— А у тебя есть настоящая бритва?
— Не смотри на меня так. Да, тут есть хозяйские бритвенные принадлежности. В ванной на верхней полке.
Дуглас наклонился к ней и снова поцеловал.
— Извини, пора бежать. Мы ведь еще увидимся?
Она боялась, что он не спросит.
— А ты познакомишь меня с сыном? Ему нравится зоопарк? Я в восторге от лондонского зоопарка!
— Да, нравится. Дай мне только день-другой во всем разобраться. Со мной давно не случалось ничего подобного.
Он почти ожидал, что она засмеется, но она лишь кивнула и сказала нечто совсем неожиданное:
— Дуглас, я знаю, с кем ты вчера говорил. С сэром Робертом Бенсоном, полковником Мэйхью и Стейнзом…
— И что?
— Не отказывай им. Говори что хочешь — «да», «может быть», «попробую на той неделе», только не однозначное «нет».
— Почему? — Дуглас шагнул к ней, вглядываясь в ее лицо, но она отвернулась и как будто замерла не дыша. — Почему?
Простыня собралась складками вокруг ее шеи, как елизаветинский воротник, разметавшиеся по лицу волосы напоминали прожилки на розовом мраморе.
— Что ты знаешь об этих людях? Ты с ними как-то связана?
— Это они велели мне прийти в тот день в антикварную лавку Питера Томаса и спросить про пленку.
— И ты сделала все как тебе велели?
— Нет. Они еще хотели, чтобы я опознала тело в морге как Питера Томаса.
— Это было бы серьезным преступлением.
— Я сразу поняла, что ты крепкий орешек, и отступила. Им я ничего не должна.
— Что еще ты можешь про них рассказать?
— Больше ничего. Только мой приятель из «Дэйли ньюс», который пишет о Белом доме, говорит, будто Стейнз встречался с президентом. Трижды за последний месяц. Одна встреча была на президентской яхте и длилась почти два часа!
— В смысле, с президентом Рузвельтом?
— Да, конечно, я не о президенте универмага «Мэйси»! Эти люди затевают что-то очень серьезное, и я прошу тебя им не отказывать.
Дуглас хмыкнул.
— Они тебя убьют.
В подобное сложно было поверить, но в безумные времена нельзя с ходу отметать даже самые безумные предположения.
— С чего ты так решила?
Барбара села на кровати.
— Я военный корреспондент, Дуглас. И таких, как они, я видела очень много. Сам посуди: если выбор встанет между твоей жизнью и возможностью заставить Штаты признать Конолли, задумаются они хоть на секунду?
— А королева тоже в Тауэре? — спросил Дуглас эту женщину, которая, похоже, знала все.
— Нет. Королева и обе принцессы в частной резиденции в Новой Зеландии. У них нет никакого веса в политике.
«Ну это пока жив король», — мелькнуло у Дугласа, хотя озвучивать мысль он не стал.
— Можно отсюда позвонить? Надо вызвать автомобиль.
— Конечно, милый, аппарат в гостиной. — И она свернулась в клубок под одеялом.
— Барбара…
Она подняла голову. Дуглас хотел сказать: «Я люблю тебя», — но воспоминания о том, как он говорил те же слова Сильвии, помешали ему. Ничего. Успеется.
— И мой сын Дугги, и я очень любим зоопарк.
Дуглас набрал «Уайтхолл-1212» и попросил связать его с дежурным офицером уголовного розыска. После того как он назвал свое имя, в трубке раздалась серия щелчков, и наступила тишина. Наконец ему ответил голос Хута.
— Значит, автомобиль понадобился? Где вы, Арчер?
Дуглас беззвучно выругался. Теперь ему придется либо вовлекать во все это Барбару, либо отчаянно врать начальству.
— В телефонной будке на дальнем конце Белгрейв-сквер.
Это почти за углом, можно успеть добежать, если поторопиться.
— Болван! — беззлобно ответил Хут. — Зачем, по-вашему, мы позволяем развозить гостей таких вечеринок?
А, ну конечно… Водители уже все обо всех доложили. Кто куда, кто с кем и кто что ляпнул, перебрав шампанского.
— К этой девице поехали?
— Да, сэр.
Дуглас ожидал, что Хут отпустит какое-нибудь язвительное замечание, но немец лишь распорядился:
— Оставайтесь на месте. Сейчас я кого-нибудь пришлю, чтобы вас ко мне доставили.
— Куда, в Скотленд-Ярд?
Хут не удостоил его ответом и положил трубку.
Дуглас торопливо побрился чужой бритвой и собрался на выход. Барбара уже крепко спала, что он счел признаком чистой совести.
Снаружи его ожидал мотоцикл «БМВ» с коляской, формой напоминающей нос самолета, и двумя задними колесами на одной оси. На такой машине можно было въехать на настоящую гору. На мотоцикле были отличительные знаки лондонского штаба СС и соответствующие номера. Дуглас влез в коляску и кивнул водителю. Мотоцикл затарахтел, как пулемет, и с ревом, способным разбудить пол-Лондона, помчался по Гросвенор-плейс. В воздухе был разлит типичный для Лондона густой и жирный зеленоватый копотный туман, но водитель и не думал сбрасывать из-за этого скорость. Пеший патруль жандармов на площади перед вокзалом Виктория не обратил на них никакого внимания. У реки туман стал еще гуще, здесь в нем уже явно ощущалось зловоние. Проехав Воксхолльский мост, водитель свернул направо и погнал по улице с низкорослыми домами и высокими кирпичными заборами. На досках и афишных тумбах пестрели объявления о призыве добровольцев на немецкие фабрики, сообщения о выдаче пайков и свеженаляпанные афиши грядущей «недели дружбы», влажно блестящие в наполняющей воздух водно-копотной взвеси.
На южной стороне реки водитель остановился у наспех сооруженного контрольно-пропускного пункта, который представлял собой охраняемый часовыми и огороженный колючей проволокой отрезок улицы возле маленького уродливого здания с надписью «Брунсвик-Хаус, Южная железная дорога». Здесь, на открытой местности, туман был еще гуще. Вдоль реки тянулись складские сооружения и хлебные амбары. Со стороны Пула — части Темзы между Лондонским и Тауэрским мостами — слышно было, как корабли в грузовом порту готовятся к приливу, до которого оставалось полчаса. У дверей, недвижные, как два каменных изваяния, и словно невосприимчивые к клубящемуся вокруг туману, стояли два часовых СС — в белых перчатках и белых поясах, положенных для почетного караула. Водитель сопроводил Дугласа к ним и обратился к начальнику смены:
— Инспектор Арчер, направляется к штандартенфюреру Хуту.
Пожилой офицер изучил документы Дугласа и произнес на безупречном английском:
— Вам на дальний конец сортировочного парка. Транспорт берите с собой. Я отправлю с вами человека, он покажет дорогу.
Дорога оказалась недлинная, однако преодолел бы ее не всякий транспорт: мотоцикл переваливался через железнодорожные рельсы, стучал колесами по наполовину врытым в землю деревянным шпалам. Найн-Элмс, одна из самых крупных грузовых станций Европы, ныне пришла в полное запустение. Фонарь мотоцикла выхватывал из темноты обломки всякого хлама: ржавые колеса, разбитые ящики, а иногда, словно атакующий копьеносец, впереди вдруг возникал торчащий стрелочный привод. Кое-как лавируя среди помех, мотоцикл продвигался между длинными товарными составами, лязгающими и стонущими в зеленом тумане.
Впереди забрезжил свет прожекторов и показались фигуры пехотинцев в громоздких овчинных тулупах, которые обычно были у СС в ходу в зонах с более холодным климатом. В будке путевого обходчика устроили пост охраны. У Дугласа снова потребовали документы и после тщательного изучения сообщили куда-то по телефону о его прибытии. Финальные двести метров он преодолел под вооруженным конвоем. По пути несколько раз пришлось перейти через рельсы и поднырнуть между вагонами стоящего товарного состава. Лишь тогда Дуглас понял, куда его ведут. Впереди тянулась, уходя в туман, цепочка сияющих желтым светом прямоугольников. Это поезд. На соседнем пути стоял одинокий пассажирский вагон, из него доносилось гудение кондиционера воздуха и музыка Франца Легара — у расквартированных в нем охранников играл заводной граммофон. Пахло жареным луком.
Дуглас смотрел вперед, на поезд, к которому его вели. Очень длинный, с вагонами-платформами, на которых замерли в полной боевой готовности солдаты в шлемах за тяжелыми пулеметами.
— Что это за поезд? — спросил Дуглас конвоира.
— Почти пришли, — ответил тот. — Курить запрещено.
Вскоре они поднялись в вагон — совсем не обычный вагон. Повсюду в нем была хромированная сталь и кожа. Сиденья и столы складывались так, чтобы вагон можно было использовать как обзорный. Дуглас опустился в одно из кожаных кресел и стал ждать.
Через несколько минут в дальнем конце вагона открылась дверь, и в нее заглянул Хут. Увидев Дугласа, он кивнул и опять скрылся. Дуглас успел разглядеть за его спиной еще одного человека — в одной рубашке, без кителя. Человек стоял к двери затылком, волосы у него были острижены так коротко, что из-под них белела кожа. Он как раз повернулся сказать что-то Хуту, и Дуглас увидел перед собой круглое лицо, короткие усы и пенсне рейхсфюрера Генриха Гиммлера.
Прошло еще минут пять. Наконец, Хут появился. Дуглас был ошеломлен его видом. Если прежде штандартенфюрер своей осанкой и безукоризненной формой напоминал итальянского принца, теперь его сложно было принять за особу голубых кровей. Плечи поникли от усталости, глаза покраснели, и под ними залегли темные тени. Китель помялся и запачкался, сапоги и переброшенный через руку кожаный плащ покрывали грязь и царапины. Пришел он не один. Его сопровождал человек в группенфюрерском кителе с серебристыми нашивками — такие полагались только представителям высших эшелонов СС. Дуглас узнал в этом человеке профессора Шпрингера. В окружении Гиммлера — которое составляли преимущественно вояки, честолюбивые бюрократы, нечистоплотные законники и бывшие полицейские, — Шпрингер был единственным ученым. Однако, несмотря на академическое прошлое, он, как и многие немцы, с легкостью перенял повадки истинного прусского генерала. Долговязый, прямой, как палка, на жестком лице поблескивали очки. Впрочем, их Шпрингер сдернул с переносицы и убрал в карман, как только вышел с совещания у рейхсфюрера. Солдату очки ни к чему, это не мужественно.