— Люди не всегда совершают только одни правильные поступки, сынок, — сказал Клерфэ. — Даже, когда понимают это. В этом иногда кроется весь шарм жизни. Усек?
— Нет, — бросил парень в ответ и шмыгнул носом. — Но телефоны SOS вы найдете по всему перевалу. Надо просто позвонить, если вы застрянете. Мы вас заберем оттуда. Вот наш телефон.
— А что, у вас уже нет сенбернаров с бутылочкой коньяка на ошейнике?
— Уже нет. Коньяк слишком дорогой, а собаки стали слишком хитрыми и лакали его сами. Поэтому мы завели волов. Это здоровые волы, как раз, чтобы таскать ваши тачки.
Парень с блестящими очками выдержал взгляд Клерфэ. — Сегодня мне как раз тебя не хватало, — пробурчал он наконец. — Тоже мне альпийский умник на высоте тыща двести метров! Может тебя зовут Песталоцци[113] или Иоганн Лафатер?[114]
— Нет, моя фамилия Геринг.
— Что?..
— Геринг. — При этом парень улыбнулся и показал свои зубы, где не хватало одного переднего. — Но только я — Губерт Геринг[115].
— Ты не родственник того.
— Нет, — перебил Губерт. — Мы Геринги из Базеля. Если бы я был из тех самых, не продавал бы здесь бензин. Нам бы пенсию платили, да еще какую!
Какое-то время Клерфэ молчал. — Ну и денёк! — произнес он вдруг. — Опять Геринг! Кто б мог подумать? Всего хорошего, сынок, всего хорошего на долгие годы. Ты стал для меня настоящим сюрпризом.
— А вот вы как раз — и нет. Вы же гонщик, правда?
— А с чего ты взял?
Губерт Геринг ткнул пальцем на уже почти стершийся и едва видный под грязью стартовый номер на капоте машины.
— Да ты еще и детектив! — Клерфэ сел в машину. — Тебя следовало бы засадить в каталажку, чтобы уберечь человечество от нового несчастья. Если ты станешь премьер-министром, будет уже поздно!
Он запустил мотор. — Вы забыли заплатить, — заявил Губерт. — С вас двадцать четыре франчика.
Клерфэ протянул ему деньги. — Франчики! — изумленно выговорил он. — Это слово меня успокаивает, Губерт. Страна, в которой так ласково называют деньги, никогда не скатится к диктатуре.
Спустя час машина застряла напрочь. Сверху сорвался нависавший снежный карниз и полностью завалил трассу. Клерфэ мог бы еще развернуться и поехать назад, но у него не было никакого настроения снова встретиться взглядом с рыбьими глазами Губерта Геринга. И вообще, поворачивать назад не входило в его привычки. Поэтому он остался терпеливо сидеть в своей машине, курил одну сигарету за другой, пил коньяк, прислушивался к шумной перебранке ворон и ждал помощи от Господа Бога.
Господь появился достаточно скоро в образе небольшого снегоочистителя с отвальным ножом впереди. Клерфэ поделился остатками своего коньяка с водителем. Потом тот пристроил свою машину впереди и начал сбрасывать снег на сторону. Все это выглядело, словно он разрезал огромное белое дерево, свалившееся на дорогу, и от него блестящим кругом летели опилки, в которых всеми цветами отражалась радуга, возникшая в косых лучах солнца. Метров через двести путь уже был свободен. Снегоочиститель уступил дорогу, и машина Клерфэ спокойно проскользнула мимо. Он увидел руку водителя, приветливо помахавшего ему вслед. Как и Губерт, тот тоже носил красный свитер и очки. Поэтому Клерфэ не стал говорить с ним ни о чем другом, кроме снега и выпивки; два Геринга в один и тот же день — это было бы чересчур.
Губерт смошенничал: перевал наверху не был закрыт. Машина теперь резво шла в гору, и неожиданно взгляду Клерфэ открылся вид на долину, освещенную мягким голубым светом наступавших сумерек, а там внизу были разбросаны, словно игрушечные, дома деревни с их белыми крышами, покосившейся колокольней кирхи, с парой катков и несколькими гостиницами, с первыми огоньками в окнах домов. На какое-то мгновение он остановил машину и кинуть взор на долину с её деревней, потом снова медленно двинулся по извилистой дороге вниз. Где-то там, внизу, в санатории обитал Хольман, его напарник, товарищ по гонкам, который год тому назад неожиданно заболел. Врачи установили туберкулез, а Хольман только посмеялся над этим диагнозом — этого просто не могло быть в век антибиотиков и чудодейственных плесеней. Ну, а если это все-таки случилось, то можно было получить горсть таблеток, несколько уколов и — порядок ты снова здоров. Но чудодейственные препараты были не такими славными, как их прославляли, и далеко не безобидными, как это клятвенно обещали. Это касалось в первую очередь людей, выросших в военное лихолетье и испытавших на себе постоянный голод. Однажды во время гонки Милле Милья[116], когда до Рима уже оставалось совсем недалеко, у Хольмана открылось кровотечение, и Клерфэ вынужден был ссадить его на пункте техобслуживания. Врач настойчиво предлагал отправить его на несколько месяцев в горы. Хольман поначалу рассвирепел, но потом смирился, а пара месяцев превратились уже почти в целой год.
Вдруг зачихал мотор. Клерфэ подумал, что это свечи, снова! Это всегда случается, если едешь и не думаешь о том, как ты едешь! На оставшемся участке уклона он пустил машину вниз накатом, пока не выехал на пологую дорогу и не остановился. Потом он открыл капот.
Причина, как обычно, была в забрызганных маслом свечах второго и четвертого цилиндров. Он вывинтил свечи, почистил их, снова поставил на место и завел двигатель. Все было в порядке, мотор работал нормально, и Клерфэ вдобавок несколько раз дернул ручку подсоса, чтобы из цилиндров ушло лишнее масло. Когда он выпрямился, то увидел перед собой сани в парной упряжке, подъезжавших с встречной стороны. Лошади испугались резкого шума мотора, вздыбились, развернули сани поперек дороги и толкнули их прямо на машину. Клерфэ быстро подскочил к лошадям, схватил левую под уздцы и повис на ней. Какое-то мгновение лошадь еще тащила его.
Сделав несколько рывков, животные остановились. Они дрожали, и над головами клубился пар от их дыхания. Испуганные и полные безумия глаза лошадей, казалось, принадлежали каким-то первобытным существам. Клерфэ осторожно отпустил сбрую. Лошади стояли, всхрапывая и позванивая колокольчиками. Он увидел, что это были не заурядные лошади, которых обычно запрягают в деревенские сани.
Крупный мужчина в черной меховой шапке приподнялся в санях и попытался голосом успокоить животных. Рядом с ним сидела молодая женщина, крепко ухватившись за поручни саней. У нее было загорелое лицо и очень светлые глаза.
— Мне очень жаль, что я испугал вас, — сказал Клерфэ. — Я не подумал, что здешние лошади непривычны к машинам.
Мужчина еще какое-то время занимался лошадьми, потом ослабил вожжи и глянул на Клерфэ через плечо. — К машинам-то они привыкли, но не к таким, от которых столько шума! — заявил он несколько грубовато. — Я сам виноват, мог бы и придержать сани. Спасибо, что вы попытались нас спасти.
Клерфэ взглянул на возницу. Его лицо излучало высокомерие с оттенком издевки, будто он вежливо насмехался над ненужной попыткой Клерфэ изобразить из себя героя.
Уже давно с Клерфэ не случалось, чтобы человек с первого взгляда настолько не понравился ему.
— Я не пытался спасать вас, а только мою машину от ваших саней. — ответил он сухо.
— Надеюсь вы при этом не испачкались.
Мужчина снова занялся лошадьми. Клерфэ бросил взгляд на молодую женщину. «Вот в чем причина, — догадался он. — Ты сам хочешь оставаться героем». — Нет, я не испачкался, — ответил он медленно. — Для этого нужно нечто большее.
Санаторий «Белла Виста» стоял на небольшом холме, возвышавшемся над деревней. Клерфэ припарковал машину на площадке у входа, где стояла пара саней. Он заглушил мотор и накрыл капот старым пледом, чтобы сохранить тепло. — Клерфэ! — прокричал кто-то у входа.
Он обернулся и, к своему удивлению, увидел Хольмана, бежавшего ему навстречу. А ведь Клерфэ думал, что у того постельный режим. — Клерфэ! — прокричал Хольман. — Неужели это правда ты?
Настолько правда, насколько это возможно. А ты… ты ли это! Носишься тут как угорелый? Я думал, тебе не дают вставать.
— Хольман рассмеялся. — Это тут уже не в моде. — Он похлопал Клерфэ по спине и уставился на машину. — Мне показалось, что внизу заревел «Джузеппе» и я подумал — у меня галлюцинация. И тут я увидел, как вы подымались в гору. Вот так сюрприз! Откуда ты?
— Из Монте-Карло.
— Вот это да! — Хольман никак не мог прийти в себя. — Ты и на «Джузеппе», на старом зверюге! А я-то уже думал, что вы меня позабыли!
Он нежно похлопывал машину по кузову. На ней он уже раз пять-шесть участвовал в гонках. Как раз в этой машине у него впервые открылось тяжелое кровотечение. — Это все тот же «Джузеппе», правда. Это не его младший брат?
— Да, это все тот же «Джузеппе». Но в гонках он больше не участвует. Я выкупил его, и он теперь на пенсии.
— Так же, как и я.
Клерфэ взглянул на друга. — Нет, ты не на пенсии, ты — в отпуске.
— Целый год! Это уже не отпуск. Ну да ладно, идем! Нам надо отметить нашу встречу! Что ты пьешь? Все еще водку?
Клерфэ кивнул. — А что, у вас тут есть водка?
— Для гостей тут есть всё. Это ведь современный санаторий.
— С виду вроде так. Выглядит как настоящий отель.
Это касается лечения. Современная терапия. Мы здесь курортники, а не пациенты. Слова «болезнь» и «смерть» здесь табу. Все просто игнорируют их: прикладная психология. Кроме того, это практично с точки зрения нашей морали, но люди, тем не менее, умираем. А что тебя занесло в Монте-Карло? Участвовал в ралли?
— Было дело. Ты, что не читаешь больше спортивных газет?
Хольман немного смутился. — Вначале читал, а потом перестал. Глупо, правда?
— Да нет, скорее — разумно. Станешь снова читать, когда вернешься к гонкам.
— Да… — ответил Хольман. — Если вернусь и если выиграю главный приз в лотерею. А кто с тобой ездил на ралли?