— И человек может избавиться от этой напасти самостоятельно?
— Верно! — В полном восторге я крепко обнял Маргариту и звучно поцеловал. Она не сопротивлялась. Напротив, она также впечатала в меня ответный поцелуй.
Но затем тут же осторожно отстранилась и спросила:
— А ты понимаешь, во что ввязываешься?
— Думаю, что понимаю. Я собираюсь очень сильно разочаровать своего папочку… точнее, Мартина Хамфриса. Он быстро взлетит в воздух. Может быть, даже с дополнительным ускорением.
— Ты что, собираешься податься в «зеленые»? — спросила она совершенно серьезно.
— Думаю, это не самая большая глупость, которую я собираюсь сделать в своей жизни.
— Это большая ответственность, Ван.
Пожав плечами, я кивнул: мол, ничего не поделаешь, в то же время не выпуская ее из объятий.
— Не все лидеры «зеленых» будут доверять тебе.
— Потому что я сын Мартина Хамфриса?
— Не только поэтому.
— Но я уже не сын ему.
— Ты собираешься предать огласке эту историю с Фуксом.
Я кивнул:
— И не только. Алексу они почему-то доверились. А ведь он — генетический наследник Хамфриса.
— Все равно, — покачала она головой. — Многие будут завидовать тебе. А зависть рождает и соперников, и врагов, и шпионов, и доносчиков. И вредителей. Позволь мне заверить тебя: политика — это сложная и довольно опасная игра. И, главное, она не терпит слабых.
— Ты имеешь в виду — анемичных?
— В кругах «зеленых» много людей, — уклончиво сказала она, не давая прямого ответа на мой вопрос.
— В общем, я понял, — оборвал я ее. — Ты хочешь сказать, мне нужен человек, который защитил бы мою спину от множества кинжалов, спрятанных в ночи.
Я как-то подхватил этот высокопарный стиль Фукса, возможно, он вошел в меня вместе с кровью.
— Да, ты, в общем-то, прав, — лукаво улыбнулась она.
— Люди Хамфриса будут охотиться за моим скальпом. А это крутые ребята.
Она заглянула прямо мне в глаза, как в душу.
— Ты уверен, что сможешь снести все это? Я не колебался ни наносекунды.
— Да! — решительно заявил я. Затем добавил: — Если ты пойдешь со мной.
— Я? — в притворном удивлении спросила она.
— Ты. Будешь моей путеводной нитью и моей защитой.
Странное выражение возникло на ее прекрасном лице. Уголки ее губ чуть приподнялись, легкая, едва заметная, а на посторонний взгляд и вовсе не заметная улыбка появилась на ее лице: как будто она только собиралась улыбнуться, но взгляд ее при этом оставался совершенно серьезным.
— И матерью моих детей, — закончил я. Рот у нее так и раскрылся.
— Я очень богатый человек, — продолжал я, все еще не выпуская ее рук. — У меня почти нет вредных привычек. У меня довольно неплохое здоровье, пока под рукой есть необходимые препараты.
— И? — продолжала она.
— И я люблю тебя, — закончил я. Наконец я заставил себя произнести это слово. Это было не совсем правдой, и мы оба знали, никуда не денешься. Никто из нас не знал, что такое на самом деле любовь, но мы уже прошли сквозь такие передряги, что вряд ли можно сыскать на Земле и даже во всей Солнечной системе человека, который стал для меня более близок, чем клон Дезирэ Дюшамп.
— Любовь — большое слово, великое слово, — прошептала Маргарита. Но я почувствовал, как она стала ближе мне в этот миг. Она прильнула ко мне и положила голову мне на плечо.
— Мы скоро узнаем о ней все, — шепнул я в ответ. — Начнем прямо сейчас.
Я не был готов к повальному интересу со стороны журналистов. Как только мы определились на лунной орбите, меря тут же засыпали запросами, просьбами, предложениями и заказами на интервью, документальные фильмы обо мне, биографические книги. Все хотели, чтобы я ежедневно появлялся по всем каналам новостей, снимался в приключенческих сериалах про космос. Я стал знаменитостью, теледивы хотели, чтобы я сидел с ними в студиях, политики норовили сфотографироваться со мной, и все окружающие проявляли ко мне жадный интерес, точно венерианские жучки — к корпусу нашего корабля.
Очень мягко, но категорично я отклонил все предложения, дав только самые необходимые интервью, способствующие освещению событий. Но и это краткое изложение оказалось настолько драматичным, что приковало к экранам всех зрителей лунной и земной систем в течение целой недели.
Конечно, я давал интервью, но очень выборочно. В каждом интервью я утверждал, что парниковый эффект Венеры принципиально отличен от земного парникового эффекта, причем за последствия земного отвечают сами люди, и нечего сваливать все на климат и глобальное потепление. «Зеленые» сначала пришли в ярость: меня засыпали требованиями отречься от своих еретических взглядов. Среди них были даже прямые угрозы от фанатиков, но вскоре руководство «зеленых» стало использовать мои интервью в своих политических кампаниях.
Тем временем я передал собранные данные Микки Кокрейн, которая прилетела на «Люцифер», пока мы стояли на лунной орбите в карантине. Медицинские эксперты проверяли, не нанесли ли мы какой инопланетной хвори.
Конечно же, то, что мы захватили с собой экземпляры венерианских аэробактерий, а также веские доказательства о существовании фауны: фрагмент щупальца того загадочного существа с поверхности планеты — намного увеличивали наш карантинный период. Микки со своими приятелями-учеными с ума посходили от радости, увидев перед собой эти свидетельства существования жизни на Венере. Мне тут же было предложено почетное членство Международной Академии наук, или МАНки в просторечии. Маргарет стала действительным членом, и также прозвучали намеки на какую-то особую Нобелевскую премию, которая будет вручена ей.
Пришлось мне связаться за время этого вынужденного простоя и с Гвинет, которая по-прежнему жила в Барселоне, я Она выглядела столь же обворожительной и прекрасной, Как и всегда. Даже на моем настенном экране на борту «Люцифера» ее карие глаза и полные, вожделеющие губы заставили мое сердце стучать чаще.
Но после нескольких минут ни к чему не обязывающей болтовни я сказал ей:
— Квартира теперь твоя, Гвинет. Можешь распоряжаться ею, как тебе вздумается.
Она особенно не удивилась. Казалось, мое добровольное предложение не застало ее врасплох. Как будто иного она и не ожидала.
— Значит, прощаемся? — вздохнула она. И это прозвучало скорее утверждением, а не вопросом.
— Боюсь, что так, — согласился я, удивляясь, что не чувствую никакой боли. У меня возникло какое-то неприятное чувство, какая-то неловкость, — я всегда боялся остаться один. Видимо, и ей одиночество тоже не грозило.
Она кивнула:
— Так я и думала. Смотрела твое интервью по новостям; Ван. Ты сильно изменился. Ты уже не тот, каким был раньше.
— Ничего не поделаешь, — ответил я. — Время идет.
— Когда собираешься встретиться с отцом? — прозвучал ее пробный выстрел, в котором, видимо, скрывался намек на ее нынешнее положение. Почему она поблагодарила меня за то, что я ускорил развязку наших отношений?
— Скоро… — неопределенно сказал я, — как только снимут карантин.
Она опять улыбнулась.
— Тебе же причитается куча денег.
Мне показалось, что она произнесла последние два слова если не с вожделением, то, по крайней мере, с уважением.
— Да, — ответил я. — И еще кое-что.
Глава 56
Всего две недели — и вот различные медики и биологи сошлись на том, что «Люцифер» и его команда не представляют никакой опасности для населения Земли и Луны.
Как только мы оказались наконец чисты, как жена Цезаря, то есть совершенно вне всяких подозрений, я послал Маргариту в свой дом на Майорке, наказав ей:
— Перед тем как ехать домой, я должен повидаться с Мартином Хамфрисом.
— Разве нельзя сделать это по видеофону? — удивилась Маргарита. — Или, в конце концов, устроить встречу в виртуальной реальности.
— Нет, — сказал я. — Это должно произойти с глазу на глаз, лицом к лицу. Только я и он, больше никого. На его территории.
Поэтому я приземлился, а точнее, прилунился, в Селенограде.
Меня проводили в вестибюль президентского номера «Отеля Луна», сообщив:
— Мистер Хамфрис скоро примет вас, сэр.
Я прошел по толстому ковру к большому окну. За время скитаний я совсем отвык от окон, везде и во всем видя лишь экраны. Здания, построенные на поверхности, вообще редкость на Луне, и уж тем более — с такими огромными окнами. Я смотрел на сияющий полумесяц Земли, висевший в кромешной темноте. У огромного окна стоял на тонкой изящной треноге короткий черный телескоп. Я заглянул в объектив, расположенный сбоку, и поискал место, где, по моим предположениям, располагался Коннектикут — моя родина.
Поместье раскинулось в опасной близости от набухшей водами речки. На уровне моря целая долина постепенно утонула в прибывающих водах Лонг Айленд Саунд. Я повернул телескоп к Майорке, но она была едва различима. Дом на Майорке уцелел, но дамба, защищавшая Пальма, уже угрожающе нависала над городом.
Более столетия глобального потепления привело к этим бедствиям. И не меньше столетия уйдет на то, чтобы устранить их. Впереди нас ждали десятки лет тяжкого труда и борьбы за существование, которую теперь надо было вести иным образом: не бороться с природой и друг другом, а пытаться уживаться с ней. Но я был уверен, что у нас найдутся для этого и знания, и инструменты, чтобы достичь успеха.
— Так вот ты где пристроился, астроном.
Я выпрямился и повернулся на знакомый голос, полный сарказма.
— Приветствую, — кивнул я, — мистер Хамфрис.
Он ничуть не изменился с нашей последней встречи, когда я видел его во плоти, на праздновании его столетнего юбилея. Темный подогнанный костюм со слегка подбитыми ватой плечами. И те же самые пронзительные холодные глаза.
— Мистер Хамфрис? — Если его и покоробила такая официальность обращения, он ничем не подал виду. Направившись через просторную комнату, он занял место на обитой атласом софе под какой-то крикливо раскрашенной картиной в духе неоклассицизма. Делакруа, кажется: всадники-бедуины в бьющихся на ветру одеждах шли через пустыню с длинными ружьями в руках.