Дверь в ванную и окно в ней были открыты, и Клерфэ смог рассмотреть клетку с канарейкой, висевшей в окне дома напротив. В глубине комнаты за столом сидела женщина с пышной грудью и пшеничного цвета волосами, и насколько Клерфэ мог разглядеть, он ела, но это уже был не завтрак, а обед, сопровождавшийся бутылкой бургундского, уже наполовину опустошенной.
Он нащупал свои часы и убедился, что не ошибся. Было двенадцать часов. Уже несколько месяцев он не спал так долго и вдруг почувствовал, что сильно проголодался. Он осторожно приоткрыл дверь. На пороге лежал пакет с вещами, которые он заказал вечером. Портье сдержал слово. Клерфэ открыл пакет, включил воду, вымылся и затем оделся. Канарейка всё ещё продолжала петь. Полная блондинка ела теперь яблочный штрудель и пила кофе. Клерфэ перешел к другому окну, выходившему на набережную. Улица была наполнена шумом и грохотом проезжавших машин. Лотки букинистов уже давно были открыты, а мимо, поблескивая на солнце, проплывал буксир, на палубе которого заливался лаем маленький шпиц. Клерфэ выглянул наружу и в соседнем окне увидел Лилиан. Она тоже высунулась из окна, была вся какая-то собранная и внимательная, и не замечая его взгляда, плавно спускала на веревке небольшую плоскую корзинку. Внизу прямо у входа в ресторан расположился продавец устриц со своим ящиком. Эта процедура была ему, видимо, давно знакома. Когда корзинка оказалась перед ним, он положил туда на дно влажные водоросли и взглянул наверх.
— Вам мареннских или белонских? Я бы рекомендовал сегодня белон, они лучше.
— Тогда… шесть штук белонов, — ответила Лилиан продавцу.
— Двенадцать, — добавил от себя Клерфэ.
Лилиан обернулась и рассмеялась. — Ты завтракать собираешься?
— Вот это и будет мой завтрак! А вместо апельсинового сока будем пить легкое белое пульи.
— Так вам двенадцать? — спросил торговец устрицами.
— Восемнадцать, — ответила Лилиан и добавила, обращаясь к Клерфэ, — Заходи и захвати вино.
Клерфэ принес бутылку пульи и бокалы из ресторана. Он прихватил ещё хлеб, масло и кусок хорошо вызревшего сыра пон-левек. — И часто ты так завтракаешь? — спросил он.
— Почти каждый день. — Лилиан кивнула на письмо. — Послезавтра дядя Гастон устраивает ради меня званый обед. Если хочешь, он пригласит и тебя.
— Не хочу!
— Ну и ладно. Твой приход противоречил бы цели обеда, дядя ведь хочет найти мне богатого мужа. А, может быть, ты богач?
— Бываю богатым, но только всего пару недель в году. А ты вышла бы замуж за настоящего богача?
— Налей мне лучше вина, — ответила она. — И не задавай дурацких вопросов.
— Думаю, ты на всё способна.
— И с каких это пор у тебя такие мысли?
— Я долго думал о тебе, хотел разобраться.
— И когда же?
— Во сне. Твои поступки невозможно предугадать заранее. Ты вся действуешь по другим законам, не по тем, которые мне известны.
— Ну, что ж, — сказала Лилиан. — Это не вредно. А чем мы займемся сегодня?
— Сегодня в обед я возьму тебя с собой в отель «Риц». Там я усажу тебя в вестибюле на пятнадцать минут в темном уголке, ты полистаешь журналы, а я в это время подымусь к себе в номер и переоденусь. Потом мы пообедаем, поужинаем, снова пообедаем и ещё раз поужинаем, потом опять пообедаем — так мы будем саботировать званый обед твоего дядюшки Гастона.
Лилиан ничего не ответила и молча смотрела в окно. — Если хочешь, я могу пойти с тобой в Сент-Шапель, — сказал Клерфэ. — Или в Нотр-Дам, а можем даже и в какой-нибудь музей. Я пойду с тобой, с такой смесью синего чулка и греческой гетеры времен упадка, которую судьба забросила в Византию. А можно подняться на Эйфелеву башню или покататься на речном трамвайчике.
— По Сене я уже каталась. Тогда у меня был шанс стать любовницей мясника и получить от него даже трехкомнатную квартиру.
— А как насчет Эйфелевой башни, сходим?
— Вот туда я пойду с тобой, мой любимый!
— Я был уверен. Ты счастлива?
— А что это такое — счастье?
— Ты до сих пор не знаешь? Да и кто, в самом деле, знает? Может быть это, как танец на кончике иглы.
Лилиан вернулась со званого обеда у дяди Гастона. К гостинице её подвез виконт де Пэстр на собственной машине. Этот обед с прекрасной едой оставил у неё впечатление самой ужасной скуки. Там было несколько женщин и шестеро мужчин. Женщины выпустили свои иглы, словно ежи, и излучали одну лишь любопытствующую неприязнь. Из мужчин четверо были холостяками, все — богатые, двое — молодые, а виконт де Пэстр был самым старшим по возрасту и самым богатым из них.
— Почему вы живете на левом берегу? — поинтересовался он. — По причине романтических увлечений?
— Выбор был случайный. Это самая веская причина из всех известных мне.
— Вам надо бы жить на Вандомской площади.
— Просто удивительно, — ответила Лилиан, — сколько людей знают лучше меня самой, где мне надо жить!
— У меня есть квартира на Вандомской площади, которой я никогда не пользуюсь. Это что-то вроде мастерской художника в современном духе и с соответствующей обстановкой.
— Вы собираетесь сдать её мне?
— А почему бы и нет?
— И во что мне это обойдется?
Де Пэстр попытался исправить свою нечаянную ошибку. — Причем тут деньги? Вы сначала посмотрите эту квартиру. Можете вселяться, когда вам будет угодно.
— И при этом — никаких условий?
— Никаких, даже самых ничтожных. Мне бы, естественно, доставило большое удовольствие, если бы вы смогли иногда отобедать или отужинать со мной, но это тоже — никакое не условие.
Лилиан рассмеялась. — Не перевелись же ещё бескорыстные люди!
— Когда вы хотели бы посмотреть квартиру? Завтра? Может, мы завтра пообедаем вместе, я могу заехать за вами?
Лилиан рассматривала узкое лицо с полоской щетинистых седеющих усов. — Мой дядя, вообще-то, собирается выдать меня замуж, — заметила она.
— У вас ещё уйма времени. А ваш дядя с его взглядами весьма старомоден.
— Ну… а на двоих места хватит в этой квартире?
— Да уж пожалуй хватит. А почему вы спрашиваете?
— Это на тот случай, если вздумаю жить там с моим любовником.
Какое-то мгновение де Пэстр смотрел на неё очень внимательно. — Это тоже можно обсудить, — помолчав недолго, ответил он, — хотя при таком варианте, честно говоря, она несколько тесновата. А что мешает вам пожить там какое-то время одной? Вы ведь всего пару недель, как приехали в Париж. Вам надо бы сначала осмотреться в городе как следует. Здесь столько возможностей!
— Вы правы.
Машина остановилась, и Лилиан вышла. — Итак, до завтра? — спросил виконт.
— Мне надо подумать. Вы не будете возражать, если я сначала посоветуюсь с дядей Гастоном?
— На вашем месте я бы не стал этого делать. Не стоит беспокоить его понапрасну. Да вы это и так не станете делать.
— Почему же не стану?
— Тот, кто спрашивает разрешения, никогда не рискнет совершит поступка. Вы, мадмуазель, очень красивы и очень молоды. Мне доставило бы огромное удовольствие предоставить вам достойные вас условия жизни. И поверьте мне, уже немолодому мужчине: жизнь здесь прекрасна, но для вас это будет потерянное время. А о дяде Гастоне вообще не стоит говорить. Всё, что вам нужно — это роскошь… невообразимая роскошь! Извините мне этот комплимент, но у меня наметанный глаз. Спокойной ночи, мадмуазель!
Она поднялась по лестнице в свой номер. Сватовство, устроенное дядей Гастоном с выставкой женихов, показалось ей одновременно жутко смешным и удручающим. С самого начала она чувствовала себя умирающим солдатом, которому рассказывают сказки о том, что жизнь бесконечна и прекрасна. Потом ей показалось, что она очутилась на чужой планете, где люди жили вечно, и проблемы у них были соответствующие. Она не понимала, о чем они говорили. То, что для неё абсолютно ничего не значило, представляло для них огромную важность, а то, в чём нуждалась она, было для других особым табу. Поэтому предложение виконта показалось ей, наряду с другими, наиболее разумным.
— Ну как, дядя Гастон расстарался? — послышался голос Клерфэ из коридора.
— Ты уже здесь? Я думала ты сидишь где-нибудь в баре и попиваешь себе?
— Нет, сегодня меня не тянет на выпивку.
— Ты ждал меня?
— Да, — ответил Клерфэ. — Твоими стараниями я становлюсь порядочным человеком. Больше не хочу пить. Не хочу — без тебя!
— А раньше ты выпивал?
— Да. Между гонками. И часто — между авариями. Думаю — из страха. А может быть, чтобы убежать от самого себя. Но это уже прошло. Сегодня днем я был в часовне Сент-Шапель. А завтра собираюсь в музей Клюни.[129] Кое-кто видел нас вдвоем и утверждает, что ты выглядишь как дама на вывешенных там гобеленах с изображением единорога. Ты пользуешься успехом. Не хочешь сходить сегодня ещё куда-нибудь?
— Сегодня я уже никуда не хочу.
— Конечно, ты же сегодня была в гостях у настоящих буржуев, для которых вся жизнь — это их кухня, их салон и спальня, но вовсе не корабль, который несется на всех парусах и в любой момент может перевернуться. Тебе надо отдохнуть от них.
В глазах Лилиан появился живой блеск.
— Ты все же успел выпить?
— Нет, когда ты рядом, мне это не нужно. Может, всё-таки прокатимся немного?
— Куда?
— Да, куда угодно, по любой улице, в любой кабачок, о котором ты хоть что-то слышала. Ты чудесно одета, и этот наряд безрассудно потрачен на женихов дяди Гастона. Надо вывести в свет хотя бы это твоё платье, даже если тебе этого не хочется. Ведь такие платья просто обязывают!
— Хорошо. Поедем потихоньку. И побольше улиц. Только без снега. И чтобы — продавщицы цветов на каждом углу. И наберем полную машину фиалок.
Клерфэ выбрался на своем «Джузеппе» из автомобильного хаоса на набережной и остановился в ожидании Лилиан перед гостиницей. Соседний ресторан уже как раз закрывался.
— Изнывающий любовник, — произнес женский голос рядом с ним. — А не староват ли ты для такой роли?