Самурай валялся на траве рядом с лошадьми и крепко спал. Кай едва удержался от пинка. И принялся внимательно разглядывать лежащего. Тот стал совсем другим… Отчего?
Вместо собранной на затылке и вертикально поднятой самурайской косички, кончик которой крепился к голому черепу при помощи мятного масла, голову каро теперь украшала беспорядочно спутанная грива, небрежно откинутая со лба назад. Некогда тщательно выбритая макушка, похоже, за все время отсутствия Кая ни разу даже не подстригалась. Не стало и красивой одежды из парчи и тяжелого шелка — ее сменило простое кимоно и свободные штаны хакама, изготовленные то ли из хлопка, то ли даже из пеньки и давно утратившие первоначальный цвет. И нигде ни единого фамильного мона. Вот оно что… Оиси стал ронином!
Но ронин ронину рознь. Кай никак не ожидал, что Оиси предаст собственную честь и достоинство, а с ними — и замок своего господина. Уж кто-кто, а главный вассал семьи Асано совсем не походил на мужчину малодушного. Что бы ни думал о нем полукровка, но Оиси всегда был человеком со стержнем. Неужели роковые события совсем сломили его дух? Или причина в чем-то ином?..
Каро похудел — и сильно. Кожа его в тех местах, что не успели обветриться за время путешествия в Нагасаки, поражала бледностью — как будто он долго болел. Под глазами залегли глубокие синеватые тени. Да еще спит… такой уязвимый… Даже не шевельнулся, когда Кай подошел… Похоже, минувшая ночь забрала у самурая последние силы, и он рухнул прямо там, где стоял.
Вот теперь Кай по-настоящему поразился — как же Оиси удалось выжить там, на арене? На одежде каро кое-где темнели кровавые пятна, но серьезных ран, кажется, нет. Наверняка в нем осталась часть силы — отголосок того человека, которого помнит Кай; некая внутренняя страсть, пылающая настолько ярко, что полукровке не удалось победить его сразу, несмотря на плачевное физическое состояние противника.
Кай нагнулся и потряс Оиси за плечо: жив ли? Или без сознания? Вода с мокрых волос и одежды полукровки закапала на спящего. Тот распахнул глаза, резко вскочил и схватился за меч. Но тут же пошатнулся — словно одурманенный сном мозг не поспевал за молниеносной реакцией.
Кай молча смотрел на самурая — лицо ничего не выражает, руки свободно висят вдоль тела. Оиси нахмурился, отер воду со лба и щеки с таким видом, точно это был чей-то плевок. Он явно пытался определить, кто перед ним сейчас — безумный убийца или человек, возвративший себе крупицы и без того скудного, по его мнению, разума.
Катана и нож, которые во время побега Кай не выпускал из рук, валялись в траве, куда полукровка бросил их перед купанием. Он не сделал ни малейшей попытки приблизиться к оружию, совсем не двигался. Просто ждал.
Наконец настороженность исчезла из глаз Оиси, спина расслабилась, и он отвернулся. Что-то для себя решил. Самурай подошел к седельным вьюкам ближайшей лошади и вынул оттуда узел с чистой одеждой. Протянул Каю:
— Надень.
Не просьба. Не предложение. Приказ. Как будто ничего не изменилось — во всяком случае, между ними.
Кай сложил руки на груди и дерзко посмотрел в глаза Оиси, не скрывая своей неприязни и не желая подчиняться.
— Зачем ты за мной приехал? Ты же ненавидишь меня еще с тех пор, как мы были детьми.
Оиси отшвырнул тряпичный узел, и тот приземлился у ног Кая. При напоминании об их первой встрече во взгляде каро мелькнуло нечто… Гнев. Полукровка говорит так, будто у них было общее детство, будто они росли вместе, как равные. Неслыханно! Но на лице самурая возмущение никак не отразилось. Привычная спокойная надменность.
— Я тебе говорил. Госпожа Асано должна выйти замуж на Сюнсэцу Корэнсай.
— День весеннего равноденствия?..
Нет, ничего подобного Оиси ему не говорил! А может, именно об этом он кричал, пока стоящий под ревущими струями водопада Кай на время будто оглох?
— А тебе-то что за дело? — горько произнес тот, кого все считали демоном. Замуж… так скоро… — Когда ее отдали Кире, ты стоял на коленях.
Оиси словно пощечину получил; глаза его потемнели от ярости.
— Нас бы всех убили! И тебя в том числе. Что толку ей от тебя мертвого?
Кай скривился:
— А тебе-то от меня что толку?
Оиси не удостоил этот вопрос ответом — просто молча смотрел. Точно по-прежнему не сомневался — Кай обязан подчиняться его приказам без всяких объяснений. Точно, несмотря на свой жалкий вид, считал, что текущую в его жилах самурайскую кровь способны почувствовать все — так же, как чувствуют смешанную кровь стоящего перед ним изгоя, — и потому он, Оиси Ёсио, вправе ожидать беспрекословного повиновения.
— Либо следуй за мной, либо возвращайся туда, где был.
Он двинулся к лошади, сдернул поводья с куста и уже почти забрался в седло, но тут Кай рванулся, схватил его за руку и, грубо стащив вниз, развернул к себе.
— Не смей показывать мне спину, ронин!
В горло полукровки уткнулся меч Оиси, еще миг назад находившийся в ножнах. Кай даже не вздрогнул. Взглянул на лезвие. Затем на бывшего каро. Ледяной, безжалостный взгляд. Взгляд Смерти. Но мало-помалу лед растаял, и на лице Кая появилось упрямство. Простое упрямство человека, которому не по душе то, что с ним не желают считаться.
— Следовать за тобой — куда?
Самурай долго буравил строптивца злыми глазами. Молча. Похоже, ему проще придушить этого демона, ради спасения которого он всего несколько часов назад рисковал собственной жизнью, — чем опуститься до объяснений. Неужели Оиси так никогда и не признает в нем, Кае, человека?! Даже после того, что они сегодня вместе пережили? И после того, через что сам бывший каро, очевидно, прошел за минувший год?.. Неужели он и правда думает — раз ему удалось вырвать полукровку из лап голландцев, тот теперь безраздельно принадлежит Оиси?
Кай ждал. Тоже молча. Уступать он не собирается. Пусть Оиси признает в нем равного себе, на меньшее он не согласен! Признает — или убьет. После Дэдзимы смерть ничего не значит. А вот право считаться человеком… Разве есть что-нибудь важнее?
Первым не выдержал Оиси. Он отвел взгляд и вложил катану в ножны, словно соглашаясь — прошедший год изменил все. Их прежние отношения умерли — по милости Киры. Вероломство и беспощадная фантазия любимца Токугавы лишили этих двоих всего, чем они дорожили. Души их надломлены. Оба изменились необратимо… Стали потерянными… незнакомцами даже для себя самих …
Прежде чем заговорить, Оиси мучительно сглотнул — будто по-настоящему проглотил собственную гордость.
— В подчинении у Киры — около тысячи человек. А еще его охраняет ведьма.
Кай одеревенел — последнее слово всколыхнуло болезненные воспоминания.
— А ведь я говорил тебе об этом. Только ты меня прогнал…
— Я был не прав, — едва слышно выдавил из себя Оиси, по-прежнему глядя в землю. — Я ошибся и подвел своего господина.
Он поднял голову, и Кай впервые увидел в глазах другого человека чувства, о которых знал не понаслышке, те же чувства, что испытывал сам, — стыд и раскаяние.
Вот теперь, кажется, понятно, почему Оиси не желал ничего говорить, не мог заставить себя откровенничать. Какое непостижимое, глубокое унижение, горе и чувство потери, должно быть, испытывает ронин…
— Не знаю, кто ты или что, — продолжил Оиси, — только мне нужна твоя помощь.
Не извинение, нет — правда. Очевидная, ясная… прозрачная, словно воды струящегося позади них ручья.
На этот раз с ответом помедлил Кай. Почему в голосе каро столько безысходности и отчаяния? Где же он был все это время, пока полукровке приходилось сражаться за выживание на Голландском острове? Какие испытания оставили на преждевременно состарившемся лице ближайшего друга господина Асано эти морщины? Отчего в воспаленных глазах поселилось загнанное выражение? Оиси выглядит так, словно провел в презренных ронинах полжизни. А ведь прошло меньше года…
Нахмурившись, Кай отвел взгляд в сторону. Что бы ни случилось с каро, ум его наверняка повредился. Неужели он и вправду верит — Энма его побери! — что они вдвоем смогут отомстить за смерть своего господина и спасти Мику?
У Киры армия в тысячу воинов. Оиси решил, что Кай способен уложить их всех в одиночку? Старинное поверье гласит: мужчина, убивший тысячу человек, становится демоном… если, конечно, не был демоном до того. Ронин, видимо, считает, что после года на Дэдзиме жизнь других для Кая ничего не значит? Или что он, Кай, способен победить любовницу Киры, кицунэ, на ее собственной — колдовской — территории?
Вассалы князя Асано разбрелись по стране. Даже если удастся кого-нибудь из них найти, людей все равно не хватит. Это — самоубийство. Или Оиси уже все равно? Возможно, он в конце концов решил — уж лучше самураю погибнуть собачьей смертью, сражаясь в заведомо неравной битве, чем умереть от позора и стыда?
Но Кай самураем не является. Да, Киру он ненавидит — и за свои мытарства, и за смерть господина Асано… Но настолько ли сильна его ненависть, чтобы отдать жизнь во имя мести? Он теперь свободен — и благодарен за это. Но Оиси спас его лишь в собственных целях, а потому бывшему каро полукровка ничего не должен. Так что же его удерживает?..
Мика. Мика… Ее имя, ее улыбка, ее глаза… Она до сих пор ходит под одним небом с ним, дышит тем же воздухом… Единственное, что смогло вернуть ему разум, — это мысль о Мике. Он любит ее. Всегда любил — так сильно, что охотно пойдет ради нее на все… не сможет лишь сломать ей жизнь.
Не помочь Оиси? Но как тогда жить дальше? Ведь человек, разрушивший их мир, не только избежит наказания, не только станет правителем Ако… Он еще будет контролировать каждый вдох Мики…
Пусть Каю не судьба делить со своей возлюбленной одну постель, быть ей мужем или любовником. Но разве сможет он вынести мысль о том, что она до сих пор дышит одним с ним воздухом — и вынуждена делить ложе с негодяем, убившим ее отца?