— Да, ваша честь. Безо всякой причины.
— Я нахожу это невероятным.
Умертвие затравленно озиралось то на меня, то на Скалла, шипя при этом еще неистовей. Ее глаза пылали подобно озарявшим фактола языкам пламени. Сделав ложный выпад в мою сторону, она неожиданно бросилась к Скаллу. Я кинулся следом с окончательным намерением снести ей голову. Хотя я и надеялся, что Упокоенные помогут ее допросить, спасти жизнь фактолу было гораздо важнее.
Умертвие спешило к Скаллу, я бежал вслед за ней. Скалл спокойно смотрел, как мы оба несемся прямо на него. В самый последний момент он просто выставил руки и сказал:
— Стоять.
Мои ноги застыли на месте, застыл мозг… моя рука, уже опускающаяся, чтобы обезглавить чудовище, так и замерла в воздухе, словно скованная льдом. Однако умертвие оказалось невосприимчивым к парализовавшей меня магии. Последним рывком она с яростью бешеного пса, наконец-таки добравшегося до жертвы, вцепилась в руки Скалла. С радостным шипением тварь вонзила свои когти в запястья Упокоенного и сжала их мертвой хваткой.
В течение следующих нескольких секунд у Скалла не дрогнул ни один мускул. Затем он медленно вывернул кисти и с не меньшей силой перехватил руки чудовища. Они замерли друг напротив друга. Кровавый огонь в глазах умертвия разгорался все ярче и ярче, рассеивая полумрак коридора.
Эти объятия длились целую минуту, а я все беспомощно стоял, не в силах даже пошевелиться. Постепенно ненависть, написанная на лице твари, сменилась озадаченностью, и она попыталась вырваться, но Скалл, не прикладывая никаких усилий, удержал ее на месте. Пламя в глазах чудовища все росло, отбрасывая два ярко-красных пятна на серый камень стены. В последнее мгновение она посмотрела на меня через плечо, ее полуразложившееся лицо исказило выражение неподдельного ужаса и смятения, и в тот же миг тело умертвия лопнуло, будто мыльный пузырь, окатив коридор каскадом красной пыли.
— Однако, — промолвил Скалл. Его лицо и одежда лежали под слоем пыли, и казалось, что он с ног до головы покрыт кровью. Неожиданно животворная волна прокатилась по моим мышцам, силы вернулись ко мне, и я смог, наконец, опустить руку.
— Однако, — повторил Скалл.
Повернувшись ко мне спиной, он пошел внутрь горящего Мортуария, не обращая внимания на огонь.
— Где ты был? — спросила Ясмин. Она уже подобрала свой рюкзак и снова держала в руке рисунок. Ее умертвие лежало на мостовой, изрубленное на куски.
— Перекинулся парой слов с фактолом Скаллом, — бросил я.
— Что-нибудь выяснил?
— Лишь то, что у меня нет никакого желания снова с ним повстречаться. — Я ткнул ногой одну из частей умертвия; из ран посыпалась красная пыль. — И у всех умертвий такая пыль внутри?
— Не знаю, — пожала плечами Ясмин. — Мне раньше не приходилось с ними сражаться.
— Может быть, кому-нибудь из наших коллег приходилось. — Я посмотрел в ту сторону улицы, куда Уна и Кирипао отправились в погоню за ворами. Ясмин проследила мой взгляд.
— Бежим за ними? — предложила она.
— Ты, пожалуй, беги, — сказал я ей. — Если наши друзья углубились в Улей, тебе будет трудно их отыскать… хотя Уна вполне могла оставить для нас какие-то знаки. Особые следы на земле, стрелки на мостовой, что-нибудь в этом роде.
— А ты что будешь делать?
— Хочу взглянуть на этих умертвий поближе. Они меня заинтриговали.
— Ну, хорошо. — На мгновение она пристально посмотрела на меня, как будто пытаясь выразить свои чувства словами. И, наконец, просто сказала:
— Будь осторожен, Кэвендиш.
Прежде чем я успел что-либо ответить, она побежала вниз по улице — стройная фигурка, затянутая в черную драконью кожу. Я попытался выжечь эту картину у себя в памяти; мне хотелось нарисовать ее после того, как все кончится. И кому какое дело, что это не стоит денег.
Пыль.
Красная пыль, идущая из ран вместо крови. Изнанку роб, принадлежавших умертвиям, покрывал толстый слой пыли, но это была пыль совершенно иного рода — мелкие частички, чем-то похожие на налет, остающийся после работы с глиной.
Я провел по ней пальцем и лизнул его осторожно. У нее был вкус, как у слабой приправы карри. Может, эти умертвия, скрывались на складе специй? Однако цвет не был желтым, как у настоящего карри; на первый взгляд он выглядел слегка коричневатым, но, присмотревшись поближе, я увидел, что пыль состоит из смеси белых и бурых частиц.
Красная пыль, белая, бурая… Сюда бы сейчас дварфа, из тех фанатиков, что изучают грунты, словно какой-нибудь бабник женщин. Есть у нас пара таких среди Сенсатов, вечно тащат нам новые минералы для того, чтобы каждый мог их понюхать, лизнуть и даже попробовать на зуб. Только благодаря целительным заклинаниям у меня до сих пор сохранился полный набор зубов; впрочем, сейчас я был бы рад видеть любого из тех камнелизов, лишь бы он помог мне разобраться со всей этой пылью.
Не имея подобных познаний, я мог только взять образцы каждого вида, в надежде позднее определить, что они из себя представляют. Я оторвал клочок мантии, буквально пропитанной буровато-белой пылью, а затем выдрал лист из альбома и подставил его под красную струйку, бегущую из раны убитой твари. Осторожно свернув, я положил оба образца в карман.
Не успел я выпрямиться, как из-за угла Мортуария выскочил Иезекия.
— Бритлин, — прокричал он, — идем скорее!
— Что такое?
— Мы с Уизлом, — сказал он, задыхаясь. — Мы выследили того, кто стрелял.
Глава 5
Я устремился за Иезекией, и пока мы бежали, он рассказал мне о том, что случилось. На пару с Уизлом они прочесали территорию близ главного входа в Мортуарий в поисках того, кто мог подорвать бомбу — задача не из легких, так как многие строения были охвачены пламенем. Мальчишка и гном нашли несколько укрытий, откуда могли пустить огненный шар или горящую стрелу, чтобы зажечь пропитанного маслом гиганта; но все эти места пустовали. С каждой минутой поиски затруднялись: жители окрестных домов с криками о пожаре выбегали на улицы и пытались организовать цепочки, передавая ведра из близлежащих колодцев.
Посреди этой растущей неразберихи Иезекия вдруг увидел в толпе знакомое лицо. Прислонившись к полуразрушенной каменной стене, стоял один из трех участников нападения на Городской Суд, тот самый головорез с окладистой бородой и белыми волосами. За поясом у него торчал жезл, который Иезекия тотчас узнал: белая слоновая кость, усеянная красными крапинами.
Человек (Иезекия прозвал его Беловолосым) постоял пару минут, наблюдая за тем, как толпа борется с огнем, и зашагал прочь, в глубину Улья. Иезекия и Уизл сели ему на хвост, держась на расстоянии и пытаясь пробиться сквозь массы ротозеев, собравшихся отовсюду поглазеть на пожар. Один раз они чуть не потеряли его, но затем вновь нашли, устремившись на звуки борьбы, раздававшиеся с соседней улицы.
На счастье (на наше счастье), Беловолосый, завернув за угол, столкнулся с Восторженной Процессией Плясунов, совершавшей свой нескончаемый путь по улицам Сигила. Иезекия знал о ней лишь по рассказам Уизла; но я был знаком с Процессией вовсе не понаслышке, так как несколько лет назад отплясывал с ней в течение трех дней подряд.
Восторженная Процессия продолжалась уже более четырех столетий. Это буйное сборище, к которому присоединялся любой желающий, скакало в пьяном угаре по улицам города в направлении, определяемом капризом любого, кто мог оказаться во главе колонны. Чуть позади возглавляющего следовала группа из десяти Носильщиков Коровы. На самом деле у них не было никакой коровы, лишь деревянный помост с множеством, как я узнал по опыту, жутких заноз. Возможно, много лет назад, когда шествие только начиналось, на помосте и несли какую-нибудь корову или, может быть, ее статую, однако, спустя века корова потерялась, и остался один помост.
В честь какого праздника организовано это шествие, и как оно началось, не помнят даже Законники. В нем принимали участие все, кто желал потанцевать и попить вина, следуя по улицам города. Некоторые плясуны брали вино с собой, но делать это не обязательно, поскольку считается, что каждого, кто угостит участников процессии выпивкой, ждет большая удача. Когда я танцевал в этом шествии, старушки умоляли меня принять их самогон, надеясь, таким образом, заслужить исцеление от артрита. Кто знает — может, и помогло. По крайней мере, старушки выглядели на удивление бодрыми, когда бежали за мной со своими баклажками.
Беловолосый умудрился влететь в Процессию, столкнувшись с Носильщиками Коровы. Реакция пьяных гуляк была предсказуемой, и после непродолжительной, но активной потасовки полностью раздетый Беловолосый оказался на коровьем помосте. Его одежда и прочие вещи были разбросаны по улице и исчезли под ногами десятков пропойц.
— Надеюсь, вам удалось подобрать жезл, — сказал я Иезекии.
Парень утвердительно кивнул — а ведь сделать подобное было практически невозможно. Все происходило в трущобах Улья, на улицах которого нельзя оставить даже собачье дерьмо. Чьи-то жадные руки тотчас вцепились в имущество Беловолосого, однако, Уизл вытащил из кармана клочок шерсти, сделал пару жестов, что-то произнес, и неожиданно из-за угла показался отряд стражей Гармониума, на лицах которых читалось большое желание вступить в драку. Проходимцев, хотевших присвоить жезл, словно ветром сдуло, и Иезекия спокойно собрал то, что принадлежало Беловолосому.
— А его одежду вы тоже подобрали? — поинтересовался я.
— Всё, — рассмеялся Иезекия, — мы подобрали всё. И как только я собрал вещи, стражи растаяли как дым. Уизл был великолепен.
— По части иллюзий гномы известные мастера, — согласился я, поторопив Иезекию с рассказом.
Танцующие протащили Беловолосого на своем помосте еще несколько кварталов, прежде чем ему удалось ухватиться за бельевую веревку, натянутую через улицу между домами, и проскользнуть по ней в окно второго этажа. Последовал гром проклятий, и спустя какое-то время он показался на улице, выскочив из двери со штанами, украденными с веревки, и тарелкой лапши на голове. Обогнув колонну Процессии, Беловолосый свернул в переулок, чтобы натянуть штаны. Иезекия и Уизл неотступно следовали за ним до входа в грязный и обшарпанный салон татуировок, из которого, по сло