— Что за предприятие?
— Они продают немцам произведения искусства — картины и прочее. А также продают все то же самое от имени немцев. Вот прихватит их офицер чего-нибудь с алтаря польского собора, и к кому он обратится? К Гарену. А Гарен поедет в Швейцарию или в Нью-Йорк и найдет покупателя так, чтобы никто не задавал ненужных вопросов. И комиссию они с Шетландом получают с этого дела очень хорошую — шутка ли, некоторые картины за сотни тысяч фунтов уходят, представляете?
— Представляю.
— Товар они держат в загородном особняке у Шетланда недалеко от Ньюмаркета. Очень эффектное местечко, там в свое время останавливалась сама Елизавета. Фрицев возят туда на уик-энд и между охотой, рыбалкой и стрельбой по тарелочкам сбывают им всякое добро вагонами.
— Я все еще не понимаю, в чем ваше участие. И по какому поводу вы угощаете меня этим великолепным вином.
— А у вас есть вкус, инспектор, я вам не говорил?
— Нет, Артур, не припоминаю. Зато хорошо помню, что вы обещали со мной сделать, отправляясь за решетку на три года за нанесенные букмекеру тяжкие телесные.
— Ну вспылил, с кем не бывает. — Артур скромно потупился. — Я был еще совсем молод, инспектор. Так вот, говорю вам, у вас есть вкус. И если бы вы согласились обеспечивать мне фасад… ну и беречь наше общее дело от всяких проблем с законом, мы бы с вами таких высот достигли…
Дуглас проигнорировал это недвусмысленное предложение и вернул беседу в прежнее русло:
— Так вы, значит, продали Сидни Гарену шампанское?
— Продал ли я ему шампанское! О да, продал! Ни много ни мало — пятьдесят ящиков. Сегодня у них намечается самый пышный светский кутеж, какого тут не было все лето. Вы бы заглянули вечерком на Портман-сквер, инспектор. Сразу раскроете половину нераскрытых преступлений в Лондоне.
— Может, и загляну. Вы там будете?
— Помилуйте, инспектор. Я для этих людей мелкий лавочник. Меня не пустят в парадную дверь, даже если я приду получить деньги за шампанское.
Поддавшись какому-то внезапному импульсу, Дуглас спросил:
— Не у них ли Питер Томас закупал антиквариат для своего магазина?
Артур отошел на другой конец бара, взял пачку сигарет, вернулся на место и лишь тогда возобновил беседу.
— Вы, верно, шутите, инспектор. Нет никакого Питера Томаса, разве вы сами не понимаете? К тому же Сидни не торгует вещами такого пошиба. Гарен и Шетланд занимаются истинными произведениями искусства, музейными экспонатами.
— А Питер Томас чем занимался?
— А Питера Томаса никогда не существовало. Его имя было фасадом для Сопротивления. Антикварная лавка использовалась, чтобы получать и передавать деньги. Иногда доброжелатели приносили им антиквариат, чтоб было что в витрину поставить, а то и продать ради общего дела. — Артур поймал на себе суровый взгляд Берты и счел нужным оправдаться: — Все равно это уже дело прошлое. Никому не будет вреда, если я расскажу.
— Тогда кем был убитый? Похоже, вы все об этом деле знаете.
— Не все, а только то, что слышал, — признался Артур, подавляя пьяную отрыжку. — Это был Споуд, старший из двух братьев. Ученый. До войны занимался расщеплением атома или как там они называют. Говорят, очень умный был.
— И он работал в антикварной лавке?
— Не-е… Ученых фрицы сгребли сразу, первым делом, как взяли тут власть. Сами же знаете, инспектор. Кого-то в Германию угнали, кого-то оставили здесь разрабатывать фрицам секретное оружие.
— Куда попал Споуд?
— На какую-то сверхсекретную немецкую военную базу в Девоне. Слыхал, они там разрабатывают новый отравляющий газ.
— В Брингл-Сэндс?
— Возможно. Давайте еще выпьем.
Дуглас еще немного поговорил с ним, но быстро пришел к выводу, что Артур больше ничего не знает, да и все, что ему известно, — одни слухи.
Сидни Гарену он позвонил прямо из телефонной будки в заведении Берты.
— Инспектор Арчер, — прожурчал Гарен, взяв у прислуги трубку в своем роскошном доме на Портман-сквер. — Надо же, какое совпадение. А у меня тут на столе как раз лежит фунт цейлонского чаю, который я собирался вам послать. Вы-то понимаете в хорошем чае и не стали бы портить его сахаром и молоком.
У него был легкий акцент и очень взвешенная манера речи, ни одного лишнего слова. Мягкий, как шелк — и такой же скользкий.
— Как мило, что вы помните обо мне, мистер Гарен, но вы же знаете, как я отношусь к такого рода подаркам.
Гарен ничуть не смутился.
— Боюсь, вы меня неправильно поняли, инспектор. Чай подарила нам индийская торговая делегация, которая на днях прибыла в Лондон. Меня попросили передать образцы их товара тем, кто способен оценить хороший продукт по достоинству.
— В таком случае я не откажусь выпить чашечку вместе с вами, мистер Гарен.
— О, это будет двойное удовольствие, инспектор.
— Я слышал, у вас сегодня намечается вечеринка.
— По довоенным меркам — незатейливое собрание, — скромно признал Гарен. — Хотя мне удалось раздобыть кое-какие деликатесы.
— Я тут как раз говорил с тем, кто вам в этом помогал. Некий Артур, припоминаете такого?
— А! Ну конечно, Артур, славный малый. Он действительно выполнил для меня кое-какие поручения.
На заднем плане Дуглас услышал второй голос — Питер Шетланд, наконец прочитавший нацарапанное Гареном на бумаге имя, негромко спросил: «А этого какой черт принес?» Но Сидни Гарен был воробей стреляный и хорошо знал, когда следует принять неизбежное.
— Вот что, Дуглас, — произнес он, нащупав в памяти имя собеседника, — а почему бы вам и правда не заехать к нам вечерком? Посмотрите на все своими глазами. Компания соберется интересная, даже кое-кто из вашего начальства обещал быть.
— Разношерстное получается сборище, — заметил Дуглас.
Гарен расхохотался.
— Ах, Дуглас, вы всегда такой шутник. Так что, вас ожидать?
— Мне жаль вас разочаровывать, мистер Гарен, но пожалуй что да. Ожидайте. Кто-то же должен приглядеть за сохранностью бриллиантовых диадем.
— Помилуйте, инспектор, нельзя работать круглые сутки!
— А вы это начальнику моему объясните.
— И кто у вас нынче начальник? — игриво поинтересовался Гарен, готовясь смеяться над очередной шуткой.
— Штандартенфюрер СС доктор Оскар Хут.
Гарен тут же растерял всю игривость.
— Гости съезжаются к половине девятого, — деловым тоном сообщил он. — Форма одежды — смокинг.
— А полицейская униформа подойдет?
— Униформа, ха-ха-ха! Да, конечно, инспектор. Вы очень остроумны. Прошу меня простить, сейчас я тороплюсь, à tout à l'heure[219].
— Аривидерчи, мистер Гарен, — сказал Дуглас и повесил трубку.
Глава 13
Пока «Тэтлер», «Куин» и прочие журналы о высшем обществе рассказывали, как британская знать отмечает свадьбы и юбилеи домашним пивом и жареным сыром, на обломках державы поднялся новый класс богачей. Жесткий аристократ Шетланд и перешедший из армян в немцы Гарен были типичными его представителями. Так же как и все их гости.
Едва Дуглас появился в зале, как к нему навстречу поспешил сам Гарен.
— Добрый вечер, Дуглас!
— Добрый вечер, мистер Гарен. Добрый вечер, миссис Гарен.
Жена Гарена, робкая маленькая женщина с кудрявыми черными волосами, заулыбалась, словно польщенная вниманием к своей персоне. Корсаж ее платья был усыпан жемчугом и бриллиантами. Сын четы тоже присутствовал и старательно улыбался всем вновь прибывшим.
Разумеется, среди гостей были немцы — генералы, адмиралы, люди из немногочисленной гражданской администрации, которые теперь управляли оккупированной страной, подчиняясь при этом немецкому военному командованию. Были там и англичане — члены парламента и марионеточного правительства, которые научились играть свою роль в новом нацистском сверхгосударстве, поглотившем большую часть Европы. Премьер-министр явиться не смог, прислал записку с извинениями — этим вечером он произносил речь перед собранием немецких школьных учителей.
Были тут и высокопоставленные чиновники, чьи ведомства продолжали функционировать под немецким флагом так же бесперебойно, как функционировали прежде под властью консервативных и социалистических правительств.
Кое-где среди приглашенных встречались и аристократы, которыми разбавили список гостей, как садовник с тщательно выверенной небрежностью украшает зеленые клумбы редкими осенними цветами. Тут были представители знатных семей из Италии, Франции, Польши, а также некоторые разновидности, взращенные на британской почве. И конечно же, не обошлось без деловых людей — тех, кто достанет вам тысячу пар резиновых сапог, или сотню километров сетки для электрической ограды, или три деревянных креста и девять длинных гвоздей.
Дуглас бродил по залу с ощущением, будто наполовину пробудился от кошмарного сна. Его окружали дамы в длинных платьях из великолепных шелков с ручной вышивкой, мужчины в безупречных дорогих смокингах, официанты в идеально сидящей униформе. Все это так разительно отличалось от общей атмосферы бедствия, царящей за кованой решеткой ворот — там, куда вела засыпанная гравием подъездная дорожка, там, где кончалась аккуратно подстриженная лужайка, залитая вечерним розовым светом. У здешних людей была совсем иная речь и походка — они перебрасывались остротами и непринужденно фланировали по теплым, просторным, уютным комнатам, тогда как большая часть страны давно обрела привычку говорить вполголоса и передвигаться крадучись. Но более всего Дугласа поразило освещение — все комнаты заливал яркий золотой свет. Он теплыми бликами играл на прекрасной лепнине, мраморных каминных досках и мебели в стиле классицизма, искрился в хрустальных люстрах и пузырьках шампанского, лившегося здесь рекой. Это был великолепный дом, по роскоши сопоставимый с находящимся по соседству поместьем Портманов. Он содержал в себе столько произведений искусства, что хватило бы на целый музей, — и, как в музее, все эти произведения размещались в такой концентрации, будто старались обогнать друг друга в стремлении к абсолюту.