оследует выступление какого-нибудь молодого певца или музыканта. Я также знал, что в программе будут Моцарт, Шуберт, Бетховен или Бах, так как Ферди поклялся никогда больше не приглашать меня на вечера, посвященные музыке двадцатого века. Это было «лишение», за которое я был ему благодарен. У меня было подозрение, что и другие гости, которых я встречал на обедах, опозорили себя участием в спорах о музыке.
Ферди и Тереза были очень ревностны, что касается этих музыкальных суарэ: они оказали на меня настоящее давление, заставив приходить на обеды в моем выходном поношенном костюме. В нем я выгляжу как руководитель оркестра тридцатых годов. Дважды, когда я приходил в темно-сером костюме, Тереза говорила нашему общему знакомому, что я разносчик из конторы Ферди и она посчитала себя обязанной просить меня остаться — демократия в действии. Я люблю Фоксуэллов, но у всех есть свои маленькие причуды. Верно?
Я нажал кнопку звонка.
Мэрджори дом нравился. У нее была идея, что к моменту, когда состаримся, мы будем жить в тяжелом пластиковом подобии такого дома. Она постучала в дверь. Вход был выполнен в виде морской ракушки. По обе стороны от входа включены стилизованные под старину фонари. В воздухе стоял запах горелых листьев. Движения на Ноттинг-Хилл почти не было. Я знал, что Мэрджори сохранит в памяти этот момент. Я наклонился к ней и поцеловал. Она прижалась к моей руке.
Дверь открылась. На пороге стоял Ферди, а за ним его жена Тереза. Послышались звуки музыки, смех, стук льда об уотерфордское стекло. В этом доме было все: кольчуги, оленьи головы, унылые портреты. И слуги с опущенными глазами, они всегда помнили, кто из гостей пришел в шляпе, а кто с зонтиком.
Была в этом какая-то спокойная красота, присущая очень-очень богатым. У Терезы Фоксуэлл были взрослые дети, самой ей было за сорок и она начинала стареть, но меланхолическая красота еще сохранялась, позволяя ее фотографиям по-прежнему появляться в колонках светских новостей. На ней было длинное желто-оранжевое платье из мраморного сатина. Я услышал глубокий резкий вздох Мэрджори. Тереза умела тратить деньги, в этом не было сомнения.
Ферди взял мое пальто и передал его кому-то за дверью.
Тереза под руку увела от меня Мэрджори. Она, должно быть, заметила штормовое предупреждение.
— Рад тебя видеть, — сказал Ферди.
— Да… — ответил я. — Это… хорошо.
— Ты рано ушел и пропустил кое-что интересное. — Он повернулся к слуге, который молчаливо стоял с подносом с шампанским. — Поставьте поднос на столик в холле.
— Поднос с шампанским, — сказал я. — Вот что я называю гостеприимством.
Ферди взял два фужера и протянул один мне.
— Шлегель вел себя грубо. Чертовски грубо.
Я сделал глоток и понял, что именно это мне и было нужно.
— Что случилось? — спросил я.
И началось: все тревоги и обиды, которые Ферди копил неизвестно сколько, вылились на меня в продолжительном заунывном монологе.
— Он совсем не обязан говорить все через микрофон, разве нет?
— Нет, — подтвердил я. — Но, может быть, ты расскажешь все сначала?
— Шлегель позвонил по желтому телефону, как только я направил летающие лодки в Карское море. Я не говорил «Баренцево море», дружок. Нет, я сказал «Карское». Ты знаешь, где Карское море, Ферди, дружок? — спросил он. — Ты знаешь, где Карское море?
Ферди отпил шампанского, улыбнулся и продолжил передразнивать акцент Шлегеля:
— А эти летающие лодки «Мэллоу» — там же подвижка льдов, дорогой, что же ты делаешь — проверь ледовую обстановку, паренек, и еще раз взгляни на Карское море. Сделай мне это одолжение.
Ферди сделал еще глоток, к этому времени я почти допил свой фужер. Фоксуэлл продолжал:
— Я не ответил. Шлегель включил громкоговорящую связь, начал кричать: «Ты слышишь меня, малыш Ферди? А, если ты решил из себя важную персону корчить, я извлеку твой зад из кресла с такой скоростью, что земли не почувствуешь, понял меня?»
— Может, Шлегель получил нагоняй от этих заезжих адмиралов? — предположил я.
Возможно, Шлегеля действительно волновало, что Ферди собирается сажать огромные летающие лодки на лед. Если большой компьютер покажет возможность безопасной посадки, большую часть арктической стратегии придется пересмотреть, но пока Ферди должен «умыть» двух важных гостей Шлегеля.
— Что бы ты сделал? — спросил Ферди.
— Накостылял бы ему, Ферди.
— И-и-я! — с сомнением произнес Ферди. — Давай выпей. — Он взял со столика фужер и протянул мне.
— Твое здоровье, Ферди.
— Твое здоровье. Нет, маленькая свинья разозлилась потому, что я не уступил. А так как он оказался таким ублюдком, я еще сбросил три ядерные глубинные бомбы у побережья Новой Земли. Были уничтожены две подводные лодки. Шлегель был настолько взбешен, что вырвал ленту распечатки из машины и гордо удалился с пункта управления даже не попрощавшись.
Ферди не заметил, что расплескал шампанское. Я понял: он слегка опьянел.
— Что теперь будет, Ферди?
— Ну вот. Я бы тоже хотел знать. Ждем маленькую свинью в любую минуту. — Он потянулся, чтобы потрепать таксу. — Хороший Бодин! Хороший песик. — Но собака, оскалив клыки, попятилась под стойку, и Ферди потерял равновесие.
— Я слушаю.
— А что я должен был делать — бежать за ним и отменить приглашение? — Он пролил шампанское на руку и слизал капли.
— Смотри, фужер уронишь.
— Маленькая свинья. — Ферди поднял фужер на уровень груди и опустил голову. Он был похож на большого взлохмаченного медведя и в нем была та же неуклюжая сила, что у этого враждебного создания.
— Что делают «синие» — разве можно так сближать две подводные лодки?
Ферди понимающе улыбнулся, вытер рот черным шелковым носовым платком, который достал из верхнего кармана.
— Шлегель прогибается перед адмиралами. Подсказывает им, как выиграть игру.
— Сделай одолжение, Ферди. То, что случилось сегодня, всего лишь самая типичная глупость «синих». Шлегель здесь не причем. Если он решит тебя достать, то будет делать это не так.
— Значит, компьютер ошибся. — Ферди позволил себе улыбнуться. Неисправность машины — эту причину мы приводили, чтобы прикрыть самые глупые человеческие ошибки. Фоксуэлл пожал плечами и взмахом руки пригласил меня в гостиную. Когда я проходил мимо, он взял меня за руку: — Я потерял этот чертов приказ на боевые действия Северного флота.
— Ну и что? Возьми еще один экземпляр.
— Я думаю, его Шлегель украл. Он заходил на пункт управления «красных», когда я был на завтраке.
— У него есть свой экземпляр. Ему стоит только попросить и, если нужно, еще дюжину напечатают.
— Я знаю, что не должен был этого говорить. — Ферди пригладил волосы, поднял фужер и одним глотком осушил его.
— Я не улавливаю, — признался я.
— Бодин, Бодин, — он встал на колени и звал собаку, но она к нему не подошла. — Неужели ты не понимаешь, что это нечестный способ избавиться от меня? — Его голос раздавался из-под стойки.
— Обвинив тебя в нарушении мер безопасности?
— И это сработает, разве нет? — Он выплевывал слова, и было понятно, что Ферди и меня полностью не исключает из «заговора». Возможно, этот рассказ был только его способом выразить Шлегелю недовольство.
— Жизнь слишком коротка, Ферди. Шлегель ублюдок, ты это знаешь. Если он решит избавиться от тебя, то вызовет к себе в кабинет и скажет прямо в глаза.
Ферди взял еще фужер с шампанским и протянул мне, приняв от меня пустой.
— Не перестаю себе это повторять, — сказал он.
Позвонили. Ферди беспокойно глянул на входную дверь.
— Морду ему набить, говоришь?
— Смотри только, чтобы за лодыжку не схватил.
Ферди улыбнулся.
— Я открою, — крикнул он, поднял фужер и допил шампанское. — Мы обосновались в библиотеке. Приходи туда, хорошо? Я думаю, ты всех там знаешь.
Это был любопытный вечер и все же нелегко передать его атмосферу. Все, должно быть, догадались, что внимание будет приковано к Шлегелю. Не потому, что он начальник Ферди, — не все присутствующие знали об этом, настолько поверхностно хозяин представлял гостей друг другу, — а благодаря личности Шлегеля. И это не совсем из-за его энергетической расточительности. Причина была и не в резонирующем голосе, делавшим ненужным крик. Причина была в атмосфере неуверенности, которую генерировал Шлегель, и, казалось, находил в этом удовольствие. Вот, например, что произошло дальше.
Шлегель обошел библиотеку, внимательно разглядывая резьбу, мебель, орнаменты, книжный шкаф. Затем подошел к пятифунтовой деревянной статуэтке средневекового пилигрима, стоявшей в углу.
— Чертовски привлекательная штучка, — сказал Шлегель голосом, который нельзя было не услышать.
— Разрешите предложить вам выпить, — обратился к нему Ферди.
— Настоящая?
Ферди налил Шлегелю еще.
Шлегель кивнул в знак благодарности и повторил свой вопрос:
— Настоящая, да? — Он похлопал деревянного монаха по руке, как часто хлопал меня, и затем замолчал, прислушиваясь. Может быть, он и мою подлинность всегда проверяет.
— Думаю, да, — извиняясь, проговорил Ферди.
— Да-а? Во Флоренции продают пластмассовые фигурки… такие же как эта, никогда не подумаешь, что ненастоящие.
— Правда? — Ферди покраснел, как будто иметь подлинную деревянную статуэтку было плохим тоном и стоило купить пластмассовую.
— Пятьдесят долларов штука, невозможно отличить. — Шлегель посмотрел на Фоксуэллов.
— Вы ужасный дразнилка, полковник Шлегель, — хихикнула Тереза.
— Ну, может быть, они стоят и сотню. Мы видели пару превосходных ангелочков — девяносто восемь долларов, — красавцы, скажу я вам. — Он повернулся и начал изучать большие настенные часы в стиле «чиппендейл». Гости опять заговорили, но очень тихо, ожидая, что будет дальше.
Мэрджори взяла меня за руку. Миссис Шлегель улыбнулась нам:
— Не правда ли, прекрасный дом?
— А я много слышала о вашем чудесном крытом соломой коттедже, — сказала Мэрджори.