Со всех сторон жители предлагали ронинам воду и еду, выкрикивали слова приветствия. Усталые воины благодарно кивали, отказываясь от угощения, и сосредоточенно двигались к цели, чтобы завершить свое паломничество.
Реку, окружавшую замок Ако, ронины перешли в твердой уверенности, что их не остановят даже самураи сёгуна. Жители предупредили воинов, что недавно прибывшие войска бакуфу изгнали вассалов Киры из замка, но сами закрылись в крепости и выставили стражу.
Кладбище находилось на берегу реки, под сенью ив и сакуры. Согласно заповедям богов Синто, которые сотворили Японские острова и подняли их из морской пучины, бренные останки следовало хоронить за пределами селений. Хотя синтоистские верования мирно сосуществовали с буддийскими и похоронные церемонии проводились буддийскими монахами, жители по-прежнему блюли древние обычаи предков во всем, что касалось жизни и смерти.
Ронины свернули с дороги к замку и направились в поле. За ними на почтительном расстоянии следовали жители Ако. Воины, ведя лошадей в поводу, пошли берегом реки к кладбищу, вдоль ряда цветущих вишневых деревьев.
Стоявшие у ворот замка стражники в черных доспехах, украшенных золотым гербом сёгуна, издали наблюдали за процессией. Самураи Токугавы глядели на усталых воинов, не собираясь мешать проведению священного обряда на могиле господина Асано.
Кай и остальные ронины, встав вокруг Мики и Оиси, почтительно склонили головы. На могильной плите, у мемориальной колонны с именем князя Асано, стояла урна с его прахом.
Неупокоенная душа даймё не могла покинуть этот мир и начать новое существование. Внезапно налетевший порыв ветра зашуршал в траве у могилы, где не было ни дощечек с молитвами, ни цветов, ни благовоний, ни ритуальных подношений. Мика сокрушенно покачала головой: бессердечные вассалы Киры запретили местным жителям проявлять любые знаки уважения к своему бывшему господину.
Каю захотелось обнять любимую, но он не двинулся с места, надеясь, что его присутствие послужит ей утешением.
Подношение, которое ронины принесли на могилу своего повелителя, наверняка утешит его дух, целый год жаждавший возмездия.
Ясуно открепил от седла копье с жуткой ношей и передал мешок Оиси. Самурай неловко опустился на колени у могилы, установил подношение на каменную плиту, затем положил рядом кинжал-танто — клинок, прервавший жизни и князя Асано, и Киры.
— Покойся с миром, мой господин, — прошептал Оиси с низким поклоном. — Ты отмщен.
Мика опустилась на колени у могилы отца и усыпала могилу весенними цветами. Закрыв глаза, девушка прошептала тихую молитву.
Ветви цветущей сакуры зашелестели под ветром, осыпая ронинов прощальным дождем лепестков.
Мика встала и повернулась к воинам.
— Мы глядим вверх, не стыдясь небес, и кланяемся, не стыдясь земли, — промолвила она и поклонилась Оиси и ронинам. Глаза ее блестели, словно в них отражался дух отца и благодарность предков.
Ронины один за другим склоняли головы. Ясуно подошел к Каю и помог ему опуститься на колени — самурай заботился о Кае весь долгий путь в Ако.
Кай без возражений принял помощь и вознес молитву князю Асано, благодаря его за дарованную жизнь, чувство товарищества и любовь Мики, умоляя, чтобы дух его повелителя благосклонно принял благодарность и простил запретное чувство полукровки.
Усталые воины устроились отдохнуть на тенистом берегу реки. Жители деревни принесли угощение, приветствуя возвращение госпожи Асано и ронинов.
Мика с Оиси сели на лошадей и отправились к воротам замка Ако, горя желанием узнать судьбу их дома.
Стражники у ворот с любопытством рассматривали путников и почтительно поклонились, увидев лица загорелой женщины в мужской одежде и изможденного ронина с рукой на перевязи. Мика остановилась, назвала себя и Оиси, а затем уверенно попросила позволения войти в замок.
Начальник стражи сёгуна лично вышел к воротам и приказал впустить Мику и Оиси, кланяясь им, будто почетным гостям, а не преступникам — сбежавшей невесте и злодею, который убил ее жениха. Нерешительно переглянувшись, госпожа Асано и самурай, сопровождаемые пристальными взглядами охранников, прошли во внутренний двор.
Мика неуверенно направилась в замок, который должен был принадлежать ей по праву. Однако за прошедший год многое изменилось в ее жизни, и бывший дом показался девушке странным и чужим.
Оиси хмуро разглядывал опустевший замок, где когда-то властвовал князь Асано. Самурай перевел взгляд вдаль, туда, где стоял его собственный дом, вспомнил жену и шестнадцатилетнего сына, своего наследника… Все это отнял у него Кира.
В некогда ухоженном саду разрослись сорняки, кусты зачахли, но вишневые деревья стояли в цвету — символ божественного существования, неподвластного смертным, не знающего ни скорби, ни печали, ни скоротечной радости, ни бесплодных желаний.
Ваби-саби… Мика вспомнила отцовский пруд с карпами-кои — наверное, он тоже пришел в запустение, как будто бессловесные рыбы выбросились на камни после смерти своего господина, следуя древней традиции дзюнси.
С робким поклоном один из стражников осведомился, не желает ли госпожа Асано войти в замок. Мика покачала головой: незачем осквернять взор видом отцовских покоев, где целый год жил враг.
Порыв ветра взметнул столб пыли и опавших вишневых лепестков, довершая картину опустошения.
— Что нас ждет? — еле слышно прошептала Мика, глядя на Оиси.
— Честь Ако будет восстановлена, — ответил он, надеясь, что божественная справедливость спасет провинцию от притязаний сёгуна, но отвел глаза, встретив неверящий взор своей госпожи.
Мика кивнула охраннику и направилась к воротам замка, где к ней подошел начальник стражи.
— Госпожа Асано, сегодня прибывает сёгун, — сообщил он. — Он желает с вами встретиться и… — Он неловко откашлялся и продолжил: — Вам не придется долго ждать…
Девушка согласно склонила голову, понимая, что скрывается за этим приглашением.
Начальник стражи поклонился и подал знак охранникам открыть ворота.
— Большая честь для меня… — сказал он.
Мика недоуменно направилась к выходу.
— Что он имел в виду? — спросила она у Оиси.
— Наверняка честь встретиться с вами, госпожа, — пожал плечами самурай.
Они вскочили на лошадей.
— Что ж, придется чаще валяться в грязи и рядиться в мужскую одежду, — сказала Мика с безрадостной улыбкой. — Уж тогда сёгун меня точно заметит.
— Вас невозможно не заметить, Мика-химэ, — печально ответил Оиси и, обернувшись, посмотрел на мост, ведущий к замку. — Говорят, что у могущественного повелителя большие уши, — пробормотал он. — Соглядатаи сёгуна не теряли времени.
— Только слепые и глухие не знали, где мы. Когда мы прибыли в Ако, вести разнеслись повсюду. О нас знают все… — Мика удивленно покачала головой, вспоминая, как восторженно встречали ронинов местные жители.
Внезапно ей стало ясно, почему воины сёгуна оказывали ей такое почтение. Она посмотрела на Оиси и с гордостью произнесла:
— О нас знают все.
Глава 25
Сёгун не заставил себя долго ждать — одновременно и к разочарованию, и к облегчению усталых ронинов. Издалека донесся звук копыт, на холме показался отряд воинов в черно-золотых доспехах.
Жители Ако изумленно смотрели, как к замку приближается войско — совсем как предыдущей весной. Впрочем, в этот раз процессия выглядела скромнее и малолюднее: сёгун приехал в Ако не ради праздничных церемоний.
Ронины утомленно поднялись на ноги и медленно вернулись к могиле своего повелителя, где склонилась в молитве Мика.
Воины личной охраны сёгуна свернули с дороги в поле, увидев ронинов у могилы князя Асано. Мика встала рядом с Оиси, будто пытаясь защитить самураев своим телом.
Сёгун остановился, окруженный своей свитой. Мика поклонилась, но на колени не встала. Она никогда не выказывала знаков уважения Кире и не могла заставить себя проявить почтение к человеку, который легко шел у Киры на поводу. Ронины, будто придерживаясь того же мнения, хотя и опустились на колени, но не простерлись ниц в формальном поклоне и не склонили голов.
Сёгун, оглядев непокорных ронинов, двинул коня вперед, выехал из круга стражников и спешился перед Оиси.
— Оиси Кураносукэ Ёсио? — осведомился он.
Самурай поднял голову, удивленный тем, что его назвали полным именем.
— Я запретил месть, — холодно произнес сёгун. — А ты ослушался.
Оиси твердо взглянул на сёгуна и указал на могильный камень, где лежало жуткое подношение.
— Вот свидетельство того, что законная справедливость восторжествовала.
Самураи, окружившие сёгуна, возмущенно зашептались, рассерженные тем, что Оиси на равных обратился к их повелителю.
Сёгун поднял ладонь, призывая к молчанию.
— Что это за закон? — спросил он.
— Никто не должен жить под одним небом и ходить по одной земле с убийцей своего господина, — напомнил Оиси древнюю клятву, хорошо известную сёгуну.
Сёгун презрительно скривил губы:
— Небесные законы здесь не действуют. Здесь в силе только людские законы.
— Мне это известно, — кивнул Оиси, не отрывая взгляда от сёгуна. — И мы готовы заплатить жизнью за то, чтобы восстановить нарушенный порядок. Мы следовали законам бусидо ради защиты чести нашего господина и отомстили Кире за его предательство. Мы поступили так, зная, что нас ждет смерть. Мы — самураи. Такова наша участь. — И он протянул сёгуну свиток, подписанный кровью ронинов, — доказательство их намерения отомстить Кире.
Местные жители ошеломленно ахнули.
Сёгун растерянно умолк: он не ожидал ни открытого признания вины, ни согласия с участью, грозящей ронинам. Вдобавок тревожило присутствие местных жителей: если год назад они презирали вассалов князя Ако, считая их трусами и предателями, то теперь ронинов называли героями.
Вести о нападении на замок Киры разлетелись по всей стране. Для истребления восторженных слухов о «сорока семи верных и преданных вассалах» пришлось бы арестовать половину населения Эдо. Вдобавок труппы бродячих актеров уже ставили представления о «справедливом возмездии» — пьесу, разумеется, запретили, а зрителей разгоняли.