В: Что затем?
О: Гость взял Фанни. На неделе еще два-три раза к ней наведался.
В: Он походил на завсегдатая этаких домов?
О: Он из гуськов.
В: Кто такие?
О: Те, кто чрезмерно щедр в подношеньях, берет одну и ту ж девицу, удовольствуется одним наслажденьем, скрывает свое имя, тайком приходит и уходит. Они — гуськи.
В: А закоренелые блудодеи, стало быть, гусаки?
О: Да-с.
В: И наш герой еще не оперился?
О: Он брал только Фанни и скрывал свое имя, во всяком случае от меня. Одаривал сверх должного.
В: Тебя иль девицу?
О: Обеих.
В: Деньгами?
О: Угу.
В: Как вышло, что девка тебя покинула?
О: Как-то раз он предложил обсудить дельце, сулящее обоюдную выгоду.
В: Когда сие было?
О: Где-то в середине месяца. Мол, приятель-помещик из Оксфордшира позвал его на сладострастное состязанье, в коем приз получит тот, кто привезет лучшую девку, что определится после того, как все перепробуют всех. На шалости и прочие забавы уйдет недели две плюс дорога туда-обратно — итого три недели. Закончил он тем, что испросил моего дозволенья ангажировать Фанни и поинтересовался размером компенсации причиняемых неудобств и убытков.
В: Где расположено именье?
О: Не сказывал. Мол, все делается втайне, пересуды им ни к чему.
В: Что ты ответила?
О: Дескать, такое мне внове. А я, говорит, слышал иное. Что ж, бывает, говорю, отпускаю девочек в город на ужин и прочее к знакомым джентльменам. Но вас-то почти не знаю, даже настоящего имени не ведаю.
В: Как он назвался?
О: Мистером Смитом. Теперь-то представился подлинным именем, кое от лорда В. я уже знала. Дескать, с Фанни он переговорил и та рвется в бой, но все зависит от меня. Надо подумать, говорю, с кондачка такие дела не решаются.
В: Что он?
О: Просил учесть его ранг и состоянье, кои теперь мне известны. С тем отбыл.
В: Стало быть, условий ты не выдвигала?
О: Пока еще нет. Через пару дней он вновь пришел к Фанни, а потом заглянул ко мне. К тому времени я уже перемолвилась с лордом В. — не слыхал ли он об намечавшемся гульбище. Конечно, ответил милорд, я тоже приглашен, да вот беда, неотложное дело препятствует моему участью. Странно, что я ничего об том не слыхала. С моей стороны будет глупостью не уважить столь значительную персону, как его сиятельство. Счастье плывет мне в руки, надо лишь означить цену своей услуги и прочее.
В: Какое прочее?
О: Дескать, слух об гульбище непременно разойдется и прославит всех, кто имел к нему касательство. Миссис Уишборн уже посулила двух девок и может меня обойти.
В: Что за Уишборн?
О: Выскочка. Содержательница нового заведенья в Ковент-Гардене.
В: И ты поддалась?
О: Меня провели. Как последнюю дуру.
В: С девицей поговорила?
О: Она сказала, ей все равно, сделает, как мне угодно. Соврала, хитрющая тварь!
В: В чем соврала?
О: Она все ведала. Прикинулась овечкой, я и поверила. Ее уж купили.
В: Есть доказательство?
О: Она не вернулась — чего ж еще? Ввела меня в макаберный убыток.
В: Зато благонравие в выигрыше. Любопытствую, во что обошлась аренда тела?
О: Я прикинула ущерб от ее трехнедельного простоя.
В: И во что сие стало?
О: Три сотни гиней.
В: Клиент не артачился?
О: А чего ему? Мне — гроши, а сам хапнет десять тысяч.
В: Попридержи свой поганый язык, баба!
О: Неправда, что ль? Она хоть и сволочь, но девка аккуратная, яловка, всего три года в работе.
В: Будет, сказано! Что ей причиталось?
О: От меня платье, стол, постельное белье. Да еще лекарю платила, когда девицы подхватят венерину хворь.
В: К бесу твою экономику! Я спрашиваю об ее доле.
О: Пятая часть, не считая подарков, какие сама выцыганит.
В: Шестьдесят гиней?
О: И тех не заслужила.
В: Ты с ней расплатилась?
О: Вот еще! Условились, когда вернется.
В: Чтоб держать на поводке?
О: Ну да.
В: Значит, деньги ее ждут?
О: И еще кое-что.
В: Как уехала, от нее ни словечка?
О: Ни единого! Чтоб гореть ей в аду!
В: Вот там и повидаетесь. Что ты, когда она не вернулась?
О: Пожалилась лорду В. Он обещался поспрошать и через пару дней ко мне заглянул. Сказал, вышла какая-то неувязка, ибо та особа отправилась во Францию, а на гульбище ни ее, ни Фанни в глаза не видели. Мол, надо переждать, однако ни в коем разе шум не подымать, иначе скандал аукнется куда большими потерями.
В: И ты поверила?
О: Как же! Ввек ему не прощу! Я уж вызнала, что Уишборн никого не посылала и о безобразии том никто слыхом не слыхивал. Все сплошное вранье, зубы мне заговаривали!
В: Лорду В. сие высказала?
О: Я себе не враг. Он же мне клиентов приводит. С бедою не перекоряйся — терпи! Чтоб ему…
В: Довольно!
О: А плату берет натурой, про то весь Лондон знает.
В: Хватит! Лучше скажи, обсуждала ль Фанни сию особу с тобой иль товарками?
О: Говорила, неумеха, однако не безнадежен; особых трудов ей нет — мол, трюмсель взлетает резво, но скоренько берется на гитовы.
В: Выходит, он к ней прикипел?
О: По всему, так, ибо других не желал, хоть его и сманивали.
В: А девица к нему?
О: Она б в жизнь не призналась, ибо хорошо знала мой устав: никаких тайных шашней и дармовщинки.
В: До сего случая она подчинялась твоим правилам?
О: Да. С умыслом.
В: Каким?
О: Каким-каким — надуть меня! Она не дура, хоть с виду простушка! Знала, чем взять меня, а чем пронять мужиков.
В: Чем же она их пронимала?
О: С рвеньем изображала девственницу — дескать, мужчину еще не познала, надо брать ее лаской, а не наскоком. Мужики будоражились, находя особый смак в ее стыдливых ужимках, и воображали, будто сломили притвору, когда та допускала вогнать ей плешь меж ног. Привередничать ей позволялось, ежели ее брали на ночь — так заработок не меньше, чем на разовых заказах. Случалось, за вечер я продавала ее шестерым. Но чаще ее клиенты были расписаны на неделю вперед.
В: Сколько у тебя работниц?
О: Обычно с десяток.
В: Фанни считалась отборным и ценным товаром?
О: Отборный — свежачок. Она ж не дева, как бы ни прикидывалась. Лишь безмозглые дураки платят бешеные деньги за разъезженную колею.
В: Товарки удивились ее исчезновенью?
О: Удивились.
В: Как ты его объяснила?
О: Никак. Смоталась — и слава богу.
В: А уж ты со своими бандюками присмотришь, чтоб боле она не торговала передком, верно?
О: Не стану отвечать. Наговор. Я вправе свое вернуть.
В: И что ты предприняла?
О: Чего ж тут предпримешь, коль она за морем?
В: Уж несомненно понаставила шпиков, кои ждут ее возвращенья. Заруби на носу, Клейборн: отныне девица моя. Ежели кто из стремщиков ее заметит, а ты в сей же миг об том не доложишь, больше не гонять тебе гусей и гуськов. Богом клянусь, раз и навсегда прикрою твой выпас. Ясно ли я выразился?
О: Прям как мой бандюк, сэр.
В: Разозлить меня не получится. Еще раз спрашиваю: ты поняла?
О: Да.
В: Вот и ладушки. Ступай, будет твоей раскрашенной морде истязать мой взор.
Показания Фрэнсиса Лейси,
под присягой взятые на продолженье допроса августа двадцать четвертого дня вышеозначенного года
В: Так, сэр, вчерашняя беседа требует кое-каких уточнений. Как вам показалось: высказыванья мистера Бартоломью об его увлеченьях, кромлехе и на прочие темы были продиктованы одной лишь учтивостью человека, за беседой коротающего время, иль же свидетельствовали об его глубоком, я б сказал, всепоглощающем интересе к сим материям? Вас не удивил влюбленный, кто самозабвенно разглагольствует об груде камней, но даже слова не проронит о будущности той, кого он вроде как боготворит? Кто ради научных изысканий не прочь помешкать, тогда как всякий другой любовник восстал бы против даже минутной задержки? Вы не находите, что безоглядная страсть и набитый книгами сундук плохо сочетаются?
О: Конечно, об том я думал. Однако не мог решить, что сие: чудной способ отвлечься иль подлинный интерес.
В: Теперь что скажете?
О: В конце концов мистер Бартоломью признался, что в Корнуолле нет никой юной леди. То был лишь предлог. Но по сию пору мне неведома истинная цель нашей поездки. В том вы убедитесь, сэр.
В: По-вашему, что подразумевалось под поиском жизненного меридиана?
О: Поди знай, сэр, что скрыто за всякой столь неясной и причудливой метафорой. Может, опора в вере. Боюсь, религия, кою мы исповедуем, его слабо утешала.
В: Вы мало рассказали об его слуге. Каким он вам показался?
О: Вначале я к нему не присматривался. Но то, что позже разглядел, не особо понравилось. Как бы сие сказать… Возникло подозренье, что никакой он не слуга, а просто взят на роль, как мы с Джонсом. Нет, все он исполнял учтиво, с должным усердьем… Однако ж в нем сквозила этакая… не то чтоб надменность… эх, не умею я выразить! Я подмечал его взгляды в спину хозяину — будто он сам господин и значит не меньше. Тут речь не об потае