— Где я? — спросил я. Мне не хотелось говорить, но я хотел узнать, где я нахожусь.
Шлегель ухмыльнулся.
— В Киркенесе, в Норвегии. Норвежский вертолет доставил тебя с подводной лодки несколько дней тому назад.
— Это правда? — спросил я у Доулиша.
— Да уж мы постарались, — ответил Доулиш.
— Еще бы вы не постарались, — сказал я, — я застрахован правительством на десять тысяч фунтов.
— Ему уже стало лучше, — заметил Шлегель.
— Если ты хочешь, мы уйдем… — предложил Доулиш.
Я очень осторожно помотал головой, словно боясь, что она упадет и закатится под кровать, и ее придется выкатывать оттуда палкой.
— Где Ферди?
— Ты знаешь, где Ферди, — сказал Шлегель. — Ты сделал для него все, что смог. Но Ферди умер.
— За что? — спросил я. — Черт возьми, во имя чего?
Доулиш разгладил английскую газету. Я увидел заголовок большими буквами: «ГЕРМАНСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ ЗАКОНЧИЛИСЬ, КОГДА КРАСНАЯ КАТЯ ВЫШЛА ИЗ ИГРЫ».
Доулиш сказал:
— Вчера утром люди Стока арестовали сестру Ремозивы. Единственное, что они смогли сделать.
Я переводил свой взгляд то на Доулиша, то на Шлегеля.
— Так вот из-за чего была заварена вся эта каша — из-за воссоединения Германии.
— Они загубили все дело, — сказал Доулиш. — Они никак не могли поверить, что адмирал собирается перейти к нам, пока не увидели труп, который вы туда притащили. Все они циники. Совсем как ты, Патрик.
— Бедный Ферди.
— Скажи спасибо полковнику Шлегелю, что тебя спасли, — ответил Доулиш. — Это он додумался подключить к поиску локатор. Да еще заставил капитана пойти на риск и использовать локатор прямо под носом у русских.
— Грубое нарушение мер безопасности, полковник, — заметил я.
— Мы принесли тебе фрукты, — сказал Шлегель. — Хочешь виноград?
— Нет, спасибо, — ответил я.
— А я вам говорил, что он не захочет, — сказал Шлегель.
— Он все равно еще поест, — ответил Доулиш. — А я, пожалуй, все же попробую. — Он быстро отправил в рот одну за другой две виноградины.
— Значит, вам было на руку, что они схватили Ферди, — обвинил я Шлегеля.
— Хороший виноград, — сказал Доулиш. — В это время года наверняка оранжерейный, но зато страшно сладкий.
— Вы — сволочь, — бросил я.
— Ферди по самые уши влез в козни Толивера. Ему вообще не следовало идти в поход, но он настаивал на этом.
— И вы оба потворствовали всему этому?
— Потворствовали? — переспросил Доулиш. — Значит, ты не хочешь винограда? Нет? Ну тогда я сам все съем. — Он взял себе другую гроздь. — Я бы выбрал вместо этого другое слово. Полковник Шлегель был послан сюда, чтобы помочь нам разобраться в осложнениях Толивера. И мы высоко ценим его помощь.
— Понятно, — ответил я. — Руками полковника Шлегеля дали Толиверу по шапке. А если Толивер пожалуется министру внутренних дел, то можно сказать, что это работа ЦРУ. И все шито-крыто.
— Толивер собрался убрать тебя, — сказал Шлегель. — Так что нечего лить слезы по этому поводу.
— Да уж теперь-то за него возьмутся.
— Он полностью дискредитирован, — ответил Доулиш, — это все, что мы хотели.
— А всю грязную работу сделали русские органы безопасности, — добавил я и взял газету.
«ДВОЕ ВОШЛИ В СОСТАВ ПОЛИТБЮРО, ТРОЕ ВЫВЕДЕНЫ ИЗ ЕГО СОСТАВА». Москва (Рейтер).
«Первая перетасовка состава Политбюро после исторической отставки Никиты Хрущева была осуществлена в ходе двухдневного совещания Центрального Комитета. По мнению обозревателей, новая расстановка сил приведет к краху все надежды на подписание договора о германском федерализме».
Я развернул газету. В сводках отмечалось, что курс западной марки начал падать по отношению к курсу доллара и фунта стерлингов. Что и требовалось доказать. Объединения Германии не будет. От аграрного Востока пострадает сельское хозяйство Франции, что будет на руку французским коммунистам. Тем не менее Германия получит свою долю в Общем рынке при распределении прибылей от сельского хозяйства. Вклад Германии в НАТО — примерно треть всех натовских вооруженных сил — скорей всего будет пересмотрен по всем статьям устава Североатлантического союза. Теперь нет нужды американские войска вводить во Францию, которая не является членом НАТО. Тем более в такой сложный период, когда США переходят на полностью наемные вооруженные силы. В противном случае это бы привело к полному выводу американских войск из Европы. И это все в тот момент, когда Россия завершила свой пятилетний план по наращиванию боевой мощи. Действительно, такое дело стоило пары секретных агентов.
Оба посетителя дожидались, когда я закончу читать.
— Значит, русские арестовали все семейство Ремозива только на основании факта нашей встречи у вертолета?
— По-немецки это называется «ответственность всех членов семьи за деяния одного из ее членов», верно? — сказал Доулиш.
— И вам совершенно безразлично, что с вашей помощью было состряпано обвинение совершенно безвинным людям?
— Ты все неправильно понимаешь. Это не английские полицейские арестовали вчера утром всех поголовно с фамилией Ремозива. Это была русская милиция. А люди, которых арестовали, очень рьяно трудились для усиления, развития и расширения системы. Той системы, при которой среди ночи хватают людей на основании того, что они могут являться государственными преступниками. Из-за этого я не намерен сокрушаться и терять сон.
— Значит, главной целью было угробить воссоединение, да? — спросил я.
— Ты, наверное, слышал, что они там в министерстве иностранных дел получили моделирующий компьютер.
— Ну и что это может означать?
— Ничего не может означать. Это уже свершившийся факт. Они промоделировали на нем воссоединение Германии, и им немного не понравился сценарий возможного развития событий.
Я оторвал себе немного винограда от быстро уменьшающейся грозди. Доулиш сказал:
— Просто у тебя сейчас депрессия. Это от наркотиков. Ты же знаешь, ты был очень плох.
— Мэрджори знает, что я здесь?
— Патрик, я пытался ее найти. Но она ушла из госпиталя. — Он заговорил самым вкрадчивым голосом, на какой был способен: — Она, по-видимому, решила больше не связываться с поставками хлеба и молока.
— Она уехала в Лос-Анджелес?
— Мы в этом не уверены, — ответил Доулиш, стараясь мягко открутиться от меня. — Мы только узнали адрес ее семьи в Уэльсе. Такое название, что язык сломаешь. Она, должно быть, там.
— Вряд ли, — бросил я. — Забудем об этом.
Я отвернулся от моих посетителей. На мгновение я вспомнил обои, которые я никогда не менял, и Мэрджори, встречающую меня из похода. Теперь книжные полки можно очистить от этих проклятых книг по анемии, но еще нужно поискать заколки для волос за спинкой дивана.
Я почувствовал жалость к себе, которая отбила весь аппетит. Было больно. Если вы скажете, что эту рану я нанес себе сам, то мне от этого не станет легче. Ферди уже нет, Мэрджори тоже. Удобный маленький мир, который я сам себе создал, исчез, как будто его и не было.
— Тебя здесь хорошо кормят? — спросил Доулиш.
— На завтрак была рыба под маринадом, — ответил я.
— Что я хотел тебе сказать… — начал Доулиш. — У нас тут появились кое-какие проблемы… Есть одно секретное дельце…
Я уже давно понял, что такой человек, как он, вряд ли прилетит в Норвегию, чтобы просто привезти кому-то виноград.
ВЧЕРАШНИЙ ШПИОН(роман)
Глава 1
— Предлагаю тост за сеть «Герника»! — воскликнул Шемпион, поднимая бокал.
Какое-то время я колебался. Мне казалось, что «Уайтс Клэб» — святая святых лондонского истеблишмента — не самое подходящее место для излияний о мятежном прошлом.
— Давай мы просто выпьем за Мариуса, — негромко предложил я.
— За Мариуса! — охотно подхватил Шемпион. Он залпом выпил бокал и вытер короткие, военного стиля усики тыльной стороной перчатки. Эта его привычка бросилась мне в глаза еще в ту нашу первую встречу, когда однажды ночью мне приходилось высаживаться с подводной лодки в районе Виллефранше. Тогда война была лишь в самом разгаре. Сейчас, впрочем как и тогда, от этой его привычки меня как-то покоробило. Она явно претила ему. Капитаны бригады «Уэлш Гардс» отнюдь не были приверженцами аристократических привычек — мы жили в жестокое время, нас готовили к заброске во Францию для создания там широкой антифашистской разведсети, но мы все же стремились сохранять свое реноме и никогда не утирались вот так, по-крестьянски.
— За Мариуса! — ответил я Шемпиону и тоже осушил свой бокал.
— Ну и команда же у нас тогда подобралась… Смех да и только! — Шемпион снисходительно улыбнулся. — Помнишь? Мариус — наш священник-революционер, ты — со своим ужасным французским и мазями от прыщей, ну и наконец я. Сколько раз я думал, попадись мы в лапы к нацистам, так они, глядя на нас, поумирали бы со смеху!
— Смех смехом, а наш Мариус как раз и был тем человеком, которому удалось объединить в одно целое всю разведсеть. В первую голову нас, профессионалов в этом деле, с французскими коммунистами, дезертирами и прочими людьми, теми, кто боролся по одну сторону баррикад.
— Ты прав. В то время наш Мариус был в самом расцвете сил и проявлял прямо-таки выдающиеся способности. Но долго он все равно бы не протянул. Впрочем, как и мы сами…
— Мариус был очень молод, — произнес я, — почти того же возраста, что и я.
— Он умер в камере пыток через шесть часов после ареста… Это было настоящее геройство, и он по праву достоин награды. Хотя, как мне кажется, он наверняка мог бы спастись, дав немцам какую-нибудь неважную информацию. Ведь он вполне мог дать им расшифровку каким-то устаревшим кодам или же назвать имена тех, кто уже успел вернуться в Лондон. Мариус мог таким образом выиграть для себя несколько дней, а мы бы за это время обязательно попытались его спасти, — задумчиво произнес Шемпион.
Я не стал спорить с ним по этому поводу. Несмотря на то что прошло уже немало времени с того трагического момента, и по сей день было крайне трудно объективно оценить обстоятельства гибели Мариуса. Его энергия, его оптимизм не раз ободряли нас тогда, когда казалось, что уже все потеряно. Его безудержная отвага не один раз выручала всех нас.