ателю, что в июне некий человек, сказавшийся приезжим из Лондона, разыскивал ее, дабы передать весточку от прежней хозяйки. Внешность его и манеры не внушили доверья завистливым и подозрительным сектантам, и незнакомец отбыл восвояси, узнав лишь, что искомая особа, скорее всего, направилась в Манчестер. Полагаю, сэр, Вы лучше ведаете, как сие растолковать.
Пишу в некоторой спешке, ибо отлучаюсь по нашему второму делу, кое будет справлено, как только позволят обстоятельства. Будьте благонадежны, я тотчас Вам отпишу.
Засим остаюсь смиреннейший, наивернейший и покорнейший слуга Вашего досточтимого клиента и Вашей бесценной персоны
Бидефорд, сентября 20-го дня
Сэр,
пишу, доколе свежа память об двух последних днях, проведенных мною в месте, коем Вы столь озабочены. Расположенное примерно в двух с половиной милях от брода на бидефордской дороге, оно прозвано Ущельем, ибо и впрямь выглядит боле лощиной, нежели долом, что весьма характерно для здешнего овражистого, лесистого ландшафта. Пещера, перед коей имеются лужайка и прудик для скотины, отыскалась чуть ближе к броду — мили через две к ней привела тропка, что бежит от большака. Тут полное безлюдье, лишь чабаны, бывает, гонят отары на высотные пастбища. Один такой, по имени Джеймс Локк (он и его подпасок родом из Даккума), и нынче обитает в пещере, коя издавна служит ему летним домом. Сей Мопс{238} не грамотнее своих подопечных, но малый честный.
Приют сей имеет будоражащую историю: он прозывается Доллинговой (либо Доллиновой) пещерой, будучи так поименован в честь предводителя шайки разбойников, коя в стародавние времена тут бесстрашно обитала, ведя, по выражению Локка, разгульную жизнь на манер Робин Гуда; по причине удаленности места, а также сметливости лиходеев, промышлявших на стороне, но не в окрестностях, долгие годы шайка оставалась безнаказанной и в конце концов сгинула, ни разу не попавшись в руки правосудья. Доказательством подлинности сей истории служат корявые буквы С. Д. Д. Д. (Собственный Дом Джона Доллинга), высеченные изнутри над входом в грот. Похоже, разбойник мнил себя фригольдером.
Забегая вперед, сэр, поведаю об еще более древнем поверье, связанном с валуном, что торчит подле пруда. Однажды к пастуху явился Сатана, пожелавший купить агнца; столковавшись об цене, чабан предложил выбрать любого, какой глянется, но Сатана указал на его младшего сына (живописуя, Локк ткнул пальцем в собственного мальчонку). Смекнув, кто перед ним, от страха пастух онемел. «Чего ж ты молчишь? — говорит Шиликун. — Вон, Авраам не кобенился из-за какого-то отрока». Уразумев, что сей барышник собаку съел (выраженье Локка) на сделках с душами, храбрый пастух огрел его посохом по башке, но орудье надвое переломилось, ибо нечистый обратился в камень. Чабан не шибко горевал из-за потери клюки, поскольку спас душу сына, а Сатана, кому не глянулось пастушье гостеприимство, свою бесстыжую рожу в сии края уж больше не казал. С тех пор валун прозывается Чертов камень. Видимо, оттого место считается проклятым, и многие пастухи сюда не захаживают. Но только не Локк, а перед тем — его папаша, тоже пастух; мол, чего ж еще — отменный корм без всякой заразы да пещера, пригодная для жилья и созреванья сыра. Надеюсь, сэр, вы не сочтете мое отступленье пустопорожней болтовней, ибо просили не избегать даже причудливых деталей.
Устье антрума пятнадцати шагов в ширину и в своей верхней точке высотой почти в два человеческих роста; далее шагов на сорок проход, что как будто упирается в глухую стену, но затем сбоку вдруг видишь проруб (Локк полагает его твореньем разбойничьей шайки), через каковой попадаешь в весьма просторную каменную залу. Яйцеобразной формы, она почти пятидесяти шагов в длину и около тридцати в поперечнике. В высоком потолке пробита отдушина, коя чуть-чуть пропускает свет, но, подобно коленчатому дымоходу, не позволяет видеть небо. Пол влажен, однако не слишком — Локк говорит, что дождевая вода куда-то уходит. Из-за сумеречности сей, так сказать, будуар пастух использует лишь для храненья сыра.
Теперь, сэр, перехожу к главному вопросу. По Вашему совету я прихватил фонарь, с помощью коего в центре залы отыскал большое кострище. Прежде чем я успел спросить, Локк поведал, что сие следы девонширских чавел (то бишь цыган), таборы коих зимой кочуют в Корнуолл, а по весне возвращаются обратно. Сам он обычно появляется здесь в начале июня (нынешний год не исключенье) и почти всегда находит подобные знаки их пребыванья; то же самое происходило и в бытность его папаши. Однако с цыганами Локк никогда не сталкивался, ибо народ они скрытный, со своим диким наречьем и своими обычаями. Правда, ни разу его не потревожили и не пытались оспорить его право на летнее проживанье в пещере, но даже оставляли запас хвороста на растопку и изгородь, за что он им весьма признателен.
Замечу, что от кострища исходил странный душок — пахло не только паленым деревом, но еще чем-то вроде серы либо купороса, точно не скажу. Возможно, дело в том, что от жара большого костра камни источали некие миазмы, до сих пор не развеявшиеся, однако я не знаток подобных материй. Я справился у Локка, не чует ли он зловония, но тот ответил, что ничего необычного не слышит. Однако я решил, что не ошибся, просто нюх чабана напрочь отбит крепким овечьим и сырным духом. Сопровождавший меня слуга держался того же мненья, и вскорости мы нашли еще одно подтвержденье моей правоты, хоть оно мало что разъяснило. Мы поворошили золу, надеясь что-нибудь отыскать, но, кроме углей, ничего не увидели. Локк указал на груду мелких костей (кроличьих, птичьих и еще каких-то), лежавших в закутке, точно в склепе; несомненно, то были остатки пиршеств цыганских нерях. Пастух говорит, зимой те обитают в каменной зале, укрываясь от ветра и стужи.
Да, пока не забыл, сэр: с фонарем я тщательно обшарил всю пещеру, однако не обнаружил иных выходов, кроме того, каким мы в нее проникли. Пастух также убежден, что других путей на волю нет, за исключеньем вышеупомянутой отдушины. При внимательном наружном рассмотрении оной я уверился, что сие скорее щель, в какую протиснется разве что ребенок, но никак не взрослый. Изнутри ж без лесенки к ней не подобраться; ни в зале, ни в проходе боле ничего примечательного я не увидел.
Перехожу, сэр, к последнему пункту вопросника — кострищу перед пещерой. Шагах в двадцати от входа, оно чуть смещено к краю лужайки и сразу приметно, ибо Локк его огородил. Зола смыта дождями, однако на выжженном пятачке трава не растет. Пастух уверяет, что прежде цыгане снаружи костров не разводили, и удивлен, почему прошедшей зимой они вдруг отступили от правила. В первый день овцы кинулись лизать кострище, будто отыскали лакомство; ни одна не захворала, но Локк от греха подальше огородил выгоревшее пятно. Любопытно, что время от времени его подопечные пытались прорваться к заветному месту, невзирая на изобилье сочной травы вокруг.
В поперечнике сей пятачок шагов девяти. Пригнувшись, я уловил то же едкое амбре, какое почуял в пещере. Слуга мой ковырнул землю и подтвердил, что сей запах мы уже слышали, в чем я уверился, когда он подал мне комочек (прилагаемый в письме), твердый, словно черепок, ничуть не размякший под весенними дождями. Колом от изгороди мой ассистент подолбил землю и с удивленьем обнаружил, что сие требует определенных усилий, ибо почва пропекалась на четыре-пять дюймов. Подобное объяснимо лишь многократным разведеньем больших костров, для коих окрест предостаточно топлива, но кои не потребны для согрева иль готовки пищи.
Тот удивительный факт, что кострище не зарастает травой, Локк объясняет ядовитостью зелий, изготовляемых цыганами. В здешних краях, сэр, последние слывут знахарями и отчасти живут тем, что всучивают простофилям свои псевдоцелебные отвары; однако мы со слугой едины во мненье: подобная стряпня не требует огромных костров. Мой человек справедливо заметил, что обычно земля этак спекается на дне плавильной ямы, но мы не обнаружили никаких следов литья. Насколько мне известно, в окрестностях нет рудных залежей, коих изобилье в Мендип-Хилл, подле Бристоля.
Увы, сие остается неразрешимой загадкой. Поверьте, причиной тому не леность моя иль нежеланье пораскинуть мозгами, но лишь неспособность прийти к какому-либо определенному заключенью. Дабы не растекаться мыслью по древу, коротко отвечу на иные вопросы.
1. Об посещенье сих мест каким-либо пытливым исследователем ничего не известно. Тутошние воды не имеют широкой славы целебных. Мистер Бекфорд (кто шлет Вам свои наилучшие пожеланья) до нашей встречи об них не слышал, хоть обитает в соседнем приходе.
2. Мои пристрастные вопросы об висельнике и последующих событьях Локка ничуть не встревожили. За неименьем иных версий он, подобно многим, беспочвенно относит сие на счет разбойников и, не приводя никаких доказательств наличья в округе лихих головорезов, ссылается на глупую байку об французских каперах, ничтоже сумняшеся здравым смыслом и фактом, что за последние восемьдесят лет никто не слыхал об злодейских басурманах, забравшихся в этакую глухомань. Знай себе талдычит: мол, пограничной страже известен их обычай — цапнуть что под руку попадется и дать деру.
3. Пастух клянется, что за летние месяцы ничего необычного не приметил, а также не имел иных визитеров, кроме родных и нас со слугой. Увы, новых сведений (помимо рассуждений об каперах) я не получил ни от него, ни от мистера Бекфорда, Паддикоума и прочих, упомянутых в Вашем письме.
4. Нигде не видно свежего холмика, под коим могло б покоиться мертвое тело; Локк и его подпасок, хорошо знающие местность, ничего подобного окрест не видели.
5. Упомянутая Вашим свидетелем точка, с коей открывается хороший обзор пещеры, существует, и в целом данная им хорография соответствует истине. По крайней мере, в сем свидетелю можно верить.