Дженкинс окинул взглядом свое убежище:
— Не сказал бы, что будто крыса.
— И ты счастлив так жить?
— Я не был счастлив с тех пор, как погибла жена. Ее смерть и подтолкнула меня к проверке статистики, к наблюдению за странностями на «Интрепиде» и к самому логичному выводу про то, что мы — часть телешоу. Ее смерть открыла мне глаза: моя жена умерла ради яркого момента перед рекламным роликом. Она была статистом. Пешкой. Ей посвятили, наверное, секунд десять экранного времени. Никто из смотревших ту серию уже и не помнит мою жену и не знает, что ее звали Маргарет и она любила белое вино больше, чем красное. И что я предложил ей руку и сердце на газоне перед домом ее родителей на семейной вечеринке. И что мы прожили вместе семь лет до того, как халтурщик-сценарист решил убить ее. Но я помню о ней.
— Думаешь, она была бы рада узнать, как ты теперь живешь?
— Я думаю, она бы поняла. Я ведь спасаю жизни людей.
— Спасаешь жизни некоторых людей, — указал Даль. — Это игра с нулевым выигрышем. Кому-то все равно приходится умирать. Твоя система оповещения спасает нескольких ветеранов, но зато делает вероятнее гибель новичков.
— Везде есть риск.
— Дженкинс, как долго вы с женой прослужили на «Интрепиде» до ее гибели?
Тот уж открыл рот, чтобы ответить, но так и не сказал ничего.
— Ведь недолго?
Дженкинс мотнул головой и отвернулся.
— Здешняя команда выяснила, что происходит, еще до тебя. Может, они не пришли к тем же выводам, что и ты, но наверняка заметили странности и прикинули свои шансы на выживание. А теперь ты даешь старожилам лучшее средство и стимул делать с новичками то же самое, что эти самые старожилы учинили с твоей женой.
— Думаю, тебе лучше уйти, — выговорил Дженкинс сдавленно.
— Дженкинс, да послушай ты меня! Невозможно прятаться! И убежать нельзя. От судьбы не убежишь. Если Сюжет существует — а мы с тобой знаем, что он существует, — у нас просто нет свей воли. Рано или поздно Сюжет придет за каждым. И использует как захочет. А потом мы все умрем. Как Финн. Как Маргарет. Это неизбежно, если мы не остановим Сюжет.
Дженкинс наконец обернулся — в глазах его блестели слезы.
— Эндрю, скажи, ты верующий?
— Ты же знаешь мою историю. Да, я верующий.
— И как же ты еще можешь верить?
— Ты о чем?
— Мы оба знаем, в этой вселенной бог — простой телехалтурщик. Он сценарист в паршивом научно-фантастическом сериале, он дважды два сложить не умеет. Как можно верить в Бога, зная такое?
— Потому что это не Бог.
— Значит, ты думаешь, что бог — это продюсер или президент телекопорации?
— Кажется, наши представления о Боге немного расходятся. И я считаю, что наша участь — не Божественный Промысел. Если это телешоу, то его придумали и делают люди. Кто бы это ни делал с нами, они — нам подобные. А это значит, мы можем остановить их. Просто надо выяснить, как именно. Дженкинс, ты должен выяснить.
— Почему я?
— Потому что ты знаешь сериал, в который мы попали, лучше всех. Если есть выход, логическая дыра, тонкое место, лишь ты можешь его отыскать. И быстро. Потому что я не хочу, чтобы от руки бесталанного сценариста гибли мои друзья. И когда я говорю про друзей, я имею в виду и тебя.
— Можно просто взорвать «Интрепид», — предложил Хестер.
— Не сработает, — отрезал Хэнсон.
— Конечно сработает! — заупрямился Хестер. — Бу-бух! Вот вам «Интрепид», вот вам телешоу!
— Шоу не про корабль, а про его обитателей, — заметил Хэнсон. — Про капитана Абернати и его команду.
— Про некоторых ее членов, во всяком случае, — добавила Дюваль.
— Про пятерых главных героев, — поправился Хэнсон. — Если взорвать корабль, они просто перейдут на другой. Более совершенный. Назовут его «Интрепид-А» или вроде того. Такое случалось на других научно-фантастических шоу.
— А, так ты у нас исследователь шоу? — осведомился Хестер насмешливо.
— Да, — ответил Хэнсон серьезно. — После произошедшего с Финном я пересмотрел все научно-фантастических сериалы, какие смог отыскать.
— И что выяснил? — спросил Даль, уже рассказавший другу о результатах встречи с Дженкинсом.
— Что Дженкинс прав.
— Мы таки в телешоу? — спросила Дюваль.
— Да. И он прав не только в этом. Мы и в самом деле в плохом телешоу. Насколько я могу судить, это скверное и откровенное подражание тому сериалу, про который говорил нам Дженкинс.
— «Звездные войны», — поспешил вставить Хестер.
— Нет, «Звездный путь», — поправил Хэнсон. — Были и «Звездные войны», но это другое.
— Как бы то ни было, наше шоу не только плохое, а вдобавок краденое, — отозвался Хестер. — Жизнь моя стала еще чуточку бессмысленнее.
— Но зачем делать скверную кальку с чужого телесериала? — удивилась Дюваль.
— В свое время «Звездный путь» был очень успешным, — ответил Хэнсон. — Кому-то пришла в голову мысль снова использовать старые идеи. Они хорошо работали прежде, значит могут сработать и сейчас. Люди будут с удовольствием смотреть то, что с удовольствием смотрели раньше. Как-то так.
— Ты наше шоу отыскал в своих расследованиях? — осведомился Даль.
— Нет. И вряд ли смог бы. Когда делают научно-фантастический сериал, фактически выдумывают новую временную линию, стартующую перед началом производства. То есть «прошлое», соответствующее сериалу, не может включать наш сериал.
— Потому что тогда не избежать рекурсии и метасюжетности, — добавила Дюваль.
— Да, но вряд ли они о таком задумывались, — заметил Хэнсон. — Просто хотели сделать шоу максимально реалистичным в своем контексте, а реалистичности нельзя добиться, если телешоу показывает свое же собственное прошлое как телешоу.
— Знали бы вы, как не нравятся мне наши разговоры, — возмутился Хестер.
— Они никому не нравятся, — сказал Даль. — Но обсуждать надо.
— Не обобщай, — упрекнула его Дюваль. — По мне, так интересно.
— Интересно было бы вести этот разговор в кубрике, напихавшись дурью, — возразил Хестер. — Говорить такое после смерти друга не слишком забавно.
— Ты все еще переживаешь из-за Финна? — спросил Хэнсон.
— Конечно! А ты нет?
— Помнится, ты не слишком ладил с ним, когда вы прибыли на «Интрепид», — заметил Даль.
— Я не утверждаю, что он мне всегда нравился. Но здесь у нас лучше пошло друг с другом. К тому же он из нашей компании, свой. Жаль его. И я переживаю.
— А я переживаю из-за того, что он меня вырубил таблеткой! — буркнула Дюваль. — И из-за того, что я осталась и выжила. Если бы не таблетка, может он бы и не погиб.
— А ты могла бы и погибнуть, — напомнил Даль.
— Если б сценарист не вписал мою кончину в серию, может, и не погибла бы.
— Но ведь гибель Финна была прописана, — заметил Хэнсон. — Ему обязательно следовало оказаться в той каюте, причем именно в момент взрыва бомбы.
— Помните, я говорил недавно, что разговоры ваши идиотские? Так вот, сейчас идет именно такой разговор! — произнес Хестер зло. — Терпеть ненавижу!
— Пардон, — отозвалась Дюваль.
— Джимми, ты сказал, что, когда шоу началось, оно создало новую временную линию, — сказал Даль, не обращая внимания на Хестера, в отчаянии воздевшего руки. — Ты можешь определить, когда именно это случилось?
— Какой нам прок от этих знаний? — спросил Хэнсон.
— Просто любопытствую. Мы находимся на временной линии, ответвившейся от «обычной реальности» — чем бы эта «реальность» ни была в данном случае. Интересно знать, когда произошло ветвление.
— Трудная задача. С нашей точки зрения, в нашей временной линии никаких перегибов и ветвлений нет. Нам сравнивать не с чем. Мы видим лишь наше время и наш мир.
— Можно поискать момент, когда в нашем мире начала происходить уж совсем несусветная чушь, — предложил Хестер.
— Как ты определишь «несусветную чушь»? — возразила Дюваль. — Космические путешествия попадают в эту категорию? А контакты с разумными инопланетными расами? А квантовая механика? Я вообще не понимаю всякое квантовое дерьмо. По-моему, его точно сляпал неведомый халтурщик.
— Первым научно-фантастическим телешоу, какое я смог найти, было «Капитан Видео». Его транслировали в тысяча девятьсот сорок девятом году, — рассказал Хэнсон. — Первые серии «Звездного пути» появились спустя двадцать лет. Так что, скорее всего, наше шоу запустили где-то между концом тысяча девятьсот шестидесятых и две тысячи сто пятым годом, когда телевещание прекратилось.
— Изрядный промежуток, — заметил Даль.
— Но это если предполагать, что «Звездный путь» существовал на самом деле, — вставил свое Хестер. — Ведь куча развлекательных программ присутствует только на нашей временной линии. А она может начинаться и раньше «Звездного пути», а он может существовать лишь для того, чтобы, э-э, подразнить нас.
— Ну, вот вам и рекурсия, и метасюжет, — возмутилась Дюваль.
— И правда к тому же, — сказал Хестер. — Мы ведь уже выяснили: сценарий пишет полнейший засранец. Такое как раз засранец и напишет.
— Что правда то правда, — согласилась Дюваль.
— Эта временная линия — полное дерьмо, — подытожил Хестер.
— Энди, глянь! — позвал Хэнсон.
К столу подкатила грузовая тележка. В ее контейнере лежала записка. Даль взял ее, и тележка уехала прочь.
— От Дженкинса? — предположила Майя.
— Да, — подтвердил Эндрю.
— И что там?
— Дженкинс говорит, что придумал, как все изменить, — сказал Даль. — Он хочет поговорить об этом со всеми нами.
Глава 14
— Предупреждаю сразу: это похоже на безумие, — сказал Дженкинс.
— Поразительно! — воскликнул Хестер. — Ты считаешь, мы ждем от тебя чего-то другого?
Дженкинс кивнул — мол, твое очко. Потом изрек:
— Путешествие во времени.
— Путешествие во времени? — выговорил растерянно Даль.
Дженкинс кивнул и включил свой голографический дисплей, показывая временную линию «Интрепида» и ветвящееся дерево серий телешоу.
— Вот здесь! — указал он на узел ветвления. — Посредине того, что мне кажется четвертым сезоном сериала, Абернати, К’рооль и Хартнелл сели в шаттл и направились к черной дыре, чтобы использовать ее гравитационное поле, искажающее пространственно-временной континуум, для путешествия назад во времени.