— Какие именно?
— Судя по всему, дорогой, есть какая-то тайна, связанная с вашим другом Даттом и этим домом.
— Он мне не друг! — отрезал я.
— Конечно-конечно, — раздраженно фыркнул Бирд. — Это чертово местечко — всего лишь бордель, что ж еще…
— Это не бордель, — возразил Жан-Поль с таким видом, будто уже это объяснял. — Это maison de passe. То есть дом, куда приходят уже с девицей.
— Оргии, — сказал Бирд. — Они устраивают там оргии. Жан-Поль говорил, там жуткое дело что творится. Наркотик, называемый ЛСД, порнографические фильмы, сексуальные шоу…
Жан-Поль продолжил:
— Там есть приспособления для всякого рода извращений. Скрытые камеры и даже подобие пыточной, где устраивают спектакли…
— Для мазохистов, — закончил Бирд. — Для всяких ненормальных, вы понимаете?
— Конечно, он понимает, — сказал Жан-Поль. — Всем, кто живет в Париже, отлично известно, насколько распространены такие вечеринки и представления.
— Лично я не знал, — заявил Бирд. Жан-Поль промолчал. Мария предложила всем сигареты и спросила Жан-Поля:
— Какой пришла вчера лошадь Пьера?
— У одного их приятеля есть скаковая лошадь, — пояснил мне Бирд.
— Ясно, — ответил я.
— Никакой, — поморщился Жан-Поль.
— Значит, я потеряла сотню новыми, — констатировала Мария.
— Глупость какая, — кивнул мне Бирд.
— Моя вина, — заметил Жан-Поль.
— Конечно, твоя, — ответила Мария. — Я на нее даже не взглянула, пока ты не сказал, что она точно победит.
Бирд снова огляделся.
— Вы, — ткнул он в меня пальцем с таким видом, словно мы с ним столкнулись на тропинке среди джунглей, — работаете на немецкий журнал «Штерн».
— Я работаю на несколько немецких журналов, — признал я. — Но не надо так громко, я не все указываю в налоговой декларации.
— Можете на меня положиться, — ответил Бирд. — Ни гугу.
— Ни гугу. — Я наслаждался старомодной лексикой Бирда.
— Видите ли, — продолжил Бирд, — когда Жан-Поль передал мне все эти потрясающие сведения насчет дома на авеню Фош, я сказал, что, возможно, вы заплатите ему небольшую сумму, если получите достаточно материала для статьи.
— Возможно, — согласился я.
— Готов ручаться — ваше жалованье в бюро путешествий плюс заработки за статьи для журналов… да вы гребете деньги лопатой! — заявил Бирд. — Просто купаетесь в деньгах, а?
— Не жалуюсь, — кивнул я.
— Да уж, наверное, не жалуетесь. Не знаю, где вы их укрываете, чтобы уклониться от уплаты налогов. Под кроватью прячете?
— По правде говоря, зашиваю в сиденье кресла, — ответил я.
Бирд рассмеялся.
— Старина Тастевен вам голову оторвет за порчу мебели.
— Это была его идея, — пошутил я, и Бирд снова рассмеялся, поскольку Тастевен славился своей прижимистостью.
— Пойдите туда с камерой, — подначил меня Бирд. — Отличная выйдет статья. Более того, окажете услугу обществу. Видите ли, Париж прогнил до мозга костей. Пора его встряхнуть как следует.
— Отличная идея, — согласился я.
— Тысяча — это будет слишком? — спросил он.
— И даже очень, — ответил я.
— Я так и думал, — кивнул Бирд. — Сотня куда вернее, а?
— Если получится хорошая статья, с фотографиями, могу дать за нее пять сотен фунтов. Пятьдесят за то, что меня туда отведут и проведут познавательную экскурсию, но последний визит туда показал, что я там персона нон грата.
— Кстати, об этом, старина, — сказал Бирд. — Насколько я понял, с вами там довольно паршиво обошелся этот тип, Датт. Но это ведь какая-то ошибка, разве нет?
— С моей точки зрения — да, — хмыкнул я. — Мнение на сей счет месье Датта мне неизвестно.
— Наверное, он сожалеет.
Я улыбнулся этим словам.
— Нет, в самом деле, — продолжил Бирд. — Жан-Поль отлично знает это место. И может все организовать, чтобы вы написали статью, но пока что ни гугу об этом, ладно? Никому ничего не говорите ни под каким видом. Договорились?
— Шутить изволите? — воскликнул я. — С какой такой стати Датт выставит на всеобщее обозрение свою деятельность?
— Вы не понимаете французов, мой мальчик.
— Мне все об этом постоянно твердят.
— Но послушайте… Этот дом принадлежит министерству внутренних дел и им контролируется. Они используют его для слежки за иностранцами — в особенности за дипломатами, — чтобы получить материал для шантажа, грубо говоря. Гадкое это дело, шокировать людей, нет? Ну а они именно это и делают. Некоторые щелкоперы из госструктур — Луазо один из них — охотно бы прикрыли эту лавочку. Теперь вы понимаете, приятель? Понимаете?
— Да, — кивнул я. — Но вам-то какая с этого выгода?
— Не стоит грубить, старина, — сказал Бирд. — Вы сами расспрашивали меня об этом доме. А Жан-Полю срочно нужны деньги. Эрго, я устраиваю вам взаимовыгодную сделку. Предположим, пятьдесят на счет и еще тридцать, если статью публикуют?
По бульвару тащился здоровенный туристический автобус, неоновые огни вспыхивали и гасли на его стеклах. Внутри сидели туристы, кто спокойно, кто вертелся, прислушиваясь к репродукторам и разглядывая грешный город.
— Ладно. — Меня поразило, что он такой умелый посредник.
— В любом журнале, — продолжил Бирд. — И десять процентов при перепродаже другим агентствам.
Я улыбнулся.
— Ага, не ожидали, что я умею так хорошо торговаться, а?
— Не ожидал, — кивнул я.
— Вы много чего обо мне не знаете. Официант! — окликнул он. — Четыре «кира». — И повернулся к Жан-Полю. — Мы договорились. Так что рекомендуется это дело слегка отметить.
Официант принес «кир» — белое вино с ликером из черной смородины.
— Платите вы, — заявил мне Бирд. — И без вычета из оговоренной суммы!
— Будем заключать договор? — поинтересовался Жан-Поль.
— Конечно, нет! — возмутился Бирд. — Слово англичанина твердо. Ты же наверняка это знаешь, Жан-Поль. Основная суть договора — взаимная выгода. А если это не так, то никакой документ не поможет. Кроме того, — шепнул он мне по-английски, — стоит дать ему подобный документ, как он начнет размахивать им повсюду. А вам это меньше всего нужно, а?
— Верно, — кивнул я. Совершенно верно. Моя работа на немецкий журнал была легендой, разработанной в лондонской конторе специально для тех редких случаев, когда нужно было передать мне инструкции по почте. Никто посторонний не мог об этом знать, если только не вскрывали мою почту. Заяви подобное Луазо, я бы не удивился. Но Бирд!..
Бирд принялся объяснять Жан-Полю теорию красок пронзительным голосом, которым всегда вещал об искусстве. Я заказал им еще «кир», а потом мы с Марией отправились пешком обратно к ней домой.
Мы шагали по переполненным транспортом бульварам.
— Не понимаю, как тебе на них хватает терпения, — сказала Мария. — Напыщенный англичанин Бирд и Жан-Поль со своим носовым платком, чтобы заляпать костюм винными пятнами.
— Я не настолько хорошо их знаю, чтобы не любить, — объяснил я.
— Тогда не верь ни единому их слову, — сказал Мария.
— Мужчины испокон века обманщики.
— Дурак ты! — отрезала Мария. — Я не о любовных похождениях толкую, а о доме на авеню Фош. Бирд и Жан-Поль — ближайшие друзья Датта. Закадычные приятели.
— Да? — Я оглянулся назад с конца бульвара. Жилистый маленький Бирд — такой же возбужденный, каким был до нашего прихода — по-прежнему объяснял Жан-Полю теорию красок.
— Comediens, — проговорила Мария. Это слово означало как «актер», так и «обманщик», и «жулик». Я некоторое время постоял, наблюдая за ними. Большое кафе «Блан» было единственным ярко освещенным местом на всем засаженном деревьями бульваре. Белые куртки официантов сияли, когда те лавировали между столиками, заставленными кофейниками, лимонадом и сифонами с газировкой. Посетители тоже вели себя очень живо, размахивали руками, кивали головами, подзывали официантов и переговаривались друг с другом. Они размахивали десятифранковыми купюрами и звенели монетами. Как минимум четверо целовались. Казалось, широкий темный бульвар был притихшей аудиторией, и зрители следили за драмой, разворачивающейся на похожей на подмостки террасе кафе «Блан». Бирд наклонился к Жан-Полю. Жан-Поль рассмеялся.
Глава 11
Мы шли и беседовали, забыв о времени.
— Идем к тебе, — заявил я Марии наконец. — У тебя есть центральное отопление, раковина крепко приделана к стене, и не надо делить туалет с еще восемью постояльцами. И у тебя есть пластинки, названия которых я еще не прочитал. Так что идем к тебе.
— Хорошо, — кивнула она, — раз ты так лестно отзываешься о преимуществах моего дома.
Я ласково чмокнул ее в ухо.
— А если домовладелец выкинет тебя вон? — спросила она.
— А у тебя роман с домовладельцем?
Улыбнувшись, она сильно ткнула меня кулаком в плечо. Почему-то француженки считают это выражением привязанности.
— Очередные рубашки я стирать отказываюсь, — заявила она, — так что сперва берем такси и едем к тебе за вещами.
Мы поторговались с тремя таксистами, стремясь поменять их излюбленный маршрут на нужный нам. Наконец один из них сдался и согласился довезти нас до «Пти-Лежьонер».
Я вошел в свою комнату, Мария следом за мной. Джо вежливо чирикнул, когда я зажег свет.
— Боже! — воскликнула Мария. — У тебя кто-то тут все перевернул вверх дном.
Я подобрал кучу рубашек, оказавшихся в камине.
— Да.
Все содержимое шкафов и ящиков оказалось вывернуто на пол. Письма и корешки чеков разбросаны на софе, а кое-какие вещи сломаны. Я выронил рубашки на пол, не зная, с чего начать. Мария, будучи более методичной, начала собирать одежду, аккуратно складывая и развешивая брюки и пиджаки на вешалки. Я взял трубку и набрал номер, данный мне Луазо.
— «Улыбка — еще не смех», — сказал я. Франция — единственная страна, где романизация шпионажа не умрет никогда, подумалось мне.
— Хэлло, — раздался голос Луазо.
— Это вы перевернули все в моей комнате, Луазо? — напрямую спросил я.