Я решительно взялся за расческу, любезно предоставленную дирекцией ресторанчика, и, уставившись в свое отражение, стал уже в который раз прокручивать в голове все события недавнего прошлого. Перчатки я надел еще до того, как мы покинули отель, и не снимал их до самого последнего момента, пока не кончилась эта стрельба. Стало быть, я не мог оставить своих отпечатков пальцев ни в машине, ни где-нибудь в карьере. Свой револьвер я приобрел совершенно новеньким еще в 1968 году в Марселе на улице Парадиз у одного человека, известного своей способностью качественно затирать номера на оружии. С тех пор он все время хранился в индивидуальном сейфе-ячейке в одном из коммерческих банков в пригороде Лиона. Я забрал его оттуда совсем недавно, с неделю назад. Револьвер был в прекрасном состоянии. Иными словами, там я ничего кроме него не оставил, а из этого никому ничего не выудить! Впрочем, а мои дыры?.. Дыры на моем кармане! Я отложил расческу в сторону и принялся рассматривать разлохмаченные отверстия с почерневшими краями. Да-а! От всех моих умозаключений не останется и камня на камне, если только полиции удастся заполучить хотя бы одну ниточку с моей одежды. Веселенькое дело! Я зло сплюнул.
Несмотря на то что я был полностью поглощен своими мыслями, до моего слуха все же донесся еле заметный скрип открывающейся двери туалета. В этот момент я повернулся к ней лицом и…
Несомненно, я был достаточно хорошо тренирован и имел неплохую реакцию, чтобы справиться с таким вот человеком. Но на этот раз их было сразу трое! Три здоровяка из дорожной полиции, в полном снаряжении — ботинках на толстой подошве, бриджах, черных кожаных куртках и в серебристых шлемах. Я неистово сопротивлялся, пытаясь высвободиться из их захвата, пока мощный удар в лицо и подсечка сзади не сделали своего дела. Описав дугу, я с размаху грохнулся на холодный кафельный пол. Но не прошло и мгновения, как сильные руки вновь поставили меня на ноги и так плотно скрутили, что я едва мог вдохнуть или выдохнуть.
Придя в себя после этой молниеносной борьбы, я заметил, что несколько поодаль, за полицейскими, стоят еще какие-то два человека. Эти оба были белолицыми, в ладно скроенных пальто и дорогих перчатках. Один из них склонился и поднял с пола слетевшие с меня очки. Убедившись в том, что они остались целы и невредимы, он осторожно водрузил их мне обратно на нос. Затем приблизился и другой. Он поднял к моим глазам какие-то листики и потряс ими на манер того, как если бы святоша открещивался святым распятием от злого и коварного Люцифера.
Я продолжал сопротивляться настолько, насколько это может делать человек, чье горло крепко сдавливает рука в черной униформе, а в спину больно врезается острый край раковины.
Вокруг все еще толпились какие-то гражданские и полицейские, когда до моего слуха донесся вопрос, явно касающийся меня самого.
— Это он? — спросил незнакомый голос. Наступило короткое молчание, пока тот, кого собственно и спрашивали, рассматривал меня со стороны.
Вероятнее всего тот кивнул в знак согласия, и я вновь услышал голос первого:
— По законам Франции вы можете быть задержаны для выяснения обстоятельств на срок до 48 часов без предъявления вам конкретного обвинения!
Собрав последние силы, я все-таки высвободил одну свою руку и попытался расслабить захват, сдавливающий мне горло. Тем, кто меня держал, эта попытка вдохнуть хоть немного свежего воздуха была расценена как попытка к бегству. К счастью, удар по почкам оказался профессионально выверенным и я остался в живых.
Меня скрутили еще сильнее, и теперь я уже ничего не мог видеть, кроме светильника на потолке. Знакомый мне голос сказал:
— Вот это — дело о преднамеренном убийстве. Миссис Хелен Бишоп, известная также под именем Мэлоди Пейдж, была убита в своей квартире по адресу Виктория, Террас Гарденс, 23, северо-западный район Лондона. Здесь есть все — и документы, подписанные французскими официальными лицами, и свидетельство о выдаче… Иными словами все, что необходимо в таких случаях. Поэтому ты успокойся! Сейчас мы отправимся в аэропорт Лиона, а затем вылетим в Лондон. Повторяю, успокойся сам или это придется сделать мне… Ты меня понял?
Теперь я узнал этот голос. Этот голос принадлежал полковнику Шлегелю. Захват на моем горле слегка ослаб, хотя я едва ли мог пошевелиться.
— Понял… — прохрипел я в ответ.
— Наденьте на этого идиота наручники! — приказал кому-то Шлегель. — И лупите его что есть силы, есть хоть заподозрите, что он надумывает сбежать!
Когда я наконец выпрямился, то первое, что я увидел, была сияющая улыбка Шлегеля. Если он, подумалось мне, таким вот способом пытается убедить французов в том, что он занят делом, и отнюдь не собирается выручать меня из беды, то он явно перестарался. Я сделал глубокий вздох. Бросив короткий взгляд через плечо полковника в зал, я заметил, что Пины там уже не было…
Глава 11
— Да ты только и знаешь, что возмущаться да обвинять нас во всех грехах! — недовольно бросил мне Шлегель.
Доулиш находился поблизости и сосредоточенно разливал свежий чай по чашечкам. Затем он было взялся за нарезание фруктового торта, но, оторвавшись от своего занятия, выпрямился и сказал:
— Дорогой Шлегель! Разве вы не видите, что он просто пытается раздразнить нас?! Ведь он сам прекрасно понимает, что в данном случае эти наши действия были единственно возможным выходом. — Взглянув на меня, он широко улыбнулся, как бы исподволь подталкивая меня к тому, чтобы теперь уже я предложил ему наилучший способ того, как можно отвертеться от тех трупов в каменоломне и всевозможных проблем, возникающих в этой связи.
Усилием воли я сдержался, чтобы не ответить. Я лишь молча кивнул головой в знак благодарности за переданный им кусок торта.
— А вы действительно действовали очень быстро и оперативно, — сказал я, обращаясь к Шлегелю как раз в тот момент, когда он вцепился зубами в свой кусок торта. Неспособный в таком состоянии вымолвить и слова, он лишь растянулся в довольной улыбке, принимая мою вынужденную похвалу.
— Твоя приятельница, эта Принцесса, сообщила нам описание тех двух мужчин, а также марку, год выпуска и номер вашего автомобиля, — сказал Шлегель, когда ему наконец удалось проглотить свой кусок. — Это по ее сигналу мне пришлось нестись навстречу вам в том полицейском вертолете…
Я едва успел открыть рот, чтобы задать вопрос, как Доулиш упредил его своим ответом:
— Полковник Шлегель оставил ей контактный номер.
Услышав эту новость, я недовольно нахмурился. Насколько я уже успел заметить, полковник очень любил раздавать направо и налево контактные номера нашей службы. По его собственному выражению, «это способствовало нивелированию британского изоляционизма и бюрократических структур». В действительности же это могло обернуться серьезными последующими провалами.
— Она очень беспокоилась за тебя, — продолжал Доулиш. — И я полагаю, что поступила так из честных, добропорядочных побуждений.
— Что ж, я очень сожалею, что ее не оказалось рядом в тот самый момент, когда Шлегель со своими костоломами навалился на меня!
— Тогда мы еще ничего не знали о том, что произошло в карьере. Мы были полностью уверены, что берем тех, кто похитил тебя, — пояснил Шлегель.
— Но когда французские полицейские найдут те трупы в карьере, полковнику, видимо, придется ответить на немалое количество вопросов по этому поводу. Разве не так? — спросил я, обращаясь к Доулишу.
— Нет! Не придется… Еще прошлой ночью нам пришлось отправить туда своих людей… Словом, сейчас в каменоломне нет ни трупов, ни оружия. Ничего нет!
— Меня больше интересует другое — то, что из-за вас во всем этом деле фигурирует не чье-то, а мое имя! — воскликнул я.
— Но зато только оно одно! — ответил Шлегель.
Для них, насколько я понял, этот вопрос был уже решенным и спорить о чем-либо не имело никакого смысла. Ко всему прочему, мне и самому нечего было добавить… Я устало поднялся со своего кресла и подошел к окну. Протерев тыльной стороной руки небольшое окошко на запотевшем стекле, я посмотрел на улицу. Мир за окном жил как ни в чем не бывало своей спокойной, размеренной жизнью. Перед моим взором расстилались огромные просторы Уилшира. У восточного подъезда здания стоял новенький «бэнтли» сэра Дадли. Интересно, подумалось мне, а знают ли члены его семьи о том, для каких целей используется западное крыло дома? Знал ли об этом их садовник? Ведь он наверняка видел, как под ухоженными лужайками и клумбами в свое время прокладывались линии для телексов и засекреченных средств связи. У всякого нормального человека возникла бы целая куча вопросов — зачем им сразу восемь параболических антенн, почему они вдруг поставили вторые рамы на окна и так далее?
Решительно повернувшись лицом к своим собеседникам, я спросил:
— А зачем, по-вашему, Пина Бэрони притащила с собой в карьер кинокамеру? У меня это до сих пор никак не укладывается в голове!
— Ну и не бери себе в голову! — махнув рукой с куском торта, любезно предложил Шлегель. — Ничего такого она при себе не имела. Ведь ее похитили точно так же, как и тебя самого. — Как бы ставя на этом вопросе точку, он запихнул себе в рот еще кусок торта и принялся его уминать.
— Вы так уверены в этом? — переспросил я.
— Уверены, уверены! — недовольно буркнул Шлегель. И Доулиш в такт ему тоже закивал головой.
— Эта твоя Пина Бэрони носила такое же пальто, что и тот парень… Я прав?
— Да, точно такое же…
— Это отнюдь не простое совпадение! Дело в том, что ее собирались убрать именно в этом пальто. Причем убить твоими руками! В той суматохе тебе бы ее подставили, а ты по ошибке ее бы и пристрелил! Понятно?
— Не-ет… Чепуха какая-то получается… — попытался возразить я, но не успел.
— Только не говори мне нет! — продолжил свою атаку Шлегель. — И та вот кинокамера оказалась в карьере с той лишь единственной целью, чтобы заснять все, что там произойдет.