И опять Дугласа поразила такая осведомленность — сегодня утром он сам понятия не имел, что такое Брингл-Сэндс, и разыскивал городок по атласу.
— Продолжайте, — велел Хут, не глядя на него.
— В квартире найдены предметы из военного снабжения. Ничего особенного. То, что в наибольшем ходу на черном рынке: сигареты, алкоголь, талоны на горючее. Сосед дал письменные показания, что в квартире часто бывал некий фельдфебель люфтваффе. Предоставил описание. Я отправил сержанта в полевую жандармерию выяснять этот вопрос. Теперь остается ждать, сочтут ли они необходимым вести расследование своими силами или мы можем продолжать.
— Давайте подробнее про убийство.
— По всем признакам, убийца проник в пустую квартиру и подкараулил жертву.
— По всем признакам… Но вы так не считаете?
Дуглас пожал плечами. Как объяснить немецкому офицеру, сколько трудностей с такими расследованиями? За малейшую провинность теперь полагаются настолько суровые наказания, что даже обычно законопослушные граждане готовы отчаянно врать. Дуглас Арчер понимал это и вместе со всей британской полицией закрывал на многие мелочи глаза.
— Я предполагаю, что убийство как-то связано с махинациями на черном рынке, — только и ответил он, хотя чутье подсказывало ему, что не все так просто.
Хут повернул голову от окна и улыбнулся.
— Думаю, я начинаю понимать ваши методы, инспектор. Значит, убийство связано с махинациями на черном рынке. В субботу был конфликт между бандами. Во вторник — двойное самоубийство. Так у вас в Скотленд-Ярде принято? Рассовывать по таким вот ящичкам дела, которые в противном случае пришлось бы сложить в большую некрасивую папку с надписью «не поддающиеся раскрытию»?
— Я не утверждал, что они не поддаются раскрытию, штандартенфюрер. По моему мнению, такие дела как раз довольно просты — если в них не вовлечен персонал вермахта. При таких обстоятельствах у меня связаны руки.
— Какой убедительный предлог, — произнес Хут.
Дуглас подождал. Продолжения не последовало.
— Будьте добры пояснить, сэр.
— У вас в мыслях нет связывать это убийство с «махинациями на черном рынке», — презрительно бросил Хут. — Человек на вашем месте знает в лицо каждого проходимца в Лондоне. Если бы это имело хоть малейшее отношение к черному рынку, вы бы уже взяли под локоток кого-нибудь из воротил и распорядились бы выдать убийцу в течение пары часов, а иначе пригрозили бы впаять лет десять для острастки. Ну? Можете объяснить мне, почему вы этого не сделали?
— Нет.
— Что значит «нет»?
— Я не могу объяснить вам, потому что сам не знаю. Все указывает на черный рынок, но… у меня есть ощущение, что не все так просто.
Внимательно глядя на Дугласа, Хут большим пальцем приподнял надо лбом козырек фуражки. Он был красив, однако слишком бледен — как свойственно людям, проводящим жизнь за конторским столом в плохо освещенных помещениях. Его лицо почти сливалось с воротником зеленовато-серой полевой немецкой формы. Не имея возможности прочесть, что творится в голове у этого человека, Дуглас испытывал неприятное ощущение, что его-то Хут как раз видит насквозь. Но взгляда отводить не стал. Прошла, казалось, целая вечность, и Хут наконец произнес:
— И что вы намерены делать?
— Если полевая жандармерия установит личность этого фельдфебеля, решение будет принимать военно-полевой суд люфтваффе.
Хут пренебрежительно махнул рукой.
— Из Берлина передано распоряжение вернуть дело к вам.
Вот это уже было совсем поразительно! Вермахт ревностно оберегал право самостоятельно расследовать все дела, касающиеся своих людей. То есть служба безопасности рейхсфюрера — разведывательный орган СС — достигла практически невозможного, распространив свою юрисдикцию не только на СС, но и на штурмовые отряды и членов нацистской партии. И даже они никогда не пытались вести дела против состоящих в армии. Приказать люфтваффе передать дело на рассмотрение полиции мог лишь один человек — вождь немецкого народа и верховный главнокомандующий вооруженными силами Германии. Адольф Гитлер.
Дуглас не знал, что и предположить. Преступление совершил кто-то из высших нацистских эшелонов? Или, может, родственник, помощник, любовница кого-то влиятельного?
— А есть версии о личности убийцы? — осторожно поинтересовался он.
— Ваше дело — этого человека найти, — отрезал Хут.
— Но почему такое внимание именно к этому преступлению? — настаивал Дуглас.
— Совершено преступление, — устало ответил Хут. — Думается мне, для англичанина этого должно быть достаточно.
В голове Дугласа роились страхи и противоречия. Ему совсем не хотелось расследовать это жутко важное убийство, да еще и в компании дышащего ему в затылок офицера СС. Увы, его мнения на этот счет не спрашивали.
Робкие солнечные лучи пробивались сквозь тучи и сияли на мостовой. Под звуки громкой полицейской сирены водитель гнал мимо высоких стен крикетного стадиона «Овал».
— В половину восьмого я приеду отвезти вас в отель «Савой», там будет прием в вашу честь, — сообщил Дуглас. — Ваша квартира в Мейфэре, на Брук-стрит. Генерал Келлерман предположил, что по пути вы захотите взглянуть на Букингемский дворец и Парламент…
— Генерал ваш — деревенский мужлан, — светским тоном изрек Хут по-немецки.
— Следует ли понимать, что ехать нужно мимо дворца или…
— Следует понимать, мой дорогой инспектор, что у меня нет ни малейшего желания проводить вечер в компании офицеров и их расфуфыренных жен, которые будут заедать шампанское копченым лососем и советовать мне, где лучше закупаться стаффордширским фарфором. — Все это Хут произнес по-немецки, использовав слово fressen, каковым обычно описывают поглощение пищи домашним скотом. — Показывайте мне мое рабочее место. А еще пригоните лучшего патологоанатома, чтобы сегодня же вечером провел вскрытие. — И добавил, заметив ошеломленное выражение на лице Дугласа: — Ничего, инспектор, скоро вы привыкнете к моим методам.
Дуглас подумал, что и к желтой лихорадке можно привыкнуть, хотя многие в процессе умирают.
— То есть мне отменить прием?
— Хотите лишить Келлермана и его друзей вечеринки? Ну что вы за человек, инспектор! — Издав короткий смешок, Хут снова забарабанил по стеклянной перегородке. — Вези в Скотленд-Ярд! — крикнул он водителю.
Глава 6
В то самое время, когда генерал Келлерман, глава полицейского управления и командующий СС по Великобритании, устраивал светский раут для высших лондонских чинов, почетный гость, для приветствия которого все это затевалось, в белом мясницком фартуке стоял в морге на задворках Бейкер-стрит и наблюдал, как патологоанатом сэр Джон Шилдс вскрывает труп Питера Томаса.
Морг располагался в мрачном приземистом здании, отделенном от Паддингтон-стрит площадкой, где разгружались медицинские фургоны и катафалки. Внутри стены были перекрашены такое множество раз, что сделались гладкими и блестящими — неровности кирпича полностью скрылись под бесчисленными слоями зеленого и коричневого. Гладким и блестящим был и начищенный деревянный пол, и каменные лестницы. Тусклые электрические лампочки проливали маленькие лужицы желтого света. Единственным действительно ярким источником освещения была медная лампа с зеленым плафоном, опущенная к самому животу трупа.
Вокруг собрались девять человек: Хут, сэр Джон Шилдс и его ассистент, Дуглас Арчер, сотрудник коронерской службы, клерк, два работника морга в резиновых фартуках и сапогах и маленький суетливый немец — майор полиции, прилетевший в этот день из Гамбурга. Он все записывал в блокнот и непрестанно требовал перевести ему бесстрастные комментарии сэра Джона.
В общем, народу у стола было слишком много, и Дуглас с готовностью уступил свое место в первом ряду. Не любитель подобных зрелищ, даже отводя взгляд, он с трудом сдерживал дурноту от звуков пилы и ножа, с чавканьем вспарывающих мертвое тело.
— Кровоизлияние, — провозгласил сэр Джон, указывая ножом. — И еще. И еще.
Все с пристальным вниманием уставились во вскрытый живот.
— Хм… Не нравится мне его печень… — Сэр Джон ухватил печень, вырезал и поднес к свету. — Что скажете, доктор? — обратился он к ассистенту.
Гулкое эхо его голоса отдавалось под потолком. Ассистент потыкал печень скальпелем и принялся разглядывать в увеличительное стекло. Сэр Джон наклонился и понюхал труп.
— В чем дело? — нетерпеливо спросил Хут.
— Бедняга был серьезно болен, — констатировал доктор. — Очень интересно. Никогда не видел ничего подобного.
Маленький немецкий майор строчил в блокноте. Все записав, он тоже изъявил желание взглянуть на печень через увеличительное стекло.
— Сколько ему оставалось до отказа печени? — спросил он по-немецки.
Хут перевел.
— О, я бы воздержался от прогнозов, — ответил сэр Джон. — Знаете, народ с убитой печенью бывает чертовски крепким — у меня в клубе таких полно, еще всех нас переживут! — И он хохотнул.
— Это не шутка, — сказал Хут. — Он был болен?
— Несомненно.
— Смертельно болен?
— Я бы дал ему не больше пары месяцев. Вы согласны, доктор?
Ассистент сэра Джона выразил свое согласие шумным вздохом и легким кивком.
Хут приобнял майора за плечи и увел пошептаться в сторонку. Сэр Джон явно расценил это как вопиющее нарушение этикета и ничуть не пытался скрыть свое возмущение.
Вернувшись к столу, Хут объявил сэру Джону, что все внутренние органы Питера Томаса должны быть упакованы и готовы к отправке в Берлин на следующий день самолетом из Кройдона.
— В таком случае мне здесь больше делать нечего, — объявил сэр Джон Шилдс.
— Поймите меня правильно, сэр Джон, я ничуть не хотел вас обидеть, — произнес Хут с неожиданной учтивостью. — В Берлине нет специалистов вашего уровня. Я очень надеюсь, что вы и ваш коллега согласитесь продолжить осмотр, чтобы к утру у нас было ваше заключение.
Сэр Джон сделал вдох полной грудью и выпрямился во весь рост. Он всегда делал так в суде, прежде чем размазать какого-нибудь самоуверенного хлыща с адвокатским дипломом.