— Разве вам не достаточно этих признаний, чтобы перестать преследовать Спаркса?
Джеруша снова сосредоточилась, посмотрела внимательно на Мун и увидела, что в ее странных, туманно-зеленых глазах светится решимость; и вдруг поняла, что с ней как бы играют в жмурки — эта девушка все еще пытается спасти от смерти своего возлюбленного и себя… Да, ты отлично усвоила правила нашей цивилизации, девочка. В ее душе поднялась волна отвращения, но она не дала ей выплеснуться наружу и снова уставилась на татуировку Мун. Боги, ну разве нельзя перестать, наконец, ненавидеть это лицо — ведь нет ни малейших доказательств, что девочка заслужила подобное наказание от рождения!
— Вы ведь позволите мне привести Спаркса сюда? — Мун даже привстала, не желая сдаваться, готовая сразу броситься во дворец.
— Это, наверное, будет не так просто…
Мун снова села, напряженная до крайности.
— Почему?
— Я ведь рассказывала многим — там, на Главной улице, — что Спаркс и есть Звездный Бык. Так что большая часть островитян уже знает об этом… — А я была бы последней ханжой, если бы стала отрицать сейчас, что сделала это намеренно! — Теперь они ни за что не выпустят его из дворца.
— С ним все было в порядке, когда я ушла! Я только поэтому и решилась оставить его там! — Мун выкрикивала это ей в лицо, словно только что осознав, что совершила предательство. Полицейский на другом конце комнаты обернулся на ее крик. Глаза Мун вдруг засверкали, словно стекла в окне под яркими лучами солнца. Джеруша на всякий случай отодвинулась от нее подальше. — Нет, нет! — Мун сжала кулаки. — Вы не можете так поступить — сперва использовать его, а потом дать ему умереть! Я все сделала, как он хотел, — вы ведь знаете, я только потому и пришла сюда. Не из-за вас, не из-за Смены Времен Года… Мне наплевать на ваши великие дела, если они приведут к его смерти! — В ее голосе звучала прямая угроза. — Спаркс не должен умереть завтра…
— Но кто-то же должен? — неуверенно проговорила Джеруша, пытаясь вернуть Мун в реальный мир. — Я понимаю, ты любишь его, сивилла, но Смена Времен Года — это нечто большее, чем чувства и желания отдельных людей. И ритуал, связанный со Сменой, для твоего народа священен; если Мать Моря не получит своей жертвы, островитянам, собравшимся поглазеть на казнь, придется жестоко расплачиваться… Звездный Бык должен умереть!
— Звездный Бык должен умереть, — эхом отозвалась Мун, медленно вставая. — Да-да, понимаю. Понимаю, что должен… — Она приложила руку ко лбу, в глазах ее была непереносимая боль. — Но не Спаркс! Комиссар, — она повернулась к Джеруше, лицо ее было очень бледным от волнения, — вы ведь поможете мне отыскать Первого секретаря Сайруса? Он обещал мне! — Она вдруг горько усмехнулась. — Обещал помочь, если это будет в пределах его личных возможностей… Помочь своему сыну. Я надеюсь, что он выполнит свое обещание…
— Я могу с ним связаться, — кивнула Джеруша. — Но я хочу знать причину…
— Сначала мне нужно кое с кем повидаться… — теперь Мун уже не казалась такой уверенной в себе. — А потом я все расскажу вам, а вы — ему. Персефона, где сейчас Герне?
Тор изумленно подняла брови.
— В казино, наверное. Клянусь всеми богами, — сказала она вдруг, — по-моему, я что-то наконец начинаю понимать… — Она по-свойски улыбнулась Джеруше. — А ты, видно, не очень понимаешь, легавая!
Глава 47
Джеруша лежала, вытянувшись, на низкой кушетке в своем городском логове; одна ее нога касалась пола, и она мерно постукивала ею в такт своим мыслям — иначе я просто всплыву к потолку! Она улыбнулась, перелистывая в памяти события минувшего дня и вполуха воспринимая шум празднества, доносившийся с улицы. Ужасно хотелось гордиться собой. Черт побери, ну хоть половину-то похвал я действительно заслужила! Она расстегнула высокий воротник мундира. Впервые она не сняла форму сразу, едва оказавшись дома… Сегодня ей было необычайно приятно чувствовать себя комиссаром полиции.
Она слышала, как Мун постанывает и вздыхает во сне — все двери в доме были открыты. Несмотря на чудовищную усталость, эта девочка и здесь не знала покоя. Сама Джеруша вообще заснуть не смогла, хотя новый день уже начинал брезжить где-то там, на востоке, за стенами города, дающими ощущение безвременья. Но теперь это было не так уж важно: через несколько дней она навсегда покинет эту планету. И все равно ей хотелось снова и снова вспоминать в подробностях весь вчерашний день и не вступать в день завтрашний: придя домой, она обнаружила в автоответчике послание с просьбой — не с приказом, а именно с просьбой! — встретиться завтра с Верховным судьей и членами Ассамблеи. Разрушив заговор Ариенрод, поймав Це-Зунха и сделав Сурса слишком нежеланным гостем на любой планете, она сумела выйти на новый виток в развитии своей карьеры.
Но зачем, в таком случае, она пригласила к себе эту юную особу, что спит в соседней комнате? Ведь она преступница! Джеруша вздохнула. Клянусь Проклятым Лодочником, эта девушка — не большая преступница, чем я сама! И вовсе она не похожа на Ариенрод! И не все ли равно ей, Джеруше, какие у Мун опасные мысли бродят в голове относительно Гегемонии? Гундалину прав: как сможет Мун осуществить свои идеи, когда инопланетяне покинут Тиамат? А еще — Джеруше не хотелось признаваться в этом даже самой себе — воспоминания о мертвых мерах и о том, что эта девочка-сивилла сказала тогда о преступлении и наказании, все еще бередили ей душу. Она знала: никогда больше она не сможет отрицать открывшейся ей истины и не поверит, что те, кому она служит, сумели в одночасье перестать быть ханжами и предателями. Ладно, черт побери, разве какое-нибудь правительство было абсолютно безупречным? Можно, конечно, считать, что предотвращение геноцида, затеянного Ариенрод, и спасение Мун — это ее, Джеруши, вклад в будущее Тиамат. Она могла бы даже и Спаркса спасти, если бы он прошел задуманное ею испытание… И если она спасет его, ее совесть может быть абсолютно спокойна… Но Джеруша понимала, что никогда не сделает этого. Она видела слишком много такого, чего лучше бы ей никогда не видеть; и встречала слишком много людей, которых пыталась как-то классифицировать, но они почему-то вечно выскальзывали из ее психологических оков, не вписывались в задуманную ею схему. Некоторые из моих лучших друзей, оказывается, — уголовные преступники…
Она горько усмехнулась, почувствовав укол внезапных сожалений. Миро… Она ни разу не говорила с ним с того ужасного дня, когда они стояли рядом на залитом кровью берегу… Неужели это и было их прощанием? Нет, только не тот проклятый день!.. Она села, уставившись в темный угол. Нет, я могу, например, позвонить и сказать ему, что нашла Мун, что с ней все в порядке, что Ариенрод непременно за все заплатит… Да, верно. Нужно прямо сейчас и позвонить, пока еще не поздно, не то они обрежут все линии связи… Позвони ему, Джеруша, и скажи… Ну хотя бы попрощайся!
Она встала и спотыкаясь побрела через всю комнату к телефону, чувствуя холодок под ложечкой. Медленно набрала номер, проклиная себя за дурацкое волнение, за то, что дыхание перехватывало и не было сил снять трубку…
— Алло? Усадьба господина Нгенета? — Слышно было очень хорошо — впервые за все это время; ей ответила женщина, и Джеруша ничего не смогла с собой поделать: тут же заговорила холодным официальным тоном:
— Это комиссар ПалаТион из Карбункула. Будьте любезны, позовите, пожалуйста, Нгенета.
— Извините, комиссар, но он уехал…
— Уехал?.. Куда? — Черт, неужели же он и сейчас занимается контрабандой?
— Он не сказал, комиссар. — Женщина казалась скорее растерянной. — Он последнее время все сам делает, в одиночку. Мы ведь тут тоже к Смене Времен Года готовимся. А несколько дней назад он взял катер и куда-то уехал… И никому ничего не сказал…
— Понятно, — медленно выдохнула Джеруша.
— Что-нибудь передать ему?
— Да. Три вещи. Первое: Мун в безопасности. Второе: Ариенрод за все заплатит. И еще — скажите ему, что я… я звонила, чтобы попрощаться.
Женщина старательно повторила все слово в слово.
— Я ему непременно все передам. Доброго вам пути, комиссар!
Джеруша опустила глаза: она была рада, что собеседница не видит сейчас ее лица.
— Спасибо. Желаю и вам всем счастья и удачи. — Она положила трубку и отошла от телефона. У двери виднелся ритуальный столик с алой раковиной на нем — кривобокой, с отломанными шипами… — печальная память о том, чему уже больше не бывать никогда. Что ж, так даже лучше… Хорошо, что она его не застала… Но глаза почему-то ужасно щипало; она старалась не моргать, пока закипевшие уже слезы не отступили — и ни одна не упала с ее ресниц.
Джеруша снова повернулась к телефону, усилием воли заставив себя думать о другом. Гундалину… Может быть, попробовать еще разок справиться о нем? Она уже дважды звонила в медицинский центр, и оба раза ей ответили одно и то же: он в бреду, разговаривать с ним пока нельзя. Врачи вообще не могли понять, как ему удавалось держаться на ногах; однако смертельного исхода все же не ожидали. Успокаивают! Джеруша поморщилась, прислонилась к стене. Что ж, может быть, к тому времени, как она вернется от Верховного судьи… Да, тогда она сможет рассказать ему все. А пока что лучше принять душ и снова отправиться в полицейское управление, прежде чем нужно будет идти к Хованнесу.
Она выудила из кармана пакетик йесты и прошла в ванную. Мун продолжала метаться в беспокойном сне. Усталость взяла свое — сейчас девушка уже была не в состоянии тревожиться, сумеет ли Сайрус извлечь ее братца из дворца. Джеруша до сих пор не могла как следует уразуметь, что Первый секретарь вообще согласился предпринять подобную попытку, даже если Спаркс — его родной сын… Тем более что он никогда не видел его и вряд ли абсолютно уверен, что это действительно его сын… Однако на свидание с Мун пришел весьма охотно и прямо-таки горел желанием помочь…
Еще более необъяснимым оказалось то, что Мун удалось уговорить калеку-бармена из казино «Ад Персефоны», уроженца Харему, занять место Спаркса. Боги, ведь эта девочка и двух дней в городе не провела! Если бы Джеруша способна была поверить, что Мун достаточно личного обаяния, чтобы заставить любого мужчину принять рад