проснулся, все развеялось. И чем больше я пытался вспомнить этот сон, тем труднее это удавалось — все равно что ловить руками дым. А мне снилось, что мои руки горят и я ловлю поднимающийся от них дым, который непрерывно ускользает от меня.
Проснувшись, я увидел, что все шланги, трубки и иголки отсоединены от меня. «Интересно, — подумал я, — сколько же я спал?» Я ожидал, что с минуты на минуту появится Маргарита: может быть, она ненадолго вышла. Но я так и пролежал четверть часа в бессильном и беспомощном ожидании: она не показывалась. Наверное, вспомнил я, работает над этой конечностью, которая зацепилась за броню «Гекаты».
Ошарашенный и задетый таким невниманием к моей персоне, я откинул простыню и встал, точнее, сел. Голова у меня легко закружилась, но не от того, что я встал, а от того, что под простыней я оказался совершенно голым. И, насколько мог оглядеться, нигде не замечал своей одежды. Чьих же это рук дело?
Шатаясь, я встал, хватаясь за столик и пытаясь сохранить равновесие. Ничего себе — заснуть лицом в салате! Так все-таки — было оно или не было? — хотелось мне сейчас спросить у Маргариты. А что, если она вколола мне какое-нибудь наркотическое снотворное и… страшно подумать — воспользовалась моей бессознательностью?
Я наскоро обернулся простыней и вышел в коридор, направляясь в кубрик.
Там уже сидели Нодон и несколько его желтолицых узкоглазых собратьев.
Я принял их поздравления и заметил, насколько прибавилось ко мне уважения. Они смотрели на меня теперь совсем другими глазами. Затем задвинул за собой «шодзи» и свалился на койку, не боясь напороться на нож. Целых шесть свежевыстиранных рабочих комбинезонов лежало под ней — я нащупал рукой. Что это — дань уважения герою или грубый намек Фукса на оставшиеся вахты?
Отлежавшись немного, я оделся, и Нодон проводил меня до самой капитанской рубки. В командирском кресле сидела Амарджагаль. Спина ее была совершенно прямой, невзирая на долгие часы такого сидения, и длинные черные волосы ниспадали по ней, связанные в монгольский пучок.
— Где же Фукс? — поинтересовался я.
Все, вскочив с мест, учтиво пояснили, что капитан находится в своей каюте. Настроение экипажа явно переменилось к лучшему.
Уже на полпути к его каюте меня остановила Маргарита.
— Надо проверить капсулу, — сказала она с хмурым озабоченным лицом.
Я затаил дыхание:
— Да, в самом деле, давно пора.
— Ты готов?
— Конечно, — соврал я. Каждая мышца и сустав моего тела издавали болезненный стон. Голова, казалось, весила одиннадцать тонн. Почему именно одиннадцать — не знаю, не взвешивал, приеду на Землю — обязательно взвешу. А здесь вес не имел смысла, поскольку действовали иные законы тяготения. Руки тоже действовали, прямо скажем, плохо. Обтянутые блестящей искусственной кожей, они не вызывали, в отличие от последних, эстетического удовлетворения.
И все-таки капсула меня интересовала. Все-таки она тревожила умы. Там, сразу за входным люком, могли лежать десять биллионов долларов. Но точно так же они могли и не лежать там. Внутри мог оказаться только прах, пепел и зола. Все равно последняя надежда была там: все, что могло остаться от Алекса, хранилось в этой большой металлической сфере. Мой брат… Нет, уже не брат. Но мог быть моим братом. Не биологически, но все-таки братом моим он был. И лучшего брата я не ведал. И никогда я не представлял его никем другим, как старшим братом.
На пути в трюм Маргарита сообщила мне:
— Придется надеть скафандры. Капитан выкачал весь воздух из трюма.
— Зачем? — удивленно спросил я.
— Вакуумная очистка, — пояснила она. — Чтобы свести до минимума риск заражения.
— А где он сам? — спросил я. — Где Фукс? Ему что, неинтересно осмотреть находку?
Она колебалась мгновение, прежде чем сказала:
— Он сейчас в каюте, занят расчетом траектории выхода на орбиту. Я уже говорила тебе. Наверное, ты потерял сознание и опять ничего не помнишь.
— Нет, — ответил я. — Сознания я не терял. Просто заснул. И только.
— Переливаний больше не требуется?
— Нет! И что, он до сих пор рассчитывает траекторию? Она что, такая длинная?
Она посмотрела на меня, как на больного.
— Но ведь эти расчеты производит автоматически бортовой компьютер.
Маргарита ответила просто:
— Он просил, чтобы ему не мешали. «Темнит», — подумал я.
Мы уже подошли к трюму, вышли на уровень грузового отсека. Там был шкаф… нет, не стану его описывать, вам все равно его не представить… так вот, там располагался шкаф с четырьмя скафандрами.
Мы стали одеваться.
Через некоторое время Маргарита заявила:
— Ты знаешь, твой полет в «Гекате» совершенно вымотал его.
«Ага! — подумал я. — Вот где собака зарыта».
— Так, значит, он просто отдыхает, запершись в своей каюте?
Вновь легкое колебание, как будто она не решалась что-то сказать или просто боялась проговориться. Затем она произнесла, тихо и спокойно.
— Да, он отдыхает.
Как будто боясь разбудить Фукса. Можно подумать, он находился где-то рядом. Мы проверили скафандры друг друга, сверившись заодно с показаниями наручных компьютеров. Казалось несколько странным занятием разговаривать по внутренней связи с человеком, стоящим рядом в паре шагов. На выходе из воздушного шлюза первое, что бросилось мне в глаза, — бренные останки старушки «Гекаты». Корпус оказался обожжен и покорежен, местами оплавлен, местами по нему тянулись глубокие борозды-царапины.
Я участливо похлопал по корпусу перчаткой. Этот корабль был для меня как живое существо, хотя вряд ли он еще сможет когда-нибудь подняться в небо или повиснуть в плотном, как вода, воздухе Венеры.
— Ты обращаешься с ней так, как будто она живая, — заметила Маргарита.
— Ты права, — сказал я, сам удивляясь, какую сильную связь я чувствовал с этой глыбой металла.
В неверном свете я не мог разглядеть лица Маргариты за стеклом шлема, но был уверен, что она улыбается мне.
— По возвращении домой мы найдем ей достойное пристанище, — улыбнулась девушка. Твой корабль займет почетное место в одном из музеев.
Я как-то не подумал об этом. Идея порадовала меня. «Геката» сослужила свою службу: она заслужила почетный отдых. Моя прогулка вокруг покореженного корабля закончилась у спасательной капсулы, которая была по-прежнему заключена в могучие клешни. Капсула напоминала реликтовое яйцо какого-нибудь древнего мастодонта, на худой конец, птеродактиля. Тяжелое, оборудованное рукоятями и простым округлым люком, какими-то трубками, как в задней части старого холодильника, и маленьким лесом торчавших из него антенн. В два раза шире моего роста в диаметре, с прочной и толстой «скорлупой». Повсюду, куда ни глянь, иллюминаторы.
Маргарита показала на какое-то хитроумное устройство на дальней переборке.
— Придется вставить переносной аэрошлюз, — сказала она. Очевидно, она заранее обдумала всю операцию, шаг за
шагом. Мы прикатили округлый переносной аэрошлюз. Но, как оказалось, люк капсулы находился слишком близко к палубе.
— Придется ее передвинуть, — вздохнула Маргарита. Она подошла к лебедке, а я тем временем вскарабкался
на кран грузового отсека. Здесь оказалось гораздо уютнее, чем за полу расплавленным пультом «Гекаты».
— Вира, — окликнула меня снизу Маргарита. Движениями стрелы я выровнял люк с аэрошлюзом.
— Молодец, старушка, — похлопал я еще раз по остову «Гекаты», спускаясь с крана.
Я положительно становился сентиментален, как заправский астронавт.