— Лучше пусть каждый сегодня останется при своих иллюзиях!
— Согласен.
Клерфэ остановил своего «Джузеппе». Красная спортивная машина тоже остановилась за ними, и её водитель начал сигналить. У него было вполне достаточно места, чтобы объехать их, но он горел желанием устроить гонки.
— Ну ладно, — позевывая заметил Клерфэ и двинул машину вперед. — Такова человеческая натура, он ищет своей погибели!
Красная машина надоедливо шла вслед за ними до самого Фаидо. Её водитель делал вид, что ему постоянно приходится догонять. — Такой ездой он загонит себя в гроб, — отметил в конце концов Клерфэ. — На последнем повороте он чуть не вылетел с дороги. Пусть себе валит вперед. — Он притормозил, но тут же нажал на газ. — Ну и водило! Вместо того, чтобы просто проехать мимо, он чуть не врезался в нас! Да с ним же страшно ехать, будь он хоть сзади, хоть впереди!
Клерфэ принял вправо к обочине рядом со складом пиломатериалов, от которого веяло запахом смолы. Он остановил «Джузеппе» у самого склада. Красная машина в этот раз не остановилась. Она с рёвом пронеслась мимо. Водитель презрительно помахал им и засмеялся. И сразу стало тихо, только было слышно журчание ручья, сопровождавшееся тихим шелестом дождя. «Это же настоящее счастье, — подумала вдруг Лилиан, — такие мгновения тишины, наполненные сумеречным, влажным и многообещающим ожиданием. Мне никогда не забыть эту ночь, мягкий шёпот дождя и это поблескивающее, мокрое шоссе».
Через четверть часа они въехали в полосу тумана. Клерфэ переключил свет на ближний. Он ехал очень медленно. Вскоре они снова стали различать обочину дороги. Однако дождь разогнал туман всего на какие-то сто метров, а потом они опять окунулись в облако, подымавшееся из низины.
Вдруг Клерфэ резко затормозил. Они как раз выехали из тумана. Впереди был виден красный спортивный автомобиль, врезавшийся в дорожный столб и висевший одним колесом над пропастью. Рядом стоял водитель — целый и невредимый.
— Вот это повезло. — заметил Клерфэ.
— Повезло? — закричал водитель в ярости. — А машина? Вы только посмотрите! У меня ведь нет каско! Да ещё рука?
— С рукой у вас скорее всего вывих, она же двигается. И старина, радуйтесь, что вы ещё живы и стоите тут на дороге.
Клерфэ вышел и стал рассматривать разбитую машину.
— Иногда и дорожные столбы не лишние.
— Это вы, вы виноваты! — прокричал незнакомец. — Это вы завели меня, и я ехал слишком быстро! Вы будете отвечать! Вам надо было просто пропустить меня и не устраивать гонки.
Лилиан рассмеялась. — Над чем это ваша дама смеется? — раздраженно спросил водитель.
— Вообще-то, вас это не касается. Но раз уж сегодня выдался такой одновременно удачный и неудачный день, придется вам кое-что растолковать. Эта дама попала сюда с другой планеты и ещё не знакома с нашими порядками, а смеется она, потому что вы причитаете над своей машиной, вместо того, чтобы радоваться, что остались живы. Для дамы это не постижимо! Что касается лично меня, то я, по той же причине, восхищаюсь вами. В ближайшей деревне попрошу прислать за вами техпомощь.
— Эй, стоп! Вы так просто не отделаетесь! Если бы вы не спровоцировали меня на эту гонку, я стал бы ехать тише и не.
— С этими «если бы» у вас явно не клеится, — сказал Клерфэ. — Вам бы лучше валить всё на войну.
Мужчина посмотрел на номер машины Клерфэ. — Француз! А как же я получу мои деньги? — Левой рукой он неуклюже пытался записать карандашом номер на клочке бумаги. — Мне нужен номер вашей машины! Запишите мне ваш номер! Разве вы не видите, что мне неудобно писать левой рукой?
— Попытайтесь научиться. Мне пришлось научиться куда худшим вещам.
Клерфэ снова сел в машину. Мужчина не отставал от него. — Вы что, хотите сбежать и уйти от ответственности?
— Да. Но я всё равно попрошу прислать за вами аварийку.
— Что? Вы оставите меня стоять здесь под дождём на дороге?
— Да. Моя машина двухместная. Дышите себе чистым воздухом, любуйтесь горами, благодарите Господа, что вы ещё живы, и подумайте над тем, что умереть пришлось людям, которые были куда лучше вас.
В Бьяска они нашли гараж. Хозяин был занят в это время ужином. Он оставил своё семейство трапезничать дальше и встал из-за стола, прихватив с собой бутылку красного вина. — Тому неудачнику стаканчик другой не повредит, — заметил он. — Да и мне — тоже!
Машина плавно шла дальше, спускаясь по серпантину, поворот за поротом, с гор на равнину. — Этот участок дороги нудный, — сказал Клерфэ. — Так мы будем ехать до самого Локарно. Потом вы увидите озеро. Вы не устали?
Лилиан отрицательно качнула головой. «Устала! — подумала она. — Нудная дорога! Неужели этот здоровяк рядом со мной не чувствует, как всё дрожит во мне? Разве ему непонятно, что творится в моей душе? Ведь он же должен понимать, что застывшая, замороженная во мне картина мира вдруг начала оттаивать и двигаться, и говорить, и что у дождя появился свой язык, что влажные скалы тоже заговорили, и долина с её тенями, и огни, и дорога? Неужто он не чувствует, что я уже никогда не буду так близка ко всему этому, как сейчас, словно я лежу в колыбели в объятиях неизвестного божества, испуганная и доверчивая как птенец, но уже осознающая, что всё окружающее меня в настоящий момент продлится не дольше этого момента, что я потеряю всё, как только стану обладать всем этим, а оно — мною, эти дороги и деревни, эти невзрачные грузовики у придорожных гостиниц, эти песни за освещенными окнами, одновременно серое и серебристое небо, и эти название деревень и городков — Осонья, Крещьяно, Кларо, Кастьоне и Беллинцона — едва успеешь прочитать их, как они тут же за моей спиной снова превращаются в тени, будто их вовсе и не было. Разве он не видит, что я подобна ситу, которое тут же начинает просыпать то, что в него насыпают, и я — не корзина, в которую собирается просыпанное? Неужели ему сложно понять, как трудно мне говорить из-за моего переполненного восторгом сердца, такого большого и неизвестного мне самой, и что в нём, среди знакомых ему немногих имен, есть и его имя, но при этом каждое из них называется — жизнь»?
— Как вам понравилась ваша первая встреча здесь, внизу? — спросил Клерфэ. — Как вам человек, убивающийся о своём имуществе, и считающий при этом свою жизнь само собой разумеющейся? Вы ещё насмотритесь на подобных типов.
— Хоть что-то для разнообразия. А у нас, наверху, каждый считал свою жизнь страшно важной. И я тоже.
Мимо проносились улицы, огни, дома, синева неба и вдруг появилась широкая площадь с аркадами. — Через десять минут будем на месте, — сказал Клерфэ. — Мы уже в Локарно. Вдруг навстречу с грохотом выкатил трамвай и, затормозив в последний момент, загородил им дорогу. Клерфэ рассмеялся, когда заметил, что Лилиан уставилась на него, словно это был кафедральный собор. Она не видела трамвая уже четыре года. Ведь в горах их не было.
Неожиданно перед ними раскинулось широкое озеро, отливающее серебром и охваченное неспокойной водной рябью. Дождь наконец прекратился. По небу стремительно неслись низкие облака, время от времени закрывая собой луну. На берегу мирно раскинулась Аскона с её рыночной площадью.
— Где мы остановимся? — спросила Лилиан.
— У озера, в отеле «Тамаро».
— Вы знаете все местные отели? Откуда?
— После войны я целый год прожил здесь, — ответил Клерфэ. — А вот почему — узнаете завтра утром.
Он остановил машину перед входом в небольшую гостиницу и достал из багажника чемоданы. — У хозяина приличная библиотека, — сказал он. — Его можно считать почти ученым. А там, на вершине горы, есть ещё одна гостиница, так её хозяин завесил все стены картинами Сезана, Утрилло и Тулуз-Лотрека, вот такие здесь люди. Поедем сразу ужинать?
— А куда?
— В Бриссаго, на итальянской границе. Это всего десять минут отсюда. Ресторан называется «Джардино».
Лилиан огляделась по сторонам. — Тут глицинии уже цветут!
Голубые цветочные гроздья свисали вокруг по белым стенам домов. Над садовой оградой золотом рассыпалась мимоза в обрамлении сочно-зеленых веток, похожих на птичье оперение. — Весна, — заметил Клерфэ. — Да благословит Господь нашего «Джузеппе»! Он способен смещать времена года.
Машина медленно двигалась вдоль озера. — Мимозы, — Клерфэ показал на цветущие деревья у озера. — Целая аллея. А дальше холм с ирисами и нарциссами. Эта деревня называется Порто Ронко. А выше на горе — Ронко. Её построили ещё древние римляне.
Он припарковал машину у длинной, каменной лестницы. Они поднялись к небольшому ресторанчику. Клерфэ заказал бутылку белого «Соаве», ветчину, жареные креветки с рисом и сыр из Валле Маджа.
Посетителей в ресторане было мало. Окна открыты, и в них проникал мягкий, теплый воздух. На столе стояла глиняная ваза с белыми камелиями.
— Вы тут жили? — спросила Лилиан. — На этом озере?
— Да. Почти целый год. После моего побега из лагеря и после войны. Хотел остаться здесь на пару дней, но прожил намного дольше. Мне это было крайне необходимо, потому что стало как бы курсом лечения, а моими целителями были безделье, солнце, вид ящериц на каменных оградах, я лечился тем, что мог часами смотреть на небо и на озеро, мне надо было очень много забыть, пока мои глаза уже не могли смотреть в одну точку и начали замечать, что природа вообще не обратила никакого внимания на двадцать лет человеческого безумия. На здоровье!
Лилиан пила легкое итальянское вино. — Мне кажется или здесь действительно удивительно готовят? — спросила она.
— Вам не кажется. Готовят удивительно вкусно. Хозяин мог бы работать шеф-поваром в любом крупном отеле.
— Тогда почему же до сих пор там не работает?
— Уже успел поработать, но родная деревня ему милей.
Лилиан подняла глаза на Клерфэ. — Он хотел вернуться сюда и никогда не хотел отсюда уехать?
— Он уезжал, но вернулся.
Лилиан поставила свой бокал на стол. — Я счастлива, Клерфэ, — сказала она. — Но должна признаться, я понятия не имею, что означает это слово.