О: В чем богохульство? Первым величайшим грехом было совокупленье Адама и Евы, равно в том повинных. Мужчина и женщина суть отпрыски их чресл, кои могут спастись и спасти. И оба могут принять обличье Иисуса Христа. Истинно так.
В: Верите ль вы, что ныне Он пребывает среди нас, тайно явившись с Небес?
О: Христу незачем тайничать. Ответом тебе нынешнее состоянье мира. Явись Он, не было б всеобщего ослепленья и порочности.
В: Как насчет Богоматери Премудрости?
О: Кто сие?
В: Не так ли вы называете Дух Святой?
О: Нет.
В: Но ты слышал подобное названье?
О: Отрицаю.
В: И рай не называете Вечным Июнем?
О: Тебя задурили, мистер. В раю нет времен года, там все едино — что июнь, что прочие месяцы.
В: Вы отвергаете плотское наслажденье?
О: Плоть — обитель Антихриста, куда мы не входим. От ее кандалов освобождает лишь целомудрие. Так мы говорим и так стараемся жить.
В: И последнее: веришь ли ты, что тело истинно верующего нетленно?
О: Всякая оболочка — прах. Бессмертна лишь душа.
В: Ты один так считаешь иль вся ваша братия?
О: Судить тебе. Прочти труды Миссона, Илайса Мэриона и Томаса Имса, почившего лет тридцать назад. Сэра Ричарда Балкли. Справься у моего знакомца Джона Лейси, кто поныне обитает в нашем графстве. Ему семьдесят два, он дольше пребывает в свете истины.
В: Ладно, пока достаточно. Ты уверен, что Ребекка Ли искренне исповедует вашу веру?
О: Да.
В: Что пришла к ней не по воле мужа иль в угоду отцу? Во всякой религии такое часто.
О: Нет, она верует по совести. Я расспрашивал, и жена моя, кто лучше ее знает, с ней говорила.
В: Ты знаешь, что она была лондонской шлюхой?
О: Сестра покаялась.
В: Повторяю вопрос: тебе известно об ее прошлом?
О: Об том я говорил с братьями, а жена моя — с сестрами. Питаем надежду, она спасется.
В: Лишь надежду?
О: Когда грянет гром, решать Иисусу.
В: Считаешь, она искренне раскаялась?
О: Вполне, чтоб спастись.
В: То бишь оголтелость ее впору вашей вере?
О: Отвечать не стану. Я пришел с миром.
В: Из-за коего расстался с квакерами?
О: Я родился другом истины, им и умру, но с той лишь разницей, что долг мой сражаться за слово Божье. Враг Христа — мой личный враг, а квакеры считают, их дело сторона. Ежели мне перечат в вопросах духа, отвечу тем же.
В: Тебя изгнали из их молельни?
О: Не тронули б, ежели б молчал. Дескать, приходи, только в оковах. Но ради господина моего Иисуса Христа я не смолчу.
В: Кажется, два года назад тебя вышвырнули с их собранья?
О: Я заговорил об Его пришествии, чего они на дух не выносят.
В: Да еще сказал, что истинный христианин не может подчиняться светской власти? Мол, она образчик грехов, что погубят наш мир?
О: Я говорил, нельзя подчиняться власти, лишь когда она понуждает идти против совести. Иначе не сидел бы перед тобой.
В: Кажется, ты призывал поровну поделить всю собственность?
О: Я предрек, что ее поделят меж спасенными, когда свершится Божье возмездье. Сейчас к дележу не звал.
В: Но утверждал, что мир на паях будет лучше.
О: Он станет лучше, когда сие свершится по воле Божьей.
В: Перевернутый вверх тормашками, мир станет лучше?
О: Христом перевернутый. То надежная порука.
В: Чему? Бунтам и мятежам?
О: Голословное утвержденье.
В: Сколько ж вас, Французских Пророков?
О: Здесь нас с полсотни, есть братья и сестры в моем родном Болтоне, а также в Лондоне.
В: Невелика сила!
О: По капле дождь, по росинке роса. Христос начинал с меньшим числом.
В: Стало быть, не бунтуете лишь оттого, что слабы? Иначе поднялись бы?
О: Не трудись расставлять силки, господин законник. В мирских делах мы покорны светской власти, никому не чиним вреда и взываем лишь к человеческой совести. Мы восстаем против греха и во спасенье души обрушимся на него с мечом в руке. Нет закона, сего запрещающего. Когда мы окрепнем, мятежа не будет, ибо все поймут нашу жизнь во Христе и к нам примкнут. Наступят всеобщий мир и согласье.
В: Разве закон не требует подчиненья официальной церкви и ее иерархам?
О: Угу. Некогда ею считалась Римско-католическая церковь.
В: Хочешь сказать, протестантство и англиканство тоже прогнили?
О: Всякая церковь — творенье людей, уже от рожденья греховных. Я не говорю, что все служители официальной церкви порочны. Ты читал «Призыв» Уильяма Ло{252}? Он твоей веры, но вовсе не испорчен. Отнюдь, сей муж предает позору кротов, что слепы к Христову свету.
В: То бишь негодных пастырей? Сие подстрекательство к бунту. Приглашенье повторить ошибки наших предков из прошлого века, что впали в нетерпимость. Ты проклят историей и собственными речами!
О: А ты — своими, ежели грешника и слепца считаешь достойным пастырем! Этак скоро сам дьявол будет хорош! Ведь ты не купишь тухлое мясо, не пойдешь к косорукому портному! Однако и глазом не моргнешь, когда вместо слова Божьего тебе всучивают липу! Коль на проповеднике пасторский воротник, а к имени присобачен церковный титул, он гож, пусть хоть последний пьяница и блудник!
В: Хороши ж твои мир и согласье! Слышал бы тебя мистер Фотерингей.
О: Славно и ты не дискутируешь об моей вере! Пусть его послушает.
В: Довольно. Скажи-ка, Ребекка Ли пророчествовала на ваших собраньях?
О: Нет.
В: В общих иль приватных беседах говорила об том, что сподвигло ее к благочестью?
О: Лишь об том, что была окаянной грешницей, но в корне поменяла жизнь.
В: Не упоминала ль конкретное событье, заставившее ее одуматься?
О: Нет.
В: Место иль день?
О: Нет.
В: Случайных свидетелей своей перемены?
О: Нет.
В: Ты уверен?
О: Она покорна и живет во Христе. Иль пытается жить.
В: Что значит — пытается? Не вполне прониклась верой?
О: Еще не достигла пророчества, ниспосланного Божьей милостью, об коей мы молимся.
В: И тогда станет блажить наравне с достойнейшими?
О: Одаренная светоносным языком, она сможет пророчествовать, как делают жена моя и другие.
В: Но пока лишена сего дара?
О: Она не пророчествует.
В: Что, ежели тебя дурят?
О: Зачем?
В: Притворяется святошей, а в душе все та же шлюха.
О: Она живет для Христа и, значит, будет жить во Христе. Мужниных заработков не хватает, они бедствуют, в доме их шаром покати. Зачем ради сего притворяться, ежели в твоем Вавилоне она могла б роскошествовать в пороке?
В: Ты им помогаешь?
О: По возможности. Я, а также братья и сестры.
В: Только им иль всем нуждающимся?
О: Всем. Джордж Фокс{253} и первая благословенная братия говорили: прежде чем свет истины проникнет в душу, надобно позаботиться об ее телесной оболочке. Они видели, что большинство людей влачит скотское существованье, а те, у кого всего в избытке, эгоистичны, алчны и не желают облегчить чужие страданья. Немилосердье слепцов сих смердит хуже падали, и будут прокляты они Господом нашим Иисусом Христом. Коль угодно, считай нас бунтарями, ибо восстаем мы против бездушья, и наши подношенья ближним — наивернейшее отраженье Христовой державы. Ежели мы бунтари, то и Он бунтарь.
В: Христос давал из состраданья. А тут иной коленкор — ваши подачки неразумных сбивают с панталыку.
О: С какого панталыку? Жить впроголодь и носить лохмотья? Ты пройди по улице, где обитает сестра. Разуй глаза-то!
В: Вижу, как ловко ты ее упрятал: паршивый городишко, юбки-сюртуки. И харч поставляешь.
О: Да уж, ловко — вмиг отыскали.
В: Все глаза проглядели.
О: Вот у меня гинея, давеча полученная за пошив двух сюртуков. Дай еще одну, и я отнесу их на Тоуд-лейн тем голодным оборванцам, кого сбиваю с панталыку. Что, не дашь? Не веришь в милосердье?
В: В такое, что будет пропито в ближайшем кабаке, — нет.
О: И в завтра не веришь. Осторожный ты человек! А ведь Иисус Христос отдал за тебя гораздо больше гинеи. Вообрази, ежели б Он был столь же осмотрителен — мол, да ну их, слабых людишек, все равно пропьют Мою жертву в кабаке.
В: Наглеешь. Терпеть не стану.
О: А я обойдусь без твоей гинеи. Квиты.
В: Велика вероятность, что Ребекка твоя совершила ужасное злодеянье.
О: Единственное ее злодеянье в том, что родилась женщиной. Сие ты сам прекрасно знаешь.
В: Знаю, что во вранье ее вряд ли кто превзойдет.
О: Полно, об тебе я наслышан. Говорят, ты справедлив, хоть рьяно услужаешь хозяину. В мою добропорядочность ты не веришь, ну да ладно, я привык. Стопою закона ты хочешь раздавить меня и моих единоверцев, традиционной железною стеною отгородить богатых от бедных. Как ни старайся, не выйдет, нас не сломить. Розги твои будут цепами, что обмолотят зерно. Послушай-ка, что сталось с моим отцом в год Монмутского бунта и моего рожденья. Благословенным Другом истины он был с тех пор, как в Суортмуре повстречал Джорджа Фокса, первым узревшего свет. Из-за какой-то мелочи отца посадили в болтонскую тюрьму. Судья, некто мистер Кромптон, увещевал его одуматься и покинуть Друзей, но затем, ошеломленный твердостью отцовой веры, тихонько шепнул: «В нашем мире две справедливости: Божья и человечья. Согласно первой, ты невиновен, но по другой — преступник». Через три года судья стал причиной шумного скандала, ибо сбросил оковы и пришел к нам, лишившись многих мирских благ. Встретившись с отцом, он сказал: «Друг, суди скверного ткача, но теперь я знаю: юстиция без света — что основа без утка, она никогда не соткет доброй ткани».