— Опозорите меня — и я прикажу сжечь его живьем.
Сказано это было с такой убедительной интонацией, что Мика застыла. Но глаз от Кая не оторвала — точно больше никого в мире для нее не существовало.
Словно ощутив боль любимой, Кай рванулся, на короткий миг стряхнул с себя руки стражников — и успел встретиться с девушкой взглядом. В его — тоже полных отчаяния — глазах она прочла безмолвное обещание. Кая тут же ударили вложенным в ножны мечом, повалили на землю и уволокли за ворота.
Кира не выпускал запястья невесты до тех самых пор, пока полукровка не скрылся из виду.
Мика вообразила, что влюблена в… это? Эту… мразь? Что ж, голландцы с ним разберутся! Разберутся так, что он уже никогда не вернется. Нравы голландцев ничем не лучше нравов дикарей, но полукровок презирают даже они.
Наконец Кира отдал приказ своим солдатам собрать оружие у воинов Ако — в особенности комплекты из длинного и короткого мечей, носить которые дозволялось лишь самураям высшего ранга.
Строго говоря, он не имел права конфисковывать оружие: несмотря на то, что отныне эти люди стали простыми ронинами, в жилах их до конца дней текла кровь самурая. Но ему было важно сломить их окончательно, запугать. Ведь меч — это воплощение самой души воина. У мужчин, лишившихся не только крова и средств к существованию, но утративших свою сущность, — у таких мужчин не станет ни сил, ни духа замышлять недоброе против него, Киры.
Не станет ни у кого… за исключением… А вот о судьбе этого человека он позаботится лично.
— Оиси Кураносукэ? Вы мне нужны.
Пока Кира к нему шел, Оиси пытался стереть со своего лица недоверчивое выражение. «Он слишком горд, чтобы задавать вопросы, — подумал узурпатор. — Это хорошо. Ведь ответы ему совсем не понравятся».
Оиси неохотно поднялся и последовал за Кирой. Их тут же окружили охранники, командовал которыми гигант в черных доспехах.
Вот позади остался парадный зал, дворец… По мере того, как они отдалялись от воинства Ако, беспокойство Оиси нарастало, хоть он и старался выглядеть невозмутимо.
— Если вы желаете ознакомиться с данными о… о вашем новом домене, господин Кира, то все записи…
Кира коротко взглянул на черного самурая, и тот занес руку, словно собираясь прихлопнуть муху. Облаченная в защитную перчатку ладонь врезалась Оиси в висок. Каро упал, шлем его покатился по каменным плитам. Гигант подхватил поверженного ронина за кирасу на спине, рывком поставил на ноги.
Господин Кира с недоброй усмешкой произнес:
— В этом нет необходимости.
Черный самурай вцепился в Оиси и, грубо подталкивая, потащил вперед. В голове у каро будто звенели храмовые колокола, колени подкашивались. Огненной вспышкой мелькнуло воспоминание: полукровка приземляется на спину прямо в грязь на турнирной арене, его шлем скачет по земле, останавливается в двадцати шагах перед самураями Ако…
Перед ними возвышалась главная башня. Олицетворение мощи, символ основного предназначения замка — защитить князя и его народ. «А внизу, под башней, — вдруг озарило Оиси, — подземные темницы…»
Рику… И Тикара… Они где-то неподалеку, но так недостижимы… Увидит ли он их вновь? Одежда под доспехами вся пропиталась потом. Что теперь станет с Ако? А с ним?.. Оиси хотелось разрыдаться. И лишь самурайская закалка помогла сохранить лицо перед врагом. А ведь его хваленая гордость — не более чем выработанная годами привычка, растерянно подумал вдруг каро. Она вовсе не исходит из глубины души, как он считал. Тем не менее Оиси был сейчас рад и этому.
Стражники подтолкнули его к ступеням, ведущим в подземелье. Кира остался наверху, наблюдая за их спуском. На полпути нога Оиси соскользнула, гигант в черном разжал захват, и остаток пути бывший самурай проделал на спине. Кира усмехнулся и исчез — отправился назад в мир живых, в свои новые владения.
Отодвинуть тяжелую каменную плиту, что закрывала вход в старинную подземную шахту, обычно было под силу лишь двум-трем охранникам одновременно. В этот раз хватило чудовищного толчка черного гиганта.
Четверо стражников с трудом подволокли упирающегося Оиси к краю темной дыры. До дна колодца было целых пятнадцать футов. Сырой каменный мешок размером не больше кладовки. Тюремщики в Ако называли его дзигоку — преисподняя… ад. Неожиданный свет факела, вторгшийся откуда-то сверху в этот безмолвный мир, заставил броситься врассыпную стайку крыс.
Сильный тычок в спину, нанесенный рукой гиганта, бросил Оиси вперед. Стражники отпустили его, и бывший каро с криком полетел в темноту. Тело его с тяжелым глухим звуком ударилось о каменный пол. Столб льющегося сверху света сузился сначала до размера полоски, затем и вовсе исчез. Но самурай этого уже не видел — он потерял сознание.
Оиси в полном недоумении открыл глаза. Непроглядный мрак… тишина… зловоние… Его замутило — и от смрада, и от жуткой головной боли.
Боги, что с ним такое приключилось? Заболел? Или приснился кошмар? Что на нем копошится?
Кто-то куснул его за палец. Выругавшись, Оиси резко сел. Голос его в этом безмолвном царстве прозвучал на удивление гулко. Цепляясь за одежду и кожу острыми коготками, с него посыпались вниз крысы, разбегаясь в темноте.
Крысы?!
Раздалось еще одно проклятие. Боль — от ударов стражников, от падения с высоты в пятнадцать футов — пронзила каждую клеточку в измученном теле… А затем каро вспомнил — и потрясение от чудовищного коварства Киры накрыло его с головой.
Еще вчера он, Оиси, был главным вассалом князя Асано. И вторым человеком во всем домене… Преданным самураем, гордящимся своей честью. Он хранил верность господину, даже когда пришлось принимать столь тяжелое — самое тяжелое в его жизни! — решение. И пошел на жертву, которой потребовал от него хозяин, исполнил его последнее желание. А теперь… Подлый поступок Киры разрушил весь его мир, низвергнув Оиси с небосклона в преисподнюю, дзигоку.
Разве мог он предположить, что все так обернется? Выходит, зря он мучился сомнениями — верного ответа не существовало. Что бы он ни выбрал, последствия все равно оказались бы губительны. Желая спасти Ако, он сдал замок без боя — и потому сёгун велел оставить защитников замка в живых и не чинить расправы над жителями. Но всех его людей изгнали, госпожу Мику сделали рабыней Киры, а народ обрекли на тяжелое существование под безжалостным гнетом.
А он сам? Его Кира может сделать вечным пленником… До конца дней.
Нет, об этом лучше не думать. Иначе недолго сойти с ума.
Сейчас каро заботили лишь три вопроса. Что станет с женой и сыном? Сколько Кира его здесь продержит? И как ему, Оиси, выжить — сохранив при этом разум — в ожидании освобождения? Если, конечно, оно состоится…
Решить можно только одну проблему — последнюю. Оиси перевел глаза на дальнюю стену, к узкой щели, выполняющей роль окна. Слишком высоко, не забраться. Впрочем, даже если бы у него получилось, размер отверстия не позволит сквозь него протиснуться. Его ширины едва хватает для того, чтобы обеспечить темницу воздухом.
А снаружи сияло солнце. И виднелась ветка дерева. Подул ветер, растение судорожно затрепетало, и в оконном проеме закружились, словно снежинки, лепестки отцветающей сакуры.
Но для чего ж так долго
Тянется эта весна?..
Оиси отвел взгляд от цветочного снегопада — ожившие в памяти строки прощального стихотворения князя Асано вновь наполнили душу горечью. Но сейчас не время убиваться над тем, чего уже не изменишь. Путь воина гласит: смысл его, Оиси, жизни — в служении господину до самой смерти. Смерти господина… или его собственной. Если хозяин умрет от болезни или старости, тогда долг Оиси — служить наследнику земель и защищать его. Если же смерть сюзерена станет результатом вероломного коварства, его, Оиси, долг — отомстить.
Гири и ниндзё, долг и человеколюбие… Он не упустил ни того, ни другого. Госпожа Мика, наследница князя Асано, сделалась заложницей Киры, чьи алчность и изворотливость привели к смерти отца девушки и к его, Оиси, заточению. Бывший каро не сомневался — умереть от голода и жажды ему не дадут, раз уж сёгун запретил своему любимчику убивать воинов Ако.
А ведь Кира — трус, пришло вдруг в голову самураю. Он скорее нападет исподтишка, чем решится на честное противостояние; скорее столкнет своих врагов лбами в надежде, что они сами уничтожат друг друга, чем выйдет с ними на бой лицом к лицу. Это игра… не сёги даже — го. Искуснейшая битва между разумом и волей.
Оиси явно не первый узник, брошенный в этот колодец, хотя на его памяти подобного не случалось. Как же здесь выживали? Да и выжил ли кто-нибудь?
Если нет, тогда… Тогда, про себя поклялся он, Оиси Ёсио станет первым. Но сохранить одну только жизнь недостаточно. Необходимо позаботиться и о разуме. Непрестанно думать о прошлом означает проиграть Кире. Тревожиться о судьбах людей, которых он пытался защитить, — не менее опасно. Необходимо сосредоточиться на будущем. Верить: оно наступит — будущее, ради которого стоит жить. И, что бы ни случилось, он, Оиси, навсегда останется самураем. Хотя Кира с сёгуном и отняли у него власть, положение и даже мечи.
Господина Асано убил Кира — все равно что лично вонзил кинжал в спину правителю Ако. И Кира же позаботился о том, чтобы вассалов погибшего лишили всего, даже права на законную месть. Если не отплатить злодею за смерть хозяина, душа князя останется в заточении на земле, не сможет развиваться — в точности как все те, кто был ему дорог при жизни. Теперь у каждого из них свое заточение. Но господину Асано из своей темницы не вырваться никогда…
Существуют понятия, отмахнуться от которых не вправе даже самый полновластный земной повелитель. Одно из них — честное правосудие. Оиси учили — когда подлое деяние нарушает течение бытия, страдают даже боги. Равновесие должно быть восстановлено, такова воля небес.