— Она не умрет.
— Этого никогда нельзя знать заранее. К тому же, очевидно, придется решать вопрос о пособии за увечье.
— Вы вызвали «скорую помощь»?
— Это сделал мой коллега… Да не мешайте же мне, иначе мы никогда не покончим с этим.
— Здесь женщина умирает, а вы хотите уйти, — укоризненно сказал один из рабочих Равику.
— Она и умерла бы, не окажись я здесь.
— А я вам что говорю? — добавил рабочий вопреки всякой логике. — Вот и выходит, что вы должны остаться.
Щелкнул затвор фотоаппарата. Какой-то человек в шляпе, сдвинутой на затылок, улыбнулся.
— Не угодно ли вам еще раз нагнуться, будто вы закрепляете повязку? — обратился он к Равику.
— Нет, не угодно.
— Я из газеты, — сказал фотограф. — Мы поместим снимок с вашим адресом и подписью. Сообщим, что вы спасли пострадавшую. Неплохая реклама для врача. Прошу стать сюда… Тут больше света.
— Убирайтесь к черту! — проговорил Равик. — Женщине срочно нужна «скорая помощь». Я наложил временную повязку, ее нужно очень быстро сменить. Срочно вызывайте «скорую помощь».
— Всему свой черед, мсье, — заявил полицейский. — Сперва надо составить протокол.
— А тот, мертвый, уже сказал тебе, как его зовут? — вмешался в разговор какой-то подросток.
— Заткнись! — прикрикнул на него полицейский и сплюнул ему под ноги.
— Сделайте еще один снимок отсюда, — попросил кто-то фоторепортера.
— Зачем?
— Пусть будет видно, что женщина находилась на огороженной части тротуара. Тут везде огорожено. Вон посмотрите… — говоривший показал на косо прибитую дощечку с надписью: «Внимание! Проход запрещен!» — Снимите так, чтобы была видна надпись. Нам это необходимо. О пособии за увечье не может и речи быть.
— Я фотокорреспондент, — возразил человек в шляпе. — Снимаю только то, что считаю интересным.
— А разве это не интересно? Что же тогда интересно? Получится отличный снимок с надписью на заднем плане.
— Надписи нас не интересуют. Интересно показать происшествие…
— Тогда занесите это в протокол. — Человек почтительно тронул полицейского за плечо.
— Да кто вы такой? — огрызнулся тот.
— Я представитель строительной фирмы.
— Прекрасно, — сказал полицейский. — Тогда вы тоже останетесь здесь… Так как же вас зовут? Должны же вы знать, как вас зовут? — обратился он к женщине.
Женщина беззвучно пошевелила губами. Ее веки затрепетали, как бабочки. Смертельно усталые, серые мотыльки, подумал Равик. И тут же: до чего все-таки я глуп! Мне давно пора убираться отсюда!
— Черт возьми! — сказал полицейский. — Уж не спятила ли она? Вот задаст работы! А у меня в три кончается дежурство.
— Марсель… — неожиданно проговорила женщина.
— Что вы сказали? Ну, ну? Что вы сказали? — Полицейский снова склонился над ней.
Женщина молчала.
— Что вы сказали? — Полицейский выдержал паузу. — Повторите! Повторите еще раз!
Женщина молчала.
— А, пропадите вы пропадом со всей вашей проклятой болтовней, — накинулся он на представителя строительной фирмы. — Ну как тут составишь протокол?
В этот момент снова щелкнул затвор фотоаппарата.
— Благодарю, — сказал репортер. — Получится очень живая сценка.
— А наш фирменный знак попал в кадр? — спросил представитель строительной фирмы, отмахиваясь от полицейского. — Я немедленно заказываю полдюжины снимков.
— Не попал, — заявил фоторепортер. — Я социалист. Лучше бы уплатили по страховке, жалкий холуй, цепной пес миллионеров.
Раздался пронзительный вой сирены. «Скорая помощь». Теперь самое время убраться, подумал Равик. Он осторожно попятился назад. Однако полицейский удержал его.
— Вам придется пройти с нами в участок, мсье. Очень сожалею, но мне необходимо составить протокол.
Неизвестно откуда появился второй полицейский и встал рядом с Равиком. Делать было нечего. Быть может, обойдется, подумал Равик и пошел за полицейскими.
Дежурный чиновник молча слушал доклад полицейского, заново составлявшего протокол. Затем обратился к Равику:
— Вы не француз.
Он не спрашивал, он констатировал.
— Совершенно верно, — ответил Равик.
— Кто же вы?
— Чех.
— Как же так? Вы оказываете врачебную помощь, хотя, будучи иностранцем, не имеете права практиковать, если вы не натурализовались.
Равик улыбнулся.
— Я не занимаюсь врачебной практикой. Я путешествую. Развлекаюсь.
— Паспорт у вас при себе?
— Будет тебе, Фернан, — сказал другой чиновник. — Мсье помог женщине, у нас имеется его адрес. Этого вполне достаточно. К тому же есть и другие свидетели.
— Меня интересует, паспорт или удостоверение личности у вас при себе?
— Разумеется, нет, — ответил Равик. — Кто же носит с собой паспорт?
— А где он у вас?
— В консульстве. Сдал неделю назад. Нужно продлить визу.
Равик знал: если сказать, что паспорт в отеле, его отправят туда с полицейским, и обман сразу же раскроется. К тому же, когда его спросили, где он живет, он из предосторожности назвал не свой отель. Вариант с консульством был надежнее.
— В каком консульстве? — спросил Фернан.
— В чехословацком. В каком же еще?
— А ведь мы можем позвонить и справиться. — Фернан бросил на Равика многозначительный взгляд.
— Конечно, можете.
Фернан с минуту помолчал.
— Хорошо, — сказал он. — Так и сделаем. Он встал и вышел в соседнюю комнату. Второй чиновник был явно смущен.
— Извините, пожалуйста, мсье, — обратился он к Равику, — разумеется, это пустая формальность. Сейчас все выяснится! Мы вам очень признательны за помощь.
Выяснится, подумал Равик. Он не спеша достал сигарету и осмотрел комнату. У двери стоял полицейский. Но это было чистой случайностью — пока никто еще не подозревал его всерьез. Можно бы даже оттолкнуть полицейского… Но, помимо него, в комнате находилось двое рабочих и представитель строительной фирмы. Пытаться бежать бессмысленно. Не пробьешься, да и перед участком всегда торчат полицейские…
Фернан вернулся.
— В консульстве паспорта на ваше имя нет.
— Возможно, — сказал Равик.
— То есть как это «возможно»?
— Сотрудник, давший справку, может и не знать всего. Такими делами занимаются, по крайней мере, пять-шесть человек.
— Но этот оказался в курсе дела.
Равик промолчал.
— Вы не чех, — сказал Фернан.
— Послушай, Фернан… — начал было другой чиновник.
— Акцент у вас не чешский, — сказал Фернан.
— Ну и что же?
— Вы немец, — торжествующе объявил Фернан. — И к тому же без паспорта.
— Нет, я не немец, — ответил Равик. — Я марокканец, и у меня все французские паспорта, какие только есть на свете.
— Мсье! — заорал Фернан. — Как вы смеете! Вы оскорбляете французскую колониальную империю!
— Дело дрянь, — сказал один из рабочих.
Лицо представителя строительной фирмы вытянулось так, словно он хотел отдать честь.
— Будет тебе, Фернан…
— Вы лжете! Вы не чех! Есть у вас паспорт или нет? Отвечайте!
В человеке сидит крыса, подумал Равик. В человеке сидит крыса, которую никогда не утопить… Какое этому идиоту дело, есть ли у меня паспорт? Но крыса что-то учуяла и выползает из норы.
— Отвечайте же! — рявкнул Фернан.
Клочок бумаги! Все сводится к одному: есть ли у тебя этот клочок бумаги. Покажи его — и эта тварь тут же рассыплется в извинениях и с почетом проводит тебя, будь ты хоть трижды убийцей и бандитом, вырезавшим целую семью и ограбившим банк. В наши дни даже самого Христа, окажись он без паспорта, упрятали бы в тюрьму. Впрочем, он все равно не дожил бы до своих тридцати трех лет — его убили бы намного раньше.
— Вы останетесь здесь, пока мы не установим вашу личность, — сказал Фернан. — Уж я об этом позабочусь.
— Прекрасно, — сказал Равик.
Фернан вышел, громко стуча каблуками. Второй чиновник рылся в бумагах.
— Очень сожалею, мсье, — сказал он, помолчав. — Иной раз он просто как одержимый.
— Ничего не попишешь.
— Нам можно идти? — спросил один из рабочих.
— Идите.
— До свидания. — Он повернулся к Равику. — После мировой революции вам не понадобятся никакие паспорта.
— Надо вам сказать, мсье, — заметил чиновник, — что отец Фернана был убит в прошлую войну. Оттого Фернан и ненавидит немцев.
Чиновник растерянно глядел на Равика. Видимо, он уже обо всем догадался.
— Крайне сожалею, мсье, что так получилось. Если б я был один…
— Ничего не поделаешь. — Равик осмотрелся. — Разрешите мне позвонить, пока не вернулся этот Фернан?
— Звоните. Телефон вон там на столе. Только поторопитесь.
Равик объяснил Морозову по-немецки, что произошло, и попросил известить Вебера.
— А Жоан? — спросил Морозов.
Равик заколебался.
— Не надо. Пока не надо. Скажи, что меня задержали, но через два-три дня все будет в порядке. Позаботься о ней.
— Ладно, — ответил Морозов без особого восторга. — Ладно, Воцек.
Едва Равик положил трубку, вошел Фернан.
— А на каком языке вы говорили сейчас? — спросил он, ухмыляясь. — На чешском?
— На эсперанто, — ответил Равик.
Вебер пришел на другой день утром.
— Какая мерзость, — сказал он, оглядывая камеру.
— Во Франции пока еще сохранились настоящие тюрьмы, — ответил Равик. — Никакой гуманистической гнили. Добротный вонючий восемнадцатый век.
— Черт знает что такое! — сказал Вебер. — Надо же было именно вам угодить сюда.
— Не стоит делать людям добро. Это всегда выходит боком. Очевидно, я должен был спокойно смотреть, как женщина истекает кровью. Мы живем в железный век, Вебер.
— В железобетонный. А эти типы разнюхали, что вы находитесь в Париже нелегально?
— Разумеется.
— И адрес узнали?
— Конечно, нет. Не стану же я выдавать мой старый «Энтернасьональ». Хозяйку оштрафуют: ведь ее клиенты не зарегистрированы в полиции. А там — облава, сцапают с десяток людей. На сей раз я назвал отель «Ланкастер». Дорогой, роскошный, небольшой отель. Когда-то, очень давно, я там останавливался.