— Дождь идет?
— Нет. И туман рассеялся. — Дуглас отпил из чашки и похвалил: — Очень вкусный чай.
— Добавила в эрзац ложку настоящего. Я все время просыпаюсь около четырех и уже толком не засыпаю.
— Вы неважно выглядите, миссис Шинан. Сейчас грипп ходит…
— Как вы думаете, мистер Арчер, я еще когда-нибудь увижу Тома? — спросила она, сосредоточенно мешая в своей чашке. — Сын все время спрашивает о нем, а я даже не знаю, что ответить ребенку…
Дуглас понял, что она только что плакала. Он знал, что родни у нее не осталось, и забота о сыне целиком легла на ее плечи.
— Том обязательно вернется, миссис Шинан.
— Им разрешают отправить весточку раз в два-три месяца. Да и то это просто напечатанная открытка с сообщением, что он жив-здоров.
— Лучше так, чем длинное письмо с сообщением о болезни.
Миссис Шинан выдавила из себя улыбку.
— Конечно. Вы правы.
— Конкретных дат пока не называли, но немцы обещали в ближайшее время отпустить военнопленных.
— Немцам-то велика ли печаль. — Миссис Шинан поджала губы. — Их женщины давно уже дождались своих мужей и сыновей. А до наших им нет никакого дела. Наши для них — дармовая рабочая сила. Ну что наше правительство может предложить им в обмен?
Дугласу нечего было на это ответить. Сейчас объявленный Германией порядок был следующим: за каждый десяток добровольцев, отправившихся на немецкие фабрики, опускали одного пленного. При таком раскладе Тому предстояло ждать освобождения еще долго.
— Не показывайте сыну ваших слез. Для него это будет тяжелее разлуки с отцом.
— У них в школе новый учитель. Заявил, что, мол, и Черчилль, и все наши солдаты были преступниками. Мальчик пришел домой и стал спрашивать меня почему.
— Я поговорю с ним, — пообещал Дуглас. — Объясню ему, что это не так.
— Им велено доносить на родителей, которые спорят с пропагандой.
— У немцев много дурных идей.
Допив чай, он встал.
— Мой сын вас очень уважает, мистер Арчер, — проговорила миссис Шинан. — Я вообще не знаю, что бы мы без вас делали. И, конечно же, я сейчас не про паек и деньги.
Дуглас смутился, а миссис Шинан торопливо добавила:
— Ой, совсем забыла! Тут посылка пришла!
— Какая посылка?
— На ярлыке указано, что из Скотленд-Ярда. Я подумала, может, от Гарри Вудса. Он ведь любит Дугги как родного.
— Адресована вам?
— Да нет же, вашему Дугги! Написано «Дугласу Арчеру-младшему», как в американских фильмах. — Заметив на лице Дугласа страх, она залепетала: — Я отнесла ее к вам в комнату. Не надо было? Что-то не так?
— Нет-нет, все в порядке, — заверил ее Дуглас и почти бегом поспешил к себе.
Посылку он сперва тщательно осмотрел. На ней был прилеплен ярлык СС и стоял штемпель Скотленд-Ярда — и то, и другое на вид настоящее. Печатный шрифт соответствовал новым машинкам «Адлер», которые недавно установили в немецких кабинетах. Об оплате отправления свидетельствовали не обычные печати, а наклеенные немецкие почтовые марки, которые использовались на всей официальной немецкой почте.
Рискнув приподнять посылку, Дуглас пришел к выводу, что для бомбы она слишком легкая. Честно говоря, он слишком устал, чтобы соблюсти все положенные меры предосторожности, так что он просто перерезал веревку и вскрыл сверток перочинным ножом. Внутри оказалась модель автомобиля нюрнбергской игрушечной фабрики «Шуко» — очень красивая, с рычагом, передачей, миниатюрным рулем и открывающимся капотом, под которым виднелся детально воспроизведенный мотор. На приложенной карточке изящным почерком генерала Келлермана было написано: «Храброму мальчику Дугласу Арчеру в день рождения. С самыми теплыми пожеланиями, Фриц Келлерман».
Дуглас понимал, что сын будет в восторге и от подарка, и от лично подписанной Келлерманом открытки. И все же на душе у него было неспокойно. Он снова аккуратно завернул игрушку в бумагу. До дня рождения Дугги оставалось еще три недели. За это время с миром могло произойти что угодно.
Глава 16
Поспать толком не удалось — Дуглас проснулся в тревожных мыслях о Джимми Данне. Куда делась фотокарточка в буром конверте, по которой он наводил справки? Задавшись этим вопросом, Дуглас резко сел на постели. Сон как рукой сняло. Где бы он сам спрятал конверт с уже надписанным адресом? Лучшее место, конечно же, ближайший почтовый ящик. Пальцем в небо, но проверить надо! Дуглас бросил взгляд на часы. Слишком поздно, чтобы попытаться перехватить конверт на сортировке, по времени он должен быть уже у почтальона.
В улице Мафекинг-роуд сквозило нечто отталкивающее. Ничто не связывало этот мрачный уголок Лондона с грандиозным успехом в англо-бурской войне, кроме громкого названия, зачем-то данного веренице чумазых и низкорослых кирпичных зданий.
Ворота перед домом, где жил младший Споуд, давно сняли и пустили в переплавку. На месте разрушенного бомбежкой соседнего дома кто-то устроил овощные грядки, но урожай был уже собран, и грядки густо заросли сорняками.
Не найдя звонка, Дуглас громко забарабанил по доскам, которыми было заколочено окно первого этажа. Барабанить пришлось долго, однако минут через пять в дверях все же показался жирный небритый тип в грязной нательной майке.
— Ну? Чего вам? — спросил он, зевнув и щелкнув подтяжками.
— Я уже был здесь. У школьного учителя по фамилии Споуд.
— И что теперь?
— Мне нужно войти.
— А давайте-ка вы сперва объясните зачем.
Дуглас толкнул его — ладонь почти провалилась в мягкий живот, прежде чем толстяк все же отступил в сторону.
— Не забивайте свою хорошенькую головку разными глупостями, — посоветовал ему Дуглас. — Ложитесь лучше назад в постельку на бочок.
— Да я давно встал! — возмутился толстяк.
Не обращая на него внимания, Дуглас прошел по коридору и открыл дверь в маленькую теплую норку, из которой этот тип, по-видимому, и вылез. Пахло немытым телом и лежалой капустой. На большом комоде умещались тарелки, чашки и блюдца, неоплаченные счета, полупустой блистер аспирина, разобранные на части карманные часы в стеклянном бокале, консервный нож и целый легион дохлых мух. На полке, прислоненный к стене, стоял засиженный мухами календарь за тридцать седьмой год, открытый на странице октября — с видом на гору Сноудон.
В углу была незаправленная постель — без простыни и с цветной диванной подушкой вместо обычной. На подушке валялся журнал комиксов «Денди», рядом на стуле стоял поднос с остатками довольно внушительного завтрака: перемазанная в желтке тарелка и огрызки от полудюжины ломтей бекона. Единственным углом, в котором царила идеальная чистота, был маленький письменный стол, на котором аккуратно лежали карандаши, перья и лист голубой промокательной бумаги. За телефонным аппаратом виднелась папка с надписью: «Взносы, Мафекинг, 1941». Но главным элементом обстановки был, несомненно, камин, в котором жарко горел уголь — редкая по нелегким временам расточительность.
— Ну и холодина сегодня, а, сержант? — проговорил толстяк.
— Инспектор, — поправил его Дуглас. — Инспектор Арчер, уголовный розыск Скотленд-Ярда.
В углу бубнил радиоприемник, передавая повтор субботней вечерней программы Би-би-си. Дуглас его выключил. Толстяк громко рыгнул и, собрав в себе достаточно энергии, чтобы растереть голые плечи, еще раз подергал дверь, проверяя, нет ли сквозняков.
— Инспектор… ну да, я так и понял…
— Комнату наверху кто-нибудь смотрел? — спросил Дуглас, оглядываясь в поисках утренней почты.
Толстяк этот был одним из так называемых «квартальных надзирателей». Захватив страну, немцы предложили сложившимся во время войны местным отрядам противовоздушной обороны сотрудничество. Многие согласились, и теперь через них немцы распределяли дополнительные продуктовые карточки, почту из лагерей военнопленных, зимнюю помощь и талоны на суп для нуждающихся. Вместе с этим квартальные надзиратели получали власть и влияние, а взамен должны были оказывать содействие в борьбе с «антисоциальными элементами». И в комплекс мер по этому содействию, конечно, входил осмотр соседской почты.
— Ни в коем случае! — воскликнул толстяк. — Комната наверху закрыта, все как приказали в полиции!
— Давайте только без пыли в глаза. — Дуглас раскрыл папку «Взносы». — Тут убийство расследуется.
— Чертов аристократ, щеголял тут своим пижонским акцентом, раздавал приказы, то не так, это не эдак, мусор вовремя не выброшен… — бубнил толстяк, следуя за Дугласом, как привязанный. — Теперь другие времена. Не для аристократов. Не при этой власти. Правильно ведь?
— Не всякий аристократ нынче до отрыжки объедается яичницей с беконом, сидя в натопленной комнате в одном белье, — заметил Дуглас. — И многим аристократам было бы очень интересно, откуда берется такая роскошь.
— А как не топить-то? Дом пострадал от бомбежки, того и гляди отсыреет и плесенью пойдет.
— Почтальон уже был?
Толстяк открыл ящик комода и поднес к глазам будильник.
— Ожидается с минуты на минуту, — сообщил он не без сарказма.
Дуглас тоже подошел к комоду, взял пачку писем и открыток и стал разглядывать. Все они были адресованы другим людям.
— Я марки собираю, — пояснил толстяк. — Мне соседи отдают. Кстати, могу предложить кой-чего, чтоб согреться.
— Норковую шубу?
Толстяк хохотнул.
— А вам палец в рот не клади!
Он выудил из ящика бутылку рома, с хлопком вынул пробку и щедро плеснул себе в чай, налитый в чашку с надписью «Отель Савой». Заключив, что слова инспектора означали отказ, он убрал бутылку и уселся с блаженным вздохом. Несколько минут спустя в почтовом ящике загремело. Толстяк начал вставать, но Дуглас остановил его, положив тяжелую руку ему на плечо.
— Сидите, надзиратель, — велел он. — На сегодня вам хватит физического труда. Я сам схожу.
В коридоре Дуглас снял с крючка ключ от комнаты наверху и полез за почтой.
Его догадка оказалась верна. Перед тем как Джимми взяли, он успел сбросить конверт с надписью «Фото. Не складывать» в почтовый ящик. Дуглас забрал конверт и пошел наверх. Там, в комнате, где они с Джимми нашли протез в ящике кухонного стола, он немного постоял и раскрыл конвер