— С ней все будет хорошо.
— Вы об этом позаботитесь? Я скверно с ней обошелся.
— Да.
— Я ведь ей угрожал, знаете. Угрожал досье на нее и тем фильмом. В общем-то в этом не было особой необходимости, но меня больше заботила моя работа. Это ведь не преступление — переживать за свою работу, да?
— Смотря какая работа.
— Смею заметить, я давал ей деньги. И машину ей тоже я подарил, — сказал Датт.
— Легко расставаться с тем, что тебе не нужно, — ответил я. — И богачи, когда дают кому-то деньги, должны быть твердо уверены, что они не пытаются таким образом что-то купить.
— Я скверно с ней обошелся. — Датт кивнул сам себе. — А еще мальчик, мой внук.
Я быстро спустился по железным ступенькам. Надо было убраться с судна прежде, чем Кван заметит, что происходит. Хотя я сомневался, что Кван попытался бы нас остановить. Если Датта не будет, то единственным докладом в Пекин будет доклад Квана.
— Вы оказали мне услугу, — проговорил Датт, запуская двигатель катера.
— Это верно, — ответил я.
Глава 40
Англичанин велел ей запереться в «скорой». Она попыталась, но пока пальцы нащупывали запор, ее замутило от страха. На миг она представила себя в заключении, вздрогнула и отбросила эту мысль. Она снова попыталась запереть дверцу, но безуспешно. Паренек-англичанин с поврежденным коленом перегнулся через нее и запер дверь. Она открыла окно, судорожно пытаясь подавить приступ клаустрофобии. Она прикрыла глаза и уперлась лбом в прохладный руль. Что она наделала? Все казалось таким правильным в изложении Датта: если она привезет ему сюда большую часть досье и пленок, то он будет тут ждать с ее досье и тем фильмом. Честный обмен, он сказал. Она тронула замок коробки, доставленной с судна. Надо полагать, нужные ей документы внутри, но внезапно ей стало все равно. Моросящий дождик падал на ветровое стекло, образовывая крошечные линзы, сквозь которые было видно множество перевернутых вверх дном катеров.
— С вами все в порядке? — спросил парень. — Вы скверно выглядите.
Она ничего не ответила.
— Послушайте, мне бы хотелось знать, что тут вообще происходит. Знаю, я доставил вам кучу проблем и все такое, но…
— Оставайтесь в машине и ничего не трогайте, — сказала Мария. — И никому не позволяйте ничего тут трогать. Обещаете?
— Хорошо, обещаю.
Облегченно вздохнув, она отперла дверь и вышла на свежий солоноватый воздух. Машина стояла у самой кромки воды, и Мария осторожно ступала по неровной гальке. Вдоль всего причала из всех дверей и складов высыпали люди. Не обычные люди, а в беретах и коротких сапогах. Они двигались неторопливо и почти все с автоматами. Ближайшая к ней группа вышла на освещенную часть причала, Мария увидела нашивки десанта и испугалась. Она отошла к задней двери «скорой» и заглянула внутрь. Парень посмотрел на нее поверх металлических коробок и жестянок с пленками. Улыбнувшись, он кивком заверил ее, что ничего не тронет. Почему ее вообще волнует, будет он что-то трогать или нет? От ближайшей группы десантников отделился человек в гражданской одежде — черной кожаной куртке и старомодной фетровой шляпе. Не успел он сделать и шага, как Мария узнала Луазо.
— Мария, это ты?
— Да, я.
Он поспешил к ней, но буквально в двух шагах остановился. Она думала, он ее обнимет. Хотела повиснуть на нем и почувствовать, как он неловко похлопывает ее по спине — его обычный способ утешать ее при всяких невзгодах.
— Тут полно народу, — сказала она. — Спецназ?
— Да, армейский, — ответил Луазо. — Десантный батальон. Бельгийцы оказывают мне полное содействие.
Мария возмутилась. Это он таким образом намекал, что она сама никогда не оказывала ему полного содействия.
— Целый батальон бельгийских десантников, чтобы арестовать меня? А ты, часом, не перестарался слегка?
— Там стоит корабль, и нам неизвестно, сколько людей на борту. Датт может решить забрать бумаги силой.
Он старался оправдаться, как мальчишка, заранее выпрашивающий деньги на карманные расходы. Мария улыбнулась и повторила:
— А ты не перестарался?
— Перестарался, — согласился Луазо, но не улыбнулся. Потому что искаженная правда — не повод для гордости. Но в данном случае его больше всего заботило, чтобы не было никаких ошибок. Пусть лучше он будет выглядеть дураком-перестраховщиком, чем провалит все дело.
Они несколько минут просто стояли, глядя друг на друга.
— Документы в «скорой»? — спросил Луазо.
— Да. И фильм с моим участием тоже.
— А запись англичанина? Тот допрос, который ты переводила, когда его накачали наркотиками?
— И это там. Зеленая жестянка. Номер В четырнадцать. — Она тронула его за руку. — Что ты намерен делать с записью англичанина?
О своей она спрашивать не решилась.
— Уничтожу. Не нужна она, и у меня нет оснований ему вредить.
— А еще это часть вашей с ним договоренности, — обвиняющим тоном добавила Мария.
Луазо кивнул.
— А моя пленка?
— Ее я тоже уничтожу.
— А разве это не идет вразрез с твоими принципами? Разве уничтожение улик — не самый смертный грех для полицейского?
— Не существует в этой сфере никакого свода правил, что бы там ни утверждали церковь, политики и юристы. Полиция, правительство, армия — это всего лишь группы людей. И каждый человек должен следовать велению своей совести. Человек не должен подчиняться беспрекословно, иначе он уже не человек вовсе.
Мария вцепилась в него обеими руками и представила себе на мгновение, что ей никогда не придется его отпускать.
— Лейтенант! — окликнул Луазо.
Один из десантников щелкнул каблуками и быстро двинулся вдоль кромки воды.
— Мне придется тебя арестовать, — тихо сказал Луазо Марии.
— Мои документы на переднем сиденье «скорой», — торопливо проговорила она, пока лейтенант не успел подойти.
— Лейтенант, — приказал Луазо. — Я хочу, чтобы забрали из «скорой» все коробки и перенесли их в ангар. Кстати, заодно пересчитайте и пометьте мелом. И пусть их постоянно охраняют. Может быть попытка захвата.
Лейтенант козырнул, с любопытством покосившись на Марию.
— Пошли, Мария. — Луазо повернулся и направился к ангару.
Мария поправила прическу и двинулась за ним.
Это была деревянная развалюха, построенная во время Второй мировой войны. Длинный, плохо освещенный коридор тянулся по всей длине хибары, а оставшаяся часть была поделена на четыре небольшие и неудобные клетушки. Мария в третий раз поправляла макияж. На сей раз она решила сначала нарисовать как следует один глаз, а потом заняться вторым.
— Сколько еще ждать? — спросила она. Голос ее звучал чуть прерывисто, поскольку в этот момент она рисовала подводку на правом глазу.
— Еще часок, — ответил Луазо. В дверь постучали, и вошел лейтенант-десантник. Он быстро глянул на Марию, а потом откозырял Луазо.
— У нас возникли некоторые проблемы с изъятием коробок из «скорой».
— Проблемы? — переспросил Луазо.
— Там какой-то псих с поврежденной ногой. Орет, брыкается и выталкивает солдат, которые пытаются разгрузить машину.
— Вы что, не можете с ним справиться?
— Конечно, могу, — ответил офицер-десантник, и Луазо уловил в его голосе нотку раздражения. — Просто я не знаю, что это за сопляк.
— Я подобрала его по дороге, — сообщила Мария. — Он пострадал в дорожной аварии. Я велела ему присматривать за коробками, когда вышла из машины. Я не думала… он никакого отношения к этому не имеет… он просто пострадавший.
— Просто пострадавший, — повторил Луазо лейтенанту. Тот улыбнулся. — Отвезите-ка его в больницу.
— В больницу, — повторила Мария. — Всему свое место.
— Слушаюсь, господин инспектор. — Лейтенант подчеркнуто энергично козырнул Луазо, желая показать, что женский сарказм ему безразличен. Он одарил Марию неодобрительным взглядом и вышел.
— У тебя появился очередной новообращенный. — Мария хихикнула, рассматривая накрашенный глаз и слегка развернув лицо, чтобы другой глаз не отражался в зеркале. Голову она держала высоко, чтобы не портить овал лица. Она слышала, как солдаты тащат коробки по коридору. — Есть хочу, — сказала она через некоторое время.
— Могу послать за едой, — ответил Луазо. — У солдат полный грузовик кофе, колбасы и какой-то жареной дряни.
— Кофе и сосиску.
— Принесите два сладких кофе и несколько бутербродов с колбасой, — приказал Луазо юному часовому.
— Капрал ушел взять себе кофе, — сказал солдат.
— Ничего, я присмотрю за коробками, — хмыкнул Луазо.
— Он присмотрит за коробками, — бесстрастно сказала Мария зеркалу.
Солдат покосился на нее, но Луазо кивнул, и тот развернулся, чтобы сходить за кофе.
— Оружие можете оставить мне, — сказал Луазо. — Вряд ли вы сможете нести кофе с этой болтающейся на шее штукой, а я не хочу, чтобы оружие валялось в коридоре.
— Я справлюсь и с кофе, и с автоматом, — с вызовом ответил десантник и перебросил автомат через плечо, показывая, как именно он справится.
— Вы отличный солдат, — похвалил Луазо.
— Я мигом, — сказал десантник.
Луазо крутанулся на вращающемся стуле, побарабанил пальцами по расшатанному столу, а потом крутанулся в другую сторону. Он наклонился к окну. Стекло запотело, и он протер дырочку, чтобы видеть берег. Он обещал англичанину ждать. И сожалел об этом. Ожидание нарушило весь график, к тому же он испытывал некоторую неловкость, торча тут с Марией. Не мог же он отправить ее в местный полицейский участок, так что было очевидно, что ей придется сидеть тут вместе с ним. Ничего не поделать, но ситуация от этого легче не становилась. Он не мог возразить англичанину. Тот предложил сдать ему документы и китайского куратора. Более того: англичанин сказал, что если Луазо подождет, то он вытащит Датта с той посудины и доставит на набережную. Луазо фыркнул. Не было Датту никакого резона покидать пиратскую радиостанцию. Там он в полной безопасности, за пределами трехмильной зоны, и отлично это понимает. Все прочие пиратские радиостанции тоже там болтались в полной безопасности. Датту нужно лишь настроиться на волну любого из них, чтобы в этом убедиться.