В промежутке между двумя мировыми войнами полковник Джордж Мэйхью стал весомой фигурой в сумеречном мире, где совещания у комиссара полиции пересекаются с инструктажем контрразведки. Мэйхью часто бывал и в правительстве, и в Скотленд-Ярде, и в министерствах внутренних и иностранных дел, и в Палате общин. Он не раз играл в регби за команду лондонской полиции и даже теперь не упускал возможности посмотреть на решающую игру со зрительской трибуны. И ни один концерт в клубе полиции не обходился без его приятного баритона.
— Как там дела у Гарри Вудса? — спросил Мэйхью.
Он свел знакомство с Дугласом как раз в те времена, когда вместе с Гарри Вудсом играл в регби.
— Ему сейчас сложно, — честно ответил Дуглас.
— Всем нам сейчас сложно, — вздохнул Мэйхью и потер ладони друг о друга, словно вдруг озябнув.
Мэйхью всегда с большой симпатией относился к Гарри и его прямой и безыскусной манере местечкового полисмена. Окинув взглядом Дугласа и его прокатный смокинг, Мэйхью задумался, что могло привести инспектора уголовного розыска на столь пышное сборище. Очевидно, не желание полакомиться икрой и шампанским — в такое предположение не поверили бы даже его заклятые враги.
— Тут еще возраст играет роль, — заметил Дуглас. — Гарри всю жизнь прожил в сердце империи и вдруг оказался на задворках оккупированной колонии.
— Бедный Гарри, — сказал Мэйхью. — Наверно, скоро уйдет в отставку?
— Сейчас на сержантскую пенсию не проживешь.
— Жизнь еще наладится, — произнес Мэйхью с уверенностью человека, который не бросается пустыми фразами. — Если мы сами ее наладим.
— И как же нам это сделать, сэр?
— Арчер, старина, вы правда хотите это знать?
— Да, хочу.
— В таком случае давайте поговорим… чуть позднее. Сегодня.
— Хорошо.
— Я бы вас кое с кем познакомил.
Дуглас кивнул, ища глазами Барбару. Это не укрылось от цепкого взгляда Мэйхью.
— Вы попали в яблочко, дружище. Мисс Барга в восторге от лондонской полиции.
— Вы с ней знакомы?
— Роскошная женщина. Будь я чуть помоложе, я бы так за ней приударил, что вы не угнались бы.
Дуглас посмотрел на него с удивлением, и Мэйхью тут же спохватился.
— Разумеется, ничего личного, Арчер.
— Буду ждать сегодняшней встречи с вами, сэр.
Вечер пролетел быстро. Дуглас танцевал с Барбарой, они ели лобстера и сошлись во мнениях, что Моне лучше Рубенса, от шампанского щекотно в носу, а Лондон совсем не такой, как прежде.
А потом Мэйхью исполнил свое обещание и прислал за Дугласом — не кого-нибудь, а Бернарда Стейнза. В свое время они с Дугласом гребли в одной университетской лодке. Как и в юности, Бернард по-прежнему был похож на птицу, только теперь — из-за более солидной манеры держаться, сутулости и очков на носу — напоминал скорее не трясогузку, а сову.
— Что-то ты совсем не бываешь в Оксфорде и Кембридже, Дуглас.
Бернард, в отличие от большинства однокашников, никогда не называл его по фамилии.
— Да мне как-то неловко, — признался Дуглас. — Все-таки людям хочется прийти в клуб и спокойно пообщаться, не боясь, что их слушает полицейский.
— Нет в этом городе мест, где тебя не слушают полицейские, только дураки могут думать иначе, — произнес Бернард негромким застенчивым голосом, из-за которого многие, как в колледже, так и в зале заседаний, опрометчиво решали, что этого человека легко победить в споре.
— Ты прав, Бернард, — ответил Дуглас. — Главное, постарайся сам не забывать об этом.
Бернард был явно польщен его одобрением. Как многие из тех, кто добился успеха на деловом поприще, он втайне тосковал о возможности применить свое образование на более альтруистической стезе. И Дуглас Арчер, инспектор полиции, расследующий убийства, для него был воплощением этих тайных мечтаний. Дуглас и не подозревал, что старый университетский друг питает к его профессиональным успехам зависть и восхищение.
Особняк был построен еще в восемнадцатом веке, так что в нем были потайные двери и узкие черные лестницы, по которым прислуга могла передвигаться по дому, не привлекая к себе внимания. Как раз к такой двери Бернард и подвел Дугласа. Дверь охраняли двое слуг в ливреях. Один отступил в сторону, второй отодвинул деревянную панель в стене. Открылась ведущая наверх лестница. Бернард стал подниматься первым, Дуглас последовал за ним. На площадке этажом выше стоял еще один слуга — высокий детина с не раз переломанным носом, по всей очевидности, профессиональный борец или боксер.
— Нас пригласили сыграть в карты, — сказал ему Бернард.
Детина смерил их оценивающим взглядом, прежде чем ответить:
— Да, сэр. Вас уже ждут.
И он отступил в сторону, а за его спиной появился Джордж Мэйхью.
— Все в порядке, Джефферсон. Господа ко мне.
Втроем они прошли по темному коридору мимо пустой бильярдной и нескольких комнат, мебель в которых была накрыта чехлами. Дуглас не сомневался, что в этих комнатах десятилетиями велись нелегальные азартные игры с высокими ставками — вычислить и пресечь подобную деятельность в таких домах практически невозможно. Из двери в конце коридора лился неяркий свет. Туда Мэйхью их и вел.
В комнате горела единственная лампочка в элегантном медном торшере под зеленым абажуром. Торшер обеспечивал маленькую лужицу желтого света в центре игорного стола, вокруг же все было погружено в таинственный полумрак — сумеречные джунгли, в которых воображение рисовало огромные туши обезглавленных травоядных. За антикварным столом сидел человек. Дуглас сразу узнал в нем сэра Роберта Бенсона, хотя никогда не встречался с ним лично. Сэр Роберт имел большое влияние в кулуарах правительства, пресекал любые попытки упомянуть свое имя в газетах и выигрывал все споры, не повышая голос, который и без того был немногим громче шепота. В последнее время многие задавались вопросом, как же это благородный сэр Бенсон терпит свой новый пост, на котором он фактически выполняет роль штемпеля для немецкого генерала-комиссара по административным и правовым вопросам, принявшего на себя большую часть функций прежнего министерства внутренних дел. Вероятно, ответ на этот вопрос Дуглас мог очень скоро получить.
— Играем в бридж, — объявил полковник Мэйхью, берясь за колоду. — По пенни за очко.
— Не думал я дожить до такого дня, когда буду играть на пенни початой колодой карт, — усмехнулся сэр Роберт и протянул руку Дугласу. — Арчер. Никому другому я бы не обрадовался сегодня так, как вам.
Рукопожатие было крепким, но весьма коротким.
— Благодарю, сэр Роберт, — ответил Дуглас. — Польщен, что вы меня пригласили.
Это прозвучало с некоторой осторожностью, которая не укрылась от внимания присутствующих.
— Боюсь, мои навыки игры в бридж могут подвергнуть серьезному испытанию даже прославленный дипломатический талант сэра Роберта, — сказал Дуглас полковнику. — Особенно если я достанусь ему в партнеры.
Сэр Роберт, сидевший как раз напротив Дугласа, мрачно улыбнулся.
— В таком случае вист, — распорядился полковник Мэйхью, как будто выбор игры имел большое значение.
— Превосходно, — отозвался сэр Роберт без особого энтузиазма. — Последний раз я играл в вист еще в окопах.
Бернард Стейнз перетасовал колоду, протянул ее Дугласу, чтобы тот снял, и начал раздавать карты.
— Обычно мы играем на деньги, — объяснил он, — поскольку так все более…
Он запнулся и умолк, с улыбкой пожав плечами.
— Более интересно, — закончил полковник Мэйхью.
— И еще… — начал было сэр Роберт.
Но Мэйхью перебил его:
— Инспектор все понимает.
— Разумеется, — не стал спорить сэр Роберт.
Дуглас кивнул. Конечно, он понимал: если ячейка Сопротивления проводит регулярные встречи за карточным столом, по которому перемещаются деньги, есть шанс убедить кого-нибудь, что именно нелегальная азартная игра и является целью собрания.
Мэйхью повернулся к журнальному столику, где на подносе, едва различимые во мраке, стояли четыре бокала и декантер. Пустую винную бутылку дворецкий оставил рядом. Мэйхью поднес ее к глазам, вглядываясь в этикетку.
— Сидни прислал нам пару бутылок «Шато-Лафит» восемнадцатого года, — сообщил он и стал бережно разливать вино из декантера.
— Необычайно любезно с его стороны, — сказал Бернард. — Я был бы признателен и за бокал кларета. От шампанского у меня всегда изжога.
— Шампанское — это для молодежи, — веско изрек сэр Роберт. — Кларет — вот единственный напиток для человека в моих летах.
Мэйхью повернулся к свету посмотреть, как вино играет в бокале.
— Сидни Гарен хороший малый, — произнес он, ни к кому особо не обращаясь.
Но Дуглас понимал, что эта ремарка предназначена лично для него. Он решил воздержаться от комментариев — впрочем, Мэйхью на него даже не глянул.
Дуглас смотрел на него и думал, что офицеров, даже отставных, видно сразу. Их всегда можно отличить по осанке, по манере держать голову. Дуглас подозревал, что даже в пьяной драке Мэйхью не позволил бы себе задирать подбородок, а большие пальцы рук старался бы держать по швам. Такие, как он, никогда не расслаблялись.
Один Бернард выделялся из их четверки своей рыхлой, склонной к полноте фигурой, мягкими белыми руками и внешней робостью. Бернард снял очки в роговой оправе и протер стекла шелковым платочком, который извлек из нагрудного кармана. Мэйхью поставил перед ним бокал с вином. Бернард поблагодарил его кивком, близоруко моргая.
Сэр Роберт пригубил свой бокал и сдержанно похвалил:
— Неплохо.
О винах урожая восемнадцатого года он был невысокого мнения, однако гордился своим обыкновением судить обо всем непредвзято. Он поставил бокал и улыбнулся — как улыбаются люди, у которых нет к этому привычки. Жесткое лицо было словно высечено из гранита, и лишь тонкие красные жилки на щеках и крыльях носа выдавали, что это человек, а не каменный истукан. Седые волосы у него были достаточно длинные, чтобы кудрявиться на загривке и над ушами, а лоб настолько низкий, что кустистые брови располагались совсем близко к линии волос. Глубоко посаженные глаза почти исчезали в темных тенях глазниц.