— Тогда вы знаете её лучше меня. Я знаю Венецию уже тридцать лет.
Большой Канал. Отели. Террасы с накрытыми белыми скатертями столиками и с бокалами на них. Плеск воды. Узкий канал — не шире Стикса. «Почему мне всё это знакомо? — подумала Лилиан, ощутив на какой-то миг внутреннюю подавленность. — Неужели сейчас появится окно с канарейками?»
— А где находится «Таверна»? — спросила она.
— Рядом с театром.
— Там есть терраса?
— Есть. А вы там уже были?
— Совсем недолго. Я туда не заходила, просто гуляла мимо.
— Это прекрасный ресторан.
Она услышала стук тарелок и голоса, прежде чем гондола повернула за угол.
— Вы улыбаетесь, — заметил де Пэстр. — В чем причина?
— Вы уже второй раз спрашивает меня об этом. Улыбаюсь, потому что есть хочу. И ещё, потому что уверенна — здесь меня чем-то накормят.
Их обслуживал сам хозяин ресторана. Он подал разных моллюсков, свежих, с гриля и отварных, и белое бочковое вино.
— Почему вы одна в Венеции? — спросил де Пэстр.
— Настроение виновато, но скоро я уеду отсюда, я возвращаюсь.
— В Париж?
— Да, в Париж.
— К Клерфэ?
— Вы уже и это знаете? Да, к Клерфэ.
— Может быть, не стоит торопиться? — заметил осторожно де Пэстр.
Лилиан рассмеялась. — А вы настойчивый. Вы можете предложить что-нибудь другое?
— Нет, если вы против. Но если вы согласитесь, то в этот раз я не ставлю никаких условий. Но почему бы вам хотя бы какое-то время, скажем, не осмотреться тут?
К их столику подошел продавец игрушек. Из своей сумки он достал двух заводных плюшевых скотч-терьеров и отправил их прогуляться по столу.
— Мне больше не надо ни осматриваться, ни оглядываться назад — сказала Лилиан. — У меня просто нет больше времени, чтобы повторять что-либо.
Де Пэстр взял в руку плюшевых собак и вернул их продавцу. — А вы уверенны, что это всегда будут повторения?
Лилиан радостно кивнула в ответ. — Что касается меня — точно! Если появятся изменения в каких-то деталях — это неважно. Вариации меня тоже не интересуют.
— Вам нужна только сущность?
— Только то, что я смогу извлечь из этого с пользой для себя. А это было бы примерно то же самое, если бы мужчина вдруг стал другим. Вы это имеете ввиду? У меня очень простые реакции, как мне кажется.
Продавец игрушек успел тем временем выставить на их стол целый птичник. Тут же явился хозяин ресторана, сдвинул его в сторонку и подал на стол фламбированные персики и кофе эспрессо.
— У вас никогда не появляется чувство, что вы можете упустить что-то? — спросил де Пэстр.
Лилиан взглянула на него и замолчала на миг.
— Что? — спросила она затем.
— Я имел ввиду новое приключение, что-нибудь неожиданное, новое, то — чего вы ещё не изведали, что вам не знакомо?
— С таким настроением я и прилетела сюда. У меня было такое чувство, будто я напрочь упустила Нью-Йорк, Йокогаму, Таити, Аполлона, Дионисия, Дон Жуана и Будду, а теперь это чувство уже в прошлом.
— И с каких же это пор?
— Уже пару дней.
— А в чём причина?
— Потому что я поняла: упустить можно только саму себя.
— И где же вы извлекли такой урок?
— Стоя у окна в моем номере.
— А теперь я спрошу вас в третий раз, почему вы улыбались? — спросил де Пэстр.
— Потому что я всё ещё дышу, потому что я тут, потому что наступил вечер, потому что мы болтаем всякую чушь.
— Разве это чушь?
— Такие разговоры — всегда чушь. Надеюсь, коньяк здесь найдется?
— Есть граппа, старая и очень хорошая, — ответил де Пэстр. — Я завидую вам.
Лилиан рассмеялась.
— Вы изменились, — заметил де Пэстр. — Вы стали совсем другой, вы не такая, как в Париже. Вы сами-то понимает, что произошло?
Она пожала плечами. — Не знаю. Быть может, я рассталась с иллюзией, с той, что якобы дает право на жизнь, а кроме того, и с той, в которой заключается несправедливость, поражающая человека в его жизни.
— Весьма аморальная мысль.
— Весьма. — повторила вслед за ним Лилиан и допила свою граппу.
— Надеюсь придерживаться её в этой жизни. По крайней мере, еще какое-то время.
— У меня такое впечатление, что я появился здесь слишком поздно, — сказал де Пэстр.
— Я опоздал на несколько часов или на несколько дней. Когда вы уезжаете? Завтра?
— Послезавтра.
— Это звучит так. Жаль.
— Слово «жаль» — сказала Лилиан, — вовсе не печальное само по себе, как это кажется многим людям.
— Это тоже часть вашего нового опыта?
— Включая и сегодняшний.
Де Пэстр вежливо отодвинул её стул.
— У меня есть особая надежда на ваш завтрашний опыт.
— А вот «надежда», — ответила ему Лилиан, — напротив, куда более скорбное слово, чем это кажется людям.
Глава 15
Вначале Клерфэ искал Лилиан в Париже, но потом решил, что она вернулась в санаторий. Одного звонка туда было бы достаточно, чтобы убедиться в этой ошибке. Потом он продолжал поиски и в Риме, и в Париже, но она пропала бесследно. В конце концов он пришел к мысли, что она бросила его. Даже сам дядя Гастон недовольно сообщил ему, что не знает, где его племянница; да и не было ему до этого никакого дела. Клерфэ попытался забыть её и жить, как это было до неё, но получалось, будто он пытался танцевать на полу, залитым клеем.
Спустя неделю после возвращения в Париж он встретил Лидию Морелли.
— Ну что, твоя ласточка упорхнула? — спросила она.
— Судя по твоему вопросу, она была твоей головной болью. Раньше ты меня никогда не расспрашивала о других женщинах.
— Так, она тебя бросила?
— Бросила! — возразил Клерфэ, усмехнувшись. — Что за старомодное слово!
— Это одно из самых старых слов в нашем мире, — ответила Лидия, внимательно глядя на него.
— Ты что, пытаешься разыгрывать со мной семейную драму образца 1890 года?
— А ты действительно влюбился!
— А ты ревнивая!
— Да, я ревнивая, но ты — несчастный. Вот в чем разница.
— Действительно.
— Да. Я знаю, к кому ревновать, а ты — нет. Зайдем куда-нибудь, мне надо выпить.
Клерфэ повел её в ресторан. В этот вечер его беспомощность по отношению к Лидии переросла в примитивную злобу покинутого мужчины, который не успел сделать это раньше женщины. Лидия, словно острой иглой, сумела нащупать его больное место.
— Тебе надо жениться, — сказала она чуть погодя.
— На ком?
— Не знаю, но ты уже вполне созрел для этого.
— Неужели на тебе?
Она усмехнулась. — Нет, не хочу навязываться. К тому же у тебя слишком мало денег, чтобы обеспечить меня. Женись лучше на богачке. Женщин с деньгами хватает. А сколько ты ещё собираешься участвовать в гонках? Это ведь занятие для молодых.
Клерфэ согласно кивнул. — Я всё прекрасно понимаю, Лидия.
— Только не делай такое смущенное лицо. Мы все стареем. Надо просто уметь устроиться в жизни, пока не станет поздно.
— Неужели, действительно надо?
— Не выставляй себя дураком! Что нам ещё остаётся?
«А я знаю кое-кого, — подумал он, — кто не хочет просто устраиваться в жизни».
— Ты уже, наверное, решила, на ком мне жениться? Ты вдруг стала такой заботливой. Она испытывающее посмотрела на него. — Об этом у нас ещё будет время поговорить. А ты изменился.
Клерфэ покачал головой и встал из-за стола. — Будь здорова, Лидия!
Она подошла вплотную к нему. — Но ведь ты вернешься?
— Сколько лет мы уже знакомы?
— Четыре года. Не считая многих прорех.
— Это, как в той парче, что моль поела?
— Нет, это как у двух людей, которые никак не хотят взять на себя ответственность, но при этом хотят обладать всем, ничего не давая взамен.
— Правды нет ни в том, ни в другом.
— А ведь мы хорошо подходили друг другу, Клерфэ.
— Как и все люди, которые никуда не подходят?
— Не знаю. А хочешь, я открою тебе один секрет?
— Какой? Что секретов нет и что все — один большой секрет?
— Да нет, так думают только мужчины. Я тебе открою, что думают женщины. Всё не так плохо и не так хорошо, как нам кажется. И нет ничего окончательного. Приходи сегодня вечером ко мне.
Клерфэ не пошёл. Его охватило какое-то безразличие, и он чувствовал себя отвратительно. Всё было не так, как это происходило в подобных случаях. Ему не только не хватало Лилиан, ему стало не хватать чего-то внутри самого себя. Сам того не понимая, он перенял от неё что-то от её манеры жить. «Это жизнь сегодняшним днём, без будущего, — подумалось ему. — Но так жить нельзя. Ведь всегда должен быть и завтрашний день, по крайней мере для меня, даже несмотря на мою профессию; будущее должно быть всегда».
«Лилиан отгородила меня собой от всего на свете, — думал он, изумляясь самому себе. — Благодаря ей я намного помолодел, стал вести себя как мальчишка, но и поглупел. Прежде я пошел бы к Лидии Морелли и оставался бы у неё сколько угодно, а теперь, когда я думаю об этом, я кажусь себе зелёным гимназистом и чувствую себя словно с похмелья, когда перепьешь дрянного вина». «Надо было жениться на Лилиан, — думал он. — Это было бы решение что надо! Лидия была по-своему права, хотя и думала иначе». Внезапно он почувствовал себя свободным и сам удивился этому. Раньше он вообще никогда не думал, что когда-нибудь женится, зато теперь женитьба казалась ему чем-то само собой разумеющимся; он не мог представить себе свою жизни без Лилиан. В этом не было ничего романтического и сентиментального, просто жизнь без неё стала представляться ему монотонным рядом лет — как комнаты, выглядящие одинаково при потушенном свете.
Клерфэ прекратил её поиски, прекрасно понимая, что это было бессмысленно; если бы она вернулась, то пришла бы к нему, либо — нет. Он даже не догадывался, что она в это время снова жила в отеле «Биссон». Ей хотелось побыть ещё несколько дней одной. Хотелось, чтобы Клерфэ увидел её, прежде чем она снова почувствует себя настолько хорошо, чтобы казаться здоровой. Она много спала и совсем не выходила из отеля. Пока Клерфэ сторожил её чемоданы в отеле «Риц», ей приходилось довольствоваться вещами из двух дорожных сумок, которые она прихватила с собой на Сицилию.